Бесплатный фрагмент - Связь времён

Пролог

В то время как европейские страны вели между собой ожесточённую борьбу за право владения землями Нового света и господство на водах Атлантического океана, Япония ещё не являлась единым государством. Конечно, император номинально считался верховным правителем всей страны, но истинная власть над разрозненными японскими княжествами была сосредоточена в руках даймё — князей-воинов, глав могущественных кланов самурайского сословия.

Количество княжеств постоянно менялось в большую или меньшую сторону зависимости от исхода очередной битвы между враждующими кланами. Бывало даже и так, что наследники одного даймё делили его княжество между собой на несколько частей, тем самым основывая свои собственные.

Если одним прекрасным утром княжеств в Японии насчитывалось около двухсот, то это вовсе не давало гарантии, что на следующий день их не станет на сотню меньше или на десяток больше. Но это возможно было узнать только в том случае, если вам вообще будет позволено проснуться этим прекрасным утром.

И вот, в тридцатые годы шестнадцатого столетия, в эпоху, называемую Сэнгоку дзидай — смутное время — с разницей в несколько лет на свет появились три мальчика, которым со временем суждено было стать тремя великими полководцами, объединившими впоследствии разрозненные японские княжества в единое государство.

Об этих героях написано немало книг и снято огромное количество фильмов. Одним из подобных шедевров является книга Ёсикавы Эйдзи «Честь самурая», рассказывающая о жизни поистине выдающегося человека, тайко Тоётоме Хидэёси.

Но в моей повести немаловажная роль отведена другому человеку, который первым поставил перед собой цель объединения Японии. Имя его — Ода Нобунага.

Глава I. Ёсихару

Он появился в моей жизни внезапно, совершенно непредсказуемым образом, я и представить себе не могла, что когда-нибудь со мной может произойти подобное событие. Но, однако, это случилось, и я, вспоминая иногда ту самую встречу, не перестаю удивляться, как же разумно устроен Мир, как гармонично и чётко сплетаются нити жизней совершенно различных людей в одну единую заранее определённую Судьбу. И как сложно порой выбрать между мечтой и реальностью, между личными чувствами и чувством долга. Имеем ли мы право по собственной воле изменять Мир так, как хотелось бы, чтобы он стал таким, каким мы хотим его видеть?

А если знать заранее, к чему приведёт изменение заведомо предопределённых событий, уже происходивших когда-то, можно ли найти в себе силы отказаться от Мечты, сделать всё возможное, чтобы она не воплотилась в реальность, только чтобы сохранить Мир в привычном для нас виде?

Этот вопрос я задавала себе и другим неоднократно, но ответ после краткого раздумья всегда приходил один и тот же — это наш долг. Долг каждого, живущего в этом Мире. Нельзя ставить свою личность превыше Судьбы — её месть будет жестокой. Подчинись Судьбе, сделай всё, чтобы подчинить ей мятежные души — и она отблагодарит тебя за верность.

Но ответить на вопрос легче, чем поступить согласно разумному решению. Это тяжело, настолько тяжело, что я поняла это, только пройдя через всё то, что уготовила мне Судьба. Я заставила себя сделать это, хотя мне казалось, что я собственными же руками убиваю свою мечту, свою любовь, того, кто был и будет для меня величайшим человеком из всех, когда-либо живших на Земле.

Но всё должно свершаться так, как было задумано свыше. Изменить Судьбу одного человека — значит изменить судьбу всего Мира. А кто мы такие, чтобы решать за всех, единолично идя наперекор Судьбе, наперекор воле богов и Будд? Нам никто не давал и никогда не предоставит права решать за других. Мы в ответе только за себя, только за свои мысли, за свои деяния, за свои грехи и за свои благие намерения. Игры в богов обычно заканчиваются весьма прискорбно, как бы весело они не начинались.

Да вспомните хотя бы знаменитое аниме «Тетрадь Смерти». Красивая история и так хорошо всё начиналось, а чем всё завершилось? А литературные произведения и фильмы о путешествиях во времени. Вспомнили? Задумались? Вот об этом-то я и пытаюсь сказать. Даже бабочка, случайно раздавленная в траве не тем существом и не в истинный момент смерти, предначертанный ей свыше, может изменить Мир до полной неузнаваемости.

Но я немного отошла от темы своего повествования, хотя, конечно, основная роль в нём отводится событиям, связанным именно с путешествием во времени и попытке сыграть в бога-вершителя Судеб. Итак. Вернусь к тому, с чего начала писать свой рассказ. К той памятной встрече с человеком, навсегда изменившим мои представления о Мире.

Звонок мобильника, раздавшийся в десять часов прекрасного воскресного утра, заставил меня с интересом взглянуть на имя, отобразившееся на экране телефона. Кому я могла понадобиться в такое время? Но, увидев, что звонит мой давний друг Сергей, всё время подкидывающий мне интересные идеи по поводу того, как можно провести выходной, я с улыбкой ответила:

— Да, слушаю.

— Привет! Что делаешь сегодня? — Спросил Сергей.

— Да вот пока планов никаких. А ты что-то можешь предложить?

— Да. Не желаешь сходить на выставку «Сорок семь ронинов»?

— Конечно, желаю! Давно туда собираюсь, между прочим!

— Отлично! Тогда встретимся на Театральной в центре зала, в половине двенадцатого!

— О» кей! Договорились! — Ответила я, и радостно принялась за сборы.

Сорок семь ронинов, верные вассалы князя Асано, ставшие символом величайшей верности, уже более трёхсот лет выносят мозг всем и каждому, кто берётся за изучение их истории.

Кто-то считает их воистину выдающимися личностями, мудрыми и преданными самураями, в совершенстве спланировавшими и исполнившими справедливую месть. Кто-то наоборот говорит, что их действия были лишены основания — если ронины хотели показать всему Миру, что приговор их господину был вынесен несправедливо, они должны были последовать за ним в мир иной, не прихватывая никого по дороге. А кто-то вообще полагает, что не стоило и заморачиваться по поводу того, что какой-то нервный товарищ не сдержал порыва зарубить на месте зловредного старикашку, который в явном приступе маразма сказал ему пару неприятных слов.

Честно говоря, я отношусь к третьей категории. И вообще, я больше люблю шестнадцатый век, время великих полководцев, таких как Такэда Сингэн, Уэсуги Кэнсин, Тоётоме Хидэёси, Токугава Иэясу, Ода Нобунага…

Нобунага. Это имя стало для меня символом несравненного мужества, выдающегося ума, непреклонного характера, а сам обладатель этого имени — воплощением идеального мужчины в моём понимании. Он до такой степени увлёк меня, что я как-то подумала: а что, если бы Акэти Мицухидэ не совершил своего мерзкого предательства, что, если бы Нобунага продолжал жить ещё какое-то время, ещё, скажем, лет двадцать? Что было бы тогда? Гадать об этом можно часами и так и не прийти к единственно верному варианту ответа. Никому не дано узнать, как сложится дальнейшая судьба нашего Мира, если в один определённый момент Истории внести небольшую корректировку. Или, всё же, дано?

От таких мыслей сам собой вспоминается роман Стивена Кинга «11/22/63». И становится как-то не по себе от всего того, что может натворить один человек, вознамерившийся, из самых благих побуждений, продлить жизнь правителю, способному, по его мнению, привести страну к процветанию и благосостоянию быстрее, чем это способен сделать кто-то другой. И тут же напрашивается мысль: если бы это действительно могло быть так — почему Судьба решила внезапно оборвать жизнь этого правителя, уверенно ведущего свой народ к идеальной жизни? Вот-вот. Не всё так просто в этом Мире.

Но меня опять уносит в абстрактные философские размышления против моей воли. Посему вернусь к событиям того самого воскресенья, ознаменованного походом на выставку в Ветошном переулке, куда меня так неожиданно пригласил Сергей.

За десять минут до оговоренного времени я была в центре зала метро Театральная. Это моя извечная проблема — никогда не могу прийти вовремя, всегда оказываюсь на месте встречи раньше, чем договаривались. Конечно, некоторые мои знакомые знают об этом и стараются тоже приезжать немного раньше, чем было условлено. Так случилось и на этот раз. Спустя три минуты после моего приезда, из остановившегося у платформы поезда вышел мой друг Сергей и ещё один незнакомый мне молодой человек. Я сразу обратила на него внимание — в его внешности всё было, как я люблю: рост метр восемьдесят, стройная фигура, чёрные волосы до плеч, светлая кожа, высокие скулы, узкие чёрные глаза.

А ещё он оказался японцем. Самым настоящим японским японцем из Японии! Прошу прощения за тавтологию, но я не представляю, как можно выразить сей важный факт по-другому.

— Привет, позволь тебе представить моего друга, — сказал Сергей, с улыбкой наблюдая мою неоднозначную реакцию на его появление в такой неожиданной компании. — Он вчера приехал в командировку, и я не нашёл ничего лучше, чем узнать его личное мнение о московской самурайской выставке. А что бы нам обоим не было скучно, мы решили позвать тебя.

Я с трудом заставила себя перевести взгляд на Сергея:

— Всё это, конечно, очень занятно, но ты сказал, что собираешься представить мне своего друга, а его имени я так до сих пор и не услышала.

Сергей и его японский друг рассмеялись и, к моему удивлению, прелестный мальчик представился сам:

— Ёсихару. — Он немного склонил голову и с улыбкой посмотрел на меня. — Очень рад знакомству. Сергей рассказывал о тебе.

Его акцент показался мне весьма милым, особенно в сочетании с мягким тембром его голоса.

— Хм. Интересно, почему он мне не рассказывал о тебе? — Я снова посмотрела на Сергея.

Вместо ответа тот улыбнулся, слегка пожал плечами и напомнил, что мы собирались идти на выставку, а поговорить у нас ещё время найдётся. Поспорить с этим было невозможно, и мы, наконец, поднялись в город и. спустя несколько минут, уже входили в экспозиционный зал на пятом этаже дома номер тринадцать по Ветошному переулку.

Не буду вдаваться в подробности описания выставки — кому интересно, выбирайте время и идите смотреть сами, уверяю — если вы интересуетесь историей Японии, вам понравится уже хотя бы то, что такая экспозиция вообще есть у нас в городе. Кстати, Ёсихару выставку оценил весьма положительно, а его мнение, на мой взгляд, вполне заслуживает некоего авторитета.

Необъяснимые явления начали происходить с того самого момента, как я увидела доспех, некогда принадлежавший господину Нобунаге. Я довольно долго его рассматривала, он притягивал мой взгляд как магнитом, а моё воображение само рисовало в моём сознании Нобунагу в полном воинском облачении, с катаной в руке и вакидзаси за поясом. Мне представилось, как он убирает меч в ножны, снимает шлем, откидывает его назад, за спину, и улыбается. При этом его красивые карие глаза будто говорят мне: «Я знаю, что ты мной восхищаешься». А мне хочется сказать в ответ: «Нет, гораздо больше того — я люблю тебя».

Полёт моей разбушевавшейся фантазии был прерван ужасным видением: храм Хонно-дзи, объятый пламенем, а перед храмом — воины с гербами Акэти на доспехах. И генерал Мицухидэ, отдающий им приказ принести ему голову Нобунаги. Я не вижу лица генерала — он стоит ко мне спиной. Но вдруг он оборачивается ко мне, и я в изумлении замираю от того, что передо мной уже не Мицухидэ, а Ёсихару, одетый в его доспех.

Я тряхнула головой, чтобы вернуться в реальность. Ёсихару и Сергей как-то странно посмотрели на меня, но ничего не сказали. Только на следующий день, когда я, по просьбе всё того же Сергея, развлекала своего нового знакомого фотосессией в Царицыно, Ёсихару решился задать вопрос на тему нашего вчерашнего мероприятия.

— Нати, — он стал так называть меня сразу после нашего знакомства, предварительно уточнив, не буду ли я возражать против этого. Я не возражала — ему так удобней, чем произносить моё имя целиком, да и мне, собственно, этот вариант казался весьма милым. — Вчера, когда ты смотрела на доспех Нобунаги, что ты видела?

Я чуть не выронила фотоаппарат из рук и порадовалась, что он висит на ремешке у меня на шее. Всё-таки дорогая вещь — зеркалка Canon с пятидесятимиллиметровым объективом, этакая японская технология китайской сборки.

— Я… Да, собственно, Нобунагу и видела в этом доспехе…

— Ты уверена?

— Совершенно уверена. А… что видел ты? — Решила я сменить тему.

— Да я тоже его видел. Только, наверное, не так, как ты.

— Да уж, он же всё-таки мужик, было бы странно, если у тебя к нему было такое же отношение, как у меня.

Ёсихару усмехнулся, но мой ответ, как оказалось, его не удовлетворил:

— И всё же, мне кажется, ты что-то недоговариваешь. У тебя было такое лицо…

— Какое?

— Я не знаю, как по-русски точно сказать… — Он задумался на несколько секунд. — Ты была там, но тебя не было там. А там, где была ты, было ужасное. — Наконец произнёс Ёсихару и в ожидании моего ответа поймал мой блуждающий взгляд своими чёрными узкими глазами. — Я понятно говорю? — Добавил он, видя, что я медлю с ответом.

— Да, понятней некуда. Ты прав, я действительно видела нечто ужасное. И испытала при этом странное ощущение… Давай не будем об этом говорить, ладно?

— Хорошо. Но ещё один вопрос… ты видела Хонно-дзи и огонь?

Услышав этот вопрос, я только каким-то чудом устояла на месте, а не бросилась бежать или не упала тут же, сражённая точностью попадания слов Ёсихару в мои мысли.

— И ещё Мицухидэ, — едва ли не шёпотом ответила я, опустив глаза. Оказалось, что в это время я совершенно неосознанно крутила колёсико настройки дальности на объективе фотоаппарата. — Ёси… Ты тоже видел всё это?

— Да.

Я едва сдержалась, чтобы не произнести так и рвущееся наружу короткое, но ёмкое слово из словаря русского мата.

Глава II
Мицуёси-сан

Почти каждый день или вечер в течение недели я развлекала Ёсихару, как могла, когда у него выдавалось свободное время. Сергей в наших прогулках и походах по культурным мероприятиям участие принял только два раза, не считая посещения выставки «Сорок семь ронинов».

В следующее воскресенье после того памятного события Ёси улетел домой, пообещав, что я так просто от него не отделаюсь, так как он будет каждый день писать мне в социальной сети «Вконтакте», где создал профайл специально для этой цели, и где мы уже успели с ним «подружиться».

Полтора месяца мы вели активную переписку, Ёсихару даже немного научил меня японскому — разумеется, японские слова мы писали друг другу латиницей, так что изучение иероглифов меня на тот момент совершенно не коснулось.

— Читать иероглифы я тебя научу, когда приедешь ко мне в Осаку, — написал он однажды в ответ на мой вопрос, как они, японцы, сами умудряются понимать такое количество непонятных на первый взгляд знаков и картинок.

Разумеется, я обещала приехать и обещание своё сдержала той же весной.

Ёси встретил меня в аэропорту Осаки двадцатого июня. С того самого дня каждое число этого месяца приобрело своё особенное значение. И не только для меня. Но не буду забегать вперёд. Продолжу рассказывать по порядку.

До дома добирались на чёрной спортивной машине марки «Toyota». Я периодически отвлекалась от пейзажей, проносившихся мимо, и, поглядывая на Ёси, всё стеснялась попросить его дать мне сесть как-нибудь за руль его автомобиля. Дело в том, что я никогда ещё ездила на машинах японского производства, в которых руль расположен с правой стороны, но мне очень хотелось попробовать. Да и дороги в этой стране просто шикарные! Я даже не могла себе вообразить, что пару сотен лет назад они выглядели совершенно иначе, были, так скажем, полной противоположностью этих ровных асфальтированных поверхностей без единого изъяна.

То, что именуется словом «дорога» у нас в России, не идёт ни в какое сравнение с тем, что представляет собой дорога в Японии. Да, отстали мы по этой части лет на двести от многих цивилизованных стран… Не слишком патриотичное замечание, но зато правдивое — и с этим невозможно не согласиться.

Ёси припарковался возле своего дома между седаном «Mitsubishi Lancer» и кроссовером «Nissan Qashqai».

«Лансер» был в пыли и грязи, усыпан сосновыми иголками, опавшими с растущего неподалёку дерева, и вообще выглядел так, будто на нём не ездили, по крайней мере, недели две, а перед этим активно эксплуатировали на бездорожье под проливным дождём. Колёсные диски были настолько забрызганы грязью, что мне с большим трудом удалось определить, что некогда они имели серебристый оттенок.

Я смотрела на «Мицубиси» едва сдерживаясь, чтобы не начать голыми руками приводить машину в порядок — так мне было её жалко. Пытаясь представить, кому мог принадлежать этот седан, я едва заметила, как ко мне подошёл Ёсихару, неся на плече мою дорожную сумку, и, слегка приобняв за талию, предложил пройти в дом.

Там нас встретила его мать, Юкико, которая тут же сообщила мне, что через десять минут будет готов завтрак и поинтересовалась, какой чай я предпочитаю с утра — чёрный, зелёный или жёлтый. Говорила она по-английски, так как была заранее предупреждена своим сыном, что я пока не очень хорошо понимаю японский.

— Зелёный, — ответила я, с интересом оглядывая окружающий интерьер, который, в прочем, не сильно отличался от того, что я привыкла видеть в Москве.

— Очень хорошо! Ёси, покажи гостье её комнату, я вас позову, когда чай заварится! — С этими словами Юкико, поклонившись, скрылась в кухне.

Я прошла вслед за Ёсихару в отведённую мне комнату и первым делом выглянула в открытое окно. Ёси поставил мою сумку возле шкафа и присоединился ко мне.

— Ёси, а это чей «Лансер»? — Спросила я по-русски, указывая вниз на заинтересовавшую меня машину. — Его бы помыть не мешало.

— Это… — Ёсихару явно не хотелось отвечать на этот вопрос, но вежливость всё же взяла верх: — это моего… брата.

Я отвернулась от окна и с изумлением посмотрела на своего друга:

— Ты не говорил, что у тебя есть брат.

— Ты и не спрашивала. — Неожиданно резко сказал Ёси. — Но не родной брат. Как это называется… Foster-son, — закончил он фразу по-английски, не подобрав нужного слова на русском языке.

— Приёмный сын? — Сказать, что я была удивлена, значит сильно приуменьшить мои эмоции.

— Да. Мои родители ему не родные, значит, он мне не родной брат.

— Понятно. Как его зовут? И где он?

— Его зовут Кацуёри. Я уже две недели его не видел. Давай не будем о нём говорить?

— Как скажешь. — Согласилась я, предположив, что, должно быть, Ёсихару находится со своим братом в не самых лучших отношениях.

И это мне не понравилось. До самого завтрака моё сознание мучил невысказанный вопрос: почему Ёси так относится к своему брату, почему не хочет даже вспоминать о нём? «Он ему не родной брат», — мысленно напомнила я сама себе, но легче мне от этого не стало.

За завтраком, который проходил в гостиной, мысли о Кацуёри ненадолго оставили меня — отчасти потому, что я его знать не знала и даже представить себе не могла, как он выглядит и каков по характеру. А отчасти из-за того, что я увлеклась беседой с отцом Ёсихару — Мицуёси.

Господин Кодзуки Мицуёси по образованию и роду деятельности был физиком. Внешне они с сыном были очень похожи — те же узкие чёрные глаза, высокие скулы, даже взгляд и улыбка были практически одинаковые. Только, как мне показалось, Мицуёси-сан был более искренен в выражении своих эмоций, чем Ёсихару.

— Ёси говорил, ты интересуешься историей нашей страны? — Спросил меня Мицуёси сразу после того, как его сын представил нас друг другу.

— Да, особенно я люблю шестнадцатый век. Вторую его половину. Хотя история основания первого сёгуната мне тоже знакома, и я с большим удовольствием читала о взаимоотношениях кланов Тайра и Минамото в двенадцатом веке. Но шестнадцатый век мой любимый период истории.

— Почему? — Спросил Мицуёси, и мне показалось, что в его глазах блеснул хитрый огонёк.

— Там Нобунага, — честно призналась я, застенчиво опустив взгляд. — Я в него просто влюбилась, когда узнала о нём, а потом прочитала книгу Ёсикавы Эйдзи «Честь самурая».

— И как, понравилось? — Поинтересовался Ёсихару.

— Конечно, понравилось! Но я и предположить не могла, что буду так плакать, прочитав главу о нападении Акэти Мицухидэ на Хонно-дзи и смерти моего любимого героя. Хотя я заранее знала, чем всё закончится, но всё равно не смогла сдержаться. Но я восхищаюсь тем, как вёл себя Нобунага. И я тогда подумала… — Я замолчала, размышляя, стоит ли продолжать начатую мысль.

— Что ты подумала? — Не выдержал Ёси моего затянувшегося молчания.

— Я подумала: а что, если бы Мицухидэ не поднял мятеж и Нобунага тогда остался жив и жил бы ещё долго?

Ёсихару и его отец одновременно посмотрели на меня. Юкико в тот момент в гостиной не было — она буквально пару минут назад ушла на кухню. Тишина, так внезапно воцарившаяся за столом, длилась ровно тридцать секунд, отмеренных стрелкой часов, висящих на стене прямо напротив места, где я сидела.

Наконец, Мицуёси нарушил это ставшее гнетущим молчание:

— Мысль интересная, я сам думал над этим, и мой второй сын, Кацуёри, неоднократно задавался этим вопросом.

Значит, Кацуёри тоже интересуется господином Нобунагой — так мне подумалось. Интересно, какой он из себя? Так ли он красив, как его брат, или значительно уступает ему внешностью? Нет, судя по тому, как Ёсихару избегает разговоров о нём, второй вариант отпадает. Наверняка, приёмный сын Мицуёси ещё красивее его родного сына. Как бы на него взглянуть?

— А где сейчас Кацуёри? — Решилась я задать так интересовавший меня вопрос.

При этом я смотрела на Мицуёси, но краем глаза заметила, как Ёсихару сжал губы и недовольно глянул на меня своими чёрными глазами. Это не укрылось и от его отца. Он смерил сына долгим взглядом, но тот даже не повернул головы в его сторону. Вздохнув, Мицуёси ответил мне:

— Я вижу, что могу тебе доверять. Не знаю, почему — ведь я впервые с тобой общаюсь, но я верю, что наша встреча не случайна. Пойдём, я покажу тебе кое-что. — Он поднялся из-за стола и направился к выходу из гостиной.

Я без промедления последовала за ним. Открыв дверь, он остановился и, не оборачиваясь, позвал:

— Ёси, это и тебя касается, идём с нами.

Ёси нехотя подчинился.

В тот момент мне показалось, что я поняла, в чём кроется основная причина нелюбви родного сына Мицуёси к сыну приёмному. Достаточно было услышать, как меняется интонация отца, когда он произносил имена своих детей, чтобы понять, к кому из них он относится с большей теплотой. Почему так? Что такого есть в Кацуёри, чего не достаёт Ёсихару? А ведь ему действительно, на мой взгляд, чего-то не доставало. Хотя, скорее, наоборот, было в нём то-то такое, что не позволяло полностью доверять ему, целиком отдавать ему всю свою любовь и ждать от него проявления ответных чувств.

Но что это? Вот и ещё один вопрос, на который у меня пока не было ответа.

Глава III
Металлическая пластина

Я вошла следом за господином Кодзуки в его кабинет. Ёсихару проследовал за нами и затворил за собой дверь, не дожидаясь, когда об этом попросит отец. Тот одобрительно кивнул ему и подошёл к столу, на котором лежала стопка каких-то бумаг, исписанных иероглифами. Тут же я заметила весьма странный предмет, представлявший собой плоский металлический круг диаметром сантиметров десять, с закреплённым в центре бруском цилиндрической формы около пяти сантиметров высотой. На одной половине круга я заметила выгравированные цифры — 158205, а на другой — иероглиф «Цуки» — луна.

Заметив мой интерес к этому предмету, Мицуёси взял его в руки и протянул мне:

— Как ты думаешь, что это?

— Я не знаю. Но мне нравится, что тут иероглиф, который я могу прочитать. А цифры похожи на какой-то порядковый или регистрационный номер. Или дату — если присмотреться, то видно, что 0 и 5 немного отделены от первых четырёх цифр. Но это, наверное, всё же номер — такая дата мне почему-то не нравится.

— А ты что скажешь, Ёси? — Спросил он сына, заметив, что тот тоже начал проявлять интерес к странной вещице.

— Понятия не имею, что бы это могло быть. Но цифры действительно похожи на дату.

Я хотела спросить у Мицуёси, что может означать иероглиф в данном контексте, но мой вопрос прозвучал почему-то несколько иначе:

— А луна не может означать, что это дата по лунному календарю?

Господин Кодзуки улыбнулся:

— Совершенно верно. Но ты была также права, когда предположила, что эти цифры — номер. Я нашёл эту пластину в порту Нагасаки, когда мне было три года. С момента падения на город атомной бомбы, сброшенной американцами, прошло около восьми лет. Если присмотреться, можно увидеть, что пластина состоит из нескольких частей, сплавленных вместе под воздействием высокой температуры. Возраст этой части, — Мицуёси указал на иероглиф, — на сегодняшний момент около четырёхсот восьмидесяти лет, а вот этой, — его рука переместилась к цифрам, — не насчитывает и семидесяти.

Мой мозг был готов взорваться — я никак не могла понять, какая связь может быть между возрастом составляющих этого металлического кружочка и ужасами, постигшими портовый город Нагасаки семьдесят лет назад. И зачем Мицуёси-сан показал мне эту вещь вместо того, чтобы просто ответить на мои вопросы, касающиеся его приёмного сына Кацуёри?

Видя моё замешательство, Мицуёси положил обратно на стол всё ещё остававшийся для меня загадочным предмет и с улыбкой произнёс:

— Нати, я понимаю, о чём ты сейчас думаешь, но прошу тебя: прежде, чем я перейду к рассказу о Кацуёри, позволь мне завершить объяснения относительно некоторых необычных явлений, связанных с этой вещью.

— Конечно, Мицуёси-сан, продолжайте. Всё, что вы говорите, очень интересно и, несомненно, очень важно, хотя я пока не в состоянии всего понять.

— А я так вообще ничего не понял, — добавил Ёсихару.

— Скоро поймёте, я постараюсь не использовать сложных терминов и определений. Итак, я говорил о том, что цифры на пластине означают номер. Я сам не имею ни малейшего понятия, что эти цифры когда-то означали. Могу предполагать только, что это регистрационный номер какого-то электронного устройства, а сама часть пластины — обломок его корпуса, но это не имеет значения. А вот сами цифры в сочетании с иероглифом «цуки» превращаются в дату — пятый месяц тысяча пятьсот восемьдесят второго года. Пятый месяц по лунному календарю, — предупреждая мой вопрос, добавил Мицуёси. — Можно заметить, — он снова взял в руки пластину, — что этот брусок неоднороден — вот здесь, внизу, металл отличается по составу и внешнему виду от верхней части.

Я внимательно пригляделась к бруску и согласно кивнула. Но всё ещё никак не могла сообразить, к чему Мицуёси-сан вообще завёл этот разговор. Я посмотрела на Ёсихару, но в его красивых глазах отражалось такое же непонимание, какое, вероятно, можно было прочесть и в моём взгляде. Между тем господин Кодзуки продолжал развивать свою мысль, и я постепенно начала кое-что соображать, чувствуя, как меня покидает неприятное состояние ощущения себя блондинкой из анекдотов.

— Около года назад я закончил исследовать свойства этой, с позволения сказать, конструкции. Без сомнения, она была небезопасной, подвергнувшись радиоактивному облучению в сорок пятом году. Но, когда я нашёл её, она уже никакой опасности не представляла. Зато обрела совершенно невероятные свойства, противоречащие всем известным законам физики. А при исследовании в химической лаборатории я обнаружил в составе этих предметов неизвестное науке вещество. Я до сих пор затрудняюсь дать ему какое-то название.

Конечно, все исследования я проводил не в одиночку — мне помогал мой приёмный сын Кацуёри. Кроме того, он первый серьёзно заинтересовался этой вещью, случайно обнаружив её в ящике стола, когда я совсем уже о ней забыл. Он сразу обнаружил, едва взяв её в руки, что части диска имеют различное происхождение и возраст, несмотря на внешнее сходство металла. А после проведённых нами исследований, он, словно под воздействием какого-то интуитивного порыва, отпилил кусок вот здесь, — Мицуёси указал на след среза на стенке бруска, который я заметила только сейчас. — Ночью Кацуёри внезапно покинул дом и уехал на своём «Лансере», не сказав никому, куда направляется. Вернулся только к полудню, на вопрос о том, где он был, ответил коротко: «Недалеко от Киото» и, едва успев заглушить мотор машины, подошёл к сосне, растущей возле нашего дома, долго смотрела на неё, вертя в руках отпиленный кусочек металла. Я, надо сказать, был немало встревожен его таким необычным поведением. Юкико вообще боялась даже приблизиться к нему. Только Ёсихару старался не обращать внимания на странное поведение брата. — Последние слова прозвучали с некоторым упрёком, но Ёси, казалось, этого не заметил. — Прошло, наверное, около получаса, прежде чем Кацу отвлёкся, наконец, от созерцания сосны и повернулся ко мне. Он смотрел как будто сквозь меня, но голос его звучал как обычно:

«Отец, я выяснил, что означают цифры на твоей пластине. Это год и месяц. А иероглиф означает, что это месяц лунного календаря. Пятый месяц тысяча пятьсот восемьдесят второго года по лунному календарю. Там я был сегодня ночью. И я снова хочу туда попасть, но уже отсюда — из этого места»

Произнеся эти странные слова, он убежал в дом. Я бросился за ним следом, с ужасом думая, что разум его помутился, и в этом я мог винить только себя. Но мои опасения оказались напрасны — когда я вернулся в дом, то увидел, что Юкико обнимает Кацуёри и просит его никогда больше так не поступать, как минувшей ночью, и Кацуёри утешает её, говоря, что подобное никогда не повторится. Юкико беспокоилась, что приёмный сын ещё даже не завтракал, хотя приближается время обеда. Кацу успокоил её, сказав, что не голоден, потом ушёл к себе в комнату и оставался там до тех пор, пока мать не позвала его обедать.

Поздно вечером Кацуёри попросил меня выйти с ним на улицу, к его машине. Я увидел, что из одежды на нём были кимоно и хакама, а на ногах соломенные сандалии, но ничего не сказал ему. Он открыл багажник машины и показал мне, что там лежало. Я не сразу решился поверить собственным глазам, ибо видел перед собой два меча — длинный и короткий. Они были убраны в ножны, но рукояти обоих были в пятнах засохшей крови.

«Я нашёл их там, где был ночью, — сказал Кацуёри, — возле мёртвого самурая. Там были и ещё. Я хочу вернуться туда, отец! И на этот раз пробыть там дольше, много дольше! Сегодня ночью я отправлюсь туда. Эта сосна растёт на месте другой, той, что была тут почти пятьсот лет назад, поэтому я смогу отправиться в тот год отсюда. Я возьму с собой эти мечи. Не знаю, когда я вернусь, но я должен там побывать. Мне надо проверить одну теорию…»

«Какую ещё теорию? Кацу, объясни, наконец, что с тобой происходит? Твои речи пугают меня».

«Не беспокойся обо мне, отец! Я знаю, что делаю! Я должен проверить свою теорию. Может, так я смогу понять, что со мной происходит, когда я просыпаюсь по ночам от собственного крика…»

«Кацу, мальчик мой, я не стану удерживать тебя — я знаю, что у меня просто не получится. Ты должен сделать то, что считаешь нужным. Но, прошу тебя — возвращайся. Мы с твоей матерью будем ждать твоего возвращения, сколько бы ни пришлось. И твой брат Ёсихару тоже. Не смотря ни на что, я уверен — он любит тебя и желает тебе добра, пусть не признаётся в этом даже перед самим собой».

«Я вернусь. Обязательно!» — С этими словами он взял оба меча, закрыл багажник «Лансера» и, заблокировав двери, отдал мне ключи.

Потом Кацуёри приблизился к сосне и, приложив к ней отпиленный кусок металла, провёл им по стволу. В ту же секунду яркое свечение вспыхнуло перед моими глазами, заставив зажмуриться. Когда я снова посмотрел туда, где только что находился мой сын, его там уже не было.

Мицуёси-сан замолчал, явно устав от такой продолжительной речи. Ёсихару глядел на него расширившимися от крайнего изумления глазами. А я так просто не знала, что и думать по поводу всего услышанного. Наконец, яс обралась с мыслями и произнесла:

— Мицуёси-сан, скажите, о какой теории говорил Кацуёри?

Господин Кодзуки, помедлив секунду, ответил:

— Тебе наверняка известно, что по буддистским верованиям хара — душа человека — способна перерождаться после его смерти.

Это было мне известно, и я согласно кивнула. Мицуёси продолжал:

— Узнав, что может проникнуть в прошлое, Кацу задался вопросом — могут ли встретиться два человека, один из которых является перевоплощением хары другого. И пришёл к выводу, что нет. Они могут бывать в одних и тех же местах, слышать друг о друге, даже чувствовать присутствие друг друга где-то рядом, но всё время будут ходить вокруг да около, так ни разу и не встретившись. Если один из них решит следовать за другим, то он никогда не догонит его.

— Интересная теория. Знаете, мне кажется, в ней есть немалая доля истины. А ты как считаешь, Ёси?

— Да, по-моему, чушь это всё. — Ответил Ёси.

По его тону и выражению лица было понятно, что его вообще не интересуют никакие теории брата.

— Мицуёси-сан, — я, наконец, вспомнила, с чего вообще начинался весь этот разговор. — Как вы считаете, возможно ли изменить какое-то событие, если отправиться в этот самый пятый лунный месяц тысяча пятьсот восемьдесят второго года?

— Ты имеешь в виду какое-то конкретное событие? — Уточнил Мицуёси.

— Да, я думала про мятеж Акэти… Если бы его не было, если бы Нобунага не умер тогда…

— Нати, теоретически это возможно. Но к чему это может привести?