Бесплатный фрагмент - Там, где есть я…

Я искренне благодарна моим друзьям, которые поверили в меня и поддержали выход этой книги. Вы дали мне огромный заряд энергии и уверенности в том, что я делаю.

Мне приятно назвать имена:

Виктории Шакиной

Анастасии Иволиной-Райской

Миши и Тани

Валерии

Спасибо всем, кто помогал мне, вдохновлял и не давал сойти с дистанции.

Особая благодарность меценату, пожелавшему остаться неизвестным и оставившему только свою электронную почту, загадочную, как коллекционный армянский коньяк Двин.

Татьяна Фармаковская

Вступительное слово

Татьяна Фармаковская — самая обыкновенная женщина, такая, как мы все, преподаватель английского языка. Но когда ей поставили диагноз «рак», Татьяна не стала рыдать, она быстро поняла: с болезнью можно и нужно бороться, с болезнью можно и нужно жить. Татьяне пришлось пройти через очень серьезные испытания: операцию, лучевую и химиотерапию. Рак отступил, но через четыре года случился рецидив. Таня справилась и с ним. Еще через два года рак атаковал кости, но она и тогда не сдалась. Самая обыкновенная женщина, такая, как мы все, оказалась невероятно сильной, несгибаемой. И теперь Таня хочет рассказать, где и как она искала силы, чтобы сражаться с болезнью.

Татьяна написала книгу, которая очень поможет тем, кто недавно узнал, что у него рак. Женщина, которая более восьми лет храбро борется с недугом, делится своим опытом, отвечает на вопросы, как научиться жить со своим страхом, избавиться от паники, достичь спокойного, разумного душевного покоя. Вы не найдете здесь долгого и подробного описания течения болезни и ее лечения. Болезнь служит фоном для рассказа об увлекательных событиях, удивительных встречах и для размышлений автора.

Эта книга повествует об изменениях, происходящих в человеке, который находится в трудной жизненной ситуации. Эта книга о смелости, мужестве самой обыкновенной женщины, которая и не подозревала, какая она храбрая и стойкая. Эта книга о том, где найти колодец, из которого можно начерпать живой воды жизни и справиться с болезнью.

И я очень благодарна Тане Фармаковской за то, что она согласилась стать первой героиней моей программы «Я очень хочу жить» на телеканале «Спас». Изящная, очаровательная Таня села в студии и откровенно рассказала все, что ей пришлось испытать. Рак всегда обнажает человека, становится понятно, каков он есть на самом деле. Обыкновенная Татьяна оказалась смелой, стойкой, настоящим героем. И я уверена, все, кто прочтет эту книгу, получат от нее заряд смелости и стойкости, потому что Татьяна любит людей и очень хочет им помочь.

Дарья Донцова,

9 апреля 2019 г.

От автора

«Там, где есть я, там нет смерти, где есть смерть — нет меня.»

Лукреций

Эти истории и заметки так и остались бы неразобранными в документах на рабочем столе ноутбука, если бы в один из тяжелейших периодов моей жизни подруга не придумала меня отвлечь от того, что происходит в реальном времени: больницы, неподвижности и болей.

А чем можно занять человека, который жизни себе не представляет без клавиатуры? Дать ему ее и твердо сказать: пиши.

— Тань, ты отлично пишешь и тебе есть что сказать. Я думаю, у тебя выйдет классная книга.

— Но как же так? Я никогда не писала ничего длиннее статьи в ЖЖ!

От паники у меня даже ладони вспотели. На самом деле я давно мечтала о своей книге, но это было как-то далеко, в теории. Может быть, когда-нибудь. Представляла себя стареющей харизматичной писательницей, придумывающей свои сюжеты в небольшом домике на окраине старинного городка у самого берега моря. И чтобы из окна непременно был виден маяк.

Но начать писать вот так, лежа в постели и не имея возможности даже поднять голову?

Нет, я так не могу. Да и как я это сделаю?

Но люди вокруг меня словно сговорились.

— Точно, мам, пиши. Чего без толку лежишь? — радостно воскликнула моя дочь. — Ты же все равно строчишь в Инстаграм, вот и давай.

Муж ничего не сказал. Но через два дня в палату вошел курьер со специальной подставкой для ноутбука, с помощью которой я могла печатать в любом положении.

Тут я себя ощутила Фридой Кало, не меньше. Уж если она могла рисовать лежа, почему я не могу начать писать?

Книга. Моя первая книга должна быть о том, что сейчас мне ближе всего и по-настоящему волнует: как жить, если у тебя онкология. Я прошла непростой, но довольно примечательный путь: придумала сама себе психотерапию, научилась жить в мире со своими страхами, многое пережила и передумала, и, естественно, наделала кучу ошибок.

Все это, в результате, привело к тому, что есть сейчас. Спокойствие и глубокая вера в любых обстоятельствах. Ну, и немножечко здорового пофигизма.

Мне есть о чем рассказать моим читателям и, если эта книга поможет хотя бы одной душе, я буду абсолютно счастлива.

Обдумав хорошенько идею, я нашла в Документах заветную папку со своими заметками, открыла ее, и все увлекательные истории, путешествия, приключения, чудесные встречи, которые случились за последние восемь лет, лавиной обрушились на мою несчастную голову.

Еще немного и книга сложилась. Осталось записать, добавить ингредиенты, подсыпать перца и соли, перемешать хорошенько и, в общем, готово.

На это ушел почти год. С перерывами на лечение, с нежеланием продолжать писать, с сомнениями в себе. Но вдруг, когда текст был почти заброшен, открылось второе дыхание, заставив работать по пять часов в день. Как будто книга сама захотела быть дописанной.

Кто ищет длинного описания болезни, чувств, охвативших меня при постановке диагноза, методов лечения и квестов по поиску врачей — ничего этого вы в книге не найдете.

Зато есть много назидательных историй, личных открытий и тысяча способов как подружиться со своими страхами, найти мотивацию и не опустить руки.

Есть дружба, вера и жажда жизни. Есть благодарность миру. Есть любовь.

Предисловие: Позвольте представиться

Москва, июнь 2018

Боль постепенно отступает, и думать о ней сейчас нет смысла. Мне есть о чем подумать.

О жизни, о бережном отношении к своему времени, мыслям, чувствам.

О безусловной любви к себе, полном принятии изменившейся внешности, об оптимизме и о преодолении страха.

О том, как перестать бояться. Как стоять у пропасти, но вместо страха чувствовать, как растут крылья за спиной.

О шрамах, заметных только тому, кто обращает на них внимание, и о внутреннем состоянии, видном каждому.

О мудрости не обидеться на весь мир, не брать на себя вину за то, что доступно только Богу, и быть благодарной за все, что даровано нам самой жизнью.

О счастье быть здесь, дышать, ходить и радоваться этому миру, воплощая свои отложенные когда-то желания.

Ну и о том, как исполнять свои мечты, не замечая препятствий. Ведь главное препятствие — это ты сам.

Я многое сделала, чтобы разрушающие эмоции перестали заполнять мою душу, уступив место удовольствию и счастью смотреть собственным страхам и неизвестности в глаза.

Неужели для этого мне нужно было заболеть раком?

ххх

Рак непредсказуем. Именно поэтому вокруг него столько мифов и страхов. Вот тебе диагностировали первую стадию, прооперировали, пролечили, и ты живешь полноценно, даже активнее, чем прежде. Но ты не можешь быть уверен, что это навсегда. Не знаешь, когда рак случится снова и каким способом он начнет тебя разрушать. Поэтому после диагноза тебя все время преследует страх. Страх возврата к пройденному, страх метастазов, страх, что в этот раз не помогут и надежды не будет, страх боли. Наверно, одним словом это можно назвать страхом смерти, вдруг ставшей такой осязаемой и реальной. Но есть и другое, пугающее в этом диагнозе. Страшно остаться один на один с болезнью. Лишиться семьи, друзей и работы. Страшно лишиться работы, потому что кому нужен больной сотрудник?

Я ухитрилась пройти все этапы: первую стадию, когда, казалось, нечего бояться, но все равно было безумно страшно. Рецидив через четыре года и новый рецидив с метастазами в кости через два. Успела слечь на два месяца со спазмами и болями в позвоночнике, да такими, что врачи не верили, что я встану. Но я хожу, продолжаю лечиться и надеюсь на долгую ремиссию.

Эта книга — дневники, заметки и исследования, которые я писала на протяжении этих лет. Мой путь от первого испуга и всепоглощающего страха до спокойного, разумного покоя и глубокой веры, в котором я сейчас нахожусь. Это путь прорабатывания страхов, истерик и жалости к себе. Путь любви. Мой путь длиною в восемь лет.

Онкоцентр, май 2018.
Все будет хорошо?

Бог во мне. Все идет так, как должно быть. Все будет хорошо.

Эти слова мантрой звучат в моей голове, пока тело сводят непонятные спазмы. Обезболивающие помогают, но уколов хватает ненадолго, приходилось повторять пару раз в день. Промедол с кетаролом и реланиум.

— Она вряд ли встанет, — тихо говорят врачи моим родным. — Позвоночник сильно разрушен метастазами. Можно облучить, чтобы снять боль, но это паллиативная помощь, лучи ее не вылечат и не поднимут.

Мне же они ничего не говорят, осматривают, спрашивают о самочувствии и перспектив не открывают. Но я чувствую, врачам совсем не нравится то, что они видят на снимках.

Муж и дочь более оптимистичны, хоть это им и нелегко дается. Они хотят сделать для меня все возможное и очень надеются.

— Давайте облучать. Она встанет.

После этого Женя, моя дочь, идет в палату и бодро мне заявляет:

— Врачи сказали, что облучение поможет. Так что не расслабляйся, скоро будешь как новенькая.

— Но им же явно не нравятся мои снимки. И что, так и говорят, я встану?

— Мама, встанешь. Так и говорят.

Вот я и не сомневаюсь. Я почему-то с самого начала была уверена, что все это не навсегда, эти боли следует перетерпеть, а потом будет трудный, но приятный период реабилитации.

Родные это знают и всячески меня поддерживают.

А я просто обязана оправдать ожидания дочки, мужа и огромного количества подруг: меня навещают по нескольку раз на дню, приносят домашнюю еду, пишут письма, заказывают молебны, передают приветы и поддерживают материально. Иногда я плачу, но не от боли или отчаяния. Нет! Я плачу от осознания, что за меня искренне переживает столько людей из разных городов, я нужна и востребована и, даже будучи прикованной к постели, я не одинока. И благодарю Бога, мироздание и что-то высшее за все, что происходит со мной в последнее время.

Онкоцентр, май 2018.
Все будет хорошо…

Меня зовут Татьяна. Этим именем меня назвали в честь бабушки, которую я никогда не видела, но, по рассказам, она была самым добрым и безотказным человеком на свете. Всю жизнь спасала людей: во время войны, работая в госпитале, после войны, будучи единственной акушеркой в подмосковном поселке. К ней шли рано утром, днем и стучались ночью.

Наверное, во мне играют ее гены или имя обязывает, но я периодически стремлюсь к какой-то волонтерской работе, мучаюсь, если не могу помочь, и всегда бросаюсь спасать любого утопающего.

Наверное, еще и профессия накладывает отпечаток. Я преподаю английский язык, и наносить непоправимую пользу — мое неистребимое призвание, даже против воли попавшего под горячую учительскую руку.

Преподаю уже 25 лет. К 44 годам, когда все, собственно, и началось, я учила школьников, студентов, дошколят и взрослых. Попробовала себя в университете и в детском центре, пока, наконец, не остановилась на частном обучении, поняв, что это и есть моя настоящая любовь.

Здесь, не привязанная ни к каким программам, я могу делать все, что хочу, лишь бы результат радовал учеников. Можно пробовать новое, добавлять методики, изменять учебники, смотреть фильмы и читать сайты. В общем, преподавание неожиданно стало настоящим творческим процессом.

А я без него не могу. Без творчества я теряю интерес ко всему, становлюсь ленивой и апатичной.

Еще я обожаю учиться. Правда, если бы это услышали мои школьные учителя, они бы только засмеялись, посчитав это шуткой.

Но так оно и есть. Я ненавидела учебу в школе, но начиная с институтских времен это стало своего рода хобби. Именно поэтому у меня два высших образования, два иностранных языка, много разных курсов и кембриджский сертификат по преподаванию английского.

Учеба спасала меня в самых трудных жизненных ситуациях, в невообразимо кризисные периоды.

Оплакивая дедушку, это было огромным потрясением для меня, я подала документы на второе высшее образование. Языковое.

Поняв, что муж мне изменяет, я пошла на восточные танцы и достигла там такого умения, что меня пригласили преподавать подросткам. И я отрывалась, обучая их, ставя танцы, помогая девочкам раскрепоститься, стать смелее и обрести женственность.

Как только можно было активно шевелить рукой, после самой первой операции, я, чтобы научиться контролировать себя и свой страх, записалась на курс фридайвинга и окончила его, проплыв 70 метров под водой на задержке дыхания. Правда, в открытой воде мне так и не пришлось поплавать, но это другая история.

И, наконец, после рецидива рака я решила, что еще рано прощаться с жизнью, и получила кембриджский сертификат по преподаванию языка, потратив на него кучу нервов, времени и денег. Но оно того стоило.

Так странно, но, написав все это, я вдруг отчетливо поняла, что всю жизнь училась, меняла места работы и увлечения, чтобы отвлечься, сбежать от трудной ситуации. Не прожить ее, не проработать досконально, чтобы отнестись к ней осознанно, а сбежать, спрятать голову в песок, сделать вид, что ее и не было.

И это было большой ошибкой. В результате нервы мои частенько не выдерживали, я скандалила, кричала на дочку Женю, самого дорогого для меня человека. После испытывала вину, старалась как-то сгладить ситуацию, попросить прощения, но с горечью понимала, что только порчу наши отношения как раз тогда, когда нужно было держаться вместе.

Но поделать с этим ничего не могла, только молила Бога, чтобы однажды все разрешилось само собой.

Теперь, по прошествии времени, я знаю, единственное, что мне нужно было сделать сразу, это развестись с мужем, как только стало известно о его изменах. Я же предпочла как обычно спрятать голову и уйти в себя, сосредоточившись на своей и Женькиной жизни. Боялась остаться одна.

Не то чтобы я совсем молчала, нет, иногда ввязывалась в ссору, осыпала его упреками и поражала своей уверенностью и доказательствами, что у него есть кто-то еще.

Муж делал круглые глаза, удивленно спрашивал, что со мной сегодня такое и с какой ноги я встала.

Затем прерывал разговор, утверждая, что мне все привиделось и если у меня что-то с воображением на нервной почве, то он тут совсем ни при чем.

Это повторялось часто, я и сама начала думать, что все мои подозрения — плод разыгравшейся фантазии. Ничего точно я подтвердить не могу, а значит, нечего об этом и говорить.

Стало ли мне от этого легче? Ни на йоту.

Я истерила, срывалась и замыкалась в себе все больше и больше.

Но в обычной жизни, вне дома, никто об этом даже не догадывался. Мои друзья и знакомые любили и любят меня за жизнерадостность, легкость и веселое отношение к самым запутанным вещам.

Я и правда умею видеть смешное и сохранять оптимизм в любой жизненной ситуации, но почему-то эти навыки совершенно не распространялись на тогдашнюю семейную жизнь.

Например, друзья до сих пор вспоминают, как я ухитрилась остаться веселой и не испугаться, находясь в турецкой тюрьме. Правда, это было недолго и не в камере, так как обвиняли не меня, но удерживали в стенах тюремного здания почти сутки, не позволяя выходить даже за едой.

Вместо того чтобы бить себя в грудь и требовать соблюдения собственных прав и свобод, что в этих странах бесполезно, я подружилась со всеми полицейскими, которые там находились, включая даже высокие чины, и потом долго поддерживала с ними приятельские отношения.

— Как! И ты не возмутилась? Они не имели права задерживать не гражданку Турции без причины! Ты должна была подать в суд!

Друзья не понимали, почему я так весело рассказываю о таком неприятном инциденте. А я искренне недоумевала, почему это приключение я должна воспринимать как трагедию и судиться с людьми, с которыми у меня в результате установились прекрасные отношения.

И так во всем, кроме отношений в семье.

Май 2018.
Онкоцентр.
Пост в Instagram.
Всходы когда-то посеянных семян

Геометрия Евклида всегда была мне чужда. Ну как может мир состоять из аксиом и набора постулатов, где параллельные прямые ни за что не пересекаются, а углы могут быть только определенного градуса?

Поэтому натянутая школьная четверка только приблизила к поискам другого рода — к Эйнштейну, Лобачевскому, теории относительности и связи кривизны пространства-времени при взаимодействии с материей. А дальше завели в индийскую философию, веру в существование других миров и пересечение с тем, где мы сейчас находимся.

Где та точка, в которой ты что-то сделал правильно или пошел против того, на что указывала тебе судьба? Была ли она в твоем прошлом или вообще в сновидении? Но именно тогда ты сделал выбор, который, может, и казался глупым. Но именно он в результате привел тебя в ту парадигму, где ты сейчас. Но и она не конечна — это просто новая точка, новый старт и решение того, что будет дальше. Когда? Ты не узнаешь. А может быть, тебе в какой-то момент снова придется вернуться во что-то забытое, чтобы это осознать. Или не возвращаться, а благодарить за все, что происходит и происходило с тобой.

Наверное, в 5 утра я пишу немного странно, но я вдруг осознала сейчас, что происходящее вокруг меня — следы давних событий и решений, которые я принимала в молодости не задумываясь. И они выстраиваются в такие взаимосвязи и контакты, что я просто диву даюсь. И действительно, появляются неожиданные люди, которые могут помочь быстро устроить меня в больницу, или врачи, берущие на себя заботу обо мне, хотя это не входит в их зону ответственности. Я могу только удивляться и не перестаю благодарить Бога и мироздание за все, что мне дано.

Моя мантра-молитва такая: Бог во мне. Все идет так, как должно быть, а значит, будет хорошо. Не так, как я себе это надумываю и рисую в планах, а так, как должно быть.

Поэтому, лежа и ожидая лечение, я просыпаюсь ночью и благодарю мир и всех, кто мне помогает. Не молюсь, не прошу за себя, а просто благодарю мир за все происходящее. Может, для этого и нужен был этот последний, самый серьезный рецидив?

Чтобы понять, что урожай всегда зависит от посеянных семян и обработанной почвы.

Ad notam…

Не пугайтесь, этот рецидив случится гораздо позже, а пока мне хочется вернуться на несколько лет назад, в то время, когда я только начала вести свой дневник и еще не понимала зачем мне эти записи.

Откуда я могла знать, что последующие годы настолько изменят мой образ мыслей и отношение к привычным вещам, дадут мне такую свободу и веру, что потребуется обратиться к началу, чтобы понять, в какой момент начались все эти необратимые изменения.

2011: Прощай, прежняя жизнь. Привет, будни онкопациента

Москва, лето 2011.
Жирная точка в семейной жизни

Может быть, по причине моего легкого отношения ко всему, когда я начинала ныть подругам, что развод неминуем и только он может меня спасти, они воспринимали это совершенно несерьезно и не торопились поддерживать в таком щекотливом вопросе.

Ну я потихоньку и перестала с ними об этом секретничать.

Но в доме слово «развод» звучало все чаще. Муж недоумевал, уж не знаю, искренне или нет, что за шлея попала его жене под хвост и почему она хочет уйти от прекрасного семьянина и верного, надежного мужчины. Выслушивал мое видение ситуации и мнение о нем как об отце и о муже, сообщал мне, что я совсем выжила из ума, если так думаю, и благополучно исчезал на пару дней без объяснений причин.

Так продолжалось четыре года. Четыре года отчаянных мыслей, что никогда не избавлюсь от этого кошмара моей жизни. Дом был общий, и уезжать никуда муж не собирался.

Впрочем, все это не мешало мне вести свою, довольно насыщенную жизнь. Поездки, друзья, выставки и театры, увлечения и занятия с дочкой надежно занимали мое свободное время. Оставались ночи, когда охватывали одиночество и тоска.

Время шло. Муж, наслушавшись о возможностях заработка в другой стране, занялся сворачиванием своего шаткого бизнеса в Москве и засобирался в жаркие страны.

И я поняла, что появился шанс ускорить наше расставание.

Дочь училась на третьем курсе и по уши была занята собой, личной жизнью, учебой и всем тем, что занимает молодых девушек в это время.

Однако же она чутко прислушивалась к тому, что происходит между родителями, и страшно переживала. Женя привыкла к тому, что есть папа и мама, но вдруг привычная, пусть и не идеальная семейная атмосфера начала распадаться.

В общем, это был весьма трудный период для всех нас.

Именно тогда я и нащупала у себя приличную такую шишку в правой груди и показалась маммологу. Она покачала головой, всем видом показывая, что ее насторожил этот бугорок, и отправила сразу в больницу к хирургу-онкологу — чтобы посмотрел снимки и высказал свое мнение.

Еще пара исследований.

Да, это рак.

Испуг, паника.

Здесь можно было бы рассказать о том, что я почувствовала, впервые услышав о диагнозе, какую бурю эмоций пережила, как встала в очередь на госпитализацию. Но на самом деле это совершенно не нужно, потому что на первом этапе у всех примерно одни и те же переживания и история.

Диагноз, паника, неверие, страх, сбор анализов.

У меня к этому набору еще добавилась мысль, что вот теперь в моих отношениях с мужем поставлена жирная точка.

Рак, и я отчетливо осознаю, что не хочу быть слабой и больной перед ненадежностью человека, которого я 20 лет называла своим мужем. И я очень боюсь умереть.

Пост в Instagram, 2018.
Лирическое отступление.
Почему так страшно услышать: у вас рак

Работа над книгой заставила углубиться в воспоминания и вытащить на свет все свои приключения, мысли и чувства, которые случились со мной после диагноза.

И вот ведь что подумалось мне про бесстрашие и авантюризм по жизни и так пугающий всех диагноз.

Куда я только не лезла со своим любопытным носом, никогда не боялась возвращаться поздно ночью, не просила мужа меня встретить, даже если на часах сильно за полночь. Уже зная диагноз, оказывалась в довольно злачных местах, знакомилась со странными людьми и не боялась тусоваться с ними. За это время со мной много раз могло произойти все что угодно, а я не боялась опасности. Но как только услышала диагноз, испугалась настолько глубоко, что сгусток ужаса сковал меня на какое-то время, мешая даже дышать. Почему так произошло?

Почему мы так боимся услышать этот диагноз и впадаем в отчаяние и уныние? Многим требуется время, чтобы выйти из этого, а некоторые так и живут в состоянии вечного страха, беспокойства за себя и носят свою онкологию как корону, постоянно третируя родных и друзей.

Почему? Этот вопрос я задаю всем подписчикам своей страницы в Instagram, где я пишу о страсти к жизни, несмотря на онкологию, и об извилистом пути к себе.

Ответы поражают.

Лена: Страх неизвестности, страх боли.

Марина: Пока мы не болеем, мы ничего не знаем о раке, кроме того, что косит всех. И люди боятся думать о плохом. Поэтому услышать такой диагноз — значит «априори не выживу». Отсутствие информации о возможностях медицины вышибает из колеи просто в секунды. Это панический страх.

Вера: Меня диагноз не пугал — пример мамы, и я знала, что с этим живут. Но была полная потеря веры в себя. Я помню состояние, что меня загнали в угол, и я смотрела на мир через щелочку в своем домике. Но не было ощущения, что я останусь в этом домике навсегда. Возможно, тогда этот домик был мне очень нужен. Сейчас я уже ушла очень далеко от него и опять гуляю по миру без страха. Но память иногда возвращает.

Ольга: У меня не было страха. Была обреченность. Надо пройти кучу врачей и сделать операцию. Я не думала о прошлом, не думала о будущем. Я жила здесь и сейчас. Мне было все равно, что ждет впереди. А не все равно стало уже после операции.

Даша: А у меня всю сознательную жизнь было ощущение, что рак — это быстро и смертельно. У меня мамы не стало в ее 45 лет за 4 месяца. А когда мне поставили диагноз, то почему-то сомнений в том, что я сделаю все, чтобы вылечиться, не было. Единственный страх был, что мне не хватит денег на лечение. Вот это был страх.

Света: У меня был дикий страх за детей. Как они без меня останутся? Доче на тот момент было всего 8 месяцев. А еще я помню страх из детства: вдруг умрет мама, хотя предпосылок не было. Но это был мой страшный детский страх. И тем самым еще волнительнее за дочку.

Оля: Страх неизвестности, страх боли, Страх, что не хватит денег на операцию, страх, что отрежут грудь, выпадут волосы, и я буду некрасивая. Все это на меня обрушилось в один день, это была пятница, и что-то предпринимать было не вовремя. Зато за выходные мои друзья и коллеги решили много вопросов, и, как ни странно, страх ушел. Я даже сама не ожидала, что поддержка большого количества людей может быстро вернуть меня и мои мозги на место.

Елена: Страх смерти. Осознание, что это конец, что жизнь прожита впустую. Осознание упущенных возможностей, несделанных поступков, несказанных слов.

Наташа: Думаю, что у меня был бы страх, что потрачу все деньги на лечение, влезу в долги, которые потом нужно будет отдавать моим родным, если я не выживу. Вообще, стать обузой для моих родных для меня было бы самым ужасным.

Катя: Я испугалась, что не успею и не смогу сделать все, что всегда хотела и не сделала из другого страха. Так что новый страх перебил старые страхи и заставил меня делать то, что я давно хотела. Так что все круто.

Маша: Самое первое, о чем подумала, услышав диагноз, — как я скажу об этом маме. А уж потом, что буду некрасивая и никому не буду нужна больше. А в итоге именно после лечения я встретила своего мужа и знаю, что этот человек любит меня не за внешность, а за то, что у меня внутри.

Нина: Страх за детей, их трое и все маленькие. За мужа, как он их будет растить, страх за бабушку — это ее добьет. Страх не успеть покаяться. Он есть до сих пор.

Анжелина: Дикий страх за детей. Старшему 6 лет, и он очень привязан ко мне, а младшему годик, и он из-за болезни совсем меня не видит. Очень жалко маму, не дай бог пережить то, что переживает сейчас она. Боюсь чего-нибудь не успеть сделать для детей, жалею, стараюсь жить по полной и дарить деткам как можно больше счастливых моментов. Всегда их баловала, а сейчас тем более.

Лариса: Страх за дочку. Она у меня нежная очень, ей еще и 3 не было. Приехала после операции, а у нее тик, ходит за мной, никуда не отпуская, и до сих пор эта ее привязанность ко мне очень беспокоит, как она без меня будет. Страха, что болею, не было, как нет и сейчас, хотя вопрос с метастазами в голове снова под вопросом. Молю всегда Бога дать мне время вырастить ее.

Алла: Страх за родителей, за сына. Он остался без папы в 3,5 года, а тут еще я. За друзей, а уж потом почему-то за себя. Я понимала, что надо бороться, искать врачей и бороться, потому что просто хочется жить, и чтобы все мои родные и близкие были счастливы. Пришлось пройти много чего, и все вместе мы это сделали. Одна я не справилась бы. Произошел естественный отбор, и тем, кто остался рядом, я очень благодарна и люблю их. И еще у меня появились новые друзья, и я ими тоже очень дорожу.

В основном страхи за детей, за родителей. Страх боли, неизвестности, скорой смерти. Ужас от того, что жизнь прожита впустую. А чего боюсь я?

Осень 2011.
Вступаю в новый этап своей жизни: радоваться или плакать?

Мой страх — осознание, что я начинаю жить своей собственной жизнью, свободной от мнения и упреков давно ставшего чужим мужа, но могу не успеть воплотить все свои мечты, которые долго откладывала на потом. Я вдруг поняла, что пресловутого «потом» для меня не существует, нужно торопиться следовать за своим сердцем и не ждать лучшего момента.

Поэтому я еще раз очень твердо говорю мужу о разводе. Разрыв в моем понимании должен был происходить как во всех романтических фильмах: она долго страдает и наконец, собравшись с духом, заявляет ему, что больше не может и не хочет с ним жить. И требует развода. И как обычно поступает герой? Конечно, он сначала пытается урезонить ее, исправить ситуацию, но поняв, что ее решение твердо, гордо собирает свои вещи и уходит навсегда.

На деле расставание оказалось очень тяжелым, гораздо тяжелее, чем я себе нарисовала. Я молила, что Саша одумается и поступит так, как поступали все романтические герои. Но он эти фильмы не смотрел и оставлять меня не собирался.

Но все же чудо случилось. Саша уже точно уезжает в другую страну и поэтому соглашается на развод. А я остаюсь. Наконец-то свободна!

Свободна от упреков, скандалов, переживаний, измен. Свободна от нашей бестолковой семейной жизни, а главное — от недоверия и страха оказаться слабой.

Через 10 дней мы едем в загс писать заявление о разводе. А на следующее утро меня ждут в больнице на операцию. Два значимых события сливаются вместе, перебивая друг друга. Саша обижен и даже не понимает, насколько серьезно происходящее со мной. К тому же он слишком занят отъездом.

Женю я пока решаю не пугать и рассказать ей обо всем уже после операции. Просто не придумала еще, как сказать ей помягче о произошедших переменах. Так что со мной на связи только друзья: поддерживают, беспокоятся и готовятся варить мне куриные бульоны.

Октябрь 2011.
В больнице не так уж и страшно

«Мы либо делаем себя жалкими, либо делаем себя сильными — объем затрачиваемых усилий остается одним и тем же.» Карлос Кастанеда

В больнице я плачу. Отказываюсь есть и разговаривать. В наушниках постоянно звучит рыдающий голос Нино Катамадзе, я не могу от него оторваться. Музыка настолько созвучна настроению, что вызывает даже не желание, скорее потребность плакать снова и снова. Мне себя бесконечно жаль. Где тот мой мир силы, секса, здоровья, больших планов и исполнения желаний? Его нет и никогда не будет. Мне страшно трогать свой шрам, я боюсь собственного тела. И у меня нет будущего ни в любви, ни в мечтах.

— А что это мы не едим? — Эти слова выводят меня из состояния жалости и высушивают слезы. Передо мной стоит хирург и с улыбкой смотрит на меня.

— Я… не хочу.

— Вам нужны силы! Берите полотенце, вытирайтесь и пойдем.

— Куда пойдем?

— Курите?

— Да, немного.

— Ну и пойдем покурим, поговорим.

Я медленно встаю, натягиваю халат и плетусь за доктором. Конечно, курить в больнице запрещено, но мы выходим на лестничную площадку между этажами. Он угощает меня сигаретой. Закуриваем.

— Ну и что за слезы? Сильная, красивая женщина, ничего же не изменилось.

— Измени-и-и-лось! — Мой голос срывается, и слезы снова предательски текут по лицу. — Кому я теперь нужна, без груди, больная? Я только развелась! И что мне теперь делать? Все боли-ит! Рука не шевелится.

— А ты не сутулься и не береги свою руку. — Доктор переходит на «ты», но мне это даже нравится. — Что ты ее зажала? Так и будешь перекошенная ходить.

Я непроизвольно распрямляюсь, перекос в мои планы не входит.

— И если ты сама решишь, что никому не нужна, так и будет. Но такие женщины одинокими не бывают, это я тебе и как врач, и как мужчина говорю.

Вглядываюсь в улыбающееся лицо:

— А что, хирургов еще и психотерапии учат?

— Сами учимся!

Разговор пошел мне на пользу. Я наконец-то начинаю замечать, что творится вокруг.

Мир как будто тоже замечает, что я готова его принять. День наполняется звонками, посещениями, разговорами и самое главное — смехом.

Через несколько дней шрам кажется не таким отвратительным, каким я его увидела на самом первом осмотре. Тогда я быстро взглянула на него и в слезах отвернулась, не желая рассматривать изуродованное тело. А сейчас с интересом наблюдаю за тем, как отрывают пластыри, осматривают и обрабатывают. Шов неплохо заживает.

Я нахожу чудесный диванчик в холле и вспоминаю про ноутбук. Так многое хочется выразить, пальцы не успевают за мыслями. Я пишу, пока не зная, где и когда размещу свои записи, это просто наблюдения и мысли.

Потом, позже, они окажутся полезными для блога в ЖЖ, не давая упустить мелкие, но полезные детали. Но пока это просто мысли, доверенные Word.

***

— Привет, можно разделить с тобой диван? — Я поднимаю глаза от книги и вижу самое добродушное лицо, какое только можно представить. Обладательница чудесного лица одета в поросячий, но беспредельно уютный розовый халатик.

— Привет. Садись, конечно. Ты здесь давно?

— Пятый день. Тяжело ходить с одной грудью, спина болит. Хоть бы две отрезали, и то легче было бы.

Я оценила ее размер и подумала, что, наверное, трудно было ходить и с двумя.

— Ну да, — она поймала мой взгляд, — не маленькие. — Когда обнаружили опухоль, я подумала, что вообще не буду лечиться, пусть идет как идет. Мне 53, а уже нет живого места. А тут еще и рак. Но как-то все закрутилось, отправили в больницу, прооперировали. И я вроде уже и лечусь.

— Ну подожди, ты куда собралась-то? Ты же живешь не только ради себя. У тебя есть дети?

— Нет у меня никого. Только собака. Не могу я ее оставить, она совсем ручная, ласковая. Сейчас покажу.

Она сорвалась с дивана и ненадолго скрылась в палате. Через минуту снова уселась рядом, держа в руке телефон.

— Вот смотри. Это моя Милка.

— Ну ты ее назвала! Как корову, — расхохоталась я, склоняясь над телефоном.

Там была открыта фотография Лены с чудесной, довольно крупной черно-белой собакой.

— Я ради нее решила лечиться, — еще раз подтвердила она. — Погибнет собака без меня.

— А мне просто страшно умереть. Неизвестно же, что там. Ну и дочка, конечно. Ради нее хочу жить, у нас столько недопонимания было, ты не представляешь!

Лена смотрит на меня, словно оценивая, насколько откровенной можно быть.

— Я тоже испугалась, когда услышала диагноз. Испугалась, что, может быть, осталось совсем немного, а я не готова.

Лена, моя подруга, борется с раком уже восемь лет, так же как и я. Но мне не нравится слово «бороться», я хочу научиться с ним просто жить и ничего не бояться.

Москва, 2018.
Лирическое отступление.
А ведь я о раке всегда знала

Рака я страшилась с молодости. Спасибо моей тете о постоянном напоминании семейной истории. Мама умерла от рака, когда мне было 12, и это было таким потрясением для детской психики, что заставило меня всю жизнь разбираться с целым букетом разных чувств: вины, ненужности и обиды. А также стараться убежать, спрятаться от того, с чем разобраться не удавалось. Сама тетя перенесла рак молочной железы 4-й стадии, и, сколько я ее помню, всегда носила мешочек гречки, как протез. Поэтому она обоснованно полагала, что рак — это наша семейная болезнь и меня он вряд ли обойдет. Каждый раз наше общение начиналось с неизбежного:

— Когда ты последний раз проверялась?

— Ну, теть Люсь, недавно, — привычно врала я, потому что уже года три как не видела врачей.

Умудренные опытом женщины могут ожидать все что угодно, но как заставить молодую безбашенную девушку тратить время в поликлинике?

Впрочем, врать мне не нравилось, поэтому я навещала врачей все же несколько чаще, чем мои подруги. Просто для того, чтобы успокоить тетю и не давать ей повода читать мне очередную нотацию.

Только вот слово «рак» засело в подсознании, не давая забыть, отчего умерла моя мама. Я знала наверняка, что после 40 лет у меня нет шансов его избежать, а раньше можно и не волноваться. Объяснить я, конечно, этого не могла, просто было некое знание и все. Мамин возраст.

Совпадение ли, что мне диагностировали рак ровно, как и маме, в 44 года? Я посчитала это знаком. Неужели я сама его себе призвала?

Так что после диагноза мне больше всего хочется разобраться в хитросплетениях своей психики, но чем глубже я копаю, размышляю, читаю и слушаю, тем нервознее становлюсь. Я тороплюсь сделать как можно больше, кажется, что я бегу за уходящим вдаль поездом без всякой надежды его догнать. Расстраиваюсь и снова не успеваю.

Москва, осень 2011.
Что делать с непослушной рукой?

Лечение, между тем, идет своим чередом. После операции мне назначили лучевую терапию. Я пришла на нее через пару недель после выписки. Приехала уставшая от того, что мне пришлось рулить практически одной рукой, вторая, больная, поднимается совсем немного. Я жалею ее и всячески оберегаю.

Зашла к радиологу. Приятная женщина забрала мои документы, взглянула на них и, наконец, подняла глаза на меня.

— Ну, раздевайтесь, поднимите руку наверх, дайте на вас посмотреть.

— Наверх? Она же не поднимается. — В моих глазах доктор должна была прочесть полное недоумение.

Она прочла, но не смягчилась.

— А как я вас облучать буду? Через плечо? Сегодня четверг, жду вас в понедельник, и чтобы руку закидывали за голову.

Я кивнула и почти прошептала:

— Приду.

Я упертая, когда мне что-то нужно сделать со своим телом. В этом случае квест называется «разработать руку за три дня», и я с ним отлично справляюсь.

Слава богу, пару раз в отделении нас посетил реабилитолог, чтобы показать упражнения и сделать массаж. Так что я уверенно подтягиваю неподвижную руку за кисть, хожу пальцами по стене, выворачиваю сустав собственной тяжестью. Плачу от боли, но как заведенная проделываю все это несколько раз в день.

Как же так получилось, что рука оказалась неподвижна спустя три недели после операции? Мне этот вопрос постоянно задают, но все, что я могу сказать — это моя собственная версия происходящего на разных этажах одной и той же больницы, а именно — две методики борьбы с лимфостазом и тромбофлебитами. В первом случае руку и обе ноги каждое утро заматывают эластичными бинтами в течение 10 дней до выписки. Далее рекомендуется руку продолжать заматывать или носить компрессионный рукав постоянно в течение полугода и по возможности дольше.

Во втором — ноги рекомендуют заматывать несколько дней, а вот руку начинают разрабатывать сразу, на второй-третий день после операции. Тогда не образуется спаек, мышцы еще эластичные и легко тянутся.

Я попала в первую группу. Так что разрабатываю непослушную руку практически с нуля, это очень тяжело, больно и требует много времени, но постепенно она поддается.

Через три дня я вернулась к доктору и гордо закинула руку за голову.

— Молодец, — коротко отметила она и аккуратно нарисовала на моей груди мишень для лучей.

Про сами лучи ничего не могу сказать: безболезненно, быстро, с легким покраснением на груди. Зато я научилась, забыв про руку и шрам, быстро скидывать и снова надевать одежду — на аппарат большая очередь. Единственное, что выматывает, — постоянное чувство усталости. Хочется спать, лежать, иногда совсем нет сил поднять голову. Говорят, что это нормальная реакция и все скоро пройдет.

Ad notam…

Если честно, именно в этот период я по-настоящему испугалась. Впереди лежал целый мир, а я спряталась в свою нору, да еще забилась в угол поглубже. Может рак меня здесь не заметит?

Жизнь вдруг перестала быть бесконечной, пресловутый кирпич, так и норовящий упасть любому на голову, стал более чем реальным и все мечты полетели, как связка шаров на выпускном вечере.

И это, я вам скажу, очень страшно.

2012: Ретрит как психотерапия

Москва, зима 2012.
Ищу ответы

Быть свободным — это почти ничего не значит без понимания зачем. Но и быть ответственным — это тоже еще не все без осознания перед кем.

Виктор Франкл

Через два месяца Новый год, и я встречаю его, уже закончив все сеансы. Я еще слаба и подавлена, но вот умирать точно не собираюсь. Мы вдвоем с дочкой, немного трудно финансово и приходится выйти на работу, не закончив лечения, но при этом я счастлива, что наконец-то развязала отношения с мужем. И я уверена, однажды все как-то наладится.

Очень хочется разобраться в себе, что-то поменять в мировоззрении и в жизни. Кажется, что если я изменю отношение к определенным вещам и стану жить совсем по-другому, перестану бояться онкологии и смерти, то рак никогда не вернется.

Пытаюсь разобраться. Читаю Луизу Хей и Шрейбера. Все, что смогла найти.

— Я же сама призвала его, — рассуждаю я, — своим поведением, ожиданием, мыслями. У меня была тяжелая ситуация с разводом, а перед этим — с сомнениями в себе, плюс я ждала рака по генетическим причинам.

Одно время мне была близка идея тотальной ответственности за все, что с тобой происходит. Ты встречаешь людей, которых заслуживаешь, оказываешься в отношениях, которые сам же и призвала. Если упала и сломала ногу — не хотела идти, но пошла, подцепила ангину и потеряла голос — что-то скрывала и так далее.

Следуя этим рассуждениям, рак тоже пришел не просто так. И ответственна за его появление только я сама. Не генетика, не загрязнение среды, не индивидуальная расположенность. Только мои мысли, чувства обиды и вины, непрощение и непринятие себя.

Сейчас я понимаю, что эта идея завела меня в тупик и почти депрессию. А куда бы она могла завести, если ты ответственна за каждого, кто, например, походя оскорбляет тебя просто потому, что плохое настроение.

Это был замкнутый круг. Ты не принимаешь себя, у тебя находят рак, ты понимаешь свою ответственность за него, осознаешь свою вину, пытаешься с этим разобраться, найти, перед кем у тебя вина, за что и избавиться от нее, осознаешь безуспешность попытки и не принимаешь себя еще больше.

Думаешь, почему вот Мария Ивановна на всех обижена, мстительна, с матерью не разговаривает, ненавидит всех и себя в первую очередь, но никакого рака у нее нет.

А тут начинаешь рыться в себе за каждое случившееся с тобой недоразумение. И не понимаешь, чем ты накликала себе рак. Каким образом ты за него ответственна?

Спасла меня из этого тупика книга Виктора Франкла. Иногда одна фраза или мысль разворачивают тебя на 180 градусов, заставляя взглянуть на все совершенно с другой стороны. Выход пришел с его мыслью про ответственность. Точнее, с осознанием, что если я тотально ответственна за все, то перед кем? Перед другими людьми? Но это нонсенс. Перед Богом? Деточка, не слишком ли ты самонадеянна? Или перед собой? Как можно быть ответственной перед самой собой?

Я часто прокручиваю это в голове.

Даже если и нет тотальной ответственности, но ведь для чего-то мне дано это испытание. Что-то идет не так, раз рак пришел, но что конкретно?

Весь мой дальнейший рассказ — о том, как я шла к познанию и принятию себя, своей судьбы, своей жизни. Путь пересмотра многих постулатов и аксиом, засевших в моей голове. Все это постепенно изменило меня и позволило спокойно и без страха относиться к собственной жизни и смерти. Но пока я только в начале длинного пути.

И чем больше я стараюсь найти причину своего рака, тем больше растет страх.

Я ищу ответы в сообществах, в основном американских. В 2011 году в России еще ничего подобного нет. Американки же, заболев, активно заводят блоги, делятся переживаниями, историями, собираются вместе, ездят на ретриты. Мне так нравится идея выписать свои страхи и переживания, поделиться мыслями с теми, кто оказался в такой же ситуации, что я тоже завожу блог в ЖЖ. Сколько статей я пишу? 20, 30? Я их даже не считаю, каждая статья — это вывернутая наизнанку душа, открытая рана. Я ищу информацию, иногда перевожу посты американских знакомых, задумываюсь о правильном питании.

Постепенно блог набирает подписчиков, меня благодарят за статьи, просят совета, и я стараюсь разобраться и как-то помочь. Пока пишу статьи, общаюсь виртуально, чувствую себя нужной, мне и самой становится легче.

Но в какой-то момент понимаю, что больше не могу. Блог забирает много сил и времени. И я устала писать об онкологии для 3 тысяч активных подписчиков. Слишком большая ответственность.

И страх, он никуда не делся. Я по-прежнему не понимаю, куда мне двигаться и как перестать постоянно думать о возможных рецидивах и последствиях. Я так хочу просто расслабиться, начать любить себя, отпустить маму и ее смерть. Перестать себя с ней ассоциировать.

После операции и облучения у меня стойкая ремиссия, я прекрасно себя чувствую, работаю, живу полноценной жизнью, и единственное, что меня гложет, — я боюсь. Глупо, без особых пока на то причин, заранее. Боюсь заранее. И от этого страха не спасают ни книги, ни активная жизнь, ни собственные тексты.

И тогда я решаю, что нужно кардинально сменить обстановку и окружение. Уехать, пообщаться с мудрыми людьми, сделать что-то неординарное.

Мне в голову приходит идея — ретрит.

Какой заманчивой она мне показалась. Вошла в меня сразу и однозначно. Уехать в Индию, научиться медитировать, отпускать, думать по-другому, быть среди людей, которые настроены так же, — все это кажется таким интересным и легким в исполнении. Вопрос стоит только о месте.

Индия давно притягивала, мне всегда казалось, что именно там я смогу увидеть то, что не вижу дома, в привычной обстановке. Я интересовалась ее философией, религией, загадочными ашрамами. Вот куда я должна поехать. В ашрам. Ретрит в ашраме — мне даже сочетание этих слов нравилось и влекло.

Слово «ашрам» происходит от санскритского слова «ашрая», которое означает «защита», «прибежище», «место без боли». Как любое санскритское слово, оно многозначно, поэтому может оказаться обителью отшельников, религиозной общиной, местом получения духовного знания отдельного гуру.

Я нуждаюсь в таком месте без боли, без волнений, без сжигающего меня страха. Там я наберусь смелости, познаю себя, найду бога. Я собиралась туда за всей мудростью Индии, не меньше.

Ашрамов в Индии много. Есть просто огромные, с налаженным распорядком, штатом и своими жителями. Ну и, конечно, доход они приносят казне приличный, а своих основателей делают долларовыми миллионерами. Во главе таких ашрамов стоят сильные и просветленные гуру, и чем больше он делает для людей, тем мощнее развивается ашрам. Люди едут со всего мира, чтобы побыть в месте силы, прикоснуться к знанию, увидеть самого учителя. Хотя, говорят, что среди учителей есть и самозванцы, точно этого никто не знает. Самый большой ашрам на юге, недалеко от Бангалора, принес известность и миллионы его основателю — Сатье Саи Бабе.

Все, кто посещал ашрамы, в один голос утверждают, что сегодня это бизнес, зарабатывание денег на жаждущих очищения, но эти же люди готовы признать, что в ашрамах действительно особая атмосфера.

Ошо Раджниш, Шри Ауробиндо, Ама — это самые известные учителя и самые популярные ашрамы. Но ехать я могла только летом, когда у преподавателей отпуск, и поселиться на юге Индии было бы безумием, жара доходит там до 50 градусов. Поэтому я выбрала один из ашрамов на севере, между Ришикешем и Харидваром. Я еду туда, ничего не зная ни о месте, ни о том, кто им руководит. Просто написала, и мне гостеприимно ответили. Меня будут ждать.

Москва, май 2012.
Как путешествовать одной

Мать однажды попыталась меня напугать ужасной историей о духе в темной комнате. Я тут же отправился туда и был разочарован, не обнаружив его там. Мать больше никогда не рассказывала ни одной страшной истории. Мораль: взгляни страху в лицо, и он перестанет тебя беспокоить. Парамахамса Йогананда

Чего-то подкопив, где-то подзаработав — к началу июня у меня скопилась сумма, достаточная для поездки, уже куплен билет, и пора собирать вещи. Я волнуюсь. Нет не так. Меня трясет как осиновый лист. Я собираюсь ехать одна в страну, известную своей не самой спокойной обстановкой. Я много читала: страна грязная, опасная, перенаселенная, много воровства и грабежей. И еду я далеко не на причесанный Гоа.

Но отступать — как себя не уважать. К тому же желание пожить в ашраме настолько большое, что мысль об отмене поездки даже не возникает.

Уж коль ты что-то решил, вселенная начинает тебе помогать и подкидывать разные неожиданности. В апреле друзья познакомили меня с женщиной, открывшей в себе дар целительства. О ней рассказывали удивительные истории, и я подумала, что пара-тройка сеансов мне точно не повредит.

В назначенный час я пришла в гости. Меня пригласили к столу выпить чаю и познакомиться. Небольшого роста, худенькая, шустрая, разговорчивая и совершенно обыкновенная. Я всматривалась, чтобы увидеть в ней свет открывшегося дара, но ничего такого не было. Постепенно из разговора выяснилось, что целительница чувствует себя как дома в одном из ашрамов на юге Индии. Ездит туда одна, с подругами и группами. Объездила всю страну вдоль и поперек, ночевала и в семьях, и в дешевых хостелах.

— А вам не страшно ездить одной?

— Мне? Никогда. Не думай о страхе и не призывай плохое. Тогда ничего с тобой не случится.

— Ха, так я за этим туда и еду. Перестать бояться и призывать плохое.

— Ну тогда ты этому там точно научишься. Решила, так давай.

О самих сеансах говорить особенно нечего. Они были приятны, иногда трудны, мне приходили некоторые образы, она говорила, с чем мне нужно работать, и в целом была очень созвучна с моими мыслями про психологические причины болезни и необходимость отпустить мамину смерть. Но однажды, пропустив пару сеансов по каким-то причинам, я больше к ней не вернулась. Зато сказанная ею фраза о страхе, который ты сама в себе культивируешь и этим призываешь плохое, имела решающее значение и окончательно укрепила меня в решении — Индии быть!

Индия, июнь 2012.
Противоречивая природа человека

От Дели я ехала на такси. Таксист, молодой совсем парнишка, трещал всю дорогу, рассказывал байки про традиции, расспрашивал меня про все на свете и был очень доволен белой пассажиркой. Ехал довольно бодро, привычно уворачиваясь от людей, коров, скутеров и повозок, запряженных мулами. Ну как «бодро», по Индии в принципе невозможно ехать быстрее 50 километров в час, если, конечно, ты не на федеральной трассе.

В Ришикеш мы прибыли, когда уже стемнело. А это значит, что на улице нет никого. Ни одного человека. То есть спросить, где гостиница, совершенно не у кого. Навигатор говорите? Ну нет, это не про Индию. Там выскочить из машины посреди дороги и спросить соседа — лучший навигатор. Язык до Киева доведет. Ну или до Тривандрума, например. А так мы приехали на противоположную от моего отеля сторону реки. Есть два подвесных моста, по которым можно пройти только пешком. А чтобы объехать на машине, нужно делать крюк в 10 километров, что, конечно, мой мальчик категорически отказался. Не любят они в темноте ездить, опасно.

Поэтому он подхватил мой небольшой рюкзак в охапку, и мы двинулись на другую сторону довольно широкой в этом месте Ганги.

Сказать, что жутковато, — ничего не сказать. Вокруг спящие вперемешку коровы и нищие, навстречу бредут бездомные собаки, полное отсутствие фонарей, и я в общем-то начинаю понимать нелюбовь индусов к темному времени суток.

Я жмусь к парнишке, он браво шагает вдоль стен и заборов, но я уверена, что ему тоже очень хочется прижаться ко мне и спрятаться.

Таким вот образом, как два испуганных птенца, мы вышли наконец к моему отелю. Закрыто. Стучим.

Нам открывает заспанный администратор, принимает нас обоих, и вскоре я безопасно закрываюсь в спартанском номере, зато с кондиционером и собственной ванной. Парнишка, как выяснилось утром, остался спать внизу на диване.

Если честно, после ночной прогулки по безлюдному городу мои проблемы с нервозностью, мучившие меня последнее время, стали улетучиваться сами собой. Подумаешь, нервная какая, боюсь, что жить, может, недолго осталось. А сама лезу не пойми куда, с незнакомым таксистом, ночью, со всеми вещами и деньгами. Как нас обоих по голове сзади не огрели, до сих пор не пойму.

Вот ведь противоречивая природа у человека: бояться смерти от болезни, которая еще довольно теоретическая, но при этом лезть на рожон. И в этот момент о смерти (очень реальной) думать меньше всего. Больше бояться бездомных собак, укусят еще!

Утро приносит совсем другую атмосферу: шум, многолюдье, рынки, бесчисленные йога-классы, запахи. И я, уже наполовину излеченная от нервозности, но все-таки несколько пришибленная, остаюсь еще на один день — посмотреть на жизнь города. Гуляю, хожу по рынку, сижу в кафе на берегу реки рядом с одним из мостов и наблюдаю за людьми, проходящими рядом. А потом остаюсь еще на один день — уж очень мне нравятся весь этот шум и движение. Привыкаю к коровам на улочках, к торговцам, познакомилась с русскими, приехавшими из Москвы заниматься йогой, обедаю с ними. В отеле помогаю двум падре — американцам, путешествующим по Индии уже второй месяц, ужинаю с ними, и мы вместе принимаем участие в прекрасном ритуале, который проходит на берегу Ганги. В общем, люди, приехавшие в Ришикеш со всего мира, благожелательно настроены, разговорчивы и милы. И я даже думаю остаться еще на один день, но хлопаю себя по рукам:

— Стоп! Ты же собираешься в ашрам, вот и дуй туда. У тебя на него большие планы.

На следующий день, прямо с утра, я заказываю такси, пусть заберет меня из отеля, не хочу больше болтаться с рюкзаком. Через полчаса мы останавливаемся у красивых ворот, и, уже выходя из машины, я вижу невысокую худенькую темноволосую женщину в белой хлопковой одежде, спешащую мне навстречу.

Индия, июнь 2012.
Первое знакомство

Меня ждали.

— Татьяна, здравствуй. Мы ждали тебя еще вчера, комната готова. И, кстати, меня зовут Карен.

Женщина обладает тихим, успокаивающим голосом и беглым английским. Хотя, как преподаватель, я замечаю, что это не родной язык. И она явно не уроженка Индии. На вид ей около 40, но фигура может принадлежать и 20-летней. Гибкая, стройная и грациозная.

Мы дружелюбно приветствуем друг друга и идем в небольшую чистую комнату со своей ванной, горячей водой и вентилятором.

Женщина улыбается:

— Комната рассчитана на двоих, но сейчас людей в ашраме немного и места хватает на проживание по одному. Очень вольготно!

По стенам весело шастают ящерицы. Почему-то мне важно их пересчитать: одна, две, три… шесть. Кладу им крошки хлеба и наблюдаю, как они без всякого страха спускаются на узкий подоконник за своей добычей.

Я быстро привела комнату в порядок, разложила вещи и заправила узкую кровать. Вентилятор на потолке адски шумит, но исправно работает. Ополоснулась в душе и вышла на общую террасу, через которую можно попасть на лестницу, ведущую на первый этаж.

С террасы видны просторная столовая, большой сад и несколько примечательных построек.

— Татьяна! Спускайся, время обеда. Ты слышала гонг?

Замечаю, как Карен машет мне снизу.

Гонг, конечно, слышала, но он ничего для меня не значил. Ага, оказывается, гонг звучит, когда готова еда.

Я быстро заперла комнату и вместе с группой людей пошла по направлению к столовой.

Ашрам оказался совсем маленьким по индийским меркам. Ну, может человек четыреста и вместит. Июнь — не сезон, жарко и влажно, поэтому нас, рискнувших выбраться сюда, совсем немного — в общей сложности тридцать человек.

Все заходят в столовую босиком, оставляя шлепки перед входом. Я немного напряглась, не привыкшая ходить босиком в общественных местах, да еще где все такие же босые: а вдруг грибок или еще что-нибудь. Но выделяться своей брезгливостью не хочется, поэтому я сбросила сланцы и вошла в большой зал. Ступни ощущают чистые прохладные плиты, так приятно наступать на них кожей, и я не испытываю ни малейшей брезгливости или затруднения. Справа я вижу подносы с выемками, лежат ложки и вилки, стоят стаканы. От них начинается небольшая очередь на раздачу.

Я замешкалась, разглядывая непривычную вещь. Тут тебе и поднос, и тарелки одновременно. Белокурая женщина мягко дотронулась до моего плеча, заставив обернуться, и показала на людей, сидящих за столами. У каждого стоит такой заполненный поднос. Отдельно только стакан с напитком.

Иду за ней и сажусь за стол, как оказывается, с русской частью ашрама, обзаведясь наконец едой: лепешки, овощное карри, что-то типа смузи из свежих фруктов и два маленьких зеленых манго. В общем, совсем неплохо. У меня накопилось огромное количество вопросов, но Света, так зовут мою провожатую и соседку по столу, прижала палец к губам.

— Видишь, Свамиджи здесь. Он говорит, что есть нужно в тишине, чтобы почувствовать вкус еды и быть благодарным за нее.

— Свамиджи? А я читала, что люди монашеского ордена называются Свами.

— Так и называются. Свамиджи — это как мамочка или папочка. Уменьшительно-ласкательно и одновременно уважительно.

Мне так понравилось это слово, что я повторила его несколько раз про себя. Сва-ми-джи — три слога еще пели у меня в голове, когда я, наконец, повернула голову, чтобы увидеть через пару столиков от нас, и вправду молча, сидит сам Свами с точно таким же подносом и смотрит в мою сторону. Встретившись глазами, он кивнул, приглашая меня за свой столик.

Если бы не белые одежды, Свами был бы воплощением классического Деда Мороза, каким его рисуют в сказках. Большой, величественный, с окладистой белой бородой и седой копной волос.

Крупный нос, умные внимательные глаза. Высокий лоб. Серьезное выражение лица.

Я оробела.

— Иди, иди, — подтолкнула меня Света. — Видишь, он тебя зовет. Это редко бывает, и никогда со старенькими. А ты впервые, наверняка хочет с тобой познакомиться.

Я, обалдев от ответственности момента, схватила свой поднос и пересела за столик Свами. Он, так же молча, улыбнулся, кивнул и продолжил обед.

Естественно, я попробовала поговорить. Ведь зачем-то он позвал меня? У нас обычно люди разговаривают и расспрашивают новых знакомых.

— Очень вкусно, спасибо.

Это все, что я смогла из себя выдавить, не зная, как начать разговор.

Свами точно так же, как и Света, прижал палец к губам и отломил кусочек лепешки.

Мне стало немного совестно прерывать его пребывание в моменте еды, а с другой стороны — так гораздо проще. Ну о чем я могу ним разговаривать?

Мы пообедали в полном молчании. В конце я потянулась за маленьким зеленым манго, да так и осталась с ним в недоумении. А как его есть?

Попыталась почистить, но получалось неаккуратно, сок вытекал, пачкая руки, так что лучше расправиться с ним потом, когда останусь одна. Но Свами уже заметил небольшое замешательство, снова улыбнулся, взял свое манго и жестом показал, чтобы я следила за ним.

Тщательно размял его в руках, пока оно не стало совсем мягким и, как я поняла, внутри образовался свежий сок с мякотью. Откусил самый кончик и выдавил сок себе в рот. Как дети делают с пакетиками фруктового пюре.

Снова жест в мою сторону — попробуй сама.

Я в точности повторила процедуру в полной уверенности, что от этих размером с небольшое яблоко фруктов наслаждения немного. Так, кислятина.

Но когда сок полился мне в рот, я задохнулась от богатого вкуса сладчайшего нектара.

Полное несоответствие формы и содержания.

— Татьяна, принимать пищу — это ритуал. Принимать пищу — принимать энергию. Это медитация. Будь всегда здесь и сейчас. Ты и пища. Тогда еда будет давать нам блаженство, и не растолстеешь.

Я даже вздрогнула от низкого глубокого голоса, раздавшегося так неожиданно. Хороший английский с абсолютно индийским акцентом, который не спутаешь, даже если услышишь один раз. Улыбка в бороду и смеющиеся глаза.

За весь обед Свами только это мне и сказал.

Индия, июнь 2012. Самое светлое место

Карен оказалась колумбийкой по происхождению, однажды приехавшая в ашрам, да так здесь и оставшаяся. Она заправляла всем хозяйством, была и администратором, и доверенным лицом, параллельно вела йогу два раза в день и собирала народ на различные вечерние мероприятия.

После обеда она позвала меня для введения в курс дела.

— Про столовую ты уже все знаешь. Очень хорошо, что Свами позвал тебя за свой стол, значит, ты его заинтересовала. Он совсем не каждого зовет. Теперь по распорядку дня: в 6 утра — медитация, в 7.30 — йога, в 9.00 — завтрак. Затем сева, но она у нас не очень строгая, ты сама думаешь, чем помочь ашраму. Можно помыть полы в зале для медитаций или в зале йоги. Но зал для медитаций убирают и украшают постоянные люди: Мата и Катя. Ты уже познакомилась с Катей?

— Нет еще, но уже знакома с ее мамой.

— А, ну хорошо, тогда с Катей тоже скоро встретишься. Еще у нас есть работа по уборке открытой части столовой, там с дерева постоянно падают ягоды. Мы подметаем пол и моем его из шланга. Но можешь спросить у меня, чем заняться, работа всегда есть. А хочешь, помоги Ане и Бетани, они украшают школу к новому учебному году. В 11.30 — сатсанг.

— А что такое сатсанг?

— Свами собирает всех в библиотеке. Мы садимся и разговариваем. Можно подготовить вопросы, а иногда они родятся сами. Но бывает, мы просто сидим вместе и молчим.

— Просто молчим? А в чем суть?

— Ни в чем. Без сути. Каждый погружен в себя, но это время единения и созерцания. Да, в час — обед, затем свободное время, но Свами рекомендует отдохнуть или поспать. В 4 часа — небольшой полдник. Затем снова сева. В 5 вечера — йога, в 6 — медитация. После нее ужин. И иногда Свами придумывает что-то интересное. А иногда все выходят поговорить и пообщаться вместе. Но в сад лучше не ходить, ночью обезьяны очень активны и их не видно.

Понятно, в общем, ни минуты свободного времени. Но, может, для меня это и лучше? Так прошла моя инициация в ашраме. Мы познакомились со Свами, пообедав в полной тишине, но я почувствовала очень теплую, отеческую энергию, исходящую от этого необычного человека. Он, конечно, тоже уловил мои вибрации. Уж не знаю, что почувствовал, но иногда, вечерами, сидя на скамейке перед столовой, приглашает меня сесть рядом и поговорить. Энергетикой он обладает нешуточной.

Манговые деревья растут прямо на территории ашрама, я попала в период созревания плодов, поэтому это блаженство повторяется каждый день. Манго завершают завтрак, обед и ужин. А еще можно дойти до деревьев и сорвать плод в любое время дня. Но этого никто не делает. Шесть манго в день — вполне достаточная порция наслаждения. Зато на плоды пришли обезьяны и бурундуки. И если смешные полосатые зверьки, бесстрашно снующие везде, вызывают умиление, то обезьян величиной с овчарку мы побаиваемся и предпочитаем под подозрительными деревьями не ходить. Мужчины ашрама, включая Свами, замахиваются на них палками, делают серьезное лицо, показывая свое намерение, и обезьяны уходят. А женщины стараются прятаться за их спинами, ибо обезьяны нас не боятся. Вот так началась моя жизнь в этом спокойном и светлом месте.

Индия, июнь 2012.
Дорога домой, или зачем нам нужна медитация

— Скажи, Свамиджи, что такое медитация? Какова ее цель? Зачем мы медитируем каждое утро и вечер?

Мы сидим на сатсанге в ашраме Ауровелли и молчим. Никому не хочется нарушать установившуюся тишину. Неожиданно возникает вопрос, который мог бы задать только новичок, но почему-то он тревожит нас снова и снова.

— Свамиджи, что такое медитация?

Проходит несколько минут, блокноты приготовлены для записи, мы готовы услышать что-то самое важное.

Но ответ естественен и прост, как и всегда.

— Медитация — это транспортное средство. Она помогает войти в молчание, которое и является нашей истинной природой. Шум инороден, его создает возникающий вокруг нас беспорядок. Как только возникает ясность, шум замолкает и устанавливается удивительное состояние молчания. Медитация — это состояние. Это наша устоявшаяся, ясная, просветленная позиция по отношению к жизни. Медитация — это отношение. Однажды вы станете способны получить ясность того, что вы хотите, и сильнейшее горячее устремление зажжется внутри вас, и тогда жизнь превратится в сплошную медитацию. Это значит, что гулять, разговаривать, работать вы будете с медитативным отношением. Медитация — это процесс, который позволяет нам вернуться домой. Мы совершаем усилие, чтобы найти дорогу туда, потому что только так мы приближаемся к своей душе.

Вот что я поняла из практики. Медитация не дается просто. Можно сколько угодно сидеть в позе лотоса, но так ничего и не почувствовать. Медитация — это определенная работа, и, как любому другому делу, нужно сначала научиться ее азам. Просветление не приходит само собой, без навыков и длительной практики.

Во-первых, необходимо успокоить мысли. Постепенно ты прекращаешь фокусировать внимание на стрессовых ситуациях дня или жизненных проблемах. Это очень трудно, потому что мозг постоянно возобновляет внутренний диалог, из ниоткуда возникают мысли, воспоминания, заботы. С непривычки утихомирить ум удается всего лишь на несколько минут, но постепенно к этому можно прийти.

Во-вторых, нужно постараться осознать себя в настоящем. Здесь и сейчас. То есть осознанно понимать каждый процесс, который происходит с телом или мыслями в этот момент. Чтобы видеть, слышать и чувствовать себя в полной мере, требуется навык, который вырабатывается только в результате частой практики.

Высший пилотаж любой медитации, когда мы остаемся деятельными снаружи и медитативными внутри. Как раз это и имел в виду Свами, говоря, что медитация — это состояние. Это наша устоявшаяся, ясная, просветленная позиция по отношению к жизни.

Индия, июнь 2012.
Белый шар — не знаю, что и думать

— Свет, я не знаю, как медитировать. Что ты делаешь? Я вот сижу и сплю по утрам, просто досыпаю. Или представляю чего-то. Но это же не медитация, насколько я понимаю. Так, посидеть спокойно и подумать. Вот что ты так долго делаешь?

— Ты что, Тань. Ты сидишь рядом с таким сильным человеком, используй его энергию. Посылай к нему свои мысли, представляй, что ты тянешься к нему. Он же — как электростанция. Пользуйся случаем, контактируй с ним.

Да, задачка. По мне, так я лучше пела бы «Ом» часами, хотя бы понятно, что делать. А тут никто ничего не объясняет: сиди сама, да еще используй энергию Свами.

Но я так расстроена, пропуская что-то очень важное, что все же решаю попробовать. Получилось все случайно.

Я сидела и по совету Светы старалась выпустить светящийся шар из своего сердца, провести его по моим больным темным местам, ну и что-то в таком духе. Из груди слабо выплывало подобие тонкой белесоватой струйки, которая не то что осветить не могла, но и сама держалась непонятно на чем. И вот я воображаю, как эта струйка вяло плывет к Свамиджи, который в этот раз сидит на соседних со мной подушках, не шевелясь, как всегда, в удобной позе и с абсолютно прямой спиной.

Я еще подтолкнула свое тухленькое произведение. Один раз, другой, третий…

Теперь-то я думаю, что Свами просто надоело терпеть это хилое вмешательство в его медитативное состояние, и он мне ответил. Но как бы то ни было, я тогда пережила настоящее чудо и просто задохнулась от того, что пришлось испытать.

Огромный белый шар ворвался в мой организм, осветив не то что уголки, казалось, все тело стало этим светом. Шар с огромной скоростью прошел через мои органы, руки, ноги, голову, ворвался в сердце, залив его светом, и остался там.

Ошеломленная, я вжалась в подушку, боясь потерять это ощущение внутри. Стало немного страшно и совсем непонятно, что же делать с этой силой, слившейся со мной воедино. В конце концов, как Скарлетт О’Хара, я решила подумать об этом завтра и как-то разобраться с этим вопросом попозже. Встала, сложила подушки и пошла в зал йоги.

Света была уже там.

— Свет, я сейчас такое испытала… Белый шар от Свамиджи. Свет, мне страшно, я не знаю, что с ним делать.

— Дурочка. — Света даже не удивилась. — Он же поделился с тобой энергией. Береги ее. Другого раза может и не быть.

После этого я полюбила медитацию. Не каждый день, недолго, но если мне нужно привести чувства в порядок, медитирую. И каждый раз, когда я обращаюсь к своему сердцу, из него вырывается именно такой, очень мощный белый шар.

Но тогда я совсем не знала, что с ним делать, мне очень хотелось научиться отпускать прошлое, не дать семейной раковой истории завладеть мной. Я зациклилась на самокопании и поиске ответов. За что мне это? Или для чего?

Индия, июнь 2012.
Уроки и открытия

Открытие первое: Почему люди едут в ашрам?

Ашрам — это определенная атмосфера. Там все создано для того, чтобы ты ощутил полное присутствие здесь и сейчас. Медитации утром и вечером, йога, определенный распорядок дня, сатсанги и сева — прекрасная обстановка, чтобы подумать, почувствовать, откинуть эмоции и спокойно посмотреть внутрь себя.