Бесплатный фрагмент - Теофиль Готье о Нижнем Новгороде

ПРЕДИСЛОВИЕ

Бывают переводы литературные, точные и неточные, хорошие и плохие. Я представлю вам просто мой.

Мне хотелось сохранить эти отчаянные попытки француза выговаривать звуки, к которым не приспособлена его речь. Шипящие, рычащие, как северные заклинания, русские слова. Французы, которые не экономят чернил, прописывая длинное «de bordeaux» ради короткого «бордо», изобретательно прописывали русские «droschkys», «isvochiks», «d’ogourtsis».

В переводе я старалась минимально облагораживать и русифицировать конструкции французского. Хочется сохранить акцент и колорит путешественника. Но позволила себе больше рассказать о том, что уже не так очевидно спустя 170 с лишним лет ни для французов, ни для русских. Каждый раз, сталкиваясь с «хромой фразой», читатель будет вспоминать, что автор записок «нездешний». И в смысле времени, и в смысле пространства.

Целью перевода является понимание. А значит все, что написал француз для французов в XIX веке, требует расшифровки для русского в веке XXI.

Вежливые хозяева, мы должны любопытствовать не только о своем городе, но и о госте.

Ольга Клевер, 2024

ДЕМОН ПУТЕШЕСТВИЙ И ЕГО ЗАКЛИНАНИЯ

Мы видели империю царей только зимой, и нам хотелось путешествовать по ней летом при свете тех обычных дней, когда солнце заходит всего на несколько минут. Мы знали Санкт-Петербург, Москву, но не знали Нижнего Новгорода. И как можно жить, не побывав в Нижнем Новгороде?

Как так получилось, что названия некоторых городов непобедимо будоражат ваше воображение и годами звучат в ваших ушах, являя таинственную гармонию, соединяя эти случайно выбранные музыкальные фразы, которые невозможно прогнать? — Это странная одержимость, хорошо известная всем, кого внезапная, казалось бы, решительность гонит за пределы их Родины, к самым эксцентричным событиям. Демон путешествий шепчет рядом с вами заклинания во время ваших трудов, ваших чтений, ваших удовольствий, ваших печалей, пока вы не подчинитесь. Самое мудрое было бы оказать как можно меньшее сопротивление искушению, чтобы избавиться от него, как можно более цинично. Как только вы внутренне согласитесь, вам больше не о чем беспокоиться. Позвольте Духу, который внушил вам эту мысль, сделать это. Под его магическим влиянием сглаживаются препятствия, распадаются узы, дарованы разрешения; деньги, которые нельзя было бы получить на самую почетную и законную нужду, стекаются, все радостные, готовые служить вам в почти даром; паспорт сам по себе будет забит штампами в посольствах и представительствах, ваши пожитки сами собой сложатся на дне вашего чемодана, и так уж получилось, что у вас есть дюжина совершенно новых рубашек, полный черный костюм и пальто, чтобы выдержать самую разную погоду.

Nijni-Novgorod уже давно оказывал на нас это неотвратимое влияние. Никакая мелодия не звучала для нашего слуха более восхитительно, чем это смутное и далекое название. Мы повторяли его, как лилейно-сакральное, почти не отдавая себе в этом отчета; мы смотрели на него на картах с чувством неизъяснимого удовольствия; его конфигурация нравилась нам, как арабеска на любопытном рисунке. Близость «i» и «j», аллитерация, производимая заключительным «i», три точки, которые придают слову остроту, как в этих заметках о «j», очаровывали нас одновременно по-детски и по-каббалистически. Буквы «v» и «g» во втором слове также обладали своей привлекательностью, но в "-od» было что-то властное, решающее и убедительное, против чего мы не могли ничего возразить. — В результате, после нескольких месяцев борьбы нам пришлось ехать.

Вполне правдоподобный предлог — необходимость сделать заметки для большой работы о художественных сокровищах России, над которой мы трудились в течение нескольких лет, — уже привел нас, без особого недоверия в глазах рассудительных людей, в этот оригинальный и уникальный город Москву, который мы когда-то видели увенчанным зимой серебряной диадемой и плащом из снежного горностая на плечах. Три четверти пути были пройдены; еще несколько взмахов крыльев на восток, и мы достигли цели. — Демон путешествий устроил все самым естественным образом. Чтобы нас ничто не задержало, он отправил за границу или далеко в глубь страны людей, которых мы должны были увидеть. Таким образом, нет никаких препятствий, никаких предлогов, никаких угрызений совести, которые могли бы помешать нам исполнить нашу фантазию.

Мы поспешно сделали свои заметки [в Москве]; но пока мы осматривали чудеса Кремля [Московского], название Нижнего Новгорода, начертанное соблазнительным пальцем, сияло причудливыми славянскими иероглифами вперемешку с цветами на сверкающем фоне украшений и иконостасов.

Самым простым и кратчайшим путем было проехать по участку железной дороги, идущей от Москвы до Владимира, а затем по почте [с почтовой каретой] до Нижнего. Но опасались нехватки лошадей, потому что тогда было время знаменитой ярмарки, которая собирала от трехсот до четырехсот тысяч человек из всех стран. Это заставило нас предпочесть путь écoliers, который мы так редко выбираем сегодня. Англо-американская максима «Время — это деньги» не наша, и мы не из тех туристов, которые спешат приехать. Само путешествие — это то, что нас интересует больше всего.

Вопреки буржуазному благоразумию, мы начали с того, что отступили до Твери, чтобы выйти к Волге почти у ее истока, довериться ее спокойному течению и позволить себе неспешно плыть к нашей цели.

Возможно, удивляет, что такое небольшое рвение сменило столь сильное желание. Убедившись, что увидим Нижний Новгород, мы больше не спешили. Некое смутное предчувствие мучило нас, без сомнения, за пределами сознания и смиряло нетерпение. Не исчезнет ли город, о котором мы мечтали, когда мы приблизимся к границе реальности, не создан ли он из гущи облаков, которые являют на горизонте купола, башни, некрополи и которые искажает и сметает дуновение ветра?

В НИЖНЕМ НОВГОРОДЕ

Мы снялись с якоря рано утром. На лопастях «Проворного», что взбивали воду с уверенностью, что это нужно свету, мы вскоре оказались в пределах видимости Нижнего Новгорода. Было одно из тех белых, жемчужных, молочных утр, когда кажется, что предметы видятся сквозь серебряную вуаль; бесцветное, но пронизанное скрытым солнцем небо лежало на сероватых холмах и на речной воде, похожей на расплавленное олово. Акварели Бонингтона часто демонстрируют такие эффекты, которые, как кажется, находятся за пределами возможностей живописи и которые могут быть достигнуты только маститыми колористами.

Огромное скопление всевозможных судов покрывало Волгу, едва оставляя посреди течения свободное пространство для прохода лодок и пироскафов. Высокие мачты образовывали как бы опалый еловый лес и своими прямыми линиями подчеркивали этот фон всеобщей белизны. Свежий рассветный воздух заставлял трепетать на их верхушках ярко раскрашенные знамена и скрипеть позолоченные флюгеры. Некоторые из этих лодок, на которых перевозили муку, были припудрены до белизны, как мельницы. Другие, напротив, заметно выделялись своими носами, выкрашенными в зеленый цвет, и окантовкой цвета лосося.

Мы добрались до причала компании без повреждений и без особых проблем, что было удивительно, потому что, хотя река в этом месте широка, как морской рукав, судоходство настолько оживленное, а приток настолько велик, что, похоже, с таким хаосом не справиться. Но рулевой машет хвостом, и лодки несутся мимо друг друга с рыбьей быстротой.

Нижний Новгород стоит на возвышенности, которая после бесконечной череды равнин, которые мы только что пересекли, производит впечатление серьезной горы. Откос крутыми склонами спускается к набережной. Он озеленен травой и листвой, за которыми крутыми зигзагами следуют кирпичные крепостные стены, кое-где покрытые некоторыми остатками штукатурки. Эти зубчатые стены образуют ограждение Цитадели, или Kremlin, если использовать местное выражение. Большая квадратная башня возвышается над холмом, а луковичные купола с позолоченными крестами, выступающие над стеной, свидетельствуют о наличии в крепости церкви.

Ниже разбросаны деревянные дома, а на набережной высокие красные здания с окнами, окаймленными белым, разворачивают свои симметричные линии. Яркие тона придают жизнерадостность и силу передним планам и не позволяют этой строго регулярной архитектуре казаться скучной для глаз.

У трапа дебаркадера собралась толпа de droschkys и de tèlégas, которые спорили о пассажирах с их багажом. Без труда избавившись от окружавших нас isvochiks, мы вскарабкались на дощатый настил и отправились на поиски ночлега, который нелегко было найти во время ярмарки. Прогуливаясь по набережной, мы заглядывались на импровизированные прилавки, где торговали пирожками, d’ogourtsis [огурцы], колбасами, копченой рыбой, пирожными, арбузами, яблоками и прочими вкусностями, входящими в народное меню.

Вскоре наш транспорт развернулся и начал подниматься по крутому склону, разделенному двумя огромными, поросшими травой насыпями, окружавший Нижний Новгород, как когда-то Оран, до того, как военная техника заполнила его живописную пропасть, разделенный надвое глубоким оврагом. Кремлевские стены и аллея деревьев, служащая пешеходной дорожкой, венчают левый гребень. Несколько домов стоят на правом склоне, но вскоре им надоедает карабкаться по этому склону, где они, кажется, скользят. После восхождения, сокращенного стремительностью русских лошадей, которые не могут сбиться с шага, мы достигаем вершины плато, на котором раскинулась широкая площадь с церковью в центре с зелеными куполами, увенчанными золотыми крестами, и фонтаном с чугунной чашей довольно плохого стиля.

Так как мы просили, чтобы нас отвезли в гостиницу, наиболее удаленную от ярмарочной площади, в надежде, что там нам будет легче найти приют, наш кучер остановил нас перед постоялым двором, который находится на углу площади со стороны Кремля. После продолжительного ожидания и переговоров Smyrnof, владелец гостиницы, пожелал нас принять, и какой-то мужчина подошел и забрал наш чемодан.

В комнате было светло, просторно и чисто. В ней было все, что необходимо для цивилизованного человека, за исключением кровати, которая была застлана одной простыней, и одного матраса толщиной с небольшую лепешку. Но в России ко сну относятся с азиатским безразличием, которое, впрочем, мы разделяем, и кровать в отеле Smyrnof стоила всех, кого мы могли встретить в других местах.

В ожидании обеда, в котором мы очень нуждались, так как припасы на пароходе начали заканчиваться, мы рассеянно смотрели на площадь, и наши глаза были устремлены предпочтительно на фонтан, и не на его архитектуру, которая, как мы уже говорили, на самый плохой вкус, но из-за забавных сцен, центром которых обязательно является общественный фонтан.