Бесплатный фрагмент - Теперь я рок-звезда, мама, или Генетический код мифической птицы

Названия, персонажи и события, упомянутые или описанные в романе — стопроцентно правдивый вымысел. Абсолютно все совпадения случайны.

Продиктовано манией величия.

Основано на нереальной истории.

Есть отношения, которые калечат. Есть любовь, которая исцеляет. Есть песни, меняющие мир.

Часть 1
Песни из пустоты

Глава 1

Певец в скафандре

Если уж вспоминать, с чего всё началось, то первое странное событие произошло на утомительной домашней вечеринке.

Сюрпризы и открытия обещали обойти гулянку стороной. Не заявлялось и не планировалось ничего особенного: просто несколько приятелей, которые давно не могли пересечься, выкроили к пятнице пару-тройку часов из бесконечно форсируемых графиков.

При первом рассмотрении антураж не впечатлял. Торопливо извлекаемые из холодильника бутылки с вином были определённо «народного, не дворянского пошиба». В качестве угощения — аляповатые пакеты дешёвых хрустких чипсов, тарелки с наспех нарезанным сыром «Дорблю» и крекеры — всё вперемежку.

В качестве развлечений были призваны выступать «Монополия» и «Дженга» — примитивная игра, имеющая неоспоримое преимущество: чем больше игроки выпивают, тем веселее, и тем труднее им становится возводить башню из деревянных блоков.

Первые полчаса разношёрстная компания (приходи и приводи друга) перебрасывалась ленивыми шуточками и обменивалась сплетнями с желающими выслушать.

Держась обеими руками за ножку солидного стеклянного бокала, подобно тому как сомелье, забывший выплёвывать дегустируемый продукт, держится за фонарный столб после сверхурочных, я тем не менее воздерживалась от алкоголя.

Вопреки ожиданиям, долгожданная передышка не приносила расслабления. Казалось, я успела устать сразу после утреннего подъёма. Болтовня случайных знакомых, влетая в одно ухо, немедленно вылетала из другого. В голове застревали разрозненные обрывки фраз, я то и дело теряла нить беседы, но у меня даже не было сил переживать об этом.

— Пришёл новый смартфон, и такой облом: прикинь, я делал предзаказ, а они зажали мои бонусные наушники. Да они сами по себе стоят как половина этого аппарата!

— Всей редакцией к концу недели переезжаем из «Атлантик Сити» в Рыбацкое — можешь себе представить? SMM-отдел в ярости. Теперь каждое утро…

— Ты просто не врубаешься. Говорю же, все продвинутые — эксперты, медийные персоны — сейчас переезжают в TikTok! И то, считай, опоздали — раньше надо было вписываться. Теперь какие-то молокососы зарабатывают на своих видео миллионы, делают деньги из воздуха, буквально из ничего…

— В кои-то веки подцепила парня не в Tinder. Стали договариваться об ужине, я предложила стейк-хаус, а он, представь, веган! В приложении сразу указал бы это в профиле…

— Шутишь, что ли? Проморгал, как чувак в скафандре космонавта отжёг в прошлом выпуске?!

Анатолий, хозяин квартиры, уже тащил приятеля смотреть какой-то ролик в интернете: отыскал на YouTube нужное видео, а затем запустил его на огромном, занимающем одну пятую стены, экране.

Кавер на всемирно известный хит молодого шотландского певца, исполняемый на «слепом прослушивании» шоу Voice, оказался гипнотизирующим — компания подтянулась к необъятному дивану напротив экрана, не выпуская, впрочем, из рук айфоны и пластиковую посуду со снеками.

Заспорив с приятелем о том, почему к «космонавту» повернулись не все судьи, Толик увлёкся. На YouTube автоматически запустился следующий выпуск «Голоса» — отечественная версия.

Обнаружив, что места на диване и перед ним давно и прочно заняты, я боком присела на спинку дивана, по-прежнему крутя в руках неприкаянный бокал с вином, и уставилась на экран, подавляющий резкими сочными красками и чересчур объёмным изображением.

Бритый наголо ведущий непринуждённо поправил чёрные очки и представил бледного от волнения участника: родился, учился… не привлекался, не был замечен… артистическая семья, и сам вместо песочницы прямиком на сцену…

Следующий участник…

Следующий кавер…

Новый исполнитель…

И внезапно непривычное, странное ощущение поднялось изнутри: слыша, что рассказывает о себе очередной конкурсант, видя, как он, стискивая микрофон, улыбаясь, выходит на сцену, я поняла, как именно он сейчас будет петь.

Глубокий, бархатный, обволакивающий голос.

Это не было предположением.

Это стало уверенностью.

Это считывалось на уровне ощущений.

Зазвучало вступление к чарующей Hallelujah Леонарда Коэна, и вокалист взял первые ноты.

I’ve heard there was a secret chord

That David played and it pleased the Lord

But you don’t really care for music, do you?

Услышав его манеру исполнения, я не смогла удержаться от судорожного вздоха:

— Не может быть!..

— В каком смысле? — покосился на меня Толик. — Ну да, неплохо, но ведь не шедеврально?

— Просто я увидела, как именно он станет петь, — не отдавая себе в этом отчёта, пробормотала я.

— Мы тоже услышали, — хозяин вечеринки с недоумением пожал плечами, — я и сейчас это слышу!

— Я поняла, какой у него голос, ещё до того, как он начал петь, правда…

Мне тут же пришлось пожалеть о своём объяснении.

Кто только тянул меня за язык?

— Держу пари, ты уже видела этот выпуск, просто забыла. Так что, прости, но ты не поняла, какой голос у этого чувака, а вспомнила, — захихикал Толик.

— Память у меня отличная, — парировала я. — И если бы я видела выпуск, я бы так и сказала!

Пока мы препирались, ведущий уже напутствовал очередного участника перед выходом на сцену.

Клянусь, я ничего не делала специально. Не пыталась что-то понять — просто смотрела, как исполнитель берёт в руки микрофон…

Внутри опять разлилась горячая волна.

«Драйв, расщепление… сумасбродство… довольно мощный вокал», — поняла я.

Когда зазвучал первый куплет дерзкой и энергичной аранжировки популярного хита, я раскрыла рот от изумления.

Похоже, покер — это не моё: Анатолий не замедлил отреагировать на мою мимику…

— Только не говори, что опять поняла, как он будет петь!..

— Не скажу, — покладисто согласилась я.

— И всё-таки поняла или нет?!

— Поняла!

— Ну, знаешь! Я тоже так могу… После каждой песни буду заявлять, что сразу понял, какой у него голос! Говорила бы сразу, вот и проверили бы…

Я пожала плечами.

Ведущий забросал каламбурами и бодрыми шуточками следующего исполнителя, представив его как Кира Зеленина. Раскусить Кира оказалось немного сложнее: вряд ли бас или баритон, но, скорее всего, небрежная манера…

Парень обладал суховатым тенором. И хотя мне показалось, что он расшевелил жюри припевом, исполненным с эффектной хрипотцой, к нему не повернулся ни один из четвёрки судей. Когда песня закончилась, тенор отрекомендовался как уличный музыкант-гитарист.

Следующий участник, с бородкой и в очках, нервничал и отвечал на вопросы ведущего невпопад. Поначалу у меня не возникло чётких ощущений. «Чёрт с ним, даже не стану гадать».

Хотя…

«Стопудово окажется хрипотца. И должны быть высокие модуляции…»

Сев за рояль, бородач с места в карьер выдал несколько виртуозных пассажей, а затем запел.

Вот она, хрипотца, а вот и высокие модуляции!

У меня округлились глаза. Как?..

Это видно, хоть ты тресни.

Приятель Анатолия со своего места тоже отлично видел мои круглые глаза:

— Давай поставим видео на паузу перед тем, как участник выйдет на сцену, а ты скажешь, какой у него должен оказаться голос! Вот и проверим!

— Что ты как маленький! Спорим, Вероника просто-напросто видела этот выпуск? Даже если не помнит…

— Вы достали, — разозлилась я. — У меня дома даже телевизора нет! И я уже несколько лет не смотрела «Голос»…

— Погоди, придумал!

Парень наклонился к компьютеру и зашуршал мышью по коврику.

— Новый выпуск «Голоса», — объявил он. — Американская версия. Выложили меньше часа назад. Вероника, поклянись, что ты его не видела! Хотя это и так понятно — час назад мы дружно трезвонили в местный домофон. Короче, делаем так: ведущий представляет участника, после интервью я жму на паузу, ты говоришь, какой, по твоему мнению, у человека окажется голос, и мы проверяем!

— Годится. Только я лучше буду записывать. Кто хочет, может читать вслух.

— Замётано! — Толик перехватил инициативу, вернув мышь в свои руки: — Погнали!

Блондинка торопливо вскочила с дивана, размахивая опустевшим бокалом:

— Погоди, я ещё налью.

— Плесни и мне заодно!

— Захватите крекеры…

Я, Толик и его приятель терпеливо ждали окончания беготни с бутылками и мисками по дивану и вокруг него.

— Вы утомили. Всё, я включаю!

«Сейчас-то мы и опозоримся, — мысленно прокомментировала я. — Просто супер, ничего не скажешь…»

Пытаться определить характер голоса на заказ — это совсем не то же самое, что по наитию.

Не знаю, как обстояли дела у прочих участников импровизированного сеанса телепатии, а я уже не предвкушала удовольствие от предстоящего просмотра. Одно дело — расслабленно наблюдать за происходящим на экране и внезапно осознавать, что произойдёт дальше, понимать, каким окажется звучание вокалиста, «слыша голос из прекрасного далёка». И совершенно другая история — пытаться целенаправленно нащупать информацию, боясь ошибиться.

У нас тут не тотализатор, и мы не делаем ставки. Но…

А вдруг именно сейчас я облажаюсь?

«Может, я реально всё выдумала или притянула за уши…»

— Записала? Можем слушать песню?

Я киваю, откладывая блокнот, и Анатолий жмёт на кнопку.

У первой участницы американского выпуска Voice обнаруживается выразительное сопрано. Её неординарный тембр на редкость звонок и искрится, словно шампанское.

Когда стихают последние аккорды мелодии, Толик тянется к блокноту и скептически зачитывает вслух:

— Так, что тут у нас… «Необычный тембр, сопрано или меццо-сопрано, заливистый, искристый голос». — Его тон меняется. — Ни фига себе!

— Действительно…

— Толян, а вы, часом, не сговорились?

— Сдурел? Мне заняться больше нечем?

— Действительно, какая разница? Выпуск разместили час назад… Мотай на следующего!

Жгучая брюнетка средних лет бодро разделывается с вопросами ведущего, и Толик вновь жмёт на паузу.

Я записываю всё, что успело прийти на ум:

«Контральто; джаз, фрик; голос должен быть ярким».

Голос у брюнетки и в самом деле оказывается низким, ярким и сочным, а манера исполнения — отсылающей к джазу и эпатажной одновременно.

На диване и подле дивана перестают хрустеть чипсами.

Торопливо строчу в блокнот следующую характеристику:

«Звучный выразительный голос. Чёрт его знает — скорее всего, тенор или баритон».

Через минуту исполнитель демонстрирует объёмный, выразительный, свободный летящий баритон.

Голова начинает гудеть. Сейчас я не отказалась бы от своей порции вина, но, хоть убей, не помню, куда умудрилась задевать бокал…

«Если меццо-сопрано, то драматическое; тембр богатый, интересный и насыщенный, от такого человека ждешь характерных блюзовых нот».

Снова попадание: у вокалистки насыщенный обертонами и богатый голос; впрочем, он оказался немного выше, чем я предполагала.

Очередную певицу почти все сочли проходным вариантом. В унылой песне, которую ей выпало исполнять, негде было раскрыться низкому голосу, а в подаче не оказалось изюминки.

Запись в блокноте гласила: «Контральто либо меццо-сопрано. Звучание классическое, ровное, без ярко выраженной индивидуальности».

По контрасту с ней следующий исполнитель взорвал аудиторию на экране и у подножия дивана. Бешеная энергетика, открытость, харизма — такое сочетание редко встречается в юном возрасте. Парень пел очень легко и звонко, а металл в его голосе ощущался, будто туго натянутая струна.

— Тенор, голос звонкий, легкий, свободный! — зачитал Толик. — Бинго! Абсолютное попадание! Очень свободно выступил чувак. И Linkin park ему идёт…

Он вновь попытался всучить мне блокнот. Я решительно замотала головой:

— Нет уж, хватит!

Мне казалось, что весь этот час я занималась не тем, что считывала неведомо откуда вокальные данные участников шоу, а в одиночку разгружала вагоны с углём.

— Сколько получилось совпадений, процентов семьдесят? Восемьдесят? Офигеть! Как ты это делаешь?

Я пожала плечами:

— Просто… это видно.

— Мне вот, например, ни фига не видно!

— Ладно, хорошенького понемножку. Давайте ещё что-нибудь придумаем. «Дженгу» планировали. Я как раз дошёл до нужной кондиции!

— Может, раз такая тема, в караоке махнём?! А что — не только на шоу люди петь умеют…

— Годится!

— Кажется, на Рубинштейна работает круглосуточное караоке. Вероника, поехали? Проверим твои способности на живых людях!

— Я пас. Пойте сами, проверяйте сами! — засмеялась я, одновременно пытаясь разыскать в хаосе, царящем в гостиной, свои вещи, и нащупывая взглядом только блокнот.

Кажется, я приехала сюда с сумкой. Или с рюкзаком? И где он, интересно?

Вероятно, там же, где и бокал с непригубленным вином. Провалился сквозь землю.

Или отправился в иное измерение, в параллельную реальность в качестве платы за свежеоткрывшиеся экстрасенсорные способности?

— Да ладно, я тоже петь не умею, — подмигнула мне Марго, миниатюрная блондинка с точёной фигурой модели будто из каталога купальников, миловидным лицом и блестящими волосами, доходившими до низа спины. — Кого стесняться? Поугораем, поприкалываемся!

Мы с ней встречались во второй или третий раз, но среди собравшихся именно она была мне наиболее симпатична.

Я открыла рот для ответа… и почему-то так и не ответила.

— Все едут? Я вызываю такси, но нужна ещё машина, одной не обойдёмся! — возвестил добродушный толстяк Матвей, обладающий грацией медведя-шатуна.

Я наотрез отказалась:

— Мне завтра вставать ни свет ни заря…

— Опять твои бесконечные забегаловки?

— Две в центре и одна в Петергофе… а понедельник начинается в субботу, так что я по-любому сваливаю.

— Если созреешь как-нибудь нагрянуть в караоке, пиши! — Добавив свой номер телефона в контакты, Марго вернула мне смартфон.

После суматошного прощания, отказавшись от многочисленных предложений подбросить меня до подземки, я наконец сбегаю от караоке-компании. Вынырнув из метро на своей станции, как можно медленнее иду по направлению к дому. Почти стемнело, но это один из тех редких поздних вечеров, которые хочется распробовать на вкус и запомнить, как необычный сорт кофе или экзотический фрукт.

Тонкий, неуловимо тёплый воздух с легкими нотками корицы и привкусом дождя. Едва начавшие опадать бронзовые листья, влажный асфальт, графитовое небо, разлинованное розовыми полосками заката… Самый желанный, самый пронзительный кусочек ранней осени.

На вечеринке я сказала правду: завтра мне позарез нужно подняться чуть ли не в шесть утра.

Не забыть бы включить будильник…

Но вместо того чтобы отправиться в душ, я включаю ноутбук, захожу на YouTube…

И зависаю перед монитором.

Проходит несколько минут, тянущихся мучительно, словно ожидание в приёмной у стоматолога, прежде чем я понимаю, что буквально не в состоянии набрать в поисковике «Голос» и запустить любое из предложенных видео.

Там…

Какие они яркие, ослепительные, свободные!

Как они держатся, как поют — легко, будто голос сам вырывается наружу, будто на них не устремлены сотни пар глаз, будто ничто другое в мире для них не имеет значения…

Я закрываю вкладку с YouTube.

Я сказала правду: на сегодня достаточно.

Но это ещё не вся правда.

После той вечеринки я больше не могу смотреть «Голос».

Глава 2

Незваный шеф хуже печенегов и половцев

Удивительно, насколько камерным городом в рамках отдельно взятой индустрии кажется Питер.

Да, конечно, по самым поверхностным подсчётам тут проживает по меньшей мере пять миллионов человек.

Разных.

Всяких.

Похожих друг на друга, непохожих ни на кого, посредственностей, ярких индивидуальностей — любых.

Всех возрастов, различных национальностей, коренных жителей, экспатов, обладателей множества профессий и носителей иных культур.

Но, прорастая корнями в конкретной сфере, через некоторое время неизменно обнаруживаешь, что и стоящих специалистов там отнюдь не в избытке, и признанные звёзды наперечёт, и вообще все знают друг друга как облупленных. Так было, например, в издательской отрасли, куда я пыталась вписаться чуть ли не с младенчества.

Особенно наглядным это оказалось в сфере ресторанных СМИ, где я очутилась спустя несколько лет после окончания вуза.

Мы сидим под крышей огромного торгово-развлекательного центра в самом сердце города, утопая на мягких диванах и коротая время за аперитивами и крохотными закусками.

Последний этаж ТРЦ целиком и полностью отведён под новорождённый ресторан «Галеры», но сейчас заведение закрыто. Торжественное открытие с фуршетом, беспроигрышной лотереей и диджеем за вертушками запланировано на завтра. А сегодня, субботним вечером, команда заведения проводит пресс-ланч для журналистов ведущих изданий, освещающих ресторанную и клубную жизнь Петербурга со всевозможных ракурсов, углов и точек зрения.

Журналисты — это мы. Представители солидных отраслевых изданий. Авторы гастрономических разделов деловых еженедельников. Всеядные ресторанные колумнисты.

И мы неизменно встречаемся на любом пресс-ланче.

Кто все эти люди?

Редакторы светской хроники, которые концентрируются на еде вне дома как на привилегированном лайфстайле и пишут об открытиях в общепите со снисходительным цинизмом, въевшимся глубоко в клавиатуру.

Корреспонденты, освещающие новости рестосферы с упором на затраты, инвестиции, бюджеты и окупаемость.

Критики, посещающие дегустации с видом удручённых трапезами и умудрённых опытом гурманов и демонстративно рассуждающие о том, что к этому плотному мясному кишу не хватает красного вина — вот только с какого берега Луары?

Блогеры, которые озабочены качеством фотоконтента, и которых приглашают ради сочных глянцевых кадров в Instagram с отметкой геолокации заведения.

У каждого свой интерес.

Но больше всего среди журналистов представителей популярных ресторанных интернет-порталов.

И я одна из них.

Вот уже несколько лет я зарабатываю на жизнь исключительно тем, что пишу про еду.

Еду во всех её формах, стадиях и проявлениях. Еду различных национальностей. Еду, рассчитанную на любые вкусы и кошельки, начиная от посыпанных сахарной пудрой пышек в ретропышечной и заканчивая шедеврами высокой кухни в заведениях-долгожителях и ресторанах класса люкс.

Знакомые думают, будто моя жизнь — это один большой нескончаемый праздник, препати, гастропати и афтепати в одном флаконе: взболтать, но не смешивать, добавить оливку.

Фуршеты, дегустации, вечеринки и банкеты по случаю открытий, закрытий, ребрендингов и удачно обыгрываемых инфоповодов.

Деловые завтраки, ознакомительные обеды, званые ужины и коктейли под живую музыку.

Севиче, тартары, стейки, рёбрышки, мидии, тирадито, ризотто, щучьи котлеты, желе, крем-брюле, бланманже в шоколадной парандже.

Словом, первое, второе, третье и компот.

Знакомые не ошибаются только насчёт одного.

Вся моя деятельность базируется на еде и около еды, выстраивается вокруг продуктов и заведений общепита.

Но побывать на очередном пресс-ланче, выдержать несколько часов болтовни, призванной разбавить строгую очерёдность смены блюд, пообщаться с рестораторами и выудить нужные подробности у пиарщиков — это лишь верхушка айсберга, самый её краешек.

Суть моей работы заключается в двух словах: бесконечные тексты.

Вернуться в тишину квартиры. С облегчением вытянуть ноги, устроившись на кушетке поверх подушек. Запустить ноутбук. Расшифровать диктофонные записи, привести в порядок сделанные наспех заметки, извлечь сведения из пресс-релизов, буклетов и презентаций.

Написать горящие новости, пылающие статьи и коммерческие материалы, пережившие все дедлайны.

Разослать доведённые до ума тексты паре-тройке человек на согласование. Получить правки, чертыхнуться, закатить глаза, внести изменения. При необходимости повторить. Отправить согласованные материалы нетерпеливо бьющим копытом редакторам в несколько редакций, получить раздосадованные комментарии, недоумённые уточнения и рекомендации. Закатить глаза. Чертыхнуться. При необходимости повторить.

Отправиться спать, чтобы наутро вся эта история стартовала заново.

Вот уже несколько лет я живу днём сурка, который с рассветом вылезает из норы и вместо своей тени видит блюда, буклеты, рестораны, меню, официантов, шеф-поваров, редакторов, электронные письма и сообщения от сливок ресторанно-медийного питерского сообщества.

Десятки электронных писем в час.

Сотни электронных сообщений в сутки.

К чему скрывать — если бы я писала тексты для какого-то одного издания, мне не приходилось бы так надрываться.

Но большинство редакций старается платить своим авторам минимальную ставку. Отдельные интернет-порталы платят неплохо, зато и статьи о новых заведениях заказывают редко.

И ни один из рестопорталов не оформляет авторов официально. Фрилансеры, внештатники, журналисты — все они в пролёте.

Даже если ты единственный автор интернет-СМИ, трудящийся в поле вне офиса, бесконечно разъезжающий по питерским заведениям всех сортов и мастей и закрывающий вопросы по всем редакционным материалам.

Оформить в штат могут, только если устроишься на одну из должностей непосредственно в офисе, но лично мне там делать нечего — это либо работа в техподдержке сайта, либо на телефоне в службе бронирования.

Я узнавала — когда-то пыталась решить для себя вопрос с ипотекой и приобретением собственного жилья.

Да и главред прямым текстом сообщил тогда, что контент-менеджером или в техподдержку они меня никогда не возьмут, поскольку не хотят потерять перспективного автора.

Всем позарез нужен пишущий сотрудник, но никто не готов пристраивать его в штат, прекращать выдавать гонорары в конверте либо увеличивать оплату.

Поэтому я кручусь примерно семь дней в неделю с утра до вечера, заканчивая предыдущее дело только для того, чтобы начать следующее. Я сотрудничаю практически со всеми крупными ресторанными СМИ, которые, кстати, конкурируют друг с другом, но ни одно не готово оплачивать мою полную занятость, окончательную и бесповоротную.

Для одних я беру интервью у знаменитых питерских и зарубежных шеф-поваров, включая обладателей звёзд Michelin.

Другим сдаю исключительно рекламные тексты (с ними всегда ужасно много возни из-за правок).

Третьи поручают мне буквально всё: заказные материалы, гастрономические подборки, новости о сезонных меню и тематические обзоры.

Иногда я сталкиваюсь на пресс-ланчах с редакторами сайтов-конкурентов, и мы заговорщически переглядываемся: как пить дать, скоро свалится письмо с очередным заданием.

При этом я — парадокс! — страшно боюсь остаться без работы.

Логики тут нет.

Даже если какая-то из редакций на время исчезает с радаров, на меня немедленно наседают другие.

Однажды я настолько устала строчить километры текстов за сущие копейки, что отказалась ездить по заданиям своего главного заказчика — старейшего рестопортала «Ресто. Кафе».

Их директор продержался пару недель, после чего всё же повысил мне оплату вдвое.

Кроме того, иногда рестораторам или пиарщикам так нравится написанный об их заведении текст, что они выкупают его для рекламы, горящей публикации в глянце, или даже заказывают у меня пресс-релиз.

В иные дни на меня может свалиться несколько внезапных заказов в час.

И я очень редко отказываюсь.

В начале каждого месяца я гадаю, наберётся ли к концу месяца необходимая сумма, чтобы заплатить за квартиру. Нет гарантий, что что-то подвернётся и заказов будет достаточно. Это невозможно ни спрогнозировать, ни предвидеть.

Поэтому я почти всегда соглашаюсь на работу.

Суматоха за огромным столом, накрытым для пресс-ланча, отвлекает меня от размышлений. Оказывается, журналисты давно покончили с закусками, и теперь официанты проворно снуют туда-сюда, расставляя тарелочки с горячим.

Я смотрю на дегустационный сет, возникший передо мной словно по мановению волшебной палочки. Палочка наколдовала запечённый с овощами палтус, стейк с вишнёвым соусом и нечто вроде лазаньи, только с картофелем и грибами.

Хм. Нужно было внимательнее слушать комментарии шеф-повара, который уже несколько раз выходил к нам и озвучивал концепцию меню.

С другой стороны, все описания упомянут в пост-релизе…

Морская рыба, говядина, картофель, да ещё и грибы.

Пресс-ланчи — это почти всегда максимально возможный ассортимент блюд, огромный набор ингредиентов, соусов и пряностей. И далеко не всегда эти специалитеты и деликатесы удачно сочетаются друг с другом. Раздельным питанием тут и не пахнет. Любой ресторанный критик посетует, что его профессия — это бесконечная нагрузка на желудочно-кишечный тракт.

С другой стороны, дома не придётся заморачиваться с ужином…

Я отрезаю кусочек стейка, отправляю его в рот и задумчиво пережёвываю.

Справа и слева от меня журналисты едят, разговаривают, перебивая друг друга, пьют и уже по третьему кругу обсуждают очередной виток мирового кризиса.

— Да, можете забирать, я закончил…

— А мою тарелку оставьте: я ещё не доел.

— Просто у нас до сих пор никто всерьёз не озаботился восстановлением производства! Промышленность в таком состоянии…

— А это у нас что? Ореховое суфле? С кинзой? Оригинально!

— Вы хоть представляете, как санкции против России ударили по всем ресторанным холдингам?

— Я бы, пожалуй, согласилась, если бы не видела своими глазами, какие сыры начали варить наши фермеры! Могут ведь, ещё и не такое могут… только у большинства людей вокруг нет ни идей, ни мотивации…

— Девушка, уточните, пожалуйста, ещё раз, как называется белое вино, которое подавали к аппетайзерам? За него душу можно продать!

— Нефть — это не тот козырь, на котором можно всерьёз выстраивать фундамент будущего…

— Морепродукты?! Я пас: нас ещё пять десертов ждёт, надо оставить место и для них.

На сегодняшнем мероприятии собралось около двадцати человек. Я тону в потоке нескончаемой болтовни обо всём и ни о чём одновременно. Тщетно пытаюсь сосредоточиться — пиар-менеджер рассказывает о масштабной закупке оборудования для кухни ресторана, — но то и дело выключаюсь из беседы. Сознание вязнет в шуме разговоров, словно в липком сером киселе.

Да что со мной?

В углу «Галер», забравшихся под самую крышу, создатели обустроили настоящий сад: фонтан, будто бьющий прямиком из внушительных гранитных валунов, изобилие гибких зелёных растений, раскинувшихся на камнях. Вокруг фонтана вьются причудливые цветы самых неожиданных расцветок и экзотических форм.

Неспешный шелест воды деактивирует меня окончательно.

Торопливо распрощавшись с журналистской братией и извинившись перед пиар-менеджером (она успевает всучить мне картонную коробку с дегустационным сетом пирожных — «На дорожку!..»), я сбегаю с пресс-ланча. Информации у меня уже более чем достаточно, впечатлений тоже. Хотя бы вернусь домой пораньше и успею сдать и эту новость, и три предыдущие! «Две забегаловки в центре и одна в Петергофе» — именно таков был план на сегодня, пока срочный звонок редактора не выдернул меня освещать ещё и громкое открытие…

Но благие намерения остались благими намерениями.

На эскалаторе метро меня успевает поймать вызовом в WhatsApp знакомый шеф-повар по имени Александр.

Александр не по возрасту креативен и талантлив, а вот его неусидчивость и «элемент вольности» как раз соответствуют возрасту. Собственно говоря, это самый юный шеф из всех, кого я знаю.

Ему недавно стукнуло двадцать четыре, и я не понимаю, почему вскоре после нашего знакомства он прилип ко мне как банный лист.

Мне тридцать три года.

«Да какая, собственно говоря, разница?»

Шефу повезло, что он вписался аккурат между ланчем и вагоном метро: до этого смартфон находился в беззвучном режиме, а в тоннеле сеть не ловит. Я отвечаю на звонок.

— Ника? Привет! Как ты? Сто лет не виделись, ты сейчас где?

Я слегка морщусь (предпочитаю, чтобы Никой меня называли близкие) и машинально отвечаю:

— В «Галерах»…

— О! Круто! Тот самый новый ресторан? Давай подскочу! У меня там приятель, я как раз собирался перетереть с ним насчёт работы…

— Вообще-то я уже ушла оттуда, — спохватываюсь я. — Еду домой, сил ни на что не осталось.

— О! Давай я подскочу?! Чайку попьём, поболтаем…

— Знаешь, вообще-то я хочу выйти на Крестовском: прогуляюсь через парк, так что дома буду нескоро…

— Парк? Супер! Выдвигаюсь, буду на месте через двадцать минут!

Я сдаюсь.

В конце концов, мне действительно не помешает проветриться и пройтись, но в парке темень, а Саша меня хотя бы проводит. Парень он рослый, косая сажень в плечах.

«Сажень в плечах» встречает меня возле выхода с эскалатора. Я будто в шутку уворачиваюсь от приветственного поцелуя в щёку, и мы идём к мосту, ведущему в парк.

Саша громко сетует на мою неуловимость, с жаром рассказывает про три трудоустройства и увольнения за минувшие два месяца (никто не в состоянии проникнуться его новаторскими предложениями), вдохновенно сыплет подробностями о кулинарной книге, которую он начал писать — и всё это практически одновременно.

В ответ я ограничиваюсь тем, что пожимаю плечами.

Мы познакомились, когда «Ресто. Кафе» делегировал мне материал об открытии рестобара, в котором Саша ставил кухню с нуля. Меню выглядело нетривиальным, Сашина концепция — свежей, а фото лакшери-бургера гигантских размеров покорило в редакции всех, включая вегетарианцев. Почему Александр нигде не приживался надолго, оставалось для меня загадкой.

Вопреки опасениям, трёп свежеуволенного шефа меня расслабил и даже дезориентировал: загадочным образом Саша продавил идею визита ко мне на вечернее чаепитие.

Не отклоняясь от траектории маршрута, Саша завлёк меня в ближайший магазин за углом и через минуту уже предъявлял на кассе собственное видение «джентльменского набора к чаю». В наборе обнаружились две бутылки красного полусухого («Я такое пробовал, оно лучше, чем выглядит!»), брусок чёрного шоколада, условно приличный сыр и безразмерная банка каких-то консервированных азиатских фруктов.

Ну… Он шеф, вероятно, ему виднее, с чем сейчас принято заходить на чай…

С появлением Саши на пороге моя скромная квартирка будто съёживается, теряя в размерах.

Пространство, условно пригодное для одиночки — ниша с кроватью, узкий зеркальный шкаф, кухня с барной стойкой и кушеткой впритык к спальне, душевая и лоджия — отремонтировано с отсылками к скандинавскому минимализму и простоте. По замыслу дизайнера, это должно визуально расширять жилплощадь, а выполненный в кипенно-белых и пепельных оттенках интерьер призван намекать, что до Европы подать рукой. Но, увы, притаившийся за дверью обшарпанный подъезд старой хрущёвки, асфальт в трещинах и колдобинах за пределами подъезда, а также неисправные уличные фонари свидетельствуют о том, что отсюда до европейского комфорта ещё ехать и ехать.

Мы с Сашей устраиваемся на кушетке перед журнальным столиком, и его экспрессивный монолог по неизвестным причинам одурманивает меня почище вина — того самого, полусухого, которое действительно оказалось довольно пикантным. События выходят из-под контроля: я стремительно теряю как ощущение реальности, так и способность мыслить.

Неизвестно, чьё это влияние в большей степени — переутомления от загруженности и недосыпа или алкоголя с пресс-ланча, подготовившего почву для «гостинцев к чаю». Но, когда Саша начинает искать мои губы, я не нахожусь с возражениями, хотя обычно не лезу за словом в карман.

Не осталось ни отговорок, ни возможности трезво рассуждать, ни шанса вспомнить, что пресекать подобные Сашины подкаты в зародыше всегда было отличным вариантом.

И нет, пока он целует меня, я не начинаю убеждать себя: «Он привлекателен, я чертовски привлекательна — чего зря время терять?»

Или хотя бы лихорадочно приводить доводы: «В конце концов, должно в моей жизни быть что-то ещё, помимо работы на износ и встреч с друзьями раз в пятилетку?»

Я не сопротивляюсь, но ситуация будто разворачивается без моего вмешательства, и я словно наблюдаю за происходящим на кушетке со стороны.

Руки Александра на моих джинсах… эти джинсы слишком тугие, что у тебя с молнией… его пальцы слишком горячие, чересчур настойчивые… я издаю смешок невпопад, он пытается распутать узел моих волос, но сдаётся… давай выключим лампу, свет режет глаза… а по-моему, в самый раз, я не понимаю, всё слишком быстро или слишком медленно… тяжёлое дыхание, надо, наверное, что-нибудь сказать… он же не собирается оставаться тут на ночь?

Я проваливаюсь в темноту, не успев закончить собственную мысль.

Всё сновидение — это мутные, бессвязные, беспорядочные и хаотичные обрывки громоздящихся друг на друга и враг на врага образов и нелепых, неправдоподобных ситуаций. Как осенние листья на стылом ветру, они мгновенно улетучиваются, растворяясь в паутине неуловимого тумана, и поэтому не страшны.

Единственное осмысленное явление в этой призрачной сонной зыби, уверенно нагоняющей тоску — два говорящих живых пятна. Хотя, может, и не говорящих, а громко думающих — с ходу не понять. Первое пятно невыносимо оранжево и светится, словно лампочка в 300 ватт, второе окрашено отрешённой фиолетовой безмятежностью.

И оно смотрит на меня с укоризненным… видом? Какой, к чёрту, у него может быть вид, у него и глаз-то нет!

Оранжевый сосед не торопится играть в судью: его трепетно-рваные контуры, устремлённые в мою сторону, выражают подобие симпатии.

Я передумала. Это не осмысленные явления. Это раздражающие явления! Никто их сюда не звал!

Что, собственно говоря, происходит? Верните листья на бочку, нормально же сидели!

Фиолетовое пятно неодобрительно качает… Головой? Хвостом? Туловищем?

Напоследок оно с сомнением разводит не то ластами, не то щупальцами, пугающе колыхаясь в воздухе и оставляя в пространстве чернильные нити-разводы.

«Да идите вы куда подальше!» — огрызаюсь я.

И просыпаюсь окончательно: в реальность меня выкидывает без предупреждения.

Странно, но будильник ещё не сработал. Саша невозмутимо похрапывает на подушке, раскинув ноги и руки чуть ли не на две трети постели. Одеяло слетело на пол, он полуприкрыт простынёй.

Наверное, я окончательно замёрзла во сне, вот и приснилось чёрт-те что.

Укрывшись в душе, я лихорадочно намыливаю голову, одновременно продумывая план действий: как можно тише собраться, за пару минут до выхода разбудить Сашу с сообщением, что я опаздываю на ближайшую электричку до пригорода (чтобы не предложил составить компанию в пути), и выставить его из квартиры, обойдясь минимумом слов при прощании.

Кофе пусть пьёт у себя дома.

Боги, в самом деле, для чего мне нужен был этот спонтанный секс?

К чему это внезапное, но совершенно не обязательное приключение на свою… голову?

Разве меня настолько к нему тянуло?

Стоило ли оно того, Вероника? Было ли тебе хорошо?

Было… сносно.

Сойдёт.

Сносно?..

Давайте не будем врать хотя бы сами себе. Впрочем, непросто подобрать определение для муторного ощущения из-за случайного свидания с юным шеф-поваром, согласна.

Но чувство пугающей пустоты, накрывающее после ночи с мужчиной, который тебе уже не близок… или никогда не был близок, не спутать ни с чем. Разве ты согласишься повторять подобное, даже если будет одиноко, тоскливо или понадобится выключиться из повседневности? Получаешь несколько минут эскапизма в чужих объятиях — плати прайс: после подобного немедленно захочется оказаться как можно дальше отсюда, быть где угодно, но только не в этой компании.

Может быть, эти… как их… жёлтый и лиловый… были не так уж и неправы?

«Ника, опомнись, что ещё за жёлтый и лиловый?!»

Так.

Хватит.

Взять себя в руки. По крайней мере, сейчас необходимо именно это.

Немедленно досушить волосы.

Диктофон, ноутбук и «молескин» — в сумку.

Готово.

Теперь сделать вид, что я уже опаздываю, раз уж накануне я отчаянно опоздала остановиться и прислушаться к тому, чего хочу на самом деле.

В конце концов, кто в ответе за то, что жизни сотен случайных людей то и дело пересекаются по касательной, но шансы встретить по-настоящему родную душу ничтожно малы и стремятся к нулю?

Глава 3

«Соседи стучали по батарее — сказали, нормально!»

Я стою посреди огромной комнаты: обои с фестонами, художественно выполненная люстра, высокие потолки, украшенные старинной лепниной. У стены разместился величественный чёрный рояль, у окна, за которым по проспекту нескончаемо шныряют машины, притулился заваленный стопками нот стеллаж. У противоположной стены — камин, производящий впечатление декоративного.

С крутящегося табурета возле рояля на меня испытующе смотрит брюнетка плотного телосложения. Густые, коротко подстриженные тёмные волосы, очки в пятнистой роговой оправе, куцые рукава футболки с неожиданно комичным изображением Беззубика обнажают крепкие руки с массивными браслетами на запястьях.

— Выкладывайте, — предлагает она щедро.

С чего бы начать?

И что, собственно говоря, она ожидает от меня услышать?

— Что вас ко мне привело? — подмигивает она.

Вопрос на миллион!

Как насчёт ответа в духе:

«Я записываю в смартфон видео, на которых пою каверы, выкладываю ролики в Instagram для скромной аудитории порядка трёхсот подписчиков, уже достигла своего потолка и хочу научиться петь лучше, как вы можете мне в этом помочь?»

Шучу, разумеется.

Дела обстояли совсем не так, и начиналось всё несколько месяцев назад довольно прозаично.

Чтобы не свихнуться окончательно от бездушной машины копирайтинга, я начала каждый вечер откладывать работу в сторону на пятнадцать минут и петь какую-нибудь песню.

Просто петь в безопасной пустоте квартиры.

Это стало отдушиной. Внезапно звучание собственного голоса оказалось таблеткой нефармакологического происхождения, спасающей от апатии и усталости, заряжающей и возвращающей в реальность.

И мне становилось легче.

Хотя бы пятнадцать минут в день я знала, что жива, и ощущала себя более свободно.

Это занятие, имеющее смысл исключительно для меня самой, безапелляционно выдёргивало из выматывающего ощущения бесконечного бега в колесе.

Хотя бы эти минуты принадлежали только мне.

Я находила в сети нужные треки, распечатывала текст, включала песню…

И прямо под голос исполнителя пропевала песню куплет за куплетом, раз за разом.

Постепенно я вошла во вкус и осмелела.

Моя квартира расположена в крайнем подъезде, так что соседи проживают лишь за одной стенкой. Соседство не из спокойных: отец и сын не ленятся устраивать разборки с обвинениями, бранью и истерическими выкриками. Я, как могла, уравновешивала ежевечерние коммунальные аудиоспектакли бессмертными хитами QUEEN, Дэвида Боуи и Scorpions, время от времени разбавляя репертуар юными зарубежными группами. Таким образом, на нашей стороне лестничной клетки царили артистическая идиллия и атмосфера полного взаимопонимания: друг другу в стену никто не стучал — знали, что бесполезно.

— And then she’d say, it’s alright, I got home late last night, but I’m a supergirl, and supergirls just fly.

«Придурок, ты за весь день не смог хотя бы посуду помыть?»

— I’ve paid my dues time after time, I’ve done my sentence but committed no crime!

«Сам задолбал, работу хотя бы найди!»

— See that girl, watch that scene, dig in the dancing queen…

«Пошёл ты, никчёмный безответственный идиот! Сколько я должен это терпеть?! Весь день торчишь у телека, скоро последних мозгов лишишься!»

— It don’t matter if you’re black or white!

Я же говорю: полная гармония.

В качестве побочного эффекта подтягивается мой уровень английского.

Я распечатываю оригиналы текстов, совмещённые с русскими переводами. Значения идиом состыковываются в голове с уже запомнившимися английскими словами гораздо быстрее. Через какое-то время я ловлю себя на том, что при прослушивании песен понимаю намного больше, чем прежде, и не занимаюсь мысленным переводом, а сразу соображаю, о чём идёт речь.

Это не идёт ни в какое сравнение с зубрёжкой унылых «топиков» в школе, а также неизбежным препарированием английских времён в вузе. Смысл песен настолько поглощает и затягивает, что новые слова и фразеологизмы на английском липнут ко мне сами собой.

Доходит до курьёзов. Столкнувшись со знакомой в ресторане на презентации нового меню и обсуждая с ней недавно купленную пару обуви, я машинально говорю:

— Я, конечно, нашла их случайно, но это лучшие балетки I ever had.

Мы посмеялись, но я сделала две мысленные пометки: первое — выкроить время для просмотра фильмов в оригинале с английскими субтитрами, второе — попытаться перестать думать на смеси русского с английским, даже если подвернувшийся под руку иностранный оборот удобнее и короче, чем фраза на русском.

Мне удалось только первое.

В один прекрасный день мне надоедает ограничиваться скромной аудиторией из двух соседей. Выбрав для дебюта в соцсетях ни много ни мало гипнотическую Bohemian Rhapsody, я впервые целенаправленно записываю видео для Instagram.

При этом я настолько стесняюсь, что в итоге подписчики видят только нижнюю половину моего лица. Жду ехидных реплик в стиле «поющий рот», но в ответ прилетает несколько лайков и даже пара одобрительных комментариев.

Комментарии комментариями, но мне кажется, что можно было бы расширить диапазон и поработать над верхними нотами. Да и вообще — почему-то вдруг отчаянно захотелось почувствовать себя при пении свободно.

И я решаюсь сходить хотя бы на одно занятие по вокалу.

Питер наверняка кишмя кишит вокальными студиями.

Но я не представляю, куда податься девушке, которая ни разу в жизни не занималась вокалом и пела исключительно по просьбам друзей, вдобавок не понимаю, с чего начинать поиски. Бросаю клич с просьбой о помощи в соцсетях, и несколько человек откликаются, прислав пару-тройку контактов педагогов с профильным музыкальным образованием.

Одна из знакомых настойчиво рекомендует преподавателя бельканто Тамару, у которой занимается сама. Тамара не просто много лет учит людей петь — она руководит хором, который регулярно выступает в Питере и за рубежом.

Я звоню Тамаре, с трудом представляя, как мне удастся втиснуть занятие в свой немыслимый график, под завязку набитый рестобарами, кофейнями и пабами.

— Нет проблем, — сообщает она, — приходите, у меня домашняя студия на Литейном, завтра как раз слетел урок в полдень…

Я смотрю в «молескин», испещрённый датами, фамилиями и дурацкими рисуночками на полях. На завтра намечены две встречи: одна в ресторане на Литейном с утра, вторая после обеда в банкетном зале на Невском.

Сдуреть можно.

И вот я стою перед шикарным, хотя и слегка потрёпанным чёрным роялем в домашней студии на Литейном, напряжённо размышляя, как ответить на вопрос Тамаре и Беззубику, во всю пасть улыбающемуся с футболки.

— Давайте начнём с распевок, и я тебя послушаю, — подытоживает Тамара, выводя меня из затянувшегося ступора.

Глава 4

На все руки сопрано

В редакцию ресторанного портала (моего основного заказчика) я попала только под занавес рабочего дня. Карина меня дождалась, но больше в офисе никого не было.

Царящий на Каринином столе творческий бардак перестал меня удивлять. Держу пари, её стол отыгрывался за прочие редакционные столы: остальные части помещения выглядели почти пристойно. Белоснежная магнитная доска была испещрена зелёными стикерами, расчерчена синими и оранжевыми маркерами, завешана распечатками графиков. На подоконниках за жалюзи притулились чахлые растения, своим небоевым окрасом явно уступавшие стикерам.

Кофеварка на колченогой тумбочке в углу знавала лучшие годы. Компанию ей составляли обшарпанный электрический чайник, пара картонок с дешёвыми чайными пакетиками, снабжёнными ярлычками всех цветов радуги, и поднос, предназначавшийся для сладостей к чаю. Вместо выложенных штабелями сладостей на пластике красовались подозрительные пятна.

К нему я и направилась.

Извлекла из рюкзака кекс (его пришлось печь практически в ночи), выгрузила на поднос, и тот сразу перестал выглядеть осиротевшим.

— Ого! — восхитилась Карина и немедленно схватила нож, размерами больше напоминавший тесак.

— Да ладно, допишу я тебе этот обзор по итальянским ресторанам, на выходных точно добью, обещаю. Можно было бы и без угроз обойтись. Сдались тебе эти макароны!

Не обращая на меня никакого внимания, Карина устроила сдобную расчленёнку: покромсала кекс на неровные кусочки, облюбовала тот, в котором оказалось больше всего вишни, и отправила в рот.

— Давай хотя бы чайник вскипятим, — предложила я.

— Давай. Ум, как вкусно!

Пожалуй, в моей работе всё же есть свои преимущества. Почти повсюду, куда я приезжаю за материалами, меня встречает креативный интерьер, изысканный антураж, стильная обстановка. А свежесваренный кофе с любыми топингами по кивку ресторатора или пиарщика подаёт бариста…

— Есть дело, — заваривая пакетики, которые первыми подвернулись под руку, начала я.

— На миллион? — оживилась Карина.

— Пока что на сотню тысяч.

— Не тяни кота за шиворот, выкладывай.

— Через десять дней лечу в Прагу.

— Ого! У тебя есть деньги на Прагу! Это с нашими-то гонорарами? А зачем? И как надолго?

— На неделю, — вздохнула я. — Вот, хотела предупредить. У вас же, как обычно, если что-то срочно нужно, то нужно ещё позавчера.

— Но целая неделя!..

— Карина, я вообще не бываю в отпусках. Сколько уже месяцев без пауз? Где это видано, чтобы для сайта писал один-единственный автор? Фрилансер — значит, вечный? Или это из разряда «если работаешь дома, то сидишь дома и не работаешь»?

— Кстати, для нас уже пару недель пишет новая девочка, — примирительно вставила Карина.

Однако! Я даже не заметила нововведения. На моей загруженности это тоже никак не сказалось.

М-да. Носиться по всему Питеру бешеным электровеником — всегда пожалуйста, а заглядывать на сайт, чтобы лицезреть плоды трудов своих и мониторить обстановку — нет, не слышали.

— Пишет девочка бледно, — развила свою мысль Карина, — править её нужно через строчку, но надеялись пока хотя бы так тебя разгрузить…

— Значит, за неделю без меня не пропадёте, — подытожила я.

— Ага. И давай-ка пробежимся по открытиям и запланированным материалам. Знаешь, на всякий случай… чем больше успеем до твоего отъезда, тем лучше…

Моя рука сама собой потянулась к кексу. Вечер переставал быть томным.

Над распечатками приглашений и графиками публикаций рекламы Карина уточнила:

— Так что там с Прагой? По какому случаю банкет?

— Какой банкет? — удивилась я. — Лечу туда выступать с хором. На международном фестивале хоров.

— Про банкет — привычка, подцепила от службы бронирования, — рассеянно пояснила Карина. — Минуточку, какой ещё хор? Ты что, поёшь в хоре?

Я кивнула:

— Уже несколько месяцев. Вернее, пытаюсь…

— С этого места поподробнее!

Подробностей хватало.

На первом занятии Тамара поставила мне диагноз наподобие «лирико-драматическое сопрано с расширенными низами». Не поскупилась на эпитеты вроде «мощная связка», «богатый голос» и «выразительный тембр». Уточнила, сколько мне лет, и, услышав ответ, изумилась: «Я думала, максимум двадцать пять!» На мой резонный вопрос, какая разница, ответила: «В консерваторию бы тебя, да поздно: туда до 28 лет принимают».

В следующий раз спонтанно сложилась ученическая тусовка: одна девушка опоздала и поэтому задержалась, вторая пришла чересчур рано — словом, часть моего урока прошла при свидетелях, которые не поверили, что я занимаюсь второй раз в жизни. «Вот что значит голос от природы, девочки», — сказала царственная Тамара.

На третьем занятии она поинтересовалась, почему меня в детстве не отдали на вокал.

И пригласила петь в её хоре.

К тому времени я уже успела побывать в группе хора ВКонтакте и кое-что узнать. Коллектив носил название «Див@хор» и существовал почти полтора десятка лет. Радовал слушателей в Смольном и Свято-Троицком соборах, Александро-Невской лавре, Капелле и Филармонии. Успел поучаствовать — опять же в качестве хора — в съёмках сериала с участием Хабенского. Номера на видео с выступлений звучали на редкость мелодично. В качестве униформы для перфомансов «Див@хор» использовал строгие чёрные платья и жемчужные бусы.

Так и не въехав, для чего, собственно, хору, побывавшему со своим репертуаром в Финляндии, Испании, Италии и Сербии, нужна девушка, никогда и нигде в жизни не выступавшая и едва начавшая заниматься вокалом, я согласилась.

Незаметно уничтожающая остатки кекса и внимательно слушающая меня Карина прервала воспоминания:

— Ещё бы она тебя не захваливала: ты же ходишь к ней за деньги?

— Естественно, — кивнула я, — только зачем тогда Тамара позвала меня в хор? Там ведь должен быть какой-то уровень. Хвалила бы меня за деньги на уроках, и никаких проблем…

Теперь, помимо индивидуальных занятий, я два раза в неделю приезжала на Литейный на репетиции хора.

Там чёрных платьев и жемчугов не было и в помине. На репетиции обычно вписывалось от двадцати до тридцати хористок. Когда собирался полный состав, в помещении с роялем становилось нечем дышать, и каждые пятнадцать минут приходилось проветривать.

На репетициях хора меня тоже захваливали.

Тамара разрывалась между необходимостью усиливать как партию первых сопрано, так и вторых, и не могла решить, куда меня лучше определить. Победили вторые сопрано: всё-таки первых было больше, а вторые играли ключевую роль в звучании, и долгое время их было только трое.

«Хотя, — задумчиво сказала Тамара, — Вероника и за первых альтов может петь, и за вторых».

Хор состоял из смешливых девчонок в возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет. Шуточки отпускались по любому поводу и без повода, и дирижёру иной раз стоило трудов призвать всех к относительному порядку.

— Вероника, что ты такое поёшь? Это партия первых сопрано, не вторых!

— Да, Вероника, повнимательнее, мы же слышим — что-то не то: как-то вдруг первые сопрано красиво зазвучали!

Чтобы как можно быстрее разучить песни из основного репертуара, а также из программы, готовящейся к Праге, мне пришлось в срочном порядке вспоминать чтение нот с листа.

В подростковом возрасте меня, как водится, отдали в музыкальную школу. Я продержалась в ней три-четыре года и к шестнадцатилетию благополучно забила на гаммы и сольфеджио. Знание нотной грамоты в моей повзрослевшей голове уверенно стремилось к нулю.

Теперь деваться было некуда: на репетициях, впиваясь глазами в убористые строки распечаток Рахманинова и рождественских колядок на чешском — как-никак, в Прагу мы должны были попасть к европейскому Рождеству! — я надеялась, что у меня получится в кратчайшие сроки освоить ноты заново. Успехи были, но время от времени я то и дело промахивалась и лажала.

Впрочем, хористки продолжали отвешивать мне неожиданные комплименты:

«Сегодня всю репу стою перед тобой в первых сопрано и наслаждаюсь тем, как звучит твой голос!»

Мне казалось, что всё это говорится не обо мне, а о каком-то другом человеке.

— Ладно, — подытожила Карина, — лети, пой, главное, обратно возвращайся: в контент-план втиснуто столько гастрономических обзоров про итоги года, что я уже мысленно зашиваюсь заранее. И сувенир какой-нибудь привези!

— Ладно, — в свою очередь, засмеялась я, — что тебе привезти?

— Самое… что-нибудь… не знаю… какой-нибудь чешский хардкор!

— Наверное, ты хотела сказать «чешский фарфор»?

— Нет.

Глава 5

Одна голова — хорошо, а вдвоём допрыгались

— Значит, «Буддуар», — уточнила я.

— Именно, — улыбнулся пиарщик в нарочито измятой рубашке и чересчур тугих джинсах, подсаживаясь ко мне поближе и заглядывая в бумаги через плечо.

Проверяет, не разбежались ли нужные буквы?

Я сканировала глазами распечатку предложенного им релиза. «Буддуар» — рестобар и чайный лаунж. Работают два месяца, а до этого идеологи проекта занимались популяризацией паназиатской кухни в демократичном сегменте.

«Буддуар» — игра слов. Решили объединить название изысканной дамской комнаты, предназначенной для отдыха, и культовую фигуру буддизма.

Наверное, остроумно. Надо будет при случае поинтересоваться у знакомых буддистов, что они думают по этому поводу.

Интерьер лаунж-бара недвусмысленно намекал, что в заведении действительно можно расслабиться, оттянуться, почилить, отдохнуть, понежиться, зависнуть, с комфортом провести время в непринуждённой обстановке — нужное подчеркнуть. Все форматы хороши — выбирай на вкус! (Почти Маяковский получился.)

Да и Будд в заведении хватало.

В почти интимном полумраке главного зала были расставлены статуэтки Будды, выполненные из дерева, керамики, камня. Хаотично — наверное, создатели решили ограничиться одними статуями, но в последний момент передумали — располагались низкие диваны с горой подушек и кресла-мешки. Здесь были даже монокачели.

— Впечатляет, — согласилась я.

Пиарщик продемонстрировал красочное меню, предложил провести чайную церемонию, раскурить кальян — всё, разумеется, по собственному выбору. Должна же я проникнуться темой, на которую буду писать.

Меню я изучила, от кальяна отказалась (принципиально не курю, а дым кальяна раздражает связки), над несколькими десятками сортов чая, перечисленными в чайной карте, зависла. Определиться было невозможно — глаза разбегались.

Пожалуй, приятное место. Если у нас открывают какой-то лаунж, то обычно азиатским минимализмом там и не пахнет: всё сводится к восточной пышности и обставляется с помпой.

— Обязательно подчеркните, — втолковывал пиарщик, — что главное у нас — это чайные церемонии и кальяны, которые готовят по всем правилам, мы реально лучшее место для того, чтобы отдаться релаксу.

Чай они заказывали напрямую из Китая, в ближайшее время планировали увеличить ассортимент как минимум вдвое, а ещё приглашали из Москвы для проработки кальянной карты знаменитого сирийца, с которого начиналась кальянная история в России.

— Размещение на портале мы уже оплатили, так что очень ждём от вас рекламный текст. Надеюсь, он окажется таким же эффектным, как и вы. Если есть вопросы, звоните в любое время.

— Хорошо. Позвоню.

— Можете набрать и просто так, — подмигнул он, — если будет желание выпить чаю в приятной компании.

Кажется, это не дежурный комплимент (хотя пиарщики на них обычно мастера).

Решил пофлиртовать со мной?

Наверное, подумал — почему бы не совместить приятное с полезным.

В конце концов, среди ухоженных и отчасти манерных пиар-менеджеров, подвизающихся в гламурных питерских заведениях, гораздо больше натуралов, чем считает Карина.

Я невольно фыркнула, припомнив её пламенный монолог на эту тему.

Хотя, возможно, в тот день её довели в редакции до белого каления, и она имела в виду не их ориентацию, а методы работы.

Парень, конечно, симпатичный, но мне давно пора выдвигаться домой — помимо рекламного текста «Буддуара», нужно умудриться вычитать интервью на нескольких листах. Через два дня самолёт в Прагу, и если я хочу всё успеть перед отлётом…

В качестве комплемента от «Буддуара» мне преподнесли упаковку молочного улуна — я ведь так и не выбрала сорт чая, чтобы оценить его качество на месте.

Выбравшись на Невский, я направилась к метро, по пути размышляя о том, что мне куда комфортнее приезжать в ресторан и общаться с его представителем с глазу на глаз, чем раз за разом выдерживать выматывающие пресс-ланчи, теряя драгоценное время. Потом мысли перескочили на пиарщика, и я подумала — может быть, я слишком быстро делаю выводы о том, сможет человек чем-то зацепить меня или нет?

Однажды на семейном застолье, чудом собравшем всех родственников, племянница двоюродной сестры, дотошная и въедливая особа, одолела меня расспросами: «Почему ты всё время одна? Вечно тусуешься в рестиках — давно бы подыскала кого-нибудь!»

Высказывание племянницы надолго возглавило мой личный чарт самых раздражающих и бесцеремонных вопросов.

Во-первых, по моему глубокому убеждению, искать можно грибы (к слову, грибники далеко не всегда находят то, что искали, вдобавок в требуемом количестве).

Людей встречают.

Или нет.

Второе — мне редко кто-то нравится по-настоящему. Отчаянно влюбиться сразу в десять человек — это абсолютно не моё. В густонаселённой ресторанной тусовке мною время от времени увлекались, но дальше мимолётных эпизодов дело не заходило.

Некстати вспомнился двадцатичетырёхлетний шеф.

Хорошо. Почти никогда не заходило.

При этом многие рестораторы симпатичны мне чисто по-человечески и интересны как профессионалы. Среди молодых совладельцев, вчерашних шефов и бартендеров хватает продвинутых ребят, которые буквально живут своей профессией. Влюблённые в еду, они не просто отслеживают мировые тенденции, но задают собственные гастрономические тренды. Это парни, буквально из ничего создающие новаторские блюда и меню, попадающие в топ, и при этом открытые, простые, непафосные.

Однажды создатель фьюжн-кафе на Фонтанке лично водил меня пробовать пельмени в аутентичную китайскую забегаловку, затерянную в закоулках Сенного округа, когда редакция отправила меня собирать материал для обзора под названием: «Петербург: ешь в центре на два доллара».

— Вероника?

От неожиданности я вздрогнула.

Передо мной стояла Марго.

Блондинка с памятной вечеринки, на которой я обескуражила компанию «чтением» голосов, черпая информацию из пустоты.

Марго держалась за руку рослого блондина. Они выглядели почти как близнецы, хотя чутьё подсказывало мне, что никакой он ей не брат.

— Привет…

— Привет! А это мой муж, Илья. А что ты здесь делаешь? Ой, а ты мне так и не написала… Ты обещала!

Я невольно улыбнулась.

— Прости, — надеюсь, в моём голосе хватало раскаяния, — было очень много работы. Гуляете?

— Ага, вырвались на денёк, прожигаем жизнь. Давай с нами?!

— Вообще-то я собиралась домой…

— Ты откуда?

— Из ресторана.

— О, опять твои забегаловки? Круто, статусная у тебя работа!

На Марго с её жизнерадостным видом и непосредственностью трудно было обижаться.

— А давайте нагрянем в караоке? Мы в прошлый раз так отожгли! Тут неподалёку есть одно местечко…

Караоке?

Соблазнительно, ничего не скажешь. Но…

— Вообще-то мне…

— Я так и знала: ты стесняешься! — возликовала Марго. — Поэтому и не поехала тогда с нами! А Толику, между прочим, ты понравилась. Он так и сказал!

— Ваш Толик в тот вечер осилил не меньше пол-литра текилы, — сообщила я, — вот кто его единственная любовь.

— Слушайте, холодно на ветру стоять, — подал голос до сих пор молчавший Илья. — Вероника, правда, идём с нами, там и поболтаете. Угощаю.

— Я в состоянии за себя заплатить!

— Да ладно тебе, — подмигнула Марго, — пусть Илья проставляется, ему полезно. И нечего стесняться, все свои, вдобавок там очень маленькое караоке.

И наверняка безумно дорогое, подумала я.

Но вместо окончательного вежливого отказа у меня вырвалось:

— Я в хоре пою, чего мне стесняться? И у нас в конце месяца выступление в Праге!

— Шутишь, — усомнилась Марго.

— Нет. Самый настоящий фестиваль. Длится неделю. На самом деле у нас там несколько выступлений. Поём в разных соборах. И ещё заявлен сводный хор: мы учили пять номеров, чтобы спеть вместе с остальными десятью хорами. Мы единственный любительский хор, который представляет там Россию…

— Ого! — восхитилась Марго. — И что, вам за это заплатят? Кто главный спонсор часа? Или вы на самофинансировании?

Я вздохнула:

— К сожалению, хор никто не финансирует. Но организаторы фестиваля помогли с визами. Вдобавок, поскольку из Питера прилетит почти два десятка человек, договорились о скидке в отеле. В общем, они старались. Максимум на двадцать тысяч всё потянет.

— Евро?!

Я выразительно постучала себя по лбу:

— Рублей…

Марго пренебрежительно махнула рукой:

— Для Праги это копейки. Здорово! Хоть город посмотришь, за поездку туда и вдвое дороже стоит заплатить.

— Ты там была? — заинтересовалась я.

— Да я уже везде побывала.

Не выдержав, Илья подхватил нас под руки и повлёк в направлении Казанской — как раз туда, откуда я пришла:

— Вы как хотите, а я уже окоченел. В караоке поболтаете!

«Может, не надо?» — осторожно спросил голос в моей голове.

Чей бы это ни был голос, он оказался прав.

На прошлом занятии Тамара интересовалась, не болит ли у меня горло, но я не заметила ничего подозрительного. А вот ей звучание моего голоса не понравилось, и она начала переживать.

Сильной боли при глотании не было, так что вечером я выпила чай с малиной, заполировала всё мёдом, пару раз прополоскала горло ромашкой и успокоилась.

Разумеется, на момент приглашения в караоке этот эпизод вылетел у меня из головы.

Караоке так караоке!

Если честно, я ведь ни разу в жизни не была в караоке. Не довелось.

Сама не знаю, как так могло получиться.

Глава 6

Когда молчание — золото

«Сама не знаю, как так могло получиться!» — отправляю я Тамаре сообщение в WhatsApp.

Я в полном отчаянии.

Я пишу ей, потому что не могу говорить по телефону.

Единственное, что мне сейчас доступно — это сиплый шёпот.

Я потеряла голос.

Я сорвала его в караоке.

Вероятно, со стороны в караоке я больше всего напоминала алкоголика, который находился в завязке, но не выдержал и неожиданно сорвался.

Нет, я не пила.

Пятьдесят граммов Hennessy XO, чтобы разогреть связки (по крайней мере, мне говорили, что это на пользу), не в счёт.

Караоке оказалось камерным, всего на пять столиков. Кроме нас и слипшейся в объятиях парочки, которая больше танцевала, чем пела, там никого не было.

У нас с Марго оказалось множество общих любимцев. Поэтому мы наперебой заказывали песни, стараясь вспомнить, кого могли незаслуженно пропустить.

Но примерно через полчаса эксплуатирования всемирно известных хитов и связок я почувствовала, что голос почему-то ощутимо сел.

Подобные ощущения были в новинку.

«Случается», — решила я. Подкрепилась горячим чаем, и мы продолжили — столько песен ещё не было спето!

«Слушай, у тебя, кажется, голос дрожит, — внезапно заметила Марго, — ты нормально себя чувствуешь?»

Я чувствовала себя великолепно. Я ловила кураж! Я впервые была в караоке, и у меня даже что-то получалось.

«You say goodbye in the pouring rain

And I break down as you walk away.

Stay, stay».

А вот голосу было всё хуже. Но мне казалось, что нужно всего лишь ещё немного распеться. Сейчас я наконец нащупаю пресловутую опору, о которой два раза в неделю по часу твердит мне Тамара, и зазвучу в полную силу…

Кто стесняется? Я стесняюсь?..

Голос плевать хотел на самоутверждение.

И когда из связок было выжато всё возможное и невозможное, на Come as you are «Нирваны» голос будто провалился куда-то, буквально рухнув в зияющую чёрную дыру.

И больше уже не слушался.

Он отказывался подчиняться.

Звуки, которые мне удавалось выдавить из себя, не напоминали пение, но и речью это невозможно было назвать даже с натяжкой.

Решительно остановив разошедшуюся Марго («Ну я-то могу допеть!»), Илья вызвал такси, и они отвезли меня домой.

В аптеке возле дома я скупаю леденцы, сиропы от кашля и травы от боли в горле. А дома превращаю журнальный столик в филиал лазарета.

Но за ночь ничего не меняется. Каждые несколько минут я просыпаюсь от приступов кашля — теперь он заявил о себе в полный рост.

Завтра утром рейс в Прагу.

Я забиваю на недоделанные дела, по часам принимаю отвары и глотаю микстуру, пытаюсь отлежаться и поспать. Но болезнь то и дело напоминает о себе очередным приступом кашля.

Я не ругаю себя последними словами только потому, что даже думать получается исключительно шёпотом. Саднит в горле, саднит в голове. Тело будто разбитое. И слабость.

Отменять поездку?

Сдать билет?

Подвести всех окончательно?

Вторых сопрано в «пражском» составе критично мало.

Завтра вылет, по прилёту — заселение в отель, обед, репетиция прямо в отеле, после репетиции — ужин в каком-нибудь местном кабачке. Первое выступление «Див@хора» должно состояться только послезавтра в соборе с длинным торжественным названием St. Martin in the Wall Church.

Может, произойдёт чудо, и голос успеет восстановиться?

Здравствуйте, меня зовут Вероника, мне скоро тридцать четыре, и я, похоже, не дружу с собственной головой.

Чем я только думала?!

Мой дебют в хоре, причём сразу за границей. Прага, мистический город, про который мне успели прожужжать все уши и Тамара, и одна из хористок, учившаяся в пражском университете, и Марго во время вчерашней вылазки в обитель зла… то есть в караоке.

К вечеру я собираюсь с силами настолько, чтобы ухитриться побросать вещи в чемодан. У меня даже есть соответствующее требованиям дирижёра платье — очень маленькое и очень чёрное. Куплены подходящие к нему туфли на устойчивом каблуке. В хоре не положено сидеть.

А вот нитку жемчуга для завершения образа я так и не нашла. Столько раз проходила мимо магазинчиков с бижутерией, но категорически не успевала заглянуть туда.

Я отправляю сообщение в чат хора в WhatsApp — мол, увидимся завтра в пять утра в аэропорту, и перед сном закидываюсь сразу пятью пастилками от кашля.

***

В салоне самолёта прохладно. Я обмотана пледом с головы до ног. Мне досталось место возле иллюминатора. И я боюсь, что если брошу туда хотя бы взгляд, когда самолёт будет в воздухе, то умру на месте от ужаса.

Невыносимо даже представить это себе.

Десять тысяч метров между мною и твёрдой надёжной землёй.

Я не летала на самолётах пару десятков лет.

Наша семья нечасто куда-то выбиралась.

Потом у меня перманентно не было денег. Или времени. Либо одновременно не оказывалось ни денег, ни времени.

Абсолютно все в моём окружении куда-то выбирались, путешествовали, ездили в другие страны. Даже самые ленивые. Даже неимущие. Одноклассница навещала знакомых в Швеции и Италии, при том что у неё отсутствовали денежные заначки. Брат облюбовал для отпусков Хорватию и Грецию. Мама осуществила давнюю мечту, добравшись до Индии. (Там у неё, как водится, стащили рюкзак.) Папа в рамках поездки на футбольный турнир в качестве вратаря корпоративной сборной побывал в Финляндии и Германии. Бывший бойфренд несколько раз летал на Кипр.

Начало салона — самый настоящий филиал «Див@хора».

В самолёте два ряда с каждой стороны и по три кресла в каждом ряду. Рядом со мной — вторые сопрано Аня и Наташа. Все болтают, перешучиваются, кто-то скрывает нервозность, пристегивая и отстёгивая ремни. Самые фанатичные обложились нотами и пытаются вспоминать партии.

В семь утра. Ну-ну.

Я ни с кем не переговариваюсь (голос не вернулся), не перешучиваюсь (нет сил — в аэропорт я приехала на такси и на автопилоте, причём даже не помню, как собиралась и выходила из дома). Я давно пристегнула ремни, хотя уверена, что в случае чего меня это не спасёт. И я старательно избегаю взглядов в иллюминатор.

Да, самолёт считается одним из самых безопасных видов транспорта. Но попробуйте напомнить об этом пассажирам воздушного судна, попавшего в турбулентность.

Надо постараться переключиться, расслабиться, подумать о чём-нибудь отвлечённом…

Вспомнить о приятных вещах.

Что, если это моё первое (во всяком случае, в сознательном возрасте) и последнее путешествие на самолёте?

Допустим, мы благополучно долетим до Чехии и приземлимся в Праге.

Но потом придётся возвращаться домой, а это ещё один перелёт, в течение которого никто ни от чего не застрахован…

Что, если бы я точно знала, что самолёт потерпит крушение?

О чём я пожалела бы сильнее всего?

Что, если бы я знала дату и время своей смерти?

Что постаралась бы успеть, прежде чем меня не станет?

Чем я хочу заниматься в жизни?

Чего я на самом деле хочу?!

Ответ обескураживает, но в глубине души я почти не удивлена.

Музыка.

Больше всего на свете я хочу заниматься музыкой.

Я хочу петь…

Самолёт выруливает на взлётную полосу и постепенно начинает разгоняться.

В тот миг, когда шасси стальной птицы отрываются от бетонки, внутри всё замирает.

А затем меня наполняет восторг.

Самолёт набирает высоту: земля стремительно удаляется, строения складываются в спичечные коробки, дороги усыхают до размера ленты.

Через несколько минут нас окружает небо. Мы летим сквозь облака. Вокруг нет ничего, кроме белоснежных перин, невесомого пуха, шапок взбитых сливок на фоне голубого свечения.

Я не могу оторваться от иллюминатора. Внутри всё парит и танцует. Я забываю про своё разбитое состояние, про усталость, про болезнь. Я забываю про то, что не смогу сейчас взять ни одной ноты и даже говорю с трудом.

Пение — оно сродни полёту.

Глава 7

Место силы для больного вокалиста

Когда смартфон, мирно лежащий рядом со мной на подушке, начинает трезвонить, я сперва не понимаю, где нахожусь, и что происходит.

Озираюсь. Гостиничный номер на одного, маленький, но уютный и тёплый. Пространство в нашем отеле разбито на блоки, в каждом — душевая и туалет, два одноместных номера и один двухместный. Видимо, меня пожалели, выделив одноместный, и отсыпаться мне повезло в одиночестве.

Сразу после заселения и обеда Тамара согнала всех на репетицию в конференц-зал отеля. Там она сделала попытку меня распеть, и я даже попробовала приложить усилия, но голос напрочь отказался подчиняться. Вдобавок после перелёта я еле держалась на ногах.

Тамара поняла, что нужный звук она сейчас не выжмет из меня ни по любви, ни за деньги, ни насильно, и отправила отдыхать.

Кто-то из вездесущих соседок оставил на моей тумбочке лимон на блюдце, витаминный напиток и пакетик с «ТераФлю».

Я невольно морщусь.

Да ответь, в конце концов, на звонок!

Смотрю на экран и не верю своим глазам: от этого человека не было вестей уже пару лет.

— Привет, Ника! Видел, что ты сейчас в Праге!

В самом деле: пока мы добирались на трансфере из аэропорта, я успела выложить в соцсети несколько снимков города с завораживающих ракурсов.

— Привет… Да, я в Праге. Прилетели сегодня — у меня выступление с хором.

— Ну, я тебя поздравляю! И я тоже в Праге.

Ого! Пожалуй, это совпадение почище встречи с Марго и её мужем на Невском.

— Что ты тут делаешь? — интересуюсь я.

— Живу! И пытаюсь получить вид на жительство. Помнишь, ты редактировала мою книгу с вставками про чешское движение гуситов? Она ещё вышла крошечным тиражом…

Голос собеседника прямо-таки раздражал своей бодростью.

— Ещё бы не помнить, — засмеялась я (но тут же закашлялась). — Целый месяц над ней сидела!

— Так вот: в Чехии ею заинтересовались. Профессора, историки… Наклёвывается шанс перевести роман и опубликовать его уже в местном издательстве. Чего доброго, и киношники подтянутся! Заехал сюда по делам, а в итоге завис чуть ли не на полгода. Слушай, если ты тут, давай встретимся? Заодно и поболтаем!

Я с удивлением поняла, что после сна чувствую себя намного лучше. Голос, конечно, и не собирался восстанавливаться, но почему бы не прогуляться?

Мы с Валдисом встретились возле метро «Малостранская». Он объяснил, что отсюда рукой подать до уймы дворцов — и до Коловратского, и до Фюрстенбергского, и до Палффи, и что если мы стартуем отсюда, то я смогу посмотреть Малую страну и Градчаны. Потом он на ходу принялся рассказывать о своих приключениях с издательствами.

Профессор психологии, автор новаторской психотерапевтической методики и практикующий психолог, Валдис также являлся автором провокационных книг с мистической подоплёкой. Писал он давно и много, университетские и эзотерические издательства охотно выпускали его книги ограниченными тиражами, но Валдис горел желанием заявить о себе как об успешном писателе-философе.

И тут на него сначала вышли люди из Интернационального союза писателей с предложением публикации, а потом стремительно закрутилась история с переводом последнего романа на чешский язык.

— Между прочим, — подмигнул он мне, когда мы стояли у фонтана Венеры, любуясь изгибами скульптуры, — редактор Союза писателей сообщила, что в случае с моей рукописью её работа не потребуется. После твоих правок книга полностью готова к изданию.

— Спасибо, это очень приятно, — пробормотала я.

— Да. Это уровень! А как твои писательские дела?

Я пожала плечами.

— Всё по-прежнему. Я распрощалась с этой темой несколько лет назад, и вряд ли что-то изменится.

— Почему нет?

— Долгая история. Ты же в курсе. Я писала с четырнадцати лет, но так и не смогла начать зарабатывать пером на обеспеченную жизнь. Конечно, я не имею в виду копирайтинг. Что касается рассказов… Не вышло из меня ни О. Генри, ни Ричарда Баха. После того как «Варгиус» выпустил сборник моих новелл к моему двадцатипятилетию, от них не пришло ни копейки роялти. А публикации рассказов в глянце… Там дела с гонорарами обстояли получше, но жить на эти деньги всё равно было невозможно. Так, пустячок… приятный бонус к зарплате проект-менеджера.

— И чем ты сейчас занимаешься?

— Тексты. Сплошные тексты и ничего, кроме текстов, — засмеялась я. — Ресторанная журналистика. Журналистики как таковой там, конечно, кот наплакал. Ты не критик, поскольку приходишь не инкогнито и ешь не за свои деньги или за средства редакции — тебя приглашают. Ты не можешь изложить в статье максимально честные впечатления, поскольку, во-первых, шеф-повар по просьбе пиарщика постарался сделать всё на высшем уровне, а, во-вторых, пиарщик может обидеться на замечания. Но сдавать редактору одни только хвалебные статьи нельзя. В конце концов, для этого есть рекламные размещения: пусть ресторан выкладывает денежки или заказывает про себя любую «джинсу». Поэтому ты пытаешься угодить и нашим, и вашим. Лавируешь между двумя огнями и чувствуешь себя жонглёром. И заодно крайним. Это бесит. Но мне действительно нравятся рестораны. И мне интересно писать про гастрономию и новые места. Что-то вроде популяризации качественной еды… вкуса к жизни. Самое смешное, что иногда меня называют репортёром. Или корреспондентом!

— Забавно. Значит, с книгами у тебя не задалось… Погоди, а что за внезапная история с хором? Ты сказала, что прилетела выступать!

— Да, в Праге проходит международный фестиваль хоров: приурочили к рождественским ярмаркам и всякое такое. Но я умудрилась сорвать голос в караоке. Слышишь, как сиплю?

— М-да, ситуация… Ничего, связки — инструмент гибкий. Кстати, давай-ка дойдём до собора святого Витта.

В шумной очереди, петляющей перед собором и растянувшейся на несколько сотен метров, нам пришлось провести чуть ли не полчаса. Я вновь почувствовала себя хуже. Кашель, казалось, разрывал лёгкие. Зато коренастый невысокий спутник выглядел воплощением здоровья. Прага — город контрастов? То есть, конечно же, «Стамбул — город контрастов». Валдис подбадривал меня, обещая, что после экскурсии мы непременно заглянем на ярмарку и выпьем глинтвейн.

Только глинтвейна на голодный желудок мне и не хватало.

Не дойдя до собора, Валдис внезапно свернул в какой-то сквер с чахлыми деревцами, зажатый между зданиями. Указал на каменистый пятачок:

— Смотри! Место силы. Про него даже из местных мало кто знает.

Я скептически посмотрела на подобие каменного постамента.

— Что за сила?

— Как бы сказать… Тут голос звучит по-особенному. Можно сказать, раскрывается.

Значит, место силы?

Валдиса всегда тянуло на мистику. Необъяснимые явления, скрытые смыслы, шифры, послания, места силы.

А вдруг и правда поможет? Мало ли что тут, в Праге, случается.

Я осторожно встала в центр постамента.

— Ну, — подбодрил Валдис, — давай, говори что-нибудь!

— Что говорить?

— Погромче говори!

— Мне нечем, — напомнила я.

— Попробуй ноту потянуть.

Очень смешно!

Хорошо, что проходящие мимо туристы не слишком интересуются нашим перфомансом.

Я издала слог, который первым пришёл в голову.

— Неплохо, — подбодрил Валдис, — ну как, слышишь?

И что именно я должна услышать?

Хотя… в голосе вроде бы прорезался какой-то новый призвук.

Я попробовала ещё раз.

Голос звучал более объёмно, он будто бы стал более звонким…

Мне кажется или нет?

— Ладно, идём, — заторопился Валдис, — через полтора часа мне надо в редакцию, потом сеансы с клиентами по скайпу, а ты ещё собор не посмотрела.

Наверное, я слишком резво соскочила с камня — у меня закружилась голова, и перед глазами промелькнули огромные размытые пятна.

Оранжевое и фиолетовое.

Дожили, решила я: допились, доработались, долетались, допелись. С подобной слабостью надо отлёживаться в номере отеля, а не бегать на встречи со старыми приятелями.

— Осторожнее, — Валдис вовремя подхватил меня под локоть, — теперь к собору и на ярмарку!

— Ладно, — пробормотала я, — только никакого алкоголя…

Визит к собору святого Витта стоил мучений. Я прошла бы несколько километров и обошлась бы без ужина, лишь бы увидеть его снова. И, пожалуй, мне потребовалась бы целая неделя, чтобы с толком, не торопясь, обстоятельно рассмотреть это монументальное строение и мысленно впитать красоту древней чешской святыни. Строгий, торжественный, основательный и одновременно устремлённый ввысь, поражающий воображение кружевами конусообразных башенок и сводчатых арок, очаровывающий и притягивающий к себе взгляды, собор ставил под сомнение факт, что он является порождением человеческих рук.

За время, проведённое в Праге, я так и не смогла вдоволь налюбоваться местной архитектурой. Город влюблял в себя и завораживал. Здесь властвовала самобытная подкупающая гармония — величественные здания, фантастически живописные красные крыши, а узкие улочки, мощённые брусчаткой, казались до боли знакомыми.

А голос… Чуда не произошло. Он не успел восстановиться за неделю. И вместо того чтобы стоять во втором ряду «Див@хора» плечом к плечу с прочими сопрано, я работала оператором — снимала выступления, записывая исполнение на видео и делая фото со всевозможных ракурсов. При этом я старалась незаметно для окружающих глазеть на живописное убранство соборов: в костелах святого Николаса и святого Сальватора было на что посмотреть.

Мои связки пребывали в таком плачевном состоянии, что я не смогла присоединиться даже к сборному хору, спевшему в день закрытия фестиваля двумя сотнями голосов кто во что горазд. В атмосфере всеобщего фана и веселья уже не имело значения, кто сипит как не в себя и в какие ноты умудряется не попасть.

Впрочем, я всё же постаралась выжать из поездки максимум впечатлений. Когда выдавалась свободная минутка, я сбегала, чтобы в своё удовольствие побродить по центру, подсвеченному рождественскими гирляндами, согреться ароматным чаем в кабачке с видом на Староместскую площадь или в очередной раз сфотографировать дивной красоты часы на ратуше и памятник Яну Гусу.

Однажды я пристроилась к очереди в кассу, чтобы подняться на смотровую площадку ратуши и изучить красные крыши с идеального ракурса. Но не прошло и пяти минут, как какой-то англичанин бесплатно всучил мне билет для прохода наверх. Он пояснил, что билет ему уже не нужен, поскольку подниматься наверх слишком долго, и он может опоздать на концерт органной музыки.

Неожиданный подарок удивил и обрадовал. Но гораздо сильнее я удивилась тому, с какой лёгкостью у меня получилось объясниться с щедрым британцем. Я поблагодарила его, даже не задумываясь, из каких слов составляю фразу. Похоже, кинопросмотры в сопровождении английских субтитров продолжали приносить плоды.

В качестве «чешского хардкора» я захватила из шикарного торгового центра брусок санкционного пармезана, надеясь, что этот сыр окажется достаточно «хард» для Карины.

А себе в магазинчике с бижутерией местного производства я наконец нашла нитку искусственного жемчуга — впрочем, изящного и очень качественного.

***

В последний день перед отлётом Тамара собрала всех на Староместской площади — погулять, сделать общее фото «Див@хора» с гастролей на память, купить и попробовать трдельники, если кто-то ещё не успел познакомиться со знаменитым чешским специалитетом.

Я успела, причём неоднократно. Моим фаворитом стал трдельник как он есть, без дополнительных топингов — эта хрусткая трубочка, которую можно было заказать прямо с жаровни под открытым небом, была ароматна и вкусна сама по себе, без горы взбитых сливок, фруктов и мороженого, которое, растаяв, делало тесто липким.

Но прогулка хора по праздничной Праге не могла остаться просто прогулкой. В какой-то момент хор выстроился на ярко освещённом пятачке на площади и… запел, следуя указаниям дирижёра. Привлечённые звуками Last Christmas, к месту перфоманса начали немедленно стягиваться слушатели. Хор, наслаждаясь вниманием, исполнил ещё одну рождественскую песню, а закончил чешской колядкой.

— Всё, — сообщила Тамара, — хорошенького понемножку, концерт окончен. Спасибо за внимание. Thanks for your attention!

Но Прага не пожелала остаться в долгу. Обогнув площадь в поисках живописных ракурсов для промовидео и выйдя на неё с противоположной стороны, мы стали свидетелями потрясающе яркого и красивого зрелища: «запуска» рождественской ёлки под классическую музыку.

Невольно открыв рот от восхищения — ёлка мерцала, сияла, переливалась огнями, а украшения в виде огромных бантов и импровизированных подарочных коробок притягивали взгляд — я подумала, что надо бы загадать желание.

Я мечтала петь.

Но ведь я уже пою! Да, в этот раз не получилось выступить на фестивале, но сколько я пела на репетициях?

Я, стеснявшаяся выложить в Instagram кавер, где моё лицо было бы видно целиком.

Я хочу найти родную душу.

«Ты? — скептически поинтересовался голос в голове. — Думаешь, для такого человека, как ты, найдётся специальная родственная душа? Ты хоть представляешь, каким должен быть этот человек?»

Но я же есть. Почему бы и ему не существовать?

Глава 8

Рояль не в кустах

Не знаю, как насчёт родных душ, но голосов в собственной голове мне хватает.

Это начинает утомлять.

Я стою перед белым роялем. Вернее, я стою, задрав голову, чтобы как следует рассмотреть условно белый рояль. Он прикреплён к стене, так что я едва могу дотянуться до клавиш.

— Готово! — сообщает управляющий и возвращает мне смартфон. — Вот, пожалуйста. По-моему, отлично вышло.

Держу пари, на фото у меня наверняка дурацкое выражение лица. Но рояль-то, конечно, на высоте.

— Это наша гордость, — управляющий возвращается к обзорной экскурсии. — Девятнадцатый век. Настоящий антиквариат! Мы очень много вгрохали в интерьер. Старинный рояль — это ещё не всё. Винтажные кресла. Декоративные черепа — у нас всё-таки стимпанк. Авторские колбы для кальянов…

Я машинально киваю и следую за ним вдоль километровой барной стойки с подсветкой, за которой притаился пивной колдрум.

К счастью, на сегодня это последнее заведение. Ещё немного, и можно будет прихватить распечатки релиза, меню («Нет-нет, на сайте неактуальное меню, мы обновили больше половины блюд!»), распрощаться с ресторатором и наконец-то ехать домой.

Дома придётся ещё часа четыре корпеть над новостями. Пока я отсутствовала, Карина исправно загружала мою электронную почту сообщениями про рестораны, о которых нам следовало написать уже вчера.

М-да.

«Купи пианино», — вдруг слышу я.

И откликаюсь:

— Какое ещё пианино?

— Простите? — оборачивается управляющий.

А, так это был голос не со стороны.

— У вас действительно шикарное пианино и крутой интерьер, — быстро нахожусь я.

Это что-то новенькое.

Определённо, то, что я слышала, прозвучало в моей собственной голове. Но это не мой голос — эти мысли мне не принадлежат.

И как это понимать?

То есть… я явно не думала о чём-то подобном и не говорила сама себе: «Купи пианино!» С чего мне в голову втемяшилась бы подобная идея?

Но эти внезапные слова, или образы, или ощущения — что бы это ни было — продолжают неустанно множиться внутри.

Разумеется, мне не нужно никакое пианино.

Не нужно пианино, не нужен рояль в кустах… или подвешенный на стену авангардного ресторана.

Выложи в Instagram роскошное и одновременно забавное фото с этим старинным инструментом и успокойся.

Купи пианино.

Я обстоятельно втолковываю себе (вернее, не себе, а некту, тянущему внутри занудную волынку): мне не нужно пианино.

К чему оно мне?

Я не пианист. Не играю на этом инструменте. Пианино есть у моего педагога, и этого достаточно.

Купи.

Последний раз я сидела за клавишами… почти два десятка лет назад.

Это не имеет смысла. Ещё бы на фигурное катание пошла — занималась же им в пять лет, бесстрашно делала «ласточку», вытягивала ногу в «пистолетике» под одобрительным взглядом мамы, наблюдающей из-за ограждения катка, как я покоряю лёд.

Купи пианино. Ну купи.

Это становится невыносимым. К чему оно мне? Разучивать пронзительные баллады, сочинённые Фредди Меркьюри?

И так ни на что не хватает времени.

Купи…

На нём, между прочим, требуется играть обеими руками сразу. Правой. А левая рука при этом берёт абсолютно другие аккорды. И всё это, прикинь, одновременно. Вдобавок в это же время надо петь!

Так что… при чём здесь я?

***

Я открываю ноутбук, лезу в интернет, изучаю, какие пианино рекомендуются для новичков. Читаю отзывы. Если подходить к вопросу серьёзно, если не ограничиваться синтезатором и покупать полновесные клавишные, то даже в электронной версии это обойдётся мне…

В сорок тысяч? В пятьдесят?

Купить. Привезти домой. Обнаружить, что я не способна воспроизвести даже примитивный «Василёк». И уже никогда не буду в состоянии свободно играть.

Оно мне не нужно.

***

— Слушай, а классно у тебя!

Марго почти с восхищением осматривает мою компактную однушку.

— Угу, — киваю я, — вероятно, дизайнерская голь была на выдумки хитра. Сама посмотри: кровать буквально впихнули в застенок, но при этом она на виду, и попробуй оставить её неубранной. На стульях за стойкой и десяти минут не высидишь. Мы всегда едим на кушетке.

— Зато очень стильно…

К счастью, собираясь с утра на презентацию вин, я чудом успела немного прибраться. Поэтому неожиданный звонок Марго с предложением составить мне компанию за чаем застал врасплох только содержимое моего холодильника.

Собственно, там и заставать-то было нечего. И некого.

Я усадила Марго на один из «пыточных» стульев, отличающийся короткой, будто обрубленной спинкой, отыскала на лоджии запас осенних яблок и принялась на скорую руку печь шарлотку.

Марго горела желанием услышать подробности моей поездки в Прагу, но по вполне очевидным причинам похвастаться было нечем.

— Ничего, — вздохнула она, — ещё выступишь!

— Надеюсь. — Я тщательно взбивала яйца с тростниковым сахаром.

— Как твои занятия вокалом?

— Никак, — я пожала плечами. — Связки до сих пор не восстановились. Когда разговариваю, всё вроде бы нормально, а вот с пением проблемы.

Проблемы были не только с пением.

Точнее, проблема заключалась в невозможности петь.

Вероятно, мои соседи (в меру своих способностей) были счастливы. Зато я на протяжении нескольких дней то и дело обнаруживала себя в странном состоянии.

Беспокойство. Нервозность. Раздражительность.

Что-то было не так, но я даже не могла понять, что именно не в порядке.

Я ломала голову, размышляя над причинами, решала, что, вероятно, хочу есть, шла к холодильнику и выгребала оттуда всё, что подворачивалось под руку.

Но, когда я подчистую уничтожала содержимое его полок, то не чувствовала вкусов, не различала запахов. Я не получала ни малейшего удовольствия. Насыщение тоже не давало о себе знать. Тарелка становилась пустой. Внутри по-прежнему царила сосущая пустота.

Раньше со мной не происходило ничего подобного. Я не заедала проблемы. Еда не являлась способом снять стресс, переключиться или отвлечься.

И всё же этому было единственное логическое объяснение.

Я заедала отсутствие пения.

— …Слушай, офигенная шарлотка! — Марго подняла на меня взгляд от тарелки, с которой соскребала последний ломтик яблока, облитого золотистым кружевом теста. — Прямо ресторанный уровень! Где ты научилась так готовить?

Я пожала плечами, отправила в рот кусочек шарлотки:

— Не ресторанный. Я пробовала десерты от гениальных кондитеров. Уровень хорошего кафе — пожалуй…

— Ну ты и перфекционист! — изумилась Марго. — Самый настоящий педант!

Всё, я больше не могу…

Я поднялась из-за стола, резко свалила тарелки в мойку:

— Марго, как ты относишься к шопингу?

— Хочешь пробежаться по магазинам? — загорелась она. — Давай! Могу вызвать такси, у меня к приложению карта Ильи привязана…

— Не надо, — остановила её я, — здесь недалеко.

Спустя двадцать минут Марго с растерянным выражением лица взирала на несколько рядов электронных пианино, в шахматном порядке выстроившихся в огромном демонстрационном зале.

— Ты же сказала: «шопинг», — напомнила она. — Только не говори, что решила вместо очередной пары туфель прикупить себе Kawai за полмиллиона!

Я бережно подняла крышку ближайшего пианино. Секунду размышляла, затем с ходу, преимущественно на чёрных клавишах, подобрала строчку из песни Reamonn.

И улыбнулась:

— Постараемся уложиться в пятьдесят тысяч…

Моя «подушка безопасности» была практически исчерпана.

Глава 9

Несколько репетиций до позора

Ближайший выходной я провела, подыскивая в квартире подходящее место для стойки и полутораметровых клавишных. Отказавшись от мысли подвесить их к потолку (привинтили же в ресторане рояль к стене), я втиснула приобретение возле окна. Кушетку при этом пришлось передвинуть, и она практически упёрлась в кровать, обустроенную в нише за раздвижными дверями.

Впрочем, меня подобные мелочи не смутили.

Разыскав в интернете ноты пары-тройки любимых песен, я оккупировала инструмент и пропустила обед, а затем и ужин.

Я с удивлением обнаружила, что могу играть двумя руками сразу. Да, медленно, да, спотыкаясь. Но, во всяком случае, меня не парализует в попытках совместить голосоведение правой руки и аккорды левой.

Усердно репетируя с хором, я успела восстановить в памяти нотную грамоту. Теперь мне было намного проще вгрызаться в ноты, разбирая очередной такт песни. С листа я читала медленно, зато, разобрав и запомнив определённый кусок, начинала играть его, уже не подглядывая в распечатки.

Боги, почему никто не открыл мне этого раньше?!

Почему в музыкальной школе мы играли обязательную «Колыбельную для Светланы», а не треки, от которых лично у меня внутри всё танцует?

Я не в состоянии оторваться от нот и раз за разом пытаюсь воспроизвести на клавишных непростые для понимания значки и символы. В пустой комнате без компании, без друзей, без учителей и наставников я не замечаю, как минуты превращаются в часы, а за окном темнеет; мне до безумия интересно проводить время наедине с клавишными, потому что я обожаю эти мелодии, смысл, ритм, посыл и драйв этих песен.

Почти двадцать лет назад я неохотно, чуть ли не из-под палки препарировала выбранные для меня кем-то музыкальные темы и произведения, этюды и менуэты, отсиживая положенные часы на занятиях и думая о предстоящей тусовке с друзьями, новеньким кассетным магнитофоном и пятипроцентными алкогольными коктейлями, упакованными в яркий алюминий. Сейчас я торчу за пианино с рвением фанатика, забыв о сериале на английском под чипсы, о том, что надо бы позвонить родителям, а затем принять душ и отправляться спать…

К счастью, подключенные к инструменту наушники позволяют играть с нужной громкостью в любое время суток и не провоцировать визиты участкового.

Я хочу выучить всё это, освоить, разобраться, не думая о результате и наслаждаясь процессом.

Лишённая возможности петь, я звучу, балансируя мелодией на кончиках пальцев.

Руками.

Телом.

Впрочем, не всё коту масленица. Через некоторое время меня вновь заваливают работой, и возможности просиживать за клавишами часы напролёт не остаётся. Ресторанные порталы подводят итоги года, рестораторы торопятся разместить рекламу с предновогодними скидками, редакторы пытаются объять необъятное, без конца правя и согласовывая материалы. А потом мне звонит пиарщик из лаунж-бара «Буддуар».

— Мы закрылись, — после приветствия сообщает он. — Вы как-нибудь отметьте это у себя на сайте, и продлевать рекламное размещение мы, сами понимаете, не будем.

— Это не ко мне, — машинально откликаюсь я, — звоните в редакцию, в техподдержку, пишите своему менеджеру. Я автор.

— Ладно, разберёмся. Собственно, я именно поэтому вам и звоню. Вы прекрасный автор. Мы почитали кое-какие материалы на сайте — обзоры, новости… Хотели предложить вам работу.

Пятую?! Ой, мама.

Выяснилось, что «Буддуар» собрал плохую прессу, вдобавок его бурно раскритиковали в соцсетях. Возможно, дело было не столько в формате заведения, сколько команда промахнулась с месторасположением.

Сама по себе локация была отличная — на Казанской, рукой подать до Невского. Но чересчур умиротворённый и расслабленный лаунж-бар, похоже, не вписался в исторический центр Петербурга, динамичный, неугомонный, изобилующий туристами и никогда не засыпающий.

Зато прямые поставки чая из Китая неожиданно начали приносить прибыль. Это, конечно, произошло не вчера: команда уже какое-то время работала над поисками склада, организацией логистики и разработкой сайта.

Теперь, когда чайное направление развернулось в полную силу, требовались тексты на сайт. Вместо куцых либо напыщенных описаний продукции директор по маркетингу хотел видеть живые и цепляющие тексты.

— Евгению, — сообщил пиарщик, — очень понравился ваш слог. Вы и про бар здорово написали. С характеристиками чая история, конечно, попроще: тексты нужны небольшие. Зато их легче делать продающими. У вас, Ника, дар писать о еде и напитках так, чтобы людям хотелось их попробовать… Ассортимент большой, и мы развиваемся. Задания присылаем не каждый день, но нам нужен человек, который занимался бы контентом на постоянной основе и в одном ключе… Разумеется, всё это можно будет делать удалённо.

Я уточнила, как у них с оформлением, и услышала отрицательный ответ.

Обычное дело. Всем позарез нужен автор, но никто не готов оформлять его в штат.

Вероятно, предполагается, что авторы в нашей стране до пенсии не доживают, не приобретают жильё в ипотеку и вообще являются существом отчасти мифическим, как единорог. Тогда всё сходится: как известно, мифические существа не имеют проблем с выживанием, паря в высших сферах и периодически улетая за вдохновением в астрал.

— Зато вы можете назвать свою цену, — оживился пиарщик. — Очень хочется тексты на сайт в вашем стиле. Сколько вы берёте за тысячу знаков? И работа не самая пыльная: всю информацию по товарам мы будем предоставлять. В крайнем случае, интернет всегда под рукой…

Я хотела сказать: «Нет, спасибо».

Но почему-то произнесла:

— Давайте попробуем!

***

С того самого праздника жизни, именин сердца и фиаско связок — словом, с момента моего злополучного похода в караоке с Марго сотоварищи — проходит не одна неделя, прежде чем я снова решаюсь появиться в студии на Литейном.

— Наконец-то! — говорит Тамара. — И на репетиции хора чтобы обязательно приходила! Осваиваем новую программу! Весной запланирован большой юбилейный концерт. Скорее всего, в апреле. Знаешь где поём? Кинотеатр «Аврора» на Невском знаешь? Вип-зал! Осталось всего несколько репетиций…

Кто же не знает кинотеатр «Аврора» с демонстрацией артхаусных фильмов на языке оригинала, буфетом в ретростиле, величественными колоннами, скульптурами, лепниной и роскошными креслами с откидывающимися спинками в пресловутом вип-зале?

— Всего несколько репетиций до позора, — бодро подгоняет Тамара, — поехали!

Она довольна: мои связки восстановились, а голос, отдохнув, звучит лучше прежнего.

Если, конечно, верить тому, что мне говорят.

Говорят мне многое. Время от времени я застаю у Тамары то ученицу-психиатра, то оперную певицу, с которой они шлифуют звучание. И при всех Тамара меня хвалит.

— Голос, — комментирует она, — фантастически красивый. Не заниматься им — преступление.

Мои щёки предательски краснеют.

— Скажи ей как психиатр, что голос прекрасный, а то она мне не верит!

— Задержись, послушай нашу распевку, — предлагает она певице. — Ника у меня одна из самых юных. В смысле, занимается без году неделя. Какой потенциал, какой тембр вырисовывается! Богатый голос!

— Красивое звучание, — соглашается та. — Напоминает…

— Что? — не выдерживаю я.

— Горький шоколад.

Нигде не спрячешься от этой гастрономии!

Я пытаюсь укрыться от чрезмерной похвалы, смешавшись со вторыми сопрано на репетициях.

И обнаруживаю, что, когда хор разучивает новые песни с нуля, мне проще и легче ориентироваться. В отличие от старого репертуара, который большинство хористок давно знает наизусть, всё разбирается от и до, а партии прорабатываются отдельно. Благодаря этому я перестаю мазать мимо каждой второй ноты, как проклятая.

Чем дальше, тем больше работа захватывает; процесс, впрочем, сильно отличается от индивидуальных занятий. В какой-то момент я словно выпадаю из реальности, хотя стою в гуще людей и мой голос сливается с прочими голосами в едином полотне. Парадокс, который трудно объяснить: концентрируясь на пении, зацикливаясь на попытках выжать из гортани всё возможное и невозможное, внезапно понимаешь — здесь нет вообще никого, кроме тебя и звука…

Даже на собраниях хора Тамара умудряется похвалить меня, обсуждая партию вторых сопрано:

— Девочки, по-моему, неплохо! Вероника, слушай, у тебя раскрывается такой мощный голос и так быстро, что я не понимаю, откуда всё это берётся?!

Чем ближе день концерта «Див@хора» в «Авроре», тем сильнее я волнуюсь. У меня начинается кашель. Я лихорадочно измеряю температуру, пытаюсь заваривать и пить имбирь с мёдом и лимоном и пару дней даже отлёживаюсь в постели, временно забив на горящие тексты.

Самочувствие терпимое, но кашляю я как не в себя.

Я начинаю злиться.

Да что за паттерн такой — история будет повторяться каждый раз? На горизонте маячит ответственное выступление, и меня одолевает кашель? Никаких связок не напасёшься!

Отоспавшись, я всё же отправляюсь на генеральную репетицию, где чувствую себя вполне сносно. Меня беспокоит только горло. Першение и кашель. Кашель и першение.

Дивы наперебой советуют мне многочисленные народные средства, проверенные, перепроверенные, заверенные и удостоверенные. «Забудь про соду с солью, — напирают они, — ешь сырые яйца, пей коньяк, горло ромашкой полощи!» Кое-кто веселится: «Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай — да или нет?»

***

В «Авроре» заявлено выступление полного состава: кинотеатр в центре Питера — не Прага, добраться до него не составляет проблем.

Мы собираемся для распевки и финальной шлифовки у Тамары на Литейном. Потом воцаряется хаос: хористки поправляют макияж, бегают в туалет, ищут пропавшие папки с нотами, распечатывают недостающие партитуры.

На нескольких такси мы едем в «Аврору», и суета продолжается уже в кинотеатре. Хористки оккупируют туалет, фойе, второй этаж вип-зала.

Переодеваясь из джинсов в концертное платье (то самое, очень маленькое и чёрное), я обнаруживаю, что забыла дома колготки:

— Блин!!!

Со словами: «Я так и знала, что они обязательно пригодятся», меня выручает одна из старожилов хора. К счастью, ноги у неё оказываются такой же длины, как и у меня. Где бы я за десять минут до выступления раздобыла колготки четвёртого (а ещё лучше — пятого) размера, вдобавок телесного цвета и без блеска?!

К счастью, с платьем, жемчужными бусами, а также лаком для губ «того самого кроваво-красного оттенка», официально утверждённого Тамарой для выступлений (вечером мне едва удаётся оттереть его с губ мицелляркой), у меня полный порядок.

С папками в руках мы выстраиваемся перед портьерой, готовясь к выходу. Я ощущаю себя словно в лёгком тумане. Но когда меня шутливо тыкают в бок и спрашивают, сильно ли я волнуюсь — всё-таки дебют на сцене! — я вдруг понимаю, что…

Вообще не волнуюсь.

Если бы ещё только утих этот чёртов кашель.

***

Сказывалась накопившаяся усталость.

Приняв душ, я натянула ночную сорочку, после чего устроила в нише с постелью настоящее гнездо. Взбила подушки, притащила журналы и даже умудрилась пристроить поднос с чаем и сладостями на полочке над постелью. Закутавшись в одеяло, я рассчитывала хотя бы до завтрашнего утра предаваться блаженному безделью — немного перевести дух не помешало бы.

Дух, однако, не был согласен с тем, чтобы его переводили почём зря: на смартфоне высветилось улыбчивое лицо Марго.

— Привет! Не отвлекаю?

— Уже нет, — вздохнула я. — Как дела? Чем занимаешься?

— Втыкаю в маркетинговый отчёт, — бодро сообщила Марго, — но решила, что поболтать с тобой будет интереснее. Рассказывай, как твои репетиции?

— Сегодня выступила с хором на юбилейном концерте, — сообщила я в ответ и закашлялась.

— Ого! Поздравляю! Между прочим, могла бы и нас пригласить! Как всё прошло? Что исполняли?

— «Богородице Дево», Кастальского… это литургия… Шуберта, Kyrie eleison… «Щедрика» — это украинская народная песня… «Рождественское попурри», оно мне нравится… негритянский спиричуэл…

— Почти ничего из этого не знаю. Это какие-то церковные песнопения, да?

Я развеселилась:

— Ну, трудно представить, что этот хор станет исполнять «Богемскую Рапсодию». Наверное, для этого должна быть другая аудитория…

— В любом случае ты молодец!

Я закашлялась.

— Ты что, снова простыла? — встревожилась Марго. — Может, ты опять ходила в караоке? Без меня?!

Я засмеялась и закашлялась ещё сильнее:

— Наверное, какой-то вирус подхватила.

— Ты там осторожнее, ладно? Тебе же надо репетировать! Ну, расскажи, какие у тебя впечатления? Много было народу?

— Почти полный зал. Часть, конечно, родственники девочек. Снимал профессиональный фотограф — наверное, хорошие фотографии должны получиться… Да, и я выложила фрагмент спиричуэла в Instagram!

— Скинь потом ссылку, — попросила Марго, — я послушаю. Надо же оценить твой дебют!

— Хорошо. Знаешь… у меня на сцене возникло странное ощущение…

— Какое?

— Как будто мне мало внимания.

— В каком смысле? — удивилась Марго.

— Не знаю, как объяснить… Стою и понимаю, что внимания зрителей мне почему-то мало, а хора рядом слишком много… и, наверное, ему совсем не обязательно там быть…

— Где же ему быть?

Я пожала плечами, хотя Марго и не могла меня увидеть.

— Ладно, не обращай внимания.

— И какие у вас дальнейшие планы? Что ваш дирижёр придумал?

— Кажется, через пару-тройку недель выступаем в Белом зале Политеха.

— Круто! Мы тогда придём! Принесём тебе цветы!

— Тогда я не приду, — пошутила я. — Если что, мои любимые цветы — это орхидеи. Кстати, всё забываю спросить: Марго — это сокращённо от Маргариты?

— От Марии. Я Маша! — Она смутилась, но лишь на секунду: — Считаю, что в жизни надо быть тем, кем хочется быть. Всё, иду дописывать отчёт и жду от тебя ссылку. Давайте, готовьтесь к этому вашему Политеху! Надеюсь, программа будет повеселее!

Глава 10

Бесконечный ресторан и симптомы родильной горячки

Происходит что-то непонятное.

Что-то… не то.

Я никак не могу взять в толк, что именно в моей жизни не так.

Усталость? Раздражение? Недомогание?

Это вряд ли. Не впервые я пашу по четырнадцать часов подряд семь дней в неделю, тем более что последние несколько лет работа была на себя и в удовольствие.

Кроме того, я ко всему привыкла. Привыкла переносить простуду на ногах, не замечая. Привыкла редко выбираться куда-то, чтобы встретиться с друзьями или навестить родных. А теперь в моей жизни появилась ещё и возможность петь. Я — участник гастролирующего хора.

Впрочем, дела никто не отменял…

Я в своей копирайтерской ипостаси сижу в очередном ресторане очередного торгового центра, жду очередного пиар-менеджера, с которым у меня очередная договорённость об очередной встрече. Мне необходимо пообщаться с ним, чтобы написать очередную статью. Я пью очередной капучино с очередным кантуччи, который приносит мне очередной бармен.

Пиарщик опаздывает.

Не в очередной раз — впервые.

Всё, решительно всё остальное происходит в очередной раз.

Пока пиарщик торопится прибыть в свой очередной проект, каждые пять минут скидывая мне в WhatsApp очередной «войс» с извинениями, я пользуюсь драгоценным затишьем, чтобы поразмыслить.

Проведя с собой всю сознательную жизнь, внезапно ты можешь обнаружить, что знаешь о себе далеко не всё. Но как понять, истинны ли твои стремления, или они навязаны извне? Как определить, откуда стартуют потребности, цели и желания, где зарождается мотивация?

Вечный вопрос, невольно усмехаюсь я. Бытие или сознание, дух или материя, яйцо или курица?

Сколько себя помню, я всегда любила петь.

Дебютировав с песнями под душем в детстве (набившее оскомину клише!), я не стеснялась петь при друзьях, причём они частенько просили меня исполнить что-то в совместных поездках. Посиделки под гитару на кухне и у костра — неизменная классика.

Как бы я ни была занята редакторской и литературной работой, какой бы насыщенной ни была жизнь, в какой бы гуще событий я ни оказывалась, петь мне хотелось всегда.

Совершенно неожиданно, сразу и на ровном месте без подготовки — каверы в соцсетях, занятия вокалом, репетиции, выступления с хором. И всё это выросло из наивного принципа: «Уделяйте тому, что любите, хотя бы пятнадцать минут в день». Мотиватор из ВКонтакте. Брошенная кем-то вскользь фраза.

«Нужно быть довольной, не так ли?» — размышляю я, без причины открывая и вновь захлопывая крышку ноутбука, допивая четвёртый по счёту капучино и предвкушая бессонную ночь под воздействием кофеина. Я — более чем востребованный ресторанный обозреватель и успешный копирайтер, я всегда загружена по уши, а теперь нужна ещё и в хоре.

Загружена по уши…

А что потом?

К чему всё это приведёт, во что выльется?

Я стараюсь делать статьи о популярных заведениях как можно более интересными, выразительно подаю факты, живо обыгрываю материал.

Но, по сути, я описываю одно и то же.

Изо дня в день. Каждый раз. Всегда. Рекламные статьи, гастрономические обзоры, подборки об открытии новых мест — все они посвящены одному и тому же.

Кто открыл, что открыл, где открыл. Кто что приготовил, придумал, предложил. Интерьер. Меню. Антураж. Кухня. Обстановка. Концепт.

Я стараюсь работать не по шаблону. Но от шаблона не уйти — он работает сам по себе и сам на себя.

Это неизменно одна и та же вечная кулинарная история — хиты от шефа и средний чек. Набор развлечений в заведениях опционален и зависит от размаха владельца.

Впрочем, иногда меня просят подготовить очередной гастрономический мастер-класс для «Ресто. Кафе». Нужно запечатлеть, как повар готовит согласованное блюдо, сфотографировав основные шаги, а потом записать рецепт и красиво всё это преподнести.

За фотосъёмку мне доплачивают отдельно.

Что скрывать, это не только выгодно, но и весело. Шефы чаще всего брутальные (иногда в меру томные) красавчики и обаяшки. На кухне доминирует непременная жара, и я каждый раз чертыхаюсь, понимая, что опять забыла про градусы и напялила плотный джемпер вместо свободной лёгкой майки. Шипит масло на раскалённой сковороде, гремят кастрюли, «Костя, быстренько организуй мне тёртый пармезан», «За духовкой следи — пригорит!», «Какая скотина опять передержала соус?!»

Словом, не соскучишься. Вдобавок мне нравится фотографировать продукты, кухонную утварь и, конечно, готовое блюдо. Как говорится: «Ягнёнок не убежит, он жареный».

Но экшн на ресторанных кухнях радует не каждый день. И потихоньку мне начинает казаться, что все тексты, которые я уже написала, пишу прямо сейчас и напишу в ближайшем будущем, описывают один нескончаемый ресторан, в котором никогда не произойдёт ничего принципиально нового.

— Ещё раз прошу прощения! — в зал влетает запыхавшийся пиарщик и втискивается за столик. — Адовы пробки. Час пик. Ей-богу, быстрее бы на самокате добрался! С меня обед!.. Сейчас принесут меню, выбирайте! Заодно сможете составить впечатление о нашей кухне. И… может, ещё кофейку? Андрей, метнись по-быстрому: одна нога здесь, другая уже у кофемашины. Вы успели оценить нашу десертную карту?

Все, буквально все в этом городе горят желанием меня накормить, перекормить, укормить и закормить.

Я очень, очень дружелюбно улыбаюсь и вежливо киваю.

***

— Я требую от тебя невозможного? Да, я требую от тебя невозможного!

На протяжении нескольких вокальных занятий подряд всё плохо.

Ощущение, что и я не совсем я, и Тамару внезапно подменили.

Хормейстер, она же педагог, сетует, что я толком не могу встать на дыхание — куда всё девалось и что произошло, в конце концов? Уточняет, не перекачала ли я, часом, пресс, ведь современная молодёжь сдвинута на кроссфите.

Боги, где я, и где кроссфит.

— Вероника, следи за животом! Каждый урок мы пытаемся поставить тебя на дыхание! Опять всё заново!

О, это мифическое (в моём представлении) «дыхание», пресловутая певческая опора, о которой я слышала столько разрозненных сведений и которую толком не ощущала. Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота!

Я стараюсь делать то, что от меня требуют, но Тамаре не нравится звучание всех распевок оптом и в розницу. Она свирепеет, я лезу на стену — словом, у нас отличный тандем.

При разборе хоровой партии проблема куда-то испаряется.

Мы ругаемся.

— Ника, ты слишком стараешься! Слишком много задач себе задала! Может, с партией стало выходить, потому что ты расслабилась? Сейчас получился именно тот звук, которого я добивалась всё занятие!

— А как мне совместить купол, неслышный сильный вдох и столб воздуха, который надо удерживать внутри?!

— Забей на вдох, забей пока на позицию, у тебя и своё дыхание будь здоров!

Я чувствую, как мозг начинает медленно, но неотвратимо вскипать.

— Что значит «своё дыхание»?

— Это означает, что, когда ты не паришься, у тебя всё получается естественным образом.

— Я не знаю, как быть, я же не в состоянии это контролировать! — Пытаясь успокоиться, я ищу нужные слова. — Когда-то я ездила верхом. Инструктор разрешил нашей смене ехать рысью, а у меня не получалось, хоть ты тресни. Лошадь подкидывала меня вверх-вниз, как мешок с картошкой! Команды «следи за коленями» и «поднимайся вместе с лошадью» ничего не меняли. Но, как только я поняла суть — нужно встроиться в ритм и чуть приподниматься, когда седло идёт вверх, — я немедленно поехала рысью и больше не теряла это ощущение. Можешь на пальцах объяснить мне фишку с дыханием, чтобы я, наконец, въехала, и мы двигались дальше?

Помолчав, Тамара с недовольным видом пожимает плечами:

— Разбирайся сама! Поверь, это за тебя никто не осознает. Все проблемы не с позицией, не с дыханием, а в голове! Пока ты воспринимаешь пение как спорт, будет получаться ерунда. Помнишь «Стиляг»? «Здесь не надо быстрее, выше, сильнее!» У тебя всё более чем нормально, другим бы такое «нормально»! Если хочешь знать, на опоре твой голос мощнее, чем у солистки хора! Тебе вообще нельзя петь, встав на дыхание в полную силу, — дальше следует непереводимая игра слов наподобие «так, как я учу, в классической манере исполнения, в фундаментальном подходе», — а то хор перекроешь.

Вероятно, именно поэтому мне не полагается досконального — фундаментального! — объяснения.

Сама?

Прекрасно. Буду разбираться сама.

Но сперва нужно справиться с кашлем.

Он то появляется, то исчезает, и я не могу взять в толк, от чего это зависит. Закономерности нет. Перед следующим выступлением с «Див@хором» я не кашляю. На репетициях кашель то появляется, то исчезает. Исчезая на репетициях, он появляется во время индивидуальных уроков. Кашель прорезается на пресс-ланчах. Дома. На улице. Пожалуй, его не бывает только во время сна…

Спонтанный кашель стал моим неизменным спутником на любые случаи жизни, и я сломала всю голову, пытаясь вычислить, кто виноват и что же всё-таки делать.

Я совершаю увлекательный квест: ищу в Google симптомы различных заболеваний, при которых люди страдают от кашля (и не нахожу у себя разве что симптомов родильной горячки); старательно пью рекомендованный мамой отвар солодки; по настоянию хора полощу горло ромашкой; принимаю какой-то растительный препарат от проблем с горлом; посещаю фониатра в Мариинской больнице.

Будучи дочерью одной из хористок-старожилов, фониатр принимает меня без очереди, не обнаруживает отклонений и говорит, что связки здоровы. Горло, в общем-то, тоже в полном порядке.

В дорогой частной клинике я посещаю врача-отоларинголога. Он не находит ничего подозрительного и берёт с меня кучу денег за визит.

Решив копать до победного конца и искать корень проблемы в лёгких, я обращаюсь к пульмонологу. Сдав требуемые анализы и сделав рентген, я прохожу двадцатиминутный тест, который осуществляется путём закапывания лекарства в горло и засовыванием трубочек непонятного назначения в рот. (Это тестирование на две недели оставляет меня без репетиций: голос отказывается подчиняться, он проваливается и спотыкается, словно посылая по известному адресу за подобное обращение.)

В это медучреждение я обратилась по рекомендации. Он сидит передо мной, перебирая бумажки — доцент кафедры пульмонологии и кандидат наук.

— Не знаю, — говорит он, — и ещё раз не знаю. Есть слабое подозрение на бронхиальную астму, но могу и ошибаться. Могу предложить препарат — глюкокортикоиды; не верьте негативным отзывам в сети об их вредности. Может быть, они посадят вам голос, а может, и нет — никаких гарантий. Знаете, питерцы частенько страдают от астмы. Иногда она проходит просто так, внезапно, сама собой. Почему? Кто его знает — столько разных факторов…

Чтобы услышать этот блистательный исчерпывающий диагноз, я потратила полдня и заплатила почти пять тысяч рублей.

«Может, тебе сходить к гипнологу? — предлагает мне в мессенджере Марго, когда я, не выдержав, закидываю подругу душераздирающими подробностями своих скитаний по врачам. — У меня есть одна знакомая. Очень крутая!»

Гипнолог?!

«Ты бы ещё к экстрасенсу меня отправила», — отвечаю я, добавив в сообщение скептический смайлик.

«Смотри сама, — с помощью виртуального эмодзи пожимает плечами Марго. — Скольких традиционных врачей ты уже обошла? Хуже точно не будет. Кстати, она ещё и психотерапевт с двумя дипломами, если ты настолько мнительная».

Я и гипнотерапевт.

Гипнотерапевт, мнительная я и беспричинный кашель.

Отличная компания получится!

Но что-то в словах Марго заставляет меня задуматься.

Колеблясь, я, тем не менее, не лезу в интернет в поисках информации, и, наверное, это к лучшему. Прочтя описание того, как проходят сеансы у гипнолога, я точно решила бы, что это болезненный бред.

Но мне осточертело кашлять.

«Ладно, давай сюда своего лучшего в мире специалиста по вуду!» — пишу я, добавляю пару эмодзи (один выражает отчаяние, у другого взорван мозг) и нажимаю «отправить».

Марго присылает мне в WhatsApp контакт и комментирует:

«Сама ты вуду. Вот! Её зовут Юлия Берлан».

Перед сном я получаю от неё ещё одно сообщение:

«Вот, нагуглила специально для тебя!

«Музыка и танцы действительно являются ключевой составляющей ритуалов вуду. Посредством танца и песен верующие обращаются к богам и просят у них что-то. Это и является своего рода молитвой. При этом зачастую молящиеся могут впадать в транс, во время которого, как принято считать, на них нисходит благодать духов».

Так что это ещё вопрос, кто здесь вуду! Учите матчасть ☺».

«Значит, в клубах и на дискотеках у нас сплошь последователи вуду», — немедленно парирую я.

И выключаю свет.

Как теперь вовремя заснуть и не увидеть всё это во сне?

Глава 11

Привет от чернильной кляксы

Оказывается, я уже целую вечность ничего не публиковала в Instagram.

Я выбрала самую удачную фотографию с недавнего выступления в Князь-Владимирском соборе и начала набирать в смартфоне текст:

«Когда я представляю себе полёт в самолёте и начинаю думать, что во время рейса придётся смотреть в окно, внутри всё обмирает — это элементарное действие кажется невозможным. Инфа сотка: я выгляну из иллюминатора, увижу под собой всю эту землю и умру на месте!

Когда я на самом деле оказываюсь в кресле самолёта, я пищу от восторга, удивляясь, что соседи хватаются за подлокотники и бормочут про страх. Для меня не занять в самолёте место у окна, чтобы видеть облака — считай, не лететь вовсе.

Вчера за минуту до выхода из гримёрки, предоставленной администрацией собора, мне точно так же казалось, что нереально выйти и петь вслух перед публикой. Хористки рядом бормотали что-то про страх и «почти полный зал». Но когда мы выстроились сбоку от алтаря, когда зазвучали первые ноты… я обнаружила, что страха нет. Большой, торжественный и красивый собор, люди, которые сидят и смотрят, и… я не понимаю, чего тут можно бояться и почему вообще надо бояться, и единственное, чего я боюсь — это лажать».

Нажав «опубликовать», я увидела уведомление о том, что на меня подписалась одна из хористок.

Даже не успев ничего осознать, я удалила пост.

Страха не было, а вот кашлять я продолжала. Махнув рукой на предубеждения, я всё-таки записалась на приём к гипнологу. И, между прочим, я уже опаздывала на сеанс к Юлии. Следовало поторопиться, а не выкладывать в Instagram чёрт-те что.

Юлия дожидалась меня в скромном, но чистом кабинете, расположенном в небольшом бизнес-центре. Это внушало оптимизм: никаких тебе приёмов на дому в халате и стоптанных тапочках с бигудями. Вдобавок в приёмной возле компьютера возилась с документами ассистентка. Юлия отпустила её со словами, что по рекрутингу на сегодня всё, и жестом пригласила меня пройти в кабинет.

Так она ещё и рекрутёр?

По стенам кабинета были развешаны цветные сертификаты в рамках, свидетельства, дипломы.

«Давай-давай, успокаивай себя».

Мы смотрели друг на друга: Юлия — из офисного кресла возле письменного стола, я — с необъятного дивана.

«Я ещё так молода, а уже докатилась до кушетки психоаналитика», — подливал масла в огонь мозг.

Обладательница чёрных как вороново крыло волос, подстриженных геометричным каре, и выразительных серо-голубых глаз, Юлия выглядела строгой, собранной и одновременно темпераментной и подвижной.

— Можно сразу на ты, — предложила она, — если тебе будет комфортнее. Рассказывай.

Я рассказала.

— Конечно, можно предположить психосоматическую проблему, — она покрутила в пальцах, украшенных причудливыми серебряными кольцами, какую-то побрякушку наподобие миниатюрного «ловца снов». — И мы с тобой можем долго разговаривать, обсуждая ситуации, которые беспокоят. Можем часами раскапывать, кто из родственников или друзей удружил тебе с отравляющей изнутри установкой или навесил ограничение. А, может, ты сама поставила себе блок, но и это тоже имеет причины — ничто не возникает на ровном месте, у всего есть корни. Способ, который я предлагаю, в подобных случаях более действенный. Мы не роемся в памяти, бродя вокруг да около, тем более что защитные механизмы психики могут не позволять вспомнить травмирующий фактор. Мы идём в глубину подсознания. Исследуем образы в поисках причины беспокойства, находим, разбираемся с этим и отпускаем.

— Понятно, — пробормотала я.

Интересно, насколько у меня сейчас озадаченный вид?

Юлия невозмутимо продолжала:

— В ходе сеанса ты остаёшься в сознании, сообщаешь мне о том, что происходит, о том, что ты видишь и чувствуешь, даёшь обратную связь, а я веду тебя по этому процессу. Весь сеанс пишется на диктофон. Я отправлю тебе запись, потому что при переслушивании могут всплывать новые подробности. Готова?

— Готова.

— Тебе что-нибудь нужно? Попить, салфетки, в туалет?

— Да вроде бы нет, — удивилась я неожиданной ремарке.

— На сеансах всякое бывает — некоторых даже рвёт. Не переживай, на уровне физиологии ничего опасного нет. Но зачастую люди носят в себе огромное количество подавленных и невысказанных переживаний. Потом это выплёскивается… на самом интересном месте. У тебя не сверхсложный запрос, так что особого треша быть не должно… впрочем, посмотрим.

Захватывающие перспективы перед нами открываются, мрачно подумала я, сбрасывая туфли и укладываясь на диван.

Впрочем, диван был прекрасен.

Он оказался настолько удобным, что расслаблял сам по себе, без аромакурительницы, набитых лавандой подушечек, аудиозаписей с шелестом волн или массажёров для стоп.

— Погнали, — подытожила Юлия, окончательно переключившись на неформальную манеру общения.

И мы погнали.

***

Двухчасовой сеанс пролетел как одна стремительная минута; честно говоря, я мало что запомнила. Процесс шёл медленно, со скрипом, и при этом образы сменяли друг друга с головокружительной скоростью; я никак не могла переварить этот парадокс.

Мне казалось, что подобная техника не может работать. В конце концов, где гарантии, что я не начну представлять себе что угодно — любую ахинею, любые мысли, препарировать всё подряд, что взбредёт в голову?

Но на практике всё оказалось иначе. Картинки и видения не выдумывались. Не притягивались за уши. Они словно приходили откуда-то, были чёткими, вполне конкретными и буквально осязаемыми.

Мягкий, но плотный и выразительный голос Юлии вёл меня по дебрям подсознания. Удивительно, сколько у неё было терпения, чтобы шаг за шагом распутывать клубок, раз за разом повторять запросы, уточнять и помогать расшифровывать детали, нюансы и обстоятельства происходящего.

И в итоге мы действительно нащупали нечто, регулярно вынуждающее меня ощущать импульс отчаянного кашля без видимых причин.

Я увидела это в собственных «чертогах разума».

Образ существа, смахивающего на ежа, которое всякий раз в момент кашля дёргает рубильник, и из устройства, отдалённо напоминающего пушку, разлетается сноп ершистых разноцветных конфетти.

Сдуреть можно.

***

Вскоре после сеанса с Юлией мне стало ощутимо легче.

Очередное выступление в составе «Див@хора» прошло без особых эксцессов. Я по-прежнему не могла понять, как всё это работает и почему оно срабатывает в моей голове. Но факт оставался фактом…

Заодно я поняла причину смутного беспокойства, связанного с концертами, которое только усиливалось. Казалось бы, мне заметно лучше, я уже не захлёбываюсь кашлем, пытаясь выплюнуть лёгкие — ходи на вокал, репетируй в полную силу, выступай не хочу…

Я, оказывается, и не хотела.

В репертуаре хора с лёгкой руки Тамары прочно прописались малоизвестные русские песни, духовные произведения композиторов барокко, старинная европейская музыка, произведения Чеснокова, Рахманинова, Архангельского и так далее.

Это было масштабно и сложно. Это было интересно. Это впечатляло, это было обстоятельно и красиво. Когда на репетициях партии начинали звучать слаженно, когда, наконец, удавался непростой кусок, я испытывала нечто вроде гордости.

Но настоящей радости не было.

Это всё оказалось мне не близко. Академическое звучание — точно не моё. И народные мотивы тоже. Со мной это не резонирует, как ни крути.

Даже стало немного обидно за собственное образование: меня воспитывали на Вивальди и Чайковском, а в школе нас постоянно водили в Капеллу слушать симфонии и кантаты.

Я понимала, что нельзя просто взять и перестать ходить на репетиции. Поэтому в мае поставила Тамару перед фактом: сотрудники редакций начинают разъезжаться по дачам и в отпуска за границу, нагрузка возрастает, и возможности присутствовать в хоре пока нет…

***

Пару-тройку дней после моего финального выступления с девушками в чёрных платьях и жемчужных ожерельях я наслаждалась редким отдыхом, выпавшим на мою долю. Вечерами больше не нужно было спешить в домашнюю студию на Литейном. И не приходилось за полночь вычищать тексты в состоянии насухо выжатого лимона, с головой, из которой не успевали выветриться отрывки безнадёжно застревающей в ней Ave Maria.

Я готовила ужин, устраивала в душе импровизированный спа-салон с душистым скрабом и пемзой для пяток, а затем уютно сворачивалась калачиком в нише с очередной серией Sherlock BBC без перевода, запущенной на ноутбуке.

Немного переведя дух, я нашла в себе силы прослушать диктофонную запись с сеанса Юлии Берлан.

Гипнодиалог со стороны воспринимался иначе: появлялась возможность подключить мозги. Я надеялась осознать причину кашля, объяснив её с рациональной точки зрения, а не с позиции «проработали — отпустили». С устранением причины, конечно, уходит симптом. Но кто сказал, что я не организую себе в голове новую разрушительную установку? Я способная, я смогу…

По мере прослушивания мне начало казаться, что я вот-вот разберусь.

Кашлять безопасно — вот в чём, оказывается, дело!

В современном мире во все сферы жизни всё сильнее проникают социальные сети, всё ощутимее их влияние, всё прозрачнее границы между личным и общественным — того и гляди, сотрутся.

Вдобавок мы живём буквально в стране советов. Советчики процветают: каждый второй считает своим долгом указать соседу, как ему жить. Только ленивый не спешит поведать, что тебе следует делать и как именно это нужно делать. Любой желающий раскритиковать чужую позицию или мнение в пух и прах считает, что имеет на это полное право.

Я переживала. Переживала по поводу того, что пишу и как пишу, опасалась, что из-за недостатка опыта ошибаюсь в партиях вторых сопрано, нервничала, что кому-то могут не понравиться каверы, которые я выкладываю в Instagram.

Обсуждать, осуждать и критиковать намного легче, чем что-то сделать; сделав что-то, бывает непросто обнародовать результат; ещё труднее спокойно воспринимать реакцию окружающих. А я — чем больше я делала, тем сильнее сомневалась по дороге…

Зато — сюрприз — кашлять безопасно!

Болезнь социально одобряема. Зачастую люди охотнее бегут в аптеку, чем в тренажёрный зал или на йогу, считая, что набор разноцветных пилюль и таблеток, как по волшебству, сделает за них необходимую работу. Общество заранее готовит нас к тому, что к старости мы будем обвешаны уймой хронических заболеваний. Некоторые из моих знакомых согласились с этим ещё в свои двадцать пять, причём сделали это с удивительной готовностью.

Словом, болезнь — явление само собой разумеющееся.

За кашель никто не осудит, не раскритикует, а могут и посочувствовать. Он всем понятен и будто оправдан. Никакого риска… ни малейшего, в отличие от истории, в которой ты пишешь или поёшь, сочиняешь или рисуешь, отдавая что-то в мир, где случайный прохожий может уничижительно пройтись по плодам твоей работы, пробежаться по ним в кирзовых сапогах, проехаться по ним трактором и при этом чувствовать себя на высоте.

«Друзья передают тебе привет», — услышала я голос Юлии и вздрогнула.

Странно! Я не помню, чтобы на сеансе она говорила нечто подобное.

«Какие друзья?»

Так, а это уже мой собственный голос в диктофоне.

«Они сказали, ты знаешь!»

Странно. Действительно странно. Неужели моё сознание в ходе гипнотерапии было настолько отъехавшим?

Возможно, мы с Юлией обсуждали определённых людей… но каким образом она умудрилась передать мне от кого-то привет?!

«Не понимаю, о чём речь».

«Почему-то я их вижу. Я, а не ты».

«И как они выглядят?» — По-моему, даже в сеансе мне стало смешно. Вероятно, от неожиданности.

«Как два размытых пятна. Будто дети кляксы красками нарисовали. Оранжевое и фиолетовое».

Друзья.

Они сказали, ты знаешь.

Пятна.

Оранжевое.

Фиолетовое.

Огромные размытые пятна, оранжевое и фиолетовое, мерещились мне в Праге, когда мы с Валдисом валяли дурака на «месте силы», пробуя голос!

И, кажется, именно они снились мне в кошмаре.

У меня по коже побежали мурашки.

Твои друзья… Передавали тебе привет.

Юлия попросила, чтобы спустя какое-то время я написала ей и поделилась, стало ли мне лучше. А ещё сказала, что я могу писать ей в любое время с любыми вопросами.

Наверное, я ей понравилась…

Схватившись за смартфон, как за спасательный круг, я торопливо застрочила:

«Юля, привет! Я тут слушаю запись сеанса, и в одном месте очень странная вещь…»

Ответ пришёл через полчаса, и за это время я почти успела залезть на стену ниши и свалиться обратно в подушки от нетерпения.

Юля писала, что несколько раз переслушала запись посвящённого кашлю сеанса в наушниках и без, но понятия не имеет, что это за фрагмент, и вообще, хоть убей, не помнит, чтобы мы обсуждали какие-то пятна, хоть фиолетовые, хоть оранжевые, хоть серо-буро-малиновые в крапинку.

«Поспать, — бормочу я, чуть ли не с головой натягивая одеяло, хотя в квартире и так душно из-за аномальной майской жары. — Просто всем нужно проспаться».

Тут не то что чернильные кляксы, тут зелёные человечки начнут мерещиться.

Решено: окончательно завязываем с хором, заканчиваем с перегрузками. И возвращаемся к размеренному темпу работы и хорошо изученной рутине.

Глава 12

«Пристегнись, Дороти, скоро Канзас останется позади»

Я окончательно потерялась во времени.

С трудом получалось вспоминать, чем я занималась накануне, особенно если день был расписан по часам, а дела отказывались впихиваться в ежедневник и равномерно утрамбовываться там.

Кажется, буквально вчера я любовалась мерцающей рождественской ёлкой и выстукивала по пражской брусчатке каблуками одной мне слышный ритм, совсем недавно заново осваивала клавишные… хотя нет, похоже, с памятной даты фестиваля пролетело почти полгода… а куда же подевалось время?

Недели будто мчались мимо, сливаясь в сплошные сутки сурка.

Толкнув дверь бара, я вошла и огляделась в поисках подходящего столика.

В другом состоянии я непременно обратила бы внимание на то, как сильно изменилось помещение, некогда принадлежавшее «Буддуару». Лаунж-бара, который существовал тут ещё в прошлом ноябре, и след простыл: на его месте воцарился брутальный стимпанк-бар.

Новым владельцам, похоже, пришлось по вкусу приглушённое освещение лаунжа, но о будуарности прибежища кальянщиков уже ничто не напоминало. Теперь тон задавала спартанская лаконичность лофта, перемежаемая элементами скандинавского дизайна — оригинальными светильниками в проволочных сетках, разбросанными на аскетичных деревянных стульях подушками, множеством дополняющих друг друга фотографий с видами мегаполисов в простых рамках. Массивная барная стойка была облицована камнем, в глубине зала угнездилась сцена, набитая аппаратурой.

В кои-то веки я появилась в заведении не для того, чтобы написать о нём. Навстречу мне не устремился ресторатор, пиарщик не выбежал приветствовать меня с распростёртыми объятиями; я просто облюбовала место у окна и села.

Через полчаса тут должно было состояться моё интервью с уфимской группой «Хьюрц».

Обычно я не беру интервью у музыкантов, но накануне мне позвонила бывшая однокурсница Инга, сотрудничающая с журналом среднего пошиба о шоу-бизнесе. Она улетала на море по горящей путёвке, и давно запланированное интервью срывалось.

«Поговори с ребятами, — убеждала она меня, — пообщайся, тебе трудно, что ли? Редакция платит чуть ли не пятёрку! Группа молодая и уже модная, раскручиваться начали недавно, но уже прогремели в узких кругах. Должны выступать в „Космонавте“ — для масштабных площадок пока не дозрели. Но про их первый альбом „Моё несчастье“ уже кричат на всех углах».

Вероятно, опять-таки в узких кругах?

В конце концов я согласилась: какое-никакое разнообразие, вдобавок гонорар обещали до странного щедрый.

Торопясь на рейс, Инга не подготовила вопросы, поэтому вечер пришлось посвятить изучению добытой в сети информации о «Хьюрц». Потом я пару-тройку раз прослушала «Моё несчастье» и даже порадовалась открытию.

С некоторых пор меня стала раздражать подборка треков в собственном плейлисте; утомила и свежая музыка, и горячо любимые группы, прошедшие со мной полтора десятка лет.

А уфимский дуэт удивлял и заинтриговывал неожиданно глубокими, острыми, пронзительно-сентиментальными текстами и меланхоличными мелодиями — гипнотическими, завораживающими.

Девять треков, и они уже собирают «Космонавт»?

Честно говоря, я волновалась.

Да, у меня за плечами десятки интервью, включая материалы с зарубежными шеф-поварами. Если я находила общий язык с англоговорящими французами и итальянцами, то поболтать о жизни с выходцами из Уфы и подавно смогу!

Но я отвечала за тексты о гастрономии, а музыка — материя сложная: её трудно определить, охарактеризовать, прилепив категоричный ярлычок, облекая в окончательные формулировки…

Чтобы отвлечься, я открыла ноутбук. Даром, что ли, приехала заранее? Попробую напоследок пробежаться по списку вопросов — вдруг в голову придёт что-то неординарное…

— Добрый день! Могу я вам что-нибудь предложить? Кофе, чай? К чаю есть фантастические медовики. Не только мы так считаем — во всех соцсетях про них пишут.

Едва подняв глаза, я рассеянно улыбнулась высокому темноволосому бармену и пробормотала: «Капучино Эрл Грей, пожалуйста».

Через три минуты передо мной стояли прозрачный чайничек, наливающийся янтарным цветом настаивающегося чёрного чая, чистая чашка и чашка с капучино, на пенке которого был мастерски изображён подмигивающий смайлик. По соседству приютилась пара шоколадных трюфелей на блюдце.

— Пожалуйста, — прокомментировал бармен, — трюфели — комплимент от заведения. Шеф сам делает шоколад в свободное от стейков и бургеров время: настоящий фанатик какао-бобов.

Боги, я пришла сюда общаться с восходящими звёздами уфимского синти-попа, но, кажется, обречена вечно говорить о еде.

И потом… Капучино и чай? Вместе?

Гомерически смешно.

Впрочем, сейчас мне меньше всего хотелось придираться и выяснять, кто неправ, теряя драгоценные секунды. Я кротко заметила:

— Думаете, кофе с чаем созданы друг для друга?

— Прошу прощения, но вы сказали: капучино, «Эрл Грей». Я думал, вы заказываете на двоих, поэтому добавил второй трюфель. Если хотите, я всё переделаю. То есть унесу лишнее. И, разумеется, не стану включать это в счёт.

Из-за смущения улыбка брюнета стала ещё обаятельнее.

Я махнула рукой:

— Оставьте как есть. Может, группа сразу захочет чаю с дороги…

— А медовик? — не менее кротко уточнил бармен.

— Нет, спасибо…

Кстати, не пора ли моему дуэту быть на месте?

Прошло полчаса.

Группа не появлялась.

Смартфон хранил безмолвие.

Инга, разумеется, скидывала мне телефон солиста «Хьюрц»: ему-то я и попыталась дозвониться.

Абонент был недоступен.

Что могло произойти?

Задержали рейс?

Ребята всё перепутали и вместо бара отправились сразу на саундчек в клуб?

Я продолжала раз за разом набирать номер солиста, которого звали Фёдор, но попытки были тщетными.

Прошёл час.

Полтора.

Я успела прикончить капучино со смайликом, расплывшимся по поверхности пенки и окончательно потерявшим всякую форму и надежду. Выпила чай, превратившийся в чифир. Съела трюфели. Попросила обаятельного брюнета, фаната медовиков и шоколада, принести новый капучино. Вдоль и поперёк перечитала свои вопросы. Пересмотрела дебютный чёрно-белый клип группы на YouTube, срежиссированный в беспроигрышной стилистике старого итальянского кино (Wi-Fi в этом баре был отменным).

Может, я перепутала место встречи, и речь шла о другом баре?

Я заново проверила записи в ежедневнике и сообщения в мессенджере. Всё верно: Pixel Twins на Казанской. Парни настаивали на встрече здесь, потому что хотели попробовать фирменные коктейли и бургеры. Мол, заведению не исполнилось и полугода, а оно продолжает набирать популярность среди местных и даже вошло в двадцатку рекомендованных к посещению демократичных ресторанов и баров.

Кстати, почему, в таком случае, я о нём не писала? Карина умудрилась поручить это кому-то другому? Альтернативная версия: она оценила мою загруженность, ужаснулась и разместила на сайте релиз и фото от заведения (такая практика порицалась генеральным, но не была настрого запрещена).

Надо позвонить Инге. Почему я сразу об этом не подумала?

Конечно, звонить в Анталию было бы накладно, но если вытянет WhatsApp…

Я смогла дозвониться ей только с седьмой попытки. Связь была ужасной: шипела и прерывалась каждые пятнадцать секунд.

— Поняла! — среагировала она. — Меня тоже не было на связи последние несколько часов. Сейчас проверю, были ли звонки и сообщения от них.

Звонки были. Сообщения тоже были, причём не один десяток.

Панические «войсы» гласили, что рейс из Уфы, которым должны были вылетать «Хьюрц», сперва отложили, затем перенесли, потом опять отложили и после этого отменили окончательно. Парни торчали в аэропорту с разрядившимися в ноль телефонами, пока не нашли зарядку, но солист, у которого был мой контакт, обнаружил, что Инга прислала ему неправильный номер.

Словом, все искали друг друга и никто ни с кем не мог связаться.

Я не поверила своим ушам:

— Но у них же концерт!.. Почему они не вылетели накануне?!

— Вероятно, бронировали рейс подешевле, — пожала плечами Инга на другом конце несуществующего провода.

— Ты же говорила, они известные, и про них начинают кричать на каждом углу, — не сдавалась я.

— Я сказала: они раскручиваются. Считаешь, что они немедленно начали грести деньги лопатой? Небось везде ездят за свои средства… Короче, они тоже жутко расстроились. Им ещё с организаторами объясняться. А гонорар… Прости, тоже облом, сама понимаешь. Дедлайн сегодня до двадцати двух. Парни, может, и успели бы наскоро настрочить ответы и скинуть тебе в почту, но журнал планировал делать собственную фотосессию. Короче, эксклюзив провалился. Прости. И… мне пора бежать.

Мне бежать было некуда.

Передо мной стояла одинокая чашка с недопитым капучино, сбоку маячил очередной трюфель, а на экране ноутбука теснились настырные абзацы бесполезных вопросов.

И салфетки.

Ворох белых бумажных салфеток.

Я убила на срочную подготовку вчерашний вечер, я освободила для интервью и расшифровки записи весь сегодняшний день, я даже придумала, на что потрачу случайный гонорар…

Действуя, как автомат, я подтянула к себе салфетку, выудила из недр рюкзака ручку и, расписав её размашистыми нервными движениями, торопливо набросала пару строк:

Ослабь галстук,

Зонт в угол бросай.

Подумав, я добавила:

И болтай по-английски.

Почему именно по-английски? Группа, которая продинамила меня с интервью, а полторы тысячи человек — с живым выступлением, отнюдь не британцы.

Ну и пусть. Я так хочу.

Закусив губу, сделав ещё несколько попыток расписать капризную ручку и изведя пару салфеток, я продолжила:

Если хочешь, вот твой чёртов виски,

Хотя и достало.

В предыдущих интервью дуэт сознавался, что благородные крепкие напитки — это одна из их слабостей, хотя они нечасто могут себе это позволить, и ещё реже удаётся найти действительно качественный виски.

Вот вам.

Над следующим абзацем пришлось порядком потрудиться. Я записывала слова и тут же зачёркивала их, рядом возникали следующие, и я вновь перечёркивала их.

Перелёт не без риска,

Посадка жестка.

Проверяй, цел ли гребень,

Выдыхай и не парься.

Впрочем, времени в небе

Всегда будет мало,

Так что не расслабляйся.

На самом интересном месте у меня закончились бесплатные салфетки. Вдобавок в получившемся куске что-то резало глаз. В конце концов, мне нечасто доводилось писать стихи.

— Может, принести вам ещё салфеток? — осведомился проходивший мимо бармен.

В другой ситуации это, пожалуй, даже растрогало бы меня, но сейчас я испытывала какую-то одержимость. Уставшая, раздражённая, голодная, вымотанная ожиданием, вдобавок не оставляющая попыток выплеснуть хотя бы на расползающуюся под руками салфетку странное, непривычное ощущение, теснящееся внутри…

Машинально кивнув, я вернулась к своему занятию. В конце концов, у любой салфетки есть оборотная сторона!

Бровь, наполнен стакан,

Взгляд поверх,

Будь хоть полуодетым,

Неси всякий бред.

Без обид, просто в этом

Ты признанный мастер.

Так, пожалуй, стоит поискать другую рифму.

Бармен подсунул что-то мне под руку. Капризная шариковая ручка немедленно сменила локацию и принялась выводить новые каракули.

И тут зазвонил смартфон.

Я едва не чертыхнулась, настолько некстати оказался этот звонок. Впрочем, вдруг произошло чудо, и «Хьюрц», просочившись через некий магический портал, всё же осчастливили визитом северную столицу?

Чуда не произошло. Это оказался один из знакомых журналистов, с которым мы порой пересекались на пресс-ланчах.

Алексей приглашал меня на открытие ресторана китайской кухни, и не простого, а класса люкс. Для Питера это редкость: китайская кухня у большинства горожан ассоциируется с огромными порциями, низкими ценами и изобилием острых приправ в блюдах.

«Я уже звонил Карине, — сообщил он. — Но она сказала, что поставила на сайт материалы, полученные от ресторана, вернее, от пиарщика, вернее, от меня, поскольку именно я курирую этих ребят и их открытие».

Я не понимала, чего он хочет от меня. Карина не даёт добро? В этом случае, даже если я напишу гениальную статью о битых огурцах с кешью и дим-самах с крабом, она не разместит текст на «Ресто. Кафе».

«Приходи просто так. Ты что, не понимаешь? Даже если ты выложишь несколько фотографий с пресс-ланча в „сториз“, уже будет хорошо. Кроме того, если заведение нравится, потом его обычно рекомендуют друзьям. Да, и один из су-шефов тут знаешь кто? Наш общий знакомый Александр Герин, юный гений».

Вздрогнув, я отказалась наотрез, даже не успев ничего сообразить. Алексей со вздохом сожаления попрощался и дал отбой.

Дико хотелось есть, но на карте оставалось не больше двухсот рублей. Видимо, не судьба мне оценить знаменитые бургеры от шеф-повара Pixel Twins.

Не осталось и сил. Закравшийся в голову текст выжал меня насухо и оставил дожидаться следующего прилива вдохновения либо же ползти к виднеющейся вдали воде по ракушкам и гальке, обдирая колени.

На последние деньги я вызвала такси до дома, даже не задумавшись о логике поступка.

А в такси, бездумно глядя через стекло на мелькающую зелень, светофоры, каналы, мосты, здания и фонарные столбы, окончательно поняла, что «неладно что-то в датском королевстве».

Если это не кризис, тогда я не представляю, что это.

Дело даже не в том, что чаще всего мне приходится довольствоваться ролью не авторитетного критика, но наёмного автора, описывающего нескончаемые места общепита.

Мало кто учитывает, что, когда ты вынужден что-либо делать, отсутствие выбора неуловимо — на процент, на толику, на грамм — сказывается на восприятии и меняет отношение к происходящему.

Можно обожать чтение, не расставаться с книгой в любом настроении, глотать главы сидя, лёжа, стоя или зависая на турнике вверх ногами. Но если чтение станет обязанностью, за которую платят деньги, это лишит занятие доли удовольствия.

Еда — не исключение. Одно дело, когда ты ешь, исходя из собственных желаний, ешь, потому что хочешь, и кладёшь на тарелку только то, что выбрал сам. Но если ты вынужден есть, потому что это теперь часть твоей работы, ощущение неуловимо меняется. Ты не прекращаешь это любить, но…

Наверное, я попросту вечно недовольна всем и всегда нахожу изъяны?

Впрочем, оказавшись дома, я немедленно забываю о своём подавленном состоянии, а размышления улетучиваются из головы. Я кипячу чайник, закидываю вариться пасту, а потом устраиваюсь на кушетке, обложившись добытыми из рюкзака салфетками. Нужно собрать строчки воедино и попытаться понять, что у меня получилось…

А это что такое?

Среди кипы салфеток обнаруживается слегка потрёпанный красный блокнот. На первых листках гнездятся цифры, толпятся перечёркнутые фамилии, но сколько я ни вчитываюсь, не нахожу там компромата или какой-то конкретики.

Зато в середине блокнота обнаруживаются мои собственные записи.

Говори со мной по-английски, вот твой чёртов виски, будь хоть полуодетым и неси всякий бред…

Похоже, бармен Pixel Twins оказался настолько гостеприимным, что вместо салфеток отдал мне собственный блокнот.

Я ещё раз перетряхиваю подарок в поисках визиток или телефонных номеров. Если бы я обнаружила мобильный бармена, то можно было бы написать ему и поблагодарить…

Но в блокноте нет ничего, кроме обрывков моего стихотворения и ни к чему не привязанных цифр.

Глава 13

Первая ласточка

Всё начинает рушиться.

События происходят чуть ли не одновременно. Не связанные друг с другом проекты, которыми я долгое время жонглировала с ловкостью фокусника, внезапно начинают сыпаться, словно карточный домик, из которого извлекли одну-единственную карту.

Сначала я приезжаю в редакцию «Ресто. Кафе» и выслушиваю там неприятные новости: Карина была скоропостижно уволена.

Я обескуражена: ей уже найдена замена, и если раньше сотрудники на редакторские позиции пестовались прямо в редакции, то замену Карине привлекали со стороны.

Меня немедленно знакомят с новым главным редактором. Невзрачная безликая барышня с мышиной косицей, облачённая в пиджак мышиного же цвета, заверяет меня, что рассчитывает на плодотворное сотрудничество.

После этого она начинает публиковать на сайте исключительно информацию от ресторанов, немного меняя получаемые от них релизы. Больше никто никуда не ездит, не фотографирует интерьеры, не пишет новости о сезонных меню и назначениях шефов. Авторского контента на портале почти не остаётся.

Спустя несколько дней главред издательского дома, который редко заказывал тексты, но хорошо платил, звонит мне и сообщает: они больше не располагают финансами для оплаты работы внештатников и вынуждены затянуть пояса. Как только ситуация с бюджетом выровняется, они, разумеется, тут же со мной свяжутся.

Они, разумеется, больше со мной не связывались.

Рестопортал, которому я пачками ваяла рекламные тексты, снизил оплату настолько, что я вынуждена была отказаться от заказов: проезд, мобильная связь и интернет окупались бы, но и только. Поразмыслив, редакторы предложили мне сочинять мини-описания для обширного каталога заведений — это можно было делать удалённо.

Я сдала сотню описаний, после чего меня известили: возникли проблемы с материалами других копирайтеров, инициирована внутренняя проверка, и всё ставится на паузу. Конечно, они свяжутся со мной, когда…

Из прежних заказчиков у меня оставался только «чайный» сайт.

Сверхсрочной работой они не заваливали, но поток заявок на тексты не иссякал. Описания к товарам из ведущих чайных стран мира были простыми, сочинять их и отправлять для размещения контент-менеджеру я могла со смартфона в любом месте и в любое время. Евгений был доволен моим стилем, контент-менеджер была довольна чёткостью. Всё шло гладко, пока в один прекрасный день Евгений не написал: они наняли нового редактора, который хочет делать всё своими силами, чтобы контролировать процессы. И в моих услугах, а также в услугах контент-менеджера сайт не нуждается.

Я пожала плечами и вернулась за клавишные.

Через пару недель Евгений позвонил мне, извинился и попросил снова писать для них тексты.

В июле ситуация повторилась. Компания, сообщил Евгений, расширяется, арендован огромный склад, ощутимо выросли издержки, и им пришлось найти копирайтера на бирже труда, хотя вообще-то он против подобных попыток экономии. Новичок, конечно, пишет коряво и убого, зато за копейки. Но, сказал Евгений, он надеется, что я не держу на них зла, и, вполне вероятно, уже через месяц они приползут обратно, умоляя простить их.

Простить их пришлось уже две недели спустя.

На этом всё затихло, но мы с контент-менеджером не уставали отпускать шуточки в переписке, напоминая друг другу, что завтра нас вновь наверняка уволят, и никто не может спать спокойно.

Положа руку на сердце: то, что раньше показалось бы окончательным карьерным фиаско, теперь прошло для меня практически незамеченным.

Я была занята.

Почти всё свободное время я сидела над красным блокнотом из Pixel Twins. Я не могла выкинуть сочинённый текст из головы, не могла перестать шлифовать и бесконечно редактировать его, не могла отложить в сторону и забыть о нём хотя бы на минуту.

А когда спутанные хаотичные мысли обрели законченный вид, когда детали пазла встали на своё место, я поймала себя на абсолютной, бессмысленной нелепице.

Я обнаружила, что не выпускаю из рук распечатку стихотворения, без остановки перечитывая его вслух.

Это невозможно было объяснить.