Валерий Карт
Книга первая 1960 — 1965
Альма Матерь
«Студенческие годы — не прогулка,
Студенческая жизнь —
не пустячок,
Подчас на четверых
лишь хлеба булка,
Да кильки двести грамм
на пятачок…»
Несколько слов о поэте
Валерий Григорьевич Крахмалюк (Карт) родился на Южном Урале в небольшом городке Карталы Челябинской области в трудное для страны время, когда фашизм готовился, после поражений под Сталинградом, взять реванш в битвах на Курской дуге. В декабре 1943 года в боях на Корсунь-Шевченковском направлении погиб дядя — Тарутько Владимир Семенович, танкист. Маленького Валерку забрали к себе, до лучших времен, дед Семен Тарутько и бабушка Анисья Степановна в прекрасное уральское место — город Златоуст, где он благополучно жил, наслаждался природой, послевоенной победной радостью и любовью близких.
С 1950 по 1960 год Валерий учился в г. Карталы. Отец — Крахмалюк Григорий Федорович, железнодорожник, мама — Крахмалюк Мария Семеновна, учительствовала. Это было время улицы, а с седьмого класса — спорт до самоупоения. В 1960 году Валерий поступил в Магнитогорский горнометаллургический институт им. Г. И. Носова — короля металлургии. Группа доменщиков первого курса МЧ-60-3 — любимая семья единомышленников и друзей на шесть лет.
Лучшие друзья юношества — Софронов Михаил Федотович, Белкин Александр Сергеевич, Гридин Владимир Михайлович — надолго, на всю оставшуюся жизнь.
Машина времени жива —
То человеческая память
И станут в будущее падать,
Как звезды, мысли и слова…
И началась поэтическая страда с первых студенческих лет, с первых зачетов и экзаменов, с первой безответной любви. Занимался работой со словами в литобъединении Бориса Рублева, писал днем и ночью и пишу до сих пор.
Летом 1965 года на преддипломной практике на комбинате «Азовсталь» в городе Мариуполе познакомился с будущей женой — Малой Аллой Петровной, студенткой на каникулах в родном городе.
После института, с апреля 1966 года, Валерий работал в доменном цехе завода им. Ильича, прошел все рабочие ступени и 12 апреля 1967 года вышел на свою первую вахту мастером доменной печи. Ему было 24 года.
В этом же году молодой семье повезло: им вне очереди выделили однокомнатную квартиру. Спали, ели вначале на газетах, правда была радиола и магнитофонная приставка. Это было счастливое время: первые покупки мебели и любимых вещей, Высоцкий, Окуджава и Магомаев, и это было время стихов, они писались легко и красиво.
Под романтическим влиянием друга Михаилы Софронова, с целью заработать денег на первое авто, глубокой осенью 1973 года самолет взлетел и унес Валерия в заснеженную Якутию.
«Снегами разукутана,
Из края в край лежит
Страна чудес Якутия,
Мечта и явь, и жизнь…»
Началась долгая, в двадцать пять лет, эпопея заполярной жизни. И все это отражалось в радостных и минорных стихах Валерия на всю жизнь.
Одна радость — семья и любимый сын Александр Валерьевич, а позже -любимый внук Иван.
Четыре книги стихов, родившиеся в разные годы жизни — это для родных и друзей, это память. Сын и внук распорядятся дальнейшей их судьбой.
Дай Бог!
Редактор издания — Анатолий Анимица, тоже из Мариуполя.
Утренние улицы.
Самые искренние.
Улицы волнуются,
Пенятся, искрятся.
Город — труженик
В солнце жмурится.
Город проснулся.
Проснулись улицы!
Бодрости полные,
Парни торопятся.
Ватники потные
На ветру коробятся.
Умытыми проспектами
Шумит поток — артерия:
Студенты здесь с конспектами.
Профессора с портфелями.
Утренние улицы
Моего города…
Под дождем не хмурятся,
Живут себе гордые!
Познакомился с девчонкой я весной:
Милая хорошая девчонка.
Будто бы цветок расцвел лесной.
Будто песнь степная жаворонка.
Небольшая, быстрая, как ртуть,
А глаза — что глубина речная.
Я боюсь любовь свою спугнуть.
Но люблю ли, сам еще не знаю.
С ней иду, вздыхаю и молчу,
Слов любви произнести не е силах.
Но как много ей сказать хочу,
Не могу, безмолвен, как могила.
Но ведь так любовь не сбережешь
Надо быть смелее с ней. И буду.
Как тебя люблю я, ты поймешь.
Милая девчонка, просто Люда…
Люблю я время «восемь тридцать»
И дальше — вплоть до девяти.
Студенты — юные патриции.
Торопятся в фойе войти.
Их столько, сколько разных очень
И всё идут, идут, идут…
И студбилеты, между прочим,
Раскрытыми в руках несут.
И я дневалю у колонны.
Мне нравится стоять сейчас.
Я б согласился бить поклоны
Как в старину им, битый час!
И хочется обменять любого,
Похлопать дружески е плечо
И пожелать. «Ступайте с Богом!»
И обогреть души лучом.
И я завидую швейцару,
Хоть он порой на ласку строг.
Он словно всех пускает в царство,
Наш институтский полубог.
А у зеркал — сголпотворенье,
Им не приходится скучать.
Они — девчонкам откровенны
И только с ними не молчат.
А я — ни в промелькнувших лицах
И ни в волшебных зеркалах
Не нахожу свою патрицию.
Сегодня — снова проспала.
Бреду знакомым коридором
И отгоняю тихо грусть.
Но все же час мне этот дорог,
Я завтра — вновь к нему вернусь.
Проходишь мимо,
Уральских гор.
Видишь — трубы дымят.
Это город Магнитогорск
Смотрит в упор на меня…
Смотрит, таращит
Глаза — окна.
Кто ты? Багаж твой
Большой или маленький?
И под его вопрошающим оком
Слабый становится
Гриммовским карликом.
Что я отвечу:
Тяжел мой багаж.
Это не кипа
Аптекарской ваты…
В нем уместился
четвертый этаж
Милой до боли
Родной альма-матер.
В каждом кармане —
по году считает,
В каждом году —
миллионы событий.
Городу я возложил
на алтарь
Лучшие годы
В раю общежития.
Коридор — улицы,
Двери — кельи.
Вдоль улицы
Фонари — кегли.
Мальчики — студенты,
С виду дипломаты.
В формулы одеты.
Курят дипломанты.
«Завтра экзамен…»
— Каждый грубит.
Напишу маме:
«Вышли рублик…»
Бреду к Женьке,
Желудок ноет.
С Разиным Стенькой
В ковчег Ноев…
Схожу, пожую
куриную дупу.
Пущу струю —
Отведу душу.
Девушки пришли —
Птицы непосредственные.
Харакири делаем
Подручными средствами.
Салют, инженеры!
Салют, дипломанты!
Загоним нервы
На место матом.
Сядем, посчитаем, Этакий считончик:
Рублики достали
Вот и выпивончик!
Вот и допахали
Сбою борозду.
Получай на харю
Рабочую узду…
Прощай, город!
Уходим гордо.
Отметку сделали
на разовой карте.
Чтобы, как раньше,
Ответить: «Годен!»
И не отстать
На жизненном старте.
Д.Я.
Что ты, девочка,
Дрожишь и плачешь?
Вытри слезы,
Обними скорей.
Ведь у нас не может быть иначе,
Дай мне выпить
И себе налей…
Утопи в вине печаль и горе,
Боязнь и обиду за себя.
Полюбить, что в бурю
Выйти в море
И нельзя жить вечно, не любя.
Губы закуси в порыве страстном,
В том порыве —
Всей природы власть.
Нет! Поверь, родная,
Не напрасно
Ты мне этой ночью отдалась!
Раздумье
Сыну Саше
Людей, кто солнце не держал
В раскрытых радостно ладонях,
Кто в Рафаэлевских Мадоннах
Их волшебства не отыскал,
Мне жаль…
Людей, кто бурю переждал,
Когда в опасности другие
И промедленье, что гибель,
И страх — карающий кинжал,
Мне жаль…
Людей, кто честью дорожа,
Идет на подлость ради чести,
Кто строит козни, жаждет мести,
За существо свое дрожа,
Мне жаль…
Детство
Глаза закрою, как ребенок,
И убегаю вглубь себя,
И потешаюсь, что бесенок,
И засыпаю, всех любя…
Во снах живу, купаюсь в росах,
Витаю в грезах наяву.
Жить было весело и просто,
Дразня босой ногой траву…
Все было целостно и вечно:
Я чувств гармонии не знал
И кланялся собаке встречной,
И нищему полхлебца дал…
Сестру качал в скрипучей зыбке,
Копал червей, кормил крольчат.
Послевоенные улыбки
Кривились на губах солдат.
Боялся одичалых куриц,
Дразнил соседского кота.
И школой жизни — школа улиц
Мне стала в детстве неспроста.
Все жили дружной, волчьей стаей,
Точили пики и ножи…
Перемогли… Теперь я знаю,
Что это все зовется жизнь…
Маме
Ай лаф ю
Который день не дам я ладу
Себе, друзьям и — не каприз:
Который день пью до упаду,
До точки «положенья риз..»
Твоя любовь тому виною,
Твоя — скорее не любовь..
Не быть тебе моей женою
И вот взамен — похмелья боль.
Пустые хлопоты, пустые.
Пустой стакан ладони жжет.
Ты, как мираж в сухой пустыне,
Пленишь меня который год..
И утомленный страстной жаждой,
Во снах источник нежный пью..
И каждый день, а не однажды
К тебе взываю: «Ай лаф ю..!»
Затяните мне портупею,
Дайте в руку эфес острой шашки.
В конной лаве я буду первым,
Не в штабах левой ножкой шаркать.
Не пугает нас сабель высверк
И «Максима» смертельный росчерк.
Я коня тороплю под выстрел
Через трепет березовой рощи…
Господа! Не всегда пуля-дура,
Но моя еще не отлита..
И не может какой-то «турок»
Сбить меня с поднебесной орбиты…
И атаку не портит чарка
За удачу, за жизнь и победу!
Но из рощи чужая тачанка
Поливает свинцом небедно.
Эх судьба, нелюдимый Цербер..
Или пан, или — к черту в пропасть..
Марш вперед, господа офицеры,
Кто там сзади от страха ропщет?
Невеждам о невежестве
Земли биографию должен помнить
Каждый живущий, как я точь-в-точь…
Должен знать, когда грянет полночь
В Риме, если в Самаре ночь…
Быть любознательным — это право,
Это значит, быть обязанным.
Порою, бывает, город Остраву
Ищут на карте рядом с Вязьмой!
Вы не поверите?! Честное слово,
Стыдно до слез за подобных жителей.
Я б за такое лишил их крова,
Если б Земля была общежитием.
Поговорите с ними однажды,
С неблагодарными знатоками.
Станут доказывать, спорить даже,
Что черепах ловили на Каме.
И рассуждают о мироздании,
Зная о мире лишь понаслышке.
Я бы таким молодцам в назидание
Заново начал прочитывать книжки.
Пусть на невежду обрушится с силой
Разума гений полною мерой.
Чтоб наша жизнь становилась красивой
И послужила потомкам примером…
Ноне, сестре
Что-то вдруг не спится,
За окном ненастье,
Дождь шуршит устало
По сырой траве.
Я лежу, считаю, сколько
Верст до счастья,
В жизни пережитой
Не хватало мне?
Но со счета сбившись,
Тихо засыпало.
Уношу с собою
Этот дождь и ночь.
И опять за счастьем
Верстами шагаю.
А оно, как время,
Убегает прочь.
Что-то вдруг не спится…
Есть женщины,
Есть много женщин, разные…
Они проходят чередой сквозь годы,
Но для меня одна билетом разовым
Вошла в судьбу, как утро входит в город.
Вошла призывно, безысходно остро,
Трубили трубы площадям покорно,
Я золото волос держал в пригоршнях,
Любовь нашел и потерял покой я.
И мир пропал, и солнце стало лишним,
И новые миры в ночи рождались,
И стройные украинские вишни
Над нами руки тихо простирали.
Есть женщины,
Но лишь одна в судьбе,
Как жизнь одна дается до кончины,
Спасибо, дорогая, что в тебе
Нашел я гордость и любовь мужчины!
Малой А. П.
Кара — Адыр, Кара — Адыр.
Моя тоска, моя кручина.
Здесь небо выцвело до дыр
И часто кажется с овчину.
Здесь — степи не оглянешь вдруг,
Здесь люди сильные делами.
Здесь по весне трудяга — плуг
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.