СЕВЕРНОЕ И НЕ ТОЛЬКО
***
Снегов и сопок бесконечность
В иллюминаторном стекле,
И все понятней слово — вечность
Становится тебе и мне.
Какая сила волновала
Поверхность каменных махин
И не скупясь, чередовала
Ряды подножий и вершин?
Сними-ка шапку, «царь природы»,
Не собирайся покорять,
Ведь эти кряжи и отроги
От сотворенья здесь стоят.
Послушай два часа полета
Не шум моторов — звук снегов
И, может быть, услышишь что-то
Из песен каменных Богов.
Перелет Хандыга — Зырянка.
У лукоморья
(перевод с пушкинского на крайне северный)
У лукоморья Вечный Холод
Туманы, снег, дожди, ветра:
Ученый кот уже не молод,
Он мерзнет даже у костра;
Идет направо — хвостик греет,
Налево — ушки веселит.
Там чудеса: Там рожь не сеют,
Корабль на мели сидит;
На непроторенных дорожках
Следы искусственных зверей;
Там Нижне-Янск на курьих ножках,
Да в Тикси тысяча дверей.
Там леса нет, две сопки лысых;
(По ним не ходят даже крысы)
И порт, изогнутый в дугу,
В нем тридцать витязей болезных
Чредой не ходят бесполезной
Совместно с дядькой бьют деньгу;
Там Портнадзор рукой суровой
Зажать стремится речника;
Тиксинский Кэп метлою новой
Метет, его рука крепка…
Ух! Волосата та рука!…
В Москве жена-царевна тужит,
А муж ей в Тикси верно служит
И ступы с рыбой дорогой
В Москву летят (само собой);
Без солнца там детишки чахнут;
Там дух простой: деньгою пахнет!
И я там был, и я там пил;
С похмелья видел дуб зеленый
Макушкой в море погруженный,
В корнях был кот — он волком выл.
Море Лаптевых. 1978
***
Какая прелесть — Север мой!
Здесь замораживает пакость
Туманов зимних слой густой,
Поэтому: «Не надо плакать».
Здесь незнакомый человек
(Я не просил) отдал сто тысяч
Мне, чтобы съел я чебурек,
И к адресу был безразличен.
Я не скажу, что он душой
Велик, презревши все земное,
Он просто мерить не деньгой
Привык свое…, да и чужое.
В моей душе заледеневшей
Оттаял первый ручеек,
Средь «новых русских» уцелевший
Мой старый Север все живет.
Мой милый друг, тебе как с Дона,
Я с Колымы письмо пишу:
«Я волен,
Я казак
С поклоном…
Живу,
Надеюсь
И дышу…»
1997
***
75 лет Судоходству на Колыме
Я на Колыме не сидел,
Там я не мотал срок,
Вольно я работал и пел:
Так уж рассудил Бог.
Много с той поры утекло
В Колыме прозрачной воды,
Но зимнее я помню тепло
И летние полярные льды.
Колыма течет в душе моей
В Ледовитый мой океан,
Корабли мои идут по ней
Вверх и вниз: кому, какой план.
Там порою рвался металл,
Ветер отходную свистел,
Уходили те, кто устал,
Больше было тех, кто терпел.
Ходят корабли по реке,
Исполняя водный балет
И глаза родных вдалеке
Смотрят им с надеждою вслед.
Колыма течет в душе моей
В Ледовитый мой океан,
Корабли мои идут по ней
Вверх и вниз: кому, какой план.
Тот, кто не был там — не поймет,
Тот, кто побывал — подтвердит:
Из сердца никогда не уйдет
Берегов колымских магнит.
Чтобы не случилось в Кремле,
Веселись пурга, или злись,
Будут навсегда на Земле
Колыма, Корабль и Жизнь.
Колыма течет в душе моей
В Ледовитый мой океан,
Корабли мои идут по ней
Вниз — в Зеленый Мыс, вверх — в Сеймчан.
В. С. Высоцкому
Недопетый куплет, недопито вино-
Умер друг мой — Владимир Высоцкий.
Лучший друг мой — Володя, дружили давно:
Со второй мировой и с японской.
Как мне дорого все, чем дышал он, что пел,
Хоть ни разу не видел его я.
Не был он на войне, только все же сумел
В мирный день не вернуться из боя.
Он сражался за нас, заменяя струну,
Если лопнула, нервом покрепче!
Много песен он спел, не допел лишь одну,
Только разве от этого легче?
Если плачет душа за любимый народ,
Значит, нервы и сердце трепещут!
«Это разве поет?» — говорили — «…орет!»
И еще говорили похлеще.
Ты любил всех людей, мой отчаянный брат,
Это могут лишь сильные люди.
Не нажил ты добра, степеней и наград,
Но мы песен твоих не забудем.
Бухта Тикси
Борт теплохода «ТР — 2806». 1980
Ода на кончину карандаша
Вот исписался карандаш…
Уж никому не нужен,
Его судьбы сверкнул палаш
И жар в груди остужен.
Зачем же жребий был таков,
Что быстро он исписан,
Что записал так мало слов,
Так мало умных мыслей?
Ему б еще писать, черкать,
Следить за мыслей ходом,
Но силы начали сдавать,
Изгрызен он, обглодан.
Оструган он до позвонков,
До сердца и до почек.
О, карандаш — отец основ
Всех запятых и точек!
В расцвете сил, во цвете лет…
Так мало сделано… Задумано так много!
Вот среди нас, его уж нет,
Осталась лишь его дорога…
Тане Пивоваровой
Не люби меня, не надо,
Нашу юность не вернуть.
Нам любовь была наградой
За дальнейший тяжкий путь.
Путь ошибок и страданий,
Расставаний и измен.
Чтобы было пониманье,
Что любовь сильней, чем тлен.
Исчезает все на свете,
Лишь любовь живет всегда,
Пролетает словно ветер,
Оставаясь навсегда.
Не люби меня, не надо,
Я давно уже не тот.
Та любовь была наградой,
Что до смерти сердце жжет.
Благодарение
Мне нечего Вам дать в простом житейском смысле,
И ложе разделить я с Вами не смогу.
Я отгоняю прочь свои дурные мысли,
Немного вру я Вам, но в главном я не лгу.
Спасибо Вам за то, что Вы меня любили
Недолго, не всерьез, но все-таки меня,
Спасибо Вам за то, что молоды Вы были,
Спасибо Вам, что был так молод с Вами я.
Спасибо Вам, что Вы во мне освободили
Бесстрашие любви и мудрость бытия,
Спасибо Вам за то, что Вы во мне убили
Извечный страх воды за красоту огня.
Спасибо Вам за все. За чистоту порока,
За искренность любви благодарю я Вас.
Вы разожгли во мне так поздно, после срока
Божественный огонь и пламень не угас.
Я Вас любил тогда, когда о Вас не слышал,
Я Вас люблю сейчас, когда любить нельзя,
Я буду Вас любить, когда закроют крышку
И скажут: «…Грешник сдох…» — а я умру любя.
Не хватило ночи для двоих
Не хватило ночи для двоих,
Следом дня за ночью не хватило,
Не хватило рук и губ твоих,
Не хватило маленькой и милой.
Охватил нас медленный пожар
Всей своей безжалостною силой.
Догорю, и мне себя не жаль,
Я с тобою маленькой и милой.
Отлетала, как во сне, душа,
(Не во сне ли ты меня любила?)
Ты была бесстыдно хороша,
Оставаясь маленькой и милой.
Я искал тебя так много лет,
Жизнь меня мотала, время било.
Думал я: «Тебя на свете нет»,
Ты была, но не моею милой.
Я себе не верю, что нашел,
Не бывает так, но это было!
В паутине городов и сел
Ты осталась доброю и милой.
Не исчезни только до конца
Дней моих, немногих до могилы.
Постараюсь с твоего лица
Я согнать печаль последней силой.
РАННЕЕ
Абстрактное
Сумасшедший горизонт по бокам
И по челюстям ползет таракан
Полустертую симфонию гложет тоска
Соловьиный клокочет в степи раскат
Протирает машина растения
А на людях цветет неврастения
И приходят в почтамт поздравления
С днем рождения вашего гения
Позолотою блещет пустышка вам
Нету слушателей золотым словам
Керосин бы добавить сухим дровам
Электричеством плачет больной трамвай
Затуманило окна сырой водой
Нам сухое вино подают с тобой
Два шахтера спустились в один забой
На двух скрипках играет смычок собой
Нет ни сна ни покоя измученным
Изможденным раздавленным скрюченным
Горьким опытом жизни наученным
Что не надо стремиться им к лучшему
Осмысление
Я с Господом беседую давно:
С отцовской смерти утром летним,
В моих ладонях, как в кино,
Сменилась жизнь на холод смерти.
Мне в детстве выпало узнать
Как это с нами происходит;
Когда, оставив мир сиять,
Душа к нему, назад, уходит.
Вы дали мне, Отец и Бог,
Урок тяжелый для мальчишки.
Простите, все-таки не смог
Я Сыном стать, а не сынишкой.
И лишь одно мне оправданье:
Слабея зрением и слухом,
Стихи пишу, как покаянье,
Ищу следы Святого духа.
Мне не дано пропеть тебе вот это
Мне не дано пропеть тебе вот это…
Как птице песней на бумагу сесть?!
Позволит Бог нам свидеться на свете,
Так пропою, а нет — читай, как есть.
*
Как наблюдать воды теченье?
Как на огонь костра смотреть?
Без сожаленья, без волненья:
Им велено истечь, истлеть.
Быть может, жизнь нужна такая:
Без сожалений и тревог,
Страстей в себя не допуская?
Монахи, я бы так не смог!
Согласен свято Богу верить,
Что сотворил и подарил,
Но как покоем жизнь измерить?
Покоем веет от могил.
Бог подарил нам душу, вынув
Ее из собственной груди,
Я передал подарок сыну-
Смотри, сынок, душе не лги.
Не окружай ее покоем,
Она раскиснет и умрет,
Пусти ее, пусти на волю,
Ведь жизнь души — ее полет.
*
Пусть в моем лексиконе другие слова,
Сказки, песни и ноты другие,
И пускай ты по-женски извечно права,
Я спою тебе: «Мы не чужие».
Сколько прожито мной и поступков и дел,
Скольких женщин любил, скольким верил,
На тебя я наряд подвенечный надел,
И что прав я, я в этом уверен.
Пусть осудят меня и сожгут и распнут,
Рассудачат и пепел развеют,
Пусть ханжи мне вдогонку со злобой плюют-
Я люблю, я надеюсь, я верю.
*
Невозмутимо, словно сфинкс
Лицо твое во тьме молчало.
Я разговаривал с душой,
Она неслышно отвечала.
Я говорил тебе слова
В раскосые по азиатски
Глаза. Хотелось мне тебя,
А обнимал по братски.
Мужским желанием томим,
(На исповеди — надо правду)
Я губы целовал твои,
И наши души плыли рядом.
А тело отдалялось вновь,
И лишь в губах душа горела.
Я душу целовал твою
И чувствовал — она болела…
Я вспоминаю тот полет
В пространстве, времени?.. Не знаю…
На сколько верст, за сколько лет?..
Не понимаю-принимаю.
Не говорила слов любви,
Сказала, что душа родная,
А губы вторили твои:
«Люби еще, люби без края!» —
Не звуком, не словами — нет!
Не губы целовались — души.
Быть может также океан
Мильоны лет целует сушу.
*
Теперь один, на расстоянии
Я вновь пытаюсь разобрать
Те мысли, чувства, состояние,
Что довелось нам испытать.
Анализирую спокойно,
Все инструменты разложив
Как врач. И если будет больно,
То это значит — буду жив.
Холодный разум мой как скальпель,
Не веря чувствам и себе,
Все отсекает. Кровь по капле
Упрямо движется к тебе.
Отсек себе я руки, ноги:
И четвертованный ползу.
К тебе не знаю я дороги,
А я огромный воз везу.
Собрав в мозгу остатки силы,
Я целиком себя отсек…
Тебя, зачем со мной носило?
Зачем ты шла на огонек?
Жесток, быть может, мой анализ
И операции исход
Неясен мне. Понять пытаюсь:
Зачем ты набрала мой код?
Вот первый вариант — простейший:
Скучала ты вдали, одна,
И приключенье легкой флейтой
Отогнало дремоту сна.
Нет. Не подходит. Ты кокеткой,
Как видно, вовсе не была,
Лукавства ласковою сеткой
Ловить других не рождена.
Вот вариант второй — точнее:
Замерзла, выбилась из сил
И… по течению, вернее-
Куда поток поворотил.
Нет. Все не то. Умна ты больно,
Чтоб плыть, куда глаза глядят,
И вариантов — все!.. Довольно!
Они неправду говорят.
Землей по небу тучи плыли,
В них — отрешенное лицо.
И губы, не таясь, любили,
И сердце — раненым скворцом.
Еще: одна простая фраза
Не про меня, а про подруг,
Приподняла и, швырнув наземь,
Расколотила сердце вдруг.
Я собирал его осколки
И кровью клеил по местам,
И в нем, разбитом, выли волки
От слов твоих не по годам.
Не по годам твои седины:
По черной мгле — прожектора.
Стоим.
Одни.
Вдвоем.
Едины.
И до утра.
Уже пора…
Уже пора?
Уже пора!
Уже пора…
Нет! Не поверю в варианты!
Уж лучше сдохнуть! Было так:
Душа, поднявшись на пуантах,
Приоткрывала мне уста.
Хандра в прекрасном городе
К Адмиралтейству стройными штрихами
Протянуто проспектов волшебство,
По ним, гуляя майскими ночами,
Трясут пижоны пыльным естеством.
Там клешей и афиш калейдоскопы,
Дубленок шорох, стук иссохших душ
И лай разноязыческой Европы
Плывет под авторазъяренный туш.
То сновиденье и столпотворенье
Незабываемо, как на асфальте кровь.
Проснись гранитное Петра творенье,
Дыханьем русским преисполнись вновь.
*
Не плещется вода в тисках гранита,
Не слышен шорох стриженой травы,
Лишь сетуют гранитнейшие плиты,
Что с каждым годом тяжелеют львы.
Как тяжело тебя, Земля, одели
В мильонотонный каменный наряд.
Грустят в рядок посаженые ели,
Молчит Атлантов сгорбленный отряд.
Застыли острова в казармах камня,
Под тяжестью бессовестных дворцов
Не вспрянуть им… Колонн ростральных пламя
На праздник, вспыхнув, в будни гаснет вновь.
Ленинград. 1974
***
«Душа обязана трудиться
И день, и ночь, и день, и ночь»
«…в моей измученной душе»
Не должно быть душе спокойной,
Иначе — это не душа.
В темнице, иль на воле вольной
Ее хозяин сердобольный.
Богат, иль вовсе ни гроша-
Душа должна быть беспокойной,
Пока не высушит все тело,
Не превратит его во прах,
И снова примется за дело.
Недаром говорят: «Взлетела» —
Душе неведом плотский страх,
Хотя ее питает тело.
Откуда ты во мне, такая,
В моих измученных частях?
Больная, вечная, живая,
Тебя на помощь призывая,
Я побеждаю плотский страх.
Откуда ты, душа…?
Не знаю…
Подражание старинному романсу
Усталый звук гитары старой
Затронуть за душу не смог.
Я молодым уже не стану,
Мне нет назад путей, дорог.
Ушли в былое вальсы страсти,
Угарный хмель кружит других.
Я одинок, но я во власти
Воспоминаний дорогих.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.