Бесплатный фрагмент - Тибетские заметки

Эта книга необычная. Она — наше сотворчество, мое и ваше. В конце книги есть пустые страницы, предназначенные для ваших собственных мыслей, инсайтов, рисунков. Все, что проявится в процессе чтения, вы можете записать или зарисовать.

⠀

С любовью,
Ваша Софи Шеви

---

Крепкий турецкий кофе в крошечной чашечке окутывал приятным ароматом. Я прекрасно помнила все события, из-за которых за восемь месяцев до этой самой чашечки кофе перестала чувствовать вкусы и запахи. Но эти воспоминания больше не были для меня болезненными. Просто факты, не вызывающие никакой реакции.

Я вспоминала, как после обета молчания, который закончился целую вечность, а точнее, пять месяцев назад, я неожиданно как будто заново начала различать тончайшие нотки вкусов и ароматов.

На блюдце рядом с чашкой лежало миндальное пирожное. И это было очень хорошим знаком. Ведь именно такие пирожные-печенья мы когда-то покупали с прадедом в маленькой кондитерской на первом этаже нашего дома.

Помню, как прадед в рубашке и галстуке, статный, высокий и такой красивый в свои почти девяносто, держал меня за руку и низким глубоким голосом говорил:

— Добрый день! Нам, пожалуйста, миндальное пирожное.

Продавщица заворачивала угощение в белую бумагу и протягивала прадеду драгоценный сверток. А дома мы заваривали чай, наливали его в небольшие чашечки из тонкого фарфора. Разворачивали бумагу и, отламывая по маленькому кусочку, наслаждались печеньем, мягким внутри, но с хрустящей корочкой снаружи.

Приятные воспоминания кружили голову, улыбка не сходила с лица. Я возвращалась домой из тибетского монастыря. Путь из Катманду в Петербург лежал через Стамбул. Помню, что у меня остались очень приятные ощущения от стамбульского аэропорта. Я тогда подумала, что вернусь в него еще много раз. Так и произошло.

Последние десять лет я летаю через Стамбул постоянно и каждый раз вспоминаю тот самый перелет, который стал началом новой жизни…

---

БЛАГОДАРНОСТИ

От всей души благодарю Мир и Стихии за вдохновение!

Благодарю моих родителей, бабушек, дедушку, прабабушку и прадедушку за любовь, которая всегда со мной!

Благодарю моих близких за поддержку, понимание и душевное тепло!

Благодарю всех замечательных людей, которые помогли появлению этой книги!

Благодарю моих читателей за доверие и возможность делиться знаниями!

Во благо!

---

Пролог

— Слушай, я нашел выход. Ты летишь в Непал.

Димкин голос звучал в моей телефонной трубке, как с другой планеты. Я совершенно не понимала, о чем он говорит и какое отношение его слова имеют ко мне. Какой Непал? Куда я лечу? Зачем? Но закадычный друг детства умел говорить напористо, горячо и уверенно. Ему отчаянно хотелось мне помочь, и, найдя решение, Димка торопился со мной поделиться.

— Да, в Непал! Что ты молчишь? Я знаю, это именно то, что тебе сейчас нужно. Я только что говорил с коллегой, он оттуда родом. Он рассказал мне, что, когда у людей случается такое горе, как у тебя, они уезжают на месяц-два в монастырь. И возвращаются оттуда как новенькие! Решайся!

С того дня, когда вся моя жизнь покатилась под откос, прошло уже несколько месяцев. Все это время я тщетно пыталась выбраться на поверхность из черной бездонной ямы, в которую упала. Ничего не получалось. Сердце болело, но врачи только разводили руками: «Мы не можем ничего сделать, вы абсолютно здоровы. Лекарства тут не помогут, медицина бессильна». А у меня было такое чувство, как будто мое сердце и впрямь разбилось — буквально, безо всяких метафор — раскололось на тысячу маленьких осколков, и каждый из них теперь впивался в мою душу изнутри, не давая мне дышать.

— Я уже обо всем договорился, тебя там встретят, отвезут и найдут жилье, — продолжал Димка. — Все будет хорошо! Это железобетонно!

Я попыталась улыбнуться, услышав наше с ним кодовое словечко из детства. Я была рада Димкиному звонку. Но улыбаться у меня не получалось, как я ни старалась.

Впрочем, Димкина идея бросить все и рвануть в монастырь показалась мне на тот момент не такой уж сумасбродной. Терять мне уже было совершенно нечего, и любые перемены были лучше, чем ничего. Почему бы и не отправиться в тибетский монастырь на другом краю света и не пожить там немного, приняв обет молчания? Все остальные варианты спасения себя я уже перепробовала, ничего не помогало. Оставалось последнее — прыжок веры.

Через неделю я сидела в зале вылета аэропорта Пулково и смотрела на табло в ожидании рейса в Стамбул, а оттуда в Катманду. За огромными стеклами-витринами было видно, как взлетали в серое питерское небо самолеты. Тоже серые. Впрочем, последнее время вся моя жизнь была окрашена в этот цвет, без каких-либо цветовых нюансов. Серое небо, бесцветные люди, безвкусная еда, серая беспросветная жизнь…

Глава 1

Монастырь, в котором мне предстояло провести несколько месяцев, учась жить заново, оказался мужским. Мне нельзя было оставаться там на ночь, и друзья нашли мне жилье в ближайшей деревне. Местное семейство согласилось приютить меня в своем маленьком домике. Мне выделили целую комнату. На первый взгляд и сама комната, и весь домик целиком выглядели более чем скромно, но потом я поняла, что это был лучший вариант из всех возможных.

Во-первых, в комнате была печка (некое подобие нашей «буржуйки»), а это крайне актуально для жизни в горах, особенно по ночам. Во-вторых, там имелся душ — бак, в который вручную заливалась горячая вода. Я была очень удивлена, увидев это чудо техники, но потом оказалось, что мне еще очень повезло, потому что моя хижина была чуть ли не единственным в округе домом, оснащенным такой конструкцией. Как и любой человек, выросший в мегаполисе, я даже не задумывалась, каким чудом могут быть отопление, горячая вода и другие блага цивилизации. Только в Непале я поняла, насколько это на самом деле ценно.

Я вспомнила, что в детстве мне частенько приходилось умываться холодной водой, но это было летом на даче, было тепло, мы сутками пропадали на улице, купались в озере, и никакого дискомфорта холодная вода не вызывала. А сейчас вокруг меня были горы, +13 и ледяной ветер, так и норовящий прорваться сквозь многочисленные щели в маленьком домике.

Но в первый вечер пребывания в моем новом жилище я была слишком вымотана, чтобы размышлять о благах цивилизации. Долгий перелет и поездка по узким горным дорогам отняли у меня все силы. К тому же воздух в этой высокогорной местности был очень разреженным, и мне было сложно дышать. Все, чего мне хотелось, — это поскорее уснуть.

Хозяева оказались очень радушными и приветливыми людьми. Пока я принимала душ, они растопили печку в моей комнате, там стало тепло. Но постель все равно была очень холодной, и я вспомнила о том, что перед отъездом моя близкая подруга подарила мне флисовую пижаму с забавным зайцем. Пижама оказалась как нельзя кстати. Я пыталась устроиться поуютнее в постели и думала о том, что мгновенно усну, но не тут-то было.

Хозяйская собака Ши — большое пушистое существо, похожее на тибетского мастифа, — подошла к моей двери, стала громко лаять и требовать, чтобы я ее впустила. Поняв, что сопротивление бесполезно, я открыла дверь. Собака вошла и потерлась о мою руку. Я механически погладила ее, почесала за ушами. Ши взглянула мне в глаза… и впервые за очень долгое время мне захотелось улыбнуться.

Пушистая красавица устроилась у меня в ногах, кровать наконец-то нагрелась, и я мгновенно провалилась в сон.

Утром я встала очень рано. Мне предстоял нелегкий путь — около километра пешком вверх по горной тропе. Там располагался монастырь, в котором ждал меня Наставник.

Снаружи было холодно и темно. Хозяин дома любезно проводил меня до монастыря. Ши решила нас сопровождать. Они довели меня до ворот, но дальше уже не пошли.

Я очень хорошо помню, как первый раз вошла в ворота монастыря. Впереди меня ждала полная неизвестность. Конечно, я переживала, но в глубине души меня грела мысль, что вечером, когда я вернусь домой, снова поглажу Ши…

В монастырском саду ко мне подошел монах лет тридцати пяти в оранжевой тоге. Он поприветствовал меня, сложив ладони перед собой (в Непале этот жест называется «намасте»), и улыбнулся. Потом заговорил по-английски, спросил зачем-то точную дату моего рождения. Услышав ответ, попросил меня подождать и куда-то ушел.

Пока я ждала его возвращения, у меня было время осмотреться. Территория монастыря выглядела очень красиво: ухоженные кустарники и цветы, идеально чистый двор. Меня удивило, что двор непрерывно подметали, хотя, казалось бы, на земле и так уже не было ни соринки. И только позже я поняла, что в этом монотонном и, казалось бы, ненужном действии заложен очень глубокий смысл.

Монах вернулся и сказал, что он согласен быть моим наставником. Тогда я даже представить себе не могла, насколько кардинально этот человек изменит мою жизнь…

Поначалу я удивлялась, сколько мудрости в словах этого молодого человека. Но потом была по-настоящему поражена, узнав, что ему на самом деле не тридцать пять, как я решила, а почти на двадцать лет больше. Секрет его молодости я раскрыла позже. И он меня тоже немало впечатлил.

Наставник посмотрел на меня внимательно и сказал:

— В тебе очень много боли. Так не должно быть.

— Как вы поняли, что во мне есть боль? И что это именно боль, а не усталость после перелета или плохое самочувствие от разреженного горного воздуха? — удивилась я.

— Знаешь, когда я стою рядом с тобой, у меня начинает болеть сердце. Но это не моя боль, а твоя. И ты должна обязательно ее исцелить, ведь это чувствую не только я, но и весь мир.

Как он смог это почувствовать? И неужели действительно моя личная боль может иметь какое-то отношение ко всему миру?

Я объяснила монаху, что не так давно пережила по-настоящему трагические события, после которых потеряла смысл жизни. В надежде найти его, пройдя через обет молчания, я и приехала в Непал.

Наставник улыбнулся и сообщил, что мой обет молчания начнется завтра и будет продолжаться двадцать один день. Но мне надо будет не просто молчать. С помощью специальных упражнений я научусь очищать сознание от мыслей, быть «здесь и сейчас» и самостоятельно исцелять свою боль.

Честно скажу, это было не совсем то, чего я ожидала. Где-то в глубине души у меня теплилась надежда, что в таком особенном месте, как тибетский монастырь, найдется кто-то, кто сможет убрать мою боль с помощью чуда. Но Наставник объяснил мне, что этим всесильным «кем-то» могу быть только я сама.

Монах протянул мне белый камешек с дырочкой, через которую была продета красная веревочка. Мне тут же вспомнилось, как мы с бабушкой когда-то находили такие камушки на морском пляже и она всегда повторяла, что они — к удаче.

Голос Наставника вернул меня из воспоминаний в реальность.

— Постарайся, пока будешь молчать, не вести даже внутренние диалоги с самой собой.

Я кивнула ему и убрала камешек в карман. Наставник отрицательно покачал головой:

— Его лучше носить на шее как талисман. Это не просто камень. Тебе надо будет по несколько раз в день брать его в руки, отдавать ему свою боль, а после этого промывать в горном ручье и снова надевать на шею.

— Но как я могу отдать камню свою боль?

— Пробуй. Со временем сама поймешь, что надо делать, — улыбнулся Наставник.

Да уж, подробная инструкция, нечего сказать! Но ничего не поделаешь, другой мне не дали, и я принялась пробовать. Как все это может сработать, я тогда не понимала. Но не пыталась спорить с Наставником и возражать ему. Просто делала все, что он говорил. Было у меня какое-то внутреннее убеждение в том, что так надо.

Мне было очень комфортно в монастыре. Я с интересом изучала жизнь монахов. У них не было никакой иерархии, они заботились друг о друге даже в мелочах. А еще они выглядели намного моложе своих лет и не болели.

Однажды я спросила Наставника, в чем секрет хорошего самочувствия и сохранения молодости. «Улыбка», — сказал он. Можете себе представить? Все оказалось так просто. Улыбка! Ежедневная практика искренней улыбки способна сделать человека моложе минимум на пять лет.

Я задумалась над словами Наставника. И тут же стала замечать, что все монахи, которых я встречала, действительно абсолютно искренне мне улыбались. Для человека, приехавшего из Санкт-Петербурга, это поначалу выглядело очень странно. Тем более что они улыбались тепло, по-настоящему, без тени формальности.

Когда в монастыре пришло время мантр, Наставник пригласил меня присоединиться. Монахи сели в круг, я тоже устроилась рядом. Они начали петь. Это было не совсем пение, они скорее проговаривали слова особым образом, как будто отпускали их в большой мир. Мантры сопровождались звоном поющих чаш — музыкальных инструментов, похожих на огромные чаши, на которых монахи особым образом играли.

От нахлынувших странных незнакомых ощущений у меня закружилась голова. Внезапно стало очень дискомфортно и даже больно в районе солнечного сплетения. Я как будто физически ощущала свою душевную боль. А через несколько минут все прошло.

Мантры продолжались. Я попыталась различить слова на непонятном мне языке, которые произносили монахи. У меня ничего не выходило. И тогда я стала просто слушать, ощущая вибрацию, которую создавало пение и гудение чаш. Воздух уплотнился, стал похож на морские волны. Это было очень необычно. Ничего подобного я прежде никогда не чувствовала.

После пения мантр мы с моим Наставником расположились в монастырском саду. Он дал мне чашку с травяным чаем. Чашка была круглая, керамическая, больше похожая на пиалу. Наставник сказал, что у него для меня есть еще одна практика, которая мне поможет справиться с душевной болью.

— Чтобы лучше понять ее смысл, ты должна послушать одну древнюю притчу, — добавил он.

Я была очень заинтригована. И Наставник стал рассказывать:

— «Однажды ученик спросил у одного просветленного мастера:

— Что мне делать, чтобы достичь просветления?

— Носить воду и рубить дрова.

— А что мне делать дальше, когда я достигну просветления?

— Носить воду и рубить дрова.

— Но, мастер, в чем же тогда смысл просветления?

— В том, чтобы научиться слушать свое сердце и получать радость от простых вещей».

Наставник замолчал и улыбнулся. Я тоже молчала и пыталась понять, что же он хотел до меня донести. Идея получать радость от простых вещей мне однозначно нравилась. Но радоваться в последние несколько месяцев у меня категорически не получалось. Поэтому я решила все-таки спросить его напрямую:

— Вы хотите сказать, что мне надо будет носить воду и рубить дрова?

— Рубить дрова необязательно, — засмеялся он, — можно вместо топора взять метлу. И мести двор.

Я кивнула головой в знак согласия. Хотела улыбнуться ему в ответ, но не смогла.

Наставник посмотрел на меня с сочувствием.

— Тебе тяжело улыбаться?

— Да…

— Я знаю, что тебе сложно, но ты должна начать улыбаться. Улыбка — это лекарство от боли.

— Но я не могу сейчас улыбаться искренне…

— Это не имеет значения. Просто начни улыбаться. Улыбка разбудит свет.

Я тяжело вздохнула. Непростая практика… Нет, меня совершенно не пугала перспектива носить воду и мести двор. Даже наоборот. Я обрадовалась тому, что мне предстоит монотонный труд, он помогает забыться.

Но вот улыбка… Какой свет она может разбудить, если в душе у меня сейчас полный мрак? Как заставить себя улыбаться, когда хочется плакать? Как найти в себе свет, когда тебе ужасно плохо? Настолько плохо, что ты даже есть не можешь, не чувствуешь вкуса еды и впихиваешь в себя насильно кусок за куском только потому, что понимаешь: голодная смерть — не вариант.

Я не могла найти повода для радости. Мир для меня в тот момент был похож на глубокую черную бездонную яму, мрак которой даже солнечный луч не в состоянии пробить. И выбраться из этой ямы, как мне казалось тогда, просто невозможно.

Как же я ошибалась…

Именно в тот день я начала потихоньку выбираться из своей ямы и двигаться к свету.

Глава 2

— Завтра начнется твой обет молчания… Но это будет после обеда. До обеда ты попробуешь улыбаться, а потом расскажешь мне, как у тебя это получается.

Голос Наставника вернул меня к реальности.

— А когда обед? Во сколько? — уточнила я.

Он улыбнулся:

— Зачем часы, когда есть солнце? Оно будет вон там, — Наставник указал рукой в направлении горы. Я на всякий случай кивнула, хотя задачу мне это не упрощало. Как определить, во сколько точно будет обед? Наставник сделал «намасте», я ответила ему, погруженная в мысли о том, как бы не пропустить назначенное время.

Я решила на всякий случай не уходить с территории монастыря и периодически посматривать на дверь кухни, чтобы не пропустить начало обеда. Улыбаться не получалось совсем.

Устроившись на скамейке в саду, я рассматривала камешек, который мне дал Наставник, и размышляла, каким образом он сможет мне помочь.

И тут меня накрыло. «Ну приехала ты на другой конец света. Зачем? — спрашивала я себя. — В поисках чего? Исцеления?! Как ты себе это представляла? Может, ты надеялась, что в тайных подвалах монастыря хранится машина времени? И что стоит бросить в нее камешек, улыбнуться, а для верности еще плеснуть водой и махнуть топором, а потом подпереть дверь метлой, повязать на нее красную нить — и вуаля? Машина времени перенесет тебя в прошлое, где все хорошо и все счастливы? А ты ее выключишь и останешься там навсегда…»

Слезы текли по моим щекам. Я знала, что они должны быть соленые, но вкуса не ощущала. Закрыв лицо руками, я беззвучно плакала.

— Это вот так у тебя на родине улыбаются?! — спросил неожиданно возникший рядом со мной Наставник.

— Нет. Но я не могу улыбаться! Просто не могу! — со слезами в голосе ответила я.

— Сейчас не можешь. Но это пройдет. Все проходит, — успокоил меня Наставник. — А ты можешь сделать, чтобы прошло быстрее.

— Но как?

— Улыбайся.

Наставник пригласил меня следовать за ним. Он отвел меня в комнату, где хранилась посуда, показал на полку с кувшинами и попросил выбрать один из них.

— Найди тот, который тебе подходит. Это очень важно!

Задание было сложным, поскольку мне все кувшины казались одинаковыми. Я не видела абсолютно никакой разницы между ними.

— Выбирай сердцем, — подсказал Наставник.

Сердце мое не проявило ни малейшего интереса к процессу выбора кувшинов. Оно молчало, оставаясь лишь сторонним наблюдателем.

В этот момент мне вспомнилось, как бабушка когда-то учила меня слушать свое сердце, если я заблужусь в лесу. Тогда у меня отлично получалось его слышать, и я всегда находила дорогу домой.

Я закрыла глаза и мысленно попросила бабушку помочь мне в выборе правильного кувшина. Тут же в памяти всплыла ее добрая, согревающая сердце улыбка.

Открыв глаза, я уже точно знала, какой кувшин мне надо взять, и показала на него рукой. Наставник одобрительно улыбнулся и сказал:

— Бери кувшин и пойдем!

Оказавшись за воротами монастыря, мы пошли по тропинке и минут через десять добрались до горного ручья. Мой спутник наполнил кувшин водой и протянул его мне.

— Улыбнись, — попросил Наставник. — Если тебе тяжело улыбаться просто так, давай совместим два упражнения. Ты будешь носить воду с улыбкой. Но если заметишь, что перестала улыбаться, тебе придется вернуться обратно к ручью и вновь наполнить кувшин водой. И так ты будешь делать до тех пор, пока не проделаешь весь путь до монастыря с улыбкой.

Обратно я шла, неся кувшин и улыбаясь. Но моя улыбка была похожа скорее на оскал.

Воду в монастырь я несла не просто так. Мне надо было ею полить какое-нибудь растение. Не особо задумываясь, я вылила содержимое кувшина под один из многочисленных кустов, растущих на территории монастырского сада. Но Наставник отрицательно покачал головой. Я оказалась никудышным садоводом, поскольку полила куст, который кто-то уже поливал до меня. Надо было сначала потрогать землю. Если она мокрая — ищи другой куст, который действительно нуждается в поливе. Растение, за которым ты будешь ухаживать, проявляя искреннюю заботу, поможет тебе избавиться от боли. Так объяснил Наставник.

— Растениям важна не только вода сама по себе, но и энергия, которой эта вода заряжена. От воды, которую зарядили улыбкой и любовью, они расцветают. А если ты будешь нести воду, чувствуя при этом боль, злость и ненависть, — только навредишь растениям. Улыбайся, ведь ты ответственна за растения, которые поливаешь.

Очень неординарный взгляд, согласитесь? Но мне очень отзывалось такое отношение к природе. Позже я узнала, что практика носить воду или мести двор, улыбаясь, — очень древняя. Она встречается на разных континентах. Все-таки удивительно, как много тайн знали люди в древности, нам сейчас многие из них недоступны.

Начался обед. Я съела овощи и рис, не почувствовав никакого вкуса. Впрочем, это меня не удивило. После трагических событий, которые я пережила полгода назад, вся еда стала безвкусной. Такой вот психосоматический сбой. Поэтому я давно уже ела просто для того, чтобы не умереть от голода.

После обеда я опять отправилась за водой. Я решила практиковаться снова и снова. Раз уж я здесь, надо использовать все шансы. Идя с кувшином по горам и пытаясь улыбнуться, я представила себе Димку. Как он будет смеяться, когда я ему все это расскажу! Подумав о своем друге, я на долю секунды ощутила, что моя улыбка — настоящая. Впрочем, это чувство тут же исчезло. Пришлось возвращаться к ручью. А потом еще раз. И еще. Бесконечно много раз.

Глава 3

Начался мой обет молчания. Я не должна была разговаривать, но при этом обязана делать практики, в том числе и с камешком. Который, кстати, очень боялась потерять.

Вечером, когда я возвращалась домой, меня преследовало странное чувство, мне было неспокойно. На середине дороги меня встретила Ши.

Как же я была ей рада!

Она потерлась о мои колени, я погладила ее, и остаток пути мы проделали вместе. Ночью она снова улеглась у меня в ногах, а наутро проводила меня до ворот монастыря.

Утро в монастыре начиналось с пения мантр на рассвете. Можно было их петь или просто слушать, но присутствовать нужно было обязательно. После этого завтрак. Монахи обычно ели цампу — кашу из ячменной муки с добавлением молока дри (самка яка) и масла из него же. Некоторые предпочитали овощи и рис, приготовленные в печке. После еды можно было выпить травяной чай или напиток с молоком дри. Мой Наставник предложил мне травяной чай. Но я должна была не просто выпить его, а сделать практику. Смотреть на пиалу с чаем и не думать ни о чем, кроме чая. До тех пор, пока не остынет чашка. Обычно это занимало минут двадцать.

Казалось бы, что тут сложного? Просто думай о чае. Но «просто» у меня не получалось даже близко. Огромное количество мыслей носилось в голове, как серферы на океанских волнах.

Немного попрактиковавшись с чаем, я отправилась за водой. Для меня было важно принести воду, которая пойдет на пользу растениям. Это был дополнительный стимул улыбаться.

Мысленно подводя итоги дня, я осознала, что обет молчания оказался совсем не таким, как я ожидала. Мне казалось, что я просто перестану разговаривать на какое-то время. Но на деле кроме молчания как такового мне нужно было каждый день приносить один кувшин воды, поливать ею любое растение в саду, концентрироваться на чае как минимум четыре раза в день, отдавать боль камню и промывать его в воде, слушать мантры. В общем, свободного времени не было совсем.

К концу второго дня я решила попробовать отдать боль камню. Нашла подходящее место около ручья и попыталась это сделать. Сначала я ничего не чувствовала, потом внезапно расплакалась. Точнее, громко разрыдалась. Неожиданно ко мне подошла Ши. Я прижала ее к себе. Она была большая, теплая, и от нее почему-то пахло хвоей. Мои слезы капали на ее шерсть. Я стала гладить Ши и почти сразу успокоилась. Потом промыла камень в проточной воде и снова надела его себе на шею.

Домой мы шли вместе. Ши выглядела очень довольной, она как будто понимала что-то, чего еще не знала я. Оглядываясь назад, я думаю, что так и было. Ши совершенно точно понимала то, что я сама осознала гораздо позже. Эти инсайты изменили впоследствии всю мою жизнь.

Утром мне очень не хотелось просыпаться, но я понимала, что надо. Я встала, сделав над собой большое усилие. Печка давно остыла, и в комнате было холодно. Когда я вышла в гостиную (я позволю себе так назвать это помещение, по формальным признакам оно соответствовало названию), меня уже ждал горячий тибетский чай. Хозяева дома знали, что я взяла обет молчания, и, обладая природным чувством такта, не говорили со мной, только улыбались, кивали головой в знак приветствия и готовили для меня чай утром и вечером. Это было очень приятно.

Перед мантрами можно было пить только воду или чай. Холодной воды мне не хотелось совсем, а вот чай пришелся как нельзя кстати.

Надо сказать несколько слов об этом напитке. В европейском понимании это вообще не чай. Он соленый, с молоком и маслом дри или Леди яг (так ее называют местные) и невероятно согревающий.

Выпив чай, я отправилась в монастырь. Ши снова шла рядом до самых ворот. По непонятной для меня причине в ворота она не пыталась заходить. Провожала меня, разворачивалась и шла дальше по своим собачьим делам, несомненно, очень важным.

Слушая мантры, я ощущала вибрации и потихоньку запоминала слова. Во время завтрака едва притронулась к еде — аппетита не было совсем. Попробовала сконцентрироваться на чае. Две чашки подряд остыли у меня в ладонях, но никакого результата не было. Мысли, мысли, мысли… Какое-то бесчисленное множество мыслей скакало в моей голове, выпрыгивая, как чертики из множества табакерок одновременно. Но я не сдавалась. Я снова и снова пыталась думать только о чае. Потом, махнув рукой на неудачные попытки концентрации, взяла кувшин и пошла за водой.

На обратном пути мне встретился монах. Он улыбнулся мне, и в этот момент я осознала, что снова не улыбаюсь. Пришлось опять вернуться к ручью. В первые дни мне удавалось принести воду в монастырь примерно с десятой попытки. У меня уже установился своеобразный ритуал. Я трогала землю, находила куст, который давно не поливали, благодарила его и выливала под него всю принесенную воду. Осознавая, что вода, которую я столько раз меняла, прежде чем донести до куста, принесет ему пользу.

А еще благодарила друзей, которые перед отъездом подарили мне безумно удобные и теплые горные ботинки. Мысли об этом и благодарность друзьям помогали мне улыбаться.

День тянулся долго, концентрация давалась мне сложно, мантры запоминались с большим трудом. Радовала только одна мысль — о том, что вечером я снова увижу Ши, поглажу ее, а она будет смотреть на меня своими умными, блестящими, черными, как угольки, глазами.

В деревню я возвращалась вместе с одним из монахов. Я очень переживала, что он начнет со мной разговаривать, и даже показала ему свой камешек на красной веревочке. Он улыбнулся и кивнул головой. Мы шли молча, и в этом молчании было что-то очень хорошее. То, что не выразишь никакими словами.

Дома меня снова ждал горячий чай. Ши смотрела на меня, и в глазах ее читался вопрос: «Где ты ходишь? Я уже давно жду, и чай остывает!»

Печку растопили, и в моих «апартаментах» стало тепло и уютно. Хозяева принесли мне дополнительный плед, на случай если ночью похолодает. С помощью знаков спросили, не мешает ли мне Ши. Я отрицательно покачала головой.

Ши уже привычно улеглась на плед у меня в ногах. Честно говоря, она согревала в миллион раз лучше любого пледа.

Глава 4

Шла вторая неделя в монастыре. Я понемногу начала различать слова мантр и уже мысленно пыталась повторять их про себя. Однажды во время пения я почувствовала едва заметное тепло в районе позвоночника. Ощущение было странное, но довольно приятное.

Я сделала еще несколько попыток отдать боль камню. Все они снова и снова завершались моими слезами. Легче мне от этого не становилось, но я все равно продолжала.

Очень хорошо помню то утро, когда начались первые изменения. Было холодно, совершенно не хотелось вставать, и только пряный аромат травяного чая заставил сбросить остатки сна и вылезти из постели.

Я вышла в гостиную и с удовольствием взяла в руки большую керамическую кружку, на которой было нарисовано солнце. Смесь из высушенных трав, залитых кипятком, оказалась очень вкусной. Я вдруг осознала, что пью этот напиток с удовольствием. Впервые за долгое время. Это был существенный шаг на пути к новой жизни — после двух недель молчания, хождения по десять раз в день за водой, мантр и упражнений на концентрацию я снова чувствовала вкус.

По дороге в монастырь я поймала себя на мысли, что начинаю улыбаться. Снова. Как в прошлой жизни.

После утренних мантр я налила себе чай, чтобы поработать над концентрацией. И у меня получилось! Я думала о чае недолго, всего около минуты, но я смогла это сделать! С этого момента уверенность в том, что я справлюсь, уже не покидала меня. Я подумала, как бы мама обрадовалась, если бы узнала о моих успехах. В голове зазвучал ее мягкий, ласковый голос: «Я тебя люблю, как от Земли до Луны, вокруг звезд и обратно!» Мы с ней прочитали эту фразу в какой-то книжке, и мне она очень понравилась. Мама часто говорила так, когда я была маленькой, и продолжала повторять, когда я уже выросла. Я обнимала ее, а она гладила меня по голове. У нее были изящные руки, аристократические, с красивым маникюром. Я помнила аромат ее духов. Мы всегда были подругами. У меня не было от нее секретов. Я рассказывала ей все. Но больше уже не расскажу. А она не обнимет меня. И не засмеется. Никогда…

Никогда. Какое страшное слово! Оно похоже на скрежет заржавевшего металла.

Никогда больше не будет наших семейных праздников, не будет стихов, песен, веселья. Бабушка с дедушкой не сядут за стол. Папа с мамой не будут танцевать. Всего этого больше нет. Их нельзя вернуть. И некем их заменить.

Мне казалось, что черная дыра в сердце не затянется никогда.

Я ушла к ручью. Больше часа отдавала камню свою боль. Боль была не только душевная, но и физическая. Сердце буквально разрывалось на куски. Я не могла дышать.

Внезапно в голове зазвучали бабушкины слова: «Ты должна жить, ты должна стать счастливой. Девочка моя, ты слышишь? Ты все сможешь, ты сильная! Живи, обязательно живи счастливо. А мы будем сверху смотреть на тебя». Она действительно произнесла эти слова, когда была в больнице. Я тогда уснула у ее кровати. Утром ее не стало.

А за полгода до этого умер дедушка. У нас с ним был свой особый мир, в который мы никого больше не пускали. Дедушка привил мне любовь к литературе и живописи, мы ходили в театры и музеи, часами обсуждали книги и картины, читали друг другу стихи. Наш с дедушкой мир умер вместе с ним.

За полтора года я потеряла дедушку, бабушку и маму. Все сразу потеряло смысл — моя любимая работа, моя карьера. Зачем все это? Зачем, если я уже не смогу свозить маму в кругосветное путешествие, о котором она мечтала? Зачем, если я не смогу сходить с дедушкой в музей?

У меня остался папа. Он старался как мог меня поддержать, но у него не было сил даже на то, чтобы выстоять самому. Папа так любил маму, что его не стало вместе с ней. Мама была смыслом его жизни, источником радости. Его мир рухнул, и он так и не смог выбраться из-под обломков.

Воспоминания обрушились на меня лавиной. Я перестала их контролировать. Только сильнее сжимала камень в руках. Потом опустила его в воду. Вода была ледяная, но я не чувствовала холода.

Вообще ничего не чувствовала, кроме пронизывающей насквозь боли. Боль сжимала сердце. За последние месяцы я уже сроднилась с моей болью, но где-то в глубине души чувствовала, как отчаянно хочу научиться жить без нее.

Я отдавала боль камню и снова опускала его в ручей. Бесконечно много раз. И вдруг почувствовала, как что-то во мне начало меняться…

Надев на шею камешек, я вернулась в монастырь, взяла кувшин и пошла за водой. Снова нахлынули воспоминания. Мне восемь лет. Я учусь прыгать с трамплина на лыжах, но ничего не получается.

— Сколько раз ты попробовала прыгнуть? — спрашивает меня папа.

— Около десяти, — говорю я.

— Если ты попробуешь сто раз и у тебя все еще не будет получаться — вот тогда можешь больше не прыгать, — говорит папа.

У меня тогда получилось, причем не с сотого раза, а гораздо быстрее. Но папин совет я запомнила на всю жизнь, и он часто помогал мне не сдаваться и идти к цели.

Почему я именно сейчас вспомнила папины слова?

Какая у меня сейчас цель? Исцелить душевную боль и научиться жить заново. Знаю-знаю, шансов мало, точнее, один на миллион. Но он все-таки есть. Я ведь неслучайно оказалась в этом особенном месте рядом с просветленными людьми, обладающими древними секретами. Значит, надо пробовать!

В тот день мне впервые не пришлось возвращаться к ручью. Всю дорогу до монастыря я шла и улыбалась. Мой любимый куст, который я поливала чаще других, ждал меня. Ну или мне так показалось…

В тот день меня впервые попросили подмести двор. Я согласилась с удовольствием. Мне казалось, что я не просто мету дорожки, но и заодно выметаю все негативные мысли из своей головы.

«Все! Хватит! Не хочу больше боли!»

Перед обедом снова были мантры. Я повторяла их снова и снова. И вдруг словно впала в транс. Мое дыхание стало спокойным. Я увидела себя через много лет. Я стояла на морском берегу и была счастлива. Сейчас я уже знаю, что видение было неслучайным, ведь именно этот самый берег я вижу теперь из окна каждое утро. А в тот день я поняла, что все изменилось. Я буду жить дальше и сделаю все, чтобы вернуть себе себя.

Когда я возвращалась домой, дул сильный ветер. Он пронизывал меня насквозь, но мне было все равно. Еще одно испытание на прочность. Ну и пусть! Я сильная, я выдержу. В мыслях я снова и снова возвращалась на тот берег моря, который увидела во время пения мантр. От этого становилось тепло внутри.

На пороге дома меня уже встречала Ши. Я кивнула и улыбнулась хозяевам дома, они протянули мне кружку горячего чая с молоком Леди яг и медом диких пчел. Это было восхитительно вкусно. За время пребывания в монастыре мои вкусовые рецепторы обострились и я стала различать тонкие нотки вкуса, которые не чувствовала раньше.

Стоп! Мед. У меня же на него в детстве была сильная аллергия, и я всю жизнь считала, что мед мне нельзя! А теперь получается, что никакой аллергии нет?! Я же не первый раз пью здесь чай с медом. И все в порядке.

Мысль о том, что у меня больше нет аллергии, меня несказанно обрадовала.

Несмотря на то, что обет молчания длился уже почти две недели, у меня ни разу не возникло желания с кем-нибудь поговорить. Наоборот, хотелось сохранить все свои ощущения внутри. Я уютно устроилась в кровати, от печки исходило приятное тепло, чай согревал изнутри. Ши сидела рядом, я гладила ее. Мне было хорошо! У меня появилась надежда… С этой мыслью я уснула.

Утром я проснулась чуть раньше, и у меня было время, чтобы насладиться чаем, перед тем как вновь идти в монастырь слушать мантры. Я уже начала различать их слова и даже пела про себя вместе с монахами. Тепло, которое пришло ко мне несколько дней назад во время пения, теперь чувствовалось почти постоянно, пока звучали мантры.

В течение следующей недели я довела концентрацию внимания на чае до пяти минут. Это было потрясающее ощущение чистоты сознания. Чувство сродни легкому приятному морскому бризу. Раньше я ничего подобного никогда не чувствовала.

Я продолжала ежедневно ходить за водой, поливать растения и улыбалась уже почти без усилий. Я мела двор, выметая негативные мысли из себя. Каждый день я отдавала боль своему камешку и с благодарностью промывала его в воде. К концу недели у меня появилось ощущение, что лимит слез почти исчерпан, стала появляться легкость, которая постепенно накапливалась внутри. Но тогда я еще не знала, что самое интересное ожидает меня впереди.

Глава 5

Прошло уже больше двух недель с момента моего обета молчания, но желание разговаривать так и не появилось. Я понимала, что, если оно не появится к концу недели, надо будет попробовать продлить обет еще на какое-то время.

Надо сказать, что мое эмоциональное состояние улучшалось с каждым днем. Я ежедневно отдавала боль камню, но плакать мне уже не хотелось, и боль в груди прошла.

Ши часто по утрам провожала меня до монастыря, а по вечерам проводила со мной время у печки, положив голову мне на колени. Сейчас я понимаю, что именно она дала мне ту эмпатию, в которой я тогда так нуждалась. В тот непростой период мне не хотелось слов, мне нужно было только молчание и душевное тепло. Ее искренность и понимающий взгляд заполнили пустоту, которая была у меня внутри.

Безусловная Любовь — огромная сила. Именно ее мне и дарила Ши. Разумеется, монахи научили меня многому, но Ши вернула мне Любовь.

Я привыкла рано вставать по утрам. Вкусный горячий чай был той самой мотивацией, которая делала ранние подъемы приятными. Я убедилась, что негативные мотивации, понукания и насилие над собой не работают. Мне нужно ощущать, что меня ждет впереди что-то хорошее, радостное и приятное.

Я продолжала петь мантры, уже отчетливо разбирая слова. Мне нравилось это делать. И я чувствовала, что наполняюсь не только теплом, но и энергией и жизненной силой.

На двадцатый день своего молчания мы с Ши отправились к ручью. Я попробовала отдать камню свою боль, но вдруг осознала, что отдавать мне больше нечего. Боли не было. Это было потрясающее чувство. Мне больше не больно!

Я все помнила, я не стерла из памяти ни один из эпизодов своей прошлой жизни, но это были всего лишь воспоминания, а не болевые точки, которых стоит лишь коснуться — и я рыдаю навзрыд. И с той минуты вспоминаться стали только самые счастливые моменты. Как будто моя память переориентировалась с боли на радость.

Очень довольная, я прижала к себе Ши. Мне вдруг захотелось сказать ей вслух, какая она умница и как я ее люблю. Это был прорыв. Я не хотела больше молчать. Хотела делиться своими эмоциями. А значит, пришла пора двигаться дальше.

На следующий день молчание давалось мне с большим трудом. Мне хотелось разговаривать с Ши, хвалить ее. Я поняла, что пришло время снимать камешек с шеи. У нас с Наставником была такая договоренность. Как только я пойму, что молчать больше не могу, просто снимаю свой камешек. Это будет означать, что обет закончен. Я решила, что подожду до завтра, но наутро, дотронувшись до шеи, поняла, что камешка там больше нет. Веревочка разорвалась сама собой именно в тот момент, когда я поняла, что мой обет закончен. Это была какая-то мистика, но тем не менее все произошло именно так. Камешка на шее больше не было, а значит, я все правильно решила. Это знак!

Придя утром в монастырь, я поздоровалась с монахами, они улыбались мне. Было ощущение, что я нахожусь именно там, где и должна быть в данный момент.

— В тебе больше нет боли, — сказал мой Наставник. — Ты готова к общению с миром, можешь уезжать из монастыря. Или, если решишь, оставайся здесь, тебе еще многому надо научиться.

Конечно, я решила остаться. У меня была масса вопросов, на которые я хотела найти ответ. Например, как эти люди сохраняют здоровье, молодость и жизнелюбие? Почему рядом с ними всегда так хорошо себя чувствуешь, как будто каждый из них — это маленькое солнышко? Впрочем, тогда я даже не представляла, сколько тайн мне еще предстоит для себя открыть.

Дома меня уже ждала Ши. Она стояла на пороге, и ее взгляд говорил, что она меня уже заждалась. Я села на колени перед ней, обняла ее и сказала, как я ее люблю. Весь вечер я что-то ей рассказывала, она внимательно слушала и смотрела на меня с интересом, а потом вдруг закрыла лапой глаза.

Это было забавно. Как будто она хотела сказать: «Я устала, хватит на сегодня, давай спать!» И мы уснули. В ту ночь я впервые спала не просыпаясь, и мне снился восхитительный сон, словно я летаю над морем.

Я не могла даже предположить тогда, насколько вещим окажется этот сон…

Глава 6

Началось мое обучение в монастыре. Это был незабываемый мистический опыт, который навсегда изменил мое отношение к жизни.

В первый день учебы я шла по дороге к монастырским воротам и улыбалась. Несмотря на то, что вокруг меня была темнота, а в лицо дул ледяной ветер, мне не было ни холодно, ни страшно. Меня словно что-то согревало изнутри. Я знала, что скоро взойдет солнце, станет тепло и с каждым днем будет становиться все теплее. Словно весна начиналась не только в природе, но и в моем сердце.

Начав говорить после обета молчания, я словно пробовала слова на вкус. Я стала ощущать ту мощную силу, которую они несли в себе. На первом уроке Наставник предложил мне почувствовать цвет слов, которые я произношу. Какого цвета слова любви? Какой оттенок имеют слова благодарности, похвалы и других позитивных эмоций? Отличаются ли они цветом от злых и грубых, обидных слов, слов ненависти и боли?

— Я должна придумать цвета слов? — переспросила я.

— Нет, не придумать, а почувствовать, — загадочно ответил Наставник. — Люди слишком много думают, вместо того чтобы чувствовать.

Поначалу эта задача показалась для меня непосильной. Я человек с западным мышлением. Я привыкла думать. Целый день я представляла себе цвета разных слов и понятий и изо всех сил пыталась их почувствовать. Теперь к упражнениям на концентрацию внимания и мантрам прибавились еще и мысли о цветах слов. Странно звучит, да? Думаю, как минимум парочка знакомых психиатров сильно заинтересовалась бы таким ходом моих мыслей…

Но к счастью, в монастырях нет психиатров. По крайней мере, тех, что могут предложить комфортабельную палату с мягкими стенами в уютной больничке.

После нескольких дней тренировки я смогла почувствовать едва различимые цвета слов. Даже не слов, а их смысловой нагрузки, их энергии. Слова любви были золотистыми, слова благодарности — желтыми, похвала имела оранжевый оттенок, радость — бирюзовый. Вдохновение и развитие были зеленого цвета, слова, связанные с мистикой, — фиолетовыми, а с исцелением — синими. А вот все негативные слова были серыми или черными. У них не было ярких цветов.

Но сколько бы я ни пыталась представить эти слова и их цвет четко — у меня это никак не получалось. Я пошла к Наставнику, чтобы рассказать о своих «исследованиях».

— Ты мне расскажешь об этом завтра днем. А пока у меня для тебя новое задание. Тебе нужно будет сходить в деревню и забрать там два пледа, которые для монастыря связала мастерица. По дороге смотри на людей, которые тебе встретятся, слушай их разговоры и попытайся почувствовать цвет их слов.

Я очень удивилась. Как я проверю себя? Как пойму, о чем они говорят: о любви, благодарности или о злости и разочаровании? Я не говорю на их языке.

— Это все не имеет значения. Прекрати думать и начни чувствовать! — сказал мне Наставник.

Я была заинтригована. Вечером, придя домой, я рассказала Ши о том, что произошло со мной за день, она слушала меня, смотрела с пониманием, а потом снова закрыла лапой глаза, давая понять, что разговоры разговорами, но пора и честь знать, то есть ложиться спать.

Наутро в монастыре я пыталась почувствовать, о чем говорят между собой монахи. Они говорили очень мало, и энергия их слов была в основном золотистой или желтой. В общем, сплошная любовь и благодарность. Никакого шанса проверить остальные версии.

Принеся свой традиционный утренний кувшин с водой и полив куст, я отправилась в деревню. Женщина, которая связала пледы, отдала их мне и тепло улыбнулась. Она что-то сказала, и ее слова были золотистыми. По крайней мере, мне так показалось.

Я прекрасно понимаю, что для большинства людей, живущих в привычном западном социуме, мои мысли кажутся какой-то дикостью. Как слова могут иметь цвет? Но поверьте мне, они действительно разноцветные. В тот день я встретила нескольких местных жителей. Те, что улыбались во время разговора, произносили в основном желтые и фиолетовые слова. Из этого я сделала вывод, что люди в тех местах верят в мистику. А те, что были грустными или выглядели напряженными, говорили что-то серое. Для меня все это было очень странно и непривычно.

Вернувшись в монастырь, я наконец-то рассказала Наставнику о той мыслительной работе, которую проделала за день. Он слушал, улыбался и, наконец, произнес: «Well done». Его слова были золотистыми и немного оранжевыми.

— Я правильно увидела цвета слов? — спросила я.

— Не существует никакого «правильно». У каждого свое восприятие, — объяснил он.

Я была рада, что мне удалось что-то почувствовать. Меня вдохновила похвала Наставника. И я с нетерпением ждала следующего дня. Какое задание будет следующим? Чему я смогу научиться? Как перестроится мое сознание?

Глава 7