Бесплатный фрагмент - Свалка

Глава 1. Дозорные

Отсюда, со смотровой площадки, свалка напоминала ноздреватую коричневую массу с включениями темно-шафранового цвета. Микки задержался наверху. Он впервые увидел свалку. Она начиналась за трехметровой бетонной стеной, покрытой желтой облупившейся краской. Мусор большую часть времени был скрыт туманом, который вопреки погодным условиям и независимо от смены дня и ночи плотным одеялом прятал рыжее уныние от человеческих глаз. В это утро туман почему-то ненадолго рассеялся, обнажив таинственный мир. Дозорный посмотрел на свалку в бинокль. «Там, наверно, стоит мертвая тишина, — решил Микки, — и почему Данька утверждает, что на ней существует разумная жизнь? Тени ведь здесь не причем?»

Ржавые куски металла в бинокле начали покрываться белесой дымкой — туман возвращался.

— Микки, твое дежурство закончилось. Спускайся, — прозвучал голос в наушнике.

Прошло несколько минут, и Микки оказался на патрульной территории. Он бросил взгляд на вышку, будто говоря ей: «до встречи». Он направился к корпусу, где находилась столовая. Сейчас в патрульной зоне было временное затишье, но начнется пересмена и забегают люди, зашумят машины.

Вышки вдоль желто-грязной стены, похожие на шипы гигантского кактуса, будто пронзали насквозь блюдцеобразные смотровые площадки крытые прозрачным пластиком.

Серые коробки зданий располагались по правую руку Микки. Он не раз ходил этой дорогой и уже не обращал внимания на урбанистический пейзаж, зная, что где-то метров через сто начнется хозяйственный корпус.

— Микки! — голос Даньки вывел из задумчивости.

— Привет. Не заметил, откуда ты появился.

— Чего задержался?

— Туман рассеялся. Я свалку разглядывал.

— Ясно.

Дальше они пошли молча. Нырнули в здание и проследовали по короткому «Г» — образному коридору, стены которого были выкрашены в зеленый цвет. Пол выстелен громоздкими плитами из туфа, тянущимися к ядовито-зеленой двери. За ней и начиналась столовая. Она большая и светлая — по обе стороны огромные окна, правда, что происходит на улице невидно, потому как стекла почти всегда потели даже летом.

Буфетчицы закончили намывать большие белые столы, расположенные в три длинных ряда. Повара, поставив тарелки, разложили еду. В воздухе витал запах приготовленного завтрака.

За одним из столов знакомая патрульная бригада приступила к трапезе. Данька и Микки проследовали к ней и, не дожидаясь поваров, начали накладывать из кастрюли тушеную капусту по тарелкам.

Данька поморщился, проглотив порцию варева, и спросил Микки:

— Ну, как там свалка?

— Тихо, как на кладбище. С чего ты взял, что там есть люди?

— Я говорил о живых и разумных существах, но не о людях. Да и Палыч подтвердит. Так, Палыч? — спросил Данька у соседа и отправил в рот следующую порцию.

— Ты о чем? — удивился Палыч. Он пропустил мимо ушей их диалог.

— О свалке. О тенях, — Данька придал голосу таинственности: — И, кроме того, доклад.

— Чей доклад? — удивился Палыч.

— Ясен перец, чей, твой.

— А-а. Так я не был на свалке.

— А как же ты доклад состряпал? — поинтересовался Микки.

— Случилось так. Приказ сверху — я под козырек. И сляпал, как ты говоришь. Кстати, ты спокойно можешь лекцию прочитать о современном состоянии свалки и перспективах ее развития.

— Бред какой-то, Палыч. Я ж ее только в бинокль видел.

— Сошлешься на предыдущих докладчиков. На меня, например. Главное, говори все, что угодно, но не в разрез с основной линией, тогда руководство заметит и одобрит. Знаешь, сколько обзорных записок лежит в архиве? Нет. А меж тем их составили люди такие, как ты.

В сознании у Микки застучали стальные молоточки фраз будущей лекции: «в условиях современного состояния общества», «наращивая темпы модернизации, мы должны», «инновации в данной области» и прочее, и прочее. Рассказывать о местах, где не был?

Микки, задумчиво потыкав ложкой в тарелке, спросил Палыча:

— А если серьезно, кто-нибудь заходил на территорию свалки?

— Ну, разве что мусорщики, и то они далеко уходить боятся, ибо туман, как молоко. Видимость почти нулевая.

Бригада позавтракала.

Буфетчицы, виртуозно лавируя с подносами, разнесли сладкий чай с лимоном и булочками. Булочки оказались отменными: мягкие, душистые и с хрустящей корочкой. А вот чай отдавал мокрой бумагой. Даже цитрусовый аромат не сумел отбить противный вкус.

Микки быстро выпил чай, съел булочку и сказал всем:

— Счастливо.

— До вечера, — произнес Данька.

Палыч лишь кивнул на прощанье.

Микки покинул столовую. Пройдя в гараж, он выехал с территории.

Теперь работа осталась позади. Она исчезла на сорок восемь часов — можно не думать о ней, будто и не было. А был только он — Микки, да еще его автомобиль и бескрайние бледно-желтые поля по обе стороны, тянущиеся на двадцать километров до Серышевска. Шоссе подобно шраму пересекало пустое пространство, соединяя город и свалку.

Магнитола тихо играла какую-то музыку. Микки почему-то вспомнил, как впервые ехал по этой трассе устраиваться на работу, уже зная о свалке, об этом странном и таинственном месте. С чего вдруг досужие толки сравнивали свалку с Бермудским треугольником? Неудачное сравнение, конечно, потому как экспедиция, санкционированная господином Санчесом и спонсируемая Морганом, должна была положить конец загадкам Бермудского треугольника. И скоро это случится.

А что известно о свалке?

Люди на свалке не пропадали. Не было таких случаев. Мусорщики ежедневно посещали ее, сбрасывали городские отходы и тут же возвращались. Во всем виноват туман. Природа его была непонятна. Именно он и давал пищу слухам.

По правую сторону мелькнул дорожный знак «населенный пункт». На белом прямоугольнике черными буквами написано: «Серышевск». «Вот мы и на месте», — машинально подумал Микки.

Город только-только просыпался под первыми робкими лучами солнца. Дороги пустовали. Они еще не были растревожены людской суетой и именно в эти короткие минуты казались ближе к своему естественному состоянию — брошенные и опустевшие.

Микки за пару минут доехал до дома. Поднявшись на пятый этаж, он, звеня ключами, ругал перегоревшую лампочку и ключ, не хотевший почему-то попадать в скважину.

Соседняя дверь отворилась. На пороге появился человек.

— Привет, Алекс. Ты меня сторожишь?

— Привет, Микки.

— Не называй меня так.

— А почему всем можно, а мне нельзя?

— В твоих устах это звучит двусмысленно.

— Да ладно, — улыбнулся Алекс. — Кстати, а почему тебя называют Микки? Ты же, вроде, у нас Майкл?

— Черт его знает, — пожал плечами Микки.

Ключ наконец-таки попал в скважину. Микки открыл дверь, собираясь войти внутрь, но напоследок спросил у соседа:

— Ты что-то хотел сказать мне?

— Доброе утро.

— Не раздражай после ночной смены, хорошо?

— Если серьезно, тебя искала загадочная девушка в красном.

— Вот как? И давно?

— Где-то час прошел с ее короткого и таинственного появления.

Микки, войдя в квартиру, сел на кровать и подумал о загадочной девушке в красном. «Наверно, Жанна», — решил он и лег, окутавшись одеялом. Приятная теплота разлилась по телу. Он закрыл уставшие веки и мгновенно провалился в сон.

Спустя пару часов, проснувшись, он принял душ и взбодрился черным кофе с сахаром. Пока ополаскивал чашку, дверной звонок проиграл нехитрую мелодию. Микки открыл. На пороге стояла девушка в красном. Но это была не Жанна, это была она.

— Алька!? — удивленно воскликнув, он посмотрел на нее как последний идиот, не в силах связать пару слов.

— Микки, ты чего молчишь?

— Я…

— Пройти можно? — спросила гостья и, не дожидаясь приглашения, вошла в квартиру.

Микки закрыл за ней дверь.

— Что за шум?

— Это на кухне вода льется. Я посуду мою.

— Кстати, привет.

— Привет. А…

Он решил, что это невероятно, спустя столько лет, встретиться с ней.

— Пойдем на кухню. Что будешь? Чай? Кофе?

— Потанцуем, — хихикнула старая знакомая. — Нет, Микки, просто поболтаем о всякой ерунде.

Они прошли на кухню. Он завернул кран. Чашка осталась лежать в раковине. Алька села за стол. Микки устроился рядом и спросил:

— Как ты меня нашла?

— Это все мои способности сыщика. Короче, Жанна…

— Жанна? Ты виделась с ней?

— А что тут такого?

— Ничего, — осекся он. — Я давно не встречаюсь с ней.

— Меня не интересует твое прошлое в этом плане.

— А у тебя как дела? Замуж не вышла?

— Нет. Правда, были двое, но… — Алька сделала отстраняющий брезгливый жест.

— Что так?

— Слишком уж серьезные, как кирпичи. Один параллельный, другой перпендикулярный, а я вся такая внезапная и непредсказуемая.

— А еще взбалмошная и капризная.

— И я не обижаюсь на такие слова. В твоих устах это комплимент.

Алька помолчала, а затем добавила:

— Микки, ты был единственным, кто принимал меня такой, без претензий, а остальные…

Он внимательно посмотрел на нее. Все, как и прежде: черная челка, веселые глаза, вздернутый носик, а вот слова «ты был единственным» вызывали на откровенный разговор.

— Конечно, — произнес он. — Но, иногда кажется, ты меня с кем-то путаешь.

Она неопределенно улыбнулась.

Прошло лет пять с того момента, когда он последний раз встречался с ней. Казалось, это было давно, очень давно. Микки не сильно изменился, так он считал, но прошлое виделось ему островом у горизонта. Да и он сам живет на острове. Океан времени разделил его и Альку.

Вечером она ушла, и их короткое свидание превратилось в далекий и нереальный остров. Опять. Еще один остров увидел Микки на горизонте. Еще одно ускользающее видение. Алька ушла. Она обещала появиться завтра. И тот же вопрос завертелся в голове: «Зачем она приходила?»

После ее ухода позвонил Данька и предложил встретиться в баре.

— А в чем дело? — спросил Микки, смотря на ту самую чашку в раковине. Он ее так и не вымыл.

— Есть идея выбраться на свалку. Алло, ты меня слышишь?

— Да-да. Я еду, — и дал отбой.

Микки вновь обратил внимание на чашку, залитую водой. Она, чуть завалившись на бок, стояла в раковине. Ему показалось, что этот нехитрый столовый прибор сейчас воплощает его жизнь.

…

— Слушай, — сказал Микки, обращаясь к Палычу. — Ты зачем здесь?

— А что, нельзя?

— Мне казалось, ты дома по вечерам отсиживаешься. Нет?

В диалог ввязался Данька:

— Ты не подумай, он завсегда с народом.

Микки огляделся по сторонам, рассматривая интерьер бара, будто танцующий в желтых, красных, синих и зеленых отсветах, смешанных с мельканием искр от зеркального шара под потолком. Ему на мгновение показалось, что это еще один остров в океане времени, омываемый волнами неопределенности. Ощущения размыты, звуки — какофония, а люди подобны теням. Завсегдатаи бесшумно скользят в безвременье. Цветные картины плоски и бездушны. Почти царство мертвых.

Микки, отогнав странные мысли, обратился к старшему дозорному:

— Короче, тут Данька, как я понял, жаждет на свалку, а я, Палыч, как раз хочу поговорить о свалке.

— То есть насчет доклада?

— Нет. Именно о свалке.

— Ага… А что конкретно?

— Помнишь, ты недосказал о тенях? Тогда в столовой. Данька упоминал о них.

— Да, помню.

Палыч произнес последнюю фразу с неохотой. Он машинально цедил маленькими глотками жидкость, погружаясь в зеленый морок своих мыслей. Старший дозорный, задумавшись, сказал, растягивая: «Если тебе интересно, Микки, то слушай. Никто не скажет, давно ли появилась свалка. Кажется, что она существовала всегда…»

По крайней мере, я, продолжил говорить Палыч, когда устроился работать в патрульную бригаду двадцатилетним юнцом после службы в армии, многие говорили о свалке в неопределенном времени. Это звучало странно. Суеверием пропитался воздух: «Люди приходят и уходят, а свалка остается». Даже среди старого руководства не было тех, кто помнил бы истоки. Да они и не должны были помнить, так как нет у свалки начала, а, значит, не будет ей и конца. Она исчезнет с прекращением жизни на Земле, а в это верится с трудом. Хотя те же мусорщики настаивали, что были времена, когда о свалке никто не слышал, то есть ее еще не существовало. А что тогда было? Даже они внятно не могли ответить на этот вопрос. Одни утверждали одно, другие — иное, и никто не мог прийти к единому мнению, внося еще больший разлад в умы.

Никто не ходит на свалку без нужды. Лишь уборщики мусора попадают на ее территорию. Именно они и видят теней. На первый взгляд это невозможно, ведь туман скрывает все, только перед тенями он расступается, поэтому и возникло предположение, что те сущности вовсе не являются тем, чем кажутся. Они есть неизвестные науке существа из параллельного мира, но вот каким Макаром пришельцы оказываются на свалке, неизвестно. Да и что им нужно? Мусорщики же говорят иное: «Это не существа из параллельного мира, они имеют вполне земное происхождение. Это либо мираж, созданный туманом, либо зомби — воскресшие мертвецы». Последнее предположение родилось из слухов, что когда-то давно, когда не было свалки, на ее месте располагалось кладбище. Однако воскресшие не агрессивны. Черные силуэты их возникали далеко от мусоровозов и бродили вокруг, словно любопытствовали, но держались на расстоянии. Затем зомби скрывались в тумане. Никто из мусорщиков не приближался к мертвецам. Не смотря на полное безразличие к живым, пришельцы внушали потусторонний страх.

— Вот и вся история о тенях, — закончил Палыч.

Микки задумался.

— Слушай, Палыч, вспомнил о твоем предложении. Я действительно напишу доклад о современном состоянии свалки.

Данька хихикнул:

— Похоже, ты перебрал.

— Пиши. Только вот о чем конкретно? — поинтересовался Палыч.

— Так само напрашивается: тени. О них писать буду. Только мне нужно попасть на свалку. Я хочу увидеть своими глазами зомби, или как их там называют?

— Не боишься?

— А чего мне бояться? Мертвяки же не нападают на людей. Сам же сказал.

— Следует заранее договориться с мусорщиками.

— Ребята, вы серьезно? — удивился Данька. — Зря потратите время. Давайте нелегально. Ладно, ладно. Шучу. Но не думаю, что тени появятся, когда вы окажетесь на свалке. Были случаи, они не высовывались подолгу.

Но Даньку не послушали. Палыч предложил поехать к нему домой и обсудить будущую кампанию.

…

Они уже были дома у старшего дозорного. Палыч, рассуждая вслух, мерил комнату шагами:

— Появляться на территории свалки не запрещается. Официальных распоряжений на этот счет нет. Но руководство не рекомендует без особой нужды ходить туда. Вот если бы можно было затесаться в бригаду мусорщиков в качестве помощников…

Палыч, остановившись перед столом, вынул из ящика телефонный справочник и набрал номер.

— Ты куда звонишь? — спросил Данька.

— Начальнику бригады мусорщиков.

— Как же! Думаешь, будет он тебя слушать?

— Ты забываешь, что любой дозорный в соответствии с должностным артикулом стоит выше начальника уборщиков, я уж молчу о себе, о старшем дозорном.

— А как вышестоящее руководство на это посмотрит?

— Это уже моя головная боль, — произнес Палыч, вслушиваясь в гудки. — Алло, здравствуйте. Мне бы поговорить…

Судя по обрывкам телефонных фраз, все прошло гладко.

— Ну, как? — спросил Микки.

— Порядок. Послезавтра будет наша смена, и мы отправимся с мусоровозами на территорию свалки. Я договорюсь, чтобы вас временно подменили.

Микки и Данька не поверили словам. Не могло же быть так все просто: один звонок — и договорились. То, что создали люди вокруг свалки — легенды о тумане и мертвецах — не соответствовало сейчас происходящему в квартире. Все так буднично и обыденно. «Нет, не с нами, — возникла мысль, — три человека пытаются разрушить миф, подойти всех ближе к их носителям, дотянуться рукой до теней».

Сейчас Микки почему-то захотелось бросить все на полпути, не смотря на то, что желание разглядеть свалку вблизи, а не через окуляры бинокля, не прошло.

— Палыч, может не стоит? Отменим? В следующий раз?

— Я тебя не понимаю. Сначала ты хотел, а сейчас… Чего заметался?

— Я в смысле не надо рисковать лишний раз.

— Ты боишься, не спорю. Наслушался баек о зомби, а возможно, зомби — всего лишь мираж в тумане, оптический эффект — во-первых. Во-вторых, нет официального запрета на посещение свалки. Тебе кажется, что это авантюра? Но мы же не проникаем на закрытый объект. В-третьих, если руководство будет интересоваться, скажешь, что собирал материал, хотел написать доклад на тему свалки. Поверь, так делали многие. В-четвертых, наша цель — не пускать простых граждан на территорию свалки. Сами же мы может там появляться. В-пятых, я уже все уладил, как говориться, места в зрительном зале куплены.

Микки прекрасно понимал доводы, но не давал покоя непонятный статус свалки. С одной стороны, она — место, куда свозят отходы. С другой стороны, почему столько внимания уделяется ей, словно это военный объект. К чему именно такой пропускной режим? К чему излишняя номенклатура? К чему такая вычурная иерархия должностей? Откуда это? Будто кто нафантазировал, ей-богу. Только фантазия была извращенной.

За этим скрывается нечто большее? Или все есть красивый фасад, за которым находится пустота?

Глава 2. Тени

Это лишь иллюзия, что существует прошлое, канувшее в лету, что где-то прячется за горизонтом будущее, и длится бесконечный и неуловимый миг, называемый настоящим.

Не думал Микки сопоставлять потоки времени, когда на следующее утро он встретился с Алькой.

Казалось, время не властно над ней и не способно утопить в глубоких и темных водах небытия. Альке все было нипочем. Прошлое. Настоящее. Будущее. Какое теперь это имеет значение. Микки удивлялся. Микки не мог понять одной простой вещи: ничего этого не существовало. Существовал лишь живой поток событий, бурно несущий Альку сквозь вселенную. Она доверяла его законам, и от этого было ей легко и свободно.

Они сидели в кафе и болтали о ерунде. Алька весело рассказывала о своих ухажерах, и, странное дело, это не звучало для Микки обидно, ни капли ревности не возникло в душе. Он лишь удивлялся своим чувствам, потягивая из маленькой чашки уже остывший кофе. Потом он рассказывал о своих друзьях: о Даньке и о старшем дозорном Палыче, говорил о тенях на свалке, которых никогда не видел. Алька закивала в ответ, когда речь пошла о тенях. Оказывается, слухами земля живет, и не только в Серышевске ходили сказки о существах со свалки, но и в других городах люди болтали об этом. Миф раздувался до невозможных и фантастических размеров, и выдумке человеческой не было предела.

Алька вновь вспомнила о своем прошлом и подтрунивала над Микки.

— А помнишь одну встречу? — спросила она.

— Конечно. Тогда мы не виделись со школы. И тут оказалось, что ты живешь в том же доме, что и я. Кажется, в начальных классах ты жила в другом доме?

— Верно.

Этот странный господин случай. А могло и не произойти.

Микки вспомнил.

…

Он увидел однажды Альку заходящей в подъезд… Точнее все случилось чуть раньше.

Микки шел домой, задумавшись, обрывки мыслей витали в голове, одна цепляла другую. Честно говоря, что впереди происходит, он не видел, только на периферии сознания уловил сигнал: будь внимателен. Вынырнув из потока мыслей, он заметил впереди девушку. Внимание привлекла не ее одежда, а походка, такая знакомая, что Микки невольно замедлил шаг. Он вспомнил. Образ в памяти мгновенно сложился. Это она, Алька. Все сомнения отпали, и Микки еще больше замедлил шаг, с удивлением смотря в спину девушке. Раскрывать себя он почему-то не захотел, не желал также встречаться взглядом. Можно было свернуть и пройти другой дорогой, но он и этого не захотел. Он следовал за ней, не понимая, зачем ему нужно это.

Как вор Микки крался за ней, все больше и больше удивляясь. Алька шла той же дорогой. Он помнил, что она жила в другом доме, а теперь… Теперь Алька шла по направлению к дому, где жил он. На миг безумная мысль завладела им: вот-вот она обернется и спросит: «Зачем ты меня преследуешь?»

Но она не обернулась и не спросила.

Алька зашла в тот же подъезд, где жил Микки. Когда стукнула дверь, он почувствовал, что сердце будто споткнулось, пропустило удар. Он остановился перед дверью, глубоко вдохнул, выдохнул и решил: «И с чего я так разволновался? Возможно, Алькин знакомый живет здесь, вот она к нему и зашла».

Когда-то Микки встречался с Алькой, но тот конфетно-букетный период не развился во что-то серьезное. Было и прошло. Случился мимолетный роман — и все. Но теперь прошлое нагнало его и окатило холодной волной. Именно холодной и неприятной. Микки не отдавал себе отчета, отчего эта еще не совсем встреча разворошила чувства, казалась неприятной. Ведь расстались они без скандалов, все само естественно угасло. Как говорится, разошлись без претензий.

Микки, наконец, вошел в подъезд, нервными пальцами повернул ключ и оказался в квартире с тем чувством, что наконец-таки добрался до крепости, за стенами которой всякая опасность несущественна. Надо успокоиться, решил он, надо выйти покурить. Спускаться опять вниз не хотелось, поэтому Микки вышел на балкон.

Закурил. Расслабился. Бесцельно наблюдал с высоты второго этажа за двором и людьми, идущими по своим делам.

Запиликал домофон. Это Алька вышла, но теперь она была не одна. Опять неприятная волна накрыла Микки. Он присел, весь сжался, будто для прыжка. Для прыжка, конечно, в сторону балконной двери, но не шевельнулся и даже не отвел взгляда. Наоборот еще пристальнее всмотрелся в Альку и того мужчину. Микки видел его впервые. Она говорила с ним, судя по всему, легко и непринужденно. Кажется, улыбалась. «Кто он ей? Муж? Муж объелся груш, — злорадно подумал Микки, но сразу окоротил себя, — Ну, и черт с ним! Какая разница, кто он?»

И действительно, он не испытывал к незнакомцу ревности. Это было неизведанное и сложное чувство, окрасившее Миккину душу в мрачные тона.

Он докурил и, затушив сигарету, точнее раздавив ее как мерзкое насекомое в пепельнице, покинул балкон.

Микки, немного успокоившись, решил все-таки встретиться с Алькой. Сколько бы им не владели чувства, но он запомнил, когда она вошла в этот дом, сколько было времени. В следующий раз, словно случайно, он встретился и заговорил с ней. «И начался новый завиток наших отношений», — так назвал это Микки.

Кстати, тот мужчина оказался ее братом. «Почему ты, идиот, даже не смекнул?» — со сладким злорадством мазохиста бичевал себя Микки.

Были встречи, и вновь случилось расставание надолго, и вот…

…

И вот… Пять лет минуло. Алька рядом. Болтает. Улыбается. И все хорошо.

Микки решил: «Нет, больше терять ее не буду. С этого дня все пойдет по-другому».

…

Старший дозорный, рассматривая придирчиво подчиненных, произнес:

— Все улажено. Сейчас дружно идем к транспортному цеху. Надеюсь, никто не передумал? — Молчание было ответом. — Ну, вот и хорошо.

В это утро свалка также была окутана плотной пеленой. Не случилось того короткого мгновения, как двое суток назад, когда она обнажила грязно-рыжее тело перед людьми.

Дозорные зашли в старый ангар и по железной лестнице, находящейся у правой стены, поднялись в каморку начальника мусорщиков. Он взглянул на вошедших людей и сделал жест, чтоб следовали за ним, по дороге разъяснил:

— Бумаги на вас я получил. Сейчас мы сядем в головную машину и направимся к внутренним воротам. Придется немного подождать, должны приехать еще мусоровозы из Серышевска, тогда и попадем на территорию свалки. Предупреждаю сразу, далеко друг от друга не отходить, туман настолько плотный, что не заметишь, как заблудишься.

Они запрыгнули в кабину и через пару минут были на месте. Еще немного ожидания, и открыли ворота. Головная машина — вездеход — медленно въехала на территорию свалки. Густой туман, как молоко, проглотил мусоровозы. В окна нечего было смотреть. Казалось, это не туман, а белесое желе липло к стеклам и пыталось проникнуть внутрь. Дозорные почувствовали неприятный сладковатый привкус во рту. Воздух стал тяжелым и влажным. Тишина закладывала уши. У Микки возникло ощущение, что он лежит на железной платформе и на него медленно и бесшумно опускается поршень пресса и невозможно пережить это ожидание. Уж скорее бы он раздавил грудную клетку, чем умирать в течение этих тягучих секунд, которые набухли до размеров вечности.

— Ты как себя чувствуешь? — поинтересовался старший дозорный, заметив побледневшее лицо Микки.

— Тошно.

— Сейчас сбросим мусор и повернем обратно.

— А тени?

— Ну, знаешь. Здесь не мы заказываем музыку. Тени могут появиться, а могут и не появиться. Дело случая.

Вездеход остановился. Машину при торможении тряхнуло, и Микки увидел черные круги. Салон завертелся перед глазами. Начальник мусорщиков заглушил двигатель и обратился Микки:

— Совсем хреново? Глотни, — сказал он и протянул початую бутылку виски.

Микки отпил из горлышка, чуть не захлебнувшись. Но как ни странно, почувствовал себя намного лучше.

— А теперь вылезайте. Только смотрите, от вездехода ни на шаг. Потеряетесь, и никто вас искать не будет.

Выбравшись наружу, дозорные приложились к бутылке. Тошнота перестала беспокоить. Они расслабились. Голова не кружилась. Вот только противный сладковатый вкус так и держался во рту.

Дозорные походили вокруг вездехода, пытаясь разглядеть неясные очертания в тумане. Звуки работающих моторов и разговоров людей еле слышны. Казалось, мусорщики находились далеко от головной машины, хотя, по словам бригадира, они рядом, не дальше трех метров. Действительно, пара светящихся фар соседнего мусоровоза Микки, Данька и Палыч различили в тумане, как две бледные кляксы.

В который раз, обходя вездеход в надежде увидеть существ, они замерли. Словно железный крюк схватил их и не дал сделать шаг. Ветер ледяным язычком прошелся по спинам. Хотя откуда взяться ветру? Они не поняли, что их насторожило. Но тут дозорные увидели тень в десяти метрах. Затем появилась вторая, третья. И вот правее от головной машины выросли, как из-под земли четыре мертвеца и смотрели на людей. Имелись ли у зомби глаза, неизвестно, но то, что они пялились на дозорных, Микки готов был поклясться. Он почувствовал, как ноги стали ватными, руки задрожали. Тени выглядели неестественно четко, словно силуэты на белой бумаге. Затем призраки двинулись на дозорных.

Начальник мусорщиков чертыхнулся, влез в кабину вездехода и погасил фары. Тени застыли, а затем медленно растворились в тумане.

— Б…ь! — дрожащим голосом произнес Данька и стал шарить по внутренним карманам куртки.

Микки бросил взгляд на друга. Лицо Даньки показалось ему настолько бледным, что сливалось с туманом. Губы дрожали. Глаза — как у затравленного зверя. Он продолжал что-то искать во внутренних карманах куртки, пока не извлек пистолет. «С катушек слетел», — промелькнула отчаянная мысль у Микки.

— Данька, ты…

— Спокойно…

— Брось пистолет, придурок!

— Никак опять мертвяки, — словно сумасшедший прошептал Данька.

Микки вгляделся в туман и оцепенел. От неожиданности сделал шаг назад и почувствовал спиной металл вездеход. Тени. Их было восемь.

— Брось оружие! Тебе это не поможет!

— Мертвяки, — не слушая, как завороженный произнес Данька.

Расслышав дьявольский смешок в голосе друга, Микки заорал:

— Брось!

— Да пошел ты!

Данька сделал пару шагов вперед. Микки набросился на него, повалил на живот, перехватил запястье и выбил пистолет, который, отскочив вправо, металлически звякнул. Выстрел, прозвучав как сухой щелчок, увяз в тумане.

Данька пытался подняться. Микки не давал ему пошевелиться. Сильный удар в левый бок и Микки задохнулся. Перед глазами заплясало черное месиво. Мерзкий вкус прилип к небу. Данька завозился активнее. Боль резанула правый висок, и Микки отбросило на спину. Затем — провал в небытие, и словно тупые ножи врезались в спину. Он очнулся и увидел над собой испуганное лицо Палыча.

— Вы совсем! Отмороженные! Придурки! — выплюнул Микки, приправив фразу матом.

— Да все как-то быстро случилось, — начал оправдываться Палыч. — Пока мы следили за тенями, смотрим, ты с Данькой схлестнулся.

— Где Данька?!

— В тумане пропал.

Микки вскочил и огляделся по сторонам: ни теней, ни Даньки.

— Данька! — заорал Микки, пересыпая свой крик ругательствами.

— Стойте! — окликнул мусорщик дозорных. — Больше ни шагу от вездехода. Если ваш знакомый ушел в туман, то с концами. Теперь его никто не найдет. Говорю точно. Пропал человек.

— Как? — удивился Микки. — Разве люди уже исчезали на свалке? Я считал, что…

— Можешь поглубже засунуть свои предположения! Люди всегда пропадали здесь. Это не единственный случай.

— Но почему я ничего не знаю об этом?

— Потому что есть распоряжение.

— Чье распоряжение?

Начальник мусорщиков злобно посмотрел на Микки и процедил сквозь зубы:

— Чье, чье. Наставника. Быстро в кабину. Мусор уже выгрузили. Мы возвращаемся.

— Я не слышал о нем. Кто он, Наставник? — спросил Микки.

— Будешь много знать, долго не проживешь, — начальник запрыгнул в кабину.

Дозорные последовали за ним. Взревел двигатель. Мусорщик больше не произнес ни слова.

Потом, когда вернулись в гаражи, он отвел душу на «присоседившихся». Это был не трехэтажный мат, это были многоэтажки нецензурных выражений. Такое Микки услышал впервые. Палыч растерянно молчал, совершенно позабыв о должностном артикуле.

Именно в этот момент Микки почувствовал, что пресс раздавил его, и все, что случилось на свалке, оказалось таким нереальным и далеким. Он не мог понять эти чувства. Беспокоила ли сейчас его совесть? Виноват ли он в исчезновении Даньки? Микки не знал. Он был словно в угаре, ничего не соображал. Ватная тишина накрыла мысли, сознание будто задохнулось, и где-то у горизонта замаячил Наставник подобный таинственному существу.

Глава 3. Данька

Жара тяжелым молотом ударила в голову, и кажется, что еще один удар, и ты потеряешь сознание. Пот неприятными струйками потек по спине. Человек, спасаясь от пекла, залез в фургон внедорожника, снял с себя верхнюю одежду и опустил ее в таз с водой. Затем оделся и вышел под палящее солнце. Зря я, конечно, решил человек, намочил одежду, она быстро высохнет, подарив краткое облегчение, лишь раззадорит минутной прохладой.

Радовало одно: только пару часов придется мучиться. Основная работа была сделана. Песок разгребли, получилась широкая яма метров пять глубиной, на дне которой лежали бетонные плиты.

В поисках полезных ископаемых разведывательная группа обнаружила сканером на большой глубине огромные пустоты. Они бы и не привлекли внимание, если б не их правильная геометрическая форма, что говорила в пользу искусственного происхождения. Они походили на подземные хранилища.

Под бетонными плитами, решил человек, действительно, хранилища, но вот что спрятано в них?

Человек отдал приказ. Тягачи кранами сдвинули бетонные плиты, и под ними обнаружилась целая сеть помещений. На три метра вглубь зияло пространство — комнаты забитые стеллажами, на которых лежали тысячи пачек сброшюрованных листов. Они были в твердом переплете. Имелись и другие компактные носители информации.

Стеллажи подняли на поверхность вместе с содержимым. Устаревшие носители информации не нужны, распорядился человек, их можно не изучать, они ничего нового и полезного не принесут нашей цивилизации, все это как вчерашний день. День, застывший в прошлом, любопытная картинка, на которую стоит взглянуть раз и забыть.

Собрав бумагу, прочие носители информации в одну кучу, подожгли ее. Только бригада начала засыпать комнаты песком, как кто-то из рабочих крикнул, что на дне ямы лежит какой-то предмет. Его подняли. Это оказался холст, натянутый на деревянную раму. Рама примерно метр на полтора. На холсте изображена женщина, держащая на руках младенца. Этот предмет отправили в костер.

Огонь весело заплясал на листах, вгрызаясь в корешки. Холст, натянутый на раму лежал внизу горевшей кучи. В какой-то момент лицо женщины почернело, и из него вырвался язык пламени. Дитя на руках заворожено смотрело на женщину, поглощаемую огнем. Исчезли голова, плечи. Пламя подобралось к рукам, и тело младенца вскоре тоже почернело. Затем все исчезло. В раме зияла пустота, из которой вырывались желтые языки. Позолота на раме быстро покрылась пузырями, и от нее тоже не осталось и следа. Все исчезло в огне.

…

Данька открыл глаза, часто заморгав, разглядывая серый потолок со странными красными разводами. Он глубоко вдохнул прохладный воздух помещения, прикрыл веки. Озноб пробежал по телу, и сразу Данька вспомнил сон: пустыня, огромная яма, портрет мадонны с ребенком на руках. Картину пожирал огонь. Потом стали возникать один за другим минуты, проведенные на свалке. Вездеход, Микки, Палыч, мусорщики, тени, густой туман — все наслаивалось друг на друга до тех пор, пока Даньку не ужалила реальность. Он резко приподнялся на кровати, отбросив одеяло.

— Черт, где же я?!

— Добрый день, — растягивая каждое слово, произнес незнакомец, сидящий рядом.

Он как-то неестественно поелозил на металлическом табурете и расплылся в елейной улыбке.

Данька, не торопясь, осмотрел незнакомца. Это оказался человек средних лет. На круглом лице его — маленькие, широко расставленные глаза, пристально глядящие. Они так и говорили: «Я вас внимательно слушаю».

— Я где? — ошарашенный спросил Данька.

— В Деревне-На-Отшибе.

— Где-где?

— В Деревне-На-Отшибе. Пишется в одно слово. Каждое слово с большой буквы и через дефис.

Опять эта натужная улыбка. Глазки незнакомца скрылись в жирных складках век.

— Я хотел сказать…

— Понимаю, понимаю многоуважаемый… Вас как звать?

— Даниил.

— А меня Гермесом кличут. Я знаю, что вас интересует более точное местоположение. Так вот скажу. Вы находитесь за пределами свалки в нашей деревне.

— А это где? — опять непонимающе спросил Данька, оглядываясь по сторонам.

Он никак не мог прийти в себя. Его окружала неуютная обстановка. Краска на стенах облупилась, кафель на полу покрыт крупными трещинами, а местами отколот, его куски валяются повсюду, стекла в окнах выбиты, а из мебели только кровать, на которой сидит он.

Гермес опять заелозил на табурете. Его грузное и бесформенное тело, похожее на опару, пыталось все время сползти на пол. Гермес расплылся в улыбке и произнес:

— Я вас не понимаю, Даниил.

— Ну, в каком месте? В смысле, более точное расположение, — подобрал слова Данька.

— Вот это называется заброшенным складом, где уже давно ничего не лежит. Кроме вас. — Гермес хихикнул. — Я посчитал, что здесь вам будет уютнее. А если вообще, то я так скажу: свалка — это свалка, а Деревня-На-Отшибе за ней находится.

И тут Даньку что-то кольнуло в бок. Это было почти физическое ощущение. Он вспомнил вновь о тенях.

— А тени? — спросил Данька.

— Не бойтесь, — стал увещевать собеседник, делая успокаивающие жесты. — Они здесь не появляются. Их можно увидеть только в тумане, что на свалке.

Данька стал лихорадочно приводить осколки своего сознания в единое целое, собирать из них осмысленную мозаику. «От Гермеса угрозы не исходит. Деревня — вещь неясная. Всем известно, что за свалкой никто не живет, так откуда же…», — нить рассуждения оборвалась.

— Гермес, ваша деревня, она как появилась? — прозвучал Данькин вопрос.

— Э-э, это не ко мне. Спросите у Аполлона. Он старейшина деревни. Он лучше знает.

— Хотелось бы…

— Да вы погодите. Отдохните. Подкрепитесь. И тогда я вас познакомлю с Аполлоном.

Гермес слез с табурета, подошел к кровати, нагнулся, и достал из-под нее ночной горшок.

— Вы чего, издеваетесь?! — возмутился Данька.

— Извиняйте меня, но просто другой посуды под рукой не оказалось. Я не хотел вас оскорбить, нисколечко, правда. Ешьте. Это варево полезное, одни сплошные витамины, — виновато пролепетал Гермес.

Данька с недоверием посмотрел на бурую субстанцию в горшке. Выглядела она неаппетитно.

— Да вы что, я ж ничего, никто вас травить тут не собирается, честное слово, это всего лишь бурые травы, — продолжал оправдываться Гермес, протягивая своему собеседнику варево в одной руке и ложку в другой.

Данька взял горшок, поставил его на колени, и, вооружившись ложкой, смело зачерпнул, закрыл глаза, не скрывая брезгливости. Первая порция отправилась в рот. Странные ощущения воздушности возникли на языке. Порция моментально растаяла, оставляя приятный сладковатый привкус с еле уловимой кислинкой. Даньке это напомнило аскорбиновую кислоту, те самые большие белые таблетки в слюдяной обертке из детства.

— Ничего ведь? — заискивающе спросил Гермес.

— Ну-у, — неопределенно ответил Данька, вертя пустой ложкой.

— Афродита кашеварила.

Данька удивленно поднял брови.

— Жена моя. Да вы кушайте, кушайте, съедайте все, не обеднеем. Не нести же обратно? М?

Данька, соглашаясь, закивал головой, продолжая уминать пюре из бурой травы. Сытости не чувствовалось, но состояние душевного раздрая и физической слабости быстро растаяли, как снег в горячей воде. Данька все время возвращался к мыслям об анекдотичности сложившейся ситуации. Ему мерещилась неестественность во всем: в этой комнате, в этом вареве, приготовленном Афродитой. Не верилось, что он находится за пределами свалки. То ли гротеск, то ли аллегория, то ли гипербола — Данька пытался выудить из кружащего потока мыслей нужное слово. «Сказка, — резюмировал он, — Деревня-На-Отшибе и ее жители с именами греческих богов. Заповедником попахивает». Последнее предположение так естественно втекло в его мозг, что он даже удивился, но не стал терзать себя сомнениями, отложив умозаключение до лучших времен.

За пятнадцать минут горшок опустел.

— Ну, вот и славненько. Пойдемте к Аполлону, а то он ждет-пождет.

— Гермес, а сколько времени я спал?

— Часов шесть или семь, точно не знаю. У нас в деревне особо за временем не следят.

— У вас, может, и часов нет?

— Почему нет? Имеются. Только зачем. Все и так ясно: утро, день, вечер, ночь — сутки прочь. Горшок и ложку оставьте здесь. Под кроватью спрячьте. Я потом за ними зайду. Никто на них не позарится, кому они нужны. Ну ладно, идемте к Аполлону, к старейшине нашему. Я как понимаю, вы домой собрались? Так?

Данька кивнул, хотя и не думал в это мгновение о Серышевске.

— И чего вам делать в странном и мертвом городе, не понимаю. Жить нельзя, кругом железо, бетон и стекло. Это я про ваш город, что за свалкой.

Данька оставил без ответа последнюю реплику, удивившись: «Почему мертвый? В Серышевске живут такие же люди. Ну, быт немного другой, это да, а в остальном все так же».

Они уже шли по широкой улице, справа и слева в хаотичном порядке были разбросаны деревянные дома, тонувшие в легком сизом мареве. Такого плотного тумана, как на свалке, Данька не заметил. Гермес продолжал стрекотать о чем-то своем. Излишняя многоречивость попутчика начинала раздражать. Данька то смотрел себе под ноги, то бросал взгляды по сторонам, рассматривая деревянные домики, которые удивили бесконечным многообразием форм и цветов. Не то, что в городе. Там тянулись ввысь стальные коробки, одетые в стекло и пластик, под ногами серый асфальт и по ночам калейдоскоп разноцветных огней. Данька хотел задать Гермесу вопрос, без разницы какой, лишь бы заткнуть словесный фонтан. Однако этого не пришлось делать.

— А вот и дом Аполлона, — произнес Гермес и замолчал.

…

Они вошли внутрь, осторожно пройдя по темному коридору. Гермес открыл дверь в большую комнату. Крепкий табачный аромат ударил в нос. Аполлон сидел за широким столом и мусолил губами мундштук длинной трубки. Старейшина, блаженно прикрывая глаза, затягивался и выпускал сизый дым из ноздрей.

— Проходь. Чего толшитесь у входа, — глухо, но внятно прозвучал голос Аполлона.

Данька и Гермес заняли места на лавке, стоящей у другого конца стола.

— Слухаю, — отрешенно сказал старейшина.

Даньку насторожила манера речи Аполлона. Она показалось неестественной.

Гермес кашлянул, прочищая горло, но почему-то промолчал. Он неопределенно засопел и завозился на лавке. Данька внимательно посмотрел на старейшину деревни. Это был пожилой человек с вытянутым лицом, желтой кожей, изборожденной глубокими морщинами, тонкие бледные губы. Редкая седая бородка растрепана, абсолютно лысый череп, лишь за ушными раковинами торчали в стороны белые клочки волос.

— Умгу, — неопределенно сказал Аполлон, затянулся и выпустил сизый дым через ноздри.

— Здравствуйте, господин Аполлон. Меня зовут Даниил. Я хочу попасть обратно домой. Вы поможете мне? — спросил Данька и внимательно посмотрел в бесцветные глаза старейшины, которые, не отрываясь, теперь глядели на него.

— Так, так, — сказал Аполлон. — А каким ветром тебя принесло?

Данька бросил вопросительный взгляд на Гермеса: «ты ему ничего обо мне не рассказывал?» и, не дождавшись ответа, поведал о том, как он с друзьями приехал на свалку, как появились тени, как случилась драка.

— Паучье вымя, — ляпнул старейшина, когда рассказ был окончен.

Данька не понял, что это означает. То ли ругательство, то ли афоризм, несущий в себе глубокий и универсальный смысл.

Аполлон положил трубку на стол и произнес:

— Ну, еже ли ты не брешешь, дело выведенного яйца не стоит. Закавыки здесь нема. Жаль, что нас хочешь покинуть, но хозяин — барин. Мы на свалку ни ногой, никаких оказий не будет, не жди. Не суй нос не в свое дело, но домой зело тебе хочется, посему на свалку обязан идтить. Я так разумею. И тебе баю, вьюноша, вижу, ты не вертопрах какой-то и с головой дружишь, но через свалку одному негоже, да и не сдюжишь. Посему иди-ка ты к кузнецу. Его Хароном кличут. Он малый бравый, на свалке не раз бывал, поелику положение его обязывает. Он в хламе копошится и из хлама сего хоросвенные штуки вытворяет. Так что ступай к Харону. Уразумел?

— Да, — произнес Данька и вспомнил, что еще хотел спросить. — Господин Аполлон, а не расскажите мне, откуда взялась Деревня-На-Отшибе?

Старейшина удивленно посмотрел на гостя.

— Это с какого ляда тебе знать надо?

— Ну, у нас, в городе, говорят, что за свалкой люди не живут, а тут оказывается…

— Маловерные, — раздраженно сказал Аполлон и затянулся.

Данька ждал ответной реакции. «Пошлет или смилуется?» — промелькнуло в голове. Смиловался. Старейшина выпустил через ноздри сизый дым, блаженно смежив веки, и изрек:

— Ладно, слухай.

И дальше Аполлон своим странным языком поведал историю, из которой Данька узнал о происхождении Деревни-На-Отшибе.

Глава 4. Харон

Господину Наставнику шел девятый десяток лет. Звали его Перси, но это имя — дело прошлого. Он забыл о нем. Теперь ему привычнее иное обращение: Наставник или господин Наставник. Должностной ярлык заменил родное имя.

Наставник чувствовал в себе душевные и физические силы, проявлял неимоверную работоспособность, удивляя подчиненных.

На склоне лет осветила его разум идея. Озарила, подобно утреннему солнцу. Мысль согрела и разворошила сознание. И при этом многое вспомнилось, что когда-то считал он забытым. Минувшее ожило, будто пыль сдули со старых вещей.

Было время обеда, и, покинув душный кабинет, Наставник отдыхал на балконе. И именно в это мгновение луч той идеи просверлил дырочку в мозгу и разбередил память. Всплыли из прошлого: первая экспедиция в качестве наблюдателя, хранители информации, обнаруженные под слоем песка, стеллажи, случайно найденный рабочим портрет женщины с младенцем на руках — все это заплясало как блики на воде так красочно и отчетливо, что Наставник удивился: «Невероятно, столько лет минуло, а как вчера случилось».

Он встал с кресла и оперся ладонями о балконные перила. Он всмотрелся вдаль, где за стальными коробками зданий пряталось кладбище. Он вспомнил, когда еще не был главой «Комитета», руководство приняло решение устроить на месте найденной библиотеке погост.

Теперь же надоевший вопрос: «Что делать с этим погостом?» монотонно жужжал в его голове. Кладбище не переполнилось, мест пока хватало, но захоронение Наставник посчитал атавизмом. Это наследие древних времен. Зачем занимать территорию, если ее можно освоить для других нужд? А тела, кстати, возможно кремировать или перерабатывать. Тем более это уже практиковалось. Кроме того, с разрешения родственников консервировали внутренние органы мертвеца, восстанавливали их и пускали на второй круг жизни — в трансплантологию. Органы могли пригодиться живым. Остальное — сжигалось. Прах отдавали родне. «Необходимость в кладбище отпала. Пора сравнять его с землей, как мы когда-то уничтожили носители информации. Да, превратить захоронение в свалку», — решил Наставник. И почему он раньше не догадался? Будто голос идеи молчал или не мог пробиться, а теперь смог и продиктовал решение.

Он прошел в кабинет и вызвал секретаря.

— Слушаю, господин Наставник.

— После обеда соберите совет Непорочных Отцов в моем кабинете. Тема: «Состояние кладбища на данный момент и пути его ликвидации».

Секретарь сделал пометку в блокноте.

Наставник погрузился в кресло и вслушался в тишину. Сквозь открытую балконную дверь звуки города не касались его слуха. Серышевск копошился где-то внизу, погрязнув в будничных делах. Работали заводы и фабрики, шумели машины, шагали пешеходы, но вся эта какофония, взлетая к верхним этажам, растворялась в воздухе. От нее не оставалось и следа. И лишь прохладный ветерок через открытую дверь стелился по полу, шевеля занавесками.

Наставник закрыл глаза, загнав мысли на периферию сознания. Он решил немного отдохнуть.

Обед кончился. Началось совещание, во время которого Отцы в основном молчали. То ли они были оглушены решением о создании свалки на месте кладбища, то ли им было все равно. Ни одного слова поперек. Ни случайного жеста, ни взгляда, говорившего, что их волнует мнение жителей Серышевска. Раз свалка, значит, свалка. Не прозвучал голос: «Нет, мы не согласны с этим». Или: «Господин Наставник, нам стоит спешить с ликвидацией кладбища, сейчас не время пускать его под бульдозеры».

Отцы внимательно выслушали текст будущего постановления. А дальше наступила гробовая тишина. Непорочные как-то странно посмотрели на Наставника, будто задаваясь вопросом: «И это все?» Но ни тени сомнения, ни замешательства, ни возмущения, только что-то мертвое и бездушное плескалось на дне зрачков собравшихся.

Один из Непорочных Отцов придвинул к себе листок бумаги и стал что-то писать, потом спросил:

— Господин Наставник, а в какие сроки мы должны уложиться?

— Неважно. Сначала юридическая часть. Потом обязательно мне на подпись, тут понадобиться моя санкция. Ну, а дальше вы знаете. Еще вопросы есть?

Тишина в ответ.

— Тогда все свободны.

Так начались последние дни, а точнее месяцы, существования кладбища. Наставник ожидал возмущения, но горожане в основном молчали. Пробивалась порой волна ропота, но ее словно проглатывал и переваривал в своем ненасытном чреве город. И вновь наступала тишина. Не было открытых протестов, но Наставник жил с ощущением, что под ним находится растревоженный улей. Следует быть осмотрительным: одно неловкое движение и рой сметет его вместе с «Комитетом».

Балансируя на грани, Наставник продвигался к цели. Сначала кладбище закрыли из-за малой посещаемости. Абсурдная формулировка удивила, вызвала иронию, но все обошлось. Административный выверт быстро изгладился из памяти людей. Никто его всерьез не воспринял. Кладбище продолжали посещать, руководствуясь принципом: был бы забор, а лазейка найдется. Но скоро ощерились на могилы стальные зубы уборочной техники. Бульдозеры, грузовые машины, шагающие экскаваторы окружили захоронение. Именно с этого момента и начался ропот, который долго не утихал: «Да, кладбище почти никто не посещает, мы и не спорим, но это же варварское отношение к прошлому. Могилы — это напоминание о минувшем. Где уважение к предкам?»