Бесплатный фрагмент - Свирепые сердца

Командиры за время службы: кап. 2 р. Демьянченко, кап. 3 р. Авраамов; Старпомы: кап. 3 р. Кулиш, кап. 3 р. Белоногий; замполиты: кап. 3 р. Данченко, кап. 3 р. Шугайло. Комсорг: л-т Бабаянц. Командир РТД — кап. л-т Пристенский, Командир ГАГ — ст. л-т Петр Сидоров. Техник ГАГ- мичман Глухов, старшина ГАГ — ст. мичман Макаренко.

Решаемые задачи кораблем: ОБЭСК-88, ОБЭСК-89, учения по ПВО совместно с западной группой войск-89 г.

***

Воробьёв Евгений Александрович,

Дата рождения 03.12.1968 г.р., уроженец г. Бийска, Алтайский край. Прохождение службы на корабле: ноябрь 1987-сентябрь 1989 г.

Командиры: кап. 2 р. Демьянченко, кап. 3 р. Авраамов; Старпомы: кап. 3 р. Кулиш, кап. 3 р. Белоногий; замполиты: кап. 3 р. Данченко, кап. 3 р. Шугайло. Комсорг: л-т Бабаянц. Командир РТД — кап. л-т Пристенский, Командир ГАГ — ст. л-т Петр Сидоров. Техник ГАГ- мичман Глухов, старшина ГАГ — ст. мичман Макаренко.

Решаемые задачи кораблем: ОБЭСК-88, ОБЭСК-89, учения по ПВО совместно с западной группой войск-89 г.

В военную гавань города Балтийска нас строем завели через КПП поздно вечером в начале ноября 1987 года. Было нас человек двадцать пять. Все прошли перед этим полгода муштры в радио-технической школе (учебке) в г. Лиепая в Латвии. Учебка располагалась в бывшей фашисткой авиационной воинской части. Нам же теперь предстояло продолжить службу уже на военных кораблях.

Один из сопровождавших нас матросов выпрашивал по дороге теплый тельник:

Все равно годки отберут, — убеждал всех матрос.

Кто-то из строя, достав зимний тельник, действительно подарил его этому матросу.

Я, Косихин Александр и Булатов Виктор были распределены на сторожевой корабль «Свирепый» гидроакустиками. Но «Свирепый» оказался на параде в Ленинграде, где праздновалось 70-летие Великой Октябрьской Социалистической революции и мы ночевали три ночи на СКР «Неукротимый».

По возвращении в базу СКР «Свирепый», нас отвели туда, и передели командиру гидроакустической группы.

На «Свирепом» в первый день после обеда полторашник гидроакустической группы Генка Сабирзянов сказал нам, что сейчас адмиральский час и всем можно поспать. Мы, конечно, после учебки были очень этому удивлены и с удовольствием легли на свои кровати, естественно все на третьем ярусе. Минут через 30-ть мы были разбужены криком:

— Вы что, «караси», совсем охренели? Кто вам спать разрешил днем? — Это был годок «Сека». «Секой» звали каждого секретчика — писаря секретной части, который жил в кубрике гидроакустической группы. Мы пытались оправдываться, что нам разрешили. После чего были изгнаны из кубрика гидроакустической группы (ГАГ) и ушли на бак курить.

На корабле все было совершенно иначе, чем в учебке. В первые дни с кораблем нас знакомил командир отделения ГАГ старшина 2 статьи Андрей Михайлов. Все звали его Михалыч. Мы ходили за ним и записывали в записные книжки все, что он нам говорил по расположению на корабле всех постов, бесчисленных вентиляжек, вооружения и антенн:

— Каждый матрос должен знать наизусть весь корабль. В любое время, даже разбуженные ночью, вы всегда должны знать ответы на вопросы типа: в каком тамбуре находится сороковая вентиляжка, или в каком тамбуре находится такой-то пост и тому подобное. Понятно?

— Понятно, — отвечали мы. Хотя на самом деле не совсем укладывалось в голове, как все это можно выучить наизусть.

— Самая страшная каюта на корабле каюта №13.

— Почему?

— Эта каюта особиста, — пояснял нам Михалыч. Хотя слово «особист» нам тогда ни о чем не говорило.

Буквально в первые дни службы всех молодых матросов начал по очереди вызывать к себе особист:

— Воробьев Евгений… Ну что, Евгений, нужно обязательно сообщать мне, если услышишь, что кто-то высказывается против Советской власти. Понятно?

— Понятно. — А что в такой ситуации еще можно было ответить в 1987 году? Было только странно, не ужели у нас на корабле кто-то может быть против Советской власти?! И все равно никто из нас стучать не собирался.

— Ну, раз понятно, иди, — особист выглядел очень спокойным и уверенным в себе человеком лет двадцати пяти в звании старшего лейтенанта.

***

В первый месяц нас привлекали только на уборку корабля. В остальное время мы втроем самостоятельно ходили по кораблю и учили, что где находится.

Косихин, которого с учебки все звали Косой, и Булатов были с Ленинграда, а я с Алтайского края, комсомол которого в то время был шефом Дважды Краснознаменного Балтийского флота. Я корабли видел впервые в учебке, когда нас водили на экскурсию на какой-то старый корабль. Тогда я был удивлен, что на корабле все было убого и очень тесно. Матросы, спавшие на третьем ярусе, буквально упирались в подволок. Прямо над кроватями третьего яруса могли проходить трубы или кабеля. На «Свирепом» было гораздо лучше. Отделанные пластиком кубрики, возможность прохода от бака до юта корабля без выхода на верхнюю палубу. Словом, корабль приятно удивил своей мощью, красотой и достаточным комфортом.

— Кто самый страшный человек на корабле? -«пытал» нас старший матрос, подгодок Клемешов Сашка.

— Не знаем…

— Матрос с кисточкой…, -Олег загадочно ухмылялся, а мы тогда ничего не поняли… Поняли только позже, в первую большую покраску…

В ближайшее время с корабля уходили на «дембель» моряки, игравшие в корабельном вокально-инструментальном ансамбле. Музыканты ходили по кораблю и искали себе замену среди «карасей». Я играл до призыва в школьном ВИА на ритм-гитаре и пел, потом играл в институте уже на ударных. Никак не мечтал попасть в ВИА на корабле. Да и не мог даже и предполагать, что на корабле вообще может быть ВИА.

На ударных я играть умел еще слабовато и мечтал научиться играть лучше. Связист нашего призыва казах Алик Дулатбаев играл до призыва в ресторане на ударных, но так же хорошо умел играть на соло-гитаре. Соло-гитариста другого не нашли, в связи с чем я попал играть на ударные. Так же с нами на бас- гитаре остался басист с предыдущего состава ВИА Павловский Валентин. Он был на полгода старше нас по призыву.

В сухопутных частях зачастую музыканты ВИА освобождаются практически от всех других обязанностей. Однако, на корабле такого не было. Репетировали мы только после отбоя или в выходные.

***

Я буду по ходу рассказа вставлять отрывки из моих писем. Вот первый отрывок: «Здравствуйте, мои родные папа, мама, бабулечка! У меня все нормально, погода плохая, дождь, ветер. Не можем никак выйти в море на испытание одной нашей «штуки». Из-за погоды не выходим. Но скоро, наверное, «вылезем».

А пока мы лазим по вентиляжкам, их на корабле около сорока. Наших — пять штук. Собираем в них воду в кандейки (в ведра). Вода там сочится изо всех щелей. В общем, время идет быстрее, чем в учебке. А сдадим 20/ХII на допуск, в наряды будем ходить»…

Перечитал одно из первых моих писем с корабля и подумал: «Бедные мои родители и бабушка! Ну, вот что они могли подумать, прочитав, что на корабле изо всех щелей сочится вода? Что корабль весь дырявый и может утонуть?»

Письмо второе: «Вообще, время летит быстро. Ведь посидеть спокойно в день два раза не всегда выходит. Весь день то тренировки по специальности, то уборка, то еще что-нибудь. Если какая-нибудь политинформация — так это счастье. Так вот и живем.

Ну, в общем, больше нет новостей. Пишите. Целую, ваш Женька.

P.S. В море еще до сих пор не был. Завтра вроде бы стрельбы намечаются».

***

Первый выход в море произвел на меня огромное впечатление. Я же до службы море ни разу не видел, а тут служба на корабле. К тому же ГАГ при выходе в море — шкафутовая швартовая команда и мы в первый же выход в море стояли в одну шеренгу на шкафуте до выхода с базы.

В этот наш первый выход в море все гидроакустики дружно заставили нас набрать забортной воды в кандейку (ведро). Набирая воду из кандейки в плафон от лампочки из вентиляционного отделения, я, Косой и Булатов по очереди выпили каждый по полному плафону, примерно по литру. Так по старому обычаю нас посвятили в моряки…

Ощущения от качки были не самыми приятными, к тому же еще и не привыкли. Косой хоть до службы в море бывал-ходил на яхте, т.к. увлекался этим. От выпитой воды всех подташнивало дополнительно. Но все же никого из нас не стошнило.

В гидроакустической рубке все шло по — наработанной схеме. Мичман Владимир Глухов — техник ГАГ и главный старшина Валерий Коронский привычно наблюдали за подводной обстановкой на экранах гидроакустической станции «Титан». Станция излучала ультразвуковой сигнал «Пя-у-ум, пя-у-ум». Гидроакустическая рубка находилась ниже ватерлинии, и все эти звуки хорошо было слышно сквозь борт. Гидроакустики были в наушниках с микрофонами и периодически докладывали на главный командный (ГКП) пункт о подводной обстановке:

— Подводная цель номер один: пеленг 40, раздел 20. Цель номер 2: пеленг 25, раздел 18.

«В морях» атмосфера на корабле резко менялась. Построения экипажа на верхней палубе были редко, зарядку не проводили. Уборку тоже иногда проводили уже не три раза в день. Вахту «тащили» четыре через восемь часов, если был полностью укомплектован боевой пост. Мичман Владимир Глухов из рубки уходил вообще довольно редко, особенно когда на учениях шел конкретный поиск подлодки условного противника.

Командир ГАГ москвич старший лейтенант Петр Сидоров был довольно жестким офицером, особенно по отношению к нам, срочникам. Мы на него частенько обижались за требовательность, а иногда и за откровенные перегибы. Сейчас я понимаю, что по-другому с нами было просто нельзя себя вести. Худощавый, со своеобразными манерами, Сидоров требовал от нас знание и выполнение наших обязанностей согласно Книги корабельных расписаний. Наши обязанности были прописаны у нас в «Книжках боевой номер» и периодически мы, стоя у каюты Сидорова, зубрили эти свои обязанности. Он нас не отпускал, пока не отвечали ему свои обязанности наизусть. Конечно, тогда мы воспринимали это как откровенную тиранию. А как нас можно было по-другому заставить выучить все?

Старшиной ГАГ у нас был старший мичман Макаренко. Он прослужил в Морфлоте более 30 лет. Рассказывали, что до «Свирепого» он служил артиллеристом на крейсере, и в первый раз увидев круглый экран гидроакустической станции, попросил показать ему на экране подлодку. На круглом экране гидроакустической станции все цели похожи, они просто прямоугольники. Из центра во все стороны, кроме кормовой стороны, появляются прямоугольники эхоконтактов.

«Разве подлодка просто прямоугольная? А где рубка?», — якобы спросил тогда Макаренко. Правда это или нет, не знаю, но почему-то запомнился этот рассказ.

Макаренко всегда был с нами на шкафуте на выходе в моря и на возвращении в базу. Он иногда рассказывал интересные истории из своей службы и морские анекдоты:

— Идет, значит, по стенке матрос, а ему с палубы кричат: «Эй, моряк, отдай швартовы!» Матрос огляделся по сторонам и дальше идет. Ему опят с корабля кричат: «Эй, моряк, отдай швартовы!» Матрос огляделся по сторонам еще раз и дальше идет. Третий раз ему кричат: «Эй, моряк, отдай швартовы!» Матрос в ответ: «Что доколупались — то? Я у вас ничего не брал!»

Маленького роста, полный, Макаренко был очень интересным непредсказуемым человеком. Мог придти и вывернуть в кубрике все наши рундуки, построить всех, накричать. Но не могу сказать плохо о нем. Он просто тянул свою службу. На то он и старшина…

***