Бесплатный фрагмент - Театр до вешалки

Театр до вешалки

Дорогой мой Читатель… Дорогой, именно и поименно дорогой! Всё, что я сейчас Вам расскажу, произошло на самом деле в году… Эка, братья-сестры, сколько лет уже пролетело! Но было, точно было. И кто мне не поверит, пусть первым плюнет в мою раскрытую и беззащитную сейчас Душу…

Итак! В то время моя первая Пьеса ожила, расправила все свои листочки-крылья и стала биться в тесной квартирке.

«Воздух здесь не хрустален, атмосфера не праздничная и простора нет, — взмолилась Пьеса, — а мне летать охота на глазах у чуткого и благодарного Зрителя!»

Ну, что же прикажете с Ней делать? Смотреть, как погибает от тоски? Зверь я что ли? Нет, нет, я — кто угодно, но не душитель прекрасных порывов.

Взял я свою любимую, такую тоненькую и трепетную, на руки и сам понес чужим людям. Понес в Театр, туда, куда и устремлялась моя молоденькая и наивная Пьеса.

О, Театр! Знаете ли Вы, что такое Театр? Вы знаете. А Вы? Нет?

Не знали в то время Театр ни моя Пьеса, ни я, Её Автор…

Не знали и тряслись от страха! Как там примут нас? И примут ли вообще? А может быть и в двери не пустят?

Но, о чудо, впустили, вполне любезно встретили, и даже сопроводили сразу к режиссеру.

— Ирьин — улыбаясь, представился пожилой, худощавый мужчина.

— А я — Автор…

— А я, знаете, как-то догадался… сразу. Ой, что это у вас… красивая какая!

Я, друзья мои, надо пояснить, приодел Пьесу свою. Купил Ей красивый такой, как это сейчас говорят… а, «прикид». Ну, в самом деле, на люди собрался вести, не неприкрытую же, белую… Эдак и замарать могут. Нет, облачил в яркий, голубенький с красными полосками… э… как это… «прикидон»? Тьфу, ну и словцо! Нет, облачил я Её в яркий наряд!

И режиссер тоже «восторгнулся»… и, вот неожиданность, сразу хвать за Пьесу.

«Ну, ты брат, какой бесцеремонный! Даже руки не помыл!» — думал я и не отпускал свою «кровиночку».

Так и тянули: дядька к себе, но и Автор не сдавался…

Покраснел от усилия режиссер и прокряхтел:

— Да не бойтесь вы, столько их уже через меня прошло…

«Вот этого и боюсь больше всего! Пьеска совсем хрупкая, а этот… Ишь, ручищи какие большущие, загребущие!» — думал я. Но постепенно успокоился, пригляделся. Нет, конечно, на маньяка или соблазнителя опереточного Ирьин не походил. Наоборот, в целом вид у него был благообразный и даже одет был не в смирительную рубашку. Но ситуация была знакомая. Да, была и раньше у меня томительная минута принятия сложного решения: «Отдавать или нет?»…

…Отдавали ли Вы свою дочурку единственную замуж.. Тьфу! Слово-то какое, люди, вчитайтесь, не бойтесь правде в глаза посмотреть. «За… муж…» «За мужика» грязного, значит!

Я её растил, холил, берег… Чистую такую, прекрасную… И вдруг… и как снег на голову… и как удар мне по материнскому, тьфу, отцовскому месту… тьфу, чувству… является ОН… Как черт является и собирается уволочь безгрешную девичью душу!

И заметьте, все знают, зачем он явился, этот… Знают, но молчат!

И я промолчал, и я отдал кровиночку свою…

Сейчас уже пятнадцать лет они прожили, дети бегают, внуки мои…

Прочитал сам себя сейчас… Я ли это написал? Это же одержимый какой-то, хозяин рабыни, собственник любимой Вещи написал! Господи, пусть у семейства дочурки будет всё хорошо, жизни своей не жалко для этого…

…Ну-с, успокоимся и продолжим. Отдал я Пьесу свою Ирьину! Отдал… Это же неизбежность. Ей же дальше надо жить. А жизнь Пьесы — это переход к другим людям. Автор родил — спасибо. Но жизнь Пьесы с Автором — это… как бы точнее… это… это «инцест»! Да, по другому не скажешь… Это извращение движения и развития искусства…

Ну, короче говоря, вздохнул тогда я, и отдал. Ирьин сразу свернул Пьесу в трубочку (как Душу мою завернул! Аж, больно стало! По листочку писалось, каждая буковка выверена… А он — так небрежно!).

Ах, друзья, плохо мне вдруг тогда сделалось. Как-то нехорошо и злобно на душе. Он сворачивает Пьесу, а я зверею… Чуть не бросился отнимать, да режиссер немного успокоил:

— Прямо сегодня и прочитаю. Затем подумаю с недельку, и с вами свяжутся…

Шел я домой, а ноги обратно за Пьесой несли. Как до квартиры добрался? Смутно помню. Но помню точно, что всю ночь не спал, а бегал по комнате и переживал: «Что же там, с Пьесой моей, мужик этот делает?»

Утром я не выдержал и позвонил в Театр. И знал, что рано… И знал, что глупо и малодушно поступаю… Но все ж позвонил и попросил позвать режиссера.

Не поверите, но Ирьин сразу трубку взял и… И просто огорошил меня:

— Не понял… Не понял, как здесь, в нашей глуши, такое шекспировское напряжение родилось! Уже и ведущий актер Чугунов посмотрел и сказал сразу: «Я — это „Он“ в Пьесе!» А я уже вижу, как это все заживет в пространстве нашей сцены. Да — это Пьеса для нашего Театра. Все детали обсудим в конце недели. Мы вас обязательно пригласим. Дорогой, поздравляем, Вы — наш Автор!

Сказал он это и положил трубку. А у меня как будто «вакуумная» бомба разорвалась внутри! Полная пустота образовалась! Осел я на стул, «вакуум» стал стремительно заполняться мыслями, и унесло меня куда-то…

…Увидел я, как бы со стороны, то ли себя, то ли какого-то другого молодого человека. Юноша этот медленно шел, озираясь, по огромному полутемному зрительному залу. Шел мимо затянутых в красный, уютный бархат пустых кресел к сцене. А сцена вся светилась каким-то волшебным образом. Как будто все предметы, детали на ней сами себя подсвечивали и притягивали взгляд удивительной загадкой внутреннего огня!

От центра сцены начинались ступени монументальной лестницы, ведущие, судя по колоннам и величественности, в Храм. Последние ступени и колонны Храма скрывались в клубах облаков. На нижней ступени лестницы стояла конструкция, в которой на общем основании были расположены: с одной стороны — вешалка; с другой стороны — виселица.

Молодой человек поднялся на сцену и подошел к лестнице. На самом её верху из-за колонн появился Феномен в балахоне, берете и с дирижерской палочкой.

Феномен сказал:

— Здравствуйте! Вас приветствую я — Театр!

Юноша ответил:

— Здравствуйте!

Театр спустился по лестнице и подошел к молодому человеку.

Театр. Кто Вы?

Юноша: Я — Автор пьесы.

Театр. Зачем Вы пришли сюда?

Автор. Не знаю, что-то привело меня… Жизнь без творчества томила…

Театр. Увы, юноша. Человеку не дано Творить! Ибо Творец был, есть и будет один!!! Вам дано быть Автором. Человеком, познавшим свой талант, данный ему Богом с рождения, и идущим своим Путем! Вы осознали себя Пишущим Автором?

Автор. Не знаю… Пьеса родилась… Ночами писал… Не уверен, хороша ли она… Я начинающий…

Театр. Забудьте это жалкое, пренебрежительное слово! Запомните, для Театра нет Авторов «начинающих», равно как и «продолжающих», «регулярно заканчивающих», «закончивших»… У Театра есть только — Авторы! «Еще не авторы», и «уже не авторы» для Театра не существуют!

Автор. Но нужен ли я Вам? Сколько уже таких здесь побывало.

Театр. Да, Вы правы, Театру прослужили уже тысячи и тысячи… Но, помним ли Мы своих Авторов? Скажите, что такое дом без фундамента, без стен, без крыши, без многих и многих других элементов?

Автор. Это стройка, недоделка…

Театр. Да, это всё что угодно, но не дом. Так и Театр без Авторов: Драматургов, Режиссеров, Актеров, Художников, Музыкантов и других Мастеров всех моих цехов — не Театр! Но они все вошли в Театр, они стали Театром и разделить их Мы не можем!

Автор. Но что же сплачивает всю эту стихию талантов, интеллектов, темпераментов, страстей…

Театр. Элементы дома связывает цемент. Театр связывает — Любовь!

Автор. Любовь… И я любил…

Автор декламирует стихи, с возрастающим напряжением в голосе:

Я вновь окутан волнами добра,

И голову кружат воспоминанья.

Мир возникает — цвета серебра,

Мир, где живут Любимой очертанья.

Бесплотен облик и почти неразличим,

Но невозможно силы напрягаю!

(Слева от лестницы, на сцене возникает и усиливается столб чистого, яркого, серебристого света, в котором стоит прекрасная девушка в серебристом одеянии).

Автор продолжает:

Я оживаю на мгновенье рядом с ним,

И голосу прекрасному внимаю!

Любимая поёт:

Любимый, я храню тебя,

Покой твоей души оберегая.

И ты живешь, как все живя,

Но для порывов силы сохраняя!

Автор тянется к Любимой и поёт:

Судьба! Ты сколько дашь мне жить?

Но я клянусь, что жил лишь в те мгновенья,

Когда мне доводилось рядом быть,

С тобою, о Святое Вдохновенье!

(Столб света гаснет, и видение Любимой исчезает под раскаты органа).

Автор. Моя Любовь погибла… Оставив только боль… Больше никогда! Никогда!!! Отмучился… Всё!!!

Театр. О, Любовь! Вам кажется, что вы всё знаете о ней. Или это было с вами, или о ней вы столько прочитали и столько посмотрели, что она стала обыденной. А только Любовь созидает Вечное. Только Любовь держит вас на Земле. И только Любовь держит элементы Театра вместе. Но Любовь не просто всё скрепляет. Она одухотворяет и вдохновляет Театр.

Автор. Любовь в Театре… Я еще и не приблизился к Вам, но Боже, сколько уже нелюбви критики в меня влили!

Театр. Спокойней, молодой человек! Критики нужны и Вам и Театру! Они разгоняют бездарей, талантливых заставляют быть осторожнее, больше работать… Понятно, что Мы говорим о Критиках с большой буквы! А не о тех, кто напишет за плату, что увидел образ Божий в тарелке щей. Критик — это Человек Беспокойный! Не Разумный, а Беспокойный!

Автор. Критики не умны?

Театр. Поймите, Мы не считаем Критика не умным! Критик не разумен в понимании обыденном. Он действительно не понимает и не принимает за незыблемое всё устоявшееся… Он беспокоен в своем поиске нового. Он сам Автор и поэтому пишет своё: не описание произведения, не навязывание своего видения… Создание, уже рожденное, должно жить своими разными жизнями, которые суть понимания каждого зрителя — соавтора своего спектакля. И лишать Зрителя возможности и счастья открыть самому произведение — этот грех, Мы верим, в прошлом!

Автор. Но как, и о чем должен писать критик? Скажите, если Вы всё понимаете!

Театр. Вот это и есть Авторство каждого Критика. И оно отличается от Вашего Авторства.

Автор. Но тогда о чем писать мне? Мне иногда кажется, что всё уже написано: все сюжеты, все…

Театр. Если Вы задали этот вопрос, то не пишите! Автор не ищет темы — они его находят сами. В Эфире витают идеи и их воспринимают души чуткие. Души наделенные талантом и растящие свой талант. И вы, Пишущие Авторы, переписываете с Великих Книг, так как других добрых законов бытия Людей нет.

Автор. Да, все мы переписчики с Великих Книг! Я иногда думаю: «Они написаны, значит, и писать больше ничего не нужно?» Но Великие Книги писали тоже люди! Они сделали всё, что смогли. И Великие Истины и Темы сами заставляют перекладывать их на современный язык и уклад жизни. Жизнь этих Книг продолжается. Они живут вместе с радостью и горем людей, а не стоят загадочными и ненужными обелисками. Великие Книги впитывают всё доброе, что написано людьми, и становятся ещё богаче и понятнее. И в моей пьесе, я надеюсь, есть частица этих Книг!

Театр. Это зрелое рассуждение. У Вас определенно есть возможности стать настоящим Автором.

Автор. «Настоящим Автором…» Эх, всё в мучениях напишешь, а затем поставят один раз на сцене и всё…

Театр. То, о чём и как Вы пишете, определяет, как это будет показано на сцене. Но сила Пишущего Автора в способности «зажечь» своим текстом разных Режиссеров и других Мастеров Театра — вот где истоки поиска формы и содержания! Каждый из них видит сквозь призму своего мироощущения и поэтому на сцене всегда будет поиск, всегда произведение Автора будет жить, и жить разными жизнями!

Автор. Хватит ли моей жизни, чтобы увидеть эти разные воплощения?

Театр. Ваша жизнь и смерть? Эти главные для вас страсти, что они для Театра? Сказать, что Мы выше этих категорий — значит, сказать правду и солгать одновременно! В Театр вросли тысячи людских судеб — тысячи трагикомедий земных метаний. Вся ваша, людская жизнь — театр! Но вы не верите! Не хотите поверить, что все ваши страсти нарисованы или проецируются — кому на облака, а кому и на болото. И важно не нарисованное, а ваше поведение, ваш выбор, ваше движение к Чистому.

Автор. Чистота в Театре… Наслышан, наслышан! Интриги, насилие, зависть, предательство и прочая…

Театр. Грязь в Театре? В Театре нет грязи! Это ваша людская грязь! И это не правда, что в грязи могут вырасти прекрасные цветы. Чем удобряете — тем цветы и пахнут! Ох, сколько около меня ползают этих пресмыкающихся. Простых, и со званиями. Деятели театра? Да, но своего «театра»! Создали его сами и под себя и живут в этом «театре», играя в первую очередь для себя и себя. Но, заставляя других смотреть этот «театр». Истинно говорю: раз есть Антилюди — значит, будут создавать и Антитеатр!

(Справа от лестницы возникает в мертвом, синем свете человек на пьедестале, одетый в тогу, на голове золотой венок, в руках держит лиру).

Человек говорит:

— Я — Нерон, Творец своего Антитеатра! И я — Бог в этом Антитеатре! А в Антитеатре содержание — ничто. Людишки-актеришки — ничто. Форма зрелища — это всё! Насилуй, убивай, жги! Гори Рим… Гори вся Земля, если это зрелище возбуждает меня!

(На сцену выбежали люди с факелами и в масках, выражающих два настроения: или безумную радость, или безумную печать. Люди бегали вокруг Нерона. А он дергал струны лиры и смеялся. Звуки лиры и смех были омерзительны и страшны! Постепенно синий свет погас, и страшное видение исчезло).

Автор. Господи! Спаси и сохрани Землю!

Театр. «На Бога надейся…» Но Он действует через Людей. И, в конце концов, всё определяют выбор и поступки человеческие. Живи, Чувствуй, Слушай, Смотри и Участвуй. А затем — пиши! Это Ваш фронт борьбы со Злом!

Автор. Есть теория, что Добро и Зло разделяет неуловимая грань, подобная лезвию бритвы. И ты балансируешь между этими понятиями.

Театр. Можно ли жить на лезвии? Попытка балансирования на острой грани раздваивает душу, уничтожает личность. Нет! Эти понятия разделены чем-то незаметным и так легко преодолимым. Посему, не успокаивайте свою совесть, оправдывая свои поступки. Нет, Вы или в добре, или во зле. И этот выбор происходит каждую секунду!

Автор. А я знаю, что люди меняются в лучшую сторону. Они и мыслить стали быстрее. То, что раньше бы назвали скороговоркой — теперь ритм спектакля. Меняется Автор и Зритель — меняется и Театр. Не жалеете ли Вы, что изменились?

Театр. А Вы жалеете, что становитесь взрослым? Это движение… это жизнь… А выбор другой — это остановка… Это смерть!