Бесплатный фрагмент - Судовой журнал

Предисловие

От Вяленой Рыбы до Глобального Потопа, или Как Мы Заплыли Так Далеко

Дорогой читатель (или слушатель, или просто случайный путник, заглянувший в этот словесный омут),

Если ты ожидаешь сухого перечня фактов или размеренного академического дискурса — немедленно разворачивайся и беги! Ты попал не туда. Перед тобой — сборник интеллектуальных кульбитов на краю исторического, военного и гастрономического абсурда.

Мы стартовали скромно: с пляжа под Бердянском, где грек Лефтерис царит над вяленым пузанком, как Посейдон над своей стихией. Его полосатый тент — последний оплот мирной жизни, где запах рыбы смешивается с солью Азовского моря, а не с порохом. Но это был лишь первый глоток воздуха перед нырком в пучину.

Потому что очень быстро Азовское море сменилось Черным, а мирный торг — войной роботов и мифов. Мы наблюдали, как «морские охломоны» — эти пираты XXI века с паяльниками и злым умом — методично щелкают по носу гигантскую, но неповоротливую «цивилизацию Авианосца», чья главная мощь пока живет лишь в парадных роликах и мечтах адмиралов. Это был фарс на фоне трагедии, урок о том, что размер — не главное, когда противник умнее и злее.

Но разве можно остановиться на одном море? Конечно нет! Мы рванули в глобальный океан геополитики. Представь: весь мир — театр военных действий, где «Океан» (глобальные сети, авианосные группы, контроль над проливами) схлестнулся с «Материком» (ядерные ракеты, глубины Евразии, стальные пояса ПВО). Черное море? Всего лишь один горячий уголок на этой гигантской шахматной доске, где решается судьба будущего миропорядка. Ставки выше крыши.

А потом… потом нас выбросило на рифы истории XVIII века. Мы окунулись в соленую сагу о мятежном «Баунти» и его карателе — фрегате «Пандора». Узнали о капитане Эдвардсе, чья жестокость могла бы сделать его почетным гостем в любом тоталитарном режиме, о «Ящике Пандоры» — худшей в мире морской тюрьме, и о кораблекрушении, которое стало и трагедией, и спасением, и фарсом одновременно. Эта история — вечное напоминание: бюрократическая тупость и жажда наказания часто приводят к результатам, обратным ожидаемым. И что настоящий рай иногда находят те, кого хотели повесить.

Что объединяет эту книгу?

Море как Судьба: Будь то Азовское, Черное, Тихий океан или воды вокруг Питкэрна — море здесь не просто декорация. Это действующее лицо, судья, палач и спаситель. Оно кормит (пузанок!), оно убивает (рифы «Пандоры», ракеты над Черным морем), оно разделяет и соединяет цивилизации («Океан» vs «Материк»).

Борьба и Бунт: Бунт против капитана Блая. Борьба «охломонов» против военной машины. Глобальное противостояние цивилизационных моделей. Даже грек Лефтерис — бунтарь, отстаивающий свое право торговать рыбой вопреки всему. Сопротивление, воля к жизни и борьба за свое место под солнцем (или под тентом) — наш главный сюжет.

Абсурд и Ирония: Жестокий Эдвардс, тонущий вместе со своими пленниками. Грозный «авианосец Россия», боящийся стеклопластикового дрона. Потомки мятежников, получающие пианино от королевы. История и современность любят подкидывать сюжеты, над которыми и плакать, и смеяться одновременно. Мы старались не забывать ни о том, ни о другом.

Человек на Грани: Моряки в клетке «Пандоры». Экипаж БДК под ударами «шахедов». Капитан Дымов, считающий каждый прожитый день. Глобальные стратеги, двигающие армиями. Простые люди, чьи судьбы ломаются в жерновах больших игр. Человек — мера всех этих трагедий и триумфов, глупостей и подвигов.

Итак, приготовься. В этом сборнике ты найдешь документальную основу, но поданную с изрядной долей сарказма, художественный вымысел, вырастающий из реальных событий, и историческую правду, которая часто абсурднее любого анекдота. Мы будем прыгать из века в век, с материка на океан, от трагедии к фарсу.

Потому что жизнь — это не учебник. Это бурное, соленое, нелепое и потрясающе интересное море. И наш корабль (иногда похожий на «Баунти», иногда на «охломона», а иногда и на «Пандору») уже поднял паруса. Добро пожаловать на борт!

— Ваш Капитан Очевидность с Компасом Иронии и Лотом Сарказма

Судовой журнал

Главный редактор! Павла Романютенко — Уволить с его легкомысленным юморком! Немедленно нанимаем классиков. Записываем СОВМЕСТНЫЙ РЕПОРТАЖ для «Судового журнала»:

СЕНСАЦИОННОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ПЛАВУЧЕГО «ИСПРАВДОМА»

Под парусами лицемерия, с заходом в порты разврата

Спецкорры: А. П. Чеховъ & М. Е. Салтыковъ-Щедринъ

(А. П. Чехов, снимая пенсне и устало потирая переносицу): Голубчик мой, Михаил Евграфович, только что мы беседовали с этими… гм… невестами поневоле на борту сего плавучего Вавилона под названием «Леди Джулиана». Картина, знаете ли, престраннейшая. Представьте: Англия, кичащаяся своим порядком и нравственностью, решает проблему перенаселенности тюрем… экспортом женского преступного элемента. Под соусом, заметьте, «смягчения нравов» в заморской колонии! Сия колониальная гигиена ума напоминает попытку потушить пожар керосином. Двести душ, преимущественно молодых, вырванных из привычной грязи — дабы удобрять грязь новую, австралийскую. И все это — под бдительным оком Его Величества и под вымпелом благонравия.

(М. Е. Салтыков-Щедрин, едко усмехаясь и поправляя седые бакенбарды): Агапянтий Антоныч! Вы как всегда, мягки, как бархат! «Страннейшая картина»? Картина-то, батенька, классически глуповская! Обыкновенная история! Сия «Леди Джулиана» — не корабль, а чистейшей воды «Народоугодное Учреждение на Подвижных Основаниях»! Цель учреждения, как изволили нам разъяснить здешние, в мундирах и с важными минами, архиблагородна: доставить в Новый Южный Валлис (сиречь, в медвежий угол света) элемент женский, дабы элемент мужской, уже там присутствующий в избытке и от безделья впавший в скотское состояние, немедленно остепенился, обзавелся семьями и начал производить на свет новых верноподданных! Система, батенька! Гениальная в своем идиотизме! Вывезти из Лондона воровок, проституток и голодных девчонок, дабы они на другом конце земли стали столпами общества! Такого даже Угрюм-Бурчеев не выдумал бы! Настоящие «Помпадуры колониальных начинаний» распоряжаются судьбами!

(Чехов, покашливая и делая пометку в блокноте): Да, Михаил Евграфович, система… Но взгляните на ее человеческое измерение. Вот эта девочка… Мэри Уэст. Одиннадцать лет от роду. Осуждена за кражу. Что она украла? Буханку? Платок? Ее детство украла нищета, а теперь государство, в лице сего «гуманного» рейса, крадет ее будущее, везя… куда? В неизвестность. Капитан Эйкен, говорят, человек не без сострадания. Разрешил не заковывать. Даже доктора приставили. Будто везет не осужденных, а хрупкий груз орхидей. А не орхидеи ли порока? В Рио, в Кейптауне… наш стюард, мистер Николь, с трогательной простодушной откровенностью, достойной пера Гоголя, поведал: корабль стал местом паломничества. «Красотки», — называет он их. Моряки, капитаны… толпами. Торговля телом под сенью британского флага. И все это — с молчаливого (а то и деятельного) согласия начальства. «Смягчение нравов» началось, не достигнув берегов Австралии. Какая потрясающая, циничная метафора колониализма!

(Щедрин, стуча кулаком по корабельному релингу): Орхидеи?! Тьфу! «Сводничество, осененное флагом Юнион Джека!» Вот оно что! Не «торговля», Антон Павлович, а официально санкционированная миссия по поставке живого товара! Учреждение функционирует четко! Осужденные — сырье! Порт захода — рынок сбыта! Капитан — управляющий конторой! Моряки — приказчики и, гм, первичные потребители товара! А цель? Цель, голубчик, двояка: первая — оправдать расходы на плавание (казенный кошелек не резиновый!), вторая — практически подготовить дам к их главной миссии в колонии! Ведь что такое «смягчение нравов» мужика-поселенца? Это, простите, акт физиологический! Вот их и… тренируют! «Градоначальник Эйкен», видимо, полагает, что опытная работница справится с задачей лучше новичка! Логика железная! Глупов на море! И знаете, что самое чудовищное? Это работает! Корабль не голодает. Казне — прибыток. Колонисты получат товар с опытом. Все довольны! Кроме, разве что, этих самых «орхидей». Но их мнение, как водится, никого не интересует. Они — расходный материал Системы. «Помпадуры» потирают руки!

(Чехов, мрачно глядя на волны): Ирония… Горькая, как полынь. Они везут новости о Французской революции. «Свобода, Равенство, Братство». Бунт против тирании. А сами? Сами — живой укор этим лозунгам. Купленные, проданные, лишенные воли. Маленькая Мэри… что она поймет в Бастилии? Ее Бастилия — эта палуба, эти жадные взгляды, это будущее в чужой, дикой земле. А этот несчастный Николь… влюбился. В Сару. Ребенка завели. Мечтал о семье. А Система разлучила. Он — в Англию. Она — в хаос колонии. Ищет их, бедняга. Тщетно. Сколько таких разбитых судеб привезет на своем борту эта «Леди»? Не «Джулиана» это, Михаил Евграфович. Это «Надежда» отчаяния.

(Щедрин, язвительно): «Надежда»? Нет, Антон Павлович! Это «Тщетность»! Великолепный, отлаженный механизм государственного лицемерия и колониального грабежа под маской благотворительности и исправления! Они приплывут. Их встретят голодные, озлобленные мужчины. Вместо хлеба — «смягчительниц нравов». Начнется дележ. Начнется новая жизнь. Грязная, жестокая, беспощадная. Из которой, глядишь, лет через сто родится что-то отдаленно напоминающее общество. А Лондон? Лондон отчитается: миссия выполнена! Тюрьмы разгружены! Колония обеспечена «нравственным фундаментом»! Ура, господа Помпадуры! Ура, Глупов на Темзе! Ставьте галочку. Готовьте следующий корабль. История «Леди Джулианы» — это не история корабля. Это энциклопедия английского лицемерия и глуповской колониальной политики в одном томе, снабженная иллюстрациями непристойного свойства! Финита ля комедия. Или, вернее, трагифарс.

(Чехов, закрывая блокнот): Финита? Увы, Михаил Евграфович. Это только начало. Для них. Для Мэри. Для Сары. Для всех этих «орхидей», брошенных на произвол судьбы у края света. Их история только начинается. И она будет долгой, трудной и, боюсь, не очень счастливой. Как, впрочем, и история всей этой колонии, построенной на костях и слезах. Австралия… какое громкое имя для такой… каторжной тишины. Пойдемте, Михаил Евграфович. Здесь слишком пахнет… официальным благоуханием и человеческой подлостью. И слишком громко молчат эти женщины.

(Щедрин, тяжело опираясь на трость): Идемте, Антон Павлович. Надо успеть на берег. Хочу посмотреть, как встречают сей «гуманный десант» здешние градоначальники. Уверен, зрелище будет… глубоко поучительное. В стиле лучших глуповских традиций. Помпадуры встречают Помпадурш! Фельетон напишется сам собой. А Павла Романютенко… да, уволить окончательно. Его легкомысленный тон оскорбляет трагикомический ужас сего предприятия. До свиданья, «Леди Джулиана». Плывите дальше. В Лету. И в учебники лицемерия.

Сапфировая Афера

или как Два казака Мозамбикскую икру добывали и в ЮАР сбывали

Тарас «Борщ»: капитан (и владелец) траулера» Щука», бывший рыбак из Одессы. Имеет тату «не сдавайся!» на левом плече и безграничную веру в «халяву». Любит сало, горилку и все, что блестит.

Игорь «Горыныч» Гриценко: Штурман, механик, водолаз и головной мозг операции. Бывший студент-океанолог, которого выгнали за» нестандартные исследования " (читай: попытка вырастить устриц в Черном море с помощью Советского усилителя звука). Знает все обо всем, что плавает глубже 100 метров. Имеет фобию к медузам.

«Щука»: Траулер возрастом как советская мечта. Скрепит слезами, грязным горючим, молитвами и гаечным ключом Горыныча. Флажок Украины на мачте — обязательно.

Пролог. Одесса. Бар «Штормовая Уют».

За столиком, заваленным пустыми бутылками от «Оболонь», Борщ и Горыныч изучают статью на Горынычевом планшете. На экране — фото: маленькие, словно бы синие бриллиантики — «сапфиры океана». Голубая икра креветок Скампи.

— Борщ: (Выпучившись) Горынычу, ты видел цену?! Это же не икра, это ископаемые! Австралия… глубина 500 метров… всего 4 месяца… ручной сбор… Элита!

— Горыныч: (задумчиво потирая подбородок) Да, Тарас. Но Скампи… Эти твари же не только возле Австралии водятся. Теоретически… Они есть и в теплых водах. Скажем… возле Мозамбика? Глубины там подходящие. И кто их там ищет? Все за золотом или лангустами бегают. А тут… «сапфиры»!

— Борщ: (глаза засияли как маяк) голенище, Горынычу! Чистая халява! Готовь «Щуку»! Отправляемся на сафари… за синими камешками!

Акт 1. Мозамбик. Глубоководный Байрактар.

«Щука», гудя всеми оставленными цилиндрами, болтается над подводным каньоном. Горыныч в самодельном, словно из космического мусора собранном, глубоководном скафандре (основа — старый советский шлем, усиленный жестянками из-под тушняка). Его опускают на трос, сделанный из веревок для швартовки и старых кабелей.

— Борщ: (в переговорное устройство, заклеенное изолентой) Горынычу, ну как там?! Видишь Скампи? Или хотя бы их норы?

— Горыныч: (приглушенно, со звенением) вижу… Крабы… Какие-то страшные рыбы с фонариками… Ой, блин, МЕДУЗА! (Серия нецензурных). Тарас, поднимай! Быстрей!

После пятой попытки (и трех приступов паники из-за медуз) Горыныч, наконец, находит колонию Скампи. Но икру собирать-это не картошку копать. Каждую креветку надо осторожно взять, выжать икру (не повредив!), отпустить саму креветку (потому что «экология», говорит Горыныч), а икру сложить в специальный контейнер. На глубине. В темноте. С мелкими дрожью от паники при каждом похожем на медузу объекте.

— Горыныч: (Повернувшись, мокрый, утомленный, но триумфальный) Тарас! Смотри! (Вытаскивает маленькую баночку, наполненную изумительными голубыми жемчужинками). «Сапфиры»! Наши!

— Борщ: (осторожно берет баночку, словно младенец) красота… Чистая красота. Теперь лишь просолить по-фирменному… (Достает бутылку с надписью «соль. Для особых случаев»).

Акт 2. соленые огурцы, Контрабанда и «австралийская» шутка.

На кухне «Щуки» (которая пахнет рыбой, соляркой и надеждой) Борщ и Горыныч старательно перебирают икринки, затем засыпают их «особой солью» (купленной на Мозамбикском рынке с надписью «Лучшая!»). Процесс напоминает алхимию.

— Горыныч: Тарас, ты уверен, что это та самая соль, что и у тех австралийцев?

— Борщ: да какая разница, Горыныч? Соль она и в Африке соль! Главное-не пересолить. Икру же не сало! Помним: порции маленькие, соль не вредит! (Хитренько подмигивает). А теперь главное: как продать это добро в ЮАР, не вызывая вопросов? Мы же не из Австралии!

— Горыныч: (вдруг оживая) а давай сделаем, что мы… ее нашли? Словно старинное сокровище! Выброшен на берег после шторма! Редкая австралийская икра, спасенная украинскими моряками! Это же романтика! Эксклюзив!

— Борщ: Горынычу, ты гений! Берем курс на Дурбан! Готовим легенду… и пару баночек для дегустации!

Акт 3.Дурбан. Шеф-повар Уильям и"вкус океана».

Борщ и Горыныч, одетые в самые лучшие рубашки (немного мятые, но чистые!), проникают на задний двор шикарного ресторана «Cape Delight». Их встречает сам шеф-повар Уильям-высокий, строгий, в белоснежном халате.

— Уильям: (посмотрев на баночку с голубыми икринками, а потом на Борща и Горыныча) Scampi caviar? From Mozambique? You must be joking. It only comes from Shark Bay. Authentic.

— Борщ: (Заплывно, с важным видом) Ноу, ноу, мистер Уильям! Это не просто из Мозамбика! Это… находка! Сокровище древних океанов! Выброшен штормом! Мы, смелые украинские моряки, спасли эту редкость! Аутентичная Скампи икра! Дикарская! Из глубин! Попробуйте-услышите сам океан! (Протягивает ложку с икрой на крекере).

Уильям скептически сглатывает. Его лицо меняется.

— Уильям: (Удивленно) Crunch… clean taste… distinct minerality… Like… cold sea spray. It is different. Wild. Untamed. And… blue! The colour is extraordinary! How much? And… how much do you have?

Торг длился долго. Борщ жестикулировал, рассказывал легенду о шторме и сокровищах. Горыныч мудро молчал, периодически кивая. В результате, Уильям купил весь небольшой запас» спасенной австралийской икры «по цене, заставившей Борща чуть не спеть» еще не умерла Украина» от радости. Деньги (наличными!) были спрятаны в пустую банку из-под сала, замотанную в полиэтилен.

Эпилог. Одесса. Ресторан «Голубая Мидия».

На вывеске новенького, небольшого ресторанчика у моря-стилизованная креветка, усеянная голубыми «сапфирами». Внутри Борщ (в Белом капитанском пиджаке) и Горыныч (в очках и с блокнотом сомелье) принимают гостей.

— Горыныч: (уважительно объясняя посетителю) …вот вам классика: яйцо пашот, трюфельный крем и наши фирменные «сапфиры». Астаксантин-для молодости! Но помните: небольшая порция! Белок и соль — осторожно! (Подмигивает Борщу).

— Борщ: (подходит к бару, где стоит Уильям, который неожиданно посетил Одессу) Ну как, мистер Уильям? Настоящий океанский вкус? Не жалеете, что купили «находку»?

— Уильям: (сложив ложку с пустой тарелки) Taras, my friend, it’s… unique. The story… the taste… the adventure. And this place… «Blue Mussel»… it has soul. Better than any Shark Bay caviar served on gold. But… (понижает голос) next time… maybe tell me before you «find» treasure? I might even… invest in your «fishing»?

Борщ и Горыныч переглядываются и дружески хохочут. За окном блестит Черное море. «Щука», подлатанная и покрашенная, ждет на причале. История «сапфиров океана» приобрела новое измерение — законное, с рестораном и, возможно, даже инвестором. Но где-то в глубинах Мозамбикского пролива, Скампи мирно несут свою икру, не подозревая, какие приключения ждут их «сапфиры» в руках двух украинских мечтателей с гаечным ключом и безграничной изобретательностью. И салом. Обязательно с салом.

Песок, что правит миром

Лунный свет разбивался о склоны карьера, превращая их в чешую гигантского, спящего дракона. Где-то внизу, в этой искусственной пропасти, глухо урчали экскаваторы, их ковши, словно клыки, вгрызались в землю провинции Нампула. Мома. Здесь, под раскаленным африканским солнцем и в пыли, рождалось нечто ценнее золота для мира стекла, бетона и космических кораблей. Здесь добывали «черное солнце» Мозамбика — тяжелый песок Kenmare.

Мапуту, столица, шумела далеко на юге, жила своей жизнью — пестрой, хаотичной, полной контрастов, как на той панорамной фотографии Эндрю Моира. Здесь же, на севере, царил иной ритм — мерный, промышленный гул, биение сердца огромной машины. Воздух был пропитан мельчайшей пылью, оседающей на ресницах и губах, и сладковато-металлическим запахом ильменита.

— Смотри, — старший инженер Жоао провел рукой в сторону горы темного, почти черного песка, подсвеченной прожекторами. — Это не просто грязь под ногами. Это… будущее. Крошечные кристаллы рутила, циркона, ильменита. Тот самый ильменит, что дал нам 1 088 300 тонн в прошлом году. Миллион тонн, Рикардо! Представляешь?

Молодой стажер Рикардо, приехавший из прибрежной деревни, кивнул, не отрывая глаз от фантастического пейзажа. Он видел, как эти пески, рожденные в недрах древних, намывных отложений, поднимались на поверхность, промывались, сортировались с почти хирургической точностью. Каждая песчинка здесь имела вес — не только физический, но и экономический.

— И цены? — спросил он, вспоминая разговоры в столовой. — Высокие, Рикардо, — Жоао усмехнулся. — Очень высокие. Как в том самом четвертом квартале. Даже эти проклятые отключения света не смогли нас сломить. Мир жаждет титана. А наш песок — его колыбель.

Жоао говорил о рынке с уверенностью Майкла Карвилла, управляющего директора, чьи слова эхом разносились по коридорам офисов и цехов. «Устойчивый рынок». Эти слова были здесь мантрой. Они означали стабильность для тысяч мозамбикских рабочих, чьи семьи зависели от ритма гигантских драг и конвейеров. Означали инвестиции, развитие, надежду для провинции, слишком долго знавшей лишь нужду.

— А Китай? — Рикардо знал, что большие корабли уходят именно туда. — Китай просыпается, — Жоао махнул рукой в сторону востока, где где-то за океаном огромная страна сбрасывала оковы пандемии. — Они снова будут строить, создавать, летать. И им понадобится наш песок. Много песка. Карвилл прав — спрос вернется. Наше «черное солнце» будет греть их промышленность.

Цель на 2023 год висела в воздухе, как натянутая струна: от 1 050 000 до 1 150 000 тонн ильменита. Каждая тонна — это песчинки, прошедшие через руки рабочих, через жерла машин, через строгий контроль качества. Каждая тонна — это 8% мирового титанового сырья, рожденного здесь, в пыльной Моме. Цифры, которые трепещут на экранах Лондонской и Дублинской бирж, где котируются акции Kenmare, превращая мозамбикский песок в абстрактные графики и дивиденды.

Рикардо взял горсть прохладного песка. Он был необычайно тяжелым, зерна — крупными, темными, с металлическим отливом. В его ладони лежала не просто горная порода. Лежала частица самолетов, сверкающих небоскребов, белоснежной керамики, медицинских имплантов. Лежала уверенность компании в «надежном рынке», лежали надежды провинции Нампула. Это был не просто лучший тяжелый песок в мире по своему составу и объему добычи. Это был песок, на котором держался хрупкий мост между африканской землей и ненасытным миром прогресса. Песок, который был тихой, но неумолимой силой, формирующей будущее — и Мозамбика, и всего остального мира, так жаждущего его крошечных, драгоценных крупиц.

Дело о Дегтярном Бриге

или Как Капитан Булькис прославился Камнями

Капитан Арчибальд Булькис считал себя человеком науки. Не то чтобы он понимал науку, но он очень уважал большие слова в толстых книгах. Поэтому, когда правительство Аргентины, уставшее от воплей суеверных матросов про «Бешеный Барк» Лемерского Залива, собрало Экспедицию Разумного Разоблачения (ЭРР), Булькис рванул записываться первым. Его корабль, скромный буксир «Непотопляемый Пескарь» (иронично названный, ибо тонул трижды за год), был выбран флагманом ЭРР.

На борт погрузили:

Капитана Булькиса (руководитель, знаток облаков).

Профессора Альфонсо Кривошеева (оптический физик, страдал морской болезнью даже в гавани).

Боцмана «Железный Кулак» (верил во всех призраков, но молчал, ибо зарплата).

Команду из шести человек, чьи мозги были закалены ромом и неверием во всё, кроме следующей зарплаты.

Неделю «Пескарь» мотался у мыса Горн. Волны — как дома, ветер — свистел знакомые песни, призраков — ноль. Профессор Кривошеев, зеленый как морская капуста, бормотал что-то про «фата-моргану» и «рефракцию». Капитан Булькис пыхтел трубкой (которая вечно гасла) и диктовал гневные строки в рапорт: «Миф! Чушь! Оптический обман невежественных мозгов!»

И вот, в прекрасное, ясное утро, когда профессора наконец отпустило и он рискнул выглянуть из каюты, впередсмотрящий (он же кок) заорал: — КАРАААБЛЬ! ПРЯМО ПО НОСУ! ПЕРЕВЕРНУЛСЯ! ЛЮДИ В ВОДЕ! НЕТ, НА ПАЛУБЕ МЕЧУТСЯ! ААА, ОНИ ПАДАЮТ ЗА БОРТ! СПАСАААТЕЕЕЛЬ!

Что поднялось на «Пескаре»! Капитан Булькис выронил трубку (она утонула моментально). Профессор Кривошеев забыл про рефракцию и завопил: «Гребите! Скорее! Науке нужны свидетели!» Боцман «Железный Кулак» перекрестился и схватил багор — на всякий призрачный случай.

Шлюпки спустили с такой скоростью, что одна чуть не уплыла без гребцов. Гребли, как одержимые, под вопли Булькиса: «Держись, несчастный экипаж невидимого барка! Идем! Разум спешит на помощь!»

Чем ближе подплывали, тем страннее выглядел «терпящий бедствие» барк. Мачты казались какими-то… угловатыми. Паруса не трепетали на ветру, а стояли колом. А фигурки на палубе… очень напоминали скалы.

— Капитан… — хрипло прошепелявил профессор Кривошеев, до смерти напуганный реальностью. — Это же… это же берег.

— Чепуха, профессор! Видите, вот капитанский мостик! И рулевой… который… очень похож на валун. И мачта… которая… продольная трещина в утесе?

Шлюпки врезались в прибрежные камни. Команда ЭРР, вымокшая и ободранная, уставилась на «барк». Это был склон горы. Острый выступ — «нос». Трещина — «фок-мачта». Заросли колючего кустарника наверху — «паруса». А «люди, мечущиеся и падающие за борт»? Тюлени, недовольно удиравшие в воду от шума.

Наступила мертвая тишина. Прерываемая только плеском волн и всхлипыванием профессора Кривошеева, который наконец вспомнил, что такое рефракция.

Булькис покраснел, как вареный рак. Он повернулся к команде, пытаясь сохранить достоинство: — Гггм! Видите?! Наглядная демонстрация! Оптический обман! Мы… э-э-э… экспериментально подтвердили гипотезу! Записывайте, профессор! «Экспедиция Разумного Разоблачения, рискуя жизнью, лично вступила в контакт с иллюзией, доказав ее природу!» Это же научный подвиг!

Обратно на «Пескарь» гребли медленно и молча. Боцман «Железный Кулак» тихо хихикал. Профессор Кривошеев писал рапорт, периодически рыдая. А капитан Булькис, оставшись без трубки, жевал воротник кителя.

Легенду о призраке они, конечно, развеяли. Но родилась новая, еще более смешная: «Как Капитан Булькис и Академики Штурмовали Берег, Приняв Его за Тонущий Бриг, и Освободили Тюленей от Назойливого Присутствия».

И теперь, когда в Лемерском Заливе видят странный силуэт, старые моряки ухмыляются: «Не нервничай, парень. Это просто Капитан Булькис проверяет свои камни на плавучесть. Легенды о пиратах куда интереснее!»

Экипаж «Летучего Голландца»

Капитан Вандердеккен (он же Ван Страатен/фон Фалькенберг): Вечный неудачник. Его проклятие — не просто плавать, а ВСЕГДА опаздывать. Он вечно мчится куда-то (обычно сквозь самый лютый шторм), но прибывает слишком поздно: сокровища уже разграблены, девушка вышла замуж, война закончилась. Обладает даром находить неприятности и эпически их усугублять. Мечтает не столько о спасении, сколько о том, чтобы просто вовремя куда-нибудь приплыть. Любимое ругательство: «Чертов Мыс Опозданий!»

«Одноглазый» Пит, Штурман: Его грех — не навигационные ошибки, а патологическая жадность. В прошлой жизни спрятал карту сокровищ так хорошо, что забыл, куда. Теперь видит «золотые жилы» и «бриллиантовые рифы» в каждом облаке и волне. Его навигация — это постоянные зигзаги к мнимым кладам, из-за которых «Голландец» только больше опаздывает. Его стеклянный глаз — на самом деле заколдованная бусина, которая иногда действительно светится над сокровищем… но Пит обычно в этот момент смотрит в другую сторону.

«Гнилой» Джек, Боцман: Его проклятие — неуязвимость… от всего, кроме собственного тела. Пули, ядра, зубы Левиафана — ему пофиг. Но у него вечный ревматизм, несварение от призрачной похлебки, и он вечно наступает на ржавые гвозди, которых на палубе полно. Его «железное» здоровье проявляется только в том, что он не умирает от этих недугов, а лишь громко стонет и матерится. Отличный боец в абордаже (потому что ему все равно), но постоянно спотыкается о собственные ноги.

«Шептунья» Мэгги, Юнга (бывшая карманница): Единственная женщина на борту. Ее грех — воровство не вещей, а… звуков. Она украла последнее слово умирающего, смех ребенка, аккорд из оперы. Теперь ее проклятие — вокруг нее постоянно паруса, скрипит мачта (не просто скрипит, а бормочет ругательства), даже волны у борта что-то лопочут. Она единственная их понимает. Источник бесценной информации («Риф слева ворчит про острый камень!») и вечной головной боли. Пытается украсть «тишину», но пока безуспешно.