Бесплатный фрагмент - Староверы Псковского Поозерья

Первые духовные центры старообрядчества в Себежском уезде в XVIII веке

На территории Себежского уезда, входившего с 1678 до 1772 года в состав Речи Посполитой, первые старообрядцы появились еще в конце XVII столетия. Это были переселенцы из Тверской, Псковской и Новгородской земель, не принявшие никоновскую церковную реформу и бежавшие от правительственных гонений за «литовский рубеж». От преследований староверы уходили в глухие, труднодоступные места, где основывали свои деревни и общежительства. Они селились как свободные люди на землях польских помещиков, пользуясь их покровительством и платя умеренную арендную плату. И старообрядцы, и землевладельцы были довольны: одни тем, что получили хорошие угодья и свободу вероисповедания, другие — тем, что земли, пустовавшие после свирепствовавшей в Европе эпидемии чумы (1657, 1661, 1710 годов), заселялись трудолюбивыми, исправно платившими подати крестьянами. В рабочих руках была заинтересована и государственная власть Речи Посполитой, поэтому польский король Ян Собеский (1629–1696, правил с 1674 по 1696) издал особую грамоту о свободном жительстве раскольников в польских пределах, при полной независимости от католического духовенства в исправлении веры и отправлении обрядов.

Себеж, будучи приграничным городом, неоднократно переходил из рук в руки. 24 июля (3 августа) 1678 года в Москве было заключено очередное перемирие между Русским государством и Речью Посполитой, по которому прежнее Андрусовское перемирие продлевалось на 13 лет, а исконно русские города Себеж, Невель и Велиж с уездами передавались Речи Посполитой в обмен на закрепление за Россией Киева. После возвращения в состав Речи Посполитой Себеж стал собственностью литовского княжеского рода Радзивиллов. Именно на этот исторический период приходится массовое переселение гонимых старообрядцев на себежские и невельские земли.

В 1699 году выдающийся деятель старообрядчества, писатель и богослов, основатель федосеевского согласия Феодосий Васильев (1661–1711), вынужденный бежать из России, переселился вместе с матерью и сыном в Польшу. Старообрядческий историк Павел Любопытный так повествует об этом в своем произведении «Хронологическое ядро староверческой церкви, сочиненное в Санкт-Петербурге П. Л.»: «Федосей Васильевич по просвещении своем в 9-й год, будучи весьма гоним, как от пагубнаго никониазма, так и от зараженных оным своих сограждан, принужден был оставить любезное свое отечество, достояние и удалится, поспешно с своим семейством в страну иноплеменных, водворится в Польском королевстве, и основать там своего сословия благочестивое братство». На территории Речи Посполитой, в Крапивенской волости Невельского уезда, в лесных владениях пана Куницкого, близ деревни Русановой, Феодосий основал две обители — мужскую и женскую. Число насельников обителей превышало тысячу человек (до 600 мужчин и 700 женщин).

Массовая эмиграция русских старообрядцев в Польшу продолжалась на протяжении всего XVIII века, тем более что большого труда это не составляло. Согласно документам того времени, русские из соседнего Великолуцкого уезда «проходили в Польшу в день», в приграничные Невельский и Себежский поветы (уезды) Речи Посполитой. Переход границы облегчало и то, что пограничные заставы были небольшими и располагались на значительном расстоянии друг от друга. В 1723 году было начато сооружение пограничного рубежа Рига — Великие Луки — Смоленск. Однако оно не могло обеспечить надлежащей охраны с российской стороны — сквозь него по потайным тропам и дорогам из России в Речь Посполитую и обратно почти беспрепятственно могли проезжать малые и большие группы людей с повозками, гружеными имуществом. Люди целыми деревнями уходили за «польский рубеж». «Пересечь границу было нетрудно, так как один из наиболее преданных сторонников Феодосия Васильева, пропагандировавший его убеждения на Новгородско-Псковской земле, Игнатий Трофимов, умело организовал отдельные этапы перехода».

Упомянутый Игнатий Трофимович (Трофимов) (ум. 1745) был известным федосеевским наставником и духовным писателем. Родился в Старой Руссе, где жил и проповедовал учение Феодосия Васильева, неоднократно ходил к нему в Польшу и принимал деятельное участие в переправке староверов с Новгородчины за польский рубеж. В 1700 году был благословлен в наставники в Москве. Согласно «Алфавиту духовному» Василия Золотова, был первым беспоповским пастырем в Москве, удостоенным «степени великоотеческой». В 1724 году переселился в Польшу. Вот какую интересную характеристику дает ему историк-поморец Павел Любопытный: «…отличный житель в Польше и тонкий буквалист, славный пастырь и учитель феодосианской церкви в реченном месте, ревностный защитник галилейства и употребления надписи Пилатовой титлы на кресте Христовом, тщательный снискатель в защиту своего лжемудрия и утверждения своей церкви. Муж был подвижной в созидании церкви (тоже своей), строгой жизни, хорошаго сердца и незлобив. А при сих отличиях он был миролюбив и почитал раздор церковный за тяжкий грех. Для того не раз ездил в Выгорецию, не раз и убеждал настоятельно письмами и словами всех феодосиан к принятию соединения с поморскою церковию. Он многократно испытывал от чудотворных и святых предметов о надписании бытия Пилатовой титлы на кресте Христовом. Москва, Выгореция и прочия страны правоверных часто обращали на него свои взоры с немалым вниманием и важностию. У феодосиан он был столп, утверждение, слава и честь их. Впрочем, при всех таковых качествах, часто открывал он в своих деяниях самонравие, непокорность просвещенным мужам и нарушение честных своих слов, держась твердо правил своей церкви. Он был росту средняго, лицем бел и продолговат, взор имел скромный и приятный, браду окладистую и мало продолговатую, украшенную всю сединами: все это оказывало в нем мужа важнаго и редкаго. Он скончался в своей отчизне честно, 1761 года, от рождения своего 85 лет».

Благодаря близости границы и той легкости, с какой ее можно было тогда преодолеть, в конце XVII–XVIII веков на территории русско-польского пограничья складывается семь локальных групп старообрядцев со своими духовными центрами (две группы в Себежском и пять в Невельском уездах), которые сыграли весьма существенную роль в истории русского старообрядчества. Сейчас этот живописнейший регион с сотнями больших и малых озер обычно называют Псковским Поозерьем. Проживавшие здесь староверы жили достаточно независимо, обрабатывали землю, строили свою общинную жизнь, пользуясь свободой исповедания древлеправославной веры. Здесь же проходили важнейшие церковные события — соборы староверов-федосеевцев, которые (по понятным причинам) невозможно было проводить в то время в России и на которых принимались решения, обязательные для всех представителей этого крупнейшего старообрядческого согласия. Местные старообрядцы (в основном, принадлежавшие к федосеевскому беспоповскому согласию) со временем получили название «польских федосеевцев». Как отмечала А. А. Заварина, «первые крупные поселения староверов в Польше возникли на территории собственно Витебской губернии…, в частности в Невельском уезде, где поселился Феодосий Васильев со своими последователями, и в Себежском уезде, на территории которого неоднократно, и, видимо, не случайно проходили соборы федосеевцев».

На территории Себежского уезда одним из важнейших духовных центров старообрядчества становится федосеевская обитель близ деревни Давыдово (впоследствии — просто деревня Обитель), основанная в 1720-е годы сыном Феодосия Васильева Евстратием (после разгрома Ряпинской обители в Дерптском уезде в 1719 году). Старообрядческая община просуществовала здесь до 30-х годов XX века (самой деревни уже не существует). На личности основателя этой первой на себежской земле старообрядческой обители стоит остановиться отдельно.

Евстрат (Евстратий) Федосеевич сам являлся видным деятелем староверия и писателем-полемистом. Родился он в 1692 году в семье бывшего диакона из Крестецкого Яма Феодосия Васильева, вскоре перешедшего в староверие и ставшего известным беспоповским вероучителем. Вместе со своим отцом, матерью, сестрой и двумя братьями принял старообрядческое крещение (крещен с именем Фаддей). В 1699 году отец, взяв с собой мать и сына Евстрата, переехал в Речь Посполитую, где под Невелем создал первую за рубежами России староверческую Русановскую обитель (1699—1708). Здесь прошли юношеские годы Евстрата. Позже он переселился на земли покровительствовавшего староверам князя Александра Даниловича Меньшикова, в Вязовской волости Великолуцкого уезда в России; затем в 1711 году переехал в Ряпинскую мызу около Юрьева (Дерпта) в Ливонии, где федосеевцы создали еще одну обитель. Однако еще в 1711 году Евстратий вместе с отцом был арестован и выдан новгородскому митрополиту Иову, но в отличие от своего отца, мученически умершего в заточении, вскоре был отпущен (или же сбежал). В 1711—1719 годах Евстратий Федосеевич становится одним из руководителей Ряпинской обители, ставшей в 1710-х годах крупнейшим центром федосеевцев. Однако после разгрома российской военной командой Ряпинской обители в 1719 году Евстратий Федосеевич снова переселяется в Речь Посполитую, потому что, по его словам, «тамо древлецерковные законы содержати пришельцем воля даяшеся».

В Польшу эмигрировали и многие другие федосеевские наставники. Евстратий вместе со своим дядей Егором, Терентием Васильевым и Иваном Бедрой поселился во владениях какого-то «пана Эльзана» (возможно, помещика Георга Константина Гильзена, мариенгаузского старосты; ум. 1737); Макар Никитин «с братией» — в Курляндии, а некоторые другие — в Стародубье. В 1720-1760-х годах федосеевские общины в северо-восточной части Речи Посполитой — в Ступелишках, Балтруках (Курляндия), в Давыдово (Себежский уезд), в Гудишках и других местах — сделались одними из главных руководящих центров раннего федосеевства за границей. Между этими зарубежными и федосеевскими (также поморскими) общинами в России поддерживалась тесная связь, происходила оживленная переписка и время от времени проводились собеседования.

Дальнейшая судьба Евстратия Федосеевича менее известна. В марте 1722 года в Пскове состоялась полемика между ним и беглопоповским священником Матвеем Андреевым. Через 9 лет после вынужденного бегства из Ряпиной мызы Евстратий основал Гудишкскую обитель (ныне Игналинский район Литвы). Условия жизни федосеевцев были здесь довольно хорошие, так как и местные дворяне, в лице управляющих имением католиков, если не покровительствовали, то благосклонно и терпимо относились к староверам. В обители была построена часовня, где проходили «церковные службы». В 1735 году Евстратий Федосеевич выступил на федосеевском соборе в Ступелишках, где публично изложил свое исповедание веры и молил всех «православных христиан», если когда и сделал из-за «своего скудоумия в делах и словесех <…> согрешение, Святыя Троицы ради», простить его «грубаго, грешнаго, всех опечалившаго» и быть милостивыми к нему. Старообрядческий историк Павел Любопытный писал о Евстратии: «Впрочем, он открывал во многих случаях своих деяний довольно суеверия и грубости, часто изражал самонадеянность и прекословие просвещенным мужам».

В 1730-е годы Евстратий Федосеевич оставался видным наставником, но утратил роль одного из главных руководителей федосеевства и был далек от того высокого авторитета в беспоповстве, которым пользовался в начале XVIII века его отец. Видимо, он не присутствовал и на состоявшемся в 1751 году известном Польском соборе. Он не упоминается в источниках и в годы разорения Гудишкской обители. Известно, что в 1742 году Евстратий написал «Житие Феодосия Васильева», по жанру напоминающее поздние жития русских святых и являющееся важнейшим источником для биографии его отца, основателя федосеевского согласия. Известно еще «Послание Евстратия Федосеевича на Выг» (1757), в котором он отстаивает неизменность учения первых федосеевцев о поклонении титлу IНЦI и о признании законности браков, заключенных до перехода в старообрядчество. Согласно Павлу Любопытному, Евстратий Федосеевич «скончался честно в своей обители, 1768 года, от рождения своего 76 лет». К сожалению, он не уточнил названия этой обители, находившейся, несомненно, на территории Речи Посполитой — вот только в Литве или в Себежском уезде?

Из других источников мы знаем, что в последние годы Евстрат Федосеевич часто бывал в Новгороде и Старой Руссе и поддерживал тесные связи с местными староверами. «Есть основания предполагать, — замечает по этому поводу И. А. Мельников, — что последние годы жизни Евстрат провел в Новгородских пределах, а именно, в самом Новгороде либо, что еще более вероятно, в Старой Руссе».

В 1772 году, по соглашению с Австрией и Пруссией, России были возвращены Витебские и Могилевские земли, в том числе и Себеж. В связи с этим неизбежно изменилась и жизнь местных староверов. Указом Сената от 23 октября 1772 года было объявлено об образовании Псковской губернии, с центром в городе Опочке, в которую вошли 5 провинций: Псковская, Великолукская, Двинская, Полоцкая, Витебская. Указом Екатерины II от 14 декабря 1772 года Витебская, Полоцкая и Двинская провинции были причислены к Псковской епархии. Сенатским указом от 22 июля 1773 года Себеж был «назначен уездным городом» Полоцкой провинции.

24 августа 1776 года Екатерина II издала указ «Об открытии Полоцкой и Псковской губерний». Полоцкую губернию образовали Двинская, Полоцкая и Витебская провинции. 22 марта 1777 года Полоцкая губерния была разделена на одиннадцать уездов, в число которых вошел и Себежский уезд. 10 января 1778 года был издан штат Полоцкого наместничества; Себеж показан в числе уездных городов этого наместничества.

6 мая 1788 года именным указом, данным Синоду «О разделении епархий сообразно с разделением губерний» границы Санкт-Петербургской, Новгородской и Псковской епархий устанавливались в соответствии с границами этих губерний для «удобнейшего управления церквами». Указом от 12 декабря 1796 года Полоцкая и Могилевская губернии были объединены в Белорусскую губернию, в состав которой вошел Себежский уезд. 20 февраля 1802 года, по докладу Сената, в Белорусской губернии были учреждены Могилевская и Витебская губернии. При издании штата Витебской губернии 12 июля 1802 года Себеж назначен уездным городом этой губернии.

* * *

Итак, первый после разорения Ряпиной мызы духовный центр федосеевцев находился, на наш взгляд, именно в себежской Обители. В пользу этого говорит тот факт, что в окрестных деревнях прошли первые значительные федосеевские соборы: в 1721—1722 годах — в деревне Яблонце, в 1728—1729 годах — в деревне Голубово и, наконец, в 1739 году, 11 июня, в деревне Давыдово. Вообще, как отмечает Н. А. Морозова, «только в первой половине XVIII в. в северо-восточной части польско-литовского государства было организовано не менее шести федосеевских соборов».

Как явствует из обнаруженного недавно Надеждой Морозовой следственного «Дела по доносу крестьянина Степана Иванова на принадлежащих к расколу крестьян Ряпиной мызы Дерптскаго уезда Михаила Федотова, Емельяна Лукьянова и др., также об учителях их Евстрате Федосееве, Иване Бедре и др.», хранящегося в РГАДА, ф. 7 (Дела Преображенского приказа и Тайной канцелярии), оп. 1, д. 780 (1741 г.), в окрестностях деревни Яблонец (современный Себежский район Псковской области) было два неизвестных ранее федосеевских скита (мужской и женский), которыми руководил известный последователь Феодосия Васильева Иван Бедра.

Именно в Яблонце состоялся первый известный федосеевский собор в Речи Посполитой в 1721/1722 годов. «Поводом к его проведению стало начатое Евстратом Феодосиевым в Ряпинской обители в 1716/1717 гг. исправление некоторых богослужебных и паралитургических текстов. Конкретно речь шла об исправлении текста Троичного канона из дониконовского издания Октоиха, а также «марании» и правке сочинений первых федосеевских учителей, рукописных Цветников и лицевого Апокалипсиса и последовавшей за этими нововведениями внутренней федосеевской полемике о «лицах и образах» Святой Троицы. Суть спора заключалась в том, что, по мнению Евстрата, определение образ можно употреблять только для обозначения Единого Бога, и его использование по отношению к отдельным ипостасям Божества следует расценивать как отрицание единства Троицы и признание за каждой из ипостасей особой независимой сущности. Иными словами, в дониконовском издании текста Троичного канона отрицается один из главных христианских догматов, а это уже, по мысли федосеевского наставника, арианская ересь. Исходя из этого, он начал править текст канона, заменяя синонимичное использование слов лица и образы для обозначения ипостасей Троицы на единственно возможное, с его точки зрения, слово лица, а тех, кто придерживался традиционного (неисправленного) текста канона, обвинял в арианстве. Одна часть федосеевских наставников приняла сторону Евстрата, другая же, во главе с Савином Михеевым, настаивала на традиционном употреблении и считала действия и доводы Евстрата «гнилым буйством и мудрованием». Споры с различной степенью интенсивности продолжались почти 20 лет и прекратились на соборе в Ступелишках в 1735 г., видимо, не без участия Симеона Денисова, в начале 1730-х гг. написавшего специальное сочинение Показание о речении «образ» и доказавшего возможность синонимического употребления понятий лица и образы.

Дискуссия на Яблонeцком соборе была довольно острой. По свидетельству участника собора Семена Сергеева, Евстрат Феодосиев обращался к участникам собора с одним и тем же вопросом: «Кто образы и лицы заедино не говорит, будет ли еретик?» И хотя проведенный блицопрос показал, что часть наставников дала положительный ответ (т.е. «будет еретик»), на соборе было достигнуто примирение враждующих сторон [см.: РГБ, собр. Е. В. Барсова, №1019, л. 2–3]». Как явствует из вновь открытых документов, на Яблонецком соборе также имели место актуальные для того времени дискуссии о Петре I как антихристе, о последних временах и т. д.

Следующий собор в себежских пределах прошел в 1724/1725 годах в соседней деревне Голубово. Голубовский собор был посвящен формулировке заключительной строки богослужебного текста Многолетствия. Новая полемика не только не примирила противоборствующие стороны, но и способствовала возобновлению споров о «лицах и образах», о чем, в частности, свидетельствуют найденные Н. Морозовой документы о последующих соборах на мызе Окра. К сожалению, тексты деяний соборов в Яблонце и Голубове не сохранились в полном виде, а подробности их проведения известны нам лишь по более поздним пересказам их участников.

Два следующих федосеевских собора, на которых споры о «лицах и образах» были продолжены, проводились уже в Курляндии — на мызе Окра в 1729—1730 годах (около одноименного озера Окра, ныне Дагдский край Латвии) и в Ступелишках в 1735 году, однако в 1739 году местом проведения очередного собора снова стал Себежский уезд — деревня Давыдово. На Давыдовском соборе присутствовали и его постановления подписали тринадцать духовных лиц, множество книжных и простолюдинов. Это такие видные федосеевские наставники из Речи Посполитой и России, как Терентий Васильев и Игнатий Трофимов (которые председательствовали на соборе), Евстрат Феодосиев (в документе он подписался как Фаддей Дионисиев, т.е. указал свое крестильное имя), Савин Михеев, Лазарь Захарьев, Василий Симеонов, Феодор Феодоров, Иван Иванов (Бедра), Симеон Сергеев, Игнатий Тимофеев, Георгий Андреев, Герасим Яковлев, Макарий Иванов. (Часть из них впоследствии примет участие в Польском соборе 1751 года.) «Этот собор также практически не упоминается в историографии — его, безусловно, затмил организованный 12 годами позже знаменитый Польский собор 1751 г.» Текст деяний Давыдовского собора известен лишь в составе федосеевского сборника «Отеческие завещания». Он опубликован П. С. Смирновым по списку Владимирской духовной семинарии, №759. Как отдельное сочинение постановления Давыдовского собора в старообрядческой традиции не представлены.

Практически все положения Давыдовского собора 1739 года касались вопроса о браке. «По сути, это было подтверждение установлений Собора 1694 года о запрещении духовным жить в „келиях наединении с зазорными лицы, и с духовными дочерми, и с девицами, и с женами нежить и со старейшими, и с применицами“. Впрочем: „Такоже учинить и простым человеком… А тем житием чтоб заскверну душ своих не погубить“. Собор положил избирать на послужение либо „старейших жен“, либо лиц мужского пола. Людям духовным молодых же „жен и девиц“ в стряпухах и за келейниц не держать. За несоблюдение сего установления положено отлучать. Положил Собор разводить и тех, кто окажется в родстве духовном — один кум у мужа и жены и вместе жить не велеть. Что касается новоженов, венчавшихся в еретической церкви или сошедшихся без венчания, смешанных браков (половинок), когда один из сожителей не принадлежал к федосеевщине, то положено таковых на покаяние не принимать, детей не крестить, на службу не пускать, совместно с ними не пить, не есть. Запрещение распространялось и на окрещенных детей новоженских до тех пор, пока они „отцов своих неотстанут“, исключение по крещению делалось при болезни детей, однако родители при этом давали обещание разойтись, приходящих же „от мира“, которые покинут своих сожителей и вновь вступят в сожительство, положено крестить только после развода и впредь „им вкупе жити невелеть“. Под страхом отлучения духовным отцам в случае нарушения постановлений запрещено принимать на исповедь и крестить детей».

В 1751 году, 1 октября, польские федосеевцы провели новый собор, на котором из окружных моленных присутствовали 17 наставников и написали 48 правил, относящихся к их религиозной и общественной жизни. Среди участников собора были известные старообрядческие наставники и начетчики. Соборное определение записано так: «Во имя святыя, единосущныя и неразделимыя Троицы, Отца и Сына и Св. Духа, единаго Бога: Всем, иже древнее православие хранящим святыя, восточныя апостольския Церкве благочестно держащим; правило же и уставы и предание от святых апостол и богоносных отец положенныя неизменно с любовию хранящим благоверным и боголюбивым христианом о Господе радоватися, нижеподписавшиеся извествуем осмыя тысящи двесте шестьдесятаго года, месяца октября в 1 день было у нас общее собрание в Польше во обители о церковных вещах и присовещали общим отеческим и братским советом, подтверждение нашея христианския веры, дабы нам последовати прежним страдальцем и учителем. Статей четыредесят осем».

Эти статьи, или правила, были составлены «по повелению всех духовных человек и книжных, того же общаго совету более других ученых Михайлом Дмитриевым», и подписаны нижеследующими лицами: «К сему приговорному письму Терентий Васильев руку приложил, Савин Михеев, Павел Иванов, Матвей Федосеев, Стефан Афанасьев, вместо Артамона Осипова, Матвей Федосеев руку приложил; Михайло Дмитриев, Никита Григорьев, Петр Герасимов, Иван Егоров, Петр Федоров, Афанасий Симеонов, Иван Федоров, Федор Никифоров, Андрей Гаврилов, иконописец Федул Дмитриев, Сергей Иванов руку приложил; конец приговорному списку».

До сих пор среди исследователей нет единого мнения по поводу места и времени проведения знаменитого Польского собора, хотя дата проведения собора указана в соборных деяниях точно — 1 октября 7260 года, что при пересчете на современное летоисчисление означает 1 октября (по старому стилю) 1751 года. Одни исследователи полагают, что Польский собор 1751 года (или 1752 года) проходил предположительно недалеко от деревни Колпино Себежского уезда, в местности, называемой Обитель (Волков, Сементовский, Иустинов, Никонов, Кожурин). Другая группа ученых считает, что собор проходил на территории Литвы в деревне Гудишки (ныне Игналинский район) (Ярошевич-Переславец, Горбацкий, Поташенко).

В сборнике, составленном в 1785 году известным витебским купцом-старовером, писателем, краеведом и собирателем древностей Иваном Ивановичем Собольщиковым (1763–1836), говорится о «Колпинском собрании» — собрании 17 наставников старообрядцев-беспоповцев, состоявшемся 1 октября 1751 года в окрестностях деревни Колпино (впоследствии в составе Себежского уезда Витебской губернии). В заключительном документе говорилось: «…было у нас общее собрание в Польше, во обители, о церковных вещах. Присовещали общим отеческим и братским советом подтверждение нашея христианския веры, дабы нам последовати прежним страдальцам и чтителям». По мнению единоверческого священника и одного из первых историков старообрядчества Витебской губернии Василия Волкова (Волковича), «указание в предисловии на обитель, как на место, где 1-го октября 1752 года был собор Федосеевцев, дает нам полное право заключать, что собор тот был действительно в Витебской губернии, в Себежском уезде, внутри нынешнего Колпинского православного прихода, в 10-ти верстах от самой церкви, во обители, которая по разным политическим и местным обстоятельствам, с того времени, в течении ста слишком лет, потеряла свой характер и сделалась почти деревнею, но и до ныне носит имя обители и населена Федосеевцами обоего пола более 60-ти душ. Обитель эту в настоящее время окружают деревни: Стайки, Жолобно, Анишково, Поддача, Голубово, Сеньково, Давидово и Островно. Во всех этих деревнях Федосеевцев, относящихся к обительскому наставнику, как духовнику на всю окружность, обоего пола до 400 душ, кроме жителей самой обители».

О том, что данный собор проходил именно в Себежском уезде, говорит и рукопись Покрово-Норского монастыря 1834 года: «Егда бысть собор за Рубежем, в Польше, в Себежском уезде во обители в лето 7260-е октября 1-го дня». В деревне Обитель (Себежская, или Заполоцкая Обитель) на протяжении XVIII–XIX веков существовал крупный духовный центр старообрядчества с общественной моленной, построенной до 1826 года и потому избежавшей закрытия в самые мрачные гонительные времена царствования Николая I.

Обительская моленная в XIX — XX веках

13 августа 1828 года в канцелярию генерал-губернатора Витебского, Могилевского, Смоленского и Калужского князя Николая Николаевича Хованского (1777—1837) под грифом «секретно» поступило следующее письмо от витебского гражданского губернатора: «Себежский Земский Исправник вошел ко мне с представлением от 31-го истекшаго июля изъясняя в оном, что по дошедшему к нему сведению, что в деревни Обителях помещика Ивана Потриковскаго строится раскольническая молельня, предлагал он заседателю Шауману отправиться в дер. Обители и узнать обо всем обстоятельно и буде окажется действительно строение молельни, то уничтожить оное, и виновных кто в таковом поступке окажется представить в Суд. Заседатель Шауман на сие донес, что по осмотре им состоящей в дер. Обители Старообрядческой Молельни оказалось, что вместо бывших при ней старых и опавших сеней пристроены таковой же меры и фасону с нового лесу на том же самом месте новые, а кровля как на сенях так и на самой молельне починена покрытием новою дранью, самая же молельня состоит ненарушимо на прежнем месте и не перестраивается».

В связи с вышедшим еще 26 марта 1822 года Высочайшим повелением о запрете старообрядцам строить новые церкви и моленные, а старые оставить в настоящем их положении, открылось целое дело, завязалась переписка между Министерством внутренних дел, генерал-губернатором, гражданским губернатором и местными властями. Власти боялись, что под видом ремонтов староверы будут строить новые храмы.

Генерал-губернатор князь Н. Н. Хованский спрашивал у министра внутренних дел, как ему поступить, поскольку в выше упомянутых утвержденных правилах 1822 года о молитвенных домах, церквях и часовнях «раскольников» говорилось лишь о запрете строить новые молельни, а о починке старых или о новых пристройках якобы ничего не говорилось. Министр внутренних дел генерал-адъютант Закревский отвечал, что подобное действие является «противным существующим о старообрядческих молельнях постановлениям», и спрашивал, с чьего позволения старообрядцы произвели починки, а если самовольно, то каким образом местная полиция допустила это.

В рапорте чиновника для особых поручений, титулярного советника Пантелеймонова витебскому гражданскому губернатору от 1 ноября 1828 года сообщались следующие сведения: «Деревня Обитель состоит в участке Заседателя Шаумана. — Она заключается в 7-ми крестьянских домах и моленной; находится от больших дорог в стороне верстах в 7. Посему Заседатель находил неудобным заезжать туда, а особенно когда он вместе с Исправником был занят проводом Гвардейских войск по тракту из Опочки к Полоцку, что случилось в одно время в постройкою в Обители». Далее Пантелеймонов сообщал: «…В прочем, Заседатель Шауман был в Обители весною и видел, что сени при моленной опали, но не имел той предусмотрительности, что старообрядцы зделают вместо их новые, и потому не разпорядился об отвращении сего случая, к чему представляет удобность близкое разстояние от Обители других деревень с жителями Грекороссийскаго Исповедания, а особливо Юровой в ½ версты, где есть и десяцкий; жители же деревни Обители, и часть из прочих прихожан к моленной, коих по их щету есть до 50-ти домов в разных местах от Полоцкаго до Великолуцкаго Уездов, по совещанию между собою признав нужным произвести вместо старых сеней такой же меры и фасону новые, равно исправить крышу, пропускавшую течь, приступили к тому. Два из них Невельскаго уезда деревни Нароновой Емельян Тимошенко и деревни Давыдова Роман Козленко, зная, что Невельскаго уезда в деревни Блиновой у крестьянина Худояра срублен и приготовлен на постройку пуни сосновый лес, годный для сеней при моленной, купили сколько нужно было онаго на три стены, а дрань на крышу куплена в мызе Крашутах Полоцкаго уезда. — Деньги собраны по добровольной между прихожанами складке. — Материалы доставлены на место, где в тоже время началась работа самим старообрядцами числом до 15 человек и окончена дни в три в начале мая месяца сего года. Ключевой войт Ширяков, проезжая чрез Обитель с публикациями тогда когда делали крышу, увидел сию постройку, но разсудив, что оная не кругло новая, делается только то что было прежде и уже приводится к концу, не сказал им ничего, не запретил оканчивать и не дал знать Заседателю или Исправнику».

В рапорте также сохранилось любопытное описание обительской моленной: «Новая пристройка сеней, по примерному соображению, будет длины 3 и ширины 2 ½ сажени. — Она составляет половину всего строения моленной. — Крыша чрез то и другое, то есть и на самой моленной, зделана из новой драни с употреблением под испод части старой. — На самом верху, в длину наложен, как вышеозначено, соломенный гребень. — Все строение простой работы, имеет вид амбара, но с крестом наверху».

В ноябре 1836 года власти снова заинтересовались местными старообрядцами — витебский губернатор предписал тщательно осмотреть Обительскую и Яковлевскую моленные на предмет ремонта и поновлений. К данному делу было приложено дело «о времени устройства раскольнической Обительской моленной» (началось 28 марта 1837 года).

«1837 года марта 28-го дня, — говорилось в деле, — себежский земский исправник и духовный депутат священник Симеон Чеботарев согласно указа Витебскаго Губернскаго правления от 30-го ноября прошлаго 1836-го года на имя нас перваго последовавшаго и приложеннаго при оном сообщения Полоцкой Духовной Консистории, прибыв в деревню Обитель г. помещика Потриковскаго осматривали состоящею в оной раскольническую моленную, при которой точно оказалась пристройка по виду большой величины как моленная, показывающая вид что оная зделана в недавныя времена, ибо бревна притвора совершенно отменны от таковых самой моленной и при сей на двух небольших столбиках повешена железная доска; для узнания времяни таковой пристройки, с чьего разрешения ил дозволения сия произведена и обозрения внутренняго расположения оной, на тот конец не имеется ли чего принадлежащаго православным церквам, был требован наставник оной моленной с ключами; но находившиеся при сем некоторыя крестьяне объявили что наставник отлучился и ключи от моленной увез с собою, в Полотский уезд, отколь возвратится не ближе как чрез два или более дней, ибо будет занят там исповедью раскольников. Почему постановили: дабы не терять напрасно времени в производстве дел, по таковым обстоятельствам Обительскую раскольническую молельню опечатать общими печатьми, и донести о сем из нас каждому по принадлежности».

К делу также приложено следующее «Объявление», подписанное обительскими крестьянами — прихожанами моленной:

«Его Высоко Благородию

Господину Себежскаго Земскаго Суда исправнику

Михайлы Николаевичу Бошняку обще с

Духовным Депутатом

Старообрятцов и прихожан

Объявление

Выстрояна наша Обительская моленная незнаем когда а пристройка выстроена точно тому назад 30 лет а вновь мы не выстраивали и не починяли моленной, а так как 28-го числа марта месяца сего года запечатана наша Обительская моленная то просим покорно Вашего Высоко Благородия разпечатовать нашу Обительскую моленную о которой был разпрос тому назат 12 лет ныне просим постаронних соседственных крестьян передопросить чем и будим ожидать от Вашего Высоко Благородия законной резелюции в чем подписуемся, Яков Григорьев, Кирила Афанасьев, Иван Кондратьев, Финагей Андреев, Михайла Сергеев, Андрей Дарафеев, Абрам Петров, Кондратий Исаив, Василий Аксионов, Федор Авсеев, Роман Андреев, Семен Амельянов, Филип Акиншин, Фока Григорьев, Иван Нестиров…».

29 марта 1837 года были расспрошены крестьяне деревни Обители помещика Ивана Потриковского, которые показали, что «когда выстроена предками нашими в деревне Обители помещика Ивана Потриковскаго моленная того не знаем, пристройка при оной в виде притвора зделана как помним до 1812 года принадлежащими к моленной прихожанами по собственному своему произволу, о которой пристройке хотя было производимо бывшим Себежским Земским Исправником Мевесом обще с Советником Витебскаго Губернскаго Правления Пантелеймоновым, изследование, но запрещения ни от кого на оную не было, находящаяся же при нашей моленной железная доска вместо колоколов куплена в погосте Ясе от священно-церковнослужителей, но сколько лет по давности времяни не упомним, а имеется у наставника нашего Захара Смариги росписка…».

22 октября 1849 года вновь был произведен осмотр Обительской моленной приставом 2-го стана Себежского уезда фон Конштелем и священником Киселевской церкви Федором Русаковым. Оказалось, что «моленная длиною 4 сажени, шириною — 2. Притвор перед нею — длиною 1 сажень 2 1/3 аршина, шириною 2 сажени 2 аршина. В сенях притвора при части онаго имеется пол деревянный гнилой. Часть досок внутри моленной тоже подверглись порче. Около моленной поставлены два столба, на коих укреплена на двух железных цепях чугунная штаба длиною 1 сажень 2 аршина. В самой моленной 2 окна, в притворе 2 малых оконца. Часть бревен снаружи моленной прогнили. Сама моленная на каменном фундаменте».

Наставник Обительской моленной, витебский мещанин Захар Леонов Смарыгин тогда же при допросе показал: «Как я нахожусь постоянно на жительстве в деревни Обители тому будет лет 20. А в настоящей обязанности состою лет до 16», т.е. примерно с 1833 года.

Обительский наставник Захарий Леонович Смаригин скончался 9 августа 1858 года. На его место был избран Семен Евсеевич Тикунов (Чикунов), который до этого служил наставником в деревне Жарцы Полоцкого уезда. Так, архиепископ Полоцкий и Витебский Василий в 1853 году упоминает о духовных наставниках деревни Жарцы — полоцком мещанине Андрее Карашове и жителе деревни Давыдово Себежского уезда Семене Чикунове. Помощником у Карашова и Чикунова был купец Клим Сильвестров Гуков, который одновременно был старостой старообрядческой общины. В доме Гукова хранились иконы, книги и другие культовые предметы. Купец Евстафий Красиков занимался приёмом и размещением прибывших старообрядцев и духовных наставников. Помощь Семену Чикунову в организации богослужений, а также по другим вопросам оказывали купец Федор Карпов Красиков, крестьянин Иванов, вольный хлебороб деревни Зимники Прокофий Кондратьев, житель деревни Смоляны Андрей Амвросиев Кононов.

18 марта 1867 года, после долгих и безуспешных обращений обительских староверов к властям, витебским губернатором было, наконец-то, дано разрешение на открытие Обительской моленной. Однако это, в свою очередь, вызвало недовольство со стороны никонианских духовных властей. Так, епископ Полоцкий и Витебский Савва 2 августа 1868 года писал витебскому губернатору:

«31 декабря 1866 года за №9829 сообщаемо было Г. Витебскому Губернатору об устройстве новой моленной раскольниками Себежского уезда в деревне Обители, где существует старая раскольническая моленная. Вследствие сего Г. Губернатор от 18 марта 1867 года за №3640 уведомил меня, что так как раскольническая моленная в деревне Обители устроена до 1812 года, то, на основании 62 ст. XIV т., она не подлежит закрытию. А между тем сделано было распоряжение о не поправлении сей моленной, приходящей уже в окончательную ветхость. В 1864 году обществом раскольников начат был в той же деревне постройкою дом, в котором они, по-видимому, предполагали устроить моленную. Но так как к приведению этого намерения в исполнение препятствовал постоянный полицейский надзор, то означенный дом в начале 1866 года окончен постройкою и приспособлен не для моленной, а для жилья наставника и его помощника и эти лица в нем и помещаются. Об этом отзыве Г. Начальника Губернии дано было знать Себежско-Нищанскому благочинному, с надлежащим предписанием о секретном наблюдении как за сказанным, вновь построенным, домом, так и вообще за действиями проживающаго в Обители раскольническаго наставника Семена Тикуна и проч. Во исполнение сего Себежско-Нищанский благочинный, священник Яцкевич, от 19 января сего года за №49 донес мне, что им вместе с соседним Колпинским причтом секретным образом дознано, что в деревне Обители действительно существует новая моленная — крыша в крышу с находящеюся там старою, и в ней не живут ни наставник, ни помощник его, для которых есть особый дом. Новая моленная совершенно не похожа на жилой крестьянский дом, разве только тем, что в передней имеет голландскую печь; передняя эта имеет 2 сажени длины, а большая комната 5 саженей длины и 3 ½ сажени ширины; такой комнаты и приспособить нельзя к обыкновенному крестьянскому жилью и быту. Богослужение в этом доме раскольниками еще не совершается из боязни наказания и предания суду. Службы свои раскольники справляют в старой моленной, при которой повешено штабное железо, в которое ударяют деревянною колотушкою не скоро и по часту, подражая звону в один и все колокола в православной церкви, и гул этот слышен во многих православных деревнях, около Обители расположенных. Прежде же сего священник Яцкевич доносил мне, что живущий в Обители раскольнический коновод Семен Тикун открыто совершает служение по деревням раскольническим и смешанным, и продолжительный звон от моленной с вечера и по утру, в праздники, оглашает окрестныя православныя деревни и что все это вместе вредно влияет на умы и сердца простонародия.

Сообщая о сем Вашему Превосходительству, честь имею покорнейше просить, не благоугодно ли будет Вам, Милостивый Государь, распорядить формального следствия о противозаконных действиях раскольническаго наставника, проживающаго в деревне Обители, Семена Тикуна, позволяющаго себе открыто и смело, без всякой опасности преследования закона, совершать в разных деревнях, где живут и православные, церковныя службы и требы, по раскольническим обрядам, а также распорядиться о запечатании построенной в деревне Обители новой моленной, и о последующем почтить меня уведомлением».

27 августа 1868 года приставу 2 стана Себежского уезда было поручено опечатать новую моленную. Пристав доносил 14 сентября, что он отправился по предписанию опечатать новую моленную. Оказалось, что в новом доме хозяев нет, Семен Тикун уехал по делам своим в Петербург, в двух комнатах были различные вещи. Исправник опечатал вторую комнату, чтобы «в ней не производилось предполагаемое служение», поскольку в первой жили служанки (старуха работница и 14-летняя девочка-пастушка). Из деревни Давыдово был вызван родной брат Семена Тикуна невельский купец Федор Евсеев Тикун, чтобы по прибытии хозяина были вынуты вещи с разрешения начальства и по снятии печати.

Спустя 12 лет, 28 февраля 1879 года, крестьяне деревни Обитель вновь обратились к властям — на этот раз они писали самому императору Александру II:

«Мы, крестьяне Витебской губернии, Себежскаго уезда, 2-го стана, Сутоцкой волости, в деревне Обитель с давних времен имеем старообрядческую моленную, построенную до 1812 года. Ныне эта моленная пришла в совершенную ветхость и мы, в числе 1500 прихожан, лишены храма, в котором, по обычаю наших предков, могли бы приносить молитвы за здравие и долгоденствие Вашего Императорскаго Величества и всего Августейшаго дома. В одном с нами уезде есть другой старообрядческий приход, в деревне Яковлеве, для котораго последовало Высочайшее Вашего Императорскаго Величества повеление, от 27 Августа 1865 года, коим дозволено починить Яковлевскую моленную. Повеление это последовало по представлению бывшаго Военнаго Начальника Себежскаго уезда, в делах коего оно и находится. Веря в Монаршую милость нашего отца и покровителя, мы осмеливаемся повергнуть к стопам Вашего Императорскаго Величества нашу всепокорнейшую просьбу приказать навести справку об упомянутом Высочайшем повелении, от 27 Августа 1865 года и по тем же уважениям, по коим последовала милость для Яковлевскаго прихода, дозволить и нам в том же самом положении находящимся, исправить перестройкою нашу моленную в деревне Обитель и тем дать нам возможность молиться о здравии и долголетии нашего Царя освободителя и покровителя всех своих верноподданных.

В полном уповании на Монаршую милость мы надеемся, что настоящая просьба наша будет благосклонно принята Вашим Императорским Величеством и уважена, по примеру крестьян старообрядцев Мелитопольскаго уезда, которым дозволено именным указом Вашего Императорскаго Величества, последовавшим 15 Апреля 1863 года, построить моленныя для старообрядцев нашей секты в 8 селениях.

С глубочайшим благоговением имеем честь пребыть Вашего Императорскаго Величества верноподданными крестьяне Сутоцкой волости Иоавим Яковлев, Архип Иоавимов, Кирила Иоавимов, Савелий Авдеев, Андрей Савельев, Максим Филиппов, Давид Филиппов, Назар Данилов, Димитрий Савельев, Иосиф Иванов, Евфим Евфимов, Филипп Алексеев, Петр Романов, Григорий Петров, Федор Богданов, Моисей Харитонов, Герасим Михайлов, Петр Герасимов, Кондратий Иванов, Еремей Семенов, Петр Кирилов, как уполномоченные от полнаго состава 1500 человек прихожан старообрядческой моленной в деревне Обитель, а за них неграмотных по их просьбе и за себя расписался Григорий Тикунов».

Витебскому губернатору из Петербурга был послан запрос, на который он отвечал 14 января 1880 года следующее:

«Произведенными по этому делу дознаниями (о времени постройки Обительской моленной. — К. К.) обнаружено, что моленная в д. Обитель построена раскольниками до 1864 года, а в 1864 году сгорел дом раскольничьяго наставника и вместе с домом, как объяснили раскольники, сгорели и документы разрешающие, будто бы существование моленной; православные же крестьяне соседних селений, объявившие, что им известно только давнее существование моленной, не указали с котораго именно времени оная существовала.

В виду изложеннаго и принимая во внимание, что положительных доказательств о существовании моленной в д. Обитель ранее 1826 года раскольниками не представлено, я признаю просьбу раскольников о дозволении произвести починку моленной, неподлежащею удовлетворению, на основании ст. 50 т. XIV уст. о пред. и пресеч. прест. изд. 1876 года.

Что же касается ходатайства раскольников о том, что бы при разрешении их прошения было принято в руководство Высочайшее повеление 1865 года, то из дела видно, что б. главный Начальник Витебской и Могилевской губерний действительно испрашивал Высочайшее разрешение на починку раскольничьей моленной в д. Яковлеве, Себежскаго уезда, но упомянутое Высочайшее повеление было испрошено главным Начальником края, как я полагаю, по причине исключительнаго положения северо-западнаго края в 1865 году, так как раскольники Витебской губернии содействовали в то время властям к подавлению польскаго возстания. В настоящее же время не представляется уважительных причин дать раскольникам дер. Обитель преимущество пред другими и разрешить починку моленной, что воспрещается приведенным выше законодательством.

При этом считаю необходимым присовокупить, что сведениями, собранными в настоящее время, согласно циркулярному предложению Господина Министра Внутренних Дел, от 10 Ноября 1879 года за №552, обнаружено, что просители: Иоавим Яковлев, Архип Иоавимов, Савелий Авдеев и другие принадлежат к секте безпоповцев федосеевскаго толка».