Бесплатный фрагмент - Тайна старинной шкатулки

Государев двор в Александровской слободе. В царских палатах душно, несмотря на морозный зимний день за окном. На троне, отделанном резной слоновой костью, сидит Иван Васильевич, царь всея Руси. Перед ним на коленях дьяк опричного приказа Илья Войков.

— За верную службу и великую доблесть в деле сменном, кою свершил еси с князем Темкиным против Довойны, — дарую тебе, Илья Андреевич, яхонт лазоревый, камень дивный, яко знамение царской милости. Да будет род твой укрыт сим да сохраняем до скончания века.

Подняв голову, дьяк отвечает:

— Благодарствую я тебе великому государю холоп твой за великую милость и царское снискание. Не взыщу и впредь трудиться за державу, имя царево хранить во сердцах и делах.

Дьяк поднимается с колен, бережно принимает ларец с яхонтом и отступает.

***

Варвара торопливо допивала утреннюю чашку кофе. Вчера поздно вечером она вернулась из деревушки Раскаты. Там накануне похоронили старика Михалыча и родственники, собравшие весь хлам из его старого дома в коробки с намерением отвезти на ближайшую свалку, с удовольствием согласились продать это старье за совсем смешные деньги. Добра у старика было немного, поэтому коробки спокойно уместились в Варину старенькую Тойоту. Рассмотреть, что там лежит, времени у нее не было, да и вероятность найти что-нибудь ценное равнялась почти нулю, но искра надежды все же теплилась.

Варвара была хозяйкой маленького антикварного магазинчика, или, по ее словам, «лавки». Долгие годы она работала в местном музее, а несколько лет назад у нее внезапно появилась возможность стать вольным художником. После смерти отца ей досталась большая квартира и немного свободных денег. Две комнаты она превратила в маленький магазинчик, а в двух других поселилась вместе с котом Филиппом. Сын и дочь давно выросли, а муж предпочитал жить в их старом деревенском доме, куда Варя приезжала на выходные. Так что без преувеличения она жила на работе.

Охваченная предвкушением возможной удачи она торопливо шла по коридорчику к своей лавке — до открытия оставалось время покопаться в привезенной рухляди.

Михалыча Варвара знала давно, объезжая деревни в поисках различной старины, она иногда заглядывала и к нему. Старик был одинок, гостям всегда рад, и, хотя о себе особенно ничего не рассказывал, любил обсудить и новости, и деревенское житье-бытье, а иногда и ценный совет дать. Варе было жаль, что больше этот чуточку нелепый, но такой славный старик не будет ей доказывать, что современные нравы уничтожают цивилизацию и приход нового средневековья не за горами, или с юмором рассказывать о походе на рыбалку с глуховатым соседом.

Нетерпеливо оторвав липкий скотч, которым она замотала вчера коробки, Варвара стала рассматривать всю ту рухлядь, которую свалила туда родня старика.

Старый подстаканник — после хорошей чистки вполне годится на продажу, две керосиновые лампы без стеклянных колб, отличный латунный орехокол, старая, довоенная сахарница и непонятно как сюда попавший пионерский горн. Фигурки из фарфора: пионерка с книжкой в руках, балерина и мальчик с собачкой. Все это после небольшой реставрации вполне годилось на продажу. Попалось несколько экземпляров журнала «Советское государство и право» за 1962 год. На них тоже может найтись любитель букинистики. Остальной хлам придется отправить в мусор.

Тут Варвара увидела на дне потемневшую от времени небольшую коробочку. Взяв ее в руки и внимательно осмотрев, Варя заметила, что вещица пусть и сильно испорчена, но очертания ее отличаются изяществом. На крышке были заметны еле видимые следы росписи. Чувствовалось, что делал ее талантливый мастер. Открыть шкатулку не удалось, она была заперта, и маленькая прорезь замка была едва различима под слоем грязи. Варвара поставила коробочку на стол и заторопилась: через двадцать минут нужно открывать магазин. Распахнув дверь в коридор, связывающий магазин с квартирой, Варя понесла туда коробки.

Филипп, которому строжайше было запрещено заходить в лавку, воспользовался моментом и проскользнул внутрь. Филя представлял из себя зрелище восхитительное: огромный черный кот с вечно прищуренными ярко желтыми глазами и длинным пушистым хвостом. Несмотря на свой воистину королевский вид Филипп отличался неуемным любопытством, для удовлетворения которого умудрялся проникать в самые труднодоступные места. Он был уверен, что в самых запрещенных местах и находится все наиболее интересное.

Вот и теперь, увидев, что Варя отвлеклась, он немедленно проник в лавку и понимая, что времени у него немного, начал поспешный осмотр. Первым делом он вспрыгнул на стол и с интересом обнюхал шкатулку, потом попробовал ее перевернуть. Последовал закономерный итог, шкатулка оказалась на полу.

Варя, услышав звук падения и поняв, что Филипп опять хулиганит, влетела в лавку и увидела кота, сидящего на столе и с любопытством, разглядывающего дело лап своих.

Говорят, что камень, летящий с горы, способен вызвать лавину. Варвара еще не знала, что Филя только что сбросил именно такой камень.

— Филипп, что за свинский кот, я сколько раз тебе говорила, нельзя сюда!!! — закричала Варвара. Филипп, поняв, что приключения могут закончиться для него неприятностями, стремительно юркнул мимо разгневанной хозяйки вглубь квартиры. А Варвара устремилась к шкатулке.

При падении она раскрылась и по полу рассыпались какие-то пожелтевшие бумажки и безделушки. Варя присела и с интересом стала рассматривать находки. Бумажки оказали письмами. Орфография старая с «ятями и «ерами». Что еще? Две серые, неправильной формы бусины, пара маленьких подвесок, какой-то флакончик, перстенек. Да, все очень интересно, но придется отложить до вечера.

После работы, вооружившись лупой, Варя села разбирать неожиданные находки. Оказалось, что все предметы относятся к периоду конца XIX — начала XX века. Медальоны простенькие, явно для юной девушки или даже подростка, серебряные с эмалью. Один — круглой формы с изображением морского пейзажа, другой — в форме сердечка с небольшой фиалкой в центре. Особой ценности они не представляли, но были совершенно очаровательны в своей наивности. Перстенек был более интересен. Небольшого размера, на изящную маленькую ручку. Он тоже был серебряный с остатками золочения. Явно сделан на заказ, его верхняя часть изображала военный погончик. Три маленьких рубинчика, расположенных треугольником, соответствовали погону поручика. Видимо кто-то, проводив молодого человека в армию, заказал себе на память такой перстенек.

Самыми интересными оказались два письма. Осторожно развернув ставшие хрупкими на сгибах листочки Варвара принялась разбирать старинный с множеством завитушек почерк.

«Сентября 16, 1915 год

Дорогой Митя!

Шлю тебе сердечный привет и тысячу добрый пожеланий. Спешу уведомить тебя, что мы с твоей матушкой по милости Бога, по сей час живы и здоровы. Лето в этом году стоит дивное. Ягод и грибов собрали без счета. Степанида уже пятый день без отдыху варенье варит. Есть и твое любимое крыжовниковое с грецким орехом. Наварила, теперь тебя будет ждать. Все глаза уже проплакала, ждет не дождется, когда молодой барин приедет.

Матушка твоя целый день хлопочет. Утром в сердцах обругала старого Степаныча, что недоглядел за деревенскими мальчишками, повадившимися рвать в саду яблоки, да истоптавшими ее любимые клумбы.

Лизонька каждый день с утра играет в лаун-теннис, а к вечеру идет в пруду купаться. Красавица выросла, но предерзкая. Увлекается разными социалистами и спорит со мной, говоря о вреде монархии.

А мы с твоей матушкой под вечер чаевничаем с Павлом Иннокентьевичем и Владимиром Леонидовичем. Павел Иннокентьевич тебе поклон просил передать. А Владимир Леонидович новый доктор. Принимает он в соседнем Семенове, а к нам заезжает по-домашнему. Человек он деликатный, хорошего воспитания.

Дорогой Митя, днями заезжал Федор Николаевич, он теперь служит в земгоре и сведения о делах на фронте у него наидостовернейшие. От него я и узнал, как твой корпус сражался под Вильно. Милый сын, не знаю доведется ли нам еще свидеться, не знаю даже, удастся ли мне отправить это письмо, но эти слова я должен сказать. Помни, сын, мы всегда служили своим Государям, не боясь положить голову на алтарь Отечества, за что и были удостоены многих наград, и самой главной награды, врученной твоему прапрадеду еще государем Иваном Васильевичем со словами «За верную службу и великую доблесть». Не посрами сын мой ни себя, ни фамилию нашу.

Будь здоров, береги себя и не забывай своих стариков.»

Конверта не было и узнать о ком шла речь было невозможно. Единственный ориентир — деревня Семеново. Варя надеялась, что второе письмо даст какие-то дополнительные подсказки.

Но оно только еще больше все запутало.

«Декабря 21, 1917 год

Верный мой Василий Степаныч,

Пишу тебе в эти непростые времена. В стране беспорядки, а от Дмитрия Николаевича с фронта уже долгое время нет известий. Мы с Лидией Аркадьевной приняли решение уехать на время, пока не наступит умиротворение. Елизавета Николаевна, однако, не пожелала к нам присоединиться — она увлечена переменами, остригла косы и ходит на митинги.

Прошу тебя присмотреть за ней, поддерживать по мере сил и заботиться о ней в наше отсутствие. Особо прошу сохранить наши семейные реликвии, в особенности брошь с сапфиром — тем самым, о котором ты наслышан. Его необходимо беречь как зеницу ока.

Помни, что и отец твой, и дед всегда честно и преданно служили нашей семье. Надеюсь на твою верность и надёжность в эти трудные дни. Позаботься о Лизоньке и храни тебя Господь.

Николай Сергеевич»

И опять никаких фамилий. Варвара задумчиво смотрела на пожелтевшие страницы. Последнее письмо особенно ее тронуло. Сколько судеб закрутила в свой водоворот та эпоха. Ясно, что неведомый Николай Сергеевич уж никогда не вернется домой. Какова была судьба его дочери, увлеченной романтикой революции? Ее размышления прервал звонок в дверь.

— Милая девочка, как поживешь?

На пороге стоял невысокий сухонький старичок с большими невероятно живыми глазами. Варвара знала его всю свою жизнь и всегда звала Алекс. Он был ближайшим другом ее отца. Как они сами любили вспоминать, эта дружба началась, когда они сидели на соседних горшках в детском саду в какие-то совсем незапамятные времена. Позднее он стал известнейшим специалистом по истории России, но для нее всегда был просто Алекс.

— Алекс, как я рада тебя видеть. Ты-то мне и нужен.

— Рад, что я еще кому-то нужен.

— Алекс, не кокетничай. Чай будешь? — Спросила Варвара, включая чайник и доставая розетку с вареньем.

— Лучше рюмочку коньячку, но, если нет, соглашусь и на чай.

— Для тебя рюмочка всегда найдется. И ломтик лимона. — улыбнулась Варя.

— Умничка. Помнишь: «Человек — это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона».

— «Понедельник начинается в субботу». Ты сам принес мне эту книгу, когда я училась классе в шестом или в седьмом. С тех пор я поняла, что вся наша жизнь — это сплошной парадокс.

— Не философствуй, Варенька, а лучше докладывай, зачем я тебе понадобился, хотя я и узнал об этом две минуты назад. — Произнес Алекс, с удовольствием отправляя ложку с вареньем в рот и запивая ароматным чаем.

— Алекс, это совершенная чепуха, но уж очень трогательно выглядит набор той мелочи, что мой Филя обнаружил в шкатулке, да и пара писем там занимательные. Посмотришь? — Варвара достала шкатулку и поставила ее на стол.

Алекс с любопытством рассматривал находки.

— Варенька, как тебе эти жемчужины? — и Алекс указал на серые бусины. — Видишь, как постарели. Ни блеска, ни цвета. Но можно попробовать оживить.

— Это жемчуг? — с удивлением Варя смотрела на невзрачные тусклые шарики.

— Да, только умирающий. Жемчуг — камень удивительный, даже волшебный. Ему нужно чувствовать человеческое тепло, биение сердца, без этого он разрушается. Но можно попробовать его оживить.

Ну что тут еще? О-о-о. Какой прелестный перстенек. Редкая вещица. С историей, — Алекс быстро перебирал предметы. Письма прочитал внимательно и посмотрел на Варю:

— И что же тебя так заинтересовало? Вещи, конечно, очаровательные, но ничего особенного.

— Алекс, а письма?

— Да и письма самые обычные.

— Нет, я чувствую здесь какую-то тайну. Ты встречал упоминание о сапфире Иване Грозного?

— Не припоминаю. Но Иван Васильевич одаривал своих приближенных, бывало и драгоценностями. Камни любил и толк в них знал. Орденов-то тогда еще не было, поэтому кому жаловал соболью шубу с царского плеча, кому кубок драгоценный, а кому и такой вот сапфир. Ничего особенного я здесь не нахожу

— Ну не знаю. — Протянула Варвара задумчиво. — Хотелось бы все же понять, кому это принадлежало и как попало в руки деревенского старика.

— Здесь, конечно, можно покопаться. Есть название деревень, есть время, когда письма были написаны. А знаешь, я завтра приглашен в Дом кино на семинар по истории дворянских усадеб, там будет человек, который может тебе и поможет. Фамилия Ильинская тебе ничего не говорит?

— Ильинская… — задумчиво протянула Варвара, — Я, кажется, встречала пару публикаций. Любопытные и язык хорош.

— Вот и славно. Я за тобой завтра зайду и познакомлю вас. Часиков в десять будь готова.

Как всегда, Варя проснулась от истошного вопля Фили. Ей вообще не нужен был будильник. Ровно в семь Филипп оповещал всю округу, что если его срочно не накормить, то в его голодной смерти будет виновата Варвара. Она еще допивала кофе, когда в дверь позвонили. Алекс был пунктуален прямо как Филипп.

— Поторопись, девочка, нам еще по пробкам добираться.

День был серый, изредка накрапывало. «Ну вот, опять зонт забыла» — подумала Варя, машинально роясь в сумке.

У входа в здание она услышала:

— Жирнова, Варя, это ты?

К ним торопливо направлялся невысокий мужчина.

— Варвара, не признала?

— Левка, ты ли это? Невероятно, если я ничего не путаю, то последний раз мы виделись на десятилетии выпуска. — заговорила Варя, обнимая старого приятеля.

— Привет, старушка. Как же я рад тебя видеть. А ты совсем не изменилась, только прическа другая. Я помню тебя с лохматой копной, а здесь что-то под мальчика. Сколько же мы не виделись?

— Могу сказать. Недавно отмечали тридцатилетие выпуска, тебя искали, но кто-то сказал, что ты скрылся во глубине сибирских руд.

— Получается лет двадцать, если не больше. А про Сибирь — все правда. Я сначала по экспедициям мотался. Копал и Аржаан, и Пор-Бажын, и Салбыкский курган, всю Сибирь объездил. Потом решил осесть и перебрался с семьей в Иркутск. В Нижний неделю назад приехал, закрутился, но тебя все равно разыскать собирался, а тут такая удача: меня Вера Ильинская на свой доклад пригласила, иду и вижу: Жирнова собственной персоной. А ты как? Где ты, чем занимаешься?

— Ох, Лева. Тут рассказов на два часа. Давай после семинара кофе попьем и поболтаем. Я на этот семинар именно из-за Ильинской и пошла, меня Алекс с ней обещал познакомить. Ты Алекса помнишь или вас заново знакомить?

— Александр Анатольевич, здравствуйте, извините меня провинциала. Невежлив. Рад вас видеть. Варька, как ты могла подумать, что я забыл Александра Анатольевича?

— Не извиняйтесь, юноша.

Для Алекса все люди младше шестидесяти были юношами и девочками.

— Мы и сами провинциалы. Вы в Иркутске не в музее работаете? Бывал я там, прекрасное собрание.

— Да, в музее.

— Слушайте, мы сейчас опоздаем, — перебила их Варвара, — Алекс, ты меня с Ильинской обещал свести, помнишь? Побежали.

Семинар оказался интересным, и на какой-то момент Варя даже забыла о цели своего прихода. Ильинская не только хорошо писала, но и отлично рассказывала, ей была свойственна манера как бы погружать слушателей в ту эпоху, о которой она говорила. Во время перерыва или, как теперь все любят говорить, кофе-брейка, Алекс, подхватив Варвару под руку, подвел ее к столику, где Ильинская, неторопливо прихлебывая чай, читала что-то в телефоне. Во время семинара Варя сидела далеко от докладчика и видела только высокую худощавую блондинку, показавшуюся ей довольно молодой. Сейчас, глядя в карие внимательные глаза на скуластом лице, Варвара поняла, что они ровесницы.

— Вера Васильевна, голубушка, позвольте побеспокоить? — Алекс всегда был галантен до курьезности.

— Хочу вас познакомить с моим ближайшим другом Варварой Константиновной.

— Лучше просто Варвара.

— Тогда я — просто Вера.

— Вот и славно. Вера Васильевна, Варенька наша коллега и у нее к вам разговор по вашему профилю. Побеседуйте, а я вас оставлю ненадолго, мне нужно с парой приятелей поздороваться. — И он стремительно удалился. Несмотря на возраст, Алекс всегда двигался так, как будто опаздывал на самолет.

— Итак, Варвара, о чем будем беседовать по моему профилю? Чай, кофе? Что будете?

— Чай, пожалуй.

Быстро сделав заказ. Вера вновь повернулась к Варе.

— Вера, вы извините, что я отнимаю у вас время, но Алекс сказал, что если кто и поможет, то только вы. — С этими словами, Варвара достала из сумки письма и протянула их Ильинской.

— Взгляните.

Ильинская с интересом взяла в руки пожелтевшие листочки и углубилось в чтение. Принесли чай. Вера дочитала, помолчала пару секунд.

— Откуда они у вас?

Варя быстро рассказала и о лавке, и о смерти старика, и о шкатулке.

— Так это ваш магазинчик? Я все собиралась зайти посмотреть. — улыбнулась Вера.

— Вот и повод, можно хоть сегодня.

— Сегодня не смогу, а завтра часика в два можно?

— Конечно, буду рада.

— Так что вас так заинтересовало в этих письмах? — Вера вернулась к предмету разговора.

— Понимаете, меня заинтересовало упоминание о царском подарке. Хочется узнать, что это за семья, чья усадьба. Может получится установить? Алекс говорит, что лучше вас никто не знает историю старинных усадеб в нашей губернии.

— Алекс, конечно, преувеличивает. Но попробовать можно. Давайте я подумаю, завтра встретимся и поговорим.

— Вера, Варя! Привет девчонки.

К их столику широко улыбаясь подошел Лев.

— Познакомились?

— Лева, — удивилась Вера, — мы то познакомились. А ты откуда Варвару знаешь? Хотя, что я спрашиваю, иногда кажется, что ты знаешь всех на этой маленькой планете.

— Да мы с Варей однокашники. Она мне на первом курсе на экзамене по археологии свои шпоры дала, тогда и подружились.

— Ну да, а ты мне на латинском подсказывал. Он латынь у нас на потоке лучше всех знал. — Варвара улыбнулась, вспоминая.

— Так, друзья, мне надо бежать. Варвара, завтра в два я у вас. Договорились? Левушка, ты привез мне каталог, или забыл? — Вера встала из-за столика.

— Все привез. А вы где завтра встречаетесь, может и я с вами, там и каталог отдам?

— Конечно, это замечательная идея. — Варя подумала, что надо будет купить на завтра чего-нибудь вкусненького, а то она без своих мужчин давно уже не готовила, живя на кофе с бутербродами.

На следующий день ровно в два в дверь квартиры позвонили. На пороге стояли Лев и Вера.

— Варя, мы на всякий случай захватили пирожных. У тебя на углу отличная кондитерская. — громогласно заявил Лева.

— Прекрасно, а я испекла пирожки с яблоками. Заходите.

Вера с интересом осматривала небольшую, но очень уютную квартиру. Множество книг с потрепанными корешками соседствовали с какими-то безделушками, найденными на блошиных рынках. На диване среди подушек гордо восседал огромный черный кот, холодно осматривая гостей своими желтыми глазами.

— Филя, ты мог бы и поздороваться с гостями. — Упрекнула его Варвара. Упрек Филипп явно проигнорировал. — Пойдемте пить чай. Или кто-то хочет кофе?

Все дружно потребовали чай и пирожки.

Через несколько минут, когда гости уже съели по первой порции пирожков и явно были готовы продолжать, Варя не выдержала, нетерпение прорвалось в вопросе:

— Вера, удалось что-нибудь узнать?

Вера улыбнулась:

— Да, немного. Вероятнее всего речь идет о семье Войковых. Род старый, но не именитый. Известно о них немного. Имели пару сел в Нижегородской губернии и тихо разорялись. О сапфире пока ничего узнать не удалось. Зато узнала, что развалины старого барского дома существуют.

— Войковы, ты сказала? — Лев удивленно поднял брови. — У нас в музее среди документов есть записи одного из офицеров охраны Колчака. Так вот, фамилия этого офицера — Войков.

— А имени не помнишь? — в голосе Вари слышалось волнение.

— Точно не скажу, но вроде Дмитрий.

— Все чудесатее и чудесатее, — пробормотала себе под нос Варвара. — А как бы взглянуть на эти записи?

— Да очень просто. Я пару лет назад, готовясь к докладу о белочешском мятеже и последних днях Колчака, все, что нашел по этой теме — оцифровал. Дай мне десять минут и свой комп. Я в облаке это сложил. Найду — отдам.

Пока Лева возился в компьютере, Вера и Варвара продолжали болтать. Чуть позже к ним вернулся Лев, бросив:

— Варя, файл у тебя на рабочем столе. Если накопаешь что-то интересное, маякни. Мне любопытно, чем закончатся твои изыскания.

Варя с нетерпением устремилась к рабочему столу. Записки были довольно короткими.

«Все кончено. Это уже не отступление — это бегство. Повсюду отчаяние и предательство. Еще вчера верили, что союзники будут верны своему слову. Сегодня и эта надежда растаяла.

Вагон, который уносит нас на восток, чем-то напоминает клетку, а наши союзники — конвоиров. Голова тяжелая и мысли в ней вялые, липкие. Надежды нет. Даже отчаяния уже не осталось. Усталость и редкие воспоминания. Кажется это было не со мной и в другой жизни.

Отец, матушка. Запах малинового варенья. Чай у неизменного самовара в саду под яблонями. Мне казались такими скучными эти неспешные разговоры. Хотелось вырваться из этой сельской лености. Куда-то стремиться, покорять далекие пространства, прославиться. Как я был молод и наивен. Мечтал о судьбе Амундсена и Колчака. И вот я с ним в его вагоне. И никакой славы не ожидается.

Зиневич нас предал. Солдаты охраны разбежались. Александр Васильевич предложил нам, офицерам своей охраны, пробираться с ним в Монголию. План безумный. Ответили, что если он прикажет, то мы пойдем с ним, но это явная гибель. Главнокомандующий понял все и отпустил нас.

Договорился с Сережей Осокиным идти во Владивосток. Мы с ним вместе уже 5 лет. Все прошли. И отступление из Польши, и немецкий плен, и побег. Он последний близкий мне человек.

Надо уснуть. Нужны силы.

Опять снился яблоневый сад. Лизонька в летнем платье, раскрасневшаяся, всерьез и с жаром доказывает, что все эти «мороженое из сирени» и прочие «рондели» — великое открытие в поэзии, а сам Северянин — гений и останется в веках. Я проснулся и мысль, что все это больше никогда не повторится, пронзила меня острой болью.

Сегодня понял, что у нас с Осокиным на двоих три червонца, две пачки папирос и кусок сала.

Как я жалею, что отказался от камня, сейчас его можно было бы обменять на хлеб. Батюшка предлагал, чтобы я около сердца носил для охраны, что всегда он укрывал наш род за верность отчизне. Только нет больше никакой отчизны. Есть только мерзость, кровь и предательство.»

На этом запись заканчивалась. Варя задумалась.

— Ну что, дает тебе что-нибудь эта информация? — спросил Лев.

— Да, — протянула Варвара. — Похоже, что речь идет о сыне старшего Войкова. Интересно, смог он пробраться во Владивосток и уехать или сгинул в водовороте гражданской войны? И опять камень.

— Вера, — обратилась Варя к Ильинской, — а как думаете, если в архиве поискать, может сохранились какие-то документы об этой семье? Там же еще сестра у этого Дмитрия была. Может потомки ее что-то знают.

— Не знаю. Зачем вам? Что так заинтересовало во всей этой истории? Дело-то обычное для того времени. — Вера смотрела на Варвару с любопытством.

— Сама не пойму, какое-то смутное чувство, как будто сон или детское воспоминание, не могу понять, но что-то смутно знакомое есть в этой истории, только не пойму что.

Вера посмотрела на часы и начала собираться.

— Варя, я попробую еще что-то поискать, но вы особенно не надейтесь. История — каких много в то время, да и документов тогда пропало немало.

Проводив гостей, Варвара продолжала копаться в воспоминаниях. Что же так ее заинтересовало? Камень? Нет, с камнем никаких ассоциаций. Семья Войковых? Вот здесь что-то смутное мелькает. Вспоминай, Варя. Какие-то документы во время работы в музее? Но за эти годы какие только документы не прошли через ее руки. Может и было что-то. Так, нужно отвлечься, может само вспомнится. Да и работа не ждет, и так целый день Света одна работает.

Варвара прошла в магазин, внимательно следя, чтоб следом за ней в дверь не прошмыгнул Филя.

— Света, привет! Извини, все на тебя бросила. Как у нас дела?

— Не извиняйся, все хорошо. С утра было несколько иностранцев, искали, как всегда, русские иконы. Купили Казанскую Богоматерь и Святого Николая. Интересные такие. Один неплохо по-русски говорил и явно разбирается в иконах. У них тур до Астрахани, они на теплоход уже опаздывали. Сказали, что на обратном пути опять зайдут. Им наша лавка очень понравилась, но времени было мало. А так… Женщина купила чайную пару. Да, и одна старушка принесла подстаканник с родным стаканом. Ничего особенного, но сохранность отличная. Я взяла, думаю его быстро заберут, вещица славная.

— А у тебя что? Смотрю ты вся какая-то загадочная, что случилось?

Варвара и Светлана много лет назад почти одновременно пришли на работу в Художественный музей. Быстро подружились. Светлана с мужем с удовольствием ездили на дачу к родителям Варвары в их старый большой дом, который когда-то в незапамятные времена был предоставлен правительством еще деду Варвары. Он был известным историком, по его книгам о России XVI — XVII веков до сих пор учились студенты. Дом был довольно ветхий, но очень уютный. Там всегда находилось место и для друзей, и для родни, даже если она была очень дальней и почти незнакомой.

Стоп, дальние родственники! Что-то здесь заставило Варю напрячься. А ведь были дальние родственники. И как раз здесь что-то связано с ее сегодняшними поисками.

— Варя, ты что, нездорова, что с тобой? — Света смотрела на нее с тревогой.

— Извини, задумалась. Ты же знаешь, что я купила рухлядь из дома старика. Так, ничего особенного, но там оказалась пара писем. Старых, времен Первой Мировой. И что-то меня с них зацепило. Какое-то смутное воспоминание из детства или из сна. Кстати, я же Левку встретила. Помнишь, я рассказывала о нем, мы учились в одной группе.

— Да, помню.

— Он мне к этой истории с письмами еще одну деталь добавил.

И Варвара подробно пересказала все Свете. Потом дала ей почитать письма и записку Дмитрия Войкова.

— Да, грустная история. — сказала Света. — Но что тебя здесь так заинтересовало? История довольно тривиальная для того времени. Да и истории никакой по факту нет. Обычная провинциальная семья. Старики бегут от революции. Сын — офицер в армии Колчака, судя по всему, накануне ареста адмирала он пытается пробраться на восток, чтобы покинуть страну. Много тогда таких было. Что ты так взволновалась? Или ты записалась в кладоискатели, хочешь найти утерянные сокровища? — засмеялась Светлана.

— Не смейся, сокровища искать я не намерена, а что меня здесь так заинтересовало, и сама не пойму. Хотя… мелькнула какая-то мысль о дальних родственниках.

— Чьих?

— Да моих, конечно. Смутно помню, мне было лет девять, к ним приехал мужчина, молодой. Мама сказала, что это наш дальний родственник. Потом, помню, они пили чай и вспоминали каких-то людей и смотрели старые фотографии.

— И что? На многих в этой жизни сваливаются на голову дальние родственники.

— Нет, ты не поняла, почему-то есть ощущение, что эти письма как-то связаны с этим родственником.

Света вытаращила на Варю глаза.

— Что ты имеешь ввиду?

— Не знаю, сама не пойму. Может это просто бред моего воспаленного воображения. Все. Надо отвлечься. Давай я лучше покажу тебе новые приобретения.

До вечера Варя и Света разбирали, чистили, оценивали все то, что привезла накануне Варвара.

После закрытия, когда Света стала собираться домой, искоса поглядывая на задумчивую подругу, Варвара сказала:

— Я поняла, чтобы не мучиться и все вспомнить мне надо найти альбом со старыми фотографиями. Думаю — там будет подсказка.

— Прекрасная идея. Пойдем и посмотрим.

— Не получится, в деревню надо ехать, там все, что осталось после родителей. И письма, и фотографии, и документы.

— Ну так завтра и поезжай. — предложила Светлана. Варвара посмотрела на нее.

— Не смотри на меня. Все нормально. Я и одна поработаю. Поезжай, иначе ты с ума сойдешь от любопытства.

Когда на следующее утро Варвара неожиданно приехала на дачу, то застала своих мальчиков за бурной дискуссией. Митька что-то жарко, размахивая руками доказывал отцу, а тот спокойно с легкой улыбкой его слушал.

— Привет мальчики. О чем шумим?

— О, мама! Что случилось?

— А что должно случиться? Просто приехала. — Варвара с улыбкой смотрела на своих мужчин. Митька, которому через месяц должно было исполниться двадцать девять, все также казался ей маленьким мальчиком, несмотря на свои почти два метра роста и вполне солидную внешность. Он был полной противоположностью своему спокойному сдержанному отцу. Несмотря на эту непохожесть они очень дружили.

— Варюш, привет! — Павел подошел к жене. — Точно все в порядке? Ты никогда не приезжаешь в рабочие дни.

— Все хорошо. Просто нужно найти старые фотографии. Я тут занялась историей одной семьи и есть ощущение, что эти фото мне как-то помогут.

— Наши фото? Каким образом? — Митя подошел поближе.

— Сама еще не знаю. Бродят какие-то смутные мысли.

— Так, Мить, наша мама видимо влезла в очередной детектив.

Детективами Павел называл ее исследования. Она любила раскапывать истории старинных вещей, как бы раскрывая их тайны. Иногда это действительно превращалось в детектив и приводило к неожиданным результатам.

— Можете посмеяться за чаем. А сейчас брысь мыть руки и за стол, я привезла пирожки.

— Ура, пирожки! — радостно загоготал Митька и шумно топая помчался в дом.

— Интересно, когда он повзрослеет, — пробормотала себе под нос Варвара.

— Не переживай, он давно вырос, это он с тобой ребячится, — сказал Павел и взяв у нее сумку пошел к дому.

Во время обеда Варя подробно рассказала историю своих изысканий. Павел слушал внимательно и в конце спросил:

— Что же так тебя тревожит? Я пока не услышал чего-то необычного. Довольно типичная история столетней давности. И куда здесь пристегнуть наши фото?

Варя смутилась.

— Сама не могу объяснить. Какое-то смутное воспоминание и кажется оно связано с какими-то дальними родственниками. А может мне вообще все это почудилось. Не знаю. Вот и решила порыться в старых фотках, вдруг наткнусь на кончик ниточки. Хотя это весьма сомнительно.

— Ну ладно, вы пейте чай, а я на чердак. Кажется, весь этот старый хлам где-то там хранится.

Забравшись по старой лестнице и с трудом открыв небольшую дверцу, Варваре почудилось, что машина времени перенесла ее в детство.

Тогда чердак был ее любимым местом. Здесь она хранила свои сокровища: старую проржавевшую солдатскую каску, найденную в лесу, большой булыжник с вкраплениями кристаллов кварца. Чтобы сделать его еще прекраснее она долго вымачивала камень в растворе туши, а потом неделю пришлось отмывать и ее саму и майку с шортами, но одежда была безнадежна испорчена. Да и булыжник после этой операции особой красоты не приобрел. Здесь же на чердаке она однажды пыталась вырастить из головастиков лягушек, поместив их в трехлитровую банку. Попытка была неудачной. Головастики сдохли, на запах гнили пришли взрослые и быстро ликвидировали безобразие.

Вынырнув из своих воспоминаний, Варя огляделась. Было видно, что никто не заглядывал на чердак уже лет двадцать. В старой паутине, свисавшей по углам, уже мумифицировались и пауки, и мухи. В углу стоял старинный еще дедушкин шкаф, где, по ее воспоминаниям, и должен был находиться ящик с семейным архивом. Смахнув пыль, она раскрыла дверцы шкафа и глаза ее тут же увидели заветный ящик. Пачкаясь в пыли и паутине, несколько раз чихнув, Варя с трудом его вытащила. Он неожиданно оказался довольно тяжелым.

— Митя, — крикнула Варвара — помоги, сама не справлюсь!

Через пару секунд на чердак залез сын, тут же стукнулся головой о притолоку дверного проема, чертыхнулся и потирая лоб с интересом огляделся.

— Прикольно. И как я не додумался устроить здесь свою берлогу. Выкинуть отсюда весь этот хлам, почистить и можно жить.

— А чем тебя твоя комната не устраивает?

— Ты что, мать. Здесь куча места, а у меня? Тут хоть развернуться можно.

— Я видела, как ты развернулся лбом в дверь. И не думай что-то выкидывать. Здесь же целая жизнь. И моя и родителей. Не вздумай. А разобрать все это нужно. Выкрою как-нибудь недельку, приеду сюда и все разберу. Ладно, хватит болтать, тащи вниз ящик.

В коробке оказалось масса интереснейших вещей. Два толстенный альбома в выцветших бархатистых обложках, дореволюционный кожаный, когда-то видимо очень славный, а теперь весь вытертый ридикюль, набитый бумажками, письмами, старинными почтовыми конвертами, газетными вырезками и прочим хламом, который складывали туда лет так сто. Несколько старинных фотографий на картоне очень большого размера. Они еле поместились в немаленький вообще-то ящик. Стопки писем, перевязанные потерявшими от времени цвет ленточками. Коробочка со старыми пуговицами, пустой изящный флакончик из-под духов и старинная поломанная пудреница с потемневшим зеркальцем.

Первым делом Варя открыла альбомы. Картонные листы с фигурными прорезями для фотографий были заполнены лицами. Дамы и господа. Снимки в ателье, снимки на природе, девочка на качелях, девочка на лошадке. Потом снимки сменились: появился молодой мужчина в форме поручика. Он же в полевой форме на фоне каких-то холмов, в отдалении виден строй солдат. На следующих страницах стали возникать люди в буденовках, молодая девушка в кожанке и с повязанной на голове косынкой.

Стоп, сказала себе Варя. За пять минут я с обрушившейся информацией не разберусь.

— Митя, поможешь? Отнеси все это в машину. Буду дома разбираться. Надо будет Алекса попросить помочь. Он знает нашу семью тыщу лет, только он мне может помочь, вдруг что-то пояснит.

Варя взяла телефон.

— Алекс, привет. Как ты? Я к тебе опять за помощью. Понимаешь, полезла на чердак на дедулиной даче и нашла там сокровище. Целый ящик со старыми письмами, фотографиями и всякой прочей чепухой. Понятно, что все это о нашей семье, но кто там и как все эти люди друг с другом связаны — я не знаю. Ты единственный кто мог бы что-то объяснить. Поможешь?

— Здравствуй, деточка. Конечно, помогу. Странно, что ты только теперь заинтересовалась своей историей. Что тебя побудило? Хотя ладно, давай встретимся, посмотрим на твой архив.

— Ты сможешь подъехать после шести или скажи, когда тебе удобно?

— Подъеду. До свидания, девочка, до вечера.

За окном уже темнело, когда раздался звонок. Варя поспешила к двери.

На пороге, как всегда элегантный, еле слышно пахнущий хорошим парфюмом, стоял Алекс.

Она радостно поцеловала его в морщинистую как сушеное яблочко щеку и нетерпеливо потащила к рабочему столу.

— Смотри, я как смогла разложила по времени письма. Часть из них с фронта времен Первой Мировой, есть переписка, точнее даже не переписка, а так отдельные письма 20-30-х годов, есть с Великой Отечественной, ну и письма родителей. Их я в сторону отложила. Не буду читать. Не могу, тяжело, они как будто рядом стоят. Да и нехорошо, наверное, лезть в их жизнь, хоть и нет их уже.

Зато есть альбомы. Знаю, что раньше фотографии на оборотной стороне частенько подписывали, может это что-то прояснит. Я их еще не доставала из слотов.

— Т-а-ак, — протянул Алекс, потирая руки и с веселым прищуром поглядывая на Варю. — Вот ты и добралась до своей родословной. Ну-с, давай поглядим. Много не обещаю, что-то забылось за давностью лет, но кое-что я помню. Причем рассказывал не твой отец, и даже не дед, а больше твоя бабушка, Клавдия Викентьевна. Ты ее, наверное, плохо помнишь, впрочем, как и деда своего?

Да, Варя их почти не помнила. Точнее помнила, но отрывками, отдельными картинками, словами. Помнила, что от бабушки вкусно пахло ванилью и какими-то сладковатыми духами. У деда были усы щеточкой и всегда слегка шершавая пахнущая табаком щека. Когда маленькая Варя целовала его, то эта небритость колола ей губы. Дед был намного старше бабушки и очень молчалив. Варя его слегка побаивалась.

— Да, — задумчиво пробормотала Варя, — я действительно их плохо помню.

Они сели на диван и стали с удовольствием перебирать фотографии. К счастью, на некоторых из них с обратной стороны имелись подписи. Снимки были совершенно замечательные. Один привлек внимание. За столиком уличного кафе сидят господин с бородкой и дама в удивительной шляпке с перьями. На обороне надпись: «Николаша и Лидочка. 1900 год». Кто такие Николаша и Лидочка Варя вообще не представляла. Она хотела уже отложить снимок, как Алекс вгляделся и спросил:

— А где это снято, как думаешь?

Варя пожала плечами.

— Точно, что где-то в Европе. Но Берлин это, Вена или Париж, как тут угадаешь?

— Варюша, ты же историк. Будь внимательна. Очень говорящий снимок.

Варя посмотрела внимательнее. Улица и дома ничего ей не говорили и вдруг… Что это виднеется на заднем плане: лопасти винта самолета? Крылья мельницы? Ну, конечно, Мулен Руж! 1900 год!

— Алекс, потрясающе! Это же Париж, знаменитая Парижская выставка. Помню там инженер откуда-то из Сибири за железнодорожный мост золотую медаль получил.

— За проект моста через Енисей в Красноярске. Уникальное творение инженерной мысли было. А Минусинский краеведческий музей был удостоен серебряной медали. Представляешь, только на одну Енисейскую губернию пришлось две награды. Да, Россия тогда вызвала фурор в Европе!

— Интересно, кто эти люди и какое отношение они имеют к моей семье? И вообще, судя по всему, предки у меня были непростые. Ты знаешь что-нибудь?

— Больше о бабушке твоей. Мама ее, твоя прабабушка, была из дворянской семьи. Не богатой, но старинной. После революции у них все забрали, естественно. В их же собственном доме им оставили две комнаты. Было несколько обысков, арестов. Деда ее как-то полгода в каталажке держали, а потом выпустили. В семье считали, что его жена, собрав то, что удалось припрятать из ценностей, выменяла своего мужа или выкупила, тут уж называй как хочешь. Он потом года три где-то прятался по знакомым, по деревням, иногда только ночью домой приходил. Уж не знаю правда это или семейная легенда.

Твою прабабушку тоже тогда задержали как социально чуждый элемент. Было ей лет, наверное, около двадцати и, как вспоминала Клавдия Викентьевна, хороша она была необычайно.

В общем, допрос вел молодой чекист. Гражданская война закончилась, просто так тогда уже не расстреливали. Несмотря на пикантность ситуации они друг другу понравились, ее отпустили, да и понятно было, что никакой угрозы она новой власти не представляет. И скоро они поженились. Прадед твой всю жизнь ее очень любил. Из чека он вскоре ушел, закончил институт, стал инженером.

Мужик он был очень умный, поэтому в тридцатые годы они всей семьей уехали куда-то в Красноярский край, там и бабушка твоя родилась. Прадед и там работал на заводе, а в начале 50-х они вернулись в Нижний. Такая вот история. Эпоха была такая. Все перепуталось, перекроилось в стране: люди, судьбы.

Так что видимо это альбомы твоей бабушки. Ну давай, что там еще интересное есть?

Они продолжили и дальше изучать фотографии, пытаясь по отдельным подписям выстроить все семейное древо. Судя по некоторым общим фотографиям, родственников у Варвары было предостаточно. И вдруг рука ее дрогнула. На обороте снимка молодого офицера надпись: «Кузен Митенька Войков перед отправкой на фронт»

Так не бывает. Да, случайности бывают, но, чтобы так! Нашла письма, потом буквально на следующий день записки того же человека, о котором в этих письмах идет речь. А теперь оказывается, что этот человек какой-то ее дальний родственник. Цепь удивительных совпадений была неправдоподобной. Варя даже испугалась.

— Алекс, посмотри, я глазам своим не верю. — Варя протянула ему фотографию, показывая на надпись.

Алекс прочитал и внимательно посмотрел на Варвару.

— Что-то мне страшновато становится, — пробормотал он.

— Все чудесатее и чудесатее. А может именно поэтому я полезла рыться в этих старых бумагах? Видимо я слышала эту фамилию, давно, в детстве. Отсюда и это смутное ощущение. Может тогда, когда приезжал к нам какой-то дальний родственник? Да, надо все это внимательно изучить. И письма посмотреть. Вдруг упоминания будут.

Варя еще раз посмотрела на лицо молодого поручика. Щегольские усики, длинные светлые глаза. Не сказать, что красив, но глядя на него как-то сразу понимаешь, что это именно офицер. Сколько же их тогда погибло в Галиции, в Карпатах, под Перемышлем? Было странно от того, что она знала дальнейшую судьбу этого юноши. Знала, что ждет его плен, побег, а через шесть лет он, оставив своего последнего командира, уйдет в неизвестность в отчаянной попытке вырваться за флажки, как загнанный волк.

Они еще долго сидели с Алексом над альбомами. Нашли снимок той самой Лизы, которая увлеклась революцией и не уехала со своими родителями.

Долго сопоставляя все надписи на снимках, Варя с Алексом поняли, что отец этого кузена Мити, был родным братом ее прапрабабушки. Даже составили подобие таблички, чтобы не запутаться. Дважды Варя заваривала чай, они не могли оторваться, расследование захватило обоих. Когда стемнело, Алекс засобирался домой.

— Все, душа моя, уволь старика, сил больше нет. Поеду.

Проводив Алекса Варвара вернулась в комнату. С альбомами закончили, нужно просмотреть документы и письма. Но в этот момент из кухни раздался возмущенный кошачий вопль, напоминающий звук электродрели, шум и опять истошный вопль.

— Филя, извини, я о тебе совсем забыла, — закричала Варя, бросаясь на кухню. В луже воды из опрокинутой миски стоял возмущенный Филипп и яростно бил по ней лапой. Он, конечно, не соблюдал режим питания, но крайне отрицательно относился к невниманию со стороны Вари и вид пустой миски вызывал у него приступы невероятного раздражения. Корм должен быть всегда, для Филиппа это была аксиома и он пресекал любые попытки ее опровергнуть.

Пока Варя ликвидировала последствия кошачьего возмущения и наполняла кормом миску, Филипп гордо стоял, вскинув вверх свой роскошный хвост, пушистый кончик которого напоминал качающуюся черную хризантему. Увидев, что порядок вернулся в его царство, он подошел к миске, понюхал, подцепил лапой подушечку корма, погрыз и гордо удалился на диван. Порядок был восстановлен.

Варя вернулась к столу и занялась бумагами. Здесь были письма, поздравительные открытки, обрывки каких-то записок, документы. Некоторые совершенно удивительные. Было два мандата съезда Иркутских советов рабочих и крестьянских депутатов за 1924 и 1925 годы, удостоверение юриста, подписанное еще Крыленко, донорская книжка ее прабабушки за 1941—45 годы. Перед Варей вставал целый мир ее семьи, до сих пор мало ей известный.

Становилось понятно, что Лиза, сестра Дмитрия Войкова, после отъезда ее родителей, чуть ли не в 1919-м году стала членом РКСМ, создавала в Нижегородской губернии пионерские отряды, ездила по селам, занимаясь ликвидацией неграмотности, а в середине 1920-х, когда была создана огромная областная библиотека, пошла туда работать да так и работала до конца жизни.

В 1920-е годы Лиза родила сына. О том, что он с 1942-го воевал и не вернулся с фронта, Варя тоже прочитала из письма Лизы своей двоюродной сестре — Варвариной прабабушке. Судя по переписке, они были очень дружны.

Послевоенных писем было немного. Больше попадались поздравительные открытки: с Новым годом, с днем рождения. Варя нашла вырезку из газеты за 1960-й год с некрологом на смерть Лизы.

В письмах мелькало упоминание о Мите. Сестры иногда вспоминали его, переживали: жив ли он. Прабабушка Вари писала, как живя в Сибири, она осторожно попыталась узнать о судьбе Дмитрия, но после ареста Колчака его след потерялся. Слава богу, что не было сведений о его гибели.

Еще в одном письме Лиза упоминала, что иногда видит старого Степаныча. После того как усадьба в 1918 году сгорела, он вместе со своим сыном и его семьей перебрался в город. Старик к концу жизни совсем ослеп и иногда бормочет о семейном обереге, хранимом в сосуде. Лиза шутила, что оберег в сосуде видимо любимая шутка слепого старика.

Сын Степаныча умер от испанки еще в 19-м году, а внук Матвей закончил рабфак, стал инженером и работал на «Красное Сормово», после войны начал сильно болеть. У Матвея были сын и дочь, правнуки Степаныча, молодой человек погиб на фронте, а о девочке сестры не упоминали.

Варя просидела, перебирая все эти бумаги, до глубокой ночи. В конце концов, поняв, что сейчас уснет прямо за столом, с трудом разгибая спину, поднялась и отправилась спать.

Ночью ей снились лица с фотографий, прабабушка в беретике на скамейке Летнего сада, Лиза в косынке и кожаной куртке с упрямым взглядом слегка раскосых глаз, юношеское лицо молодого поручика, все это мелькало как в детском калейдоскопе. Под утро сквозь сон возникли слова: «оберег в сосуде».

Варя проснулась. Что ее так встревожило? С историей находок из шкатулки она разобралась. По невероятному совпадению это была немного и ее история, но никаких тайн она не обнаружила. Почему же ее не отпускает чувство незавершенности, чувство, что она только слегка приоткрыла дверь и стоит на пороге новых открытий?

Варя встала и стряхивая с себя все эти туманные размышления, отправилась завтракать. День входил в привычную колею.

Прихлебывая кофе и откусывая от привычного бутерброд, а она объясняла внимательно и даже слегка возмущенно глядящему на нее Филе, что готовить для себя одной — это нелепо и пустая трата времени и, конечно, питаться правильно нужно, но правила для того и существуют, чтобы их иногда нарушать, иначе жизнь становится скучной. Судя по взгляду, Филя был с ней категорически не согласен. Такие диалоги, а то, что это был именно диалог, хоть и своеобразный, Варя не сомневалась, были тоже частью утреннего ритуала.

Под вечер, когда в лавке бродила пара туристов, зашедших просто поглазеть, и дама, копавшаяся в ящике с разной кухонной утварью, Варя опять погрузилась в размышления, пытаясь понять, что же ее так тревожит.

— Покажите мне вот этот бокал сапфирового цвета, — услышала она голос одного из блуждающих туристов. Она подошла поближе и сняла с полки бокал богемского стекла. В 50-е годы они были очень популярны. Яркие, с алмазной гранью они и правда были очень красивы.

И в этот момент она поняла, что ее тревожило. Сапфир. Судьба камня осталась неизвестной.

— Подскажите, а пары к этому бокалу у вас нет? — послышался голос покупателя.

— К этому, к сожалению, нет, но есть два бокала другого цвета и на более высокой ножке. Показать?

Варя механически разговаривала с покупателями, пробивала чек, упаковывала бокалы, продолжая размышлять о загадке кажется навсегда пропавшего камня.

В письмах о нем не было никаких упоминаний, Варя это помнила совершенно точно. Надо пересмотреть фотографии, может Лиза носила его? Варя одернула себя. Лиза вообще не носила украшений. Одежда всегда строгая, неброская. Хотя есть одна фотография. Там Лиза с маленькой дочкой. Фото постановочное, так как это было принято в старинных ателье. Девочка стоит на стульчике, в руках мишка, а рядом, слегка приобняв дочку, стоит непривычно женственная очаровательная Лиза: прямая, по моде тех лет, челка, красивое летнее платье. Надо посмотреть, может были украшения?

С другой стороны, старый барин, уезжая, оставил сапфир на сохранение Степанычу.

А что мы о нем знаем, о Степаныче? К концу жизни ослеп, Лиза его навещала. Там были еще какие-то странные слова? Вспомнила: оберег в сосуде. Может это он о камне? Камень — оберег семьи. И Дмитрий в своих записях тоже писал, что камень вручен был семье за службу и для сбережения. Но это означает, что Степаныч Лизе сапфир не передал.

А что мы вообще знаем о камне? Им предка Войковых наградил Государь Иван Васильевич. Значит можно попробовать узнать, за что и когда.

Вечером, закрыв магазинчик, Варя вернулась к письменному столу. Филя расположился на подоконнике. Это было его любимое место, за которое он довольно долго вел настойчивую борьбу. До появления Филиппа место на подоконнике на вполне законных основаниях занимали два горшка с растениями и небольшая, но вполне симпатичная вазочка. Как только Филя подрос и смог запрыгивать на подоконник, первой он победил вазочку, просто сбросив ее и разбив. Дальше он взялся за старый кактус в горшке.

Кактус жил у Вари давно. Был он некрасив, напоминая собой длинный, неправильной формы огурец, защищенный острыми твердыми иголками. Филя, несколько раз наткнувшись на них и поняв, что прямая атака невозможна, пошел в обход. Горшок был довольно тяжелый, поэтому попытка сразу сбросить его не удалась, но Филипп был чрезвычайно настойчив. Несколько раз Варя находила горшок отодвинутым в разные углы подоконника, ругала Филю и восстанавливала порядок, пока однажды утром не нашла его разбитым на полу. Она пересадила кактус в новый горшок, всячески за ним ухаживала, но старый кактус, переживший в своей жизни множество переездов и прочие превратности судьбы, видимо решил, что это последнее приключение будет достойным завершением его жизни и засох. Филя отпраздновал победу и взялся за последнего претендента на, как он считал, свою территорию.

Старый фикус долгие годы жил в огромном горшке. Сдвинуть такую тяжесть Филя был не в силах и стал методично подкапывать землю, постоянно повреждая корни патриарха растительного мира. Варя ругалась, наказывала Филиппа, но все же эта битва оказалась для фикуса фатальной. Он тоже погиб.

Филя торжествовал и с тех пор полностью оккупировал весь подоконник. Он подолгу лежал на нем, спал, разглядывал через стекло жизнь большого города или наблюдал за Варей, отвечая на ее беседы с ним подергиванием ушами и внимательным взглядом.

Вот и теперь он растекся по подоконнику как мягкая пушистая черная лужица и, казалось, спал. А Варя села за компьютер, пытаясь найти следы рода Войковых в истории правления Ивана Грозного. Поиски затянулись. Она нашла различных предков этой фамилии в архивах XVIII и XIX веков. Ничего интересного: упоминания о рождениях, свадьбах и прочие незначительные вещи.

— Опа! — вдруг воскликнула Варвара. Филя приоткрыл глаза и внимательно на нее посмотрел.

— Филя, я, кажется, нашла. Слушай: «Илья Войков — дьяк, ведавший судом на московском опричном дворе в правление Ивана Грозного.

5 июля 1567 года Войков вместе с князем Иваном Тевелкелеевичем был послан на русско-литовскую границу под Смоленск для обмена Станислава Довойны на князя Василия Темкина».

Может именно за это и был он обласкан и награжден этим камнем? Как думаешь? Я считаю, что это вполне вероятно. Но что это мне дает? Я предположительно узнала, как камень попал в семью. Я знаю, что он существовал как минимум до 1917 года, а дальше его хранителем становится старый слуга, давно умерший. Оставил ли он информацию о месте, где хранился камень? Лиза его навещала, но нигде нет информации, что Степаныч передал камень Лизе. Может он полагал, что Лиза, отказавшаяся от своего происхождения, не может им владеть? А может что-то знают потомки Степаныча? Были же у его правнучки дети. И, кстати, как эта шкатулка оказалась у старого деревенского старика?

В этот момент зазвонил телефон. Это был Алекс.

— Алекс, как я рада тебя слышать.

— Здравствуй деточка, тоже всегда тебе рад. Угадай, откуда я звоню? Три попытки.

— Алекс, ты меня часто удивляешь, но это уже перебор. Если ты задал такой вопрос, значит я никогда не угадаю. Признавайся.

— Ладно, не буду мучить. Я в Раскатах.

— Алекс, только не говори, что тебя заинтересовала моя история до такой степени, что ты сел за руль и сам проехал сто с лишним километров! — вскричала Варя.

— Деточка, что с того? И да, мне действительно стало любопытно. Я подумал, а как эта шкатулка оказалась у старика? Вот взял и поехал. Или ты считаешь меня таким ветхим, что я уже не могу ездить на машине?

— Алекс, я, конечно, ветхим тебя точно не считаю, но в восемьдесят с лишним лет ездить в такую даль — это уже слишком! — встревоженно сказала Варя.

— Сейчас начну обижаться. «Я мужчина в самом расцвете сил…». Не волнуйся, и доехал, и много любопытного накопал, и сейчас поеду обратно. Уверяю тебя, все со мной нормально. Приеду — расскажу.

— Алекс, не томи, хоть в двух словах — что ты узнал?

— Если в двух словах. Старик всю жизнь был чрезвычайно близким другом правнучки Степаныча. Заинтриговал?

— Алекс, это чудо. Я как раз стала думать в этом направлении, а тут ты с такими сведениями. Ты удивительный человек. Когда увидимся?

— Давай завтра к вечеру. Я вернусь, отдохну и зайду к тебе.

— Алекс, с нетерпением буду ждать.

Варя положила трубку и глубоко задумалась. Она чувствовала, что разгадка тайны где-то близко, но оставалось ждать Алекса. По голосу она поняла: он узнал что-то интересное, но хочет рассказать при встрече, чтобы насладиться произведенным эффектом.

Опять зазвонил телефон. Левушка.

— Левка, привет, как твои дела? Ты еще в Нижнем?

— Привет, подруга. Да, я уезжаю через пару дней, а пока хотел познакомить тебя с другом детства, он тут неожиданно напомнил о себе и более того, очень хотел познакомиться с твоим магазинчиком.

— Ну хорошо, давай завтра с утра.

— Варь, а может сегодня? А то у меня до отъезда все расписано, только этот вечер свободен. Ведь уеду и не увидимся еще лет десять.

Варя на секунду задумалась.

— Хорошо, но только купите что-нибудь к чаю, у меня нет ничего.

— Естественно, я же знаю, что у тебя только бутерброды и кофе. Жди, скоро будем, мы недалеко.

Через двадцать минут в дверь позвонили, Варя пошла открывать. На пороге стоял улыбающийся Левушка, рядом с ним неловко переминался с ноги на ногу высокий сероглазый мужчина. Лев быстро чмокнул Варю в щеку и шурша пакетом прошел в комнату. Мужчина, близоруко щурясь и слегка покашливая, топтался на пороге, как будто не решаясь войти.

— Здравствуйте, Варвара, меня зовут Степан. Извините, что мы таким нахрапом, но Левка говорит, что другого времени у него не будет, а я очень хотел познакомиться с вами, — проговорил мужчина, продолжая стоять на пороге.

— Ничего страшного, проходите.