Бесплатный фрагмент - Сыр с плесенью

My Life

Маленькая, размером с горошину, комнатушка подсказывала настойчиво и одновременно нудно: Дим, так жить больше нельзя. Просто нельзя.

— С чего бы это вдруг такие мысли? — неожиданно спросила неожиданно появившаяся, но вечно присутствующая боязнь нового, боязнь перемен.

— А с того, уважаемая, что жизнь должна быть сочной и вкусной, как нектарин, а не с привкусом остывшего чизбургера с нагло вложенным в него прошлогодним второсортным кусочком ветчины — ответил бунтарь и с явно демонстрирующимся злорадством что есть силы всадил ей пинка. Наверное, ей было больно, только никто об этом не узнает. Да это и не нужно.

Вторник. Вечер вторника. Отличное время для самоубийства, например. Не так ли?

Тут что-то дёрнуло меня внутри и раздалось громким эхом в подсознании — ну ты и осёл! Вот дать бы тебе сейчас по твоей головешке!

Ладно. Давай начнём заново. Вторник. Вечер вторника. По-прежнему всё по-прежнему — тесная комнатушка, сумасбродные желания, гибкий график поступления остросюжетных линий счастья и, безусловно, капризные несбывающиеся мечты. Блин, что-то тут не идёт. Зато правда. Хотя кому нужна эта правда, в наше-то время? Курс доллара вырос по отношению к рублю — вот это тема интересная, это повод и выпить, и прикусить.

А бунтарь всё больше и больше негодовал. Кризисы, банкротства — испокон веков бунтарь кочует из одной головы в другую, доказывая, что за новомодными терминами скрывается одна и та же суть. А суть ведь проста и ясна — плёткой всех в одну клетку и щёлк-щёлк, чтобы не дёрнулись даже.

И в самом деле, чем больше абзацев заполняло белоснежно-чистый экран, отродясь пребывавший в таком состоянии только в идеализированном мечтании, тем больше мозг просил перестать вести войну между систематизированной боязнью и закомплексованным недовольством, но встрявший в драку получает от обеих сторон, что и случилось в сей раз, как в прошлый, и позапрошлый, и какой только ни есть.

Вторник, двадцать девятое сентября. Этот вечер обещал изменить мою жизнь. Нет, не так. Этот вечер обещал изменить моё отношение к жизни. Всё оставалось по-прежнему, только теперь я смотрел на это другими глазами. Из интерьера, собранного непреднамеренно и окружающего меня большую часть моего времени, вырисовывались смутные очертания людей, имеющих хоть какое-то отношение к каждой его составляющей. Горький привкус таблеток в упаковке, лично мною не опробованных, вызывал непреодолимую тоску. И её. Но о ней ни слова, по крайней мере, не сейчас. Перманентный маркер небрежно валялся на столе, но кроме воспоминаний из далёкого детства и господствующего в нём тирана, ничего не вызывал. Эти мысли быстрее скорости света умчались, к счастью, и, как подобает счастливой истории, тут же вернулись. Чеки, банковские карты, переходы в другие миры, деньги, пустые пакеты, конспект по высшей математике, наклейка, мобильный телефон, символизирующий скорее поле боя, чем средство связи — всё это было моё. И есть моё. И я не знаю, зачем мне всё это нужно. Теперь не знаю. Я даже не знаю теперь, знал ли я ранее зачем мне это было нужно.

Это моя жизнь или, как будет удобнее сказать мейнстримной альтернативой — my life. Я совершенно не представляю, в какой мир я приведу себя и каждого, кто решит иметь дело со мной, но я вас уверяю — вам всегда будет над чем поразмыслить.

Вторник. Если быть дотошным, начало среды. Я никогда ранее не отказывался от планов, но сейчас я не знаю, захочу ли я вышвырнуть своё одеяло с пятого этажа или же я не захочу. Я не знаю, захочу ли я продолжать, но я точно знаю, что теперь ничего не будет как раньше. Я уже около тридцати пяти минут живу иначе, и мне это нравится, хотя это немного много временами пугает.

Итак, отсчёт начат. Глава первая. Жизнь вторая.

Дом, милый дом

В этом местечке мы чувствуем себя спокойно, уютно. Здесь мы находимся в безопасности. Сюда мы всегда можем вернуться, здесь нас всегда ждут. Это дом, милый дом.

Кстати, как часто мы задумываемся о том, какая нам нужна жена, какой нужен муж? Ведь главное в доме — это хранитель семейного очага. Ладушки, а давайте-ка попробуем!

Вариант развития событий номер один: жена. Итак, в основном это малюсенький метеорчик, носящийся утром по жилым площадям, ещё немного сонный, даже посапывающий на ходу. Смешная картинка, если честно. Местный супермаркет не балует, конечно, но на жизнь зарабатывать нужно. И вот она сидит на стуле, под вечно возмущённые возгласы покупателей и недобрые взгляды, думает о хорошей жизни. Нет, конечно же нет. Попытка номер два. Лента движется, пищит индикатор, пробивая цену продуктов. До автоматизма ненавистное и изъезженное годами «дисконтная карта есть?», или «пакетик нужен?», или «не найдётся ещё семь миллионов рублей по пятьсот?», или «всего доброго, приходите ещё, лет так через четыреста». Некоторое конечно же вслух не произносится. Тренируется моральная износоустойчивость, а может быть всё-таки на жизнь зарабатывать надо. Порядком измученная героиня или мама трёх балбесов закупается в самом противном в мире магазине продуктами и отправляется домой. А дома муж. Детишки голодные. «Родной, ты знаешь, я так устала, у меня так сильно болит голова, может в другой раз?» — тихо, робко, неумело… А потом соседи со всех сторон думают о том, как же хорошо живётся молодым. Жизнь кипит, бурлит, ключом бьёт. Жаль, что по голове.

Хороший вариант. Серая мышка, милая зверюшка, везде обо всём думает именно она. А муж что? А ничего. Жена ведь толковая, значит можно и дурака повалять.

Вариант развития событий номер два: муж. Ведь главное в доме — это муж. Он и голова, и глава, и защитничек. Собственных интересов, зачастую. Он встаёт рано, злится, толкается, шумит. С работы вовремя не приходит, задерживается. Естественно, он пожизненно в плену у дивана, на подлокотнике которого стоит пиво. А жена что? А жена серая мышка, милая зверюшка. Или бедная женщина с кругами под глазами. Да и ладно, она ведь у него и так красивая, это ему лучше всех видно: послеалкогольные эффекты не подводят. Или как вариант, женушка где-то в баре, где-то на шашлыках. «Алло, дорогой, я сегодня задержусь на работе, дел невпроворот. В холодильнике на нижней полке котлеты, там же и рис найдёшь. Целую. Или не целую. Вообще неважно» — безразлично, вынужденно, обыденно. А дальше получать то, чего не хватает.

Ладно, не интересная тема вовсе. Вот другое дело курс доллара, опять слабоумный вырос. Это дело житейское, важнейшее. А что семейная жизнь-то? Как будто больше поговорить не о чем.

В этом местечке мы чувствуем себя спокойно, уютно. Здесь мы находимся в безопасности. Сюда мы всегда можем вернуться, здесь нас всегда ждут. Этого местечка нет. И не будет. И не было. А память врёт ведь о былых прекрасных временах, когда курс доллара был в пять раз ниже, когда жить было легче. Не так ли?

И я задумался на чуть-чуть: а зачем вообще эта семья? Ну вот живёшь ты в своей, вернее не своей, съёмной квартирке, пьёшь полуостывший чаёк, укутываясь шершавым пледом и горя не знаешь. Вернее ещё как знаешь, только одним хоть меньше — никто не звонит, не пилит, не ноет, не истерит, не плачет. А если и заглянет кто — так свободен в любой момент. Хм, а дело ведь говорю.

Не бывает однако так, как бывает. Не везёт что ли. Вот, Петьку опять уволили с работы. Запил, скотина этакая. Опять весь подъезд тёту Зину слушать будет. Это вам не тяжёлый рок, не звон режущегося металла. Это ненависть, злость, обида, это тётя Зина.

Тем временем, под грохот проезжающего в сотне метров поезда, спешит куда-то юная Мальвина… А в её головке ну ничего ясного нет, совсем ничего. Жизнь дана одна, надо от неё как можно больше взять.

Знаете, а ведь годик-другой, да пусть и полдесятка себе — она станет героиней несбывшихся надежд, обманутых мечтаний, и вот-вот да и начнёт свою горькую полуповесть в полуглаве со слов «В этом местечке мы чувствуем себя спокойно, уютно. Здесь мы находимся в безопасности»…

Пустое полное

А как насчёт отвлечься от повседневной суеты?

Вы явно не против, я надеюсь.

Представьте себе следующую картину. Осенний вечер тёмными красками сгущает обзор, настолько сгущает, что вы, бьюсь об заклад, не узнали бы ту самую Танечку из того самого супермаркета, будь она в двух метрах от вас. И это при том, что она ваша жена. Странное чувство, когда от волнующего ожидания перехватывает дух, по коже пробегают мурашки, и олени в голове танцуют ламбаду. Из-за чего? Почему? А просто так. Без повода. Странно, да?

Кожаный салон новенькой или почти новенькой Hyundai невероятно удобный, невероятно. Этим самым осенним вечером стоит неожиданно съездить в приграничный Duty Free. Стоит ведь? Определённо стоит, ведь заняться больше нечем. Я временно не работаю, разрушаю ту самую целостную систему рабства, и знаете, я абсолютно счастлив. Так вот, самое удобное и приводящее в экстаз — это кожаный салон автомобиля. Самое приятное — это вальяжно-непринуждённая езда по бездорожью, неудобства которой никак не ощущаются, потому что дури в этом автомобиле больше, чем у любой гоп-компании в лихие 90-е.

Десять евро за мартини. Примерно столько же на взятку доблестному работнику таможни — экая чепуха на самом деле. Вообще, коррупция — дело серьёзное, и виноватых в том, что повсюду она процветает на самом деле в два раза больше числа тех, кто берёт взятки. Кто-то же им их даёт!!!

Немного резко повернув, проезжаем небольшую, глухую, как говорят, Богом забытую деревушку. В поле зрения попала молодая пара, сидящая на лавке остановки. Ближайший автобус к ним доедет через минут пятнадцать, так как минут пять назад мы его обогнали. Проводя аллегорическую параллель, я бы окрестил быстро движущийся автомобиль неким судьёй, разделяющий перед ним лежащее на две равнозначимые, но разные вещи. По левую сторону дороги расстелилась самая настоящая мгла, серая и невзрачная, как настоящее той молодой пары с остановки. По правую сторону ярко полыхала красным пламенем жизнь: закат приобрёл багрово-фиолетовый оттенок, с расположенными чуть ближе линии горизонта очертаниями мрачных и величественных деревьев. Судья словно разделял тонкой белой нитью содержимое одной консервы…

— Слушай, Дим, а ты за кого голосовать будешь?

— Да кто его знает. Вот баба вроде ничего такая, дельные мысли говорит, но вот доверия всё равно как-то нет. Давно уже нет доверия.

— Да уж, сложно всё у нас…

Я усмехнулся. Какая бы ни была власть, всегда найдётся за что её упрекнуть, следовательно, разговор не имел смысла. Вообще, набожные люди говорят, что любая власть от Бога. Любят у нас Бога вспоминать: когда плохо становится и когда оправдаться нужно. Да уж, разговор точно не имел смысла…

Я живу уже пятый день новой жизнью. Вам обязательно стоит попробовать то, что делаю я — вы не представляете, как интересно смотреть на некоторые привычные вещи по-новому и замечать в них то, чего доселе никогда не замечалось. Я полюбил утро, в одиннадцать часов, честное слово! Я имею возможность следить за тем, как уступает ночь рассвету, обволакивает неведомый источник пыльную землю серым туманом и как мой организм становится одним целым с природой. Это невероятно, это замечательно, обязательно попробуйте.

Таня читала скопище абзацев, впопыхах допивая полуостывший кофе и, едва заметно улыбаясь, называла меня мечтателем. Сегодня наверняка будет тяжёлый день, хотя бы исходя из того, что лёгких дней не бывает. Белая зависть пробирала по дороге из подъезда до самого входа в супермаркет — у неё не было выбора сделать выбор, жить на что-то надо же…

Невероятно, но Таня — это моя вторая половинка. Моё сознание давным-давно раздвоилось, но в последнее время приняло всё более ясные очертания. Может, даже это четвертинка. Странно, но кто-то похлопал меня по плечу и произнёс: «А знаешь, ты мне нравишься, парниша». Действительно странно, ведь рядом никого не было.

И вдруг я вспомнил, как бродил по ночным улицам своего города и каждую строку лелеял, словно прожжённый торгаш наивного по натуре покупателя. Сколько раз моя свобода упиралась в потолок незримого, необъятного и необъяснимого купола, вылитого из небытия и россказней различных проходимцев… Я помню, как тусклый свет фонарей едва показывал мне куда идти, но я всегда знал свою дорогу, каждый раз то и дело сворачивая с неё. Завтра будет определённо трудный день, а почему я ещё не решил. Зато я точно решил, что мой вечер будет независимым, неприступным и откровенно-мягким — я намерен вступать в контакт с моим верным и преданным чтению читателем.

Я отрешённо смотрел на листок бумаги, на котором невзрачно был напечатан номер заведующего кафедрой университета, в котором я временно числился. Я представлял, как он смеётся над несчастными студентами, уже давным-давно не верящими в полезность своего, ещё не полученного диплома, и так же представлял, как я ему отвешиваю крепчайшего, словно желудок алкоголика, пинка. Да ни за что. Да просто так. А вот почему бы и нет?

Но что-то здесь не было ясным, вернее, было невыясненным. Что-то терзало душу и не давало покоя. Наверное, стоит посвятить этому следующую главу…

В мире животных

Обладая всевозможными ресурсами я всё равно умудрялся запороть дело. В этом весь я. Нет, на меня конечно можно положиться в любую минуту, только зачастую лишь в прямом смысле этого слова. Скорее всего, я, как и многие молодые люди, не был полнейшим бездарем и раздолбаем, но во мне всегда было что-то такое, что притягивало людей, которые в конце концов неизменно считали меня странным, ненадёжным и противным. Собственно говоря, я такой и есть.

Бывает такое настроение, что просто некому позвонить. Нет, не ситуация диктовала так, а именно настроение. По большому счёту нам всегда есть кому позвонить, только вот решает всё расположение духа. Именно в этот прекрасный, неуютный и дичайше холодный вечер презренный отрок двинулся в местный гриль-бар. Сам. Один-одинёшенек.

Раньше, выйди ты в зауженных донельзя джинсах на улицу, которые и достать-то было тяжко, проблем получил бы через пару дворов, к гадалке не ходи. А сейчас время другое. Демократия. Свобода. Защищённость, в некотором смысле благодаря общепризнанным правилам. Я переходил через пешеходный переход и думал о том, что я буду делать в этом баре. Если честно говорить, то на последние деньги в кармане давно уже были заведены планы — купить буррито, вкуснейший среди всех заведений нашего города, и причём, только в этом заведении и готовившийся. Если всё же полезть в карман поглубже, то можно с чистой совестью подтвердить ещё одни планы — ни в коем случае не покупать буррито, если работает «не свой» поварёшка. Вот как ни крути, но если человек выполняет свою работу максимально качественно, и самое главное с любовью к своему делу, то никаких нареканий никогда не возникнет. Но вот если человек делает что-то лишь бы поскорее закончить, то лучше с ним никаких дел не иметь. По моей шкале везучести, из девятнадцати хороших яблок и одного гнилого, я бы выбрал гнилое. Да, я тот самый обделённый в этом плане. Но не всегда, что к моему удивлению сейчас подтвердилось — поварёшка был свой. Конечно, высчитать чья очередь была сегодня я не смог, и позвонить поинтересоваться тоже. Я всегда играю с удачей, наверное, ей это не очень нравится. И мне тоже. Где-то ближе к середине времени своего пребывания в этом заведении, я понял, что вынужден признаться себе в том, что я ненавижу людей. Я всегда старался быть максимально добрым, говорящим правду человеком, но скрыть свою сущность означает быть двуличным, чего я точно не желал. А сущность заключалась в том, что я не просто ненавидел людей, это нечто большее, чем ненависть. Наверное, что-то сродни геноциду, только мирному, как бы это странно не звучало. Буквально за полчаса чего я только не выслушал: это были и рассказы здоровенного, грубого, неотёсанного человека о своём прошлом, которым он, как и все недалёкие чрезмерно гордился, и матерные повествования юной подпорченной дамы о смысле жизни, и многочисленные реплики недовольной возмужавшей пассии недалёкого посетителя. Честное слово, я ненавидел всё это заведение, ненавидел чуть ли не каждое слово, которое произносилось из уст этих людей, но всё, что можно было прочесть по моей бородатой, довольно смакующей вкуснейший буррито рожице — это безразличие и девственную непричастность ко всему происходящему. Да, я актёр тот ещё. А с другой стороны, я же адекватный и в меру воспитанный, именно так — в меру воспитанный, человек. Ну не буду же я бросаться с тупым, как вершина пирамиды тела одного из завсегдатаев заведения, ножом и кричать «уткнись вовеки окаянное отродье». Хотя, это было бы весьма весело. По крайне мере, я был бы готов оплатить два блинчика с ветчиной, сыром и грибами тому, кто отважился бы на сие злодеяние, хотя я бы и расценил это по-своему благим делом.

Моя жизнь в основном проходит ночью, днём — существование в ожидании тьмы. Так уж сложилось, что подругой дней моих суровых всегда оказывалась ночь. Сейчас как раз она наступала и я спинным мозгом чувствовал, как меня одолевает приближающееся представление, способное залечить мои душевные раны. Ран может и нет никаких, но я решил это оставить для пикантности, так лучше звучит что ли. Почему-то наиболее комфортно я себя чувствую тогда, когда большинство чувствует себя отвратительно. Наверное, лучшее расположение духа у меня в тот момент, когда я оказываюсь невольным свидетелем чьих-то неудач, ссор и прочих проблем, возникающих в большинстве своём из-за напыщенности, гордости и жажды удовлетворения чувства собственного достоинства (последнего там явно не предвиделось на трезвый взгляд). На этот раз пассия заговорила о неготовности завести детей. Да-да, именно завести. Как собачку что ли, мелкую такую, для улучшения интерьера что ли, на что деревянный бычок, по совместительству её ухажёр ответил «не ну а чо, я-то готов, мне то чо внатуре, я могу и сделать, это ж ты боишься, как до дела доходит». Пассия негодовала. Люто. Однако, виду не подавала. Актриса! Однако, неважная актриса, раз я сумел уличить наигранность, что в принципе она и доказала шипением «ты вообще думаешь что говоришь? ты вообще нормальный?». Диалог сам собой утих. Я одновременно и поражался происходящему и смеялся где-то в глубине души. Да, оказывается, всё просто с появлением на свет львиного большинства идиотов — настругают отпрысков, как столяры рубанком, домик выстроят, и деревце посадят — всё как по инструкции, красиво скользящей по ушам повеселевших изрядно гостей во время попойки. Всё как обычно, всё как у людей…

Домой я не торопился особо. В голове всё возникало множество мыслей — кто я и зачем я здесь? И есть ли хоть какой-то выход, кроме как жить как все? Суровый ветер залезал внутрь куртки, не согревающей должным образом и я сравнивал его со злым змеем, врагом нормального человека. Змей был каждодневным, устоявшимся не то столетиями, не то тысячелетиями. Змей нёс моральную опустошённость, разруху, вечное недовольство положением текущих дел. Я просто не мог ума приложить — зачем жить так, как живёт большинство моих знакомых — они мелочные, слепые, злые, завистливые, ограниченные одним лишь стремлением поудобнее уложить свои ожиревшие ляжки в кожаные кресла. Меня буквально воротило от всего этого маразма — люди просто сходят с ума толпами. Толпами! На данный момент люди за одного Франклина готовы работать на дядю целый месяц и даже меньше, потому что жить как-то надо… Вдуматься только «жить как-то надо»… Последняя фраза у меня будто молотом стучала в голове.

Знаете, может быть, я и понимаю с одной стороны таких людей. Всё, что присуще одному любому человеку, хоть в малейшей степени, может быть присуще любому другому. Но я никак не мог понять, каким образом система взаимоотношений между людьми выстроилась так, что обманутые люди сами хотят, чтобы их обманывали. Честное слово, этого моим умом не понять. В наше время абсурд дошёл до того, что успешному игроку в футбол платят в десятки раз больше, чем специалисту, спасающему жизни на операционном столе. Люди сами обесценили жизнь, обесценили свой труд, обесценили свою культуру. Где это видано, чтобы молодые люди заливали своё горло в местном баре дешёвым пойлом, видя в этом какой-то отдых? Да везде. Везде это, сплошь и рядом. Люди сошли с ума, серьёзно. Я смотрю вокруг и понимаю, что мало кто это понимает, и это меня здорово пугает, ведь в конечном итоге меня могут признать сумасшедшим, так и не поняв ничего! Это действительно страшно, когда сосед дядя Вася смотрит на меня с укоризной и спрашивает «А чего же это ты, Димка, не работаешь хотя бы грузчиком или тем же сварщиком? Чего не зарабатываешь на заводе, как все нормальные люди? Ты же должен гнить как все! Ну что ж ты за человек такой! Неужель думаешь, что самый умный?», или старый знакомый излагает «А чего же не учишься? Вот сейчас время такое, что везде нужна корочка, высшее образование. И всё равно, что такое образование в большинстве своём и выеденного яйца не стоит. Ты главное учись, учись и ещё раз учись. Авось бумага туалетная закончится, да и сгодится на что-нибудь твой диплом…».

Честное слово, я пребывал в панике. Мои мысли прыгали со скоростью света вокруг меня, и я на секунду видел свет в конце тоннеля, потому что я осмыслил происходящее вокруг, но ещё быстрее приходила в голову мысль о том, что это не я меняю мир, а мир меняет меня… Это действительно страшно, действительно. Да, я как и все хотел бы устроиться поудобнее, но не такой ценой, не ценой своего разума, не ценой своего здоровья, не обесцениванием доброты и человечности. Я всегда знал, что мне не суждено стать великим человеком, успешным и признанным. Такие как я — бельмо на глазах, не более того. От этого не было обидно, не было. В конце концов всё приходит к тому же, что преследует большинство мною ненавидимых — лишь бы себе угодить.

Последние автобусы давным-давно ушли куда-то, и я неспеша брёл по тёмным улицам города, окончательно закоченев. Я твёрдо знал, что всё это должно измениться, но не было никакой надежды. А как известно, человек теряет всё, когда теряет надежду… Я вновь и вновь терял всё, терял то, что у меня было и то, чего не было, но что могло бы быть. У меня осталась лишь часть ночи, когда я ещё мог немного пожить так, как хочу. Это моя ночная жизнь, night life. Пару часов — всё, что у меня осталось. И всё же это было куда больше, чем пару десятков лет вечно пьяной жизни сварщика, воспитывающего своих детей от первой жены совместно со своей второй женой, воспитывающей своих детей от второго мужа, который жил с первой женой её третьего мужа.

О любви

А у меня никогда и не было планов на это. Нет, они-то может и были, как и всякое безрассудство, которым напичкана головешка любого здравомыслящего человека (!), однако, этому не придавалось особого значения.

Моя любовь.

Знаете ли, сколько об этом прекрасном и одновременно двояком чувстве не говорили, писали, размышляли, а так и не смогли дать ему точное определение и не нашли никак от него лекарства.

Помню, как я её увидел в первый раз. Я пришёл к ней на встречу гусь-гусем, замороченным каким-то, отрешённым, но как только взглянул на её хрупкое тело, которое оказалось достаточно упорным в разнообразных акробатических упражнениях в кровати, и милое детское личико, излучающее без преувеличения яркий свет, я понял — моё. О нет, предыстория конечно же была! Я не настолько глуп, чтобы влюбляться во внешность до беспамятства. Я уже любил её за внутренний мир, а теперь ещё и за внешний. Это было просто превосходное чувство, превосходное!

Вспоминаю разговор одной жизнью побитой старушки с её подружкой. Так вот, она заявляла, что дескать, прожила уже немало, и точно знает, что мужиков толковых не бывает. «Вот скажи, ты видела где-нибудь хоть одного нормального мужика? Да на всём свете не найдёшь!» — уверенно обращалась она к своей аудитории. И аудитория степенно соглашалась. Ещё бы. А вот моя, может и маленькая, и не опытная, и глупенькая, всё же утверждала, что я самый лучший, самый умный, самый красивый — ну в общем всё точно так, как говорят все по уши влюблённые. Приятно и очень кстати, когда тебя хоть кто-то любит. Вернее, наличия хоть кого-то уже достаточно для полного счастья! Жаль только, что взрослые и опытные люди чаще всего не верят в любовь, потому что сами не умеют и не хотят любить… Знаете, всё вроде бы всегда было хорошо, достаточно хорошо: полное взаимопонимание, хороший и главное, чувственный секс, искра, однако…

Я точно усвоил одно. Записывайте. Подчёркивайте. Запоминайте! Любовь — это когда тебя запускают в огромную комнату, в которой царит такая холодина, что аж читать об этом холодно, не то что там находиться; так вот, приносят тебе тёплый-тёплый вязаный бабушкин свитер, носочки, штанишки, ты одеваешься и греешься, и лучшего чувства не бывает в тот момент, ну когда в холод согреваешься. И один малюсенький нюанс в этом — климат в комнате меняется с какой-то неведомой никому поочерёдностью — холод сменяет адская жара. И вроде бы всё хорошо, всё как надо, всё как у людей, да только вот раздеться не дают! Вот такая вот плата за то хорошее. А, точно, чуть не забыл! В комнату тренажёры заносят. Вот на них нужно определённое количество кругов намотать, телодвижений всяких разных совершить. Пока не выполнишь программу — не выйдешь! Ну естественно, чем больше там находишься, в этакой жаре, тем больше обрекаешь себя на муки, а чем быстрее стараешься всё выполнить, тем больше превращаешься в измученный, вялый и злобный сухофрукт. Вот теперь всё. Самое точное определение.

Да никого никогда это не останавливало! Да потому что любовь сродни болезни — приходит неожиданно, бьёт по самому слабому и не отпускает, казалось бы, целую вечность. Человек никогда не сможет контролировать любовь, потому что это она его контролирует.

Я помню чуть ли не каждую её выходку, много ссорюсь и ругаюсь, но больше всего на свете я не хотел бы прекратить отношения — ведь часто любовь согревает, как свитер в холод, а что может быть важнее и нужнее?

Вот единственное, что ещё бывает неинтересное — так это делиться едой нужно. Вот представьте себе, как ваш рот медленно открывается, увеличивается за долю секунды до безобразной пасти, из которой текут слюнки и ваш взгляд алчно упирается в свежайший блин с ветчиной и сыром. И вот, с ехидной улыбкой вы откусываете, отгрызаете половину блинчика, немного торопясь перемалываете его содержимое и тут же, устремляя свой взор на оставшуюся часть блина, снова открываете свой рот, но… Ваша половинка, это та, которая с попкой сладенькой, уже откусывает своим маленьким ротиком ваш законный блин. Вот блин! Но всё же вы её любите. Бьёте и любите. Ножками пинаете, но любите!!!

Люди, учитесь любить. Честное слово, это же как неизучаемая азбука Морзе в самом начале. Да и в конце. Да вообще всегда! Но всё равно учитесь любить. Помните, как в детстве, когда мы ещё учились в школе, мы мечтали о том, чтобы заболеть и поваляться дома, помните? Так вот, любить — это то же самое, только когда удалось участкового врача обмануть. Определённо, дорогие мои, игра стоит того.

С ней связано столько воспоминаний, столько надежд, мечтаний, стремлений… Я наизусть помню её черты лица, и уверен, что никогда и ни с кем не захочу вытворять всё то, что я вытворяю с ней. Моя жизнь — это ещё и любовь. И чем стабильнее и надёжнее ваша любовь, тем стабильнее и надежнее ваша жизнь, поверьте. Мы же все этого хотим, я знаю. Пусть в самой глубине души, но самая дальняя полочка точно всегда для этого свободна, если этого нет…

Вечер. Точнее уже глубокая ночь. Я поцеловал её в сладкие губы нежно-нежно, как только на это способен бородатый здоровый мужик. Приобнял её упругое тело, провёл своей слегка шершавой ладонью по мягкой и вкусной, как мёд с молоком, коже, неспеша приблизился свободной рукой к шее, крепко схватил и страстно поцеловал в шею. Эхом раздался жаждущий продолжения и истомившийся в ожидании стон. Я шепнул ей на ушко, которое был намерен слегка покусать, о том, как я её очень сильно люблю. А люблю я её безумно сильно! Сильными руками опрокинул свою женщину на постель, лихорадочно успевая оценить все достоинства, и просто по-детски, преданно, как пёсик, виляющий хвостом, прижался к тёплому и слегка влажноватому телу…

Попробуйте любить, попробуйте. Не её, конечно, свою найдите! Но обязательно попробуйте.

Это было важнее времени, важнее всяких неотложных дел, важнее всяких идей. Это было важнее всего.

За и против

Мой кругозор в плане некоторых вещей не расширялся дальше стрит-арта боязливого художника-любителя: пару заброшенных зданий на окраине города да измученная пестрящим разнообразием фейковых аккаунтов интернет-площадка с фотографиями. Имеющий право знать, безусловно, знает о чём я, но непосредственный читатель будет пребывать в частичном неведении или частичной разъяснённости, что даёт право придать этим словам оттенок собственных фантазий и параллели собственных домыслов или же реальных ситуаций.

Знаете, каждый поэт — лжец. Запомните это, как аксиому. Причём лжец хитрейший и изворотливый и игру актёрскую выявить непросто в действиях его, однако, черпая из колодца, вам не надобны его стены, или же основание — вам нужна студёная и кристально чистая вода. Надеюсь, мы понимаем друг друга?

Телефон разрывался от настойчивого звонка. По своему ленивому обычаю, я медленно дополз к трубке и подняв её, усталым голосом прохрипел «Алё». Звонил приятель. Нет, не приятель даже. Просто знакомый. Странное дело, но сегодня мне была отведена роль выслушивающего, поддерживающего и всезнающего. О да. Я был конечно же готов. «Представляешь Димон, а я влюбился. Ну до беспамятства, короче. Помнишь, я рассказывал, как она ко мне под подъезд приезжала? Так вот, вчера она меня точно так же забрала и отвезла на какую-то забытую подругой квартиру, ну естественно, с хеппи-эндом». Тут мне стало не то чтобы не по себе от того, что я весь такой мальчик-колокольчик, мне стало не по себе от того, что человек явно не умеет держать язык за зубами. Ведь нет ничего неприятнее, чем общение с человеком, не понимающим что означает «личное». Считай, что всё, что ты доверил ему в какой-то непринуждённой и доверительной обстановке, скажем так, по секрету, через недельку-другую будет знать именно тот, от кого это скрывалось. И как день ясно, что если скрывалось от всех, то все это и узнают. Вот мне и было неприятно общаться, но почему-то я продолжал слушать. «Вот ты прикинь, она вообще вырванная. Ничего не стесняется, ничего не боится, как будто каждый день приводит туда малознакомых парней, симпатичных, я хочу сказать!». «Стас, если честно, то ты тот ещё гусь, но ты можешь продолжать.» — монотонно ответил я. «Сам ты гусь. Так в общем, я всё веду не к этому, что я весь такой из себя, и что мне обломилось. Я и так их столько видел и брал, что…». Я не дал ему договорить и просто попросил перейти сразу к сути. Я терял интерес к этому изначально глупому и мне ненужному разговору. Жутко не люблю, когда люди мне пытаются доказать, что они чего-то стоят, особенно никак это не доказывающими словами. Мне жутко не хотелось цитировать весь поток слов, что обрушился на мои бедные уши, словно лавина в горах на бедных путешественников-покорителей. Оказывается, всё дело было в том, что в этом треугольнике любви, как вы уже догадались, объявился третий, вызвавший у меня лично интерес. Да всё было чрезвычайно обыденно и просто — это был её муж, отец общих с нею детей. Меня это заявление сначала рассмешило. «Так ему и надо» — подумал я. А потом я пришёл в бешенство. Для меня замужняя женщина, даже сама всё провоцирующая — это табу. На мой взгляд, такие падшие женщины не вызывают интереса, они вызывают неуважение, ведь это люди пренебрегающие моралью, достоинством, честью. Да и все, кто с ними связывается на одной планке находятся. Суть была в том, что муж оказался нервным и горячим, как и полагается ревнивым и любящим мужьям, и он просто искал несчастного любителя полакомиться доступным и глупым мясцом. Это глупо, конечно же, но на что только люди не идут, будучи ведомыми жаждой мести и горячим вспыльчивым нравом! Как оказалось, я заочно знал муженька этой барышни. Я решил дать пару советов знакомому, посоветовал отключить трубку, удалиться и социальных сетей, и просто забыть обо всём. И напоследок сказал лишь три слова, которые он явно не хотел слышать, как мне показалось: «Я тебя сдам». Я положил трубку и тут же отправился в интернет на поиски морально потерпевшего, такого же знакомого, как и мне нажаловавшийся. Написал целую поэму, со всеми мне известными подробностями, оставил контактные данные любителя и всевозможные его места пребывания и отправил его в чёрный список. Ну ни к чему мне эти лишние вопросы.

Буквально в течение следующего дня я размышлял о том, правильно ли я поступил. Я взвешивал все «за» и «против» переходя поочерёдно на обе стороны, и понял, что я всё правильно сделал, раз я всё-таки выслушал то, что мне было навязано на уши. Знаете, это ведь то же самое, когда воришка пытается обокрасть местную продуктовую лавку — он знает какие будут последствия и, раз он на это решился, значит он принял условия игры. Наверное, меня не поймут многие, однако, разве это так важно? Ведь многие в этом случае, к сожалению, будут являться потенциально готовыми поступать точно так же, как поступил дамский угодник, скорее всего уже где-то скрывающийся.

Мир наверное уже не перевернётся ещё раз, и вряд ли меня чем-то удивишь, но всё же мне было кое-что не ясно: зачем люди рассказывают о личном кому-то? Ведь это всегда чревато. Ведь личное, неоговорённое публично и является той самой допустимой ширмой во многих случаях, исправно прикрывающей недопустимые действия. Зачем же приоткрывать эту ширму?

Я доедал свой картофельный пирожок с сосиской и, как всегда, много улыбался. Знаете почему? А потому, что я сумел сузить свой расширяющийся непрестанно кругозор, несмотря на постоянно поступающие мне откровения. Я даже несколько строк оставил на память:

Ты же подлец, браток —

Окучивал замужнюю мадам!

Благодарю, что рассказал о том,

Пойду-ка тебя сдам!

Ну не круто ли?!

Грусть-тоска

Карл не спеша прогуливался по застеленному жёлтыми листьями парку. Отовсюду раздавались какие-то звуки: торопясь проезжали машины, чьи-то вечно недосмотренные детишки целовали вкуснейший асфальт, студенты без стеснения уплетали за несколько пар щёк сэндвичи, и вообще, много всего шумного происходило. Жизнь кипит, бурлит. Но что-то совсем не ладится — нет-нет да и подкатывает комом в горле грусть-тоска зелёная. Поводов-то хватает ведь.

Вот стоит, например, девица оголённая, улыбается так широко, как только может, и проходящий мимо паренёк тоже улыбается, глядя на это милое создание. Рядом на лавочке сидит ещё один невольный персонаж, знающий эту девушку, знающий всё то непристойное и омерзительное, что скрывается под её улыбкой, и вот этот персонаж смотреть не может на то, как ей улыбаются ничего не подозревающие люди. Да-да, он считал, что она недостойна видеть улыбки. Всякое в жизни бывает, всякое.

Если сказать начистоту, Карл давно перестал верить людям, давно перестал видеть в них что-то хорошее, и как следствие, полностью разучился улыбаться. Его жизнь была больше похожа на выцветшую дешёвую шляпу, напоминала вкус заплесневелого хлеба. Всё дело было лишь в том, что Карл не разучился трезво оценивать окружающую действительность — он не мог больше видеть что-то хорошее в том человеке, который мог хоть как-то негативно себя проявить, а учитывая, что любой человек находится в социуме и просто не имеет возможности не сталкиваться с ним, бедный наблюдатель совсем потерял интерес к жизни.

— Представляешь, Кристин, мой муженёк сейчас в заработки подался. Вообще головою двинулся, перестал зарабатывать, как раньше, бизнес у него не идёт, видите ли! А мне то жить на что-то надо же, верно? Я ж не смогу, как какая-нибудь простолюдина, базарной косметикой пользоваться! Знаешь, я тебе по секрету скажу — если не начнёт нормально зарабатывать, я его брошу. Брошу и точка. Я легко себе найду нового, нормального мужика, который будет способен меня стабильно обеспечивать, — попивая периодически пенящееся шампанское, эмоционально тараторила уверенная в себе дамочка.

— Конечно же ты права, дорогая! И вообще, Вик, если мужик не способен заработать — он никакой не мужик! — сложив губки уточкой, отвечала ей подружка.

Где-то через час после этого разговора, Вадим наконец-то нашёл несколько минут для отдыха и первым делом достал телефон. Естественно, жены любимой и верной не хватало. «И кто его знает, как бы я справлялся, если бы не ради неё всё это терпеть приходилось. Лишь бы она была счастлива!» — вытирая пот с грязного лица, думал он про себя. От постоянного перенапряжения пальцы едва слушались, но кое-как коротенькое SMS-сообщение, гласившее «Я тебя люблю, Викуля. У меня всё хорошо. Жди меня.» было отправлено. Конечно, можно было бы и позвонить, но это очень дорого выходило, Вадим и так на всём экономил, что явно подтверждал его урчащий живот. «Ничего, стерплю. Моё солнышко достойно лучшего!» — с этими словами измученный и добропорядочный человек поднял тяжеленный перфоратор и принялся им из последних сил долбить старый асфальт. Благо, до конца рабочего дня два часа осталось…

Карл негодовал. Нет, Карл просто был в бешенстве! Порой, наблюдателю от увиденного и услышанного куда больнее, чем пострадавшему. Порой, пострадавший ищет оправдания злодейству его обижающего и врага своего видит в наблюдателе, трезво рассуждающего на предмет происходящего. Глупые люди, глупый мир.

Ладно, можно ведь подумать хоть немного о более приятных вещах… Вот сейчас всё устроено так, что человеку некогда думать о том, правильно ли он поступает или же нет — нужно ведь как можно больший кусок оторвать от пирога, чтобы своим домашним побольше досталось. А зачем думать о том, что ты отнимаешь у кого-то, кто ничего не принесёт в свою семью из-за тебя? Они же не свои…

Вы думаете, развращённая донельзя система кредитов, вкладов, различных видов государственных структур — это вина лишь государственных структур? Да как бы не так! В первую очередь виноваты люди, со своим менталитетом, со своими ценностями, которыми они позволяют устанавливать нечеловеческий порядок существования. И такие люди потом жалуются. Да повсюду все всем жалуются — жить плохо, дорого, трудно, скучно… Но эти люди не задумываются о том, что они сами виноваты в том, что вокруг них такой жестокий и глупый мир, потому что они его сами создали, сами его же и поддерживают.

Карл потянулся в карман за сигаретой. Он ведь никогда не курил, негативно относился к пагубной привычке, но в последнее время пачка сигарет всегда была при нём, на всякий случай. Случай, должно быть, представился. Медленно поднёс огонь зажигалки к сигарете, затянулся и выпустил струю серого дыма… Дым успокаивал. Горечь во рту немного возвращала к действительности, и это было кстати, ведь глубоко несчастный неизвестно о чём уже и думал…

Белые кеды плавно заскользили по ступенькам жилого многоквартирного дома. Таких, как он, называют диссидент, маргинал, а он просто считал себя трезвомыслящим. В наушниках негромко играла музыка, навевала какое-то странное предчувствие. Молодой человек навернул небольшой кружочек возле дома и с опущенной вниз головой двинулся к дому. Знаете, а Карл ведь живёт в каждом из нас… Я надеюсь на это…

В небольшой комнатушке тускло горел свет, под столом чуть громче положенного шипел системник, а на мониторе замелькали какие-то буквы, мысли. Из прочих записей, сделанных в обычном текстовом редакторе, эта выделялась жирным шрифтом:

Вот душа куда-то рвётся, просится, ноет… И ты бы рад её выгулять, пустить в свободное и увлекательное плавание, но вокруг только биржи, акции, агентства, кредиты, центры… Вот вытащишь её на улицу, а она так испуганно таращится во все стороны своими большими глазищами и тут же домой, в свою тесную комнатку хочет. Бедняжка, чту ж тут ещё скажешь…

Кажется, мы кое-что теряем…

«Кажется, мы уже давно что-то потеряли» — прошептал про себя Карл…

Стадный инстинкт

Вне сомнений, что-то в этом мире идёт не так. Знаете, проблему надо искать на самом видном месте. И я её нашёл.

В современный век возникает множество модных тенденций, управляющих львиной долей общества, главный мотиватор которых — стадный инстинкт. В основном стадом управляет небольшое количество людей, задающих темп. Люди страдают безвкусицей, отсюда и появляется желание присоединиться к тому, что имеет большую аудиторию. Большая аудитория появляется там, где она может что-то получить и в основном, это эмоции. Да-да, как ни странно, но людям нужны эмоции, встряски, имитация хорошей и беззаботно-весёлой жизни. А вы думаете: почему так много организовывается концертов, открывается баров? Людям дают то, чего они не могут сами себе добыть. Грубовато конечно, но суть уловить можно. Главная проблема этого стада — практическая неосознанность своих действий, неосмысленность, податливость и глупость, отсутствие собственного мнения и вкуса. В большинстве своём — это люди глупые и, как целевая аудитория, они бесполезны, потому что им легче всего привить что-то новое, ажиотажное, чего они только и ждут.

Далее, глядя на это стадо, многие оставшиеся злобно фыркают и пытаются стать непохожими на остальных, но, к сожалению, образуют точно такое же стадо, уверенное в том, что фотография в туалете, сделанная на 6 iPhone — это не мейнстрим тупоголовых, это такой прикол, высмеивание своего рода мейнстрима. Ну или же пробить нос серьгой и стать похожей на обузданного быка — это всё-таки черта неповторимости и индивидуальности. По сути, создается точно такое же стадо, и скорее всего, оно не меньше по количеству единиц, чем ему предшествующее.

Есть и действительно особенные люди. Они громко поют в автобусах, стоят долгое время под дождём, когда все вокруг от него прячутся, и даже не пользуются интернетом. Как правило, это алкоголики, наркоманы или люди с психическим расстройством.

Знаете, люди настолько пытаются быть неповторимыми и оригинальными, что становятся хуже некуда одинаковыми. Странное дело. Зачем вообще пытаться быть уникальным? Неужели ДНК не хватает?!

Тем не менее, это превращается в болезнь современного поколения и чем дальше, те она стремительнее будет развиваться. Если вы думаете, что Вас это не касается, то Вы либо ошибаетесь, либо ошибаетесь! Когда Вам больше не о чем становится поговорить с близкими людьми, знайте, что виной всему, скорее всего, поработившая их болезнь, желание заниматься тем, чем занимаются остальные, но только не Вы. Потому что Вы — это старый продукт, настоящий динозавр, действительно не такой, как все. Вас не любит большинство, Вас не принимает большинство, Вас не признает большинство. Ваши предпочтения не модны в данный момент, не были модными в прошлом и никогда таковыми не будут в будущем. В принципе, Вами можно гордиться, в таком случае.

Знаете, чем проще человек пытается быть и жить, включая мозги по-максимуму, тем насыщеннее и ярче протекает его жизнь, а это ли не самое главное?