Бесплатный фрагмент - Старик

Валерий Бронников родился 1 апреля 1949 года в с. Заяцкий Мыс на южном берегу Белого моря. По образованию инженер-механик по самолётам и двигателям, работал по профессии более 50 лет. Автор многих произведений прозы и стихов, а также детской литературы. Член творческого объединения «Вашка».

От автора:

Поморские деревни разбросаны по всему берегу Белого моря. Труднодоступные места в тундре или лесотундре, а подчас отсутствие транспорта, делают их жизнь обособленной и непохожей на жизнь в других регионах. А в годы прошлого века, о которых идёт речь, транспорт ходил от случая к случаю, связь едва существовала от полевых телефонов. Передвижение от посёлка к посёлку осуществлялось на своих двоих или на лодке под парусом, или на вёслах. Но именно эти посёлки позволяли выживать стране в годы Великой Отечественной войны и в трудные послевоенные годы, снабжая центральные области дарами моря.

Освоением великого северного края занимались поморы, люди, родившиеся и выросшие здесь, а также те, которых забросила судьба в эти забытые Богом места в годы репрессий, в годы раскулачивания и преследования властью. Жизнь заставляла выживать там, где девять месяцев в году царствовала зима или переходный суровый период со штормами и непогодой. Основным занятием поморов был и остаётся промысел. Их поморская жизнь и существование зависели от количества выловленной рыбы или добытого морского зверя.

Большие семьи до десяти и более человек жили трудно и бедно. Случались и голод, и болезни, но они выживали и трудились, и растили будущие поколения.

Неповторимая северная природа с красотами спокойного и разбушевавшегося моря завораживает и очаровывает. Этой красотой любуются суровые люди — поморы, порой в повседневной жизни и, не замечая этой красоты.

С уважением к читателям: Валерий Бронников

Рецензия на «Старик» (Валерий Бронников)

Прочитал «Старика». Зрелое произведение. Чувствуется, что ты знаешь жизнь людей, живущих у моря и морем, не понаслышке.

С уважением,

Владимир Макаров 14.01.2011

Старик

Старик стоял у самой кромки воды. Море плескалось и шумело. Волны набегали одна на другую, спешили к берегу, пропадая и вздымаясь вновь, торопясь наперегонки обрушить свой гребешок на прибрежную гальку. Приближался шторм. Никаких предвестников надвигающегося шторма не появлялось, и несведущему человеку показалось бы, что пейзаж на море не отличается от того, какой был вчера, позавчера или неделю назад, но старик знал, что не пройдёт и двух часов, как море закипит, вздыбится, побелеет от разъярённых волн и обрушит свой гнев на того, кто не успел вовремя укрыться на берегу.

Алексей Сергеевич, так звали старика, неопределённого возраста. Его лицо всегда выглядело небритым, торчала щетина, местами побелевшая и отсвечивающая на солнце. На голове шапка-ушанка с одним свисающим ухом, другое ухо прилежно лежало сверху. Одет он в телогрейку с брезентовым верхом, выцветшим от солнца и солёной морской воды, в штанах неопределённого размера и цвета с огромными заплатами на коленях, на ногах обычные валенки, в которых он ходил зимой и летом. Кисти рук, переделавшие на своём веку уйму рыбацкой работы, скрючены с пожелтевшими ногтями и мозолями на ладонях, холода они не чувствовали, как, впрочем, и жару тоже. Кожа на ладонях, привыкшая к сменам температур и солёной воде, сухая и шершавая. Эти руки никогда не потели и не шли ни в какое сравнение с белыми холёными и потными руками людей, не привыкших к труду, занимающих чиновничьи кабинеты, берущих этими липкими руками взятки и обнимающих конторских женщин, потея при этом, всем телом.

Старик смотрел на море. Шторма он не боялся. Не раз ему приходилось бороться на своём карбасе со стихией. Страшен не сам шторм, а последствия, которые он вызывал. Ставной невод на сёмгу, который разбрасывал свои крылья на весь сезон, может не выдержать натиска волн, тогда семья может остаться без пищи и заработка — это самое страшное.

Маленькая деревня кормилась тем, что даёт море. Рыбу и водоросли, которые собирали на морском берегу, увозило судно. Оно приходило за товаром раз в месяц. Взамен на судне прибывали продукты первой необходимости: сахар, мука, спички, соль, керосин, консервы и некоторые другие. Рыбу и мясо жители добывали сами. Да и жителей всех насчитывалось полтора-два десятка человек, считая стариков. Летом приезжали погостить родственники, но ненадолго.

Сегодня невод смотрели, но рыбы не оказалось. Она тоже чует шторм и уходит на глубину, где вода спокойнее и не мутная, как у берега. Карбас вытащен воротом на берег. Непогоду ему лучше переждать на суше. Бывало, что якоря не выдерживали, и карбас разбивало о камни. Ремонтировать и чинить требуется много времени и затрат. Деревенские мужики поступали так, как делал дед. Он никогда не ошибался. Если он оставлял карбас на воде, так поступали и другие.

Дед, несмотря на непогоду, сегодня доволен. Приехал зять и помог отремонтировать стационарный лодочный мотор. Не доверял Алексей Сергеевич свой пароход никому, но ремонт мотора осилить сам не мог, а специалистов в деревне не водилось. Зять приехал вовремя, за день управились. Больше всего дед боялся, увидев оставшуюся от целого мотора, груду деталей, что обратно целого мотора не получится. Он смотрел, как зять работает, очищая от нагара детали, и мрачнел всё больше и больше. Старик не мог представить, что эти детали снова будут мотором, который сможет опять тарахтеть в его карбасе.

— Денис, а ты соберёшь всё обратно?

— Ты что дед, сомневаешься, что ли? Главное, чтобы негодных деталей не оказалось. Здесь мы с тобой запасных частей не найдём.

— А вдруг он не заработает?

— Куда он денется! Обязательно заработает.

— А ты ничего не перепутаешь?

— Дед, да что тут путать: шатун, поршень и цилиндр.

Эти разговоры не кончались. Через некоторое время дед опять всё спрашивал сначала и Денису изрядно надоел.

Когда, наконец, собрали мотор, старик затаил дыхание. Денис подготовил двигатель к запуску и топнул по стартёру ногой. Ничего не произошло, двигатель даже не чихнул. Затем он с остервенением топал без устали по рычагу стартёра, но признаков жизни мотор не подавал. Они вместе вывинчивали и чистили свечи, проверяли искру, подачу бензина, но мотор не запускался. Алексей Сергеевич полностью упал духом и начал потихоньку «пилить» Дениса:

— Я тебе говорил, не трогай мотор. Что-то ты не так собрал.

Денис молчал. Он знал, что собрал всё правильно. А почему мотор не запускается, понять не мог. И, наконец, его осенило: детали они промывали бензином и в картере скопились пары, они-то и мешали нормальному воспламенению, слишком много их накопилось. Зять вывернул свечу, чиркнул спичку и выжег пары бензина в цилиндре. После этой процедуры мотор сразу запустился, заработал мягко и устойчиво.

Надо было видеть лицо старика. Он весь засиял. Алексей Сергеевич заторопил зятя домой, сказав, что припас по этому случаю бутылочку. Карбас старика уже не интересовал, ему только хотелось услышать звук работающего мотора. Выпить Алексей Сергеевич любил — это второе его после рыбалки серьёзное занятие. Если на столе появлялась бутылка, все остальные дела он откладывал на потом, на неопределённое время. В доме, кроме него присутствовали только женщины, жена и приехавшие погостить на лето дочери и внучка. Деду совершенно скучно и тоскливо пить в одиночестве, а женщины в таком деле не компаньоны, с ними не интересно, поговорить не о чем. Другое дело — зять. Мужик! Пусть молодой и неопытный, но мужик. С мотором управился, старый и опытный так не управится! С ним и поговорить интересно, темы найдутся общие. Правда, к вину дед не склонен его приучать, но один раз выпить можно, один раз здоровью не повредит.

На столе появилась обычная еда: большая тарелка нарезанной крупными ломтями свежепросольной сёмги отменного качества и вкуса, большая глиняная латка с потрохами от свежей сёмги, запечёнными в русской печи, от которой исходил такой аромат, что дух захватывало. Самовар закипал, шумел на высокой ноте, предупреждая тем самым, чтобы готовили заварной чайник. Для тех, кому надоела сёмга, стояла целая тарелка варёных свежих ревяков, или иначе морских бычков. Эта рыба у берега самая распространённая. Мяса в ней почти нет. Большая голова переходила сразу в хвост, сильно сужаясь. Для любителей это большое удовольствие — обгладывать эти головы и съедать оставшуюся съедобную часть на остальной части туловища.

Старик, выпив пару рюмок, начинал учить дочерей:

— Я для вас царь и Бог, добытчик. Что бы вы без меня делали? Вы ничего не умеете, кроме того, как крутить хвостом. У вас одни развлечения, танцульки да женихи на уме. Какая от вас в семье польза? Никакой! Главу семейства и то не уважаете, насмехаетесь, а я, между прочим, вас кормлю. Вшивки, вы и есть вшивки!

«Вшивки» — это любимое ругательство деда в адрес женщин.

В словах старика сквозила правда, может быть обидная и горькая, но правда. Семьи без мужчин жили тяжело. Пропитания на зиму не всегда хватало. Приходилось занимать и просить там, где в семье имелись мужчины, которые занимались промыслом.

Девки хихикали, смеялись, не утруждая себя задумываться над тем, что говорил старик и шептались:

— Ещё пара рюмок, царь и Бог слетит с копыт.

А вслух говорили:

— Раз ты царь и Бог, застегни хотя бы свой «магазин». Никакого уважения к женщинам.

Старик пропускал их слова мимо ушей и опять начинал учить уму-разуму. Через пару рюмок происходило то, что ему предрекали, он отключался. Девки тащили его на диван отсыпаться и трезветь, шутили:

— Тише! Царь и Бог отдыхают, беспокоить и смеяться не велено.

Проспавшись, старик шёл опять к морю. Он и море — это единое целое. Если море само по себе могло существовать, то старик без моря себя не представлял. Здесь сосредоточена вся его жизнь. После шторма море успокоилось, но продолжало по инерции накатывать волны на берег. Алексей Сергеевич позвал зятя, и они вместе стащили карбас в воду. Старик беспокоился за невод, надо ехать и смотреть, что натворили волны. К удивлению, невод выстоял. На снасти налипли водоросли, но это мелочь. Вместе они на карбасе заехали через ворота внутрь и подняли днище. На сетке трепыхалась большая сёмга, покусанная морским зверем, и одна зубатка. Покусанную рыбу на приёмном пункте не принимали, она шла на еду рыбакам. Зубатка полетела вслед за сёмгой в карбас. Она упала на днище и замерла. Денис никогда не видел только что выловленную зубатку. Он подумал, что удар о лодку её оглушил, и решил потрогать хвост сапогом. Мгновенно зубатка повернулась на сто восемьдесят градусов и вцепилась зубами в сапог. Ногу спасло то, что зубы уцепились за рант сапога, прокусив его насквозь мёртвой хваткой.

Денис поёжился, представив, что могло быть с ногой. Осмотрев снасти, рыбаки вернулись с уловом домой. Зять, увидев, что море успокаивается, попросил у Алексея Сергеевича карбас съездить на море на вёслах, поудить рыбу.

После обеда на море установился штиль. Перекатывались только большие гладкие волны, напоминавшие о прошедшем шторме, которые плавно спешили вдаль, ещё до конца не успокоившись. Когда на воде нет ряби от ветра, дно моря прекрасно просматривается, и на большой глубине видно, как передвигаются рыбы. Встав на якорь, Денис измерил глубину, оказалось ровно пять метров, но дно прекрасно видно с большими, заросшими мхом валунами, с извивающимися водорослями и морскими звёздами. Сейчас рыбу не видно, но Денис знал, что стоит только опустить наживку, как рыбины начнут вокруг неё крутиться. Так и случилось. Ревяки сразу же накинулись на дармового червя. Рыбака они мало интересовали, он отводил червя от ненасытных ртов, пытаясь подвести его к треске или камбале.

Через пару часов в корзине красовался приличный улов.

Вечером старик решил ехать в соседнюю большую деревню. Наступил срок отвезти дочку и внучку к рейсовому самолёту. Он по привычке оценил погоду и ничего, что бы могло его насторожить, не увидел. Карбас отчалил. Мерное тарахтенье мотора пассажиров убаюкивало.

Шторм налетел внезапно — это редкое явление природы, когда ненастье появляется ниоткуда. В этот раз чутьё старика подвело. Поднявшийся внезапно ветер вздыбил волны. Они начали бросать карбас, как щепку. Мотор чихнул и заглох.

— Девки на вёсла! — крикнул дед сквозь шум шторма.

До беды оставался миг. Стоило карбасу повернуться к гребню волны бортом, и беды не избежать. Женщины ухватили по веслу, что есть мочи, стали грести, пытаясь удержать лодку против волны. Грести они умели, но удержать большую лодку на таком ветру не каждому мужику под силу. Сил у них явно мало, но старик помочь не мог. Он пытался завести остановившийся двигатель. Причина его остановки деду ясна: волна захлестнула выхлопную трубу. Мотор в этой ситуации единственное спасение. Дед знал, что женщинам на вёслах долго не продержаться, а сам тоже не Геракл. Старик хоть и умел управляться и с вёслами, и с парусом, но возраст делал своё дело, физическую работу выполнять уже трудно.

После нескольких настойчивых попыток мотор запустился, чихнул и застучал равномерно, как ни в чём не бывало, можно перевести дух. Старик управлял судном, следя за тем, чтобы волна опять не накрыла выхлопную трубу.

Рейс закончился нормально. Непогода так же утихомирилась, как и возникла. Обратно старик вернулся один.

Ночью он опять стоял на берегу и глядел на море. Шёл прилив. Вместе с приливом тянул прохладный ветерок с моря. Ненасытные чайки кружились над неводом, зная, что там обязательно будет рыба. Красное солнце клонилось к горизонту, предвещая хорошую погоду. Старик слушал шум моря и, казалось, что спал. Он опять жил одной жизнью с морем, которое являлось смыслом всей его жизни.

* * *

Сегодня старик находился не в духе, ходил, бурчал, делал всем замечания, но сам ничем особенным не занимался. Вчерашний хмель улетучился, настроение стало противное, делать ничего не хотелось, да и не находилось никаких сегодня особых дел. Ему хотелось опохмелиться, но женская гвардия стойко держала оборону. Жена Татьяна Игоревна на каждое слово отвечала тремя. Назревала обычная повседневная перепалка. Дочери занимали сторону матери, и женщины втроём не давали старику не только покоя, но и не давали сосредоточиться на главном. А у него наступила острая потребность выпить, забыться и не слушать трепотню женщин, которые явно не понимали или не хотели понимать главную на этот час для него задачу.

Зять ни во что не вмешивался. Он появился вчера, приехал всего на несколько дней повидаться с женой и дочкой. Не имело никакого смысла решать проблемы, которые случались до него, есть сейчас и будут после отъезда. Он одел маленькую дочку, взял её на руки и пошёл с ней гулять.

Маршрут у них обычный: до маяка на мыске и обратно. Вчера, когда он на теплоходе, остановившемся на рейде, подъехал, заметно штормило, но, несмотря на это, к теплоходу подъехало несколько лодок. Они, соблюдая все меры предосторожности, поочерёдно причаливали к трапу и забирали пассажиров. Он сел в одну из лодок.

Вечером отмечали праздник — день Военно-морского флота, а заодно и день рождения жены Дениса. В гости приглашены соседи. Всё большое семейство и гости сели за большим круглым столом за праздничный ужин. Мирно велась беседа. Никто не ограничивал в количестве спиртного, вот Алексей Сергеевич немного и перестарался. Правда, закуска на столе стояла отменная. Главное блюдо, сёмга, стояло в центре стола с большими кусками рыбы. В деревне не принято нарезать рыбу тонкими и прозрачными ломтиками, как в ресторане, доказывающими скупость и скаредность хозяев. Нарезают тушку большими ломтями, не скупясь, и с большой горкой. Денис, давно не видевший такого угощения, поглощал рыбу кусок за куском. Правда, он обратил внимание, что кроме него рыбу никто не ест, но на это сильно не отвлекался.

Дочка начала засыпать. Он прижал её себе:

— Сашенька, ложись на плечико и засыпай.

До маяка они не дошли. Тельце спящей дочки стало тяжёлым, она уже не держалась за шею, и нести её в таком положении не очень удобно. Денис повернул обратно.

Застолье продолжалось, когда, наконец, кто-то обратил внимание хозяйки на рыбу. Кроме хозяев и, пожалуй, зятя, все видели, что кое-где виднелись крупные белые черви. Тарелка вмиг исчезла со стола, и через некоторое время появилась другая тарелка вместе с извинениями хозяйки и сёмгой из другой бочки. Денис понял, почему никто не задевал рыбу, но выпитая водка притупила неприятные ощущения. На этом инцидент оказался исчерпан. Когда все расходились, старик к этому времени дошёл до кондиции. Его уложили на обшарпанный диван, обычное в таких случаях привычное место.

В большой комнате на диване постелено Денису с женой, а на кровати, стоящей под девяносто градусов, направлено место для Иды, второй дочки старика. Саша спала в своей кроватке. Наталья, жена Дениса, сказала:

— Идка, ты за нами не подсматривай!

— Больно надо, я от вас отвернусь.

Она и в самом деле отвернулась к стенке, высунув из-под одеяла белую круглую, пышную и гладкую половинку соблазнительной части тела, дразня и издеваясь над роднёй.

Когда Денис подходил к дому, руки его онемели. Саша мирно спала на плече. Он аккуратно раздел её и положил в кроватку досыпать. Старика не дома не оказалось. Он как-то внезапно исчез так, что никто не заметил, когда и куда. Пришёл он неожиданно быстро, поставив на стол непочатую бутылку водки.

— Садись зять. Ты один меня понимаешь, — он налил водку в две стопки.

— Я только одну, — запротестовал Денис.

— Дело твоё. Со «вшивками» я пить не буду.

После двух стопок старик оказался в своём обычном полупьяном состоянии. Собеседник ему уже не требовался, он разговаривал один, сыпля нравоучениями в адрес жены и дочек:

— Я царь и Бог! — это выражение он применял к месту и не к месту, — Я научу вас, как уважать главу семейства. Что вы думаете, я не найду выпить? Найду. Меня вся деревня уважает. Каждый даст опохмелиться. А вы тунеядки и бездельницы.

— Да замолчи ты, наконец! — это вступила в разговор жена.

— Раз ты глава, почему же нам не наливаешь? — Идка ехидно подковырнула отца.

— Садись, налью, только не бабье это дело, пить водку. Мужик, он и есть мужик, сколько не наливай, будет, как стёклышко, а вам пить вредно и даже опасно. Вам рожать надо и за домом смотреть, а не водку пить. Вы в хозяйстве никчемный народ, дармоедки.

— Дармоедки тебе стирают, варят и даже спать укладывают, — Идка не унималась.

— Всё равно вы сидите на моей шее, я вас кормлю и содержу.

Выпив ещё стопку, старик умолк, посапывая прямо за столом. Всё повторилось, его снова утащили на диван.

Широкий горизонт на всём протяжении чист. С моря несло прохладой. Воздух, насыщенный морскими запахами, освежал. Шёл прилив. Песчано-глинистые отмели постепенно исчезали под водой. Морская вода медленно, но неуклонно приближалась к основному берегу. Чайки летали, крикливо извещая о том, что обед закончился. Морское дно, кормившее не только чаек, но и других птиц, исчезало, а это означало, что надо ждать отлива, когда будет опять «накрыт» обильный стол. Покружившись, чайки расселись на привычные места на морском берегу и на море среди волн.

После обеда старик очнулся. Он встал с дивана и, ни слова не говоря, вышел во двор. Весь его вид говорил о том, что ему ещё хуже, чем было с утра. Помятый, небритый и опухший он пошёл к морю. Привычно осмотрев своё хозяйство, Алексей Сергеевич пошёл сдаваться женскому полу, так как недопитая бутылка водки ими куда-то спрятана, а снова занимать ему просто не позволяла совесть. Долги надо отдавать, а отдавать совсем нечего.

— Идка, Наташка, где моя бутылка?

— Какая бутылка? Та, что ты принёс, выпита, а другой нет, — ответила Ида.

— Не мог я выпить всю бутылку, не врите и не обманывайте!

— А ты что, не помнишь, что угощал нас?

— Вы тоже не могли выпить, у вас только язык мотается из стороны в сторону.

— У тебя почище мотается, да мы не упрекаем.

— Налейте, изверги, стопку, — старик твёрдо стоял на своём.

Из опыта он знал, что рано или поздно бутылка появится. Татьяна Игоревна сказала, как отрезала:

— Не давайте ему больше ничего. Царь и Бог всем надоел за два дня. Зять приехал, а он только жрёт водку.

— А тебя вообще никто не спрашивает. Я вырастил дочерей, у них и спрашиваю.

— Вспомнил. Много ты дочерей-то видел? Пока пил, они и выросли.

— Ты что ли вырастила?

— Ну, не ты же.

Перепалка продолжала разрастаться, норовя опять превратиться в ссору. Наташа принесла налитую стопку, поставила на стол и сказала.

— Последнюю стопку ты не выпил, она осталась, а больше ничего нет.

Старик сразу забыл, о чём шла речь. Он смотрел на своё лекарство. Лицо прояснилось. Не отводя глаз от стопки, он сел за стол и одним махом её опрокинул в рот. Закусывать он не стал, а сидел, чувствуя, как внутри разливается привычное тепло.

— Я вас научу уважать главу семьи. Вот, Наташка понимает, уважила отца, настоящая дочь, а у Идки только одни смешки, один ветер в голове. Помирать буду, а стопку не подаст, никчемный в семье человек.

— Зато ты царь и Бог, очень в хозяйстве человек нужный, производитель. Особенно сейчас очень ценен, для размножения последующих поколений.

— Да, для тебя я царь и Бог!

Старик надел свою замурзанную шапку и вышел из дому. Перепираться с дочками не хватало никаких сил, да и старуха не давала никакого житья. Алексей Сергеевич пошёл к морю. Там его единственное спокойное место, около своего карбаса. Море щедро выбрасывало на берег морские водоросли, которые, засохнув, хрустели под ногами.

Он ждал шторм, не просто ждал, а готовился к заготовке даров моря. После шторма на берегу оставались лежать водоросли, которые собирали всей деревней. Мошок или, по-научному, анфельция, заготавливался мешками, а после сушки всё сдавали на заготовительный пункт, откуда водоросли шли в фармацевтическую и кондитерскую промышленность.

Для сушки развешивали на кольях сети. Самое сложное заключалось в том, что после сушки из мошка необходимо вытряхнуть весь песок, который надуло на морском берегу ветром. С песком водоросли считались некондиционными и на приёмный пункт не принимались. Дед командовал:

— Вам, внучки, задание: до обеда прогрохотить водоросли.

Эта операция так и называлась — грохотить, иначе — выбить из мошка весь накопившийся песок.

— Дедушка, а можно мы это сделаем завтра? — внучки любыми путями пытались увильнуть от тяжёлой и неблагодарной работы.

— Нет, я сказал — за работу, значит, за работу и нечего отлынивать.

Дети принимались колотить снизу по сетке. Песок сыпался на них сверху, донимала жара, они изнемогали от усталости, но работу выполняли добросовестно — это считалось детской работой, наиболее лёгкой.

Заготавливали также и ламинарию, но её заготавливали другим способом, выкашивая прямо с морского дна. Эти летние заготовки являлись одним из источников дохода жителей деревни. Правда, после собирания по берегу мошка не разгибалась спина, но это издержки производства. Спину можно выпрямить потом на диване, а заготовкой надо заниматься сразу после шторма. Позднее на берегу ничего не будет. Жители подберут всё, что принесло море. Заготовкой как раз и занимаются дочери, приехавшие на летний отдых. В этом, конечно, от них помощь большая. Старик размышлял: по его приметам шторм должен быть завтра, а это означает, что надо трезветь и готовиться к заготовкам. Работы хватит для всех, да и дочери вместо чесания языка, займутся делом.

Чайки вдруг встрепенулись, взлетели со своих мест и начали кружиться над волнами, падая к самой воде и вновь взмывая вверх. Они выискивали в волнах только им видимый корм, пытаясь, отнять его друг у друга. Подняв невообразимый гвалт, они носились взад-вперёд над волнами, выделывая немыслимые пируэты. На старика, казалось, они не обращали никакого внимания, но стоило ему только шевельнуться, как эта кричащая гвардия тут же перемещалась от человека подальше. Прибрежные валуны затопило водой. Скоро наступит полный прилив, а затем начнётся обратный процесс.

Вода, постепенно отступая, будет уходить с песчаных отмелей, оставляя корм для пернатых. Всевозможные рачки и мелкие рыбёшки, не успев откатиться вместе с водой, будут искать убежище в глинистых отмелях до следующего прилива.

* * *

Старик стоял на берегу и вспоминал, как однажды, ещё в молодости, он с напарником Сашкой Чертковым уехал поохотиться на гусей. Ничего необычного в том, что поморы куда-то поехали, не усматривалось. Ездить приходилось всегда: на промысел, за дровами, отвезти больного — жизнь преподносила много случаев, когда необходимо поднять на карбасе паруса. А на охоту ездили не только для пропитания, но и для отдыха. Гусиная охота захватывала, и каждую весну отправлялись карбаса под парусами в море, на заветные места. Выставлялись ловушки на камбал, а в свободное время поморы занимались охотой.

Жёны, как правило, оставались дома ждать возвращения своих мужей с добычей. Вся женская часть работы наваливалась после возвращения мужиков домой: надо всё прибрать и определить по своим местам на хранение. Особенно много возни с гусями, которых необходимо ощипать, выпотрошить и засолить для длительного хранения. Перо шло на перины и подушки, а мясо очень здорово выручало зимой.

Татьяна Игоревна поджидала мужа. День приезда у них оговорён заранее. В этот день погода не радовала. Нельзя сказать, чтобы было холодно, но ветер задувал очень неустойчивый, временами шквалистый с дождём и мокрым снегом. А к обеду накрыло так, что стало темно. Огромная лиловая туча наползла с востока. Поднялся очень сильный ветер. Море побелело, покрылось бурунами. Огромные волны перекатывались, поднимались вертикально, с гребешков волн летели брызги, уносимые сразу ветром. Эти волны обрушивались друг на друга с яростной силой.

На деревню налетел шквал, поднял с дороги и меж домами пыль, мусор, небольшие предметы, завертел, закружил и унёс всё прочь с лёгкостью пушинок.

— Если мужики выехали, больше не вернутся, — Татьяна Игоревна это проговорила вслух.

— Ты что, мать, такое говоришь? — Старшая дочь Марина посмотрела на неё с испугом.

— Я никогда не видела здесь такого шквала. Что говорить уж про море, где всё беснуется и свистит, там творится тихий ужас.

А мужики в этот день выехали, как и было намечено, домой. Ветер дул, но не очень сильный. Беды ничто не предвещало. Правда, ветер оказался не очень удобный для управления парусом, боковой, но к этому поморам не привыкать — ходили под парусом и при встречном ветре. Алексей Сергеевич управлялся с парусом, а Сашка рулил.

Выехали из устья реки и направились прямо в море. Когда оказались в полукилометре от берега, стало видно, как с берега прямо на них движется огромная тёмная туча. Часть её нависла над морем, и в этом месте оно кипело и пенилось.

— Сашка, будь внимательней, сейчас наверно накроет.

— Я вижу, ничего хорошего эта туча не предвещает.

Они старались перекричать шум моря и ветра, который начал крепчать, надувал, как футбольный мяч, парус, который стал твёрдым и упругим.

— Алексей Сергеевич, может парус убрать? — спросил Сашка.

— Карбас окажется неуправляемым, тогда ещё хуже. Ты рули, я здесь справлюсь.

Белая полоса на море приближалась, но стало очевидно, что она их не заденет. Маршрут шквала пролегал за кормой. На душе немного отлегло, но расслабляться рано при виде того, что творилось вокруг их карбаса.

Сашка, который сидел лицом по ходу лодки, взглянул вперёд и обомлел, прямо по курсу, там, где им предстояло пройти, начало зловеще чернеть небо. До тучи далековато, но уже сейчас впереди на горизонте море белело и вздымалось вертикальными бурунами. Скрыться и уйти от этого кипящего котла на своём пути просто некуда. Алексей Сергеевич, увидев очередной шквал, испугался не на шутку, но виду не подавал. Он размышлял: «Кажется, приехали. Этот шквал ни обойти, ни объехать, остаётся только молиться Богу». По его окаменевшему лицу Сашка испуг не видел, оно казалось непроницаемым. Да и не хотел старик пугать напарника раньше времени: «Пусть рулит, а там будь что будет!»

Этот шквал к ним неумолимо приближался, дождь с мокрым снегом секли лицо и глаза. Белая кипящая полоса на море находилась ещё далеко, но уже отчётливо видно, как там вдалеке беснуются волны, превращая море в огромный кипящий котёл.

Такое Алексею Сергеевичу пока не встречалось, чтобы шторм шёл отдельной небольшой полосой, он раньше такого не видел. Карбас шёл прямо в кипящий ад. Пристать к берегу нельзя, разобьёт о камни. Отвернуть тоже некуда — скорость шквала превышала скорость судна. Куда бы ни поворачивали, он всё равно настигнет.