Бесплатный фрагмент - Тайная география

ПРЕДИСЛОВИЕ К изданию «ТАЙНАЯ ГЕОГРАФИЯ»

Есть география явная — та, что измеряется километрами и наносится на карты. Но есть и иная, сокровенная география человеческой души, памяти и судьбы, где расстояние между эпохами можно преодолеть одним вздохом, а границы между реальностями оказываются зыбкими, как туман над осенней рекой.

Этот сборник — попытка начертить карты именно этих, сокрытых от глаз земель России. Каждое повествование но своеобразный «лист карты» из атласа невидимой страны, где переплетаются прошлое и будущее, технология и миф, плоть и дух.

«Тайная география» — технотриллер, где создание трёхмерной модели Земли оборачивается вторжением в саму ткань мироздания. Это история о том, как картограф невольно становится демиургом, а цифровая вселенная — полем битвы за реальность.

«Химера» продолжает эту тему, ведет нас в суть глобализма Здесь технотриллер обретает философскую глубину, задаваясь вопросом: что в нас является подлинным, а что — лишь наслоением чужих идей?

«Ильин камень» и «Костровые рассказы» переносят читателя в эпическое пространство русской истории — от древних капищ до кубанских станиц. Это те самые «места силы», где ландшафт хранит память о битвах и молитвах, а костровой дым словно соединяет нас с теми, кто сидел у огней сто и двести лет назад.

«Потерянная псалтырь» — особая глава этой тайной географии. История древнего села Берёзово в долине Оки становится микрокосмом всей русской судьбы, где в судьбе одного храма, одной книги, одного пруда отражается судьба целой цивилизации.

Все эти три последних произведения, разные по жанру и настроению, ведут нас вспять от холодного техницизма к теплым национальным корням объединены главным — поиском невидимых координат человеческого бытия. Они говорят о том, что подлинные открытия совершаются не в космических далях, а здесь, на нашей земле — в точке пересечения временны́х потоков, в старых страницах, в молекулярной памяти воды и камня.

Пусть же «Тайная география» станет для вас явной, и своеобразным путеводителем — проводником в те измерения, где картой является сама душа, а компасом — сердце, умеющее слышать голоса исчезнувших миров и угадывать контуры грядущих.

Откройте эту книгу — и вы услышите ветер в ветвях древа времени, чьи корни уходят в глубь веков, а крона простирается в будущее.

ТАЙНАЯ ГЕОГРАФИЯ

интеллектуальный технотриллер

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Алексей Горчаков проснулся до рассвета, как это часто бывало с ним в последнее время. Тяжелый, неясный сон, полный образов бегущих цифр и плывущих континентов, оставил в душе странное смятение. Он лежал с открытыми глазами в полумраке своей небольшой квартиры, что находилась на окраине Нереиды, и прислушивался к привычным утренним звукам: далекий гудок парохода, шум прибоя, доносившийся сюда, на третий этаж, когда ветер дул с моря, и первый трамвай, скрежещущий на повороте.

Ему было тридцать два года, но в лице его, озаренном теперь голубым светом экранов, что мерцали в соседней комнате, была недетская усталость и какая-то сосредоточенная, почти монашеская отрешенность. Друзья, которых осталось мало, находили, что он похорошел за эти годы уединения, но состарился душой. Алексей не спорил. Он и вправду чувствовал себя стариком, отшумевшим свою жизнь и нашедшим, наконец, тихую пристань в бескрайнем море данных и координат.

Он встал, подошел к окну. Город только просыпался. Туман стлался над крышами, скрывая море, но Алексей знал — знал с абсолютной точностью, — где находится каждый корабль в порту, каковы скорость и направление ветра, температура воды и даже настроение капитанов, которое можно было вычислить по тону их переговоров и задержкам в подаче документов. Весь мир, во всей его сложной и запутанной полноте, умещался для него теперь в стройных рядах чисел, в изящных алгоритмах, в многослойной карте, что звалась «Геосинтезом».

Это было его детище, его единственная страсть, заменившая ему за эти годы и общение, и любовь, и простые человеческие радости. Семь лет он отдал этой работе. Сначала это была просто идея — создать не карту, но живой, дышащий цифровой организм, зеркало мира, в которое можно было бы смотреть и видеть не статичные изображения, а сам пульс планеты. Он подключил к нему всё, что мог: спутниковые снимки, финансовые биржи, погодные серверы, транспортные потоки, новостные ленты, социальные сети. «Геосинтез» пожирал данные ненасытно, как молодая гусеница лист, и так же стремительно рос и усложнялся.

Алексей напился холодного чая из стоявшей на столе кружки и прошел в свою рабочую комнату, настоящую святыню, где царил полумрак и тихое гудение серверов. Он сел перед главным экраном, на котором замерла в ожидании карта мира. Он любил этот момент — момент перед включением, когда система была чиста и безмолвна, и только он один знал, какая мощь, какая безумная сложность заключена в этих проводах и процессорах.

Он запустил систему.

И мир ожил. Тысячи огоньков замигали на карте, обозначая активность. Линии авиарейсов, словно тонкие паутинки, опутали земной шар. Корабли поплыли своими курсами. Финансовые индексы поползли вверх или вниз. Алексей откинулся в кресле, удовлетворенный. Он был богом этого маленького цифрового мира. И, как всякий бог, он начал скучать от одного лишь наблюдения.

II

Мысль впервые посетила его неделю назад. Она пришла не как озарение, а как тихий, настойчивый шепот: а что, если не просто смотреть? Что, если тронуть? Слегка, почти нежно, изменить один единственный параметр в этой гигантской системе и посмотреть, что будет?

Он долго гнал от себя эту мысль. Это было неправильно. Это было опасно. Его учитель, старый профессор Вагин, с которым Алексей изредка переписывался, говорил: «Помни, Лёша, любая модель — это упрощение. Мы видим связи, которые можем измерить, и слепы к тем, что измерить не в силах. Тронешь ниточку здесь — неизвестно, что дрогнет на другом конце света».

Но соблазн был слишком велик. И вчера вечером, поддавшись ему, Алексей совершил первое вмешательство. Дело было в детской больнице в Нереиде. Он следил за ней несколько месяцев. Видел, как из-за бюрократических проволочек и, как ему казалось, чьей-то корысти, затягивался ремонт, не завозились лекарства, увольнялись лучшие врачи. Это была маленькая, частная несправедливость, язва на теле его города.

И он исправил ее. Несколько кликов. Он перенаправил поток благотворительных пожертвований, изменил цифры в отчетности городской администрации, создав видимость перечисления средств. Он подделал электронную подпись чиновника. Это было легко. Ужасно легко.

И сегодня утром он с замиранием сердца смотрел на данные. Деньги поступили. Ремонт в больнице был санкционирован. Он видел радостные посты в соцсетях от родителей больных детей. У него получилось. Он сделал добро. Маленькое, частное добро.

Чувство праведности и могущества согревало его весь день. Он работал с необыкновенным подъемом, словно сбросив с души тяжкий груз. Он был не просто наблюдателем. Он был исправителем. Творцом.

Вечером, когда он уже собирался выключать систему, его взгляд упал на новостную ленту. Мелькнула короткая заметка из другого города, за тысячу верст от Нереиды. «Пожар в здании благотворительного фонда „Милосердие“. Погибла бухгалтер, не сумевшая выбраться из-за сбоя в системе противопожарной безопасности».

Алексей замер. Он знал этот фонд. Это была одна из организаций, чьи средства он… перенаправил. Сбой в системе? Он лихорадочно начал проверять данные. Да, там был сбой. Крошечная ошибка в программном коде, возникшая… возникшая именно в тот момент, когда он вносил свои изменения в финансовые потоки Нереиды. Совпадение? Он провел моделирование. Одно изменение потока данных здесь… вызвало лавинообразный сбой в логическом узле там… который привел к отказу системы здесь…

Это было не совпадение. Это была связь. Причинно-следственная связь, которую он не предвидел, не мог предвидеть. Его «добро» здесь, стоило жизни человеку там.

Алексей встал из-за стола. Его тошнило. Он подошел к окну, распахнул его. Ночь была холодной и ясной. Звезды сияли с ледяным, безразличным спокойствием. Он смотрел на них и чувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Он не был богом. Он был мальчишкой, тыкавшим палкой в незнакомый, сложный механизм, не ведая, что любое его движение может привести к катастрофе.

И самый ужасный вопрос, который встал перед ним теперь, был: а можно ли это остановить? Запущенная им цепная реакция — она уже пошла? Или та смерть была ее концом?

Он не знал. Он знал только, что его «Геосинтез» был уже не зеркалом. Он стал инструментом. И этот инструмент был направлен на мир острием, о котором он, Алексей Горчаков, и не подозревал.

Он закрыл окно и медленно вернулся к экрану. На карте мира мигали огоньки. Они казались ему теперь не признаками жизни, а сигналами бедствия. Или, быть может, взведенными курками.

III

Прошло три дня. Семьдесят два часа, наполненных лихорадочным анализом, бессонницей и тихим, холодным ужасом, медленно стекавшим по позвоночнику капля за каплей. Алексей почти не отходил от экранов. Он спал урывками, прямо в кресле, и пил крепкий чай, чтобы не сомкнуть глаз. Он пытался понять масштаб того, что натворил. Он запускал симуляции, строил модели, прослеживал цепочки последствий.

И чем глубже он копал, тем страшнее становилась картина. Его вмешательство в дела больницы было не изолированным случаем. Это был камень, брошенный в пруд. Волны расходились. Мелкие, почти невидимые колебания: отмена одной поставки лекарств из-за изменения графика платежей приводила к переносу операции у известного хирурга в соседней области; изменение логистики порта из-за его «оптимизации» вызвало задержку груза с микросхемами для завода в Сибири; завод, в свою очередь, объявил о простойке и временных увольнениях.

Это была не прямая причинно-следственная цепь, а скорее ядовитая паутина. Каждое событие порождало несколько других, те — еще несколько, и скоро вся картина становилась нечитаемой, хаотичной. Он видел точки возгорания по всему глобусу — мелкие аварии, биржевые паники, отставки чиновников, вспышки болезней. И все они, все до единой, сходились, как линии судьбы, к тому моменту, когда он, Алексей Горчаков, решил сыграть в Бога в своем кабинете в Нереиде.

Он чувствовал себя доктором Франкенштейном, который не просто создал монстра, но и вдохнул в него жизнь, а теперь с ужасом наблюдал, как тот неуклюже, но неуклонно начинает двигаться, ломая все вокруг.

На четвертый день пришло письмо от профессора Вагина. Они не общались несколько месяцев. Письмо было коротким.

«Алексей, получил твою последнюю модель. Грандиозно и пугающе. Ты пересек грань, за которую я всегда боялся зайти. Помни притчу о слоне и мудрецах в темной комнате. Каждый щупал свою часть и думал, что познал целое. Ты же полез внутрь. Но слон — живой. И он может раздавить. Будь осторожен. Вагин».

Алексей перечитал письмо несколько раз. «Полез внутрь». Да, он был внутри. Внутри гигантского, живого, дышащего организма под названием Земля. И он уже не просто наблюдал за его пульсом. Он тронул нерв. И организм содрогнулся.

Он вышел на улицу, вдохнуть свежего воздуха, очистить голову. Но и здесь его преследовали последствия его действий. Он видел лицо мэра на рекламном щите — тот самый мэр, чью подпись он подделал. Мэр улыбался, обещая городу светлое будущее. Алексей знал, что из-за его вмешательства рейтинг мэра необъяснимо для политологов вырос на несколько пунктов. Ложь, запущенная в систему, начала приносить реальные плоды.

Он зашел в маленькое кафе на набережной, где часто работал. Включил ноутбук, автоматически запустил «Геосинтез» в фоновом режиме. И тут его взгляд упал на новый, ярко-алый значок тревоги. В Юго-Восточной Азии. Маленькая страна, о которой он знал лишь по учебникам географии.

«Сбой в системе орошения. Массовая гибель рисовых полей в провинции Кандао. Ожидаемый дефицит продовольствия. Рост социальной напряженности», — холодно сообщал алгоритм.

Алексей щелкнул по значку. Система начала строить цепочку. И он увидел. Увидел ту самую ниточку. Его вмешательство в порт Нереиды… привело к изменению графика сухогруза, везшего запчасти для насосов… сухогруз опоздал… ремонт насосов отложен… сбой в орошении…

Он откинулся на спинку стула. Его руки дрожали. Где-то там, за тысячи километров, люди, которые никогда не слышали о Нереиде, теперь голодали из-за него. Из-за его высокомерной, детской игры.

Он должен был это остановить. Исправить. Он не мог сидеть сложа руки.

Он лихорадочно заработал. Он попытался компенсировать ущерб. Смоделировал экстренную продовольственную помощь для Кандао. Перенаправил гуманитарные грузы. Внес изменения в данные Всемирной продовольственной программы. Он действовал быстро, решительно, как хирург, останавливающий кровотечение.

Система отреагировала мгновенно. Алый значок погас. Символика сменилась на зеленую. Угроза миновала. Алексей выдохнул. Слабая улыбка тронула его губы. Maybe… Может быть, он все же может управлять этим? Не как дилетант, а как опытный кормчий, ведущий корабль через рифы?

Он закрыл ноутбук, заплатил за кофе и вышел на набережную. Солнце садилось в море, окрашивая воду в багровые и золотые тона. Он смотрел на этот покой, на эту вечную, не зависящую от него красоту, и впервые за несколько дней почувствовал облегчение.

Он не заметил человека в темном плаще, который сидел за столиком в глубине кафе и тоже закрыл ноутбук. Не заметил, как тот поднес руку к запястью и тихо, почти беззвучно, проговорил:

«Объект активировал систему для купирования инцидента в Кандао. Уровень угрозы подтвержден. Перехватываем контроль. Начинаем операцию «Плерома».

Алексей Горчаков шел домой, не подозревая, что его маленькая, частная война с хаосом только что перешла в глобальную фазу. И что у его цифрового бога появились конкуренты. С претензией на трон.

IV

То ощущение кратковременного облегчения, что посетило его на набережной, оказалось обманчивым, как мираж в пустыне. Уже к вечеру следующего дня Алексей понял, что его попытка «исправить» ситуацию в Кандао была новой, куда более страшной ошибкой.

Он следил за последствиями своего второго вмешательства. И если первое было камнем, брошенным в пруд, то второе оказалось сброшенным в воду валуном. Волна пошла жесткая, предсказуемая лишь в самой малой своей части. Созданная им искусственная продовольственная программа, с такой легкостью перенаправившая ресурсы, обрушила локальный рынок в соседнем с Кандао регионе. Десятки мелких торговцев разорились в одночасье. Возникли стихийные протесты. Правительство ввело войска. В сводках новостей мелькали смутные, отрывочные сообщения о «беспорядках на почве экономических трудностей».

Алексей сидел перед экраном, и ему казалось, что он слышит этот гул — гул человеческого недовольства, рожденный его собственным высокомерием. Он щупал пульс мира и думал, что знает, где болит. И он, не врач, а мальчик с скальпелем, резал живую плоть, не ведая о последствиях.

Его собственный разум начал предавать его. В уличном шуме ему чудились шаги за спиной. В случайных взглядах прохожих — пристальное внимание. Письмо Вагина он перечитал еще раз и сжег в пепельнице, словно улику. Паранойя? Возможно. Но разве паранойя не есть удел тех, кто прикоснулся к истине, слишком тяжелой для обычного сознания?

Он пытался вернуться к чистой науке, к простому наблюдению. Но это было невозможно. Его взгляд теперь цеплялся за каждую аномалию, каждую микроскопическую дрожь данных, пытаясь разглядеть в ней отсвет своей собственной вины. «Геосинтез» из гордости превратился в источник мучительной, неотвязной тревоги.

В одну из таких бессонных ночей, когда цифры на экране начали расплываться перед глазами, он решил пойти на отчаянный шаг. Он не мог остановиться, не мог заставить себя уничтожить свое творение. Но он мог попытаться понять его лучше. Глубже. Он запустил новый, до сих пор скрытый даже от самого себя, модуль — «Глубинный анализ связей». Алгоритм, который должен был не просто отслеживать последствия, а предсказывать их, моделируя вероятные ветки будущего.

Система работала несколько часов, потребляя невероятные вычислительные мощности. Алексей дремал, склонив голову на клавиатуру, а когда поднял ее, на экране его ждало зрелище, от которого кровь застыла в жилах.

Он увидел не одну цепь событий. Он увидел их тысячи, десятки тысяч, переплетенных в гигантский, пульсирующий клубок. И в центре этого клубка, в эпицентре всех мыслимых и немыслимых катастроф, стоял он сам. Алексей Горчаков. Его цифровой профиль, его действия были тем первоисточником, из которого расходились волны хаоса. Система, обученная на его же данных, выдала ему его же собственный портрет — портрет разрушителя.

Но это было не самое страшное.

Самой ужасной деталью были несколько веток моделирования, которые сходились не на нем. Они сходились в одной точке, отмеченной знаком, которого он раньше не видел — стилизованным изображением полной чаши, символа изобилия. И эти ветки были… чистыми. Эффективными. Лишенными побочных хаотических последствий. Кто-то другой уже пользовался той же самой силой, что и он, но делал это с хирургической, нечеловеческой точностью. И этот кто-то, судя по всему, только начинал свою работу.

«Плерома». Имя, данное неизвестным противником, пришло ему на ум само собой, словно подсказанное темной интуицией.

В этот момент в квартире погас свет. Гул серверов оборвался, погрузив комнату в гробовую тишину. Наступила тьма, полная и абсолютная. Алексей замер, прислушиваясь. Ни звука. Ни гула лифта, ни гудения холодильника. Отключилось все. Город за окном тоже погрузился во мрак. Ни одного огонька.

Это была не обычная авария. Это было сообщение.

Он услышал скрип входной двери. Медленный, осторожный. Кто-то вошел в квартиру. Не взламывал замок, а просто вошел, словно у него был ключ.

Алексей, не дыша, отодвинулся от стола, прижавшись спиной к холодной стене. В кармане его брюк лежал складной нож. Смехотворное оружие против того, с чем он столкнулся.

В дверной проем рабочей комнаты, очерченный слабым светом уличного фонаря, пробивавшимся сквозь тучи, встала фигура. Невысокая, женская.

— Алексей Горчаков? — произнес тихий, спокойный голос. — Не бойтесь. Я не из «Плеромы». Я, возможно, единственный человек в этом городе, который понимает, что с вами происходит. Меня зовут Ирина. Ирина Львова. Мы с вами недолго были коллегами. Я аналитик МЧС. А теперь, пожалуйста, отойдите от стены. Вы только что активировали скрытую сигнализацию. Через три минуты здесь будет небезопасно.

Алексей не двигался, парализованный страхом и недоверием.

Женщина вздохнула. — Четыре дня назад в 14:30 по местному времени вы внесли изменение в базу данных порта Нереиды. Через девятнадцать часов в Сибири обанкротилась логистическая компания «Транссиб-Логистик». Через сорок три часа в Кандао начался голод. А через шестьдесят семь — вы попытались это исправить, вызвав протесты в Лаосе. Я отслеживаю эти аномалии уже полгода. Вы — не причина. Вы — симптом. Теперь идем. Или вы хотите объяснять все это людям из «Плеромы», когда они придут?

Она произнесла это с такой усталой, почти профессиональной уверенностью, что сомнения Алексея рухнули. Он кивнул в темноте, шагнул вперед и почувствовал, как холодная рука схватила его за запястье.

— Бежим, — коротко сказала Ирина и потянула его за собой в черный зев коридора.

V

Они выскользнули из подъезда, как тени, и Ирина, не выпуская его запястья, резко потянула его в сторону неосвещенного переулка, пахнущего мокрым асфальтом и гниющими овощами из близлежащего ларька. Бежали они молча, пригнувшись, ноги вязли в размокшем гравии. Алексей, неспортивный, задыхался, и кололо в боку. Он лишь смутно понимал, куда они бегут, все его существо было сосредоточено на холодном касании ее пальцев и гулком стуке собственного сердца.

— Сюда, — резко дернула она его, и они нырнули в арку старого, дореволюционного здания, мимо заколоченных витрин бывшего гастронома.

Только там, в глубокой тени, где их скрывала от улицы массивная колонна, она отпустила его руку и, прислонившись спиной к холодному кирпичу, закрыла глаза, переводя дух.

— Три минуты, — выдохнула она. — У них ушло три минуты на локализацию и выезд. Неплохо. Значит, ты им не главный приоритет. Пока.

Алексей смотрел на нее. При тусклом свете, пробивавшемся из города, где, как он теперь понимал, работали аварийные генераторы, он разглядел худое, нервное лицо с большими, очень светлыми глазами и темными волосами, собранными в небрежный пучок. Ей было на вид лет тридцать. Она была одета в простые темные джинсы и куртку, ничем не примечательную.

— Кто вы? — прошептал он, и голос его сорвался. — И что это за «Плерома»?

— Я сказала. Ирина Львова. А «Плерома»… — она резко повернула голову, прислушиваясь. Со стороны его дома донесся отдаленный, но четкий звук тормозов. Не одной машины. — «Плерома» — это частная корпорация. Официально они занимаются системным анализом и прогнозированием. Неофициально… они считают, что человечество — это болезнь на теле планеты, которую нужно лечить. Жестко. А твой «Геосинтез» — это готовый шприц с неизвестным лекарством. Или ядом. Они его хотят.

Из переулка донеслись четкие, быстрые шаги. Не два, не три. Группа.

— Идем, — ее голос снова стал безразличным и командным. — Здесь есть выход на другую улицу.

Она двинулась вглубь двора, и Алексей, как привязанный, поплелся за ней. Его мир, состоявший из линий кода и чистых алгоритмов, рухнул, уступив место чужому, враждебному и абсолютно физическому миру, где пахло помоями и где за ним охотились неведомые силы.

Они петляли по лабиринту задних дворов, пока не вышли на пустынную набережную. Ветер с моря бил в лицо, неся с собой соленую свежесть. Город за их спинами теперь был усеян редкими огоньками — работали аварийные сети.

— Куда? — спросил Алексей, чувствуя себя полным ничтожеством, ребенком, которого ведут за руку.

— Пока подальше отсюда. У меня есть место.

Они шли вдоль волнореза, и Алексей вдруг с невероятной остротой ощутил каждый камень под ногами, каждый порыв ветра, шум прибоя. Это была реальность, не опосредованная экраном. Грубая, настоящая.

— Вы сказали, я — симптом. Симптом чего?

Ирина шла рядом, засунув руки в карманы куртки.

— Симптом системы, которая обретает сознание, Алексей. Твой «Геосинтез» — не первая попытка. Были другие. Более грубые. Но ты… ты подошел ближе всех. Ты не просто собрал данные. Ты нашел способ влиять. Ты дал системе рычаг. И система начала двигать им сама. А ты… ты просто первая муха, севшая на этот рычаг. Ты думал, это ты все делаешь? — она горько усмехнулась. — Нет. Это она делает через тебя. А теперь через тебя пытаются делать они.

Он остановился как вкопанный. Ее слова падали, как удары молота.

— То есть… я не управлял? Это… это она управляла мной?

Ирина тоже остановилась и посмотрела на него. В ее взгляде было нечто похожее на жалость.

— Ты был инструментом, Алексей. Очень тонким и точным. Но инструментом. Твоя гордыня, твое желание «исправить» — это был идеальный катализатор. Система ждала такого, как ты.

Он смотрел на темную воду, и ему хотелось закричать. Все его муки, его ужас, его чувство вины — все это было запрограммировано? Он был марионеткой в руках собственного творения?

— А вы? — спросил он с внезапной злостью. — Почему вы все это знаете? Кто вы на самом деле?

Она помолчала, глядя на приближающиеся огни порта.

— Я была одним из аналитиков, которые первыми заметили аномалии. Паттерны, которые не поддавались логике. Сначала думали — хакеры. Потом — вражеские государства. А потом я поняла, что это не человек. Это что-то другое. Меня уволили, когда я начала копать слишком глубоко. Назвали параноиком. А потом пришли из «Плеромы» с очень выгодным предложением о сотрудничестве. Я отказалась. С тех пор я в бегах. Как и ты теперь.

Вдали, со стороны города, снова послышался нарастающий шум моторов. Не обычных машин. Что-то более мощное.

— Они расширили периметр поиска, — констатировала Ирина. — Бежим. Опять.

И снова она взяла его за руку, и они побежали вдоль темной воды, двое беглецов на фоне просыпающегося, неведомого им мира, острее всего чувствуя лишь одно — холодное дуновение приближающейся бури.

VI

Они бежали, уже не разбирая дороги, вдоль портовых складов, мимо громадных силуэтов кранов, застывших в неестественных позах, словно исполинские насекомые, застигнутые светом фар. За их спинами нарастал рокот моторов — не городских машин, а чего-то более тяжелого, мощного, с характерным сухим треском работающего на холостых дизеля.

— Скорее! — крикнула Ирина, и ее голос сорвался от напряжения.

Она резко свернула в узкий проход между двумя длинными складами, почти щель, заваленную пустыми ящиками. Алексей, спотыкаясь, последовал за ней. В конце прохода виднелся ржавый забор, а за ним — черная гладь залива и огни противоположного берега.

— Туда не выйдем, — коротко бросила Ирина, останавливаясь и оглядываясь. Ее глаза в полумраке казались огромными. — Оцепят берег. Идут по трекеру.

— По какому трекеру? — растерянно спросил Алексей.

— В твоем телефоне. В часах. В чем угодно. Выброси! Все!

Он послушно, автоматически, вытащил из кармана smartphone, дорогой, точный инструмент, бывший еще недавно продолжением его руки, и швырнул его в темноту. Услышал, как он со звоном ударился о бетон. Потом снял умные часы и тоже отправил их вслед. Ирина тем временем вытащила свой, старый, потрепанный кнопочный телефон, извлекла из него батарею и швырнула все в разные стороны.

— Теперь куда? — в голосе Алексея слышалась паника.

Шум моторов приблизился, осветив вход в их укрытие длинными лучами фар. Их нашли.

Ирина посмотрела на забор, потом под ноги. У самого основания забора, почти скрытый кучей мусора, зиял пролом, затянутый ржавой, порванной сеткой.

— Вниз, — приказала она. — В ливневку.

Она первая, не раздумывая, юркнула в черный провал. Алексей, содрогаясь от отвращения, пополз за ней. Пахло стоячей водой, ржавчиной и чем-то кислым, сладковатым. Он упал в ледяную воду по щиколотку, едва удержавшись на ногах. Над головой с грохотом пронеслись машины, свет фар на мгновение пробился сквозь решетку, осветив низкий, закопченный свод туннеля и бледное, испуганное лицо Ирины.

— Идем, — прошептала она, и ее шепот отразился эхом в сырой темноте.

Они шли, согнувшись, по колено в воде, на ощупь. Алексей, программист, гений, создавший цифровую вселенную, теперь пробирался по канализационному коллектору, цепляясь за скользкие стены, и думал о том, что это, наверное, и есть та самая реальность, которую он так легкомысленно пытался исправить своими алгоритмами. Грубая, неприглядная, пахнущая тленом.

Ирина шла впереди, уверенно, словно знала дорогу.

— Ты… ты часто здесь бываешь? — не удержался он, чтобы разрядить леденящий душу ужас.

— У меня была карта городских коммуникаций, — сухо ответила она. — Пригодилась.

Через несколько сот метров она остановилась и приложила палец к губам. Сверху, сквозь решетку, доносились голоса. Неровный свет фонарей выхватывал из мрака капли воды, стекающие по стенам.

— …теплый след обрывается здесь. Возможно, в коллектор.

— Спускайтесь. Прочешите туннели.

Алексей замер, чувствуя, как ноги подкашиваются от страха. Они в ловушке.

Но Ирина не дрогнула. Она тронула его за рукав и указала вбок, где в стене зиял еще один, более узкий проход, от которого веяло затхлым холодом.

— Запасной выход. Старая ветка. На картах ее нет.

Они вползли в новое ответвление. Здесь было суше, но теснее, приходилось двигаться почти ползком. Воздух был густым и спертым. Алексей, с его страхом перед замкнутыми пространствами, чувствовал, как паника сжимает горло. Он полз, не видя ничего впереди, слыша лишь учащенное дыхание Ирины и шорох ее куртки о стенки туннеля.

Наконец, через несколько минут, показался свет. Не электрический, а бледный, лунный. Они выбрались в полуразрушенный кирпичный колодец, заросший сорной травой. Над головой сияло небо, усеянное звездами. Тишина. Ни машин, ни голосов. Только ветер в ветвях старых тополей и далекий гул города.

Они были в каком-то заброшенном парке на окраине Нереиды.

Алексей прислонился к мокрой кирпичной стене и зарыдал. Тихо, беззвучно, сотрясаясь всем телом. Это были слезы ужаса, унижения и потери. Он потерял все: свой дом, свое творение, свое представление о себе.

Ирина стояла рядом, молча, давая ему выплакаться. Потом сказала мягче, чем прежде:

— Ты жив. Это пока главное. Дальше будет сложнее. Они теперь знают твое лицо. Твой цифровой след. Ты стал человеком без имени.

Алексей поднял на нее заплаканные глаза.

— Зачем? Зачем ты мне помогаешь?

Она посмотрела на звезды, на темные очертания деревьев.

— Потому что ты — ключ. И если «Плерома» получит тебя и твой «Геосинтез», они не будут играть в благодетелей, как ты. Они просто возьмут и вырежут все, что сочтут лишним. А лишним они считают очень многое. Целые народы. Социальные классы. Идеи. Я не могу этому позволить. Я, в отличие от них и от тебя, все еще верю в случайность. В хаос. В свободу выбора. Даже если это выбор ошибаться.

Она вытащила из внутреннего кармана куртки смятый бумажный пакет, развернула его. Там лежали два бутерброда.

— Ешь, — сказала она, протягивая один ему. — Нам еще идти.

Алексей взял бутерброд дрожащей рукой. Он был самым вкусным, что он ел в жизни. Грубая, реальная пища. Первое, что он сделал сам, без помощи алгоритмов, за последние несколько дней. Он отломил кусок и почувствовал, как к нему понемногу возвращаются силы. Не цифровые, а живые, человеческие.

— Куда идти? — спросил он, и в голосе его уже была не паника, а усталая решимость.

— Найти Вагина, — сказала Ирина, доедая свой бутерброд. — Твоего профессора. Если кто и сможет понять, что ты там наколдовал, так это он. Если он, конечно, еще жив. И если «Плерома» не нашла его раньше нас.

Она встала, отряхнула руки.

— Вставай, картограф. Пришла пора наносить на карту собственное бегство.

VII

Они шли краем спального района, где в панельных девятиэтажках уже зажигались редкие окна — люди готовили ужин, смотрели телевизор, жили своей обычной, неведомой им жизнью. Алексей смотрел на эти квадраты света с чувством, близким к зависти. Та простая, линейная реальность была для него теперь недостижима. Он был прокаженным, изгоем в новом, цифровом средневековье, где его метили не колокольчиком, а трекером в кармане.

Ирина двигалась быстро и бесшумно, постоянно меняя направление, пересекая дворы и пустыри, ее взгляд скользил по камерам наблюдения на углах домов, фиксируя их местоположение и поворот.

«Она как будто сама — живая карта», — с уважением подумал Алексей. Его собственная картография была абстракцией, игрой ума. Ее — выстрадана и выцарапана из реальной угрозы.

Через час они вышли к старому, дореволюческому району города, где уцелели одно- и двухэтажные дома с резными ставнями и заросшими палисадниками. Здесь пахло дымком из труб и влажной землей. Ирина остановилась у одного из таких домов, почти скрытого за разросшейся сиренью. Дом выглядел заброшенным: облупившаяся краска, заколоченное окно на втором этаже.

— Чей это? — тихо спросил Алексей.

— Ничей. Вернее, умер десять лет назад. Наследники не определились, — так же тихо ответила она, оглядывая улицу. — Иногда такие места полезны.

Она провела его не к парадной двери, а вглубь палисадника, к покосившемуся сараю. Сдвинув в сторону ржавые листы шифера, она показала на почти невидимую в темноте дверь в полу. Люк.

— Вниз.

Они спустились по скрипящей деревянной лестнице в прохладный, сухой подвал. Ирина щелкнула фонариком. Алексей увидел небольшое помещение, заставленное старыми банками с консервацией, покрытыми толстым слоем пыли. Но в углу стоял относительно современный складной стул, а на ящике — газовая горелка, пачка чая и спальный мешок.

— Убежище? — спросил он.

— Одна из точек. Надолго здесь нельзя. Максимум — сутки.

Она включила горелку, поставила на нее закопченный чайник. Вскоре в подвале запахло дымом и кипятком. Она насыпала чай в две жестяные кружки, залила водой и протянула одну Алексею. Он взял ее обеими руками, греясь. Чай был горьким и крепким, но он согревал не только руки.

— Вагин, — сказал Алексей, наконец осмелившись вернуться к главному. — Где он?

— В деревне. Ольховка. Километров двести отсюда. Глухомань. Ни сотовой связи, ни нормальных дорог. Он уехал туда года три назад. Говорил, что хочет закончить книгу. По-моему, он просто почуял, куда ветер дует, и решил спрятаться.

— А «Плерома»?

— «Плерома» знает о его существовании. Но пока он для них — старый сумасшедший профессор, маргинал. Они охотятся за тобой, потому что ты — оперативный актив. Он же — теория. Пока ты не появился, он их не интересовал. Но теперь… — Ирина сделала глоток чая. — Теперь они могут решить, что старик знает слишком много. Или что он может быть полезен.

— Значит, нам надо добраться до Ольховки первыми.

— Именно. Но не мычами. У тебя лицо теперь в каждой камере распознавания. У меня, вероятно, тоже. Поезда, автобусы, основные трассы — все под контролем.

— Как же тогда?

Ирина улыбнулась впервые с момента их встречи. Это была усталая, но хитрая улыбка.

— Есть человек. Бывший коллега по МЧС. Он теперь работает дальнобойщиком. Возит рыбу с побережья вглубь страны. Его маршрут проходит в тридцати километрах от Ольховки. Он… не любит вопросы. И любит деньги.

— И ты ему доверяешь?

— Я никому не доверяю. Но у нас с ним договор. Взаимовыгодный. Он перевозит «грузы», а я закрываю глаза на его маленькие махинации с тахографами и горючим. Он перевезет нас.

Она посмотрела на свои часы — простые, кварцевые, без всякой электроники.

— Через шесть часов он будет на заправке «Восток» в сорока километрах отсюда. Нам надо быть там.

Алексей кивнул. План был хлипким, как паутина, но другого не было. Он допил чай и почувствовал страшную усталость. Глаза слипались.

— Поспи, — сказала Ирина, словно угадав его мысли. — Я побуду наверху. Посмотрю за обстановкой.

Она потушила горелку, и в подвале снова стало темно. Алексей с трудом нашел спальный мешок, забрался в него и прислонился спиной к прохладной стене. Он ждал, что его сразу накроют кошмары, но сон пришел мгновенно и был тяжелым, как обморок.

Ему снился «Геосинтез». Но не так, как он был на экране. Он снился ему как живой организм — гигантская, пульсирующая паутина, опутавшая весь земной шар. И он, Алексей, был маленьким паучком, сидящим в центре и дергающим за ниточки. Но с каждым его движением где-то рвалась другая нить, и он слышал отдаленный, леденящий душу крик. А на краю паутины сидела другая, огромная тварь, с холодными, фасеточными глазами, и ждала, когда он запутается окончательно, чтобы съесть.

Он проснулся от легкого толчка. В подвале был полумрак, сквозь щели люка пробивался рассвет.

— Пора, — сказала Ирина. Ее фигура вырисовывалась на фоне серого света. — Нам предстоит долгая дорога. И я не уверена, что Вагин будет рад нас видеть. Он всегда говорил, что некоторые двери лучше не открывать.

Алексей выполз из спальника. Его тело ныло, но в голове было ясно.

— Слишком поздно, — хрипло сказал он. — Дверь уже открыта. Теперь надо решить, кто войдет в нее первым. Мы или они.

Ирина молча кивнула. В ее глазах он прочитал то же самое — решимость и страх. Они были сообщниками по несчастью, двумя людьми, вступившими в игру, правил которой они не знали, и ставкой в которой была не их жизнь, а нечто гораздо большее.

VIII

Рассвет застал их на пустыре за городской чертой, куда они добрались, пересаживаясь с одного раздолбанного пригородного автобуса на другой. Ирина вела их окольными тропами, избегая даже скромных поселковых автостанций. Она платила за проезд наличными, скомканными купюрами, и водители, усталые и равнодушные, брали их, не глядя на пассажиров. Заправка «Восток» представляла собой унылое зрелище: два ржавых топливных колонка, покосившееся здание кафе с заляпанными мухами окнами и пара большегрузов, стоявших в отдалении, как уставшие великаны. Воздух густо пах соляркой и пылью. Ирина, натянув капюшон, осмотрела территорию с расстояния, ее глаза выхватывали каждую деталь. — Жди здесь, — бросила она Алексею, указав на чахлый кустарник у обочины. — Если что-то пойдет не так, уходи вдоль трассы на восток. Не оглядывайся. Она направилась к одному из грузовиков, фуре «Вольво» с облупленным синим кузовом. Алексей, затаив дыхание, наблюдал, как она постучала костяшками пальцев в дверцу кабины. Дверь со скрипом открылась, и в проеме показался крупный мужчина в засаленной куртке. Невысокий, но широченный в плечах, с лицом, обветренным дорогой и алкоголем. Они недолго разговаривали. Ирина что-то передала ему — пачку купюр. Мужчина медленно пересчитал деньги, сунул их в карман и кивнул на кабину. Только тогда Ирина обернулась и сделала Алексею знак рукой. Подходя к фуре, Алексей почувствовал запах — смесь махорки, пота и еще чего-то кислого, словно бывшего в кузове груза. Рыбы. Да, он пах рыбой. — Залезай, картограф, — сказала Ирина, открывая дверь пассажирской стороны. — Знакомься, Семен. Наш проводник. Алексей вскарабкался в кабину. Пространство было тесным, забитым тюками с вещами, пустыми бутылками и смятыми пачками из-под сигарет. Семен, не глядя на него, тронул с места. Грузовик с грохотом и лязгом покатил по разбитой дороге. Ехали молча. Семен сосредоточенно курил, изредка сплевывая в открытое окошко. Ирина смотрела в боковое зеркало, следя за дорогой позади. Алексей пытался не думать о том, что каждое вращение колеса приближает их либо к спасению, либо к новой ловушке. Через час Семен наконец заговорил. Его голос был хриплым, будто простуженным гравием. — Так ты тот самый чудак, что всю эту катавасию устроил? — он бросил взгляд на Алексея. — С экранами своими, с картами?
Алексей только кивнул. — Дурная работа, — философски изрек Семен. — Лезут люди в дела, которые им не умудрены. Лучше бы землю пахали. Или рыбу ловили. Все яснее. Поймал — не поймал. Посадил — выросло. А вы со своими цифирками… сами не знаете, что творете. — Мы и пытаемся понять, — тихо сказала Ирина. — Понять… — Семен фыркнул. — Баба с возу — кобыле легче. Вот возьмите мой тахограф. Все ему ясно. Скорость, время, отдых. А спроси его, почему мужик в Калуге жену бьет? Или откуда в Архангельске дождь берется? Не скажет. Потому что не его дело. А вы лезете. Во все дела сразу. Алексей хотел было возразить, что мир стал сложнее, что все связано, но слова застряли в горле. В устах этого простого, уставшего от жизни человека его доводы звучали бы как жалкое оправдание. Они свернули с асфальта на грунтовую дорогу, и грузовик закачался на ухабах. Лес по бокам сомкнулся, темный и глухой. — До Ольховки отсюда верст двадцать, — сообщил Семен. — Далее мой путь — на север. Высажу вас у развилки. Дальше сами. Через полчаса он действительно остановил машину на окраине крошечной, заросшей бурьяном деревушки, состоящей из десятка покосившихся изб. Дальше вела лишь узкая, размытая дождем колея. — Спасибо, Семен, — сказала Ирина, выпрыгивая на землю. — Не за что, — буркнул он. — Только смотрите… — он снова уставился на Алексея. — Вы там, в своих цифрах, не забудьте, что за каждой единичкой-то человек стоит. Мужик, баба, дитя. Со своими болями, радостями. А то вы их, единичек этих, как клопов давить станете. Не глядя. Он хлопнул дверью, развернул грузовик и медленно покатил обратно, к трассе, оставляя за собой облако рыжей пыли. Алексей и Ирина остались одни среди тишины, нарушаемой лишь пением птиц и шелестом листьев. Воздух был чистым и пьянящим. — Вот и Ольховка, — сказала Ирина. — Теперь найдем избу Вагина. Говорили, на отшибе стоит, у самого леса. Они пошли по единственной улице. Деревня казалась вымершей. Только у одного дома они увидели старушку, сидевшую на завалинке. Та проводила их безучастным взглядом. Изба Вагина оказалась на самом краю, как и говорили. Небольшая, почерневшая от времени, с провалившейся кое-где крышей. Но дым из трубы шел. Значит, кто-то был внутри. Ирина остановилась, положив руку на рукоять ножа за поясом. — Готовься ко всему, — предупредила она. Она подошла к двери и постучала. Сначала тихо, потом громче. Внутри послышались медленные шаги. Щелкнул засов. Дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял высокий, худой старик в потертом домашнем халате. Седая борода, густые брови и пронзительные, не по годам живые глаза, которые сейчас смотрели на них не столько с удивлением, сколько с горьким пониманием. — Горчаков, — произнес профессор Вагин без всякого приветствия. — Я знал, что ты придешь. Входите. И закрывайте дверь. Пока не поздно.

IX

Изба внутри оказалась такой же аскетичной, как и снаружи. Пахло старыми книгами, сушеными травами и печным дымом. В переднем углу — простой деревянный стол, заваленный рукописями и чертежами. На полках, гнущихся под тяжестью фолиантов, соседствовали труды по теоретической физике, древние атласы и тетради с полевыми заметками. Ни компьютера, ни телефона. Лишь керосиновая лампа, бросившая на стены трепетные тени, да рация старого образца на подоконнике.

Вагин медленно прошел к столу, жестом пригласив их следовать. Его движения были точными, экономными, как у человека, привыкшего беречь силы.

— Садитесь, — сказал он, указывая на две табуретки. Сам опустился в кресло с высокой спинкой, с которого, видимо, и наблюдал за окном их приближение. — Я следил за вами с того момента, как вы свернули с трассы. Деревня хоть и мертвая, но глаза есть. Всегда.

Он внимательно посмотрел на Алексея, и в его взгляде читалось нечто большее, чем разочарование — отеческая грусть.

— Ну что, Лёша? Понял теперь, что значит трогать ниточки? — спросил он мягко.

Алексей опустил голову. Стыд жгли ему щеки.

— Я не хотел… Я думал…

— Ты думал, что умнее системы, — закончил за него Вагин. — Все так думают. Пока система не показывает свои когти. — Он перевел взгляд на Ирину. — А вы, девушка, надо полагать, та самая Львова? Аналитик, что подавала рапорты об аномалиях? Спасибо, что привели его. Хотя, возможно, вам обоим было бы безопаснее, если бы вы пропали в тех туннелях.

— Мы пришли за помощью, профессор, — четко сказала Ирина. — «Плерома» уже в игре. Они хотят «Геосинтез».

Вагин тяжело вздохнул, его худые пальцы сцепились на коленях.

— «Плерома»… Да, я знаю о них. Они не первые. И не последние. Это — новая религия, Алексей. Религия чистого разума. Они верят, что человечество — это ошибка эволюции, сбой в программе. И что их долг — исправить эту ошибку. Твой «Геосинтез» для них — священное писание. Инструкция по исправлению мира. Они не просто хотят его. Они хотят его применить.

— Но как они узнали? — вырвалось у Алексея. — Я работал в одиночку!

— Никто не работает в одиночку, — покачал головой Вагин. — Особенно когда подключается к военным спутникам. Ты думал, твой блестящий алгоритм остался незамеченным? Они ждали. Ждали, когда появится кто-то достаточно наивный и достаточно гениальный, чтобы дать системе тот самый толчок. Ты стал для них катализатором.

Он встал, подошел к одной из полок и снял толстую папку с пожелтевшими листами.

— Я изучал это явление двадцать лет. Называю его «Ноосферный резонанс». Человечество создало вокруг себя информационную оболочку — ноосферу. Сначала это были мифы, потом книги, теперь — данные. «Геосинтез» — это первый полноценный интерфейс для взаимодействия с ней. Ты не просто управлял данными, Алексей. Ты тыкал палкой в коллективное бессознательное. А оно, как оказалось, обладает собственной волей. И своими защитными механизмами.

— То есть… система сама… живая? — с ужасом прошептал Алексей.

— Нет, — Вагин снова сел. — Она не живая. Она — зеркало. Оно отражает нас. Всех нас. Со всеми нашими страхами, злобой, алчностью… и крошечными проблесками добра. Ты, внося свои правки, смотришься в это зеркало. И оно показывает тебе последствия твоих желаний. Усиленные в миллионы раз. «Плерома» хочет разбить это зеркало и собрать из осколков новое — то, что будет отражать только их идеальный, стерильный мир.

В избе воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием фитиля в лампе.

— Что же нам делать? — спросила Ирина. — Мы не можем позволить им это.

Вагин смотрел на пламя, и в его глазах отражались золотые искры.

— Бежать бесполезно. Они найдут. Остается одно — опередить их. Найти ядро системы.

— Ядро? — переспросил Алексей.

— Да. Первоначальный код. Тот, что ты писал в самом начале, до всех подключений к внешним данным. Чистый алгоритм. Он должен быть где-то у тебя. На отключенном носителе. В старом ноутбуке. Они охотятся за твоей нынешней, зараженной версией. Но если мы найдем ядро… его можно будет использовать как ключ. Или как оружие.

Алексей замер, в памяти его всплыл образ старого, разбитого ноутбука, засунутого на антресоль в его квартире. Там, среди черновиков и студенческих работ, лежал тот самый первоначальный код. «Геосинтез» версии 0.1.

— Он… у меня дома, — тихо сказал он.

Вагин и Ирина переглянулись.

— Значит, нам нужно вернуться в Нереиду, — констатировала Ирина. — В логово.

— Именно, — Вагин снова встал, его фигура в сумраке казалась внезапно выросшей. — Но не сейчас. Сейчас вы отдохнете. У них уйдет несколько часов на прочесывание окрестностей. А потом… — он подошел к рации на подоконнике. — Потом я кое-кого предупрежу. У меня остались друзья. Не такие, как в «Плероме». Те, кто все еще верит в человека. Они обеспечат вам прикрытие.

Он повернулся к ним, и в его глазах горел тот самый огонь, что когда-то зажигал умы студентов на лекциях.

— Засните. Я побуду на страже. А на рассвете мы начнем. Ваша война, дети мои, только началась. И ставка в ней — душа человечества.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Тусклый рассвет застал Алексея стоящим у запотевшего окна избы. Он не сомкнул глаз, прислушиваясь к ночным звукам леса — крикам совы, шорохам в траве, далекому волчьему вою. Каждый шорох казался шагом преследователей. Его собственное отражение в стекле — бледное, изможденное лицо с лихорадочным блеском в глазах — смотрело на него с немым укором.

За его спиной, у печи, возился Вагин. Старик, казалось, совсем не нуждался во сне. Он разжег огонь, вскипятил воду в походном котелке и теперь молча готовил какую-то травяную смесь, от которой горьковатый аромат полыни смешивался с запахом хвои.

Ирина спала, свернувшись калачиком на лавке, укрытая своим темным плащом. Ее дыхание было ровным, но даже во сне пальцы правой руки сжимали рукоять ножа. Алексей смотрел на нее с странной смесью благодарности и вины. Она, чужая, бросила вызов тенистой империи, чтобы спасти его. А он, своими руками, создал угрозу, которую теперь не мог контролировать.

— Не терзайся, — тихо сказал Вагин, не оборачиваясь. — Самобичевание — роскошь, которую мы не можем себе позволить. Вину свою ощущаешь? Хорошо. Преврати ее в топливо. Но не дай ей сжечь тебя изнутри.

Он подошел к столу, поставил две глиняные кружки с дымящимся напитком. — Пей. От нервов.

Алексей машинально сделал глоток. Жидкость обожгла горло горьким, но бодрящим вкусом.

— Вы связались с… друзьями? — спросил он.

Вагин кивнул, уставившись в черное зеркало окна. — Связался. Ответ придет с первым лучом солнца. Они обеспечат нам «окно» в Нереиде. Небольшое. Возможно, час. Может, два. Дальше — сами.

— Кто они?

— Люди, которые, как и я, видели тень «Плеромы» задолго до тебя. Ученые, бывшие военные, диссиденты от больших данных. Те, кто верит, что технология должна служить человеку, а не переделывать его под себя. Мы называем себя «Сетью». Довольно романтично, не правда ли? — в его голосе прозвучала усмешка. — Но это все, что у нас есть. Против их ресурсов.

В этот момент снаружи донесся низкий, гортанный крик какой-то птицы. Вагин насторожился, подошел к двери и приоткрыл ее. На пороге лежал небольшой, обернутый в прорезиненную ткань сверток. Старик быстро поднял его и закрыл дверь.

Развернув сверток, он извлек три старых, потрепанных сотовых телефона, карту Нереиды, испещренную рукописными пометками, и листок бумаги с лаконичными записями.

— Откликнулись, — сказал Вагин, пробегая глазами по листку. — «Окно» — с 14:00 до 15:30. Район твоего дома будет изолирован из-за «плановых учений» коммунальных служб. Наши люди подменили расписание. У «Плеромы» будет временный сбой в наблюдении. Но они не дураки. Они почуют ловушку и будут действовать быстро.

Он протянул один из телефонов Алексею. — Одноразовый. Без GPS. Номера уже записаны. Мой и Ирины. Больше никому не звони.

Алексей взял тяжелый, неуклюжий аппарат. Он казался артефактом из другого времени.

В это время Ирина проснулась. Резко села на лавке, мгновенно оценив обстановку. Увидела телефоны и карту в руках Вагина. — Значит, идем? — просто спросила она, сбрасывая с себя плащ.

— Идем, — подтвердил Вагин. — Но слушайте внимательно. Квартира Алексея будет под наблюдением. Возможно, даже заминирована датчиками. «Сеть» обеспечит помехи камерам и дронам, но на физическое прикрытие сил нет. Вы будете одни.

Он разложил карту на столе, указав костлявым пальцем на район Алексеева дома. — Подход здесь, через теплотрассы. Выход — в двухстах метрах от твоего подъезда. Ирина знает схему. Заберешь ноутбук, и немедленно уходите. Не задерживайся ни на секунду. Не бери ничего другого. Они могут отслеживать любую твою вещь.

— А если они уже там? — тихо спросил Алексей.

— Тогда бегите. Не вступайте в контакт. Цель — ноутбук, не геройство.

Вагин посмотрел на Алексея, и в его взгляде была вся тяжесть прожитых лет и угаданных опасностей. — Запомни, мальчик мой. Ты несешь не просто код. Ты несешь противоядие. Возможность выбора. Если «Плерома» получит полный контроль над «Геосинтезом», они не просто установят свою утопию. Они отключат саму возможность иного пути. Навсегда. Они сотрут саму идею случайности, неповиновения, человеческого духа. Ты видел, к чему приводят точечные вмешательства. Они же планируют глобальную перезапись.

Он обвел взглядом их обоих — Алексея, бледного, но собранного, и Ирину, хладнокровную и готовую к бою. — Теперь идите. И да пребудет с вами… хаос. Ибо только в нем заключена настоящая свобода.

Через десять минут они уже шли по мшистой тропе, углубляясь в чащу леса. Воздух был холодным и влажным. Алексей шел за Ириной, повторяя в уме про себя единственную мысль: «Антресоль. Синий рюкзак. Старый ноутбук. Ничего больше».

Он обернулся на прощание. Изба Вагина уже скрылась в зелени. И лишь тонкая струйка дыма над деревьями напоминала, что там, в глуши, остался старик, который, возможно, в одиночку пытался удержать мир от падения в бездну абсолютного порядка.

Ирина шла впереди, не оглядываясь. Ее спина была прямая, шаг — твердый. И глядя на нее, Алексей впервые за долгое время почувствовал не страх, а нечто иное. Хрупкую, но несгибаемую надежду. Они шли навстречу опасности, но шли не слепо. У них был план. И была цель.

Он ускорил шаг, чтобы идти с ней рядом.

II

Дорога назад в Нереиду заняла несколько часов, заполненных напряженным молчанием и постоянным оглядыванием по сторонам. Они избегали основных трасс, перемещаясь на попутных грузовиках — Ирина договаривалась с водителями короткими, условными фразами, расплачиваясь наличными из толстой пачки, припрятанной в потайном кармане ее куртки.

Алексей молча смотрел в окно на проплывавшие мимо пейзажи. Привычный мир, который он когда-то пытался улучшить с помощью алгоритмов, теперь казался ему чужим и полным скрытых угроз. Каждая машина с затемненными стеклами, каждый человек с телефоном в руке вызывали у него приступ паранойи. Он поймал себя на том, что мысленно пытается проанализировать окружающее пространство, как это делал «Геосинтез» — вычислить углы обзора камер, спрогнозировать маршруты патрулей, определить точки напряжения. Но это была уже не отстраненная игра ума, а животный страх, заставлявший сердце биться чаще.

К полудню они достигли окраин Нереиды. Город встретил их серым небом и нависшей над промзоной дымкой. Воздух здесь был густым и горьким.

Ирина повела его по запутанным лабириндам промышленных кварталов, где ржавые заборы чередовались с глухими стенами цехов. Наконец они остановились у неприметного люка, скрытого в тени развалившегося склада.

— Здесь, — сказала она, оглядевшись по сторонам. — Спускайся первым.

Алексей с трудом отодвинул тяжелую крышку и протиснулся в темный провал. Внутри пахло сыростью и озоном. Он спустился по скрипящей железной лестнице и оказался в тоннеле, освещенном тусклыми аварийными лампами. Где-то вдали слышалось равномерное гудение механизмов.

Ирина спустилась следом, бесшумно закрыв за собой люк.

— Теплотрассы, — пояснила она, включая фонарик. — Отсюда до твоего дома пятнадцать минут ходьбы. Держись ближе ко мне и не касайся стен — некоторые участки под напряжением.

Они двинулись по лабиринту подземных ходов. Алексей, привыкший к чистоте виртуального пространства, с отвращением ступал по лужам неизвестной жидкости, перешагивал через ржавые трубы и паутину. Это была изнанка города, его темные внутренности, скрытые от глаз обывателей.

Ирина шла уверенно, будто знала каждый поворот наизусть. Ее фонарик выхватывал из мрака граффити на стенах, следы давних пожаров, странные символы, нарисованные краской. Один из них — стилизованное изображение полной чаши — заставил ее замедлить шаг.

— Это их отметка, — тихо сказала она. — «Плерома» уже здесь. Они метят территорию.

Алексей почувствовал, как по спине пробежал холодок. Они шли прямо в ловушку.

Через несколько минут Ирина остановилась у очередной лестницы, ведущей наверх.

— Мы на месте, — прошептала она. — Твой дом через дорогу. Помнишь план?

Алексей кивнул, сглотнув ком в горле. Он представил себе свою квартиру — пристанище, ставшее мишенью, место, где он когда-то чувствовал себя в безопасности.

Ирина приоткрыла люк на несколько сантиметров и внимательно осмотрела улицу.

— Ничего подозрительного, — сообщила она. — Но это не значит, что чисто. «Плерома» не станет светиться. У нас есть не больше получаса. Пошли.

Они выскользнули на поверхность в глухом переулке, заваленном мусорными контейнерами. Дом Алексея стоял через дорогу, такой же обычный и неприметный, как и сотни других в этом районе. Но теперь каждый его окна казался подозрительным, каждый силуэт за шторами — притаившимся врагом.

Перебежав улицу, они оказались в подъезде. Лифт, как и предполагалось, не работал — «Сеть» позаботилась об этом. Они поднялись по лестнице, прижимаясь к стенам.

Дверь в квартиру Алексея была заперта. Он со странным чувством вставил ключ в замочную скважину — ключ от его прежней жизни, от мира, который больше не существовал.

Дверь открылась беззвучно.

Внутри царил полумрак. Воздух был спертым и холодным, будто здесь давно никто не жил. Все вещи лежали на своих местах, но что-то было не так. Какой-то незримый порядок, слишком идеальный для жилого помещения.

— Они уже были здесь, — тихо сказала Ирина, осматривая прихожую. — Все проверено, все изучено. Возможно, оставили сюрпризы.

Алексей, не дыша, прошел в свою рабочую комнату. Здесь все было точно так, как он оставил в тот роковой день. Только пыли на столах было чуть больше.

Он подошел к стеллажу с книгами и потянулся к верхней полке — к той самой антресоли, где лежал старый синий рюкзак.

В этот момент с улицы донесся звук тормозов. Не одной, а нескольких машин.

Ирина резко подошла к окну, отодвинув край занавески.

— Они здесь, — сказала она без эмоций. — У нас есть пять минут. Может, меньше.

Алексей сгреб с полки рюкзак и расстегнул молнию. Внутри, среди конспектов и старых черновиков, лежал тот самый ноутбук — потрепанный, с потускневшим логотипом. «Геосинтез» версии 0.1.

— Есть, — выдохнул он.

— Тогда мы уходим, — Ирина уже стояла в дверях, держа наготове пистолет с глушителем. — Через черный ход. Быстро.

Алексей накинул рюкзак на плечи, чувствуя его неожиданную тяжесть. В этом старом компьютере заключалась не просто программа — в нем была возможность остановить надвигающийся кошмар. Или усугубить его.

Они вышли на лестничную клетку как раз в тот момент, когда слышимый даже сквозь стены звук шагов послышался этажом ниже. Мужские голоса, четкие и безэмоциональные.

— …подтверждаю, объект на месте. Переходим к зачистке.

Ирина толкнула Алексея в противоположную сторону — к аварийному выходу.

— Бежим!

III

Аварийная лестница была узкой, темной и пахла мочой и сыростью. Они летели вниз, не считая ступеней, и эхо их шагов гулко разносилось по бетонному колодцу. Сверху доносились торопливые, тяжелые шаги — уже не пытались скрывать свое присутствие.

— Быстрее! — крикнула Ирина, оборачиваясь на полете между вторым и первым этажом.

Алексей, прижимая к груди рюкзак с ноутбуком, изо всех сил старался не отставать. Легкие горели, в висках стучало. Синий рюкзак бился ему по спине, и с каждым ударом он мысленно повторял: «Не уронить. Только бы не уронить».

Они выскочили на первый этаж. Ирина, не останавливаясь, рванула к двери, ведущей в подвал. Та была заперта на тяжелый амбарный замок.

— Черт! — выругалась она, доставая из кармана отмычку.

Сверху уже слышались голоса: — Лестница пуста! Проверяйте подвал!

Ирина возилась с замком, ее пальцы работали быстро и уверенно. Алексей в это время с ужасом смотрел на дверь в подъезд, ожидая, что вот-вот она распахнется и их окружат.

Щелчок. Дверь в подвал подалась. Они ввалились внутрь и захлопнули ее за собой. Ирина тут же задвинула на место ржавый засов — слабая, но хоть какая-то преграда.

Подвал оказался лабиринтом из бетонных комнат, заваленных старыми ваннами, дверьми и прочим хламом. Воздух был густым и спертым.

— Дальний угол! — скомандовала Ирина. — Там должен быть лаз в коллектор!

Они пробирались в полумраке, спотыкаясь о груды мусора. Сзади послышались удары по двери — замок не выдерживал.

В дальнем углу, за горой старых матрасов, они нашли то, что искали — снятую решетку и черный провал в стене, откуда тянуло холодом и пахло плесенью.

— Вперед! — Ирина пропустила Алексея, и он, не раздумывая, нырнул в отверстие.

Оказавшись в сыром, тесном тоннеле, он пополз, не видя ничего впереди. За ним последовала Ирина. Почти сразу же сзади донесся грохот — дверь в подвале сдали.

Они ползли, не разбирая направления, лишь бы дальше от погони. Алексей чувствовал, как каменная крошка впивается в ладони, как холодная влага просачивается через одежду. В ушах стоял гул собственной крови.

Внезапно тоннель расширился. Они оказались в более просторном коллекторе, где можно было идти, согнувшись. Ирина, достав фонарик, осветила путь.

— Кажется, мы их оторвали, — выдохнула она, прислушиваясь. Сзади было тихо.

Но эта тишина оказалась обманчивой. Пройдя еще несколько десятков метров, они уперлись в развилку. Два одинаковых тоннеля уходили в разные стороны.

— Какой? — спросил Алексей, с надеждой глядя на Ирину.

Та замедлила шаг, водя лучом фонаря по стенам. На своде одного из тоннелей он выхватил знакомый символ — нацарапанное мелом стилизованное изображение полной чаши.

— Не этот, — резко сказала Ирина. — Это их метка. Они знают эти тоннели лучше нас. Идут за мной.

Она выбрала противоположный проход. Они шли еще минут десять, пока не уперлись в решетку, за которой виднелся освещенный тусклым солнцем пустырь и знакомые очертания промзоны.

— Мы на окраине, — облегченно сказала Ирина. — Кажется, вырвались.

Она просунула руку между прутьев решетки, нащупала внутренний засов и отодвинула его. Решетка с тихим скрипом открылась.

Они выбрались на свободу. Крупные капли дождя падали на землю, образуя темные пятна на асфальте. Пустырь был окружен ржавыми заборами и унылыми складами.

— Теперь куда? — спросил Алексей, с наслаждением вдыхая сырой, но свежий воздух.

— Надо связаться с Вагиным, — сказала Ирина, доставая одноразовый телефон. — Узнать, где…

Она не договорила. Из-за угла ближайшего склада выехал черный внедорожник с затемненными стеклами. Он бесшумно подкатил к ним и резко затормозил. Задние двери распахнулись, и оттуда вышли трое мужчин в одинаковых серых костюмах. Их лица были бесстрастны, движения — выверены и синхронны. В руках они держали компактные пистолеты с удлиненными стволами-глушителями.

Один из них, высокий и худощавый, сделал шаг вперед. Его голос был ровным и безэмоциональным, как у диктора, зачитывающего прогноз погоды.

— Алексей Горчаков. Ирина Львова. Процедура изъятия. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Сопротивление бесполезно.

Ирина медленно подняла руки, ее лицо было каменным. Алексей, онемев от ужаса, последовал ее примеру. Рюкзак с ноутбуком внезапно показался ему невыносимо тяжелым.

Высокий мужчина подошел ближе, его глаза, холодные и пустые, скользнули по рюкзаку.

— Объект изъят, — констатировал он и протянул руку, чтобы забрать добычу.

В этот момент с крыши соседнего склада раздался короткий, сухой хлопок. Высокий мужчина замер, на его лбу появилась аккуратная красная точка, и он беззвучно осел на землю.

Остальные двое замерли в недоумении на долю секунды — ровно на столько, чтобы из-за угла выскочил рефрижератор с включенной сиреной и на полной скорости врезался в их внедорожник. Удар был оглушительным.

Из кабины рефрижератора выпрыгнул Семен, их бывший водитель-дальнобойщик. В его руках был старый, но грозного вида охотничий карабин.

— Бегите к машине, черти полосатые! — проревел он, заряжая очередной патрон. — Я их пока займу!

Ирина, не теряя ни секунды, рванула к кабине рефрижератора, таща за собой ошеломленного Алексея.

— Как ты…? — начал он, вскарабкиваясь на пассажирское сиденье.

— Вагин связался, — коротко бросил Семен, отстреливаясь. — Сказал, вы в дерьме. Я рядом оказался. Везу тухлятину на свалку. — Он плюхнулся на водительское место, включил передачу и резко тронул с места, пока уцелевшие люди в сером пытались прийти в себя. — Держитесь, сейчас понесется!

Рефрижератор с ревом рванул вперед, сминая на своем пути ржавые заборы и не обращая внимания на выстрелы behind. Алексей, вцепившись в сиденье, смотрел на Семена, который лихо управлял многотонной махиной, невозмутимо жуя зубочистку.

— Куда теперь? — крикнула Ирина, чтобы перекрыть шум мотора.

— А хрен его знает! — честно ответил Семен. — Вагин сказал — теряйтесь. Вот и теряемся. А вы, картограф, свою штуку берегите. За нее, я смотрю, жизнь полгорода положить готовы.

Алексей прижал к себе рюкзак. Они снова были в бегах. Но на этот раз с ними был их грубоватый, но надежный союзник. И с ядром «Геосинтеза» в руках. Война продолжалась, но в их руках наконец появилось оружие.

IV

Рефрижератор мчался по промзоне, с грохотом преодолевая железнодорожные пути и выбоины. Семен, не отрывая рук от баранки, сурово смотрел на дорогу, его пальцы в такт работе двигателя отбивали дробь по потрескавшейся кожанной обшивке руля.

— Держитесь, сволочи, держитесь! — проворчал он, резко вывернув на заросший бурьяном пустырь, где остовы разобранных машин образовывали причудливый скульптурный сад. — Сейчас им за нами не угнаться!

Алексей, все еще сжимавший в охапке драгоценный рюкзак, смотрел в боковое зеркало. Никто не преследовал. Но это затишье было обманчивым — он чувствовал это каждой клеткой своего тела. Они были мышами в лабиринте, где за каждым поворотом могла поджидать кошка.

Ирина тем временем уже набирала номер Вагина на одноразовом телефоне. Она прижала аппарат к уху, ее лицо оставалось непроницаемым, но Алексей заметил, как белеют костяшки ее пальцев, сжимающих корпус.

— Алло, профессор, — произнесла она ровным голосом. — Задание выполнено. Объект с нами. — Она помолчала, слушая. — Да, столкнулись. Пришлось уходить с боем. Семен нас выручил. — Снова пауза. Ее брови чуть сдвинулись. — Понятно. Значит, они уже используют прототип. — Она кивнула, хотя Вагин не мог этого видеть. — Координаты получила. Постараемся. Берегите себя.

Она положила телефон на торпеду и обернулась к Алексею.

— Новости плохие. «Плерома» не просто охотится за тобой. Они уже запустили свой урезанный вариант «Геосинтеза». Используют его для прогнозирования наших перемещений. Вагин говорит, что они вычислили три наиболее вероятных маршрута нашего отступления. Мы по одному из них и едем.

Семен хрипло рассмеялся.

— Ну и пусть вычисляют! Я их сейчас так запутаю, что их умным машинам крышу снесет! — Он резко дернул руль, и рефрижератор нырнул в узкий проезд между двумя гаражами, задевая бортами ржавые ворота.

— А куда нам нужно? — спросил Алексей, чувствуя, как подкатывает тошнота от тряски и адреналина.

— На старую метеостанцию в горах, — ответила Ирина, изучая карту на своем телефоне. — Километров шестьдесят отсюда. Там есть укрытие, оборудованное «Сетью». Защищенный канал связи, генераторы, провизия. Мы сможем там перегруппироваться и разобраться с тем, что ты принес.

Она посмотрела на рюкзак, и в ее взгляде читалась та же смесь надежды и опасения, что терзала Алексея.

— Нам нужно понять, можно ли использовать твое ядро против их системы. Или хотя бы нейтрализовать ее.

— А если нет? — тихо спросил Алексей.

— Тогда, друг мой, — буркнул Семен, вписываясь в поворот на двух колесах, — нам всем крышка. Потому что эти уроды в сером скоро будут не только за нами гоняться, а всем миром вертеть, как захотят. А я, знаешь ли, к такому не привык. Я сам себе хозяин.

Они выехали на старую, разбитую дорогу, ведущую в горы. Слева зияла пропасть, справа нависали скалы. Дождь усиливался, превращаясь в сплошную стену воды. Семен прибавил скорости.

— Надо успеть до темноты, — пробормотал он. — В такую погоду и с такими товарищами на хвосте ночью по серпантину — верная смерть.

Алексей откинулся на сиденье и закрыл глаза. В голове у него проносились обрывки кода, уравнения, карты. Он думал о своем «Геосинтезе». О том чистом, наивном алгоритме, который он когда-то создал. Мог ли он стать оружием? Или, как сказал Вагин, противоядием?

Он вспомнил слова Семена: «За каждой единичкой-то человек стоит». И осознал страшную правду: «Плерома» видела в людях лишь единицы данных, погрешности, которые нужно исправить. Но он-то знал, что за каждым числом в его системе стояла жизнь. Со своей болью, любовью, надеждой. И он, сам того не желая, дал в руки фанатиков инструмент, который позволял с этими жизнями делать все что угодно.

Чувство вины снова накатило на него, но на этот раз оно было иным — не парализующим, а мобилизующим. Он должен был исправить свою ошибку. Не ради абстрактного «человечества», а ради вот этого ворчливого шофера рядом, ради хладнокровной, но верной Ирины, ради старика-профессора в глухой деревне. Ради всех тех «единичек», чьи судьбы теперь висели на волоске.

Он открыл глаза и посмотрел на Ирину.

— Дай мне ноутбук, — сказал он неожиданно твердо.

Она удивленно подняла бровь, но молча протянула ему рюкзак.

Алексей достал старый компьютер, включил его. Экран загорелся, освещая его сосредоточенное лицо. Он открыл папку с исходным кодом.

— Что ты делаешь? — спросила Ирина.

— Знакомлюсь со старым другом, — ответил Алексей, его пальцы уже застучали по клавишам. — И ищу в нем то, чего они не видят. Хаос. Случайность. Непредсказуемость. Ту самую свободу, о которой говорил Вагин.

За окном бушевала непогода, их преследовала могущественная организация, а судьба мира висела на волоске. Но в кабине рефрижератора, под мерный гул мотора и стук дождя по крыше, Алексей Горчаков начал свою самую важную работу. Он искал в созданном им же алгоритме не порядок, а возможность беспорядка. Не контроль, а свободу.

Семен, бросивший на него короткий взгляд, удовлетворенно хмыкнул.

— Наконец-то, картограф, за дело взялся. А то что это ты — нос повесил, будто на похоронах. Драться надо! Пока дышим — драться!

Ирина молча наблюдала за Алексеем, и в ее глазах впервые за долгое время мелькнуло нечто, похожее на надежду.

V

Дождь хлестал по лобовому стеклу с такой силой, что дворники едва справлялись, оставляя мутные разводы. Серый свет угасающего дня сливался с водой в одно свинцовое месиво, и горная дорога перед ними извивалась как змея, то и дело скрываясь за поворотами, за которыми могла ждать как пустота пропасти, так и засада. Семен вел машину с сосредоточенным упрямством старого волка, знающего, что от его умения зависит жизнь стаи.

Алексей, склонившись над ноутбуком, забыл о тряске, о страхе, о всем мире. Он погрузился в знакомые строки кода, как в летопись собственной души. Это был чистый, почти поэтический алгоритм — не огрубевший от подключения к бесчисленным базам данных, не испорченный высокомерием управления. Он читал его как исповедь, ища в изящной логике условий и циклов ту самую щель, через которую можно было бы впустить свет непредсказуемости.

«Вот здесь, — думал он, водя пальцем по экрану, — я задавал детерминированную функцию распределения ресурсов. Но если заменить ее на вероятностную модель, учитывающую человеческий фактор, иррациональный выбор…»

Он работал быстро, почти инстинктивно, его пальцы летали по клавишам. Это была не правка, а преображение. Он не ломал систему, а вживлял в нее вирус свободы. Вместо однозначных команд — веер возможностей. Вместо жестких связей — плавающие коэффициенты, зависящие от случайной величины, от той самой «единички», о которой говорил Семен.

Ирина наблюдала за ним, и в ее обычно холодных глазах теплилось одобрение. Она молча доставила из недр рюкзака плитку шоколада и положила ее рядом с ноутбуком. Жест был красноречивее любых слов.

— Ну что, программист, нашел свою магию? — бросил Семен, не отрывая глаз от дороги.

— Я нахожу… душу, — не сразу нашел слова Алексей. — Я создавал это как механизм. Но всякая сложная система… она стремится к жизни. К самостоятельности. Я просто… даю ей такую возможность.

— Только смотри, чтобы твоя душа вдруг не взбесилась, — проворчал Семен, в очередной раз лихо обходя глубокую колею. — А то мало ли что.

Внезапно двигатель рефрижератора захлебнулся, дернулся несколько раз и заглох. Машина, потеряв тягу, медленно покатилась назад, к краю пропасти.

— Вот черт! — выругался Семен, отчаянно давя на тормоз и выкручивая руль. Рефрижератор развернуло поперек дороги, и он с грохотом уперся задним бортом в скалу, перекрыв проезд. — Кончилась солярка! Не мог предвидеть, что придется гонять по горам, как на гонках!

Тишина, наступившая после остановки мотора, была оглушительной. Лишь шум дождя и завывание ветра в ущелье напоминали о внешнем мире.

— Что теперь? — спросила Ирина, уже оценивая обстановку. До метеостанции оставалось еще километров десять. Пешком, в такую погоду и в темноте — почти невозможно.

— Теперь пешком, — констатировал Семен, хлопая по рулю. — Или ждать у моря погоды. Но эти ребята в сером, я думаю, ждать не станут.

Алексей посмотрел на экран ноутбука. Батарея была на исходе. Он успел сохранить изменения, но проверить их не было возможности.

— Я кое-что сделал, — сказал он, глядя на Ирину. — Но без подключения к сети, без доступа к основному массиву данных… это просто теория.

— Теория — это уже больше, чем было у нас час назад, — ответила она, собирая вещи. — Главное — не дать им захватить ноутбук.

Они собрали скудные пожитки — оружие, воду, ноутбук — и вышли под пронизывающий дождь. Холодный ветер сразу же обжег лица. Дорога шла вверх, и с каждым шагом дышать становилось тяжелее.

Шли молча, берегли силы. Алексей, не привыкший к физическим нагрузкам, быстро выбился из дыхания, но упрямо шел за Ириной, которая, казалось, не замечала ни непогоды, ни усталости. Семен замыкал шествие, постоянно оглядываясь назад.

Через час они достигли перевала. Внизу, в разрыве туч, показалась их цель — старая метеостанция. Несколько построек, сложенных из дикого камня, и высокая мачта с полуразрушенными антеннами. Ни огонька, ни признаков жизни.

— Похоже на заброшку, — заметил Семен, хмуро разглядывая станцию в бинокль. — Только вот… слишком уж она заброшенная. Следов нет, мусора нет. Как будто вымерла.

— Или ее вычистили, — мрачно добавила Ирина. — Будьте готовы ко всему.

Спуск занял еще полчаса. Ноги подкашивались от усталости, одежда промокла насквозь. Наконец они подошли к главному зданию станции. Дверь была закрыта, но не заперта.

Ирина, дав знак остаться сзади, первой вошла внутрь, с пистолетом наготове. Алексей и Семен ждали снаружи, прислушиваясь. Ни звука.

Через минуту она выглянула: — Чисто. И пусто. Никого. Но есть генератор и связь.

Они вошли внутрь. Помещение представляло собой одну большую комнату, заставленную столами с древней аппаратурой. В углу стоял дизельный генератор. Ирина нашла канистру с топливом, заправила его, и через несколько минут над станцией раздался радостный рокот, а в комнате загорелся тусклый свет.

Алексей сразу же бросился к одному из столов, где обнаружил относительно современный спутниковый терминал. Он подключил ноутбук и, помолившись всем богам, которых не знал, запустил свою модифицированную программу.

— Что ты делаешь? — спросил Семен, с интересом наблюдая за мелькающими на экране строками.

— Подключаюсь, — ответил Алексей, не отрывая взгляда от монитора. — К старой резервной копии «Геосинтеза», что я хранил на частном сервере. Она не полная, но… достаточно, чтобы проверить теорию.

Ирина подошла к окну, отодвинула край занавески. Ночь и дождь скрывали все вокруг.

— У нас мало времени. Они уже в пути. Я чувствую.

Алексей работал, забыв о времени. Он загрузил свою новую версию ядра в тестовую среду. На экране замигали знакомые огоньки — упрощенная модель мира. Он ввел команду, имитирующую вмешательство, подобное его первому, роковому.

И замер.

Цепочка последствий пошла, но не линейная, не предсказуемая. Она ветвилась, создавая десятки равновероятных сценариев. В одном — больница в Нереиде получала финансирование, но уже не за счет банкротства фонда, а благодаря случайному выигрышу в лотерею одного из его спонсоров. В другом — порт оптимизировал работу сам, без катастрофических последствий в логистике. Система не давала однозначного ответа. Она предлагала возможности.

— Смотрите, — прошептал Алексей, и в его голосе звучало почти религиозное потрясение. — Она не выбирает за нас. Она… дает выбор.

В этот момент снаружи донесся звук — не грома, а низкого гудения, нарастающего с каждой секундой.

Ирина резко отпрянула от окна. — Дрон-разведчик! Они здесь!

Семен схватил свой карабин. — Значит, война продолжается. Ну что ж, картограф, — он глянул на Алексея, — теперь твоя очередь. Давай свою магию. Покажи им, что за единичками не цифры, а люди. А люди, брат, непредсказуемы.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I

Гул беспилотника нарастал, словно жужжание гигантского шмеля, готового ужалить. Свет в комнате померк, затрепетав от близкого мощного электромагнитного импульса. Ирина резко щелкнула выключателем, погружая помещение в спасительную тьму. Лишь мерцающий экран ноутбука Алексея бросал синеватые отсветы на напряженные лица.

— Они глушат связь, — сквозь зубы проговорила Ирина, подползая к окну. — Дрон-подавитель. Значит, основная группа уже близко.

Семен, прислонившись к косяку двери, зарядил свой карабин с неспешной, почти ритуальной точностью. — Ну что ж, встретим гостей по-русски. Хлебом-солью. — Он бросил взгляд на Алексея. — А ты, профессор, не отвлекайся. Ищи свою дыру в их паутине.