Бесплатный фрагмент - Тайна улицы Пекинской

СИНОПСИС

Когда я перечитываю то, что написала, мне самой становится страшно!

Трое мальчишек — Виктор, Владимир и Александр — маялись без дела. Была холодная осень, было зябко и мокро. Вечный враг мальчишек, дворник Михаил, погнался за ребятами. Мальчишки решили спрятаться на крыше, но крыша была необычной, как и постройка на ней. Это был дом господина Мо. Старый китаец периодически надстраивал дом, и сейчас он имел странный вид. Господин Мо был необычным человеком — он не старел, потому что, по слухам, был хранителем тайного города Чжу или точнее Чжень, который находился где-то под Владивостоком.

Стало совсем холодно, и мальчишки без спроса зашли в дом. Мало того, что зашли, так ещё и нашалили там, даже кое-что забрали. Но когда послышались шаги, ребята поняли: надо бежать! Михаил караулил их, чтобы отругать или наказать, и мальчики, спрыгнув с крыши, разбежались в разные стороны. Больше они друг друга не видели.

После этого в жизнь ребят вошёл ужас. Виктор впал в горячку, Александр с матерью срочно уехали из города, а Владимир исчез — на ручке двери его квартиры лежал отрезанный детский палец. Когда Виктор, от чьего имени ведётся повествование, пришёл в себя, его стал преследовать синий человек, который каждую ночь появлялся в его окне.

Кроме того, с мальчиком происходило много странного: он слышал звуки, которых не слышали другие, буквы в книгах перемешивались, и он решил, что разучился читать. Но самое страшное — синий человек каждую ночь вырастал на полвершка.

Дом господина Мо сгорел, а сам господин Мо исчез. Шаман Митька, которого попросили помочь, сказал, что как только синий человек окончательно подрастёт, изменить будет ничего нельзя — и Виктор погибнет. Чтобы избежать гибели, мальчику ничего не остаётся, как взять в руки странные краски, которые он без спроса забрал из дома господина Мо.

Миллионка.

Улица

Пекинская.

Владивосток.

1905 год.

КРЫША. ПОСЛЕДСТВИЯ ПЛОХОГО ПОСТУПКА

Добрый день, меня зовут Виктор, Витя. Не надо меня ругать. Я сижу дома с разрешения мамы. Мои друзья уже давно в школе, а мне сегодня неможется — болит горло и голова. Мама пошла в аптеку и скоро вернётся. На улице сыро, ветрено и неинтересно. Вот уже три дня льёт дождь, земля размокла, и невозможно гонять мяч.

Позавчера мы с друзьями целый день просидели на чердаке. Вовка, мой друг, уговаривал меня и Сашку наняться юнгой на какую-нибудь шхуну. Саша сказал, что лучше пробраться на крейсер и отправиться в плавание — на войну. Александр мечтает отомстить японцам: его дядя пострадал во время Цусимского сражения. Вова говорил, что моряки находятся на палубе в любую погоду, не боясь дождя и ветра.

Тогда мы пошли за Вовкой. На улице шёл дождь, как и сегодня. Мы около часа играли в бравых матросов. Потом Вова предложил прыгать с крыши сарая прямо в кучи листвы. Дворник Михаил не поверил, что крыша сарая — это палуба русского крейсера, а куча листьев — кораблик японцев, и погнался за нами.

Крыши двух соседних домов были похожи на ступеньки. Мы с лёгкостью взлетели по ним наверх. Михаил не смог последовать за нами — он лишь потрясал лопатой и что-то неразборчиво кричал. Спускаться вниз мы не могли — Михаил застыл возле дома, как солдат на посту.

Крыши домов на Пекинской улице разные: есть загнутые наверх, есть с резкими скатами. Но ту поверхность, на которой мы оказались, крышей назвать было нельзя. Домик, который венчала эта крыша, видимо, строили наскоро — крыша была под стать дому. Сашка дважды чуть не провалился: доски были прогнившими, напоминали скорее картон, чем древесину.

Мы дошли до конца крыши и остановились — спускаться было некуда. Сразу за домом был овраг, полный грязи и довольно глубокий. Летом мы с друзьями пытались прорыть подземный ход, чтобы выбраться на другую сторону, но не смогли и измазались в грязи. Это было два года назад, мы тогда были совсем мелкими.

Припустил дождь, и мы попытались найти спуск — уж очень не хотелось объясняться с Михаилом. Результат не порадовал: спуститься можно было только там, где поднялись. Вовка замёрз, и мы решили принять наказание от Михаила.

Тогда Сашка тронул меня за рукав. Я последовал за его взглядом и вздрогнул. И без слов понял, что он хочет предложить. Сашка смотрел выжидательно, а я покачал головой и попятился. Вовка придержал меня, когда я почти дошёл до края крыши. Страх охватил меня так, что я забыл о безопасности.

Вдруг поднялся сильный ветер, и надо было принимать решение. Слышно было, как Михаил жалуется двум злющим соседкам. Визгливый голос тётки Агафьи долетел до нас: «Вот неслухи! А ты кликни городового…»

Дело принимало серьёзный оборот, и я кивнул, отвернувшись от Сашки. Мне даже вспоминать не хочется, чего я так испугался. Я и сейчас вздрагиваю, гоню эти воспоминания прочь. Но помню, что отец наказал меня перед долгим плаванием: «Чтобы победить страх, надо заглянуть ему в глаза!»

Мы с друзьями заглянули страху в глаза, и вот что из этого вышло.

Старый манза, хозяин дома, на крыше которого мы стояли, рассказывал, что весь район Пекинской улицы — от японского консульства до выхода к Семёновскому ковшу — был местом, где несколько сотен лет назад стоял храм народа Чжу. Храм — это что-то вроде нашей церкви, но в десять раз больше.

Дядюшка Мо рассказывал, что, когда корабль «Америка» вошёл в бухту, на территории Владивостока было всего два домика — фанзы, где жили китайцы-манзы, хранители. Второй домик он не упоминал, а вот про дом, на крыше которого мы стояли, рассказывал много.

По словам Мо, в его семье хранителем был младший брат, который в момент рассказа отсутствовал — он был в отъезде в горах, в старом монастыре, где то ли учился, то ли учил кого-то. Иногда Мо забывался и переходил на китайский язык. Так что я, возможно, что-то напутал. Начну с начала. Дом, на крыше которого мы сейчас стояли, не мог быть древним. Если бы я рассказал такую сказочку моим одноклассникам, меня бы подняли на смех. Дядюшка Мо на моих глазах всё время достраивал и латал этот дом, ругаясь под нос китайскими ругательствами. Древней была фанза, которая стояла на крыше дома господина Мо.

Дядя Мо без конца спорил с комиссией по благоустройству города. Глава комиссии, господин Комаров, ругал дядю Мо и говорил, что этот сарайчик, поставленный на крышу дома, портит весь вид. Дядя Мо заискивающе улыбался, объясняя, что у него на родине, в Китае, такой обычай, и с поклоном прикладывался к руке председателя комиссии. Комиссия уходила, унося с собой подарки от дядюшки Мо. Так повторялось не раз и не два.

Полгода назад вернулся младший брат дядюшки Мо, и началась всякая чертовщина. Начнём с того, что дядя Мо сдавал квартиры внаём, и дом был набит жильцами до отказа. В одной комнате могло проживать до двадцати человек. Как уж они там помещались — один китайский бог знает. Мы живём на Миллионке, а здесь всякое бывает!

Вероятно, для брата Мо места в доме не нашлось, и он поселился в родовой фанзе, стоящей на крыше. Может, причина была иной, однако результат был налицо. Время от времени из отверстий дома вылетали странные огни, слышались завывающие звуки, входило множество людей, однако ни один из них никогда не возвращался обратно.

Можете назвать меня брехуном, но я отвечаю за каждое слово, которое произнёс. Дело в том, что окна моей детской комнаты выходят как раз на противоположную улицу. Более того, одно из моих окон находится прямо напротив фанзы.

Я хотел бы написать, что оно находится напротив окон фанзы, но не буду, потому что у фанзы нет окон. Дверь есть, а окон нет. Есть несколько крошечных отверстий, но совершенно непонятно, для чего они нужны — они больше похожи на щели, чем на окна.

Однажды ночью я даже видел… Нет, не хочу рассказывать об этом! Мне страшно до сих пор! Забыл сказать: брата дяди Мо я никогда не видел.

Но вернёмся к полудню понедельника и к трём мальчишкам — продрогшим и растерянным.

Первым заговорил Сашка:

— Вить, ты как хочешь, а я зайду в сарайчик. Ну не убьёт же нас хозяин сарайчика!

— В фанзу, — поправил я друга.

— Что? — Сашка обернулся. — Что ты сказал?

— Я сказал, — я напряг голос, пытаясь перекричать звуки ветра, — что сарайчик называется фанзой!

— А, ну хорошо… Ну что, зайдём?

— Да, — Володя выпятил грудь и сделал два шага вперёд, — я иду!

Было видно, что друг отчаянно трусит, но старается не показывать вида. Квартира Вовки находится этажом выше. Расположение квартиры такое же, как и у нас, и комната Вовки расположена так же, как моя детская, только на этаж выше. Глядя на Вовку, мне стало понятно, что не один я не сплю долгими тёмными ночами. Ещё одна человеческая душа замирает ночью от страха.

Мы подошли к двери фанзы и замешкались — никому не хотелось дотрагиваться до двери сарайчика. Наконец я собрался с духом и толкнул дверь. Однако дверь не шелохнулась. Ни замка, ни замочной скважины на двери не было. Я поднатужился, но дверь стояла как влитая. Косяки тряслись, с них сыпалась труха, но дверь по-прежнему была неподвижна.

Друзья присоединились ко мне. Наконец дверь неожиданно поддалась, и мы буквально влетели внутрь фанзы. Скажу сразу — ничего особенного в домике не было. Единственное, что удивило нас, — сарайчик внутри оказался довольно большим, он состоял из трёх комнат. Глядя на него снаружи, никогда бы этого не подумал.

Комнаты были полупустые. В одной стояла кровать, закрытая пологом.

Посреди второй стоял шкаф, полный книг. Дверцы шкафа были открыты. На третьей полке строй книг был нарушен — видно было, что недоставало одной книги. Несколько книг вывалилось и стояло косо. Создавалось впечатление, что никто не притрагивался к книгам много-много лет. И вот одна книга кому-то понадобилась наконец. Там, где когда-то стояла книга, остался чёткий след.

В третьей комнате стоял длинный стол. Одна половина была уставлена баночками, бутылочками и маленькими тарелочками, вторая — завалена свёрнутыми листами бумаги. Развернув бумагу, я увидел рисунок, другие листы содержали записи. Рисунков было лишь два, и один из них был незаконченный. Края листа были зажаты пресс-папье, чтобы лист не загибался.

Рядом стояло шесть баночек с красками. Краски странно выглядели, но пахли восхитительно. Вся комната пропахла ими — да что там комната, вся фанза благоухала. Это мы заметили ещё, когда только вошли. Баночки были скреплены между собой.

Я люблю рисовать, но таких красок никогда не видел. Как я уже говорил, рисунок был не завершён. Недолго думая, Вовка окунул палец в одну из баночек и провёл по рисунку пальцем, испачканным краской. Я испугался — рисунок был испорчен, но Вовка лишь дурашливо засмеялся. Он схватил баночки и хотел вытряхнуть все краски на рисунок. Я успел выхватить у него краски.

В этот момент мы услышали шаги — кто-то шёл по крыше дома. За миг до того, как в дом кто-то вошёл, Санька успел вытолкнуть нас через заднюю дверь. Оказывается, такая дверь была в фанзе.

Пока мы дурачились с красками, Саня тщательно осмотрел домик. Это нас и спасло. Мы вылетели из фанзы, пронеслись по крыше, спрыгнули и… разбежались в разные стороны.

Дядя Миша, громко ругаясь, помчался за Вовкой, но вскоре отстал и пошёл заново заметать листья в кучу.

Первое, что я сделал, вернувшись домой, — зашторил окна, выходящие на фанзу. И тут обнаружил, что сжимаю в руке баночку с красками. На моё счастье, мамы не было дома, иначе не обошлось бы без объяснений.

Я спрятал баночку, потом перепрятал, потом вынул и перепрятал ещё раз. Мне казалось, что любому, кто войдёт в мою комнату, сразу станет ясно: в этой комнате живёт вор. Но всё обошлось.

Когда вернулась мама, была уже ночь, а на следующее утро я заболел. Сегодня была среда. Прошло три дня, но ни Санька, ни Вовка так и не появились.

СИНИЙ ЧЕЛОВЕК В ОКНЕ. ОКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО БЫТЬ БОЛЬНЫМ ИНОГДА ХОРОШО

Прошло ещё два дня. Настала пятница, а за ней — суббота, словно тени, медленно сгущающиеся над моим сознанием. Мне становилось всё хуже и хуже, словно болезнь пожирала меня изнутри, не оставляя ни капли надежды. Мама уже истратила все сбережения на докторов, но болезнь упрямо не сдавалась, словно что-то невидимое держало меня в своих ледяных объятиях.

В довершение ко всему младшая сестра принесла из школы очередную страшилку — про мальчика, который исчез без следа. Эти слова эхом отдавались в моей голове, смешиваясь с гулом боли и леденящим страхом.

Через две недели у меня будет день рождения, и я должен буду переехать в комнату старшего брата. Но пока я вынужден делить тесное пространство с сестрой и слушать её детские глупости, которые казались теперь зловещими шёпотами из другого мира.

Температура не спадала. Вечером в столовой разразилась какая-то суматоха — но мне было так плохо, что я не мог даже поднять голову с подушки. В глазах всё двоилось и троилось, а в ушах звучал чужой голос, переходящий то в плач, то в безумный смех — словно кто-то невидимый играл со мной в кошки-мышки.

Окна были плотно закрыты и зашторены, но ветер рвал занавески, словно пытаясь прорваться внутрь. Как это возможно — я не понимал. И вдруг, когда занавеска взметнулась в очередной раз, я увидел лицо. Я увидел лицо человека, который заглядывал в окно. Его глаза были неподвижны, а лицо — сине-синее, словно мёртвое, с навечно застывшей улыбкой, что казалась одновременно и приглашением, и угрозой.

Страх сковал меня, я накрылся одеялом и пролежал так долго, пока не погрузился в сон, наполненный кошмарами.

Проснувшись утром субботы, я увидел, что дождь кончился, а в окно заглядывало солнце. Окна были настежь открыты, и ласковый ветерок чуть шевелил занавеску, словно пытаясь смыть ночные кошмары.

В комнату заглянула мама, её лицо было встревоженным.

— Витенька, — спросила она, подходя к кровати, — тебе уже лучше?

Я кивнул, но говорить было трудно — рот пересох, губы потрескались.

— Витя, не говори, — осторожно прошептала мама, — кивай только, хорошо?

Я кивнул, но мне становилось всё хуже от этого разговора.

— У тебя ведь два друга — Александр и Владимир? — спросила мама.

Я кивнул.

— В понедельник вы играли на крыше?

Я чуть помедлил, прежде чем кивнуть.

— Не бойся, я не буду ругать, — улыбнулась мама, — хотя соседка с первого этажа, Агафья, сказала мне кое-что…

Увидев мой испуганный взгляд, мама замолчала, словно боясь разбудить невидимые силы.

— Температуры нет, слава богу! — облегчённо вздохнула она. — Витя, дело в том, что пропал твой одноклассник — Владимир. Полиция уже опрашивала Александра, но тот сказал, что после того, как вы расстались около полудня, Вову больше никто не видел.

— Вова пропал? — я был потрясён настолько, что забыл, как тяжело говорить. — А Сашка? Всё с ним в порядке?