Бесплатный фрагмент - Страсть взаймы

Пролог

Ее пригвоздили к месту его грубые, обидные слова. Она стояла оглушенная и пораженная. Где-то глубоко, даже не в уме, а в сокровенных, почти неуловимых тайниках сознания, промелькнуло что-то очень похожее на мысль о том, что он прав.

Выброс адреналина заставил сердце гулкими ударами пробивать грудную клетку. Вспененная кровь помчалась по венам. Она сгорбилась, а руки взметнулись к волосам. Стали беспощадно дергать спутавшиеся, слипшиеся тугие кудряшки, безжалостно выдергивая целые клочья. Как это всегда с ней случалось в порывах отчаянной внутренней борьбы. Неровное дыхание с хрипом вырывалось из саднящего горла. Щеки горели, из растерзанных губ сочилась кровь.

Взгляд — безумный, по-звериному дикий — блуждал по комнате. Неясно различал в полумраке щепки разломанного табурета, осколки разбитой посуды. Лохмотьями болталась содранная штора. В дорогой широкоформатный плазменный телевизор, что висел на стене, воткнулась тонкая, филигранно вырезанная хрустальная ваза, как метко брошенный кортик. Да так и осталась торчать в правом нижнем углу экрана, окружив себя рваными линиями трещин. Зеркало на всю высоту дверцы платяного шкафа, не выдержав удара, рассыпалось и усеяло неровными осколками пол у ног дрожащей девушки. Пожалуй, только огромная кровать, стоящая изголовьем у дальней стены, осталась нетронутой. След от стула — четыре продавленных точки — хранило на себе покрывало. И болтался махровый пояс от халата, неумело привязанный к люстре…

Царящий погром наводил ужас, леденил кровь. Но еще больший страх приходил от понимания неоспоримой правоты его слов, брошенных ей в лицо в порыве бешеной ярости. Она вдруг только сейчас по-настоящему поняла, насколько верны его обвинения в ее малодушии и безволии. Не умные, грамотно подобранные фразы профессиональных психиатров, а его злые, оскорбительные слова. Которые он выплевывал с уничтожающей язвительностью. Которыми он растоптал последние живые крупицы ее истерзанной души.

Резкий порыв ветра всколыхнул остатки штор, с силой захлопнув дверь. Девушка вздрогнула. Значит, он вышел на террасу. Настежь распахнул двери и окна, и впустил разбушевавшийся ураган. Она распрямилась и несмело выглянула из своей нычки скрюченных рук. Усилием воли заставила себя разжать скорченные пальцы, что намертво вцепились в волосы. Настороженно, взглядом загнанного животного, вглядывалась в окно на террасу, страшась увидеть его. Но хлесткие капли дождя разбивались о стекло, оставляя размытые узоры, мешая различить что-то еще.

Что же она делает? Кому и что пытается доказать? Зачем она так мучает себя, а заодно и его?

Он пытался говорить с ней. Честно. Много раз. Он убеждал в ее невиновности всего произошедшего. Он уговаривал отпустить кошмарное прошлое и начать, наконец, жить по-настоящему, свободно дышать полной грудью. Заставлял все забыть, вычеркнуть из памяти, как страшный сон. Потом рисовал ей радужные картины светлого будущего. Так старательно подбирал нужные, правильные слова, чтобы вселить в нее уверенность в завтрашнем дне. Снова и снова повторял добрые, утешительные фразы, шедшие из глубины души. Успокаивал. Подбадривал. Когда в нее вселялась беспричинная паника, был рядом. Уверял, что все закончилось. Все позади.

И она верила. Искренне верила, что все так и есть. Что ад, который она пережила, он закупорил в стеклянную бутылку и выкинул в бескрайний океан. Что это именно он вытащил ее из того ада и помог обрести веру в себя, в людей. Что он всегда будет рядом. Что она может смело положиться на него. И что они будут вместе, долго и счастливо. И наступало просветление — желанное, освобождающее, как глоток свежего воздуха после удушающего смрада.

А потом все по новой. Нежданно и совершенно внезапно на нее обрушивалось неадекватное чувство собственной вины. Все логичные доводы здравого смысла тонули в беспросветном мраке самобичевания. Разум затмевала боль воспоминаний. Страшные тени прошлого своими грязными, липкими щупальцами затягивали обратно в зловонное болото вечной боли и скорби. И нет выхода. Нет спасения. Она в западне. В ловушке. В лапах монстров, чудовищ, которые издеваются над ней. Терзают ее тело и душу. Смеются над ее криками о пощаде, выдумывают и приводят в исполнение новые извращения.

Рука метнулась к шее. Пальцы впились в горло, неосознанно причиняя боль самой себе острыми, обкусанными ногтями. Зубы впились в и без того истерзанный язык, не позволяя вырваться наружу звериному воплю.

И вдруг отпустило.

Снизошло озарение. Четкое и ясное понимание абсурдности и нелепости сиих действий. Ведь и вправду — зачем она сама себе, по собственной воле, делает больно? А через себя несет страдания другому человеку, который искренне, со всей добротой и нежностью, на которую способна его грубоватая натура, заботится о ней. Старается перенять груз ответственности за случившееся на себя, переложить тяжесть воспоминаний на свои плечи.

Она крепко зажмурилась. Усилием воли опустила руку. Разжала челюсти и сделала глубокий вдох открытым ртом.

Сверкнула молния и озарила беспорядок комнаты. Порыв ветра швырнул горсть дождевых капель в окно. Он там. Снаружи. Стоит под проливным дождем. Она знала это наверняка. Также точно, как и то, что должна сейчас сделать.

На негнущихся ногах, с поджатыми пальцами на босых ступнях, нетвердой походкой, точно пьяная, она подошла к балконной двери. Прижалась лбом к холодному стеклу и задышала часто-часто, оставляя на его поверхности запотевшее пятно. Страшно. Собралась и рывком распахнула створку. Порыв ветра отбросил волосы назад, капли брызнули в лицо. Щурясь, и еле различая перед собой дорогу, она шагнула на террасу. Футболка сразу намокла, облепив тело. Его футболка, которая доставала ей почти до колен.

Он стоял у парапета, расставив ноги. Широко расставленными руками упирался о перила и низко опустил голову. Пальцами сжимал окурок, кулаком защищая от воды. Напрасно. Тот давно промок и сломался. По его судорожно сведенным плечам даже на расстоянии было видно, как он напряжен. Да что там. Еле сдерживал бешенство, искрящийся гнев. Его так и колотило от ярости.

Она неслышно подошла сзади и положила ладонь на его лопатку. Между пальцами, по кисти, тоненькими змейками струились вырванные волоски, составляя хитросплетенный лабиринт с множеством царапин — свежих, ярко-алых и старых. Он дернулся, как от удара током, однако не отстранился. Но и не обернулся.

Тогда она поднырнула под руку и оказалась перед ним лицом к лицу. Напоролась на прищуренный, горящий яростью взгляд, и обожглась. Струи ледяного дождя стекали по его волосам, по лицу. Застревали в бровях, ресницах и колючей щетине. Она открыла рот и произнесла то, что должна была. То, что всем нутром чувствовала, будет самым верным. То, чего он давно жаждал от нее услышать. Но слова потонули в оглушительном раскате грома…

Глава 1

«Она идет по жизни, смеясь…»

Гр. Машина времени

Она сидела за столиком в кафе. Вокруг толпились такие же студенты, как она, и создавали гомон. Фоном звучала музыка — веселые, зажигательные хиты предстоящего лета. Большинство студентов близлежащих корпусов предпочитали проводить большой перерыв между парами в этом месте. Во-первых, оно стратегически удобно располагалось в самом центре студ. городка. А во-вторых, цены здесь могли посоперничать со студенческой столовой, а ассортимент блюд был больше.

Нелли поставила локти на стол и опустила подбородок на сомкнутые ладони. Прикусила кончик мизинца и посмотрела в окно. Яркое, уже по-летнему теплое солнце заставляло щуриться даже в помещении. Оно отбивало всю охоту грызть гранит науки. Уже хотелось поскорее «отстреляться» по летней сессии и вдохнуть полной грудью дух долгожданной свободы.

Кто-то вошел и впустил за собой поток прогретого воздуха. Выбившиеся из хвоста мелкие тугие кудряшки Нелли отбросило на глаза. Выдвинув челюсть, она сдунула их с лица. Ее необычные волосы вызывали восхищение у людей, и только она одна знала, сколько с ними мороки. Ее рыжеватых, с огненными проблесками кудрей было так много, что, казалось, их не просто собрать все вместе. А если еще учесть их густоту и пушистость, считай, и вовсе невозможно. Именно с такой задачей она сталкивалась каждый божий день, пытаясь собрать непокорную копну, длиной до середины спины, хотя бы в хвост. Касаемо мытья головы, то это был уже целый ритуал. Бальзамы и масла литрами уходили на то, чтобы их распутать, пока те еще мокрые. Потому как расчесывать сухие — гиблое дело. От кого ей досталась такая наследственность — Нелли ума не приложила. Словно затесалась в роду африканка с тугозавитой пышной шевелюрой. Она несколько раз собиралась на процедуру химического выпрямления волос. В самом деле, замучалась она с ними за почти двадцать-то лет жизни. Но Илюша каждый раз отговаривал ее, откровенно восхищаясь и чуть ли не боготворя ее кудряшки.

Взрыв хохота молодежи заставил обратить на себя ее внимание. Сквозь них пробивался ее ненаглядный Илья, как верный рыцарь через бранное поле. Только вместо меча и щита в его руках был поднос. На нем возвышались два высоких, тонких и опасно неустойчивых хайбола с молочным коктейлем. Илюша был очаровательно несуразен и премило нелеп в своем стремлении угодить ей во всем. Он исполнял все ее прихоти, потворствовал любым желаниям, лишь бы его Нелли была счастлива.

Вот и сейчас он сначала усадил ее за боковой столик у панорамного окна, убедился, что ей комфортно, и только после этого отправился в самую гущу студентов, что толпились у кассы, добывать лакомство.

— Не было клубничного сиропа. Вернее, он был, только за ним надо было идти на склад. Но я настоял, чтобы в твой коктейль непременно добавили именно клубнику. Поэтому я так долго, — извиняющимся тоном оправдал Илья свое долгое отсутствие.

Он уселся напротив и воодушевленно, словно преподносил редчайший драгоценный подарок самой королеве, поставил перед Нелли бокал с содержимым нежно-розового цвета. При этом взглянул на нее с таким непритворным обожанием, что Нелли рассмеялась. Громко, звонко и открыто, как умела смеяться только она. Ее заразительный смех не оставлял равнодушным никого вокруг. Илья же благоговел от него и готов был сделать, что угодно, лишь бы слышать его, как можно чаще.

— Илюш, но я люблю все ягоды, и ты это знаешь. Каждая хороша по-своему. У каждой свой неповторимый вкус и запах. И, уж конечно, все они, без исключения, страсть, как полезны, — все еще посмеиваясь над его подвигом, однако с нежностью сказала Нелли и отпила коктейль через толстую трубочку.

— Да, но клубнику особенно. Я же помню, — важно подчеркнул Илья и тоже принялся за напиток.

В этом был весь Илья. Всегда, при малейшем поводе, он баловал свою возлюбленную всеми возможными способами. И, разумеется, как и любой мужчина, был уверен, что знает вкусы своей пассии лучше ее самой. Поэтому она потянулась через стол и пожала его руку, с улыбкой прошептав «спасибо».

У них закончилась последняя на сегодня пара и, по идее, они могли сразу отправиться в общагу, чтобы лишний раз не тратиться, и пообедать дома. Но Нелли захотелось клубничного коктейля, и Илья не смог ей отказать.

Они были знакомы с детства. Выросли в одном дворе, ходили в один садик, потом — в школу. Были друзьями — не разлей вода. Если шкодили, то вместе; если участвовали в добровольных образцовых мероприятиях, опять же единодушно. Все печали и радости проходили рука об руку. Даже трудный подростковый период пережили сообща. Рассказывали друг другу о проблемах и переживаниях. Скрывали тайны и секреты от взрослых. Всецело доверяли друг дружке самые сокровенные сокровенности. А потом также дружно поступили в сельхоз академию на ветеринаров и уехали в другой город.

Их семьи были очень дружны. Все праздники проводили одной компанией. С наступлением дачного сезона мамы делились рассадой друг с другом, а папы помогали сначала один другому, а потом наоборот, благоустраивать и улучшать садовые участки. Приходили друг к другу в гости, летом — на дачу, замой — по домам. Много времени проводили совместно. Неудивительно, что и их отпрыски, коих было по одному в семье, тоже сблизились. И, как это часто бывает, родители пророчили им совместное будущее — многолетнее и безоблачное. Сами себя определили в сваты. И сами же себе запланировали внуков.

Заиграла песня, от которой Нелли была без ума. Она начала двигать плечами в такт музыки, пританцовывая. Стрельнула лукавым взглядом на Илью и подмигнула. Настроение ее улучшалось на глазах: замечательная погода, обожаемая песня, вкусное лакомство, конец учебного года и любимый, как всегда рядом — что может быть прекрасней? Они допили и пошли по общагам. Жили в разных, но Илья, как это завелось с начала институтской жизни, сначала провожал Нелли.

— Выбрала, где будешь проходить учебную практику? — спросил он. Нелли скинула легкий пиджак кремового цвета и осталась в юбке в тон, и белой майке. И чуть не замурлыкала от удовольствия, когда подставила плечи ласковым лучам солнца. Илья взял спутницу за руку и переплел свои пальцы с ее.

— Да, только не из предложенного списка. — Поймав удивленный взгляд друга, она продолжила, — помнишь, мы нашли щенка с перебитой лапкой? И отвезли его в самую недорогую ветклинику, потому что… а куда еще бедные студенты могли обратиться за помощью? — посмеялась она. — Я тогда разговорилась с врачом и та поделилась, что им катастрофически не хватает специалистов. Я сразу предложила свою кандидатуру в качестве начинающего ветеринара, и она с радостью приняла предложение. Так что вполне возможно, что моя учебная практика перерастет в производственную, — гордо закончила Нелли. Она широко улыбнулась, показав очаровательную ямочку на щечке, и взглянула на Илью. Его сине-серые глаза грозились выпасть из орбит:

— Ты с ума сошла? Это же самый неблагополучный район города! Ты хоть представляешь, что за контингент там шатается? А кого приводят в клинику, даже страшно представить!

— Именно поэтому у них жесткая нехватка кадров. Но я уверена, все эти страшилки про контингент и прочее, не более чем слухи. А приводят туда таких же нуждающихся в медицинской помощи зверушек, как и в любую другую клинику. Вспомни, помощь нам оказали квалифицированную. Даже больше — нам помогли найти песику хороших хозяев, хотя это не входило в обязанность врача. В знак благодарности за их бескорыстную доброту я и хочу помочь им, чем смогу.

— Но послушай, Нелли. Это же ездить на другой конец города. Ты уйму времени будешь тратить на дорогу! А вдруг с тобой что случится? Пристанет какой-нибудь пьяница?

— Нет-нет-нет. Даже слышать ничего не хочу! Я уже все решила! — немного капризно заявила та.

— Но я подобрал для нас высококвалифицированное заведение. Это федеральная сеть ветеринарных клиник. Ты только представь, какой уровень! И находится в самом центре.

— Отлично! Вот ты и будешь там.

— Уже нет. Я буду с тобой, — удрученно пробормотал Илья. Нелли остановилась, развернулась к нему лицом и взяла за обе руки.

— И не выдумывай. Мы пройдем ознакомительный процесс с нашей будущей профессией в диаметрально противоположных клиниках по финансированию и составу кадров. А потом обменяемся впечатлениями. Это будет колоссальный опыт! Мы убьем сразу двух зайцев! А за меня не волнуйся, я буду проводить там время с утра и до обеда. В эти часы все насильники и пьяницы отсыпаются после буйных ночей.

При этих словах Илья побледнел, а Нелли, наоборот, звонко рассмеялась столь повешенной чувствительности своего парня. Вообще, раньше он не был таким восприимчивым. Смеялся в лицо опасности, пусть даже и воображаемой, наравне с ней. Но с переездом его как подменили. Стал намного серьезней ко всему относиться и больше переживать за подругу. Словно возложил на себя ответственность за ее сохранность.

Напротив, девушку переезд окрылил еще больше. Она всегда чувствовала себя максимально комфортно под защитой отца и друга. Купалась в заботливом отношении мамы. Ее все баловали, холили и лелеяли. Чего бы она ни попросила, никогда не знала отказа. Носили на руках во всех смыслах. Позволяли чуть больше, чем сверстникам, и на многие проказы закрывали глаза. Ее можно было бы назвать избалованной капризулей, если бы не надлежащее воспитание.

И по большому счету сейчас ничего не изменилось: Илюша по-прежнему балует ее, приглядывает за ней и всячески уберегает от любых невзгод. Возможно, потому-то у нее и не развилось адекватное чувство страха, и она с легкостью согласилась помогать в столь «злачном» месте.

Она прильнула к любимому, обняла руками за шею и крепко поцеловала в губы.

— Не волнуйся за меня. Вот увидишь, все будет хорошо. Правда-правда!

Она взяла его под руку, легко и ловко перевела разговор в другое русло, и они отправились прогулочным шагом в сторону общежитий. Мимо ларьков роспечати. Мимо морозильных камер с мороженым. Мимо разворачивающихся шатров летних кафе. Мимо молодых семей, что вышли на совместную прогулку с маленькими детьми. Мимо стариков, что сидели на лавочках, укрываясь в тени деревьев от припекающих лучей солнца. Или играющих в шахматы. Или в шашки. Мимо площадки для выгула собак, где вовсю резвились четвероногие. Их хозяева бросали им палки и мячи, за которыми те гонялись с визгливым лаем и приносили обратно. Мимо уличных музыкантов, что разбавляли звуки улицы мелодичным звучанием флейты. Или разудалым пением гармоники. Или протяжной хрипотцой саксофона.

Глава 2

Они шагали по дорожке то обнимаясь, то переплетая руки и пальцы, и любовались друг другом. Всецело поглощенные, они не замечали никого вокруг. Нелли внимательно слушала, что говорил ей Илья. И он, в свою очередь, выслушивал до конца ответные реплики подруги, не перебивая.

Вдруг кто-то сильно толкнул Илью в плечо. Рюкзак, который висел на одной лямке, скатился вниз и не упал только благодаря хорошей реакции парня. Человек, очевидно, очень спешил и тоже ничего вокруг не замечал. Илья по инерции оттолкнул Нелли, и его возмутило скорее это, нежели собственные неприятные ощущения.

— Эй! Смотри, куда летишь! — возмутился молодой человек вслед наглецу. Он водрузил рюкзак на место и заодно поправил расстегнутую джинсовку.

— Сорян! Не спецом! — ответил парень, обернувшись.

— Ден, ты чего весь в мыле? — узнал Илья студента четвертого курса и покорителя женских сердец Дениса. Они жили в одном корпусе и неплохо ладили.

— Спешу на свидание. Привет, одуван! — подмигнул он Нелли и помчался дальше.

— Вот ведь Казанова ненасытный, — по-доброму проворчал Илья, а Нелли только улыбнулась и покачала головой, глядя на этого самого Казанову.

У подъездного крыльца они остановились, чтобы попрощаться. Илья нежно обнял девушку за талию и ласково привлек к себе. Они соприкоснулись лбами и потерлись носами.

— С нетерпением жду нашей ночи, — интимно понизив голос, сказал Илья, выделив интонацией одно слово. — Я забронировал отдельный домик на базе, чтобы нам никто не помешал. Попросил оформить спальню в романтичном стиле. Все будет именно так, как ты хотела.

— Я тоже очень этого жду. Правда, это так… волнительно, — смущаясь и чуть запинаясь, проговорила Нелли и закусила губку. Илья большим пальцем освободил закушенный участок плоти и мягко провел им по губам.

— Тебе не стоит ни о чем беспокоиться. Я обо всем позабочусь. Все будет в лучшем виде.

— Воркуете, птенчики?

— Здравствуйте, Людмила Ивановна! — хором поздоровались они с комендантом женского общежития.

Сухонькая и всегда улыбчивая женщина предпенсионного возраста, она обладала на редкость добрым нравом. Многое прощала, еще больше давала поблажек. Не замечала гостей, что оставались на ночь, и всегда уступала просьбам впустить опоздавших после закрытия дверей. Порой эту уступчивую черту ее характера принимали за слабость и бессовестно пользовались во вред последней.

— А вы чего не собираетесь? Все ваши гудят о предстоящих веселых выходных. Девчата так и вертятся перед большим зеркалом в холле, перемеряя наряды, — сказала Людмила Ивановна. Чтобы прибить пыль, она подметала крыльцо влажным веником, периодически опуская его в ведро с водой.

— А мы как раз обсуждаем детали, — честно признался Илья, а Нелли так и прыснула, зардевшись. Они еще постояли, тихо обмениваясь многозначительными фразами. Нелли теребила пуговицу на его джинсовке, поднимая смущенный взгляд из-под загнутых ресниц. Илья нежно гладил ее по плечам и спине, никак не желая расстаться с девушкой.

— Ну, все. Давай прощаться, — и Нелли первая прильнула к губам любимого в пылком поцелуе. Конечно, для подлинной страсти ей не хватало опыта, и ее поцелуй можно было назвать скорее суетливым, спешащим. Илья ответил спокойнее, сдержаннее. Одной рукой притянул к себе за талию, другой утонул в пушистом облаке волос на затылке, и углубил поцелуй. Нелли сразу подстроилась под его неторопливый ритм. Начала таять под нежным напором изысканной ласки. Расслабилась и отдалась неземным, всепоглощающим ощущениям. Прижалась к нему, впустила его язык к себе и дала насладиться своим. Тело Ильи чуть заметно напряглось, реагируя на близость и податливость подруги.

Пронзительный визг игравшей в футбол ребятни вернул их в реальность. Илья отстранился и немного сверху взглянул в затуманенные глаза возлюбленной, все еще крепко прижимая ее к себе. Улыбнулся одними губами, а взгляд напряженный.

— Скоро, милая. Обещаю.

Наклонил голову, быстро поцеловал ее в губы и отправился к себе. Нелли коснулась кончиками пальцев улыбающихся губ, мечтательно глядя ему в след. Затем развернулась и тоже пошла к себе. Поднялась по ступеням и в коридоре снова остановил ее голос комендантши:

— Хороший он парень. Сразу видно. Таких почти не осталось. Ты держись за него, деточка, тогда точно не пропадешь.

Нелли с улыбкой приняла наставление и пошла дальше. Соседок в их каморке не оказалось. Наверняка, тоже подбирают наряды. Нелли переодела строгий костюм на домашнюю свободную пижаму, и решила позвонить маме, пока в комнате тихо.

— Алё-алё! — раздался радостный и такой родной голос на том конце провода.

— Мам, привет. Удобно со мной поговорить? Ни от чего не отвлекаю?

— Привет, солнышко! Конечно, удобно! Ты же знаешь, я всегда жду твоего звонка! Ну, рассказывай, что нового произошло? Как год заканчиваешь?

Нелли подошла к окну и поставила одно колено на низкий подоконник, где соседки выращивали бархатцы и кактусы. Привалилась плечом на угол оконной рамы и рассказала обо всех последних новостях.

Мама, мама…

Ее мать была хорошей женщиной. Доброй, отзывчивой, ласковой и заботливой. Ей были присущи все те качества, которые так разительно отличают женщину-мать от молодой, еще не имеющей своих детей, девушки. Она была для Нелли и мудрой родительницей, к которой можно обратиться за советом в сложной ситуации. Старалась быть ей и другом, которому можно доверить душевные переживания, с которым можно поделиться чем-то личным, сокровенным. Могла составить Нелли достойную компанию для похода в магазин за обновкой в гардероб. Имея тонкое чувство вкуса, она могла безошибочно помочь дочери скомбинировать головной убор с шарфиком и перчатками. Или подобрать к обуви сумочку. А потом «обмыть» обновку в кафе вкусным десертом, как закадычные подружки. Мягко, но настойчиво подталкивала дочь к достижениям в учебе. Поддерживала ее начинания в музыкальной школе. Подбадривала, когда Нелли пробовала себя в чем-то новом.

Она всегда была внимательна и предупредительна. С ней можно было обсудить произведение классического писателя, коих она перечитала уйму. Нелли, подражая ей, тоже расширяла свой кругозор на литературном поприще. И они могли часами обсуждать поведение и действия героев, прогуливаясь или сидя в небольшой уютной кухне за чашечкой чая. Сверх того, она любила и изнеживала свою дочь, как только могла. Пожалуй, в своем потакании желаниям дочери она могла конкурировать разве что с ее отцом.

Но она выпивала…

Сначала только по праздникам. Но так делали все взрослые, это была норма. Потом она стала выдумывать поводы, пускай даже самые незначительные. А потом и в поводах нужда отпала. Она просто стала выпивать каждый день. Сначала только по вечерам. А дальше могла выпить бокал-другой и днем, а то и вовсе с утра, если день выдавался свободным. Затем, где бокал, там и вся бутылка, и так далее. Нет, она не становилась буйной, не устраивала истерик, не закатывала скандалов. Она вела себя мирно и дружелюбно. Могла прикорнуть, если вино возымело слишком сильное действие. Или, наоборот, заводила активную переписку или беседу по телефону. Отец частенько поддерживал ее. В будни по вечерам после работы «под ужин», а в выходные — «под обед». Мама вела себя вполне адекватно, но… она просто спивалась. Медленно и почти незаметно она скатывалась в бездонную пропасть тихого алкоголизма.

Нелли пробовала говорить с матерью. Сначала мягко, как бы намекая на ее пагубное пристрастие. Потом с упреком на губительное воздействие вина, которым она стала злоупотреблять. Но мама всегда легкомысленно отмахивалась, искренне утверждая, что у нее нет никакой зависимости, и она легко может отказаться от спиртного. Однако продолжала выпивать.

И Нелли стало, как бы это сказать… стыдно. Она стала неловко себя чувствовать рядом с мамой, когда та выпивала. И пусть даже между ними могла завязаться увлекательная дискуссия, набирающая обороты словоохотливостью мамы, подкрепленной выпитым вином, Нелли стала, как будто, стыдиться своей выпившей мамы перед нею же самой. Ее стало посещать гадкое чувство вины за то, что мама больше не может общаться с дочерью без того, чтобы не выпить. И необоснованно винила в этом себя. Она, Нелли, стала стыдиться своей же мамы. Перестала чувствовать себя комфортно в ее присутствии.

Неужели она сама не понимает, что спивается? Разве не замечает очевидного? Неужто самой не стыдно? Ведь, по сути, нет никаких предпосылок к алкоголизму. Она живет в достатке, в благополучной семье, рядом с любящим супругом. У нее крепкое здоровье для своего возраста, дочь, которой она может гордиться.

В конце концов, откровенные разговоры с мамой ни к чему не привели. Тогда Нелли нашла благовидный предлог уехать из отчего дома и жить отдельно. Она подала документы и поступила в учебное заведение в другом городе. А сдав экзамены на высший балл, она получила возможность обучаться бесплатно и обеспечила себя местом в общежитии. Разумеется, следом за ней отправился Илья.

Нелли сразу распознала в голосе мамы нетрезвые нотки. И снова ощутила укол неприятно-стыдливого чувства вины. Поэтому она не стала затягивать разговор, однако нашла в себе сила ласково, со всей дочерней любовью, попрощаться с матушкой.

Она прикусила уголок телефона, задумчиво глядя во двор. Состояние мамы — это самая веская причина нежелания ехать на каникулы в родной дом. Илья знал об этом, и вместе с Нелли искал выход из непростой ситуации. Ее мысли плавно перетекли на Илюшу.

Они и сами не заметили, как их дружба переросла в более близкие отношения. Уже вдали от родителей они испробовали вкус взрослой жизни, со всеми обязательствами и ответственностью. Тогда же они стали как будто еще ближе друг другу. В ту же пору между ними случился первый поцелуй. Не дружеский, а настоящий, взрослый, в губы. Это было столь непривычно, однако необыкновенно захватывающе. И они по обоюдному согласию стали считать себя парой. Только вот дальше поцелуев у них дело не заходило.

Когда-то, начитавшись романов о терпеливых рыцарях и возвышенной любви, Нелли идеализировала свой «первый раз». Естественно, поведала о своем тайном желании близкому другу. Тогда и он стал в курсе, что Нелли мечтает подарить свое тело одному-единственному, избранному. И непременно после свадьбы, чтобы пойти под венец чистой, неприкосновенной девой.

Время шло. Подростки взрослели, становились юношей и девушкой. Природа брала свое, и гормональные брожения одерживали верх. Илья давно не был девственником, и набирался опыта еще когда они просто дружили. Но Нелли берегла себя для суженого. А потом вдруг поняла, что ее суженный был послан ей Богом уже давно. Приставлен к ней, как ангел-хранитель, который с детства оберегал ее. Она словно раскрыла глаза и заново, по-другому, посмотрела на Илью.

Они решили повенчаться после окончания института. Но откладывать и дальше интимную близость не было желания ни у нее, ни, тем более, у него. Илья уже давно подготавливал любимую к этому шагу во взрослую полноценную жизнь. И предстоящий двухдневный отдых на туристической базе вместе с сокурсниками способствовал этому, как нельзя лучше. Так совпало, что ее день рождения выпадал на один из этих дней. Наверняка, Илюша предусмотрел и это, и подготовил ей настоящий праздник.

Нелли отняла телефон от губ, откинула голову и посмотрела на лазурное небо, улыбаясь. Легкая дрожь предвкушения пробежала по ее телу. Надо бы и ей принарядиться для любимого. И повинуясь сиюминутному порыву, она побежала разыскивать соседок по комнате, чтобы вместе с ними выбрать на завтра наряд.

Глава 3

Ден полулежал на своей кровати и небрежно зажимал телефон между ухом и плечом. Лениво пролистывал журнал «Maxim», пока плачущий девичий голос в трубке умолял его о помощи. Он слушал нехотя, вполуха, пока его глаза алчно ощупывали роскошные тела обнаженных моделей.

— Я не говорила родителям. Я боюсь. Они вышвырнут меня из дома. Ден, мне страшно! Что нам делать? — захлебываясь слезами, причитала девушка.

— Нам? — с ухмылкой переспросил он. — Детка, что значит нам? Это ты «залетела», значит и проблема твоя, — его мягкий с хрипотцой голос, который сводил девушек с ума, никак не вязался с этими убийственными по своему смыслу словами.

— Но, котик, мы оба знаем, что отец ребенка — ты, — пропищала девушка, давясь слезами.

Ден на секунду представил, как она, должно быть, безобразно выглядит в данный момент и поморщился. Распухшие глаза, красный, шмыгающий нос, темные от туши, проторенные дорожки слез на щеках, смазанная помада на кривящихся губах… фу! Мерзость! Хорошо хоть догадалась ему позвонить, а не прийти лично. И тем самым избавила его от неприятной картины. Вздумай она устроить ему истерику с глазу на глаз, он бы ударил ее, чтоб привести в себя. Или прогнал. Что было для него не впервой, ни одно, ни другое.

— Еще мы оба знаем, что ты легка на передок, детка. А мужской кодекс чести гласит: кто последний, тот и папа!

— Денис! Что ты такое несешь?! Ты был единственным! Я точно уверена, что беременна от тебя! По-другому и быть не может! Поэтому тебе и звоню, — срываясь на истерику, прокричала девушка.

Ден отшатнулся, когда фальцетные ноты резанули его слух. Телефон выпал, и он расслышал ее рев даже на расстоянии. Он еле подавил в себе желание нажать «отбой», потому что знал — этим разговор не окончится. А знал по опыту.

— Эй, детка, успокойся! И подумай здраво: ТЕПЕРЬ. ЭТО. ТВОЯ. ПРОБЛЕМА. И меня в это дерьмо не впутывай! У меня нет желания становиться папой. Даже в планах не было.

— Я понимаю, — девушка заметно снизила обороты, но всхлип не удержала. — Я тоже о таком даже не думала. Мы оба еще слишком молоды, чтобы становиться родителями. Еще не нагулялись, жизни не повидали. Да и учебу надо закончить. Это я все понимаю. Об одном только прошу, пупсик. Дай денег на аборт! — под конец она снова сорвалась на плач в голос.

— Да, откуда у бедного студента такие деньги? Ты хоть соображаешь, что говоришь? Таблеток, вон, каких-нибудь наглотайся. Или зелье свари. Наверняка, есть народные способы нетрадиционной медицины, которые могут тебе помочь, — почти весело проговорил Денис.

— Попроси у родителей. Ты сам говорил, что они при деньгах. Им тоже вряд ли нужен незапланированный внук, и они раскошелятся.

Она зашла на опасную территорию, и это стало роковой ошибкой. Обаятельный дон Жуан вмиг перевоплотился в озлобленного Барбосу. Он раздраженно отбросил журнал и сел, спустив ноги на пол.

— А теперь слушай сюда внимательно, сука ты тупорылая. Никаких денег я тебе не дам. Приплетать сюда моих предков даже не думай. Вякнешь хоть кому-нибудь, что я тебя обрюхатил — вышибу из тебя всю дурь! Собственноручно! Да так, что ты блевать будешь своими же кишками! Мне похуй, как ты избавишься от ребенка, хоть удавись вместе с ним! Только я здесь не причем, усекла?!? — в трубке слышались только сдавленные рыдания. — Не слышу?!?!!

— Д-д-да.

Девице удалось побывать в числе «избранных», кому Ден показал свое истинное «я». На заре отношений он всегда был внимателен и галантен. Но стоило надавить на него в плане ответственности за содеянное, он враз превращался в грубого подлеца и отъявленного негодяя.

Ден с удовольствием прервал связь и отбросил телефон на подушку. Ну, что за дерьмо? И почему все хорошенькие сучки непременно оказываются вопящими истеричками, когда дело выходит из-под контроля? Вот и эта Анжелика… или Ангелина? Не суть. Сначала тоже была страсть, как хороша: платиновая блондинка с нереально пышными формами для девчонки-первокурсницы. И на язык бойкая. А какие выкрутасы она проделывала с ним в постели — с ума сойти! И где, интересно, этому научилась?

А потом вот и эта «залетела». И надо сказать, не она первая. Кто знает, может где-то и родился его отпрыск. Только Ден сразу открещивался от отцовства, этого еще не хватало, и сразу, на корню, обрубал все поползновения в сторону предков…

Чёрт, да они его самого выперли из дома, потому что борзеть стал. Отправили учиться и жить в общаге, типа на перевоспитание. Ему диплом этот дырявый задаром был не нужен. А вот лишение непрерывного финансового потока от родаков слегка подкосило его самоуверенность. Но ненадолго. Благодаря природному обаянию и цепкому, изворотливому уму, он вскоре обзавелся выгодными связями и нужными знакомствами. Разумеется, связи с девками в это число не входили. Эти глупенькие создания с титьками созданы, чтобы ублажать любые его эротические прихоти. И сама природа наделила его такой красотой, что они слетаются, как мотыльки на огонь.

Ден ухмыльнулся, и движением головы откинул упавшую на глаза челку. Он снова развалился на кровати и взял журнал. Он был чертовски красив. Даже слишком. Настолько, что становилось страшно от его неправдоподобной красоты. Его светлые, волнистые волосы имели уж очень необычный оттенок. Его глаза были до необычайности синими, завораживающими. Скулы — слишком высокими. Нос — слишком правильным. Хитросложенные губы — слишком полными, манящими. Зубы — слишком белыми и ровными. Рост и телосложение — слишком идеальными. Что-то дьявольское было в его внешности. Казалось, от самого Люцифера — такое же манящее и пугающее одновременно. Вот эта его необычная внешность в купе с его хитроумным складом ума, а еще совершенным отсутствием совести и даже отдаленного понятия о чести и морали, позволили ему вращаться в нужных кругах и даже заработать «неплохую» репутацию.

В комнату вошли трое. Славик и Миха, заканчивавшие второй курс, что-то бурно обсуждали промеж себя. Стасян, однокурсник Дена, вошел последним с понуро повисшей головой. Не обращая внимания на первых двух, Ден сразу обратился к нему:

— Ты чё кислый такой?

— Делопроизводство завалил. Получил трояк. Трояк! Да как так-то?! — он схватил себя за и так всегда взъерошенные и торчащие во все стороны волосы в мученическом жесте. — Я был уверен, что хорошо подготовился! Бляха, да у меня даже производственная практика была по этому направлению! Я вдоль и поперек знаю этот предмет! Собаку на нем съел. И вдруг… такое…

— Да, ладно, чё ты паришься? Не завал ведь. Вот тебе не пох… — отмахнулся Ден, как от чего-то совсем ничего не значащего. И снова погрузился в эротический мир обнаженных тел. — Я даже не смотрел свою оценку. По-любасу, как-нибудь да вывезу, — с нагловатой ленцой добавил он.

— У тебя «отлично», — все также горестно известил Стасян, и плюхнулся на свою кровать, низко свесив голову. Посмотри он в этот момент на Дена, то успел бы заметить, каким злорадством вспыхнули его глаза из-под по-девичьи длинных и загнутых ресниц. — Сука! — вдруг он вспылил он так, что и второкурсники замолкли и уставились на него. — С этой долбанной «тройкой» меня лишат стипендии и выпрут из общаги, как не хрен делать! — в отчаянии воскликнул он.

— Подумаешь, беда, — равнодушно пожал плечами Ден и отвернулся.

— В том-то и дело, что беда, — тихо и обреченно обронил Стас. Потом немного помолчал и добавил, — мне негде жить. И не на что снимать даже задрипанную комнатенку в каком-нибудь бараке. Да и жить мне не на что без стипендии, — как-то совсем трагично закончил он.

— Харэ ныть! У тебя все лето впереди. Устроишься на работу, глядишь, и поднакопишь деньжат.

Ден закинул руку за голову. Поддернув штанину, он забросил ступню на колено согнутой ноги. Сделал вид, что погрузился в чтение журнала, всем своим видом показывая, что дальнейшие стенания друга ему не интересны. Хотя, как сказать друга?..

Это он, Ден, поменял их со Стасом работы, когда последним выходил из аудитории. Хотя он знал о нелегкой судьбе парня. Что родом тот из маленького шахтерского городка в Сибири. Что вырос в многодетной семье, перебиваясь в хлеба на воду. Что один из всех отпрысков сумел не только окончить школу, но и поступить на бюджет и уехать учиться. Ден также знал, случись что, и ему некому будет помочь. Именно поэтому парень так усердно учился, забивая на все вечеринки, не осмеливаясь прогуливать пары.

Однако все это не остановило его поступить так подло по отношению к бедолаге. Почему? Да просто повинуясь минутной слабости тщеславия. Просто уступая прихоти своей скотской натуры. Просто… да просто так.

Краем уха он зацепил разговор младших и заинтересовался им.

— Ну-ка, ну-ка. Чё за движуха у вас намечается?

— На базу сваливаем на все выхи.

— Это перед самой сессией-то?

— Да, — отмахнулся Миха. — Кто готов, тот и так все сдаст, а кто нет, так и эти пару дней не спасут. Я и говорю, — переключился он на Славика, — Илюха здорово подмутил. Отдельный домик забронил. Но там понятно, особая ночь, все дела. Только и мне не в прикол кувыркаться со своей у всех на виду. Надо разнюхать, может, остались еще незанятые?

— Намечаются глобальные потрахушки? — глумливо вставил Ден. — Что за «особая ночь»? Он что, девственности лишаться будет? Мальчик созрел?

— Не он. Нелли, — поделился Славик. — У них там своя романтичная история. Мы всех подробностей не знаем. Только то, что у нее там будет «первый» раз.

Вот все-таки мальчишки иной раз почище бабок базарных будут! Мало того, что свои секреты хранить не умеют, так еще и чужие всем растрещат.

«Ага, это девочка созрела», — сладострастно подумалось ему. Он по опыту знал, как это убойно — ломать целки. Не одна уже прошла через его руки. Вернее, кровать. Сначала они ломаются, никак не могут решиться. А когда уступают его обольщению, начинается самый смак. Крик боли, стоны и ёрзанье под ним, просьбы остановиться, слезные мольбы оставить ее в покое. Но он берет свое, яростно и безжалостно, удовлетворяя эгоистичное желание.

Он, было, приготовился углубиться в расспросы, подстегивая и распаляя свое больное воображение, но снова зазвонил телефон. Вот приставучая! Что непонятного ей сказал? Разве не доходчиво отправил ее на хуй со всеми ее траблами? Он взглянул на дисплей и все раздражение на предполагаемого звонящего улетучилось. И все похотливые мысли, как рукой сняло. Да что там. Земля из-под ног ушла. Вся реальность покатилась в тартарары. Он заметно побледнел. Трясущейся рукой взял трубку.

— Я приехал за долгом. Заметь, сам приехал, щенок ты паскудный. Через две минуты бабки должны быть у меня. Или тебе крышка. Время пошло, — и отключился.

Вот это он попал!.. доигрался, что называется. Макс слов на ветер не бросает. Нужно срочно искать выход из положения. Чертовски дрянного положения!

Ден подорвался, как ошпаренный, и побежал из общаги. Найти Макса! Сейчас же! Пока не случилось непоправимого! О деньгах потом подумает. Он выскочил во двор и стал искать самую пантовую тачку. Не нашел. Побежал в соседний двор женской общаги. Там заметил припаркованный Мерседес класса люкс и припустил к нему. Налетел на парочку:

— Эй! Смотри, куда летишь! — возмутился молодой человек вслед наглецу.

— Сорян! Не спецом! — ответил он, обернувшись.

— Ден, ты чего весь в мыле? — спросил Илья, второкурсник, со своей неразлучной подружкой.

— Спешу на свидание, — с издевкой бросил он. — Привет, одуван! — подмигнул Нелли и помчался дальше.

Макс говорил по телефону, когда Ден сел на пассажирское сиденье рядом. Тот не обратил на него ни малейшего внимания, продолжая выпускать струи дыма в приоткрытое окно. Этим своим пренебрежением он показывал, насколько неуважительно относится к такому франту, как Ден. Либо был крайне зол, что было бы гораздо хуже. Злить этого дьявола в человеческом обличии, верно, копать себе могилу.

Ден стал подергивать ногой, нервничая. Наконец, минут через десять томительного ожидания, Макс закончил разговор. Но не оглянулся на своего должника, а стал смотреть перед собой, лениво перестукивая пальцами по дорогой глянцевой обивке руля. Он молчал, и Ден не решался заговорить первым.

— Швырануть меня вздумал? — мягкий, на распев, голос Макса нарушил тишину салона.

— Конечно, нет! Макс, ты что?! Да я бы никогда!.. я даже не думал о таком! — скороговоркой выдал Ден, повернувшись к нему.

— Это хорошо. Выходит, ты не такой дурак, каким кажешься, — все также тягуче проговорил он столь откровенно унизительную реплику. — Тогда гони бабки и больше никогда мне не показывайся на глаза. Здоровее будешь.

— Понимаешь… тут одна закавычка вышла… у меня сейчас нет всей суммы, — замявшись, начал Ден. Вот тут Макс повернул к нему голову. Могущество в его горящих темных глазах заставляло прогибаться под него соперников и посерьезнее. Бедного студента просто размазало по сиденью. Он полоснул взглядом, полным холодной злобы и презрения. Будто лезвие к горлу приставил. У Дена дернулся кадык, и он торопливо продолжил. — Но деньги будут на следующей неделе! Клянусь тебе! Я достану всю сумму!

— Неужели?

— Да-да! Я… я возьму у предков. Они не откажут. По-любасу! Макс, дай мне еще немного времени, и я все верну! Все до копейки! — взвыл Ден.

Макс снова отвернулся. Лениво достал ее одну сигарету и прикурил. Каждое движение действовало на нервы. Парень реально взмок, ожидая вердикта.

— К следующей неделе накапают пени. 10%, — все так же обманчиво мягко, наконец, сказал Макс. — А пока думай, как можешь отблагодарить меня за небывалую доброту.

Ден стал суетливо соображать, пока кажущаяся флегматичность этого монстра в смокинге не лопнула, как мыльный пузырь. Бац! И в следующий миг заряженный ствол сдавит его яйца, и он взмолится, чтобы тот не спустил курок и не разнес их к чертям собачьим. Испуганный взгляд заметался в панике, перебирая все встречные предметы. И вдруг остановился на сладкой парочке. Илья обнимал свою кудрявую девку. В памяти всплыл недавний разговор.

— Что, если не я сам, а, скажем, девчонка? Доверчивая, простодушная целка. Все, как ты любишь.

Макс снова взглянул на Дена. На этот раз темные глаза хищно сверкнули.

— Уверен?

— 100%. Вот она, кстати, — и он кивнул на Нелли. Макс жадно ощупал ладную фигурку девушки через тонированное стекло автомобиля.

— Смотри, паскудник, обманешь — пущу твою задницу по кругу самых отъявленных глиномесов, — вялая, холодная улыбка выдавилась на губах Макса.

Глава 4

Они обговорили все условия сделки, и Ден вылез из машины, еле чувствуя ноги под собой. Еще сидя в салоне со светлой кожаной обивкой, он слышал свой же резкий запах пота. Чувствовал, как намокает ткань футболки и разъедает кожу подмышек. Ден даже своего влиятельного отца так не боялся.

Макс не спеша тронулся уже после того, как девчонка скрылась за дверями общежития. Наклевывалась весьма заманчивая перспектива провести веселый и непристойный кутеж в загородном доме. Его он приобрел специально для подобных случаев. Это было своего рода «гнездо», официально не принадлежащее Максу, и полученное им далеко не законным способом. Благодаря своему отдаленному и уединенному месторасположению, его выгодно было использовать для нелегальных махинаций. К примеру, тот разгул, в котором участвовал Ден, когда они устроили групповое изнасилование прехорошенькой практикантки из его универа. Компромат, разумеется, имелся у Макса, чем он и шантажировал теперь Дена. Страшно представить, какой разразится скандал, если правда о внезапном исчезновении преподши выльется наружу. Этот сосунок у него на крючке, и Макс может манипулировать им, как и сколько захочет. В этом и заключался его основной принцип жизни.

Он служил адвокатом. Со временем сколотил себе имя и стал пользоваться спросом у темных личностей, ведущих не совсем честные дела, но которые щедро оплачивали все издержки. Затем он обзавелся завидной репутацией беспроигрышного специалиста своего дела. Открыл частную адвокатскую контору и стал успешно прикрывать своим честным именем чужие грехи. Теперь к его услугам прибегали могущественные люди, проворачивающие откровенно грязные и незаконные дела, но которым требовалась квалифицированная защита со стороны судопроизводства. Вот тогда Макс уверенно занял свою нишу. Тогда к нему беспрерывным потоком полились взятки и контрабанды. И тогда же он ловко научился пользоваться информацией и связями в своих интересах.

Темная душонка этого сатаны трепетала от восторга! Теперь все дьявольски-садистские наклонности его извращенной натуры могли безнаказанно изливаться в пиршество греховных падений. Он без зазрений совести мог себе позволить устраивать пьяные оргии. А потом, мучаясь с похмелья, например, до смерти забить проститутку, что нечаянно попалась ему на глаза. Он мог запросто удовлетворить самые притязательные вкусы своих «нужных» гостей бесконечным разнообразием наркотических веществ. Разумеется, испробовав их предварительно на беспризорниках на предмет передозировки. От трупов он умело избавлялся, а выжившие навсегда «подсаживались» и становились на проторенный путь от наркозависимости до медленной мучительной кончины.

А однажды он продержал в неволе своего «гнезда» премилого мальчика. Сына одной клиентки, что не смогла расплатиться за дорогостоящие услуги Макса. Это был ребенок того нежного возраста, когда еще непоколебимая вера в добро не покинула его наивного мышления. Когда окрыленная детская фантазия еще не зажата рамками взрослой приземленной жизни. Когда доверчивое сердечко колотится чисто и свежо, не зная боли предательства и обмана. Не зная страха. Вот это-то бесхитростное, легковерное дитя он льстивыми обещаниями заманил в свое «гнездо».

Несколько недель кряду он издевался над своим пленником. Медленно вытравливал из его светлой души веру в людей, в саму жизнь. Выедал, высасывал из него чувства и эмоции, подлинная искренность которых присуща только детям. Он жестоко избивал его каждый день. Насиловал всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Морил голодом. Причинял адскую боль самым извращенным образом. И получал от этого истинное удовольствие гурмана, что наслаждается вкусом изысканнейшего деликатеса. Притом с удовольствием наблюдал, как постепенно угасает жизнь в хрупком, истощенном, измученном, окровавленном тельце.

На мальчика подали в розыск, но спустя некоторое время объявили без вести пропавшим и прекратили поиски. Его разъеденные кислотой останки так и не нашли.

Но особое, эдакое развратно-изощренное удовольствие он получал от девственниц. Наивысшим наслаждением для него было зверски их насиловать. Слышать их крики и мольбы о пощаде. У него аж привставал всякий раз, когда он вспоминал извивающееся под ним тело не знавшей мужчин девушки.

Предстоящую оргию он планирует разделить со своими партнерами по адвокатской конторе. Такими же жестокими растлителями в душе, как он сам. И с таким же безупречным лоском во внешности, как и у него самого.

Дорогой он набрал Тимура, и поехал к нему не в офис, как изначально предполагал, а домой. На дверной звонок ему открыла сногсшибательная брюнетка с голливудской улыбкой. В ней было идеально все: от совершенной фигуры до подобострастно-расчетливого взгляда. Макс знал эту блажь своего компаньона. С тех пор, как у того завелись шальные бабки, он нанимал себе в домработницы элитных проституток. Причем менял их раз в несколько дней. И требовал от них беспрекословного выполнения любых его капризов. И эти все понимающие марионетки, с холодно развращенным умом и извилистой темной душой принимали правила игры за баснословно щедрую оплату.

Вот и сейчас на длинноногой, пышногрудой модели кроме туфель на шпильках и чулок больше ничего и не было. Она поприветствовала его со всей нежностью и почтительностью, кои ему причитаются. Проводила его в одну из десяти комнат пентхауса, где расположились Тимур и Юра — два его ближайших соучастника как адвокатских, так и нелегальных дел.

— Какие люди? И без охраны? — вместо приветствия воскликнул Юра.

Он сидел голый, если не считать обмотанного вокруг бедер белого махрового полотенца, не белом кожаном диване. Его ноги по щиколотку утонули в позолоченном глубоком блюде, от которого поднимался пар и благоухание. Над одной его рукой с маникюрными ножницами и пилочкой для ногтей трудилась блондинка в красном кожаном белье. Другая рука, обмотанная белым полотенцем, судя по виду мокрым и горячим, покоилась на подлокотнике. Тимур в подобном облачении сидел недалеко, заложив ногу на ногу. Эти чистоплюи затеяли себе спа-процедуры прямо в разгар рабочего дня.

— Какими судьбами, Макс? Говорил, поедешь на встречу, а то бы присоединился к нам, — криво, одной стороной рта, улыбнулся Тимур.

Перед ним прямо на полу, на светло-сером паркете, подогнув под себя ноги, сидела девушка с огненно-рыжими дредами. Она кропотливо обрабатывала его пятку средствами для педикюра. Вместо одежды все ее тело было перетянуто черными кожаными ремешками с шипами и кольцами. Она сидела спиной к вошедшему, но зная необычные вкусы Тима, можно безошибочно угадать, что она вся исколота пирсингом, как булавочная подушка.

— Хоть кто-то же из нас должен работать, чтобы обеспечивать вас высшими профессионалами своего дела, — саркастически хмыкнул Макс. Скинул пиджак и небрежно бросил его на спинку кресла. Ослабил галстук, расстегнул манжеты рукавов рубашки и закатал их. Сел в кресло напротив партнеров и окликнул неформалку. — Эй, рыжая! Не там мусолишь! Так всю молодость продрочишь!

Девушка с дредами обернулась и дерзко показала ему язык с раздвоенным кончиком и ровным рядком шариков пирсинга до основания. Проколоты были брови, нос, губы. Даже на лбу и щеках поблескивали металлические шарики. Ну, как есть — фрик. Полностью во вкусе Тима.

— Не фыркай. Мы только дело провернули. И удачно. Можем и кайфануть, — одернул его Юра. С его раздражительным и заносчивым характером было сложно уживаться даже самым близким, знающим его людям.

Он прав. Именно поэтому Макс приехал пригласить приятелей кайфануть в загородном доме. Они заслужили. Чисто провернули сделку на миллиард баксов. Как тут не отметить? Тем более, зная, что их пристрастия мало чем отличаются от его собственных. Разве что пожестче, поразвратнее. Их надо периодически баловать «вкусняшками», чтобы они и впредь продолжали верно служить общему делу.

И Макс рассказал им о своем предложении. А пока рассказывал, та самая брюнетка, что встречала его, поставила перед ним на низенький столик бокал виски и холодные закуски. Принесла и подготовила сигару. И так намозолила глаза своим видом, что Макс поневоле возбудился.

Он кончил говорить. Пока приятели обдумывали его слова с плотоядным выражением на мордах, брюнетка спросила его в самое ухо, намеренно задевая губами, обдавая жарким дыханием:

— Могу я что-нибудь еще для вас сделать?

Он повернул к ней голову. Холодно улыбнулся и провел костяшками пальцев по идеально гладкой коже щеки. Затем неожиданно и резко дернул за волосы, заставив ту упасть перед ним на колени. Рванул молнию на брюках, высвободив член. Вогнал ей глубоко в глотку и держал так, закатив глаза от удовольствия, пока она не стала задыхаться и вырываться.

Глава 5

Нелли еще с вечера обуревало радостное возбуждение. Она не без помощи подружек подобрала наряд. Утром первая соскочила до звонка будильника и облачилась в желтое приталенное платье в крупный белый горох. Также же лентой повязала волосы и надела балетки на мягкой подошве. Собрала необходимые вещи, получился небольшой чемоданчик. И стала поторапливать соседок по комнате, с которыми вместе ехали. Они мало того, что проспали, так еще и собирались еле как. Не имея ни сил, ни выдержки усидеть на месте от волнения, Нелли решила попить чаю. Второй раз. Она взяла чайник и отправилась в общую кухню налить воды.

— Ой! — в коридоре она больно столкнулась с налетевшим на нее Деном, кажется, опять куда-то спешившим.

— Тебя-то я и ищу! — обрадовался он.

— Неужели? — Нелли скептически приподняла бровь, потирая ушибленный бок.

— Ты в курсе об изменениях в ваших планах? — глаза его необычайно сильно блестели, и он слегка задыхался, будто и впрямь бегал, ища ее. Совершенно не свойственно ему. Нелли качнула головой:

— Просвети?

— Илюха сюрприз тебе готовит… или что-то в этом роде. Я не знаю. Это ваши детские шалости. Короче, он попросил отвезти тебя к нему в одно место. А оттуда уже вместе с ним двинете дальше, — он прислонился к стенке и засунул большие пальцы в передние карманы джинсов. Слегка откинул голову назад и смотрел на нее свысока и нагловато из-под полуопущенных век. Этакий мачо с налетом засранства. Вот теперь Нелли узнавала в нем настоящего Дена. Только она от этих уловок не таяла, в отличие от большинства девушек.

— Ну, хорошо. Когда поедем?

— Сейчас.

— Ладно. Только вещи возьму. И девчонок предупрежу.

— Поторапливайся. Жду в машине. Знаешь мою тачку?

— Кто ее не знает? — уже на ходу бросила Нелли. Она почти побежала обратно, окрыленная неожиданностью. Милый, милый Илюша! Она так и знала, что он подготовит что-то особенное к ее юбилейному дню рождению.

— Девчонки, езжайте без меня! Я поеду… — начала она еще в коридоре и осеклась, увидев, что в комнате никого нет. Ладно. Отправит смс по дороге. Поставила чайник на место, схватила вещи и понеслась навстречу приключениям!

Погода стояла такой же ясной и теплой, как накануне. Они ехали в машине, и Нелли щурилась от солнечных бликов, не имея привычки носить темные очки. Она витала в облаках. Пребывала в мечтах и строила догадки, что же приготовил ей любимый и как сложится их первая ночь вместе. Она совсем не следила за дорогой. Если честно, и не зная, в каком направлении ехать. И даже не сразу заметила, что Ден начал как будто нервничать. С кем-то переписывался по телефону и барабанил пальцами по рулю после каждого полученного ответа.

— Опаздываешь на очередное свидание? — подколола его Нелли. Ден кинул на нее насмешливый взгляд:

— Много будешь знать — скоро состаришься.

— Ой ой! — скривила она ироничную моську в ответ. Дальше ехали молча под музыку из магнитолы. Проехали насквозь какой-то коттеджный поселок. Затем по узкой извилистой лесной дорожке выехали к одиноко стоящему дому, окруженному вековыми соснами.

— Ого! — не смогла удержать удивленный возглас девушка при виде столь роскошного особняка. — Это здесь меня ждет Илья?

— Ага, держи карман шире! — осадил ее Ден. — Мне забрать тут кое-что надо. Пошли. Делов на пять минут.

— Лучше я в машине тебя подожду, — заупрямилась Нелли.

— Пойдем, говорю. Хочешь, что тебя волки съели? Мне совсем не улыбается потом везти твои останки.

Не сведущая в этих дела Нелли испугалась не на шутку и поспешно вышла за приятелем. Плотно стоявшие деревья своими кронами загораживали солнце, нагоняя вечную тень. От того было сумрачно и прохладно. И, казалось бы, совершенно не к месту, и не понятно как здесь очутившись, возвышался огромный особняк из белого камня. Ден смело пошел к парадной лестнице, словно был здесь не первый раз. Однако Нелли робела.

— Пошевеливайся! — поторопил он уже у самых тяжелых дубовых дверей. — Сама же время тянешь.

Нелли бабочкой вспорхнула на крыльцо, утопая в толстом ворсе ковровой дорожки бордового цвета. Дверь оказалась не запертой. Ден уверенно вошел, как к себе домой. А может здесь живут его родители? Нелли слышала, что он из богатой семьи. Она зашла следом.

Величие особняка снаружи было лишь прелюдией к той роскоши, что оказалась внутри. Все представшее перед ней пространство было выдержано в белых тонах. С высокого потолка свисала невероятной красоты хрустальная люстра и переливалась всеми цветами радуги. На белом мраморном полу лежали выделанные медвежьи и волчьи шкуры. Сбоку стоял шкаф из красного дерева, рядом трюмо с зеркалом и пуф. Широкая лестница из белого мрамора, украшенная позолотой и резными перилами, разделяла особняк на две части и вела в верхние апартаменты. Откуда-то доносилась музыка, но на таком непонятном для Нелли жаргоне, что та не сразу поняла, что песня звучит на русском языке.

Ден, не разуваясь, пошел в левую часть дома. Нелли осталась стоять у двери, пораженная величием убранства. Да, пожалуй, она подождет его здесь. Уж здесь-то точно никакие волки ее не съедят.

Вдруг в холле показался мужчина. Приятной наружности, среднего роста, но довольно подтянутый, он неспешной походкой зашагал к ней, приветливо улыбаясь. Нелли тоже улыбнулась, но не столько в ответ, а сколько забавляясь его внешним видом. Строгим и халатным одновременно. Он был одет в брюки, белоснежную сорочку и галстук. Даже неопытным взглядом можно сразу и безошибочно определить, что вещи очень дорогие и качественные. Только сорочка была выпущена из брюк сильнее, чем носят обычно, предлагая носителю больше свободы. Рукава сорочки закатаны до локтя, а ворот расстегнут на несколько пуговиц. Ослабленный галстук ненужной вещицей болтался как-то сбоку. Загорелая кожа мужчины резко контрастировала с ослепительной белизной сорочки. И еще ярче блестела массивная золотая цепь и перстень на левой руке. Но больше всего умилило Нелли то, что мужчина был босой. Это придавало ему особенный шарм и беззащитность в то же время. Он подходил к ней плавной, бесшумной походной. В руке держал низкий бокал с янтарной жидкостью.

— Здравствуй, красавица. И что ты, как бедный родственник, пороги обиваешь? Почему не проходишь?

— Спасибо, но я здесь Дениса подожду. Мы сейчас поедем.

Сначала ей подумалось, что это его отец. Но мужчина подошел поближе, и Нелли разглядела, что он довольно молод. Во всяком случае, чтобы иметь такого взрослого сына.

— Этот еще не скоро освободится. Что-то, то ли потерял, то ли найти не может. Короче, ищет. Так что проходи, не стесняйся.

Он ласково приобнял Нелли за плечи и неумолимо повлек за собой слегка упирающуюся девушку. Он даже не дал ей разуться.

— Денис сказал, у вас намечаются праздничные выходные за городом? Вот это классно! Помню, когда сам был студентом, такие вечеринки закатывали — мама не горюй! Самая веселая пора была! Сейчас вкусы поменялись. Возможности тоже. И другие развлечения стали увлекать.

Пока он говорил, привел девушку в просторную залу, откуда сам недавно вышел. По центру стояло два шикарных дивана в коричневой кожаной обивке, повернутых друг к другу. Между ними стол, богато накрытый яствами и выпивкой. За одним из диванов возвышался камин из грубого камня, сейчас не затопленный. Высокие окна были задернуты плотными темными шторами. По периметру комнаты горели бра в позолоченных каркасах. Другую часть комнаты Нелли не успела рассмотреть — мужчина не позволил. Он галантно, все так же направляя за плечи одной рукой, подвел ее к дивану. На противоположном сидел еще один мужчина. Дениса не было.

— Ба! Да у нас еще гости! Чудесно, чудесно! Проходим, не задерживаемся! — громогласно известил он, походу, всю округу. Хлопнул ладонями и потер ими друг об друга. — Чего тебе налить? Шампанское, вино или что покрепче?

— Спасибо, но мне ничего не нужно. Я жду Дениса.

— Да ладно тебе. Расслабься. Мы тебя не обидим, так ведь, Макс? Садись. В ногах правды нет, — белозубо улыбнулся мужчина. Посмотрел на нее в упор. Его светлые глаза холодно блеснули. Нелли снова почувствовала давление на плечи и, повинуясь ему, подошла к столу и села. Хотела обернуться в поисках Дениса, но ее провожатый — Макс — сел вплотную к ней, загородив собой весь обзор. Ей всунули в руки высокий бокал с игристым вином и чокнулись.

— Ну, за знакомство! Тебя как зовут?

— Нелли.

— За тебя, Нелли!

Этот другой, такой шумный и громкий мужчина, был, впрочем, таким же приятным и ухоженным на вид. Тоже в дорогой одежде, но в более прибранном ее состоянии. У Макса волосы были темные с серебристыми ниточками седин, как она успела рассмотреть, сидя рядом с ним. А другой, Юра, как назвал его Макс, обладал роскошной светлой шевелюрой и водянистыми серо-зелеными глазами. На вид им обоим было не больше сорока лет.

И вдруг они стали вспоминать промеж себя свою молодость, свои студенческие вечеринки. Словно Нелли была званными, но слегка припозднившимся гостем. И все только ее и ждали. Теперь же можно продолжить досужую беседу. Ее как-то так сразу погрузили в свой узкий круг приятелей, даже не спрашивая ее саму, надо ли ей это.

— Позвольте, я все-таки поищу Дениса. Нам действительно пора ехать, — робко пролепетала она, смущенно улыбаясь и отставляя бокал.

— У тебя прелестная улыбка, ты знаешь? — Макс чуть коснулся ее щеки. Нелли улыбнулась шире, показав ямочку, и посмотрела в теплые, цвета горького шоколада, глаза мужчины.

— Да, мне говорили. Спасибо. И все же я пойду, — она скользнула щекой по его пальцам, отворачиваясь.

— А если мы тебя не отпустим? — тихо и вкрадчиво спросил Макс. Его мягкий голос убаюкивал. Рука незаметно переместилась на шею. Теплые пальцы стали приятно поглаживать, усыпляя бдительность.

— Как не отпустите? Зачем я вам? — почти весело переспросила Нелли, искренне недоумевая. И чем она, малолетняя студентка, смогла заинтересовать этих импозантных мужчин?

— Скажем, понравилась мне, — темный взгляд Макса с легким прищуром приковывал, бархатный голос ласкал слух. Нелли покачала головой, широко и открыто улыбаясь, почти смеясь.

— Да ну вас. Скажете тоже.

— Не веришь? А зря. Я бы познакомился с тобой поближе, — его рука переместилась ниже. Ладонь легла на лопатки, потом спустилась на поясницу. Нелли почувствовала неловкость.

— Право, не стоит, — она отодвинулась на диване за пределы его досягаемости. Он отпил из своего бокала, не спуская с нее пленительных глаз.

— Я тебя пугаю?

— Нет, но…

— Я тебе неприятен? Отталкиваю тебя внешне?

— Нет, что вы.

— Тогда зачем уходить?

Этими вопросами он загнал ее в тупик, провоцируя либо солгать, либо открыть свои секреты. Врать она никогда не любила, поэтому сказала прямо:

— Меня ждет мой парень. Мне очень надо к нему ехать. У нас сегодня… особенный вечер.

— И по какому поводу? — все не унимался ее обольститель.

— У меня день рождения.

— О! За это надо выпить! — прокричал другой мужчина, про которого Нелли уже забыла. Он развалился на диване и с интересом наблюдал за ними, но сейчас снова подал голос и поднял бокалы. Нелли пригубила и решительно встала.

— А теперь прошу простить меня. Рада была с вами познакомиться… — она на секунду замялась, припомнив, что ей они так и не представились, — всего доброго!

Чувствуя легкую дрожь волнения, они прошла мимо Макса и направилась к выходу. Но внезапно дорогу ей преградил другой мужчина, взявшийся из ниоткуда прямо перед ней. И снова не Денис.

— Куда это мы спешим, принцесса? — хрипловатым баском поинтересовался он и впился в нее черными угольями своих глаз.

Холод ужаса пробежал по ее спине. Смутное предчувствие грозной, неминуемой беды пронеслось в голове. Она стала медленно отступать назад, мимо дивана, под прицелом трех пар незнакомых глаз.

— Во время ты вернулся, Тим, а то бы все веселье пропустил. Девчонка шустрая оказалась. Все сбежать норовит. А сама ни выпила, ни поела. Не уважила хозяев, одним словом! — возмутился громогласный Юра и подал наполненный бокал на немую просьбу вновь вошедшего.

— Где Денис? — на полном серьезе спросила Нелли.

— Ходил дверь за ним закрывать. Все, нет твоего дружка. Уехал он. Исчез. Испарился. Тю-тю, — глумливо ответил Тимур.

— Не правда. Он не мог без меня уехать. Он должен отвезти меня к…

— К нам он тебя должен был привезти. И привез. Все, забудь о нем, — резко перебил Юра. — Хватит дуру из себя корчить. Типа ты не догоняешь, чё происходит.

Но Нелли действительно не понимала. Она продолжала пятиться. Переводила испуганный взгляд с одного красивого лица на другое. Только сейчас эти лица стали искажаться безобразно-издевательским выражением.

— Ч-то вам от меня надо? — запинаясь, промямлила она.

— «Что вам от меня надо» — передразнил он же. — А ты пошевели мозгами, курва бестолковая, может сама и допрешь.

Что происходит? Нелли отказывалась верить всему происходящему. Как могли эти взрослые, интеллигентные на вид мужчины прямо на глазах превратиться в наглых, грубых животных? Она их видит впервые в жизни. Что им нужно от нее? Вряд ли она успела им дорогу перейти.

Ей на глаза навернулись слезы. Стало по-настоящему страшно. Где же Денис? Неужели он, правда, уехал и оставил ее одну? Нелли натолкнулась на препятствие. Быстро обернувшись, она увидела исполинских размеров кровать. Всхлип ужаса и отчаяния вырвался из сдавленного горла.

— Ну, что? Поняла? А теперь раздевайся и ложись в кроватку. Будешь умницей, и мы не причиним тебе боли. Сильной. А будешь послушной, так еще и поблагодарим, — все также хрипловато проговорил Тимур и улыбнулся одной половиной рта. Он блефовал. Это знали все. Он играл с ней, как кот с пойманной мышью перед тем, как съесть.

У Нелли стали сдавать нервы. Она вдруг прыснула и рассмеялась громким, истеричным смехом. Поднесла ладонь к груди и согнулась от смеха.

— Это все шутка, да? Розыгрыш? Ха-ха-ха, очень смешно! — утирая слезы, с трудом выговорила она. Но никто не поддержал ее веселья.

— Ты видишь, чтоб кто-то смеялся?

— Да зачем вам я-то? Одного понять не могу. Вы… посмотрите на себя! Да за вами женщины, должно быть, толпами бегают. А если нет, то, я уверена, вы можете себе позволить купить любую. Или снять. Или… как это называется?

— Верно. А знаешь, кто ценится на рынке секс-услуг выше всего? Девственницы, — вкрадчиво сказал Тимур. Они с Юрой стали медленно приближаться к ней с разных сторон. Макс пересел так, чтобы видеть их.

Нелли стала торопливо соображать, как ей выпутаться. Эврика! Она собрала остатки воли в кулак. Вспомнила все навыки актерской игры, которые когда-либо пригождались ей в жизни. Переступила с ноги на ногу и подбоченилась.

— Я правильно догадалась, что вы с чего-то вдруг взяли, что я и есть та самая девственница? — она скептически заломила бровь и позволила наглой усмешке исказить рот. Мужчины, было, в нерешительности приостановились, но затем двинулись на нее дальше. — Э-эй! Ребята! Опомнитесь! — она расхрабрилась так, что пощелкала пальцами по воздуху перед глазами. — На дворе двадцать первый век! Да вы хоть знаете, в каком возрасте сейчас девушки девственности лишаются? Да у меня еще в школе было столько парней, что пальцев обеих рук не хватит пересчитать! Ау!

— В смысле? — глуповато переспросил Тимур.

— Да брешит она. Уловки это все! — Юра не повелся на ее россказни.

— А вот и нет! Обманули дурака на четыре кулака! Вы думали, Ден вам нетронутую девушку доставил? Это в двадцать-то лет нетронутую? Вы сами-то в это верите? Я с парнем уже несколько лет встречаюсь. Вы думаете, у нас платоническая любовь? Вы всерьез полагаете, что молодой, здоровый парень откажется от секса с любимой девушкой? И ради чего? Второго пришествия?

Нелли опять засмеялась, да так убедительно, что мужчины таки остановились в нерешительности. Переглянулись. И вдруг Юра, обладающий самый взрывным темпераментом, со всей силы швырнул бокал. Тот пролетел через всю комнату и разбился об стену, оставив пятно.

— СУКА! — взревел он. — Мелкий ублюдок удумал наебать нас!! Сучара поганый! Да я его живьем в землю закопаю!! — так и распалился он, тут же позабыв о девушке.

— Такой кайф нам обломал, паскудёныш! — вторил Тимур, но свой бокал бросать не стал. Уставился на Нелли брезгливо так, как на болотную пиявку. — Ну, и чё нам теперь с ней делать? Нах… она нам нужна?

— Дичь она порет. По глазам вижу. А вы оба повелись, как лохи малолетние, — послышался мягкий и до безобразия невозмутимый в столь щекотливой ситуации голос Макса.

Нелли посмотрела на него. Тот сидел, вольготно развалившись на диване, и не спускал с нее расчетливо-проницательных глаз. Долгая выслуга в адвокатской сфере научила его тонко чувствовать людей. Он мог определить степень искренности человека, а так же, как далеко он зашел в своем вранье. Он прекрасно разбирался в психологических аспектах, что позволяло ему выводить человека на чистую воду. Вот и сейчас. Девчонка, конечно, постаралась устроить весьма правдоподобный концерт. Даже его напарники повелись. Но только не Макс. Этим его не проведешь.

Он поднялся и стал медленно, с кошачьей грацией опасного хищника, все также неслышно, подходить к ней. Нелли почувствовала себя загнанной в угол. Ее бросило в жар. Сердце застучало быстро-быстро. Ладони взмокли, а глаза заволокло паническим ужасом.

— Да я же вам еще раз говорю, сейчас девственниц днем с огнем не сыскать! И я не исключение! — она снова попыталась завести свою шарманку, но голос предательски дрогнул. Это заметили все. Настроение разом поменялось. Сам воздух вокруг завибрировал от накала животной похоти.

— Тогда чё ты ёрничаешь? Легла и раздвинула ноги! Одним больше, одним меньше — от тебя не убудет, — озлобленно гаркнул Юра так, что Нелли затошнило от неизбежно надвигающейся опасности.

— Где один, там и три. Невелика разница, — издевательски поддакнул Тимур.

Слезы страха навернулись на ее глаза:

— Пожалуйста… не надо… — пискнула она. Отступать было некуда — сзади припирала кровать.

— Другой базар, — низко рыкнул Макс. Он оказался неожиданно ближе всех. Выкинул руку и схватил Нелли за шею, стиснув до боли. — Давай, сучка. Кричи, вырывайся. Сделай папочке приятно, — прошипел он, и глаза его засверкали, как у дикого зверя.

Он с силой толкнул ее, и она упала на кровать навзничь. Рядом, как по команде, возникли его сторонники. Распяли Нелли за ноги и за руки, и пригвоздили к месту. Неописуемая паника завладела ею. Испуг вытеснил из головы все мысли. Она начала биться, как в агонии, сама не понимая, что тем самым только помогает насильникам срывать с себя одежду. Платье повисло рваным тряпьем. Лифчик разорвали, трусики давно стащили.

— Давай, вырывайся! Громче кричи, сильнее! Ори во всю глотку! Мне нужен твой ужас! — распалял ее Макс. — Не отворачивайся, сука! Смотри на меня! Смотри, кто тебя будет драть! — шипел он ей в лицо. Уже стаскивал с себя брюки, возбудившись неимоверно от такой прелюдии. Стал вонзаться в ее бьющееся тело. Сухо. И до невозможного тесно. Он проталкивал себя все глубже и глубже, пока полностью не протаранил ее до конца.

Нелли себя не помнила от ужаса. Она рвалась и билась во все стороны. Слезы без остановки текли из глаз. Она кричала о помощи, взывала одуматься, умоляла прекратить. Но приближение неизбежного насилия липкими клешнями впивалось в горло и душило. Между ног появился дискомфорт. Он быстро усиливался и превращался в настоящую физическую боль. Сквозь завесу паники она поняла, что это. Ей хотелось вытолкнуть его из себя и прекратить эту муку. Оттолкнуть прочь. Боль становилась невыносимой. Он все ей там разрывал. Она надрывалась от крика нестерпимой боли. Еще толчок — и ослепительная вспышка затмила разум, провалила Нелли в спасительное забытье.

Хлесткий удар по лицу привел ее в себя.

— Включайся, сука! Я с тобой еще не закончил! — прикрикнул Макс. Нелли почувствовала привкус железа во рту. Мужская рука грубо сжала ее щеки, повернула голову к себе. Рот приоткрылся, из него потекли слюни вперемежку с кровью. — Вот так. Сюда смотри.

А Нелли ничего не видела. Слезы застилали глаза. Агонизирующая боль сковывала разум, притупляла всякую восприимчивость. Кровь текла отовсюду. Промежность горела адским пламенем. В ней будто орудовали напильником. Боль была такой невыносимой, что она забывалась, проваливалась в кромешную тьму небытия. Но новый, сильный удар приводил ее в чувства. И весь кошмар начинался по новой…

Макс, тяжело дыша, поднялся с бесчувственного тела. Холодно посмотрел на ужасающей величины пятно крови на простыне. На кровавое месиво на ее хорошеньком личике. И кровожадный оскал исказил его лицо:

— Веселье только начинается.

Глава 6

— А помнишь ту белобрысую? Вот там был рот так рот. Самый что ни на есть рабочий. Аж яйца заглатывала.

— То-то ты орал, как бешеный, что глотку ей продырявил.

— Я реально офигел. А еще под *** был, там, что только не причудится.

— Да, ты тот еще извращуга со стажем. Меня вставила рыжая, помнишь? Анальщица знатная. Как мы ее в два смычка в один анус? Уффф… вот это способность.

— И это ты меня называешь извращугой!.. ну, что там наша дюймовочка? Очнулась? Мы ее не спать, так-то, сюда привезли.

Голоса словно издалека, неясно и неразборчиво, доносились до слуха Нелли. Она лежала на спине на той же кровати, с раскинутыми по сторонам ногами и руками. Разбитые губы ныли. Музыка звучала громче. Воздух был тяжелый, спертый. Прокуренный. Она несмело приоткрыла веки и тут же зажмурилась от резкой боли: чья-то рука грубо схватила за волосы и протащила к краю кровати, перевернув на живот.

— Ну-ка просыпайся, дрянь! Пора за работу!

Голову рванули вверх, вынуждая опереться на локти. Пальцы вдавились в щеки, открывая рот. За волосы дернули назад. И прямо перед лицом замаячил эрегированный фаллос. Она не успела сделать вдох, как гортань заткнули, словно пробкой, толстым, мясистым и дурно пахнущим членом. Хотела отшатнуться — не позволили. Тогда она приподнялась на руках, выгибая, удлиняя шею. Вот-вот сможет сделать вдох.

— Вот так. Догадалась, — довольно протянул голос сверху и его обладатель еще глубже протолкнул член ей в рот. Языком она почувствовала волосатую выпуклость. «Яйца», — с отвращением поняла она, теряя сознание от нехватки кислорода.

— Дыши, блядь! Что тебя, всему учить надо?

На миг он отстранился. Но только затем, чтобы снова в нее углубиться. Нелли подтянула под себя ноги и уперлась ладонями в матрас, вырываясь, отдаляясь от мучителя. Разбитые губы лопнули. Из них снова просочилась кровь. Теперь его резкий, специфичный запах смешивался с запахом крови, слюны и страха.

Она научилась дышать. Как бы ни было противно, инстинкты выживания взяли свое. Где-то глубоко в горле раздавались хлюпающие звуки, доводящие насильника до экстаза. Ее стошнило. Прямо на него. Рвота стекала по его ногам, капала на спущенные брюки.

— Ах ты, сука! — от удара ее отбросило в сторону. Голова закружилась. Кто-то глумливо заржал. Теперь она лежала на спине. Сокрушенная. Сломленная. И через силу принимала в рот, облеванный ею же самой склизкий, вонючий член.

Она больше не вырывалась. Не было сил. Глаза бесцельно шарили по полу — лишь бы не смотреть на него. Зацепились за ленту, что связывала волосы, а теперь валявшуюся на полу. Так и смотрела на нее. Отстраняясь от происходящего ужаса. Сожалея, что не может отключиться.

* * *

Ей так и не дали забыться. Удовлетворенный Юра пошел смывать с себя ее рвоту. Она перевернулась на живот и свесила голову. Открыла рот и позволила липкой сперме самой вытечь. А сзади к ней уже пристраивался Тимур. Видимо, они все решили урвать свой кусок пирога за один раз.

Он избавил Нелли от остатков одежды. Поставил на четвереньки. Ослепляющая боль вырвала душераздирающий вопль из истерзанного горла. Она отшатнулась вперед, но он удержал ее на месте. Слезы градом покатились по щекам. Каждый мускул напрягся до предела. Воздух часто и неровно просвистывал сквозь сжатые челюсти. Острая, режущая боль в заднем проходе чуть не лишила ее разума. Он вышел, и зашел в нее еще глубже. Что-то приговаривал, но Нелли, потрясенная болью, уже ничего не соображала. Он пробивался в нее глубже и глубже, раздирая ее пополам. К окружающему смраду прибавился запах фекалий.

Растерзанная физической болью Нелли дошла до точки апатии. Руки ослабли. Она упала на локти. Свесила одуревшую голову. Безразлично смотрела, как кровь, ЕЕ кровь, капля за каплей, падает на простыню. И пятно медленно увеличивается. В то время как Тимур, надсадно кряхтел и пыхтел, убыстряя свой ритм. С протяжным воем кончил в нее и в изнеможении повалился на бок. Со словами «вот, сучка» и похабной улыбочкой, вытер простынею испачканный член.

* * *

Эта вакханалия продолжалась три дня. Мужчины пили, ели, курили и временами проваливались в сон. Кто на диване, кто прямо на кровати рядом с жертвой. И при этом не забывали баловаться с новой игрушкой, каждый на свой лад. Иногда по очереди. Но чаще все разом. Они вытворяли с ней такие вещи, о которых она даже не подозревала, но коих в богатом арсенале их извращенной фантазии было не счесть.

Нелли была ни жива, ни мертва. Она потеряла счет времени. Не понимала, день идет, или уже ночь. Или начался следующий день. Ее не кормили. Только иногда поили, и то каким-то крепким алкоголем. Так, потехи ради. Сознание отключалось. Связь с реальностью терялась. Ей не позволяли одеваться и отлучаться от кровати. Нужду она справляла здесь же. С ней сношались постоянно. Казалось даже беспрерывно. В разных позах. С разным количеством людей. Иногда все происходило быстро. Но мужчины стали привыкать к наложнице. Новизна и острота ощущений пропала. И тогда ее безвольное, сдавшееся тело мучили по нескольку часов кряду. Многочасовые пытки с ее организмом сделали свое дело. Боль притупилась. Стала не такой острой, но постоянной, ноющей.

Они что-то принимали для подзарядки энергии. Но на нее им было ровным счетом все равно. Она, то потрепанной, изломанной куклой валялась в ногах кровати. То сворачивалась клубочком в изголовье, стараясь стать как можно меньше, незаметнее. То свешивалась по пояс с кровати вниз, когда ее жестко рвало одной лишь желчью. Простыни, вместе с покрывалом, давно стали грязными, похожими на тряпье. Из промежности, что не успевала заживляться, вытекала окровавленная сперма. Оставляла следы и разводы и перемежалась с пятнами темной от фекалий спермы. Да она и сама превратилась в тряпье. В лохмотья от когда-то существовавшей девушки. В то, что от нее осталось. В смрадную ветошь. В поруганную рвань.

Глаза ничего не различали. Никого не видели. Она перестала что-либо воспринимать, чувствовать. Когда Юра, самый жесткий в обращении с ней, прижег ее кругляшом сигары, она лишь слегка поморщилась. Хотя на чувствительной коже осталось большое кровавое пятно. Ее не волновали ни звуки, ни запахи. В нее могли влить стакан горящего абсента, и она безропотно глотала. И только замедленное сердцебиение подсказывало, что она все еще цепляется за жизнь.

К концу третьего дня оргии Нелли рабски отвечала «да» на все их требования. Какими бы развратными и аномальными они не были. Безвольно кивала головой, когда говорить сил не оставалось. И покорно подставляла любую часть своего разбитого тела для самой зверской услады.

Ее аморфное состояние стало, мало по малу, разочаровывать садистскую троицу. Тимур предложил дать ей ***.

— Да и самим не помешало бы взбодриться, а то обороты падают, — добавил он же. На том и порешили.

Современные реалии таковы, что не только доставку еды, напитков и прочего ширпотреба можно заказать. Но и наркоты. Главное, обладать связями. И уже через несколько часов им привезли целый ассортимент качественных психотропных веществ на выбор.

Нелли заставили нюхнуть дорожку. И будто второе дыхание в нее вдохнули. Она оживилась. Глаза заблестели. Движения приобрели порывистость, импульсивность. По ее жилам будто забурлил поток жизненной энергии. Прилив воодушевления развязал ей язык, устранил зажатость. Она стала похожа на человека.

На мужчин *** подействовал отрезвляюще. Они приободрились, воспряли духом. Тимур сказал, что «задолбался слушать вашу муторню» и включил свою музыку, «от которой прет по-настоящему». Макс, как всегда, тонко уловил изменения настроения своей жертвы. И повинуясь собственному, сиюминутному порыву, завязал с Нелли нехитрый треп. Она, понятно, рвалась на свободу. Ее разговор строился вокруг этой темы. Даже пошла с ним на некоторые условия, чтобы заключить сделку. Он же забавлялся ее изобретательностью и откровенно наслаждался игрой в кошки-мышки. Юру тоже накрыло. Но не найдя с кем зацепиться языками, он кому-то позвонил и ушел говорить в другую часть особняка.

«Грязные шлюшки будут наказаны,

Мамы их тоже будут наказаны…»

Речитатив Титомира набирает обороты. Тимур делает музыку громче, и начинает пританцовывать. Его поджарое тело задвигалось в такт музыке. Спущенные брюки держались на одной пуговице. Расстегнутый ремень болтался. Смуглый торс был забит татуировками. Массивный золотой браслет и перстень на мизинце дорого блестели. Ленивая, белозубая улыбка кривила рот с одной стороны. Выбритая четкими линиями, аккуратной формы темная бородка несколько утратила свой первозданный лоск, не знавшая последние несколько дней руки мастера. Так же как и ровная стрижка на голове немного растрепалась.

«Прилегает плотно маечка к груди,

Покажи, что есть для Титомира и…»

Тимати подключается к песне, а у Тима так и рвет башню от нахлынувшей эйфории.

— Вот это я называю четкой музыкой! Вот, что надо слушать, а не этот ваш блатняк, — перекрикивает он музыку.

Нелли пытается расслышать слова Макса, сказанные мягким, вкрадчивым голосом. Она всерьез вознамерилась выторговать свою свободу. Она сама в это поверила. Но…

«Расстегнув мою ширинку, она качает головой.

Меня не укачает — мой рот занят другой…»

И вдруг Тимур хватает ее за волосы. Оттаскивает от Макса, с которым она разговаривала, сидя на краю кровати, лицом к лицу, близко, чтобы слышать его из-за громкой музыки. Он перебил ее на полуслове и даже не заметил этого. А если и заметил, то по боку. Поставил ее на четвереньки в центре кровати и начинял драть ее. Сзади. В анал. На сухую. Нелли инстинктивно дернулась, но по опыту знала — сопротивление бесполезно. Зажмурилась, закусила губу и свесила голову, пережидая первые, самые болезненные толчки. А тем временем…

«Резкими рывками или плавными толчками,

Секс, секс, туси, ты ведь не расскажешь маме…»

Нелли с трудом подняла голову. Встретилась с глазами Макса. В них разливалась животная похоть. Он встал, скинул распахнутую сорочку. Расстегнул брюки и позволил им упасть к ногам. Голый подполз к сношающейся парочке и встал перед девушкой на колени, пристраиваясь спереди.

«Это я один, твой господин.

Этой ночью будем делать с тобой динь-динь-динь…»

Нелли безотказно принимала глубокие болезненные толчки с обеих сторон. И снова песня заиграла на повторе. У Макса начала спадать эрекция. Он выпил какую-то таблетку и вернулся. Нелли захотелось пить. Она попросила, но никем не была услышана из-за грохочущей музыки. Ее развернули и поставили поудобнее.

Пришел Юра. Возбудившись от увиденной картины, он решил присоединиться.

Жажда становилась нестерпимой. Во рту все пересохло. Она стала цепляться зубами за тонкую кожу члена. За что получила пощечину наотмашь от Макса. Юра пристроился снизу. Из-за сухости еле вошел в нее, причиняя боль. И вот в ней уже нет свободного от члена места. В нее тычут со всех сторон. Сверху заливают виски с колой, передавая по кругу. Она закрывает глаза. Последняя надежда, пусть и призрачная, что ее отпустят, разбилась вдребезги. В голове становится пусто. Ни одной разборчивой мысли. Ни одной связной идеи. Все прах. Все тлен. Тухлые запахи гнилых людей. И она, как главная марионетка содомии. А кругом грохочет:

«Ты хочешь быть стопудово наказана,

К кровати привязана, гелем намазана…»

* * *

Через несколько дней принятия *** организм привыкает, и уже нет того взрывного эффекта, как в начале. И мужчин он перестал вставлять, и к Нелли вернулась вялость. Тогда они развели кристаллы **** и выпили за вечное безумство праздника.

С Нелли случился новый приход. А за ним, как и у всего, что связано с наркотиками — побочный эффект. У нее заламывало челюсть, она скрежетала зубами, и постоянно хотела пить. С неконтролируемым гулянием челюсти возникли особенные трудности. Теперь никто из них не хотел рисковать своим фаллосом и давать ей в рот. За этим наркотиком последовали другие. А потом еще. И еще. Особенно их позабавило, какие глюки словила девушка от ***.

Дни перетекали один в другой. Складывались в недели, а может и в месяцы. Нелли окончательно потеряла счет времени. Да что уж. Она себя самое потеряла окончательно и безвозвратно. От алкоголя ее тошнило. Впрочем, как и от наркотиков. Но это все, из чего состоял ее рацион питания. Изредка ей удавалось выпросить простой воды. Еще реже ее кормили. Она смирилась со своим положением и желала лишь одного — чтоб ее мукам поскорее пришел конец. А как уж это произойдет: или в порыве безумства Юра придушит ее сильнее, чем обычно и она задохнется? Или свернет ей шею? Или Тимур вставит ей в задний проход не целую бутылку, а, скажем, колотую. Распорет ей кишки, и она скончается от потери или заражения крови? Это одному Богу известно.

Самым жестоким был Юра. Он любил избивать ее. Понятно, не за дело. Так просто. Бил в основном по лицу. А если ногами, то не скупился на все тело. Ноги у него были волосатые и кривые. Пальцы маленькие, с огрубевшей кожей и тоже кривые. Нелли удалось рассмотреть их в деталях, когда она облизывала ступни по его приказу. А потом, ударом ноги по лицу, что означало поменять ногу, лобызала другую, такую же скверную. Кроме отвратительных ног, Юра имел омерзительное пузико. Такое, которое на высоком худощавом теле смотрится до смешного неуместно. Однако руки, такие же длинные и тощие, обладали неожиданной силой. В этом Нелли неоднократно убеждалась.

И если бы не эти мелочи, скрытые под красивой дорогой одеждой, которые человек не видит при первом знакомстве, то он был, в общем-то, хорош собой. Обладал правильным овальным ликом, с чистым высоким лбом, с густыми белокурыми волосами. Лицо его казалось будто из мрамора — редкого и дорогого. Только глаза — бледные и водянистые — приводили Нелли в оцепенение. Она словно бы смотрела в глаза мертвецу.

Тимур выделялся извращенными вкусами. И ему не хватало в ее среднестатистической внешности неформальности. Однажды, будучи под сильным кафом, он захотел разрезать Нелли язык надвое. Его чудом отговорили. А вот соски он ей все же проколол. Какими-то подручными средствами, причиняя неимоверные страдания, удерживая сопротивляющуюся девушку в четыре руки, он вставил металлические колечки с шариками на концах. По одному проколу на каждый сосок. Потом еще долго и с удовольствием любовался своей работой.

Тогда, в короткие промежутки адекватного восприятия реальности, Нелли с ужасом оглядывала себя. Вернее то, что осталось от некогда улыбчивой и добронравной девушки. Свое затасканное, иссушенное тело. Свою разорванную в клочья душу. И начинала горячо молиться о смерти.

Минутами ей ужасно хотелось хохотать, громко и бешено. И она хохотала, как ведьма на шабаше. Страшно и по злому. И только удар сплеча заставлял ее умолкнуть.

Как-то раз в комнату вошел Макс. Нелли пребывала в непонятной прострации между сном и явью, пристегнутая наручником к спинке кровати. Ее всегда пристегивали, если оставляли одну. Он был уже не пьян, но еще и не под кайфом. Он находился в том тяжелом, грузном, дымном состоянии человека, вдруг проснувшегося после многочисленных дней запоя. Настроение его было хуже некуда.

Он прошел к столу. Отыскал среди бардака початую бутылку коньяка и опрокинул в себя содержимое из горлышка. При этом не сводил с девушки налитых кровью глаз. Он злился. На свое недомогание, на неспособность избавиться от него сию же минуту. На своих беспутных друзей, которые все еще где-то дрыхли. И на девчонку. Но злоба его была спокойной, холодной и даже разумной. А значит самой страшной и отвратительной, какая только может быть.

Он подошел и сел на край кровати. Он не ударил ее и не крикнул в самое ухо, как это сделал бы Юра. Он не врубил на полную мощность «Грязных шлюшек», как сделал бы Тимур. Он просто выжидательно вглядывался в разбитое лицо девушки. Она с трудом сфокусировала на нем заплывшие глаза.

— Не спишь? Притворяешься? И зачем? Разве не нравится роскошь, что тебя окружает? Предпочитаешь оградиться от нее сном? Не благодарно с твоей стороны. Многие хотели бы оказаться на твоем месте. Пить только элитные напитки. Баловаться лучшими наркотиками. Быть вхожей в круг сильнейших мира сего. А ей не нравится. Хочет уснуть, — он поцыкал языком и еще отпил из бутылки. Нелли вперила в него мученические глаза.

— А что тебе не по нраву? Чего ты хочешь? Вернуться в свой институтишко? В свою жалкую шарашку? В обшарпанное общежитие? К своему сосунку? А подумай, нужна ли ты ему сейчас такая? После нас? Облапанная там, где ему и не снилось? Выпотрошенная, как утка, что подают с яблоком в заднице? Думаешь, он примет тебя такую, грязную и оскверненную? Он ведь таскался за невинной недотрогой, за девочкой-целкой. А теперь эта девочка даст фору самым заправским шкурам. Теперь ты сама можешь ему рассказать, откуда в хлебе дырочки, — он зло усмехнулся и продолжил. — Не нужна ты ему такая. Он больше не захочет тебя знать. Позорить тобой свою фамилию. Он выберет другую — скромную, послушную, невинную девушку. А ты навсегда останешься шлюхой. Все умеющей, но никому не нужной. Продажной шалавой, какой сотворили тебя мы.

Он умело и тонко причинял душевные страдания этими бессердечно правдивыми словами, сказанные мягким, вкрадчивым тоном. Он ранил в самое сердце. Резал без ножа. Давил на самые больные точки. И это было только начало…

Нелли смотрела в его темные глаза, как завороженная. Не смела, да и не могла отвернуться. В горле застрял ком. В глаза защипало.

— Ты никому не будешь нужна после всего, что мы с тобой сделаем. Тебя вышвырнут из ВУЗа. От тебя отвернутся друзья, как от прокаженной. Даже родителям будет стыдно называть тебя своей дочерью. Мама, конечно, будет сильно переживать. А потом ничего, найдет утешение на дне бутылки. Да так и сопьется — тихо и незаметно. А вскорости и отец сведет себя в могилу, лишившись двух самых дорогих ему людей. И во всем виновата будешь только ты. Мне даже объяснять это не нужно. Ты сама понимаешь, что из подающей надежды пай-девочки ты стала никчемной потаскухой. Теперь твое место на улице, среди «плечевых», скатившихся вниз по наклонной от наркотиков и пьянства…

Он продолжал еще что-то говорить. Что-то в таком же унизительном духе. Но Нелли не могла больше воспринимать его слова. Жгучие слезы безысходности душили ее. Она чувствовала себя именно той половой тряпкой, какой он называл ее. Понимала, что все его слова до обидного верны. Назад дороги нет. Она — конченный, никому не нужный человек. Отбросок общества.

Макс видел ее реакцию и наслаждался ею. Он добивал ее этими словами. Медленно, но верно вытравливал из нее душу. Убивал в ней последнюю надежду на спасение. Выедал скудные остатки чувств, эмоций. Высасывал желание жить.

Глава 7

Скорость на спидометре — 120. Конкретно эта дорога — змеистая, с покрытием, оставлявшим желать лучшего, с частыми перепадами высот — подразумевала скорость передвижения гораздо меньшую. Но качественный зверь немецкой сборки под ним и не такие километры проглатывал. Разумеется, не сам по себе. Та отчаянная решимость, которая уже не заботится о последствиях, посылала импульсы частям тела. Нога вдавливала педаль газа в пол. Руки сжимали руль. В неживых глазах запечатлелось выражение острой, бешеной ненависти.

Как посмел этот кусок дерьма обвести его вокруг пальца, как… деревенского дурачка?!? Эта первая и, казалось, справедливая мысль разбивала его эгоцентризм в дребезги. Но сразу на ум приходил другой, более верный вопрос: а как он, Назар, позволил выставить себя в дураках? Как он проглядел всю заварушку и допустил столь скверный для своего имени и репутации поворот событий. В первом варианте все понятно: виновата эта чертова адвокатская контора со Стругальских во главе. На них следует вымещать ярость, с них сдирать по три шкуры и мстить за подставу. А вот во втором варианте… спрашивать надо с себя. Так в свое время учили его мать и Макар, что заменил ему отца. А попробуй-ка с себя содрать шкуру? Проще с других… потому и злился Кадацкий пуще обычного, и на себя, и на других.

Скорость — 130. Он так это дело не оставит. Не в его правилах. Сам урок усвоил, чай, не конченный дурак. Но и другим спуску не даст, чтоб впредь неповадно было.

Скорость — 140. Заморосил дождь. Тяжелая туча заволокла все видимое пространство неба. День погрузился в сумрак. Вынул из пачки сигарету. Хотел прикурить. Дрянная зажигалка не хочет работать. Так-то давно уже. Все перекантовывался у пацанов. А сейчас и рядом никого, и…

С психу шибанул зажигалку о приборную панель. С силой бросил. Та отскочила, оставив коцку. Вся панель в косяках именно из-за таких вот импульсивных швыряний, когда он не мог сдержать вспышку взрывного темперамента. И зажигалка — это шалости. Бывало и ножи летали, и стволы…

Он стал рыскать по карманам и в бардачках. Должно же быть хоть что-то! Нашел. Старую, замызганную, еле живую. Прикурил и с жадностью затянулся. Он ехал исполнять вендетту. Ничто не собьет его с немеченой цели. При бесконечной злобе, овладевшей им сейчас, он все-таки сохранял полную власть над собой.

Скорость — 150. Дождь усилился. Назар напряженно смотрел перед собой, различая дорогу, щурясь от дыма. Он разорвет их голыми руками. Живого места не оставит ни на одном из них. На корню вырежет их гнилую контору. Не на того напали, шакалы. Не того поиметь надумали. Макар говаривал, его отец — Бульба, прозванный так в узких кругах — тоже никому спуску не давал. Сам все решал, и руки марать не боялся. Вот и Назар ехал лично квитаться. Благо, мир не без добрых людей. Намекнули, подсказали, где найти. Не бесплатно, разумеется. Но таковы реалии.

Скорость — 160. Ливень зарядил стеной. Дворники работают на всю мощь. Система ABS пищит на скользком асфальте при поворотах. Жид предлагал порешить их наемником и дело с концом. Но нет. Назар сам, лично, прикончит мразот. И даже скрывать того не станет. Чтоб никто впредь не осмелился так облапошить его. Обладая характером прямым и гордо-открытым, с наскоком, он предпочитал вести войну открытую, а не прятаться за спинами киллеров.

170 и стрелка продолжает ползти вверх. Выставленные вперед руки фар выхватили из темноты светлое пятно. Назар вдарил по тормозам и на клаксон. Машину повело, но он сумел удержать. Не то заяц, не то лиса скрылась в кустах у обочины за долю секунды до столкновения, сверкнув желтыми глазами. Назар медленно выдохнул. Так и самому убиться недолго. Он сбросил скорость. Успокоил подскочивший пульс. И поехал тише в условиях почти нулевой видимости. Ехать осталось не больше пяти километров.

* * *

Тимур, придумав очередное баловство, связал руки девушки за спиной. Вставил в рот БДСМ кляп в виде шара и поставил на четвереньки на кровать. Не имея опоры в виде рук, она беспомощно валилась на грудь, что весьма забавило мужчин. Разгул только набирал обороты.

Макс разгуливал голый с обмотанным вокруг бедер полотенцем. Он освежился в душе, задал настроение текилой и чувствовал себя превосходно. Юра же чувствовал себя прекрасно, даже когда не мылся несколько дней. От него разило кислым перегаром, сигарным дымом и мочой. Он развалился на диване голый и смотрел на представление, что разворачивалось на главной действующей арене, снабжая указаниями и похабно комментируя. Он отложил кучку розовых обезьянок для разгара вечера, а сам выпил горящую самбуку на разогрев. Тимур, вымытый и выбритый еще с утра, доставал БДСМ игрушки. С упоением ребенка, что роется в новогодних подарках, он распаковывал девайсы. Грохотала музыка. Шторы плотно скрывали от внешнего мира. Горел искусственный свет.

Обессиленной, изнеможенной Нелли было все равно, что с ней делают. Она держала глаза открытыми только потому, что в нее влили очередной наркотик, который не позволял ей отключиться. Она повернула голову на бок и легла щекой на грязную простыню. Бесстыдно выставила вверх промежность, безразлично ожидая новых мук.

Мужчины отвлеклись, чтобы закинуться колесами. Затем с плотоядными улыбками приступили указывать сабмиссиву на ее место. Пока Тимур вставлял пробку в задний проход Нелли, Юра находил извращенное удовольствие тыкать ее шипами. Он начинал злиться, что девчонка никак не реагирует, хотя ее плечи, шея и спина были сплошь в кровавых точках. Но от этого вида он приходил в возбуждение. Тимур тоже, набаловавшись игрушками, захотел сам побывать там, где только что была пробка. Он пристроился сзади и потянул девушку на себя за связанные руки. Юра примостился снизу. Тимур рванул вверх ее прямые руки. В плече Нелли что-то хрустнуло. Она издала слабый болезненный вскрик. Так он и шалил, то опуская, то поднимая ее руки вверх до отказа.

Макс уселся напротив. Он выпил еще текилы. Чувствуя прилив возбуждения, он откинул полотенце и начал мастурбировать.

— На меня смотри! — рявкнул он Нелли. Юра повернул ее голову за высохшую шею в нужном направлении. Стеклянный, как неживой взгляд, остановился на Максе. Голова безвольно качалась от проникающих резонансных толчков. Он холодно улыбнулся, — А, ну, подвиньтесь-ка.

Макс приблизился к оргии. Расстегнул ремешок на затылке девушки, вытащил кляп. Обхватил ладонью ее подбородок, и в этот момент что-то случилось. Он даже не понял что именно. Просто посмотрел на Тима и увидел точку на его лбу. Из нее стала вытекать кровь на переносицу и ниже. А взгляд такой изумленный, будто сам не верил в происходящее. Несколько мгновений они пораженно смотрели друг другу в глаза. Потом взгляд Тима застыл, и он стал медленно падать назад.

— Что за?.. — начал Макс, оборачиваясь. И напоролся на черное дуло пистолета с глушителем, нацеленное ему в голову.

— Э, чё за паузы? — не понял Юра. Макс отшагнул на коленях, разворачиваясь лицом к убийце, выставляя перед собой руки. Дуло метнулось вниз, размозжило голову Юры и вернулось на место.

Несколько секунд Назар, владелец оружия, и Макс смотрели друг на друга в упор. Макс узнал его и оцепенел. Слова не потребовались. Оба прекрасно знали, зачем он здесь. Тяжелый, напряженный взгляд Назара говорил сам за себя. Он не ведал страха. Он пришел убивать с полным сознанием, а вовсе не вне себя. Убивать до зверства спокойно. Еще мгновение, и точный бесшумный выстрел в голову навсегда оборвал жизнь Макса.

Нелли почувствовала, как Тимур вышел из нее и потянул за руки назад. Она подтянула под себя ноги, пытаясь удержаться. Затем ладонь Макса оставила ее лицо в покое. Юра что-то вякнул, и Нелли опустила глаза на него. И вдруг его лицо с правильными чертами, но опухшее от многочисленных дней попойки, как-то ужасно исказилось. Покривилось посторонним предметом. Смертоносный шарик металла скользнул по брови, раздробил переносицу и зарылся в мякоти глазного яблока. Разворошил внутренности черепной коробки и прервал его жизнь. Нелли тупо уставилась на его раскуроченное лицо, которое постепенно заливалось кровью. Сбоку прогнулась кровать от повалившегося тела Макса. Нелли перевела такой же неотупляющий взгляд на него. Тонкая струйка сочилась из дырочки на лбу, стеклянные глаза безжизненно застыли.

Она не столько услышала, сколько почувствовала присутствие чужого человека. Медленно повернула голову. С трудом сфокусировала взгляд на черных мужских ботинках. Заскользила выше, по черным джинсам, и остановилась на стволе, направленном на нее. Ее передернуло. Слезы безумной радости и облегчения наполнили глаза. Спасение! Наконец-то долгожданное освобождение! Перевела взгляд выше и напоролась на убийственное хладнокровие черных, как сама смерть, глаз.

— Уб-б-бей, — прохрипела она саднящим горлом.

Назар навел пушку на девчонку. Дерьмо! Эти ублюдки еще и шлюх привели. Хорошо, если только одна. Свидетелей нужно убирать. При любом раскладе. Он по губам прочитал «убей». По искусанным и разбитым до крови губам. Бегло посмотрел на ее истощенное тело, все в порезах, синяках и кровоподтеках. На худые, костьми торчащие плечи в свежих ранах. На обвислую кожу вместо грудей с проколотыми сосками. На неестественно сильно выпирающие кости локтей и коленей. Ба, да это не просто шлюха. Это девочка для растерзания.

По мере обследования ее жалкого тела, он хмурился все сильней и сильней. Снова посмотрел в лицо. Впалые глазницы зияли чернотой. Обтянутые желтой кожей скулы сильно выпирали. Немытые волосы клочьями свисали. Зубы выбивали дробь, челюсть ходуном ходила и зрачки огромные. Понятно. Дури накачалась.

— Убей, — снова зашевелились губы, преодолевая непроизвольные спазмы. Назар посмотрел ей в глаза. Взор ее погасал. Веки трепетали. Ее сотрясала мелкая конвульсивная дрожь, точно в припадке. Да она и без него скоро откинется. А если нет… считанные мгновения внутренней борьбы, и он опустил ствол. Вытащил нож из голенища и перерезал путы на ее руках. Передернулся, когда увидел явно проступающие позвонки, ребра и лопатки через серую, облезлую кожу. За подбородок приподнял ее лицо к себе и сделал то, чего бы сам ни за что не простил своим корешам. Поймав ее затравленный взгляд, он сказал:

— Беги, девочка. Спасайся, как можешь, — и пошел прочь. Облаченной в перчатку рукой прикрыл за собой дверь особняка. Грохот музыки был слышен даже снаружи. Спрятал МК1 за пояс, сбежал по лестнице и уехал.

Дождь лил, как из ведра. Он усилился, хотя, казалось, сильнее уже некуда. Сверкнула молния, озарив все вокруг неестественно белым цветом. Раздался гром такой силы, что отдался вибрацией в машине. Будто сама природа взбунтовалась против действий Назара.

Зачем он оставил девчонку в живых? Правила для всех одинаковы — никаких свидетелей. Он сам чуть шкуру не спустил с Пепла за подобный промах. Назар саданул рукой по рулю и громко выругался, перекрикивая шум неба. Достал сигарету, но прикуривать не спешил, а старательно отгонял от себя другую настырную мысль…

Глаза у нее… как у кошки. Не то желтые, не то зеленые. И зрачки огромные, неподвижные, во всю радужку. И столько мольбы в них. Столько прошения. Избавить. Спасти. Помочь. Глаза, что говорят яснее слов. Что надрываются в немом крике.

Он прикурил. Забарабанил пальцами по рулю в такт падающим каплям. Скорость не малая, а дороги перед собой не видел. Не различал. Глаза эти кошачьи перед мысленным взором встали. Отчаянные. Умоляющие. Весь обзор загородили. Все мысли спутали. И почему не убил? Ведь просила же. Сама просила. А потому что помочь ей захотел, только по-другому. По-своему.

И проклиная себя, свою дурную голову, на которую бед не оберешься, как не раз говаривал Макар, он рванул руль и с заносом развернул тачку.

Подкатил к особняку и глазам не поверил. Перед домом стояла машинка с логотипом ресторана, а в дверь долбился курьер с полными пакетами еды. Только этого еще не хватало!

Назар выскочил из тачки и побежал под крышу к крыльцу. И все равно одежда и волосы успели намокнуть.

— И чё ты ломишься? Слышь, музыка орет? Думаешь, ты громче? — перекрикивая шум дождя, спросил Назар, очутившись рядом с пареньком, и порядком напугав его.

— Так ведь сами заказали. Думал, ждут, — промямлил он.

— Ладно, ладно. Думал он. Соображать надо, а не думать. Сколько там?

Назар успешно прикинулся одним из отдыхающих в особняке и рассчитался за доставку. Отпер дверь, вошел. На пороге дождался, когда курьер уедет и только потом прошел в дом, бросив пакеты в прихожей.

Музыка орала так, что уши закладывало. Он выключил стереопроигрыватель и огляделся. Девчонки нигде не было. Первая мысль — она вызвала ментов и сама смылась. Тогда бы и ему делать ноги. Встречать наряд в компании трех трупов совсем не здорово. Но он не спешил. Замер и прислушался.

Снаружи разыгралась настоящая буря. Но шторы на окнах висели ровно, не колыхаясь. Кроме одной, отвернутой немного в сторону. Назар подошел и сдвинул ее. Под массивным широким подоконником из белого мрамора, на полу, забившись в угол, сидела она. Голая. Грязная. Дурно пахнущая и испуганная донельзя. Подтянула тонкие костлявые ноги к себе и обхватила их тощими руками. Ее сотрясала крупная дрожь. Боязливо выглянула на Назара. Кошачьи глаза засветились в затемненной комнате, как у дикого зверя. Ноздри раздувались, судорожно двигалась челюсть.

Назар присел на корточки, держась за штору. В упор посмотрел ей в глаза.

— Я велел тебе бежать, — напомнил он. Глаза ее расширились и наполнились слезами. Она втянула голову в плечи и кулаком зажала рот. — Я велел тебе спасаться, как можешь. Видно, только так и можешь, — будто сам с собой вслух продолжать говорить он. Бедный, несчастный, жалкий, забитый звереныш. Что же с ней делали? Каким пыткам подвергали? Как унижали и забивали, раз она не смогла убежать или позвать на помощь, а все, до чего додумалась — это спрятаться под подоконником? Поступок ребенка.

К черту! Раз уж вернулся, доделает дело до конца. Он рывком поднялся и ушел в поисках чистой простыни или чего-то в этом роде. Нашел плед. Сгодится. Вернулся и хотел укутать ее, но она сильнее вжалась в угол, закрывая лицо, голову руками.

— Эй, не бойся. Я хочу помочь, слышишь? Я отвезу тебя в больницу, там о тебе позаботятся.

Поймал ее за руки и потянул на себя. Преодолевая жалкое сопротивление немой борьбы, он закутал ее в плед и поднял на руки. До чего же она невесомая. Еще один явно нездоровый признак. Да уж. Не просто пришлось девочке с этими животными. Считай, чудом уцелела.

Широкими шагами он вышел из особняка. Донес до машины и уложил несопротивляющееся тело на заднее сиденье. Он ехал и злился на самого себя. Вот на кой ляд он ввязался в это?! Да мало ли шлюх каждый день без вести пропадает?! Одной больше, одной меньше — ему-то, что за морока?!

Зажал зубами сигарету. Прикурил. Хотел со злости швырнуть зажигалку, потом вспомнил, что последняя, и та на ладан дышит — передумал. Глубоко затянулся и силой выпустил дым. Откинул голову на подголовник и стал соображать, что с ней делать дальше.

Скорость держал высокую. На поворотах девчонку таскало по всему сиденью. Она высвободила руки и села. Назар краем глаза уловил движение. Повернул зеркало заднего вида так, чтоб ее видеть. Девчонка схватилась за дверцу. Другой рукой сжала плед на груди. Непонимающий взгляд блуждал по салону, пока не встретился с глазами Назара в зеркале. Да так и замер.

— Звать-то тебя как? — молчание. — Язык проглотила? — тишина. — Тем лучше. Смотри, лишку никому не сболтни.

Она смотрела пристально, почти не мигая. Вспышки молнии озаряли взгляд ее нечеловеческий, с какой-то сумасшедшинкой. Ведьминский взгляд бездонных глаз, казавшихся огромными на истощенном лице. Завораживающий. Сбивающий с толку. Дышать мешающий. Черт знает что!..

Он привез ее в больницу. Ору поднял на все отделение, потому что принимать ее отказывались. Потом переубедил дежурного врача. Толково так напомнил ему клятву Гиппократа. Набрехал, что с улицы подобрал. Ничего не говорит. Документов при себе не имеет. Кто такая, знать не знает. И от предоставления данных своей личности он ловко увернулся. В общем, сбагрил ее, а там, как карта ляжет.

Глава 8

Во сне он видел эти глаза кошачьи. Они о чем-то умоляли, надрывались в немом крике. Зрачок сузился, но вертикально, как у кошки. Он видел вялое шевеление ее обескровленных губ, но слов разобрать не мог. Они долетали невнятно и словно издалека.

Назар раскрыл глаза и уставился в потолок. Рывком сел на кровати и спустил ноги на пол. Основаниями ладоней провел по глазам от переносицы к вискам и широко зевнул. На тумбочке рядом завибрировал телефон. Не глядя, он подцепил его и пошел в кухню. По пути подобрал джинсы с пола, куда бросил их накануне, и натянул их на голое тело. Пересек немалое пространство залы и завис у кофеварки.

Изначально это была обычная четырехкомнатная квартира, правда, с улучшенной планировкой. Располагалась на двадцатом этаже и имела индивидуальный выход на террасу. Которая, по сути, служила крышей нижним этажам. Собственно, эта терраса и склонила Кадацкого к покупке именно этого варианта жилья в городе. Он родился и рос за городом, в просторном доме с прилегающим обширным участком земли. Все детство провел, не зная городской толкотни, тесноты маленьких квартир, непосредственной близости соседей. Макар не так надолго, как хотелось бы, пережил своего кореша — отца Назара. И когда убили и его, такова суровая реальность блатного мира, всем нажитым добром стал управлять молодой Назар. Вот тогда ему пришлось окончательно перебраться в город.

Ломало его по первости в городе, что было, того не отнять. Кроме непривычной бытовухи, что трепала нервы, ему пришлось отстаивать свое имя заново. Макар, разумеется, ввел его в круг, все чин по чину. Но с его уходом нашлись акулы, что позарились и на ресторанный комплекс, что перешел Назару от отца. И на стриптиз-бар, что поднял Макар. Вот тогда Назар до победного отстаивал свои права. И ведь отстоял. Все его осталось при нем. И имя себе заработал.

Потом уже самостоятельно, без опеки названного отца, встал на ноги и укрепился. И первым делом поменял место жилья, душившее его со всех сторон. Взял эту хату и из всех комнат оставил только одну — спальню. Все остальные стены снес на хрен. Получилось одно большое, единое пространство. С одной стороны — кухня и обеденная зона, по центру — место отдыха с диваном, журнальным столиком и домашним кинотеатром, с другой стороны — ниша-гардеробная. Все в черно-белых тонах, с серебристыми вставками металла. И на всю длину стеклянная стена, отделяющая помещение от террасы, куда вело два выхода — из спальни и гостиной. Только тогда он задышал свободнее.

Телефон вибрировал без остановки, прерываясь лишь на секундную паузу. Плевать. Пока он не попьет кофе и не выкурит сигарету, его лучше не трогать. Вся ершистость его характера проявлялась в первые минуты после сна. Затронь — и уколешься. Он мог слоняться, раскачиваясь, из угла в угол, как медведь-шатун. Рычать на всех подряд. Долго не догонять, зачем встал. И мог убить любого, кто полез бы к нему. Только черный, крепкий кофе без сахара и выкуренная в одиночестве сигарета настраивали его на новый день. И делали более-менее сносным и неопасным для общества.

Взял чашку, пачку сигарет, телефон положил в карман и побрел на террасу. Игнорируя столик с креслами из ротанга, встал у ограждения. Было душно и пасмурно. Туча, что устроила ночью ураган, прошла мимо, не зацепив город. Далеко внизу шныряли люди, туда и сюда. Толкались машины, объезжая медлительные автобусы и более юркие маршрутки. На уровне глаз просвистела стайка стрижей. Назар глотнул кофе, прикурил и с удовольствием выпустил струю дыма перед собой. Оперся локтями о перила и смаковал горький вкус, ни о чем пока не думая.

Телефон снова завибрировал. Он докурил и полез за трубкой в карман.

— Да?

— Братан, отвечаю, я поставлю тебе на рингтон Филиппа, мать его, Киркорова. Или гребанного Витаса. Чтоб ты, наконец, слышал его!

— Да слышал я все.

— Нормас. И хули не отвечал? — начал заводиться Пепел.

— А с хуяли ты мне спозаранок названиваешь?! И так под утро с дела вернулся, — огрызнулся и Назар.

— Как прошло? — тот сразу снизил тон и перешел к сути разговора.

— Все четко. Ровно.

— Наводка не сбрехнула?

— Духу не хватило.

— Заезжай в бар. Растолкуешь, — предложил Пепел перевести явно не телефонный разговор на личную встречу.

— Лады.

Вечером Назар подкатил к стриптиз-бару, уступающему пальму первенства своей историей разве что Мулен Руж. Когда-то давно это был бар «Z». Потом сменились верхи, а за ними и правила игры. Довольно неплохой стрип-бар скатился до уровня борделя, где танцовщицы мало чем отличались от чеканок. Бульба распотрошил тогда этот рассадник продажной любви — «New Z» — имея личные счеты с тогдашним воротилой. Разогнал весь персонал и сжег дотла само помещение. Долго зияющим бельмом уродовали город погорелые останки. Ни у кого не поднималась рука разгрести их. И только спустя несколько лет Макар взялся возвести из руин и отгрохать новый стрип-бар.

«Территория Z» гласила яркая вывеска над дверью, куда вошел Назар. Его, как хозяина, приветливо встретила девушка хостес в очень откровенном сексуальном наряде. Выучив его вкусы и предпочтения, она без лишних указаний проводила его в VIP-комнату с приглушенным светом и хорошей шумоизоляцией. Эта комната всегда оставалась за ним и имела неофициальный статус кабинета. Пепел уже ждал его на одном из кожаных диванов, стоящих квадратом, и низким столиком в центре. Хорошенькая официантка в коротенькой юбочке, наполовину открывающей аппетитную попку, подала кофе, коньяк и мороженое.

— Что молчишь? Как прошло? — после некоторой паузы спросил кент, глядя на Назара исподлобья строго и зло. Он сидел, уперев локти в колени, подавшись всем телом вперед. Широкий лоб, мощная челюсть, сломанный нос и длинный шрам возле уха — его отличительные и далеко не располагающие к общению черты лица обычно отталкивали людей. Они пугались его насупистого вида и предпочитали лишний раз с ним не связываться. И правильно делали.

— Как по маслу, — Назар смело встретил его взгляд.

— Подробности будут?

— Приехал, куда подсказали. Хорошо спрятались, жулики. Без точных координат не найти то место. В доме были все. Всех и уложил разом. Без лишнего трепа. Он и так все понял. И меня узнал. Давно следовало грохнуть извергов, так-то, — не удержавшись, добавил он зло, чуть помолчав.

— Что так? — уточнил Пепел. Назар прикурил, прежде чем ответить.

— Они с девчонкой развлекались, когда я нагрянул, — нехотя начал он. — Черт, да от нее живого места не осталось! Знал бы, что они с ней вытворяли, пулей в башку не отвертелись бы. Там… — он мучительно подбирал слова, глядя куда-то в угол. — Ее напичкали наркотой и учиняли такое!.. с трассовыми бичихами лучше обращаются! Она мертвым завидовала, я по глазам видел.

Пепел слушал не перебивая. Вертел в пальцах зажигалку, а сам недоумевал — ему-то какой резон за девку впрягаться?

— Убрал? — только и спросил после.

— Сказал же.

Брешит. Вот как есть. Пепел тонко чувствовал Назара. Пожалуй, из всей их шайки только его считал не просто корешом. Другом. Причем взаимно.

— Уверен? — заломил он бровь.

— Правила для всех одни писаны, — вскинулся Назар.

— Вот именно, — многозначительно подтвердил Пепел. Она встретились глазами и оба вспомнили тот случай, когда Пепел нарушил запрет. Знатно они тогда сцепились. Один — отстаивая свои интересы, другой — карая за провинность. — Так все-таки?

Назар тяжело вздохнул и отвел глаза. Кент понял его без слов.

— В рыло или в пузо?

— Не мог я ее уложить. Поди, разбери почему. Не мог и все. В больничку отвез. Лепиле сплавил. Дальше, как знает.

— В рыло или в пузо? — как ни в чем не бывало, повторил вопрос.

— Она вмазанная была. Ни черта не соображала. Молчала всю дорогу. Вряд ли проболтается кому.

— В рыло или…

Пеплу не дали договорить. Раскрылась дверь, впуская музыку, а вместе с ней развеселую толпу танцовщиц с Жидом и Шалым во главе. На каждого корефана приходилось штук по пять цыпочек. Они ввалились, как цыганский табор, неся с собой свое барахло: коктейли, бутылки со спиртным, тарелки с какими-то закусками. Кто-то внес кальян, затем еще один. Столько шуму от них сразу стало.

— Сегодня праздник у девчат, сего-одня будут танцы! — пропел Жид, вышагивая впереди балагана. Девочки засуетились, расставляя напитки и нарезки на столе. — А вы чё тухлые сидите? Ща гужбанить будем! У нашей красавицы сегодня днюха! — и все присутствующие девушки заулюлюкали и захлопали в ладоши в знак поддержки.

Назар и Пепел поднялись навстречу вошедшим. Оба поняли, что их аудиенция закончилась. Если Жид решил загулять — держите его семеро. Мужчины поздоровались между собой. Шалый украдкой спросил, все ли на мази. Жид тоже, несмотря на развязный вид, несколько мгновений пристально всматривался в Назара. Приняв его вид удовлетворительным, он кивнул и снова ушел с головой в атмосферу веселья.

Как-то так вышло, что Пепел и Назар оказались рядом, пока все рассаживались и устраивались поудобней. И вдруг безе предупреждения, как зарядил Назару под дых со всей дури. От неожиданности тот согнулся от боли, вытолкнув весь воздух из легких. Прогнав звездочки перед глазами, сильно смежая веки, он выровнял дыхание и выпрямился. Встретил злобно-насмешливый взгляд кореша, но молча схавал. Ладно. Заслужил.

Все расселись. Девочки налили выпить хозяину и его друзьям, которых здесь все давно знали. Белокурая куколка, именинница, принесла и поставила у стола стул. Взобралась на него так, чтобы быть на виду у всех. И как виновница торжества рассказала шуточное стихотворение и пошлостями и матюками. По мере рассказа, с нее исчезали и без того малочисленные предметы наряда. Под конец стишка, девочка осталась стоять, в чем мать родила, не считая туфель на высокой платформе. Но оно было и в тему, так как мораль стишка сводилась к чему-то подобному. Взрыв хохота и оваций заполнили VIP-комнату. Все выпили и девочки стали развлекать дорогих и самых любимых гостей.

Алкоголь лился рекой. Кальяны сменялись один за другим. Всего было на столе в избытке, однако некоторое время спустя к Назару скромно на подлокотник присела девушка и склонилась к его уху:

— Назар Тарасович, можно я закажу кофе?

— Не вопрос, — он приобнял ее за спину и вгляделся в лицо, чуть откинувшись. — Не высыпаешься из-за учебы?

— Сессия в самом разгаре, — виновато улыбнулась девушка. — Но еще немного, и я ее одолею!

— Может, домой поедешь? Спать?

Девушка кошкой подластилась к нему:

— Если только с вами, — мурлыкнула она. Назар криво улыбнулся, прицыкнув языком:

— Шельмовка.

Он догонял, что если она работает во время сессии, значит, нужны бабки. Возможно даже, чтобы оплатить эту самую пресловутую учебу.

Девушка… он не запоминал, как их зовут. Высокая текучесть не располагала. И даже «костяк», что находился здесь полным составом, и то не запомнил поименно. Он наблюдал, как она аккуратно держа в руках чашку с блюдцем, пьет кофе и при этом не забывает участвовать в общем разговоре. Львиная доля «его» танцовщиц были студентками. Днем просиживали за партами, как прилежные ученицы, а по ночам превращались в соблазнительных искусительниц. Каждый зарабатывал, как может. Назар не видел в этом ничего зазорного. Более того, его мать некогда танцевала у шеста. Но не стала падшей, опущенной женщиной. Наоборот, стала той, которую обожал его отец. Ради которой горы готов был свернуть. И сворачивал. Шеи. Ее обидчикам. В частности «New Z», на котором камня на камне не оставил.

Отсюда его понимающее чисто по-человечески отношение к танцовщицам. И приятелей подстрекал на такую же позицию к ним. Короче, произвола не терпел. Девочки это знали и за это его обожали. Оказание интимных услуг не возбранялось, но и не так, чтобы поощрялось. Все на добровольных началах. В основном у девочек были свои постоянные клиенты. Дружбаны тоже понахапали себе по вкусу. Назар же знал наверняка, пожелай он, и ни одна ему не откажет. Но, разумеется, он никогда не желал. Все-таки мать была танцовщицей… а тут такое… нее…

Девушка взбодрилась после кофе, но через некоторое время снова начала клевать носом. Тогда он подозвал администратора и велел рассчитать ее, как за «выкуп» на всю ночь. Потом наказал девчушке борзо отправляться домой и не спорить с ним. Милашка со всей страстью и благодарностью обняла «самого лучшего шефа», чмокнула в губы, оставив алый след от губной помады, и отшвартовалась.

Глаза у нее были… кошачьи. Понятно, что подведены косметикой, но все же напомнили те, другие. Он снова вспомнил о еле живой девушке, что так не вовремя попалась ему на пути. Завладела его мыслями. Его сном. Волей.

Глава 9