Бесплатный фрагмент - Мерцание времени

Предисловие

В биологии есть понятия онтогенеза и филогенеза. По аналогии с ними в развитии каждой личности, в особенности личности творческой, можно различить культуру родовую и видовую (культурная традиция) и ту культуру, которую человек взрастил в себе сам, используя личный опыт, разум и врождённые свойства. «Пишите своё, о своём», — советовали такие поэты как Бунин и Рильке. Однако «приращение смысла», о котором так много говорят современные литераторы, достигается сочетанием традиции и личных находок. Традиция заложена уже в самом языке — и зачастую автор, порвавший с «литературностью», обращается к ещё более древним культурным пластам (В. Хлебников).

Ситуация эмиграции ведёт к некоторому отрыву от современности, язык эмигранта консервативнее, литературнее, парадоксальным образом менее склонен к заимствованиям из других языков. Волею судеб общее русскоязычное пространство распалось на множество очагов культуры — и каждый носитель языка в любой точке мира может считать себя хранителем такого очага.

Михаил Гиршовский уже больше 20 лет живёт и пишет вне России, в его поэзии, возможно, не отражены новейшие течения русской литературы — однако автор не является и эпигоном литературы прошлого. Его поэзия — какая-то своя, отдельная линия, «своя колея». Но и личное «древо смыслов» может тяготеть ко всеобщему, к универсуму и познанию его общих для всех законов, а может — к деталям, к «мелочам», к подробностям бытия. Поэзия М. Гиршовского — поэзия философская, поэзия больших тем и обобщений, но рождаться они могут из наблюдений, из впечатлений автора.

Время уходит, от вечности меня отрывая,

Взрывом чёрных с золотом пятен внутри головы.

На куриных ножках, на плавниках, на сваях

Памяти овраги, провалы и рвы.

В этих строках внутреннее зрение (фосфены перед глазами) соединяется с понятиями пространства, времени и вечности через память культуры (сказочный мотив избы на курьих ножках). Текст предельно сжат, провалы памяти соотнесены с провалами почвы, плавник — и непрочный строительный материал, и плавник рыбы (золотой рыбки или рыбы-кита)…

Мотив памяти как функции пространства отражён и в следующем тексте (отмечу также оригинальность описания следа самолёта — «белый луч»):

Звучит стрела

Или полет звенит

— Один и тот же звук.

В глубоком небе сна парит

Распятье крыл и рук.

Незваный чертик, самолет

Рисует белый луч,

Он тает вширь и не таит

В себе грозовых туч.

Дыханье коротко моё —

Не закруглить рассказ.

Дном синим небо сохранит

Пространство эха нас.

«Чёртик» и «чертить» соотносятся ещё в фольклоре — однако в стихотворении это «играет» (как и многое другое): ведь самолёт-чёртик не просто рисует луч — он ещё и сам похож на крест (распятье). Облачно-дымный след превращается в луч света, инфернальное создание — в носителя Благой вести.

Автор не чужд и модным веяниям, например, увлечению разноударной рифмой:

Годы кольцами летят,

Бильбоке мой бильбоке,

Мы играли в лебедят

На верёвочке.

Воплощая «дрожь мира шёпотом и вслух», поэзия Михаила Гиршовского, хоть и негромкая, очень монументальна — философская поэзия больших обобщений.

Людмила Казарян. Филолог, куратор Тартуского международного поэтического фестиваля им. В. А.Жуковского

Мерцание времени

***

Жизнь жила со страшной силою,

Только в смерти и просвет.

И подбрюшная голимая —

Мой единственный секрет.

Раздышав тоску смертельную,

Жить добился жизнью здесь.

Благодарность неизбывную

Несу бережно как честь.

Жизнь мерцает присутствием

142857

Небо — снова седьмое

И не только по-русски.

Период этой дроби

Живёт корнем всякой речи.

Дождик.

Не дождь а дождик.

Собака распласталась в комнате.

Хочется спать.

Капля камень точит —

Камень стал короче.

Ноты в ряд —

Отряд октябрят.

Эпоха сдохла.

От слёз намокла.

Жизнь бесконечна мгновеньем одним.

Тихонько-тихо его переспим.

Глаза открой. Зачем? — Зачем-то.

Круг костров бесконечная лента.

Один, четыре, два.

Дышит, трепещет ночная листва.

Потом восемь, потом пять и семь.

И снова до тихонько совсем.

Танец считает, танец поёт.

Срывается стая в кружащий полёт.

Небо бесцветно в своей синеве,

Со скоростью света светится свет.

Ночь настаёт,

Свет изнутри.

Нечет и чёт.

Смотри-не-смотри.

Крутятся в танце

Тай цзи и цюань.

Пламенем глянца

Быть перестань.

Блики костров на мокрой брусчатке.

Пекутся в фольге корна початки.

Старайся, силься — выйти из сна,

Только на это надежда одна.

2009, Октябрь, 4

НОВЫЙ СОВСЕМ ЖАНР

***

помню было тепло

теперь зима

что же потом?

***

ты знаешь

я знаю

разве это одно и то же?

***

нет никого

ни того ни тех

что остается?

и боль откуда?

***

сегодня не видно неба

вчера была полная луна

сегодня луна должна быть такой же

должна быть

***

Саше Самарцеву

Дрожь-вибрация-волна —

Элементарная частица.

Пульсом бьются в твердь окна

Отражения и лица.

Тень сквозь тень сквозь тень сквозь тень —

Ночь в окне мерцает мне,

Я не знаю, я ль во сне,

Или в зыбкой маетне

Сердце в пульс играет.

Годы кольцами летят,

Бильбоке мой бильбоке,

Мы играли в лебедят

На веревочке.

Дрожь-вибрация-волна —

Частота затвердевает.

Жизнь сама собой полна

Cветом и нечаянно.

2010, август, 22

***

Не продается тигр.

Мерцанье глаз его — смолы сосновой китч

имеет ход на рынке.

Так мертвецы торгуют мёртвым,

Им жить — не нужно.

Пересыпают прах, и ветер

Его сдувает

Бессмысленно с бессмысленных ладоней.

Они бы звали его дыханьем Божьим,

Когда бы могли промолвить слово.

Но череп пуст.

Он может только лязгать

Зубами на ветру небес пустынных.

***

Какая муть, какая муть! —

И никого не обмануть…

Проходит жизнь как ветерок,

Один обман — какой в нём прок?

Но вдох, и пульс, и чувство тела

Мне не давали жить без дела.

Какая разница к чертям,

Когда живёшь со свистом сам.

Придумка чья-то или нет —

Фигасе! — звёзды на просвет,

Наощупь — тел тепло, на слух —

Дрожь мира шепотом и вслух.

***

Серёже Боровскому,

KORSAR37

Как это можно быть в чем-то уверенным?

Разве, только в одном — прозвучало…

В то время, когда мы знаем, что нет никакого времени,

И нет никакого конца и никакого начала.

Есть только то, что есть и более ничего,

Совсем ничего, Сережа, совсем ничегошеньки,

Нет ни чьего и нет ничьего,

Даже доброй сердечной родной охламошеньки,

А то, что есть — оно есть,

Его не повернуть ни прикрыть,

Одно слово — срам, просто ёбнуться можно.

Сивка-бурка и та нынче волчья сыть,

Плоть кровавая с пульсом, но совсем без кожи.

Только космос с музыкой —

Песня без слов,

Как Хлопуши рёв в слезах на ветру,

И дрожит кость берцовая в её разгрызающем рту,

И сочится мозг из неё.

***

Звучит стрела

Или полет звенит —

Один и тот же звук.

В глубоком небе сна парит

Распятье крыл и рук.

Незваный чертик, самолет

Рисует белый луч,

Он тает вширь и не таит

В себе грозовых туч.

Дыханье коротко моё —

Не закруглить рассказ.

Дном синим небо сохранит

Пространство эха нас.

***

Один и тот же сон,

Он снится всем-всем-всем.

Проснуться невозможно

Такой большой толпе.

Но вспрянуть можешь ты

И потянуться сладко

И выйти из кошмара,

Куда душа лежит.

***

якоря держат сеть паутина на солнце

дождь прошёл в каждой капле сиянье

любовь состоянье сознанья а чувство его проявленье

лязг трамвая затвор

звон трамвая апрель льдинок бьющих посуду на свадьбе

ясной вечной текучести неба на землю

слёз дрожащих на сердце мерцая

УСТРЕМЛЕННОСТЬ

ASPIRATION

Правым-левым полушарием своим

Мы горим, не догораем, говорим.

Оцифровка очень хороша,

Но однажды полыхнет аналогом душа.

Нужен мостик? Нужен мостик. — Нет, не так.

Для баланса у весов работает рычаг.

Где же твоя точка, Архимед?

Жизнь почти прожита. Точки — нет.

***

Мы вновь в раю.

Мы здесь всегда.

Другого Бог нам не творил.

А кто не здесь,

Пусть тот тогда

Страдает из последних сил.

Страдание небытия —

Война, безденежье, да свинство.

А здесь есть только ты и я

И даже проще —

Всеединство,

Катрен скрипит,

Как на ветру,

Лукаво избегая мата,

Весна! Ни строчки не сотру.