Как я обращаюсь со своей любовью
Участь парня, которому нечего сказать о любви, об объекте своих пылких чувств. Когда тебе не хватает слов, чтобы добиться от любви объяснений или хотя бы одной фразы, что же приходится делать? Да ничего, что могло бы пробудить у любви желание что-либо сказать тебе в лицо.
Любовь ничего не говорит. Ты бьешь по ней молотком, а ее уста сомкнуты — ни малейшей дрожи. Ты колешь любовь ножом — и вновь ни слова не слетит с ее губ. Ты даже пытаешься облить ее бензином и поджечь — всё напрасно!
Создается впечатление, что любовь не понимает человеческую речь, или человеческая речь не желает быть на ее устах.
Моя любовь не может ходить. Она не мучается от болезней и не поражена каким-либо физическим недугом. Собственно говоря, физическое состояние моей любви в чём-то даже лучше моего, я за этот год умудрился четыре раза сильно простудиться. Я изнурен болезнями, я повержен их продолжительностью.
А моя любовь как была, так и остается неуязвимой для хворей. Возможно, болезнь у любви проявляется не так, как у людей, иначе — без жара и боли в горле. Я не могу приложить ладонь ко лбу любви, чтобы проверить ее температуру. Не могу поставить ей градусник под язык.
Моя любовь привыкла лежать у меня на руках. Ее ноги крепки, тело натренировано, однако это ничего не меняет. Она готова целыми днями лежать у меня на руках, прижиматься головой к моей груди и обнимать меня.
Носить на руках свою любовь мне в каком-то смысле неудобно (хочешь дать свободу своим суставам, конечностям, а не можешь — любовь нуждается в том, чтобы твои руки находились в удобном для ее тела положении).
Я ухаживаю за своей любовью и стараюсь держать ее в чистоте и порядке.
Если я, скажем, по неосторожности намочу любовь, то непременно бегу ее сушить. Я поступаю так: аккуратно развешиваю намокшую любовь на веревке, которая протянута под потолком из одного угла кухни в другой, и жду, пока любовь высохнет.
Моя любовь может запылиться, пыль забивает всё ее нутро (как она туда попадает — не знаю). Приходится много раз встряхивать любовь, чтобы полностью очистить ее от пыли. Проще было бы выбить из нее пыль, у меня есть чем это сделать, однако, думается мне, любовь, какой бы пыльной она ни была, согласится лишь на встряхивания. Выбивать из любви пыль чем-нибудь — мера жестокая и чреватая для нее травмами.
Ночное приключение
Была ночь, и шел сильный дождь. Мы с моим спутником поспешили укрыться от непогоды.
И вдруг впереди мы увидели приоткрытые створки высоких ворот — в них мы вбежали. Это оказалось какое-то заброшенное здание. Стекол в окнах не было, и ветер свободно гулял по его внутренним пространствам, зато имелась исправная крыша, и дождь не мог добраться до нас.
Мой товарищ был рядом со мной, но почему-то я не видел его лица. Да, была ночь, но не настолько темная, чтобы совсем ничего различить и в сантиметре от своего носа. Я не видел лица моего спутника. Я силился уловить черты его лица: глаза, нос, щеки и губы — ничего! Он был рядом, я чувствовал это кожей, мне достаточно было положить руку ему на плечо. Но я тут же испугался, что промахнусь, схвачусь за воздух, не почувствую желаемой опоры — его плеча.
Мой внутренний голос просил, отчаянно умолял положить руку на плечо спутника, однако страх тут же перебивал его, страх того, что протяну руку не в ту сторону. Попытаюсь опустить руку на плечо, но не найду ничего, и рука просто упадет, повиснет в пустоте. Я медленно начал поворачивать голову вправо, при этом медленно закрывая глаза, но затем пристально посмотрел на своего товарища.
Я протянул к нему руку, однако не дотронулся, надо было подойти к нему вплотную, чтобы буквально носом уткнуться ему в щеку. И всё же мне никак не удавалось положить руку на его плечо. И хотя он стоял на крошечном расстоянии от меня, чтобы я не волновался и не мучился вопросами по этому поводу, его плечо всё равно ускользало от моей руки. Меня отодвигало нечто, мою руку что-то отводило. Я вертел головой, таращил глаза. Постепенно я устал от своих бесплодных попыток.
Может, надо было сказать товарищу о моём намерении?
Как я водил за собой носорога
Я вспомнил, как три года назад я был хозяином носорога. У меня была крепкая веревка, один конец ее был привязан к моему запястью, а другой носорог сжимал в пасти. У меня не было денег, чтобы купить ему сбрую, их едва хватило на эту веревку.
Я вел его по широкому проспекту. Между нами был союз — союз человека и носорога.
Холод ночного воздуха, как он был свеж и как легко вдыхался. Мы видели потоки света из многочисленных окон.
Я смотрел вверх. Небо было недвижимым, словно застыло над нами. Земля лежала у нас под ногами — такая шершавая, грубая и черная в ночной темноте. Мир впал в оцепенение, и только мы с носорогом куда-то брели.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.