Бесплатный фрагмент - Таракан без ног не слышит 2

Оглавление

Таракан без ног не слышит 2

СТРАШНЫЙ ЗВЕРЬ УЖИК

НЕ ГЛАВА

ГЛАВА 1 НА РЫНКЕ ДВА ДУРАКА

ДВОЕ

ГЛАВА 2 КОНСТРУКТОР ИДЕЙ

ГЛАВА 3 ПЕРВЫЙ ПРАЗДНИК НА ДЕРЕВНЕ

ГЛАВА 4 ЧУЖИЕ СНЫ

ГЛАВА 5 ЩЕН

ГЛАВА 6 СТРАДАНИЯ ВЕРТЕРА

ГЛАВА 7 ОТКРОВЕНИЕ

ГЛАВА 8 СТАРЫЕ ТАЙНЫ

ГЛАВА 9 СТО ОДЕЖЕК И ВСЕ БЕЗ ЗАСТЕЖЕК

ДВОЕ

ГЛАВА 10 ПРИГЛАШЕНИЕ ОТ КОТОРОГО НЕЛЬЗЯ ОТКАЗАТЬСЯ

ГЛАВА 11 ЛУЧШЕ ПОЗДНО ЧЕМ НИКАК

ДВОЕ

ГЛАВА 12 ПАУЧИЙ РУЧЕЙ

ДВОЕ

ГЛАВА 13 ТРОФЕИ И ПЛЕННИКИ

ДВОЕ

ГЛАВА 14 КИСА

ГЛАВА 15 ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОЙ ДОЧЕРИ

ГЛАВА 16 И ДОЛЬШЕ ВЕКА ДЛИТСЯ ДЕНЬ

ГЛАВА 17 ТРИНИЙ И БУСИКИ

ДВОЕ

ГЛАВА 18 ЖЭЭН. ПРИХОД НОМЕР ДВА

ГЛАВА 19 ЭЙЕФЫ

НЕ ГЛАВА

ГЛАВА 20 УРЛИГ

ГЛАВА 21 В СПОРАХ РОЖДАЕТСЯ ДРАКА

ДВОЕ

ГЛАВА 22 КОВЫРЯНИЕ В ДУШЕ И ПОЛОСКАНИЕ МОЗГОВ

ГЛАВА 23 СОВЕТ

ГЛАВА 24 ЛЕВАЯ РУКА НЕ ЗНАЕТ…

ГЛАВА 25 МЕТАМОРФОЗА

ГЛАВА 26 ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО

ДВОЕ

ГЛАВА 27 КОРМ. НЕЖИЗНЬ

ДВОЕ

ГЛАВА 28 О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ, ТО ЕСТЬ, НИ О ЧЕМ

ДВОЕ

ГЛАВА 29 НЕТ НИЧЕГО ДОРОЖЕ ГЛУПОСТИ

ГЛАВА 30 ИСХОД

ГЛАВА 31 ВСЁ ЧТО ОСТАЛОСЬ

ГЛАВА 32 КОНЕЦ ДОРОГИ

ПОСЛЕСЛОВИЕ

СТРАШНЫЙ ЗВЕРЬ УЖИК

Самый страшный зверь — ужик. Он ползёт и пожирает все на своём пути.

Народная мудрость

не глава

Пять тысяч лет назад я провалилась во временной тоннель. Так мне объяснили уры, местные умники и знать. Новый мир принял меня как родную и баловал, как только мог. Но он отличался от моего родного мира, как гном от синхрофазотрона. Он был слишком мал для меня, ограниченный, жалким десятом квадратных километров, относительно, обжитой площади.

Мне, избалованной глобальной компьютеризацией, доступностью любой информации и свободным общением со всем миром, возможностью за пару часов поменять один город на другой, или, вообще, на другую среду, море, горы, пустыню, многообразием одновременных событий, непреходящим адреналином, возможной, всеобщей гибели и прочей урбанистической требухой, было скучно здесь, в этом маленьком мире, населённом эльфами, единорогами, колдунами и идиотами, которые были мудрее колдунов.

Я хотела вернуться. Домой. К мужу. К себе. К себе, потому что здесь была не я. Тело, которым я пользовалась, не было моим. Время, в котором я сейчас жила, не было моим. Даже мой биологический папа, который так меня любил, не был моим. Эта жизнь не была моей.

Всё что мне здесь принадлежало, это старая тушка, спрятанная в дупле волшебного дерева, где-то на краю земли. Эта жизнь была для меня интересным, но затянувшимся сном.

Я упустила уже два шанса вернуться. Остался ещё один.

ГЛАВА 1 НА РЫНКЕ ДВА ДУРАКА

Шалун ветерок подбрасывал на мой стол крошечные, разноцветные листочки и я, забыв про остывший чай, с упоением складывала из них стилизованную астру.

Все уже привыкли к тому, что я встаю, далеко не с первыми лучами и поэтому сейчас, на моем балкончике, мы были вдвоём. Я и мой приятель ветерок.

Он выпрыгивал у меня из-под руки, раздувал уже сложенные листики-лепесточки и, тут же, прятался в разрастающемся плюще. Иногда мне казалось, что я слышу его смех.

Приходилось начинать всё сначала. Эта важная работа помогала мне сосредоточиться. Я придумывала имена распорядителю и его жене.

Как назло, в голову лезла одна иностранщина. А я хотела, чтобы имена были, непременно, русскими. Ну, ладно, ладно. Греческими. Или еврейскими. Истинно русских имён я знала не много. Владимир и Ярослава. Ну и всякие Богданы и Божены. Да, вот Забава еще. Но всё это не для них.

Вообще, истинно русские имена чем хороши? Можно взять любое слово и сделать из него имя. Малоед, Баламут. Мох, Ёлка. Персонификация из растительного мира. Заяц даже. Это уже из животного мира персонификация. Да вот хотя бы Борщ. Да да. Было, когда то, на Руси и такое имя. Фамилия «Борщов» не из пустоты взялась. Было, даже, такое неприличное имя, как Дрочило.

Ну надо же. Не так уж мало я помню. Имена хлынули на меня сплошным потоком. Пимен, Третьяк, Акакаий, Улана. Нет, нет, нет. Все не то.

А Пимен так похоже не Пиллен. Особенно, если написать рукописными буквами.

Я помотала головой, вытряхивая из неё ненужные мысли и вернулась к листикам.

Вот Ярослава ничего так. А Владимир папе Корму подошло бы. Владеющий миром. Ну и что, что мир маленький. Владеет же. Правда, Корму имя не надо. А распорядитель владеет временем. Ну-ка. Влади… час? Влади… миг? Владивек!

Я расхохоталась и ветерок, рассмеявшись, вслед за мной, закрутил листики крохотным смерчем, прямо на столе.

Так, надо собраться. Мне, в конце концов, уже пять тысяч лет. Пора становиться мудрой. Ага.

Мудрая — это София. И дочери её; Вера, Надежда, Любовь.

Я задумалась. Перед глазами отчётливо встала картинка. Мультяшная Улин с дочками и над каждой, огненными письменами, их новые имена. Это было настолько нелепо, что я снова рассмеялась. Нет, ну какая из Улин София. София — это статная брюнетка бальзаковского возраста, а Улин это цветущая веточка аввы. Гибкая, изящная и хрупкая. Да и при чем тут вообще Улин. Ей тоже имя не требуется.

Ах Первая, Первая. Как же тебя назвать то? На «А» Анна, Анастасия, Аглая, Агния. Вот! Агния — Значит агнец. Подходит. Беленькая, тихая. Молчит и улыбается. Лупает своими глазищами на мужа и улыбается. И никого, кроме него, не видит.

Ох, чует моё сердце, долго он, этой пытки любовью, не выдержит. Характер не тот.

Кстати, Давид это любящий, или любимый? Не помню. Да и не подходит ему это имя. Он у нас мальчик суровый. Скорее Эраст. Или Даниил, суд божий. Хотя, Эраст от слова «эрос». Тоже любовь.

Истощенный непосильной работой мозг потребовал заправки, но рука нашарила только гладкое донышко блюдца. Еды в доме больше нет. Пришлось обманывать трудягу остывшим чаем.

А может, таки, Аглая? Кажется, это одна из граций. Как их там? Аглая, Талия, и третья… Федора? Фе… Феодосия? Нет, Феодосия — Это город. Блин, не помню. А было бы здорово назвать трёх сестричек именами харит.

— Альлига! — Раздался снизу негромкий окрик. Я выронила чашечку и та, дзынькнув, разлетелась на каменном полу. Да, нервы и впрямь ни к чёрту. Спросить у Лунны, нет ли у неё подходящего зелья?

— Кто там? — Я перегнулась через перила.

Внизу стояла маленькая женщина, Нянька. Я уже знала, что это не имя, а должность.

— Я могу с тобой поговорить? — Спросила она.

— Это тебе лучше знать, чего ты можешь. — Хотела сказать я, но вместо этого расплылась в гостеприимной улыбке.

— Конечно. Поднимайся.

— Нет, лучше ты спустись ко мне.

Пришлось спускаться.

— Зря ты не захотела на балкон. Там очень красиво. У меня, на днях, ваши мальчики, в гостях были. Оценили. Пойдём на кухню. Там хоть стулья есть. — Щебетала я, проводя гостью по своим владениям, с чувством, глубокого удовлетворения, глядя на её, удивлённое, лицо. Чему удивляется? Чего она тут, ещё, не рассмотрела?

И сама, в свою очередь, удивлялась, не в силах определить, на сколько же она выглядит. То-ли на двадцать, то-ли на шестьдесят.

Центром кухни был круглый стол, с каменной столешницей, из серого гранита. Ну, не совсем круглый. Мы вырезали из валуна плоскую плиту и когда сняли, я не стала ровнять края. Это было так фактурно.

Вся остальная мебель плясалась от стола. Полки, с такими же необработанными краями. Высокие табуреты с низкими спинками и подставками для ног. Из серого же гранита была вырезана ажурная ваза для фруктов, стоящая посреди стола. Возилась я с ней уже третью неделю, и она ещё не была закончена, но уже, вовсю, использовалась. В вазе нашлась приличная кучка вяленой аввы.

Я пригласила гостью за стол и налила чаю. Мы уселись. Отпили по глотку. Улыбнулись друг другу. Снова хлебнули чаю. Вздохнули.

Я кашлянула.

— Прошу прощенья, но мы с тобой так долго не виделись, а столько событий… не напомнишь, как тебя зовут?

— У меня нет имени. — Тихо ответила женщина, и я закашлялась, теперь по-настоящему.

— Ты… — Я вытаращила на неё глаза.

— Да. Я тоже ур. Почему ты удивляешься. Разве женщина не может быть уром.

— Женщина может быть кем угодно. — Прокашлявшись, ответила я.

Я-то подумала об эльфах.

Мы снова отхлебнули по глоточку. Ещё помолчали. Я вздохнула.

— Ты ведь не домом полюбоваться пришла? Что-то случилось? Или дело какое?

— Ты права, девочка. У меня к тебе очень важное дело. Настолько важное, что я не могу говорить о нём прямо сейчас. Сначала, мне нужно, кое-что, узнать и понять. Скажи, тебе здесь хорошо?

Она просто впилась в меня взглядом, а я осела на табурете, как потревоженная опара. Сдулась, пряча глаза.

Хорошо ли мне здесь? С одной стороны — да. Ничего плохого со мной здесь не случилось. Все мои желания исполняются, загадывать не успеваю. Пожелай я луну с неба — достанут. Прямо к утреннему кофию и доставят. Вместо булочки.

— Ответь мне честно. — Она дотронулась до моей руки.

— А если я честно не могу?

— Тогда, соври.

Я усмехнулась.

— А если я совру, когда буду врать?

Она выпрямилась и сложила руки на коленях.

— Что ж, ты достаточно умна, чтобы сделать это. Но я поняла, что тебе тут не очень хорошо. Ты ведь хотела бы уйти. Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. И только поэтому разговариваю, сейчас, с тобой. Только потому, что ты, действительно, умна. Ты должна понять.

— Понять что? — Тоскливо спросила я.

Ох, не нравятся мне эти заячьи петли.

— Скажи, ты хорошо помнишь колыбельную?

— Какую ещё колыбельную? При чем тут…

— Ту, что пел тебе отец. Всю твою жизнь. С самого дня твоего рождения. Каждый день.

Я растерянно пожала плечами.

— Ну-у, вспоминается мне какой-то вой. Ты об этом?

— Да! — Нянька почти легла на стол своей прекрасной грудью и на сей раз вцепилась в мою руку серьёзно. — Ты помнишь? Я же говорю, что ты умница.

Я не была знакома с Нянькой ни близко, ни достаточно долго, и её экспансивность меня слегка напугала.

— Постой, постой. — Я подняла вверх свободную ладошку. — Я помню, что кто-то выл над моей головой, но если тебе нужны слова этой песенки, то извини, я — пас.

— Ты их не помнишь?

Я покачала головой.

— Ни слова?

— …………..

— Альлига, ты должна выучить эту колыбельную.

— Зачем? Я пока не собираюсь рожать. И чужих, тоже, воспитывать не собираюсь.

— Не надо чужих. Это, собственно, не для детей. Совсем для другого.

Нянька сжала мою лапку с такой силой, что я закряхтела и попыталась высвободить свою конечность. Безрезультатно.

— Ты же можешь выучить её? Конечно, она достаточно сложна, но у тебя будет столько времени, сколько тебе понадобиться. Альлига, это очень важно для нас. — Взмолилась она и я дрогнула.

— Хорошо. Я постараюсь. Её обязательно нужно петь?

— Нет. Просто выучить слова.

— Хорошо. — Вздохнула я.

Нянька кивнула и ослабила хватку, и я тут же вернула себе свою, единственную, левую руку.

— У меня ещё один вопрос, можно? — Подобострастно спросила она.

— Давай. — Кивнула я.

— Ты спала всю свою жизнь. Откуда ты знаешь столько вещей? Кто тебя научил всему этому?

— Ну, — Протянула. — Это ты у себя спроси. Кто находился со мной всё это время? Кто мог меня научить всему? Этому.

— С тобой находилась я, твой отец и две горожанки, которые убирали из под тебя нечистоты. Она произнесла это спокойным, ласковым голосом, но в её глазах блеснул нехороший огонёк.

Нечистоты, значит?

— Так, может, это они и научили? — Усмехнулась я.

— Ты, конечно же, шутишь.

Голос няньки не дрогнул, но в глазах снова блеснули огоньки. Эдак она мне весь дом спалит.

— Какие уж тут шутки. Ты заглядывала ко мне пару раз в день, проверить, чистая ли у меня попа. Спасибо тебе за заботу. Папа и того реже, повыть надо мной. Кстати, может, скажешь, зачем он это делал?

— Без этой колыбельной ты превращалась в чудовище. Когда ты была маленькой, то просто плакала, а когда подросла — стала драться. Во время таких приступов двое сильных мужчин едва могли с тобой справиться.

— Какая я молодец. Так вот откуда у меня такая хорошая физическая подготовка. Только вот неувязочка. Я превращалась, как ты говоришь, в чудовище и после колыбельной. Это как?

— Ты помнишь? — Удивилась она.

— Я знаю.

Она настороженно посмотрела на меня, но ничего не сказала.

— Хочешь ещё чаю? — Предложила я.

Нянька вопросительно приподняла бровь.

— Чай. — Я помахала кружкой перед её носом.

— Да. Пожалуй.

Нянька уселась обратно, на стул. Подальше от кружек и от меня.

— Понравилось? — Спросила я, когда она отхлебнула свеженалитого чаю.

— Это вкусно. Необычно, но вкусно. Из чего он сделан?

— Травы. Только натуральный продукт. Никакой химии. Это не только вкусно, но и полезно. Да, обязательно попробуй вот это. — Я пододвинула к ней вазу с вяленой аввой.

Она настороженно посмотрела на грудку красно-бурых кусочков.

— А это что?

— А это авва. Мякоть, подсушенная на воздухе. Ваши мальчики уже пробовали. Им понравилось.

Она кивнула, но от вазы отвернулась. Погладила ладонью камень столешницы и вздохнула.

Я поставила локти на стол, сцепила пальцы и подбородок на них примостила. Как она там сказала? «Это очень важно для нас?» для кого это «для нас»?

— Нянька, это ведь ты пришла ко мне. Это тебе от меня что-то нужно. Может, всё-таки ты скажешь правду, что это за песенка, почему она так важна для тебя и почему я должна тратить своё время на то, чтобы её выучить?

Женщина посмотрела на меня и уже открыла, было, рот, но потом покачала головой отрицательно и печально.

— Нет, Альлига, я не могу тебе сейчас этого рассказать. Потом, обязательно, но не сейчас.

Она прижала ладони к лицу и с силой потёрла. Улыбнулась виновато.

— Давно не спала. Помни, ты обещала мне выучить колыбельную. Попроси Корма, чтобы он помог тебе.

Я улыбнулась и покивала в знак согласия.

— Обещала — выучу. Но взамен, я прошу и тебя об одной услуге. Сверх того, что вы уже сделали для меня.

— Я тебя слушаю.

— Верните маленькую безымянную на место.

— Я не понимаю, о чём ты? Как тебя могут интересовать безымянные?

— Ур, который недавно был здесь, сказал мне, что вы следите за всеми нами. Значит, ты знаешь, о ком и о чём я говорю. А твой вопрос только подтверждает мои подозрения.

— Альлига, ты заблуждаешься.

— Зови меня Аль.

— Хорошо, Аль. — Поправилась Нянька. — Мы, действительно, наблюдаем за происходящим. Это необходимо. Но это же не значит, что мы следим за каждым твоим, шагом. И я, правда, не знаю, о какой безымянной ты говоришь.

Я ухмыльнулась и развела руками.

— Штош. В таком случае я прошу у тебя прощения. Даже дважды. Во-первых, за свои необоснованные подозрения, а во-вторых, за то, что наша договорённость теряет силу.

— Аль! — Она подскочила с места. — Ты не можешь!

— Я всё могу. И все ваши благодеяния мне глубоко до фонаря. Усну сегодня и проснусь дурочкой. Будете мою задницу всю оставшуюся жизнь мыть.

— Аль!

— Я начну учить вашу дурацкую песенку только после того, как увижу маленькую.

— Хорошо! Я найду её для тебя. — Воскликнула Нянька.

Схватила чашку и одним глотком выпила весь чай.

— Кто она? — Женщина слишком резко поставила чашечку на стол и та разлетелась на кусочки.

Уже вторая, за сегодняшний вечер. Слишком легко бьются. Недоработали мы, с Улин. Или температурный режим низкий, или, шпат не полевой.

Я вздохнула.

— Гэдла. С рынка. Маленькая. Безымянная. Что-нибудь ещё?

— Достаточно. — Махнула рукой нянька. — Зачем она тебе?

— Чтобы было? — Буркнула я.

Моя безумная догадка подтверждалась, но не могу сказать, что это меня радовало.

— А если я не найду её?

— Переживу. Надеюсь, что и вы тоже.

ДВОЕ

— У девчонки гипертрофированное чувство милосердия. Она просто рождена для того, чтобы кого-то, спасать.

Ещё немного и я расскажу ей нашу трагическую историю. И все наши проблемы закончатся.

— Если бы мы были дома, я бы сказал: «Дай Бог», но здесь его нет, и он всё равно не услышит.

— Ты всё такой же старый циник.

— Но почему ты не рассказала ей сразу? Зачем эти тайны? Чего ты ждёшь? Когда она снова станет идиоткой?

— Ах, сколько вопросов. Тебе ответить на все, или ты сам поймёшь?

— Ответь. И прекрати эти глупые загадки. Ты владеешь большим объёмом информации. Ты имеешь свободу передвижения.

— А что твои жучки? Обленились?

— Ещё раз говорю тебе, перестань! Ты прекрасно знаешь о режиме экономии. К тому же они выходят из строя. Твои косорукие мальчики могут только ломать.

— Эти мальчики больше твои, чем мои. И чего ты так разошёлся?

— Я задал тебе вопрос! И вместо того, чтобы просто на него ответить, ты устраиваешь свару.

— ……………………..

— Чего ты молчишь?!

— Жду, когда ты успокоишься. Ты прав, времени мало. А у тебя его нет вообще. Мы не можем ждать рождения нового дитя и надеяться, что его параметры тоже будут почти идеальны. И рисковать тоже не можем. И потом, я боюсь эту девчонку. Я уже давно ничего не боялась, а вот её боюсь.

— Ты боишься не её, а того, что у неё ничего не получится. Времени мало не только у меня. Когда я отключусь и ты останешься одна, долго ли ты сможешь продержаться?

— Нисколько. Я и пытаться не буду. Зачем?

— A, кстати, как там наши сердечные дела?

— Какие ещё сердечные дела?

— Ну как же! Ты ведь хотела привязать девчонку любовью. От кого у неё так забилось сердечко в тот раз?

— Я не знаю. Галах встретился с ней два раза. Кажется, он ей симпатичен.

— А Пиллен?

— Пиллен готовится к новой экспедиции. В прошлый раз объект выставил мощную защиту.

— Да, я помню. Но разве он не может уделить немного времени, для нашего эксперимента?

— Он сказал, что всё это глупости. Да уделит, уделит, куда же он денется.

— Замечательно. Мне потом подробненький отчёт.

— Развратник.

— А что делать? Мне тут скучно.

— Скучно ему. Ну, так развлекись, подумай, как вернуть на место эту идиотку. Стереть её память у нас не получится. А отпускать её обратно… Рискованно. Она ведь, начнёт болтать направо и налево о том, что с ней произошло.

— Ты давно не пользовалась библиотекой.

— А при чём здесь библиотека?

— Почитала бы о старых временах. Когда люди обходились без технических средств.

— Я не понимаю тебя.

— Тут и понимать нечего. Просто скажи ей, что, если хоть капля ненужной информации просочится на рынок, или она заговорит об этом с дочерью Корма, мы уничтожим весь ряд.

— Жаль отпускать её. Очень хочется поковыряться в её маленьких мозгах и выяснить, что она там так старательно прячет.

— А кто сказал, что это навсегда? Пусть девчонка сделает, что нужно и эта маленькая гедла в полном твоём распоряжении.

ГЛАВА 2 КОНСТРУКТОР ИДЕЙ

В какой-то мере ур оказался прав, предположив, что мне будет нелегко находиться здесь. Души не души, а первую ночь после бойни я спала так, что лучше бы вообще не ложилась. Но я понимала, что если я сейчас отступлюсь, то дом будет потерян для меня. Я не смогу сюда вернуться.

Надо было срочно отвлечься.

Я повозилась на жёстком сиденье. Может, сделать подушки на скамеечки и превратить их в диванчики? Да, заодно и матрас пружинный. Поди, справятся. Если уж титан сделали. Да, и ткань же! Я совсем замоталась. Забыла. Нет, надо сегодня же этим заняться.

Но мне пришлось дождаться рабочих. Я определила им фронт работ и отправилась в Центр. Папенька напросился вместе со мной. Но сначала мы завернули на его стройку. Какие-то там, у него, вопросы возникли. Оказалось, папенька хотят не две лестницы на второй этаж, а одну расходящуюся наверху.

Я набросала эскиз на второй вариант. Потом ещё пару. Разложила на столе и предложила Корму выбирать. Пока он мучился над готовыми эскизами, набросала ещё несколько.

— Доброго дня. — Услышала я и обернулась. У входа стоял мой водонос. В руках у него снова были две огромные канистры.

— Ну и куда ты опять столько приволок? — Подскочила я. — У тебя здоровья слишком много?

— Я сильный. — Испуганно прошептал горбун. При этом он так вцепился в свои канистры, что пальцы его побелели.

— Да поставь ты их уже. — Рявкнула я. Меня очень напрягали и раздражали эти межсословные отношения. Где бы была местная аристократия без горожан? Что бы они жрали в своём втором круге, интересно? Пластмассу?

— Не сердись, Альлига. — Раздался голос Лунны. — Это я его попросила.

— Зачем? — Одновременно произнесли мы с Кормом.

— Я вчера обратила внимание, что эта вода намного вкуснее той, что обычно пьём мы. Сделала пару анализов. Вы не поверите. Структура этой воды совершенна. Пониженная электропроводимость, а число… Тут пошли такие заковыристые термины, в которых я лично, не то что слов, букв не понимала. Видимо, мой раскрытый рот был, таки, замечен, потому что Лунна прекратила трещать уже на пятой минуте и решительно закончила.

— Так что одну канистру забираю я. Ты не против?

— Почему я должна быть против? — Пожала я плечами. — Пользуйся. Только если тебе ещё понадобится эта вода, то ты попроси помощников принести её. Они целыми днями балду пинают, а он такой маленький. — Кивнула я на горбуна. — Ему тяжело.

— Хорошо. — Кивнула Лунна. — Я так и сделаю. Пару раз принесут, не треснут.

— Почему пару? — Пробормотал Корм, не отрываясь от чертежей. — Ты за два дня хочешь запасти воды на всю жизнь?

— Нет. — Рассмеялась Лунна. — Просто, если сегодня и завтра результаты моих опытов не изменяться, мне уже не нужна будет вода. Мне понадобиться та, кто эту воду наливает.

Я удивилась, и даже Корм оторвался от эскизов.

— Зачем тебе эта горожанка? — С изумлением спросил он. — Ты же не думаешь, что это она меняет структуру воды? Может, всё дело в источнике. Где они берут воду?

— Воду они берут в родниках, на берегу. И анализы оттуда я уже взяла. Из десяти мест. Самая обычная вода. Разве что наминерилизована по-разному, что, само по себе, удивительно. Так что, я именно думаю, что всё дело в маме этого безымянного.

Я заметила, что маленький горбун, широко улыбавшийся до этого, сник при слове «безымянный», и вспомнила, как обрадовался гэдл с рынка, узнав, что я дала ему имя.

— Иди сюда. — Позвала я малыша. И когда он подошёл, выложила перед ним, не самую мелкую, монетку.

— Раз твоя вода такая необычная, значит и цена на неё повышается. И вот ещё что. Обещаю тебе, что до завтрашнего утра я придумаю тебе имя. Дочери Корма не годится иметь в друзьях безымянных. А если кому-то это не нравится, тот может запихать своё, никому не нужное, мнение куда-нибудь подальше.

Я с вызовом посмотрела по сторонам. Лунна смотрела задумчиво на горбуна и молчала. Папа Корм пожал плечами и уткнулся в свои чертежи.

— Значит, кому-то имена придумывать, так да, а как нам, так нет. — Раздался весёлый голос, и в проёме двери показался распорядитель. Подросток с глазами столетнего мудреца.

— Ну почему же, нет. Как раз вчера вечером я нашла вам прекрасные имена. На выбор.

— Опять на выбор! — Возмутился распорядитель. Он прошёл внутрь и приблизился к столу. — Это что?

— Лестница наверх. — Ответил папа. — Можно вот так сделать, или вот так. Сижу, думаю.

— Ага, и здесь выбор. Это ты специально, чтобы нас помучить? — Распорядитель повернулся ко мне.

— Выбор должен быть всегда. — Ответила я. — Вот что бы ты сказал, если бы тебе пришлось жениться на своей первой женщине?

— А я и женился. — Вздохнул распорядитель.

— Ты что, хочешь сказать, что… — Я тыкала рукой себе за спину. Всё-таки плохо, когда у человека имени нет. — Первая твоя первая?

Распорядитель расхохотался. Папа Корм тоже подхихикал ему тихонько. Даже Лунна улыбнулась.

— Ну что ты! Нет, конечно. С той женщиной я развёлся через пол-оборота. Она почему-то решила, что с момента соединения я стал её козлёнком, которого надо пасти. А я пастись не хотел. Развёлся и ушёл работать к урам. Поработал немного и понял, что они неправильно распоряжаются своим временем. Решил заняться этим сам. Уры оценили мои старания. Так я стал распорядителем времени.

— И за это ты и получил статус?

— Статус я получил оборотов через десять. А за что? Я бы не хотел об этом говорить. Дело в том, что работа моя ещё не завершена. Так что награду я получил, так сказать, заранее. И, пока ещё, не отработал её. Так что там, насчёт имён?

— Ты подождёшь до завтрашнего вечера?

— Подождать нетрудно, но зачем, если имена ты уже придумала?

— Ну и как ты себе представляешь это событие? Я тебе называю твоё имя, и ты спокойно уходишь?

— А как еще?

— Как? Я потратила на поиск имён, для вас, время. Я мучилась в сомнениях и испытывала душевный трепет, в страхе, что имена вам не понравятся, и ты думаешь, что я вот так вот, просто, вам их отдам? Нет уж, я постараюсь получить за это побольше удовольствия. Так что, завтра все ко мне. Дом мой, правда, ещё не достроен, но не беда. Разместимся.

Лунна, тебя я тоже жду. Ты же ещё не была у меня. А там, между прочим, уже полгорода побывало. Даже Нянька приходила.

— Зачем? — заинтересовался Корм.

— Просто в гости. — Отмахнулась я.

— Аль! — Корм выпрямился, упёрся кулаками в стол и укоризненно глянул на меня.

— Ну, не просто в гости. Давай, я тебе потом расскажу. Всё равно придётся. Тебя это тоже касается.

Папа раскрыл, было, рот и шагнул ко мне.

— Всё! — Я вскинула ладони. — Меня уже нет. Не рушьте мои планы. Ты идёшь со мной. — Я положила руку на плечико горбуна и его лицо осветилось улыбкой. И я тоже невольно заулыбалась. Широко и счастливо.

Мы отправились к урам. Одной мне идти туда не хотелось. Звать с собой Корма тоже. Так что, мой маленький приятель, очень удачно здесь случился.

— Ну, расскажи мне, как вы живёте? У вас всё хорошо? — Завела я разговор по дороге.

— Живём. — Неопределённо ответил малыш. — А раз живём, то это уже хорошо. Правильно?

— Правильно. — удивлённо протянула я. — А как вы хорошо живёте? Вы только воду продаёте, или что-то ещё делаете? Отец у тебя кто?

— Отца нет. — Спокойно ответил горбун. — Его десять оборотов назад псы убили. Его и ещё несколько человек. Мне тогда семь оборотов было. Мы с мамой одни остались. А через пару смен я в лесу ливу нашёл. Дикую. Полез за плодами и упал. Целый оборот лежал. Никто и не верил, что я встану. Маме говорили, чтобы к гэдлам унесла, но она отказалась. Пока меня поднимала, у самой ноги болеть стали. Теперь почти не ходит. И на руках пальцы у неё скрутило. Ни прясть, ни вязать не может. Её могли бы вылечить в Центре, но у нас нет денег. Вот и торгуем водой. Я ношу, она продаёт. Я бы мог работать, но я же безымянный. Кто меня возьмёт? А я много чего умею. Ты что, плачешь? — Он резко остановился, и я чуть не споткнулась об него.

— Что?

— Ты плачешь. Это из-за меня, что ли?

— Нет, что ты. — Улыбнулась я, вытирая слезы. — Просто соринка в глаз попала. Не обращай внимания. Уже вымыло.

— Ну, если вымыло, то ладно. — Кивнул он. — Ты не думай. У нас хорошо воду берут. Мама самый вкусный сироп делает. К тому же я маленький. Мне много еды не надо.

— Да ты, дружочек, оптимист.

— Что значит, оптимист?

— Это человек, который никогда не унывает. И даже в плохом видит хорошее.

— Посмотри на меня. У меня нет имени. У меня никогда не будет жены и детей.

Ни я, ни мои родители никогда не возродимся. У меня только одна жизнь. И глупо проводить единственную жизнь в слезах. Ведь, правда?

— Да ты философ.

— Кто?

— Ну, это такой человек, который точно знает, для чего ему дана жизнь. И как это использовать.

— Да. Я философ. — Подтвердил маленький человечек. — Правильно повторив незнакомое слово.

— А знаешь, у нас на рынке недавно такое случилось.

Он рассказал мне забавную историю про управителя рынка и одну из торговок. Их частые перепалки собирали много зрителей. Люди передавали, потом друг другу, кто из них, кому, что сказал. Старались при пересказе ничего не упустить. Вот и сейчас маленький горбун, в лицах, со всеми интонациями, передавал мне последние известия с «фронта». Получалось, действительно, забавно.

Так, смеясь, мы и вошли во двор Центра. Там никого не было, но это меня не очень смутило. Сейчас появятся. И точно, не прошло и пяти секунд, как из-за угла выскочил Красавчик. Улыбка до ушей, запыхался весь.

— Неужели Звезда осветила наш дом? — возвестил он. — Какая нужда привела тебя к нам, Дивная? Каким твоим бедам мы обязаны удовольствию видеть тебя?

Он взял мою ладонь и поднёс её к своему лицу. Опустил вниз, не отпуская. То, что это их фирменный жест приветствия, я уже поняла. Вот только суть этого жеста была мне непонятна.

— Не бедам, не надейтесь. — Улыбнулась я. — Я по делу. Мне ткань нужна. Много.

— Какая именно и сколько?

— Очень много. А какая…? Это посмотреть надо, какая у вас вообще есть. Я не видела здесь то, что мне надо, но папа сказал, что её можно сделать. Если мы с ним правильно друг друга поняли. — Я заглянула в глаза Красавчику.

— Разумеется. Любая твоя фантазия.

Значит, любая? Ну-ну. Я думаю, ты бы так не говорил, если бы знал, что я могу «нафантазировать».

— Ну, что-ж. Веди меня, прелестный проводник, сквозь лабиринты суетных желаний. — Продекламировала я невесть откуда взявшиеся строки. Даже сама не ожидала.

Он не ожидал ещё больше, потому что резко, до боли, сжал мою руку и так посмотрел на меня, что я вздрогнула.

— Что случилось?

— Нет, нет. Ничего. — Он приобнял меня за талию и слегка прижал к себе. Да что он себе позволяет? Я попыталась отодвинуть его от себя, но не тут-то было. Это всё равно, что дерево двигать. Растущее.

— Продолжай. — Сказал он, глядя мне в глаза с таким вниманием, будто я должна была зачитать завещание его, страшно богатой, тётушки.

— Чего продолжать? — Не поняла я.

— Это ведь стихи? Продолжай.

— Да никакие это не стихи. Так, ляпнула, не подумав. — Начала отбрыкиваться я.

— Это правда?

— Я тебе когда-нибудь врала? — Возмутилась я.

— До сих пор, ни разу. — Улыбнулся Красавчик.

На этот раз мы не вошли в большое здание, а обогнули его и двинулись вглубь огромнейшего двора. Справа и слева тянулись два огромных ангара с полукруглыми крышами. И много, много дверей.

А что у вас тут?

— Спальни.

Я резко остановилась.

— И мастерские тоже. — добавил Красавчик и потянул меня дальше.

Я обернулась. Горбун семенил за нами. Хорошо. Всё не одна.

— Сюда. — Пригласил Красавчик. Я зашла в темноту, а он махнул рукой, и помещение медленно осветилось.

По середине, небольшой комнаты стоял стул с высокой спинкой и подлокотниками. И, кажется, даже, вращающийся. Здорово! Хочу такой. Перед стулом, прямо в воздухе, висела панель. Прозрачная, с такими же прозрачными, едва заметными клавишами.

Я, не веря своим глазам и почти не дыша, подошла, села на стул и занесла руки над панелью. По верхнему ряду пробежали огоньки.

— Доброго дня. — Раздался красивый голос. Низкий женский или высокий мужской. Не понять.

— Привет. — Улыбнулась я.

— Передача будет ……… или………? — произнёс голос два совершенно непонятных мне слова. Я беспомощно оглянулась на Красавчика.

— Ты будешь задавать команды голосом или воспользуешься……? — Снова неизвестное слово, но он, кажется, имел в виду клавиатуру.

— Я бы голосом, но она такие слова говорит, которых я и не знаю. А с этим — Я ткнула в панель. — Я вообще не разберусь.

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе?

— А ты как думаешь? Я сюда на эту красоту пришла полюбоваться? Помоги, конечно. — Проворчала я.

— Он подошёл ко мне и встал за спиной. Взял меня за запястья и положил их на панель. Она немедленно осветилась нежным голубым светом.

— Теперь набери слово ткань.

— Как? — Вытаращилась я на него. — Я же не знаю… — Я потыкала пальцем в клавиатуру и с запоздалым озарением закончила. — Как.

По уму, мне и на этот вопрос знаний не должно было хватить. Я сначала хотела мысленно себя стукнуть по голове, но потом махнула рукой. Чего уж теперь. Одной постройки моего дома достаточно, чтобы любой дурак понял, не вчера я родилась.

Я хмыкнула и с вызовом посмотрела на Красавчика. Он развернул кресло и, упёршись руками в подлокотники, склонился ко мне и спросил.

— Ничего не хочешь мне рассказать?

— Не-а. — Помотала я головой. — С какого перепугу?

— Я не понимаю причины твоей скрытности, девочка. — Проникновенно произнёс Красавчик, заглянув в мои глаза. — Это могло иметь смысл, будь вокруг тебя враждебные тебе существа. Но неужели за то время, что здесь находишься, не поняла, что никто не желает тебе зла? Я не предлагаю тебе считку, я даже не прошу посмотреть твои сны. Но неужели ты боишься хотя бы сама рассказать то, что сочтёшь нужным?

Я взяла пальчиками выбившуюся прядку волос и намотала её на кончик носа.

— Ну-у, — Протянула я задумчиво. — Я могу рассказать тебе, как вялить авву. Но только после того, как мы сделаем ткань. Это знание слишком ценно для меня, чтобы разбрасываться им просто так, за здорово живёшь.

Он наклонился к моим волосам и с силой втянул в себя воздух.

Я отшатнулась.

— Ты всё-таки боишься.

— В этом мире я ничего не боюсь. — Сказала я. — Просто мама не велела мне целоваться без любви.

Теперь пришла его очередь хлопать глазами. А я развернулась к панели и добавила.

— Ткань то делать бум? Или я пошла?

После секундного колебания он протянул руку и набрал на панели несколько символов.

— Теперь смотри. Вот это — ……., вот это ……., а это..……Справишься сама?

Я улыбнулась широко.

— Конечно, справлюсь. Если ты объяснишь мне, что ты сейчас сказал.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, покусывая губы. Кстати, ему это очень шло. Красиво очерченный рот и взгляд тёмно-синих глаз из-под пушистых ресниц были выразительны и притягивали к себе, как притягивает пропасть или водоворот. Одно плохо — брюнет. Не моя масть.

— Как же тогда тебе объяснить? — Пробормотал он.

— А ты представь себе, что я ещё ребёнок. И ты меня учишь.

Он усмехнулся.

— Ладно, ребёнок, слушай. Всё, что ты видишь, состоит из маленьких частиц. Таких маленьких…

— Я поняла. — Подняла я руку. — Как они называются и где эта кнопка?

— Атомы. — Сказал он, и я приподняла брови. Надо же, сохранилось слово.

Для начала откроем новый ххх.

Красавчик произнёс слово, которое я перевела для себя как «файл»

— Ты ведь была у Эйслета? Видела его рисунки? Вот, это тоже файлы, только виртуальные. И чистые.

— Включаешь. — Он нажал на клавишу, и над панелью засветился огромный куб.– Теперь так. — По кубу разбежались сотни огоньков. Разбежались и в ряды выстроились.

— А теперь рисуй. Просто пальчиком. Нитка так, нитка — вот так. Потом дублируешь. Вот так.

— Так тут же отдельные нитки получаются.

— Не переживай. Программа сама все додумает.

Он провёл пальцем по экрану вертикально и горизонтально.

— Вот так и так. Вариативность. Жёсткая ткань, мягкая, блестящая или редкая.

Эта кнопка поможет тебе сделать ткань такой величины, какой тебе надо. Правда, не бесконечной.

— А она может сделать ткань, как козья шерсть, такой… — Я помахала руками, не зная, как сказать, «лохматой»

— Пушистой? — Догадался Красавчик, и я радостно закивала.

— Зачем тебе шерсть?

— Хочу. — Надула я губы. — Я маленький ребёнок. — И засмеялась.

Он улыбнулся тоже.

Я провела за панелью больше шести часов. Совершенно забыла о времени. Так интересно было. Освоила целых несколько функций.

Красавчик с удовольствием мне помогал. То есть делал за меня всю работу. И при этом учил. Терпеливо объяснял, пояснял, разжёвывал.

Трёхмерное изображение готового продукта висело за панелью на уровне глаз и выглядело совершенно как настоящее. У меня рука так и тянулась пощупать.

Когда количество образцов перевалило за сорок, Красавчик предложил остановиться и отдохнуть.

— Да я и не устала вовсе. — Отмахнулась я.

— Ты то, может, и нет, а я устал. Да и твой спутник тоже.

Я обернулась. Горбун свернулся калачиком прямо на полу и спал.

— А сколько времени? — Оглянулась я на проём.

— Скоро вечер.

— Ого! — Я вскочила с места. Наклонилась к спящему, потрясла его за плечо.

— Вставай пришёл.

— Да, мам. — Подскочил он и заозирался. — Ой!

— Всё нормально. — Успокоила я его. — Идём. Засиделись. Выгоняют нас.

— Что ты, Аль. — Переполошился Красавчик. — Я тебя не выгоняю. Просто хотел, чтобы ты отдохнула. Ты за целый день глотка воды не выпила.

— А ты?

— И я с тобой.

— Ну и вот. — Мудро заметила я. — Значит, до завтра?

— Ты придёшь ещё? — обрадовался ур.

— И не надейся. Обязательно приду. Так что запасайся бутербродами.

Слово «бутерброды» я произнесла совершенно спокойно. Не так давно я сварганила первый сандвич, и с тех пор фастфуд обретал всё большую популярность. Даже на рынке появились прилавки, где вам на ходу сооружали бутербродик с любыми продуктами.

— Когда тебя ждать?

— А прямо сейчас и начинай. Когда это будет готово? — Я кивнула на панель.

— Да оно уже готово. Сколько тебе сделать?

— Всего помаленьку. — Я показала размеры, сантиметров на сорок.

— Так мало? — Удивился Красавчик.

— Это пока. Посмотреть в натуре. Может, что и не понравиться.

— Хорошо. Куда тебе принести?

— В мой дом. Если не трудно.

Не знаю, подоспели мы к ужину или нас ждали, но на столе всё ещё было нетронуто.

Сегодня за столом было тесно. Собрались все. Папа, Лунна, и всё святое семейство во главе со свежеобретённым зятем.

— У нас сегодня особенный день? — Вопросила я.

— Нет. — Ответил папа, но все сидящие переглянулись и, ожидающе уставились на меня, светясь улыбками.

— Что за тайны?

— Я сказал своей супруге, что ты придумала нам имена…

— Завтра, всё завтра. Сегодня даже не заикайтесь. Присаживайся, малыш. — Пригласила я своего приятеля.

Мы уселись за стол и набросились на еду. Вернее, это я набросилась. При виде вкусняшек мой желудок наконец-то вспомнил, для чего он существует. И весьма нескромно напомнил о себе. И мне и всем присутствующим.

— Ну что же вы? — Оторвалась я от мясного пирога. — Ешьте. И не смотрите на меня, как будто я вам есть не даю. Я сказала, завтра, значит, завтра.

После того как пузико моё было уже основательно набито, я позвала Лунну на свежий воздух. Нужно было обсудить с ней окончательное меню на праздничный вечер.

глава 3 Первый праздник на деревне

Готовился этот вечер уже не первый день.

Идея праздников родилась в тот миг, когда я услышала о соединении, то есть о свадьбе распорядителя и старшей дочери Улин. Мне было очень странно узнать, что здесь, вообще, нет никаких праздников.

Любое, самое первобытное общество имело обычаи, связанные со сбором урожая, охотой и прочими значимыми событиями. Обряды и жертвоприношения, предполагающие общий сбор с последующим весельем или, хотя бы, совместной жратвой.

А здесь ничего подобного не было. Даже банальных молодёжных танцулек. Да что там танцулек. Хотя бы просто пообщаться, повеселиться и пофлиртовать друг с другом. Нет.

Со своей любимой игрой в минибол горожане собирались небольшими группками, не додумавшись до большого общегородского турнира.

То-то и ходят они, все одинаковые, как из инкубатора. Скучные и серые. И всё их развлечение сводится к скандалам, между директором рынка и торговками.

Нужно было срочно наводить свои порядки. Пока еще все прыгают вокруг меня, на цырлочках и исполняют любую прихоть.

Что-то мне подсказывало, что вечно этот праздник жизни продолжаться не будет.

Три или четыре дня назад, у нас с Лунной, получился наконец-то, опытный бисквит. Да такой получился, что я и сама удивилась. Пышный, воздушный. Он таял во рту, оставляя после себя вкус ванили и тихую печаль.

Лунна была просто потрясена, когда услышала от меня, что это только начало. Я составила ей несколько рецептов крема. Предложила попробовать ей пропитать корж разными сиропами, прикинула, чем можно будет украсить торт, и, оставив окончательный выбор на её совести, улетела по другим делам.

Переговорив с Лунной, я отозвала в сторону Улин.

— У тебя всё готово?

— Да, конечно. — Ответила художница и, немного помявшись, спросила. — Аль, а можно мне делать ещё такие вещи? Для продажи.

— А почему нет то? — Удивилась я.

— Это всё-таки ты придумала.

— Во-первых, это придумала совсем не я, а во-вторых, ты ведь не думаешь, что я буду отбивать у тебя хлеб. Даже если мне придётся зарабатывать самой, я найду, чем заняться, поверь.

Потом мы с папой Кормом долго обсуждали все плюсы и минусы той или иной лестницы. В результате нарисовали ещё одну и принялись мастерить макет.

Домой я отправилась уже по темноте. От папиного предложения проводить меня, наотрез, отказалась. Хотелось немного подумать по дороге, а какая думалка, если надо с кем-то, разговаривать?

Топая по тропинке, освещаемой тремя шарами, летящими над моей головой, я вдруг поняла, что сегодня я ни разу не видела Эйслета. Чуть не повернула обратно, но решила, что если бы что случилось, типун мне на язык, уже сказали бы. У плохих вестей длинные ноги.

Уже подходя к дому, я увидела свет на балконе и чью-то фигуру за столом. Ах, вот ты где. Ну что же, я с тобой совершенно согласна. Здесь очень здорово. Только покормить тебя нечем. Разве что сухарик, какой в углу, завалялся.

— И долго ты так сидишь? — Радостно крикнула я, поднимаясь на балкон.

— Не очень. — Раздался голос, и я слегка вздрогнула, потому что это был не Эйслет.

За столом сидел ур, с которым мы на псов ходили. На столе, перед ним, лежал большой тюк.

— Я принёс тебе образцы тканей. Но ты, наверное, устала?

Да какое там. Я как про ткани услышала, так всю мою усталость, как корова языком.

— Давай, показывай. — Я уселась за стол напротив ура.

Он взял мешок за ушки и одним движением, вывалил его содержимое на стол. Я вцепилась в лоскутики, как дикарь в стеклянные бусы. Перебирала, терла, пробовала и на разрыв, и на мягкость, и на зуб.

Потом, смутно вспомнив о законах гостеприимства, предложила уру спуститься вниз и подогреть чаю. Самому. Заодно попросила принести ещё светящихся шаров. Они были припасены для завтрашнего торжества и хранились, сваленные в кучу, прямо на полу, в центральной зале.

Мы просидели довольно долго. Пили чай с тремя кусочками вяленой аввы, честно поделив их пополам. Перебирали лоскутики, и ур, то и дело, спрашивал меня, для чего мне тот или иной лоскут. А я с позорным запозданием поняла, что надо было попробовать сделать ткани цветными. И о матрасе мягком вспомнила. Тоже вовремя.

— Послушай. — Обратилась я к уру. — А из чего у вас эти штуки, которые на стене, ну, такие… — Я, смыкая и размыкая ладони, показала, какие именно. — У вас есть ещё такое…

Ур с таким удовольствием расхохотался, что я даже не обиделась.

— Альлига, ты меня поражаешь. Знать то, что неизвестно ни одному горожанину, и не знать простых вещей. Как такое может быть?

— А я спала всегда на одной стороне, вот и прищемила половину мозга. — Ответила я.

Ур снова расхохотался.

— Хорошо. Считай, что я принял твоё объяснение.

Я хмыкнула. А куда бы ты делся.

— Так есть или нет?

— Дивная, даже если бы это — Он помахал ладонями, подражая мне — Было последним, я бы отдал тебе всё.

— Я тебе так дорога? — Подхватила я его игру.

— Ты и представить себе не можешь, как. — Неожиданно, серьёзно ответил ур.

— Приму к сведению. — Отчего то, смутившись, пробормотала я. — Так что там с этой фигнёй.

— Скажи, сколько тебе нужно и что из неё сделать.

Мы провели ещё примерно полчаса. Я объяснила уру, какие именно должны быть пружины и как их потом, крепить и как готовое изделие будет выглядеть. Ур внимательно смотрел и кивал головой. А когда я сказала, для чего эта штука предназначена, он сначала поднял взор в ночное небо, а потом, мечтательно улыбнувшись, произнёс.

— Я бы тоже не отказался на этом поспать. — И выразительно, так, на меня, глянул.

Я губки бантиком сложила, ресничками похлопала и ответила невинно.

— Так в чем же дело? Сделай ещё один, для себя, и спи, сколько хочешь.

Он вздохнул, разочарованно и встал.

— Мне, пожалуй, пора. Значит, это, это и это надо сделать к завтрашнему вечеру?

Я кивнула. Память ура просто поражала. Я сначала предложила ему записывать, какого размера мне нужен тот или иной кусок, но он сказал, что и так всё запомнит. Невелика хитрость.

Ур сгрёб обратно в мешок всё, что я отложила, и начал медленно спускаться по лестнице.

— Эй! — окликнула я его, и он обернулся с таким счастливым выражением на лице, что мне даже немного стыдно стало. — А подъёмник вы уже сделали?

Он покачал головой укоризненно.

— Да. Завтра установим.

Я проводила его взглядом. На большее не хватало сил, и подумала, что надо срочно делать диванчики. Вот завалилась бы сейчас, прямо тут, как было бы здорово.

Назавтра я, бессовестно, проспала. Когда я выползла со своих антресолей, куда не попадал солнечный свет, выяснилось, что этот самый свет уже вовсю сияет. И довольно давно. Недалеко от входа маячил помощник.

— Чур, меня. — Пробормотала я. — Ты откуда, горе? Чьей дурной волей тебя сюда занесло?

— Меня послали сказать тебе, что безымянная гэдла вернулась на своё место на рынке. Ты можешь увидеть её там, в любое время.

Развернулся и пошёл прочь.

Он произнёс нужные слова. Выполнил свою миссию. И теперь ничто не могло вернуть его обратно. Разве только другое задание.

Я подумала, что надо бы передать с ним мольбу о пище. Но поздно. Парень уже скрылся из виду. Придётся самой. Да ладно. Что такое семь километров для дурной собаки?

Я нырнула в свой бассейн и, тут же, с визгом, выскочила. Вода-то ледяная. Но сон смело, как помелом.

А здорово тут у меня. — Подумала я.

«У меня»? Неужели привыкаю?

Времени было мало. К Лунне я заскочила буквально на минутку. Она, как опытный дирижёр, вела свой маленький оркестр. Помощницы её кружили по кухне в плавном, несуетном танце.

Ни одного лишнего движения, но всё, в их руках спорилось.

Мы с Лунной уточнили время, я показала, как работать с кулинарным шприцем, который, за полчаса до этого, принёс помощник.

Две помощницы собирали корзинки с едой. Наверное, на стройку. Я подхватила маленькую корзиночку с пирожными, послала всем воздушный поцелуй и выскочила из кухни. На рынок я летела, как на первое свидание. Не чуяла под собою ног и не видела ничего вокруг. Быстрей, быстрей. Вот и рынок. Вот и ряд гэдлов. Я влетела в гомонящую пестроту, и неожиданно вокруг всё стихло. Я огляделась. Все глаза были устремлены на меня.

— И в чём дело? — Завопила я. — У меня что, рог на лбу вырос?

— Нет. — Прошелестел ряд.

— Тогда чего вы на меня так уставились?

Я потихоньку начала пятиться назад, но тут до меня донеслось знакомое «Арргум!» и я моментально успокоилась. Через секунду и Кавзимода показался между рядов. Подкатился и встал передо мной, как лист перед травой, улыбаясь счастливо.

Я погладила его по щеке, и он заулыбался ещё шире, хотя это казалось совершенно невозможным. Достала из корзиночки пирожное и протянула ему. Горбун целиком запихал лакомство в рот и проглотил, даже не жуя.

— А где маленькая?

Горбун нахмурился, сгорбился ещё больше, развернулся и пошёл прочь. Я оторопела. Неужели Нянька меня обманула? Но Квазимодо обернулся и махнул мне рукой, мол, пошли, чего стоишь. Я двинулась вслед за ним.

Мы перешли через помост и углубились в «трущобы». Шагов через тридцать я поняла, что мне здесь нравиться. Тут тоже были круглые домики-каморки. Но помимо них гэдлы построили ещё открытые беседки, увитые роскошными вьюнами. Здорово! И красиво.

Вот в одну из таких беседок и привёл меня Квазимодо. Не доходя до беседки, он громко зарычал, будто предупреждая. Я рванула вперёд и успела заметить, как большие руки накрыли плотной тканью нечто, лежащее на маленьком столике.

Мы вошли. Прямо на зелёном полу, скрестив ноги, сидел Кинг.

— Привет. — Я уселась на пол, скрестив ноги, так же, как и он. — Я по делу. А это вам.

Я провокационно сделала вид, что хочу поставить корзинку на столик, и он испуганно прикрыл столик ладонью. Усмехнувшись, я поставила корзинку на пол.

— Мне сказали, что маленькая гэдла вернулась. Я хочу её видеть.

Кинг задумчиво посмотрел на корзинку, покусал губы и произнёс.

— Да. Она действительно вернулась. Но видеть её нельзя.

— Почему? — Я подалась к нему. — Что с ней? Она здорова? Что с ней сделали?

— Так много вопросов сразу. — Тихо сказал Кинг. — С ней всё хорошо. А видеть её нельзя, потому что она этого не хочет.

— Кинг. — Улыбнулась я левым краем губ. Правую сторону слегка свело. — Она нужна мне не для пустого гадания. В прошлый раз она сказала кое-что обо мне. И я хотела бы поговорить с ней на эту тему немного подробнее.

Он вздохнул и наклонил голову.

— Что у тебя тут? — Я протянула руку и сдёрнула ткань со стола. Он не успел меня остановить. Его вскинутая рука замерла над глиняной плиточкой. На плиточке были рассыпаны какие-то мелкие детальки серого цвета.

— Это что?

— Так. Игрушка. — Буркнул Кинг, отобрал у меня тряпочку и снова накрыл ею столик.

Я встала на коленки и упёрлась руками в стол, нависнув над ним.

— Сколько денег ей надо? Ты знаешь, я за ценой не постою. Говори, ну!

Он попытался было подняться, но, взглянув мне в глаза, осел.

— Она не возьмёт никаких денег. Она не сможет тебе помочь.

— Чем они её запугали?

— Её никто не запугивал. — Кинг покачал головой. — Она ходила в лес. Не спрашивай меня, зачем. Я и сам не знаю. А когда вернулась, долго плакала и сказала, что никого не хочет видеть.

Он был достаточно убедителен, и мне не хватило совсем чуть-чуть, чтобы ему поверить. Я встала.

— А ведь я дала тебе имя.

— Ты можешь забрать его. — Глухо ответил он, опустив голову. И именно вот этот его ответ окончательно убедил меня в том, что он врёт.

— Я не забираю свои подарки. — Ответила я. — Пользуйся. И пусть оно напоминает тебе об обманах и глупых надеждах.

Уже на пороге я обернулась и тоном, не допускающим возражений, сказала.

— Я хочу её видеть. — И в ответ на его растерянность, рявкнула. — Я сказала — видеть, а не говорить! Не хватало ещё. — Добавила я презрительно.

Кинг взглянул на горбуна и едва заметно кивнул. Карлица оказалась неподалёку. В соседней беседке. Возможно, она и слышала наш разговор. Она сидела за таким же столиком и перебирала травы.

Синяков на её гладеньком личике я не заметила, иглы из-под её ногтей не торчали. В общем, выглядела она вполне нормально. И вела себя совершенно спокойно. Посмотрела на меня, кивнула и снова занялась травами.

Я даже усомнилась в своих подозрениях. А может, и правда…?

В любом случае здесь мне ничего не светит. Значит, остаётся жээн.

Я развернулась и пошла прочь. Дел сегодня было много. Праздник, как-никак. Первый праздник в этом городе. И я должна постараться.

Наступил вечер. Как ни странно, но всё было готово в срок. Подарки дожидались своего часа в укромном месте. В парадной зале уже был собран большой стол. Именно для него мне и нужна была конструкция, названная урами, подъёмником. Простая в своём исполнении, но сочиняли её умники не один день.

Столешница, составленная из нескольких каменных плит, установленных в круг, была одновременно и полом. Механизм приводился в действие одним нажатием. Смонтировали мы это инженерное чудо едва не в последний момент. И оставшиеся полчаса играли с подъёмником, поднимая и опуская плиты. Сколько было высказано восторгов и комплиментов в обе стороны, не передать.

О том, как и где были добыты цветы для этой клумбы, нужно рассказывать отдельно.

Однажды, не так давно, стоя на скале Эйслета, я увидела внизу нежно-сиреневое пятно. Не поленилась, потратила полдня, чтобы найти спуск в долину и добраться до места. Пятно оказалось целой лужайкой цветущих орхидей, с дивным, чуточку пьянящим запахом. Именно из-за этого запаха я была предельно осторожна. Сорвала один цветок, зажав стебель листиком лопуха, и радостно попрыгала в Центр.

Цветок я принесла нашей божественной поварихе. Она у нас по ботанической части, вот пусть и разбирается.

Лунна разобралась давно. Все орхидеи, цветы, деревья и травка, растущие в окружающем лесе, были в её каталоге. Не были обойдены вниманием грибы и ягоды.

Я застала её в самый неподходящий момент. Шёл финальный цикл какого-то, очень важного эксперимента, и Лунна просто прилипла к своим ретортам и колбам. Я на её месте, развернула бы посетителя спиной, указывая направление, да еще и ускорения придала, волшебным пенделем.

Но белокурая богиня бюксов и эксикаторов, потратила это время на то, чтобы открыть мне файл с каталогом, на висящем в каморе мониторе. Ткнула пальчиком в пару клавиш и велела поднести цветок к экрану. После чего вставила мне в уши две пуговки и вернулась к рабочему столу.

Я, минут десять слушала лекцию о конкретном виде семейства орхидных. Узнала, что соцветие состоит из кучи деталей, названия которых были мне абсолютно непонятны. Фрициллии, адроцеи, кастетумы. Всё это звучало для меня как заклинание свихнувшегося мага и не добавляло ни грамма полезной информации. С трудом прослушав весь этот заумный, текст и наковыряв из него горсточку знакомых слов, я выяснила, что цветы, при правильном обращении, не опасны. Разве только в большом количестве и в закрытом помещении. Да и то, голова поболит и всё. Ну и потошнит немного. А так они совершенно не опасны. Если их не есть.

Жевать траву я не собиралась, зала у меня всеми ветрами проветривается, а вот пренебрегать такой красотой я не хотела. Да и Лунна попросила меня принести ей, при случае, ещё парочку этих редких цветов.

На следующий же день мы с бригадой, отправились в долину. Чтобы выкопать часть клумбы и пересадить поближе. Пока что в мою столовую. Если они такие редкие, то стоит заняться их разведением.

Взяли с собой корзинки с едой и, быстренько управившись с делом, устроили пикничок.

Когда мы уже собрались домой, самый младший спросил меня, придём ли мы сюда ещё раз.

— Может и придём. — Пожала я плечами. — А что?

— Здесь так хорошо было.

— Так кто тебя не пускает? Возьми папу с мамой и приходите. Соседей пригласи. Только вон на ту скалу не вздумайте соваться. Лично ноги переломаю. И чтобы чисто после вас было.

— А когда же нам с мамой то…? — Растерянно спросил он.

Я уже хотела сказать, что в выходные, и тут поняла, что выходных никаких нету. Мы работаем каждый день. Значит, время работы у них тут ограничено, а выходных нет? Непорядок.

Орхидеи были высажены в специально для них сделанную, клумбу и теперь благоухали, затмевая аромат огромного торта, который стоял на отдельном столике.

Тут надо сказать, Лунна расстаралась. Не знаю, из чего она сделала эти цветы с прозрачными, нежно окрашенными лепестками и изящными зелёными листиками. Каким чудом создала тонкую серебряную паутинку с синими росяными каплями, но на такое, даже у меня, не хватило бы фантазии.

Помощницы уже расставили на столе великолепный сервиз, сделанный умницей Улин. Именно про него она и спрашивала меня вчера.

Сервиз был окрашен в алый цвет с тёмно-синим орнаментом по краю. Такое сочетание дало неожиданный эффект. Если посмотреть прямо на один из предметов, а потом тихо отвести взгляд, то на периферии зрения вспыхивал пурпурный цветок.

Скоро должны явиться приглашённые. Я велела подойти им строго к определённому часу. В этом тоже был свой смысл.

Несколько светящихся шаров висело в воздухе, но не они давали основной свет.

Я три вечера гоняла своих работников вверх и вниз по лестнице, пока добилась нужного эффекта. Теперь, хитро прикрытые кустами и экранами, шары так освещали весь ансамбль, что в сумерках обычная коробка здания казалась призрачным замком Фата Морганы, а в темноте дом будто плыл по воздуху.

Я с улыбкой вспомнила, как мои мальчики стояли и, открыв рты, любовались на это великолепие. А потом кто-то тихо выдохнул.

— Неужели это мы сделали?

Со стороны тропинки послышался шум, и я повернулась навстречу гостям.

Вечер прошёл великолепно. С учётом того, что это была первая ассамблея в истории Города.

Конечно, в идеале, на балконе должен был сидеть сводный оркестр, на лужайке вальсировать юные пары, а воздух должен был периодически освещаться разноцветьем салюта. Но что поделаешь. Я не знала, как делаются фейерверки. Знаю, что там, кажется, порох присутствует. Даже знаю, что порох из селитры делается. А может и не из селитры. Да и селитру, где взять, даже если бы я знала, что это вообще такое и как оно выглядит. Читывала в одной книжке, что её где-то, на помойках добывают. Но этим, мои познания в пороховедении и ограничивались.

А для танцев нужна была музыка. О которой я, со своими хлопотами, совсем забыла.

Однако, повторюсь. С учётом того, что это была первая ассамблея, вечер прошёл просто прекрасно.

Когда мои гости вышли на полянку перед домом, они остолбенели от такой красотищи.

Столбенели они достаточно долго. Пришлось их немного потормошить. Потом была проведена краткая экскурсия по дому для тех, кто был тут впервые. Вход в парадную залу был пока закрыт. Торт должен был стать отдельным сюрпризом.

Потом было подано горячее. Шведский стол, правда, никого не удивил, но то, что столики были освещены каждый своим шариком, а замысловато украшенные блюда соперничали красотой с цветами, выложенными между тарелок, было воспринято достойно.

Выбрав время, я захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание. Привлекла. Все уставились на меня с удивлением, а папа Корм даже с некоторым испугом.

— Со мной всё в порядке. — Успокоила я его. — Просто я вас сюда пригласила не только для того, чтобы покормить. Слава Звезде и Лунне, во втором круге никто не голодает. Я пригласила сюда всех, с кем, так или иначе, связана моя жизнь в последнее время.

При этих словах Корм заметно побледнел.

— Папа, успокойся. Сегодня всех ожидают только хорошие новости. Во-первых, мой дом, который вам, надеюсь, понравился, построили эти достойные люди.

Я по именам перечислила своих мальчиков. Неважно, что ребят и так все знали. Их знали как горожан, а значит, они были безликой массой, пригодной для выполнения определённой работы. Я же успела за время стройки со всеми близко познакомиться и немного подружиться. А с тем же Максом, так и не немного. Отныне же они не просто работники для чего-то там. Они признанные строители. Страна должна знать своих героев! Я сказала!

После этого вперёд выступил Красавчик. Сегодня я потратила целый час времени из сегодняшнего драгоценного дня на то, чтобы рассказать ему о Махе, которого я уже звала Макс, и попросить Новое имя для него. Это оказалось нетрудно. Парень и в самом деле заслужил.

— Горожанин Мах, подойди ко мне. — Возвестил Красавчик.

Макс подошёл, заметно волнуясь. Шёл к Красавчику, а смотрел на меня, и я улыбнулась ему ободряюще и подмигнула.

— В присутствии свидетелей объявляю тебе, что ты получаешь Новое имя. Как бы ты хотел называться? — Произнёс Красавчик принятую формулу.

— Альлига называет меня Макс. — Немного дрожащим голосом ответил парень.

Красавчик кивнул головой в знак того, что Новое имя услышано, и парень отступил назад, намереваясь встать на место.

— Погоди. — Остановила я его. — Это ещё не всё. За время стройки ты дал мне немало дельных советов. Вряд ли мой дом был таким без твоего участия. Поэтому ты отныне называешься мастером-строителем и позволь вручить тебе знак твоего отличия.

С этими словами я повесила ему на шею четырёхлучевую звезду на тонкой ленточке.

Звезду эту я сегодня у уров забацала, за пять минут. Красавчик, в ходе моего рассказа, совмещая приятное с полезным, показывал мне местный монетный двор и я, любопытства ради, начертила форму и, щедро добавив красителя, нажала «исполнить». Потом повертела готовое изделие в руках и вопросительно посмотрела на Ура.

— Я могу её взять?

Он осторожно коснулся губами моих пальцев и ответил.

— Дивная, всё, что ты здесь видишь, принадлежит тебе. В том числе и мои мысли.

— Ну, чужих мыслей мне не нать, своих хватает, так что обойдусь пока этим. — Я помахала звёздочкой и удрала домой.

Для чего мне нужна эта безделушка, я придумала уже потом, перебирая подарки. Она была сделана из пластика, а значит, имела определённую ценность. И, достаточно, большую. К тому же другой такой не было. Пока.

Макс погладил звёздочку и гордо выпятил грудь. Оценил. Когда он вернулся на место, я подозвал карлика. Сюда малыш пришёл вместе с мамой. Лунна успела оповестить меня утром, что проведённые ею опыты показали, что маленькая женщина действительно творит с водой странные вещи, и она, Лунна, забирает её во второй круг.

— Это невероятно, Альлига. — С расширенными от восторга глазами ликовала Лунна. — Это просто какое-то чудо.

— Подробности вечером. — Я чмокнула её в щёчку. — Тороплюсь. Дел много.

Это было ещё до рынка.

Малыш стоял передо мной совершенно спокойно и улыбался своей невозможной улыбкой, заставлявшей горько сожалеть о его уродстве. Я положила руку ему на плечо.

— С тех пор, как мы познакомились, ты не раз смешил меня. Ты, как никто другой, заставлял меня забыть о моих бедах. Прости, папа. — Я посмотрела на Корма, который при этих моих словах немного погрустнел. — У тебя есть Эйслет, а у меня отныне будет он.

И, обращаясь к карлику, сказала.

— Ты мой друг. А моему другу не годиться ходить безымянным. Нарекаю тебя, Вамана. А чтобы никто не возмущался таким длинным именем, сократим его, пока, до Вани. Но я уверена, что ты обязательно дорастёшь до своего полного имени.

Со стороны зрителей раздался всхлип. Это мама малыша не сдержала эмоций. А я продолжила.

— Я долго думала, что подарить тебе в этот день. Так ничего и не придумала. У тебя есть все, что нужно для счастья. Светлая голова, доброе сердце и весёлый нрав. Поэтому я подарю тебе самую бесполезную вещь в мире.

С этими словами я достала мешочек с деньгами. Той суммы, что там была, они с мамой не заработали бы и за сто лет. Конечно, раз теперь его маму взяли во второй круг, неважно, в каком качестве, они не будут ни в чём нуждаться. Но я хотела быть хоть немного спокойной за его судьбу, если вдруг исчезну.

— Ну, а теперь самые главные виновники нашего собрания.

Я протянула руки распорядителю и его молодой супруге, подзывая их к себе. Они подошли, трогательно взявшись за руки.

— Я прошу у вас прощения за то, что так долго не могла придумать вам имена. Вы оба пока ещё загадка для меня, но я очень надеюсь, что имена, которые я для вас нашла, вам понравятся.

Только плотно сплетённые пальцы рук выдавали их волнение.

— Твоё имя Аглая. — Обратилась я к девушке. — Оно означает… — Блин, я же хотела назвать её Агнией. А Аглая это… — Сияющая! — Торжествуя, вспомнила я. Ай я да молодец! Ай, я да сукина сын!

Потом перевела дух и обратилась уже к распорядителю.

— Твоё имя Эраст. Значит — любимый.

До меня неожиданно дошло, что и его назвала не так, как собиралась. Хотела же Даниилом. Но, подумав, поняла, что именно эти имена подходят им больше всего.

Надо же. Я покрутила головой, удивляясь самой себе, и отступила в сторону, давая присутствующим поздравить свежеокрещенных. А когда поток поздравлений иссяк, продолжила.

— У вас недавно было Соединение. Поторопились маленько, но ничего, лучше поздно, чем никогда.

Все удивлённо на меня посмотрели.

— Я имею в виду, что никогда не поздно поздравить молодых с самым главным днём в их жизни.

Так, кажется, выкрутилась. Похоже, я волнуюсь больше, чем все остальные, вместе взятые.

— И, по этому поводу вам приготовлен вот такой подарок.

Я махнула рукой, и помощники вынесли на всеобщее обозрение огромный матрас. Три на три метра. Высотой сантиметров тридцать. Изначально я заказывала его для себя, но потом решила, что того роскошного постельного белья из тёмной, мохнатой, шелковистой ткани будет мало. Вот и пожертвовала. Всё равно, мне такой не подойдёт.

В одной из моих самых любимых книжек я вычитала про спальни, в которых матрацы были во весь пол. Там, в той жизни, у меня не было возможности воплотить свою мечту в жизнь. И даже не в деньгах дело. Шесть-восемь двуспальных матрасов я бы легко оплатила полугодовым кредитом. Просто муж мой категорически возражал против таких изысков. И камин в доме он тоже не хотел делать.

Ну что же. Здесь у меня будет и камин, и матрас. Не будет только Его. Я глубоко вздохнула, подавляя попытку боли вырваться наружу. Ша! Сегодня праздник.

Когда матрас был установлен и накрыт тёмно-жемчужной искрящейся тканью, я подумала, что, наверное, не надо было выставлять подарок напоказ. Может, молодым это неприятно, что их супружеское ложе — вот так вот…

Но нет. Сначала присутствующие осторожно всё пощупали. Потом проверили на упругость, а потом Эйслет обхватил Лунну, поперёк талии и они завалились всем своим совокупным весом, на несчастный матрас.

Аглая с Эрастом возмущённо завопили и принялись стаскивать захватчиков с новообретённой собственности. Те уступать не хотели, и вскоре на матрасе кувыркалось, как минимум, триста кило живого веса. Веселились все, кроме матраса.

— Альлига. — Кто-то потянул меня за рукав. Я обернулась. Передо мной стояла Нянька. Подавив тяжкий стон, я нашла в себе силы улыбнуться ей.

— Вы тоже пришли? Я очень рада.

— Ты говоришь обо мне, будто меня много.

— Мне показалось, что ты не одна… — Забормотала я.

— А кого ещё ты хотела видеть? — Она пытливо глянула на меня.

— Да никого. — Я вполне искренне пожала плечами. — Просто подумала, что по тёмной тропинке вас… тебя одну не отпустят.

— Кто это может меня не отпустить? — Улыбнулась она.

— Ну… уры. Здесь же совсем недавно были псы.

— Милая девочка. Но ведь ты не боишься ходить одна и ни у кого не спрашиваешься.

Один — ноль. И не в мою пользу.

Я рассмеялась.

— Хорошо. Мы обе храбры и самостоятельны. Так о чём будут говорить две храбрые женщины?

Она растянула губы в анемичной вежливой улыбке.

— Ты ходила на рынок?

— Да. Я ходила на рынок. Я видела гэдлу. Мои условия выполнены. Вместе с моей благодарностью, примите мои заверения, что и ваше желание будет исполнено.

Она вздохнула облегчённо.

— Я рада Альлига. Правда, очень рада. Но тебе незачем меня благодарить. Я ничего не сделала. Просто послала на рынок помощника, узнать, что за идиотка тебе понадобилась, и куда она могла деться. Когда помощник пришёл на рынок, она уже была там. И даже нагадала ему скорую встречу с любимой. Подарила пучок травы. А когда он сказал, что ты ею интересуешься, она разревелась и убежала.

Нянька говорила спокойно и убедительно. Я уже не знала, что мне думать. В конце концов, существует такая вещь как презумпция невиновности.

— Хорошо. — Сказала я. — С завтрашнего дня я начну учить вашу песенку. Вы зайдёте ко мне, и мы её запишем.

— Что мы сделаем?

— Неважно что. Главное сделать. Ведь так?

Нянька сдержанно улыбнулась. Я взяла её под локоток и повернулась к остальным гостям.

— А теперь прошу пройти в дом. Там всех ожидает подарок от Лунны. И если он кому то не понравиться, то я лично возмещу, чем пожелаете.

— Не боишься давать такие обещания? — Послышался шёпот над ухом. Я глянула через плечо. Рядом стоял Красавчик и загадочно улыбался.

— Не-а. — Довольно ответила. — Если бы ты знал, что там. М-м-м.

Гости втянулись в залу. Я вошла последней. Вошла и поняла, что ста квадратов для парадной залы всё-таки маловато. Сейчас здесь собралось около тридцати человек, и мне показалось, что я нахожусь в автобусе в час пик. Может, я просто привыкла видеть это пространство пустым?

На гостей моих произвели впечатление изумрудные занавеси по окнам. Легкие, полупрозрачные, как органза, усыпанные миллионами искорок, они слегка колыхались от потока тёплого воздуха. Создавалось впечатление предзакатного неба, когда оно ещё не начало темнеть, но самые яркие звёздочки уже видны на нём. Нежное благоухание орхидей ненадолго задерживалось в этих стенах, ну а торт произвёл, просто, фурор. Никто не мог поверить, что это можно и, даже, нужно есть.

За стол все рассаживались сами. Кто как захотел. То ли, случайно, то ли, намеренно, Корм уселся рядом с Улин, а со мной оказались Красавчик и мой приятель Охотник. Макс затесался между младшими дочками Улин. Сегодня он был героем. Сегодня был его день.

Помощницы разнесли тортик. Умница Лунна сделала торт не целым, а отдельными маленькими пирожными. Примерно, по полкило. И теперь у каждого на тарелке стояла собственная маленькая клумба и цветы на каждой из них были не похожи на другие.

Когда после ахов, вздохов, сомнений и любований был испробован первый кусочек, а потом сразу же второй и третий, я повернулась к Красавчику.

— Что скажешь? Надеюсь, мне не придётся исполнять твои тёмные желания?

У меня не было глаз на затылке, и я не видела, как перекосилось лицо Охотника.

Красавчик слизнул капельку крема с пальца, причмокнул и ответил.

— Если бы ты спросила об этом попозже, я бы тебе непременно соврал, но сейчас я просто не в силах это сделать. — И запихал в рот очередной кусок.

— Послушай. — Завела я разговор очень издалека. — А одежду вы как делаете?

— Зачем тебе? — Красавчик даже жевать перестал. — Тебе не приносят одежду?

— Приносят. Всё в порядке. Просто она мне не нравиться. Я другую хочу.

— Какую, другую? — Подавился Красавчик.

— Я на рынке видела парня в таких шикарных штанишках. Гладких, блестящих. Похоже на кожу. И сверху такая чудная одёжка. Хочу такую.

— Альлига, — Вкрадчиво произнёс ур. — Ты не могла видеть здесь дикарей.

— Почему это?

— Потому что они ушли в тот же день, когда ты проснулась.

— Как! — Я чуть не подскочила на месте. — Когда? Куда?

— В свои земли. Они не живут рядом с Городом. Им тут мало места. Они охотятся, путешествуют. Ищут новые угодья.

— И что, сюда они уже не придут? — Холодея, спросила я.

— Ну почему же. Одни ушли, другие придут. Насмотришься ещё на их шкурки.

— А те которые были они что… уже назад не возвращаются?

— Я бы и рад ответить тебе на этот вопрос, дивная, но я и сам не знаю. Как-то не интересовался до сих пор. Дикари, они и есть дикари. Что одни, что другие. Какая разница.

Я с удивлением посмотрела на него.

— И что, вам совершенно не интересно, как они живут? Чем дышат?

— Альлига, что интересного, может быть, в жизни лесных животных? А дышат они так же, как и все. Лёгкими.

— Животных?! Ты зовёшь их животными? Но ведь они люди.

Он взял мои пальцы и поднёс к губам. Слегка дотронулся.

— Дивная, что тебя так взволновало? Они, конечно же, очень похожи на нас, но они не мы. Они живут в лесу, разговаривают со зверями и совершенно не хотят становиться цивилизованными.

— Но, может, им так больше нравиться?

— Вот именно. Им нравиться жить в лесу. Точно так же, как жили их отцы. И точно так же, будут жить их дети и внуки. И через тысячу оборотов они будут жить в лесу. И ничего не измениться. Именно потому, что они просто животные.

Слушая этот расистский бред, я даже забыла первопричину нашего разговора.

— Извини. — Я вытащила пальцы из его мягких рук. — Мне не очень нравится наш разговор.

Он посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом, но ничего не сказал и вернулся к остаткам тортика.

Я тоже уткнулась в тарелку, готовая разреветься в голос. Ушли. Ушли! Ушли!! А как же я-то теперь? Я готова была пешком идти в город эльфов, но не знала направления. Даже приблизительно.

После чая наступил момент для музыки и фейерверков. Но у меня не было ни того, ни другого. Так что гости разбрелись по дому, а я оттащила в сторонку Лунну.

— Ты обещала мне рассказать, что там с мамой Ваманы.

— Да. Альлига. Ты не представляешь, как я тебе благодарна.

— А мне за что?

— Это ведь ты принесла воду в круг.

— Вовсе не я, а Вамана.

— Но ведь это ты привела его к нам. Альлига, ты прекрасно поняла, что я имею в виду. Если бы не ты, Мая так и осталась бы торговать за гроши своей волшебной, водой.

— И что там с водой?

— Этого просто не может быть, но она действительно меняет структуру воды так, как хочет. Вода из одной чашки способна подавлять микрофлору. Из другой — наоборот. Её вода способна залечивать раны, даже гнойные. Очищает организм, усиливает рост волос и омолаживает кожу. Ты не обучена некоторым вещам, и я не смогу объяснить всего. Жаль, что я раньше не знала о Мае.

— Лунна, сколько тебе оборотов? — Вырвалось у меня.

— Сорок… Сорок три. — Растерянно ответила она. А зачем тебе?

— Так, просто. А сколько тебе было, когда тебя в круг забрали?

Она усмехнулась.

— Двадцать четыре оборота.

— Значит, ты уже полжизни здесь. Меня тогда и на свете то не было. А скажи, у папы с мамой любовь при тебе случилась?

Лунна неожиданно сильно побледнела.

— Да. — Прошелестела она и отвернулась. — Ты что, хочешь их помирить?

— Если ты имеешь в виду Корма и Илиеону, то нет. Она ему, почему то, очень не нравиться.

— Потому что это не настоящая Илиеона! — Лунна резко повернулась ко мне. — Ты хорошо сделала, что не пригласила её сюда.

А я не то, чтобы не приглашала, я просто забыла о своей приёмной мамочке. Последние дни я её не видела. Даже не помню, когда и видела то.

— А тебе нравилась настоящая?

— Она любила Корма. — Прошептала Лунна.

— Сильнее, чем ты? — Спросила я, и Лунна вздрогнула, как от удара.

— Ты…?

— Успокойся. Я не собираюсь никому об этом говорить. И даже папе.

— Но откуда ты…?

— Знаешь, если бы я была чуточку внимательнее, то поняла это ещё в первый день. Как ты ему самые лакомые кусочки подкладываешь, как ты на него смотришь. И что? Все эти двадцать оборотов…?

— Да. С первого же дня. С первой минуты. — Лунна с вызовом глянула на меня.

— Тихо, тихо. — Я выставила перед собой ладони. — Ты такая нервная. А я ещё хотела у тебя микстурки попросить. Тебе срочно нужен любовник. Нельзя взрослым женщинам без любви столько времени.

— У меня есть Любовь. — Прошептала Лунна. — И любовники тоже есть. Вот только всё это не в одном.

Я погладила её по плечу.

— Лунна, а Улин может развестись с мужем и выйти за папу?

— Может, конечно. Ты хочешь, чтобы он женился на Улин.

— Я хочу, чтобы он, вообще, женился. И мне всё равно, на ком. Чесна, чесна.

— Почему?

— Потому что я хочу, чтобы он был счастлив. Очень счастлив. И очень хочу. Счастлив настолько, чтобы забыть обо всем на свете. Послушай, Лунна, надо бы ему подсказать, что ты его любишь. А то мужчины, они такие слепые. Сами ни за что не догадаются.

— О чём это мы никак не догадаемся? — Сзади, по своему обыкновению, подкрался Эйслет.

— О том, что дамы хотят пить. — Ответила я, поворачиваясь к нему. Хотела сказать ещё что-то, но все слова застряли у меня в горле. Эйслет стоял не просто побледневший. Он был белый, как мел.

— Что с тобой? — Одновременно воскликнули мы с Лунной.

— Как ты сказала?

— Я сказала, что мы хотим пить.

— Нет. Не то. Ты сказала слово «дамы». Что оно означает?

— Женщины, — пролепетала я, холодея. — А что?

— Где ты его слышала?

— Не помню. Да в чём дело то?

— Идём!

глава 4 Чужие сны

Эйслет схватил меня за руку и поволок к тропинке в Город, не обращая внимания ни на мои, ни на Луннины, вопли.

Мы неслись почти наугад, потому что не догадались захватить с собой фонарь. Хорошо, что подружка моя, луна, снова вышла на охоту. Она следила за нами, как за двумя заполошными мышками, и не выпускала из виду.

Эйслет притащил меня не в свою мастерскую, как я опасалась, а к урам, чего я, от него, совсем, не ожидала.

— Зачем мы сюда пришли? — Прошептала я.

Мне казалось, что сейчас появится сердитый сторож с берданкой и влупит нам по первое. Смешно, но я и правда чувствовала себя не очень комфортно.

— Идём, идём. Сюда.

Мы вошли в один из домиков. Тихонько разгорелся свет. Это было другое помещение. Не то, в котором я успела побывать. Здесь, в центре каморы, стояла огромная цилиндрическая чаша, и низкие сиденья с высокими спинками, вокруг.

Эйслет уселся на одно из них и произнёс какую-то абракадабру из слов и чисел. Над чашей засветилась голубая сфера. Такая же, только маленькая, светилась над запястьем шана.

— Что это? — Я подошла и уселась на соседний стул.

— Смотри!

Разноцветные тени в сфере сгустились, и я увидела ухоженный парк с аккуратно подстриженными кустами. Маленький замок на невысоком холме. Синее небо с ажурными облаками.

В зону видимости вплыла очаровательная дама с павлиньими перьями в высокой причёске и, немилосердно, затянутая в корсет.

Потом изображение передвинулось внутрь дворца. Здесь оно стало более размытым, но, тем не менее, хорошо были видны окна и двери. Хуже коридоры. Картины на стенах выглядели разноцветными пятнами. Продолжалось «кино» минут пятнадцать. В конце «фильма» мелькнуло мужское лицо, но разглядеть его было невозможно. Свет погас резко. Ни титров, ни заставки.

— Ну и что это за народное творчество? — Повернулась я к Эйслету.

— Это мой сон. Уры считали и записали.

— Сон?! Твой? Хм. А можно ещё раз посмотреть?

Эйслет повторил свою абракадабру, и сфера загорелась вновь. Когда она снова погасла, я минут несколько сидела, задумавшись. Эйслет молчал.

— Тебе снилось ещё что-нибудь?

— «Что-нибудь», мне снится уже шестьдесят оборотов. И двадцать из них, мои сны, считывают уры.

— Зачем? И почему они решили, что твои сны важнее снов остальных людей?

— Иногда мне сниться то, что происходит сейчас. Или произойдёт очень скоро. Именно в Городе. Как-то мне приснились псы. Как и откуда они придут. Я сказал урам. Они, как ни странно, мне поверили. Вернее, решили проверить мои слова. Псы действительно пришли оттуда, откуда я и сказал. В тот раз никто не погиб. С тех пор уры и читают мои сны. Я ловец. Именно за это меня и взяли во второй круг.

— Кто ты?

— Ловец. У уров есть теория, что всё, что происходит или происходило, или произойдёт когда-нибудь, уже кем-то и где-то записано. И эта информация витает в пространстве и доступна, хоть и частично, таким, как я.

— И много вас, таких, как ты?

— Я знаю только одного.

— Кого это?

— Себя. — Удивлённо ответил Эйслет и вдруг расхохотался. — А ты не поняла?

— Ты меня совсем заморочил. — Проворчала я. — А куда это ты пропал? Я тебя кучу дней не видела.

Эйслет взял мою руку, перевернул её ладонью вверх и принялся чертить на моей ладони чёрточки и кружочки.

— Я рисовал. Я бы очень хотел, чтобы ты посмотрела мои новые рисунки, но тебе они совсем не нравятся.

— Знаешь, Эйслет. После этого. — Кивок в сторону чаши. — Я обязательно должна посмотреть твои рисунки ещё раз. А пока покажи мне твои сны.

Эйслет поднял на меня удивлённые глаза, подумал немного и улыбнулся.

Мы смотрели до самого утра.

Один из его снов представлял первобытную охоту. Эйслет сначала хотел отключить его, сказав, что это «пустой» сон, но я успела заметить мелькание грязных ног и остановила его. Понятно, что этот сон был для него «пустым».

Бегущие ноги, оскаленные рты, копья в волосатых руках. Всё кусками, фрагментами и сплошным мельтешением. Естественно, что Эйслету, никогда не видевшему ничего подобного, этот сон ни о чём не говорил.

Ещё один сон очень заинтересовал меня. Водопад. Не так чтобы Виктория или Илья Муромец, но тоже, ничего себе.

— Ты когда-нибудь видел такое наяву? — Спросила я.

— Где бы? — Вопросом на вопрос ответил Эйслет.

— Тогда это действительно интересно.

— А ты?

— Что?

— Ты видела? — Эйслет кивнул на сферу.

— Где бы? — Хмыкнула я.

Пара снов была просто нагромождением непонятных образов. Их Эйслет показал мне специально, после охоты, в надежде, что я что-нибудь увижу и в них. Но, увы. Большая часть снов представляла людей в странной одежде и мутные механизмы. Был полёт. То ли в самолёте, то ли самостоятельно.

Когда я поняла, что больше не в силах смотреть чужие сны, и пора бы уже посмотреть что-нибудь своё, Эйслет сказал.

— Ещё один. Последний. Мой любимый. Я его даже отдавать не хотел.

Я протёрла уставшие глаза, взглянула на сферу и обомлела. Передо мной, во всей своей волшебной красоте, стоял единорог. Я и сама не заметила, как сползла со стула и, стоя на коленях, вцепилась в край чаши обеими руками.

Единорог тряхнул роскошной гривой и посмотрел на меня огромным чёрным глазом. Я потянулась к нему. Ближе. Ближе. Вот он совсем рядом. Ещё немного и я смогу его поцеловать. Внезапно глаз единорога увеличился до размеров сферы, и я провалилась прямо в него.

— Аль!

Я медленно повернула голову. Рядом со мной на коленях стоял Эйслет и держал меня за плечи.

— Что ты делаешь?

— Однако! — Я потрясла головой, сбрасывая наваждение. — Где ты их видел?

— Только во сне. Да этих животных, наверное, и не существует вовсе.

— Они существуют. — Тоскливо ответила я.– Это единороги. И это не животные. Это сама мечта.

— Откуда ты знаешь? — Прошептал Эйслет. — Они и тебе снились? Ты тоже ловец?

— Идём спать. — Пробормотала я. — Что-то я немного устала.

Утром я проснулась от солнечного света. Давненько он меня по утрам не будил. И не потому, что я так рано просыпалась, а потому что на мои антресоли он, вообще, не попадал. Так, а где это я? Я приподнялась на локтях и обвела взглядом комнатку. Взгляд упёрся в разноцветное пятно на стене. Это здесь откуда?

— Нравиться? — Послышался тихий голос. Настолько тихий, что я даже не вздрогнула. Просто повернулась обречённо. Рядом со мной на постели лежал Эйслет. Я потёрла ногу об ногу и поняла, что штанов на мне нет. Как и пуловера.

— Не напомнишь, что вчера было?

— Вчера был праздник, который ты устроила. Должен сказать, что мне понравилось.

— Спасибо. Праздник я помню. Дальше.

— Потом мы с тобой смотрели мои сны. А потом ты устала и захотела спать.

— Угу. А потом?

— А потом всё.

— Что всё? — Спросила я холодея.

— Да ничего всё. Я пока тебя с пола поднял, ты уже спала. Пришлось нести. До твоего нового дома я тебя не понёс. Далековато. Да и темно ещё было. А в свою спальню ты мне запретила входить. Пришлось сюда…

— Запретила, значит? В спальню значит, нельзя, а сюда можно? — Зашипела я. — Признавайся, что ты со мной сделал?

— Пока ничего. Но будешь ругаться, сделаю. — Он схватил меня за руку и дёрнул к себе. Я упала на спину, а он навалился на меня своей мощной грудью, вдавливая в жёсткое ложе. Его голое бедро обожгло мою ногу. Я услышала, как бьётся его сердце. А может, это моё так билось?

— Говори, что с тобой сделать? — Хрипло прошептал Эйслет.

— Ничего. — Проблеяла я.

Он покачал головой, и губы его сложились в грустную улыбку. А потом я увидела, как эти губы приближаются к моему лицу. Я зажмурилась и прошептала.

— Не надо.

Прошло целых три вечности. Потом Эйслет со стоном-рычанием зарылся лицом в мои волосы, а затем вскочил и исчез в душе.

Через секунду оттуда раздался его вопль. Я, даже, испугалась, но вопль сменился на рык, а вскоре и сам Эйслет вышел из ванной комнаты.

— Холодный душ здорово освежает. — Изрёк он и прошлёпал в гардеробную, нисколько не смущаясь своей наготы.

Я встала и тоже поплелась в умывальню. Стоя под прохладной водой, я вспоминала великолепное тело Эйслета и подумала, а, может я просто дура. Ну, в самом деле, чего я испугалась? В конце концов, я уже большая. Причём, довольно давно, большая, и это моё личное дело.

Я набрала воздух в лёгкие, как перед прыжком в воду, рывком раздвинула двери и шагнула в комнату.

Она была пуста.

Я заглянула в гардеробную. Эйслета не было и там. На постели лежал комплект одежды. Я вздохнула. Потом хмыкнула. Потом расхохоталась. А потом отправилась обратно в ванную. Сушиться. Если бы я надела штанишки на мокрое тело, от них через минуту остались одни лохмотья.

глава 5 Щен

В моём доме уже был наведён порядок. Тишина и покой. К чему я, собственно, и стремилась, строя этот дом. Бригаду свою я еще вчера отпустила на выходной. Я медленно поднялась на балкон.

— А тут и правда, хорошо. — Раздался голос. И я мысленно застонала. Как и всегда, при встрече с этой женщиной. Нянька. Вот кого совсем не мечтала увидеть. Но что делать? Вчера сама предложила ей прийти.

— Привыкай. — Холодно улыбнулась женщина. Легко прочитав мои мысли. — Я буду приходить каждое утро.

— Зачем? — Переполошилась я.

Нянька не сделала мне ничего плохого, но иррациональное чувство антипатии только усиливалось с каждой встречей.

— Ты же сказала, что совершенно не помнишь слова колыбельной. Или ты сможешь запомнить их с первого раза?

— Не смогу. — Вздохнула я. — Но и гонять тебя туда-сюда не буду. Подожди, я сейчас.

— Куда ты?

— Бумагу принесу.

— Бумагой? Зачем он тебе?

Я усмехнулась. Значит, всё-таки бумагой. Причём, мужского рода. Да и фиг с ним.

Я положила лист на стол и кивнула Няньке.

— Давай.

— Что тебе нужно дать? — Не поняла она.

— Слова давай. Которые мне надо выучить. Только медленно.

Увидев, как я пишу, Нянька слегка вздёрнула бровь, но ничего не сказала. Она диктовала, а я аккуратно записывала этот бессмысленный бред и качала головой. С нахрапу такое не выучить. Пересчитала строчки. Тридцать штук. Тридцать строк абракадабры.

— Мне нужно время. — Сказала я Няньке. — Не горит? Подождёте?

— Горит. — Кивнула она. — Но у нас нет выбора. Мы подождём.

Потом она ушла, отказавшись от угощенья, а я осталась одна. Чувствуя некоторую опустошённость, я нагрела чаю и заглянула, на всякий случай, в залу. Может, остался кусочек тортика? Ага, два раза. Пусто. Как и в моей голове.

Выпив чашки три, чтобы обмануть голод, так некстати заявивший о себе, я взяла «нож» и отправилась к белому камню. Идти в Город мне ужасно не хотелось, а сидеть без дела было просто тошно.

Осторожно, крадучись, я пробиралась между высокими фиолетовыми и розовыми кустами рени. Деревья давно отцвели, но их ветки и листья были окрашены во все оттенки от красного до синего. И на одном, единственном листике, можно было увидеть половину спектра.

На подходе к камню я ощутила почти панический страх.

Труп пса, разрезанного мной, был сожжён в синем огне уров, но мне почему-то казалось, что он ещё тут. Не другой пёс, а именно тот, которого я убила.

— Чур, меня, чур. — Пробормотала я, перелезая через поваленное дерево. — Изыди, призрак. Сам виноват. Я к тебе не лезла.

Не знаю, изошёл призрак или нет, но я, выйдя на полянку, на которой находился камень, успокоилась. В самом деле, чего тут бояться? Светлый день, прозрачный лес и даже камень сияет под солнцем, как серебро. Красиво.

Я смахнула с камня лесной сор и включила «нож». Вот здесь небольшой выступ. Его и отрежем.

«Нож» вошёл в камень, как в масло. Кусок отрезался моментально и отвалился на траву. Я подняла его. Нет, это что угодно, но не камень. Похоже, металл. Белый, блестящий. Неужели действительно серебро? Да ну! Не может быть. Откуда? Не знаю удельного веса серебра, но видимая часть тянула примерно на полтонны. Интересно, а серебро тут цениться? Да если и не цениться! Можно будет попробовать сделать украшения. А то носят какие-то блохастые колечки.

Ну, вот и кусок хлеба на старость. Я принялась запихивать «кусок» в наплечную сумку и, неожиданно, услышала плач. Тихий-тихий. Будто кто-то очень боялся, что его обнаружат, но не мог сдержаться, от страха.

Плакали под высоким кустом вереска. Я осторожно приподняла густую ветку. В ямке, между корней, лежал большой щенок. Я вздрогнула от неожиданности. Испугалась, что он сейчас бросится на меня. Но щенок приподнял головёнку и тут же уронил её.

Я осторожно протянула руку. Малыш всхлипнул и замолчал. Я присела рядом и тихонечко его погладила. Он даже не дёрнулся. Ослаб. Да и немудрено. Облава то, когда была. Значит, он всё это время один. Без мамки и молочка. Как же он выжил? Ему не больше месяца. Вон, детский пушок только-только начал вылинивать. Но какой огромный. Килограмм пятнадцать будет, и это при том, что он сильно отощал. Сколько же он не ел?

Да что же я стою? Молока! Срочно!

Спотыкаясь и оскальзываясь на крутом спуске, с трудом волоча за собой зверёныша, я поднялась наверх, закинула костлявую тушку на плечи и потащилась домой.

На лужайке возле дома торчал Вамана. Увидел меня и закричал радостно.

— Аль! Я тебе еду принёс. Где ты ходишь?

Тут он увидел щенка и запищал от испуга, вытаращив и без того огромные глаза.

— Не пищи! — Рявкнула я на него. — Немедленно на рынок и принеси мне молока. Свежего!

Последние слова я кричала уже в его спину. Проводила гонца взглядом и отправилась в дом. Молоко, молоком, но ребёнок давно голодный. Как бы ему жирное не повредило. Значит, надо молоко разбавлять. И разбавлять кипячёной водой. А кто её, кроме меня, вскипятит? Некому. Всё сама, всё сама.

К тому моменту, когда вода вскипела, прилетел мой горбун.

— Ты быстро. — Похвалила я его.

— Да, я в город то не бегал. Коз тут, недалеко, пасут. Я и подоил одну. Ты же сказала — свежего.

— Молодца.

Щенок почуял запах парного молока, приподнял лобастую башку и снова заплакал.

— Сейчас, сейчас, маленький мой. — Засюсюкала я. Плеснула немного молока в чашку, разбавила водой. Посмотрела на щенка. Не обжегся бы. Налила теплую жидкость прямо себе в ладошку и поднесла к его мордочке. Малыш вцепился в край ладони и зачмокал. Молоко быстро исчезло. Щенок заплакал ещё громче, требуя добавки. Я немного подумала и капнула в ладонь ещё грамм тридцать. Снова чмок-чмок и нет молочка. И снова плач.

— Нет, малыш, теперь погоди. — Сказала я. — Сразу много я тебе не дам. Я не знаю, как у вас у собак, но людям после голодовки обжираться не рекомендуется.

Я подняла щенка на руки и прижала голеньким животиком к своему животу.

— Погрейся.

Щенок принялся тыкаться мордочкой, ища титьку. Вамана закатился тихим смехом.

— Он думает, что ты его мамка!

— А я и есть, теперь, его мамка. — Ответила я.

В эту ночь мы с мальчиком остались ночевать в доме. Строго говоря, ночёвкой это назвать было нельзя. Каждые пятнадцать — двадцать минут я давала щенку разбавленного молока. К полуночи прилетели папа с Эйслетом. Поахали, попугались немного, над щенком. Меня хотели напугать. Мол, зверь дикий, страшный. Вырастет — сожрёт.

Но я сказала: — Ша! Пусть сначала вырастет. А там видно будет.

Утром щенок закричал. Видимо, я его всё-таки перекормила. Пришлось выносить его на двор и делать массажик животика. Массажик помог. Да так, что я даже пожалела, что не унесла щенка подальше. Всё равно пришлось спускаться к нижнему ручью и купать ребёнка. Потом я дала ему немного тёплой водички, и он, наконец-то, уснул. Во сне он тихо плакал и искал маму.

глава 6 Страдания Вертера

Следующие дни были забиты ещё больше, чем предыдущие. Моя последняя надежда была съедена Красавчиком вместе с кусочком Лунниного торта. И я загоняла себя, как старую лошадь. Чтобы не думать, чтобы не вспоминать, даже.

Большую часть дня я проводила у уров. Утро посвящалось Дворцу. С каждым днём придумывалось что-нибудь новое, для украшения или для благоустройства. И я тут была ни при чём. Я бы ограничилась балкончиками и башенками. Но в дело вступил Макс.

После праздника он решил, что одного здания Корму тоже будет мало и предложил ему возвести ещё одно и соединить оба здания проходом. Я хорошо понимала его. Ему хотелось побольше заработать. А его светлая голова работала просто отлично.

Я начертила им несколько вариантов. И одно и двух и даже трёхэтажный проход. И в одну линию, и в две и даже в три. Нарисовала им арки, колонны, порталы, короче, всё, что помнила из архитектуры, и предложила самим сочинить весь ансамбль.

Строительство своего дома я приостановила. Всё основное было уже сделано. Жить там было, очень даже можно. Но именно сейчас у меня, частенько, не хватало сил, чтобы вернуться домой.

После обеда я приходила в Центр, к неизменной радости Красавчика. Кстати. Я очень редко видела несколько уров сразу. Да и вообще я их редко видела. Только в первое моё посещение их было не меньше десяти. Сначала я всё ожидала появления шана. А потом подумала — Какого чёрта? Что я ему? Он отдал своё сердце Ол. А Альлига против неё, что ромашка против розы. Скромная и худая. Откормиться у меня пока не получалось. Для этого надо было много кушать и мало двигаться. С «много кушать» проблем не было. Ела я за троих. А вот со вторым пунктом полный облом.

Пристальное внимание Красавчика меня не удивляло. Относила это за счёт своего положения. Всё-таки — дочь Корма. Да и его чисто научный интерес ко мне тоже нельзя сбрасывать со счетов. Немного напрягала его манера обнимать меня за талию, брать за руку и разговаривать со мной интимным голосом.

Но однажды я закончила работу немного раньше, чем обычно. То есть, до того, как на востоке занялась утренняя заря. Красавчик вышел проводить меня и тут навстречу нам в ворота вошли две молодые женщины. Одна из них с ходу бросилась на шею Красавчику, укоряя, что он совсем забыл про неё. Вторая кивнула, здороваясь, и прошла вглубь двора. Туда, где находились спальни уров.

Я была уже большой и примерно представляла себе, чем могут заниматься мужчина и женщина, оставаясь наедине. И Красавчик, как я уже говорила, был совсем не в моём вкусе. Но, тем не менее, неприятный укольчик в сердце я ощутила. А когда он, махнув мне на прощанье, обнял свою подружку за тоненькую талию и повёл к себе, я даже, горестно вздохнула. Мне вдруг очень сильно захотелось, чтобы и меня, вот так же, кто-нибудь обнял и повёл «под сень» матьих «струй».

— И мальчики кроватные в глазах. — Пробормотала я и, засунув руки в карманы, поплелась домой.

В доме моём теперь неотлучно жил маленький горбун. Кормил щенка в моё отсутствие, приносил еду и для меня. Будил, когда я совсем уже наглела.

Приходить в дом, в котором тебя ждали, было намного радостнее, чем в немую пустоту.

Не знаю, что именно было тому причиной. То ли после праздника все оценили мой домик, то ли присутствие в этом доме заводного Ваманы, но каждый вечер у нас обязательно был гость. А то и несколько. Не одна я оценила по достоинству весёлую натуру и острый ум маленького горбуна. Не мне одной понравились его забавные рассказы из жизни горожан. Он стал просто душой компании. Вот и теперь, подходя к дому, я услыхала громкий смех.

Эйслет. Я так ему обрадовалась, что буквально взлетела на балкон. Сколько я его не видела? Недели две.

— О! — Воскликнул гость. — Наша красавица пришла. А мы, уж, и не надеялись. Ты, наконец-то, надоела урам, и они тебя выгнали?

— Эйслет! Я так рада тебя видеть. — Я чмокнула его в щёку. — Мне с тобой надо поговорить. Ты сердишься на меня, за нашу последнюю встречу?

— Это когда ты щенка притащила?

— Что? — Я совсем забыла, что они действительно приходили тогда вместе с Кормом. Слишком была занята малышом.

— Нет. После праздника. Ну, ты понимаешь…

Эйслет обнял меня обеими руками за талию и, прижав к себе, запечатлел на моём лбу смачный поцелуй.

— Ну что ты, сладкая? Как я могу на тебя сердиться?

Я уже открыла, было, рот, чтобы сказать ему о том, что мы могли бы…

— И не думай об этом. Не забивай свою прелестную головку всякой ерундой. — продолжил Эйслет. — Надеюсь, мы с тобой по-прежнему друзья?

Я подавилась своими словами и медленно кивнула. Я не знала, плакать мне или смеяться? Прямо сказка о журавле и цапле. Он ко мне, а я в кусты. Я к нему — он на попятный.

Собираясь с мыслями, я подошла к столу и налила себе чаю.

— Ты последнее время почти не выходишь из Центра. — Сказал Эйслет, усаживаясь напротив меня. — Приглянулся, кто-нибудь из уров?

Я негодующе на него посмотрела, а он невозмутимо пожал плечами.

— А что? Там такие красавцы есть. Горожанки к ним толпами рвутся.

— Я уже заметила. — Пробормотала я. А потом представила шана с пышногрудой Ол и вздохнула.

— Значит, я прав. — Кивнул Эйслет, улыбаясь. Было темновато, но мне померещилась грусть в его глазах. Да нет. Всего лишь, было темно.

— Не выдумывай. — Махнула я рукой. — Просто готовлю ещё один праздник.

— Кому-то ещё, будешь давать имена?

— Нет. Другое. Кстати, для тебя уже готов подарок.

— И что же это такое? — Эйслет даже облизнулся.

— Придёшь — узнаешь. — Отрезала я.

Для Эйслета я приготовила мольберт. Даже к урам не пришлось обращаться. Помог мне, как ни странно, Макс.

Я сидела на камушке ввиду строящегося дома и ломала голову, как сделать мольберт складным. С раздвижными подставками и ножками. Естественно, у меня ничего не получалось. Подвижные конструкции не моя стихия. В голове ни одной мысли по этому поводу.

Позади раздались шаги и рисунок накрыла тень. Я подняла голову. Через моё плечо к рисунку склонился Макс.

— Что это?

— Это называется мольберт.

— И куда его…? — Он оглянулся на скалу.

Я захихикала.

— Это не для дома. Это для Эйслета.

Макс, весь нацеленный на стройку, напрягся. Видимо, прикидывал в уме, к какому именно месту Эйслета нужно приделывать этот мольберт.

Я уже захохотала.

— Макс, эта штука для работы. Эйслет любит пачкать красками картонки. Так вот, эта фигня для того, чтобы ему удобнее было это делать. Только я никак не могу придумать, как сделать её складной. Ну, вот как наши, маленькие, лесенки складываются.

— Так и сделать её, как лесенка.

— Нет. Тут такое не пройдёт.

— Можно мне посмотреть? — Макс потянулся к чертёжику.

— Вот, смотри. — Я пододвинулась на камне, чтобы он смог присесть рядом. — Сюда крепиться картонка, здесь должны быть краски и всё это должно стоять на трёх упорах. И складываться примерно вот так. — Я руками показала размеры, в какие должен укладываться мольберт.

Макс посопел немного, а потом спросил, можно ли ему взять немного бумаги.

— Бери сколько хочешь. — Махнула я рукой. Он ушёл, а я ещё поломала голову, но так ни до чего не доломалась. А потом как-то закрутилась. То, сё. Не скажу даже, сколько времени прошло, когда Макс принёс мне небольшую плоскую коробку. Положил передо мной и встал, улыбаясь шире некуда.

— Что это? — Уставилась я на парня.

— Как что? Мольберт. Ты же велела сделать.

— Я велела? — Я с трудом вспомнила наш с Максом разговор. — Как я могла тебе велеть, если я и сама не знаю, как его делать?

— И знать не надо. Ты велела, я сделал.

— Ну, показывай. — Я подняла лёгонькую коробку и протянула Максу.

Не прошло и минуты, как передо мной стояла деревянная конструкция, мало похожая на, привычный мне, мольберт. Я обошла её вокруг.

— И как она работает?

Макс взял у меня из рук планшет, которым я обычно пользовалась, и установил его на конструкцию. Потом выдвинул из коробки ящичек. — Вот так.

— Здорово! — Восхитилась я. — А если формат, то есть размер листа другой. Больше или меньше?

Макс убрал планшет, заломил перекладину на длинной ножке, и она свободно заскользила вверх и вниз. Макс выпрямил перекладину, и она твёрдо встала на месте. Я посмотрела поближе, попробовала сама. Ну, надо же! Элементарный упор.

— Макс, ты всё это сам сделал? И придумал тоже сам?

Он стоял довольно улыбаясь.

— Ну, ты даёшь! Гений просто. Молодец! Возьми на полке пирожок.

— Я не хочу есть. — Оторопел парень.

Я рассмеялась.

— Ну, не хочешь, не бери. Всё равно, молодец. И не пугайся так. Я шучу.

— Альлига. — Парень, смущённо, замялся.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Ты меня Макс называешь, это ты тоже шутишь или всерьёз?

Я сначала и не поняла, о чём это он, а потом до меня дошло.

— Я знаю, обычно, когда Новое имя дают, то уры приходят. Но ты же дочь Корма. И потом, ты ни на кого не похожа. И дом твой… — Бормотал парень. Кажется, он уже пожалел, что завёл этот разговор.

— Знаешь, — Ответила я после некоторого раздумья. — После этого, — Я кивнула на мольберт. — я готова звать тебя не просто Макс, а даже Максим. Но давай, чтобы всё было по правилам, я поговорю с урами. Думаю, они мне не откажут. Тем более, что ты действительно большой молодец.

Парень зацвёл, как красная зорька.

Собственно, уры давали не само Новое имя, а лишь право на него. Поэтому Красавчик и вызвал только Макса. Аглая и Эраст и так уже имели это самое право, а Вамана для уров, как бы и не существовал. И им было фиолетово, как я называю своего «козлёнка»

— И когда же будет этот новый праздник?

— А? — Я отогнала воспоминания и улыбнулась Эйслету. — Что? Ты о празднике? Ещё не скоро.

— Всё-таки интересно, что же ты задумала?

— Придёшь — узнаешь. — Повторила я. — Ты лучше вот что, принеси мне при случае пару своих рисунков. Или нет. Лучше я сама зайду и выберу. Можно?

— Конечно. — Медленно протянул мой закадычный друг.

Кажется, я его здорово ошарашила своей просьбой.

— Я даже не спрашиваю, зачем тебе это нужно.

— Умница ты моя. — Оскалилась я.

— А хочешь, я тебе стихи почитаю? — неожиданно спросил Эйслет, крутанув на столе блюдце. Оно завертелось на ребре, тихо звеня.

— Какие стихи?

— Свои.

— Почитай.

Эйслет остановил блюдечко, встал и отошёл к перилам балкона. Он молчал долго, и я уже было, решила, что он передумал, когда раздался тихий голос.

— Из разных миров прихожу я сюда, сквозь сны.

И память моя не даёт мне проснуться здесь.

Застывшее сердце, моё, пылает в огне.

И вечности пыль покрывает мои следы.

Что–то до боли знакомое услышала я в его словах. Но что? Летает где-то рядом, не поймать.

— Прочти ещё раз.

— Я не смогу.

— Почему?

— Это новые стихи. Я только что услышал их. Не запомнил.

— Ну, постарайся. — Взмолилась я. — Пожалуйста.

Он наклонил голову и глубоко, как перед прыжком в воду, вздохнул.

— Я помню тебя. Мы встречались уже не раз

Ты нежность, живущая в каждом из моих снов

Иду я к тебе по тонкому льду времён

И знаю, что, где-то, в веках, я найду тебя.

Я стояла, закрыв лицо ладонями, и слушала не столько слова, сколько ритм. И настроившись на этот ритм, я неожиданно для себя произнесла.

— Такая белая, беглая луна.

— Что?! — Вздрогнул Эйслет. — Откуда ты узнала, что…. Ты тоже ловец?

— Нет, я не ловец. — Вздохнула я. И посмотрела на Эйслета. Конечно, размер стиха не совсем подходил, и слова были совсем не те, но было очень похоже.

— Прочти ещё.

— Тебе, правда, понравилось? — Выдохнул Эйслет.

— Очень.

Эйслет читал мне всё новые и новые стихи. Даже Кошка Ночь заслушалась и остановила время. А потом, вдруг, она опомнилась и удрала, махнув на прощанье хвостом и мы увидели, как на востоке поднимается заря. Я искоса взглянула на Эйслета. Он стоял, глядя прямо на солнце и безмолвно шевелил губами. Высокий, красивый и, неожиданно, желанный.

— Ну что же ты. — Подумалось мне. — Вот она, я, перед тобой, как Дюймовочка на листике. Маленькая и беззащитная. Возьми меня в свои ладони, обожги своим дыханием. Сейчас такой момент, когда сбываются все самые сокровенные желания. И любая глупость, сделанная сейчас, становиться единственно правильным выбором. Сделай же эту глупость, забудь то проклятое утро. Ну, хотя бы просто руку протяни и дотронься до меня. Я сама не смогу.

— А вы что, ещё не ложились? — Раздался позади весёлый голос, разбивший волшебство этой ночи окончательно и бесповоротно.

Солнце оторвалось от горизонта, меняя свой цвет, а мы, с Эйслетом дружно повернулись к Вамане, который протягивал нам чашки с горячим чаем.

глава 7 Райл

Передо мной снова мерцала голубая сфера. Сегодняшний день начался еще вчера.

Вместе с Эйслетом мы пошли в его мастерскую, и я заставила его вытащить все работы.

Рассматривала их и так, и эдак. Вставала, приседала. Отходила подальше и смотрела почти вплотную, делая «монгольские» глаза, заставляя цвета расплываться. Что я хотела увидеть таким образом?

— Ну что? — Спросил Эйслет, стоящий за моей спиной.

Я выпрямилась, поворачиваясь к нему и вдруг в этом повороте, что-то мелькнуло в моей голове. Именно в голове. Какое-то воспоминание. Очень, очень хорошо знакомое, но немного подзабытое.

Выставив левую ладонь навстречу Эйслету, я прижала палец к губам. Он замер. А я скосила глаза на рисунки. Здесь. Сейчас. Я медленно повернула голову, а потом резко отвернулась. И снова что-то пронеслось на краю сознания, огладило теплом и растворилось без остатка. Я зарычала от досады.

Эйслет проклял тот час, когда предложил мне полюбоваться своими картинами. Я совсем его загоняла, заставляя убирать одни холсты и приносить другие. Я крутила их, меняя верх и низ. Составляла рядом, подбирая по линиям.

Приятель мой успел дважды сгонять помощников за водой, прежде чем я устало махнула рукой и сказала.

— Шабаш. Ставь все на место.

Я передавала Эйслету плотные листы, а он составлял их по, одному ему, понятному, принципу.

Один из листов Эйслет поставил отдельно. На самую верхнюю планку.

— Это моя любимая. — Стесняясь? сказал Эйслет в ответ на мой, вопросительный, взгляд.

Я посмотрела на картину внимательнее, пытаясь понять, что можно любить в этих странных пятнах. И вдруг… увидела…

Светильник имел небольшой дефект, и дифракция лучей образовала чёткий круг, который падал точно на середину рисунка. И в этом круге три длинных кривых пятна разного цвета. Каждое пятно перечёркнуто тонкими вертикальными линиями.

— Троица. — Выдохнула я.

— Что? Кто?

— Троица. — Повторила я и повернулась к Эйслету. — Ты невероятное существо.

И снова я сидела перед сферой. Одна. Выгнала всех, даже Красавчика. Он показал мне «остановить» и «продолжить», поставил чашку с водой и исчез.

Я смотрела чужие сны и ничего не понимала, пока не поняла, что смотреть их просто бессмысленно. Они должны сниться. Почему мы не можем вспомнить большинство своих снов? Именно потому, что, то, что во сне просто и естественно, наяву теряет всякий смысл. Ведь в реальности пустота не может быть чем-то еще, а во сне это в порядке вещей. Мы можем встать на порхающий лепесток и воспарить над миром, ничуть не удивляясь. Во сне мы можем смотреть на кошку и понимать, что это дракон, или, даже, ты сам. И это очень важная информация. Просто мы не можем её прочесть правильно. Вот потому-то разноцветные кляксы, из чужих снов, ни о чем мне не говорили. Сон надо прожить. А перед этим прожить жизнь того, кому этот сон принадлежит. И не просто так прожить, а прочувствовать, понять мотив каждого поступка, разложить мысли и душу на составляющие, смешать все это со снами и потом, по кусочкам складывать невиданный пазл абсолютной истины. Истины для одного, единственного, человека.

Поняв это, я позвала Красавчика и попросила его показать мне только те сны, в которых есть, какое либо, действо.

Я просмотрела, наверное, уже тысячу снов, когда увидела ужасное. В чёрном, от слепящего света, небе висела огромная кровавая, звезда. Комета! Она летела прямо ко мне. На меня! В меня!!

Жуткое зрелище. Даже понимая, что это всего лишь чужой сон, я почувствовала приступ тихой паники и, видимо, вякнула, от переизбытка эмоций. Немедленно в дверях нарисовался Красавчик. Отключил сферу и склонился надо мной.

— Не хочешь отдохнуть?

— Да. Что-то я пересидела, видимо. Отдохнуть — это то, что надо. Пойду. Не провожай.

Я медленно брела по пустому двору уров, когда краем глаза заметила маленькую фигурку, стоящую у стены. Ребёнок? Мальчик? Откуда он тут. Неужели у уров тоже есть дети? Я невольно остановилась и присмотрелась.

Что-то в этом мальчике показалось мне знакомым. Неужели?

— Райл! — Закричала я, не до конца осознав, что это именно он.

Мальчик повернулся в мою сторону. Я подбежала к нему.

— Райл, откуда ты здесь? Что ты здесь делаешь? Где Фэт? Где Ол?

— Откуда ты меня знаешь?

— Райл. — Я встала на колени перед ним. — Ты на меня не смотри, ты в меня смотри. Вот сюда. — Я постучала себя по лбу. — Внимательно.

Райл некоторое время смотрел, ничего не понимая, а потом его глаза расширились, и он бросился ко мне на шею с криком.

— Ол!

Малыш прижался ко мне изо всех сил, пряча лицо, и я не сразу поняла, что он плачет. Плачет молча, без всхлипов, но слёзы из его глаз насквозь промочили одежду на моём плече.

— Райл, маленький мой, успокойся. Что случилось? Кто-то умер? Райл, не пугай меня. Расскажи мне всё.

Я гладила ребёнка по голове, по узкой спинке, и шептала, шептала… Мало-помалу, он успокоился и судорожно вздохнув, оторвался от моего плеча. Говорить от волнения он не мог, и я отвела его в свою каморку. Напоила сладкой водой со льдом. И только после этого услышала невероятный рассказ.

Через три дня после возвращения из экспедиции Райл, с отцом и шаном пришли к урам. Сначала Райлу пришлось подробно рассказать о драке с Белым Зверем. Потом мальчика усадили в большое сиденье. Обмотали руки и голову верёвками и попросили повторить рассказ. Потом его накормили. Очень вкусно накормили. Такая добрая тётя. Самые лучшие кусочки ему подкладывала. Потом его спать увели. А утром пришёл Фэт и сказал, что отныне Райл остаётся жить здесь. Так надо. Райл сначала удивился, потом напугался и заплакал. Но Фэт не пожалел его, как раньше. Он нахмурился и отругал Райла, а потом вышел. Но, прежде чем уйти, он обернулся и сказал, чтобы Райл не вздумал и пробовать возвратиться в племя. Теперь его место здесь.

Я слушала мальчика и не верила. Нет, я не подозревала его в том, что он сознательно обманывает меня. Райл очень любил отца. Но ведь и Фэт, не задумываясь, отдал бы за сына и жизнь свою, и, даже, душу. Не мог он его оставить. Тем более, так. Не поговорив с ребенком, не объяснив причину. Этого не могло быть, потому что быть этого не могло. По определению.

— Райл, а ты уверен, что это был именно Фэт?

Мальчик удивлённо посмотрел на меня.

— Конечно. Это был он.

Я покачала головой. Что-то здесь было не так. Нет, я-то не сомневалась, что здесь всё не так, но какая-то деталь ускользала от меня. Чтобы ткнуть в неё пальцем и сказать малышу. — Вот видишь!

— И больше ты их не видел? Никого?

— Нет. Шан сказал, что они ушли в тот же день. Они и должны были уйти. Чтобы успеть в нашу долину. Там река. Она становится большой, когда в горах идут дожди.

— И долго они идут?

— Две смены. Потом ещё долго вода большая.

— А они вернуться обратно? — Затаив дыхание, спросила я.– Я имею в виду табор.

— Да. Когда река станет маленькая, они придут. Обменяют эзмир на нужные вещи и отправятся путешествовать, до следующих дождей. Отец хотел выменять у уров ещё шариков бум.

— Каких шариков?

— Ну, такие… фьи-и-и-ть БУМ!!!

Мальчик, как смог, изобразил полёт и взрыв. А я подумала, что с порохом они тут всё-таки знакомы. Хотя, чему удивляться. Порох — второе изобретение человечества после колеса. Ну, может, там и не порох вовсе, а что-то другое. Какая, в сущности, разница.

— Ол… — Прошептал малыш.

— Что мой хороший?

— А ты не бросишь меня?

У меня аж сердце захолонуло. Я схватила ребёнка и прижала к себе.

— Райл. — Только и смогла прошептать я.

О Господи! Дай мне силы. А если завтра моё Дерево позовёт меня, и я не смогу остаться?

— Значит, ты здесь уже давно? Почему же я тебя не видела?

— А я тебя видел. Когда ты первый раз в центр пришла. И потом, когда с безымянным…

— Его зовут Вамана. Проще — Ваня. Кстати, меня здесь зовут Альлига. Не перепутай.

— Я знаю. А шан тоже здесь. — Подколол меня Райл. — Ты его видела?

— Видела. — Язвительно ответила я.

— И что?

— Да ничего. Он же не знает, что я — это я. И ты не вздумай ему сказать. Понял?

— Угу. — Кивнул мальчик. — А почему? Ты что, боишься?

— Нет. И знаешь что. Давай ка мы поговорим с кем-нибудь, чтобы тебя ко мне отпустили. Я тебя с Ваманой познакомлю. И со Щеном. Отдохнёшь немного от своих занятий. Дом мой посмотришь.

— А кто такой Щен?

— Увидишь.

Я взяла Райла за ручку, и мы пошли обратно. Никаких проблем у нас не возникло. Красавчик даже обрадовался, что я хочу забрать мальчика к себе.

— Но я прошу тебя, Альлига. — Сказал он. — Каждый день он должен ходить на занятия. У мальчика невероятный потенциал. Ты не поверишь, но за две смены он усвоил столько, сколько я, за три оборота.

Я сделала вид, что страшно удивилась, а Красавчик продолжил.

— Если так пойдёт и дальше, то он скоро будет знать больше, чем я. — И рассмеялся довольно.

— Тогда тем более надо давать ему побольше отдыхать. Иначе он может переутомиться и тогда всё.

— Что, всё? — Всполошился Красавчик.

— Он не только не сможет усваивать новую информацию, но и забудет то, что уже усвоил. Вот, к примеру, если палку слишком резко сгибать, то она непременно или поломается, или разогнётся и треснет тебя по лбу. — При этих словах я слегка стукнула ура по высокому лбу, и он вздрогнул от неожиданности.

— Неужели, правда? — Не поверил он мне.

— А ты возьми и попробуй. — Рассмеялась я. А потом подхватила Райла на руки, как раньше, и чмокнула его в носик.

— Ну вот видишь, малыш. Мы всё и решили. Идём?

— Идём. — Кивнул он и тоже чмокнул меня в ответ. Как раньше.

Моя мечта о тишине и уединении растворилась в голубой дали. В доме моём, теперь, постоянно, жили три, маленьких, существа. Но шуму от них, троих, было столько, будто их было больше, раз в пять. Они подозрительно быстро снюхались. Слишком хорошо понимали друг друга. Мне иногда казалось, что они общаются на каком-то, неслышном, мне самой, уровне.

Толстолапый, толстопопый, толстомордый и толстопузый Щен был, совершенно на равных со своими приятелями. Они вместе носились по лесу и дому, не видя особой разницы, между тем и другим, и ломали в доме все, что, в принципе, могло сломаться. Везде были разбросаны косточки из жил, которые я тоннами делала у уров. Ничего сложного. Сушилка и пресс. В косточки я добавляла кучу всяких полезных вещей, вроде витаминов и минералов. В молоко тоже добавляла. Собакин был ещё маленький, и косточки ему не особо поддавались.

Вамана поил и кормил его, но, стоило мне перешагнуть порог дома, как Щен забывал обо всём. Лез на руки, целовался и всячески выражал мне свою любовь. На приятелей своих, при этом смотрел искоса. Мол, а это кто такие? Знать не знаю. И спал всегда только со мной, игнорируя роскошную лежанку, которую я устроила для него на первом этаже. Сама бы в такой спала, честное слово.

Но, едва начав передвигаться самостоятельно, он докарабкался ко мне на антресоли и с глубоким вздохом привалился под бочок. Я унесла его обратно и снова уснула. Через некоторое время я опять услыхала его громкое сопение, когда он вскарабкивался уже на верхнюю ступеньку. Когда он залез на антресоли в пятнадцатый раз, сопя и плача, я сдалась.

С папой и Улин я виделась только во дворце. Работа там была в самом разгаре, и Корм почти не покидал стройки.

Зато к нам частенько заходили младшие дочери Улин в сопровождении Макса и его друзей. Однажды я их застукала. Испугалась, что дом придётся отстраивать заново.

В один прекрасный день, точнее, вечер, Макс, видимо, испытывая чувство вины, спросил меня, не против ли я того, что они иногда приходят сюда.

Я пожала плечами. Они были молоды. По-настоящему молоды и не принимали запретов, как и мой Щен.

— Я-то не против, но тебе не хочется построить свой собственный дом и приглашать туда гостей, никого не спрашивая и не стесняясь?

Эта идея была настолько неожиданной для него, что он некоторое время молча хлопал ресницами.

— А разве можно? — Спросил он, немного придя в себя.

— А почему нет? Не забывай, ты мастер-строитель. Взрослый, самостоятельный человек. Единственный в этом Городе, кто имеет Зелёную Звезду. Да тебе просто стыдно не иметь собственного дома.

— А где?

— Да где хочешь. Можешь поближе к городу. Там и коммуникации подключишь. А можешь ко мне поближе. Только не очень близко. Чтобы шума слышно не было. Я, знаешь ли, очень ценю уединение, хоть это и не заметно.

Макс думал недолго. Уже на следующий день он отвёл меня на выбранное место. Здесь я ещё ни разу не была. Маленькая ложбинка между двумя холмами и ледяной родничок. Дивное место. Я даже немного позавидовала.

С тех пор всё свободное время Макс проводил на стройке, уже, своего, собственного, дома.

— По утрам Вамана отводил Райла в центр и неотлучно находился с ним, потом они заходили на кухню, за едой и возвращались домой. Мы, со Щеном к этому времени как раз и просыпались.

Я, потому что, как истинная сова, ложилась вместе с утренней зарёй, а Щен спал круглые сутки, когда не ел или не гонял мальчишек по лужайке. И не только их.

Однажды я услыхала дикий визг и, вылетев на улицу, увидела следующую сцену. Три юных горожанки, в сопровождении парня, застыли посреди моей лужайки, а перед ними, растопырив толстые лапы, стоял Щен и урчал, пытаясь изобразить грозный рык. Сказать, что я была в восторге — ничего не сказать. Щен получил первый в своей жизни настоящий кусок мяса, а гости были приглашены на балкон и напоены чаем из собственных ручек.

В ходе чаепития выяснилось, что весь Город, потихоньку, бегает посмотреть на мой дом. Я не заметила этого раньше только потому, что никогда не бывала здесь по вечерам. В это время начиналась самая моя работа.

Шла вторая неделя, как Райл переселился ко мне. Как-то, слушая их восторженный рассказ об очередном уроке химии, где они сегодня разнесли половину лаборатории, я поняла незамысловатую хитрость Ваманы. Никто в центре не обращал на него особого внимания. Таскает маленький гений с собой «козлёнка» их капризной принцессы, да и пусть его. А Ванька, тем временем, учился. То, что было ему непонятно, он спрашивал у Райла, нещадно потроша его память.

— Ты просто молодец. — Похвалила я Райла. — А ты. — Я посмотрела на горбуна, и он ответил мне спокойным взглядом, огромных бархатных глаз. — Ты не просто молодец. Ты настоящее чудо. Я не зря назвала тебя Вамана. Ты действительно намного больше, чем кажешься.

глава 8 Старые тайны

Подготовка к моему второму, празднику переходила во второй этап. Задумала я, ни много, ни мало, как показ мод. Большая часть эскизов была готова. Теперь мне нужны были модели. Юноши и девушки. Такая вещь, как джинсы, должна делаться по фигуре.

Я целую неделю потратила на то, чтобы вспомнить плетение нити. Вернее, не столько вспомнить самой, сколько обучить этому машину. А ещё точнее, объяснить Красавчику, что именно я хочу.

С того дня, как я увидела его подружку, отношения у нас стали более тёплыми. Я поняла, что его ухаживания — всего лишь дань моей юности, и перестала напрягаться. Конечно, он продолжал многозначительно смотреть мне в глаза и обещал забыть обо всех женщинах ради меня, но теперь я просто отвечала ему, что не могу допустить, чтобы все женщины стали несчастными, лучше уж, я одна. В общем, мы поняли друг друга правильно, и теперь ничто не мешало нам общаться по-человечески.

Дефиле было построено от простого к сложному. Модели должны были выходить попарно. Парень и девушка. Одежда первой пары не сильно отличалась от обычной. Разве только цвет был ярким, хоть и однотонным. Да штанишки были несколько поуже. Эдакий вариант спортивного костюмчика. Довольно удобный. Ну и то, что полукомбинезон превратился в брюки, тоже было немаловажно.

Ну, а потом по восходящей. Широкие брюки и кофта на пуговицах. Брюки, кофта и майка под ней. Брюки и майка. Майка с более узкими брючками. Рубашки и толстовки с капюшонами. Курточки-ветровки. И под конец. Та-та-та-та-таммм!!! Все модели выходят на подиум в джинсах с разнообразным верхом. Э-э-х, жаль, что не было музыки. Какую конфетку можно было сделать.

Конечно, моя одежда существенно отличалась от нормальной, тем, что была сделана совершенно без швов. Джинсики, надо сказать, много при этом теряли. Но ведь об этом никто не догадывался.

Не забыла я и про обувь. После нескольких часов пререкания с Красавчиком у меня получились отпадные кроссовочки. Но с этим я решила повременить. Не всё сразу. Правило «семи покрывал». Да и неизвестно, как ещё одёжку воспримут. А то ведь могут и камнями побить.

Модели были доставлены. Помощник справился отменно. Никто из прибывших не был мною забракован. Один к одному и одна к одной. Юные, стройные, длинноногие. Я бы назвала их мечтой модельера, но у них были действительно красивые фигурки, а не кости, обтянутые кожей.

Мерки с каждого были сняты моментально. Они просто вставали в круг, и через секунду на экране появлялась трёхмерная сетка, точная копия их тел. Ещё через минуту машина выдавала готовое изделие. Единственное, что не хватало в джинсах, помимо швов, это молний и заклёпок. Их пришлось делать отдельно. Замки-молнии мне воссоздать пока не удалось, и они были заменены на тончайшую магнитную липучку, зато заклёпки были сделаны по всем правилам.

Мы провозились до самого утра. Чаю было выпито ведра три. Хорошо, что молодёжь не знает времени. Когда на утренней зорьке они расходились по домам, никто из них не выглядел уставшим.

Велев им молчать о том, что здесь происходит, и явиться вечером к моему дому, я отпустила их и довольно потянулась. А потом вприпрыжку побежала к папе. Он тоже входил в мои планы.

Для него я приготовила отдельное одеяние. Великолепный золотой плащ, отделанный изумительными чёрными стразами. Сверкающими, как звёзды. И чёрный ансамбль из широкой блузы и узких брюк. Корм должен был выйти самым последним. Чтобы, так сказать, окончательно «добить» зрителей.

— Папуля! — Завопила я, подходя к папиной каморе. Во дворце сейчас не было места для спанья, и папа временно перебрался обратно.

— Ты здесь?

— Здесь. — Раздался сонный голос, и я вошла внутрь.

И остолбенела.

Рядом с Кормом, во всей своей прекрасной наготе, разметалась спящая Улин. Её роскошные золотые волосы сияющим водопадом стекали прямо на пол, а круглое бедро бесстыдно подставилось под розовые лучи восходящего солнца.

— Что, моя девочка? — пробормотал папа. — Ты сегодня что-то рано. Да что с тобой?

А я стояла как соляной столп, и рожа моя горела факелом.

— А-а. Э-э. У-у-я потом. Извините. — Выпалила я и выскочила на улицу.

Ой, как неудобно получилось. Вот что значит, ничего вокруг себя не видеть. И ведь прекрасно знала, что папе Улин очень нравиться. Могла бы и догадаться.

Я поплелась домой.

По дороге я встретила Райла.

— А почему ты один! — Забеспокоилась я. — Разве я тебе не запретила ходить одному.

— А Ваня со Щеном остался. Тот за нами хотел побежать.

— Ну и побежал бы, вот беда. Ему давно пора мир узнавать. Идём обратно, и чтобы это было в последний раз. Ты меня понял?

Я отправила мальчишек в Центр, облизалась со Щеном и поднялась вместе с ним и чашкой чая, на балкон. Спать совершенно не хотелось. Я тихонько прихлёбывала ароматный напиток, когда, какое-то серое пятно на лужайке привлекло моё внимание. Я встала и подошла к перилам.

На зелёной траве, прямо перед крыльцом, лежала огромная псица. Та самая, которую я убила. Она подняла голову, посмотрела прямо мне в глаза и улыбнулась. И даже хвостом слегка шевельнула. А потом назвала меня по имени.

— Альлига.

Я слегка удивилась, а псица вскочила и позвала меня уже громче.

— Альлига!

Я вздрогнула и открыла глаза. И присниться же.

На лужайке стояла Улин и махала мне рукой. Я махнула ей в ответ, зазывая к себе наверх.

— Чаю хочешь? — Спросила я, давя смущение в зародыше.

— Да, и чаю… Я поговорить с тобой пришла. Можно?

— Можно. — Шмыгнула я носом. — Отчего не поговорить, коли говориться. Садись, я мигом.

Улин села на скамеечку и принялась заправлять под шапочку выбившийся локон, а я спустилась вниз, приготовить свежего чаю и себя.

— Ты утром убежала, потому что меня увидела с Кормом? — Спросила Улин, когда мы отпили по глоточку из синих чашечек.

— Ну-у. Да. Извини, мне так неудобно. Я и не думала, что вы…

— Тебе это не нравится?

— Что ты! — Вскинулась я. — С чего ты это взяла? Наоборот, очень нравится. Правда, правда. Мне еще больше бы понравилось, если бы вы смогли пожениться и родить мне пару-тройку сестричек. Если ты родила таких красавиц своему мужу, то я могу себе представить, что получится у вас с папой.

Улин робко улыбнулась.

— Знаешь, Аль. Ты единственный человек, которому я могу открыться. Это было так давно, что я и сама в это уже почти не верю, но всё равно меня это почему-то гнетёт. Дело в том, что мой муж не отец моим дочерям.

— Как? А кто их отец? Неужели мой папа?

— Нет, что ты. — Улыбнулась Улин. — Корм тогда и не знал обо мне. Ты можешь осуждать меня сколько тебе будет угодно, только не говори никому. Я не боюсь людей. Я просто не хочу, чтобы об этом узнали мои дочери. Видишь ли… — она слегка замялась.

— Лучше говори. — Улыбнулась я. — А не то я подумаю, что ты родила их от какого-нибудь дикаря.

Улин так сильно вздрогнула, что я поняла, что попала в точку.

— Что? Действительно, от дикаря?

Она сжалась в комочек и, сглотнув, кивнула.

Я, почему-то вспомнила о Рыжем.

— А этого дикаря, случайно, не Фэт зовут?

Глаза Улин превратились в два огромных блюдца.

— Откуда ты знаешь? — Прошептала она.

— Что? Действительно, Фэт? Рыжий? — Я вытаращила на неё глаза и от изумления глупо хихикнула. — Однако! Этот мир тоже достаточно тесен.

— Но откуда…?

— Ты давай, не отвлекайся. Рассказывай. Как у вас это получилось? Я, конечно, в курсе, что в городе достаточно свободные нравы, но ты всегда казалась мне… — Я помахала в воздухе рукой, не в силах найти сравнение. — В общем, рассказывай. И имей в виду, я тебя нисколько не осуждаю. Даже наоборот. Итог твоих измен приводит в восхищение всю мужскую половину Города. Тебе надо было не останавливаться на достигнутом.

Улин зарделась от смущения и глубоко вздохнула.

— Мне тогда было почти девятнадцать. Три оборота я была уже замужем, но детей у нас не было. Я обошла почти всех гэдлов. Сколько денег я на них потратила. Даже в храм Звезды ходила.

Я хотела спросить Улин что за храм такой, но решила, что с этим успеется. Кивнула ей, мол, продолжай.

— Я уже отчаялась. Даже предложила мужу развод. Тогда я его очень сильно любила. Думала, пусть хоть он будет счастлив. Но он отказался. Он тоже любил меня. Тогда. — Тихо добавила она.

— Как раз в то время я и начала делать фигурки. Ты видела моего Первенца.

Она посмотрела на меня, и я кивнула, вспомнив примитивную глиняную фигурку, мало похожую на человечка.

— Так вот, этими фигурками заинтересовались наши ворожеи. Предложили за них хорошую цену, я согласилась. И однажды ко мне пришла маленькая гэдла. Им, вообще-то, запрещено выходить в Город, но они постоянно это делают. Им даже нравится этот запрет. — Усмехнулась Улин. — Есть что нарушать. Назло урам. Гэдла сказала мне, что мои фигурки для неё очень дороги, в том смысле, что у неё нет столько денег, но если я подарю ей одну, то взамен она скажет, как достичь желаемого.

Я предложила ей выбрать любую из фигурок, а она сказала, что мне нужна трава, я уже и не помню её названия. И сказала, что такая трава есть только у одного из племени дикарей. Мне непременно нужно пойти туда самой и одной.

Я и пошла. Взяла с собой все свои деньги. Только они не понадобились.

Когда я пришла в стойбище, дикари пили какой-то бледно-розовый напиток, кричали и смеялись. Я сначала испугалась и хотела убежать, но они меня не отпустили. Усадили у костра, дали кусок мяса, поджаренный на огне, и чашку с этим напитком. Я выпила, потому что от страха горло моё совсем пересохло. Мне очень понравилось. Я никогда не пила ничего подобного. Попросила ещё и спросила, что это такое? Они ответили, что это старый сок лесных ягод. Очень старый. Этому соку двадцать оборотов. Это они так сказали!

Улин даже руку к сердцу прижала, испугавшись, что я ей не поверю.

— Я пила, и мне хотелось ещё и ещё, а потом со мной что-то случилось. Я тоже начала кричать и смеяться. И прыгала с ними вокруг костра. Смутно помню, что там были ещё две горожанки. Кажется.

Я покивал головой. Ещё бы ей не прыгать. От двадцатилетнего вина кто хочешь запрыгает.

— А потом этот рыжий дикарь поднял меня на руки и унёс в лес.

Улин замолчала. Я терпеливо ждала.

— Мне было очень хорошо с ним. — Прошептала Улин. — Так хорошо, что я даже не хотела уходить. Мы провели вместе остаток дня и всю ночь. Он предлагал мне остаться. Говорил, что я лучшая из всех женщин, которых он знал. Но я испугалась. И ушла. А в положенный срок родила первую. Аглаю.

Улин снова замолчала.

— А младшие?

— Тоже от него. Он искал меня несколько лет. Каждый раз, когда они приходили в Город. Каждые полоборота. Но им можно заходить только на рынок, а я никогда не торговала там. Всё, что я делала, у меня покупали прямо дома. Мы встретились случайно. И в этот же день или ночь, я понесла вторую. Тогда он узнал моё имя, и Звезда ещё не завершила круг, когда ко мне пришла та самая маленькая гэдла и сказала, что он снова пришёл и ждёт меня.

— И у тебя родилась третья. — Утвердительно сказала я.

Улин кивнула.

— А потом вы ещё встречались?

Улин закусила губу, которая начала тихонько дрожать, помолчала немного, успокоилась и ответила.

— Да. Несколько оборотов. Он каждый раз звал меня с собой, а потом сказал, что не может так больше. Что ему нужна собственная женщина и постоянно, а не чужая раз в полоборота. И если я не уйду с ним, он возьмёт себе другую.

— Ты его любишь? — Прошептала я тихонько, боясь спугнуть чудесную бабочку откровения.

— Нет. — Ответила Улин. — Я ему благодарна, не более. Он сделал меня счастливой.

Мы просидели с ней довольно долго. Я уже и не помню даже, о чём мы тогда говорили.

Со стороны лужайки послышались весёлые голоса. Это возвращались мальчишки. Увидев нас, они бросились наперегонки и влетели на балкон, как два весёлых воробышка.

— Ты уже знаешь Ваману.

— Да.

Ванька кивнул, здороваясь и проскочил дальше. В беседку.

— А это сын Фэта. Познакомься.

— Я очень рад видеть мать моих сестёр. — Торжественно произнёс Райл. — Я часто их вижу. Они красивые.

— Что?! — Я просто, что называется, в осадок выпала.

— Я знаю, что твои дочери — мои сёстры. — Сказал он, обращаясь к Улин, и мы с ней изумлённо переглянулись.

— Я ничего ему не говорила. — Попятилась я от свирепого взгляда Улин. — Сама подумай, когда бы я успела.

— Да, но… откуда он это знает?

— Подумаешь. — Фыркнул Райл. — Все мои сёстры похожи друг на друга. А у меня их целых семь. И еще три. — Добавил он. — И потом, я чую.

Я пожала плечами, глядя на Улин. Он чует. Я тут ни при чём.

— Райл. — Улин присела перед мальчиком на корточки. — Я могу тебя попросить…

— Я не скажу им, не бойся.

глава 9 Сто одёжек и все без застёжек

Подготовка к Дефиле шла полным ходом. Восторженный трепет, с которым мои медвежатки относились к новой одежде, позволял надеяться, что и Город воспримет её нормально.

Конечно, возникли некоторые небольшие сложности с походкой. К тому же, по моему замыслу, юноши должны были выводить девушек, слегка приобняв их за талию. Увы, от этого пришлось отказаться. Они и поодиночке то, не очень ходили.

Зато, на удивление, быстро они научились носить одежду так, будто родились в ней.

Ещё до начала репетиций я попросила своих ребят предупредить горожан о том, что экскурсии к моему дому временно прекращены. Меня клятвенно заверили, что никто этого запрета не нарушит.

По замыслу, модели должны были выходить из моего дома на большое высокое крыльцо, как нельзя лучше для этого подходившего, и я уже представляла, как это будет прекрасно смотреться, когда неожиданно один из моих мальчиков спросил, можно ли ему пригласить на показ родителей.

— Можно. — Кивнула я, прикидывая, какую лучше майку на него надеть. С одной стороны, к его синим глазам и надо бы что-то синее, а с другой, он был такой жгучий брюнет.… На Красавчика похож. Решено! Сделаю чёрную майку с синим кантом. Нет. Ужасно. Лучше буквы. На левой стороне груди. А ещё лучше его имя. Здорово будет.

— А брата?

— Что?

— Я говорю, мне брата можно будет пригласить?

— Какого брата? Куда пригласить?

— На показ.

Я внимательно посмотрела на парня. Уже не как на модель, а как на человека. А потом посмотрела на остальных. Стоят. Молчат. Ждут, что я отвечу. И я поняла, что каждый из них хочет пригласить кого-то из своих родных. Это ведь такое событие. И ещё я поняла, что показ то и делается не для папы и уров, а для Города. И именно горожане должны это видеть, в первую очередь. И под конец я поняла, что лужайка перед моим домом не вместит всех.

Распустив молодёжь по домам, я отправила Ваману к Максу. Тот строил дом по вечерам и никого на эту стройку не пускал. Тоже сюрприз готовил.

Макс прилетел немедленно. Вместе со своей бригадой. Ребята уже заплатили за право построить свои собственные дома и теперь ходили такими важными, куда тебе!

— Макс! — Трагическим голосом возвестила я. — У меня проблема. Поэтому бросай все свои дела и быстренько думай, где ещё в Городе можно провести мой показ.

Макс иногда присутствовал на репетициях, поэтому знал, о чём я говорю.

— На рынке не получиться. — Сразу же сказал он.– Там много не увидишь. У Дворца тоже. Холм. Высоко и далеко.

— А может, там, где мы цветы брали? — Раздался робкий голос.

Мы уставились на паренька. Это именно он спрашивал, можно ли ему прийти, с родителями, на пикник. Надо же, как понравилось. Я о долине бы и не подумала. Макс, видимо, тоже, потому что хлопнул парня по плечу и воскликнул. — Молодец, Ив!

— Только как там по траве то? — Повернулся он ко мне, и я кивнула.

— Вот для этого вы мне и нужны. Завтра нужно построить там подиум. А сейчас бегом к урам. Есть у меня одна идейка.

По дороге я мучительно думала, как объяснить великим учёным, что такое музыка, но все оказалось проще пареной репы. Они прекрасно знали за музыку. И в архивах, после недолгих поисков, нашлись пара файлов с шедеврами классики. Мелодия была несколько однообразной и какой-то механической, но на моем безрыбье и это за хит сойдёт. Главное, что её можно было слушать. Просто они её не слушали. И горожанам не давали. Зато дали мне. И послушать, и попользоваться.

На этом мои вопросы и клянчи не закончились. Взамен, я рассказала урам о простеньких музыкальных инструментах, нарисовала парочку и спела целых три песенки. Про кузнечика, звёздочку и песенку Винни Пуха. После чего удрала, прихватив со стола, надкушенную кем-то, авву.

Макс, с ребятами, сотворили чудо.

Представив себе, возможное, количество горожан, я поняла, что с простой сценой тут делать нечего. И нам нужно нечто выдающееся. Настолько выдающееся, чтобы представление было видно не жалкой кучке в пару сотен человек, а огромной толпе, в количестве… Сколько у нас в Городе народу проживает? Вот именно в этом количестве. И ни человеком меньше.

Время поджимало.

Снова пришлось бежать к урам и, задыхаясь после бега, больше на пальцах чем словами объяснять, в чём состоит новая проблема.

Подиум установили прямо на воде. Гениально и просто. Длинная платформа из толстых водорослевых плит уходила вдаль метров на сто и заканчивалась ширмой, за которой была установлена самая широкая и толстая плита для наших моделей.

Плиты заливались прямо на берегу, в разборной форме. Закреплялись раствором, стаскивались в озеро и сшивались пластинами. Для устойчивости их надёжно привязали к донным камням.

Ширма голубого цвета была почти незаметной на фоне озера, сливающегося с небом. Красота.

Я тихо ликовала. Показ обещал быть фееричным.

Но что-то мы упустили при строительстве платформы, потому что, придя на следующий день, не обнаружили её.

Я ошарашенно пялилась на гладкую, как зеркало, воду и не могла понять, кому могли понадобиться неподъемные плиты? Подозревала всех, начиная от водорослеедных пираний и заканчивая инопланетянами, которым срочно понадобился строительный материал для нового звездолёта.

Слезы досады уже плескались в моих глазах, готовые сорваться с ресниц и затопить всё вокруг, но тут, один из моих медвежат закатал штанины и ступил прямо в воду.

Шаг, второй. Третий… десятый. Он шёл и шёл по воде, аки посуху и пока я шмыгала и вытирала слёзки, другие поняли, что произошло, и ликующе завопили.

По какой причине вода в озере решила подняться, меня, в данный момент, совершенно не интересовало. Может, дожди, может, верёвки в воде усохли. Неважно. Главное, что платформа была на месте.

Я захлопала руками, привлекая внимание, и завопила.

— Всем построиться. У нас пара часов на тренировку, потом отдых. Не будем терять время.

Хорошо, что бледно-цветная одежда горожан не боялась воды и не расползалась от влаги. Медвежатки успели искупаться по нескольку раз, пока научились не сбиваться с прямого пути подиума. Дело пошло на лад, когда Макс сбегал за лесинкой, вкопал её, точно напротив ширмы и повесил на верхушку свою кофту. В качестве ориентира.

Для того, чтобы обеспечить максимальную явку, я рассказала папе про то, что на свете есть такая прекрасная вещь, как выходные дни, и потребовала немедленно ввести их в обиход.

Папуля был согласен на все, лишь бы я не плакала и не бегала вешаться на каждом суку.

До начала представления горожане лакомились принесёнными вкусняшками.

Вамана вместе с матерью продавал свою волшебную воду. Сейчас, когда Мая жила во втором круге, они ни в чём не нуждались и могли бы раздавать воду бесплатно. А то и вообще забыть про свой, нищенский, бизнес. Но долгие годы в бедности не прошли даром. И я не могла осуждать их желание ещё немного заработать.

По воздуху плыла тихая, почти неслышимая и незаметная музыка. Просто звук флейты, настолько органично вписавшийся в общую картину, что, казалось, это поёт ветер над озером.

Смеркалось.

В сиреневых сумерках, незаметно накрывших долину, раздался тихий ритм барабанов, и горожане насторожились. Светильники загорелись ярче, и на площадку вышла первая пара. Ширма стояла метрах в ста от берега, да и народу набежало столько, что самые дальние не имели ни малейшего шанса увидеть что бы то ни было. Но тут небо осветилось, и изумлённые горожане увидали на другом краю озера, юношу и девушку, метров в тридцать высотой.

Разумеется, это была всего лишь проекция, но настолько чёткая и реалистичная, что толпа единодушно вдохнула и забыла выдохнуть. Девушка на подиуме сделала шаг, и фигура, спустя мгновение, повторила его, а за ней появилась вторая, точно такая же фигура, стоящая боком.

Второй шаг и фигуры начали расходиться в разные стороны, а позади появилась еще одна.

Парень двинулся вслед за девушкой, и над озером, один за другим, появились и его двойники. Прямо, сбоку, сзади. Проекторы передавали изображения в нескольких ракурсах, и над озером через минуту гуляло уже восемь двойников.

И тут раздался первый восторженный вопль и следом грянула музыка, заглушая остальные крики.

Тридцатиметровые двойники доходили до берегов и исчезали, а позади появлялись все новые и новые, копируя движения предыдущих. Следующая пара вышла из-за ширмы, и двойники над озером сменились. С голографиями население уже было знакомо, поэтому обошлось без сильных нервных потрясений и обмороков.

Всё шло, как я и задумала, кроме одного. Папа Корм наотрез отказался выходить на подиум.

Я сначала немного расстроилась, но, подумав, согласилась. Все-таки, он правитель. По статусу не положено, по подиумам бегать.

Каждый новый выход толпа встречала восторженными криками и свистом, которые не могла заглушить музыка. Длинноногие красотки улыбались с высоты птичьего полёта. Сияющие глаза превращались в звезды. Шалун ветер улучил момент и выхватил, из тоненьких пальчиков юной модели широкий алый шарфик и взметнул его ввысь. Я с ним об этом не договаривалась, но камеры не упустили момента, и небо над нами, на несколько мгновений, превратилось в огромный волшебный цветок.

Я сама едва не оглохла от собственного крика.

Зрелище заворожило меня настолько, что я не заметила, как все подошло к концу.

После показа модели мои разбрелись по толпе. Все старались подобраться поближе, пощупать ткань и спросить, когда и кто будет продавать эти чудные вещи.

Расходились горожане уже заполночь. Дорогу к городу освещали гроздья светильников, развешанных на деревьях. И это тоже радовало всех. Меня не радовало уже ничто. Я мечтала о постели, кажется, уже целую вечность. Ушла я тихо, по-английски. От усталости даже не подумала, что через город было бы быстрее и удобнее. Ползла себе тихонько и даже успела немного выспаться по дороге.

Придя домой, я заглянула на антресоли, проверить Щена. Там его не было. Значит, на балконе. Пёсьему сыну, почему то, невероятно, нравилось там. Надо сходить.

Поднимаясь на балкон, я тихонько свистнула, а потом позвала.

— Щен, где ты, маленький. Заждался.

— Ничего. — Раздался знакомый голос, от которого сердце моё оборвалось и рухнуло в бездонную пропасть, а вместо сердца, в груди, забилась сумасшедшая птица.

— Я умею ждать.

На ватных ногах я подошла к столу и рухнула на сиденье. В горле у меня пересохло, и я молча сидела и смотрела на него. А он смотрел на меня. Молча.

Я не знаю, сколько веков прошло, когда он, наконец, откинулся назад и, кашлянув пару раз, произнёс.

— Ну, здравствуй, Ол. Или Альлига. Как тебе больше нравиться?

— Здравствуй… ур. — Так же, откашлявшись, произнесла я.

— Ты забыла моё имя? — Иронично усмехнулся он. И от этой его ухмылки у меня, как и раньше, по спине пробежал лёгкий озноб.

Я отвела взгляд и пробормотала.

— Откуда бы я его узнала. И когда.

— От меня. Не так давно. Около трёх смен назад. На каменной реке, когда мы встретили единорогов. И не пытайся меня убедить, что ты этого не помнишь. И не пробуй сказать, что это не ты. Райл рассказал мне все про тебя.

— Райл?

— Ты сама его попросила. Забыла? О том, что телом его мамы пользовалась не она.

— И ты поверил?

— Почему бы нет. В единорогов тоже трудно поверить. К тому же вы, с настоящей Ол, настолько разные, что я сам бы выдумал теорию о переселении душ. Если бы она не была, уже, придумана. И, ты извини, но я кое-что, слышал из ваших с Райлом разговоров. Но тогда я думал, что это у вас игра такая.

Я сосредоточенно гнула ноготь на большом пальце, когда вдруг услышала.

— Мы нашли Таву.

Я вскинулась, не сумев сдержаться и он, кивнув удовлетворённо, продолжил.

— Мёртвую. Она погибла.

Я сломала ноготь и, вскрикнув от боли, сунула палец в рот. Шан перегнулся через стол, вытащил мой раненый палец, осмотрел его, достал откуда-то крохотный цилиндрик с клеем и залил ранку. Подул, а потом прижал мою ладонь к своему лицу. А я закрыла своё лицо другой ладонью, которая ещё оставалась в моём распоряжении, и тихо заплакала.

Он обнял меня. Он не гладил меня по голове и не говорил успокоительных слов, но я вдыхала запах его тела, заново узнавая, и рыдания мои постепенно стихали.

— Дай воды. — Попросила я его, шмыгая носом. — На столе кувшин.

Он поднялся и налил воды в высокий узкий стакан. Подал, и пока я пила холодную воду, спросил.

— Как мне тебя называть?

— Здесь меня зовут Альлига. — Я подняла на него глаза. — Почему ты решил, что она — это я?

— А почему я должен был этого не решить? С первого же дня, когда дочь Корма, безнадёжная идиотка вдруг обрела разум, я подумал про тебя. А когда ты пришла в центр первый раз, помнишь? Ты посмотрела на меня такими дикими глазами, будто призрак увидала. С чего бы тебе так пугаться незнакомца?

Я подумала, что, видимо, меня тогда сильно перекосило от неожиданности.

— Я узнал тебя, когда ты смеялась с этим маленьким горбуном. Никто в этом мире не может смеяться так как ты. Я должен благодарить этого безымянного…

— Не называй его так. У него есть имя. И если ты ещё раз назовёшь его безымянным, я перестану разговаривать с тобой. Он мой друг, и, поверь, он намного умнее тех, кого вы считаете нормальными.

— Хорошо. Я буду называть его только по имени, если ты скажешь мне, как его зовут.

— Вамана.

— Забавное имя. И почему ты его так назвала?

— Когда-то очень давно жил, а может, и не жил, один бог. Он превратился в карлика, по каким-то своим, причинам. Ну, ему так захотелось. Но он не перестал быть богом. И остался могущественным и мудрым существом.

— Значит, давно. А ты была лично знакома с этим мудрым существом.

Я усмехнулась.

— Я не была знакома с этим богом. Я сама его выдумала. Или не я, а кто-то другой. А мне это только приснилось.

— Тебе сняться удивительные вещи.

— Всегда снились. Попробуй поспать всю свою жизнь, может и тебе присниться что-нибудь интересное.

— Альлига, я мог бы поверить в это ещё вчера. Но сейчас ты уже не сможешь обмануть меня. Это ты была в теле дурочки Ол, когда мы встретились.

— Почему, дурочки?

— Да потому что. Она и двух слов толком связать не могла, один секс на уме. Озабоченная. Ты бы видела, как она передо мной задом вертела, когда ты ушла.

— И ты, разумеется, быстренько этим воспользовался?!

Ревность ткнула меня острым кулачком прямо в солнечное сплетение.

— Представь себе, и не подумал даже. — Счастливо заулыбался Пиллен. — Я же говорю, она полная дура. С ней и пяти минут рядом нельзя было посидеть.

— А полежать?

Пиллен расхохотался и потянулся обнять меня.

— Милая моя, неужели ты думаешь, что я влюбился в большие груди? Там и побольше были.

— Разумеется, ты влюбился в мой богатый внутренний мир, когда караулил мой сладкий сон в клетке. — Съязвила я и тут же поняла, что проболталась.

Я быстренько сделала голубые глаза и запорхала ресничками. Может, не заметил? Ага, два раза.

Пиллен подхватил меня на руки и закружил.

— Это ты, это всё-таки ты!

Спустя единый миг и три миллиона лет, когда я лежала на плече Пиллена, с опухшими от его поцелуев губами и горящей от его ласк кожей, в мой опустошённый мозг постучался маленький вопросик. Ненужный и неважный. Просто от любопытства, я спросила.

— Пиллен, скажи честно, неужели ты узнал меня по одному, только смеху?

Он повернулся ко мне, посмотрел, потом протянул руку и убрал прядь влажных, от пота, волос с моего лба. Правой рукой. На левой лежала я.

— Поверь, мне этого было бы достаточно. Я просто не мог поверить. Как в единорогов. Только их было двое, а таких, как ты, только одна.

— Таких, как я, вообще нету. — Гордо заявила я и Пиллен, засмеявшись счастливо, притянул меня к своему бочку и продолжил.

— А когда вы встретились с Райлом, мои последние сомнения исчезли. И твоя новая одежда. Ты даже в таборе умудрялась носить рубахи не так, как остальные. Не заправляла их в штаны, а выпускала поверх.

— Но так ведь действительно удобнее. И мусор в карманы не падает.

— Угу. А то, что клещ под одежду заползти мог, это неважно.

— Мдя. — Вякнула я. — Об этом я не думала. Но, погоди! Райл живёт у меня уже несколько дней. А почему же ты тогда не подошёл ко мне сразу.

— Я хотел убедиться, что не сошёл с ума. А Райл живёт у тебя не несколько дней, а ровно семнадцать.

— Так много? И все эти семнадцать дней ты следил за мной?

— Не отрывая глаз.

— Надо же. И не подошёл.

— Я боялся, что ты снова сбежишь.

— А сейчас ты больше не боишься?

— И сейчас боюсь. Ты не исчезай, пожалуйста. — Тихо попросил он. — Я не смогу без тебя больше.

— Пиллен, я бы и рада тебе это пообещать, но ты же знаешь, что и это тело тоже не моё. А я улечу, когда придёт время.

— Мы улетим вместе.

— Ты что, тоже?.. — Переполошилась я. Неужели здесь это в порядке вещей?

— Нет. — Ответил Пиллен. — Но, когда ты улетишь, я умру, и моя освобождённая душа полетит вслед за тобой.

Ох, не зря говорят, что мы, бабы, любим ушами. И чем меньше между этими ушами мозгов, тем сильнее мы любим. И быстрее влюбляемся.

двое

— У неё роман с Пилленом.

— Когда они познакомиться успели?

— Отчитается в своё время. Дай нашему герою немного отдышаться.

— Да пусть дышит, я ему не мешаю. Ты мне лучше скажи, кто теперь пойдёт в новую экспедицию. Пиллен, как-никак, уже знаком с дорогой и с дикарями.

— Его отсылать нельзя ни в коем случае. Что ты! Он уйдёт, а она опять… того….

— Да. Это так. Это верно. Хорошо, тогда подготовьте кого нибудь-другого. Гаэля, например. Он достаточно силён для такого похода. К тому же, иногда, бегает к дикарям. Проказник. Горожанок ему мало. Так что и с общением проблем у него не возникнет. Пусть хорошенько просмотрит отчёт Пиллена. Дорогу изучит. Особенно этот тоннель. Не нравится он мне, ох, не нравится.

— Тоннель?

— Ну не Гаэль же. Пусть возьмёт с собой несколько камер. Установит там. Магнетометры, детекторы, вилы эти ваши. В общем, все, что можно. Да, и эта река в ущелье. Другого маршрута нет?

— Для такой экспедиции — нет. Воулы не умеют лазать по скалам.

— Я смотрю, ты тоже шутить научилась. С утра до вечера за этой девчонкой наблюдаешь. Не надоело?

— Не надоест, пока я не пойму, что она такое.

— Потерпи немного. Скоро всё поймёшь.

глава 10 Приглашение от которого нельзя отказаться

О чём только не говорили мы с Пилленом. Вспоминали наш поход. Таборных. Мне нравилось то, что Пиллен говорил о них без тени презрения. Никакого намёка на то, что они хуже, что они не люди. Я спросила его, почему Красавчик отзывался о дикарях так презрительно.

— Не думай об этом. — Прошептал Пиллен, целуя меня в висок. — Тот ур, которого ты называешь Красавчиком, один из самых умных в нашем центре. Пожалуй, никто не знает столько, сколько он. И никто не умеет использовать свои знания так, как он. Половину наших механизмов и приборов он создал почти в одиночку. Для него даже горожане с тремя знаками еще не люди. Согласись, он имеет на это право. — После этих слов Пиллен поцеловал меня так, что я согласилась бы с чем угодно.