Бесплатный фрагмент - Ступени без лестницы

Заветные слова

— Петя, к тебе жена с дочерью.

Заглянувший в палату Балаян выжидающе смотрел на пациента, стоящего у окна палаты. Услышав его слова, Пётр Сергеевич Комаров, солидный мужчина, директор оборонного предприятия, повёл себя будто застигнутый врасплох подросток. Он одним прыжком преодолел расстояние от окна до кровати, нырнул под одеяло и только тогда выдохнул:

— Запускай! Надеюсь, ты им сказал, что мне нельзя долго разговаривать?

— Обижаешь! Ясное дело, сказал — успокоил его Балаян, шутливо отсалютовав двумя пальцами, приложенными к виску. Уже через минуту в палату осторожно заглянула супруга Петра Сергеевича Ольга Ивановна; из-за плеча жены выглядывало встревоженное лицо их дочери, Насти. На плечах и у одной, и у другой были накинуты белые халаты, в руках дочери растопырился букет хризантем, а Ольга Ивановна тащила объёмистую хозяйственную сумку. «Продукты», определил Пётр Сергеевич, «сейчас кормить начнут, ёлки-палки!».

— Петя, как же это случилось?

Ольга Ивановна задала этот вопрос ожидаемо плаксивым тоном, сразу после того, как чмокнула мужа в щеку и уселась на стул рядом с кроватью. Настя, поставив букет в вазочку, пристроилась на постели у отца в ногах.

— Да, вот, — начал Комаров слабым голосом, по мере сил выдерживая на лице скорбное выражение, — я и сам не ожидал, что так всё получится. И покритиковали вроде самую малость, даже похвалили потом, а всё равно, разнервничался, как школьница. Ночь почти не спал, а под утро чувствую, нехорошо мне, нужно ехать в больницу. «Скорую» вызывать не стал, мой шофёр Валера меня довёз.

Последнюю фразу он добавил на тот случай если бы жена заинтересовалась деталями его госпитализации. Но Ольгу Ивановну детали не интересовали, она и в мыслях не могла предположить, что супруг вдруг станет ей лгать.

— Как анализы? Что Балаян говорит? Это пройдёт? Или нужна будет операция? А сколько это будет стоить?

«Ну вот, она сразу про деньги», с раздражением подумал Пётр Сергеевич, «нет бы, спросить — Петя, ты жить будешь?» Но тут же вспомнил, что вообще-то сердце у него в полном порядке, а жена волнуется исключительно из-за его вранья и устыдился своих мыслей.

— Не беспокойся Оленька, всё будет хорошо. Никаких операций не нужно. У меня обычное переутомление. Полежу два-три дня и снова буду на ходу.

Несколько успокоенная Ольга Ивановна принялась доставать из сумки апельсины, виноград, ветчину и сладкие сырки. Настя помогала ей, укладывая продукты в маленький холодильник, стоявший возле кровати.

— Покушаешь что-нибудь? — донеслось из глубины сумки.

— Нет, спасибо, не хочу. Может, попозже? — всё тем же тихим голосом ответил Пётр Сергеевич. Он лежал с прикрытыми глазами, не шевелясь, в надежде, что его немощный вид заставит визитёров поскорее убраться. Было невыносимо тяжело врать, строить из себя больного перед женой и дочерью, избегать встречи с ними взглядом, боясь, что они каким-то образом распознают его ложь. К счастью, минут через пять дверь отворилась и заглянувший Балаян объявил:

— Девочки, пора! Завтра можно будет посидеть с ним немного дольше, а сегодня дайте больному отдохнуть.

«Молодец Григорий!», отметил про себя Пётр Сергеевич. «Старый друг никогда не подведёт!»

Ольга Ивановна со Светочкой собрались, на прощанье чмокнули главу семейства в небритую щеку и покинули палату. Комаров облегчённо вздохнул, первая встреча с семьёй прошла благополучно, похоже, он зря паниковал.

*****

…На замену ушедшей на пенсию Софье Васильевне, отдел кадров прислал директору новую секретаршу, симпатичную стройную брюнетку лет тридцати по имени Алёна Дмитриевна.

Во время представления новой секретарши директору с ним случился странный конфуз. Конфуз был внутреннего свойства и потому остался никем не замеченным. Пётр Сергеевич Комаров, руководитель режимного предприятия, жёсткий и талантливый хозяйственник, при первом же взгляде на новую секретаршу ощутил страх.

Напугали директора собственные мысли: Алёна Дмитриевна предстала перед внутренним взором Комарова мало того, что абсолютно нагой, так ещё и в довольно фривольной позе, стоя на коленях и высоко задрав соблазнительно округлый зад.

Пётр Сергеевич не имел ни малейшего понятия, почему подсознание сыграло с ним такую неожиданную шутку. Хуже того, в течение всего рабочего дня бесстыдная картинка ещё несколько раз непрошено всплывала перед глазами Комарова. В конце концов он не выдержал, позвонил в отдел кадров и попросил: нельзя ли подобрать ему другую секретаршу, постарше? И нарвался на Наталью Викторовну, заместителя начальника отдела кадров. Та ответила директору жёстко и кратко: «мы тут стараемся, о престиже фирмы заботимся, а ты опять чем-то недоволен?». Пётр Сергеевич вздохнул и положил трубку, Наталья была его бывшей одноклассницей и правила субординации её не касались.

Как и многие рано женившиеся мужчины, Комаров относился к прекрасному полу с насторожённостью и супругу Ольгу Ивановну, с которой прожил более тридцати лет, побаивался. Секс в его жизни играл крайне незначительную роль, сведённый до редких супружеских совокуплений, исполняемых скорее по привычке, чем из желания.

Для полного понимания ситуации необходимо подчеркнуть, что поза, в которой Пётр Сергеевич представил Алёну Дмитриевну, была для него абсолютной недостижимой экзотикой. Ольга Ивановна почему-то считала эту позицию унизительной для женщины и когда при ней кто-то употреблял слово «раком», пусть даже в нейтральном, бытовом аспекте — могла обидеться не на шутку. Разумеется в их спальне не было места такого рода глупостям. Мнение самого Петра Сергеевича по этому поводу в расчёт не принималось, да он и не настаивал.

Видение, посетившее Комарова во время встречи с новой секретаршей, принесло удивительное открытие: оказывается, где-то в подсознании он был совсем не прочь попробовать запретный плод. Усугублял ситуацию ещё и факт, что Алёна Дмитриевна, судя по всему, была ровесницей его дочери. Это стало ещё одним обстоятельством, из-за которого воспитанный в строгих традициях директор запрещал себе мыслить в столь опасном направлении.

Себя Пётр Сергеевич числил безнадёжным стариком, неспособным физически привлечь молодую женщину. Нужно отметить, что в действительности для такой низкой самооценки не существовало никаких оснований. В свои пятьдесят шесть он выглядел вполне молодцевато, а благородные седины и спортивная фигура — результат занятий горным туризмом в юности — делали его похожим на популярного киноактёра. Но ведь главное — не годы, главное, кем мы себя чувствуем.

Между тем, новая секретарша, абсолютно не подозревая о смятении которое она внесла в душу шефа, проявила себя исключительно с хорошей стороны. На работу она не опаздывала, не болтала лишнего, вовремя и аккуратно готовила материалы для министерских совещаний, понимала директора с полуслова и умела расположить к себе разных полезных посетителей.

После нескольких месяцев совместной работы с Алёной Дмитриевной Петру Сергеевичу удалось приглушить свои внутренние страхи. Пугающая картина, в виде секретарши стоящей на коленях с задранными обнажёнными ягодицами, больше не всплывала перед его внутренним взором. Зато пришла новая беда, привыкнув понемногу к ежедневному общению с симпатичной молодой женщиной — Пётр Сергеевич Комаров неожиданно почувствовал себя мужчиной.

Каждое утро, когда Алёна Дмитриевна своей лёгкой походкой входила в кабинет с дымящейся чашечкой свежезаваренного чая, неподвластная логическому объяснению радость охватывала директорское сердце. Оно начинало биться быстрее, что влекло за собой прилив крови к некоторым важным органам. Подобное самостоятельное поведение организма настораживало и злило Петра Сергеевича. Своё беспокойство по этому поводу он пытался заглушить, общаясь с секретаршей на исключительно сухом, канцелярском диалекте русского языка.

Всё изменилось однажды, на исходе зимы. В последнюю пятницу февраля представитель президента по округу собрал на совещание городской актив и в том числе руководителей стратегически важных предприятий. Встреча происходила далеко за городом, в специально арендованном пансионате, и Пётр Сергеевич с Алёной Дмитриевной выехали на встречу с раннего утра. Ехали около часа, в пути оба просматривали взятые документы и почти не разговаривали.

Февраль в этом году выдался ветреный, снежный, машина ехала по расчищенной бульдозером дороге, а вокруг, под синим весенним небом возвышались блестящие на солнце высокие, в человеческий рост сугробы, из которых торчали верхушки голубых елей. Пансионат располагался в двухэтажном бревенчатом здании, построенном много лет назад, и выглядел весьма живописно, годы только добавили строению шарма, как время добавляет вкуса вину.

В холле в ожидании приезда высокого гостя, толпились чиновники и руководители предприятий. Они обсуждали последние сплетни и слухи. Говорили о новых налоговых ставках, о том, что считавшийся совсем недавно надёжным банк, вроде бы находится на грани банкротства, перебирали прочие производственные проблемы.

Время шло, темы для разговоров заканчивались, у многих уже ощутимо сосало под ложечкой — никто, конечно, не обедал — а высокого гостя всё не было. Собравшиеся начали переглядываться — не случилось ли чего? Наконец появился запыхавшийся чиновник. Он извинился за опоздание и поделился новостью, из-за которой задержался — у него только что родилась внучка. Затем добавил, что как раз сейчас, в помещении столовой накрываются столы и после делового разговора все присутствующие приглашаются на банкет. Желающим остаться после ужина переночевать были обещаны спальные места.

Пётр Сергеевич с секретаршей оказались в сложном положении. Отказаться от участия в банкете было невозможно, да и ехать ночью по заснеженной дороге не хотелось, но возникли проблемы с ночёвкой. По приезде их с Алёной Дмитриевной поселили в одну большую комнату, и если днём там вполне можно было работать вдвоём, то ночёвка, по понятным причинам, не представлялась возможной.

Благодаря энергии и находчивости Алёны Дмитриевны проблема была быстро улажена: свободная комната нашлась на том же этаже.

Банкет продолжался несколько часов, звучало много тостов, гости пили за здоровье дедушки и внучки, к финалу многие выходили из-за стола слегка пошатываясь. Пётр Сергеевич тоже почувствовал, что остановиться ему следовало на пару рюмок раньше. Заметив его состояние, Алёна Дмитриевна предложила прогуляться по зданию пансионата, чтобы развеяться перед сном.

По пути она рассказала ему, что до войны в этом здании была дача известного сановного художника, вот почему на стенах висело так много репродукций его картин. Увы, спокойно рассмотреть картины не представлялось возможным, повсюду бродили подвыпившие гости, их разгорячённые алкоголем голоса сливались в сплошной гул.

В поисках тишины Комаров с Алёной нашли боковую дверь, ведущую на маленькую застеклённую веранду. Там было тихо, сквозь обледеневшие по краям оконные стекла открывался удивительный вид на заснеженный лес. Увы, быстро выяснилось, что долго находиться на неотапливаемой веранде невозможно, слишком холодно. Пётр Сергеевич уже повернулся чтобы уйти, но Алёна сказала ему, почему-то шёпотом:

— Подождите, постоим ещё немного, полюбуемся закатом.

Он повиновался, слегка ошарашенный её неожиданным предложением. С его стороны потребовалось некоторое усилие, чтобы заставить себя глянуть внимательно на то, чего люди его положения обычно не замечают — на окружающую природу. А когда ему это наконец удалось — открывшаяся красота ошеломила его.

Все дневные заботы и дела, суета и шум, всё было забыто, всё осталось там, за дверью, а здесь были лишь тишина — и закат, пора раздумий и печали. Зимний пейзаж за стёклами веранды выглядел нестерпимо грустным: небо темнело; день отступал под напором ночи; багрово-красное солнце цеплялось последними лучами за лапы огромных елей. Стены, предметы вокруг, их лица — всё было окрашено мощным розовым светом и это освещение превращало происходящее в сцену из какой-то давно забытой сказки.

«Стоим, вглядываемся в небо, будто в ожидании чуда. Господи, сколько лет назад я в последний раз так смотрел на закат?» — попытался вспомнить Пётр Сергеевич. «Десять? Двадцать? Тридцать?»

Он чувствовал, как внутри него что-то происходит, просыпаются давно забытые чувства, как сам он становится более восприимчивым и то, что ещё вчера казалось пустяковым, легкомысленным — приобретает вес и силу.

От Алёны исходил тонкий, едва уловимый, горьковатый запах духов. Пётр Сергеевич давно привык к этому запаху, но сейчас он казался особенно родным и притягательным, принадлежащим только ему и ей. Его вдруг охватило желание обнять секретаршу за плечи, прижаться к ней, зарыться лицом в её волосы. Порыв был настолько силен, что рука сама, против воли потянулась к плечу женщины. Моментально опомнившись, Пётр Сергеевич в ужасе отдёрнул руку и выпалил резко:

— Знаете, Алёна Дмитриевна, я, похоже, слишком много выпил. Что-то меня в сон потянуло. Вы полюбуйтесь ещё, если хотите, а я пойду прилягу.

И сразу же, не дожидаясь ответа, он даже не пошёл, а чуть ли не побежал к выходу. Лишь у самой двери не выдержал, замедлил шаг и оглянулся — розовый отблеск заката делал лицо Алёны и без того красивое, загадочным и прекрасным.

Ошеломлённый неожиданным пробуждением сильных эмоций, Комаров почти бегом поднялся на второй этаж. Руки его дрожали, ключ-карта никак не мог попасть в отверстие замка, а когда дверь отворилась, он, не раздеваясь, рухнул на кровать, бормоча вполголоса: «Это алкоголь, просто алкоголь, ты слишком много выпил. Перестань, не думай об этом! И вообще, посмотри на себя в зеркало, кому ты нужен, старик?!»

Но сердце продолжало колотиться, а в мозгу вновь периодически возникала всё та же непрошеная, знакомая с первых дней их знакомства фантастическая картина: обнажённые ягодицы стоящей на коленях Алёны Дмитриевны. Он ругал себя последними словами, пару раз сходил в ванную комнату умыться, но холодная вода не помогала, наваждение не проходило.

Промучившись так битый час, Пётр Сергеевич решил спуститься в буфет, располагавшийся в холле, чтобы купить минералки на ночь. Народ уже разошёлся по своим комнатам, в холле было практически пусто. Лишь в углу, за журнальным столиком, трое мужчин резались в преферанс. На столике перед ними стояла открытая бутылка коньяка, блюдечко с нарезанным лимоном и несколько фужеров. Ещё одна пустая бутылка стояла под столом

Всех троих Комаров хорошо знал, он не раз встречал их в здании городской администрации. Завидев его, друзья обрадовались и предложили присоединиться к игре, им как раз не хватало четвёртого, «на прикуп». Пётр Сергеевич тоже был рад возможности отвлечься от тревожащих его мыслей, и карточная игра подходила для этого как нельзя лучше. Но отвлечься не получилось, три друга были уже изрядно навеселе, и разговор, как это нередко случается в подвыпившей мужской компании незаметно переключился на тему отношений с женщинами.

Пётр Сергеевич больше помалкивал, его познания в данной области не шли ни в какое сравнение с богатым опытом собеседников. А те — оперировали диковинными фактами, понимали друг друга с полуслова и хихикали над какими-то не очень понятными ему намёками.

«Напились», раздражённо оценил поведение коллег Пётр Сергеевич, «вот и болтают невесть что, хвастают, привирают».

— Вы не поверите, — руководитель отдела инвестиций местного аэропорта Новиков явно перебрал лишнего на банкете, это было заметно по его речи, он излишне чётко и медленно выговаривал слова, — у меня три года назад была одна подруга, ну, чистый шпагоглотатель! Весь брала, целиком! А сама такая маленькая, худенькая.

— Да, это талант, — с пьяным глубокомыслием согласился начальник регионального отделения МЧС Купцов. Он взял карты, лежащие перед ним и оценивая их продолжил:

— Лет десять назад, я с одной такой сошёлся в Анапе. Я, тогда как раз только с первой женой развёлся, ну и посматривал по сторонам. Девушка была — загляденье: фигурка спортивная, а грудь — третий размер. Сама кинокритик по профессии, из Москвы, она туда на какой-то фестиваль приехала. Ох, мне нелегко с ней пришлось, думал инфаркт хватит, к чертям собачьим! Одно хорошо, я там всего неделю жил! Секс ей был нужен каждый день, причём два раза: один раз утром, один — вечером! А ещё у неё была такая причуда, смешно вспомнить, ей-богу, любила она на публике этим заниматься! Ну, не совсем открыто, но так, чтобы люди были рядом. Идём мы с ней купаться, заходим в кабинку для переодевания, полный пляж народу, стены в кабинке до самой земли не доходят, если присмотреться, всё видно. А она становится раком и говорит…

— Я пас! — прервался он, бросив взгляд на свои карты.

«Раком». Пётр Сергеевич сглотнул комок в горле. Он вспомнил рыхлые телеса супруги, редкие безрадостные совокупления в одной и той же, из года в год, «рабоче-крестьянской» позиции.

— Мужики! — попробовал он внести трезвую струю в дискуссию. — Вот вы мне скажите, только без обид, а вам не страшно? Я имею в виду с теми, которые — и в рот, и в зад и раком и боком? Понятно если с женой, но с незнакомой посторонней женщиной?

— Вистую! — добавил он, оценив взятки.

Собеседники повели себя странно. Они как по команде положили карты и посмотрели на Петра Сергеевича так, будто впервые его видят. Молчание продолжалось секунд двадцать, пока он не прервал его сам.

— Что? Что я такого сказал? Чего вы на меня уставились?

— А разве ты, — осторожно начал заместитель мэра по капитальному строительству Мишка Ройтман, — эту свою секретаршу длинноногую не потягиваешь?

— Миша, думай, что говоришь! — привстал с диванчика от возмущения Пётр Сергеевич. — Она мне в дочери годится!

— Ты сам думай, что говоришь! — обиделся за Ройтмана Купцов. — А мы значит, что, по-твоему, исключительно старухами интересуемся?

Такая постановка вопроса не приходила в голову Петру Сергеевичу, и он не нашёлся что возразить, решив пропустить этот раунд. А Купцов продолжил разжигаемый любопытством.

— Слушай, это конечно не моё дело, но ты что, правда с ней не спишь? Ну, ты даёшь! Когда вы на веранду пошли недавно, мы уже подумали, у вас там романтическое рандеву происходит. Даже позавидовали, по-хорошему.

Купцов хихикнул, но быстро осёкся под тяжёлым взглядом Петра Сергеевича и продолжил уже серьёзно:

— С ума сойти! Такая девка аппетитная — а он, оказывается, её боится! Она, видите ли, для него слишком молода! Да у вас же самая нормальная разница в возрасте — мужчине за пятьдесят, женщине чуть больше тридцати! И потом, если секретаршу не топтать — что это вообще получается? Весь мир на этом держится, босс и секретарша всегда были одно целое!

— Иди ты! — отмахнулся от него Комаров. — Наслушался глупых анекдотов и болтаешь всякую чушь!

— Нет, Петро, он прав и сейчас я тебе объясню почему.

Это Ройтман вновь вступил в разговор. Опрокинув для прочистки горла рюмку коньяка он откинулся на диванчике, заложив ногу за ногу так, чтобы всем были видны его шикарные жёлтые португальские штиблеты. До прихода в мэрию Мишка долгое время работал по культурной линии, начинал с директора кинотеатра, потом какое-то время был заведующим отделом культуры и теперь не упускал возможности блеснуть эрудицией, по делу и без дела.

— Женщины любят, чтобы мужчина был старше, опытнее, не зря же девчонки поголовно влюбляются в учителей и преподавателей институтов. Это нормальное чувство, так заложено природой…

— Ты слышал? — прервал лекцию Ройтмана Новиков, пьяным жестом выставив вперёд указательный палец. — Может, у твоей секретарши было трудное детство, может ей всю жизнь не хватает отеческой ласки, а ты, сухарь, не хочешь помочь девочке!

— Коля! — Пётр Сергеевич посмотрел на Новикова зверем.

— Спокойно, Петя, не обращай внимания на провокации.

Ройтман налил себе ещё одну рюмку, одним глотком выпил и продолжил:

— Скажи, только честно, между нами, ты сколько раз в месяц с супругой кувыркаешься?

— Ну, — Комаров замялся, — когда один, когда два раза, а когда — и ни разу.

— Вот! — торжествующе подчеркнул Ройтман. — И ей, само собой, больше и не нужно?

— Если честно, оно и мне не очень-то нужно, — сознался Пётр Сергеевич.

— А вот это ты брось! — лицо Ройтмана посерьёзнело, в голосе зазвучал металл. — Это в юности можно было полагаться на судьбу: дала, не дала — найдём другую. А в нашем возрасте регулярная половая жизнь — жизненная необходимость. Иначе скорый простатит, импотенция, рак простаты и смерть в цветущем возрасте! Это тебе нужно?

— Ну, ты, давай, не преувеличивай, — криво усмехнулся Комаров.

— К сожалению, Петя, это чистая правда. Тебе мои слова любой врач подтвердит! Свежая красивая молодая женщина, вот что тебе нужно и тогда ты сам поймёшь, чего лишён в своём пуританстве!

Перед мысленным взором Петра Сергеевича вновь предстала так долго мучившая его греховная картинка. Пользуясь случаем, он решил рассмотреть её получше, и пришёл к выводу, что Алёна Дмитриевна вполне подпадает под определение «свежая красивая молодая женщина».

— А наши жены, они в основном о другом думают, — с внезапно прорвавшейся тоской произнёс Мишка. — Вот, к примеру, взять мою, ей секс вообще, до-лампочки! У неё оргазм наступает, когда мне начальство звонит, особенно если подруги рядом присутствуют — вот, мол, какая важная птица мой муж. Ещё, у неё есть любимая сексуальная игра, рассказывать какие она штучки в ювелирном магазине видела. А как только дело к ночи — у неё вечно, то голова болит, то ещё какая-нибудь хрень приключается.

Пётр Сергеевич вспомнил, с какой апатией относится к их ежемесячным соитиям Ольга Никифоровна и с грустью вынужден был признать правоту Мишки.

— Петя, ты глянь на себя, — вклинился в беседу Новиков. — Ты же красавец мужчина, в полном расцвете сил, женщины от тебя просто с ума сходят.

— Что ты несёшь, кто с ума сходит? — недоверчиво усмехнулся Пётр Сергеевич.

— Да ты слепой, что ли? — Новиков разволновался не на шутку, лицо его раскраснелось, объёмный живот колыхался. — Не видишь, как они на тебя смотрят? Имей я такую фигуру и лицо — спал бы с первой красавицей города! А ты? Ты просто позоришь наш мужской род!

— Один-два раза в месяц, — передразнил он Петра Сергеевича.

— Отстань! — устало отмахнулся тот. — Ещё не хватало какую-нибудь гадость подцепить, в моем возрасте и при моем положении. Меня же съедят, и домашние — и начальство!

— А мы тебе что, предлагаем гулящих девок по телефону вызывать? — осведомился Купцов, отбирая бутылку у Ройтмана, тот под шумок наливал себе очередную рюмку.

— Короче, — слегка заплетающимся языком суммировал беседу Миша, — что тут разводить лишние дискуссии? Друг мой, думаю, самое время тебе менять устаревшие принципы. Я бы, на твоём месте, взял в буфете бутылку шампанского, коробку конфет и предпринял попытку наладить конструктивные отношения с секретаршей!

— Да-да, — поддержал его с пьяным смешком Новиков, — и расспроси её, насчёт детства! Намекни, мол, у тебя есть одна замечательная игрушка…

Он попытался показать неприличный жест, но руки его плохо слушались.

— Пустозвоны вы! — огорчённо сказал Пётр Сергеевич, вставая. — Ничего святого для вас нету. Играйте дальше, если хотите, а я пошёл спать.

— Да нет, мы, наверное, тоже пойдём. — Ройтман попытался подняться с диванчика, но попытка не удалась, ноги его подкосились, и он рухнул обратно. Вдобавок и Новиков, будто дождавшись нужного момента, свесил голову набок и громко захрапел.

Пришлось Петру Сергеевичу, на пару с Купцовым, отвести под руки Ройтмана в его номер. Вернувшись, они оценили внушительную тушу Новикова, поняли, что сдвинуть его с места не удастся, просто перевалили тело на диван и укрыли пледом, принесённым из номера.

Купцов ушёл спать, и Пётр Сергеевич собрался последовать его примеру, когда услышал какой-то грохот. Это буфетчица тащила по полу тяжёлую раздвижную металлическую решётку, чтобы оградить своё рабочее место.

— Подождите, я вам помогу, — крикнул он с лестницы, и, неожиданно для себя, продолжил, — только сперва дайте мне бутылку шампанского и коробку «Ассорти».

Комаров помог женщине установить решётку, а после её ухода ещё сидел минут десять в пустом холле, держа в руках свою покупку и глядя в пол. Наконец он набрался смелости, резко встал и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

На половине пути Пётр Сергеевич глянул на часы — было без двадцати одиннадцать. «Слишком поздно для дружеских визитов, месье» — всплыла в голове цитата из какой-то забытой книги.

«Господи, да какой дружеский визит? Ты жене изменять идёшь!»

Внутренний голос Петра Сергеевича был, несомненно, прав, но рука уже стучала в дверь сама, будто тело решило действовать автономно, без указок мозга.

Дверь долго не открывалась. Его охватило странное чувство облегчения, смешанное с разочарованием, и он уже собрался было отправиться восвояси — когда щёлкнул замок и в темной щели показалось заспанное личико Алёны.

— Извините, Алёна Дмитриевна, я не подумал, что вы уже спите, — шёпотом зачастил Пётр Сергеевич и ему тут же стало стыдно, за свой непонятно откуда взявшийся тон двоечника, стоящего перед строгим учителем. Наполнившись презрением к самому себе, он закончил сухо:

— Я лучше пойду.

Алёна удержала его за рукав.

— Постойте, Пётр Сергеевич, вы ведь хотели что-то спросить?

Она тоже говорила шёпотом и это нежелание привлечь чужое внимание, невольно придавало ситуации интимность. Они оба ощутили эту порочную двусмысленность и замолчали.

И тут Комаров внезапно понял: чёрт возьми, а ведь Мишка прав! Это открытие отозвалась внизу живота острым, давно не испытанным возбуждением. Он колебался лишь секунду, затем, не говоря больше ни слова, отодвинул Алёну и шагнул в пахнущую разогретым женским телом темноту комнаты.

Бутылка шампанского упала с глухим стуком на ковёр в коридоре, а конфеты он почему-то решил не выпускать из рук. Они так и целовались, с коробкой конфет зажатой подмышкой. На ней был лишь лёгкий халатик, Комаров засунул свободную руку под него, ощутил атласную кожу её упругих ягодиц, принялся их тискать и гладить, сам ужасаясь и удивляясь своей мальчишеской смелости. Он всё никак не мог оторваться от её губ, радуясь проснувшейся мужской силе, а осознание, что она чувствует эту силу сквозь ткань брюк — сводило его с ума окончательно.

— Пётр Сергеевич! — ей наконец удалось взять паузу, — дайте я хоть дверь закрою!

Он поднял бутылку, прошёл в комнату и сел на тахту. Первый импульс прошёл и ему вдруг стало страшно до головокружения. Страшно, что он не осмелится продолжить начатое, или что будет плохим любовником; но больше всего Комарова пугала мысль, что от волнения может не выдержать сердце, колотившееся как сумасшедшее. Смерти он не боялся, но с ужасом представлял ту нелепую ситуацию, в которой Алёна окажется в подобном случае.

*****

Сердце не подвело, но и чуда не случилось, финал наступил почти моментально; так ему во всяком случае показалось. Он в последний раз выдохнул со стоном, поцеловал Алёну в плечо, перевернулся на спину и вымолвил:

— Стар я уже для таких дел, прости меня.

— Ничего-ничего, — прошептала Алёна. — Всё хорошо. Ещё не вечер.

«Ох, нет, зря ты надеешься, деточка, второй раз я не потяну», с горечью подумал Комаров.

Они лежали рядом, переводя дух.

— Знаешь, — начала Алёна, — я ведь думала, ты меня ненавидишь за что-то. Всегда так сухо разговаривал со мной.

— Боже, да я просто боялся тебя, ты такая красивая…

— Я тоже боялась, ты мне папу напоминаешь, а он был строгий…

Они вдруг начали говорить без умолку, порой перебивая друг дружку, будто стремились выговориться за те месяцы, когда общались лишь официальными фразами. Пётр Сергеевич узнал, что Алёне тридцать шесть — для себя он отметил, что ни черта не понимает в женщинах, раз не смог на глаз определить её возраст — что она уже два года как разошлась с мужем, что у неё есть маленький сынишка и мама, которая живёт отдельно.

В процессе разговора она поглаживала его спину и плечи и вдруг, совершенно неожиданно для самого себя Пётр Сергеевич ощутил, что силы вновь возвращаются к нему. Он даже не мог определить теперь, что из пережитого в этот вечер было для него более значимым — то, что он оказался в постели с молодой женщиной, о которой давно подсознательно мечтал, или то, что он снова чувствовал себя сильным и крепким мужчиной, как в молодости.

Он прервал рассказ Алёны, притянул к себе и она засмеялась обрадованно, разгадав его намерения.

После того как они снова разжали объятия и к нему вернулось нормальное дыхание, Пётр Сергеевич решительно встал с постели и начал одеваться. Алёна попыталась его остановить, но он мягко закрыл её рот ладонью, сказав:

— Милая, не хочу уходить от тебя утром, пойдут пересуды!

Зайдя в свой номер, он еле успел раздеться, так быстро сморил его сон.

*****

Проснувшись, Пётр Сергеевич вспомнил всё, ужаснулся, позвонил Балаяну и попросил положить его на пару дней в стационар. Мол, переборщил с алкоголем на приёме, не хочу появляться в таком виде перед женой. Он всерьёз опасался, что супруга без труда прочтёт по его счастливому лицу мельчайшие подробности прошедшей ночи. Но встреча с супругой прошла на удивление легко. Видимо Ольге Ивановне и в голову не пришло, что её Петя может отважиться на подобные авантюры. Этот факт обрадовал Комарова, случившееся уже не казалось ему таким уж страшным, а значит, существовал шанс на продолжение. Эти мысли привели его в состояние эйфории, он будто снова почувствовал под своей ладонью нежную шелковистую кожу Алёны Дмитриевны. И тут же одёрнул себя:

«Старый балбес, ты уже думаешь о продолжении? А откуда у тебя уверенность, что это не был для неё просто случайный одноразовый секс?» Но что-то в глубине души говорило ему, что он зря разыгрывает из себя циника. продолжение просто обязано быть.

Вернувшись из больницы раньше срока, Пётр Сергеевич на немой вопрос жены буркнул, мол, дома и стены помогают, и сразу же заперся в своём кабинете, сославшись на необходимость изучения новых документов, полученных от полпреда. Комаров всё ещё побаивался близкого общения с женой, хотя и чувствовал, что беспокойство в душе уже улеглось. В постель Пётр Сергеевич пошёл поздно, когда Ольга Ивановна уже давно спала. Он просто не смог бы поддерживать пустую беседу с ней, это было выше его сил. Перед сном, уже лёжа в постели рядом с невинно посапывающей супругой, Пётр Сергеевич вспоминал детали пятничного вечера и неожиданно почувствовал, что эти воспоминания привели его организм в состояние подросткового возбуждения. В голове даже промелькнула мысль, что неплохо было бы разбудить жену, но эту мысль он сразу же категорически отринул, ему не хотелось искажать незамысловатым сексом с супругой впечатления, которое он лелеял в душе. Тогда Комаров начал думать, что можно, наверное, сходить в ванную комнату и облегчиться при помощи руки. С удивлением он поймал себя на мысли, что думает об акте мастурбации не как о способе доставить себе удовольствие или сбросить сексуальное напряжение, а как о сеансе своеобразной тренировки перед следующей встречей с Алёной. Осознав эту промелькнувшую в голове неожиданную и странную мысль, Пётр Сергеевич улыбнулся и уснул, всё ещё находясь в состоянии лёгкого возбуждения.

Утром, за чашкой чая, он несколько раз ловил на себе внимательный взгляд Ольги Ивановны. Она вдруг спросила:

— И что же тебе снилось такое, сегодня?

— Не помню, — ответил Пётр Сергеевич.

Он действительно не помнил, а в голову тут же пришла страшная мысль: «что, если я проговорился во сне, назвал её имя?».

— Я разговаривал во сне? — и похолодел внутренне, ожидая ответа.

— Хуже, — с двусмысленной улыбкой ответила супруга. Пётр Сергеевич вздохнул с облегчением, в данный момент он не мог представить ничего хуже разговоров во сне.

— Ты под утро переполз на мою половину кровати и разбудил меня.

— Каким образом? — не понял Комаров.

— Тыкал мне в зад своим… — Ольга Ивановна попыталась было на ходу подобрать цензурный аналог для названия мужского органа, но её познания в этой области относились к тем далёким временам, когда она ходила в детский сад, и поняв, что термин «пиписка» безнадёжно устарел, супруга предпочла оставить предложение незаконченным.

— Слушай, — продолжила она, — я давно не чувствовала тебя таким твёрдым. Это что, побочный эффект от лекарств, которые тебе Балаян прописал?

— Не знаю, не знаю, — смутился Пётр Сергеевич, одним глотком допивая чай, — возможно, что и так. Ладно, я побежал, у меня планёрка.

— Я даже хотела тебя разбудить, — упорно продолжала Ольга Ивановна, — да пожалела. Но ты приходи сегодня пораньше, мы должны воспользоваться этим эффектом, пока он не исчез.

Она подмигнула мужу и слегка шлёпнула его по ягодицам. Игривое поведение жены был настолько необычным, что Комаров, уже сидя в машине попытался понять, чем вызвана такая фривольность.

«С чего это она ведёт себя как юная козочка? Может, после того что произошло у меня с Алёной я излучаю волны сексуальности? А ведь действительно, я же чуть ли не каждые пять минут вспоминаю ту ночную сцену. Женщины, они как кошки, остро чувствуют мужское возбуждение».

По дороге на работу он снова стал переживать — «Как мне смотреть ей в глаза сегодня? Как мы будем общаться в процессе работы? Но самое главное — захочет ли она повторить тот пятничный вечер? И даже если захочет, каким образом мы сможем уединиться?»

Он зря ломал голову, Алёна Дмитриевна повела себя абсолютно нейтрально. Она приносила документы на подпись, спрашивала по селектору разрешения впустить очередного посетителя, не задавала лишних вопросов — в общем, вела себя так, будто и не было той жаркой ночи, с безумством плоти, с пьянящим запахом женского пота, с шёпотом — «сильнее»!