Бесплатный фрагмент - Свод единства

Пролог

Хем сидел за большим обеденным столом. Его черные волосы были не ровно острижены и немного торчали с одной стороны ближе к самой макушке. Пепельные глаза излучали радость и удовольствие. Отчасти от того, что вся его семья собралась этим вечером за столом. Отчасти от того, что алкоголь уже действовал вовсю. Красноватая кожа Хема блестела в свете лампы. Его широкая улыбка говорила его сыновьям о том, что можно вести себя раскованно. Сегодня за столом собрались все. Его жена, мать и трое детей. Младший, Средний и Старший.

— Ты, как чувствуешь, когда у нас заканчивается сезон полевых работ! — с усмешкой сказал он единственному гостю в своем доме. — Каждый год приходишь прямо к столу.

— Хем, ты так говоришь, как будто Древен приходит только за тем, чтобы поесть! — сердито посмотрела на него мать.

— Нет, нет, я не это имел в виду. — оправдывался Хем.

— Да бросьте. Все вы правильно говорите, матушка. Как только я почуял этот прекрасный запах приготовленного мяса, то сразу собрался и отправился в путь.

Гость поднял бокал и все взрослые последовали его примеру.

Старший сидел молча. Через несколько дней это все закончится. Наконец-то у него будет имя. Свое собственное. Настоящее. Сначала он был Младшим. Потом средним. А когда его старший брат умер, то он сам стал Старшим. Для него это было как-то унизительно. Сверстникам, с которыми он общался, практика наименования детей по таким дурацким возрастным признакам и очередности рождения не доставляла никакого дискомфорта. Но ему это всегда не нравилось. Тебя называют сначала так, потом эдак. Хорошо, если ты родился первым в семье и будешь десять лет Старшим. Хотя первые года ты все равно будешь Первенцем. Старшим станешь потом уже, когда у тебя появится брат или сестра. Старший нахмурился и посмотрел на свои красноватые руки. Все в мозолях. Работа на земле никому не давалась легко. Мозоли уже давно не болели. Просто кожа такая грубая, можно и лицо себе поцарапать такой. Он вздохнул. Перевел взгляд на свою мать. Ее красное полноватое лицо сотрясалось от смеха. Отец сказал очередную шутку. Или фразу, которую он посчитал шуткой. После четвертого бокала ей почти все фразы отца казались смешными. А вот бабуля редко смеялась. Она сгорбилась и ковырялась у себя в тарелке. Говорила за столом она редко. Старший посмотрел на их гостя. На Древена. Высокий и сильный. Откуда его отец и он знают друг друга? Сколько раз он не спрашивал, отец всегда говорил ему, что уже и не помнит, как и где они познакомились. Бабуля на этот вопрос хмурилась и недовольно бубнила. Мать пожимала плечами. Старший хорошо помнил гостя. Тот приходил каждый год. За несколько дней до его Дня рождения. И каждый раз приносил подарки. Ему самый лучший, а для двух его братьев что-то не такое затейливое. Наверное, потому-то он и запомнил его хорошо. Как и у всех, кожа гостя была красноватой. И он носил черную бороду. Вообще, это было не принято в их обществе. Но жил-то он не в этом городе. Не в столице. Старший точно не помнил названия того места, а ведь Древен не раз говорил.

— Пап, расскажи про Него! — попросил Младший.

— Да, да, да! — поднял крик Средний.

Отец усмехнулся. Он поставил бокал, который держал в левой руке.

— Вы же сто раз слышали эту историю. — попытался увильнуть Хем.

— Ну расскажи! Пожалуйста! Пап! Расскажи! — хором просили Младший и Средний.

Хем поднял руку и помахал ей, призывая детей утихомириться. Он поудобнее сел. Дети приготовились слушать. Глаза их блестели, а рты были открыты. Старший слышал историю уже несчетное количество раз. Он старался не подать виду, что и он будет внимательно слушать. Но какая же она хорошая. Сколько раз он ставил себя на место героя? Все его детство прошло в фантастических выдуманных боях с врагами. Своей деревянной палкой он срубывал сотни высоких бурьянов, признавая в них противников. Старший поерзал на лавке и приготовился ловить каждое слово отца.

Хем прочистил горло. Он был готов начинать, но потянул еще немного время, наблюдая, как все внимательно на него смотрят. Он был главой семьи.

«Алхимист был быстр» — сказал про себя Старший. Он любил все истории по него, но одну особенно. И ему очень хотелось, чтобы отец рассказал именно ее. Хем улыбнулся и начал свой рассказ:

— Алхимист был быстр. Никто его догнать не мог. Но он уходил не потому, что боялся своих врагов. И не потому, что не жаждал схватиться с ними, чтобы показать свое превосходство. Нет. — Хем выставил вперед левую руку и покачал указательным пальцем в разные стороны. — Он считал их недостойными. Прогнившими. Он говорил, что человеки — это чума в нашем мире. Они безумны и алчны. Они не знают, что такое мирная жизнь. Войны и войны, вот все, что их интересует. Амалионы — это зараза. Если в народе подхватили эту заразу, то уже ничто его не спасет. Они не остановятся, пока не останутся одни на всем белом свете. Алхимист мог бы их победить.

— А он мог? — спросил Младший.

Хем улыбнулся. Он развел руки в стороны. Левую и обрубок правой. Давно он потерял руку. Выше локтевого сустава она была отсечена.

— Вот как мы здесь смогли собраться, так и Алхимист мог победить врага. Трудно нам было? — спросил он.

Младший энергично замотал головой. Хем продолжил:

— Решил он, что не будет от победы никакого прока. Человеки все равно через время начнут собирать новые войска для новой войны. Амалионы все равно не потеряют жажду к тому, чтобы властвовать над миром. И понял он, что с безумцами нельзя иметь дело. Он подумал, что если их оставить в покое, то, рано или поздно, они съедят друг друга. Алхимист был быстр. Он шел по воде, ездил верхом на горах, скользил по долинам. Он обошел весь мир три раза в поисках такого места, где бы его народ мог чувствовать себя в безопасности. — Хем отхлебнул немного жидкости из своего бокала. — И он его нашел. Неприступные болота. Всюду здесь была вода и трясина, куда не глянь. А все, что вы сейчас видите, создал он. И когда Алхимист впервые сюда пришел, то увидел только болота. Везде, куда мог дотянуться взгляд, все оказалось заболочено. Но он добрался сюда. И позвал сюда людей своих — драйтлов. Когда они это увидели, то сказали ему о том, что жить здесь нельзя. Сказали, что в округе бродят страшные звери, что на болотах невыносимая вонь и нечего есть. На что он рассмеялся. Поднял он свои руки и составил их вместе. — Хем попытался показать это своей левой рукой и обрубком. — И поглотили руки свет. И стала земля здесь быть. Так создал он город.

Хем показал знак рукой, и Древен налил ему еще в бокал вина.

— Начал он строить дома и построил город. Несколько дней он его строил. А затем приступил к постройке дорог. Все наши четыре дороги построил он. Так вот… — Хем взялся за поставленный ему бокал и выпил половину. — Приступил он к постройкам дорог. Но ему помешали. Человеки и амалионы поняли, что не смогут с ним ничего сделать порознь и объединились. И двинулось огромное войско синелицых на наш город. Счета ему не было. Таких чисел еще не придумали. Вся округа была в их солдатах. И злость горела в их глазах, и жажда убийства. Но не они были самым страшным врагом для него. А она. Она пришла одна от человеков. Белые волосы и фиолетовые глаза. Эта… — Хем запнулся, глядя на своих детей. — Эта Творящая пришла сама. Очень сильна была ведьма. И позволила амалионам она напасть первыми. А сама смотрела, что будет делать Алхимист. Сложил он руки воедино и втянул свет. Все мечи амалионов перестали им служить. Распались они на мелкий песок. И собрал он этот песок. И сотни тысяч стрел пронзили амалионов. Он убил их всех до единого. А потом соединил он стрелы с камнем и сделал из них дороги.

— А Творящая ждала? — спросил Младший.

— Чего ждала?

— Ну, пока он дороги сделает. — пояснил сын.

Его мать хохотнула и прикрыла рот рукой. Хем сердито вздохнул.

— Нет, он потом сделал дороги. Так вот.

Старший принялся слушать еще внимательнее. Сейчас будет его любимая часть. Он ненавидел Творящих всем сердцем. Не одну ночь он засыпал с мечтами о том, как будет отрубывать им головы, когда вырастет и хоть одну из них увидит.

— Творящая увидела силу его и поняла, что могущественный он. Но не убоялась она его. Направила Творящая сотни зверей своих сотворенных на Алхимиста. И ждала победы их скорой. Но ополчились против нее все звери, которые населяли это место и напали на ее сотворенных существ. И поняла она, что не миновать ей схватки с ним. Сотворила она себе мечи свои небесные и бросилась на него. Алхимист поднимал каменные пики прямо у нее под ногами. Но был под ней небесный след. И пробежала она по всем шпилям каменным и добралась до него. И дралась она хорошо. Но все ему ни по чем было. Имелся у него меч особенный. Он сам его и сделал. Из камня лунного да железа, ведомого ему одному. Исписал он его знаками своими тайными и мог победить ним самого бога. А что ему какая-то Творящая? — Хем хмыкнул. — Ранил он ее смертельно. И поняла она, что смерть ее близка и трусость ее свое взяла. В честной схватке никогда бы она не победила Алхимиста. Но применила она свое искусство темное и заморочила голову Алхимисту. И не понимал он, где правда, а где вымысел. И напала она сзади на него. И ранила тяжко.

Хем опустил голову. Старший уже давно смотрел себе под ноги.

— Он убил ее и сбросил с гор. Упала она и разбилась о землю. Но ее безумство до сих пор живет. Зараза, которой она была поражена не ушла. Так и осталась она вокруг города. И каждый, кто сойдет с любой из четырех дорог, станет безумцем. Первобытным кровожадным Диким. Алхимист же смог дойти до города и умереть в своем новом доме. Ценой своей жизни он спас всех нас. За него и выпьем.

Снова взрослые поднесли бокалы к губам и осушили их.

— Детям пора уже спать. — сказал их мать.

Хем закивал, поддерживая ее. Она встала из-за стола и принялась подгонять детей, чтобы они быстрее пошли в комнату. Старший понуро ковылял в комнату. После этой истории ему всегда было печально. Жаль Алхимиста. Почему человеки и амалионы такие звери? Почему они только и думают о том, чтобы убивать. Алхимист ведь был героем. И эта Творящая. Обманом убила его. Как же он ненавидел Творящих. Ведьмы. Был бы Старший сейчас на улице, так плюнул бы на землю при мыслях о них. Сегодня будет еще одна бессонная ночь. Он будет мечтать о том, как бы он на месте Алхимиста справился бы с амалионами и с Творящими. Он бы не пошел в эти болота. Он бы напал на них и победил всех! И его народ жил бы свободно.

Мать уложила двоих его братьев. Старший лег сам. Сегодня на ночь она не будет рассказывать ничего. Отец уже рассказал историю. Самую красивую историю на свете. И самую правдивую. Все знают, что так на самом деле и было. Все чтят Алхимиста и ненавидят Творящих. Через несколько минут его братья уже спали. Они перестали ворочаться и ровно дышали. Старший перевернулся на другой бок. Алхимист поглотил свет. Он давно думал над этими словами. Что это значит? Как можно поглотить свет?

— Ты не спишь? — даже такой тихий голос заставил Старшего дернуться от неожиданности.

Он приподнялся на кровати.

— Когда точно у тебя День рождения? — спросил Древен.

— Через три дня. Мне будет ровно десять и я получу имя. — довольно ответил Старший.

— И что ты дальше делать будешь?

Старший пожал плечами. Он только сейчас об этом подумал. Все, чего он хотел — это получить имя. Он даже не задумывался о том, зачем оно ему. Просто хотел и все. Ему казалось, что все само собой образуется, как только он получит имя. Отец отдаст долги, самому ему не нужно уже будет так много работать в поле.

Древен присел на корточки перед кроватью Старшего.

— Тебе понравилась история? — спросил он.

Старший закивал, хотя в таком темном помещении гость вряд ли это видел.

— А ты сам хотел бы стать одним из алхимистов?

Старший хмыкнул. Туда брали только тех, у кого были способности к этому. Единицы туда попадали. Эти четыре полиота стояли вокруг столицы. Каждая из четырех дорог проходила через них. Сам он никогда не видел ни их самих, ни алхимистов. Но, чтобы туда попасть, он даже не мечтал. Туда нельзя было прийти самому. Тебя должны забрать. Если у тебя в роду на три поколения назад имелись алхимисты, то ты можешь попытаться пройти отбор. Никто из его друзей туда не попал. Из его двух друзей. Жили они уединенно. Вроде бы и в столице, а вроде и нет. На самом ее краю. Тут только фермеры и жили. И ему приходилось идти около пяти километров, чтобы увидеть кого-то живого. Это в одну сторону. А в другую все десять. Зачем он такое спрашивает?

Старший пожал плечами. Опять же, гость, скорее всего, это не видел.

— Не хотел бы научиться всему тому, что знал сам Алхимист? Пойти по его стопам, стать таким же могущественным, как и он? — спрашивал Древен.

— Конечно, хотел бы. Больше всего в жизни я хочу быть на него похожим. Обладать хоть десятой частью его могущества. И отец бы мной гордился. Он бы всем говорил, что его сын — алхимист. — тяжело вздохнул мальчик.

— То, что я и хотел услышать. А это твои вещи? — снова спросил гость, показывая на кучку одежды возле кровати.

— Мои. Я их специально…

Договорить он не успел. Сильные ручищи Древена схватили его, выдернули из кровати и прижали к себе. Древен с маленького разбега прыгнул в окно, заслонив собой парня. Раздался звон разбитого стекла. Они упали на землю. Древен одним движением уложил его на плечо и помчался прочь от дома.

— Стой! Что ты делаешь? Отпусти меня! — орал Старший.

Он колотил по спине своими кулаками и пытался дергать ногами, чтобы Древен его выпустил. Так они пробежали какое-то время, пока не остановились. Старший замер. Что дальше? Древен быстро снял его с себя и с легкостью закинул в седло. Старший от удивления остолбенел. Конь! Живой конь! Он видел их несколько раз в городе. И каждый раз оставался на месте и смотрел им в след, пока животные не скрывались из виду. Древен мгновенно запрыгнул и сам в седло, подвинул вперед парня, и они помчались сквозь ночь.

Пробуждая способность

Алхимист. 15 лет до абсолюта.

Древен уходил на коне все дальше и дальше. Старший совсем отчаялся. Сначала он пытался вырваться. Даже не боялся упасть, лишь бы вернуться домой. Но Древен крепко его держал. Потом все свелось к тому, что Старший плакал. Сначала тихо, потом все громче. Его похититель не обронил и звука. Через минут двадцать скоростной езды они уже покинули границы города. Старший догадался об этом по мерзкому запаху болот, который сменил запах цветущих хорошо пахнущих и таких знакомых трав. Сам он покидал город всего один раз. Когда сестра отца выходила замуж. Они тогда шли целый день. И всю дорогу отец выказывал свое недовольство по поводу того, что он потеряет пару дней для работы на своих полях. Тогда поход выдался не очень удачным. Во всяком случае, лучше, чем этот. Старший снова заплакал. Он уже не пытался вырваться, не выл, тихонько скулил и хныкал. И зачем его украли?

Конь громко стучал копытами по каменной широкой дороге. Этот стук эхом отзывался в ушах Старшего. Ему казалось, что вот-вот голова у него лопнет. Внезапно все стихло. Конь все так же бежал, только теперь было тихо, словно он сошел с дороги. Как будто побежал по земле и песку. Но это невозможно. Старший протер глаза и попытался хоть что-то увидеть. Ночь была не очень темной и ему не составило труда разглядеть поблизости высокий столб. Скакали они прямо к нему. Страх закрался в самое сердце мальчика, парализовав его. Он слышал много историй об этих землях. Каждый знает, что нужно держаться дороги. Сошел с нее — и нет тебя. Съели, разодрали, убили, захватили, да все, что угодно! Слезы уже не капали с глаз и не текли по щекам. Старший смотрел на столб широко открытыми глазами. Они приблизились и теперь он увидел то, о чем так много раз слышал. Кости. Скелеты животных и людей были проткнуты этим столбом и громоздились на нем. Толщиной он был примерно сантиметров десять. И высотой метра три. Страшные черепа разинули свои пасти в попытках схватить последний глоток воздуха. Их лапы и руки застыли в безмолвном одиночестве. Старший отвернулся.

— Ты отдашь меня диким? Меня съедят? — спросил парень, готовый вновь расплакаться.

— Ты что, головой тронулся? — удивился похититель. — Делать мне больше нечего.

Он сбавил темп и теперь они проходили пустоши более спокойно. Земли диких занимали несколько километров в длину, если идти по тракту. Может, три. Может, два. И все эти их территории были вокруг столицы. Так поговаривали. Наверное, амалионы или человеки уже давно бы напали на диких и очистили бы земли от такой угрозы. Но драйтлы не были воинственным народом. Правительство вступило в переговоры с этими дикарями, и они достигли определенных договоренностей. Дикие не подходили близко к трактам, а власти города давали им что-то взамен. Молва ходила разная. Это и еда, и деньги, и какие-то материалы. Драйтл, который бы знал правду, Старшему еще не повстречался. Сейчас ему наиболее правдоподобной версией казалась та, в которой им отдавали маленьких детей.

— Думаешь я хотел это сделать? Украсть тебя? — спрашивал у него над ухом Древен.

Старший ничего не ответил. Если не хочешь воровать — не воруешь. О чем тут еще думать?

— Что ты знаешь о своей матери?

Старший снова ничего не сказал в ответ. Ему не хотелось говорить с этим драйтлом.

— Ты знаешь, что твой отец уже третий раз женился? А?

— И что? — подал писклявый голос парень.

— А то. Первый сын у него был от одной женщины. Ее загрыз зверь. Потом он женился во второй раз. И родился ты. А твоя мать умерла вскоре после родов.

— Я тебе не верю. — теперь увереннее заявил Старший.

Он бы хоть что-то об этом знал. Или отец, или мать обмолвились бы хоть раз о таком. Или он от соседей услышал бы. Пять километров и десять. Ладно, тогда почему Древен ни разу этого не говорил? И почему сейчас решил сказать?

— Почему ты приходил каждый год? — спросил он.

— Смотрел, как ты растешь. Если бы с тобой плохо обращались, я бы тебя забрал еще раньше. Я обещал сестре, что присмотрю за тобой. — он немного помолчал. — Хотя нет. Это я себе обещал. Ты — все, что у меня от нее осталось.

Тон Древена был удручающе тихим. Старшему показалось, что он стал печальным.

— Куда ты меня везешь? Почему мы в землях диких?

— Наверное, нас будут искать. Они найдут следы, которые приведут в эти земли, и никто за нами не погонится. Так мы с тобой уйдем от преследования. — спокойно рассуждал Древен.

— Ты не боишься? Что на нас нападут? — не унимался Старший.

— Нет, не боюсь. И тебе не стоит. Еще часок мы проскачем в этом направлении, потом выйдем на тракт. К утру будем на месте. Ты бы наклонился вбок, оперся о мою руку и попробовал бы уснуть.

— Куда ты меня везешь?

Древен умолк. Какое-то время они скакали молча. Слышно было только тяжелые вздохи Древена.

— Дед у меня был алхимистом. Родители нет. И я нет. И твоя мать тоже не была. Но она всегда горела убеждением, что у ее ребенка будет способность. Она это твердила еще с детства. Знаешь, девчонки говорят подобные вещи с раннего возраста.

Старший не знал. Откуда? Он и девчонок видел только в городе. Когда они туда выходили продавать урожай. И то, чаще это отец с матерью делали, а он дома оставался смотреть за Средним и Младшим.

— Она в это верила, понимаешь. Так верила, что заставила поверить всех остальных. — Древен на секунду замолчал. — Когда ты родился, ей стало плохо. И она попросила меня об одном — чтобы я отвез тебя в полиот, пока тебе на дадут имя. А потом она умерла.

— А почему тогда за мной не пришли? Не вызвали в полиот? — спросил мальчик.

Древен вздохнул:

— Потому, что они сначала берут тех, у кого в роду было много алхимистов. В первую очередь забирают детей самих алхимистов. Затем их внуков. И только потом правнуков. Если они набрали достаточное количество более вероятных кандидатов, то на менее вероятных уже не будут обращать внимание. А из всех потомков твоего прадеда с прабабкой способности не проснулись ни у кого. Вот в полиоте и посчитали, что пробуждение твоих способностей носит маловероятный характер.

Старший обдумывал все эти слова. И все это на фоне жутких проносящихся мимо столбов со скелетами. И что же это за звери такие, что этим занимаются? Он поморщился.

— Значит, ты везешь меня в полиот на обучение. — констатировал малец.

— Так и есть. — утвердительно ответил Древен.

— И тебе много о них известно?

— Достаточно много. Больше, чем тебе, во всяком случае. — хмыкнул наездник.

— Тогда я не понимаю, как ты можешь не знать того, что в полиот нельзя прийти самому. Тебя туда могут только пригласить.

Древен улыбнулся. Да, парень говорил правду. Но кто сказал, что его туда не пригласили?

— Когда ты подрастешь, то поймешь, что деньги правят миром. Твой полиот не исключение. Хотя, конечно, мне пришлось найти обходной путь. Но это не важно. У тебя есть приглашение и ты числишься в списках. Так что, на этот счет можешь не волноваться.

Старший не знал какие чувства испытывать. Злость уже понемногу угасла в нем. Страх и тоска еще горели в сердце. Тоска по дому. Какой-то уголок его души понимал, что туда он может и не вернуться. А теперь этот Древен рассказывает ему о его настоящей матери. И на что он надеется? Старший ведь не видел ее никогда. Как можно хоть как-то относиться к драйтлу, если ты его не видел никогда? Но для самого его похитителя эта тема была явно близкой к сердцу. Старший призадумался. Что, если Древен не врет? Что, если скоро он будет в полиоте?

— Я смогу стать таким, каким был Алхимист? — этот вопрос прозвучал неожиданно даже для самого мальчика.

Древен рассмеялся:

— А ты решил не размениваться по пустякам, да, малый?

— Что это значит? — непонимающе спросил мальчик.

— Э… это значит, что ты все правильно решил. Если уж и быть алхимистом, то только таким, каким был самый великий из них. Молодец, парень. Твоя мать всегда хотела большего. И угораздило же ее… — он вздохнул и покачал головой. — Я ей говорил, потонешь в этих болотах за работой. Но она не слушала. Она строила планы. Один сын, два сына. Потрудиться, заработать денег на продажах урожая, нанять людей, чтобы самим не работать. Перебраться жить поближе к полиоту. К сыновьям. А когда они выучатся, то тогда и вовсе она станет богатой женщиной.

Старший не перебивал. Для Древена было важно выговориться. Наверное. Без разницы, ведь самому ему нечего было добавить. Возможно, сейчас мечта проплывала где-то рядом, протягивая ему руку. Надо было только ухватиться. А как же мать, отец и братья? Он же не навсегда уедет. Там будут какие-то дни, когда всех отпускают домой. Вот обрадуются родители. Старший улыбнулся. А как они обрадуются, узнав, что он учится в полиоте! Они будут ним гордится! Всем рассказывать, что их сын удостоен чести пойти по стопам самого Алхимиста. Внутреннее возбуждение, вперемешку с волнением, заставили Старшего забыть об опасности земли, по которой они скакали.

— У меня уже зад болит. — сказал он.

— Давай я тебя боком посажу. Может, и поспать сможешь. Ты завтра должен быть свеженьким. — ответил Древен и своей могучей рукой поднял его в воздух.

Так сидеть было гораздо удобнее. Час был поздний, сил эмоциональных было потрачено за один вечер на год вперед, так что Старший уснул довольно быстро.

Проснулся он, лежа на одеяле, которое было простелено на земле. В тени от дерева. Древен сидел рядом и в небольшом котелке помешивал приятно пахнущее варево. Он не поздоровался. Наверное, ждал, что Старший первым это сделает. Хотя в голове у него и была каша, ведь все так быстро произошло, и окончательной оценки случившемуся он еще не дал, но Старший точно знал, что воровать людей нельзя. Это плохо. Древен посмотрел на него. Старший выдержал взгляд и не отвернулся. Затем Древен кивком указал в сторону. Старший не спешил смотреть в том направлении. Он повернул туда голову только после того, как Древен сосредоточился на котелке, увлекаемый своей похлебкой. Старший открыл рот. Три огромных многоэтажных каменных здания стояли поодаль. Видно было их до половины, деревья загораживали остальное. Массивные черные здания. Даже отсюда было видно огромные окна и лестничные площадки. Мало того, на каждом этаже был своего рода наружный коридор. Он был под крышей и шел вдоль всего здания по его периметру, огражденный каменными перилами высотой до пояса любому взрослому драйтлу. Ему же, наверное, высота будет доходить до шеи, если не выше. Старший осматривал каждое здание. Издали они были похожи друг на друга, но не были одинаковыми. Пока Старший не мог поймать видимое различие, но он знал, что они отличаются. Когда-то давно он видел полиот. В тот единственный раз, что выходил из города. Но тот был совсем не такой. Серый, низкий и зданий там было всего два. А забор вокруг него был чуть ли не выше самих построек. Здесь же все было иначе. Таких высоких сооружений Старший еще никогда не видел. Плоские крыши полиота имели небольшой наклон для стока воды. И снега. Сейчас края крыш были заняты черными воронами, которые кружились вокруг. Мальчик был поражен тем, что увидел. Неужели, это все построили сами алхимисты?

— Готово. Можно поесть. — сообщил Древен.

Старший с неохотой оторвал взгляд от полиота. Он посмотрел на мужчину и на миски, которые тот держал в руках.

— Пусть остывает, а ты пока оденься. Нечего в одной рубашке расшивать. — ставя миски на землю, сказал Древен.

Старший послушно встал и взял свою одежду. Только сейчас он заметил, что коня нет.

— А где твоя лошадь? — натягивая штаны, поинтересовался мальчик.

Древен усмехнулся:

— Надо быть осторожным. — сказал он. — Возможно, тебя будут искать. Тогда всем расскажут о воре на коне. Если нас увидят в городе, то смогут опознать.

Он вперил тяжелый взгляд в парня.

— Ты же понимаешь, что мы пойдем через город? И там ты можешь поднять шум.

— Ты меня свяжешь? — опасливо спросил мальчик.

— Свяжу. Но только твоим словом. — он секунду помолчал. — Если ты пойдешь со мной, то сможешь попробовать свои силы. Ты узнаешь, есть ли в тебе способности к алхимии. Если есть, то ты сможешь стать таким же великим, каким был сам Алхимист. Или ты можешь поднять шумиху и мне придется убегать. Тогда ты вернешься домой. Увидишься со своим отцом и мачехой. Будешь и дальше стирать свои руки до крови, работая в поле и убирая навоз из загонов животных. А знаешь, что еще тебя ждет, если ты вернешься домой? Ты всю оставшуюся жизнь будешь себя упрекать в том, что, когда тебе выпал шанс чего-то добиться, ты им не воспользовался. Ты днем за днем будешь только и думать о том, как бы все могло сложиться, будь ты чуточку смелее. Как бы твой отец гордился тобой, узнай он, что ты стал алхимистом. Ему бы не пришлось больше работать в полях. И твои братья могли бы себе позволить лучшую жизнь, чем у них есть сейчас.

Древен замолчал. Он безмолвно взял миску и подал ее Старшему. Затем взял другую и принялся есть. Трапеза прошла в угрюмом молчании. Старший давно принял для себя решение. Теперь он это осознал. Да, он оказался здесь самым отвратительным способом из всех возможных. Но он был здесь. Такого шанса больше никогда ему не представится. Алхимистом можно стать всего один раз в жизни. Полиоты не берут детей после десяти лет на обучение. Или сейчас, или никогда. Все те бесчисленные сражения, что он проживал вечер за вечером, победы над Творящими, капитуляции целых армий амалионов перед его способностями, все это было сейчас перед ним. Сквозь деревья он видел верхние этажи всех своих фантазий. И это решение далось ему на удивление легко. Казалось, что никакого другого и не существовало вовсе. Но ему не нравился другой момент — как он должен вести себя с Древеном. Ведь, с одной стороны, он его украл и должен за это получить строгое наказание. С другой, — дает ему шанс на жизнь. Не на существование, но на жизнь. Полноценную, захватывающую и полную приключений.

— И как мне к тебе относится? — честно спросил Старший.

— Как к хорошему другу. С которым ты расстанешься навсегда.

Древен взялся за свою бороду и с мучительным выражением лица отклеил ее от лица. Старший ахнул.

— Да, мне пришлось подготовиться. Последние полгода я носил бороду только для того, чтобы меня таким запомнили. Теперь она мне не нужна.

— Но зачем это все? Отец все равно знает, кто ты такой. Он сообщит властям. — удивлялся мальчик.

— Все эти меры предосторожности не для того, чтобы меня не нашли. Они для того, чтобы тебя не нашли. Если поднимется скандал и полиот увидит, что один из их учеников в нем замешан, то тебя тут же исключат. А что до меня… Я свой выбор сделал уже давно. Еще когда сестре пообещал. — он притих. — У тебя ее черты лица. Смотрю на тебя, а вижу ее.

Древен покачал головой и вытер глаз.

— Я уйду из страны. Такова моя цена. Смотри, чтобы я ее заплатил не зря. — сказал Древен, растрепав волосы на голове Старшего. — Ну так что, будешь себя хорошо вести в городе?

Старший кивнул, доедая завтрак. Вскоре они собрали посуду, вычистив котелок, миски и ложки листьями. Воды поблизости, пригодной для этого дела, не оказалось.

— А зачем нам в город? — поинтересовался мальчик.

— А как ты еще попадешь в полиот? Это смотреть на него отсюда близко. Но дороги к нему нет. Там только болота. Единственный путь к нему — через город. Да и вещей тебе надо бы прикупить нормальных.

Старший осмотрел себя. Что в его одежде было не нормальным? Черные штаны. Они без дырок — мать зашила все. И те, что были на коленях, и снизу, когда он зацепился и разорвал одну штанину. Карманов не было, вместо них там были заплатки. Нормальные штаны. Такие еще и Среднему достанутся. А если тот будет носить их с умом и беречь, то Младший будет этому только рад.

— Нет, даже не смотри на них так. Выбросим в помойку. — заметил его взгляд Древен.

Напряжение между ними спало. Возможно, Старший поступает неправильно, добровольно следуя за своим похитителем, но он старался об этом не думать. Все его мысли были заняты полиотом. Местом, которое сделает из него алхимиста.

Когда они вошли в город, то глаза у Старшего разбегались. Здесь были такие высокие дома. Некоторые по два этажа. Все из камня. На крышах была черепица. Красная, желтая, синяя. Заборов нигде не было. Дома стояли вдоль улиц и их входы выходили прямо туда, где ходят драйтлы. Для Старшего все это было не привычно. Он заметил какой-то дом, у которого практически вся стена была стеклянная. И там были выставлены на обзор разновидности хлеба. Черный, белый, серый, круглый, кирпичиком, с присыпками. Возле каждого стояла табличка с какими-то буквами.

— Это… хлебопекарня? — спросил Старший.

— Нет, это лавка. Вероятно, ее хозяин сам печет хлеб, но это не пекарня. Пекарня или где-то рядом, или с другой стороны здания. Хочешь зайти? — Древен посмотрел на мальчика и вопросительно поднял бровь.

Лавка изнутри была еще лучше, чем снаружи. Там так пахло. Как только Старший переступил порог, запах свежевыпеченного хлеба ударил ему в голову. Он даже глаза прикрыл, внюхиваясь. Древен легонько его подтолкнул, чтобы он не стоял на проходе. Они походили, рассматривая все эти диковинки и время от времени толкаясь с другими посетителями. Древен показал пальцем на какую-то длинную трубку из теста. Как она называется, Старший не знал.

— Что там написано, сколько она стоит? — спросил Древен, занимая место в очереди к продавцу.

Старший только плечами пожал. Древен на мгновение посерел. Он подошел к трубке и снова стал в очередь. Старший присоединился к нему. Через пять минут они вышли из магазина. Старший вовсю уплетал лакомство. Сладкая. С кремом внутри. Ничего вкуснее он еще не ел.

— Не спеши, а то подавишься. Никто у тебя ее не отберет. — усмехнулся Древен.

Дальше они пошли медленно, чтобы Старший, не торопясь все съел. Всю дорогу он водил головой с одной стороны улицы на другую. Большие здания, много стекла, много людей. Красивые разноцветные вывески. Отовсюду был шум. Но кое-что очень сильно привлекло внимание Старшего. Настолько сильно, что он остановился. Древен заметил выученные глаза мальчика и проследил за его взглядом.

— Это… это… человек? — трясущимися губами спросил Старший.

— Да, человек. — утвердительно кивнул Древен и присел возле него. — Слушай, давай ты так не будешь таращиться? Мы быстро закончим все дела и потом побеседуем. Я тебе расскажу, как все устроено. Но потом. Сейчас обещай, что ты не будешь нападать с кулаками на человеков.

Человеков? Старший напрягся, трубочка больше не лезла в горло. Он осмотрелся. Раньше все его внимание было приковано к лавкам, красивым и высоким домам, ярким вывескам. Теперь же он смотрел на людей. Подавляющее большинство из них были драйтлы. Но человеки встречались то тут, то там. Он даже видел, как человек находился в компании драйтлов, и они над чем-то вместе смеялись. А дальше по улице человек вел под руку девушку-драйтла. У Старшего отвисла челюсть. Он даже не знал, что обо всем этом думать.

— Я потом тебе все расскажу. Если бы я знал, насколько твой отец забил тебе голову, то рассказал бы раньше. Но сейчас не время и не место. Купим одежду, обувь, еще что-то по мелочи, и спокойно побеседуем. Хорошо?

Не дождавшись ответа, Древен потрусил Старшего за плечо. Мальчик дернул головой, как будто избавляясь от остатков сна. Он еще долго моргал глазами, прежде, чем кивнул Древену. Тогда его спутник снова поднялся.

— Точно все в порядке? — переспросил он.

— Да. — выдавил из себя мальчик.

Они пошли дальше. Старший отворачивался каждый раз, когда на пути ему попадался человек. Теперь все эти цветастые картинки и замысловатые архитектурные сооружения не радовали его глаз. Удовольствия от обозрения такого большого и красивого города он не получал. Молча купили ему пару штанов, несколько рубашек и куртку. Древен купил ему раскладной нож, в котором была еще вилка и ложка. Таких штук ему не приходилось видеть у себя дома, поэтому мальчик ждал возможности подержать этот предмет в руках. Здесь же Древен купил две большие сумки. В одну затолкал все покупки и взвалил на плечи, другую, пустую, отдал ему.

Старший встречал человеков. Теперь он не отворачивался. Он изучал их. Врага надо хорошо знать. С виду человеки были очень похожи на обычных людей — драйтлов. Волосы только у них были намного светлее. Даже белые. У драйтлов таких никогда не было. Цвет кожи был какой-то непонятный. У его народа все просто — красноватый. У человеков же нет. Были какие-то бледные, загоревшие, желтоватые или темноватые. Наверное, у них есть какая-то иерархия. Касты. Каждая каста имеет кожу своего цвета. Еще бросались в глаза их носы. Ужасно большие, по сравнению с аккуратными носиками драйтлов. А у этих огромные. Нюх, небось, не хуже, чем у собак. И туловище у них было короткое. Ненамного короче, чем у нормальных людей, но Старший все равно это приметил. Через город они шли минут десять или чуть больше. Когда Древен повел их к тракту, то Старший уже видел полиот. Все те же три высокие здания, которые вздымались над зелеными деревьями. Он не сводил с них глаз.

Еще пару минут они шли. Затем Древен остановился и сошел с тракта, поманив за собой мальчика. Он сбросил сумку со своих плеч и уселся на траву. Старший хотел сделать то же самое.

— Нет, ты переодевайся.

Старший достал из сумки штаны, которые ему понравились больше, и рубаху. Быстро надел все это на себя. Поискал обувь в сумке.

— Сначала по делу. Тебе надо запомнить несколько вещей. — Древен порылся у себя в кармане и вынул бумагу. — Это твой вызов. Здесь написано, что тебя вызывает полиот для прохождения отбора на выявление способностей. Здесь указаны имя и фамилия твоего отца. А также имя и фамилия твоего прадеда, который был алхимистом. Дердий Виксис. Это запомни. И вот это возьми с собой.

Древен вынул несколько монет и отдал их Старшему.

— Никому не показывай. Твои родители абсолютно не подготовили тебя к жизни. — он покачал головой. — Поэтому первый год забудь вообще, что они у тебя есть. Немного повзрослеешь, головой думать начнешь, понимать, что к чему, вот тогда уже можешь о них вспомнить. Хорошо? Спрячешь и не будешь трогать целый год. Обещай мне!

Старший покорно закивал головой и сказал слова обещания.

— Ладно. Нож с собой возьмешь, пригодится. Сюда привели тебя родители. Но у них дела в городе очень срочные и они тебя довели до полиота и оставили. Понял? Обо мне ни слова, ясно? Сумку дотащишь? — спросил Древен.

— Да, без проблем. — уверенно ответил Старший, уверенность и жажда поскорее попасть в полиот горели в нем.

— Тогда основное ты все понял. Как звали прадеда?

— Дердий Виксис. У меня хорошая память.

Древен кивнул. Он почесал подбородок:

— Теперь по поводу человеков. Понимаешь, все те истории… Нет, это не выдумки. — быстро сказал Древен, увидев реакцию Старшего на его слова. — Просто… все это было очень давно. Так давно, что моря успели высохнуть, а горы превратиться в пыль. Никто не спорит, что Алхимист на самом деле существовал. В столице даже музей есть, посвященный ему. Как? Ты что, ни разу там не был?

Музей? В его городе? Старший оторопел. Почему он не знал? Знал ли об этом отец? Почему он ему никогда не говорил об этом, ведь Алхимист — самый любимый его герой всех времен! Старший только вздохнул и потупил взгляд.

— Ничего, еще увидишь. Так вот, было это все давно. Очень. С тех пор много воды утекло. Амалионов уже нет. Они с человеками все время воевали, пока одна из сторон окончательно не победила. Человеки теперь для нас — не враги. Не друзья, но и не враги. Запомни. Столица слишком консервативна. И то там можно встретить человека. В других городах, которые расположены не на болотах, человеков больше. Правительства городов приложили много усилий, чтобы мы преодолели блокаду человеков. Теперь наша жизнь улучшилась. Мы можем покупать такие товары, о существовании которых раньше и не догадывались. Мы продаем то, что у нас есть за хорошие деньги. Наши алхимисты… — он запнулся. — Знаешь, сколько новых технологий мы переняли у человеков? Много. Так что, это выгодное сотрудничество. Хорошо, что наша страна дает определенные вольности каждому городу. Иначе мы бы жили сейчас, как в столице. Там основное дело — это фермерство. Человеки уже сотню лет назад прошли это.

Старший слушал все молча. Он понимал каждое слово, но не мог понять смысл. Или принять его. Человеки живут рядом? Творящие больше не враги? Драйтлы забыли, кто их сюда загнал? Они забыли, сколько людей потеряли в кровопролитных войнах против человеков и амалионов?

Древен покачал головой. Нужно пару недель рассказывать мальчишке об устройстве их страны и взаимоотношениях с человеками. Чем занимались его родители? Не ясно.

— Хочу сказать тебе еще пару вещей. — он серьезно посмотрел прямо в глаза Старшему. — И это, возможно, будет важнее всего остального. Ты не готов к такой жизни. Поэтому один Свод знает, как тебе будет тяжело. Не хотел бы я оказаться на твоем месте, парень. Ты должен это принять. Тебе будет тяжело. Никто не будет о тебе заботиться. Ты никому не нужен. Если ты сломаешься, остальные будут только рады. Поэтому ты должен быть готов к трудностям. Тогда ты сможешь их преодолеть. Никогда не опускай рук. Борись. До конца. Как Алхимист.

Древен поднялся. Он посмотрел в сторону города.

— Я возвращаюсь. И потом уеду из страны.

Старший тоже поднялся. Он взял тяжелую сумку и закинул себе на плечи. Древен запустил руки себе за отворот рубахи. Он снял с себя какой-то предмет на веревке.

— Мой прадед подарил это моей матери. Она подарила это моей сестре — твоей матери. А та хотела, чтобы это было у тебя.

Древен отдал штуку Старшему и приобнял его. Через секунду он отстранился и, не проронив больше и слова, отправился в город. Старший еще долго смотрел ему в след. Слезы заблестели у него на глазах. Он остался сам. Оторванный от дома в незнакомом месте. И ему предстоит стать алхимистом. Старший вздохнул, вытер глаза и направился к полиоту.

Мальчик подходил к полиоту. Вблизи его мощные сооружения казались еще большими. Они возвышались над всеми остальными зданиями и деревьями. Старшему казалось, что они уходили прямо в небо. Полиот найти было не трудно. Пройти пришлось около километра или больше с тяжелой сумкой, но зато тракт был вымощен прямо до входных ворот. Тракт шириной метров пять. По обе его стороны в низинках росли камыши и другие болотные травы. Самой воды он не видел, но ощущал ее запах. А еще жабы квакали, так что здесь определенно находилось болото. Когда он чуть ближе подошел к полиоту, то стало заметно, что он немного возвышается над местностью. Наверное, прежде чем его построить, строители сделали огромную насыпь, чтобы он не уходил в почву в такой заболоченной местности. Полиот стоял, как на острове. Высокие его берега брали свое начало задолго до забора, который окружал полиот. Старший подошел поближе. Каменный высокий забор и каменные ворота. Просто огромные. Как такие можно открыть? Старший зачарованно смотрел на них, не заметив даже драйтла, который возле них стоял.

— Кто такой? — раздался голос.

Мальчик слегка дернулся от неожиданности. Он так увлекся созерцанием этого великолепного забора и ворот, что не увидел маленького выносного навеса, что был поставлен чуть сбоку от ворот. Драйтл с красноватым лицом тыкал в его сторону пальцем, недвусмысленно показывая, что вопрос был задан именно ему. Одет он был по-простому. Рабочая чистая белая рубаха и светлого цвета штаны. Волосы были короткими и черными. Нос широким. Чересчур широким, как показалось Старшему. Сидел он на стуле, скрестив ноги. А перед ним стоял маленький стол.

— Я пришел по приглашению на обучение. — как можно увереннее и громче сказал мальчик.

Драйтл посмотрел за спину мальчику, очевидно, хотел увидеть его родителей или других родственников, которые обычно доставляют детей. Не увидев никого, он нахмурился.

— Вали отсюда подобру-поздорову. Таких как ты, шарлатанов, приходит сюда каждый день знаешь сколько? Слышал вонь, когда сюда шел? Это они в болотах гниют. — зло сказал ему человек в белой рубахе.

Старший выпучил глаза от удивления. Страх подкрался к нему. Но уже через секунду он прищурился. Наверное, этот драйтл его просто пугает. Скорее всего, много мальчишек хотят попасть сюда без приглашений.

— Наверное, вы устали отбиваться от обманщиков, которые только и хотят пробраться сюда ради крыши над головой. — вскинул голову Старший.

Охранник удивленно поднял брови.

— Не попросите меня показать мое приглашение? — снова спросил мальчик.

Охранник хмыкнул:

— Показывай, если есть, что показать.

Старший подошел к столу и поставил тяжелую сумку на землю. Ох, насколько же легче сразу дышать стало. Он запустил руку за пазуху и вынул бумагу, которую ему ранее дал Древен. Охранник взял ее, не сводя глаз с парня. Потом развернул документ и принялся читать. Затем он откинулся на спинке стула.

— Как звали алхимистов, которые были у тебя в роду? — спросил он.

— Дердий Виксис. Это мой прадед. У меня в роду был только один алхимист. Разумеется, я имею в виду, на три поколения назад. — пояснил Старший.

— И когда же тебе было предписано явиться сюда?

Старший понял, что сейчас его проверяют. Надо было удостовериться, что он не спер этот документ и не пытается выдать себя за другого. Только одна проблема — он не умел читать и не знал, что там написано в том документе. Если охранник его подловит, больше ему никто не сможет помочь.

— Я опоздал. Но не по своей вине. В городе у моих родителей появились неотложные дела. Как видите, настолько неотложные, что мне пришлось прийти самому. — ни одним мускулом на лице Старший не показал, что врет.

Охранник почесал подбородок.

— А твой отец…

— Хем. — быстро вставил Старший.

— Да, Хем. Он сказал тебе подождать его здесь? — вопросительно посмотрел на мальца драйтл в белой рубашке.

— Нет. Он будет еще долго занят. И мать тоже. — Старший понимал, что выглядит это не очень правдоподобно. — Вот посмотрите на мою сумку.

Он быстро развязал узел и начал доставать оттуда на показ вещи. Штаны, рубахи, полотенце, еще какие-то штуки, которые купил ему Древен и о предназначении которых он не догадывался.

— Разве какой-нибудь вор и обманщик смог бы себе такое купить?

Старший подумал, что вор и обманщик смог бы такое украсть. Нужно было ставить точку.

— Я тот, кем и представился. Я и так опоздал. Думаю, там, — Старший показал пальцем на ворота. — не будут этому рады.

Охранник еще раз окинул его взглядом. Почесал свой до неприличия широкий нос и поднялся. Он отдал документ Старшему, а сам подошел к двери и вынул из кармана металлический блестящий куб. Вставил его в отверстие на боковой раме ворот, которое мальчик только сейчас и заметил. Не успел он отвести взгляда от куба, который там как раз поместился, как ворота пришли в движение. Послышался металлический скрежет, и они распахнулись. Мальчик вскинул сумку на плечо и зашел во двор. Прямо перед ним стояла статуя. В два роста драйтла. На ней был изображен мужчина. Он крепко стоял на босых ногах, лицо его было искажено гримасой гнева, а руки были сложены вместе ладошками наружу на уровне груди. Руки соприкасались указательными пальцами и дальше по всей длине ладоши аж до запястий. Они были черными. Вообще таких статуй Старший никогда не видел даже на картинках. Обычно они сделаны из бронзы или камня. Одноцветные. А здесь стояла не статуя, а целая картина. Красноватая кожа и черные волосы говорили о том, что это был их герой из прошлого. Темные глаза, видно было даже морщинки вокруг них, светлые зубы. Все было таким реальным. Как будто настоящий драйтл стоял перед тобой. А руки, там где должны быть ладоши, были черными. Сплошной черный прямоугольник, сверху которого были видны кончики пальцев одной и другой руки. Из этого прямоугольника разбрызгивалось что-то черное. Или, наоборот, вливалось в него.

— Идти куда знаешь? — спросил охранник у него за спиной.

Старший оторвал взгляд от статуи, повернулся и покачал головой.

— Первый корпус. — сказал драйтл, но увидев непонимающий взгляд парня, добавил. — Самое дальнее здание.

— Это из высоких самое дальнее? — спросил Старший, ведь он уже заметил, что там помимо трех великанов еще есть и другие, более мелкие.

Охранник кивнул и вынул куб. Ворота начали закрываться. Старший обернулся и замер, наслаждаясь красотой, которую он видел. Еще несколько секунд он не отрывал взгляда от статуи. Не вызывало ни малейших сомнений, что это был Алхимист. Кто же еще? Старший улыбнулся и посмотрел на полиот. Огромных зданий было всего три. Одноэтажных было гораздо больше. Некоторые были очень длинными с острой крышей, другие были небольших размеров с плоской крышей. Но все они были искусно выстроены из камня. У всех были большие окна. Хотя на том длинном здании на окнах были решетки. Улочки были очень узкими. Тесно поставленные здания напирали на них. Но все равно находилось место даже для некоторых скульптур из металла. Прямо перед ним стояло невысокое каменное здание странной формы. Широкая дорога от ворот и до этого здания занимала метров десять. Стена, которая смотрела прямо на него была не шире трех метров. Это здание разрезало дорогу на две небольшие улочки, которые растекались в разные стороны. А само здание, чем дальше от ворот, тем становилось шире. Наверное, оно построено в форме треугольника. Но точно Старший узнает, когда увидит самый дальний его конец. И куда же ему идти? Направо или налево? Мальчик прикинул, что, скорее всего, улочки все между собой связаны, чтобы можно было легче добираться из одного корпуса в другой. Поэтому было не важно, какую дорогу он выберет.

Старший пошел направо. Людей на своем пути он не встретил. У него было такое ощущение, что все покинули это место. Если бы не голоса, которые доносились из приоткрытых окон и настежь открытых дверей, то можно было бы подумать, что здесь никого нет. Но это не так. Старший спешил. Он понял, что опоздал на день или два. А еще он не знал, чем это ему может грозить. Поэтому лучше было поторопиться. Слева от него вырастало высокое здание. Одно из трех. Он задрал голову, чтобы посмотреть под самую его крышу. Всего три этажа, но оно казалось таким высоким. Каждый этаж был выше, чем дом его отца. Старший сглотнул и пошел дальше. Вскоре второе здание все так же слева от него осталось позади. Справа расположились какие-то мастерские. У них были не двери, а ворота. Тоже распахнутые. Под ними валялся разного рода мусор. Это и деревянная стружка, и песок, и какие-то металлические обрубки или обломки, кусочки стекла. Оттуда доносились звуки скрежета и еще чего-то непонятного. Он пошел дальше.

Через двадцать шагов мальчик увидел вход в здание номер один. К нему вели высокие ступени. Сам вход был без дверей. Широкая и высокая арка. Крыльцо сливалось с помостом, который обхватывал здание по периметру. На углах здания Старший заметил винтовые лестницы на такой же помост, но этажом выше. Он набрал воздуха в легкие и взобрался по ступеням. Прошел под аркой. Длинный коридор, а в его конце такой же широкий проход. Несколько дверей были справа и слева. Старший подошел к первой и приложил ухо. Тишина. Тогда он пошел ко второй. Только на четвертой двери он остановился. Снова набрал полные легкие воздуха и дернул за ручку. Дверь открылась. Он заглянул внутрь.

Прямо перед ним стоял стол, повернутый к нему боком. За ним сидел краснолицый мужчина с круглыми щеками и полными губами. Одежда на нем была красного цвета. Он недовольно повернулся в сторону парня. Старший осмотрелся. Напротив этого стола стояли в несколько рядов длинные составленные столы пониже. За ними сидели дети. Примерно его возраста. Старший выдохнул с облегчением.

— Что тебе здесь нужно? Ты кто такой? — спросил драйтл за столом.

— Меня зовут Старший. — ответил мальчик и тут же прикусил губу, поняв, что сказал чепуху.

В классе несколько человек хохотнули, другие вздохнули. Но большинству было все равно.

— Здесь все когда-то были Старшими, Младшими, Средними и такими, насколько хватало фантазии у их родителей не запутаться в веренице подрастающих спиногрызов. Что тебе нужно?

— У меня приглашение. Я… опоздал. Но не по своей вине. — выпалил Старший.

— А по чьей же, позвольте поинтересоваться? — улыбнулся его собеседник.

Старший еще больше покраснел и потупил взгляд.

— Сумку брось там. — драйтл за столом показал ему на угол комнаты. — Сам садись на свободное место в классе. Постой, сколько у тебя было алхимистов в роду?

— Один. — гордо ответил Старший.

— Отец?

— Хем. — ответил мальчик.

— Я спрашиваю, кто был алхимистом? Отец? — повторил свой вопрос уже более понятно драйтл в красном.

— А. Нет, мой прадед.

В классе некоторые дети начали шушукаться. А его собеседник вздохнул.

— Совсем времена плохие. Даже таких берут. Кто последний? — спросил он у детей.

Один из них поднял руку и драйтл за столом кивнул ему.

— Сорок два. — сказал мальчик, вставая со своего места.

— Садись. Значит, ты будешь Сорок Третьим. Это твое имя на ближайшие девять лет. Занимай место.

Старший заморгал. Потом быстро отнес сумку в угол комнаты, а когда возвращался, то взял из рук драйтла за столом книгу, которую тот ему протянул. Сорок Третий. Это что еще такое? Он был за два дня до имени, а теперь будет Сорок Третьим? Девять лет? Парня бросило в жар. Он неловко пробирался на свободное место в предпоследнем ряду. Он заметил, что здесь были одни мальчики. Оно и понятно, алхимисты — это сильные и храбрые мужчины.

— Меня зовут Барнабас. Я твой учитель. Твой и этой остальной своры. Ты хоть читать и писать умеешь? — поднял лохматые брови учитель.

Сорок Третий покачал головой.

— Оно и понятно. — он нахмурился и постучал пальцами по крышке стола. — Объясню тебе некоторые вещи, раз ты опоздал и не был с нами в тот момент, когда я читал хорошо подготовленную и одобренную полиоратом речь. И еще объясню тем, у кого уши растут из одного места, да, Двадцать Седьмой?

— Простите. — пискнул мальчик.

— Я разрешал тебе говорить? — удивленно вскинул бровь Барнабас.

Мальчик на этот раз не ответил. Сорок Третий сглотнул. Ничего, Древен его предупреждал, что будет трудно.

— Я — учитель. Мое слово — закон. Если ты меня ослушаешься, я могу наказать тебя так, как сочту нужным. Вплоть до того, что выгоню тебя под зад из полиота. Ясно? Под зад. — акцентировал Барнабас. — Твой внутренний номер Сорок Три. Теперь тебя будут так называть твои одногруппники, я, мать, отец. Если ты их увидишь до того, как получишь имя. Для всех остальных в полиоте ты Одиннадцать Сорок Три. Понял? Одиннадцать — это две единицы. Первое здание, первый этаж. Это значит, что ты обучаешься первый год. На второй год ты перейдешь на второй этаж. Потом на третий и уже затем в здание номер два. И называть тебя будут Одиннадцать Сорок Три, Двенадцать Сорок Три, Тринадцать Сорок Три… Уяснил? Теперь о том, что мы будем делать, пока полиорат не признает тебя негодным. Как и Двадцать Седьмого. Некоторые из вас не умеют читать и писать. Поэтому два месяца я буду вас этому учить. Если ты за это время не научишься всему, что я буду рассказывать и показывать, то твои маменька и папенька очень скоро смогут утирать твои слезки лично. Я понятно объясняю?

Сорок Третий закивал.

— Вопросы есть?

— Да. А когда мы будем учиться, как убить Творящих?

Весь класс засмеялся. Барнабас сначала нахмурился и даже думал ударить кулаком по столу. Но затем его лицо прояснилось и подобие улыбки тронуло его губы.

— А ты еще тот балагур. Я за тобой буду наблюдать. Будешь разлагать дисциплину — под зад. Понял?

Сорок Третий кивнул. Хотя ему была не понятна реакция его одногруппников на его слова. Что он такого спросил? Отец чуть ли не каждый день говорил, что они вынуждены так тяжело работать только от того, что эти проклятые Творящие, победи их Свод, загнали весь народ в эти болота. Нет ничего хуже во всем мире, чем смрад, который исходит от этих, забери их Единство, Творящих. Ладно, он потом с этим разберется. Сейчас ему нужно учиться. И зачем он задал такой вопрос? Дураку же понятно, что на первом году обучения такому не учат. Только когда он станет старше, тогда и постигнет все аспекты такой науки.

За длинным столом на длинной лавке он просидел еще час. Сосед слева сидел молча. Как и вся группа. Отец у него не умел читать, как и мать. Поэтому грамоты его никто не учил. Но, в чтении не было ничего сложного. Надо было только запомнить, как выглядит каждая буква. И как она звучит. Ничего сложного. Дело только в памяти. Сорок Третий вспомнил, как однажды они сидели на рыночной площади с отцом. Мимо проходил прохожий и Сорок Третий спросил у него, как ему понравились яблоки, что он купил у них в прошлом году. Даже отец тогда удивился. И признал, что у него очень хорошая память. Конечно, не сразу. Всю дорогу домой отец задавал ему всякие каверзные вопросы, но все же смирился с тем, что память у мальчика цепкая.

На перерыве учитель повел всех в столовую. Она была тут же в этом корпусе на первом этаже. Каждому ученику была выдана деревянная тонкая доска, на которую он и ставил себе еду. Ели в тишине. Как понял Сорок Третий, разговаривать здесь было запрещено. И время для приема пищи оказалось ограниченным. Поэтому он расстроился, когда пришлось относить миски с недоеденной картошкой и какой-то сладкой кашей. Следующий раз надо наминать за обе щеки. В классе все сели на те же места, что и прежде. Еще два часа с перерывом на десять минут было потрачено на заучивание букв. К концу дня Сорок Третий помнил все буквы на вид, а также то, как они звучат. После занятий все были направлены в свои комнаты выполнять домашнее задание. Сорок третий спросил у учителя, где его комната. Тот провел его по коридору и показал дверь. Он и вправду думал, что у каждого будет своя комната. Ну или одна на несколько человек. Но то, что он увидел, совсем его не обрадовало. Внутри было не очень просторно. Длинная и не широкая комната. Вдоль одной стены стояли трехъярусные кровати. Они были плотно составлены между собой без единого просвета. Напротив каждой кровати, у противоположной стены, стояла тумба с тремя ящиками. А на стене висела доска. Очень длинная. Через всю комнату. Шириной в локоть или больше.

— Час занимаемся. Потом свободное время еще час. — раздался громогласный голос Барнабаса. — По истечению часа на прогулки, чтобы все были в корпусе. У нас ужин. Затем можете гулять по корпусу, ходить на другие этажи, если вас оттуда не спустят, но не покидать корпус. Уяснили? Двадцать Седьмой, ты все понял? Тебе не надо персонально все объяснять?

Учитель развернулся и ушел. Несколько учеников подошли к стене по всей ее длине. Они взялись за доску и свесили ее с крючков. Расположили горизонтально. На стене теперь можно было рассмотреть собранную веревку, которая раньше была закрыта доской. Другие ученики взяли эту веревку и подцепили за крючки на доске. Получилась такая полка, как у отца в погребе. Возле стены она держалась на специальных выступах, а край, который дальше от стены, держался на веревках.

— А почему все молчат? — тихо спросил Сорок Третий у ближайшего мальчика.

— Алхимист не должен много говорить. Так мы будем казаться умнее. — шепотом ответил ему сосед.

Сорок Третий сильно удивился, он даже рот открыл. Что это еще такое? Потом он вспомнил тишину в классе, тишину в столовой… Ему стало не по себе. Легко не будет.

— Вещи запихни под кровать. Так все делают. — посоветовал ему сосед и погрузился в молчание.

Сорок Третий кивнул и запихнул мешок под трехъярусную кровать. Конечно же, его место было на самом верху. Сбоку была небольшая лестница, хорошо приделанная к кровати. По ней и надо будет влезать наверх. Он вздохнул. Взял свои пару листиков, что раздал учитель каждому в их группе. И книгу, которая была у каждого. В не глубокой нише на стене, которая теперь была открыта, он взял себе раскладной стул, как это сделали другие. Сел за стол, поставил книгу, уперев ее о стену, поместил два листочка на стол и вытянул из кармана алхимический карандаш. Он писал черным цветом. И не заканчивался, как говорил их учитель. Диаграммы алхимистов не давали ему исписаться, поэтому его можно было только поломать. И получить за это под зад. Дословно. Сорок Третий принялся рисовать буквы. Мысленно про себя он повторял название каждой буквы, которую он выводил на листе. Первые буквы были сложно писать, затем стало легче. Он всегда любил рисовать. Письмо — то же рисование. Только здесь нельзя давать волю фантазии. Раньше он рисовал угольками то, что хотел. То, что ему в тот момент хотелось рисовать. А сейчас надо было соблюдать строгие правила. Каждая последующая буква должна быть такая же, как и предыдущая. Сорок Третий исписал все листы с обоих сторон задолго до того, как закончился час. Он отложил карандаш в сторону и сидел в тишине, пока не пришел учитель и не сообщил, что они могут пойти на улицу. Доска была быстро собрана, стулья помещены на место. Сорок Третий открыл последний ящик тумбы, которая стояла напротив его кровати. Он не сомневался, что два других заняты. Ему же достался самый неудобный. Тот, к которому приходилось нагибаться или садиться на корточки каждый раз, когда тебе необходимо что-то достать из него или поместить внутрь. Как он и ожидал, этот ящик оказался пустым. Мальчик захлопнул его, поместив туда книгу, листы и карандаш. Он огляделся. Несколько ребят лежали на кроватях. Парочка читали какие-то книги. Но большинство выходило из комнаты. Он тоже вышел. На улице уже начала спадать жара. Ученики разбились на мелкие группки. Сорок Третий примкнул к одной из них. Но, ощутив на себе недоброжелательные взгляды, быстро отделился от них. Тогда он попытал счастья у другой группы. Встречен он был так же. Можно сказать, враждебно. Сорок Третий вздохнул. Несколько мальчиков бродили в одиночестве. Пока вступать с ними в контакт ему не хотелось. Он решил, что лучше изучить полиот.

Конечно, потребовалось бы много времени, чтобы выучить все закоулки, которые здесь были. Но в общих чертах Сорок Третий теперь понимал структуру построек. Две главные улицы, которые обтекали три главных корпуса и несколько перемычек между ними. Возле каждого из корпусов и еще в трех местах.

В столовой вечером он вкусно поел и затем до ночи гулял по корпусу, обошел по периметру его, не сходя с помоста. Поднялся на второй этаж и обошел уже там. Он хотел посмотреть на открывающийся вид с третьего этажа, но парни постарше прогнали его, сказав, что он еще не дорос.

Спать на третьем ярусе было не очень удобно. Нет, кровать была удобной, просто он всю ночь боялся свалиться с такой высоты и что-то себе сломать. Кости долго срастаются. Как-то Младший сломал себе руку. Он два дня плакал. А кость в итоге срослась неправильно. Что из этого следует? Лучше не падать с третьего яруса на каменный пол. Сорок Третий поджался под стену и уснул.

Утром он проснулся от того, что гремел колокол. Наверное, это означало, что пора уже подниматься. Сорок Третий сел на кровать. Он наблюдал за тем, что делают остальные. Все парни принялись собирать постель. Сорок Третий поступил так же. Это было страшно неудобно делать. Половину кровати нужно заслать, будучи на ней, другую половину — стоя на лестнице. С этим было покончено. Теперь он заметил, что мальчики подходят к тумбочкам и берут оттуда такие небольшие штуки. Размером с небольшой кухонный нож. Сорок Третий узнал этот предмет. Такой же ему Древен купил в городе. Он быстро спрыгнул с лестницы, достал свой мешок и принялся в нем копаться. Вынул такую же штуку. И еще одну баночку с зеленой смесью. Он подсмотрел, как парни макают штуку в эту баночку. Он сделал так же. Другие мальчики потянулись из комнаты. Он пошел за ними, затесавшись в серединку колонны. В коридоре он увидел еще две такие колонны. Это из верхних этажей спустились другие группы. Но они были заметно меньше, чем та, в которой числился он. Каждая группа выстраивалась в очередь перед одними дверьми. Когда из дверей выходил мальчик одной из групп, то другой, из этой же группы, заходил. Сорок Третий дождался своей очереди и вошел. Длинная комната. Слева были вдоль всей стены краны в стене. Их было больше десяти. Под ними шла широкая труба, срезанная пополам. Вся вода из кранов попадала в нее и утекала прочь, так как сама труба была расположена под небольшим уклоном. Мальчик быстро нашел свободный кран и подошел к нему. Он покрутил за него и из небольшой трубы потекла вода. Он подставил предмет под воду, затем запихнул в рот. Сорок Третий старался копировать движения других. Вверх-вниз или слева-направо. Наверное, так здесь принято чистить зубы. Интересно. Вкус такой приятный. Мятный, что ли. Затем он выполоскал рот и умылся. За спиной были расположены кабинки. Туалет, догадался Сорок Третий.

Через пять минут он уже одетый стоял у себя в комнате. Забрал свои листики с домашним заданием, свою книгу и свой карандаш. За остальными потянулся в класс. Учитель уже ждал их там. Каждый из мальчиков отдавал ему свои листики с домашним заданием. Барнабас одним глазом просматривал их и откладывал в стопку на краю стола. Когда Сорок Третий отдал свои, то тот поднял брови.

— Ты с двух сторон написал? Молодец. После ужина дописывал или в час свободного времени? — спросил учитель, внимательнее рассматривая тщательно выведенные буквы.

— Я успел в отведенное время. — сообщил Сорок Третий и тут же поймал на себе несколько презрительных взглядов.

Барнабас удовлетворенно кивнул головой.

Следующие две недели нового ничего не происходило. Они учились читать. Потом начали писать уже целые слова и предложения. Поначалу Сорок Третий спрашивал некоторые моменты у своих одногруппников, которые уже давно умели читать и писать. После того, как пару раз ему ответили так свысока, что у него от злобы аж зубы заскрипели, он решил больше ничего ни у кого не спрашивать. Старался дойти до всего сам. Или, в самом крайнем случае, спросить у учителя. На удивление, Барнабас всегда охотно отвечал на вопросы. Иногда даже более обширно, задевая смежные темы и сея в голове Сорок Третьего семена для будущих вопросов. После очередной серии таких вопросов, учитель принес ему толстую книгу, посвященную филологии, и отдал в коридоре. Сорок Третий был удивлен этому поступку. А еще он был удивлен тем, что до сих пор ничего не знает из того, что должен знать алхимист, а его учитель все дальше уводит его в сторону.

— А зачем вы это делаете? — спросил Сорок Третий.

Барнабас улыбнулся. Он не видел злобы в глазах ученика. Простой и честный вопрос.

— Я хочу, чтобы ты научился все доводить до абсолюта. Мы еще не начали изучать алхимию. Если ты до ее изучения научишься доводить дело до конца, изучать все-все возможные нюансы, тогда ты останешься еще на год здесь. Если и дальше продолжишь добираться до самой глубинной истины, то из тебя может получиться хороший алхимист. Моя задача — научить тебя думать. Научить добиваться цели. Я вижу, что ты скрупулезно все выполняешь. Это я заметил по первому твоему домашнему заданию. Обычно дети пишут буквы для галочки. Чтобы было выполнено. Чтобы я не бурчал. Чтобы с полиота не вылететь. Да по сотне разных причин. Но у тебя не было ни одной причины. У тебя было желание. Ты каждую букву выводил такую, как предыдущую и такую, как следующую. Дальше ты узнаешь, что это умение для алхимиста одно из системообразующих. Пожалуй, самое ценное. У тебя хорошо наметан глаз. И рука не дрожит. Все остальное приложится. Если у тебя есть способность к алхимии, то все будет хорошо.

Сорок Третий поблагодарил учителя. За что конкретно, он и сам не понял. Возможно, за книгу. Или за хорошие слова в свой адрес. Или за напутствия. Наверное, за все сразу.

Книгу он читал по вечерам при свете лампы. Проговаривал про себя все те правила, что там упоминались. Читать он теперь мог быстро. Только теперь он понял, какие знания могут таиться в книгах. Сотни людей передали свой опыт через бумажные выцветшие страницы. А он весь этот опыт может учесть. Да, пока у него в руках была книга по филологии. Но будут и другие. Будут книги героев. Возможно, самого Алхимиста! Он прочтет о том, как лучше сражаться против Творящих. Как противостоять полчищам амалионов. Каждый вечер, когда Сорок Третий откладывал книгу под подушку, он еще долго мечтал, представляя будущие сражения. И каждый вечер он расстраивался от того, что до сих пор не знает ничего из того, что должен знать алхимист. Ничего. Вообще.

Прошли две недели. Затем началась грамматика. Ее Сорок Третий уже хорошо изучил, поэтому никаких проблем у него не возникло. Домашнее задание он делал очень быстро, выводя каждую букву и каждый знак. Учитель дал ему новую книгу. По математике. Да, она была слегка детской. Зайчик собирает шишки, медведь яблоки, а лисичка курочек. Зато он понял смысл сложения и вычитания. Книгу он глотнул за пару вечеров. Барнабас принес другую. Более сложную. Там начались уравнения. Сначала простые. Потом сложнее. Сорок Третий узнал, что такое формула. Затем формулы усложнялись и пошли целые системы уравнений. Поэтому, когда группа дошла до изучения математики, Сорок Третий уже вычислял сложные интегралы и производные. И каждая формула, каждое правило и каждое исключение из этих правил навсегда оставались у него в памяти. Случалось даже, что Барнабас просил его процитировать какую-то часть из книги, что они изучали в группе, и Сорок Третий это делал. Друзей у него после такого не добавилось. Но это было и не важно. Он сразу понял, что здесь каждый сам за себя. Вся его группа условно делилась на несколько частей. Были те, кто знал друг друга с раннего детства, и такие держались вместе, не принимая к себе других. Были такие, что страшно хотели попасть в одну из таких групп и были подлизами или доносчиками. Делали все, чтобы угодить кому-то. Сорок Третий больше всего на свете хотел стать алхимистом. Ему не было дела ни до тех, ни до других. Он относил себя к третьей группе. Одиночек. Таких насчитывалось не мало. У каждого имелись на то свои причины или, может, так сложились обстоятельства. И когда с ними общаться? Все свободное время он проводил за книгами. Когда заканчивалась одна, он просил у Барнабаса другую. Один раз учитель сердито покачал головой и начал спрашивать разные определения и формулы из той книги, что ему вернул Сорок Третий. Мальчик ответил правильно на все вопросы. Учитель улыбнулся и похвалил его, сказав, что тот может стать Черным. Что бы это ни значило.

Два месяца пролетели незаметно. Осень начала красить деревья в золотые цвета. С высоты третьего этажа своего корпуса Сорок Третий любил наблюдать за лесом. Как он трепещет на ветру, колыхается и волнуется. Он внушал ему спокойствие. И напоминал о доме. Что там сейчас делает отец? Хорошо ли он заработал на продаже урожая? Наверное, еще одна причина, почему он все время проводил за книгами, так это то, чтобы меньше думать о семье. Чтобы слезы не наворачивались на глазах. Чтобы внутри не душило ярким огнем жгучее желание увидеть родных. Маму, братьев, отца.

Осенним утром все собрались в классе. Сорок Третий сидел уже за первым столом. Постепенно он туда перебрался. Большинству парней не нравилось, что Барнабас все время заглядывает в их листочки и делает замечания. Поэтому они были не прочь поменяться местами, чтобы сзади можно было спокойно подумать о своем, а иногда и подремать. Сорок Третьему сидеть впереди нравилось. Можно было хорошо все расслышать. И на доске лучше видно, если там учитель что-то надумает написать.

Сегодня учитель немного задержался. Он пришел запыхавшимся. На стол он бросил стопку книг с красными обложками и тяжело плюхнулся на стул. Он вытер пот с лица и отдышался. Класс сидел молча.

— Все. Пока с общими предметами покончено. Вы еще будете изучать математику, физику и химию. И будете это изучать до конца своего обучения. Но с сегодняшнего дня… — он сделал паузу. — Мы будем изучать то, к чему вы так надеялись приступить с самого первого дня обучения. Мы начинаем изучать алхимию.

Сорок Третий весь светился от счастья. И уши смеялись. Он не знал, как восприняли новость его сверстники. Ему было плевать. Алхимия! Вот она! Лежит в красной книге и ждет его!

— Берем свои карандаши. Листиков сегодня вам понадобиться намного больше.

Учитель достал из ящика стола стопку белых листов и бросил их на первый стол перед Сорок Третьим.

— Раздай по десять.

Сорок Третий поделил пачку приблизительно на три части. Две отдал соседям слева и справа. Каждый из них отсчитывал по десять листочков и комплектом передавал назад. Пока они считали и передавали, Барнабас продолжал:

— Основа алхимии — это алхимические круги. Пиктограммы. Руны. Символы. Как, угодно. С помощью них алхимист и делает чудо, как говорят драйтлы. Или алхимию, как говорим мы. Этих пиктограмм есть большое множество. Тысячи. Большинство из них вы должны будете научиться воспроизводить с закрытыми глазами. И это вовсе не фигура речи. — он умолк. — Вы на самом деле будете воспроизводить их с поразительной точностью у себя в мозгу. Без этого вы не станете алхимистами.

По спине Сорок Третье прошли мурашки. Листки он считал в каком-то тумане. Ему так и хотелось закричать от радости. Скоро он станет великим воином.

Когда все уже сидели с карандашами в руках напротив белых листиков, Барнабас принялся раздавать книги.

— Самое важное умение алхимиста. То, без чего нет самой алхимии. То, чем мы с вами будем заниматься все это время до конца года. — Барнабас выдержал неприлично долгую паузу. — Рисование.

Сорок Третий шумно выдохнул и охнул. Учитель не обратил на это внимания.

— Именно с рисования начинается алхимист. Нет ничего важнее рисования. Поэтому эти книги — для вас. Открываем на третьей странице. Как мы видим, страница слева и страница справа одинаковые. Там два рисунка. Изображен на них ежик. С яблоком у себя на спине. Сегодня целый день будем учиться рисовать ежа. Кладем листики сверху на рисунок и обводим. Не спешить. Обводить нужно очень легко, по несколько раз подряд прорисовывая линии, чтобы ваши руки привыкли к рисунку.

Сорок Третий безразлично посмотрел на рисунки. Два ежа. Они выполнены были нарочито размашисто с закруглением везде, где это уместно и, где нет. Иголки были слишком остры, яблоко было слишком круглое. Неестественно круглое. И глаза, и нос, и пятна, и щеки. А еще составитель книги ошибся. Или Барнабас ошибся, говоря, что рисунки одинаковые. Он перевернул пару страниц вперед. Круглые зайцы, круглые медведи, справа и слева не одинаковые рисунки. Отличия у них были. Каждый рисунок был одного и того же масштаба. Линии закруглений максимально одинаковы на всех рисунках. Это сразу бросалось в глаза. Сорок Третий еще пролистал книгу вперед. Да, везде закругления приблизительно одинакового радиуса. Голова лисицы была так же закруглена, как и тело ежика, как корзинка медведя и имели такой же радиус, как и солнце на последней странице.

— Что скажешь?

Сорок Третий рассматривал книгу, пока его локтем не толкнул Шестнадцатый. Сорок Третий ошеломленно посмотрел по сторонам и увидел поднятые брови учителя и стремительный взгляд, направленный прямо на него. Что он там говорил?

— Рисунки какие-то детские. Все скругленные окружностями одинакового радиуса. Все рисунки справа отличаются от рисунков слева…

— Чем? — перебил его одногруппник.

— И правда, чем, а, Двадцать Седьмой? — переспросил у него Барнабас. — Попахивает… чем же это попахивает? А, точно, твоим наказанием попахивает!

Двадцать седьмой опустил голову и смотрел к себе в книгу.

— Итак, берем листы, прикладываем к книге и обводим. Ты, — обратился учитель к Сорок Третьему. — не обводишь. Рисуешь. Понял?

Сорок Третий кивнул и принялся переносить рисунок на свой лист. Когда он закончил, то Барнабас взял книгу и приложил сверху рисунок ученика. Все контуры совпали идеально. Учитель с книгой и листиком прошел к окну и стал так, чтобы солнечный свет максимально осветил книгу. Некоторое время он изучал рисунок. Потом отдал книгу ученику, не проронив и слова.

Целый день ученики старательно выводили животных на своих листиках. Учитель ходил по рядам и время от времени брал то у одного ученика рисунок, то у другого. Все время делая замечания и ругаясь на мальчиков. К Сорок Третьему он больше не подходил. До обеда, после обеда и еще несколько дней прошли в перерисовывании картинок с левой стороны на каждом развороте книги. В один из таких дней Барнабас был особенно зол и досталось почти каждому парню. Как и раньше, листики Сорок Третьего он не проверял. Вечером Шестнадцатый подошел к Сорок Третьему, который уже собирался ложиться спать.

— Как ты это делаешь? Почему у тебя получается, а у меня нет? — спросил его одногруппник.

Сорок Третий молча подошел к тумбе и достал оттуда лист бумаги. Чистый. Он сложил его пополам, провел ногтем по изгибу и затем аккуратно разорвал. На одном листе он быстро набросал круг и пару элементов внутри и снаружи, чтобы они касались круга. Карандаш он надавливал сильно, чтобы линии вышли пожирнее. Затем дал карандаш Шестнадцатому, а сам свернул свой листик пополам и поверх него положил чистую ранее оторванную часть.

— Покажи, как ты обводишь. — сказал он.

Шестнадцатый ближе подошел к тумбе и почти начал обводить рисунок.

— Нет, просто покажи, как ты это делаешь. Не обводи.

Шестнадцатый секунду смотрел на него. Потом, не касаясь карандашом, начал показывать, как бы он обводил рисунок.

— О чем ты сейчас думаешь? — спросил Сорок Третий.

Его собеседник удивленно распахнул глаза:

— О том, чтобы не выйти за линии, чтобы точнее по ним пройти.

Другие мальчики, которые были рядом, оторвались от своих занятий и теперь тоже вникали в разговор.

— Нет. Так тебе ни за что не обвести рисунок правильно и точно. Ты должен видеть картину целиком. Разверни мой рисунок. Посмотри на него. Пойми его. Не начинай рисовать там, где придется. Посмотри, как это лучше сделать. Приблизительно составь план, как ты это будешь делать.

— Это же просто рисунок. Какой тут план? — спросил Двадцать Седьмой.

— А такой. Нужно оценить его и принять решение, как именно ты будешь его рисовать. Этот рисунок надо начинать с круга. — ответил Сорок Третий. — Сначала хорошо обводишь круг. Весь круг. Потом рисуешь внешние элементы сверху. Затем внутренние элементы в верхней части. Если ты начнешь рисовать снизу, то рукавом будешь затирать уже нарисованное, когда твоя рука переместиться вверх. Обязательно смотри на рисунок и делай хоть какие-то выводы. Это поможет лучше понять его. Например, если ты заметил, то внешние элементы разбросаны относительно внутренних с поворотом на тридцать градусов. Внутренние расположены через каждые шестьдесят градусов. Если ты это для себя подметишь, то поймешь рисунок. Ты его ощутишь, сроднишься с ним. И тогда нарисовать его будет гораздо легче.

— Ага, легче. Раньше это был просто рисунок, а теперь ты все запутал. Ты чокнутый. — сказал Двадцать Седьмой и полез на свою кровать.

Другие принялись расходиться. А Шестнадцатый вздохнул:

— Твое видение странное. Очень странное. Но мое видение не приносит результатов. Попробую, как ты говорил.

Сорок Третий пошел к лестнице. Он ворочался в кровати, изредка наблюдая за Шестнадцатым. Он видел его рисунки в классе. Не очень. Но в усердии ему не отказать. При очень тусклом свете лампы парень еще долго стоял, склонившись над тумбой. Сорок Третий заснул.

Утром, он увидел рисунки у себя на тумбе. Совсем не плохо. Было изрисовано больше десяти листов. На последних более-менее сносно был скопирован его первоначальный рисунок. Сорок Третий довольно закивал головой. А встретившись с Шестнадцатым до занятий, сообщил ему о том, что он стал рисовать гораздо лучше.

Сегодня Барнабас приступил к новому заданию. Надо было на одном листе нарисовать ту фигуру, что слева в книге, на другом — ту, что справа. После каждого такого срисованного разворота надо было взять третий лист и записать там все отличия, которые ты смог между ними заметить. По истечении первого часа занятий все сложили листики и ушли на перерыв. После него Барнабас сообщил о результатах.

— В среднем, вы нашли восемь отличий. Кто-то чуть меньше. — и он посмотрел на Двадцать Седьмого. — Кто-то чуть больше. Правильное количество отличий — семнадцать. Будете рисовать эти рисунки, пока не найдете их все. Сорок Третий, ты на сегодня свободен. Можешь пойти погулять.

Мальчик поднялся, собрал свои вещи и отправился в комнату. На третьем листе он записал цифру семнадцать. И расписал каждое из отличий. Теперь у него целый день свободен. Чего ранее не случалось. Он видел, как другие мальчишки, чуть постарше него, в выходные дни гуляют по полиоту. Их же группа занималась без выходных. Поэтому он, с одной стороны, был рад предоставленной возможности не думать о занятиях, а с другой, не знал, что еще можно делать. Нужно идти на улицу. С этим он точно определился.

Полиот был им уже изучен. Оставалось пару закоулков, в которых находились какие-то завалы. Там стояли тачки, орудия труда, всякого рода доски и железки. Даже камни. Наверное, раньше маленькие здания, что там находились были востребованы. А со временем стали никому не нужными. И туда начали ставить все, что не помещалось в других местах. Именно туда Сорок Третий и направился. Он добрался до закоулка быстро. Сегодня был обычный день занятий, поэтому людей на улицах не было. По крайней мере, в тех местах, через которые он проходил. Строительный мусор и некоторые принадлежности никуда не делись с того последнего раза, что он здесь был. Сорок Третий начал пробираться через эти склады ненужного хлама. Надо было быть осторожным, чтобы лишний раз не шуметь и не повредить себе ничего. Его интересовала небольшая постройка, что стояла в тупике. Справа и слева были бездушные серые каменные тыльные стороны других заброшенных зданий. А вот маленькое ветхое здание прямо перед ним оставалось для него загадкой. Обе его стены были плотно составлены со стенами других массивных зданий. А вот оно было мелкое, старенькое, с покосившейся крышей. Сорок Третий с трудом добрался до него. Он подергал за ручку, дверь оказалась не запертой. Мальчик вошел. Комната примерно два на два метра. Из мебели ничего не было. На стенах ничего не было, на полу тоже. Ну, если не считать длинные штыри, которые торчали из стен то тут, то там. Он на всякий случай поднял голову, осматривая потолок. Удивляться там ничему не пришлось. Даже лампы нигде не видно. Сорок Третий вздохнул. Казалось бы, голые стены, комната не приспособлена абсолютно ни к чему. Но она пробудила в нем чувство уюта. Может быть, так повлиял низкий потолок. Или старая деревянная рама. Ему здесь понравилось.

Сорок Третий вышел за дверь. Он побродил по мусору, кое-что подбирая. С трудом занес несколько камней в здание. Затем подобрал еще парочку других предметов и отправился на новые поиски. Через час у него уже была готова лавка. Пару камней по бокам и между ними он поместил доску, на которой можно было сидеть. Мелкими камнями он обработал острые ее края, чтобы не пораниться. И сидеть так гораздо удобнее. На штыри под окнами он примостил еще две короткие доски. Это было похоже на стол. Да, доски разной длины и поэтому он выровнял один край такого стола, в то время, как другой получился безобразным. Зато доски оказались одинаковой толщины и сложились практически без зазора. Парень вынул из кармана сложенный листик. Он всегда носил парочку с собой. На всякий случай. Из другого кармана вынул карандаш. Так он просидел минут пять и принялся рисовать. Когда ему пришлось изменить свое положение, чтобы листок лучше освещался, он понял, что уже наступает вечер. Обед он давно пропустил. Ну и пусть. Зато рисунок почти окончен. Еще десять минут и будет готово. Затем Сорок Третий выскочил на улицу. Здесь обязательно должно быть то, что он ищет. Да, глину здесь найти можно. Он взял какую-то палку и постучал по засохшему месиву. Отбил кусок. Теперь нужно раздобыть воду. Небольшая фляга, которую ему купил Древен, очень пригодилась. Сорок Третий размял глину в руке. Вернулся в здание и взял чистой рукой рисунок. Он поднял его на высоту глаз и прислонил к стене. Сверху он прикрепил его глиной. Держалось хорошо. Сорок Третий был доволен собой. Он постоял так еще несколько минут, затем отправился ужинать. На стене остался висеть портрет его отца по пояс. Он улыбался, раскинув руки так, как будто хотел кого-то обнять. Возможно, своего сына. Обрубок руки прятался за слегка свисающим рукавом рубашки. Точная черно-белая копия отца делала комнату для мальчика более домашней.

Следующих изменений в учебных занятиях пришлось ждать еще месяц. Большинство парней в группе уже могли достаточно хорошо находить отличия в рисунках. Некоторые, конечно, жульничали, а некоторые и не пытались увидеть то, чего не видели. Барнабас сказал, что больше на это учебное время тратить он не намерен. Отстающим он предписал заниматься каждый день с красными книжечками с рисунками по часу. Это помимо остальных домашних заданий. У Шестнадцатого дела шли не очень хорошо, Сорок Третий время от времени ему помогал. Не прямо указывал на различия, а намекал. Заставлял копировать пару линий с одного рисунка и другого до тех пор, пока он сам не видел разницу. После скучных многочасовых проработок первых рисунков, Шестнадцатый стал лучше разбираться в линиях. Теперь Сорок Третьему приходилось показывать ему самые скрытые различия. Те, которые большинство его одногруппников так и не увидели. На последнем рисунке в книге Шестнадцатый все отличия нашел сам. Чему был несказанно рад.

— С сегодняшнего дня мы приступаем к изучению первой базовой способности алхимиста. — говорил на занятии Барнабас. — Расщепление. Запомните это слово хорошенько. До конца года вы только и будете заниматься тем, что расщеплять. Я принес новые книжки. Как вы догадались, они все красного цвета. Все книги для первого этажа такого цвета. Это, если кто до сих пор не сообразил, да, Двадцать Седьмой?

Книги быстро были розданы между учениками. Сорок Третий свою пока не открывал. Руки у него тряслись от возбуждения. Расщепление. Первая базовая способность! Вот оно! Барнабас бросил перед ним стопку листиков. Сорок Третий слегка поник, но разделил стопку на три части и принялся отсчитывать десять листов. Смутные догадки начали проноситься у него в голове. Когда он отсчитал очередные десять штук, то одной рукой перевернул страницу, чтобы проверить свои теории. Так оно и было. Снова рисунки. Круги с какими-то фигурками внутри.

— Что делать, вы уже знаете. — сообщил им Барнабас. — Единственное отличие — теперь вам эти рисунки придется запоминать. Не запомнишь — вылетишь из обучения и под зад за забор. Всем ясно? Первые два дня будем обводить рисунки с первой страницы. Затем будем их рисовать на бумаге. Потом, будем рисовать их в мыслях. Это ясно? Нет? Конечно, нет. Я потом вам покажу. Сначала надо уяснить несколько вещей. Кто из вас видел, как работает алхимист?

Сорок Третий оглянулся. Почти весь класс поднял руки. Ого. Он и еще несколько драйтлов сидели неподвижно. Сорок Третий сглотнул. Да уж. Он так отчаянно хотел стать алхимистом, что забыл поинтересоваться, что же они из себя представляют. Не те славные герои прошлого, а нынешние.

— Главное для алхимиста — это хорошенько запомнить пиктограммы и знать какую из них использовать для решения конкретной задачи. Вот и все. Вся их работа. Берем предмет, подбираем пиктограмму. Вуаля, все готово. Понятно? Пиктограммы — это слова языка алхимистов. Чем больше слов вы знаете и лучше их подбираете в контексте конкретной ситуации, тем лучшим алхимистом вы являетесь. Пиктограммы знать обязательно. Их тысячи. Мы все их будем постепенно изучать. У вас будет девять лет, чтобы их выучить. Итак, приступаем к первой пиктограмме.

Барнабас приступил к ее разбору. Рассказал из чего она состоит. Как правильно начать ее рисовать. На что следует обратить внимание в первую очередь, на что потом. Как проверить правильность начертания пиктограммы. Все они чертились по определенным правилам. Он озвучил только некоторые из них. Например, что внутренние элементы пиктограммы должны обязательно касаться окружности. Будь то линия, треугольник, квадрат, окружность или что-либо другое. Это не имело значения. Принцип номер один — все внутренние элементы должны касаться окружности. Принцип номер два — все элементы внутри окружности должны быть расположены равномерно отдаленно друг от друга. Если элементов было три, и они были разные, то бралась середина каждой стороны или точки соприкосновения фигуры с окружностью и расстояния между двумя любыми такими точками должны быть одинаковыми. Он сказал, что есть и другие правила, о которых пока не стоит задумываться. Сорок Третий поднял руку.

— Что? — слегка раздраженно спросил учитель.

— Расщепление. Эта пиктограмма поможет нам расщепить? Но что именно?

Барнабас улыбнулся довольной улыбкой:

— А тебе, Двадцать Седьмой, не интересно, зачем эта пиктограмма? Или тебе лишь бы карандашом махать? Делаю, не знаю что, потому, что надо. Такой у тебя девиз? — он побарабанил пальцами по столу, пока не увидел, что его все внимательно слушают. — Сорок Третий задал вопрос, который мне должен был задать каждый из вас. Я должен был увидеть лес рук. А что взамен? Один стебелек.

Он покачал головой и вздохнул. Учитель вытер лицо рукой.

— Расщепление. Базовая способность. Самая простая. Ее изучают самой первой. Каждая пиктограмма для чего-то нужна. Та, что у вас на первой странице, расщепляет соль. Любой элемент в нашем мире хороший алхимист может расщепить. Любой. Что мы получим от расщепления соли, камня или железа? Мы получим порошковую субстанцию такой же массы, что и исходный элемент.

— Тогда это дробление. — тихо сказал Сорок Третий.

— Дробление — часть расщепления. Это одна из стадий расщепления. Если разложить какой-то сложный элемент на составляющие, то может получится, что эти составляющие отдельно друг от друга и существовать не смогут. Они могут взрываться при контакте с воздухом или немедленно переходить в окиси или другие элементы. Поэтому нам понадобится закрепление. Но закрепление — это не способность и не отдельный вид пиктограмм. Это несколько сложных фигур, которые будут вписываться в пиктограмму расщепления. Они идут неразрывно. Но, чтобы не усложнять новые для вас пиктограммы, мы будем использовать простые материалы и простые пиктограммы. Для начала. Расщеплять правильно будем чуть позже. Ясно? Даже тебе, Двадцать Седьмой? Тогда приступайте.

Сорок Третий сидел немного расстроенный. Все эти пиктограммы в книге. Листики, карандаши. Что это имело общего с Алхимистом и его сражениями с Творящими? Листиками их не победить. Он вздохнул и принялся перерисовывать первую пиктограмму со всей присущей ему щепетильностью. Тщательно выведенные линии не отличались от варианта в книге. Ни по масштабу, ни по разнице в толщине между разными линиями пиктограммы. Все было выдержано идеально. Сорок Третий поднял глаза и увидел, что Барнабас внимательно следит за ним, стоя прямо перед ним. И давно он здесь стоит? Учитель выхватил листок и посмотрел на него. Сунул себе в карман. Дал мальчику новый из его же стопки. Закрыл перед ним книгу и жестом приказал нарисовать еще. Сорок Третий выполнил то, что хотел от него учитель. Барнабас, как и в первый раз, выхватил листик, секунду смотрел на него и спрятал в карман.

— На сегодня ты свободен. Вечером в часы домашнего задания нарисуй столько пиктограмм, сколько успеешь. Принесешь мне все показать.

Сорок Третий поднялся, собрал вещи и отправился в свою тайную комнату. Он любил проводить там время. Иногда он брал сюда книги, иногда рисовал. На стене уже висело несколько его рисунков. Отец, вид из его окна, каким он был, когда он находился у себя дома. Поля. Даже рынок. И сейчас он сидел на стуле и рисовал. Пиктограмму. Сорок Третий проверил флягу у себя в кармане. Полная. Вскоре на мокрой глине на стене висел еще один рисунок. Пиктограмма расщепления кристаллов соли. Именно так она называлась в книге. Ему очень хотелось вынуть книгу из своей сумки и посмотреть на другие пиктограммы. Но так было бы не честно. Учитель сказал, что он должен рисовать только в отведенные для этого часы. Два часа. Раньше на домашние задания выделяли всего час. Теперь же это время увеличили. Он еще немного посидел в комнате, затем выбрался, чтобы не опоздать на обед. По пути домой ему повстречалась группа мальчишек. Ничего более странного он не видел в полиоте. Здесь все было таким размеренным. Каждая группа была настолько изолирована от любой другой, настолько это было возможно. Время перемен никогда не совпадало. В столовую ходили отдельно, все группы собирались вместе только утром, когда чистили зубы и шли в туалет. Тогда эта компания не показалась ему странной. Все выглядело естественно. А сейчас он вдруг понял, что в компании мальчики разных возрастов. Разных курсов. И они вместе о чем-то беседуют. Сорок Третий решил пройти поближе к ним. Конечно, как и стоило ожидать, мальчики замолчали, когда он проходил мимо. А жаль. От них веяло какой-то таинственностью. Сорок Третий любил загадки.

Вечером он приступил к рисованию пиктограмм. Кроме самой пиктограммы надо было еще запомнить ее название. В группе с ним почти никто не общался. Иногда он слышал, как за спиной его называли умником. Ему было все равно. Он пришел сюда, чтобы научиться побеждать Творящих. Если ему это надо будет делать одному, то так тому и быть.

На следующее утро Барнабас первым делом поинтересовался у Сорок Третьего, сколько тот успел нарисовать пиктограмм. Мальчик вынул из сумки все двенадцать. Барнабас принял рисунки, не сводя глаз с мальчика. Тот выдержал его взгляд. Учитель уселся за стол и принялся перебирать рисунки, по долгу останавливаясь на каждом из них.

— Бери. — сказал он и бросил несколько листов на первый стол.

Парень, возле которого они плюхнулись, передал их Сорок Третьему.

— Гранит. — сказал Барнабас.

Сорок Третий принялся рисовать. Весь класс сидел молча. Через пять минут он передал листик Барнабасу.

— Что получим после расщепления? — спросил учитель, потянувшись за листочком.

— Кварц, плагиоклаз, калиевый полевой шпат и слюда. — быстро ответил мальчик.

В книге рядом с пиктограммой обязательно было указано, какие элементы будут получены в результате расщепления.

— Глина. — снова сказал учитель.

Сорок Третий принялся рисовать. Через пять минут он отдал листок учителю:

— Каолинит.

— А ты хоть знаешь, что это такое? — поднял на него глаза Барнабас.

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Ты все запомнил пиктограммы, которые нарисовал? — спросил учитель, и, увидев кивок Сорок Третьего, добавил. — И как долго ты сможешь держать их в памяти?

Сорок Третий пожал плечами. Откуда он мог знать? Ему ведь всего десять лет. Он еще не прожил столько, чтобы сказать, что он что-то забыл.

— Наверное, очень долго.

— Хорошо. Тебе обязательно рисовать, чтобы запомнить пиктограммы?

Мальчик снова отрицательно покачал головой.

— Тогда изучай книгу. Как всю изучишь, скажешь.

Теперь занятия для Сорок Третьего пошли веселее. Ему не надо было по десять раз выводить каждую пиктограмму часы напролет. Он потратил два дня, чтобы запомнить все пиктограммы из книги. Примерно с двадцатой страницы он обнаружил во всех пиктограммах повторяющиеся элементы. Он решил, что это и были фигуры закрепления. Через два дня он сообщил Барнабасу, что выучил все пиктограммы. Учитель проверил некоторые из них, спросив заодно и о том, какие элементы будут получены в результате расщепления. Сорок Третий правильно ответил на все вопросы. Через день учитель принес две новые книги. Он сказал, что они не входят в стандартную программу, но и случай ведь тоже не стандартный. Книги были потолще и пиктограммы были посложнее. Обложка одной книги была оранжевого цвета. Накидки таких цветов носят дети со второго этажа его корпуса. Он их редко видел. Утром они были без накидок, а их занятия были разнесены во времени так, чтобы перемены у них не совпадали. Поэтому в столовой они не встречались. Но иногда, гуляя по полиоту, когда учитель его отпускал пораньше, он видел несколько драйтлов со второго этажа именно в оранжевых накидках. Наверное, это была такая форма. Ведь по полиоту ходили дети постарше в других цветах. Зеленый, синий, желтый. Он пока не очень хорошо разобрался в том, кто какие цвета носил и от чего это зависело.

Месяц неспешного запоминания книг прошел быстро. Самые сложные пиктограммы Сорок Третий старался рисовать на листиках. Он подмечал неточности в своих рисунках и перерисовывал их, пока не получалось идеально точно. Когда он отнес и эти книги учителю, тот уже не задавал ему вопросов по пиктограммам. Его группа была на середине первой книги.

Тем временем наступила зима. Широкие сквозные проходы с высокими арками теперь были оснащены массивными каменными двустворчатыми дверьми. Открывать их можно было специальным тумблером. В одном положении он открывал двери, в другом — закрывал. Такой тумблер был и снаружи, и внутри с каким-то светящимся элементом. Теплые вещи им выдали. Вернее, была специальная комната, где вся их верхняя одежда с номерами висела на вешалках. Они обязательно должны были возвращать одежду сюда каждый раз, когда снимали ее. В свои комнаты забирать ее не разрешалось. Никакой системы отопления Сорок Третий не видел. Но полы были теплые. Он их щупал рукой. Даже в коридоре. Везде теплые. А в комнате иногда приходилось даже открывать окно, так было душно. Зима Сорок Третьему нравилась. Вот и сейчас он шел по узенькой улочке полиота. Шапка была немного великовата и все время спадала на глаза, ее приходилось поправлять. Куртка была теплой и почти в пору ему. Штаны были летние, поэтому каждый раз на улице он ускорялся, чтобы быстрее дойти до нужного ему места. Зимой он перестал ходить в свое тайное место. Там еще в конце осени стало холодно. Так что его кровать на третьем ярусе стала временной его научной обителью.

Снежок падал крупными хлопьями. Сорок Третий задрал голову, чтобы снежинки падали ему на лицо. Он шел с закрытыми глазами, ловя горячим лицом прохладные белые хлопья. Ему было жарко не от шапки или куртки. Нет. Он шел в полиорат. Туда, куда его вызывал ректор. Не лично. Барнабас сказал ему, что он должен немедленно явиться в его кабинет. О причинах вызова он не упомянул. Поэтому Сорок Третий слегка волновался. У него в голове роились десятки разных мыслей. Конечно, скорее всего, это связано с обучением. С тем, что он так быстро проходил все те книги с красными и оранжевыми обложками. Где находится кабинет ректора, он прекрасно знал. Каждый ученик в полиоте это знал. А вот и оно. Здание на высоких ступенях. Черное. Только два здания во всем полиоте были черными. Это и еще одно длинное с краю, у самой стены. Сорок Третий взобрался по ступеням. Он посмотрел налево, туда, где стоял Алхимист. Он был слегка покрыт снегом. Голова, плечи и спина. Сорок Третий глубоко вздохнул. Он набрался смелости и постучал в деревянную дверь. Почти все входные двери были каменными. И только несколько во всем полиоте были из дерева. У ректора была из дерева. Сорок Третий еще немного постоял. Потом постучал и, в конце концов, решил открыть дверь. Он вошел. Небольшой коридор с маленьким высоко расположенным окном. Коридор был вытянут в форме прямоугольника. По одну его сторону было три двери. Никаких табличек на дверях. Мальчик пожал плечами и постучал в первую. Никакого ответа. Он постучал во вторую. Дверь сразу приоткрылась. Парень заглянул внутрь.

— Сорок Третий, надо полагать? — раздался голос из глубины комнаты.

Мальчик вошел. Комната была большая. Обставлена мебелью. Два дивана, кресла. Все выглядели очень богато. На стенах висели картины. Мелкие и поэтому трудно было понять, что там изображено. А вот одну картину он узнал. Она была огромна и была на противоположной стене. Прямо за спиной драйтла, что сидел за столом. Почти от пола и до потолка. Она была огромна. Сорок Третий безошибочно определил сцену, во славу которой картина была нарисована. Она была в красивых темно синих тонах. И черных, и еще серых. Алхимист стоял на горном шпиле, готовый к схватке. Одной рукой он держал черный кривой меч. А другой… поглощал свет. Теперь Сорок Третий начал понимать, что означали слова его отца. Все краски вокруг правой руки Алхимиста вертелись в вихре. Они начинались теми цветами, которые были там, откуда они были взяты. Цвет горы плавно перетекал в черный цвет, по мере сворачивания в спираль к руке Алхимиста. Так точно сворачивалось голубое небо, перемешиваясь с цветом горы и так же закручиваясь спиралью. Алхимист был великолепен. Он стоял повернутым больше спиной, чем боком. А справа от него бежала она. Точно так повернутая наполовину боком, наполовину спиной. Странная концепция. Под ногами у нее были синие пластины. В одной руке еще одна такая синяя полупрозрачная пластина, за которой видно было ее силуэт. В другой — синий длинный и широкий меч. Очень широкий. Но не оружие завораживало мальчика. Он не мог оторвать взгляд от ее глаз. Синие. Глубокие, безжизненные и такие холодные. Они светились так, что свет от них выходил за пределы лица Творящей. Страшные и опасные глаза. Настоящая бездна. Мурашки прошли по коже у мальчика. Смог бы он против такой сразиться?

— Я уже и забыл, как в первый раз, точно так стоял и смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. А ведь прошел не один десяток лет, прежде, чем я понял, что за тайну она хранит.

Мальчик встрепенулся, как будто только сейчас понял, что он в комнате не один. За большим дубовым столом сидел драйтл в черной одежде. Черная рубаха, черная штанина, кусок которой видел Сорок Третий только из-за того, что драйтл немного повернулся, чтобы тоже видеть картину. На спинке кресла висела черная куртка. Или плащ. Даже веревка на шее с каким-то талисманом была черного цвета. Впрочем, как и сам талисман. Темные волосы, черная борода и темные глаза органично вписывались в весь образ. На вид ему было около сорока лет. Примерно.

— Вы меня вызывали? — удивился собственному тоненькому голосу мальчик.

— Да, вызывал. Присаживайся. — он махнул рукой на ближайшее кресло.

Парень подошел поближе к столу и сел в кресло. Оно было таким мягким. Но, после лавок и стульев, все кажется мягким.

— Меня зовут Серафеим. Барнабас рассказывал мне о твоих успехах. Странно слышать от него хвалебные отзывы, знаешь ли. Это меня заинтересовало. Я осмотрел несколько твоих рисунков. Он уверяет меня, что ты видел впервые те пиктограммы и нарисовал их в его присутствии, не обводя по книге. — ректор уставился на мальчика.

Парень ждал продолжения реплики, поэтому не сразу понял, что ему задали вопрос, не задавая его.

— Да, все верно. Я хорошо чувствую пропорции. Могу нарисовать идеальный круг. Поэтому пиктограмму нарисовать для меня не трудно. Я могу подтвердить свои слова.

Все же как тихо и тонко звучит его голос в этой комнате. Он слышал каждое свое слово, и каждое звучало как-то необычно. Наверное, стены как-то странно отражают звук. Но ведь голос ректора звучал сильно и зычно.

— Нет, не нужно. У меня нет причин не доверять тебе и Барнабасу. — он посмотрел в окно на метель, которая как раз разыгралась на улице. — Ты закончил курс обучения теории, Сорок Третий. Пора тебе познакомиться с практикой.

Он дотянулся до небольшой черной таблички на столе. Только теперь мальчик обратил внимание на то, чем был заставлен стол. Камни, стеклянные бутылки, металлы и еще что-то, чего он раньше не видел. Ректор взял табличку. Она была темнее ночи. Прямоугольная и абсолютно черная. Он перевернул ее. С другой стороны она была такая же. Но там находилась черная веревка, которая крепилась через отверстия по краям на уровне центральной оси таблички. Сразу мальчик их и не заметил. Еще там в верхнем углу было странное углубление. Не сквозное отверстие, может, до половины толщины таблички. И это при том, что сама табличка была тоненькой. До пяти миллиметров.

— Алхимисты называют это плашкой. Смотри. — он завел обе руки под веревку. — Держится крепко. Видишь, я могу даже потрясти руками.

Он поворачивал плашку и так, и эдак, показывая, что она крепко закреплена.

— Руки — это наш основной функциональный инструмент. Конечно, он передает все то, что у тебя в голове. Передает этой плашке. А она является простым исполнителем воли алхимиста. Непонятно? Я покажу. Ты помнишь пиктограмму для расщепления глины?

Мальчик быстро кивнул. Тогда ректор поднял немного руки, чтобы плашка была на уровне глаз мальчика. Через секунду на ней яркими белыми линиями зажглась именно та пиктограмма, о которой говорил ректор. Сорок Третий открыл рот.

— Голова думает. Руки передают.

Он коснулся плашкой засохшего куска глины на столе. Тот моментально распался на миллион песчинок. В основном они были коричневого цвета, как и сама глина, но попадались и другие.

— Плашка исполняет. Голова, руки, плашка.

Он поднес плашку к камню, затем к металлу. Ничего не произошло. Ректор вопросительно поднял бровь.

— Пиктограмма действует только на глину. — выпалил мальчик.

— Правильно. — он поднял плашку, чтобы мальчику было ее видно. — Теперь обратный процесс.

Старая пиктограмма померкла и исчезла, вместо нее появилась новая. Затем еще и еще одна. Когда они появлялись, то были большего размера, чем потом становились. Первый раз, когда пиктограмма была одна, она размещалась прямо по центру плашки. Сейчас же было иначе. Первая также была по центру. Затем, когда была нарисована вторая, то первая переместилась в верхний левый угол, уменьшившись в несколько раз. А новая пиктограмма теперь красовалась на виду. Потом ректор создал еще две пиктограммы и все повторилось. Каждая следующая пиктограмма становилась в один ряд с самой первой, и только последняя на текущий момент была по центру плашки. И еще Сорок Третий заметил, как почернел воздух вокруг плашки. Как будто она втягивала в себя окружающие цвета и смешивала их. Нет, совсем не так, как на картине с Алхимистом. Но какое-то сходство присутствовало.

— Это не сложно. — он коснулся плашкой сыпучего вещества, которое осталось от глины.

Моментально она преобразилась, сгруппировавшись в куб и обретя свою прежнюю структуру.

— Алхимист может менять форму по своему желанию. Или в соответствии со своими знаниями. Именно поэтому необходимо изучать пиктограммы. Я задал параметры всех сторон в пиктограммах и получил именно такой куб, какой хотел.

— А если бы Вы ошиблись и задали меньшие размеры или большие? Что тогда бы произошло? — мальчик задал вопрос, не отрывая глаз от куба из глины.

— Глина бы приняла максимально похожую форму. Но было бы видно, что я сделал свою работу плохо. — ответил ректор.

— И как можно так быстро просчитать все размеры? — удивился мальчик.

— Опыт, знания, и внутреннее чутье. Оно часто играет основную роль для алхимиста. Зачастую нам приходится что-то создавать, размеры чего трудно подсчитать или даже измерить. Ты просто знаешь. Вот я смотрю на этот камень. — он показал на один из булыжников у себя на столе. — И вижу из чего он состоит. Я уже знаю, какие пиктограммы расщепления мне понадобятся, если я захочу расщепить его до первичных элементов. И я уже знаю, какие мне пиктограммы понадобятся, чтобы собрать из него все, что я захочу. У тебя будет девять лет, чтобы этому научиться. Твоя способность сама определит и подскажет тебе, что есть что. Твоему разуму надо будет только выбрать нужные пиктограммы. По необходимости внести в них правки и передать, опять же, через твою способность это плашке, которая исполнит твою волю.

Сорок Третий часто моргал. Он не совсем понимал, что здесь произошло. И, тем более, как он сможет это все делать в будущем сам. Ректор снял плашку с рук и протянул ее мальчику. Сорок Третий снова открыл рот, он и не думал тянутся за ней.

— Она твоя. Я показал тебе, что она готова к использованию. Заправлена и только и ждет нового хозяина. — он улыбнулся, дальше протягивая плашку.

Сорок Третий встал, чтобы ее взять.

— Веревку подтяни себе по размеру. Плашку всюду носи с собой. Но не вздумай ее потерять! Повредить ее сложно, но все-таки можно. Так что, будь аккуратнее. Отныне ты будешь ходить на обучение в корпус Расщепления. Знаешь, где он находится?

Сорок Третий кивнул. Он уже давно изучил полиот. Ректор, увидев его кивок, сел и взял какие-то бумаги с краю стола. На мальчика он больше внимания не обращал. Сорок Третий понял, что разговор окончен. Он поблагодарил ректора, попрощался и выбежал на улицу. Настроение у него было прекрасное. Наконец-то, он начнет изучать искусство алхимистов. Это будет первый его шаг к возвышению. Всю дорогу до корпуса Сорок Третий думал о том, как он вернется домой в черной одежде. Или светлой. Пока он не знал, какую одежду носят алхимисты. Неважно. Все будут его встречать, расспрашивать, потом он покажет несколько простых приемов расщепления и… собирания? Как же называется то, что сделал там ректор?

Мальчик бодро шагал по узким улочкам, подставляя лицо снегу. Он любил зиму. Она приносила с собой спокойствие. Белый снег все вокруг делал одинаковым. Все, что раньше было зеленым, черным, серым, синим, все теперь стало белым. Жить так проще, когда все одинаковое. Юный ученик бежал к корпусу Расщепления. Туда, куда отправил его Серафеим. Туда, где должен начаться его путь алхимиста. Парень подошел к двери и схватился за такой же тумблер, как и на все остальных, что он видел.

Внутри занималась другая группа мальчиков. В оранжевых накидках. Половина из них не обратила на него никакого внимания. Как и их учитель. Сорок Третий закрыл за собой дверь, повернув тумблер в нужное положение. Он пошел к учителю. После короткой беседы учитель отвел его к одинокому сломанному столу в углу комнаты. Бросил ему на стол книгу и удалился. Сорок Третий вздохнул. Теперь он мог спокойно осмотреться. Длинная комната. Не широкая. Такие здесь любили. Такой была та, в которой он спал, такой была столовая и даже туалет. Все были построены на один манер. На каждых двоих учеников было выделено по одному столу. Столы стояли на расстоянии больше шага друг от друга в два ряда. Ученики за ними находились друг к другу лицом. Стульев не было. Столы были такой высоты, чтобы за ними было удобно стоять. Восемнадцать столов, не считая его собственного. У учителя не было отдельного стола. Он прохаживался по комнате и подсказывал что-то ученикам. Что именно, Сорок Третьему не было слышно, ведь его стол стоял поодаль от остальных. Он находился примерно в десяти шагах от остальных. Наверное, раньше вся эта комната была заставлена столами. А теперь такого количества учеников уже не набирается. Мальчик посмотрел на книгу, которую ему дал учитель. Между прочим, он даже не представился. И вел себя немного вызывающе. И лицо у него казалось недовольным. Он все время перед ответом поджимал губы и кривился, и отвечал так, как будто ему это стоило неимоверных усилий. Легко не будет. Сорок Третий взял книгу. Из названия он понял, что это книга о правилах поведения в этой комнате. Мальчик прочел ее. В ней было сказано о том, что можно делать в этой комнате и чего нельзя. Чего категорически нельзя делать. И много времени уделялось описанию наказаний, которые учитель мог применить к провинившемуся ученику. Судя по мелькавшим архаизмам и по степени странности наказаний, Сорок Третий решил, что эта книга не переиздавалась лет сто. Он еще немного постоял перед книгой, думая о своем. Мальчик знал, что лучше сейчас не идти к учителю. Он все равно не поверит, что такую книгу можно прочесть и запомнить основные ее положения за несколько минут. Поэтому ему предстояло делать вид усердного чтения, не забывая периодически переворачивать страницу в одну или другую сторону. Без разницы.

Через полчаса мальчик подошел к учителю. Тот вскинул брови и отправил его еще раз перечитывать книгу. Сорок Третий перечитал ее еще раз. Он снова подошел к учителю. Тот недовольно покачал головой, но все же задал несколько вопросов парню. Получив правильные ответы, он кивнул, и сказал ждать его у своего стола. Сорок Третий прождал весь день. Учитель, казалось, специально игнорировал его. В конце дня парень не выдержал и подошел к нему. Тот недовольно пробурчал что-то и выдал ему несколько камней, махнув рукой и давая понять, что он может идти. Сорок Третий направился за свой стол. Оставшееся время он пытался разгадать тайну камней. Какие применять к ним пиктограммы? Он видел столы других учеников. Но не видел их пиктограмм. Зато заметил, что здесь не только расщеплением занимались. Но и потом эту всю сыпучую смесь сплетали воедино, возвращая форму тех же камней, что были у них изначально. Парни все время обменивались камнями. Наверное, каждый из них знал, что именно держит в руках, и поэтому мог правильно подобрать пиктограмму. Сорок Третий мог только догадываться. Он вертел камни в руках. На что они похожи? Из чего они состоят? Отважиться спросить у учителя? Даже не так. Ему было не страшно это сделать. Это было противно. С самого начала, с самого первого слова, он понял, как к нему здесь будут относиться. Поэтому ему не хотелось лишний раз вообще говорить с тем драйтлом. А ведь тот даже не представился. Сорок Третий вздохнул, вспоминая Барнабаса. Еще несколько минут он рассматривал камни, пока занятия не подошли к концу. Он сгреб камни и понес их сдавать учителю, как и было написано в той книге. Сдал он их последним, хотя очередь занял пораньше многих. Его оттолкнули и выпихнули, одарив злобными вызывающими улыбками. Мальчик спокойно дождался, пока все сдадут те образцы, с которыми работали. Он спросил, что же это были за камни. Учитель назвал их ему и сказал, что он может не беспокоится, ведь завтра ему дадут другие.

Домой Сорок Третий шел без всякого энтузиазма. Да и без настроения. И зима уже не была такая прекрасная. Хотя ночью ее красоты особо и не видно. Если бы шел снег, то приятно наблюдать за каким-нибудь фонарем, когда снежинки вокруг него пляшут в только им известном танце. Сейчас снег не шел. Парень добрел до своего корпуса. Он повесил в специальной комнате свою куртку и пошел спать. Есть ему не хотелось.

В комнате Шестнадцатый поинтересовался у него, как прошел день, что ему говорил ректор, где он был потом. Безразличным тоном Сорок Третий все ему рассказал. Первый день в корпусе расщепления выдался не очень хорошим.

Второй день был еще хуже прежнего. Учитель на вопрос о том, что это за камни, громко, чтобы слышали все остальные, накричал на Сорок Третьего. Он говорил, что, раз ректор решил, что ты готов к расщеплению, то ты должен это показать. Затем он бросил два камня одному из своих учеников и приказал продемонстрировать. Тот быстро достал свою плашку и через несколько секунд один из камней рассыпался в порошок. Учитель проревел, что раз Сорок Третий такой умный, то пусть это он учит учителя, а не наоборот.

Весь день мальчик и не пытался ничего сделать с камнями. Он хотел научиться обращаться с плашкой. Подогнал под себя размер веревки. Мысленно передавал туда разные пиктограммы. Повернул он ее так, чтобы видеть нижнюю ее плоскость. Никаких пиктограмм там не возникало. Он старался вызвать их целый день. Но так ничего и не добился. На перерыве он пытался заговорить с парой ребят, которые казались ему менее враждебно настроенными. Они сказали, что пусть его учитель или ректор и рассказывают ему.

Еще несколько дней прошли в том же духе. Два камня на сломанном столе, безуспешные попытки вызвать загорающиеся пиктограммы на своей плашке. Идти к Барнабасу и просить его помочь, Сорок Третий пока не собирался. Это означало бы, что он сдался и ему нужна помощь. Это будет в самом крайнем случае. Пока же, ему нельзя говорить, что у него ничего не получается. Ему не хотелось этого делать. Вечером Сорок Третий размышлял о том, как ему вызвать пиктограммы на плашке. Он что только не пробовал, но результат был одним — черная плоскость оставалась черной. Всегда. Что бы он не делал. Он вздохнул, закрыл глаза и начал представлять себе, как люди раньше это делали. Как они впервые использовали плашки. Из того, что он читал, ему было известно о двух основных путях, по которым могли пройти драйтлы, чтобы создать плашку. Нет, из истории ему об этом ничего не было известно. Он сделал логический вывод. Обычно что-то получается либо постоянным улучшением чего-то уже существующего, либо совершенно случайным образом. Возможно, у плашки был прародитель. Вот он был открыт либо случайно, либо в результате усовершенствования очень примитивной вещи. Если ее прародитель был открыт случайно, то это давало очень большую подсказку Сорок Третьему. В том, что плашка была не всегда такой, какая она есть сейчас, у него сомнений не было. Сложнее, если изначально вместо плашки было что-то другое. Во-первых, не известно, что это было. Во-вторых, вполне возможно, что способ зажигания пиктограмм на прародителе существенно отличался от того, что алхимисты используют сейчас. Но долгие размышления привели его к одному и тому же выводу даже при рассмотрении двух разных путей эволюции плашки. Завтра он обязательно попробует.

На следующий день в корпусе расщепления было закрыто. Он не сразу сообразил, что у оранжевых накидок есть один выходной. Мальчик разочарованно побрел по полиоту. Бесцельно. Он просто бродил по очищенным от снега улицам. Зимой заходить в свою тайную комнату он не хотел. На снегу были бы отчетливо видны его следы. Он не хотел, чтобы кто-то кроме него туда наведался. Поэтому мальчик гулял улочками до обеда. После обеда сидел в тишине и одиночестве у себя в комнате, пока не начали приходить другие ребята. Как обычно, Шестнадцатый его расспрашивал. Возможно, они даже немного сдружились. Могли поговорить о том и о сем. Сорок Третий показывал ему, как лучше запоминать пиктограммы, откуда лучше начинать рисовать каждую из них. Шестнадцатый заметно поднаторел в этом вопросе. Теперь он нуждался в подсказках гораздо меньше, чем пару недель назад. Двадцать Седьмой иногда отпускал плоские шуточки в адрес Сорок Третьего в связи с тем, что он уже изучает расщепление. Но в основном они были безобидные, поэтому не требовали ответных мер.

Этим утром Сорок Третий пришел в корпус расщепления раньше всех остальных. Учитель уже был там. Мальчик молча взял очередные два камня. С драйтлом, который по ошибке именовал себя учителем, он не здоровался. Если учитель так себя ведет, то почему он с ним должен вести себя иначе? Мальчик пошел за свой одиноко стоящий стол. Он бросил камни на угол стола и вынул плашку из сумки. Вчерашние его размышления привели к выводу, что не нужно концентрироваться на плашке. Не нужно пытаться зажечь там пиктограмму. Она должна зажигаться в голове. Скорее всего. В теории. Алхимист пытается зажечь пиктограмму у себя в мыслях, а плашка каким-то образом материализует эти мысли и выводит на свою гладкую абсолютно черную поверхность. Поэтому сегодня Сорок Третий горел желанием проверить свои догадки. Он просунул руки к гладкой теплой поверхности плашки. Она, казалось, влипла в его руки. Он закрыл глаза и начал представлять самые простые пиктограммы. Один глаз он приоткрыл, чтобы посмотреть на плашку. Руки он выкрутил к себе вверх ладонями, чтобы видеть ее поверхность. Ничего. Абсолютно черная. Мальчик вздохнул и принялся повторять упражнение. Затем он пробовал мысленно перемещать пиктограмму на плашку. К концу дня он уже снова пытался вызывать пиктограммы прямо на плашке. Эта его затея провалилась. Домой сегодня мальчик шел медленнее обычного. Даже не поднимая головы. Вечером Шестнадцатый хвастал своими успехами, Двадцать Седьмой снова пытался шутить. А Сорок Третий уснул до утра. Его сильно тяготило то обстоятельство, что он не мог зажечь пиктограммы. Еще давило отношения окружающих его людей в корпусе расщепления. Учитель, который либо игнорировал его, либо злился и громко высказывался о его способностях. К Барнабасу Сорок Третий решил не идти. Он сильно упал духом и начинал верить в то, что у него нет способностей алхимиста. Запомнить пиктограммы не сложно, для этого не нужно обладать никакими специальными знаниями или умениями. Для этого не нужна способность алхимиста. А вот, чтобы их зажечь… Сорок Третий начал бояться того, что Барнабас подскажет ему, как это правильно делать, но у него все равно не получится. Тогда это будет означать только одно — он никогда не будет алхимистом. Ни разу ему не доведется сразиться с Творящей и победить ее. Как это сделал великий Алхимист. Слезы душили Сорок Третьего. Ему придется вернуться домой. И что он скажет отцу? Что его украли, а он по своей воле не вернулся домой? Что он никто и его удел — пасти скотину и убирать за ней? Мальчик перевернулся на другой бок. Сон не шел к нему. Тяжелые размышления не давали ему уснуть до середины ночи.

Следующий месяц был самым скучным из всех, что он здесь провел. В этот месяц, кроме группы в оранжевых накидках, сюда приходили и другие. Синие и темно синие. Учителя там были такие же неприветливые. У одного из них мальчик осмелился просить совет, но тот сказал, что он сам узнает все, когда дорастет. Нечего бежать впереди саней. Сорок Третий понял, что такие случаи здесь не поощрялись. Все должно было идти своим чередом. Он уже давно начал жалеть, что не остался со своей группой. Надо было не показывать, что он все уже выучил. Сидел бы себе, не высовываясь. В любом случае, было бы лучше, чем сейчас. Единственное хорошее событие — это отблеск пиктограммы на гладкой поверхности плашки. Одним утром он закрыл глаза и концентрировался на своих руках. Представил, что его руки должны вычертить пиктограмму. Потом представил огненные пиктограммы прямо перед собой. Плашка лежала сбоку. Он соединил руки и долго представлял разные пиктограммы. Потом просунул руки в плашку и так же думал о пиктограммах, которые должны возникать перед ним в огне. На плашке зажглась бледная тень пиктограммы. Сорок Третий был несказанно рад, у него, наконец-то, получилось! Но ни в этот день, ни в следующий свой успех ему повторить не удалось.

Когда сюда начала приходить его группа, все стало только хуже. Барнабас объяснил, как должна работать плашка. Нужно сконцентрироваться на руках и плашке. В мыслях необходимо представить пиктограмму и мысленно руками поместить ее на плашку. Сорок Третий занял один из столов. С ним рядом был и Шестнадцатый. У Шестнадцатого все получилось с первого раза. И еще у пяти мальчиков. К концу дня больше десяти учеников уже проявили способность алхимиста. Сорок Третий просто опустил руки. Он уже не верил в то, что у него была другая мать, как говорил Древен. Он не верил в то, что его дед был алхимистом и в то, что эта способность могла ему передаться. Ему даже не хотелось подходить к Барнабасу, чтобы попросить у того совета.

Из всех весенних дней Сорок Третий запомнил только несколько. Когда-то радовались мальчики, которые пробуждали у себя способность и впервые зажигали диаграммы. Когда-то Барнабас раздавал на орехи за то, что ученики слишком шумно себя вели или не выполнили домашнее задание. Еще он помнил, как Шестнадцатый заявил, что не хочет быть за одним столом с тем, у кого нет способности. Ему нужно было развиваться и для этого ему нужен напарник со способностью. Сорок Третий получил другого соседа по столу. Потом еще одного и еще одного. Даже Двадцать Седьмой был одним из первых, у кого проявилась способность. К концу весны из сорока трех человек в группе, только у восемнадцати способность пока не проявилась.

Ту странную компанию мальчик видел еще пару раз. И оба раза с ними был Шестнадцатый. На все вопросы с намеками на ту группу Шестнадцатый отвечал уклончиво и размыто. Если отвечал вообще.

Как не пытался Сорок Третий, у него ничего не выходило. Пару недель он вообще только делал вид, что что-то делает. Барнабас пытался ему помочь, но ничего не добился. Потом, когда стало еще скучнее, парень попытался вызывать огненные пиктограммы у себя в голове. У него еще один раз получилось зажечь плашку. Не сильно. Возможно, слабее, чем в первый раз. И больше ничего. Весна прошла. Почти все лето было проведено на полях. Полиот сеял зерно, и ученики первого года обучения все лето ухаживали за посевами. Носили воду поливать, вырывали траву, размешивали настои для защиты от вредителей. Всего два раза в неделю они ходили на занятия. Мальчик морально уже принял свое поражение. Не очень-то ему и верилось в историю с прадедом-алхимистом. На душе последние дни было тяжело. Чем ближе подходила дата испытания, тем чаще вздыхал парень и еще сильнее хмурился. В комнате еще неделю назад начали его называть Хмурым, хотя это было строго запрещено.

Все изменилось под конец лета, за несколько дней до испытания. В очередной жаркий день Сорок Третий работал в поле. Рядом был Двадцать седьмой. Последнее время они сдружились. Инициативу проявил Двадцать Седьмой. Еще на занятиях он начал подходить к Сорок Третьему и пытаться ему помочь, когда у него было свободное время. Брат у него учился на третьем этаже, поэтому иногда рассказывал что-то такое, чего они еще не знали. Включая альтернативные техники вызова пиктограмм на плашке. Он искренне пытался помочь Сорок Третьему. Поэтому постепенно они сблизились.

— Смотри, вон тот драйтл, о котором я тебе говорил! — вскрикнул Двадцать Седьмой, показывая пальцем на рабочего неподалеку.

Сорок Третий обернулся. Высокий, худой, без рубахи. Он переставлял какие-то емкости с водой с телеги на землю. Брал одну такую небольшую бочку двумя руками и ставил на землю. Одна рука у него была цела и невредима. А вот вторая от запястья была железной. Представляла она собой пластину вместо четырех пальцев и еще один прут вместо большого пальца. Насколько мог видеть Сорок Третий, этот прут шевелился! Он его оттопыривал и обхватывал железной рукой бок бочки так же, как делал бы это своей собственной рукой. Сорок Третий замер. Он открыл рот и несколько секунд стоял неподвижно. Двадцать Седьмому пришлось его одернуть, чтобы он перестал пялиться.

— Ты чего? — спросил он.

— Я не хочу вылетать. Хочу остаться здесь. — повернулся к нему Сорок Третий. — Помоги мне пробудить способность.

— Я даже не знаю, есть ли она у тебя. Я ни разу не видел, чтобы ты зажег плашку. — мальчик осекся, когда увидел горящие глаза своего одногруппника. — Ладно. Завтра у нас занятие. Будем за одним столом, я тебе пару приемов покажу.

Весь сегодняшний день Сорок Третий работал с небывалым энтузиазмом. Он хотел сильнее устать, чтобы быстрее уснуть. Тогда быстрее наступит завтрашний день. План был простым и легко выполнимым.

— Представь пиктограмму как-то иначе. Не так, как ты ее видел на рисунке. Может, она будет из цветочков или на ней будут сидеть птицы. Или она будет парить в облаках. — объяснял на уроке Двадцать Седьмой.

Огонь! Он дважды зажигал плашку, когда представлял огонь. Сорок Третий закрыл глаза. Он представил пылающую диаграмму огромных размеров. Затем коснулся плашкой куска глины, что перед ним лежал. Ничего не произошло. Он попробовал еще раз. И еще раз. И еще. После десятка неудачных попыток он заволновался.

— А как ты представляешь пиктограммы? — спросил он у соседа по столу.

— Ну… вряд ли тебе это поможет. — тот замялся и стал краснее обычного.

— Ну? Может мне как раз подойдет твой способ!

Двадцать Седьмой вздохнул:

— Рядом с домом моих родителей живет семья, у которой есть дети моего возраста. — он опустил глаза. — Две девочки-близняшки. Симпатичные. Я представляю, что это они держат пиктограммы.

Сорок Третий даже не усмехнулся на его слова. А ведь мог бы. Но ему было не до этого. Его надежда гасла с каждой новой попыткой. Глаза переставали быть такими ясными и лицо снова начинало хмуриться.

— Да погоди ты, я говорил с братом. Он сказал, что у всех по-разному проявляется способность. Как у нас проверяют наличие способностей? Берут самое простое из умений алхимиста, расщепление. Учат нас ему. Если научился — ты алхимист, нет — пинком под зад. Но алхимист не может одинаково владеть всеми умениями. Есть те, которыми он владеет лучше, а есть и те, которыми хуже.

— Я пока не могу понять, чем это сможет мне помочь. — покачал головой Сорок Третий.

— Если твоя слабая сторона — это расщепление, тогда тебе будет трудно пробудить способность именно этим умением, понимаешь? Если ты пробудишь способность иначе, то и расщепление тебе будет уже даваться легче. Хмурый, я вот тут принес… — он посмотрел по сторонам, не слышал ли Барнабас, как он назвал соседа.

Мальчик аккуратно вынул сложенный несколько раз листик и под столом передал соседу. Сорок Третий взял и развернул его под столом, сел так, чтобы можно было увидеть, что на нем нарисовано. Пиктограмма. Он мгновенно ее запомнил и передал обратно.

— Нет, это я тебе… а, я и забыл. — Двадцать Седьмой взял листик и сунул обратно в свой карман. — Это пиктограмма соединения. Новый уровень, второй этаж. Пиктограмма, правда, с третьего уровня, но ведь соединению будут учить на втором. Не важно. Он обещал мне добыть песка. На котором можно практиковаться.

— Песка?

— Ага, он сказал, что это самое простое. Песок. Но не обычный. Какой-то там. Он принесет. — закивал головой Двадцать Седьмой.

Сорок Третий нахмурился. Два дня до испытания. Ему надо было остаться во что бы то ни стало. Теперь у него появилась цель. Не детская мечта, чтобы им гордились родители. Хотя, и это тоже. Но теперь эта цель стала более конкретной. У мальчика прямо руки чесались поскорее приступить к осуществлению задуманного. Но для этого надо было остаться в полиоте. Два дня. Испытание. Он и еще двенадцать мальчиков пока не смогли проявить способности. Вся надежда на этот несбыточный план Двадцать Седьмого. Его и планом назвать трудно. А Сорок Третий привык все планировать. Он сам себе составлял распорядок дня еще с раннего детства. Так проще жить — ты точно знаешь, что и как будет сегодня, завтра, послезавтра. Когда знаешь, чего ожидать, то нет никакого волнения или даже беспокойства. А сейчас беспокойство обуревало его. Оно жгло изнутри и грозило вырваться наружу. Мальчику стоило больших усилий каждый раз брать над ним верх.

Ближе к вечеру он пришел в свою тайную комнату. Не один, с книгой. Ее ему дал Двадцать Седьмой. Книга третьего уровня. Она была странной. На ее страницах размещалось много пиктограмм. Все их он запомнил. Но они не были проблемой. Целые параграфы теории. Сорок Третий ожидал увидеть там что угодно, но только не то, что там было написано. Никаких пояснений к пиктограммам, никаких пояснений умений. Там встречалось их три: расщепление, соединение и вариативность. Именно с последним умением и возникли проблемы. Сорок Третьему понадобилось пару часов, чтобы понять, как работает вариативность. Только будет ли ему с того прок? Вся вариативность свелась к тому, что некоторые пиктограммы можно было изменять. Были изложены принципы изменений и показаны схемы. Другими словами, можно было придавать после соединения предметам любую форму. Почти любую. Ту, на которую у тебя хватит знаний и умений правильно расположить пиктограммы с правильными изменениями. Если расщепить кусок глины, то собрать можно из нее куб. Или шар. Или что угодно, если ты знаешь соответствующие пиктограммы и можешь в правильном порядке их вызвать. Сначала необходимо вызывать пиктограммы, которые будут описывать высоту изделия. Именно так в книге именуется все, что можно получить в результате соединения. Изделие. Задать высоту. Затем ширину. Есть таблицы расчета объема и веса для множества всевозможных форм. Все они завязаны на алхимическом песке. Именно для него в книге написаны все формулы. Какая его масса. Какая будет масса изделия с такими и эдакими параметрами. Какая масса куба из песка, если алхимист изменит плотность этого песка для готового изделия. Многие моменты были не очень понятны. Мальчику стало ясно, что все запомнить за пару дней не удастся. Тогда он представил себе то, что хотел бы сделать. И мысленно начал выводить нужные пиктограммы в голове. Несколько раз ему пришлось заглядывать в книгу и смотреть там разные моменты. Например, как сделать изделие не однородным по форме. Это означало, что изделие не будет шаром или кубом, или еще чем-то одним. Оно может принимать разную форму во многих своих направлениях. В качестве примеров в книге использовались кубки для вина, которые мог создать алхимист. Там и круг у основания, и цилиндрическая полнотелая ножка и конусовидный цилиндр с полостью внутри для напитка. И все это одно изделие. Правильная последовательность нужных пиктограмм с рассчитанными алхимистом изменениями для них. Все это может сделать простой алхимист. Под вечер у Сорок Третьего уже болела голова от переизбытка информации.

В комнате царило приподнятое настроение. Мальчиков можно было понять, ведь завтра у всей группы первый выходной за год. Разрешается делать, что угодно. Если не считать, что нельзя делать то, что запрещено, а еще выходить из полиота. Так что, свободу почувствовать не удастся. Но это абсолютно не тревожило никого. Само то, что можно вылежаться в кровати утром и ничего не делать днем, значило для них уже очень много.

Сорок Третий уснул не сразу. Его голова обдумывала некоторые моменты из книги. Наверное, даже во сне он продолжал переваривать знания. Но утром он проснулся рано. Лежать на подушке было не удобно как-то. Мальчик немного поворочался. Потом сел на кровать и свесил ноги. Он посмотрел в ту сторону, где спал Двадцать Седьмой. Тот был накрыт простыней с головой. Сорок Третий вздохнул. Придется ждать. Вчера вечером ему не удалось поговорить с ним. Он снова лег на подушку. Снова не удобно. Сорок Третий поправил ее лег снова. Потом поднял подушку. Под ней лежал сверток из бумаги. Мальчик мгновенно схватил его и спрыгнул с кровати. Лестница оказалась лишней. Он оделся и выбежал на улицу. Промчался к своему тайному месту.

Там он поместил сверток на стол и развернул его. Песка было не сильно много. Он бы мог его весь унести в двух руках. Зато он был немного странный. Песчинки вытянулись, словно на них наступили. Они больше походили на зерна. И цветом были то ли красным, то ли оранжевым. Мальчик взял немного песка в руку. Более вязкий, чем обычный. Он поднес руку к лицу. Запаха нет никакого. Что же это за песок, из которого можно вылепить все, что захочешь? Ладно, это потом. Сейчас нужно попробовать применить пиктограммы.

Сорок Третий сосредоточился и закрыл глаза. Мысленно он уже представлял самую простую пиктограмму, пока из кармана доставал плашку. С закрытыми глазами он продел руки в веревки и прислонил плашку к песку. Ощущений никаких не было. Он вздохнул. Глаза открывать не хотелось. Если ничего не произошло, то уже завтра его отправят домой.

Мальчик открыл глаза. Под плашкой лежал песок. Яркий и такой песчаный. Никаких фигур не было видно. Сорок Третий снова закрыл глаза. Он представлял разные пиктограммы разными способами. И в огне, и в цветах, и маленькие, и большие, разных цветов и разной толщины. До обеда у него не получилось вызвать ни одну из известных ему пиктограмм соединения. Голова начала кружиться. Впервые за все время он начал бояться того, что его выгонят. Еще несколько дней назад ему было бы все равно. Но не сейчас. Теперь у него появилась цель. А для ее осуществления необходимо во что бы то ни стало остаться в полиоте.

По пути в свой корпус ему встретился Шестнадцатый. Похоже, что мальчик специально его искал. На определенном отдалении от него стояло несколько драйтлов из той группы людей, что казалась Сорок Третьему странной.

— Привет. — поздоровался Шестнадцатый.

— Привет. — ответил мальчик.

— Знаешь, кто мы?

Сорок Третий посмотрел ему за спину, потом на него самого.

— Алхимисты. — что он еще мог ответить.

— В стенах этого полиота вот уже лет сто существует тайная организация. Сюда берут самых одаренных. Из нашей группы попал только я. Мне понадобилось много времени, чтобы убедить их обратить на тебя внимание. Но мои слова были услышаны. — мальчик сделал паузу.

Сорок Третий прищурился. С Шестнадцатым отношения у него были в последнее время не очень хорошими. Поэтому его слова показались мальчику странными. Но врет он или нет, определить так сразу нельзя.

— Но у меня пока не проявилась способность.

— А. — собеседник махнул рукой. — У тебя есть потенциал, так Барнабас говорил, когда ты перешел учиться в другую группу. Он высокого о тебе мнения. Такой драйтл не может ошибаться.

— А если меня завтра выгонят? Если моя способность так и не проявится? — возбужденно спросил Сорок Третий.

— А если я скажу, что мы тебе поможем? — загадочно улыбнулся Шестнадцатый.

Сердце в груди Сорок Третьего загрохотало. Помогут ему? Но как? Они знают, как пробудить силу? Или у них есть другие способы?

— Как вы это сделаете? Вы правда можете сделать так, что я останусь в полиоте? — изумленно спросил мальчик.

— У нас свои методы. Но все не так просто. Ты должен доказать, что достоин находиться среди нас. Только тогда мы сможем тебе помочь.

Сорок Третий напрягся. Значит, испытание. Но какое? У него ведь не пробудились способности, и все об этом знают.

— Ладно. Что нужно сделать?

Шестнадцатый улыбнулся. Он рукой полез себе за шиворот и вынул веревку, которая болталась с чем-то привязанным к ней. Раньше Сорок Третий не замечал, чтобы он носил что-то на шее.

— Это коготь диадемы. Слышал о них?

Слышал ли? Он? Та о них все слышали. Некоторые даже видели. Сам он видел такую птицу только издалека. И не мог рассмотреть ее голову, на которой красные перья резко выделялись на фоне всех остальных серых. Эти красные росли в причудливой форме, напоминая корону. Отец говорил, что эту корону знающие люди называют диадемой. Отсюда и название у птиц. А то, что у этого мальчика был коготь такой птицы, не вызывало ничего, кроме безмерного уважения и нескрываемого изумления. Все знают, что эти птицы настолько красивы, насколько и смертоносны. Одна такая может убить драйтла и глазом не моргнуть. Если они моргают, мальчик не знал этого наверняка.

— Ну что, Сорок Третий, ты готов выслушать условия? Если ты выполнишь задание, то мы примем тебя в свои ряды. Другими словами, ты останешься в полиоте. Ну так как?

— Я согласен! Что нужно сделать? — выпалил мальчик, ни секунды не сомневаясь в своем решении.

— Сегодня вечером у учителей будет ужин. В это время мы ускользнем из полиота…

— Выйдем?

— Тише. Ты хочешь, чтобы об этом все узнали? — Шестнадцатый начал оглядываться по сторонам.

— Но это запрещено.

Шестнадцатый смерил его взглядом. Потом вздохнул.

— Ну ладно. Тогда передавай привет родителям. Наверное, они обрадуются, узнав, что ты вернулся к ним.

Мальчик отвернулся и пошел к тем парням, что ждали его в десяти метрах.

— Нет, стой. — Сорок Третий догнал его и схватил за руку, вынуждая развернуться. — Я согласен. Но как мы уйдем?

— А ты не хочешь спросить, что нужно сделать? — спросил Шестнадцатый.

— Это моя единственная надежда. — вздохнул мальчик. — Или вы мне поможете, или я вылечу с обучения. Так что, думать тут нечего.

— Будь в комнате. Я за тобой зайду. — пообещал Шестнадцатый и скрылся за поворотом со своими друзьями.

Сорок Третий так сильно воодушевился, что больше не думал о том, надувательство это или правда. Это был его последний шанс. Если он пройдет испытание, то останется на обучении. Он будет иметь шанс воплотить свою мечту в жизнь! И когда он придет к отцу после стольких лет обучения, то отец будет им гордиться. Сбегутся все родственники, чтобы отпраздновать событие такого масштаба. Его семью зауважают. Это обязательно поможет лучше продавать овощи на рынке. Их дела пойдут в гору.

Испытание. Одно единственное. Сорок Третий был готов на все, лишь бы его пройти. Помыть пол во всем их трехэтажном корпусе, вымести весь полиот, загрузить десять тачек овощами. Все, что угодно, лишь бы его не выгнали! Мальчик возбужденно размышлял на тему будущего испытания. Лишь когда он дошел до здания, где размещалась его комната, то понял, что все время он думал не о том. Им нужно будет покинуть стены полиота. Неужели тайная организация имела такое влияние, что ее члены могли беспрепятственно выходить и заходить, когда им вздумается? Сорок Третий воодушевился еще больше. Они точно смогут сделать так, чтобы он продолжил обучение. Вот только испытание будет совсем не такое, как он думал раньше. Что можно делать за пределами полиота? Здесь он потерялся в догадках. Ведь вне полиота они могли придумать что угодно. Конечно, в разумных пределах и с рациональной точки зрения. Зачем им испытывать его на том, что не принесет никому из них пользы? Сорок Третий немного успокоился. Если надо будет трудиться в поте лица, чтобы доказать им, что он достоин быть среди них, то так тому и быть. Этот шанс он ни за что не упустит.

В комнате мальчик сел на свою кровать. Ему ни до кого не было дела. На него тоже не обращали особенно внимания. Другие мальчики либо старались выводить те пиктограммы, которые плохо помнили, либо валяли дурака, играя втихую в игры. Сорок Третий ждал. Каждая минута ожидания добавляла один удар сердца к его ритму. Мальчик закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Он почувствовал прикосновение к руке. Перед кроватью стоял Шестнадцатый.

— Через минуту выйдешь за мной.

Мальчик отвернулся, перекинулся с кем-то парой слов, и вышел. Сорок Третий посчитал до шестидесяти, спрыгнул с кровати и быстрым шагом направился к двери. За дверью, в коридоре, у самого выхода на улицу стоял Шестнадцатый. Он легонько махнул головой, зазывая Сорок Третьего и вышел. Так они и шли, соблюдая дистанцию. Обошли второй высокий жилой корпус и свернули вправо. Как обычно, узкая улица, низенькие постройки. Три старших мальчика стояли у дверей в одну из них. Шестнадцатый подошел к ним. Сорок Третий тоже. Один из старших вынул черный шарф и завязал парню глаза. Его взяли за руки и повели. Они вышли на середину улицы и остановились. Сорок Третьего начали раскручивать. Его крутили и крутили вокруг своей оси, пока он чуть не упал. Их мотивы были понятны мальчику. Он не должен знать, в какую его сторону поведут. Пока голова еще кружилась, двое парней завели его в один из домов. Звуки изменились, поэтому мальчик решил, что они вошли. Потом что-то загудело. Никто не говорил. Никто не двигался.

Мальчика снова повели. Развязали шарф. Он открыл глаза и некоторое время прикрывал их от солнца.

— Пошли. Ступай за нами. И подтяни штаны.

Сорок Третий нахмурился. Не совсем понятно, что имел в виду тот парень. Все мальчишки принялись закатывать штаны. Брови у Сорок Третьего полезли вверх. Неужели они хотели пройти через болота? Впереди них не было ничего другого, кроме заболоченного участка то ли жиденького леса, то ли степи, в которой поросли деревья. Везде стояла вода, только иногда островки суши поднимались над ней шапочкой гриба. Деревья росли прямо из воды. Первый парень пошел вперед. Сорок Третий быстро-быстро закатил штаны. Он как раз успел, чтобы за последним из мальчишек вскочить в воду и идти шаг в шаг. Вода казалось черной. Может, грязная, может, у нее такой цвет естественный. По мере того, как они удалялись от полиота, в душе Сорок Третьего росла тревога. Он несколько раз оглянулся на стены учебного заведения. Вокруг одна вода, которая доходила иногда до колен. Черные деревья и одинокие черные птицы делали окружающую местность еще мрачнее. В местах, где деревья росли гуще, над водой навис серый туман. Мальчик не думал о том, куда они идут. Его волновало только то, чтобы добраться туда целым и невредимым. Если здесь что-то произойдет, то никто не сможет помочь. Никто, кроме этих парней, которых он не знал. Кроме Шестнадцатого. Но поручиться он не мог ни за кого.

Они прошли так больше километра, прежде, чем начали попадаться все большие и большие островки суши. Рельеф изменился и теперь по обе стороны можно было увидеть холмы. Не очень высокие, но скалистые. Через несколько минут Сорок Третий окончательно выбрался на сушу. Они пошли по твердой земле, обойдя пару таких холмов.

— Стой. — скомандовал тот, что шел впереди. — Шестнадцатый.

— Мы пришли. — Шестнадцатый повернулся к Сорок Третьему. — Ты знаешь, кто такие диадемы?

Мальчик энергично закивал, поправляя штаны. Воды рядом не было и можно привести их в нормальный вид.

— Этих птиц все считают опасными. — продолжал мальчик.

— Смертельно опасными. — дополнил его реплику Сорок Третий.

— Да. Видишь, ты тоже так думаешь. Но мы знаем секрет. Как ты убедишься в дальнейшем, мы знаем много секретов.

Сорок Третий внимательно следил за мальчиком, тревога только усиливалась.

— Если знать, как к ним подойти, то они не причинят вреда. Слушай сюда.

Шестнадцатый загадочно огляделся, как будто проверял, не слышит ли их кто-то лишний. Убедившись, что никто не подглядывает, он подался ближе к Сорок Третьему.

— На этом холме гнездо диадемы. Птица сейчас там. Ты прокрадешься к ней…

— Нет! — закричал Сорок Третий. — Она убьет меня.

— Тсс-с! Коготь! Смотри! — мальчик покрутил веревочку у себя на шее, демонстрируя коготь какого-то животного или птицы, что болталась на ней. — Этот коготь я добыл на своем испытании. Я не орал, как девчонка.

Сорок Третий с ужасом смотрел то на коготь, то на Шестнадцатого.

— А они?

Шестнадцатый недовольно скривился. Спрятал коготь за рубаху. Он повернулся к трем другим. Те неодобрительно покачали головами, но свои веревочки показали. Сорок Третий рот открыл от удивления.

— Видишь? Ты мне не поверил, это им не понравилось. — Шестнадцатый почесал подбородок, немного отдаляясь от мальчика.

— Нет. Я сделаю! Мне нужно, чтобы вы помогли мне остаться в полиоте. Что мне нужно делать?

Сорок Третий взвесил все за и против. Он лично не видел никогда когтей этих птиц, только на рисунках. И они были сильно похожи на те, что продемонстрировали ему мальчики. Если Шестнадцатый смог добыть такой, то и он сможет.

— Ну ладно. — протянул Шестнадцатый, оценивающе глядя на мальчика. — Тогда слушай. Тихо подходить к птице нельзя. Они очень пугливы. А когда они напуганы, впадают в ярость и могут убить. Возьми какую-нибудь ветку, держи ее над головой и пытайся издавать звуки, похожие на те, что издают они. Чем громче ты будешь это делать, и чем твои звуки будут больше похожи на их, тем спокойнее будет птица. Ты сможешь подойти поближе. Она не будет нападать. Вот тебе камень. Ударишь ним по основанию когтя, и он отпадет. Подберешь и вернешься сюда. Только палку все время над головой держи и старайся говорить на их языке. Понял?

— Ударить по лапе диадему? — Сорок Третий от ужаса позеленел.

— Они сбрасывают когти, как пес шерсть во время линьки. Ты не знал? Я думал, это все знают. Ей не будет больно, она не будет нападать. Ты заберешь трофей и вернешься. Все просто.

Сорок Третий смотрел на него с открытым ртом. Потом на тех других мальчиков. Все были серьезными.

— Коготь. — потыкал себя в грудь Шестнадцатый.

Если он хочет остаться в полиоте, то ему нужно это сделать. Сорок Третий вздохнул. Закрыл на секунду глаза и взял камень из рук Шестнадцатого. Он посмотрел на скалистый холм. Одна его сторона была почти вертикальной, на самом краю и приютилось гнездо. Птица сидела там. Сорок Третий пошел.

— Не забудь издавать звуки и палку над головой держать. — сказал ему в спину Шестнадцатый.

Мальчик уверенно шел к холму. Он выбрал место, где поднимется на него. Потом пройдет к гнезду. Возьмет свой коготь и еще на год останется в полиоте. За это время его способность точно пробудится. Если не к расщеплению, то к соединению. Один коготь. Именно он отделяет его от его же будущего.

По дороге на холм мальчик выломал себе длинную ветку, густо усеянную листвой. То тут, то там попадались камни. Ему они были хорошо знакомы с занятий. Вряд ли те учителя взяли их именно здесь, но хоть что-то знакомое его успокоило. Сорок Третий вспомнил больше десяти пиктограмм, которые разным образом можно было бы применить к этому камню. К сожалению, ни одну из них он не мог заставить работать. Мальчик взобрался на самый верх. Гнездо было в двадцати метрах от него.

— Шестнадцатый, ты не подвел.

— Я же обещал, что вы животы надорвете. Эта история станет бессмертной. — смеялся Шестнадцатый.

— Да, только бы его птица не съела. — сказал один из парней постарше.

— Нет, он сейчас поднимет такой шум! Птица его сразу увидит. Она начнет ему угрожать, и он убежит, предварительно наложив в штаны. — рассмеялся Шестнадцатый.

— Да, диадема не бросит свое гнездо, когда в нем яйцо. Это безопасно. Наверное. — сказал другой.

Мальчики увидели, как Сорок Третий поднял ветку и приставил ее к макушке, тряся влево и вправо. Дружный хохот не заставил себя долго ждать.

— Ну что, я прошел испытание? — спросил сквозь смех Шестнадцатый. — Умение убеждать вы мне теперь зачтете?

— Ага. И еще один дополнительный балл ты получишь за эти штуки на шее. Я не верил, что они пригодятся. Кстати, что это?

— Понятия не имею, купил на рынке через знакомых специально для этого представления. — рассмеялся Шестнадцатый.

Все парни быстро подхватили его заразный хохот. Минуту никто из них даже сказать ничего не мог.

— Смотри, смотри! — тыкал пальцем один из них. — Начинается!

Сорок Третий выставил ветку повыше, уперев ее одним концом в голову. Свободной рукой он размахивал, имитируя движения крыла. Один из мальчиков, не в силах стоять на ногах, опустился на землю, заливаясь хохотом. До диадемы оставалось не больше десяти шагов.

— Сейчас побежит! Ох побежит. — сквозь смех говорил Шестнадцатый.

— Ну и дурака ты нашел. Не знаю, зачтется тебе или нет. Слишком этот какой-то тугодумный. Это точно драйтл? Таких тупых не бывает!

Все снова взялись за животы в очередном приступе смеха. Сорок Третий подбирался все ближе. Птица встала со своего гнезда. Ростом она была почти с мальчика. И кому хватит ума подходить к такой? Птица издала пронзительный крик, расправляя крылья и пригибая голову. Мальчик отскочит на метр.

— Ха-ха, видели? Наложил уже!

Но Сорок Третий не отступал. Он попробовал обойти птицу с другой стороны, той, что была дальше от мальчиков. Жаль, с такого расстояния им не было видно его лица, иначе они бы еще больше смеялись.

— На второй заход пошел! Ненасытный. — еще один парень опустился на землю, упираясь в нее руками.

Птица сделал выпад. Сорок Третий снова отскочил. Хотя между ними и было больше пяти метров, но ближе подходить было страшно. Мальчик облизнул губы. Если Шестнадцатый смог, то и он сможет. Сорок Третий махал палкой над головой, пытался издавать звуки похожие на те, что он услышал от этой птицы. Но пернатая тварь никак не хотела принимать его за своего. Она бросалась на него, как голодная собака на прохожих. Мальчик отступал все дальше и дальше. Полиот. Отец. Коготь. Нет, он должен его раздобыть. Сорок Третий попытался в очередной раз обойти птицу. Но та рьяно защищала гнездо и уже достаточно разозлилась, чтобы напасть. Мальчик это чувствовал, но отступать ему было некуда. Или так, или домой.

— Когда это закончится, я ему свой коготь подарю. — задыхаясь от смеха сказал тот, что первым упал на землю.

Другие засмеялись еще громче.

— Никак не угомонится. Пожалел бы нас. — поддакивал ему другой.

Пронзительный крик заставил всех замолчать. Даже те парни, что лежали на земле, разом вскочили на ноги. Они подняли голову в небо. Самец. Он возвращался. Как-то сразу перестало быть смешно. Птица летела с высоты прямо на мальчика.

Сорок Третий услышал крик птицы. Но не той, что была напротив него. Он поднял голову. Солнце мешало ему хорошо видеть, но звук был точно оттуда. В самый последний момент он увидел большого самца с огромным размахом крыл. Птица собиралась его сбить. Мальчик прыгнул в сторону с кувырком. Он так часто делал у себя дома, когда было скучно и выдавалась хорошенькая погода. Птица промахнулась. Мальчик огляделся, ожидая, что самка предпримет атаку. Но та, наоборот, отошла на несколько своих шагов. Сорок Третий перевел взгляд на самца, что как раз готовился к очередной атаке. Он взмахнул крыльями, выпрямил шею вертикально вверх, а в следующий момент бросился вперед. Мальчик использовал тот же прием. Только теперь он целенаправленно уходил с холма, поэтому прыгнул к ближайшему спуску. Вскочив на ноги, он не оглядываясь прыгнул еще раз. Внизу были камни. Удачно приземлившись на один из них, мальчик соскользнул и упал. Как раз вовремя, так как клюв страшно злой птицы чиркнул камни через секунду после этого. Мальчик упал на спину и пополз спиной вперед, отпихиваясь ногами. Птица быстро изменила позу и снова расправила крылья. Готовила атаку. Сорок Третий бросил взгляд налево и направо. Справа было много камней, возможно, ему будет там легче укрыться, если он не сломает второпях себе ногу. Слева более пологий спуск, там бы лучше было убегать. Но и у диадемы там больше шансов настигнуть его. Решение принято. Мальчик бросился к камням. В этот самый момент самец достал до него и сильно клюнул в бедро. Мальчика повалило на землю, он моментально перекатился, услышав стук клюва о камень, он вскочил и помчался к камням. Ранен ли он? Сорок Третий чувствовал боль в ноге. Но такую, которая бывает от удара, а нет от глубокой раны. Он мельком посмотрел на бедро. Точно! Там же была плашка. Птица угодила клювом как раз в нее. Стоп. Плашка. Мальчик одним движением вынул ее и повернулся посмотреть на преследователя. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, что пора уворачиваться. Он резку прыгнул влево, прячась за большим камнем. Птица пустилась за ним, мальчик обогнул камень. Птица не успевала за ним. Наверное, не могла понять, как он улизнул. Сорок Третий огляделся. Есть камни поменьше. Он метнулся к ним. Надел плашку на руки и представил себе диадему, над которой светятся нужные ему пиктограммы. У него не было времени заглядывать, вырисовались ли там нужные ему значки. Если бы он все же посмотрел, то увидел бы трещину, которая растянулась на всю ширину плашки, пуская сеть других поменьше. Он приложил плашку к камню.

— Ну все, я сваливаю! — крикнул парень, что шел сюда впереди остальных.

— Нет! У тебя одного есть очки. — остановил его за руку другой.

— Ты не понимаешь? Ему конец! Надо быстрее вернуться в полиот, придумать по дороге, что говорить и быть всем вместе. Если ты расколешься… — драйтл предупреждающе посмотрел на Шестнадцатого.

— Подождите, может, он выживет. Если самец хотел его только прогнать, то тот будет жив.

— И искалечен. — добавил другой.

— Скажем, что спасли его.

— Ага, а как мы объясним, что мы убежали из полиота?

Наступила неловкая тишина.

— Ладно, давайте все немного успокоимся и подождем. Потом обговорим, как действовать дальше. Все согласны?

Никто ему не ответил. Все уставились на злосчастный холм. В душе каждый из них хотел, чтобы мальчик выжил. Конечно, не для его блага. Нет. А чтобы у них было меньше проблем.

— Мы тебя ни за что не примем. — зло бросил один из парней.

Шестнадцатый вжал голову в плечи.

Сорок Третий закрыл глаза. Он надавил на камень и сразу же провалился вниз. Он испуганно дернул головой. Камень превратился в песок. Сработало! Самец издал еще один пронзительный крик, он был совсем рядом. Времени порадоваться первому своему успеху не было. Теперь нужно сделать так, чтобы это не был и последний успех одновременно.

План у мальчика был простой. Он видел, что алхимисты могут достаточно быстро создавать нужные объекты. Как-то ему довелось услышать пояснение, что это зависит от силы самого алхимиста. И мальчик надеялся, что он силен. Птица неслась на него. Сорок Третий выждал еще долю секунды и коснулся плашкой той пыли, что лежала теперь у него под ногами. Из нее выросла маленькая тупоконечная скала и ударила в голову птицу как раз в тот момент, когда она почти достала своим клювом мальчика. Бум! Она отшатнулась, и отступила на шаг, потрясая головой, как будто хотела сбросить с себя капельки воды. Мальчик набрал воздуха в грудь. Сейчас будет вторая атака. Он в этом не сомневался. Песок еще остался. И еще один камень под ногами. Может, лучше второй сразу расщепить? Птица очухалась и теперь вперила в него свой дикий взгляд. Она застыла всего лишь на мгновение и устремилась на него. Мальчик успел бросить взгляд на свою небольшую башню. У нее был изъян. В самом начале он немного запутался с пиктограммами и поэтому ближе к верхушке башни она искривлялась в форме полукруга. Идея мелькнула в голове Сорок Третьего. Дерзкий, рискованный план. Коготь. Отец. Он сжал зубы и вызвал пиктограммы. Плашка уже лежала на песке. Он повернулся так, чтобы у птицы была только одна возможность атаковать. Правее от первой башни. Мальчик снова успел создать растущую скалу за миг до того, как его мог продырявить мощный клюв диадемы. Птица отошла, расправила крылья, готовясь к нападению. Мальчик расщепил еще один камень. Все получалось непринужденно быстро. Песок посыпался на землю и замер приличного размера горбом. Теперь финал. Он стал так, чтобы видеть птицу между двух башен. Вторую мальчик подогнал настолько близко к первой, чтобы между ними не смогла пролезть голова птицы. Но щель оставил, чтобы она могла его видеть. А выемки сверху башен совпадали, расширяя место между ними. Именно в эту выемку, как надеялся мальчик, и попытается атаковать птица. Но она сделала обходной маневр, пытаясь дотянуться до него. Мальчик перебежал на другую сторону. Потом они еще раз поменялись местами. Надо было ее спровоцировать. Сорок Третий подошел к башням вплотную, чуть ли не просунув лицо в выемки. Птица среагировала. Мальчик упал на колени, прислоняя табличку к песку. Третья башня моментально выросла вверх, прижимая голову птицы снизу. Диадема задрала свою голову, сопела и дергалась, пытаясь высвободиться. Сорок Третий мучительно застонал. Птице все же удалось дотянуться до него. Он вытер рукой лоб и увидел, что она в крови. Ничего. Главное — полиот. Мальчик быстро подыскал подходящий камень. И бросился к лапам птицы. Она уже не трепыхалась, не била крыльями. Сорок Третий быстро принялся лупить по первому попавшемуся когтю. Несколько хороших ударов и какой-никакой коготь у него. Да, это небольшой обломок, но честно добытый им самим. Мальчик поспешил отойти. Птица не двигалась, ее шея была на изломе. Голова и раскрытый клюв смотрели в небо. Только теперь Сорок Третий испугался. Он страшился того, что убил птицу. Ни одно испытание не стоит того, чтобы умерло живое существо. Он бросился к башням и быстро превратил одну из них в песок. Голова птицы освободилась и она осела, затем повалилась набок. Мальчик стоял на месте ни жив, ни мертв. Он даже не дышал, чтобы лучше можно было расслышать признаки жизни, которые могла подать птица. Она не шевелилась. Глаза мальчика заблестели. Он подошел чуть ближе, и в этот момент птица дернула головой, засопев. Сорок Третий отпрыгнул. Он подождал еще немного, надеясь, что диадема придет в себя. Птица просто лежала первое время. Моргала глазами. Затем начала поднимать голову и оглядываться. Только когда мальчик заметил ее первые попытки встать, он пустился убегать. Обогнуть холм не составило никаких проблем, даже усталость куда-то улетучилась. Мальчики ждали его на том же месте, где он их оставил. Еще издали он заметил, что они ссорятся. Но когда подбежал поближе, то кроме удивленных лиц с открытыми ртами, ничего не обнаружил. Он вытер рукой все еще струившуюся кровь со лба.

— Вот. Коготь.

Никто ему не ответил. Никто вообще не говорил. Один из парней взял коготь из рук Сорок Третьего.

— Шестнадцатый тебя обманул. Никто не добывал когти диадемы. Он привел тебя сюда, чтобы мы посмеялись.

Теперь пришла очередь удивляться Сорок Третьему. Мальчик стоял, как громом пораженный. Всего миг. В другой он набросился на Шестнадцатого, молотя кулаками. Старшие парни не спешили их разнимать. Только когда Шестнадцатый завизжал и заревел, один из старших мальчиков оттащил Сорок Третьего.

— Ему хватит. Нам нужно возвращаться. Пойдем.

Вечером Сорок Третий уснул легко и почти сразу, как только лег в кровать. Сегодня произошло много чего хорошего. Он выходил из полиота. Теперь мальчик точно знал, что секретный выход существует. Возможно, в дальнейшем он ему понадобится. Теперь у него не было никаких сомнений на счет личных качеств Шестнадцатого. И это тоже было хорошо. Знать, кому нельзя доверять и с кем не стоит связываться — тоже полезные знания. Ну и самое главное — он пробудил талант. В нем проснулась способность. Нет, не так. У него есть способности к алхимии! И, казалось бы, это было самое радостное событие за последний год, но кое-что затмило его радость. Чувство, которое ты испытываешь, когда тебя обманули. Его обманул Шестнадцатый. Ему угрожала смертельная опасность из-за своей доверчивости. Он поверил в то, что некая секретная организация, которой и не существует на самом деле, могла бы сделать так, чтобы он продолжил обучение. Еще один обман. И самообман. Но больше всего остального его расстроило то, что сегодня он чуть не убил птицу. Существо, которое дышит, ест, заводит потомство… Он ее чуть не убил своими руками. В этот вечер Сорок Третий дал себе обещание, что он больше никого в своей жизни не будет даже пробовать убить. Конечно, исключение составляли Творящие. Их смерть — его долг. С ними все будет иначе.

Испытание назначено на этот день. Некоторые мальчики опускали головы, явно расстроенные тем, что им так и не удалось раскрыть в себе способность алхимиста. Другие весело болтали. Двадцать Седьмой с сожалением смотрел на Сорок Третьего. Они и друзьями, конечно, не были, но отношения у них были приятельскими. Двадцать Седьмой одним из первых прошел такое испытание. Он сказал, что не стоит ничего бояться. Там в помещении учителя из других полиотов. Так всегда на испытании. Когда будет такое у них в полиоте, то наш учитель соответствующего года обучения направится туда. Получалось, что всегда наблюдали четыре драйтла. И иногда присутствовал ректор полиота. Но сегодня его никто еще не видел. Сорок Третий никому ничего не рассказывал, ему хотелось только тайком сказать Двадцать Седьмому, что у него есть способность, но он побоялся. Вот когда пройдет испытание, тогда и скажет.

— Доброго дня.

Мальчики обернулись. Ректор подходил к их классу. Все кивали, опуская голову и бормоча слова приветствия. Ректор прошел, подолгу не задерживая ни на ком свой взгляд, кроме Сорок Третьего. Мальчик сглотнул. Это потому, что ректор лично выдал ему плашку? Через две минуты его позвали в комнату.

Четыре драйтла и еще ректор. Ничего необычного. Сорок Третий заметил, что они выглядят довольно измученно. Не удивительно, ведь он одним из последних будет проходить испытание. Только несколько мальчиков попросились, чтобы их поставили в конец очереди.

— Ну. Какой номер? — спросил Барнабас.

— Сорок Три. — ответил мальчик.

Он догадался, что учитель обязан спросить номер, чтобы все расслышали. Наверное. Он что-то там записал в бланках и вздохнул.

— Самый способный ученик. С выдающейся памятью. Очень силен. Но расщепление не его конек. Если бы мы…

— Барнабас, ты всех хочешь оставить еще на год. Тот умный, тот смелый, тот сильный, тот перспективный. — возмутился один из учителей. — Если так ко всем относится, то испытание вообще нужно отменять.

Учитель вздохнул и едва заметно развел руки в стороны. Он попытался. Сорок Третий улыбнулся и кивнул.

— У тебя есть с собой плашка? — спросил еще один из драйтлов, тот, у которого уши торчали чересчур широко.

Мальчик кивнул.

— Тогда показывай, что умеешь. — учитель показал пальцем на стол, что был в шаге от мальчика, прямо перед учителями.

Ректор скрестил руки на груди. Он стоял. И стулья свободные были, но он не присел. Сорок Третий вынул плашку и быстро прислонил ее к первому предмету. Бутыль из стекла. Он закрыл глаза и вызвал в памяти пиктограммы. Учителя ахнули. Мальчик открыл глаза, но ничего необычного не увидел. Только удивленные глаза драйтлов. Ректор улыбался. Бутыль распалась, оставив после себя один лишь песок. Сорок Третий перешел к другому предмету. Железный шлем. Он снова закрыла глаза и вызвал нужные ему символы. Учителя начали перешептываться. Когда мальчик открыл глаза, то вместо шлема был только песок серого цвета. Третий предмет можно было выбрать самому. Сорок Третий улыбнулся, увидев точно такой же камень, какой он вчера расщеплял, чтобы выжить. Он освободил одну руку из плашки и схватил камень. На этот раз он забыл закрыть глаза и сосредоточился на пиктограммах. Ему показалось, что в комнате стало светлее. Его воображение было хорошо развитым, поэтому он совсем не удивился, когда выбранные ним пиктограммы начали слетаться ему прямо в плашку. Удивился он совсем другому. Тому, как учителя смотрят на те самые пиктограммы. Мальчик открыл рот. Он посмотрел на учителей и на плашку. Черный свет исходил от нее. Ректор указал пальцем на камень. Испытание надо было закончить. Сорок Третий быстро прислонил плашку и камень распался.

— И ты еще говорил, что у него нет способности? — спросил широкоухий драйтл у Барнабаса.

— Я говорил, что она не проснулась.

— Ага. Она не просто проснулась, а громко поет. Как ты ее проглядел?

Мальчик улыбнулся, вызвал новые пиктограммы и воссоздал камень, точно таким же, каким тот и был. Учителя снова ахнули.

— А это откуда? — спросил ректор.

Сорок Третий понял, что этого делать нельзя было. Но он не специально. Его радость была так велика, что он совсем позабыл о том, что некоторые вещи ему еще знать не полагается. Ректор ждал ответа. Все драйтлы смотрели на него. Мальчик сглотнул. Врать он не хотел, но и рассказывать о том, как Двадцать Седьмой своровал книгу у брата совсем не хотелось.

— Я кое-что видел, пока занимался в корпусе расщепления. — пришлось все-таки соврать.

— Говорить не о чем. — сказал один из учителей. — Выдавай.

Барнабас довольно хмыкнул и повернулся к ректору. Тот кивнул. Тогда учитель вынул из ящика под столом, за которым они сидели оранжевую накидку.

— Она твоя.

Сорок Третий расплылся в улыбке. Теперь он сделает то, что задумал. Он будет старательно изучать все дисциплины, чтобы воплотить свой замысел в жизнь. Мальчик вынул руки из плашки, оставил ее на краю стола и подошел к Барнабасу. Тот с видимым удовольствием отдал ее Сорок Третьему. Мальчик поблагодарил учителя и пошел обратно. Он не удобно взял накидку, один ее край провис почти до пола. Сорок Третий попытался перехватить ее по-другому, но случайно задел плашку. Та шлепнулась на пол. Он потянулся к ней, чтобы подобрать, и замер. Подошел ректор и взял ее с пола. Он задумчиво почесал подбородок.

— Кто-нибудь из вас видел, чтобы плашка разбивалась, падая с такой высоты? — он поднял ее повыше, показывая множество трещин.

Некоторые учителя присвистнули.

— Ну, мальчик, ты нас всех сегодня удивил. — сказал один из них.

— Странно. Очень. Обычно, если ученик не теряет плашку… — ректор повернулся к мальчику. — А за это у нас очень строгое наказание, будь уверен. То он выпускается из полиота с той же плашкой, с которой начинал обучение. Они прослужили сотни лет. Или даже больше. Хм.

Ректор еще раз оценивающе посмотрел на нее, покачал головой. А потом попрощался, и велел Сорок Третьему идти за ним. Когда ректор вышел на улицу, а за ним и Сорок Третий, то Двадцать Седьмой все еще стоял возле корпуса. Сорок Третий помахал ему накидкой и улыбнулся. Двадцать Седьмой не понял, что это все значило. По дороге мальчик все думал, идти позади ректора, или сбоку. Набрался смелости и пошел рядом с ним. Ректор никак на это не отреагировал и до самого его кабинета они шли в тишине. Только оранжевая накидка трепалась на ходу.

— Садись. — ректор предложил мальчику стул.

Сорок Третий послушно присел. Как и в первый раз, что он здесь был, картина его заворожила. Алхимист, Творящая. Оба в боевой изготовке. У нее светятся глаза, у него черный свет сбегается к руке.

— Ну-ка, ну-ка. — ректор поставил на стол тяжелый ящик и принялся в нем рыться. — Так. Нет. О. Нет. И эта нет. Хм. А вот эта подойдет.

Ректор вынул плашку из ящика. Старая разбитая лежала на его столе.

— Так, проверим.

Он просунул руки в лямки, взялся поудобнее, и… призвал пиктограммы. Волосы на затылке у мальчика зашевелились. Свет начал гаснуть возле плашки и так загустел, что перестал быть прозрачным. Он сделался черным. А по комнате летели пиктограммы. Прямо в плашку. Мальчик рот от удивления открыл. Ректор усмехнулся.

— А ты думал, что только ты так умеешь?

Сорок Третий заморгал. Выходит, что там, в классе, он их видел на самом деле? Вот чему так удивлялись учителя? У него не было толком времени над этим подумать.

— Но как? Что это? Откуда они берутся, почему я их вижу? Почему другие создают так, что нет никаких пиктограмм? И еще…

Ректор засмеялся, вынимая руки из плашки.

— Держи. Она твоя.

Он отдал плашку, поправил свои одежды, убрал ящик и сел за стол.

— Только сильные алхимисты могут вызывать пиктограммы таким способом. У нас таких двое в полиоте. Теперь трое. Ты научишься контролировать силу. Такая сила нужна только для сложных задач. Для обычного расщепления небольшого объекта я считаю привлекать всю силу излишне. Пока делай так, как у тебя получается. Со временем ты начнешь ее чувствовать. Только я не пойму, как такая сила могла спать весь год. А перед испытанием вдруг пробудиться. — он задумчиво почесал подбородок.

Сорок Третий пожал плечами. А что он мог сказать? Он и сам не знал. Только вчера у него получилось. Причина была неизвестна даже ему самому.

— А можно у вас кое-что спросить?

— Разве не для этого ты пришел учиться? Чтобы спрашивать. Смелее. — ответил ректор.

— Несколько дней назад я видел рабочего. У него не было руки. — мальчик замялся. — Нет, рука была, но…

— Из железа. — подсказал ему Серафеим.

— Да. Именно. И она двигалась. А я смогу такую сделать?

Ректор не выказал никаким образом, что такой вопрос он посчитал наивным. Он вздохнул.

— Понимаешь, есть вещи, которые дошли до нас из древности. Мы не всегда понимаем, как они работают. И поэтому не можем сделать хоть что-то их напоминающее. Тот драйтл, которого ты видел, самый богатый драйтл нашей страны. Иногда он одевается и ведет себя, как простой драйтл из самой обычной семьи. Он делает это, чтобы не забыть, что означает быть обычным. Правильно он делает или нет, не нам судить. Ты видел именно его. Много лет назад он купил эту штуку. Никто не знает где, и никто не знает во сколько это ему обошлось. А потом он пропал на год. А вернулся уже с тем, что ты и видел. Думаю, он все это время искал того, кто смог бы ему эту руку… э… присоединить. И нашел. Это знания древних алхимистов, которые не дошли до наших лет. Мы не можем сделать не просто нечто подобное, мы даже не можем повторить тот материал, из которого они сделаны. В легендах говорится, что только полный алхимик мог использовать этот материал. Не знаю. Может, поэтому у нас ничего и не выходит.

Мальчик заметно приуныл.

— Это не повод для расстройств. — предостерег его Серафеим. — Чтобы ты не задумал, все можно воплотить в жизнь. Возможно, именно тебе предстоит узнать секрет древнего металла. Не надо отчаиваться и отходить от намеченных целей. Мысли всегда приводят к действиям. Мечтай, желай, делай. Может быть, однажды ты получишь то, чего так хочешь.

Они еще побеседовали какое-то время, прежде, чем мальчик ушел. Сегодня вечером, когда Сорок Третий осознал, чего добился, он чувствовал себя самым счастливым мальчиком на свете. Новая плашка лежала у него в сумке.

В поисках воды

Жазэль бежала по каменной улице. От смотровой площадки и до широкого здания, где разместился госпиталь, было не так и далеко. Девушке хотелось, чтобы было еще ближе. Так бы она не успела сто тысяч раз в голове прокрутить образ богини. Казалось бы, все легенды о богах — только легенды. Так всегда было. А теперь она узнала, что один из богов жив. Еще и какой! Самый свирепый и кровожадный. Амайанта. Да, она пока маскируется под добрую богиню. Такую, что не хочет уничтожить человечество одним взмахом руки. А она бы смогла? Кто его знает, что с ней станет, когда она вернет свое могущество. А она ведь вернет. Это только вопрос времени. Впопыхах Жазэль не заметила, как пробежала мимо нужного ей здания. Она остановилась, и развернулась. Сделала пару глубоких вдохов, чтобы восстановить дыхание. Вот откуда у Максуда его сила. Богиня как-то передает ее ему. И что она требует взамен? Девушка покачала головой со стороны в сторону, отгоняя от себя эти мысли. Может, она потребовала у него душу?

В госпитале не оказалось ни одной Творящей. Лекарь сказал, что их вызвали к Азаниэлю. Девушка мысленно выругалась и снова побежала.

Жазэль с силой надавила на дверь, чтобы поскорее войти и выкинуть из головы дурацкие домыслы. А ведь самое ужасное не то, что скоро мир утонет в крови от войны с амалионами. И не то, что, если этого не случится, то мир утонет в крови от действий Амайанты. Нет. В ней есть частичка богини! В ней самой! Это значит, что ее разорвет на части. На сотни маленьких частиц. А она будет в это время еще жива и будет чувствовать боль каждой из них. Ужасный ужас. Единое Единство.

Внезапно девушка осознала, что стоит и пялится на какого-то человека. Солдата. Его лицо находилось в двадцати сантиметрах от ее.

— С тобой все нормально? Я два раза спросил, что тебе нужно. Если бы я тебя не знал, то вытолкал бы на улицу.

Жазэль захлопала ресницами. Вот. Началось. Это так частица действует.

— Мне нужна Сандрин.

— У них там собрание всех командующих. Которые остались. И всех Творящих. Тебе там делать нечего. Они обсуждают важные дела. — солдат старался быть как можно учтивее.

— И что же они там обсуждают? Может, где взять союзников для этой войны? — Жазэль вопросительно подняла брови, потом изобразила задумчивость. — Постой, постой. Ведь это я должна им рассказать, где взять союзников. Ты не видел, я тут не пробегала?

Солдат растерянно захлопал глазами. Жазэль оттолкнула его от двери и вошла. Оказывается, в этом здании имелся коридор и несколько залов. Когда она подошла к нужной двери? Чесать затылок не было времени. Да и на людях это делать не подобает даме ее положения. Жазэль гордо вскинула подбородок. Задрала нос, как говорил на этот жест Максуд. Или это говорила его устами хитрая богиня?

В зале у дальней стены стояли составленные несколько столов. Три. За ними разместились командиры войска, включая Азаниэля и Оррмарина. Последний улыбнулся и подмигнул ей. Ему даже хватило наглости сделать движения губами, напоминающие поцелуй. Жазэль стиснула зубы. Творящие одной группой стояли слева от столов и ближе к самой Жазэль. Справа от столов стояли Сандрин и Делорис. Все дружно отвернулись от нее, так же, как и повернулись, когда она вошла.

— Я в этой войне с самого начала. — громко заявила Сандрин. — Такого опыта нет ни у кого из них. Это я должна стать главной.

Творящая с волосами цвета инея хихикнула:

— Еще одна бутафория? Как в Северном? Собачка на выставку, пока другие настоящие боевые псы делают свою работу? Что же, хорошо. Иди на кухню, будешь командиром. Пока мы выиграем войну. — Дэзирэ гордо подняла подбородок.

Другие Творящие, хоть и не показывали таких явных эмоций, но были согласны с ее словами. Жазэль прямо ощутила на себе злость Сандрин. Хотя лицо Творящей оставалось каменно-бледным. Всего лишь мимолетные микровыражения, которые она научилась читать за время своего знакомства с ней, выдавали ее негодование. Творящая была не довольна.

— Боевой пес? Разве что, только внешне. — сказала Сандрин. — Помню, поджимать хвост ты всегда хорошо умела.

Дэзирэ медленно опустила голову. Желваки заиграли на ее скулах, глаза немного отдавали фиолетовым светом. Волосы с одной стороны спали на ее лицо.

— Сандрин. — взял слово Азаниэль. — В другое время я бы подождал, пока вы перессоритесь, наговорите друг другу много гадостей и, в конце концов, остынете. Сейчас на это нет времени. Если вы не заметили, у стен крепости вражеская армия. Хвала Своду, что нам на помощь пришли Творящие. Слава нашему императору за то, что у него хватило мудрости предвидеть такое развитие событий и отправить нам подмогу. И я не потерплю, чтобы наше самое грозное оружие направляло свои лезвия друг на друга. Вероятно, вы — единственная наша возможность выжить. Не исключено, что от нашей победы во многом будет зависеть судьба всей империи.

Империи? Всего человечества! Жазэль пришлось приложить массу усилий, чтобы сдержаться. И этот тоже говорит о победе. Максуду она хоть верила. А это — простой генерал разбитого войска. О какой он там победе мечтает? Давно ли он поднимался на самый верх, чтобы посмотреть на горизонт? Все вокруг устелено амалионами. А бои за город? Если бы не Сандрин, до крепости никто бы не добрался. Именно она убила Творящего в городе и заставила тем самым уйти верею. Именно она принимала участие в боях и помогла устоять его солдатам. А сам побег? Не она ли разбила переправу, фактически отрезав основные силы врага? Не она ли пробила путь его войскам к крепости?

— Я обрисую ситуацию. — Азаниэль откинулся на спинку стула и скрестил пальцы рук на столе. — Ты — Первая Творящая империи. Да. Никто с этим не спорит. Но ты — не боевая Творящая. Император давал тебе другие задачи. — он немного помолчал. — Во всех войнах и стычках на нашей стороне всегда воевал отряд самых сильных обладателей этого дара. Дэзирэ я знаю несколько лет. Больше трех лет она возглавляет этот отряд. Кроме всего прочего, у нее и ее Творящих есть допуск к секретным артефактам прошлого. Они внесли огромный вклад в разгадку их тайн. Те мешочки, что ты видела в городе, это наполовину их рук дело. Ты достаточно неплохо помогла нам в городе и при отступлении. Дальше пусть Дэзирэ берет в свои руки… э… то, что касается Творящих. Тебе нужно это просто принять.

В зале воцарилась тишина. Дэзирэ улыбалась, глядя сквозь свою спадающую прядь волос прямо в глаза Сандрин. Делорис надувала щеки и бросала во всех присутствующих гневные взгляды. Другие Творящие не выявляли особого интереса к предмету разговора, бросая лишь мимолетные совсем не приветливые взгляды в сторону Сандрин.

— И я думаю, что Дэзирэ совсем не откажется от того, чтобы к ее отряду присоединилась еще одна Творящая. — Азаниэль перевел взгляд на Творящую с волосами цвета инея.

— Пф. — громко фыркнула Сандрин.

Она резко развернулась и уже сделал шаг в направлении двери. Делорис мысленно погрозила всем присутствующим и собиралась последовать примеру учителя.

— Постой. Так никому лучше не будет. Сейчас, как никогда, время для единства.

— У тебя теперь есть настоящие боевые псы. Я тебе не нужна. — Сандрин снова продолжила движение к двери.

— Правильно. Ты нужна Максуду. Пойдем. — обрадовалась Жазэль, что не нужно будет здесь стоять полдня.

— Что он задумал? — громогласно произнес генерал. — Говори!

Сандрин дошла до Жазэль и остановилась, Делорис была у нее за спиной. Жазэль немного помялась, обдумывая, стоит ли говорить об этом здесь. Максуд просил привести только Сандрин. Но Азаниэль — генерал. Хоть и разбитого войска. Он должен знать такие вещи.

— Мы отправимся вербовать союзников. — выпалила девушка.

Улыбка от предвкушения этих событий заиграла у нее на лице. Как она ни старалась, подавить ее не смогла. Ну и пусть, что о ней Максуд ничего не говорил. Ну и пусть, что ему была нужна только Творящая. Да, вряд ли от нее будет толк в переговорах или чем он там будет заниматься. Но настал ее момент почувствовать себя важной. Поэтому Максуда она не отпустит. Даже если ей придется нести на себе оружие всего отряда, она все равно пойдет с ними. Та и сколько там того оружия?

— Союзников? — Азаниэль поднялся. — Без меня? Без главнокомандующего?

— Максуд весьма дальновидный. — стоя спиной к генералу говорила Сандрин. — Не известно, как настроены армии. Мы не можем себе позволить потерять главнокомандующего по нелепой случайности.

— Вербовать людей в мою армию и не поставить меня в известность? — Азаниэль закипал.

— Думаю, я могу отправиться с ним. Идти туда генералу — не самое лучшее решение. Сначала нужно все разведать. — мягко и, как всегда, тихо предложил скелет.

Азаниэль еще секунду постоял со сжатыми кулаками.

— Дэзирэ, ты тоже пойдешь с ними. Мне нужны сведения разного рода о потенциальных союзниках.

Творящая кивнула и, повернув голову налево, тихо произнесла:

— Тревизо, — фамилия с ударением на последний слог, как почти и у всех других Творящих. — пойдешь со мной. Остальные на посты.

Азаниэль сел и негромко обратился к сидящему рядом Оррмарину, давая понять, что общее собрание на этом закончено.

Жазэль еле поспевала за быстро шагающей Сандрин. Они с Делорис старались не отставать и при этом, чтобы их походка выглядела хотя бы более-менее благородно со стороны. Конечно, это ни в какое сравнение не идет с отступлением, когда девушке пришлось избить свои ноги в кровь, чтобы идти в темп с армией. Но там на нее никто не обращал внимания. Здесь же они шли по улице. В этой крепости больше было от города, чем от крепости как таковой. Все эти красиво уложенные камни на улицах и проулках. Все эти каменные дома. Люди везде. На секунду в ее сердце поселилась ностальгия. Даже за тем отвратительным серым городом. Вот только картину портило то, что по улицам ходили не просто люди, а солдаты. Это сразу возвращало в реальность. И все они смотрели сейчас на них. Две Творящие и Жазэль шли по улице. Каждый из них видел Сандрин в бою. Жазэль была рада, что она сейчас находится рядом с Творящей. Ведь часть взглядов волей не волей задерживались и на ней. Поэтому крайне важно сейчас выглядеть не догоняющим стадо поросенком, а спешащей по своим делам высокородной дамой. Делорис ощущала необходимость держать спину ровно и подбородок поднятым в меньшей степени. Поэтому иногда позволяла себе перейти на мелкий бег, чтобы идти по пятам за учителем. Поравняться с Сандрин никто из девушек не рискнул, поэтому она гордо шагала одна. Ее злость и негодование жгло больше, чем солнечные лучи. Куда они шли? Жазэль ведь не договаривалась о встрече с Максудом. Не было никакого условного места. Она об этом как-то и не подумала. И Сандрин тоже молодец. Даже не спросила куда идти. Жазэль помотала головой, где они вообще? Ага, вот впереди стена. И ворота в ней. Назад оглядываться девушка не стала. Пусть Творящие позади них не думают, что ей интересно на них поглазеть. И на Стайрэда. Странный он. Ну, хоть одним глазком бы на него посмотреть.

Девушки прошли первые ворота. Теперь им предстояло вдоль стены идти в обратном направлении до самого ее края, чтобы пройти через другие ворота, которые выведут их на уровень ниже. Потом снова вдоль всей стены к другим воротам. Жазэль бросило в пот. Это же сколько прошагать надо? Еще в таком темпе! Постоянно смотри себе под ноги, чтобы не упасть и не стать объектом для насмешек. Слухи быстро разлетаются. Только упади сейчас здесь и завтра все эти солдатики будут тыкать в нее пальцем за ее спиной.

— Я думаю, убежать от них все равно не получится. — сказала Делорис, затем добавила. — Или ты так к кому-то спешишь?

Делорис улыбнулась и тут же была удостоена свирепого взгляда из-за плеча от Сандрин. Через секунду Творящая сбавила шаг. Жазэль облегченно вздохнула. Девушка вытянула руку вперед ладошкой вверх. Делорис хлопнула по ней своей рукой так, чтобы не получился громкий хлопок. Обе довольно улыбались. Жазэль уже через минуту услышала бубнеж других Творящих у себя за спиной. Они шли по нескончаемой улице, которая петляла вокруг стен и уходила все ниже и ниже. Когда они добрались до последних ворот, то девушке стоило большого труда не закричать от радости и не станцевать с тем отвратительно уродливым солдатом.

Как только они вышли из крепости и перешли по мосту через заросший ров, то чуть не уткнулись в спину Максуду. Воин обернулся к ним и поприветствовал их улыбкой. Он увидел выражение лица Сандрин. Почувствовал ее злость и перевел взгляд на Жазэлизэ. Та закатила глаза и махнула рукой. Она позже расскажет. Максуд кивнул.

— Среди вас есть Дэзирэ? — спросил он.

— А надо руку поднимать или крестик на лбу нарисовать? — поинтересовалась Творящая.

— Нет, не нужно. — серьезно сказал Максуд. — Я всего лишь хотел тебя поблагодарить.

— Так благодари. — задрала нос Творящая. — Хотя нет. Что мне с того? Очередной человек без талантов и дара, который готов жизнь отдать за спасшую его Творящую? Я это уже проходила. — она махнула рукой. — Прибереги свои хвалебные речи для какой-нибудь хозяюшки, которую, не ровен час, тебе удастся охмурить в каком-нибудь поселке.

Жазэль видела, как Дэзирэ с весьма самодовольным видом обошла Максуда. Ее подруга, не скрывая усмешку, пошла за ней. В это время рядом с Жазэль что-то пролетело. Она резко дернулась. За что получила убийственный взгляд в голову от Сандрин. Жазэль выпрямилась. Амайанта громко смеялась:

— А эта Дэзирэ мне нравится. Дерзкая. Дерзкая Дэзирэ.

— Так где там наши будущие союзнички? Это же не они? — саркастически спросила Творящая.

Максуд обернулся. Впереди шли двое. Оба выпачканные. Одежда на них была не первой свежести. И не вся целая.

— Дэзирэ, что же ты такое говоришь. Ты разве не узнаешь кто это? Это же телохранитель Первой Творящей империи. — Тревизо открыто посмеивалась.

— Ты думаешь, ходить в такой одежде неудобно? — бросила Эйр. — Неудобно собирать выбитые зубы сломанными руками.

Она со Зверем прошла совсем рядом с Тревизо, чуть не задев ее.

— Впереди, кроме лагерей непонятных людей или кого похуже, ничего нет. — поделилась данными разведки Эйр. — Все спокойно. Можем идти. Куда сначала отправимся?

— К мрачным.

Максуд начал движение в нужном направлении. С двух сторон от него встали Эйр и Зверь. За ними пошли недружелюбные Творящие и Стайрэд, потом Сандрин с Делорис и Жазэль. В воздухе чувствовалось напряжение. Разве так должно быть в союзной армии? Ведь все по одну сторону стены. Дорогой шли все молча. А куда они шли? Как Максуд узнал нужное направление? Со стены рассмотрел, что ли? Жазэль поискала глазами Амайанту. Та кружилась в свое удовольствие. Сначала над Максудом, потом поодаль от него. Она на скорости пролетала низко над землей. И в тех местах, где не было травы, а был лишь песок, она поднимала пыль в воздух. Даже Творящие с интересом поглядывали на это, необъяснимое с их точки зрения, явление. Жазэль покачала головой. Амайанта вела себя, как ребенок. А еще она специально несколько раз пролетала у самого лица Жазэль, заставляя ее каждый раз одергивать голову. Девушка не знала, сможет ли богиня ее зацепить. Но лучше и не проверять.

— Какой унылый пейзаж. — говорила Дэзирэ. — Скучные степи, скучные незнакомые люди. А те, что знакомые, еще скучнее.

Жазэль опасалась только одного. Что в один прекрасный момент Сандрин сорвется и…

— Мы подходим. — раздался звон у нее прямо возле уха.

На этот раз девушка не одернула голову. Шла все так же, как будто ничего и не произошло.

— Ты оглохла? Я говорю, мы подходим. Эй! — Амайанта залетела наперед и помахала рукой прямо перед носом Жазэль.

— И что? — тихо спросила она.

— А то. Меня это, конечно, не волнует. — девушка в золоте скривилась в непонятной гримасе. — Но вот Максуд. Понимаешь, он такой мнительный. Хочет, чтобы все всегда выглядело так… героически и пафосно.

Жазэль фыркнула. Кто бы говорил о пафосе.

— Как ты думаешь, если Творящие будут ползать по земле перед мрачными, это будет выглядеть пафосно? Наверное, для мрачных будет. А вот для Максуда… какой уж тут авторитет в глазах мрачных. — печально вздохнула девушка в золоте, придавая своему голосу тон вселенской печали.

Жазэль открыла рот, но потом заметила, что рядом идущая Делорис вовсю на нее пялится и моргает своими глазищами. Девушка показала ей знак рукой, который обычно показывают, когда просят кого-то успокоится.

— И зачем ты мне это говоришь? — спросила Жазэль.

Даже Сандрин повернулась к ней.

— Ну не Максуду же это говорить. Он скажет Творящим, чтобы те использовали свой фиолетовый цвет для подавления эмоций страха. Все тут же примутся исполнять его просьбу. То ли дело ты. Никчемная, никому не нужная замухрышка. Вот мне и стало интересно, как ты будешь корячиться, чтобы переубедить их. — Амайанта коварно улыбалась. — Ой, уже подходим, ты разве ничего не ощущаешь?

Богиня пожала плечами, еще раз улыбнулась, глянув на нее исподлобья, и улетела вперед. Жазэль вздохнула. Почему для нее даже простая пешая прогулка может стать такой проблемой?

— Стойте. Сандрин, всем Творящим нужен фиолетовый цвет. Вы должны быстро притупить эмоции страха. — громко сказала Жазэль, чтобы даже две другие Творящие, которые шли на несколько шагов впереди, услышали ее.

Сандрин высоко задрала брови и остановилась. Надо же. Проявление эмоции.

— Не спрашивай. Я потом все объясню. Тебе уже несколько раз приходилось мне довериться. Доверься и на этот раз.

Думала Сандрин недолго. Раньше все было не так. Раньше все было таким знакомым и предсказуемым. Что творилось в мире сейчас, знал один Отец. Если он на самом деле существовал. Она вздохнула и зажгла свои глаза. Как обычно, вместе с ними фиолетовыми красками заиграли и ожили ее волосы, которые мелодично развевались. Она запустила руки прямо в голову Делорис. Жазэль охнула от неожиданности, а Делорис, казалось, и не заметила ничего. Разве ее не смущало, что другой человек пальцами ковырялся у нее в мозгу?

— Ты только не перестарайся, чтобы я не побежала атаковать амалионов. — попросила ученица.

— А Творящие здесь, крепкие, как сталь. — усмехнулась Дэзирэ. — Но, раз уж у вас тут такие варварские обычаи — лезть друг другу в голову…

Она моментально зажгла свои фиолетовые глаза. Жазэль подметила, что волосы ее остались такими же, какими были и ранее. Она и раньше видела ее за работой, но тогда возникла такая ситуация, что этот момент совсем выпал из ее поля зрения. Дэзирэ проделала похожие манипуляции со своей спутницей. Как там ее зовут? Жазэль не запомнила имени. Она окинула другую Творящую взглядом. Высокая. Черные кожаные одеяния, черные длинные волосы, заплетенные в десятки тугих тонких кос. Косичка. Теперь ее можно так называть. Какой у нее преобладающий цвет? Жазэль не могла вспомнить, находилась ли она тогда рядом с Максудом.

— О! — Дэзирэ наклонилась, и сорвала какой-то цветочек.

Творящая вплела его в волосы с той стороны лица, где они спадали почти до плеча. Наверное, просто за ухо вставила. Цветок с черными лепестками. Жазэль таких раньше не видела. Красный сердечник и черные лепестки. Надо признать, что на фоне ее светлых волос смотрелось неплохо.

— Я знаю, что в деревнях так не принято. Вы каждый цветок бережете для своих коз. — пояснила Дэзирэ. — Забывая о том, что цветок — это прекрасное творение природы.

Жазэль уже открыла рот, чтобы просветить Творящую по поводу того, что она никогда не жила в деревне, а приличную часть своей жизни и вовсе провела в Северном. Но Сандрин одернула девушка. Жазэль только зубы сжала. Она посмотрела вперед. Максуд уже оторвался от них, он не заметил, что Творящие останавливались. Но даже с такого расстояния она различила ехидное выражение лица Амайанты. А он ее еще Айей называет. Жазэль вздохнула.

Творящие добавили шагу, чтобы догнать четверых людей впереди. Через минуту девушка уже могла повернуть голову, чтобы посмотреть между Максудом и Эйр. Впереди расположился тот странный лагерь, который она уже видела ранее. Вокруг костра сидели несколько человек в черном. Черные одежды, черные волосы. Амайанта.

Жазэль внезапно отпрыгнула, когда Амайанта возникла из ниоткуда прямо перед ее носом. Она все так же ехидно улыбалась. Как и минутой ранее. Улыбка не изменилась. Значит, она радовалась не тому, что напугала ее. Тогда чему?

— Ты еще не поняла? Глупышка. Нет. Осломордая. — растянула богиня, смакуя каждый слог последнего слова.

Жазэль продолжала идти, не обращая внимания на сердитый взгляд от Сандрин и на вопросительный от Делорис. Что имела в виду девушка в золоте? Амайанта засмеялась:

— Все тебе объясняй. Творящих-то ты защитила. — богиня по спирали взмыла в небо.

Точно. Творящим теперь будет не страшен… что там придумают эти мрачные? А вот ей…

Жазэль ударило воздухом. Сразу по всему телу. Ее равновесие было нарушено, она не удержалась на ногах. Жазэль хотела вскрикнуть, но поняла, что не может. Ее движения стали скованны, единственное, что она могла сделать — это хватать воздух ртом. И руками. Нет, руками нет. А что она тогда хватает руками? Жазэль мало-помалу начала приходить в себя. Она осознала, что ползет по земле, продвигая свое тело, цепляясь пальцами и ногтями за землю. Страх. Жуть. Мрак. Ужас Творящих по сравнению с тем, что она ощущала сейчас, можно считать невинной детской забавой. Сколько она уже так ползет? Жазэль потеряла чувство времени. Только по картинке перед глазами она понимала, что находится на земле. Ценой неимоверных усилий она смогла оглянуться. Там тоже ползали люди. Ха, эта Эйр сделана из того же теста.

Творящие остановились всего лишь на секунду, прежде чем продолжить движение. Слева и справа от Максуда воины упали на землю. Они стонали, скрежетали зубами и пытались уползти прочь. Их лица не отрывались от земли, и они скребли ими по траве и по сухой земле. Дэзирэ вскинула бровь, увидев, что Максуд ни на секунду не замешкался. Даже Творящие на мгновение остановились. Она посмотрела направо. Тревизо шла рядом достаточно бодро. Она хорошо над ней поработала. Оглядываться Дэзирэ не собиралась. Через десять шагов Максуд остановился. Дэзирэ немного взяла вправо, чтобы она стояла рядом с ним. По другую его руку стала Сандрин и ее ученица.

Как и следовало ожидать, минуту было тихо. Наверное, их проверяли на прочность. Дэзирэ не смотрела назад, но иногда до ее ух доносились стоны. Сама же Творящая испытывала неприятное давление на голову. Терпимое. Она снова посмотрела на Максуда. Воин оставался спокойным. Это вызвало в Дэзирэ подобие чувства гордости. Ей пришлось сильно попотеть, чтобы он выжил. А теперь он стоит, как новенький. Обычно после серьезных травм, пусть даже и вылеченных с помощью Творящих, человеку необходимо некоторое время, чтобы прийти в себя. Этот, мало того, что был на вид здоров, так еще и не ползал по земле в конвульсиях пытаясь выкопать траншею, соединяющую два ближайших города. Интересно.

Впереди сидели люди. Кожа их выглядела серой. Морщин на лице намного больше, чем у обычных людей. Но было заметно, что это не морщины от старости. Дэзирэ посмотрела вокруг. Никаких палаток, землянок или другого жилья видно не было. Или они отошли от своего лагеря, или… Хм, а какие другие варианты могут быть?

Возле каждого человека лежало по несколько сухих веток. Один человек взял такую ветку и бросил в костер. Через секунду так сделал другой. Потом третий. Они бросали ветки в костер по кругу, пока очередь снова не подошла к первому.

— Идем на второй заход? — спросила Дэзирэ.

Максуд мгновенно повернулся к ней и выставил руку в предостерегающем жесте. Она задрала подбородок. Не ему ей указывать.

— Четыре Творящие. Один скелет и один луксор. — говорил спокойным низким голосом человек, который сидел спиной к ним.

Он медленно поднялся, и теперь Дэзирэ поняла, что этот человек был большого роста. Выше Максуда, может, как тот громадный воин, которого Максуд таскал за собой. Такая же серая кожа, как у остальных. И вещи висели на нем свободно. Как мешок на шесте. Нет, теперь стало заметно, что на нем много разных затейливых одежд, обмотанных вокруг тела, чтобы создать видимость нормального очертания фигуры. Наверное, он был очень худой. Ее не проведешь.

Человек обернулся. Дэзирэ была готова поклясться, что увидела на его лице выражение удивления.

— Ты кто такой? — спросил он, глядя на Максуда.

Как отвечать на такой вопрос?

— Мы пришли говорить с вами. Все мы. Отзови мрак от моих людей. — требовательных ноток не было слышно в голосе воина.

Он говорил с едва заметным нажимом.

— А если не отзову? — серое лицо подняло брови.

— Тогда мы уйдем.

— Ты рискуешь потерять поддержку мрачных из-за парочки человеков? Ты на самом деле готов из-за них упустить возможность набрать в свою армию драйтлов, посильнее твоих Творящих? — и вызов зазвучал в его голосе.

— В свою армию я буду набирать только тех, кого сам захочу там видеть. И уж никак не потерплю, чтобы мои соединения направляли друг против друга свои силы. — Максуд говорил с нажимом посильнее.

Стало понятно, что он не намерен уступать. Сандрин напряглась. В любой момент она была готова зажечь глаза. Еще посмотрим, кто сильнее. Поведение Максуда заинтересовало драйтла. Он слегка склонил голову, изучая человека, что стоял перед ним.

— Кто ты? — еще раз спросил он.

Максуду последнее время задавали такой вопрос слишком часто. Но он нашел универсальный ответ, который подходит во всех случаях.

— Я — человек.

Из круга сидящих один снова бросил ветку в костер. Сидящий рядом с ним сделал то же самое. И так по кругу. Сандрин уже во второй раз наблюдала эту картину. Так же, как и в первый раз, все бросили по ветке, кроме одного. Того, что сейчас говорил. Сразу она почувствовала, как давление на голову, которое она ощущала с самого начала встречи, спало. Медленно оно отпускало ее, пока и вовсе не исчезло.

— Пока мы тебе поверим. — сказал тот, что уже стоял.

Сандрин перевела взгляд на Максуда. Показалось, что он не собирается никак реагировать на слова собеседника. Переговорщик из него на загляденье. Повисло молчание. Сандрин все же надеялась на то, что Максуд знает, что делает. Она переживала только за то, чтобы Дэзирэ не вступила в разговор.

— Что вы можете нам предложить? — говоривший окинул взглядом всю группу.

— Силу. — коротко ответил Максуд.

Сандрин вздохнула. К счастью, воин продолжил.

— Ты и твои драйтлы почувствуют, что значит быть могущественными. А заодно очистим мир от амалионов.

Если бы ее сейчас не видели, то Сандрин бы громко выругалась. А еще эти драйтлы. Она читала о них в какой-то книге сумасшедшего. Драйтл у костра снова бросил ветку в огонь. Все началось заново. Дэзирэ закатила глаза и отвернулась. Лучше понаблюдать за скучным пейзажем, который не менялся, наверное, последнюю тысячу лет, чем смотреть, как они бросают ветки в огонь. Опять. Когда последний из них проделал нудную процедуру, единственный стоявший из них сказал:

— Уходи.

— Амалионов нужно остановить. Если этого не сделать, то они завоюют весь мир. В живых не оставят никого. Они учли ошибки прошлого. Пощады от них не жди. — Максуд говорил непринужденно и спокойно.

— Амалионы ненавидят человеков. — коротко сказал темноволосый драйтл, выделив последнее слово.

— Амалионы ненавидят всех. — Максуд так же выделил последнее слово.

— Тогда что помешает человекам сделать то же самое? — спросил худой в черной одежде.

— Сколько лет мы не трогаем драйтлов? Человечество никогда не ставило перед собой цель уничтожить вас. — пояснил воин.

— Амалионы тоже.

— Все изменилось. Разве Первые не сказали тебе? — Максуд поднял брови, а затем склонил голову в раздумьях. — Хм, может, не посчитали вас достаточно важными.

Воцарилось молчание. Сандрин почувствовала напряжение. Не то давление на голову, что она ощущала уже давно. Нет. Сейчас она почувствовала, что страсти накалялись. Драйтл у костра бросил ветку в костер. О, Свод. Единство побери эти костры с их ветками. Дэзирэ надула щеки и шумно выпустила воздух, она потерла лоб рукой. Затем все лицо. Ей было так неинтересно, что она даже обернулась посмотреть на остальную их компанию, что уже приходила в себя и поднималась на ноги. Сандрин не оборачивалась, по звукам отряхивания она поняла, что Жазэль и остальные уже не подвержены мраку. Творящая заметила, что теперь двое не бросили веток в огонь. Тот, что говорил с ними, и еще один. Тот другой драйтл встал:

— Уходи. Ты соврал нам два раза. — он сделал паузу. — Мы думаем, что слова о Первых — очередная твоя уловка.

Максуд хмыкнул.

— Подумайте лучше над тем, что я не соврал вам ни разу. А мои слова о Первых — всего лишь догадка.

Воин развернулся и зашагал прочь. Творящие не сразу поняли, что разговор окончен. Еще секунду они смотрели на серые лица сидевших. Потом мимо своей воли переглянулись. Дэзирэ встретилась взглядом с Сандрин. Они смотрели друг другу в глаза. Потом развернулись внутрь, не сводя друг с друга глаз, и одной широкой линией зашагали за Максудом. Сандрин и Дэзирэ. Плечом к плечу.

Жазэль уже отдышалась и пришла в себя. Ну как пришла? Сердце бешено колотилось в груди. Пот градом катился со лба и щек, руки тряслись. Но она теперь не пыталась есть землю или сломать о нее все ногти. Девушка украдкой посмотрела на остальных. Картина была похожей. Только Зверь держался рукой за голову и легонько качал ней, выбивая остатки того ужасного состояния. Стайрэд же уселся на землю:

— Староват я для таких влияний.

Ему никто не ответил. Жазэль глубоко вдохнула. Как же это приятно. Вдохнуть. Не жадно цокать зубами, пытаясь откусить для себя побольше воздуха. Жазэль осмотрелась, рядом с ней висела в воздухе веселая Амайанта.

— О чем они говорят? — спросила Жазэль.

— А мне по чем знать? Я наблюдала, как ты корчишься. Всяко веселее того разговора, что у них там ведется. Что их слушать? Мрачные скажут, что они самые сильные. Максуд скажет, что сами они ничего не смогут добиться.

Амайанта махнула рукой и рядом возникла картинка, на которой отображался круг тех людей в черных одеждах, Творящие и сам Максуд. Человек в черной одежде, судя по его движениям, эмоционально ругался. Как и Максуд.

— Потом Дэзирэ скажет, что это Творящие самые сильные. Драйтлы будут стоять на своем. А вот когда у них завяжется драка, тогда я туда и слетаю. — Амайанта потирала руки, поглядывая на картину, которая подтверждала такое развитие событий.

Там все существа метелили друг друга по чем зря, и только Максуд пытался их разнять. А они пролезали у него под руками и под ногами, лишь бы врезать друг другу по лицу. Жазэль усмехнулась. Выглядело это забавно. Даже в такой момент. А, может, именно в такой момент и выглядело забавным. После нападения такой силы ужаса. Эйр наблюдала за клерком. Говорит с собой, теперь вот смотрит куда-то в сторону и улыбается сама себе.

— Тебе солнце голову напекло? — поинтересовалась Эйр, все еще не отдышавшись.

Но в вопросе не было от вопроса ровным счетом ничего. Больше походило на оскорбление. Но, зная характер Эйр, на такие слова не стоило обижаться. Сейчас сабазадонке было так же плохо, как и Жазэль. Просто у Эйр такая защитная реакция — нападать на всех, когда сама она выведена из душевного равновесия. Жуть не пошла никому на пользу. Хвала Своду, ей удалось избежать дальнейших нападок, ведь делегация возвращалась. Девушка окинула всех взглядом. На Сандрин можно было не смотреть. Иногда Жазэль казалось, что стена в холодную зимнюю погоду и та морщиться сильнее, чем Творящая проявляет какую-то реакцию на происходящее. Максуд был спокоен. Дэзирэ. Дэзирэ никогда не скрывала своих эмоций. Сейчас она выглядела недовольной и ей было откровенно скучно. Она скривила губы и немного поджала их ближе к носу. Творящая рядом с ней, как и Сандрин, не выказывала никаких признаков того, что могло бы дать подсказку Жазэль.

— И как все прошло? — поинтересовалась Жазэль.

Она спешила задать этот вопрос. Ей так нужно было. Именно ей. Ведь она чувствовала себя самой ненужной в целой армии. Здесь находились либо солдаты, либо люди с какими-то талантами. Люди, которые в сражении просто необходимы. Максуд, Зверь, Эйр. Все они хорошо сражались. За Творящих и говорить нечего. Поэтому Жазэль очень хотелось показать вновь прибывшим Творящим, что с ней считаются. Да, она не могла похвастаться… ничем не могла. Но, если эта Дэзирэ увидит, что с ней Максуд и остальные ведут разговор на равных, то и сама будет с ней обращаться не как к абсолютно ненужным никчемным и ничтожным человечишкой. Хватит, что таковой ее считает летающая богиня.

Максуд пожал плечами. Жазэль загорелась внутри. Если он ей не ответит, то она никак не вырастет в глазах Дэзирэ. Что делать? Может, задать еще один вопрос? Уточняющий или какого-то другого плана? Нет, лучше сделать вид, что ничего такого не произошло. Жазэль задрала подбородок.

— Все прошло так, как я и предвидел. — все же сказал Максуд.

Жазэль облегченно вздохнула. Смысл слов воина для нее был не важен. Важно, что он ответил.

— А, так ты так и задумывал? Нести непонятно что, обещая им мифическую силу? — высоко подняла брови Дэзирэ. — Знаешь, этот разговор напомнил мне ситуацию, когда человек переливает из пустого в порожнее. Если ты знал, что это ни к чему не приведет, то зачем мы туда шли? Здесь я вижу два варианта. Первый — ты надеялся, что, вдруг, каким-то образом случайно тебе повезет. Или второй — ты знал, что ничего не выгорит, и все равно пошел. Оба варианта не ахти. Предлагаю, чтобы со следующей группой говорила я, как самый уполномоченный для этого дела человек. Возражающих нет, на том и решили.

Тон Дэзирэ не оставлял никаких шансов. Она со своей Творящей прошагала мимо скелета и Зверя. Шагов через десять они остановились. За ними никто не шел. Дэзирэ обернулась. Все люди, которых они оставили позади, стояли в кругу и о чем-то говорили. Она сжала зубы и снова пошла к ним быстрым шагом. Ее волосы при этом подпрыгивали в такт ее движениям.

— Я главная. Именно с этой целью меня отправил сюда Азаниэль. Сандрин, хочет она того или нет, будет у меня в подчинении. Стайрэд напрямую подчиняется генералу. Ты и ты — просто воины. — Творящая показала пальцем поочередно на Эйр и Зверя. — А ты — вообще никто. — она смотрела прямо на Жазэль. — Поэтому, если у вас есть возражения, идите ныть прямиком к Азаниэлю. А пока вы туда не дошли, будем исходить из того, что главная здесь — я!

— Женщина-огонь. — захватывающе сказала Амайанта, мечтательно скрестив руки под подбородком.

— Если кто-то сейчас хочет оспорить мое право, то делайте это прямо здесь. — Дэзирэ зажгла глаза.

Глаза Сандрин подали признаки свечения, она открыла рот, но Максуд опередил ее:

— И ты хочешь устроить потасовку прямо перед глазами всех потенциальных союзников? Бей своих, чтобы чужие боялись, так?

Дэзирэ спокойно смотрела на него. Глаза ее все так же горели. Максуд понял, что она не собирается отступать. Это одновременно и возвысило ее в его глазах, и показало, насколько ей важнее личные победы, чем глобальная задача, которую они пытаются решить. Но, все же, ростки уважения к этой Творящей поселились в сердце воина. Она стояла на своем. Скорее всего, такая будет до конца идти согласно своему решению, если уже примет его. Максуд огляделся. Лагерь мрачных был не так и далеко. Еще пару лагерей виднелись на горизонте. Конечно, она была не соперницей Сандрин с ее амулетом. Но устраивать сейчас представление он считал не правильным. И унижать Дэзирэ было бы тоже неправильно. Судя по всему, это в первую очередь командир и воин. Вот только, хороший ли командир?

— Будь, по-твоему. Ты — главная. — кивнул Максуд, признавая ее положение главенствующим.

Сандрин подняла брови и повернулась к Максуду. Жазэль открыла рот. И только Амайанта посмеивалась:

— А ты слабак. Хиляк. И еще трус. Сандрин бы ей задницу надрала. Я бы посмотрела, как они друг друга за волосы тягать будут. — девушка в золоте захлопала ресницами.

— Нет. — сказал ей Максуд.

— Нет? — переспросила Дэзирэ.

— Это я не тебе. — отмахнулся воин.

Творящая удивилась и пару раз открыла рот, чтобы выразить свое изумление, но с первого раза без нецензурных выражений она не смогла подобрать слова. Девушка только вздохнула и пожала плечами:

— Как вы только выжили в том городе? Наверное, там было не так жарко, как рассказывал Азаниэль. — она повернулась к ним спиной.

Другая Творящая сделала так же, и они пошли впереди. Остановились на том же месте, что и в прошлый раз. Дэзирэ раздраженно вздохнула и обернулась. Первым она увидела Максуда, который рукой указывал вправо от себя.

— Нам туда. — сказал воин и опустил руку.

Момент максимального накала уже был позади. Дэзирэ не хотела его повторения, поэтому ничего не ответила Максуду. Девушка кивнула Тревизо, и они вместе пошли в указанном направлении. Максуд с остальными потянулись за ними.

— И почему мы разрешаем ей командовать? — спросила Эйр.

— Вот-вот. Она мне нравится, но она ведь дров нарубает, ты понимаешь? — щебетала Амайанта, кружась вокруг Эйр.

Максуд пожал плечами:

— Думаешь, будет хуже, чем с мрачными?

— Даже та, как выразилась Дэзирэ, осломордая никчемная никто, и то понимает, что это плохая затея. — мотала головой Амайанта.

— Она так не выражалась. — решила на всякий случай уточнить Жазэль.

— Так, стоп. Что здесь вообще происходит? Я одна вижу, что вы ненормальные? — вспылила Эйр. — Ты говоришь сам с собой. Ты ему поддакиваешь. А ты делаешь вид, что ничего не происходит!

Эйр тыкала пальцем в Максуда, Жазэль и Сандрин. Так как ей никто не ответил, умозаключение она сделала сама:

— Вы все чокнутые! Единство с вами. Но, когда вы начнете мочится в постель и есть жуков прямо с землей, я дам каждому из вас по голове. И буду бить до тех пор, пока вам не станет лучше. — Она сердито покачала головой. — А ты заплати мне наперед. Я сомневаюсь в твоей вменяемости.

Эйр недовольно пробурчала еще какое-то время. Зверь пока никак не реагировал на такие странности, ведь он видел Максуда в бою. Обычный человек не может так сражаться. Обычный человек погиб бы уже сотню раз за то время, что он его знал. Скелет занял выжидательную позицию. Тем более он получил прямой приказ от Азаниэля поддерживать Дэзирэ. Бесилась только Эйр, которая чувствовала, что она что-то упускает. Как будто она пришла обучаться боевым искусствам и обнаружила, что все остальные уже лет десять назад их изучили.

Три минуты шли в тишине. Иногда Амайанта отпускала колкие выпады в сторону Жазэль или Максуда, на которые они не реагировали. Впереди расположился очередной лагерь. Жазэль выглянула из-за спины Максуда. А лагерь был странным. Несколько палаток не вызывали никаких подозрений. А вот необычные траншеи, какие-то очень низкие деревянные сооружения, похожие на кормушки, которые Жазэль однажды довелось видеть в саду императора. Они предназначались для красивых птиц. Людей, тех, что можно было сосчитать, больше двадцати. Некоторые рылись в телегах, другие сидели у костра и смотрели на прибывших. Везде вокруг росла высокая трава. Идти по ней было крайне неудобно.

— Мое имя — Дэзирэ. Я представляю интересы императора. — громко произнесла Творящая.

— А где же сам император? — спросил будничным тоном человек возле одной такой кормушки.

— Ждет, когда ты о нем спросишь. — ответила Дэзирэ.

— Чего пришла? — все так же безразлично спросил человек.

Жазэль присмотрелась к нему. За сорок. Может, даже пятьдесят. Грубоватый мужик, каких она навидалась на рынке в городе серости. Нос картошкой, полноватые щеки. Грязная одежда. Ничего интересного.

— Я пришла от имени нашего императора дать вам возможность служить в его войске. Как вы видите, идет война. Только вместе мы сможем победить общего врага. — сказала Дэзирэ, задрав подбородок.

Максуд немного улыбнулся. Она небольшого роста, худенькая и такая хрупкая. И в то же время в ней чувствовалась великая внутренняя сила. А ее смертоносность вообще не бросалась в глаза и на первый взгляд была незаметна. Любой опытный воин мог бы ее недооценить. Любой другой, но не Максуд. Она напоминала ему Творящих далекого прошлого. Сандрин была не такой. Более уравновешенной, более… человечной?

— У нас нет врагов. — спокойно отвечал ей мужчина.

Пока он не удостоил ее даже взглядом. Все помешивал в грубо отесанном корыте какую-то кашицу. У Дэзирэ на языке вертелось сразу несколько вариантов ответа.

— Что ты тогда здесь делаешь? — спросила Творящая.

— Кашу помешиваю, как ты видишь. — человек еще ни разу не поднял головы.

— У тебя получается лучше. — подбодрила Сандрин Творящую. — Рецепт каши, может, узнаешь? Будет хоть что-то, о чем ты сможешь Азаниэлю доложить.

Максуд был бы рад вмешаться, но тогда ситуация повторится и в следующем лагере. Здесь и сейчас Дэзирэ должна понять, что ей не хватает знаний.

— Ты пришел сюда, чтобы выбрать, за кого воевать. За людей или за амалионов. Я предлагаю выбрать ту сторону, которая противостоит кровожадным монстрам. Монстрам, которые грозятся захватить всю нашу страну. Я предлагаю тебе воевать за тех, кто победит в этой войне. — продолжала Дэзирэ.

— Мне безразлична судьба конкретно твоей империи. Почему ты считаешь, что вы победите? — на этот раз мужчина оторвался от своих дел и нехотя посмотрел на девушку.

— Мы заняли неприступную крепость, отобьем несколько атак амалионов и сможем напасть сами. На нашей стороне отряд Творящих.

— На их стороне тоже. — пожал плечами мужчина.

— У нас есть быстроходы, луксоры. — начала преувеличивать Творящая.

— И у них тоже. — еще раз пожал плечами человек напротив нее. — Только в десять раз больше. Или в сто. Не уверен.

— Наши Творящие сильнее. Если ты в этом сомневаешься… — Тревизо не выдержала и вступила в разговор, ее глаза зажглись зеленым светом.

В тот же момент со всех сторон начали доноситься разные звуки. Шипение, скрежет, рычание, гиканье и еще несколько, которые было трудно идентифицировать. Дэзирэ осмотрелась. Все присутствующие, за исключением Максуда и Сандрин, мотали головами в разные стороны. Те, у кого было оружие, схватились за рукояти мечей. Вокруг них из травы начали показываться волки, лисы, другие зверьки. Дэзирэ подняла глаза к небу — прямо над ними кружили орлы и их число только росло. Большие птицы слетались к ним со всех сторон света. Все люди в лагере направили свои взгляды на них. Все мужчины бросили свою работу и замерли в ожидании. Поражение. Полное.

Максуд наблюдал за Творящей. Она должна понимать, что потерпела неудачу. Теперь у нее два варианта — остаться гордым командиром и увести своих людей, или…

Дэзирэ повернула голову в его сторону. В ее взгляде Максуд прочел готовность ко второму варианту.

— Передаешь? — спросил воин.

Творящая сжала зубы. На скулах у нее заиграли желваки. Несколько секунд она размышляла. И приняла правильное решение с глобальной точки зрения. Она кивнула. С пустыми руками возвращаться в крепость не хотелось никому. Даже гордому командиру. Максуд сделал шаг вперед.

— Заклинатель, успокой своих зверей. Мы не ищем себе новых врагов. Нам хватает одного старого. Дэзирэ права, амалионы — наш общий враг. Люди никогда не воевали с драйтлами. Это делали только амалионы. А теперь у них более амбициозные цели. Они хотят править миром. Самолично. И не потерпят рядом с собой ни человеков, ни драйтлов.

— Я тоже так думаю, Клыкастый. — отозвался один из людей в лагере. — И не я один. Пока мы здесь на открытой местности… они могут напасть в любой момент.

Клыкастый повернулся к нему.

— Решать буду я, я вожак стаи. Или ты забыл?

Жазэль улыбнулась. Не только у них в группе не все гладко.

— Вы нам нужны. — сказал Максуд. — Я знаю о ваших способностях, и знаю, как правильно их использовать. Вы будете воевать, и часть славы достанется именно вам.

— Пф. Ты знаешь, как человеки относятся к заклинателям? Думаешь, в армии человеков найдется для нас место? — спросил тот, которого называли Клыкастым.

— Думаю, нет. — честно ответил Максуд. — Поэтому я собираю свою армию. Не совсем человеческую.

— И много в твоей армии людей? — спросил мужчина.

— Мы только вышли на охоту.

Клыкастый секунду стоял безмолвно. Потом поднял подбородок:

— Подбирай себе оружие получше. — сказал он, глядя на Дэзирэ.

Мужчина взял свою деревянную палку и принялся с новой силой помешивать кашу в кормушке.

И здесь им уже было делать нечего. Максуд повернулся немного вбок и обошел лагерь. Все направились за ним. Слева шла Сандрин с Делорис, справа Эйр со Зверем. Жазэль не удалось протолкнуться к нему поближе, а идти сзади с Дэзирэ у нее не было ни малейшего желания. Поэтому она поравнялась с Делорис. Стайрэд и две Творящие шли в шаге позади них.

— Если мы просто походить вышли, так можно было вокруг крепости пару кружков сделать. — поделилась своими мыслями Эйр. — И если бы та девка не умничала, то Максуду бы удалось уговорить их перейти на нашу сторону.

— Та девка все слышит. — донесся голос сзади.

— И, надеюсь, что сделает выводы. — чуть громче сказала Эйр. — Кто там у нас на очереди? Драйтлы, которые умеют заставлять мух танцевать на голой заднице? Или драйтлы, которые выращивают такие красивые цветочки, что враг умрет от нежности, только завидев их?

— Нет. — ответил Максуд. — А ты и таких знаешь?

Сначала Эйр хотела засмеяться, но когда увидела серьезное выражение лица воина, то ляпнула себя по лицу ладошкой и медленно протянула рукой до самого подбородка.

— А что ты там говорил на счет своей армии? Азаниэль санкционировал такие заявления? — Дэзирэ спрашивала откуда-то сзади.

— Амалионы тоже у него разрешения спрашивали, чтобы на нас напасть? — парировал Максуд. — Заклинатель прав. Драйтлам не место в человеческой армии. Для них нужна другая.

— И командовать ней будешь, конечно, ты?

— Можешь и ты попробовать. — ответила вместо него Эйр. — Только как ты будешь им приказывать, если ты даже свою подружку не можешь заставить держать язык за зубами?

— А ты кто такая? Оборванка, которую подхватили по дороге сюда из жалости?

Максуд не успел перехватить руку Эйр. Всего мгновение понадобилось ей, чтобы приставить свой нож к шее наглой Творящей у себя за спиной. Дэзирэ даже глаза не успела зажечь. Тревизо открыла рот от удивления. Все замерли. Казалось, что время остановилось. Никто не двигался. Тихое дыхание и больше ничего. Две девушки лицом к лицу уничтожали друг друга взглядами.

Подошел Максуд. Он одной рукой убрал нож Эйр от шеи Творящей, а другой — нож Творящей от шеи Эйр. Воин потянул Эйр за руку, вынуждая отступить на шаг. Затем он посмотрел на Творящую.

— Тебе стоит извиниться. Иначе дальше с нами ты не пойдешь. — заявил воин.

— Ты не можешь мне указывать. — зашипела Дэзирэ.

— Тогда я не пойду дальше. Посмотрим, что из этого выйдет. — продолжал давить Максуд.

Мертвая тишина была нарушена только хлопками в ладоши Амайанты и ее радостным визгом. Жазэль покосилась на нее. Молчание затягивалось. Жазэль показалось, что она даже слышит, как хлопают ресницы у всех вокруг.

— Я — Творящая. Я не буду извиняться перед обидчивой девочкой.

— Даже, если эта девочка — сабазадонка? — поднял бровь Максуд.

Дэзирэ изменилась в лице. Она бросила стремительный взгляд на Эйр. Из сабазадонцев выходят плохие враги. Она задрала подбородок:

— Раз наш временный командир считает, что я должна извиниться, то считай, что я это только что сделала.

Эйр спрятала нож и отвернулась. Она зашагала к ближайшему лагерю, который был не так и далеко. Вскоре Максуд и остальные догнали ее.

— Тебе обязательно об этом трепаться везде, где есть возможность открыть рот? — спросила Эйр.

— Ты — сабазадонка. Она должна это знать, чтобы правильно тобой пользоваться. — обосновал свои действия воин.

— Ты хотел сказать «правильно использовать мои способности»? — поправила его девушка.

Максуд увел глаза вверх и влево, обдумывая ее слова.

— Да, в некоторых случаях можно и так сказать.

Эйр покачала головой со стороны в сторону. По другую руку от Максуда Сандрин подала голос:

— Я могу чем-то помочь на нашей следующей встрече?

— Да. — кивнул воин. — Держи руки за спиной. Синие огни. Возможно, нам понадобится щит. Большой щит.

— А ты оптимист. — вставила Дэзирэ.

— Стайрэд, будь наготове. Водоносы очень опасны. Они не сильно жалуют чужаков, и могут совершить необдуманные действия. Всем быть начеку. Жазэлизэ, станешь за мной.

— Жазэлизэ? — переспросила Дэзирэ.

Когда клерк обернулась к ней, Творящая понимающе кивнула. Имя ей понравилось. Она отвела руки за спину. Жазэль была уверена, что там уже собирается синий цвет. Судя по засиявшим глазам Творящей, она была права.

Все это время они ходили по степи. Только иногда попадались деревья. Жазэль теперь не засматривалась на красные цветочки или голубоватую траву. Вся эта красота сейчас переместилась на второй план. Главное было добыть союзников в этой безнадежной войне. Лагерь водоносов расположился в небольшой рощице. Здесь повсюду были густые кусты. Поэтому Жазэль нервничала. На открытой местности она чувствовала себя увереннее. А здесь опасность могла поджидать откуда угодно. Видя осторожную и напряженную походку остальных, девушка немного успокоилась. Воины не должны пропустить момент нападения. Она плавно сбавила шаг и зашла за спину Максуду. Конечно, спина у Зверя была пошире. Но безопаснее находится именно за спиной Максуда. Его оберегала сама богиня. Или Жазэль хотелось в это верить. Теперь бы только не напороться на него, когда он остановится. Пришлось вступать след в след за ним, ведь вторая линия со Стайрэдом и Творящими и не думала еще немного отстать, чтобы освободить место для нее. Свод свидетель, она успела остановиться, чтобы не влипнуть в него. Только руками пришлось упереться немного ему в спину и все. Их компания стояла молча. Жазэль не было видно, что там впереди. Она обернулась. Творящие стояли с сияющими глазами. Интерес начал съедать ее изнутри, но она не рискнула выглянуть.

— А зря. Там ведь твои сородичи. Они близки тебе по духу и по другим особенностям. Ты обязательно заведешь себе друзей среди них. — рядом с ней девушка в золотом подбадривающе кивала головой.

Жазэль набралась смелости и выглянула. Впереди на большом бревне сидели шесть человек. Ну, как человек? Подростков. Некоторые были больше на детей похожи. Она открыла рот и широко распахнула глаза. И это те опасные водоносы, о которых так отзывался Максуд? Еще ни в один лагерь они не заходили с Творящими в полной боевой готовности. Только сюда. К детям. Жазэль похрабрела и решила выйти из своего укрытия. Могучая рука Максуда вернула ее на место. Дэзирэ сзади насмешливо хихикнула:

— Ты хотела с одногодками посидеть? — тихо спросила она.

Внезапно Эйр вынула меч и встала спиной к плечу Максуда, повернувшись лицом к ближайшим кустам справа. Зверь рядом с ней быстро сделал то же самое. С другой стороны от Максуда аналогичные действия проделал Стайрэд. Жазэль уже стало не до шуток. Воины заняли оборонительную позицию с мечами наголо. Творящие с зажженными глазами. Она ничего не понимала, но чувствовала напряжение. Девушка оглянулась. Две Творящие с каменными лицами. За ними спасительная степь. Успеют ли они в случае надобности убежать? Или отступить, кажется, так это называется в армии. Жаль, она не могла видеть лица Максуда.

Слева и справа от них начали шевелиться кусты. Сердце Жазэль замерло.

— Не амалионы. — раздался голос слева.

Девушка осмотрелась. По обе стороны от них из кустов начали появляться такие же подростки. Человек десять. С оружием в руках. А дальше из-за других кустов выходили другие подростки.

— Родители дома? — спросила Дэзирэ.

Максуд обернулся и угрожающе посмотрел на нее, пригрозив ей пальцем. Она сделала вид, что ничего не заметила. Благо, обычное выражение лица Творящей как раз для этого и было предназначено.

Те, что сидели на бревне вскочили, чем заставили Эйр и Зверя принять боевые стойки. Подростки сразу же принялись махать руками, но сделали этим только хуже. Другие, по обе стороны от воинов пришли в движение. Даже Творящие выставили вперед руки с разноцветными огнями у запястий. Критическая точка приближалась. Масло подливало в огонь и то, что подростки со всех сторон начали подходить еще ближе к ним.

— Стоять! — рявкнул Максуд.

Все вокруг замерли. Не было никаких звуков, кроме едва различимого свиста от крутящихся огоньков Творящих. Максуд один, казалось, не был в плену ощущения опасности. Его спокойный голос и успокаивающие движения рук вселяли уверенность даже в Жазэль.

— У вас прибор для распознавания амалионов. Зачем он вам? — спросил воин.

— Для распознавания амалионов. — ответил низкого роста подросток впереди.

Жазэль его хорошо рассмотрела. Белые волосы, зачесанные назад. Не у всех девушек в Северном были такие ухоженные волосы. Лет шестнадцать. Черты лица еще не стали мужскими, все еще оставались ближе к детским. И голос еще не успел огрубеть.

— Да. Но зачем вам это? — уточнил свой вопрос Максуд.

— Мы думали, напасть на амалионов, когда они придут. И место для лагеря выбрали соответствующее.

Жазэль покачала головой. Глупая затея. Наверное, в группе амалионов для переговоров, так же, как и в их группе, собраны высококлассные воины. Таких не удастся захватить врасплох и убить. Хорошо, что они первые сюда пришли. Этим детишкам повезло.

Подростки быстро начали прятать оружие и буквально подбежали к Максуду и остальным. Они принялись обниматься с людьми и в разнобой говорить о том, как они рады после всего, через что им пришлось пройти, увидеть человеков. Тот блондин обнялся с Эйр. Вернее, он сам ее обнял. Потом он подошел к Дэзирэ и обнял Творящую. Когда он повернулся к Жазэль, та покачала головой:

— Только попробуй.

Парень секунду постоял неподвижно, затем поднял подбородок:

— Еще жалеть потом будешь. — сказал он и подмигнул ей.

У Жазэль челюсть отвисла. Она даже не сообразила, что кто-то другой подошел и заключил ее в объятия. Жазэль дернула головой. Рядом с ней стояла девушка-подросток. Клерк покрутила головой в другую сторону. Девушек среди этих подростков было достаточно много. Все кружились от одной Творящей к другой. От Эйр к Стайрэду и обратно. Сабазадонка безнадежно посмотрела на Максуда. Тот пожал плечами. Жазэль посмотрела вверх. Там зависла Амайанта. Ее брезгливое выражение лица застыло на целую вечность. Девушке даже показалось, что богиню вот-вот стошнит. Амайанта произнесла что-то похожее на «Фе-е-е» и улетела прочь. Сеанс обниманий продолжался. Жазэль уже смирилась с тем фактом, что ее обнимет два десятка подростков разного пола. Теперь она сконцентрировалась только на том, чтобы не дать себя обнять тому блондину. А он пытался. Два раза! Даже Дэзирэ, когда заметила, как Жазэль в очередной раз его отшивает, покачала головой и зацокала языком:

— Не знала, что детки к этому относятся по-другому. Простые обнимашки. — Творящая пожала плечами, обнимая очередного подростка и широко ему улыбаясь.

Жазэль сжала зубы. Эта задира ей явно пришлась не по душе. Слишком много болтает. Она заскучала по Амайанте. Да, та называет ее осломордой. Но она ведь богиня, ей простительно. Не то, что эта выскочка. Сандрин себе такого никогда не позволяла.

— Думаю, вы не против к нам присоединиться. — заключил через минуту Максуд.

— Только за этим и пришли. — подтвердил блондин. — А в крепость мы скоро пойдем?

— Уже идем. — ответил воин.

Дорогу показывать нужды не возникло. Крепость хорошо видно за пару километров, так что все двинулись в нужном направлении. Блондин стал поближе к Жазэль. Девушка открыла рот, но поймала на себе недобрый взгляд Дэзирэ. Творящая снова цокала языком и качала головой. Жазэль отвернулась и пробилась поближе к Максуду.

— Может, нам нужны не они, а их родители? — спросила она.

— Родители и нам нужны. — всхлипнул кто-то из подростков.

— Они сделали свой выбор и умерли за него. Теперь мы должны сделать то же самое. — послышался другой голос.

— Никто умирать не собирается. — перебил их Максуд. — А теперь кто-то один пусть расскажет, что произошло с вашими родителями.

Ненадолго повисла тишина. Потом блондин взял слово:

— Мы добирались сюда месяц. Вы знаете, где мы живем? Очень далеко. Это был трудный поход. — он опустил голову. — Когда мы сюда почти добрались, то нарвались на отряд амалионов. Они заметили нас издали и погнались. Мы убегали. Но стало понятно, что нам не оторваться от них. Родители приняли решение, остаться и задержать амалионов. Нам было велено бежать дальше.

— Все взрослые остались? — спросил Максуд.

— Да. Но их было не много. Двенадцать человек. С нами пошли не только те, у кого был дар. Остальные решили, что их война не затронет. Они говорят, что тысячи лет наш народ никто не трогал. И еще тысячу лет ничего не изменится. А мы поверили. Мы правильно сделали? — спросил блондин.

— Правильно. Эта война затронет всех. Сколько было взрослых с даром?

— Трое.

— А среди вас сколько людей с даром? — поинтересовался воин.

— Тоже трое. — получил он ответ от подростка с белыми волосами.

— А почему вас тогда так много? — в свою очередь спросила Дэзирэ.

— Мы — драйтлы. Мы должны держаться вместе.

Жазэль послышалось, что Максуд вздохнул. Тишины уже не было. То там, то тут она слышала голоса подростков. Даже Делорис мило с ними общалась. Вся группа прошла метров сто.

— Дар. Те трое из вас, вы умеете им пользоваться? — громко спросил Максуд.

— Ну… Я — да. Белла и Бьен чуть хуже. — объяснил блондин.

— С какого расстояния ты сможешь достать воду?

— Ну… метров десять. Отец больше мог.

Максуд покачал головой. У Жазэль все остыло внутри. Вот всегда так. Лучше бы он что-то сказал. Пусть даже какую-то страшную вещь. Но это намного лучше, чем его молчание. Недовольное молчание. А молчание с покачиванием головы — это хуже не придумаешь. У девушки язык так и чесался расспросить Максуда. Но она понимала, что здесь это вряд ли получится сделать.

— Что-то пошло не по плану? — спросила идущая позади них Дэзирэ.

Жазэль хмыкнула. Все почувствовали разочарование Максуда. Творящие это улавливали. Наверное, только с преобладающим фиолетовым. А, может, и нет. Но, в то время, как у Сандрин хватало такта не задавать такой вопрос, Дэзирэ было плевать на это чувство. Возможно, Творящая о таком и не слышала. Она хотела все знать здесь и сейчас. И с ней было трудно не согласиться.

Максуд на секунду нахмурился. Ну, как он это обычно делает, когда нужно и, когда не нужно.

— Есть приемлемое развитие событий. — Максуд выставил руку вперед, на уровне груди. — И есть не очень. — воин опустил руку на уровень живота. — По одному из компонентов нашей защиты, мы пока…

Максуд начал задирать руку выше и выше. Он делал это медленно и все Творящие внимательно следили за высотой руки, оценивая, насколько все плохо. Воин резко опустил руку ниже того минимума, что показывал ранее.

— И это все только из-за водоносов? — спросила Дэзирэ. — А если мрачные и заклинатели с нами не пойдут, тогда что? Ямку копать будешь, чтобы уровень развития событий показать?

— Ага, только ямку побольше копай, чтобы мы все сразу туда поместились. — покачала головой Эйр.

— Мне тогда отдельную! — попросила Творящая.

— Чтобы не лежать в одной яме с человеком, который не любит обниматься? — повернула к ней голову сабазадонка.

Дэзирэ с улыбкой выставила руку и Эйр с громким хлопком ударила своей ладошкой по ладошке Творящей.

— А я говорил, что ты пожалеешь! — раздался где-то в толпе голос блондина.

Девушки коротко хохотнули. Даже Зверь хмыкнул. Жазэль закатила глаза и покачала головой.

— Скольких ты заметил? — тихий уверенный голос.

— Пятерых. И одного почувствовал. — ответил Максуд.

Творящие прислушались. Эйр и Зверь напряглись.

— А я только четверых. — сообщил скелет. — Амалионов не видел.

— Я тоже не видел. Но именно его я и почувствовал.

— Близко? Они слышал наши разговоры? — продолжал задавать вопросы Стайрэд.

Максуд на секунду задумался. Жазэль не видела его лица, но готова была побиться об заклад, что он нахмурился.

— Трудно было разобрать. Здесь везде одни драйтлы с их способностями. И еще Творящие прямо под боком. Сильные Творящие. Должно быть, это был не обычный амалион, раз я его ощутил.

— Гравалион? — предположила Эйр.

— Нет. Они гудят не так. И свет излучают другой. И такого мы бы заметили.

— Гравалионы? Они реальны? Вы их видели? — блондин пробирался поближе к передним рядам.

— Мальчик, мы с ними дрались и побеждали. И не раз. — без преувеличения поведала Эйр. — И собираемся сделать это еще столько раз, сколько понадобится.

— У них и вправду четыре руки?

— И две головы?

— И они могут перепрыгнуть реку или запрыгнуть на высокие стены?

— Они ходят только ночью, а дневной свет может их убить?

Вопросы посыпались со всех сторон. Им не было конца и края. Эйр была сама не рада, что упомянула этих злосчастных тварей в разговоре. При детях следует подбирать слова в будущем.

— Гравалионы не такие страшные, как вы их представляете. — внес спокойствие рассудительный тон Максуда в эту сумасбродность выкриков. — Сказки, как обычно, сильно преувеличивают. Вы сами в этом убедитесь. Тем более, насколько я представляю, их численность не такая и большая.

— Не такая и большая — это сколько? — спросила Сандрин.

Жазэль даже не сразу поняла, кому принадлежит голос. Сколько всего за сегодня произошло. Еще эти новые Творящие. Она и забыла, что Сандрин тоже с ними. Та вела себя сегодня подозрительно тихо.

— Не сто тысяч, как бывало раньше. — ответил Максуд и тут же пожалел о своих словах.

— Сто тысяч? Та им и тысячи хватит, чтобы всю империю… и всех соседей… а потом… Единство! Что ты такое говоришь? Я думала, их не больше сотни! — сокрушалась Эйр. — Сто тысяч? Когда такое было?

— А главное, кто их остановил? Раз человечеству удалось захватить господствующее положение… — поделилась своими мыслями Сандрин.

— Значит, существует способ их победить. — закончила мысль за нее Дэзирэ.

Максуд поднял руку, сжатую в кулак. Призыв к молчанию. Все правильно, не при детях обсуждать такие вопросы. Подростки еще гудели какое-то время, перетирая выуженные из памяти подробности детских сказок и выдуманных легенд. Иногда им даже кто-то отвечал. Так они дошли до условной развилки. Слева стояли лагерем заклинатели, дальше по прямой — находилась крепость. Максуд остановился.

— Блондин, ка тебя зовут? — оборачиваясь и ища его глазами, спросил воин.

— Бельдуван. — послышался ответ.

— Пойдем со мной. Кое-кому будет не лишним услышать твою историю о родителях. Остальные ждите здесь.