Бесплатный фрагмент - Течет река дремучими лесами

Течет река дремучими лесами
(МИРОТВОРЕЦ)

Никто не знает наперед,

Кого и с кем судьба сведет:

Кто будет друг, кто будет враг,

А кто знакомый, просто так…

Кто осчастливит, кто предаст,

Кто отберет, кто все отдаст.

Кто пожалеет дел и слов,

А кто разделит хлеб и кров…

/В. Урюпин/

1

Селение тверичей Зеленый Холм черноногие сожгли дотла — жителей, кого поймали, угнали в полон. Дом с кузней кузнеца Мавра, стоявшие особняком, даже с землей сравняли. У высокого с окнами как бойницы на уровне второго этажа дома-мельницы с ветрилами Мастаря напавшие подожгли крыльцо и камышовую крышу. В отчаянную борьбу с огнем вступили женщины — сама Мастариха, две дочери-девки и две снохи, да ребятишки мал-мала-меньше. Хозяин с сынами продолжали разить вражье племя стрелами в окна-бойницы. Только в усадьбу Коломыйца черноногие попасть не сумели — забор высокий да стрелы меткие. Кто все же умудрился, став товарищу на плечи, частокол перепрыгнуть, тут ему сразу и конец — собаки лютые в клочья порвали. Однако скот с поскотины и у Коломыйца угнали.

Добычу грабители в лодки погрузили, скот берегом погнали.

Перед теми, кто погорел, но в плен не сдался, стала задача — как дальше жить? У погорельцев не было ничего, кроме остатков последнего урожая, чудом сохранившихся в глиняных чанах, в погребах, не найденных грабителями. Да еще дичь кормила, которую добывали силками в лесу. И каждый делился тем, что у него было, с теми, у кого не осталось ничего — так всегда меж беднотою было. Но очень скоро делиться стало нечем.

А вот зажиточные ни с кем не делятся — потому у них всегда прибыток.

Прошка, внук старой Скалки, во время набега был в болоте. А сама старуха, завидя черноногих, умыкнулась в крапиву и отлежалась там. Землянку их безоконную набежники не приметили. Повезло!

Главное, радовался Прошка, инвентарь уцелел, доставшийся от отца — вентеря, сети, крючья, остроги, силки, копье, рогатина, топор, лук и стрелы…. Будет, чем промышлять!

В дни, когда Прошке сопутствовала удача, старая Скалка варила зайчатину или уху из зубатой щуки. В остальное время довольствовались грибами, орехами, птичьими яйцами. Коломыйцу в ноги не склонились. У Мастаря муки в долг не просили — меняли на дичь.

Бедные, но гордые Скалка с Прошкой. А чувство голода — дело привычное.

— Я хочу, бабушка, лося завалить — шагу не могу ступить, чтобы не увидеть протянутые детские ручонки. С ума просто схожу, до чего их жалко. Никому не нужны — родителей-то в полон угнали да поубивали. Лося завалю — наваришь супу на всю ораву?

— Простодырый ты, Прошка. — качала седой головой старуха. — Лося завалишь, у Мастаря на зерно поменяй. Себе пригодится — чай зерно дольше хранится.

Прошка лосенка завалил. И в тот вечер вся бездомная детвора Зеленого Холма животами болела, объевшись парной телятины.

Потом он выследил семью кабана. Принес поросенка совсем еще крошечного.

Скалка ворчала:

— Какого лешего их сейчас бить? — к зиме они больше будут.

— Бабушка, — просился Прошка. — Мяса у тебя вдосталь, мука тоже есть — как-нибудь переможешься до осени. Отпусти меня по реке сплавать. Может, место получше найду — где дичи полно, куда никакой грабитель не дотянется. К осени обязательно вернусь. Зиму на кабанятине переможемся, а весной соберем всех бездомных, свяжем плот и поплывем в новые земли. Без бедных будем жить и без богатых.

— Так не бывает, — ворчала старуха.

— А вот увидишь.

Прошка давно просится, да Скалка все не решалась — уйдет, сгинет, и ей одной не выжить. Никому не известно, где сейчас набежники — то ли вниз по реке ушли, то ли вверх, то ли в кустах за рекой прячутся.

— Может, вместе пойдем? Не ногами топать — все же на лодке.

— А ребятишек бездомных на кого бросим? Их почитай десять ртов.

Самому тринадцатый год, а рассуждает, как глава семейства — с гордостью думает старуха о внуке. — В батю удался — сына маво. Может, и правда что отыщет — здесь уж больно тоскливо стало жить: то волки, то пожары, то соседи вороватые… Клятое место!

Тетерева притащил Прошка из леса:

— Все, бабушка, пойду. Давай закоптим дичину в дорогу.

Ничего не сказала старая Скалка, только ласково потрепала Прошку по плечу, и на глазах у нее навернулись слезы. Бездомные и голодные ребятишки раздражали ее порой, но ведь действительно — не бросишь. Чай, не зверушки! Теперь все после набега и потерь стали как бы членами одной семьи и ходят со старухой по грибы. А как зима настанет — где жить? питаться чем?

В другие времена она бы Прошку ни за что не отпустила. В другие времена они бы с Прошкой и зиму пережили. Но с ребятней зимой… хоть загодя копай им всем могилы.

Готовя дичину на дыму, Скалка старалась не думать, как они выживут без добытчика. Лес полон ягод и грибов, птичьих гнезд, птенцов — и малым ребятишкам пропитание добыть под силу.

— Ты будь поосторожней, — наставляла она внука. — Если пропадешь, мы сгинем все. Как только что-нибудь найдешь для переезда, немедля возвращайся.

Прошка расплылся в довольной улыбке, ставя к стене выбранное в поход оружие — копье, короткий меч, лук, стрелы….

— Если повезет, быстро вернусь.

— Да храни тебя Перун. — Она смотрела на него невидящим взглядом, в котором угнездились горечь и боль. — Я верю, ты найдешь нам место для жилья, где мы не будем знать ни холода, ни голода. Нам будет, что одеть, и каждый день мы будем есть копченых глухарей…

Она не договорила. Одно из строжайших правил, установленных ею при кормлении бездомных ребятишек гласило: никто и никогда не должен вспоминать о том, что он ел, не будучи сиротой, или что хочет съесть сейчас, будь у него возможность — что дают, тому и радуйся!

Прошка нацеплял на себя оружие, взял котомку с глухарем, поклонился бабке поясно и тихо вышел, не скрипнув ветхой дверью. А Скалка все еще стояла в прежней позе, хмуро глядя в пространство. Ушел добытчик! Теперь важно добывать достаточно пищи в лесу, чтобы не умереть с голоду. И еще — собрать всех самых маленьких карапузов в тесную землянку: ей будет веселей, им крыша над головой на случай дождя.

Прошка о целях своего похода рассказал бабке не всю правду. Для начала он решил подняться вверх по реке — до селения черноногих. Что он там собирается делать, будет видно по обстоятельствам. Может, кого из угнанных освободит, может, месть какую сотворит. Очень хочется Прошке сжечь деревню черноногих. Во-первых, отомстить, а во-вторых, пока заново отстроятся, не до набегов будет.

Толкая лодку шестом против течения, он нянчил в голове одну и ту же мысль — ни одно подлое деяние на свете не должно остаться безнаказанным. Он уже ясно представлял себе, как полыхают избы, как мечутся люди и скотина. Как отблески пожара отражаются в воде, а он направляет лодку вниз по течению туда, где есть теплое надежное пристанище, есть тихая гавань. Но где? Сможет ли он туда добраться?

Внезапно мысль о пристанище стала важнее мыслей мести. Если он его найдет, то все ребятишки будут спасены. А ведь его могут поймать или убить в момент поджога. Стоит ли рисковать? Наверное, преступников за их проступки должны карать боги, а не люди.

На третью ночь пути (днями прятался в прибрежных камышах) Прошка достиг селения черноногих, так и не решив, будет он мстить грабителям-соседям или нет. Укрылся с лодкой в камышах и стал наблюдать.

Днем в деревню возвратился небольшой отряд — должно быть, из неудачного набега. Грабителей изрядно отмутузили — кто остался без руки, кто без глаза, кто-то хромал, кто-то опирался на костыли… и никакой добычи. А многие даже не вернулись — в деревне поднялся вой и плач…..

В трех днях пути от деревни черноногих вверх по течению реки стоит город Тверь.

В тот день звон колокола громко разносился по всему городу. Звонкий, но в то же время тревожный — извещал людей: что-то случилось спозаранок. Едва проснувшийся, зевая, матерясь вполголоса, подтягивался народ на торговую площадь, где стояла колокольня, бухавшая набат.

Взорам предстала картина, которая выветрила остатки сна. Посреди площади, рядом с воеводой Никитой Переславом, стоял чужестранец. Был он невысокого роста, облачен в диковинную одежду — халат и балахоны, смуглый, как арап. Возрасту около сорока лет, на лице аккуратно подстриженная седая борода. Но выглядел он так, как будто побывал на том свете и чудом вернулся обратно. Седые волосы от крови слиплись. Половина лица затекла и почернела, по-видимому, от удара палицей — один глаз вытек. Одежда изодрана в лохмотья и покрыта репейником и грязью. Но, не смотря на свой потрепанный вид, чужестранец выглядел очень спокойным — сложив руки на груди и откинув голову назад, рассматривал прибывающих на площадь людей.

Никита Переслав, смачно прочистив горло, стал говорить так громко, что его голос уверенно разнесся по всей торговой площади.

— Утро доброго всем вам, жители нашего славного города. Собрал я вас в такую рань, чтобы поведать о несчастье, которое приключилось с нашим гостем из земель далеких купцом Синбадом. Вы знаете, что два дня назад, Синбад распродав товары, отправился вниз по реке в свои края. Но вчера утром его ладья попала в засаду — на нее напали какие-то разбойники, обряженные в диких зверей…

— Так это же черноногие, — зашумели в толпе. — Это они, разбойники, так рядятся.

— Всех людей Синбада перебили, лодью сожгли, — не обращая внимания на ропот, звучно продолжал старшина, — он сам еле в живых остался. И теперь у него есть к вам предложение, люди добрые, послушайте его и дайте свой ответ.

Тогда Синбад выступил вперед и начал речь. Говорил он очень тихо, поэтому на площади воцарилась полная тишина.

— Вчера дикие разбойники убили четверых слуг Синбада, но у Синбада в Бухаре еще двадцать слуг. Вчера сожгли лодью Синбада, но у Синбада в Бухаре еще две ладьи. Вчера разбойники захватили дочь Синбада — красавицу Жасмин, а у Синбада только одна дочь. Синбад уже отправил в Бухару гонца, и через двадцать дней в Тверь придет новая ладья, полная товаров. А сейчас Синбаду нужны воины, чтобы спасти свою дочь, отбить ее у разбойников. Синбад щедро отблагодарит всех, кто ему поможет.

Сказав, чужеземец замолчал, ожидая решения горожан.

Зашумела толпа, и понеслись из нее крики.

— Да ты с ума сошел, перс лупоглазый!

— Да кто с черноногими оборотнями в силах сладить?

— Да хрен мы твою лодью когда дождемся — ты сейчас плати, тогда наймемся.

Переслав поднял над головой кулак правой руки и выкрики понемногу прекратились.

— Ты все сам слышал, купец — Тверь дала тебе ответ. Не сможем мы ничем тебе помочь: нет среди нас желающих. Забудь о своей дочери и отправляйся прочь, пока черноногие сюда не добрались.

Синбад недобро оскалился и что-то пробормотал на своем языке.

В этот момент из задних рядов толпы к центру площади стал пробираться мужчина. Был он на голову выше всех, а шириной плеч не уступал медведю. Он никого не расталкивал — толпа сама расступалась перед ним, освобождая дорогу.

— Лютый идет… Корней Лютый идет… — зашептали в толпе.

Мужчина, которого звали Корнеем Лютым, вышел на середину площади и остановился перед Синбадом.

— Помнишь меня, перс? — обратился богатырь к купцу. — Видишь, как все обернулось. Не захотел отдать Жасмин мне в жены — нет теперь у меня жены, а у тебя дочери.

Мужчины стояли друг перед другом, и невысокому Синбаду приходилось задирать голову, чтобы смотреть Корнею в глаза.

— Я мужик не злой, дочку твою обижать не буду. Подумай еще раз над моим словом. Если согласишься, то сейчас же садимся на коней и едем к черноногим выручать Жасмин. Думай перс, никто кроме меня тебе здесь не поможет.

Вместо ответа купец протянул руку, и его небольшая смуглая ладошка утонула в огромной, как лопата, ладони Лютого.

Час спустя отец Жасмин и кандидат в её мужья покинули Тверь верхами. Они ехали берегом весь день вниз по течению реки. Переночевать остановились в большом красивом, но пустом тереме — куда хозяева-то подевались? И почему поставили здесь его? — ни селения рядом, ни промыслов каких. Просто лес, река и терем пустой, но добро срубленный, богато обставленный внутри — любому князю на зависть.

Путники разместились в комнате с камином, над которым скалила желтые клыки кабанья голова. Разожгли огонь и с наслаждением развалились прямо на полу, на мягком ковре. Брошенный терем вызывал тревогу, но все же лучше спать у огня под крышей, чем у костра на голой земле, усыпанной сосновыми шишками.

В пути контакт установился. Поужинав, мужчины мило болтали и шутили, радовались нежданному уюту. Они не затрагивали тему похищения Жасмин, возможных ее страданий и унижений, но весело болтали о том, как отколотят черноногих.

Синбад с удивлением обнаружил, что Корней Лютый совсем не лютый, а скорей наоборот — веселый, умный, храбрый и сильный человек. Щеки у него разрумянились, взгляд смягчился, глаза блестели. Такой богатырь внушал уверенность.

Похоже, думал Синбад, такой зять мне пригодится в торговом деле. И, пожалуй, может стать моим приемником, надежной для Жасмин защитой, когда умру. От таких мыслей он повеселел и уже не смотрел на мир отрешенным взглядом. Решился поговорить с Корнеем о судьбе Жасмин — чем и как он собирается жену кормить?

Но Лютый идти в помощники купцу не собирался. Вопрос о том, чем будет питаться его семья, Корнея не тревожил.

— Как-нибудь проживем!

На как-нибудь свою единственную дочь Синбад не мог обречь.

Корней вскоре захрапел, а купцу не спалось. Его уже не радовала мысль стать тестем этого бугая. Его Жасмин такая нежная и милая, образованная и утонченная, попадет в руки этого свинопаса? Да ни за что на свете! Растерянный взгляд его единственного глаза растерянно блуждал по комнате в сполохах огня камина — будто ища ответа на вопрос: что делать?

Ему вдруг показалось, что черное пятно на побеленной стене сделалось больше и стало похоже на дверь. Дверь отворилась. Из черноты пятна в комнату вошло какое-то жуткое видение. От страха у купца случились спазмы горла. Он силился кричать, но даже дыхание давалась с трудом. Неожиданно он различил у чудища лицо и встретился с его глазами. Ужасное нечто приложило палец к губам — молчи, мол — и, вытащив из-за пояса огромный кривой нож, направилось к спящему Корнею.

В два движения он отсек Лютому голову, прижал ее рукой к боку и направился к своей дыре. Прежде, чем пропасть в стене, он оглянулся и погрозил пальцем купцу.

Синбад поднялся, сунул палку в камин. Когда она загорелась, он осветил стену и черное пятно — ничего подозрительного не обнаружил. Потом подошел к Лютому. Богатырь лежал без головы, крови тоже не было.

Колдовство! — подумал Синбад, и сердце отважного купца затрепетало от ужаса.

Как в тот самый момент, когда его лодья угадила в засаду на реке.

Достан, самый ловкий из слуг Синбада, спрыгнул в воду и выбрался на берег. Конец веревки, который ему сбросили с лодьи, он перекинул вокруг ствола дуба, росшего у воды, и махнул остальным, чтобы они шли помочь. На берег выбрались еще двое гребцов, и они втроем, ухватившись за свободный конец веревки, стали подтягивать судно к берегу, используя дерево, как неподвижный блок. Когда лодья носом уткнулась в мель, Достан завязал конец узлом и помахал Синбаду.

— Все готово, мой господин.

— Сколько времени понадобится, чтобы разобрать эту запруду?

Синбад стоял на носу судна, разглядывая препятствие из поваленных деревьев, которое преградило им дорогу.

— Я думаю, что…, — Достан не успел договорить.

Громадный серый медведь выскочил из кустов и, в два прыжка преодолев расстояние, набросился на Достана. Вслед за медведем из кустов выскочили волки. Спутники Синбада выхватили из ножен кривые сабли и стали от них отбиваться.

На крики из палатки на лодье выбежала испуганная Жасмин.

В этот самый момент, расправившись с Достаном, медведь набросился на ее отца. Удар могучей медвежьей лапы выбросил купца из ладьи — тело его подхватило течение и затащило под запруду.

От страха у девушки подкосились ноги — она упала, потеряв сознание.

Жасмин очнулась от нежного прикосновения — открыла глаза и сразу зажмурилась. Лучи солнца, пробивавшиеся в многочисленные щели в крыше, слепили.

Дочь Синбада приподнялась на локтях и огляделась. Она лежала на полу в каком-то пыльном закутке. Увидела незнакомую девушку семнадцати лет, с длинной белой косой и ямочками на румяных щечках. Незнакомка расчесывала длинные черные волосы Жасмин костяным гребешком и тихо что-то напевала.

— Кто ты? Где я нахожусь? — Жасмин испуганно отняла свои волосы.

— Меня Лушкою зовут. Я из деревни Зеленый Холм, — приветливо улыбнулась незнакомка. — Меня набегом захватили и продали в рабыни хозяину этого дома. А как твое имя? И откуда ты сюда попала? По одежде вижу — чужестранка.

— Меня Жасмин зовут. Мой отец купец — мы прибыли из Бухары. Мамы я не помню — всегда путешествую с отцом. Мы с товарами плыли по реке из города в город. А в последнем остатки распродали и повернули назад. Наткнулись на завал. К берегу пристали, тут на нас напали звери лесные.

— Это черноногие. Нет кровожаднее разбойников вверх и вниз по реке. Они грабят и сжигают деревни. Мужчин убивают, а женщин забирают в плен и делают своими рабынями.

— Нет-нет, на нас напали дикие звери, я видела медведя, волков и кажется, рысь…

— Все правильно, это здешняя ватага. Нечистая сила. Их еще оборотнями называют, потому что они умеют перекидываться в различных зверей. Я не хотела тебя пугать… Я здесь уже второй месяц — немного разобралась в их отношениях. Простых черноногих я знаю давно — мы соседи с ними по лесным угодьям. Жили в дружбе раньше, многие были в родстве. Потом появился колдун Кочубей. Его еще называют Гора Сала, потому что он огромный, толстый, жирный — еле передвигается из-за своего громадного брюха. Но он умеет перекидываться в медведя, и тогда с ним сладу нет. Остальные из его банды тоже могут превращаться — кто в волка, кто в рысь, а кто в лису. Откуда появились, я не знаю. Но только они не захотели жить как все — собирать мед в лесу, бить зверя, ловить рыбу. Они стали грабить, убивать и угонять в полон сначала тех, кто плавал по реке, а потом и соседей. Остальные, глядя на них, тоже в разбойники пошли. Только у этих без колдовства плохо получается. Когда на наше село напали, многих наши мужики в битве посекли — черноногие победу числом взяли. А вчера посмеялась я, когда они из очередного набега возвращались — где-то кто-то им так надавал, что они едва ноги унесли. Меня за это наказали. В чулан заперли, где ты уже который день без памяти лежишь. Колдун сказал, если не приведу тебя в чувство, меня свиньям скормит. А ты очнулась. Молодец!

В этот момент дверь в чулан отворилась, и вошел мужчина. Был он невысокого роста, все его жилистое, мускулистое тело было покрыто многочисленными шрамами. Увидев сидящую на полу Жасмин, вошедший улыбнулся.

— Ну, наконец-то ты очнулась, чужеземка! Это хорошо. Кочубей будет доволен, и, может быть, уже сегодня ты станешь его женой. И тебя, дура, простят, — бросил он на Лушку сердитый взгляд. — Я тебе еды принес.

После этих слов, мужчина поставил на пол кувшин молока и положил рядом краюху хлеба.

— А для тебя, красавица заморская, принесу чего-нибудь вкусней, — сказал он, слегка склонив голову перед Жасмин, и вышел, заперев дверь чулана на вертушку. Двигался он мягко и бесшумно, и в его движениях была какая то кошачья грация.

— Это Тимур, — сказала Лушка. — Правая рука колдуна. Он умеет перекидываться в рысь и единственный из его банды, кто неплохо относится к полонянам.

— А почему он сказал, что я стану женой Кочубея?

— Ой, боюсь, не повезло тебе, подруга. Похоже, Гора Сала положил на тебя глаз и хочет сделать своей новой женой. А мужик он очень плохой — жестокий и грубый. Вместе со мной из нашей деревни захватили мою подругу Просю. Она была очень красивая — Кочубей захотел взять ее в жены. А когда она отказалась, колдун рассвирепел, перекинулся в медведя, разорвал ее на куски и съел….

За стеной послышался топот копыт.

Лукерья припала к щели между досками. Жасмин сделала то же самое.

По улице верхом на лошадях ехал отряд воинов. Впереди на огромном верблюде восседал невероятно толстый человек — лошадь, пожалуй, такого и не выдержит. Живот его свисал на бедра до колен и закрывал один горб животного. За верблюдом на веревке плелся мальчик — избитый весь и едва переставляющий ноги.

— Я его знаю, — зашептала Лукерья, указывая на пленника. — Это Прошка, внук старой Скалки из нашей деревни. А на верблюде наш хозяин.

Всадники проехали дальше. Кочубей остановил верблюда возле своего дома. Подскочивший Тимур заставил животное опуститься на колени — помог хозяину сойти на землю.

— С возвращением!

— Баньку затопи.

— В баньке вам сегодня спину потрет восточная красавица — она очнулась.

— Благая весть!

— А это кто? — спросил Тимур, указывав на Прошку. — Где взяли?

— Рыболовы на реке поймали, — ответил Кочубей. — У ворот по цене рыбы продавали — я купил. Расспроси — откуда взялся? Узнай — может, в чем снороват: на цепь посади да инструмент в руки дай. А ни на что не годен, так свиньям и скорми. По цене рыбы — это корм.

Кочубей сел в тень дома, привалился спиной к чулану, в котором заперли девиц.

— Упрел я, кваску принеся. Отдышусь, потом до дома доберусь.

Угостив хозяина квасом, Тимур взялся за Прошку.

— Откуда, взялся?

— Наше селение называлось Зеленый Холм, — с трудом шевеля разбитыми губами, сказал юный тверич.

— А, это та деревня, которую недотепы сожгли дотла, потеряв два десятка человек? — Тимур оглянулся на колдуна, озорно сверкнув глазами.

Кочубей, прихлебывая квас, кивнул головой — мол, продолжай.

— Зачем сюда приперся? Скучно одному?

— Мамку ищу, — Прошка соврал. — Ваши угнали.

— Выкупать, что ли приехал? — усмехнулся Тимур. — Чего же тогда прятался?

— Боязно стало.

— Ну, вот и попал в свинячий корм! А не прятался бы, пришел как честный человек, сказал: «Дядюшка Кочубей, забери мою мамку у лихих людей — я тебе за нее туесок жемчуга принес». Глядишь, и поладили бы. Есть, чем платить?

Прошка отрицательно покачал головой.

— В каком ремесле снороват?

— Охотник я и рыбак.

— Ну, понятно. Только кто ж тебя в лес одного отпустит? — убежишь, знамо дело.

— У меня в лодке снасти, оружие есть — нельзя ли откупиться ими на волю, если хозяин ваш такой добрый человек?

— Ты хотел сказать, было — лодка твоя и все, что в ней есть, вместе с тобой теперь добыча рыбаков, которые тебя словили. А не прятайся катом в камышах — приехал, заходи в ворота, говори с хозяином, не отводя глаза. Так говорят правила славянского гостеприимства!

Это вы славяне?! — в душе возмутился Прошка, но промолчал.

Кочубей, махнув рукой — свиньям в корм, пыхтя и попердывая, утащился в дом.

Остатки кваса из кувшина Тимур предложил Прошке. Тот плечами пожал — мол, как это сделать со связанными руками? Слуга медведя-оборотня напоил его из своих рук.

— Вот вы глупый народ, тверичи. Вам же сказали — платите дань, и никто не тронет. Более того, мы бы сами вас защищали от чужих посягательств. А теперь что? Мамку твою в полон угнали, батьку убили, избу сожгли… так?

Прошка молчал, набираясь сил.

— Не стало деревни — изб красивых в тени садов. Вы этого хотели, когда дань пожалели?

Испытывая злость и одновременно чувство ужасной беспомощности из-за связанных рук, пленник спросил:

— Вас так много развелось — на всех дани не хватит….

— Платить надо только Кочубею. А кто другой сунется, скажите — мы, мол, платим колдуну — вас и не тронут.

— Думаешь, они спрашивали, когда набросились на нас?

— Если бы вы заранее, как было велено, сюда дань доставили, Кочубей бы всем сказал — Зеленый Холм под моей защитой. Тогда вряд ли кто рискнул на вас напасть.

— Почему бы вам, как всем остальным людям, пропитание себе трудом не добывать?

— А потому, парень, что каждому свое — ты рыбак и охотник, тебе в лесу и на реке промышлять, я воин-разведчик, умеющий перекидываться в рысь — мне войною пищу добывать.

— Врете вы все, черноногие. Работать совсем разучились — вот и грабите, и воруете. Но и на таких как вы найдется когда-нибудь управа. Вчера откуда черноногие вернулись? — все истрепанные да побитые. Видать изрядно нарвались — не все коту масло тырить.

Тимур сверкнул на пленника недобрым взглядом.

— Черноногие да не наши — мы, оборотни, их недотепами зовем. Значит так, можно, конечно, мамку твою поискать, выкупить да наказать — из леса если не вернешься ты с добычей, секир башка ей тут же сразу. Но больно ты гадкий на слова, и хочу я тебя жизни лишить. Скажу хозяину, что убог был и нам без пользы. Свиньям скормлю. Чувствуешь участь свою? Перед смертью что-нибудь хочешь сказать, говорун тверской?

Прошка облизал разбитые губы.

— Ну, раз уж такая судьба…. Скажи мне правду перед смертью — ты действительно оборотень?

— Да чтоб тебя дожжем намочило! — в сердцах сплюнул Тимур — Смотри!

Он разбежался, подпрыгнул, кувыркнулся — и только задрались ноги выше головы, превратился в крупную рысь, на четыре ноги мягко опустившуюся на земле. Следующим прыжком животное сбило Прошку с ног. Рыкнуло в самое лицо, а потом шершавым языком облизала кровь со щек и лба.

Новый прыжок и кувырок — предстал Тимур взъерошенный, но собой довольный.

— Видел? Ну, все, пойдем кормить свиней.

— Постой! Ты таким родился?

— Ага, а как же! Нет, есть у нашего племени тайна секретная — Заветный Терем у реки в лесу. Там, чего не пожелаешь пусть даже в мыслях, все исполнится. Я хотел тигром стать — мне рассказывали, огромный полосатый зверь в южных лесах живет. Он всех на свете сильней. Только представить себе не смог и объяснить, как он выглядит — вот и получился пятнистой кошкой. Но теперь у нас персиянка ожила. Сейчас тебя в свинарник отведу и заставлю ее рассказать о тигре. Если смогу представить, как он выглядит, тогда берегись медведь и волки — я буду царем зверей и вожаком у черноногих.

— Как же эта тайна вам досталась?

Неожиданно лицо Тимура помрачнело.

— Дед мой однажды ночевал в том Заветном Тереме, и явилось ему нечто, и подумал он о чем-то — все сбылось. Ах, если бы не разболтал старик!

Болтливость у вас в природе — подумал Прошка.

— Как же этот Терем найти?

— Ты о чем сейчас? — тебя же свиньи заждались….

Трагической ночевкой в пустом тереме Корнею Лютому приснился жуткий сон. Будто вернулся он с побоища кровопролитного после очередной победы над супостатами. Привязал коня, вошел в свой дом, где с радостью и нетерпением ждала его красавица жена. Жасмин, его не видя, хлопотала возле печки, склонившись над котлом.

Подкравшись тихо — не скрипнула и половица — богатырь со смехом подхватил любимую на руки.

— День добрый, милая моя!

И тут уже уронил.

— Поаккуратней можно? — с пола поднялась старая сгорбленная старушка. На длинном синем, как баклажан, носу, у незнакомой бабки торчала огромная волосатая бородавка. И вообще она была грязна, отвратна, с дурным запахом гнилозубого рта.

— Ты кто такая?! А где моя жена Жасмин? — попятился удивленный Корней.

— Я за нее, — сказала бабка, и сама же захихикала своей шутке. После, как ни в чем не бывало, вернулась к вареву.

— Значит, слушай сюда, добрый молодец, — прошамкала ужасная старуха, не переставая добавлять в котелок какие-то травы, жучков и корешков; а потом высморкалась в собственную похлебку. — Зовут меня Яга Кузьминична, а в народе кличут — бабушка Яга. Я приворотом промышляю, зелья разные варю. К тебе, милок, будет у меня особой важности задание.

Странная бабка почесала бородавку, откашлялась и смачно сплюнула в котелок.

— Есть среди черноногих иродов один жирдяй по имени Кочубей — они почитают его за колдуна. Так вот эта Гора Сала своровал у меня ценную вещь, очень для меня важную. Мне надо, чтобы ты ее вернул.

— А что за вещь такая и для чего она тебе, Яга Кузьминична?

— Вещь эта — золотая диадема с рубином. А для чего нужна — не твоего ума дела.

— А мне какая выгода твою пропажу возвращать? — Корней, в себя уже пришедший от нежданной встречи, с насмешкой посмотрел на бабку.

— Ты подойди поближе и загляни в котел.

В котле увидел богатырь себя без головы — вон плечи, руки, грудь. И чем же видит он? Коль головы нет на плечах, стало быть — глаз нет. Колдовство сплошное!

— Морочишь, ведьма старая?!

Замахнуться уж хотел, да обезручил вдруг. И ноги будто к полу приросли. Ни дать, ни взять, стоит статуя у огня — одни только глаза сверкают, которых тоже нет.

Между тем, Яга Кузьминична прошаркала, качая головой, к посудному шкафу на стене и открыла дверцу. Там на подносе лежала голова русского богатыря Корнея Лютого. От увиденного у Корнея глаза на лоб хотели вылезть — но нечему и не на что.

— Твоя головушка бедовая, покуда у меня в залоге полежит, — ведьма довольная щелкнула голову Корнея по носу и закрыла дверцу, — Как диадему принесешь, так и верну тебе башку на плечи.

— А как же я без головы пойду? — спросило тело безголовое.

— Я что-нибудь придумаю, — хитро прищурилась бабка и захихикала — Ведро дырявое на плечи вместо головы пойдет?

Все потемнело вдруг, Корнея понесло куда-то вверх, потом бросило вниз, покрутило, шмякнуло о пол — наконец, проснулся он в той же комнате, в которой уснул. В углу Синбад, сжавшись в комок, раскачивался и что-то напевно бормотал на басурманском языке — похоже, молился.

— Ну и жуткий же сон приснился мне, — сказал Корней, потянулся и встал на ноги.

Синбад посмотрел в его сторону и забился в истерике, стукаясь головой то об пол, то о стену.

— Ты, уважаемый, с ума сошел? — спросил Корней, но заподозрил неладное с собой.

Он к зеркалу, что на стене висело, подошел, взглянул на отражение свое и выдал такую матерную тираду, таким громовым богатырским голосом, что еле живой от страха Синбад потерял сознание.

Из зеркала на Лютого пялилась нахальная кабанья голова…

На баньку к колдуну пришел сам деревенский старшина — давно подбирался к Кочубею познать его колдовские секреты. Как умудряется он сам, его ватага перекидываться в хищных зверей? Почему им всегда везет в набегах? За тайны эти сельский старшина готов был частью власти своей поделиться с колдуном.

Кочубей нахмурился, но гостя приветил. Тимуру только шепнул:

— Ты персиянку в баню не води, а лучше бражки жбана два нам притащи.

И так они упились и упарились, что Кочубей едва очнулся утром ото сна. Долго стонал, слуг звал, но никто не явился на его зов. Кряхтя и попердывая, он слез с кровати и поплелся по избе, в надежде найти хоть что-нибудь для утоления жажды. Выбрел на крыльцо и зажмурился от ярких лучей солнца

— Тимур — ноги оторву! — куда же ты запропастился? Лушка, где ты? Эй, кто-нибудь! принесите мне воды! — рявкнул колдун так, что его громадный живот заколыхался и чуть не опрокинул самого с крыльца.

Еле-еле до сознания дошло — что–то произошло в деревне. Между домов туда-сюда бегали черноногие, перекрикиваясь на бегу.

— Эй, что случилось? — рявкнул колдун с крыльца.

— Измена, благодетель наш, измена! — закричали с улицы.

Увидев оборотня из своей банды, Кочубей вскричал:

— Батыр, пойди сюда. Расскажи мне, что произошло.

Печенег вошел во двор, поднялся на крыльцо.

— Угнали лодку с привязи. Стражника на причале почикали ножами. Пропал Тимур и персиянка-пленница. Народ по закоулкам ищет — может, их тоже чик-чирик и где-то бросили….

— Да кто же мог? — взревел колдун

— Не знаю, Кочубей.

— Я знаю, — сказал Прошка, привязанный к двери свинарника.

Кочубей отыскал его, глазами шаря по двору:

— Говори, собака шелудивая! Ты что-то видел? Кто на нас напал?

— Я видел, как Тимур с двумя девчонками ночью крался по двору. Должно быть, они угнали лодку. Я так думаю.

— Ты видел или думаешь?

— Как крались, видел, а что лодку угнали — думаю.

— Но это же глупо, — сказал Батыр, обращаясь к колдуну. — Зачем Тимуру девок воровать, стража убивать, лодку угонять?

— Вовсе и не глупо, — сказал Прошка. — Тимур хочет тигром стать. Персиянка знает, что это такое. Лушка с ней в компании.

— А тебя почему с собой не взяли, рыбак с Зеленого Холма?

— Хотели. Но я не могу идти — нога к ночи вон как распухла.

— И тебя, все видевшего, оставили в живых? Не похоже на Тимура.

— Хотел он меня к свиньям запихнуть — девчонки не позволили. Он меня к дверце этой привязал, рот веревкой замотал — только я ее за ночь перегрыз. И путы бы погрыз, но убежать-то не смогу — нога распухла, ступить нельзя.

— Что с ним делать? — спросил Батыр. — Пихнуть к свиньям?

Гора Сала уже сидел на крыльце, опустив брюхо к самым ступням — раздраженно проворчал:

— Вас бы всех к свиньям побросать — не знаю, кому верить.

— Прости, Кочубей! Тимура словим, на куски порвем — докажем тебе свою верность.

— Голова трещит, а надо собираться, — сказал колдун. — В Заветный Терем пошел Тимур — там его будем ловить.

— Иду ватагу собирать. На чем пойдем — на лодках или конными?

— Я думаю, Заветный Терем надо спалить, — сам себе сказал колдун. — Чтоб не повадно было слугам прыгать выше командира.

— Заветный Терем спалить? — вытянул шею Батыр. — Как же мы мальчишек наших будем делать оборотнями?

— Тимур ко мне мальчишкою пришел, а теперь вот в тигра хочет перекинуться.

— Не волнуйтесь, атаман, они не далеко ушли — мы их к вечеру догоним. Я так понимаю: если ватажник против друзей пошел, смерть за ним по пятам спешит. Не правда ли? — с этими словами Батыр отбыл собирать ватагу оборотней.

— Дяденька, — негромко сказал Прошка, — возьмите меня в оборотни: я вам пригожусь.

— У меня и без убогих дерьма полно, — решительно заявил колдун, — не говоря уже о предателях.

— Если вы действительно колдун, вам мою ногу вылечить раз плюнуть.

Эти слова юноши заставили Кочубея задуматься.

— От тебя проку, что в кормушке у свиней, что в слугах — никакого, — сказал, немного погодя.

— Ну, как же! Я бы вам сейчас верблюда оседлал — Тимура же нет.

— На лодках мы пойдем.

— Лучше меня по всему течению реки никто грести не умеет.

— Хвастун ты.

— Просто жить охота.

— А вот это верно! — с жаром вскричал колдун. — Каждой твари жизни хочется. Я когда кого-нибудь кончаю, сильно возбуждаюсь. Вот сейчас тебя прирежу и пойду собираться. Где эти чертовы слуги? Я с вас шкуру спущу! Эй, вы где?

Колдун с трудом поднялся на свои столбоподобные ноги. Качнулся раз-другой, сделал шаг, второй…. И в крупную развалку двинулся на Прошку.

— Сейчас я тебе оторву башку.

Паренек от страха закрыл глаза.

Но колдун подошел, одним движением порвал на нем веревки и шлепнул по плечу.

— Пойди в избу, нацеди кваску.

О чудо! Прошка пошел — опухшая и посиневшая нога ничуточки при ходьбе не болела. Эх, ночью бы вот так! Но, видимо, судьба Прошки — колдуну служить.

2

Так как же Прошка попал в лапы к черноногим?

От мысли поджечь деревню вороватых соседей он отказался, но решил угнать или повредить их лодки, привязанные к столбам мостика на берегу. Он не заметил в деревне односельчан, угнанных в рабство — наверное, их всех убили или продали работорговцам.

Если бы только он мог стереть с лица земли этих убийц! Наступит время, и он вернется сюда и спляшет танец священной мести на пепелище деревни. А сегодня я угоню у них лодки! — ухмыльнулся Прошка своим замыслам, хлопнув себя по колену. Создав в голове образ черноногих убийц, он подумал — ночью я скажу вам пару ласковых.

Дождавшись темноты, мальчик вывел лодку из камышей, осторожно толкаясь от дна шестом. Пересек реку ниже деревни по течению, а потом вдоль берега, никем незамеченный, снова поднялся к причалу.

Уткнув свою лодку в прибрежную отмель, берегом подошел к привязи крайней плоскодонки черноногих грабителей. Перерезав веревку, толкнул лодку от берега. Течение ее подхватило, потащило, а потом она остановилась — что-то ее тормозило. То же стало со второй и третьей. Четвертая уткнулась в них. Надо было разбирать завал — иначе лодки не угнать.

Прошка вернулся в свою плоскодонку — упираясь шестом, подплыл к затору. Перелез в крайнюю лодку и стал шарить по бортам — что же ее держит? Это был перемет, зацепившийся видимо крючками за дно — что там? камень? коряга?

Прошка стал подтягивать его, и это была ошибка. Крупная рыба была на крючке. Он хотел выпустить ее, но не успел — она вдруг вырвалась у него из рук, хлестнула хвостом по его лицу и упала в воду с громким плеском. Еще с большим шумом Прошка перелетел через другой борт.

Но не это было самое страшное. Бултыхаясь в воде, он почувствовал острую боль сначала в одной руке и сразу же во второй — он сам попался на крючки переметов. Должно быть, они стояли на каждой из лодок, да и не по одному — пытаясь вырваться, Прошка барахтался в воде, насаживая на крючки ноги и тело.

Обиде, боли и отчаянию не хватало места в его душе. Надо же так попасться! Он считал себя опытным рыбаком, а оказался глупым подростком, готовым расплакаться от злости и боли.

Он не знал, как выпутаться из передряги. А ведь мог в нее и не попасть, если бы заранее подумал, зачем черноногие приходили к лодкам? Они проверяли переметы.

Вот теперь погибал!

Оставалось только ждать утра, держась за борт лодки, терпя боль и холод воды. А утром придут черноногие и отрубят ему голову. Таков результат всего путешествия. Зимой погибнут от голода старая Скалка и беспризорные сироты. И все это из-за чудовищной непростительной глупости — отомстить захотел! Ни на что негодный сопляк и дурень!

Пригодность его определи два черноногих мужика, явившиеся чуть свет проверять переметы. Прошку они достали из воды чуть живого. Для начала они связали его на берегу, а потом возвращали отчаленные лодки к берегу и между делом пленника били. Вскоре лицо его и тело покрылось синяками и ссадинами — из носа и разбитых губ текла кровь, ноги распухли.

Потом они стали думать, что с ним делать. Решили продать или поменять на что-нибудь. Поспорили — кому предложить? Наконец, решили пойти к дальним воротам, через которые сейчас погонят скот из деревни на выгон. Там всегда полно народу об эту пору — кому-нибудь да сбагрят попавшегося в перемет воришку.

Прошка, избитый и отчаявшийся вырваться на свободу, однако подумал — его лодку бестолковые мужики не тронули. А там и оружие, и припасы. Ах, если бы вырваться из пут, но болели ноги…

Раньше баб с коровами и пастуха у ворот оказались оборотни Кочубея, во главе с колдуном возвращавшиеся из поездки. Они продали свою добычу и были при деньгах. В кошельке за поясом у колдуна золотые византийские монеты. Но он бросил за Прошку в пыль мужикам медный грош. Те и этому были рады.

Впрочем, Гора Сала купил пленного не с какой-то целью, а просто так, чтобы показать односельчанам — он при деньгах! Тщеславие и оборотням присуще!

Прошка смену хозяина так заметил — путы не сняли, веревку привязали и потащили вслед за верблюдом. Если он спотыкался и падал, его волочили по земле.

Жаль, не убили сразу — подумал он. — Мук было бы меньше.

Для осуществления задуманного у Тимура была только ночь — он считал, что этого времени будет достаточно, чтобы добраться до Заветного Терема, опередив погоню. Однако он просчитался.

Солнце взошло, но они были еще в пути, а позади уже показалась огромная лодка Кочубея. Вон и сам колдун на носу стоит, кулаком грозит предателю. Четверо оборотней веслами гребут, нагоняя плоскодонку с каждым взмахом. На корме за рулилом Прошка сидит. Вон как все обернулось!

— Тимур, если они догонят, Кочубей сожрет нас живьем! — запричитала Лушка, сидящая на корме. Жасмин молча сидела на носу — бледная и напуганная.

Тимур из последних сил налегал на весла.

— Надо что-нибудь придумать, — не унималась Лукерья. — Думай же, думай!

— Помолчи, женщина, я думаю, — оборвал ее оборотень.

Показалась «стрелка» — здесь река делилась на два русла. Чтобы Терема Заветного достичь, надо продолжать плыть вверх против течения. Тимур повернул в левый рукав и погнал лодку по течению, стремясь уйти от погони.

— Это, наверное, Чертова река, которая через Чертовы пороги бежит прямо к Чертову озеру.

— Откуда ты знаешь? — усмехнулся Тимур.

Усмешка далась ему нелегко — от напряжения вены на мускулистых руках и даже на лбу вздулись синими бугорками.

— Нам старая Скалка в деревне сказывала — сын ее известный был рыбак: все протоки на этой реке знал. И еще она говорила: с Чертова озера обратной дороги нет; кто туда попал, тот пропал. Если мы прежде не разобьемся на порогах.

— Надежда есть проскочить. У Кочубея лодка больше — он-то точно не проскочит.

И еще была надежда, что колдун, зная о порогах, в эту протоку не свернет. Но преследователи повернули и налегли на весла, чтобы догнать беглецов до порогов.

Расстояние между лодками сокращалось. Уже видны были кровью налитые глаза Кочубея — он скалился, и слюна текла по его подбородку. Колдун размахивал «кошкой» на длинной веревке.

Бросок!

«Кошка» царапнула Лушке плечо и упала в воду. Девушка завизжала от страха и боли. Но в этот момент «кошка» зацепилась за что-то на дне. Веревка натянулась струной. Кочубей не успел ее вовремя выбросить, и его самого чуть не стащило за борт. Он удержался, рухнув задницей на днище — большой вес спас его.

Но лодка стопорнулась и даже развернулась кормой вперед. Гребцы потеряли оба весла с одного борта — их лодка стала неуправляемой. В этот момент глаза Тимура и Прошки встретились. А ведь мы могли друзьями быть, сказали их взгляды.

Конфузия у преследователей, дала возможность Тимуру оторваться от погони.

Впереди показались пороги — течение все ускорялось. Черные валуны, перегородившие реку, пенили воду и закручивали водовороты.

Тимур вытащил весла из уключин — одно бросил на дно лодки, другим стал действовать как отпорником. Плоскодонку подхватило течением, вода вокруг забурлила.

— Держитесь крепче, — Тимур встал в полный рост и едва успевал отталкивать лодку веслом от камней.

Плоскодонку бросало то вверх, то вниз, то влево, то вправо, то разворачивало кормой вперед. Вдруг она налетела на камень и сильно накренилась на борт. Жасмин не удержалась и упала в воду. Поток подхватил ее и потащил вперед. Голова девушки то появлялась на поверхности, то пропадала в воде. Тимур, не раздумывая, бросил весло и прыгнул вслед за Жасмин. Лодка выровнялась.

И в этот момент раздался страшный треск. Лодку преследователей, потерявшую управление, бросило течением на огромный валун. Здесь она с треском разломилась. Оборотни не смогли удержаться на скользкой глыбе — их смыло в воду и понесло течением к водопаду.

Тимур выбрался на берег, волоча подмышки Жасмин. Девушка кашляла, выплевывая воду из легких.

— Вставай, — Тимур поднял ее на ноги, — Надо залезть на дерево — это наш единственный шанс.

С его помощью Жасмин добралась до ближайшего дуба. Тимур приподнял ее, девушка попробовала ухватиться за ветку и подтянуться. Но сил не хватило, и персиянка упала оборотню в руки.

В это время Батыр, отряхиваясь и отплевываясь, выбрался на берег. Как только он встал обеими ногами на землю, он перекувыркнулся через голову и в то же мгновение громадный серый волк уже клацал клыками, припадая на передние лапы.

— У тебя есть минута, чтобы залезть на дерево, женщина, иначе ты умрешь, — сказав это, Тимур повернулся к волку. — Ну что Батыр, потанцуем?

Оборотень исполнил кувырок в воздухе, и грациозная рыжая рысь прыгнула на волка. Все смешалось в дикой схватке — два зверя превратились в огромный рычащий клубок, от которого в разные стороны летели клочья пены, клочки шерсти и брызги крови.

Жасмин с ужасом наблюдала за схваткой зверей, прижавшись спиной к дереву.

У рыси были когти и клыки, у волка лишь клыки. Минута и все было кончено. Волк с разодранной мордой и вспоротым брюхом лежал на боку, тяжело и часто дыша. Глаза затянуло пленкой, а дыхание постепенно затихало.

Еще двое оборотней-гребцов выбрались на берег и перекинулись — один в волка, а второй в мощного клыкастого кабана. Рысь подскочила к Жасмин, и присела на передние лапы, приглашая девушку на загривок. Жасмин обхватила шею зверя руками, и рысь, напрягая все мускулы мощного тела, прыгнула в развилку дуба вместе с девушкой на спине. Тут же под деревом оказались волк и кабан…

А Кочубей?

В тот момент, когда лодка налетела на камень, колдун хотел перекинуться в медведя, но не успел и рухнул в ледяную воду. Течение опрокинуло его и потащило по дну. Как не пытался Гора Сала махать руками и болтать ногами, выбраться на поверхность ему не удавалось. Колдун захлебнулся и потерял сознание.

Он пришел в себя на берегу, куда его выбросило течение воды. Поодаль лежал кашляющий Прошка, изрядно нахлебавшийся воды.

— Где остальные? — колдун огляделся и увидел волка с кабаном; Тимура и Жасмин листва скрывала.

— Иди туда, — приказал Прошке колдун. — Я сейчас перекинусь и приду.

Юноша, ловко прыгая по валунам, перебрался на противоположный берег, подошел к дереву, где притаились в развилке ствола Жасмин и Тимур.

— Посторожи их, — приказал кабан и вместе с волком набросились на погибшего от клыков рыси Батыра, который после смерти принял облик человеческий.

Трапеза была отвратительной. Жасмин закрыла лицо руками.

— Тоже будет и с нами, — сказал Тимур. — Сейчас колдун соберется с силами, перекинется в медведя и сожрет нас прямо на дереве….

Девушке не хотелось углубляться в эту тему, но рысь человеческим голосом продолжала мурлыкать.

— Нам не спастись, если ты, отважная персиянка, не создашь в моих мыслях образ вашего тигра. Он ведь правда самый могучий из всех на земле зверей? Если бы я точно знал, как он выглядит, то попробовал перекинуться. Иначе нам с колдуном не справиться.

Волнуясь и смущаясь, Жасмин смутно припомнила в зверинце у эмира Бухары огромного полосатого тигра, который ел рисовые лепешки с ее руки и был совсем не страшный.

— Хорошо, я попробую. Он такой же, как ты шерстистый, — Жасмин погладила рысь по загривку. — Ой, мама!

Девушка испугалась огромного еще мокрого после переправы через реку косолапого медведя, в которого перекинулся колдун. Он спешил на трапезу и, проходя мимо дерева, бросил на беглецов свирепый взгляд.

— Если не насытятся, съедят пацана, — спокойно сказала рысь.

— Мальчик, мальчик, — позвала Жасмин, — полезай к нам.

Прошка попытался, но не смог встать на ноги.

— Ох, вы проглоты! — мрачно изрек медведь, присоединяясь к трапезе оборотней.

— Ты не отвлекайся, — тронул за руку девушку Тимур. — Так как он выглядит, этот ваш тигр?

— Да чтоб мне сгореть! — рявкнул медведь, и кабан с волком кинулись прочь, а Жасмин в испуге закрыла открывшийся было рот.

Пока медведь хрустел костями Булата, Жасмин плакала от отвращения и страха, а Тимур в отчаянии приходил к пониманию, что все надежды на спасение становятся пустым звуком.

Только Прошка сидел безучастный. Он смотрел, как насыщается колдун телом своего товарища и со злорадством думал: «Вот бы всех черноногих так сожрали — оборотней и необоротней». И тогда — как гора с плеч! Не вздрагивать от испуга, заслышав волчий вой. Не просыпаться во мраке ночи от бреха собаки, не прислушиваться, затаив дыхание — в самом ли это деле или просто почудилось, что чужаки на подворье. А главное, самое главное — тогда не будет причины бедным сиротам покидать Зеленый Холм. Чудовищный кошмар не повториться больше. И не придется больше видеть, как клубы дыма и языки пламени вырываются из окон дома, как, запустив в ночное небо каскады искр, падает прогоревшая крыша. Прошка на все бы ради этого пошел. Но вот беда, ходить он может только по приказу колдуна.

Между тем, медведь доел останки Булата, но только вошел в аппетит. Он поднял огромную голову и огляделся. Волк и кабан жались в сторонке, зная нрав своего хозяина, и готовы были задать стрекоча. Мальчик сидел возле дерева — безучастный и понурый. А на дереве персиянка и подлый предатель. Но до них еще надо добраться. Он прислушался к всхлипываниям девушки, а слюна уже повисла из окровавленной пасти.

Колдун подошел к мальчику, поднялся на задние лапы, готовый убить его одним ударом. И в это время раздался ужасный рев. Боже! такого грома среди ясного дня никогда не слыхали эти окрестности. Он перекрыл шум водопада и, отразившись от его скал, еще раз прокатился по лесу.

Это был лесной тролль по прозвищу Черт — отсюда Чертово озеро, пороги Чертовы и Чертова река. Он пришел в здешние леса в мурманском набеге, но в бою у стен Твери получил ударом огромного камня в голову и потерял сознание. Течение унесло его по реке через пороги к озеру. Здесь он пришел в себя, но не мог вспомнить — кто он и откуда.

Поселился в пещере под водопадом и питался дарами реки. Чертова речка приносила ему купеческие суда, и рыбачьи лодки, тела утонувших зверей и людей, не гнушался и падалью тролль. Причем, огромный валун у входа в пещеру, принимая воду водопада на себя, отбрасывал чертову добычу прямо в пещеру, а вода стекала в озеро — очень удобно! Бывало, что тролль месяцами не выходил из пещеры — вдосталь еды, вдосталь воды — чего еще? Зимой, когда водопад замерзал, Черт впадал в спячку на несколько месяцев и просыпался с весенним шумом.

Тролль был скорее человеком, чем зверем — хотя лохматый как медведь и обходился без одежды, но ходил на задних ногах, в руках порою носил огромную дубину. И была у него мечта — ну, совсем человечья — Черт хотел жениться и завести кучу маленьких тролльчат. Чтобы бегали и пищали по пещере, а он бы им тумаки раздавал. «Семейное счастье» — он называл свою мечту.

Но не было в здешних лесах другого тролля противоположного пола. Черт обратил внимание на женщин. Однако не везло ему с ними — большая часть падала замертво от одного его ужасного вида, меньшая погибала от его ласк.

Однажды поведал свою мечту подружке Яге. А та — женись на мне! — и перекинулась в троллиху подходящих размеров. Черт на радостях бегом кинулся в свою пещеру. Из сундука, где хранил сокровища с погибших кораблей и утопших людей, извлек диадему золотую с алым рубином — и подарил его Яге в качестве свадебного подарка. Мол, венец на венчание!

Очень ведьма ему обрадовалась и дорожила. Но вот беда — распутной была. Ушел тролль готовиться к свадьбе, Кочубей через день заявился потешиться. Он частенько сюда наведывался — бражки попить, Ягу одинокую утешить, да выведать у нее пару-тройку колдовских секретов.

Пришел, напоил, утешил, а пока ведьма в отрубе лежала, пошарил по закромам, нашел подарок тролля и спер. Очень Яга на него осерчала — стыдила, просила отдать, но колдун нивкакую: не брал, мол, и все дела. Ведьма крысою перекинулась и в деревню к черноногим пробралась — да чуть не вляпалась. Там все они или через одного оборотни — чужой запах за версту чуют. Еле цела ушла.

Свадьба уж скоро, а без венца-то как?

Ну, да Бог с ней — вернемся к троллю.

Он спал себе мирно на своем ложе из шкур медвежьих — бах! — лодка на камень, из лодки девушка прямо к нему в пещеру. Следом — бах! — мужик об камень (это четвертый гребец Кочубеевой лодки). Поднялся Черт, посмотрел на добычу — девушка дышит, мужику капец. Повесил труп на вбитый в стену костыль — так он мясо на свадьбу сушил. Девушку в клетку положил — будет время и ей заняться. А пока надо сходить и посмотреть, что там, на порогах творится.

Увидев незваных гостей в своих краях, тролль заревел от ярости и злости.

Листья посыпались, птицы попадали — словно смерч пронесся над лесом.

Будто ветром сдуло волка с кабаном.

Рысь с визгом вниз по дереву и прыжками в кусты.

Медведь с испугу на его место вскарабкался.

Девушка, таившаяся в развилке дуба, в обморок упала и полетела вниз головой на голые корни, из земли торчащие. Не подскочи тролль и не подхвати ее на руки — убилась бы насмерть. Черт аккуратно положил ее рядом с очумелым мальчишкой.

Прошка давно уже понял, что заколдован Кочубеем. Скажет толстяк «иди», он идет, и боли не чувствует. Ничего не скажет — он сидит безучастный, ни рукой, ни ногой не может пошевелить; даже голова не поворачивается.

Между тем, тролль полез за медведем. Тот то рычал злобно, то жалобно скулил и лез сначала вверх по дереву, потом по ветке до самого края. Ветка под ним обломилась, и колдун полетел наземь. Может, он хотел перекинуться в человека, может, смерть его настигла в полете — только тролль на земле оказался раньше, поймал его за ноги и разорвал на две половины…

Люто же Корней ярился из-за ведьминого колдовства. Рвался разыскать ее, немедленно прибить и сжечь вместе с избушкой — купец отговорил. Синбад перестал вздрагивать и заикаться от кабаньей головы будущего зятя. Внушил Корнею — важнее, чем спасти Жасмин, задачи сейчас нет.

А Лютый рассказал Синбаду об уговоре с ведьмой. Сказал, что в полуоборотнях он ненадолго. Стоит только Ягу разыскать, да хорошенько поднажать — она вернет ему человеческий облик. Но купец был непреклонен. И они отправились к селению черноногих.

Второй день Синбад с богатырем Корнеем прятались около деревни и следили за ее жителями. Здраво рассудив, что рисковать жизнью Жасмин, не зная, где она, пока не стоит.

— Надо без шума захватить кого-нибудь из села и узнать, где держат пленницу, — предложил Синбад.

Они отошли чуть дальше от деревни и притаились у дороги. И почти сразу же услышали, как кто-то ломится через кусты. Тут на дорогу выскочил кабан. За ним никто не гнался, но видно было, как сильно он устал — брел, падал, поднимался и снова шел, шатаясь, в сторону деревни из последних сил.

— Хватай его, ведь он из тех, кто на корабль мой напал, — Синбад дернул богатыря за рукав.

Корней неторопливо поднял лук, вложил стрелу и натянул тетиву.

П-и-и-у-у — просвистела в полете стрела и пронзила кабану заднюю ногу. Кабан споткнулся и упал, засучил на земле раненной ногой, хрюкая и повизгивая. Корней выскочил из кустов, накинул кабану на голову мешок, чтобы его не услышали в деревне, и с помощью Синбада волоком утащил его с дороги.

Допрос был недолгим — кабан после всех ужасов, пережитых за день трусливо хрюкал на все вопросы. Рассказал про побег Тимура с девушками, про погоню и, наконец, про нападение тролля. Что случилось с Жасмин и остальными, он не видел, потому что убежал, не оглядываясь, и бежал, не останавливаясь до самой деревни.

К деревне интерес пропал.

— Идем к водопаду, — сказал Синбад, и кабану. — А ты покажешь нам дорогу.

Кабан замотал клыкастой мордой

— Никогда в жизни не вернусь туда!

— Он нам не нужен, — возразил Корней. — Я знаю, где эти Чертовы пороги.

— А что с этим делать?

— Вернем ему человечий облик, — сказал Корней и вытащил из ножен нож….

Жасмин очнулась в пещере тролля и увидела над собой ужасную морду. Он обнюхивал ее лицо и волосы своими, похожими на два ведра с помоями, ноздрями. Из открытой пасти его пахнуло так, что девушка чуть снова не лишилась чувств.

Увидев, что красавица очнулась, тролль отодвинулся от нее и сел, смешно сложив мускулистые руки на огромном волосатом животе. Он шевелил губами, словно что-то жевал. С уголка рта свисала бурая слюна.

Наконец, тролль сказал:

— Ты ошен караша. Ныкохда нэ выдел такых красывых дэвушок.

Видно, слова троллю давались нелегко — он говорил медленно и малоразборчиво, как двухлетний ребенок. Жасмин с ужасом смотрела на чудовище, не зная, что ему ответить. Наконец тролль высморкался двумя пальцами, вытер их о бок и загундосил хриплым басом:

— Тэбя нихто нэ обыжает? Если обыжает, ты мнэ скажи, я его УУУУУУ….!

Тролль встал на задние конечности, заколотил себя кулаками по волосатой груди и угрожающе зарычал, переходя на вой утробный. В пещере он был еще ужасней.

Именно этот рев слышала Жасмин, сидя на дереве. Девушка испуганно отодвинулась от чудища.

Увидев, что красавица его боится, тролль озадаченно замолчал. Наконец, его губищи расплылись в гримасе, которая у обычных людей обозначает улыбку — он будто что-то придумал.

— Щас я тэбэ подарок сдэлаю, ошен красывы, тэбэ понравыца.

И с этими словами довольный своей идеей тролль скрылся в глубине пещеры.

Пока его не было, Жасмин огляделась вокруг. Она была в сыром темном гроте. Повсюду валялись кости, останки животных и всевозможный мусор. У выхода из пещеры был огромный камень, на который, срываясь с высоты, падала вода, разбиваясь на тысячи брызг. Ужасный шум отражался от потолка

Как отсюда выйти? Только через водопад.

Около стены лежала куча звериных шкур, скорее всего это было ложе хозяина.

Все стены в пещере были изрисованы угольком. На картинах видны деревья, река, животные и люди. По физиологическим признакам было видно, что это женщины. Очень много таких рисунков. Наверное, художник часто думает о них.

В глубокой нише пещеры Жасмин увидела большую клетку — там кто-то копошился: люди? звери? Подойдя поближе, девушка узнала Лушку и мальчишку, которого колдун притащил за верблюдом, а Тимур не захотел взять с собою в побег. Лушка, отрывая куски материи от платья, перевязывала мальчику раны на ногах.

Кто-то тихо тронул персиянку за плечо.

— Ой! — вздрогнула Жасмин.

— Тихо, не дергайся и не кричи, — прямо над ухом шепот Тимура.

Жасмин повертела головой, но никого не увидела.

— Не верти головой, я перед тобой, только невидимый.

Жасмин ощутила на щеке теплое дыхание.

— Как ты сумел? — удивилась девушка.

— Долгая история. Тихо, Черт возвращается, меня нет. Ты его не зли, а я подумаю, как тебя отсюда вытащить…

Что же произошло с Тимуром?

Когда волк с кабаном, насмерть перепуганные троллем, понеслись в деревню черноногих, Тимур, помня о Жасмин, помчался к Яге. Он тоже к распутной ведьме хаживал и своей нежностью и обходительностью сумел растопить старухе сердце. Она поведала ему, что ее девичье имя Ядвига, что ее родина — далекие Карпаты, что выкрали из дома и увезли ее сюда бродячие цыгане. Кем только она ни была, чего только ни натерпелась на чужбине, пока природная склонность к колдовству не сделали ее Ягой.

Она умна, она мне поможет! — твердил Тимур, несясь к ее избушке.

У порога, перекинувшись в красавчика, он вежливо постучался в дверь.

— О, здравствуй, милая Ядвига! — бросился Тимур перед ведьмой на колени, ловя и целуя ее венозные старческие руки.

— Ой, отвернись, — ведьма кокетливо потупила взор и даже попыталась сделать книксен. — Я сейчас буду готова.

Скрывшись за сажную печку, она продолжала говорить:

— С утра о тебе думала — о твоих нежных губах, сильных и ласковых руках, карих глазах, в которых столько светится любви.

Из-за печки вышла дева невиданной красы, в полупрозрачной ночной сорочке из китайского шелка с распущенными волосами, с горящими страстью очами.

— Куда путник больше хочет — в постель или за стол?

— Кожа твоя нежная, как лепестки лилии, излучает таинственный свет, — залепетал очарованный Тимур, но тут же встряхнулся. — Прости, дорогая, времени нет. Кочубей убит, а мою надежду на будущее Черт уволок в свою пещеру.

— Кочубей убит? — встрепенулась ведьма, вмиг преобразившись из прекрасной девы. — А что тебе от тролля надо?

Услышав о Жасмин, пробормотала:

— Проклятый бабник! Бегает за каждой юбкой.

Потом сказала Тимуру:

— Я помогу тебе, если ты поможешь мне.

И рассказала о похищенной колдуном золотой диадеме с ярким рубином.

— Я, кажется, ее видел, — припомнил Тимур. — В сундуке, где Кочубей хранит свои сокровища.

— В сундуке? Сокровища? — ведьма заметалась по избушке. — Когда черноногие узнают, что Кочубей погиб, они разграбят его усадьбу. Тебе надо спешить.

Она схватила гостя за руку и вытащила из избы.

— Я тебе ступу дам. Ты управишься?

Яга выкатила из-под крыльца растрескавшуюся и почерневшую ступу.

— Залазь, я за метлой.

Прибежала из-за дома с раздерганной метлой — Тимур уже по талию торчал в ступе. Сунула в руки:

— Говори: земля прощай! лечу вперед! — и правь, куда тебе надо метлой.

Тимур взлетел и скоро понял — от каждого взмаха метлы, ступа ускоряет полет.

До селения черноногих он домчался еще скорее, чем страх прошел от высоты.

Подлетая, увидел резню на улицах, горящие дома — народ носится туда-сюда. Напал ли кто? Но не видно чужаков.

Тут до него дошло — черноногие убивают оборотней, оставшихся без колдуна Кочубея, и грабят их дома.

Сделав над деревней круг, Тимур огляделся — подворье Кочубея пусто, ворота на запоре. Словами, подсказанными ведьмой, он приземлил ступу посередь двора.

— Здравствуй, земля — спасибо, небо!

Бегом помчался в дом бывшего хозяина, там в горницу — вот он сундук обитый медью. Замок огромный. Но Тимур прихватил топор у поленицы дров. Два удара — крышка в щепки. На пол полетели наряды, ткани, украшения, кошели с монетами, драгоценности….

Вот она — золотая диадема с рубином алым.

Но уже доносятся крики толпы, трещат ворота под напором — без драки не уйти.

Тимур вооружился топором, диадему, чтоб в потасовке не потерять, поместил на голову и… пропал!

К озеру, на берегу которого находилась пещера тролля, Синбад и Корней добрались вечером следующего дня. По невыносимому зловонию без труда определили, где находится его жилище, и притаились на противоположном берегу озера в кустах под огромными соснами.

Устроили военный совет, как вызволять Жасмин.

Ну, как устроили? Корней выдвинул очень умную мысль, что утро вечера мудренее и завалился спать, похрапывая кабаньим пятаком во сне.

Синбаду не спалось. От мысли, что его единственная любимая дочь рядом мучается в плену, а он не в силах ее спасти, купец ворочался с боку на бок. Наконец поняв, что все равно не уснет, Синбад поднялся и пошел по берегу в сторону водопада — пока что на разведку.

Озеро окружал густой сосновый бор, и только там, где подступала река, громоздились пороги, и был водопад, закрывающий вход в пещеру. Влево и вправо от водопада стеной высились голые скалы — под ними была узкая полоска песчаного пляжа.

Синбад вскарабкался на скалу, посмотрел снизу вверх на берег, и у него возник план, как погубить могучего тролля.

Корней, проснувшись рано утром, первым делом пошел освежиться. Раздевшись по пояс, богатырь по колено зашел в озеро и обтерся холодной водой, довольно фыркая и похрюкивая. Сполоснувшись, сел Корней завтракать. Лепешку ломал и засовывал в пасть, а кваса больше пролил, чем выпил. Синбад брезгливо отворачивался от него.

Перекусив, богатырь повеселел.

— Что приуныл, гость заморский? Не бойся — все будет путем: башку троллю завернем, Жасмин спасем, и будет тебе куча маленьких внучат, похожих на меня.

Довольный шуткой Корней заржал.

— А ты когда-нибудь видел этого тролля? — спросил Синбад.

Лютый отрицательно покачал кабаньей головой.

— Как же мы ему башку завернем, если он ростом, в три раза выше тебя?

Корней кивнул на водопад.

— Я с каменюкой поднимусь к порогам, а ты подплывешь по озеру и станешь звать и дразнить его. Он появится из пещеры, а я его сверху по башке булыгой — бац! И у нас будет свадьба.

— А если промахнешься — похороны?

— Да вряд ли — он тебя живым сожрет.

— Не годится. Смотри сюда. — Синбад достал из кармана небольшой мешочек. Взял из него щепотку черного порошка. Кинул в костер. Яркой молнией полыхнуло в глаза.

— Что за хрень? — Корней ослеп и мотал кабаньей головой.

— Я купил его у алхимика в Бухаре. Он называл это селитрой. Видел, как вспыхнула только щепотка, а представляешь, что будет, если поджечь весь мешочек. Так рванет, что тролль костей не соберет.

Синбад подвел Корнея к берегу.

— План у меня такой. Видишь, сбоку от водопада полоска берега под скалой. В ней есть разлом примерно с руку толщиной. Я вчера там был и видел его. Если заложить селитру в разлом и поджечь, скала рухнет вниз. И хорошо бы в это время там оказался тролль. Я буду поджигать селитру, а ты — заманивать тролля под скалу. Согласен?

Богатырь почесал кабанью голову.

По правде говоря, не все герои в одном месте, и это еще не кульминация повествования. Чтобы ввести еще одного участника, надо вернуться в Тверь несколькими днями назад.

В город прибыла лодья с товарами из Бухары, как и обещал жителям Синбад. Только на берег никто не сошел — даже трап не спустили, а выставили вдоль борта вооруженных часовых, закутанных в черное по самые глаза.

Воевода ждал-ждал посланцев с ладьи — не дождался, плюнул и сам пошел.

— Вашу мать! — кричал с берега Переслав. — Вы пошлину думаете платить али как?

Молчат угрюмые персы и трапа воеводе не спускают.

Воевода озлобился, поставил стражу на причал, приказал — воды, провианта не давать, на берег не пущать, а ежели сунутся, бить нещадно по мордам.

Той же ночью Никишка, портовый калика, забрался на пришедшую ладью, спер штуку китайского шелка и загнал ее в кабаке за полужбан бражной гущи, которую хлебал деревянной ложкой. Потом развел речной водой и угощал всех подвернувшихся. Хвастал: стащить у персов чего-нибудь — плевое дело: они там все полуживые.

Вслед за Никишкой на ладье побывали две-три портовые ватаги — товара похитили немало. А днем по городу пронесся слух — персы все дохлые, не зевай! бери, чего хошь.

Горожане кинулись грабить лодью.

До воеводы Никиты Переслава весть докатилась лишь к вечеру. Взяв с собой двух вооруженных дружинников, отправился в порт, поднялся на лодью и, осмотрев валявшихся повсюду мертвых иноземцев, убедился, что все они поражены страшной болезнью — черной чумой.

Воевода приказал немедленно сжечь ладью и заковать на цепь ворота города, чтобы никто выйти не мог и войти, соответственно, тоже. Приказал всем дружинникам быть при оружии. Поставил стражу у ворот.

В свой дом не вернулся, а прокричал жене с улицы:

— Милаша! Запри все окна и двери — никого не впускай и никого не выпускай. Может быть, вас спасут боги.

По городу уже ходили люди со страшными следами черной чумы. Уже валялись там и сям умершие и умирающие.

На следующий день воевода обнаружил язвы черной чумы на своем теле.

Он опять подошел к дому.

— Милаша! — позвал жену. — Я умираю. Ты не заразилась? Тогда напиши Вестгару письмо и привяжи его на ногу Болтуну. Как почувствуешь угрозу смерти, накажи ему лететь в стольный град Киев к нашему доблестному сыну. В письме напиши: «Вестгар, дорогой! Нашу семью и весь город Тверь поразил черной чумой перс Синбад. Когда-то мы отказали ему в помощи, и он отомстил нам за это. Отпросись у князя, разыщи Синбада и покарай за нас. Любящие тебя отец Никита и мать Милаша».

Болтуном звали ручного ворона — забавная птица, разумная и говорящая.

Милаша привязала к его лапе бересту-письмо и наказала — сиди на крыше, а как загорится дом, лети к Вестгару.

Воевода с факелом в руке обходил избы города — в которых не находил живых людей, поджигал. Небо над Тверью затянулось дымами. Болтун сидел на коньке дома — дышать стало нечем. И он полетел в Киев.

Вестгар на страже стоял у княжеского крыльца, когда к нему на плечо опустился Болтун.

— Здарррово рррыло ррратное!

Сын тверского воеводы обрадовался и удивился.

— Еще не свернули тебе башку? — так я пособлю, — сказал Вестгар, а сам снял бересту с лапки ворона. — От отца или матушки послание?

— От хрррена маррржового! Бррраги пррромысли, нутррро с доррроги пррромочить, — попросил Болтун.

— Ты знаешь купчишку Синбада? — лицо юноши, прочитавшего письмо, посуровело.

— Ррразыщем! Порррвем! Нахрррен!

— Я с поста сменюсь, отпрошусь и поскачем. Дорогу покажешь….

— Перррса в костеррр! Перррсиянку в рррабство!

Вечером того же дня, пылая жаждой мести, Вестгар, оседлав коня, отправился в дорогу. Болтун помогал сократить ее.

— Что за девушка, эта персиянка?

— Дррружище! — каркал в ухо дружиннику ворон. — Стрррашней стрррашилища не встррретишь в миррре!

Когда приехали на пепелище города, Вестгар почувствовал себя сиротой несчастным, но на душе леденела ненависть — он должен отомстить персу.

У печи с высокою трубой, что осталась от сгоревшего дома воеводы, он горевал, утирая слезы:

— Здравствуй, мама! Возвращение домой иногда бывает трагично.

— Теперррь я старррший в ррроду! — бахвалился Болтун, сидя на трубе.

— Тебя хлебом не корми, только дай потрепаться. Ты знаешь, куда теперь?

— По ррреке! — Болтун щелкнул клювом. — Ррразыщем Терррем. Перррса прррриворррожим.

— Ты знаешь, где его искать?

— Соррроки говорррят, прерррс теперррь на Черрртовых порррогах, а Терррем по курррсу.

— Что такое Терррем?

— Не рррвись поперрред старррших — узррришь на берррегу.

— Колдовство опять?

Ворон помолчал, соображая.

— Узррришь.

На исходе дня лучший из дружинников киевского князя, сопровождаемый говорящим вороном, достиг Заветного Терема. Привязал коня, походил по комнатам, Болтуна спросил:

— Где же тут Сила, исполняющая все желания?

— Рррасказали воррробьи…. Берррдыш в ррруку… на коверрр… рррыкни горррлом — перррс пррроклятый, пррредстань перрред дорррогой в рррай…

Не успел Вестгар рта открыть, как кто-то появился на ковре — в долгополом цветном халате с белой, клинышком, бородкой с тюрбаном на голове и с торбою в руках. Незнакомец озирался и испуганно вжимал голову в костлявые плечи.

— Ты перс-купец, по прозвищу Синбад?

Он часто-часто закивал, пытаясь растянуть губы улыбкой.

— Ты погубил город Тверь черною чумой?

Синбад попятился и замотал головой.

— Ну, значит, по-твоему приказу зло свершилось.

Синбад упал на колени:

— Нет! Я к этому вовсе не причастен!

— Мне все равно. Я не стану разбираться. У меня наказ отца — тебя покарать за гибель всех моих родных.

Вестгар взмахнул бердышом и ловко отсек голову персидского купца.

— Крррасава! Богатырррь! — одобрил Болтун. — Теперррь ррразведи костеррр… да не на ковррре, дурррак… вон дрррова в печурррке… тррруп сверррху… ррразжигай, да торррбу заберрри… посмотррри жррратву.

Вестгар развел огонь в камине, затолкал туда тело несчастного купца, голову отсеченную на грудь приладил, торбу развязал:

— Здесь вещи и мешочек с трухой.

— В костеррр! — приказал Болтун. — Тррруху с тррряпками не жррру!

Взрывом подняло крышу над домом и разбросало по двору, стены рухнули, как карточный домик. Дым высоко взметнулся, долго-долго оседал. Последними коснулись земли два черных перышка…

Уголек щелкнул в камине, Вестгар вздрогнул и проснулся.

Полумрак в комнате. Рубиново алеют угольки камина, освещая обгорелый череп купца. Такой кошмар, наверно из-за торбы перса снится! Вестгар отбросил ее, подтянул седло, пристроил голову на него и вновь заснул беспокойным сном.

3

Вестгар спал еще, когда взошло солнце. Болтун, клоня голову то на один бок, то на другой, разглядывал его сверху, с подсвечника на стене, на котором с вечера примостился. Ворон смотрел на юношу не без симпатии и находил, что его мужественный хозяин выглядит просто красавцем.

Он подумал, что прекрасная персиянка могла стать заслуженной ему наградой. Если можно было вернуться назад, он не стал настаивать на казни Синбада. Но дело сделано. Теперь только чудо может свести молодых людей.

Похлопав крыльями и вытянув шею, Болтун каркнул, приглушая голос:

— Прррекрррасная перррсиянка пррредстань на ковррре!

Жасмин спала на шкуре медвежьей между храпящим троллем и стеной пещеры. Голова ее покоилась на коленях у невидимого Тимура. Оборотень наглаживал ее шелковистые волосы и тихонько пел ей колыбельную в ухо. Храп хозяина и грохот водопада приглушали его негромкую песню.

Вдруг рука Тимура замерла в воздухе, сам он вздрогнул и напрягся — Жасмин пропала. Была, и вдруг исчезла. Нет, не стала невидимой, как он, а растворилась в воздухе пещеры без всяких объяснений. Ну, дела! Тимур пошел ее искать в полумраке пещеры…

Теперь они лежали рядом на ковре в гостиной Заветного Терема — Вестгар и Жасмин мирно спали. А Болтун мнил себя победителем всех козней на свете, и нахваливал, как только мог — стоило обратиться к Исполняющему Желания, как запутанный клубок похищений, смертей и убийств сразу превратился в строгую последовательность событий с вполне счастливым концом. Результат был окончательным и бесповоротным. Самой Судьбе не пришло бы в голову такое. Хотя, если вспомнить, Болтун в свою первую встречу с персиянкой на торговой площади Твери, подумал — вот отличная невеста для сына хозяина! Потом, конечно, была ненависть из-за чумы. А теперь….

Прикрывая глаза, Болтун представлял себе свадьбу молодых людей.

Что может помешать?

Ненависть за погибший город? Но Жасмин здесь ни при чем.

Ненависть из-за отца-подлеца? Но опять же здесь Жасмин ни при чем.

Она не сделала ничего такого, за что Вестгар мог ее ненавидеть.

Скорее скромность может стать причиной — ведь они еще так молоды, а любовь не всегда отваживается заявить о себе.

Но он-то тут для чего! — Болтун в сердцах громко клюнул паука, ползущего по стене, и проглотил его.

От этого звука Жасмин проснулась, открыв прекрасные глаза — ярко-голубые, изумительной чистоты и прозрачности, как драгоценнейшие карбункулы, способные взглядом укрощать даже троллей.

Когда имеешь дело с таким человеком, лучше быть настороже, подумал Болтун.

— Здррравствуй, прррелестная!

Жасмин вздрогнула и стала искать взглядом того, кому мог принадлежать этот скрипучий голос. Обнаружив рядом спящего и вполне приличного воина, а на подсвечнике ворона, девушка немного успокоилась.

— В скоррром вррремени я рррасчитываю сыгрррать брррачный пррраздник с благоррродным рррыцарррем, которррый рррядом. Пррриглядись — нррравится?

Жасмин пригляделась — Вестгар ей понравился:

— Вы выходите замуж? Одобряю — прекрасный выбор.

— Пррроклятье! — пришел ворон в ярость. — Я ни пррри чем — твой выборрр.

— Это мой жених? — удивилась Жасмин и еще внимательнее посмотрела на Вестгара. — А кто он?

— Перррвенец тверррского боярррина Перрреслава.

— Это который правит городом? — Жасмин снова бросила взгляд на воина. — А что же я его там не видала?

— Дррружинником в грррад на Днепррре пррризван.

— Уже служит? А такой молоденький! Скажи мне, как я здесь очутилась? — Жасмин окинула взором комнату, затем опять посмотрела на ворона. — Здесь гораздо лучше, чем в пещере — и пахнет приятней, и пригляднее смотрится.

— Я специализиррруюсь на перрремещениях! — приврал Болтун.

— А можешь подружку мою доставить сюда? Ее зовут Лушка. Она томится сейчас в пещере ужасного тролля.

— Крррасивая?

— Очень.

Ответ Жасмин разбил вдребезги важность ворона — он задергался на подсвечнике, взлетел, вылетел в раскрытую дверь, вновь появился в комнате и уселся на пол возле девушки, которая молча наблюдала за ним.

— Что, вам трудно?

— Не трррудно, а пррротивно!

— Что может быть противного в красивой девушке?

— Вестгаррру понррравится.

— Ну и пусть.

— Ты избррранница.

— Мы обе будем его невестами.

— Не пррринято — ерррунду говоррришь!

Жасмин заплакала, прикрыв прекрасное лицо ладонями:

— Так значит Лушка, моя подружка, умрет в пещере Тролля?

— Безррразлично.

— Ты злая птица. Стану женой этого воина, выгоню тебя из дома.

— Хррреново! — сказал, Болтун, подумав.

Вытянув шею, расправив крылья, он каркнул во все свое воронье горло:

— Лукерррья из пещеррры тррроля пррредстань на ковррре!

Было еще ранее утро — солнце только-только появилось на небосводе. Утомленная страхами и неволей, Лушка тоже спящая появилась в каминном зале Заветного Терема. Она спала и плакала во сне — плач уже стал повседневной привычкой. Однако вместе с грохотом водопада и противным окружающим воздухом страх покинул юную пленницу — черты лица ее разгладились, улыбка коснулась губ.

Болтун склонил голову набок, любуюсь ее чертами — хороша девка! и наша! может, ну ее к черту эту Жасмин, капризную дочь купеческую? Эта мысль обеспокоила его. Он уже стал подумывать — не вернуть ли персиянку троллю?

Пробуждение Вестгара стало концом его сомнений.

— Здравствуйте! А вы кто? — удивился княжий дружинник незнакомкам.

Жасмин засмущалась и толкнула Лушку в плечо — просыпайся и отвечай, подружка. Лукерья тоже удивилась и огляделась, и засмущалась незнакомого воина приятной наружности. Она вскочила на ноги и, потянув за руку, подняла Жасмин.

— Как мы здесь очутились?

Жасмин взглянула на Вестгара и томно опустила глаза, сказала, желая сразить красивого воина своей эрудицией:

— Это значит, не только у правителя Багдада Гаруна аль Рашида водятся феи и волшебники. Видимо встречаются они и в дремучих здешних лесах. Наше с тобой появление здесь — это проделки лесных духов. Если повелитель наш (снова бросила взгляд на Вестгара) позволит мне, я расскажу историю из жизни моего отца. Вернее о том, чему он был свидетелем и мне рассказал еще в детстве, как сказку перед сном.

Персиянка окинула взором присутствующих — увидев в глазах доброжелательность и любопытство, продолжила:

— Мой отец, когда получил наследство своего отца, жил в городе Агроба. Здесь ему достался большой и красивый дом-дворец, несколько лавок и мастерских. Он был молод и холост, любил путешествовать — бывал в Африке и Индии, пересекал с торговыми караванами Сахару и Кара-Кум. Захотелось ему пуститься с товаром в плавание по морю….

Тем временем, Яга бесновалась в своей избушке — Тимур пропал вместе с диадемой и ступой. Взяв ухват вместо оружия, пошла его искать к пещере тролля. Если не разбился, на ступе летая, то только там — свою «ягодку» спасает.

Шла-шла и в камышах у озера столкнулась с Корнеем Лютым, искавшим невесть куда пропавшего персидского купца.

— Попалась, старая карга!

— Стой, богатырь! Договоримся?

— Что? — гневно воскликнул он. — Ты осмеливаешься мне делать предложения? Я отрублю тебе башку и утоплю ее в реке.

Старуха пятилась:

— Меня не зря зовут баба-яга. Неужели я тебя не перехитрю, ирод слабоумный? Смотри — вон кто у тебя за спиной сейчас?

Корней недоверчиво обернулся — Яге того и было нужно: она кинулась бежать, являя старыми мощами младую прыть.

— Стой, стерва старая! Убью! — Лютый пустился за ней в погоню, размахивая мечом.

Колдунья бежала к пещере и вопила, что было мочи:

— Чертушка, любимый мой, спаси!

Тем временем, тролль тоже бесновался — вторая девушка пропала из пещеры. Со злости хотел, было Прошку прибить, но тут в потоке воды на миг мелькнул уходящий Тимур.