Бесплатный фрагмент - Спираль Эолла

КНИГА 1

Предисловие.

Многие великие, до и в наше время, умы, двояко трактуют происхождение Вселенной. Одни берут за её первичную основу материальную сущность, другие сознание, но никто из них не знал и не знает до сих пор всей её правды. Доходчиво; одни говорят — сознание первично, другие — материя.

Тут же возникают вопросы. Кто из них прав? Может ли существовать сознание вне материи? И материя вне сознания? На первый вопрос ответ прост — НИКТО, а со вторым и третьим надо разобраться. Давайте это сделаем вместе, а на помощь позовём гражданина галактики «Спираль Эолла» — великого магистра Плиния, с которым мне выпало счастье провести в беседе несколько вечеров.

— Он, что… инопланетянин? — спросите вы и, услышав мой ответ: «ДА», — ухмыльнётесь, возможно, как-то не очень лестно назовёте меня, и пожалеете, что приобрели эту книгу. Но… прошу — не торопитесь, потратьте минуту вашего времени и прочитайте эту страницу до конца, может быть, вы измените своё мнение. Мне будет приятно, если случится именно так, и не потому, что вы, быть может, решите пролистать все страницы книги, а потому, что узнаете всю правду о Вселенной, которую, как говорил выше, не знали и не знают многие великие, до, и в наше время, умы. (И не узнают ещё долго, если не прочитают и не вникнут в поведанное мне Плинием. Поведанное мне и донесённое до вас). Если всё же вы останетесь при своём мнении, что ж… представьте, что я развёл руками и тихо проговорил: «Я плохой рассказчик, если не смог убедительно донести информацию полученную от великого магистра Плиния!»

Итак, мой ответ.

Да, великий магистр — инопланетянин, но он не зелёный человечек, не барабашка, не уродец и не чудик, каких мы все видели в сериалах «Звёздные войны», и не подобие чего-то (или кого-то, затрудняюсь сказать), с чем (кем) вступают в контакт псевдоконтактёры. Плиний человек, как вы и я, но более совершенен, чем мы. Он долгое время жил среди нас, отлично знает нашу прекрасную планету Земля и нашу галактику Млечный Путь, которая является частью великой галактики Спираль Эолла. Да, да, частью!

Но, что-то я разговорился, пора бы уже оторвать от тайн Вселенной кусочек (всю Вселенную познать невозможно) и изучить его. В этом вам поможет «Спираль Эолла» — (повествования Плиния, растянувшиеся в моём пересказе на несколько частей, каждая из которых состоит из нескольких книг).

Пересказ откровений гражданина галактики «Спираль Эолла» великого магистра Плиния изложен мною (В. Вассбар) в художественной форме — в жанре романтики и приключений. В беседе со мной Плиний раскрыл передо мной не только понятие Вселенной, но и свою любовь, как великое чувство, которым наделены все разумные существа вселенной, но которое, к сожалению, многими из нас воспринимается в одностороннем порядке, т.е. ты мне всё, а я тебе ничего. Как говорится: «На тебе боже, что мне негоже».

И основное. Я не анализирую воспоминания истинного автора и не навязываю моё мнение читателю, рискнувшему окунуться в почти фантастический мир Плиния, а лишь пытаюсь передать чувства и переживания великого магистра, и рассказываю о его неистощимой любви к жизни, жизни в странствиях, и жизни в любви.

Откровения великого магистра лично ко мне не относятся. Плиний он, а я лишь пересказчик.

Глава 1. Прорыв

Мощный взрыв потряс суперквамаран — плавучий город элиян, океанский город-базу, город-завод, город-сейнер.

Почти тотчас раздалась сирена, и десятки спасательных отрядов на красных планетопланах отчалили от своих причалов.

Из месива искорёженного металла, из того, что ещё несколько минут назад было энергоблоком, в чернеющее небо свистящей спиралью ввинчивался смерч огня, а вокруг сотни изуродованных и сгоревших трупов людей.

Огонь, огонь, огонь. Огонь, беспощадно пожирающий стекло, металл и живую плоть.

И потоки густого серо-зелёного дыма, как со скорбным плачем отлетающие души, казалось, стонали, медленно взмывая ввысь.

Из-под дымящих, шипящих, выплёвывающих языки пламени нагромождений металла, камня и некогда живой человеческой плоти, свитых в единый клубок, доносились звуки умирающего энергоблока и отдельные, щемящие душу, хрипы, стоны и крики с мольбой о помощи, придавленных искорёженными конструкциями здания, задыхающихся в дыму и горящих в огне, людей. Людей, которым не выпало счастье мгновенно расстаться с жизнью.

Сотни рабочих, служащих и прохожих были погребены под развалинами, и спасти многих из них не смог бы, кажется, даже сам Бог. Как бы в подтверждение этого, кое-кто, из заживо захороненных людей, пытался самостоятельно выбраться из-под руин и всепоглощающего огня, но это удавалось лишь единицам, да и то…

Рассыпая сноп искр, из объятий огня вырвался расплавляющийся комочек — агонизирующий факел-человек, не надеющийся ни на Бога, ни на чёрта, а только на самого себя. Вдыхая и выдыхая раскалённый воздух, в крике осыпая пепел с обуглившихся губ, искал он спасение от огня, но, не найдя его и не видя лопнувшими зрачками, смерть ему несущий ад, упал и затих, отдав ушедшей жизни своей прощальный салют из огненных брызг.

Едкий дым и горький удушающий запах от горящих человеческих останков накрывал город. Поплыла паника. Тысячи граждан поддались ей и, не разбирая дороги, бросились кто куда, лишь бы подальше от жуткого места, лишь бы подальше от смерти и всепожирающего огня. Расширив от страха глаза, сбивая и калеча друг друга, они гроздями падали в океан и тонули, так и не поняв, как оказались в воде.

Второй взрыв поднял в воздух добровольцев-спасателей и спасателей по штату и бросил многих из них на пламенеющие развалины, напоив новой порцией крови беспощадное тело огня.

1. Девятое включение.

— Вашему вниманию, уважаемые телезрители, предлагается репортаж из национального парка Конго, где несколько часов назад произошло загадочное явление, — вещала с экрана телевизора диктор ОРТ Наталья Тюковина.

— Мы находимся на юге национального парка Конго. Рядом со мной крестьянин деревни Гвебэке, что за нашими спинами. Деревня, как вы видите, живёт своей жизнью. «А почему она должна жить иначе?» — спросите вы и будете правы, — проговорил спецкор ОРТ Алексей Шабанов. — Могло, могло всё быть иначе. Она могла исчезнуть с лица Земли, но давайте послушаем хозяина этих мест.

— Вся люди наша деревня это видела. Сначала был сильный гром, потом ветер, а потом деревня, что была вон там, — вскинул рассказчик руку в сторону голого плато, — поднялась в небо и исчезла в облаке. — С подробностями, не нарушая стиль речи крестьянина, переводил рассказ крестьянина местный переводчик, — а потом облако стало расти и закрыло всё небо.

— Как долго вы видели облако? — спросил крестьянина спецкор.

— Мы его маленько видели, пока оно было маленькое, а когда стало большое то очень долго. Солнце наверно уже там было, — указав рукой в зенит, перевёл ответ крестьянина переводчик.

— Почему наверно? Разве вы не видели солнце? — удивился Алексей, на что получил обстоятельный ответ.

— Нет, не видели, никто не видели. Утром маленько видели, а потом совсем не видели, — рассказчик немного помолчал, почесал курчавую голову и добавил, — потом, когда облако ушло, снова маленько видели, только это уже конец дня был. Скоро ночь пришла. Старейшие говорят, что это Макила Мбембе приходил забрать наших животных.

— А как же люди, что жили в деревне? — проговорил Алексей.

— Люди тоже жалко, — ответил крестьянин.

Экран телевизора показал новую картинку.

— Сейчас мы находимся на местности, где некогда была исчезнувшая в облаке деревня. Сюда Анатолия Забродина — оператора ОРТ и меня — Алексея Шабанова доставил на своём джипе старший смотритель национального парка господин Мбеманге.

— Господин Мбеманге, расскажите, что произошло вчера днём на территории заповедника?

Оператор перевёл камеру на нового очевидца загадочного явления.

— Что произошло, вы видите, — горестно вздохнув и окинув рукой окрестности парка, проговорил смотритель, — а почему это произошло, надо думать учёным. Мне же больно смотреть на эту некогда цветущую, а ныне пустынную местность. Всего три недели назад закончился сезон дождей. Всё цвело, а сейчас мы видим лишь голую землю. От деревьев, исчезнувших неизвестно куда, остались воронки, как от снарядов. Вся земля перепахана каким–то гигантским плугом, нет ни одного животного и даже птиц. В километре от нас было большое и глубокое озеро, которое не пересыхало даже в самые засушливые годы. Сейчас его нет. А вон там, — показывая в сторону сотен мелких воронок, — был густой лесной массив. Там паслись слоны, стада антилоп, зебр и жираф. А там, — кивнув головой в сторону невысокого холма, — был прайд. Ничего сейчас нет, всё съело облако. Пустыня.

Из репортажа спецкора было видно, что его глубоко тронула зримая им разруха. Его интересовало всё, от камешка до человека. Беспрерывно обращаясь с новыми вопросами к смотрителю парка, он дал телезрителям полное представление, но, к сожалению, не понимание загадочного происшествия. Смотритель отвечал, сбиваясь, и часто утирал слезу, а вскоре и совсем умолк. Наталья попрощалась с корреспондентом в Конго и представила телезрителям гостя студии профессора Николая Петровича Исакова.

— Николай Петрович, расскажите телезрителям об аномальных явлениях в общих чертах и о том, как российские учёные объясняют факт поглощения облаком части национального парка Конго?

— Вряд ли кто из российских учёных, может сегодня дать какую-либо полную информацию о происхождении всепоглощающего облака. Не берусь это делать и я. На данный момент мы можем лишь констатировать факт его появления и факт исчезновения в нём людей, животных и части ландшафта, и не только в Конго, но и в Заире. Хотя, могу высказать лично моё мнение, облако не земного, а космического происхождения. Что это за сила затрудняюсь сказать, но хочу напомнить; на нашей планете ежегодно наблюдаются сотни, порой совершенно неподдающихся разумному объяснению, загадочных явлений. Бесспорно одно, это явление учёный мир поставит в один ряд с Бермудским угольником, Лох-Несским чудовищем и снежным человеком. Бесспорно и то, что было неведомо вчера известно сегодня. Как говорится «всему своё время».

Круть, да верть. Верть, да круть. Ты давай по существу, — не выдержал Сергей разглагольствований профессора, подошёл к телевизору и переключил его на другой канал, но и там какой–то седой учёный муж пространно говорил о феномене облака. Сергей протянул руку к кнопке выключения, но передумал и вновь щёлкнул переключателем телевизионных каналов. Профессор Исаков говорил: «… как бы делает вдох и выдох. При вдохе Вселенная расширяется, а при выдохе сжимается. В результате чего происходит удаление галактик друг от друга или их сближение. Повторяю, это лично моё предположение. Так вот, при сближении галактик возможно наложение физических величин какого–либо космического объекта на идентичную величину другого космического объекта. В нашем случае на Землю. Иными словами, происходит пересечение параллельных миров. Отсюда можно сделать вывод, что при пересечении миров совершается взаимообмен материи. Так на нашей планете появляются новые виды растений, животных, бактерий и вирусов. Так пропадают люди, самолёты и корабли».

— Николай Петрович, простите, наше время регламентировано. Не могли бы вы сделать вывод из всего вами сказанного? — обратилась Наталья к профессору.

— Да, да! Конечно! Как я уже сказал, на мой взгляд, облако космического происхождения.

— У нас в студии был член–корреспондент Российской академии наук профессор Николай Петрович Исаков. Время покажет прав ли он, а сейчас вновь Конго, — телеэкран вновь высветил африканский пейзажем. — Алексей, что у вас нового?

— Наталья, сейчас мы находимся в палаточном лагере французских учёных Пьера Морше и его жены Милен, — камера показала живописный участок природы с палаточным лагерем, по отдельным приметам которого можно было судить, что хозяева покинули его в спешке. — Со мной наш старый знакомый господин Мбеманге. Послушайте его рассказ.

— Французские учёные Морше мои давние и хорошие друзья. Они уже восемь лет работают в этом парке и принесли много полезного моей стране. Сейчас их нет в лагере и это говорит о том, что они обратили внимание на странное облако и улетели к нему на своём самолёте, — кратко высказал своё мнение об отсутствии супругов–учёных смотритель парка господин Мбеманге и, горестно вздохнув, добавил. — Вот и всё, что я могу сказать, хотя… Хотя нет. Здесь всё, как и прежде. Мирно пасутся животные на зелёной траве и, как прежде, растут деревья.

— Я могу подтвердить слова господина Мбеманге. Ландшафт действительно прекрасен. К сожалению, с нами нет французских учёных, у которых я хотел взять небольшое интервью, но давайте не будем оставлять надежду на встречу с ними. Может быть в скором времени, они раскроют тайну загадочного облака.

— Спасибо, Алексей. Переходим к другим… — не дав договорить диктору ОРТ, Сергей выключил телевизор и буркнул: «Гонят всякую муру, пудрят людям голову небылицами, лишь бы отвлечь от хаоса в стране, коррупции и беспредела. По телеку смотреть нечего. Бессмысленные американские мультяшки, насилие, секс, кровь, а я этой крови в Афгане насмотрелся».

Сергей посмотрел на часы. 20 часов 30 минут. Невесть сколько долго разглагольствовал бы подполковник Советской Армии, прошедший афганскую войну, а ныне офицер в отставке, если бы не резкий щелчок в затылочной части головы. В глазах Сергея потемнело, он пошатнулся и, ухватившись за спинку кресла, повалился в него.

— Что за чертовщина творится со мной в последнее время, — подумал он, вытирая ладонью выступившие на лбу холодные капли пота, — какие-то щелчки в мозгу, как будто что-то включается или выключается. В Афгане видно подцепил какую-то заразу. Надо посоветоваться с Эльвирой. Какие-то фантастические видения. И ведь уже не в первый раз. А когда же был первый? Дай, бог, памяти, — Сергей призадумался, — нет, к врачу не пойду. Да и жену лишний раз травмировать… нет, не пойду и не буду. О моих старых болячках тревожится, а тут еще новая, да и в госпиталь опять запрут… Вспомнил! Первый удар был зимой, точно… зимой… в рождество. Эльвира в тот день дежурила в госпитале. Меня ещё обрадовало, что она не видела моей беспомощности, а я её испуганных глаз. Повезло мне с женой. Отличный человек, прекрасная душа, а краси–и–вая–я–я… — протянул Сергей, — куда им всем, этим расфуфыренным и намалёванным, растянутым и надутым силиконом эстрадным куклам и моделям толстогубым замухрынденным, до моей Эльвирки. Она у меня красавица, всё своё, смотреть — радость, целовать и обнимать — сладость. О! Стихами заговорил. Откуда что берётся, не пойму, никогда стихами не увлекался, тем более не писал. Собственно, не до стихов было… Как говорится, вся жизнь в бою и юность перетянута ремнём, так как-то, вроде бы, или… — Сергей призадумался, — хотя какое это имеет значение, тем более сейчас, когда в далёком седом тумане скрылась юность и ремень давно изношен.

Сергей подошёл к телевизору и вновь включил его. ОРТ показывал какую-то нелепицу о разумных космических чудиках, двуногих ящерах и жабах.

— Какая чушь, — подумал он и переключил телевизор на местный канал. — Всё хватит с меня, — услышав сладкую речь кандидата в какие-то депутаты, в сердцах ругнулся Сергей и выключил телевизор. — Жаль, что Эльвиры нет дома, без неё я с ума схожу, так недолго и свихнуться.

Как бы пожалев Сергея, подсознание подкинуло ему спасительную идею: «Отвлекись от мыслей о болезни, — сказало оно, — найди занятие по душе и всё образумится».

— А… что если… — Сергей подошёл к секретеру, достал стопку чистых листов бумаги и взял авторучку. — Запишу всё, что привиделось. Стихи писать не могу, так, может быть, проза полезет из моей головы. Короче, буду вести дневник, как пионер, который всем ребятам пример, — улыбнувшись, мысленно проговорил он и написал первые строки.

«Первое включение-выключение произошло около года назад — в рождество. В 20 часов 30 минут ОРТ закончил программу «Время» и в тот же миг у меня в голове как бы щёлкнул выключатель, который вырвал меня из действительности и унёс в холодный мрак, как я заметил позднее, ровно на одну минуту.

Спустя полтора месяца снова в 20 часов 30 минут со мной случился второй удар. В минуту забытья я перенёсся неведомой силой в другое пространство, с новым течением времени.

До настоящего времени полётов по просторам Вселенной было восемь. Сколько их будет ещё… не знаю, но внутренний голос говорит, девятое будет последним. В каком смысле последним, теряюсь в догадке, но ясно одно, либо кончатся мучения с головной болью, и я буду жить спокойно, нормальной человеческой жизнью, либо навсегда покину этот мир и уйду в небытие. Какой из этих финалов мой? А не всё ли равно? Результат один, конец мучениям. Что-то я скис. Так писать нельзя. Отложу запись до лучшего, как душевного, так и физического состояния».

«10 января. Вновь взял в руки дневник. Эльвира… но не буду забегать вперёд. Три дня назад было девятое включение. Сейчас пишу эти строки, я жив. Это радует!

Итак, три дня назад — 7 января я ждал девятое включение. В 20 часов 28 минут я удобно устроился в глубоком и мягком кресле в ожидании неизбежного удара внутри головы, как вдруг неожиданно зазвонил телефон. Я выпрыгнул из кресла, подбежал к аппарату, снял трубку и услышал голос моей милой жены. Через несколько секунд я почувствовал сильное головокружение и умышленно прервал связь. Уже падая на палас, я почувствовал, как мою голову пронзил сильный «электрический» удар. Сила удара была столь велика, что я за миг успел попрощаться с женой, друзьями и, конечно же, с собственной жизнью. Затем со мной стало происходить что-то невероятное. Моё тело распалось, и миллиардами отдельных песчинок посыпалось в безмолвную чёрную бездну. Я мчался в ней, не осознавая ни пространства, ни времени, не понимая, куда, зачем и почему лечу. Как долго длился тот полёт, не знаю, так как я не осознавал течение времени, оно просто отсутствовало для меня в тот непостижимый период. Но, вероятно, в той таинственной жизни, как и в этой земной реальности, всему приходит конец. Неожиданно яркий свет раскрыл мрачную бездну и собрал все песчинки моего «я» в невесомый материальный сгусток. Я потерял притяжение Земли, слился с космосом и единым взглядом охватил всю Вселенную, всю её многомерность. Это был миг, но миг, позволивший моему новому существу охватить необъятное для человеческого глаза. Да, миг, ибо вновь чёрный мрак окружил меня, исчезло сияние звёзд и галактик. Мрак и холод сковали мою новую сущность, не существо, именно сущность, так как я не осознавал себя в теле. Сознание помутилось, и я впал в забытье. Как долго продолжалось то инертное состояние не могу сказать. Я был вне времени и вне пространства. Когда я очнулся, звонил телефон. Голова, впервые за последний год, не разламывалась на куски, а тело приобрело былую силу. Я снял трубку аппарата и вновь услышал милый голос. Понимание всех девяти включений-выключений пришло ко мне».

2. Элия.

Четыре солнца нещадно жгут четыре триллиона пятьсот миллиардов квадратных километров площади пяти звёздной планеты Элия — одну треть её северного полушария. Это зона раскалённой, выжженной пустыни. Она мертва и окутана серыми, густыми испарениями, которые, взмывая ввысь, подхватываются солнечным ветром и в полёте на юг проливаются ливневыми дождями над второй третью этого полушария. Здесь уже зреет жизнь. Здесь живут насекомые и произрастают мхи и лишайники. По мере удаления от полюса эта мало–жизненная полоса болотистой местности вливаются в скудную зелень — редкую траву, хилый кустарник и искривлённые карликовые деревца. Здесь формируются грозовые облака и отсюда они уносятся на последнюю треть северного полушария, где проливаются живительным соком в Великий Северный океан. И так уже 8,5 миллиардов лет.

Великий Северный океан — источник жизни планеты Элия, принимая дар, не скупился и на отдачу. Он дарил частицу себя третьей колонне облаков, которые тучнели, как хлебные колосья на богатой ниве, и, разжирев, медленно отваливали от пастбища, злясь на самих себя за то, что не хватило сил выпить весь океан. В ярости облака набрасывались друг на друга, сбивались в тучу, чернели и в буйном полёте лопались от злобы. Вздыбливая огненные пряди, они проливали всё своё серебряное достояние на невесть откуда появившийся на их пути тропический лес, худели и умирали, так и не поняв своего предназначения.

Под тёплыми лучами пятого — южного солнца Элии, в слиянии тропического леса с подножьем древних гор, расположилась северная космобаза-город.

Руководитель информационного отдела Диор был доволен. В назначенный срок было выполнено задание по установке нового оборудования и можно было расслабиться, но что-то тревожило его. Пошаркав по кабинету старческими ногами и поразмыслив над чем-то, он вызвал к себе секретаря и через минуту вошёл с ним в конференц-зал. Осмотрел придирчивым взглядом новенькие видеоизлучатели и видеополя, потёр от удовлетворения руки, промурлыкал незатейливую песенку и, бросив последний взгляд на биомолекулярный экран, остолбенел. Из экрана выползали многометровые гады.

— Разрыв в пространстве, — простонал Диор и вздрогнул от душераздирающего крика. Метнув взгляд в сторону крика, он увидел искривлённое от ужаса и боли лицо секретаря, и страшного зверя, впившегося огромной пастью в его правый бок. Последнее, что увидел руководитель отдела — это метнувшуюся в его сторону тень и струю собственной крови из распоротого горла.

3. Разрыв в пространстве.

Эусалим, великий мегаполис Элии, центр мысли, знаний и интеллекта, взращивающий пять миллиардов граждан, величайшую научную технологию и держащий в своих руках нити, связующие всю галактику, жил в тревоге под пятым солнцем планеты.

Прямой мир замер. Все граждане его с нескрываемой тревогой устремили взгляды к дворцу Великого правителя Эоллы, где в эти минуты проходило чрезвычайное заседание Президиума Великого Народного собрания, в которое входили великие магистры галактики.

— Уважаемые магистры, обсудив и осмыслив сложнейшую ситуацию, в которой оказалась северная космическая база, мы вместе пришли к однозначному выводу, — завершал речь регент-импер Крэз, — закрыть разрыв в пространстве между нашим и нижним мирами можно лишь двумя способами, и только из мира землян. Первый — отправить на Землю космолёт с экипажем из добровольцев, второй — войти в нижний мир галапросом, снабжённым системой выпрямления кривизны пространства. Первый путь связан с неминуемой гибелью экипажа, так как корабль придётся ввести в разрыв и уничтожить его в нём, включив молекулярный самораспад. Второй без риска для людей. Но, к сожалению, мы не знаем величину разрыва, возможно, он недостаточен для входа галактического лайнера сжимающего пространство. Предлагаю, использовать оба варианта и дать возможность командиру группы принять решение на месте — на орбите Земли, а также незамедлительно направить полк планетолётов к северной базе для уничтожения насекомых, рептилий, пресмыкающихся и зверей, проникнувших из нижнего мира.

В последнее десятилетие, с тех пор, как где-то в пространстве затерялся великий галактион Эр, сбои в стабильности искривлённого пространства между всеми мирами стали происходить очень часто, но они не вызывали тревогу у эоллан, жителей галактики Эолла. За несколько минут неисправности устранялись и масса планет параллельных миров, вырванная Элией, возвращалась обратно. Нынешний разрыв, судя по ситуации сложившейся на северной космобазе, угрожал не только Земле, но и всему прямому миру. Сказать об этом гражданам галактики импер Крэз, конечно же, не мог, да и не имел права. Массовая паника была не менее страшна сложившейся к данному времени ситуации.

Нарушения в стабильности пространства кое-кто из граждан галактики связывал с непопулярностью в народе импера Крэйза. И эти кое–кто всё чаще и чаще обращались к богу, что бы он вернул им Эра, но никто из них не знал, что дело не в Крэйзе, а в выработавших свой срок биомолекулярных установках.

С тех пор, как не стало Плиния из династии Пратов, прогресс в науке сменился застоем, а в некоторых её областях стал и регрессировать. У эоллан нынешнего поколения была возможность возродить былую славу науки, но одновременно с Эром бесследно исчез мэтр научной мысли — великий магистр Наук.

Скипетр с чёрным алмазом смог бы без труда восстановить пространственную устойчивость и решить проблему кривизны, но и он бесследно исчез.

Считанные часы по арсианскому времени оставались до глобальной катастрофы. Всасывая в себя Землю, прямой мир реагировал «отрыжкой», отрывал от себя и перебрасывал в нижний мир части своей материи. Они были мизерны по отношению к приобретённой массе, но это было лишь до поры до времени. Время работало против всех.

Галактическое сообщество, прильнув к экранам и видеополям трёхмерных излучателей, с тревогой всматривалось и вслушивалось в Элию. Все приёмные устройства были настроены на её северную космическую базу, но вдруг по всем видео системам пошла рябь, и галактический мир не увидел, как топающая, бегущая, прыгающая, ползущая и летящая тварь вырвалась из конференц-зала базы и поплыла лавиной по-над её взлетно-посадочным полем.

Смертным оскалом окутала паника базу. Люди и животные смешались в разноцветный единый клубок, с преобладанием оттенка утренней зари, и если бы не крики и стоны умирающих, и раненых, и рёв зверья, то этот живой поток с высоты можно было бы принять за красочное карнавальное шествие, но лавина тащила за собой густой кровавый след. Предсмертные крики недоужаленных, недогрызанных, недоразорванных, недозатоптанных людей сливались с воем и рыком вновь прибывающих частей зверья, ошалевших от запаха крови. Эти части, как и авангард, растекались по полю и догрызали недогрызанных, разрывали недоразорванных, жалили недоужаленных и топтали недозатоптанных людей.

4. Вивас и Светэлла.

Прогулочный планетоплан крушил стволы деревьев и через миг, вспахав широкую полосу земли, издал последний вздох и замер в окружении растительности реликтового леса.

— Вивас, ты жив? — утирая тыльной стороной ладони лоб, спросил Лиэж друга.

— Жив и со мной всё в порядке, — ответил Вивас, молодой человек лет двадцати пяти. — Сам–то как?

— Нормально, — отключая противоударное поле, сказал Лиэж, — а, вот, положение наше патовое.

— Да, авария серьёзная и судя по тому, что мы видим, корабль восстановлению не подлежит.

— Вивас, но это смерть или в лучшем случае мучительно долгая жизнь в дебрях леса янского периода. Мы здесь одичаем. Связь нарушена и вряд ли мы сможем её восстановить. Здесь нет ни одной живой души.

— Период, дорогой мой друг, конечно доисторический, и положение, как ты заметил патовое, но не безвыходное. Да и жизнь здесь довольно-таки бурлива. Гоминоидов и всякого ползающего и прыгающего зверья в этом лесу предостаточно. Ты жаждал приключений, они будут. Смотри, — указав кивком головы в верхний иллюминатор, — над нами уже кружат перепончатокрылые.

— Прости, друг, но мне сейчас не до шуток, — ответил Лиэж, но всё же посмотрел вверх.

— Ну–ну! Не унывай! Как–нибудь выпутаемся из этого драматичного положения.

— Я бы сказал трагичного, — ответил Лиэж, привлекая внимание друга к панели управления, из которой выплыла струйка дыма.

Через секунду включилась, чудом оставшаяся работоспособной, система пожаротушения. Угроза лишиться единственного и надёжного убежища была ликвидирована, но энергосистема выдохлась и корабль, умирая, испустил на девственный лес последнюю струйку пара. Полумрак опустился в рубку корабля и накрыл своим серым покрывалом невольных узников дикого края. Друзья замерли и только их тяжёлые дыхания говорили о том, что внутри погибшего корабля есть жизнь — их жизнь.

— Всё, теперь мы остались без пищи и воды, — уныло проговорил Лиэж, — значит, счёт наших жизней пошёл на дни.

— Не думал, друг мой, что ты закоренелый пессимист. Взгляни в иллюминаторы. Нас окружает лес, а это пища и вода, — успокаивающе ответил Вивас, встряхнув друга за плечи.

Лиэж, крепкого телосложения и приятной внешности юноша семнадцати лет был не то, что бы пессимист, он был просто ещё очень молод и по незрелости своей растерялся в сложившейся ситуации. Отчасти в этом была виновата среда, в которой он родился и рос. Цивилизация предоставляла ему, как и всем элиянинам, всё в готовом виде, оттого–то Лиэж и впал в уныние. Он испугался не самой смерти, а голодной смерти, не представляя, что пищу и воду можно добывать самому. Самому готовить её на открытом огне, и для этого не нужны биологические роботы повара. В ситуации, которой оказались два воздушных путешественника, растеряться обоим — значит действительно погибнуть. Так на кого, как не на самого старшего и более опытного ложилась ответственность за его жизнь. Да, друзья оказались одни в диком лесу. Одни за сотни тысяч километров от цивилизации и людей. Одни внутри погибшего планетоплана, но именно это и не позволило Вивасу пасть духом. Возможно, где-то в самых глубоких и потаённых уголках его сердца и была маленькая искра неуверенности в своих силах, но неверия в себя и недоверия к другу он не имел, как не допускал и мысли о смерти. Вивас понимал, что даже самая малейшая расслабленность может привести к упадку духа и, как следствие, к осложнению сложившейся ситуации. Необходимо было хоть чем-то заняться, но не сидеть, сложа руки, и Вивас решил действием отвлечь друга от горестных дум.

— Очнись, мой друг! Мне нужна твоя помощь, — вновь встряхнув друга за плечи, проговорил Вивас.

— Ка–ка–я там ещё по–мощь? — уныло протянул Лиэж, и вяло встал с кресла. — Нам сейчас никто и ничем не поможет.

— Нам, да! Мы сами поможем себе. Надеюсь, ты не откажешь мне в просьбе осмотреть энергосистему. Может быть не всё так плачевно, как ты думаешь.

— Энергосистему? — задумчиво сказал юноша и вдруг блеснул глазами. — Энерго, но только не систему, а её аварийный блок. Если нам удастся его восстановить, мы сможем запастись водой и пищей. Пойдём же скорее, пойдём, — воспламеняясь духом, проговорил Лиэж и направился к выходу из рубки корабля.

Вивас улыбнулся.

— Первая цель достигнута. Лиэж воспрял духом, значит, в ней есть жизненный потенциал, — подумал Вивас и улыбнулся, сказав себе, что друг вовсе и не пессимист, он просто растерялся.

К исходу вторых суток, после кораблекрушения, в энергоблоке что-то пискнуло, и вспыхнул яркий аварийный свет.

— Я знал, знал, знал, что у нас всё получится, — радостно воскликнул Лиэж и с благодарностью посмотрел на друга. — Спасибо, Вивас, если бы не ты, не известно, что было бы со мной. Мне кажется, я бы расквасился и…

— Ну, ну! Не наговаривай на себя. Ты просто не знаешь, как ты силён, — ответил Вивас.

Прошёл год, в течение которого друзья пытались оживить планетолёт и восстановить связь с большой землёй, но их усилия были тщетны. Аварийная система жизнеобеспечения выработала свой ресурс полгода назад, и узники реликтового леса перешли на добычу пищи древним способом — охотой. Лиэж поверил в свои силы и оказался на редкость удачливым охотником, но одно обстоятельство тревожило друзей. Дичь, распуганная выстрелами, покидала насиженные места, и густой травой зарастали тропы, по которым некогда бродили парнокопытные. Всё дальше и дальше приходилось друзьям удаляться от корабля на поиски птиц и животных, и с каждым новым разом они возвращались с худеющими торбами на плечах. Вскоре они ощутили первые признаки голода.

Оставался нетронутым неприкосновенный запас корабля, но его могло хватить не более чем на месяц. И друзья приняли решение, — Лиэжу продолжать работу по восстановлению сигнала аварийной посадки, а Вивасу, с частью Н.З, отправиться на поиск ушедших животных.

Прошло полмесяца, давно бы должен вернуться Вивас, но лес хранил молчание. И Лиэж всё чаще и чаще с тревогой всматривался в его густую листву.

С глубокими кровоточащими ранами на теле, под неусыпной стражей двух огромных волосатых самок перволюдей, Вивас уже сутки лежал в глубине тростникового шалаша и вспоминал свой неудачный поход, в котором не только не нашёл животных, но и сам оказался добычей.

Впустив тонкий луч света, резко откинулся полог шалаша, и в замкнутое пространство под круглым куполом вошла седая самка элопитек. В её руках, издавая тошнотворный запах, дымилась каменная чаша. Издав писк, она посмотрела на пленника, и в тот же миг самки охранники сорвали с него одежду и крепко прижали к земле. Старуха медленно подошла к нему и, выплеснув на его спину содержимое чаши, стала втирать его в раны. Огонь ожёг тело Виваса, он дёрнулся, но элопитеки ещё сильнее вжали его в землю. Вивас понял, сопротивление не только бесполезно, но может ухудшить его положение. Оставалось одно, терпеть мучительное жжение и, сжав зубы, даже не стонать. Иначе, как предположил Вивас, какой–либо звук, выдавленный им из собственного горла, мог быть принят элопитеками за угрозу по отношению к ним. Тогда они просто разорвали бы его на части. Огонь всё сильнее и сильнее сжигал тело Виваса, и ему казалось, что ещё миг, и он спалит его дотла. Пламя подкралось к его сердцу и вонзило в него свои раскалённые иглы. Вивас вскрикнул и потерял сознание.

Придя в чувство, Вивас перевернулся на спину и не обнаружил старуху, но стража была на своих местах. Удивившись тому, что ещё жив, он повёл глазами и увидел рядом с собой… металлическое блюдо, явно изготовленное руками человека, а на нём большие куски жареного мяса, горка аппетитных фруктов и серебряный кубок с чистой водой.

— Невероятно, — проговорил он и, взяв в руки кубок, с жадностью выпил воду.

Прошло не менее полумесяца, и хотя Виваса так же вкусно кормили, и старуха–элопитек, как оказалось, не издевалась над ним, а натирала тело лекарственной мазью, он всё ещё оставался узником замкнутого пространства. Как–то он подошёл к выходу из шалаша, но получил увесистую оплеуху от одной из стражниц и решил больше не испытывать судьбу. Однако попытку выбраться наружу не оставил. Тревога за оставшегося в одиночестве друга всё больше и больше нарастала в нём.

«Если нет возможности выйти из шалаша естественным путём, значит, надо искать другой выход», — думал он и решил делать подкоп, но судьба распорядилась иначе.

На следующий день пленника вывели из шалаша. Резкий солнечный свет, стрельнув сотнями огненных стрел, ослепил его, но Вивас успел разглядеть многочисленную шумную толпу заросших бурой шерстью самок, а через некоторое время, когда глаза привыкли к яркому свету, он не без интереса рассматривал стойбище, в котором не было признаков жизни самцов. Следующая секунда повергла его в шок.

На пирамидальном, явно искусственного происхождения холме, возвышавшемся над массивными круглыми шалашами, был воздвигнут мраморный валун, на котором, царственно расположившись, восседало удивительной красоты юное создание — молодая девушка в лёгких прозрачных одеяниях. В волнах её пышных золотистых волос — на прекрасной головке с утончёнными чертами лица, покоилась корона из редкого металла небесного цвета, которую венчал, переливающийся радужными цветами, огранённый смарагд. Открытые запястья рук царицы украшали золотые браслеты с крупными нефритами и розовыми бриллиантами, а на маленькую грудь, чётко выделявшуюся сквозь платье, как на две только что народившиеся сопки, ниспадало колье с чистейшими изумрудами.

Подталкиваемый стражей к холму, Вивас не сводил с девушки глаз, и не только потому, что она была действительно очень красива. У него созрел план бегства.

Под рёв сотен глоток Вивас приближался к подножию монументального трона и не обращал внимания на болезненные щипки молоденьких самок, тщетно отгоняемых стражей. Его мысли и взор были направлены к царице перволюдей.

— Вот мой шанс на побег, — мысленно шептал он и почувствовал, как сильные руки поставили его на колени. Через секунду откуда–то с высоты прилетел грозный рёв. Вскинув голову, Вивас увидел глаза царицы, «метавшие синие молнии», и в тот же миг новый рёв вырвался из её груди. Гоминоиды пали ниц. Юный монстр поднял руку и в третий раз издал грозный рык, услышав который элопитеки поднялись на ноги и образовали полукруг. Десятки зрелых молодых самок вошли в него.

«Они что, решили устроить концерт?» — хмыкнул Вивас, но спустя минуту его предположение разбилось вдребезги, как обронённый хрустальный бокал.

Молодые самки бросились друг к другу, но не в объятья, а на смертный бой.

Применяя зубы, кулаки, подвернувшиеся под руку камни и обрубки деревьев, они сразу же покалечили и убили не менее десятка своих «сестёр», но не остановились, а ещё более разъярились при виде крови и продолжили битву.

Самки драли с яростью, можно сказать даже с отвагой. Они не жалели ни подруг и ни самих себя, но с непонятной для Виваса целью. В воздухе вместе с кулаками и дубинами летали оторванные конечности, клочья шерсти, отгрызенные уши и носы. Кровь лилась из вспоротых животов, перекошенных в ярости ртов, и заливала глаза гладиаторш, но они успевали бросить взгляд на свою царицу, как бы ища её одобрения, и мельком взглянуть на пленника. В их полузверином, получеловеческом взгляде Вивас уловил похоть и понял, что бой идёт за главный приз, которым является он сам.

«Сейчас или никогда», — пронеслась мысль в его голове, и молниеносным броском пантеры он влетел на пик холма. Когда до сознания охраны дошёл факт побега пленника, Вивас уже крепко держал стройную шею царицы левым локтевым суставом, а правой рукой приставлял к её сердцу обоюдоострый клинок, выхваченный их ножен, висевших на её поясе.

Стойбище замерло.

— Мне больно! — звонким ручейком долетел до Виваса тихий голос царицы. — Пожалуйста, не дави сильно, мне трудно дышать!

Всё, что угодно ожидал Вивас — гром из горла царицы, молнии из её глаз, но только не спокойный девичий голос. Этот голос, как серебряные струны райской лютни, невольно заставил его ослабить хватку, и отнять от груди девы нож, но то был лишь миг. Уже в следующую секунду Вивас вновь держал у её сердца клинок и требовательно повторял короткий, но значимый для него вопрос:

— Кто ты? Отвечай, кто ты? Отвечай, иначе я убью тебя!

— Друг, но обо мне потом, — прерывисто дыша, ответила юная царица, — сейчас надо думать, как добраться до моего шалаша. Ты всё испортил, а поэтому теперь доверься мне и делай, что я скажу. Я желаю тебе только добра, кроме того, ты необходим мне, а я тебе.

— Хорошо, но если я почувствую, что ты лжёшь, без промедления вонжу в твоё сердце клинок.

— Держи меня так, как держишь сейчас, и не убирай нож от сердца. Стойбище должно понять, что я твоя пленница. Только в этом случае они не осмелятся приблизиться к нам из–за боязни потерять меня. Я их живой талисман, который они берегут дороже своей жизни.

Изложив Вивасу ход его дальнейших действий, на что ушло не более десяти секунд, царица подняла руку и издала громкий, и грозный рык, от которого Вивас, чуть было, не выронил клинок, а зверолюди упали на колени.

— Ты зверь или человек? — грубо проговорил Вивас и встряхнул царицу.

— Мне больно! — вновь услышал он нежный девичий голос и, от недопонимания происходящего в данный момент, расширил глаза. — Извини, я забыла предупредить тебя. Это звукозапись, — проговорила она и показала, замаскированное под драгоценный камень в колье, миниатюрное звуковое устройство. — А теперь не медли! Бежим, пока они не опомнились!

Не выпуская царицу из своих рук, Вивас быстро спустился с холма и побежал к её шалашу. Через несколько секунд, откинув его полог, они стремительно вошли в него.

— Сдвинь этот ящик, — указав кивком головы на плетённый из прутьев сундук, поспешно проговорила она, — под ним тоннель! Он выведет нас из стойбища! И, пожалуйста, выпусти меня из своих рук! Отсюда я не смогу убежать… даже если бы и хотела, но я не хочу! Я твой друг!

Лишь только Вивас открыл вход, она первая, показав пример, прыгнула в чернеющий зев подземного тоннеля и оттуда поторопила его. — Прыгай скорее и не забудь поставить на место ящик.

Доверившись девушке, иного выхода не было, Вивас спустился в чернеющий провал земляного пола шалаша, надвинул оттуда на него сундук, набитый чем-то тяжёлым, и замер.

— Пока замри, я скажу, когда можно будет ползти вперёд, — шепотом остерегла она его от преждевременного продвиженья по тоннелю.

Бегство маленького слабого самца с пленённой им царицей было столь стремительно, что основная масса самок-элопитеков не сразу поняла, что произошло. Потеряв свой живой талисман, они озирались по сторонам, сбивались в кучу и недоумённо таращили друг на друга глаза, лишь охранницы Виваса бросились за ними вслед, но, добежав до шалаша царицы, остановились, не решаясь войти внутрь. Гневно рыча и стуча себя в грудь, они выказывали гнев, но топтались на месте до тех пор, пока не появилась старуха-элопитек, та самая, что лечила пленника. Она молча указала рукой на покои царицы и только тогда обе самки, взревев, ворвались в шалаш. Но каково же было их изумление, если можно так назвать уродливую мимику на их обезьяньих рожах, когда они увидели, что апартаменты царицы пусты.

Не менее их удивилась и старуха, но если молодые самки бурно проявили негодование по поводу исчезновения царицы и пленника, то её глаза выдали растерянность и испуг. Остановившись посреди шалаша и немного поразмыслив о чём-то, старуха приказала самкам покинуть покои царицы и, оставшись одна, принялась внимательно осматривать каждый его закуток. Заглянула она и в ящик, прикрывавший вход в тоннель, но, не догадавшись сдвинуть его, постояла минуту в задумчивости и медленно, за минуту ещё более постарев и сгорбившись, направилась к выходу.

Лишь только смолкли шаги, девушка прошептала: «Ползи за мной, но осторожно, не шуми. Наверху мог кто-нибудь остаться. У самок очень острый слух, — и спустя минуту. — Пожалуйста, быстрее! Самки не так глупы и вскоре догадаются, что нас надо искать вне стойбища».

Тоннель, по которому полз Вивас, в некоторых местах был узок, и это не позволяло ему быстро продвигаться вперёд. Расширяя лаз руками, он ранил их, но не замечал боли, так как возможность свободы окрыляла его, но всё же продвижение вперёд шло не так быстро, как ему хотелось. А девушка торопила, предупреждая, что каждая минута промедления может стоить ему жизни. Собрав остаток сил, Вивас быстрее заработал руками, понимая, что она права и вскоре почувствовал дуновение прохладного свежего воздуха. Через минуту в его глаза ударил яркий сноп света. Вивас невольно прикрыл глаза, но когда вновь открыл их, то увидел прямо перед собой, на фоне зелёного леса, улыбающееся лицо девушки. Последние рывки освободили его из плена тоннеля.

На бархатной траве, в тени разлапистого кедра сидела прекрасная принцесса. Счастливая улыбка озаряла её лицо, а в глазах светился огонь свободы.

Дав своему «похитителю» минуту на отдых, она произнесла: «Пора идти, нас ждёт долгая дорога, — потом хитро посмотрела на него и указала рукой на невысокую кучу лапника.– Здесь ждёт тебя сюрприз».

Сюрпризом оказалось утерянное Вивасом оружие. Увидев его удивлённые глаза, девушка сказала, что самки нашли его возле ямы, в которую он упал, а так как оружие не заинтересовало их, то отдали его ей.

— Сюда я принесла его в надежде, что оно когда-нибудь пригодится, и не ошиблась, — договорила она и вновь поторопила Виваса, сказав, — пора!

Пробираясь по малозаметным тропам, девушка уверенно шла в одном направлении. Прошёл час, она молчала, лишь изредка оборачивалась назад, как бы проверяя, идёт ли за ней её похититель. Молча следовал за ней и Вивас, и хотя он не полностью доверял ей, но был спокоен. При нём было оружие, и в случае опасности он мог его применить. Лёгкое движение правой рукой и всё живое будет парализовано в радиусе километра.

Шло время, давно бы надо было сделать привал, но девушка не только не сбавила шаг, а пошла ещё быстрее, при этом стала поторапливать Виваса, который стал заметно отставать. И когда ему показалось, что сил осталось на несколько шагов, лес раздвинулся и открыл его взору большую округлую поляну, на которой отливал серебром межпланетный галактический корабль.

«Откуда?.. — воспрянув, хотел проговорить он, но замер и лишь тихо произнёс. — Они!» — Примерно в километре от беглецов из леса выходила большая группа элопитеков.

— Бежим, — крикнула девушка, но было поздно. Самки увидели их и отрезали путь к спасению. — Стреляй! Стреляй поверх меня? — поняв, что иначе невозможно достигнуть корабля, вновь крикнула она и распласталась на траве.

Вскинув оружие, Вивас выстрелил. Густая матовая струя дыма взвилась вверх, это самки элопитеки, секунду назад угрожавшие двум слабым созданиям — людям, превратилась в атомы, образовав широкий коридор. Вивасу было больно видеть эту жуткую картину гибели живых существ, но жизнь слабой беззащитной девушки и его жизнь были дороже жизни полулюдей, полуживотных. Смерть элопитеков дала возможность беглецам приблизиться к спасительному убежищу и укрыться в нём.

— Наш путь свободен ценою жизни несмышлёных диких людей, но другого выхода у нас не было! Да, простит на Великий Разум! — искренне, без показного сожаления, проговорил Вивас, помог девушке приподняться и, держа её за руку, пошёл к кораблю.

Лишь только закрылись створки входного люка корабля, девушка руками обвила шею Виваса и, глядя в его глаза светящимся от счастья взглядом, воскликнула: «Как долго я ждала этот день!»

Растерявшись от столь пылкого порыва нежности своей спасительны к своей ничем непримечательной, как он считал, особе, Вивас замер. Не зная, что предпринять, как ответить, он отстранил её от себя, но, увидев в её глазах растерянность, невысказанность и желания сочувствия и понимания, вспыхнул стыдливым румянцем и коротко проговорил:

«Я счастлив вместе с тобой».

Но не всё в глазах юной прелестной девушки увидел молодой мужчина, не всё понял, о чём они сказали. Девушка была юна и не умела скрывать свои чувства, а Вивас хоть и был уже не юношей, а мужчиной, но ещё не мог понять по глазам состояние её души. Если бы он мог читать её глаза, то, возможно, понял, что незаслуженно оскорбил самую нежную и чуткую душу.

(Так думаю я, посторонний наблюдатель. Возможно, Вивас всё видел, но понимал по–своему её взгляд. Возможно, он всё ещё не доверял своей невесть откуда появившейся спасительнице. Стойбище диких людей и суперсовременная девушка никак не вязались с тем, что пришлось пережить Вивасу буквально несколько минут назад).

Её глаза выразили недоумение и надежду, обиду и веру, беззащитность, боль и любовь. Человек с такими глазами, сколь долго бы он ни находился в неволе (жизнь девушки в среде дикарей иначе нельзя было назвать), не мог потерять человеческих чувств и веру в равного себе. Поэтому она открыто посмотрела в глаза Виваса и спокойно проговорила: «Я понимаю тебя. Ты вправе не доверять мне, но знай, я делала всё, чтобы не только сохранить тебе жизнь, но и освободить из плена, как тебя, так и себя».

— Кто ты? Как оказалась среди дикарей? И откуда здесь этот корабль? — не особо вдумываясь в слова девушки, выпалил он череду вопросов и подозрительно посмотрел на неё.

— Не уверена в том, что моё имя, которое, возможно, кое–кто ещё помнит на этой планете, даст ответ на твой первый вопрос, поэтому предлагаю пройти в видеозал, где ты всё узнаешь обо мне, моей семье и моей планете, — тихо ответила девушка и подошла к лифту.

Устыдившись своей грубости, Вивас осторожно приподнял лицо девушки, заглянул в заблестевшие от слёз глаза и нежно коснулся их губами.

Открытой и чистой душой, не потерявшей веру в искренность и добродетель, прижалась она, забывшая ласку и любовь, к Вивасу и, не пытаясь сдерживать трепет своего тела, прильнула алыми губами к его щетинистой щеке.

— Ты не знаешь, не знаешь, как счастлива я, как счастлива и спокойна с тобой! — отняв губы от лица Виваса, торопливо зашептала девушка. — Не знаешь, как долгие десять лет царственного плена я ждала тебя, рисуя мысленно твой образ, образ моего спасителя! Давай, давай сядем вот сюда, — указав кивком головы на биодиван, — я всё расскажу о себе.

— Да! Мне хочется знать, кто ты, но прежде следует поискать что-нибудь из одежды. Моя нагота не располагает к беседе, да и тебе надо надеть более скромное и удобное платье.

— А это тебе не нравится? — от удивления расширив глаза, проговорила девушка. — Я специально надела его для тебя. Раньше я никогда не носила одежду.

— То было раньше, а сейчас мы возвращаемся в цивилизованный мир и надо привыкать к ней.

— Возвращаемся, но на чём?

— Конечно на этом корабле, но прежде найдём моего друга.

— Это не возможно.

— Что не возможно? Взять моего друга?

— Не возможно улететь. Корабль не исправен.

— Не… не… — протянул Вивас и бросил в иллюминатор мимолётный взгляд.

На корабль надвигалась бурая волна, подгоняемая колышущейся массой самок–элопитеков. Приглядевшись к ней, Вивас увидел самцов, несущих на хилых плечах ветви деревьев.

— Ты о чём? — не уловив смысл вопроса, спросила девушка и перевела взгляд в направлении взгляда Виваса.

— Что они собираются делать? Выкурить нас огнём?

— Это их тактика! — спокойно посматривая сквозь иллюминатор за действиями элопитеков, ответила девушка. — Их обычная тактика выкуривания огнём, но не стоит беспокоиться, здесь мы в полной безопасности.

— Я это прекрасно понимаю и всё же… ну, хорошо, забудем о них. Так о чём же я говорил? Ах, да! Об одежде. Пойду, поищу, что-нибудь для тебя и оденусь сам.

Через непродолжительное время, держа в руках несколько комплектов женских комбинезонов, Вивас предстал перед девушкой, — Это всё, что мне удалось отыскать. Надеюсь, ты подберёшь из всего этого, складывая к её ногам одежду, что-нибудь по своему росту.

Широко раскрытыми голубыми глазами смотрела девушка на молодого стройного мужчину в облегающем лётном комбинезоне и с трудом верила, что перед ней именно тот человек, который совсем ещё недавно был пленником элопитеков. Бурно забилось её сердце, впервые пробуждая женские чувства, и алые губы раскрылись в жажде мужского поцелуя, но глаза Виваса не увидели, а сердце не почувствовало первой девичьей страсти.

— Что же ты стоишь? Выбирай комбинезон! — увидев, что девушка даже и не думает переодеваться, сказал он и отвернулся, но даже и тогда не услышал шелеста снимаемых ею одежд.

— Почему ты не смотришь на меня? — вдруг услышал он неожидаемый вопрос и растерялся, пролепетав первое выскочившее из головы:

— Я… я… я думал…

Не поняв его невразумительный ответ, а может быть, осмыслив его по-своему, девушка опустила голову, и сквозь навернувшиеся слёзы проговорила:

— Неужели я так же уродлива, как самки стойбища?

И тут Вивас вспомнил слова девушки, «раньше я никогда не носила одежду», и понял, что ей не знакомо чувство стыда. «О, Боже! Она приняла мои действия за оскорбление», — мысленно проговорил он и повернулся к ней лицом.

— Ты красива и даже более того, прекрасна, но… как бы тебе объяснить, — в задумчивости, сжав подбородок, — в обществе малознакомых мужчин девушки не снимают с себя одежду, не ходят обнажёнными.

— Пусть не снимают, пусть не ходят, но если ты вновь отвернёшься, я не притронусь к тому, что ты принёс. Я прекрасно обходилась без этого, — ткнув маленькой босой ножкой комбинезоны, — и без этого, — резкими движениями рук сорвав украшения и прозрачное платье. — Обойдусь и в дальнейшем, — проявив твёрдость характера, проговорила она.

Лёгкое платье упало к ногам девушки и взгляду Виваса открылось её смуглое тело. Не в силах оторвать взгляд от прекрасного девичьего стана, Вивас замер, а челюсть, медленно поплывшая вниз, придала его лицу юродивый вид.

Увидев его изменившееся лицо и напрягшееся тело, она поняла все, и звонкий беззлобный смех вырвался из её груди. Нарочито медленно она наклонилась над комплектами комбинезонов, нарочито медленно стала перебирать их и, выбрав самый маленький размер, нарочито медленно стала надевать его, давая возможность Вивасу, как можно дольше полюбоваться своим телом, а то, что оно очаровало его, она поняла не только по его вытянувшемуся лицу, но и по застывшим на нём тёмно-карим глазам.

Покончив с долгим переодеванием, юная прелестница открыто посмотрела в глаза Виваса и тихо проговорила: «Я снова стала Светэллой».

— Све–Све–тэл–ла?! — Ошарашенный услышанным, протянул Вивас. — Принцесса Сурана?!

— Да, когда–то я была ей, — ответила она, и капельки слёз выступили из её глаз.

— Почему была? Ты принцесса и осталась ей. Найдём моего друга, отремонтируем корабль и покинем этот жестокий край, — прижав Светэллу к своей груди, стал успокаивать её Вивас, а когда она хлюпнула маленьким прямым носиком в последний раз спросил. — Где галактион Старф? Его загадочное исчезновение до сих пор на устах всей галактики.

— Он погиб, как и все, кто был на этом корабле, — всхлипнув напоследок, ответила Светэлла и ещё крепче прижалась к Вивасу.

— Прости, я не знал.

— Как и я. Я ничего не знала о моей семье пока вновь не вошла в этот корабль.

— Но, как ты его нашла?

— Меня привела сюда горбатая старуха, что лечила тебя, но с какой целью мне до сих пор не понятно

— Десять лет! Невероятно! Десять лет! И все эти годы ты жила в стойбище дикарей?

— Да! Десять лет. Порой мне казалось, что всё происходящее сон, который, стоит только открыть глаза, слетит и спрячет жуткие картины сновиденья, но как бы я ни закрывала и ни открывала их, сон не кончался. Десять лет я дышала, жила, росла в страшной реальности, а не во сне. Давай сядем на диван, и я всё расскажу о себе. Кстати, на твой первый вопрос я уже ответила. Очередь за тобой.

— Моё имя ни о чём не скажет тебе. Разве то, что я элиянин.

— И всё же…

— Вивас, любитель странствий и путешествий, забредший с другом моим Лиэжем в этот древний лес по чистой случайности. Наш планетолёт совершил вынужденную посадку где–то в этом районе. Год мы прожили на мясе дичи, животных и ягодах, но когда животные ушли на новые места обитания, мне пришлось пойти на их поиски. Остальное ты знаешь — это падение в ловушку, плен и побег.

— Кратко, но вполне ясно, — улыбнувшись, ответила Светэлла и, по детски нежно прижавшись к плечу Виваса, легко вздохнула, и впервые за десять лет спокойно уснула.

Бурая масса приблизилась к кораблю и стала обкладывать его сухими ветвями.

Выждав некоторое время, Вивас приподнял Светэллу и осторожно, как ребёнка, уложил на диван. С минуту постоял и, убедившись, что она крепко спит, направился в командный отсек.

Прошёл первый день свободы и тревог.

На следующий день, лишь только открыв глаза, Светэлла улыбнулась Вивасу и произнесла:

— Сегодня во сне я видела маму. Она мыла меня под струями тёплой воды. И мне было так хорошо, как никогда за последние десять лет. Я наслаждалась её руками, беспрестанно смеялась и мечтала о том, что бы это длилось, как можно дольше, но сон кончился и мне сейчас грустно.

Сообразив, к чему клонит Светэлла, Вивас улыбнулся и спокойно проговорил:

— К счастью ты уже не ребёнок и мне не придётся тебя мыть. Кроме того, в корабле большой запас воды, и ты можешь принять душ.

— Я знаю! — Поняв, что хитрость её не удалась, Светэлла посмотрела на него взглядом несмышленого дитя, в уме обдумывая новый хитрый ход, — но… но… — протянула она и неожиданно даже для самой себя выпалила, — я не знаю как пользоваться, как ты там его назвал… ухом?

Громкий смех прокатился по отсекам корабля, сквозь который Вивас с трудом, но выговорил:

— А ты ока–зыва–ется лиса.

— Нет, правда! Я действительно не знаю, как включить ух, — надев на лицо жалобную маску, в надежде, что на этот раз Вивас не откажет в её просьбе, ответила она и для большей убедительности добавила. — А если я обожгусь. Неужели ты хочешь это? Ведь я прошу о такой маленькой и пустяшной просьбе, включить ух и помыть мне спину.

«Пожалуй, она права», — подумал Вивас и пошёл ей на уступку.

«Ух, ухом — под душем», — мысленно проговорила Светэлла и улыбнулась своей находчивости.

И во второй раз предстала перед Вивасом обнажённая фея с золотистыми волосами, ниспадавшими с прекрасной головки на покатые плечи.

Покончив с водной процедурой и завтраком, они вновь расположились в отсеке отдыха и Вивас напомнил Светэлле о разговоре, прерванном её сном.

— Прости, Вивас, вчера я как–то мгновенно уснула. Видимо сказались усталость и напряжение нервов, но сейчас я бодра, благодаря твоей помощи, — мысленно улыбнувшись, ответила она, — поэтому в состоянии поведать грустную историю моей жизни. Всё началось с того, что наш корабль, пройдя искривлённое пространство, вышел на орбиту Элии и сделал вынужденную посадку в этом лесу. Пока экипаж устранял неисправность, я, неподалеку от галолёта, играла в траве и меня, незаметно ото всех, выкрали элопитеки. Когда родители спохватились, было уже поздно. Дикари унесли меня на значительное расстояние. Много позднее я познакомилась с бортжурналом и поняла, почему никто не применил оружие против дикарей. Мужчины боялись случайно ранить или убить меня. Погоня не только не дала желаемого результата, но и привела к трагедии. Все мужчины, а их было не более десяти человек, попали в засаду и были убиты зверолюдьми. Прождав несколько часов, мать с остальными членами экипажа, в который входили и женщины, отправилась на их поиски, но никто не вернулся обратно.

— Постой, постой! Если никто не вернулся, откуда тебе известны подробности погони за дикарями, — прервал Светэллу Вивас.

— Фу, какой же ты нетерпеливый, — надув и без этого сочные губки, досадливо ответила Светэлла. — Дождись конца рассказа, тогда задавай вопросы, может быть, их вообще не придётся задавать. А сейчас, если позволишь, я продолжу мои воспоминания.

— Прости за несдержанность. Видимо отсутствие отца сказалось на моём воспитании. Он так же, как и твои родители, бесследно исчез десять лет назад, — повинился Вивас и попросил Светэллу не обращать на него внимания, если вновь попытается прервать её.

— Племя элопитеков, пленившее меня, оказалось самое злобное из всех диких людей населяющих эти места, в нём царит матриархат. Самки решают всё. Решают, кому жить, кому умереть. Занимаются распределением пищи, отдавая самую малость самцам. Но о них потом, если тебе будет интересно узнать об образе их жизни. Итак, убив весь экипаж корабля, они почему-то не причинили мне ни малейшего вреда, более того, выделили отдельный шалаш, но приставили охрану. Жизнь под надзором продолжалось три года, а именно, до тех пор, пока случай не только дал мне свободу, но и поставил выше всех элопитеков. Днём, когда все элопитеки засыпали, я делала тоннель, но в тот день что-то удержало меня от работы и подтолкнуло выйти из моего шалаша. Лишь только я откинула его полог, в глаза ударил огонь, идущий с противоположной стороны стоянки. Подняв крик, я спасла стойбище от гибели. С тех пор я стала их живым талисманом, это с некоторой степени улучшило моё положение, но, как и прежде, за пределы стойбища я выходила под охраной, хотя… когда все спали, я была предоставлена сама себе. Прошло десять лет, но я не смирилась с неволей. Тоннель был готов, но что толку от него, если некуда бежать. И всё же судьба сжалилась надо мной. Она послала ко мне тебя. Почему ты остался жив? Ты не задавал себе этот вопрос?

— Да, но не находил ответ.

— Потому, что так хотела я. Хотя сознаюсь, уговорить самок оставить тебе жизнь, было не легко. И лишь когда я сказала, что ты можешь дать крепкое потомство, они согласились. Мало того, многие захотели обладать тобой единолично, хотя это у них и не принято. Я согласилась с этим, но поставила условие, что первую ночь пленник должен провести со мной. Этим самым я надеялась не только вырвать тебя из лап победительницы, но и помочь бежать. К сожалению или к счастью, ты чуть было всё не испортил. А теперь ответ на твой вопрос. К кораблю, как я уже говорила, меня привела горбатая старуха. В первый раз я просто вошла в него и сразу же вышла, удивляясь тому, что входной люк и все внутренние двери сразу открывались передо мной, лишь только стоило мне приблизиться к ним. Во второй раз вместе со мной в корабль вошла и старуха. Не знаю, как получилось, но я забрела в командный отсек, который, лишь только вступила в него, раскрыл передо мной бортовой видео журнал. Из него я узнала всё, что поведала тебе. Оказывается, не все погибли. В живых остался командир корабля, он и сделал последнюю запись. К сожалению и его сейчас нет. Старуха ходила где-то внутри корабля и не мешала мне. В тот день мне необычайно везло. Я нашла украшения моей матери, среди которых было колье с вмонтированным в него миниатюрным звуковым устройством, которое взревело голосом разъярённой самки, лишь только я взяла его в руки. Вероятно, что-то сломалось в динамике. Конечно, я перепугалась и выронила украшение, но тут же поняла, что оно может дать мне преимущество перед самками.

Я подняла колье, внимательно осмотрела его и путём проб выключила рёв, а чтобы не привлекать внимание старухи к украшениям, завернула их в платья, которые ей не были нужны, как впрочем, и мне. Много позднее я догадалась, что люки и двери открывались передо мной благодаря программе, заложенной в корабль тем неизвестным мне командиром. Он и вмонтировал в колье звуковое устройство, которое должно было усиливать мой голос, с какой целью он это сделал мне до сих пор не понятно, но, к сожалению, время повредило прибор, что впоследствии оказалось просто необходимым. Рык прибора самки принимали за мой голос и впоследствии стали бояться меня. Вероятно, они думали, что тот, кто обладает таким громоподобным голосом, обладает и неимоверной силой.

Спокойную беседу молодых людей неожиданно прервал запах дыма.

— Мне показалось, или действительно пахнет чем-то горелым? — проговорил Вивас.

— Я уже давно чувствую запах дыма, но думала, что это самовнушение, — ответила Светэлла и вопросительно посмотрела на друга.

— Ты хочешь сказать, что дикари всё же засыпали корабль хворостом, подожгли его, и дым от гигантского костра проник внутрь?

— Боюсь, что это так.

— Нет, это не возможно, — махнул рукой Вивас. — Каким бы ни был костёр, он искра, пытающаяся воспламенить океан.

— Но дышать становится всё труднее. Еще несколько минут, и мы задохнёмся в дыму.

— В этом ты права. Остается одно, покинуть корабль.

— Но, как? Открыв входной люк, мы сгорим, а другого выхода нет.

— Есть, — ответил Вивас и, взяв Светэллу за руку, повёл её к лифту, на ходу объясняя, что корабль можно покинуть в спасательных капсулах.

Огонь охватил корабль по всей окружности и, облизывая его обшивку, подбирался к трубопроводам аварийного сброса топлива.

Вылетев из галолёта, двухместная капсула пролетела пять километров и удачно опустилась на ровное поле. Вскоре раздался оглушительный взрыв и на вопрос Светэллы: «Что это?» — ответила ударная волна, приподнявшая её в воздух и грубо опустившая на жёсткую траву. Одновременно со Светэллой опору под ногами потерял и Вивас, но ещё не отгремели раскаты, а он уже стоял возле принцессы на коленях и делал искусственное дыхание «изо рта в рот». Но вот её губы дрогнули, и Вивас услышал: «Что это было?»

— Взорвался твой корабль, — не поняв смысл вопроса, ответил он и, смутившись, опустил взгляд.

— А я думала, что уже умерла и нахожусь в раю. Как сладок был миг той… тот… и у меня кружится голова…

— Это контузия, она пройдёт, — ответил Вивас и почувствовал, как лёгкие руки Светэллы легли на его шею.

— Да, это контузия и я снова хочу её получить, — ответила она и прильнула губами к его губам.

Как ошпаренный кипятком, отпрянул от неё Вивас и, буркнув: «У меня есть идея!» — быстро приподнялся и пошёл к капсуле.

— Твоя идея глупа, как глуп ты сам, — не выдержав равнодушного отношения к себе, резко ответила Светэлла и, перевернувшись на живот, уткнула голову в траву.

Не знала, не ведала она чувства любви, но с появлением Виваса в Светэлле родилась женщина, и возродилось природное влечение к мужчине. Страсть познать неведомое захлестнула её, и удержаться от этой страсти у неё не было сил.

— Он отверг, отверг, отверг! Он не любит, не любит, не любит меня! — твердила она, и слёзы обиды текли из её глаз, а Вивас в это время склонился над капсулой и не слышал зов её души.

— Хм, надо же! Ну и система! Древняя, как этот лес. Вот тебе и галолёт… правителя планеты, — удивлённо хмыкнул он, посмотрев на устаревшие приборы спасательной шлюпки, и окунулся в воспоминания о сладком поцелуе Светэллы.

Молодость глупа? Не прислушивайтесь к тому, кто учит, как жить. Не верьте тому, кто говорит, что прожил жизнь и знает её. Ничего он не знает, ибо жизнь, бывает, так тряхнёт, что не только тот знаток, но и окружающие его люди порой не могут дать ответ: «Что же произошло?» А всё дело в том, что жизнь — это движение и как движение она бесконечна, познать же бесконечность — не воз–мож–но! Ну, так как, глупа молодость?

— Нет, не мог, не имел я права воспользоваться её несмышленостью. Её стремление познать неведомое мне понятно, но познавать его надо через любовь, а не через страсть, — думал Вивас, отрешённо воззрившись на приборы капсулы, — но всё же, как сладок был её поцелуй. Да, что это я! А, может быть, я ошибаюсь? Может быть, в ней проснулась любовь? О, какой же я глупец! Я оттолкнул чистую любовь невинной души! Оттолкнул, а теперь пытаюсь разобраться в её чувствах. Милая девочка, вместо того, чтобы посмотреть в твои глаза и прямо сказать: «Я полюбил тебя, Светэлла!»

— Глупая, глупая девчонка! — корила себя Светэлла. — И за что обиделась на Виваса? Он более несмышлёныш, чем я. Обиделась на то, что он стеснителен и не воспользовался мной. Глупо, глупо, глупо! Глупо желать, глупо требовать ответное чувство, не сказав о любви. Меня же захлестнула страсть познать неведомое, он понял это и оттолкнул меня. И что это я лежу?! Развалилась, себя жалею, а он переживает. Надо подняться, посмотреть в его глаза и прямо сказать: «Я люблю тебя, Вивас!»

Да, крепко захлестнула Светэллу и Виваса их первая любовь, но никто из них не знал и не догадывался, что каждый из них любим любимым. Одновременно встретились их взгляды и одновременно Вивас и Светэлла тихо проговорили: «Я люблю тебя!» Не знала Светэлла большего счастья, чем счастье, подаренное ей этой минутой. Ослепительными лучами солнца, выглянувшими после многодневной грозы, засияли её голубые глаза, и улыбка озарила её прекрасное лицо. Не пытаясь сдерживать порыв нежности, раскрыла она объятья и устремилась к милому.

— Вивас, любимый! Я самая счастливая девушка на свете! Повтори, повтори, что любишь меня!

— Люблю! Люблю! Люблю тебя, милая моя принцесса! И это чувство так переполняет меня, что, кажется, я готов расцеловать весь мир.

Воспламенившись впервые пришедшим чувством любви к девушке, Вивас пылко прильнул к чувственным губам Светэллы и вновь ощутил сладость поцелуя. От прилива адреналина влюблённые медленно опустились в изумрудную траву ставшую бархатной.

Нарастающий гул от топота сотен ног приподнял влюблённых, разгорячённых ласками любви.

— Когда же это кончится? Видимо они никогда не оставят нас в покое и будут преследовать до тех пор, пока мы их всех не уничтожим, — приподняв голову и увидев в полукилометре от себя колышущуюся бурую массу, возмутился Вивас и, стремительно поднявшись на ноги, побежал к капсуле, крикнув на бегу, — Светэлла, следуй за мной! — Лишь только она приблизилась к нему, он вложил в её руки плазап и сказал. — Это плазменное оружие. Как только дикари приблизятся вон к тому кусту, — указав на одинокий ориентир, — направь вот этот ствол на них и нажми вот эту кнопку.

— Милый, я знаю, как пользоваться всеми видами оружия, — спокойно ответила Светэлла и направила ствол оружия в сторону приближающегося врага. Меня этому учили с самого рождения.

Краска запоздалого стыда залила лицо Виваса. После слов Светеллы он понял, что ещё там, у кедра, она не только полностью доверилась ему, но и отдалась в его руки, предоставив в его полное распоряжение оружие, которым могла управлять.

Большими прыжками элопитеки сокращали расстояние до двух слабых людей. Если бы они знали, что их ждёт… Вот уже пройден передовым отрядом ориентир — куст, а Светэлла и не думала начинать стрельбу. Вивас посмотрел на неё и увидел в глазах слёзы.

— Я не могу. Не могу стрелять в них. Как бы ни были они жестоки, всё-таки десять лет они заботились обо мне.

Вивасу и самому не хотелось убивать беззащитных перволюдей, но жизнь Светэллы была ему дороже их жизней. Тогда он решил применить не автомат молекулярного распада, а парализатор мозга.

— Это оружие не убьет элопитеков, оно лишь парализует их на сутки. За это время мы уйдём от преследования, — сказал он Светэлле и разрядил паранемоз в наступающих гоминоидов.

Шли дни. В течение первой недели беглецы нашли небольшую пещеру, перенесли в неё оружие, и у входа установили сигнальный буй, найденный в капсуле. И хотя с каждым днём угасала надежда на то, что Лиэж найдёт их, жизнь двух влюблённых была романтична. Не ощущали они недостатка и в пище. Поблизости бродили стада парнокопытных. Фрукты и овощи росли в изобилии, а неподалёку от пещеры бил ключ чистой студёной воды.

Ничто не предвещало беду, но на исходе второй недели эхо донесло до пещеры отрывочные голоса гоминоидов и хруст сухого валёжника под тяжёлой поступью их больших ног. Вскоре первые ряды преследователей вышли из леса.

— Их как муравьёв! — увидев стройные колонны гоминоидов, воскликнул Вивас, — от этой массы даже зелень побурела.

— Вивас, надо бежать! — испуганно прижавшись к мужу, проговорила Светэлла.

— Куда, милая? В горы нам не подняться, они очень отвесны, а открытое пространство элопитеки охватили полукольцом. Как не прискорбно, но на этот раз придётся применить плазап и стрепумор. Паранемоз выработал весь ресурс энергии, а нового блока питания у нас нет.

— Если иного выхода нет, значит, придётся отражать их атаку боевым оружием, — глубоко вздохнув, ответила Светэлла. — Твоя жизнь мне дороже тысячи жизней зверолюдей.

— А мне твоя, — ответил Вивас, — добавив, — другого варианта у нас нет.

Элопитеки приближались стремительно. Уже чётко были видны черты их лиц, и вот, когда до авангарда осталось не более полукилометра, раздался первый выстрел из автомата молекулярного распада. В миг, как лёгкая струйка дыма, растворились те наступающие, что попали под его луч. Те же, кто остался жив, лишь недоумённо переглянулись между собой и продолжили наступление. Расстояние сокращалось стремительно, когда, казалось бы, ещё один рывок и беглецы будут схвачены, элопитеки прекратили наступление и повернули назад.

— Что это с ними? — взглянув на Светэллу, проговорил Вивас и только сейчас увидел, что она не произвела ни одного выстрела из плазапа.

— Время сна, — ответила она и, низко опустив голову, добавила, — прости, я не смогла.

Положив оружие на траву, Вивас подошёл к Светэлле, привлёк её к себе и тихо проговорил:

— Я всё понимаю, милая.

Уткнув свою золотовласую головку в его грудь, Светэлла всхлипнула и так же тихо, как он, произнесла короткую, но раскрывшую её душевное состояние, фразу:

— Мне очень тяжело.

Уже в глубине пещеры Вивас проанализировал бой, удивлённо пожал плечами и сам себя спросил:

— Интересно, кто тот стратег, что руководил их наступлением, оно шло по всем правилам боевого искусства?

— Горбатая старуха.

— Что горбатая старуха? — не поняв, почему Светэлла вдруг вспомнила старую самку, переспросил её Вивас.

— Она обучает воинов и руководит боем.

— Откуда у элопитека познания в воинском искусстве? — улыбнувшись, спросил её Вивас.

— Она не элопитек, она человек.

— Че–ло–век?! — удивлённо протянул он. — Ты хочешь сказать, что все они люди?

— Возможно, через несколько миллионов лет они и станут людьми, если не вымрут, но пока в стойбище только два человека.

— Уже два?! Милая, я видел собственными глазами её скатавшийся бурый покров, — приняв за шутку ответ Светэллы, проговорил Вивас и вдруг вспомнил, как удивился тому, что у горбатой самки нет ярко выраженных надбровных дуг и не вытянута вперёд челюстная часть лица. Кроме того, под широким лбом просматривались голубые, а не чёрные, как у дикарей, глаза, а прямой тонкий нос был даже красив.

— Шерсть на её теле есть, но… но всё по-порядку, — проговорила Светэлла и, приклонив голову к плечу Виваса, повела необычный рассказ.

5. Королева элопитеков.

— Как-то, одиннадцатилетней девочкой я прогуливалась по сонному стойбищу и случайно увидела, через неплотно задёрнутый полог шалаша горбатой старухи, что дочь её спит, а самой хозяйки нет. Я решила, что старая ведьма, как обычно, занимается где-то колдовством, но всё оказалось гораздо таинственней. Стойбище спало, я безбоязненно покинула его пределы и вскоре услышала человеческую речь. Я была потрясена и вознамерилась ринуться на те звуки, но что-то остановило меня. Я тихо подкралась к кустам, прикрывающим разговаривающих людей, залегла в них и в просветах меж тонких ветвей увидела мужчину в выцветшей лётной одежде с гербом моей планеты на левом рукаве. Я хотела рвануться к нему, но в тот же миг увидела, как он впился зубами в рядом лежащий труп самки-элопитека. От отвращения я закрыла глаза. Когда же вновь открыла их, то увидела, как труп приподнялся и обвил шею пилота. С тела ожившего трупа посыпалась шерсть, обнажая нежную смуглую кожу женщины. Это была богиня. Покатые плечи, тонкий стан с плавным изгибом спины и стройные ноги божественной красоты женщины, заворожили меня, и мне захотелось увидеть её лицо, но что-то удерживало от поступка покинуть кусты. Что-то говорило, эта женщина не только знакома мне, но и опасна. И тут я поняла, что именно. Золотой обруч. Золотой обруч на шее богини был обручем старухи. И всё же мне не верилось, что стоящая от меня в нескольких метрах богиня, — горбатая старуха-элопитек. Когда я увидела её лицо, то и вовсе разуверилась в том, что она старая ведьма. «Не может быть женщина с лицом богини дряхлой самкой», — подумала я, — но вскоре моя версия была разбита вдребезги.

— Как принцесса? — проговорил мужчина.

— О ней не беспокойся, — ответила женщина, в голосе которой я уловила знакомые нотки. — О ней не беспокойся. Я королева этого дикого стада и делаю всё, чтобы никто не причинил ей вред, хотя лично она об этом и не догадывается, считая меня колдуньей.

Женщина вновь прильнула к пилоту и через некоторое время я услышала его чёткий ответ:

— Если что-нибудь случится с принцессой, берегись. Я не посмотрю, что полюбил тебя. Её жизнь мне дороже собственной жизни.

После его слов пальцы женщины напряглись, и мне показалось, будь у неё когти, она впилась бы ими в его спину, а зубами перегрызла горло, но вместо этого она нежно проговорила:

— Милый, у нас осталось мало времени. Ты принёс то, о чём я тебя просила?

Мужчина успокоился, крепко обнял свою возлюбленную и ответил:

— Да, богиня моя! Я выполнил твою просьбу. — Подняв лежащий на траве мешок, он открыл его и запустил в него руку.

— Милый, ты ничего не забыл? — вновь нежно проговорила она.

— Дорогая, я полностью выполнил твою просьбу, — ответил он и вынул из мешка маленькую шкатулку и больший свёрток. — Здесь клей и шерсть самок, а это… — вновь запустив руку в мешок и вынув их него какой-то предмет, — для твоей дочери, — сказал он.

Женщина трогательно поцеловала мужчину и со словами: «Спасибо, милый!» — повернулась к нему спиной.

Подарок я не разглядела, но увидела, как пилот открыл коробку и стал наносить на тело своей подруги клей, а затем приклеивать к нему пучки шерсти элопитеков, которой было предостаточно на каждом кусту леса. От неудобной позы и неподвижности моё тело немело, но всё же я дождалась превращения прекрасной богини в знакомую мне старуху, тихо выползла из кустов и вернулась в шалаш. Так я узнала, кто такая горбатая старуха, но не раскрылась ей в том, что узнала её тайну. Не раскрылась даже тогда, когда она привела меня к галолёту, и когда мы вошли с ней в него. К сожалению, мне больше ничего о ней не известно. Кто она и откуда — это вероятно останется только её тайной. Ещё несколько раз, когда стойбище засыпало, я приходила к тому таинственному месту, но больше никогда не видела пилота. Его тайна открылась спустя много лет, — в день, когда передо мной раскрылся бортжурнал корабля. На его последней странице передо мной предстал красивый мужчина средних лет, в котором я сразу узнала пилота, это он семь лет назад преображал прекрасную богиню в уродливую горбатую старуху.

Представившись командиром корабля правителя планеты Суран, он просил прощение у всех граждан галактики за то, что не выполнил приказ своего галактиона Старфа — вырвать принцессу Светэллу из плена гоминоидов. Командир подробно описал весь наш полёт и указал координаты аварийной посадки корабля. Рассказал о похищении принцессы и о погоне за элопитеками возглавляемой галактионом. Поведал о том, как они попали в засаду, но ввиду малочисленности не смогли сдержать натиск дикарей. Поведал о том, что живыми остались только он и тяжело раненный галактион — мой отец. У отца был сломан позвоночник. Умирая, он просил командира найти меня и позаботиться об остальных членах экипажа. Похоронив его, он отправился на мои поиски. Через три дня пилот набрёл на стойбище и увидел жуткую картину, — расправу над последними членами экипажа. Оказывается, не дождавшись мужа и людей ушедших с ним в погоню за дикарями, моя мать собрала весь оставшийся экипаж и, возглавив его, пошла по следам не вернувшейся группы. Всё повторилось. Дав слово моему отцу, сохранить свою жизнь ради моей жизни, пилот смотрел, как гоминоиды жестоко убивали людей. Один, пусть даже и с оружием, против нескольких тысяч элопитеков он был просто бессилен, чем-либо помочь им. В конце концов он был вынужден вернуться к кораблю, который встретил его молчанием, но надежда на то, что я жива не оставляла его, и командир уже на следующий день вновь пошёл к стойбищу. Через неделю он увидел меня живой и невредимой. Наблюдая за моими охранниками, он понял, что они по какой-то одним им ведомой причине опекают меня, но жизнь принцессы в стане дикарей — это было сверх его понимания. Он обещал галактиону позаботиться о моей жизни, значит, был обязан вернуть меня на родину. Шли месяца, но лишь в редкие дни он видел меня, да и то всегда в сопровождении стражи. Однажды, выйдя из корабля и направившись к стойбищу, он увидел вблизи от него в низкорослых зарослях кустарника обнажённую молодую женщину и окликнул её, решив, что она одна из членов его экипажа, чудом миновавшая кровавую бойню, но пилота ожидало разочарование и удивление одновременно. Женщина была ему незнакома, кроме того, она не удивилась внезапному появлению мужчины, а как бы ждала его. Грациозной походкой с лёгким покачиванием стройного стана, она, насколько могли позволить босые ноги, ступающие по жёстким иглам хвои, подошла к нему и спокойно проговорила: «Скажи, я красива?»

— Я пленён твоей красотой, — проговорил он, не в состоянии отвести взгляд от её прекрасного лица.

— Тогда поцелуй меня, — потребовала она и, не дожидаясь прикосновения губ мужчины, обвила его шею гибкими руками.

Ласки прекрасной лесной феи затмили разум пилота, и он отдался её воле. Так началась любовь богини, которую я видела одиннадцатилетней девочкой, и командира корабля Виалта.

— Виалта! Ты сказала Виалта! — воскликнул Вивас и пристальным взглядом всмотрелся в глаза Светэллы.

— Что с тобой, милый? — спросила она и, не отводя глаз от его лица, ответила, — да, я сказала, что Виалт был командиром галолёта моего отца.

— Виалт мой отец, — ответил Вивас и прикрыл руками лицо. — Что с ним стало?

— Прости, родной! Мне больно говорить, но его больше нет.

— Прошу, расскажи всё, что знаешь о нём, — с горьким комом в горле проговорил Вивас, — и, пожалуйста, ничего не скрывай. Боль неведенья горше боли утраты.

— К сожалению, это всё, что мне известно. Хотя… хотя нет. В конце видеозаписи речь Виалта стала вялой, но всё же я разобрала её. Он сказал, что девять лет находился во власти лесной феи, но так и не узнал кто она и откуда. И главное, он обвинил её в своей смерти, сказав, что женщина, живущая в стойбище дикарей, использовала его с корыстной целью, затем, когда он стал не нужен, отравила.

— Мама, мамочка! Зачем мы идём за ними? Давай вернёмся в стойбище.

— Стойбище, милая, не для людей.

— Конечно не для людей. Поэтому самки, тогда… давно… и убили их всех.

— Да, милая, убили, — тяжело вздохнув, ответила мать, и дочь увидела крупные капли слёз заскользившие по её щекам.

— Мама, что с тобой? Тебе больно? Ты наступила на острый камень?

— Да, дочь. Мне больно, но эта боль намного сильнее физической. У меня болит душа.

— Душа? Что это такое?

— Это когда ты человек.

— Как хорошо, что мы не человеки и у нас нечему болеть. А какие они все страшные, эти человеки, хотя… я почему-то немного похожа на них и совсем не такая, как самочки. Самочки все красивые, а я неуклюжа и на моём теле волосы только на голове и ещё маленько там, — опустив взгляд вниз живота, с недоумением в больших голубых глазах проговорила стройная девушка лет девятнадцати.

— Глупенькая, моя! Ты прекрасна и не только внешне, но и тем, что ты человек! Ты рождена от мужчины.

— Я че–ло–век?! — округлив глаза более от испуга, чем от удивления, с трудом выговорила она страшные по смыслу слова и, прокричав, — нет, это неправда! Не хочу! Не хочу! — повалилась на траву.

— Когда-нибудь ты поняла бы это сама, — склонившись над дочерью, проговорила женщина, — но лучше это знать от меня. Ты просто не понимаешь, как хорошо быть человеком и жить среди равных себе.

— Что в этом хорошего? Меня убьют, как тех людей, а я хочу жить.

— Мы будем жить, милая! И скоро ты увидишь прекрасный мир людей и полюбишь его. Полюбишь и этим будешь счастлива. А сейчас вставай, мы уже пришли. И подними две ветви лавра, они нам будут нужны.

Вскоре лес раздвинулся, и женщина с дочерью увидели большую поляну, но стоило им ступить на неё, как небо вспыхнуло ярким пламенем. Через миг из него вышел серебристый диск и устремился к земле.

— А–а–а! — вскрикнула девушка и трясущимся телом прижалась к матери.

— Не бойся, милая! К нам идёт новая жизнь.

В серую пелену пещеры ворвались две ревущие чёрные тени и устремились к костру, в свете которого вырисовывались фигуры людей.

— Они! — крикнул Вивас и нажал кнопку пуска плазмы.

Рёв мгновенно затих, но через секунду в небольшое пространство, заполняющееся едким дымом, ворвался крик десятка глоток разъярённых гоминоидов. Струя плазмы заглушила и его, но через миг в стены пещеры ударила новая тугая волна рёва нескольких сотен глоток.

Горький дым горелой плоти гоминоидов застилал пещеру, и с каждой минутой всё труднее становилось дышать.

Уничтожая элопитеков, Вивас спиной прикрывал Светэллу и не видел, как от удушья она стала медленно оседать, и лишь когда её обмякшее тело упало к его ногам, он понял, что дым их новый коварный враг. Перекинув оружие в левую руку, он быстро поднял её и, не прекращая стрельбу, рванулся к выходу из пещеры. На их счастье гоминоиды прекратили атаку, и отошли к лесу. Через несколько минут Светэлла открыла глаза и слабо улыбнулась.

— Они отступили, — увидев улыбку на её губах, проговорил Вивас и облегчённо вздохнул. — Предполагаю, что они скоро уйдут совсем.

— Не уверена, милый, — ответила она крепнущим голосом, — элопитеки идут на любые жертвы ради достижения поставленной цели.

Светэлла была права.

Вскоре колонны гоминоидов пошли в новое наступление.

Обрушив шквал огня на правый фланг элопитеков, Вивас расстроил их боевой порядок, но не на столько, чтобы они прекратили атаку. Положение обороняющихся стало критическим и смерть уже глядела в их лица, как вдруг в рядах гоминоидов возникла паника. Стройные колонны дрогнули и рассыпались на мелкие осколки. В паническом отступлении, сопровождаемом писком, дикари беспрестанно бросали вверх взгляды остекленевших от ужаса глаз. Из воспламенившегося неба на них опускалось огненное облако. Спустя секунду оно накрыло злобное воинство, прекратив существование матриархата.

Из серебристого галолёта, опустившегося на поляну, вышел, сияя радостной улыбкой, Лиэж и, раскрыв объятья, бросился к оцепеневшему Вивасу. А в это время к кораблю подходили молодая красивая женщина и её юная дочь. Навстречу им бежал стройный мужчина в лётном комбинезоне с гербом планеты Суран на левом рукаве.

Через несколько минут к ногам принцессы Светэллы легли две ветви лавра.

Тайна королевы элопитеков

— Назови твоё имя, женщина, и род, от которого происходишь, — обратился Верховный судья к подсудимой.

— Моё имя вызовет шок в ваших рядах, граждане судьи, а род заставит трепетать, — гордо вскинув голову, ответила красивая, элегантно одетая женщина.

— И всё же я требую, — настаивал Верховный судья.

— Я подчиняюсь воле народного суда, ибо считаю, что каждый человек, какого бы он ни был рода, обязан нести наказание за свои прегрешения. Моё имя Этэра!

— О–о–о! — прокатился гул по залу суда.

— Да! Да! Та самая юная прелестница Этэра, бесследно исчезнувшая двадцать лет назад. Дочь великого галактиона Элана и двоюродная сестра нынешнего правителя Эринса, — направив взгляд в зал, вторично представилась она.

— Ты посягнула на устои трона! — вспылил Верховный судья. — Чем ты докажешь правоту твоих слов?

— Этим! — Бросив в лицо судьи короткое слово, женщина взметнула вверх руку, и весь зал увидел символ принадлежности к Великому роду правителей — золотой нашейный обруч.

— О–о–о! — прокатился повторный гул по залу суда.

— Этим, — повторила она и надела на шею родовой символ. — Как видите, я жива. Будь я не той, кем назвалась, то на ваших глазах превратилась бы в пепел.

— Принцесса Этэра! Ты оправдана! — воскликнул Верховный судья и в знак признания её прав приложил свою правую руку к своей груди.

— Слава принцессе Этэре! Слава! Слава! — понеслись по залу суда восторженные восклицания.

— Принцесса Этэра, ты оправдана, но у суда ещё есть вопросы. Первый; как ты оказалась в стойбище дикарей? И второй, зачем ты отравила пилота Виалта? Суду хотелось бы ещё знать, кто отец твоей дочери? На последний вопрос ты можешь не отвечать, но в таком случае она не будет иметь прав твоего рода.

— Ответ на первый вопрос полностью затрагивает интересы моей дочери, поэтому я отвечу на него последним. Сейчас же прошу показать планету Суран.

Голубым светом вспыхнуло видеополе и перед судьями предстало голографическое изображение улыбающегося Виваса.

— Принцесса Этэра, поздравляю тебя с возвращением прав рода, — проговорило оно и уступило место другому мужчине.

— Этэра! Я жду тебя! — пронёсся по залу приглушённый расстоянием голос и вслед за ним галактику потряс отклик принцессы: «Виалт! Муж мой! Я иду к тебе!»

В зал суда опустилась гробовая тишина. Через минуту, переместившейся к Виалту Этэре, рукоплескала вся галактика.

— Граждане судьи! Я выполнил приказ галактиона Старфа. Принцесса Светэлла, ныне галатея Сурана, сейчас на своей родной планете, — прижав к груди Этэру, проговорил Виалт, — а я, как видите, жив. Надеюсь, этот факт снимет с моей жены последнее обвинение?

— У суда нет больше вопросов к принцессе Этэре. Она полностью оправдана, но её дочь…

— Нет! — прогремел гневный голос Этэры. — Нет! Прошу суд выслушать меня. Моя дочь имеет те же права, что и я!

— Суд удовлетворяет твою просьбу, принцесса Этэра, ибо судьба граждан галактики ему не безразлична, кроме того, в начале судебного разбирательства мы рекомендовали тебе позаботиться о судьбе дочери и не отказываемся от своих слов.

— Уверена, вы задались вопросом, почему я смогла легко переместиться с Элии на Суран, но не могла таким же образом покинуть стойбище гоминоидов? Ответ прост, мой нашейный биоробот был блокирован скипетром.

— Эринс! Эринс! Эринс! — пронёсся взрыв негодования по залу суда и эхом откликнулся на самых дальних окраинах галактики Эолла.

— Да, Эринс! — не сдержав гнев, крикнула Этэра. — Он повинен в моих бедах! — И тише, но так, чтобы было слышно всем, сказала, — он повинен и в смерти моих родителей. Мне тяжелы воспоминания прошлого, но я должна… Нет! Обязана! Раскрыть двадцатилетнюю тайну!

— Принцесса Этэра, суд может принять во внимание видеозапись.

— Нет! Я всё выскажу сейчас.

— Суд посовещался и даёт тебе слово, — сказал Верховный судья, — но только сдерживай эмоции.

— До шестнадцати лет я была окружена заботой и любовью родителей; матери — Великой галатеи Эстеры и отца — Великого галактиона Элана, но не знала, что за мной подсматривают ещё два глаза скользкой твари. Гад, рождённый в нашем роду, вознамерился завладеть короной и не нашёл лучшего способа, как залезть в мою девичью постель. Сделав своё гадкое дело, он силой скипетра перебросил меня в стойбище гоминоидов, а через день представил родителям изуродованное тело девушки, облачённой в моё платье. Родители не перенесли боль потери единственной дочери и вскоре ушли в другой мир. Так гад стал Великим Правителем и имя его Эринс.

Гул негодования пронёсся по галактике Эолла. Зал скандировал:

— Суд над Эринсом!

— Долой Эринса!

— Низложить Эринса!

— Корону принцессе Этэре!

Когда зал стих, Этэра продолжила свои горькие воспоминания.

— Удивительно, но элопитеки не убили меня, возможно, они почувствовали, что я скоро стану матерью, а может быть и по какой–то другой причине, но факт остаётся фактом. Вскоре я родила дочь и назвала её Элайзой, как представительницу правящего рода.

— Принцесса Этэра, суд выслушал тебя и принял решение признать за твоей дочерью Элайзой все права, принадлежащие ей по праву рождения.

Гул удовлетворения пронёсся по галактике.

Прошло тридцать лет. Этэра прекрасна, как и прежде. Эринс был низложен, но Этэра отказалась от короны в пользу своего троюродного брата Эра. У Виалта и Этэры родилась прелестная дочь, которая сейчас воспитывает сына, а у Элайзы уже два внука. Светэлле и Вивасу об их любви, родившейся в девственном лесу, напоминает сын — Мелиот, который по достижении двадцатилетнего возраста улетел из родительского дома, дворца правительницы Сурана. Лиэж даже с годами не утратил тягу к путешествиям и сейчас бороздит просторы галактики. Возможно, когда-нибудь он поведает нам о своих новых приключениях.

6. Войско чёрного чистилища.

— Срочный вызов! Срочный вызов! Срочный вызов! — приятным сопрано пропела информационная система и через секунду, получив подтверждение о приёме сигнала, включила видеополе.

— Рад тебя видеть, Тарикс, — увидев объёмное изображение председателя звёздного флота, проговорил спортивного телосложения молодой человек и приложил правую руку к груди.

— Пребудет с тобой Творец, высокородный принц, — ответила голограмма словами почитания вышестоящего по роду и приложила обе руки ко лбу.

— Дорогой Тарикс, пожалуйста, без церемониальных приветствий. Сейчас не до них. Кроме того, я не во дворце, а на службе, и, между прочим, в твоём звёздном флоте, — улыбнувшись, сказал командующий звёздным флотом адмирал Мелиот и предложил Тариксу телепортироваться в свой кабинет.

— Разговор сверхсекретный, адмирал, и он требует, чтобы ты прибыл в мой кабинет. Прошу, не медли.

Спустя минуту Мелиот вошёл в телепортатор и через секунду стоял перед Тариксом в сотнях тысяч километров от штаба звёздного флота.

— Рад, очень рад, адмирал, видеть тебя как всегда в полной боевой готовности, что, между прочим, особо необходимо сейчас.

Адмирал насторожился и, вопросительно воззрившись на председателя, произнёс: «Срочный вызов связан со сбоем в системе стабильности искривлённого пространства?»

— Ты как всегда прав, но, пожалуйста, выслушай до конца, — поняв, что адмирал хочет сказать, что неоднократно предупреждал о серьёзных последствиях применения устаревшей системы искривления пространства, — остановив порыв высказаться поднятием открытой ладони, поспешно проговорил председатель и предложил Мелиоту выбрать место для беседы.

— Давно не был у моря, — ответил адмирал и Тарикс увидел в его глазах тоску по родине.

— Су–ран! Су–ран! Э–э–х, мо–ло–дость, мо–ло–дость, как давно это было! — мечтательно протянул председатель и, дополнив воспоминания своей лихой молодости словами, — лучших морей, чем на нём, нет ни на одной планете галактики, — включил биоконструктор.

Одна из стен комнаты вспыхнула серебряным светом и выдала несколько десятков анимированных скринсейверов, показывающих трёхмерные виды моря — от хмурого и штормового, до ласкового и спокойного.

— Твой выбор, адмирал.

Мелиот приложил руку к заставке с видом утреннего моря и полоской золотистого пляжа, окаймлённого лентой лиственного леса. Через минуту стена раскрылась в глубину, открыв вход в биологически созданный пейзаж.

Ступив на песчаный пляж, оба мужчины окунулись в реальный мир природы. Живые запахи леса и моря, дохнув на них, всколыхнули в каждом собственные воспоминания прошедших лет.

Вдохнув полной грудью терпкий аромат леса, Мелиот подошёл к кромке моря и опустил руки в набежавшую волну, затем зачерпнул солёную воду и с наслаждением омыл ею лицо, но, вспомнив с какой целью находится здесь, отбросил приятные воспоминания и смущённо посмотрел на Тарикса.

— Не смущайся, адмирал, мне понятно твоё волнение. Море, как губка вбирает в себя нашу юность и молодость, а потом отдаёт их в воспоминаниях… и благо, если в приятных, — задумчиво проговорил председатель и пригласил Мелиота к столику под липой. — Люблю всё естественное в природе. Так я чувствую себя ближе к ней, но… сейчас не до отдыха, поэтому, прости, будем довольствоваться всем био.

— Мне приятно твоё гостеприимство, Тарикс, но, как ты правильно заметил, сейчас не до отдыха. Предлагаю сразу перейти к теме беседы, для которой ты меня вызвал.

— Ты прав, мой друг, в обычной обстановке мы просто посидели бы здесь и поболтали о пустяках, но в данный момент мы не имеем права терять даже секунду. Мир на грани катастрофы и связанно это с разрывом в пространстве между нашим и нижним мирами. И если сейчас разрыв стабилен, то… — Тарикс посмотрел на часы, — то через одиннадцать часов пятнадцать минут взаимообмен материей между нашими мирами уже не остановить. Президиум Великого Народного собрания обеспокоен этим и принял решение незамедлительно закрыть разрыв, но это возможно только со стороны Земли. Вся ответственность ложится на твой флот, адмирал. Мы понимаем, что звёздные войска принадлежат Сурану, поэтому готовы компенсировать все издержки, кроме… кроме гибели экипажа. Неизбежной гибели людей при закрытии разрыва.

— Флот Сурана принадлежит галактике Эолла, и стоит на страже её интересов! Он выполнит любой приказ! — ответил Мелиот.

— Другой ответ я и не ожидал, — сказал Тарикс и, свободно вздохнув, как бы сбросив с плеч тяжёлый груз, довёл до адмирала секретный приказ импера Крэза.

Обсудив детали предстоящего полёта, Мелиот попрощался с председателем звёздного флота и направился к выходу из биосада, но был остановлен вопросом Тарикса:

— Забыл спросить. Кто пойдёт командиром?

— У флота один командир, — обернувшись, ответил Мелиот. — Я!

— Это невозможно! Ты не только командующий флотом и мой заместитель, но и принц!

— Права принца остались на Суране, а здесь я офицер.

— Но ты погибнешь!

— Значит, для этого я и рождён, — ответил адмирал и встал по стойке смирно.

— Как председатель звёздного флота, — Тарикс помедлил, затем чётко сказал. — Я утверждаю твоё решение, адмирал!

Полк военных планетопланов приближался к терпящей бедствие северной космобазе, и на душе командира полка полковника Уэла было тяжело. Предчувствие надвигающейся беды угнетало его.

«В сложившейся ситуации нет полной ясности, — размышлял он. — Не хватает какого-то звена в цепи трагических событий. Но какого, какого? — задавал Уэл себе вопрос, но не находил ответ, отчего сердце его глухо стучало и полковнику казалось, что весь экипаж флагмана слышит его биение и украдкой смотрит на него — своего командира. — Нет, надо поступить иначе! Прежде, чем высадить десант, необходимо уточнить обстановку. Отправить на базу биоинформроботы и только после этого принять решение, и отдать приказ».

Трагедия космобазы набирала обороты. Жертвуя собой, мужчины защищали детей и женщин, но в большинстве случаев эти жертвы были бессмысленны, гибли те и другие. Звериная масса была велика и жестока, и это лишало всех обороняющихся людей надежд на спасение. Кроме того, на смену одному уничтоженному зверю из разрыва выходили три. Растекаясь по полю, животные сметали всё на своём пути, топтали и калечили тела людей, отчего серое полотно поля стало рубиновым.

Столь страшная картина открылась личному составу воздушного полка с высоты полёта, сразу по прибытию части на место бойни, иначе эту трагедию невозможно было назвать, но более ужасающую, потрясшую весь полк картину экипажи кораблей увидели при получении информации от БИР"ов». Рассыпавшись по-над базой и заглядывая в каждые её уголки, роботы высвечивали на экраны планетолётов груды изуродованных, разорванных, переломанных и раздавленных тел людей. Всюду кровь, кровь, кровь. Реки густой дымящейся крови, обглоданные кости и облепленные стервятниками агонизирующие люди.

Внезапно на всех видеоустройствах в командной рубке флагмана пошли помехи, и через секунду густая тёмная рябь накрыла экраны.

— Начальник связи, устранить помехи, — строго проговорил Уэл.

— Командир, база закрылась защитой, сигналы от БИР"ов» не могут её пробить.

Услышав ответ связиста, полковник приказал перейти к визуальному наблюдению.

«Вот и первая проблема. Всё правильно, так и должно быть. Первые эшелоны зверья достигли периметра и оставшиеся в живых служащие базы включили биозащиту. Отсюда и разрыв связь с роботами. Сильные люди, запирая себя под куполом, они добровольно отказываются от помощи. Но зараза не уничтожена, а только блокирована, что налагает на меня большую ответственность за выполнение поставленной задачи».

— Командир, эскадрильи ждут приказ, — вывел полковника из состояния задумчивости старший помощник.

— Сообщи им… хотя нет… я сам, — отрывочно проговорил Уэл и перевёл передающее устройство на себя. — Приказываю, — проговорил полковник и замолчал, но через несколько секунд подтянулся, принял воинскую выправку и по-отечески обратился к подчинённым. — Дети Элии, там, под куполом гибнут наши отцы, матери и дети, они добровольно закрылись от мира, чтобы не допустить расползания зверей по планете, и мы не можем помочь им с воздуха, но у нас есть другой путь. Приказываю; первой эскадрилье под западными, второй под восточными створами башен защиты космобазы проложить тоннели с выходом на лётное поле. О готовности доложить немедленно. Третьей эскадрилье звеньями вести патрулирование по периметру. Я нахожусь над куполом защиты.

Под куполом, нарастала мощь клыков и мышц.

Доложив на базу звёздного флота о готовности к полёту и получив добро на взлёт, адмирал Мелиот отдал приказ включить гравитатор и, получив от своего помощника ответ: «Есть включить гравитатор!» — поднял космолёт в воздух.

Пройдя все этапы, — от включения стартового двигателя до форсажа, от входа в искривлённое пространство до выхода на орбиту Земли, экипаж приступил к поиску разрыва.

Склонившись над экраном системы пимезонного поиска, штурман корабля Лаут осмотрел Австралию и, не найдя искомый объект, переместил рассеянный луч на Африку.

Через минуту радостное восклицание: «Сигнал», — выбило невольную улыбку у первого помощника командира Ариана, и адмирал, мысленно проговорив: «Молодец! — отдал приказ. — Узкий луч поиска на сигнал!»

— Командир сигнал усиливается. Идёт из экваториальной части континента, — доложил Лаут и Мелиот задумчиво посмотрел на своего штурмана, затем перевёл взгляд на помощника и отдал последний приказ:

— Экипажу войти в спасательные капсулы.

Адмирал Мелиот, — высокий стройный человек с развитой мускулатурой, отличался от многих сверстников и коллег по службе не только физическими данными, но и интеллектом. Возможно, в этом сказалась среда, в которой он воспитывался, хотя… вряд ли. Из многих, на первый взгляд благополучных, семей выходили не достойные родителей дети.

Но вернёмся к адмиралу. При беглом взгляде на его крупное, казалось бы, малоподвижное тело, человек, не знающий адмирала, мог бы сказать, что он увалень, но тот, кто знал его хорошо, беззлобно бы улыбнулся и спокойно ответил: «Адмирал резв как гепард и силён как тигр!»

«Пусть будет так, — сказал бы первый, — но его высокий лоб, прямой нос и чётко очерченный подбородок, под плотно сжатыми губами, говорят о том, что он безжалостный человек. Для него чужая жизнь пустое место».

«Ты опять не прав, — ответил бы тот, кто знает его хорошо. — Адмирал твёрд, но не жесток! Он справедлив! Его сильный характер и крепкая воля вызывают добрую зависть у многих мужчин и восхищение у женщин, а открытый взгляд больших карих глаз притягивает к нему и тех и других. У этого человека чуткая и отзывчивая душа, и мало кто знает, что под тяжёлой внешностью скрыта безграничная любовь к людям».

Да, Мелиот человек сильной воли! Он умел скрывать свои чувства, может быть, поэтому и губы его были всегда сжаты, но это не говорило о том, что у него нет души, как это понимали некоторые. Он глубоко сопереживал каждому человека испытывающему боль, будь то давний или новый друг, или просто знакомый. Вот и сейчас, отдав приказ экипажу войти в спасательные капсулы, он более думал о подчинённых, нежели о себе.

— Да, да, штурман! Войти в спасательную капсулу, — перехватив его взгляд, повторил приказ Мелиот, — помощник, это касается и тебя. И никаких вопросов! Выполнять приказ!

Убедившись в выполнении приказа, адмирал направил корабль в сердце разрыва. Облако, как водоворот щепку, втянуло космолёт в свою ненасытную пасть. Адмирал отстрелил капсулы с экипажем от корабля и набрал десятисекундную готовность молекулярного распада космолёта. Отсчитав запрограммированное время, бортовой компьютер включил систему самоуничтожения. Космолёт вздрогнул и, издав предсмертный вздох, распался на молекулы. Облако в небе Земли затрепыхало, сжалось и испарилось.

— Полковник, над лётным полем базы кружит летательный аппарат землян, — пришёл доклад командира третьей эскадрильи.

— Командир, тоннель под восточным створом проложен, — доложил комэск два.

— Командиру второй эскадрильи. Лучом захвата вывести летательный аппарат землян на запасной аэродром и ввести через тоннель воинов-роботов для оказания помощи защитникам базы и уничтожения зверей, — отдал полковник приказ и, прильнув к окуляру перископа, неожиданно для самого себя громко произнёс, — этого не может быть!

Через разрыв в пространстве лилось войско чёрного чистилища.

«Вот и вторая проблема», — подумал Уэл и обхватил руками седую голову.

Ступив на лётное поле, силы дьявола без промедления приступили к наведению своего сатанинского порядка. Собрав зверьё нижнего мира в единый кулак, они направили его на периметрическую биозащиту космобазы, но попытка пробить её тараном оказалась безрезультатна.

Рассвирепев от бессилия, тиранопендры, бронтопендры, динопендры, птеропендры и другие не менее отвратительные пендры собрались на совет. Через минуту полковник увидел, что они стали пробивать под защитой тоннель. Всё, что угодно, но этого он не мог ожидать.

Шло время, но полковник не мог принять решение. Допусти он прорыв нечисти на оперативный простор и глобальное распространение ада по Элии невозможно было бы остановить. Секунды решали всё. Лишь только первый бес показался с наружной стороны защиты, Уэл взял управление кораблём на себя и направил его в мерзкий оскал. Перед смертью полковник успел произнести: «Вот главное, что тревожило меня!»

Минутой позже две спасательные капсулы вышли из разрыва в пространстве, а ещё через десять секунд, громко хлопнув «дверью», закрылся тоннель между нижним и прямым мирами, но до победных фанфар было ещё далеко.

Чрезвычайное заседание Президиума Великого Народного собрания подходило к концу, когда из полка Уэла пришёл срочный вызов.

Председатель включил видеополе и увидел взволнованное лицо командира третьей эскадрильи Сайла.

— Докладываю, — произнёс он, — при выполнении воинского долга погиб командир полка полковник Уэл. Разрыв в пространстве между нашим и нижним мирами закрыт, но каким-то образом открылся коридор из тёмного мира, и в наш мир стали проникать силы тёмной копии Земли. Бесы нескончаемым потоком ползут из ада, и мы с трудом сдерживаем их натиск, по всему периметру базы они роют тоннели. Прошу оказать помощь. Мы не в состоянии контролировать всю территорию. Заместитель командира полка Сайл.

— Командир, какими силами ты можешь сдерживать ад?

— Необходим еще один полк военных планетолётов.

— Полк высылаем. Какая ещё есть информация?

— Из разрыва вышли две капсулы. Номера на них соответствуют бортовому номеру космолёта адмирала Мелиота. Кроме того, нами посажен на запасной аэродром летательный аппарат с двумя землянами.

— Землян переправить в Эусалим. Если в капсулах экипаж адмирала Мелиота принять все меры по его спасению, — ответил импер Крэз и, отключив видеополе, обхватил голову руками. Шли минуты, он молчал, затем, как-то сразу постарев, отнял их от головы и обратился к президиуму. — Есть предложения по ликвидации разрыва с тёмным миром?

— Надо немедленно закрыть его мезонным взрывом, предложил кто–то из членов президиума.

— Если бы это было так просто, — последовала реплика из зала.

— Вот–вот, и поднять в воздух весь северный город вместе с базой, да ещё прихватить треть планеты, — поддержал его кто–то из магистров.

Надо так, надо в частности, полетели по залу предложения и в миг застыли на губах говорунов, лишь только председатель поднял руку.

— Главная угроза миру миновала, — тихо проговорил он. — Ценой собственной жизни адмирал Мелиот, принц Сурана, закрыл разрыв в пространстве двух миров, прекратился взаимообмен материей, но каким-то образом искривилось пространство между Элией и отрицательной копией Земли. Прав магистр Нодж, мезонный взрыв уничтожит треть нашей планеты, но, видимо, он пожалел нас и не сказал, что взрыв положит конец всем параллельным мирам, нарушится тысячелетнее равновесие, что непременно отразится на жизни всей галактики. Нам надо идти другим путём. Предлагаю, немедленно направить в тёмный мир группу космолётов и уже оттуда закрыть разрыв в пространстве.

— Но галолёт исчерпал запас энергии при пропуске корабля адмирала Мелиота на орбиту Земли, — проговорил Тарикс, — и на его дозаправку уйдет не менее суток.

— Нет, нет! Второй и последний галолёт дать не могу, — проговорил председатель галактического флота, увидев взгляд Тарикса направленный на себя. — Снять его с дежурства, значит, оголить границы галактики.

— Что будут стоить наши границы, если по всей галактике расползётся воинство дьявола?! — проговорил Крэз и приказал отозвать галолёт в распоряжение звёздного флота.

Пришёл ответ от Сайла.

— Капсулы выведены в безопасное место, в них пилоты Ариан и Лаут. Они живы, но о судьбе адмирала Мелиота ничего не знают.

По грязной липкой мостовой, шаркая подошвами высоких серебристых ботинок, шёл странный человек. Непослушные ноги тяжело несли его тело, взгляд карих глаз равнодушно блуждал по хмурой толпе, медленно бредущей в разных направлениях, и не задевал ни одной струны его души.

Куда шёл этот человек не знал никто, даже он сам. Память покинула его.

Вскоре ноги привели его в густые заросли деревьев, где человек автоматическими, явно заученными движениями, сделал шалаш и почти в беспамятстве ввалился в него.

Очнулся он от предчувствия чего-то мрачного и жуткого, встал на ноги, размял затёкшие конечности и огляделся. Сильное тело быстро восстановило энергетику, и человек вспомнил всё.

Глава 2. Великий магистр

— Великий мрак, холод и чугунные тиски сковали всё моё новое существо. Сознание помутилось, и я впал в забытье. Как долго оно продолжалось, — без сновидений и в инертности, сказать не могу, так как ничего не осознавал. Не осознавал моего бытия, не осознавал себя, не осознавал того, что окружает меня. Возможно, где-то я и был, но где и кем — это не дано мне было знать. Был ли в телесной оболочке или вне тела, и был ли я вообще, затрудняюсь сказать, но предполагаю, что всё же кем-то был, так как сознание вернулось ко мне, а вместе с ним и осознание моего существования. Возликовал ли я? Конечно, нет! Быть человеком, осознавать себя человеком, чувствовать своё тело и вдруг за какой-то миг превратиться в неведомое создание — не ужас ли это? Да! В то время я не осознавал ни моего вида, ни подвида, ибо не осознавал моего нового бытия! Успокаивало лишь то, что я мыслил, значит, всё же существовал. Я мыслил, значит, обладал разумом. Тревожило меня и то, что я до сих пор был во мраке и сжат чугунными тисками. А-а-а! Значит, всё же тело у меня есть! «О, Боже, но какое!? — подумал я. — Человеком я себя не ощущаю. Я инертен. Я песчинка в горном массиве!» В таком положении, даже обладая разумом, я был не то, что никем, я был ничто. Неожиданно я понял главное. Если меня сжимают тиски, если я чувствую их, значит придёт время, они освободят меня. В подтверждение этого я почувствовал тепло и сразу же стал расти. Холодный металл лопнул, как мыльный пузырь, и я всем телом ощутил свет. Свет стал шириться и наполнять меня энергией. (Чувство несколько похожее на то, как кровь приливает к онемевшей во сне руке, но более сильное и более приятное). Энергия бурным потоком полилась в меня. Наполняя согревающееся тело живительным соком, она дала мне надежду на возвращение к жизни во времени, в пространстве и в движении, пусть даже в неведомой мне оболочке, но в оболочке с разумом. (В душе всё же я надеялся, что вернусь в моё человеческое тело).

Тело росло, и всё дальше удалялся мрак. Сила света росла и давала новое понимание мощи жизни над мраком. И вот!

Поток света полностью охватил меня, и тело пронзил новый мощный импульс энергии. О, Боже!!! Я почувствовал плечи и расправил их, а спустя минуту с наслаждением распрямлял руки и ноги. Для полного счастья не хватало лишь зрения!

1. Чистилище.

Угасли последние тонкие нити серого заката, и скрывшееся за горизонтом солнце отдало туманное небо ночному мраку.

Человек в шалаше потянулся, встал на ноги, но тотчас невольно присел на колени от предчувствия чего-то мрачного и жуткого, от чего на душе стало неуютно и тревожно. Что-то терзало её, но что он не мог понять.

— Да, что это со мной!? Что за распущенность и вялось!? Я жив и это главное, — проговорил Мелиот, осознано перебирая и анализируя последние минуты перед взрывом корабля. — Невероятно! Этого не может быть априори! А получается в действительности — апостериори! Необъяснимое чудо, понять которое мой разум не способен! Но… хотя… никаких но, уверен, всё скоро разъяснится.

Сильное тело быстро восстановило энергетику. Адмирал вспомнил, как на последних секундах успел войти в спасательную капсулу и отстрелил её от космолёта. Одно не мог он вспомнить и понять, — где он и как оказался здесь? По его расчётам капсулу должно было выбросить на космическую базу, но результат оказался другой.

— О, какой же я глупец! — воскликнул Мелиот. — Я просто перелетел границы базы и, уверен, сейчас нахожусь всего в нескольких километрах от неё. Всё верно! Меня уже ищут, надо срочно включить радиомаяк, а от хищников защитный купол над шалашом.

Через несколько минут, что-то пролетело над его хлипким сооружением и издало протяжный трубный зов, как бы приглашая кого-то на пир. В тот же миг на него откликнулись сотни визжащих, пищащих и рычащих глоток и вслед за этим по наружной стороне защиты заскребли тысячи когтей.

Мелиот не числился в числе робких и трусливых людей, но даже у него глухо забилось сердце, а по телу пробежала дрожь, особенно когда ночная мгла донесла до его слуха леденящие кровь звуки — шакалиный вой, львиный рык, поросячий визг и протяжные предсмертные крики разрываемых и раздираемых особей разрываемыми и раздираемыми существами.

— Что за дьявольские шутки? Куда я попал? — мысленно проговорил он и вышел из шалаша, не подумав о том, что лишается единственной защиты в незнакомой местности. В следующую секунду кто-то ухватил его за левую ногу, повалил на землю и поволок вглубь рощи. За долю секунды Мелиот выхватил из ножен кортик, взмахнул им и с силой опустил его на врага. Нож тяжело вошёл во что-то плотное, но враг, не издав ни звука, не только не отступил, он даже не ослабил хватку.

Мелиот с остервенением наносил удары по врагу, рубил, колол, резал и лишь только освободился от пут, быстро поднялся на ноги и устремился под защиту шалаша, на бегу получая удары, уколы и укусы от невидимых врагов.

Вбежав в шалаш, Мелиот с облегчением выдохнул из груди тугую струю воздуха, стряхнул со лба холодный пот, затем удивлённо хмыкнул и, решив разобраться с чёртовой вакханалией утром, лёг и забылся в тревожном сне.

До самого рассвета бесилась ночь, но лишь только в небо ударил первый серый луч туманного солнца, злобные звуки смолкли, и на возрождающийся светлый мир опустился покой.

Мелиот вышел из укрытия, осмотрел рощу, но ничто не указывало на ночное происшествие. Дорожки и тропки, листва деревьев и трава сияли, как после дождя. Прохладный воздух освежал тело, дышалось легко и свободно.

— Чудеса! — подумал Мелиот и направился в сторону широкого проспекта, просматривавшегося сквозь листву деревьев.

Редкие утренние прохожие, встречающиеся на пути, не обращали на него внимания, каждый был занят своими мыслями.

— Хмурый город, — подумал он, — вроде бы, как все провинциальные города, но напоминает хирургический стол. Идеальная чистота и люди, как привидения.

Вскоре Мелиот увидел небольшое, но уютное кафе и зашёл в него. За столиками, по одному, сидели посетители и под тихую спокойную музыку, не глядя друг на друга, молча поглощали пищу и пили вино.

Выбрав пустой столик, Мелиот присел на удобный стул, поискал глазами меню и, не найдя его, развернулся в сторону стойки бара в поисках официанта. Ни бармена, ни подавальщиков в кафе не было. Мелиот решил встать и выйти, но, взглянув на стол, остолбенел. Секунду назад пустой стол был заставлен любимыми им блюдами, напитками и соками в красивых бутылках, бокалах и тарелках. Хрустальные бокалы соседствовали с золотыми и платиновыми приборами, а фрукты, горками уложенные в нефритовые вазы, слепили глаза перламутровым глянцем. И запах! Запах, от которого у Мелиота закружилась голова и что-то буркнуло в пустом желудке. Запах, напомнивший обеды во дворце матери.

— Архитектура строений присуща Земле, — мысленно проговорил он, — вероятно разрыв выбросил меня обратно, но, как и когда земляне пришли к такому высокому техническому прогрессу, сравнимому разве что с моим миром? Такими темпами они быстро догонят нас. Ну, ладно, рассуждения потом, сейчас пора утолить голод.

Не задумываясь более о том, откуда появилось на столе изобилие, Мелиот спокойно приступил к завтраку, любая пища, которую он клал в рот, тут же таяла, не оставляя вкуса и не проникая в желудок. Мелиот ел и не насыщался, пил и жаждал. Съедая одно блюдо, брался за другое, но стол не скудел. Съеденное заменялось новым кулинарным шедевром, а бутылки с напитками не осушались до дна. Мелиот ел и пил, пил и ел, но всё еще был голоден и голоден более чем прежде. И вдруг он понял, что всё это мираж. Всё окружающее его нереально, всё это отражение нижнего мира, как отражение в воде берегов и неба. Понял, что по прихоти рока он попал в тёмный мир, мир отражения злобных деяний и злобных мыслей землян. Чёрная туча легла на душу Мелиота, но ещё чернее стала она, когда с уходом утренней прохлады на город нахлынул удушающий зной сжигающий тело горячим воздухом.

— Бежать! Бежать под защиту, но капсула… Как быть с ней? В ней жизнь — вода, пища и оружие», — пронеслись мысли в его голове, заставившие начать поиск спасательного аппарата, несмотря на всё более усиливающуюся жару.

Утирая со лба пот, Мелиот брёл по мёртвому городу и тщательно осматривал каждый его квартал в надежде найти свою капсулу и тень для отдыха, но ни первого, ни другого не было. Капсула канула в небытие, а тень растворилась в иссушающем пекле. Когда невидимый истопник выжал из тела человека почти всю влагу, вскипятил кровь и горячим воздухом ожёг лёгкие, он остановился, окинул взглядом дома, обступившие его, и понял, что затерялся в однотипных строениях.

— Стоять — значит подчиниться твоей воле!» — крикнул Мелиот невидимому истопнику и направился по велению интуиции на окраину города.

Вскоре здания-коробки оказались далеко позади, но, вероятно, это и хотел истопник. Выманив Мелиота на пустошь, он набросился на него и ожёг адским пламенем. В виски Мелиота набатом ударила вскипевшая кровь, и какой-то жестокий кузнец забил в его уши свинцовые пробки.

Прошло всего несколько минут, а Мелиот уже не мог нести окаменевшие ноги. Казалось ещё шаг, два и некогда сильное тело рухнет бездыханным. Но были шаг и два, и ещё много шагов. Жизнь не сдавалась бессмысленной смерти. Хотя, какая смерть имеет смысл? Смысл есть только в жизни, а жизнь в душе. Тело без души — прах. Но тогда зачем бессмертной душе тленное тело? Смысл материальной жизни в совершенствовании души через тело.

Душа Мелиота была совершенна и едина с телом, и не стремилась его покидать. Она вела тело по аду, но к жизни.

В тёмном мире существовал парадокс. Мир теней не имел собственной тени. Здесь действовал закон тени ада — тень земной реальности и нереальность тени в мире теней. Бесцельно бредущие по аду тени людей, были тенями своей реальности, реальных земных людей с тёмными душами. Города ада были тенями реальных земных городов, погрязших во лжи и злобе. Тенью был весь ад.

От усталости и адского пекла Мелиот слабо мыслил, но навязчивая идея разгадать загадку нынешнего существования не оставляла его. Да, он понимал, что находится в аду, но не понимал, как он может жить в нём, он, созданный из плоти и крови, что не совместимо априори. Хотя, откуда у него могли быть такие знания, их не может быть по существу ни у одного человека во всей вселенной. Никто и никогда не был в аду, следовательно, ни один человек, ни одно разумное телесное существо не имеет знаний в этой туманной области.

— Жив я или мёртв? — говорил он себе и не мог найти ответ. — Жив! — говорил, ощупывая тело, но через минуту сомневался в данном утверждении. — А может быть мои ощущения тела созданы воображением, а на самом деле я мираж, как и всё вокруг? Возможно, тени людей этого города страдают от жары, как изнываю от неё я?

Город теней — чёрное чистилище, в котором чёрное в реальном реально пожирается реальным чёрным, где реальное чёрное Земли с беспощадной жестокостью поглощается чёрной реальностью — это ад. Здесь оправдано реальное зло за зло в реальности. Здесь реальная жестокость Земли уничтожается реальной жестокостью ада. Так что, ад порок Вселенной? Нет! Он на службе у неё. Отсюда, из чёрного чистилища, грешные души возвращаются чистыми в лоно Творца. Так что же, принять ад? Нет! Принять его невозможно, но понять надо.

Мелиот с первых минут понял, что находится в аду, и разобрался в его хитросплетениях. Он понял, что ночью стонали души умерших грешников, и помощь в их спасении здесь ни от кого не требуется. Понял, что днём по городу бродят тени ещё живущих на Земле негодяев, подлецов и всякой другой человеческой нечисти.

— Но, кто я? Тень или грешная душа? — вновь возвращался он к вопросу своего существования и вновь не находил ответ. — Я существовал ночью, живу и сейчас. Если я бестелесная душа, то жива она лишь потому, что ночью находилась под защитой. Если я тень, значит, я где-то живу, и нет смысла переживать, разве задаться вопросами. В чём грешна моя душа? Чем провинилось моё тело? Но и это не успокаивает. Не успокоит знание ответа. Быть вечным странником в мире теней, изгнанником из мира людей, это ли не кара Великого Разума. Высшей меры наказания я не знаю и, очевидно, быть её не может!

Разгораясь всё более жарче, пламя выдавливало из ада ядовитые испарения, которые, сгущаясь в высоте, оседали вниз густым горьким туманом и врывались в лёгкие Мелиота, где дробились на тысячи острых игл и, разлетаясь по телу, вонзались в него во все внутренние органы. И ноги уже не несли, а волокли его по чёрной поверхности преисподней. Но как бы долго ни сопротивлялся Мелиот жестокому напору ада, его силы были на исходе. Вскоре он почувствовал сильный удар внутри головы и, теряя сознание, рухнул ниц.

Неподвижное тело плыло в неведомом белом пространстве, а глаза искали что-нибудь знакомое, но выхватывали лишь светлую пустоту. Голова горела, будто варилась в раскалённом масле и Мелиот, как ни пытался, не мог вытащить её из чугунного котла, наполненного этой липкой кипящей субстанцией. Но вот откуда-то издалека до слабого сознания Мелиота донеслась тихая речь, и память стала медленно восстанавливать прошедшие события — город теней, удушье, удар внутри головы и, приближающуюся к мутнеющим глазам, раскалённую поверхность геенны. Мелиот прислушался.

— Вот и хорошо! Вот и молодец! — старческим, но ласковым голосом обращался кто-то к находящемуся рядом с ним. — Лежи спокойно и ни о чём не думай. Ты у друга. Открой рот, голубчик! Пей! Пей!

— Пи–и–ть! — с усилием открыв спекшиеся губы, прошептал Мелиот и почувствовал прохладную жидкость, проникшую в гортань. — Пи–и–ть! — повторил он ещё раз и, с наслаждением проглотив новую порцию влаги, показавшуюся сладким нектаром, провалился в глубокий, но спокойный сон.

2. Двумя днями ранее.

В торопливой походке пожилого человека, приближающегося к небольшому бревенчатому дому, чувствовалась озабоченность, а во взгляде пронизывающих пространство глаз сквозила тревога. Куда спешил человек? На этот вопрос ответить не трудно. Человек был в аду. Тьма сгущалась, и до адского пира ночи оставались минуты. Что тревожило человека? На этот вопрос он не дал бы ответ даже под самой жестокой пыткой, но мы попытаемся проследить за его взглядом и узнать, что он искал в мрачном пустынном пространстве, простирающемся на многие километры вокруг.

Человек спешил, но душу что-то тревожило, и он решил остановиться для более внимательного осмотра мрачного пространства. По мере возможности продолжительно и внимательно осмотрев каждый участок окружающего его пространства и не найдя ничего заслуживающего внимания, путник ада тяжело вздохнул и продолжил ходкое движение к одинокому приземистому жилищу без окон.

Пройдя не более ста метров, и машинально бросив взгляд на дверь дома, человек вздрогнул и, мысленно произнося: «Он, слава тебе, Великий Разум! — с неведомо откуда взявшимися силами резво побежал к строению, у входной двери которого лежал мужчина в серебристом комбинезоне.

Открыв дверь жилища, старик приподнял бесчувственное тело мужчины, втянул его внутрь и запер дверь на крепкий засов.

Часы пробили полночь. Снаружи заскрежетали зубы и клыки, заскребли когти по двери и стенам. Послышались хрипы, рыки и злобные голоса:

— Старик! Отдай человека! Он наша добыча! Зачем он тебе? Из-за дохлого тела ты рискуешь потерять благосклонность повелителя. Отдай, старик, тело!

— Убирайся прочь, смердящая нечисть! — гневно ответил старец. — Иначе я выплесну в твою зловонную пасть воду из источника Великого Разума.

— Ну, погоди, старик! Терпение повелителя не беспредельно! Настанет день, и мы полакомимся вами обоими! — отступив от жилища, хрюкнули бесы и удалились, разбрызгивая из оскаленных пастей гнилостную жёлто-зелёную слизь.

Утерев лоб тыльной стороной ладони правой руки, старец склонился над мужчиной, вынул из своего кармана небольшой флакон с прозрачной жидкостью и, разжав ему зубы, полностью влил её в его рот.

3. Прошло ещё два дня.

Тело Мелиота быстро восстанавливало утраченную энергетику, и мышцы наливались былой крепостью стали. И хотя в его висках всё ещё стучала кровь и кружилась голова, взгляд приобрёл прежнюю живость и осмысленность.

— Великий магистр, если я правильно тебя понял, мы оба в аду, но я не знаю, как оказался в нём, а потому и не могу объяснить моё появление здесь. Ты же скрываешь это. Почему? — обратился Мелиот к старцу и выжидательно посмотрел в его глаза, но, не услышав ответ, задал второй вопрос. — Кроме того, ты сказал, что знаешь меня. Откуда? Я молод, мне всего тридцать лет, а ты, что ясно из нашей беседы, оставил мир элиян в год моего рождения.

— Не совсем так. Я сказал, что нахожусь в аду тридцать лет, но это не значит, что на Элии истекло такое же количество временного континиума. Время, мой друг, величина постоянная, но в отдельно взятом пространстве и в индивиде оно может приобретать другие величины. Сейчас это тебе, возможно, мало понятно, поэтому сегодня мы не будем говорить об этом, как и о том, откуда мне известна вся твоя жизнь. Придёт день, ты узнаешь всё, что тебя интересует. Скажу лишь одно, что предначертано судьбой, сбудется.

— Великий магистр, предполагаю, что у тебя есть для этого веские причины, поэтому более не буду тревожить тебя моими нескромными вопросами, но имя… Почему ты скрываешь имя? Не ты ли великий магистр Наук, что бесследно исчез десять лет назад одновременно с великим галактионом Эром?

Великий магистр внимательно посмотрел на Мелиота, о чём–то подумал и ответил: «Да, Наук — это я».

Широко раскрыв глаза, Мелиот воззрился на великого магистра, о котором слышал, как о самом молодом и талантливом учёном галактики. Воззрился ничего не понимающим взглядом на человека, который был старше его всего лишь на десять лет.

— Парадокс времени, мой друг, — перехватив на себе удивлённый взгляд Мелиота, сказал Наук, тяжело поднялся и проследовал в свою кровать. И уже оттуда, как бы, между прочим, проговорил, — наберись терпенья, скоро я отвечу на многие твои вопросы и о моей преждевременной старости тоже, а сейчас пора спать.

4. Поток бесов.

Третьи сутки нескончаемый поток бесов лился на северную базу, и третьи сутки некогда светлое небо Элии было окутано скорбной чёрной вуалью.

Третьи сутки в штабе звёздных войск шла напряжённая подготовка отряда проникновения в тёмный мир, и третьи сутки полковники Ариан и Лаут бессменно готовили, проверяли и инструктировали весь лётный состав.

— Повторяю, все вопросы должны остаться здесь. Итак, я слушаю, — проговорил полковник Ариан, и устало опустился на стул.

— Полковник, почему нельзя создать канал с суши? — Не прорвутся ли воды океана через ад в наш мир? — Может быть проще закрыть разрыв с северной космобазы? — Полетели вопросы из зала инструктажа, и ответить на них Ариан предложил своему помощнику полковнику Лауту.

— Что должен уметь солдат? Воевать! Что обязан? Чётко выполнять приказ! Исходя из этого я мог бы проигнорировать ваши вопросы, но я рад, что в отряде мыслящие воины, поэтому с удовольствием отвечу на них. Канал входа в тёмный мир через впадину Челленджера в Марианском желобе это не тоннель вглубь планеты Земля, сие есть искривление пространства галапросом, поэтому прорыва вод океана быть не может и не будет. Почему мы его прокладываем именно там, а не с суши? Тёмный мир, обладая способностью перемещения в пространстве, не может искривлять его, поэтому входит в другие миры через проложенные кем-то каналы. Наш канал для него — западня. При выходе из него любое существо ада будет раздавлено колоссальным давлением, кроме этого мы достигаем ещё ряд целей, но на них я не буду заострять внимание, поскольку полагаю, они понятны. Ответ на последний вопрос. Атомный взрыв не закроет разрыв со стороны северной базы, нейтронный опасен для планеты, поэтому решено применить взрыв тротиловой бомбы в канале со стороны преисподней.

Ответив на ряд других вопросов, полковник Лаут предложил ещё раз ознакомиться со строением тел отдельных особей ада и способами их уничтожения.

В конце инструктажа командир группы полковник Ариан отдал боевой приказ и в память об адмирале Мелиоте назначил позывные.

— Полковник Лаут, твой позывной — «Мелиот — 2»; галапрос — «Мелиот — 3»; мой — «Мелиот — 1»; общий позывной — «Память».

Через семь часов отряд космических кораблей вошёл в солнечную систему.

— Память, я Мелиот -1, включить защиту и невидимость, следовать за мной, строй — уступ вперёд, курс — 0—3, снижение в секторе — 0-3-8 до 10, в точке 10 скорость 0.

— Мелиот -1, я Мелиот — 3. Под нами впадина Челленджера, канал открыт.

— Мелиот — 3, находиться в точке 0. Мелиот — 2, делай, как я, — приказал Ариан и погрузился своим кораблём в пучину Индийского океана Земли.

…

В центре мрачного пурпурного зала, окружённый 666 демонами ада, распростёрся шестигранный монолит чёрного мрамора — cтол-экран. Над столом, у одной из шести его граней, возвышался монументальный трон из фиолетового нефрита на постаменте из чёрного гранита. При взгляде на престол, даже у демонов стыла чёрная кровь и по чешуйчато-шипастым спинам бежала ледяная дрожь.

С венца трона на всех присутствующих в зале смотрел недремлющий рубиновый глаз. Глаз — украшение трона и карающее око дьявола. Глаз — сжигающий огненной струёй любого, кто посмеет взглянуть на повелителя ада.

Под оком трона, в густой сети чёрных паутин, копошились синие гигантские пауки — членистоногие твари, выстреливающие в каждого, кто посмеет приблизиться к трону дьявола, тысячи тонких игл-волосков заполненных кислотой.

У подножия трона ползали гигантские пресмыкающиеся, в готовности проглотить любого, на кого укажет владыка, а по потолку зала ползали бесцветные слизи, желающие ослепить каждого поднявшего взгляд на их хозяина своей кипящей ядовитой струёй.

Подлокотникам трону служили шипастые спины монстров с крокодильими пастями, с которых непрерывной струёй стекала бурая зловонная слизь.

Слева и справа от трона, неподвижными уродливыми изваяниями, стояли главные демоны ада — Астарод и Пер Бер. А из самого тёмного угла зала за всеми, включая и главных демонов, зорко наблюдал демон тьмы — Вельзевул, с рылом вепря и рогатой головой, в которой беспрерывно копошились гадкие мысли.

Зал застыл. Никто не имел права даже громко вздохнуть. Дьявол любил свой мелодичный и звонкий голос поэтому приходил в ярость, когда слышал грубые голоса заглушающие его речь. Демоны знали это и молча стояли, окружив стол.

Сатана, идеальное создание Творца, прекрасный молодой мужчина, чей облик поразил бы несравненной красотой любую женскую особь рода людей из вида человек, был жесток и хитёр. Он с презрением смотрел на демонов своими большими красивыми глазами из-под приподнятых верхних ресниц, ненавидел их, готов был уничтожить всех, что часто претворял в реальность в отношении особо ненавистных ему особей своего царства, но и не мог без них, без своих кровожадных помощников. Они выполняли всю грязную работу, а грязь сатана не любил. Идеальный порядок и точность были его врождёнными чертами характера, но за всей идеальностью и точностью всегда стояла полная смерть, уничтожение не только плоти, но и атомов, из которых она состоит.

Сатана негодовал, но, несмотря на свой злобный характер, он не был лишён сентиментальности. По каждой грешной душе он ронял одну слезинку, из которой, казалось бы, должна вырасти жемчужина, коли она скатилась с прекрасного лица, но сие было не так. Из упавшей на пол слезинки выползали могильные черви, а слёзы лились у него непрерывным ручьём, что говорило о бесконечной череде грешных душ входящих в царство тьмы. Но сейчас, изливая ручей прозрачных слёз, он оплакивал ещё и солдат ада, застилающих необозримое пространство своими телами, бьющимися в предсмертных конвульсиях под стремительным напором воинов Ариана.

Экран стола высвечивал победный бой людей с отборными частями ада.

— Ты повинен в гибели моих верных солдат! — спокойно проговорил сатана в отношении одного из демонов и тотчас огненный луч рубинового глаза разложил виновника поражения войска ада на атомы.

Улыбнувшись своей неотразимой улыбкой, сатана приподнял правую руку и взмахнул ею, дав этим знак удалиться всем. Твари всех мастей, родов и видов, демоны и черти, как тараканы от яркого света, сбивая и калеча друг друга, кинулись прочь из зала. Следом ползли гады и вылизывали кровавый пол.

…

Уже более часа полковник Ариан, рискуя выполнением главной задачи, десантом одного корабля отражал непрекращающиеся атаки ада и пробивался к источнику сигнала с кодом адмирала Мелиота.

— Сигнал идёт из рощи. Всей группе продвигаться к ней, — крикнул он и, поливая бесов огнём, первый ринулся к группе деревьев.

Низвергая, на неведомо откуда взявшийся десант людей, кислотный дождь, окутывая его удушающим газом и атакуя отборными частями, ад нёс огромные потери, и медленно отступал к роще. Ад негодовал, но ничего не мог сделать, чтобы сдержать горстку людей, а люди упорно и безостановочно продвигалась вперёд, и в этом им помогала не только совершенная индивидуальная биозащита, но и личная отвага самих солдат.

— Еще несколько метров и мы у цели! Сгруппироваться! Не отставать! — подавал команды Ариан, и первый ворвался в рощу.

Навстречу десанту, поливая огнём ожившие ветви деревьев, бежал Мелиот. На его руках покачивалось сухонькое тельце седого старца.

Через час разрыв в пространстве между прямым и тёмным мирами был закрыт.

5. Воспоминания.

Одинокий дом Мелиота, загрустивший за долгое отсутствие хозяина, ожил с его появлением.

Одновременно заговорили все биороботы, и поднялся такой гвалт, что Мелиот непроизвольно рассмеялся и поблагодарил дом за бурное приветствие. Дом никогда не имел хозяйки, и некоторые сослуживцы, не понимая адмирала, считали его женоненавистником, но это было не так. Мелиот пока ещё не нашёл девушку, которой мог бы отдать всего себя, да он и не искал её, хотя многие прекрасные элиянки были бы не против подарить ему свою любовь.

Прошло два дня. Никто из друзей и сослуживцев не расспрашивал его о тёмном мире, считая, что воспоминания тяжелы ему, но это было не так. Адмирал никогда не отодвигал в глубины памяти даже самые тяжёлые минуты своей жизни, он анализировал их и учился на них. Активный на службе и жизнерадостный в кругу друзей, он был бодр и весел даже тогда, когда оставался один. Одиночество не угнетало и не тяготило его, он всегда находил занятие по душе, но в начале третьего дня дом показался ему холодным и мрачным, и острая необходимость поделиться воспоминаниями о жизни в аду пробудилась в нём.

Вызвав по планетной связи Ариана и Лаута, он попросил их телепортироваться к себе и уже через минуту, приглашая их за стол с фруктами и напитками, сказал:

— Друзья, надеюсь, вы помните наш полёт в нижний мир?

— Забыть те минуты, значит, предать нашу дружбу, а главное предать тебя, Мелиот, — ответил Ариан.

— Ну, ну, не надо так напыщенно. Ад не изменил меня, я тот же ненавистник лести, как и прежде, — удивлённо взглянув на Ариана, ответил Мелиот и мысленно добавил. — Раньше я за тобой это не замечал, а может быть, не хотел замечать?

— Мы помним твой приказ, Мелиот, — поняв, что желает услышать адмирал, более сдержанно сказал Лаут. — Помним, как вошли в капсулы, и ты отстрелил их от корабля.

— Вот с этого момента я хочу поделиться с вами воспоминаниями. Для этого и попросил прибыть ко мне. Что-то подсказывает здесь, — приложив руку к сердцу, — я должен это сделать. Готовы ли вы выслушать меня?

— Сказать, что почтём за честь — значит, оскорбить тебя. Отвечу, мы готовы, — ответил Лаут за себя и Ариана.

— Прекрасно! Другой ответ, друзья, я и не ожидал. Итак, слушайте. Включив десятисекундную готовность молекулярного распада космолёта, я вошёл в космический челнок и за три секунды до взрыва покинул корабль. Я понимал, что за это время он не успеет включить маршевый двигатель, а скорости стартового, возможно, будет недостаточно, чтобы выйти из канала до взрыва, но другого решения у меня не было. То, что произошло через секунду, не поддаётся никакому объяснению. Скорость челнока каким-то образом резко возросла и даже превысила предельно допустимую, что я увидел не только по приборам, но и почувствовал по моментально возросшей нагрузке на тело. Затем включилось экстренное торможение, и я потерял сознание. Как долго продолжалось беспамятство, не могу сказать, так как не помню даже того, как покинул челнок и что делал в последующие часы. Очнулся я в шалаше под его защитой, посреди парковой рощи. Вероятно, мои мозг и руки всё делали инстинктивно. Так вот, осмыслив себя, я вышел из шалаша, но, не поняв, где нахожусь, вновь вошёл в него. Через несколько минут в ночи раздались жуткие крики. Я подумал, что кому-то требуется помощь, выбежал из своего временного укрытия, но был сбит с ног каким-то невидимкой. С трудом, но мне удалось освободиться от него.

***

О, какой же я глупец! — воскликнул Мелиот. — Я перелетел границы базы и, уверен, сейчас нахожусь всего в нескольких километрах от неё. Всё верно! Меня уже ищут, надо срочно включить радиомаяк, а от хищников защитный купол над шалашом.

Вбежав по защиту, я понял, что выходить в ночь без оружия и на незнакомую местность опасно, значит, надо дождаться утра, найти челнок, и только потом, полностью осмыслив своё положение и определив местонахождение, принимать решение. Положение в тот момент казалось мне затруднительным, но не безвыходным, а с местоположением я утвердился сразу, решив, что меня просто перебросило за границы северной базы, но всё оказалось вовсе не так, как думалось в то время.

Рассвет удивил меня не менее ночи, было светло, но не было видно ни неба, ни солнца, а идеальная чистота парка, как после освежающего дождя, скрыла все следы моей борьбы с невидимкой. Но я недолго горевал. Прохлада утра освежила моё тело и, оставив укрытие, я пошёл на поиск челнока, но чем дальше удалялся от рощи, тем сильнее стало припекать. Решив освежить пересохшее горло стаканчиком холодной воды, а заодно и позавтракать, зашёл в какое-то уютное кафе. Ел, пил, но не насыщался и жаждал. Вот тогда я и понял, что нахожусь в аду, а с прозрением, как бы прочитав мои мысли, преисподняя набросилась на меня обжигающим жаром. Выйдя из кафе, я не увидел рощу, и мне оставалось одно, искать, искать и искать мой челнок. В нём была жизнь. Через несколько часов я с трудом волочил ноги, но не сдавался геенне и продолжал поиски, которые вывели за город. Чёрное небо, выжав из тела влагу, опустило удушливый смог, который незамедлительно проник в лёгкие и сотнями тысяч игл расплылся во мне. Затем последовал удар внутри головы, и я упал на раскалённую поверхность ада.

Очнулся я в белом тумане, как потом выяснил, через два дня, и услышал слова «Вот и хорошо! Вот и молодец!» Решив, что это галлюцинация, не придал им значения и вновь провалился в чёрную бездну. Пробыв в бредовом состоянии ещё два дня, я всё же выкарабкался из лап смерти и первое ощущение, после осознания себя, было ощущение лёгкости и свободы. Затем я увидел сухонького седого старца и мысленно возблагодарил Великий Разум за его милость ко мне.

— Но, кто он? — не сдержав любопытства, выпалил Лаут.

— Пожалуй, я могу раскрыть его имя, но только вам. Таково желание старца. Его имя Наук.

— Наук?! — одновременно воскликнули друзья. — Великий магистр Наук? — повторили они и взглянули недоверчиво на Мелиота.

— Да, друзья, как бы вам это казалось ни странно, поверьте, это был Наук. И повторяю, всё, что вы услышали сейчас и услышите в дальнейшем, должно остаться здесь, в этом доме. Мои воспоминания, в основном, будут касаться великого магистра и ещё не пришло время для огласки его тайны. Итак, вы готовы к этому?

— Да, да, конечно! — ответили они и попросили Мелиота продолжить рассказ.