Бесплатный фрагмент - Тени наших крыльев

Тени наших крыльев

«В 1983 году по инициативе заместителя главного конструктора КБ „Скорость“ А.А.Яковлева, сына Генерального конструктора А.С.Яковлева, на стендах отделения 21 производились испытания самолета Як-52Б стрельбой из подвесного контейнера УПК-23-250 и пусками из орудийных блоков. Цель испытаний заключалась в проверке возможности СПОРТИВНЫХ САМОЛЕТОВ ДОСААФ нести подвесное авиационное вооружение и выдерживать стрельбу авиационных пушек. Данные испытания в обьеме 6100 выстрелов самолет выдержал и был рекомендован к летным испытаниям.»

http://www.airwar.ru/enc/attack/yak52b.html

«…наращивая свой военный потенциал, Япония готовит себя к участию в войне за богатые ресурсы Дальнего Востока.…»

http://www.rbcdaily.ru/2008/05/22/focus/345303

Землетрясение в Японии в 2011 году:

Землетрясение произошло в Японском жёлобе — глубоководной океанической впадине, где сталкиваются Тихоокеанская и Охотская литосферные плиты. Более тяжёлая в этом месте океаническая Тихоокеанская плита погружается под материковую Охотскую плиту, над которой располагается часть Евразийского континента и некоторые Японские острова. Предполагается, что Охотская плита по своему движению может считаться частью одной из 7 наиболее крупных литосферных плит — Североамериканской плиты. Для землетрясения такой силы обычно требуется длинная (480 км) и относительно прямая линия разлома. Поскольку контуры плиты и зона субдукции в этой области не такие прямые, то землетрясения в этом регионе, как правило, ожидаются с магнитудой до 8—8,5, и сила этого землетрясения была неожиданностью для некоторых сейсмологов. Геофизик Росс Штейн сообщил что землетрясение передвинуло часть северной Японии на 2,4 м в сторону Северной Америки, то есть в направлении к эпицентру землетрясения. Часть северной Японии сделалась «шире, чем она была раньше». Наиболее близкий к эпицентру регион испытал наибольший сдвиг. Штейн также отметил, что 400-километровый участок побережья опустился на 0,6 м, что позволяет цунами распространяться дальше и быстрее вглубь побережья. Тихоокеанская плита сдвинулась на восток на расстояние до 20 м, хотя фактическое смещение уменьшается с отдалённостью от эпицентра. По другим оценкам сдвиг составил 40 м и занимает площадь от 300 до 400 км в длину и 100 км в ширину. Если эта информация подтвердится, это будет один из крупнейших сдвигов за всю историю наблюдений.

https://ru.wikipedia.org/wiki/Землетрясение_в_Японии_(2011)

Ф.И.О. героев вымышлены, совпадения с реальными людьми случайны.

— Шеф, а Арсеньев это далеко?

— Далеко, маленький. Раз десять успеешь пописать.

Мухин скрипнул зубами. — Вот гад Хренов, стоило один раз с маршрута сняться, он теперь до второго пришествия будет поминать. За стеной ангара чихнул движок, застучал дробно и снова безнадёжно затих.

— Не. Не заведется — сказал кто-то и тут в «брифинг-рум» зашёл хмурый Макарыч. Засаленная, чёрная от машинного масла тряпка, красноречиво полетела в угол. Старый авиамеханик сел на скрипнувший стул и раскурил английскую носогрейку. Ага. Курить на аэродроме вообще-то категорически… Только Макарыч на это клал, или ложил, — тут спорный вопрос.

— Не жилец — весомо изрёк он, а шеф, кажется, даже обрадовался.

— Ну, значит, желторотиков не берём. В бой идут одни старики.

Молодёжь задвигала стульями, забормотала вполголоса. — Не очень-то и хотелось, почти пять тысяч вёрст пилить. Прошарили уже, слазили со своих смартфонов на Яндекс. Карты, — расстояние просчитали, по месту определились.

— В субботу тренировка, как обычно. Чтоб все были!

Сан Саныч порылся в карманах лётного комбинезона с финтёвым бейджиком «Шеф-пилот Хренов А. А.», ничего там не нашёл и задумчиво уставился в окно.

­– Мда. Пять тысяч. Дальний Восток всё-таки.

Саня Мухин поднял руку и, не дожидаясь пока шеф выйдет из своей заоконной задумчивости, спросил.

­– На промежуточные где будем садиться? Может в Новосибе? У меня там брат, я его десять лет не видел.

— Какой ещё брат? Напрямую попрём, Макарыч нам подвесные баки сварганит, — утром вылетим, вечером в Чите будем. А там рукой подать. А, Макарыч, сварганишь?

— Конструктивно не предусмотрено — пыхнул тот трубкой в подпаленные усы.

— Я таки извиняюсь, — встрял Зильберман. — А шо мы туда летим? На соревнования или как обычно…

Макарыч встал со стула, вытряхнул трубку в эмалированное ведро и прищурился на Иосифа Давидовича.

— Водку жрать дома будете, спортсмэны. Шоб в этот раз хоть одну медаль привезли. — Он отодвинул ногой стул и вышел. Петро! — Заорал он уже в коридоре — тащи чертежи пятьдесят второго. Сан Саныч улыбнулся, — ну, баки будут. Потом перевёл взгляд на Зильбермана.

— Вот какого хрена, Йося? Ну, чё ты злишь старика. Знаешь, что он в завязке, нет, надо на мозоль наступить. Шо за еврейская натура.

— Саша. Ты знаешь, как я тебя уважаю, можно сказать, я тебя таки люблю, но ты говоришь обидно. Даже моя покойная мама Роза не то чтобы в принципе, но не так.

Хренов поднял руку, заслоняясь от Йоси, но этот фонтан заткнуть было непросто. Лысоватый, пухленький Зильберман щурился в очки и продолжал атаку.

— И чито я такого сказал? Я только интегесуюсь. Циля — это моя жена, она же спгосит миня, — куда ты собгался Йося? Что мне ей ответить?

В комнате осталось всего четыре человека, и этот привычный уже спектакль особо никого не трогал. Мухин изучал карту на стене, Женька Коста слегка ухмылялся, глядя, как Зильберман технично выводит из равновесия грозного Хренова. И поделом. Любит шеф народ опускать, все косяки и промашки держит в памяти железно и потом вытаскивает как козырного туза из рукава.

— Ну, всё, Йося, отвянь, давайте к делу. Идём двумя бортами Коста и я — первый, Мухин Зильберман — второй. В Арсеньеве какой-то мощный спонсор объявился, оплачивает всё — жратву, горючку и прочее.

— А? — Поднял руку Йося — Горючку только для самолетов?

Сан Саныч поморщился.

— Нет, блин! Шампанское Вдова Клико, каждому по бутылке. Чё ты меня достаёшь, Зильберман! Ты больше трех рюмок за вечер не пьешь! Тоже мне алкаш…

Шеф прикрыл глаза рукой, возвращаясь на правильный курс.

— С собой возьмём. В пластик перельём и… Короче не мне вас учить. Так вот, Женя, на тебе высший пилотаж, ну я, может, пару петель крутану, — вспомню молодость. Санёк, Йося, вас на авиаралли заявим. Полетаете над Дальним Востоком, красоты посмотрите, на призовуху надежды мало — там, говорят, такие зубры собираются. — Сан Саныч взял со стола ежедневник, глянул туда мельком. — До отлёта пять недель, договаривайтесь на работе заранее, будут проблемы маякните, я кому надо позвоню, отпустят. В конце концов, мы наш автономный округ представляем так что… Да. — Он черкнул что-то в ежедневнике — Местных спонсоров и администрацию я тоже подключу. Подогреют.

Да уж. Когда надо Саныч умеет с людьми ладить. — Размышлял Мухин, — весь белый и пушистый. Чего ж он нас-то постоянно шпыняет? Обида всё не проходила. Вспомнился тот полёт, когда прижало по-маленькому, а внизу бескрайняя тайга и до полосы минут сорок. Слава богу, дорога подвернулась, — пошёл на вынужденную, ну не в кабину же ссать, чес слово. Профукал тогда областные, а ведь на серебро шёл. Санёк встал на ноги, весь в себе, погруженный в воспоминания, даже шершавость РУ в ладонях всплыла.

— Коста, хотя бы на этот раз лётную книжку не забудь. Пииилот — протянул гнусаво Сан Саныч.

Не, горбатого могила исправит, правильно его Йося достаёт. На том пилоты аэроклуба «Грач» и разошлись.

То, что аэроклуб в маленьком Западносибирском Энске не загнулся, заслуга была, безусловно, Александра Александровича Хренова. Невысокого роста, с перманентной трёхдневной щетиной на впалых щеках и горящими очами, он появился в Энске из ниоткуда. По слухам входил когда-то в сборную Союза по пилотажу, да турнули его за пагубную привычку. И за двадцать лет так он от неё и не избавился. Ну, любит человек бухнуть. Уже после первой рюмки волшебным образом преображается в того самого — белого и пушистого. Душа компании, кладезь юмора и фонтан красноречия. В клубе то он всегда трезвый, злой с похмелья и ехидный, а вот на лоне природы, в хорошей умной компании может и за гитару взяться и Мандельштама продекламировать. Сане Мухину наставника таким видеть довелось от силы раза три. И хоть и злился он на Саныча, в душе понимал, правильно тот всё делает. Авиация, даже малая, — такая штука, — тут нельзя добродушничать, по шёрстке гладить, надо гонять курсантов до седьмого пота, вдалбливать, костерить на чём свет стоит, тыкать носом в дерьмо. Сегодня желторотик чек-лист абы как прогнал, завтра шасси забыл выпустить, а послезавтра угробит и себя и машину. А отвечать кому? Санычу. Так что… Санёк одёрнул себя и встряхнул букет роз, — чего-то несёт меня не в ту степь, я ж на свидание иду как-никак, завтра отлёт. Он опять прокрутил в голове список уложенных в свой Як-52М вещей. Так, карту в ДжиПиЭс залил, водку взяли, палатка на месте, тёплые шмотки в самолёте. Главное чтобы Йося с борщом не заявился как в прошлый раз, а то загадит всю кабину. Мухин остановился в скверике напротив заветной пятиэтажки, прислонился плечом к берёзе и осторожно выглянул. Высокий голубоглазый блондин в хорошем костюме и с цветами — такую цель бабки у подъезда не пропустят. Вычислят, к кому он идёт в пять минут. — А нам этого не надо. Валим домой, бабушки, валим — сериал вот-вот начнётся. Те, словно услышали бормотание Санька, снялись с поста у подъезда, похромали кто в первый, кто во второй. А он на крыльях большой и чистой любви полетел к облупленной зелёной двери с домофоном.

Взлетали на рассвете, так что из провожающих был только Макарыч. Ещё затемно шеф выгнал оба Яка из ангара, и теперь маялся, поминутно поглядывая на часы. Зильберман с термосом в руках стоял, облокотившись на крыло, Женька Коста сидел в кабине, позёвывая.

— Ну? — Грозно спрашивал Саныч у низких туч. — И где этот Дон Жуан хренов?

— А вон он — Коста сладко зевнул. — В одних трусах чешет. — Макарыч выматерился и, сплюнув, скрылся в ангаре.

— И я бы сказал-таки, хорошо чешет.

— По машинам — скомандовал повеселевший шеф и Зильберман полез в кабину.

— Саша, мне что, прямо так и заводить?

— Йося, я тебя умоляю, только не так как в прошлый раз. Твоя Циля нам этого не простит.

— Кто бы говорил — проворчал Иосиф Давидович и поправил очки в тонкой оправе. — От винта! — Рявкнул он и крутанул стартер.

Мухин, тем временем, был всё ближе. Он махал руками, строил гримасы, но что хотел выразить, пока было не ясно. Ему оставалось метров двадцать, когда на край бетонки вылетел полицейский уазик и, набирая скорость, помчался к ангару клуба. В этот момент, запыхавшийся Санёк, взлетел по крылу, перевалился в кабину и, захлопнув фонарь, дал газ. Непрогретый движок недовольно чихнул, чуть снизил обороты, а потом взревел в полную мощь. Як-52М взвихрил винтом воздух, покачнулся на шасси и покатился вперёд. Сан Саныч нахмурившись, наблюдал эту самодеятельность, уазик врубил сирену.

— Ну, эти проблемы нам вообще ни к чему. — Пробормотал он и тоже добавил оборотов, — второй Як выкатился на взлётку.

Уазик натужно кашлял движком, мерцал синей мигалкой, выл сиреной, но всё тщетно. Красно-белые крылья уже мчались навстречу небу и свободе, и не было в мире силы способной прервать этот нахальный полёт.

Як вонзился в серые тучи, мелко затрясся в вихревых потоках, и Санёк чуть прибрал газ. Торопиться уже некуда, он успел, он в родной кабине, ручка управления привычно зажата в ладони, привязные ремни застёгнуты, пожалуй, только внешний вид пилота подкачал. Блин! Как я в Богашёво из кабины буду вылазить, там технари лягут от хохота. Сзади зашуршал фольгой штурман Зильберман, по кабине поплыл умопомрачительный запах. Йося наклонился вперед и закричал.

— Александр Юрьевич (Санька он в пику Хренову всегда называл по имени отчеству), хотите пирожок?

Санёк сглотнул слюну, после бурной ночи и утреннего марафона есть хотелось отчаянно.

— Не откажусь. — Он откусил горячий мягкий пирожок с мясом ­– А как с борщом, Иосиф Давидович? Будет?

Зильберман прямо воссиял.

— А как же, дорогой Александр Юрьевич, в этот раз моя Циля превзошла себя. Я сейчас открою крышечку, вы только понюхайте.

— Не надо! — Почти закричал Мухин. — Я потерплю до промежуточной.

В этот момент самолет вынырнул из облаков. Необъятная синь разверзлась со всех сторон и у Санька, как и в самый первый раз, захватило дух от восторга. Это невозможно сравнить ни с чем из земного. Секс, водка, сумасшедшие гонки на байке — это всё там — внизу. А здесь иной мир, другие вызовы, другие реакции. Саня окинул взглядом лазурную чашу небосвода и тут Як Косты и Хренова появился с левого крыла. Шеф подавал знаки, и дураку ясно — надень гарнитуру, гад. Саня покорно надел наушники и включил маломощную переговорку.

— То, что ты от Чурбанова драпал — твои проблемы. — Спокойно говорил шеф. — А вот то, что на взлёт пошёл без подготовки, убью засранца. В Томске сядем в Богашёво, прям там и убью на лётном поле. Как понял, второй?

— Понял вас, первый.

— Тебе что баб мало? Смотри, добегаешься, пристрелит он тебя, в конце концов. И поделом.

— Таки да, Александр Юрьевич — включился в канал Йося — Спать с женой начальника милиции как-то не очень. Не то шобы плохо, нет, я бы так не сказал. Скорее, вредно, да. Для здоговья.

— А если это любовь? — С вызовом спросил Санёк и старшие, многоопытные товарищи заржали.

— Ну, конечно! Тогда да! У тебя это какой по счёту роман? Йося, у тебя феноменальная память, напомни товарищу.

— Да ну вас — надулся Санёк. — Лучше б за курсом следили, вон на два градуса на юг ушли.

Подкрыльевые каплевидные баки Макарыча работали превосходно. За две недели их облетали оба экипажа, так что к двум висящим под крыльями сорокалитровым бандурам привыкли. Скорость из-за дополнительного сопротивления чуть упала, но дальность полёта увеличилась почти на двадцать процентов. Так что, когда они через четыре часа подходили к Томску, топлива было ещё на сто пятьдесят км. С диспетчерами общался Сан Саныч, ему в этом равных не было. В случае чего он кого хош подвинет, Боинг там, Эйрбас, ему пофигу — отправит на второй круг, а свой клуб посадит в лучшем виде. Так и на этот раз. Минут пять Хренов потрещал с Богашёво, потом взял управление у Косты и забурчал в переговорку — Мухин, висишь на моём правом крыле как влитой, понял? Смотри не облажайся, я им напел, что чемпионы Европы заход делают.

­– Понял, шеф. А ничего, что мы парой заходим? Они там как, не нервничают?

— До тебя что, не дошло? Мы им сейчас класс будем показывать.

— А, ну да. — Санёк вспомнил про свои романтические семейники, — белые с алыми розами. — Вот жопа-то.

Самолёт ощутимо тряхнуло и повело влево — Уйооп! Вот это боковик! — Санёк рефлекторно дёрнул ручку на себя, ушёл чуть выше Хренова, и тут же вернулся в вираже на своё место. Снова порыв, Саня выжал босой ногой правую педаль, добавил оборотов и взглянул на первый борт. Шеф филигранно, словно на нитке подвешен, компенсировал ветер. Лёгкий Як, конечно, болтало в перемешанном большими птичками воздухе международного аэропорта, но Сан Саныч искусно предугадывал следующий удар и отрабатывал управлением заранее. — Опыт не пропьёшь — заметил Иосиф Давидович, а Санёк вдруг с ужасом различил за остеклением первой машины распростёртого Михасика. Женькин геккон, висел почти над головой у шефа, и если вдруг вздумает отцепиться, то свалится тому прямо за шиворот. Ой-ёёё. Что будииит…

— Выделываться так по полной. — Сказал тут Хренов. — Выпускаем шасси на раз. Три, два, раз.

Саня перевёл рычаг шасси вниз и с удовлетворением услышал привычное «псссс» пневмосистемы. Теперь посадочные щитки, гасим скорость, ииии — касание.

— Твааю ж мааать! — Завопил шеф, извиваясь в кабине словно ужаленный. — Коста! Убери от меня эту тварь!

— Шеф, это же Михась, свой пацан.

Оба самолёта, чиркнув колёсами по бетонке, легко прокатились с десяток метров и только теперь осели всем весом на боковые стойки.

— Тормозим, Санёк, тормозим! — Хренов плюнул на геккона и снова включился в дело — Всё делаем красиво, понял? — Яки почти синхронно опустили носы и нагрузили передние стойки.

Мухин то прижимал на РУ рычаг тормоза, похожий на велосипедный, то ослаблял, старался, в общем, чтоб красиво было, синхронно, все дела. На хрена только этот выпендрёж?

Санины семейники богашёвцам понравились. Да чего уж там, технари были в диком восторге. Пока Саня корячился в кабине, натягивая извлечённый из багажа запасной комбинезон, ребята подогнали авиатрап и снимали видео прямо оттуда. Зильберман в это время невозмутимо разливал на крыле борщ по тарелкам, Коста стоял рядом, поглаживая умастившегося на плече Михася, а Хренов куда-то пропал. Не иначе трёт с аэропортовским начальством, — заправка чтоб по-быстрому, потом зелёную улицу. Они ж торопятся, у них ведь международный чемпионат, водка опять же греется. Санёк, наконец, оделся, вылез на крыло и спрыгнул на бетонку. Утиравший слёзы технарь подошёл к нему.

— И куда ж этот цирк летит? Если не секрет, конечно.

— Арсеньев. Дальний Восток.

Технарь присвистнул и нахмурился.

— По идее оттуда драпать надо, а вы в самое пекло.

Мухин пожал плечами.

— Почему драпать?

— Дык говорят там со дня на день землетрясение будет ого-го. Япония вся под воду, Владик цунами накроет и вообще…

— Кто говорит?

Технарь поскрёб лысину.

— Ну, Интернет там, Одноклассники, всё такое.

Санёк хмыкнул.

— Помойка твой Интернет, понял?

— А я то что. Я ничего. Вечером смотри себя в Ютюбе, классно получился.

— Да пошел, ты.

Санёк оттолкнул технаря, с трудом сдерживаясь, чтоб не заехать козлу в морду. Но тут, блин, не его епархия, это у них Женька специалист, — первый там или второй дан. Коренастый, поджарый, с переломанным, словно горный хребет, носом, и рассечённой кастетом правой бровью. С непривычки взгляд его чёрных глаз мало кто мог выдержать. Что-то там плясало такое адское, то ли тяжёлое детдомовское детство, то ли два года десантуры. В общем, охотников это выяснить было мало.

— Гебята, кушать — позвал Зильберман.

Как там ни пыжился Сан Саныч, просидели они в Томске почти до трёх пополудни. Пока технари нашли подходящее для Яков топливо, пока все бумажки оформили. Санёк всё это время блаженно кемарил на крыле, нежась в лучах жаркого августовского солнца.

— Так! Клуб построиться!

Хренов был злой до красных ушей, поэтому среагировали все быстро, даже Зильберман, который когда надо дисциплину уважал и даже таки немножечко любил.

— Во-первых, Коста! Если твоя тварь ещё раз свалится мне за шиворот, выкину из кабины обоих. И насрать, что у твоего Михасика нет парашюта.

— Во-вторых, Зильберман со своим борщом.

Шеф подошёл к крылу, сервированному как в лучших домах Парижа.

— А что, Йося, ты взял только четыре фарфоровые тарелки и супницу? А где стулья, скатерть и фамильное серебро, Йося? Я таки спрашиваю. Это же всего двадцать килограмм. Можно было взять твой большой дубовый стол, принайтовали бы к крылу, зато кушали бы как люди.

Зильберман молчал, разглядывая выбеленную солнцем бетонку, шеф прошёлся вдоль строя.

— В-третьих, Мухин. Трусы и самовольный взлёт прощаются за отличную посадку.

О как. — Подумал Санёк — Это что, робкие ростки справедливости?

Шеф прикрыл глаза рукой, потом спросил Женьку.

— Заправочный лист где?

— Уже в кабине, шеф. Я проверил, все чики-пуки.

— У тебя?

Санёк похлопал по нагрудному карману комбинезона.

— У меня тоже, того… Чики-пуки.

— Ну, раз у вас всё чики-пуки, поехали.

Тут мимо промчался запыхавшийся аэродромщик.

— Молодой человек! — Заорал Зильберман — купите чудесный чешский сервиз. Я вас умоляю, молодой человек, недогого. — Парень кинул на Йосю недоумённый взгляд и помчался дальше. — Чтоб я так жил. — Вздохнул горестно Зильберман — ему не нужен сегвиз.

Сан Саныч, Мухин и Коста переглянулись, и дружно заржали в голос.

— Смотрите! Он его ещё и впарит за три цены…

Шеф вытер слезу и полез в кабину.

— Хер с тобой, Йося. Бери свой сервиз.

— Ты так и не попгобовал богщ, Саша. Циля так стагалась.

Саныч, покачиваясь от смеха, отмахнулся.

— Иди в жопу, Зильберман! У меня сейчас таки случится инфаркт.

Остатки борща перелили в термос, грязные тарелки и супницу во французском стиле запихнули в пакет. Саня прошёлся по контрольному листу, завёл двигатель и натянул гарнитуру.

— Шеф, взлетаем тоже парой?

— А как же, маленький. Мы ж типа чемпионы Европы, не забыл?

Это его «маленький» осталось с тех времён, когда единственным упорным курсантом клуба был Саша Мухин. Шеф тогда пил несравненно больше, но и возился с мелким Саньком, словно с родным сыном. Хренову бог детей не дал, и нерастраченный отцовский инстинкт он обратил на пацанов заштатного Энска. Прошло пятнадцать лет, Санёк вымахал на метр восемьдесят, бросил два института, два раза развёлся, платил алименты на ни разу не виденную дочуру, а для Саныча он по прежнему был «маленьким».

— Так, нам зелёный свет. Пошли.

Саня накинул газу, увеличил шаг винта, и Як плавно тронулся. Они долго маневрировали, наконец, выползли на широченную взлётку и земные мысли улетучились. Вверху была манящая лазурь неба, белый пух облаков и свобода, ограниченная лишь запасом топлива.

— Александр Юрьевич, вам наша уточка больше не нужна? Передайте, пожалуйста.

Саня аккуратно извлёк из-под сиденья трёхлитровую бутыль с широким горлышком и передал назад Зильберману. Спустя минуту послышалось характерное журчание, и Йося облегчённо вздохнул.

— Второй, заходим на посадку. Азимут 180.

Мухин в первый момент растерялся. Какая посадка, внизу зелёные горы и на ДжиПиЭсе никаких аэродромов нет.

— А куда садиться-то, шеф? У меня на карте ни одной базы.

— Трынди поменьше, есть там база. Уж ты мне поверь.

И правда есть. Яки вошли в плавный вираж, и тут за очередным хребтом открылась вдруг узкая долина с серой полоской среди вековой тайги. Встали на глиссаду, выпустили шасси, Санин зоркий глаз различил на окрестных сопках пару ЗРК. Может С-300, а может чего другое, замаскировано больно хорошо, вот только когда на полосу заходишь и видно. А на самой бетонке чего только нет, — вертушки, Миги, Сушки разных мастей. Даже Антей старый с краю стоит, в камуфляж раскрашенный, то ли прикол такой у местных вояк, то ли и, правда, команда из Москвы была. Там же ребята юморные, — шутят, а вся страна, как дурная, красит тут же. Только срулили с взлётки, движки заглушили, глядь уазик несётся. И выползает из него грузный полковник, добротный такой, кило на сто двадцать с гаком, и с Санычем обнимается, руку трясёт, только что не облобызал шефа.

— Ну, здравствуй, пилот Хренов, — басит полковник и улыбается золотом.

Всё ясно. Встретились боевые друзья, щас такой бухач начнётся, за неделю не улетим. — Санёк выбрался из самолёта, посмотрел на низкое солнце и покачал головой.

— Ты мне топливо достал?

— Обижаешь, Саша! Всё, как просил, шестьсот кило девяносто первого.

Полковник приобнял Саныча за плечи, — пойдём, дорогой, уже налито. Пока мои твоих заправят, посидим, выпьем за встречу. Полковник открыл дверцу уазика, наморщил лоб, — мы с тобой, сколько не виделись, лет пятнадцать? Эх, жалко, что ты пролётом…

— Ну, извини, Вась. У нас чемпионат, сам понимаешь. Может, на обратном пути…

Дальше уже слышно не было, боссы погрузились в машину и уехали, а на место уазика подкатил топливозаправщик.

К удивлению «грачей» Сан Саныч управился на редкость быстро, от силы полчаса и вот он уже выбирается из аэродромного УАЗа. Морда красная, видно, что хорошо принял, но вполне себе ещё адекватный.

— Так, валим по-быстрому пока при памяти. С Иванычем пить, — это на пару суток минимум, моя бедная печень на такие финты уже не способна.

— Шеф, так стемнеет через час, мы куда плюхнемся-то?

— Бегом по машинам! Будет вам площадка. — Шеф поднял глаза к небу — там такая красотища, глаз радуется. Коста, ты рулишь, я за штурмана.

Ну. Раз шеф дал команду, по газам и в небо.

Меньше чем через час под крыльями распростёр свои воды великий Байкал. Закатное солнце играло прощальными бликами на глади озера, расцвечивало розовым верхушки сосен, вычерчивало рельефно горы. Справа по курсу остался НП Сухой Ручей, и шеф дал команду на снижение.

— Пройдёмся на бреющем разок, а то вдруг там туристы ям накопали. Они ж долбанутые, они могут.

Впереди показалась свободная от деревьев площадка с изумительной песчаной косой. Метров пятьсот в длину — прикинул Саня — главное чтоб ровная. Он снизил обороты, выдвинул тормозные щитки и повёл машину в десяти метрах над землёй. В посадочной конфигурации можно спокойно поддерживать сто двадцать км, а на такой скорости рассмотреть площадку запросто. Нормалёк, на песок не полезем, ориентир — мусорный контейнер в конце косы. Саня убрал щитки, накинул газу и вошёл в боевой разворот. А шеф уже садится, — заметил он — и по той же схеме.

— Александр Югьевич, вы увегены что мы сядем? Хгенов он и есть Хгенов, а вы сможете?

— Не дёргайтесь, Иосиф Давидович, на земле будем в любом случае, ещё ни один самолёт в воздухе не оставался.

Мухин убрал газ, снова выдвинул щитки, выпустил шасси и уверенно повёл самолёт на посадку. Пару поворотов и перед капотом зелёная гостеприимная травка, ручку от себя, потом на себя, задние стойки коснулись земли, Як подпрыгнул раз, другой, третий, попытался дать правый крен, но Санёк его поймал, вернул на место и всё ж утвердил непослушную массу на грешной земле. Оставалось аккуратно, без рысканья затормозить. Подрулив к первому Яку, Саня выключил двигатель и только теперь понял, что мокрый как мышь. Во как. Мозг, значит, уверен, что сядем, а организм-то побздёхивает.

Зильберман уже открыл фонарь и выбрался на крыло.

— Разрешите, я пожму вашу руку, Александр Юрьевич. Вы в моих глазах растёте, прямо не дай бог. Конечно, не то чтобы каждый день так, но всё-таки.

— Да ладно — смутился Мухин. — Чё первый раз что ли.

— Э! Второй экипаж! Харош там обниматься, барахло доставайте.

Хренов развёл руки в стороны, хрустнул косточками и направился к воде. — Можно подумать из боя живыми вернулись, ещё поплачьте друг у друга на плече.

Немногословный Коста выбрался из кабины последним, Михась сидел у него на рукаве и невозмутимо оглядывал окрестности.

— Как вам моя посадка?

— Ты что ли сажал?

— Ну, шеф чуток подстраховал, а в общем да. — Женька довольно улыбнулся. — Первая посадка на дикой площадке. Нормально?

— Да вообще отлично. Меня вон видал, как подкинуло?

Йося опять полез с поздравлениями.

— Евгений, можно я пожму вашу руку?

— Да отстаньте, Иосиф Давидович, давайте шмотки лучше выгружать. Если за полчаса не накроем, шеф из нас всю кровь выпьет. Он же всю дорогу пыхтел, про прерванный полет, недосказанность и всё такое.

— Я уже понял, сейчас мы разогреем борщ…

— Водку доставайте, огурцы, помидоры, лук.

Через десять минут походный столик был готов. Чёрный хлебушек, зелень, сальцо с чесночком, холодная говядина с хреном. По традиции первой на столе стояла запотевшая стеклянная бутылочка. Футляр под фюзеляжем первого Яка Макарыч сварганил в незапамятные времена. Блестящее техническое решение оправдывало себя неоднократно. Хочешь на бивуаке пить холодную водку, заберись повыше — тысячи на три-четыре, а потом по-бырому на посадку. В футляре даже специальная приспособа была, которая при падении давления впускала холодный воздух, а при увеличении запечатывала футляр герметично.

— Ну!? — Вопрошал Саныч, плескаясь в ледяной воде. — Готово?

— Саша, ещё минуту, ребята запалят мангал.

— Да нахрена мне ваш мангал! Кстати — Хренов растирался полотенцем. — А где все турысты?

Все огляделись по сторонам. И, правда. Место шикарное, дорога неподалёку, где люди?

— Ладно! Наливайте.

Хренов уже переоделся в сухие трусы и прямо так и возглавил стол.

— Ну — он с рюмкой в руке оглядел своих подопечных. — Первые две с половиной тысячи преодолели. Не всё ровно конечно, но мы здесь и осталось всего ничего, — ещё две триста. — Саныч опрокинул рюмку, скривился на секунду и шумно занюхал хлебом — лицо его просветлело. Он смачно хрустнул огурцом, макнул в соль зелёный лучок и нахмурился. — Я не понял. А почему шашлыки никто не жарит?

Женька с Саньком метнулись к мангалу. Принялись раздувать угли, отвинчивать крышку трёхлитрового бидона с замаринованной бараниной, Йося, тем временем, наливал по второй.

— На шампуры плотно не нанизывайте — давал ценные указания Хренов. — О! А что это за новый алкаш у нас в клубе?

Саныч удивлённо разглядывал обнявшего его рюмку Михасика. Геккон сунул мордочку внутрь, лакнул свою дозу и, потрясая башкой, сполз на стол.

— Э, рептилия, ты бухаешь что ли? Коста, твой чёртов геккон водку жрёт, ты в курсе?

— Ага.

— Не ну я не против, только почему из моей рюмки? — Саныч умилённо протянул Михасю кусок огурца. — На закуси, маленький, а то размотает на голодный желудок. Пойдешь тут к лягушкам местным приставать, заблудишься. Так, пилоты к столу. Между первой и второй муха не пролетит, да Санёк?

Ну всё… Подобрел Саныч, расслабился, щас пойдут шутки прибаутки.

— Добрый вечер вам, люди добрые.

Грачи вздрогнули от неожиданности и воззрились на сухую старушенцию, бесшумно подкравшуюся к их стоянке. Уже почти стемнело, из света только диодный фонарик над столом, да алый отсвет углей мангала.

— И вам добрый вечер, бабушка — учтиво ответил Женька за всех.

— Молочка козьего не желаете? ­– Бабуля потрясла двухлитровой бутылкой из-под кока-колы.

— Не, бабуля. — Сказал Саныч. — Мы с молочком ещё в школе завязали. — Он хрипло рассмеялся.

— Саша, ну зачем ты обижаешь пожилого человека. Конечно, уважаемая, мы возьмём ваше молочко, в смысле козы… молочко. — Зильберман смутился и полез за бумажником.

— А вы на самолетях этих прилетели? А я слышу гудять, думаю ну, Путин прилетел. Пойду, думаю, молочка прехзиденту отнесу. А денег не надо, так возьмите. Машка моя доится и доится, ну, как скаженная, молоко это девать некуда. Я-то не пью, у меня газы и соседи тоже всё отказываются. Не знаю чего. А приезжих, турыстов этих, уже две недели нету.

— А вы не знаете почему?

— Ну, откель ж я знаю. Думала, вот Путин прилетел, хотела за Машку у него просить. Пущай её оттранспортируют в Танхой, у меня там своячница, а я старая уже, мне Машку тяжело, а коза молодая, жалко её. Вот я и говорю, пущай забирают козу, отвезут своячнице, тада и помирать можно. Вот. Старая я уже…

— А большая коза-то? — Прервал её Саныч.

— Хто?

— Коза твоя Машка.

— Ну, коза как коза, кило двадцать, мож больше.

— Отвезём мы твою козу, бабуля — ухмыльнулся Хренов. — Завтра приводи, только пускай облегчится перед дорогой, и не корми. А то загадит нам всего Зильбермана.

— Саша, ты что? — Выпучил тот глаза на шефа. — Ты в своем уме?

— Вот спасибо, люди добрые, век за вас молиться буду. — Бабуля сунула офигевшему штурману молоко и засеменила в темноту.

— Йося, ты «Особенности национальной охоты» смотрел? Там корову в бомболюке перевозили.

— Это же кино, Саша!

— Ну и что? Идея-то шикарная. До Танхоя всего сотня километров, ручку управления мы у тебя снимем, всё равно ты нихрена не рулишь, козу посадим на пол, передние лапы свяжем. — Поддавшему Санычу эта идея всё больше нравилась. — Потом в международную авиационную федерацию заявку подадим. Рекорд ведь — первый полёт на Як-52М с козой в кабине, максимальную высоту укажем, скорость, всё такое. Фото и видеофиксацию Коста обеспечит.

Саныч ухмылялся во весь рот.

— Ну, юноши, что там у нас с шашлыками? Давай, Зильберман наливай, чё застыл?

— Да ну тебя в жопу, Саша. — Облегчённо вздохнул Йося — Я уж и, правда, подумал, что ты мне козу подсунешь.

— Да ты не бзди, Йося, зад мы ей полиэтиленом обмотаем, у меня в багажнике здоороовеенный пакет есть.

— О!

Санёк водрузил на стол четыре шампура с сочной бараниной.

— Ну, под горячее! А где Михась? Ему налили?

— Ему хватит уже, он спать пошёл — отозвался Коста.

Наутро Саныч был мрачнее тучи. Все ж расползлись по палаткам часов в одиннадцать, а он сидел ещё с полторашкой пива на берегу Байкала, выл «ты жива еще моя старушка» и бранил молодежь за отсутствие тяги к прекрасному. Санёк с Костой разделись до пояса и обливались ледяной водой, пофыркивая и вопя в голос. Йося неторопливо накрывал на стол. Опять появилась супница и фарфоровые тарелки, и стало ясно, что от Цилиного борща так просто не отделаться. Вся компания расселась вокруг стола, чинно черпала алюминиевыми ложками борщ и поглядывала на шефа. Тот не ел. Сложив руки на груди, глядел вдаль и изредка икал. Зильберман тяжело вздохнул.

— Саша, мне таки больно на тебя смотреть. Ты себя совсем не бережешь, а я ведь люблю тебя как родного.

Он встал и пошёл к озеру.

— Йося же знает, что нужно такому человеку наутро, Йося поступал в медицинский два газа, но эти шлимазлы каждый раз валили Йосю, а шо вы хотели с такой фамилией? — Он наклонился и достал из-под камня холодную банку пива — глаза Хренова зажглись неземным огнём. Тут послышался звон колокольчика. Все обернулись, — возле самолётов стояла вчерашняя старушка и коза в синих штанах.

— Доброе утро — поклонилась бабуля. — Вот, принимайте. — Она дёрнула козу за верёвку и подошла ближе. — Я тутова кармашек нашила, там письмо своячнице, адрес ейный на конверте.

На Саныча стоило посмотреть. Он вытаращил на Машку глаза, видимо что-то такое роилось у него в мозгу, смазанные воспоминания, запоздалое сожаление, возможно даже ужас. Он выхватил у Зильбермана банку и жадно приложился. Все, даже Машка неотрывно следили за размеренно ходящим кадыком Сан Саныча. Тот оторвался от пустой банки, крякнул, утирая губы рукавом, и сказал.

— Шеф-пилот Хренов сказал, шеф-пилот Хренов сделал.

Он обвёл красноречивым взглядом свою команду и все поняли, — Машка таки полетит.

Полиэтиленовый пакет поверх синих штанов всё же намотали. Передние и задние лапы связали скотчем, хотели и пасть, коза блеяла в процессе экзекуций непрерывно, но тут вдруг вступился Зильберман.

— Мы же не звеги, гебята. Надо оставить ей хотя бы одну возможность выгажать свой пготест.

— Да она в принципе и бодается не плохо — заметил Женька, потирая бок.

— Слышал, Йося? Держи её крепко, понял? Как родную. — Саныч уже опять повеселел, на его щёки вернулся румянец, и он расхаживал возле связанной животины, заложив руки за спину.

— Не беспокойся, мать, доставим в лучшем виде.

Бабуля утирала скупую слезу, и качала головой, глядя на эти измывательства.

— А вы, куда ж летите, сынки? Не в Танхой ведь?

— На Дальний Восток, мать летим. На соревнования.

Бабуля всплеснула руками.

— Куда ж вы сердешные? Там же говорять акопалиспис вот-вот случиться.

Санёк навострил уши.

— Кто говорит, бабушка?

— Дак люди говорят. Землетрус там или ещё чего такое, смоет всё в море-океян.

— Ну, это мы ещё посмотрим, мать. И потом нам-то чего бояться с нашими птичками. Мы в случае чего фьють, и домой.