18+
Там, за семью горами

Объем: 58 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Во славу предков,

на память потомкам…

ГЛАВА 1

Придерживая рукой тяжёлую дверь, на которой висела грозная вывеска, способная навести страх на самого отважного смельчака, Геворк переступил порог. Чьи-то пытливые глаза долго изучали его документы и повестку с требованием явиться в Комитет Государственной Безопасности при Совете Министров Грузинской ССР. А потом, охваченный невыносимым напряжением, он медленно брёл по угрюмым коридорам, окрашенным казённой бледно-зелёной краской, пока не вошёл в нужный кабинет с обшитыми дубом стенами и наглухо зашторенными окнами. За большим столом, покрытым зелёным сукном, на фоне обрамлённого в раму портрета «Железного Феликса» сидел обыкновенный человек небольшого роста, в сером костюме и с тёмными кругами под глазами от хронического недосыпания. Он, наградив вошедшего косым и недоверчивым взглядом, предложил сесть и сухо произнёс:

— Итак, товарищ Хачатуров… Геворк Давидович… считаете ли вы себя советским человеком?

Геворк весь сжался и почему-то сразу почувствовал себя преступником, стал тщетно перебирать грехи за всю свою прошлую жизнь, которые хоть как-то могли попасть под юрисдикцию столь всемогущей организации, но ничего не вспомнил. И тут же заверил чекиста, что он, конечно, советский.

— Ну раз так, тогда рассказывайте, — деликатно ответил тот и, потерев руки от удовольствия, уставился на Геворка.

— Что рассказывать? — осторожно спросил он, искренне недоумевая.

— Расскажите откровенно всё, что знаете.

— Я ничего не знаю.

— Ну как же так, уважаемый Геворк Давидович, — наигранно заулыбался хозяин кабинета. — Ну что-то же вы знаете!

— А что именно вас интересует?

— Нас интересует всё. И вам было бы лучше говорить правду…

— Прошу прощения, я вас не понимаю, — произнёс Геворк, мучимый дурными предчувствиями. — Чего вы от меня хотите?

— А какие у вас отношения с иностранцами?

— Какие иностранцы? Я вообще ни одного иностранца не знаю.

— А родственники за границей имеются? — злоехидно спросил чекист.

— Нет.

— Так-так… Получается, гражданин Хачатуров, вы скрываете от советской власти, что имеете близких родственников во Франции…

Геворк съёжился от ледяного холода зрачков.

— Ничего я не скрываю…

Всё происходящее казалось ему бредом. Но хозяину кабинета было не до шуток. Его вопросы звучали так чеканно, что казалось, будто он специально репетировал свою речь, а все вопросы и ответы на них знал заранее.

— И вы даже не знаете, кто такой Арман Парсеваль? — спросил чекист, настойчиво давая понять, что его жертва давно уже попала в искусно расставленные ловушки, что запирательства её бесполезны, сколько веревочке ни виться — всё тайное станет явным.

— Понятия не имею, — ответил Геворк совершенно чистосердечно.

— Арман Парсеваль, он же — Арменак Петросян. Разве вам не знаком человек с таким именем?

От неожиданности Геворк вздрогнул, лицо его вытянулось, а рот приоткрылся. Арменак Петросян был родным братом его матери, Марьям Хачатуровой, урождённой Петросян.

Но он без вести пропал на фронтах Великой Отечественной…

— Хм… Стало быть, говорите, пропал без вести, — повторил чекист. — А кто знает, что там было на самом деле. Может, дядька ваш дезертировал с поля боя, добровольно бросив оружие, или стал предателем, изменником Родины, убив своего командира и перейдя на сторону врага? Вы уверены, что всё было не так?

— Мой дядя был честным и глубоко порядочным человеком. Это правда! — твёрдым голосом ответил Геворк. — Моя бедная мать, которая умерла прошлой осенью, до самого последнего дня своей жизни не теряла надежды разыскать единственного брата, наотрез отказываясь слушать тех, кто говорил ей, что прошло уже достаточно времени, чтоб обо всём забыть… Но, понимаете, долгие годы поисков и запросов в архивы не дали результатов. Как легко потерять прошлое и как тяжело искать правду, говорила моя мать…

— Так вы думаете, он погиб?

— Судя по всему, он пал смертью храбрых, отдав свою жизнь за Родину. Нет только могилы, куда можно пойти, поставить свечку и вылить чарку вина…

Уполномоченный глянул на Геворка исподлобья, сунул руку в карман и, бросив взгляд на извлечённые оттуда часы, недоуменно почесал в затылке. Потом он спрятал папку в сейф и сообщил, что их беседа закончена.

Геворк вернулся домой с сильной головной болью. Приняв таблетку анальгина, он лёг, но до самого рассвета так и не сомкнул глаз, беспокойно ворочаясь во тьме с боку на бок и прокручивая в голове события дня. Будоражащий душу поток рассуждений взял верх над усталостью. Он так и не понял, с какой целью чекист спрашивал у него о дяде. Противоречивые мысли, одна другой нелепей, лезли в голову, переплётались друг с другом в некие метаморфозы и визуальные образы, то растворялись, то появлялись вновь, не давая ни минуты покоя, и он не заметил, как внезапно очутился в тех закоулках памяти, где жили обрывки воспоминаний его матери о событиях давно минувших времён…

ГЛАВА 2

Зима в Тароне (1) выдалась самой суровой за последнюю тысячу лет. Навалило много снегу, он занёс горные тропы, и жители долины оказались отрезанными от всего остального мира. Ясная морозная ночь так сковала землю, что она звенела под ногами. Птицы и дикие звери забились в норы и притаились, поедая свои скудные запасы в ожидании весны. Реки задёрнулись ледяным покровом, лишь стоя возле них, можно было расслышать глухой голос текучих вод, — он то журчал грустно и уныло, то вдруг умолкал понемногу, немел, застывал. Встревоженные люди каждое утро первым делом обращали свои взоры на окрестности: не тает ли снег, не темнеют ли луга? Но толстый слой снега лежал неподвижно, искрился под лучами холодного, негреющего солнца и упорно не хотел таять.

В такой лютый день, лишь только свет отделился от тьмы и восток зарделся гордой зарей, люди просыпались, вставали, умывались, говорили друг другу «бари аравот» (2) и отправлялись каждый по своим делам. А старики, расчесывая на ходу бороды, не спеша выходили из домов и, бормоча под нос «Хайр мер» (3) и здороваясь друг с другом издали, тесной гурьбой подходили к церкви, чьи своды в течение столетий слышали пение ревностной паствы: здесь вершились богослужения, венчали новобрачных, крестили в купели детей, отпевали покойников… Люди приходили так рано, что и епископа ещё в храме не было; говорили звонарю, чтоб ударил в колокол, и звон колоколов плыл над городом и долиной, рассветный ветер подхватывал его и уносил далеко в горы. Старики же, отвесив несколько земных поклонов, начинали судачить о семейных делах и, как заведено, жаловаться на трудные времена, пока, наконец, не являлся священник. Зажигали свечи, лампады, — где не было масла — пономарь подливал. Священник с дьячком служили, люди крестились, становились на колени, присаживались, а горбоносый пономарь со сросшимися у переносицы бровями и грустными глазами то подрезал свечной фитиль, то затеплял лампаду, или же, потирая лысину и позевывая широко, сновал взад и вперед по храму, либо заправлял кадило, либо хлопал по голове юродивого, чтоб смирно стоял, не поднимал шума и не перебегал с места на место. Время от времени он доставал из кармана табакерку, встряхивал, сначала нюхал сам, чихал, крестился или же проклинал дьявола, потом, в знак уважения, угощал кое-кого из знатных горожан, степенно отходил и снова важно, чинно возвращался на своё место.

Молодняка на службе не было. Иное нынче подрастающее племя! Старших не уважают, не ценят ни веры святой, ни могущества церкви Божией, ни молитвы прилежной. Не соблюдают обычаи, коими всегда отличался их народ. Глядишь, скоро и вовсе позабудут, как креститься надо: к груди ли сперва приложить руку или ко лбу, справа налево или слева направо. Вот за то Господь, столько благ сотворивший, на людей и гневается, оттого и посылает им беспрестанные испытания. Вот и сейчас — звали старики юнцов кареглазых с собой в божий храм, а они слова мимо ушей пропускали и, ещё не совсем стряхнув с себя сон, шли в хлев задать сена скотине и коням, убрать под ними, а потом свести на водопой, почистить лошадей скребницей да привести с песнями обратно в конюшню. Милые девицы-незамужницы, расчесав себе волосы, рядились в полотняные сорочки, легко и проворно орошали невинные личика водицей, и вот уже одна пол дощатый в доме метёт, другая заснеженный двор убирает, а третья, положив на стройный стан кувшин с заткнутым горлышком, идёт за водой родниковой.

Тигран был единственным сыном уважаемой в Муше семьи Петросян. Отменный рост его, тёмные очи, высокое чело и буйные кудри всякого сводили с ума. Многие матери мечтали взять его в зятья и окружить заботой. Молодые девушки, услыхав голос или одно даже имя его, готовы были душу ему отдать. Его одного видели во сне и просыпались, вздыхая от любви к нему.

Тигран знал от отца, что могущество его народа — в семье.

— Силён тот народ, — любил говаривать старый Мушег, — который имеет крепкие семьи, живущие мирно и в добродетели.

Да и мать всё твердила, что ему нужна жена, а ей — помощница, ведь немолода она уже:

— Матери не вечны, женись, цавт танем (4). Я и невесту тебе присмотрела.

— И кто она, майрик-джан (5)? Красивая хоть?

— Пусть даже будет некрасивой, лишь бы хорошей женой была, чтоб родила и воспитала тебе честных и достойных детей.

Но сперва надобно было построить дом, старый совсем обветшал и потрескался. Сначала отец с сыном вырыли маран для вина и вмазали в пол глиняный очаг — «тонир» (6), чтобы внутри дома тепло было, добротные стены «глхатуна» (7) возвели из дикого камня, крепкими досками устлали полы двух комнат, выходящих окнами в ущелье. А за окнами разбили сад. Потом пристроили амбар с отделениями для зерна и муки, а также кухню, на стены которой повесили соструганные вручную полки с глиняной и медной посудой. Поставили крышу с дымоходом на деревянных столбах. А позже перед домом соорудили большую веранду, откуда, если сидеть за столом, была видна узкая змейка реки на дне ущелья.

Говорят, каждый получает от Господа по мере того добра, которое он сделал в жизни. Вот и жена досталась Тиграну чудесная и понятливая: Анаит была стройной, как чинара, с белым лицом, густыми длинными волосами и большими глазами под тоненькими, словно нарисованными, бровями — редко когда в девушке так сочетаются красота и ум. Часто вспоминала она, как мать Тиграна, Србуи, упокой Господь её душу, оставаясь верной заповедям предков, идущих от самого Айка Наапета (8), в один из дней облачилась в длинный тараз и, обмотав талию шёлковым шарфом, пришла на её смотрины, предварительно посовещавшись со своим родным братом.

— Иду я нынче смотреть не только на Анаит, чтоб узнать, чьих она кровей, но и на её мать. Сначала надо обязательно увидеть, какая у неё мать, — сказала Србуи сыну на пороге дома. Сказала и, чтобы обеспечить успех переговоров, повесила на столб своего дома большой деревянный шереп, которым разливала апур. А потом, взяв с собой сватов из числа близких родственников, явились они в дом к родителям Анаит со словами: «Мы пришли взять из вашего дома горсть золы, чтобы смешать её с золой нашего очага; пришли, чтобы от вашего светильника зажечь наш светильник; пришли, чтобы ваш камень заложить в нашу стену; чтобы зачерпнуть горсть воды из вашей реки в нашу реку». Ответом им было, что надо подумать, посоветоваться с роднёй. Поэтому Србуи пришлось пойти туда во второй раз, прихватив с собой бутыль абрикосовой водки, сочные яблоки с воткнутыми в них монетами, несколько крупных ярко-красных как вечерняя заря гранатов, янтарного кишмиша и конфет, и только тогда отец девушки объявил о своем согласии, молвив: «Не будем спорить. Платок пусть будет ваш. Пусть наша горлица летит в ваш сад». Проворная мать Анаит накрыла стол, и они скрепили слово, преломив хлеб и распив по стакану принесённой сватами водки. Дальше устроили «ахчиктэс» (9). Перво-наперво попросила будущая скесур (10) у Анаит стакан воды, во все глаза следя за манерами девушки. Вслед за этим наблюдала, умеет ли она вдевать нитку в иголку, и спрашивала что-то очень тихим голосом — слух у молодой проверяла. Оставшись довольной смотринами, она поцеловала щеку девушки и положила ей на ладонь золотую монету в знак одобрения.

Со временем устроили пышное обручение, угощали гостей мясом, вином и сухофруктами со сладкой гатой. Арсаник (11) справили осенью, когда были закончены полевые работы и закрома тантикин (12) Србуи были полны всяческого добра, а карасы (13) пенились молодым вином. Чтобы не допустить похищения невесты турками или курдами, двадцать пять мужественных «макаров» сопровождали Тиграна и его близкую родню до дома Анаит.

С громкой музыкой, шумным весельем и танцами во дворе женщины из родни жениха преподнесли подносы с подарками невесте: в одном находился свадебный наряд, в другом подарки отцу и матери, а в третьем — напитки, фрукты и сладости. Вскоре эти подносы будут наполнены подарками и уйдут обратно матери жениха. Под печальные звуки зурны красочно одетые подружки невесты в присутствии каворкин (14) одевали Анаит в окаймлённый золотой тесьмой красный тараз с вышивкой и опоясывали серебряным поясом с узорами, а лицо её закрыли вуалью. Вот один из музыкантов, присев на табурет и подперев свой инструмент к левой ноге, взял смычок в правую руку, слегка прижал его к струнам и… меланхолично запела четырёхструнная кяманча, ритмично застучал дол, дружно вступили звонкий саз, протяжная зурна и голосистый дудук, погрузив собравшихся в свои чарующие звуки. Группа мужчин и женщин танцевали «кочари», то держась за руки и двигаясь по кругу сомкнутым рядом, то плавно всплёскивая руки в небо. Когда женщины отошли, мужчины, образовав круг, пустились в «шалахо». Родня жениха ликовала, ведь они заполучили такую прекрасную девушку. Другая сторона немного грустила, особенно мать невесты, она не танцевала, а печалилась, что её дитя, чистое и непорочное, улетает из отчего дома. Звучали мелодии, поднимались тосты за родителей, за кавора, за молодых… Арснакуйр, незамужняя подруга невесты, не пила и не ела, в течение всей свадьбы она в оба глаза «охраняла» невесту, зорко следя, чтобы никакая злая женщина не вознамерилась вшить ей нитку в подол. И отпустила её от себя лишь один раз для исполнения «узундара» — танца невесты. Словно лебедь по глади пруда, очаровывая гостей своей грацией и целомудрием, медленно, легко и плавно ходила Анаит по кругу, вытянув спину и стыдливо опустив мокрые глаза: когда играет «узундара», ни одна невеста не может удержаться от слез, видя грусть своих родителей. Потом она целовала руку отцу и матери, благодаря их за всё и навсегда прощаясь с родительским домом.

Анаит шла замуж по доброй воле. Тигран нравился ей, и не одну ночь провела она, вздыхая по нём, не раз вставал перед нею его мужественный образ. И все же сегодня, когда пришло время проститься с девичеством и стать женщиной, сердце её сжималось какой-то смутной жалостью к себе самой, и трудно ей было расстаться со своим прошлым. А прошлое свое она помнила хорошо: её всегда и всюду баловали, нежили, теперь же, кто знает, что ждет её в будущем?

У ворот дома Тиграна свадебную процессию встречала свекровь в окружении родни, стоявшей в тени абрикосового дерева.

— Да благословит вас Господь и да не разлучит вас человек, — громко провозгласила тантикин Србуи, соединив руки Тиграна и Анаит.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.