Anima
Ели чёрные плоды
Падают, шурша
В гранях их поймана
Дерева душа
Подниму колючее
Яблоко лесное
Жгучее, смолистое
Ребристое, простое
Nihil
Царь Итаки возвращается домой
А Итака, извините, под водой
Море плещется, белеет Кос вдали
Над Итакой проплывают корабли
Пахнет палуба сосной и янтарём
Царь Итаки воду трогает веслом
Там, под килем, мраморный уют
Рыбы яркие среди колонн снуют
Omnia
Огонь закатного солнца
сжигает окна и лица
сжигает деревья и листья
опаляет бетон и камень
Нет никакого смысла
на судьбу, приговор свой, злиться
Жребий такой же формы
каждый из шапки тянет
Автор жжот
Кто-то рукопись жжёт, уйдя за гараж
в городской квартире камина нет
в городской квартире электрический свет
в подъезде реклама разных продаж
А погода — октябрь и ранний снег
отсырели спички, горят едва
Из-под снега торчит сухая трава
из окна звучит чей-то тихий смех
Горит, горит, можно руки греть
хоть какая-то польза от этих слов
они могут красиво гореть!
Антигона
Женское право знаю одно
Семеро против Фив
Осаждённый город, брат против брата
Древний могучий мотив
Правда людская за плечами стояла
С той и с другой стороны
Но побеждённые брошены в поле
И не погребены
Победители к небу взмывают пеплом
Их костёр возносит к богам
Неудачников псы растащат и птицы
Так и надо врагам!
А кто есть кто — порешат живые
Есть и в Фивах власть и закон
— Только дуры ревут без разбору над всеми!
Антигоне бросил Креонт
Земляные ступени, кувшин и лампа, горло схвачено полотном
Но право достойно оплакать мёртвых закатывай хоть в бетон
Последнее равенство всех со всеми, в виде гумуса все равны
Но мы превратим в солончак слезами жирную землю войны
Античное
Я не бросала щит в кустах
Но я пишу стихи
Сжигаю их черновики
На берегу реки
Мой хлеб замешан не копьём
Мне медяки дают
Чтоб в бочке сталинской моей
Был хоть какой уют
И хоть я не коренья ем
Но пища дешева
Зато умею в строки я
Укладывать слова
Античных образов могу
Вагон насобирать
Но непреклонна медсестра
И мы ложимся спать
Археология
На керамическом сосуде следы от пальцев гончара
Доисторические люди в нём суп варили у костра
Мы тоже варим суп и кашу, в огонь сувая котелки
Потом найдут стоянку нашу на гриве около реки
Найдут там банки и бутылки, и прогоревший котелок
На саже отпечатки пальцев — хватали мы его за бок
Какой причудливый орнамент! — так скажут в будущем о нём
А мы, для полноты картины, почаще в поле пиво пьём
Астрономия, практика
Центр вселенной — центр парящих масс
Так говорит учебник — а может, я так читаю
Вместе с планетой сквозь темноту пролетаю
Оставляю учебник на парте и покидаю класс
Ночь. Покидаю школу, а за порогом
Млечный путь надо мной ободом колеса
Луна поддевает Марс запотевшим рогом
Звенят морозно, по-зимнему, небеса
Балтимор (в честь Эдгара По)
Туман, и влажность высока, и ветер дует сильный
И мчатся рвано облака сквозь небосвод чернильный
И сквозь погоду я иду с бутылкою вина
Как будто я уже в бреду, в пространстве злого сна
Цветёт луна над головой, искрит как головня
И звёзды мельтешат вокруг, и путают меня
Мне девятнадцать, я влюблён, и пьян как сто чертей
И с каждым огненным глотком любовь моя сильней
А утром бросит хмель меня с больною головой
И на исходе дня придёт уже другая боль
И снова будет тот же круг, в котором я один
И строки из дрожащих рук отправятся в камин
Барокко
То ли облако, то ли тополёвая крона
Что-то качается, темнее фона
Темнее неба, очерчено ровно
Это август, чёрный и синий, пошлый
Такой же как будущий такой же как прошлый
Сгореть бы этому всему дотла
Но будет осень, и уже была
Басё
Одинокий ворон на сухой ветке
Маленькая птичка в золотой клетке
За солью ходит сосед к соседке
Шифруясь как на разведке
Курю в подъезде, вопреки закону
Наблюдаю за осенью заоконной
Туманной, мрачной, кошмарно-сонной
Сквозь дождь движется силуэт тёмный
Одиночество горькое повсеместно
В каждом сердце невыносимо тесно
Разве что вином обезболить местно
А другого метода неизвестно
Башня молчания
Альгуса звали Олегом
ВерОнику — Верой
Монику — Машей
Наши — не наши
Кто, откуда — не спрашивай
Всё равно все в одном бараке
А его расстреляли за то, что латыш
Спишь?
А он литвин
Говорит сосед
А им
Разницы нет
Бег сквозь лес
Отступает снежная шапка
К полюсу! К полюсу! К полюсу!
Белые флаги зимы развешены по лесу
С веток скользят
На плечи падают мне
Это к весне
Бессмертие
Сонная одурь прошедшей зимы
Яркое солнце над грязной улицей
Будто и не было всей этой тьмы
Всё бытие обновлённо и молодо
Свет заливает пространство до края
Словно хрусталь или белое золото
Деревья дрожат на прохладном ветру
Если весна существует на свете
Значит, и я никогда не умру
Бессонница I
Смотрю в окно на пояс Ориона
Считаю звёзды около и выше
Вот новая Луна сидит на крыше
А мимо спутник пролетает сонно
Всё медленно и тихо, день не скоро
Сон не приходит, бодрствовать отвратно
Мне скучно — на Луне считаю пятна
Поменьше — кратер, а побольше — море
Сегодня праздник, ночь трезвейшей мысли
Безумие с вином запрещены
В морозном воздухе, перед лицом Луны
Глубокое молчание повисло
Бессонница II
Бессонница. Гомера не читаю
В окно смотреть предпочитаю
Там тополь, снег и облака
И месяц, тоненький пока
Показывает сквозь прореху рожки
Кофе
Просыпался на стол из чайной ложки
Три часа ночи, Час быка
Подрагивают пальцы
В дому на против окна светят жёлтым
Такие же несчастные страдальцы
Ночь коротают
Где-то воют волки
Или собаки. Нет волков у нас
Смотрю на мир как будто в первый раз
Лампадка теплится, экран сияет синим
Вокруг меня замёрзшая Россия
Холодное пространство бытия
Есть Бог, Он близок к тем, кто призывает
К тем, кто бессонницей страдает
Но утешительного сна не посылает
А почему — увы, не знаю я
Бока
У Песчанки есть бока
Как у любого хомяка
Но так упруги и круглы
Что заслужили аж стиха
Когда клубится в пышной позе
Я не могу прибегнуть к прозе!
Была ли ночь
Я не сплю, а ночь светла и полна растений новых
Бирюзовых и лиловых. Пахнет ивой из окна
Вот рождается Луна из трубы соседней крыши
И ползёт всё выше, выше, отогнав остаток сна
Серебристой светотенью покрывая всё кругом
За высокий прячась дом. Пахнет мятой и сиренью
Просыпаюсь. День давно. И была ли ночь, не знаю
Нет ночей в июне-мае. Но красиво всё равно
Бытовое
Из-под пальцев вместо музыки однообразный стук
Ударная симфония клавиатурных рук
Азбука квадратов, нулей и единиц
Как дождь по жести цокает коготками птиц
А весна всё та же — холодно и зябко
Проливаю кофе — вытираю тряпкой
Ищу на полках книги, забытые давно
Заманиваю ветер в раскрытое окно
Бэоби
Бэоби — пелись губы…
Рук касания, как вы грубы!
Руки цивилизации сомкнулись в кольцо
Ударяли меня в лицо
Ударяли, и — прореки
Кто ударил тебя сейчас?
Воды горькой реки
Из глаз
И венец из тёрна — лошара
«Председатель земного шара»!
В автобусе
По городу в автобусе я еду через пробки
Сосед мне ставит на ноги какие-то коробки
В лицо влетает сумка на повороте резком
И дачники пихают в бок гнилым доски обрезком
Водитель едет абы как, ослеп от солнца за день
Нам все гудят: «Посторонись!» — и спереди, и сзади
Осталось остановки две, и, если буду жив
Я с радостью покину наш сплочённый коллектив!
Ван Гог в Амстердаме
(из поэмы Человек из Брабанта)
Обречённый на одиночество
Скитаюсь по людным улицам
Если творчество есть пророчество
У меня ничего не получится
Недостаточно боли, слишком мало любви
Не взывай ко мне, Господи, не зови
Эти люди мелки и желчны
Вероятно, я хуже всех
Как симптомы моей болезни
Высыпает местами снег
В горах
Надо в гору идти
Но туманом окутан мир
И ступаешь на ощупь
Нет ли подъёма где
Нет ли холодного воздуха
Что с вершин
Течёт тихим ветром
К озёрной, речной воде
Весна в Арле
(из поэмы Человек из Брабанта)
Снег лежит на южных полях
Ветер ледяной рождается на горах
А потом весна, деревья буйно цветут
Как в воде отражаются в облаках
Квинтэссенция цвета, белые лепестки
В небе пляшут под ветром, уязвимы, легки
Нагибаю ветви, и цветы умирают
От прикосновения грубой руки
Весна внутри
Весна всплывает над рекой
В порывах ветра влажного
Февраль. Ловлю его рукой
Весна летит над головой
И мир весь новенький такой
Сквозь пальцы ветер южный
Весна внутри и в голове
Ловлю её в строку
И небо серое ловлю
Чтоб силы дать стиху
Беседа о китайской поэзии
Весной холодной в чайнике — вино
Закат зелёный — яшма и нефрит
Всё ценное — написано давно
И в наших жилах хмелем говорит
Созвучные слова былых времён
Тончайшая приправа для вина
— Налей стакан. Пусть полон будет он!
— Смотри! Восходит полная луна
Ван Гог в Сен Дени
(из поэмы Человек из Брабанта)
Если бы я рисовал цветок
То взял бы густую яркую краску
Чтоб с кисти на руку стекало масло
Чтоб бил с холста электрический ток
Если бы я ходил пешком
По дорожным камням бы шёл босиком
На небо смотрел бы во все глаза
Особенно если гроза
И в буйстве молний, лиловом громе
Дышал, как в собственном старом доме
И всё это было. И больше не.
И решётка в зимнем моём окне
Вечерняя прогулка
Вечер прекрасен, хотя и холодно
Апрель начался, и птицы поют
А во дворе собаки гуляют
Звёзды из лужи пьют
По временам задирают головы
И раздаётся глуховатый вой
Мы с тобой шагаем в сторону дома
С бутылкой вина под полной луной
Прекрасна молодость: немногое нужно
Просто быть, лучше — вдвоём
Голосами слегка простуженными
Словно собаки и птицы поём
Вечное возвращение
На дорогах лёд
Над домами дым
Через мокрый снег
Мы к зиме скользим
На реке туман
И леса пусты
Как рисунки тушью
Чётки и просты
Умерли цвета
Жёлтый, алый, синий
Только пустота
И прозрачность линий
Видение (Король Лир)
Безумие охватывает огнём
Оборачивается красным конём
Который входит в дверной проём
С разинутым алым ртом
Безумие это оковы льда
Висит сосульками борода
Не сдвинуться ни туда, ни сюда
И всё ближе, ближе беда
Безумие — венец из трав полевых
Грохот грозы ещё не утих
Лир — записной и прожжёный псих
Мой друг, не смотри на них
Скоро, скоро придёт конец
Падёт с седой головы венец
Кончится гибелью эта роль…
Но мясо всё так же любит соль
Вид с моста
На реке взрывают лёд
Призывают ледоход
Кто-то с берега на берег
По запретной тропке прёт
Сквозь глухую толщу льда
Пробивается вода
Эмчээсовцы довольны
Результатами труда
Возврата нет
Отпечаток злой печали на моём лице
Не пойму, чего мы ждали — будет скорбь в конце
Напоследок выпиваем горькое вино
Растворённое слезами, не пьянит оно
Острота взаимной боли, жёсткость бытия
Для меня ужасней смерти жизнь во тьме твоя
Ты уходишь дальше, дальше — черт не различить
И вернуться не поможет Ариадны нить
Волнение
Внимание: сегодня выпал снег
И дождь прошёл. И стало очень мокро
От холода внезапно постарев
Деревья слепо тычут ветви в окна
Поднялся ветер, рвущий облака
И вОлнами вздымается река
Спокойная в другое время года
Да, выпал снег — сошла с ума природа
И мы в комплекте с ней сошли с ума
Покинули осенние дома
И странствуем, забив на непогоду
Времён январского гриппа
Ничего не вижу сегодня
Не слышу звуков печали
Знаков радости не предчувствую
Не то, чтоб они не звучали
Это я себя плохо чувствую
Это у меня грипп, температура там всякая
И поэзия временно во мне поиссякла
Но живой пока, если плохо мне, а не вообще никак
Вот, даже экспромт сложился, милый такой пустяк
В сентябре
В мокром стекле — мокрый пейзаж
Нас целый день заливает водой
Хочется спать или выпить вина
Или всю ночь говорить с тобой
Усталость осенняя гасит взгляд
Горькие листья летят в темноту
И двое (но это не мы) стоят
Провожая сентябрь, над рекой на мосту
В Сибири лето
В Сибири лето — распахнуты настежь окна
Больше снег не падает с неба вроде
Отражаются молнии в чёрном асфальте мокром
Мы с тобой чинно под ручку по лужам бродим
Не садится солнце, закат и рассвет едины
Ночь наступает, но кто нам скажет об этом
Капает мелкий дождь на мои седины
Пахнет нефтью и свежим сибирским летом
Встреча
Тишина и музыка — Луна выходит к нам
Серебристо-узкая, режет крыши пополам
Там — молочно-белое, там — черным-черно
В середине я сижу, чуть правей — окно
Над рекой — факелы, поднял копья мост
Грохот воинства его достигает звёзд
Два часа — и зелень тронет неба влажные края
Роса придёт и с крыши сгонит июнь встречавшего меня
Выбросил компас
Отринув косность направлений
сквозь лес шагаю наугад
под элегантный звукоряд
капели, листьев, птичьих пений
С ветвей свисают паутинки
как тоненькие провода
беспечно талая вода
в мои вливается ботинки
Вышла выбросить мусор
Подморозило
Река сивая
Всё облезлое
Но красивое
Гай Монтэг, Мф. 6:28
Посмотрите на лилии, как они растут
Не трудятся, не прядут
Но сам Соломон
Не одевался как любая из них
Что ни строка, великолепный стих
А я и не знал
Сквозь гром и лязганье стали
В полутьме вагона метро
Эти лилии прорастали
В сердцевину, в моё нутро
И когда этот чёртов город
Станет мёртвым цветком огня
Снова ловчие выйдут в поле
И одним из них — буду я
Гёльдерлин
Явились боги Гёльдерлина
И проросли цветы из глины
Весна! Эол из Казахстана
Выводит южные ветра
И тает лёд уже с утра
Земля оттаивает вязко
И пахнет сыростью хмельной
Брожу по улицам шальной
Прохожие глядят с опаской
Смеются дети надо мной
Но голоса богов весенних
Прекрасны и зовут, зовут
Туда, где я уже не пленник
И не страшатся там огня
Горящего внутри меня
Глухой телефон
Я хочу сказать нечто важное, мне самому неявное
Странное, сильное, штормовое
Но слова рождаются дохлые, вялые
Хуже шакалиного воя
Что же делать мне — слышу прекрасное, звучное
Но работаю как телефон глухой
Найти бы мне кузнеца как в сказке
Чтоб заново выковал голос мой
Горькие травы
Что Тебе принесу, что Тебе воздам?
Вся молитва моя — тщета
Многословная пёстрая ерунда
Капает изо рта
Где же горькие травы Твои растут
Чтобы мне зажевать их ртом
Исцелённые птицы вокруг поют
Я виляю Тебе хвостом
Водопой, вожделенна Твоя вода
Как приятно живое пить
Я хочу остаться тут навсегда
Хорошо здесь, Господи, быть!
Гроза в городе (Ясон)
Пять дымчатых отростков, серых рук
Из тучи к крыше вытянулись вдруг!
В укрытие шарахаюсь, испуган
Бугрится небо, перепаханное плугом
Драконьими зубами сыпет гром
И прорастает чернота огнём!
Давние дела
Ветер приносит запахи талой воды
Птица идёт, на снегу оставляя следы
Скоро весна, деревья охвачены инеем
Мокрое небо до боли безоблачно-синее
А ты остаёшься навечно в больном январе
Помню, перчаткой махал, уходя навсегда, во дворе
Меня оставлял в одиночку бороться с весной
А сам проиграл этот призрачный сумрачный бой
Дао
Сырой и серый южный ветер
Оконца льда в снегу дырявом
Позёмка огибает вяло
К земле пристывшие предметы
Период сна: приглушены цвета
Аморфны силуэты, тИхи звуки
Но ветер с юга. С ветки снег стряхнув
Капели влажность осязают руки
Датчанин
Внезапной вспышкой память о тебе
О нашей не сложившейся судьбе
На карте — Копенгаген, боль и холод
Прости меня. Я был жесток и молод
Сырая Дания — как наш с тобой подвал
Где я тебя углём нарисовал
На штукатурке, прямо на стене
Стена, и дождь — всё до сих пор во мне
Ты говорила, стоя под дождём:
Поедем в Скандинавию вдвоём
А я стоял, предчувствуя в бреду
Твою внезапную и хищную беду
Я знаю Данию как пальцы. Пальцев пять
Тебя я продолжаю рисовать
Чем больше пью, тем правильней рисую
И, к сожалению, вернуться не рискую
День космонавтики
Я в детстве думал: космонавтом буду
Водить ракету и не мыть посуду
С обратной стороны топтать Луну
Открыть планету, даже не одну
Сейчас сижу, увы, посуду мою
А на луну ещё немного, и завою
От космонавтики остался только холод
Предельный холод межпланетных трасс
О нём не думал я, когда мне было шесть
Теперь мне двадцать-некуда-деваться
Реальность пишется коротким словом «жесть»
Мечта одна — финала бы дождаться
День на исходе
Доброе утро, последний герой
Поёт из наушников Цой
Хочется жить и безумства творить
Этой, тридцатой, весной
Мне не пятнадцать, но вечерний троллейбус
Томительно грустен, певуч
Солнце закатное окна пронзает
Глядя в прореху меж туч
Хочется жить, а вчера не хотелось
Но карпэ, карпэ диэм
Что-то пришло, и вполголоса спелось
Как ответ на вопрос: зачем
Диомед
В опьянении битвы задевший копьём Афродиту
Как фракийца, Арея вспорол и преследовал в хаосе тел
Просыпаюсь в кровати под грохот апрельской капели
Раздосадован тем, что последний удар нанести не сумел
Кто сказал бы, что алеф и бэт так пьянят, что и спирт всё равно что чаёчек
Что наследницы гимель и далет в смартфоне моём
Это стрелы, загонщики, бег через лес на пределе дыханья
Это струи вина, разрывающие чернозём
О, как я рад, что так слабо и немощно тело!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.