Бесплатный фрагмент - «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма

Часть VII.
88—93 годы

Митинговая демократия.
Распад СССР.
Разрушение экономики.
Конец Великого Эксперимента.
На пенсию.
Егор обзавелся семьёй

Еще не наступило время научного исследования практической реализации в Российской империи учения Маркса о коммунизме, причин краха и следствия Великого эксперимента, поэтому повествование об этом полны удивлений, размышлений и недоумения.

Волжское очарование

Кончился еще один этап в моей жизни, а с ним и моя деятельность, как инженера. Наступил этап созерцания и философствования. Жизнь продолжают мои дети.

Еще в прошлом — 1987 году, задумав уйти на пенсию, я в поисках места на Волге объездил на Запорожце турбазы вдоль берега. Я готов был работать на любой, но особенно мне приглянулось место напротив верхнего по течению края острова Голодный, откуда открывался вид на широкое раздолье Волги у села Ширяево.

И, о, радость — турбаза, куда я устроился работать, была на этом, самом лучшем месте Волжского берега.

Расположена она у Царевского кургана, на береговой гряде между протокой Волги, отделяющей остров Голодный от нашего берега, и длинными озерами в старом русле Курумки, потерявшими всякую связь с ней. Домики для отдыхающих поставлены на этой гряде в один ряд между вековыми дубами. На берегу Волги растут осокори в два обхвата, а на берегу озера осины. Берег в этом месте песчаный — наше место исключительное. Выше по течению глинистый обрыв, ниже по течению — илистый, заросший кустами.

Село у кургана издревле звалось Большая Царевщина, потом каким-то интеллектуальным кретинам ударило в голову, что этим славится царский режим и село переименовали в поселок Волжский. Сейчас это звучит издевательски, потому что состоятельные люди скупили Волжские берега, построили там для себя «базы отдыха», и своими заборами отгородили жителей села от Волги. Мне очень интересно, ударит ли в какую-либо новую голову мысль вернуть поселку старое название, или это название останется, как духовный памятник идиотизму. Могу только с определенностью сказать, что жителям всякие переименования доставляют одни неудобства.

Жили мы на улице Производственной, никакого отношения к производству не имеющей, ну назвал ее так какой-то администратор, ну и черт с ним. Производственная, так производственная, но потом появилась благая и очень правильная идея увековечить память, можно сказать, строителя поселка — Николая Дмитриевича Кузнецова. Переименовали бы кинотеатр «Космос», или Дворец культуры «Чайка», построенные заботами Кузнецова, или парк «Юность», и все были бы довольны, так нет, переименовали улицу и доставили людям массу неудобств.

Между прочим, на открытии кинотеатра «Космос» глаза Николая Дмитриевича увлажнились слезами счастья. Многими его хлопотами досталось ему это счастье, и было бы оправдано присвоение кинотеатру его имени.

Или в городе был «Переулок Специалистов». Эти специалисты превратили купеческое поселение с двумя или тремя городскими улицами, не имеющего ни одного высшего учебного заведения, в гигант индустрии и региональный центр образования. А именем Высоцкого назвали бы клуб бардовской песни.

Недавно (в начале третьего тысячелетия) на радио выступал какой-то ученый геральдик с размышлениями о том, какие улицы следует переименовать, чтобы воспроизвести историю.

Дорогой уважаемый ученый, мне совершенно все равно на какой улице я живу: на Мамаевой, или на Дмитриевской;

— на Мокрой, или на Сухой;

— на Кирова, или на Мясницкой.

Лишь бы она осталась той, которая записана у меня:

— в паспорте;

— в водительских правах;

— в праве собственности на гараж;

— в праве собственности на квартиру;

— в праве собственности на 6 дачных соток;

— в 5-ти акциях РАО ЕС;

— в договоре со Сбербанком;

— в договоре с электросетью;

— в договоре с газовой сетью;

— в медицинском полисе,

— в доверенностях

— и т.д., и. т. д. и т. п.

Потому что для замены адреса в этих документах надо писать заявления, получать справки о переименовании и ходить с этими справками по всем перечисленным конторам. А некоторые учреждения еще требуют и копию постановления о переименовании, и все ради чего? Ради того, чтобы «Любитель старины» с картины Маковского был доволен восстановлением исторической справедливости?

Пожалейте нас — ЖИТЕЛЕЙ!

Как и все жители, поселок у Царевского кургана я буду именовать по-старому — Царевщина.

До Царевщины с Управы я за полчаса доезжал на автобусе, а из Царевщины на работу шел, пересекая по насыпной дамбе еще одно старое русло Курумки у подножья кургана, саму Курумку, протекающую под дорогой в полутораметровой бетонной трубе, и чистый заливной луг. Дорога на турбазу идет по лугу в обход леса с расположенными в нем базами летнего отдыха. От автобусной остановки в Царевщине, до вагончика для сторожей на турбазе, минут тридцать — сорок хода (в зависимости от погоды).

В любую погоду — и солнечным утром, и в жестокий мороз, и в дождь, и в снежную пургу и в половодье — мне эта дорога доставляла огромное удовольствие. В непогоду шел, получая удовольствие от преодоления этой непогоды. В хорошую погоду — наслаждаясь красотой природы.

Преодолевая грязь, снежные заносы чуть ли не по пояс, свирепый ветер при тридцати градусном морозе.

Наслаждаясь тишиной и любуясь опушками леса по краям луга, панорамой Сокольих гор за лесом, зеленью лета и красками осени, широким разливом весной и чистой белизной солнечным зимним утром.

«Когда жестоко ветер веет, когда бросает дождь в лицо, когда нещадно солнце греет, тогда и сердцу горячо» (нет, нет, это я не сейчас, это еще в студенчестве на первом курсе, как говорит Евтушенко, «Стихи читает чуть не вся Россия, и чуть не пол России пишет их»). А дальше в тех стихах девятнадцатилетнего юноши, разумеется, были строчки об ожидаемом счастье, и сейчас я шел с предвкушением счастья — я шел писать.

С собой несешь еду для себя на два дня и килограмм крупы и 200 грамм самого дешевого жира для собак. Я еще нес для себя литературу, перо и бумагу.

Режим работы: два дня дежурство, и затем шесть дней дома. Всего четыре сторожа, один из них был еще и директором этой турбазы. Отапливалась сторожка электрическим камином и печкой. Для приготовления пищи была газовая плита на две конфорки. Что-нибудь лучшее придумать было б невозможно.

Первое дежурство, еще до оформления, попало на праздничный день. В этот день на базу приехало начальство во главе с генеральным директором — поболтать, выпить под шулёмку (картошка с мясом) и погонять бильярд. Обслуживал их в большом клубном зале сторож — директор Левин Андрей Яковлевич, который на этот случай приехал специально. В его обязанность входило натопить печку — огромную буржуйку, выдать посуду и потом ее помыть. Варили они сами.

Ко мне в сторожку перед застольем зашел один из приехавших. Еще было светло, избегая душеизлияния, я ушел на берег и присел на поваленный ствол, любуясь Волгой, закатом и Жигулями. Турбаза находится непосредственно перед Жигулевскими воротами, на самом изгибе Волги, где она обтекает Жигули, так что вид открывается в одну сторону чуть ли не до Тольятти, а в другую до окраин Самары. Когда стемнело, и я вернулся в сторожку, гостя не было — он после застолья или гонял шары, или ушел поболтать в вагончик директора, в котором тот летом жил с семьей, и где был телевизор.

В обязанности сторожей входило вечером включить уличное освещение, а утром его выключить. Зимой — почистить от снега дорожки у клуба, у сторожки и у туалета и накормить собак. Летом — открывать и закрывать ворота для проезда машин и выдавать для катания и для рыбалки лодки. Левин все лето на базе, так что, предупредив его, можно было самому без ограничения купаться. В качестве нагрузки для тела, осенью и в половодье я с удовольствием заготавливал на зиму дрова.

Турбаза принадлежала конторе «Стекломонтаж». Бригады этой конторы по Среднему Поволжью, включая Пензу и Южный Урал, занимаются монтажом стеклянных трубопроводов для пищевой, химической и металлургической промышленности.

На турбазе, кроме утепленных строительных вагончиков, в одном из которых сторожка, а другой закреплен за директором, 13 летних домиков и большой двухэтажный клуб. Домики в основном закреплены неофициально за начальством; большую часть лета в них живут бабушки с внуками, которые приезжают после половодья в середине июня и к началу сентября отдыхающие исчезают. В большом двухэтажном здании на первом этаже большой зал с большим бильярдом и несколько комнат. На втором этаже в комнатках останавливаются бригады, приезжающие за зарплатой и новыми нарядами на работу.

Ни шума, ни музыки, ни радио, ни телевидения. Только во второе воскресение августа, во Всесоюзный День Строителя на базе устраивается праздник. Шумит музыка, устраиваются соревнования мастеров — умельцев, которые тут же делают замысловатые стеклянные устройства. Потом небольшая торжественная часть с награждением грамотами за производственные успехи и общее застолье с песнями и танцами.

После праздника большинство отдыхающих разъезжаются. С отъездом отдыхающих и летом, и зимой тишина и полное одиночество. Знакомые сокрушаются: скучно, да и страшно одному. Я бы не стал здесь работать, если бы дежурили по двое. Я пошел сюда читать и писать, а это возможно только в одиночестве. Я был (и есть) графоман. Незадолго до пенсии я начал предлагать вариант памятника Победы, потом развил эти фантазии и описал виртуальные памятники Первой Всемирной Пролетарской революции. Дядя Вячик попросил описать, как мы пережили блокаду, и я постепенно перешел к родословной. Давал советы Горбачеву и даже Первосвященникам Азербайджана и Армении. Рассуждал об архитектуре Москвы, объясняя столичному градоначальнику, что старые европейские столицы не нарушают стиль центра, строя небоскребы в новых микрорайонах на окраинах. Что было бы прекрасно оставить центр Москвы таким, каким он исторически сложился, а советские высотки, доминирующие в своих секторах города, превратить в Храмы Культуры. Чтобы, глянув на высотку, каждый знал, что там есть библиотека, кинозал, театр, гимнастический зал и все прочее, что относится к культуре в широком понимании этого слова от политеизма, до атеизма. Они и по архитектуре напоминают храмы, и построены в то время, когда пытались осуществить утопическую мечту сделать достояния культуры доступными народу.

Я давал советы и философствовал под аккомпанемент завывания ветра и лая собак.

Мой рабочий день начинается с обновления на Волге проруби. Затем приношу два ведра холодной речной воды и начинаю на два дня готовить для себя щи с мясом, а для собак и кошек кашу. Под вечер протапливаю печку. Все остальное время сижу в одиночестве и или читаю, или пишу.

Когда надоедает сидеть, прерываюсь для прогулки. Днем недалеко на лыжах, а перед сном по дороге, пробитой бульдозером для генерального, чтобы он мог приехать погонять шары.

Собаки и кошки отправляются со мной. У нас две собаки: Черныш и Глаша, две кошки и кот. Глаша похожа на спаниеля, она любит, когда ее чешешь за ухом, но сама на ласку не напрашивается. Глаша постоянно шныряет по кустам, а зимой, когда снег еще неглубок, пытается мышковать, бросаясь двумя лапами на то место, где ей послышался мышиный шум. Вместе с ней охотится и Черныш. Это тоже небольшая собака: больше Глаши, но немного меньше лайки, немного удлиненная, но в целом пропорционального сложения с угрюмым взглядом исподлобья и свирепым от этого видом. С чужими собаками дерется он отчаянно, но человека, ни разу не укусил, а Глаша, когда нет отдыхающих, постороннего может слегка и куснуть. Если вне сторожки присядешь на скамейку или на бревнышко, Черныш непременно подойдет и ткнется в колени мордой, выражая этим просьбу приласкать его. Очень приятная собака. И собак, и кошек мы держали на улице. Собак в конуре на два отделения, а кошки зимой залезают под сторожку. В кирпичном фундаменте дыра, а в снежном сугробе, заносившем сторожку по окна, к этой дыре мы прорывали лаз.

Разминаясь вечером прогулкой, я иду в сторону Царевского кургана. Луна освещает снежные наносы на его изломанной людьми вершине, и кажется он настоящей высокой горой. Неподвижный морозный воздух то ли отдыхает после метели, то ли замер перед новой. Собаки и кошки носятся вокруг меня, играют в догонялки, играют в прятки, только что, в снежки не играют.

Если во время прогулки послышался лай собак с соседней базы, то наши собаки с лаем уносятся на встречу, а кошки сначала бросаются ко мне, потому что чужие собаки это враги, а потом осторожно выглядывают из-за снежного бруствера и с любопытством смотрят, что там, в снежном поле делается. Вволю налаявшись, собаки возвращаются, и мы гурьбой идем домой. Я опять сажусь писать и философствовать.

На ужин готовлю рыбу с жареной картошкой, или сосиску с тушеной капустой. Утром на завтрак яичница с колбасой и остатками вечернего гарнира.

Перед сном на подушку надеваю свою наволочку и стелю свои простыни. Сплю одетым, чтобы можно было, если залают собаки, быстро накинуть верхнюю одежду и выйти посмотреть. Это бывает крайне редко.

Собаки лают очень часто, весной и осенью они разговаривают через озеро с собаками соседней базы, зимой они с ними встречаются на льду и устраивают дружеские побоища. Но у Глаши есть бесценный дар — по ее лаю можно определить, лает ли она на человека, или это перелаивание со знакомыми собаками. На человека она лает, подвывая, и только тогда надо выйти из сторожки и посмотреть, что это за человек. Обычно это рыбак. Сторожа мы материально не ответственные, мы только присутствуем, чтобы на базе был живой человек. Для озорников и тех, кто замечает то, что плохо лежит, этого достаточно, а для грабителей здесь нет стоящей поживы. Да вообще никакой.

Тишь да гладь, да божья благодать.

В половодье не залитой остается только гряда, на которой расположены домики. Для сторожей это горячее время путины. Очень колоритной фигурой был сторож с близкой к нам базы. Во время половодья он шнырял вдоль всего берега, а так как я в первые годы не рыбачил, то он и наш берег не оставлял без внимания и иногда, перекинуться парой слов, подплывал к сторожке. Плавал он на своей плоскодонке, сидя на корме и управляясь одним веслом. Одет был в полушубок, чуть ли не на голое тело — ну настоящий куперовский герой. Был он балагур и острослов: однажды видит, что его сеть зацепила рыбоохрана,

— Эй, вы что делаете?

— Твоя, что ли?

— А если не ваша, так зачем трогаете?

Года через два он погиб. Морозным зимним днем пошел он в Царевщину, хорошо там поддал и пошел обратно. Разыгралась метель, пробиваться через сугробы было тяжело. Видно, устал он и, не доходя метров двадцать до своей теплой избушки, прилег, да так и замерз с недопитой бутылкой в кармане.

Во время разлива база оказывается на острове, и в день смены вахты сторож утром на лодке отправляется к Царевскому кургану. Собаки страшно недовольны тем, что их покидают и бросаются за лодкой вплавь. При сравнительно небольшом разливе, они доплывают до островка на полпути, а при большом разливе с полпути вынуждены поворачивать за новым сторожем назад. Это повторяется изо дня в день, из года в год. Казалось бы, должны знать, чем дело кончается, так нет, когда сторож отчаливает, воют и затем бросаются за лодкой вплавь. Страшно, что ли им оставаться одним?

Однажды было такое большое половодье, что залило всю гряду, всю землю на базе, и мы перешли на второй этаж клуба. Лестница на второй этаж наружная, и на лестничной площадке второго этаже из листа шифера и фанерки я устроил для собак и кошки укрытие от дождя и частично от ветра. Но собаки прятались там только от сильного дождя, а остальное время или сидели в лодке, или лежали на ступеньках лестницы. При таком половодье собак и кошек надо было на лодке вывозить на ближайший островок для выгула. Кот эти вылазки пропускал и вообще появлялся только во время кормежки, в отношении туалета сам как-то управлялся. Кошки к приглашению покататься на лодке относились очень самостоятельно — иногда с удовольствием садились в лодку, а иногда, если какую-либо из них посадишь насильно, выпрыгивает и вплавь возвращается к лестнице.

В том году у нас еще был кем-то подкинутый щенок. Он с нетерпением ждал выгула, по мере приближения лодки к берегу его нетерпение возрастало, и при первом толчке о берег он начинал мочиться в лодке. Только после того, как его несколько раз за это огрели веслом, у него стало терпения хватать.

Во время одного из таких выгулов всего состава, кроме кота, Щенок на островке разыгрался, и ему стала подыгрывать молодая кошка. Они по очереди выпрыгивали из лодки, и собрать всех вместе никак не удавалось. Даже старые собаки, видя, что отправление задерживается, опять выскочили из лодки и продолжили обшаривать кусты в надежде чем-либо поживиться. Молодая кошка, играя, спряталась от меня за пенек — и выглядывает, а когда я стал к ней подходить, бросилась от меня и гигантским прыжком перемахнула на соседний островок. Я чертыхнулся, собрал остальных и погреб на базу, однако, высадив всю компанию, я еще раз чертыхнулся и погреб за оставшейся.

За время, пока кошка была одна, ее поведение совершенно изменилось. Она не только не убегала от меня, а наоборот, призывно мяукала стоя на пеньке у самой воды. Как только лодка коснулась берега, кошка вскочила в лодку, вскочила мне на плечо и, вцепившись в меня когтями, так, что через рубашку когти меня достали, прижалась к моей щеке, продолжая мяукать. По лестнице кошка поднималась вместе со мной, не отставая и не опережая меня. Я зашел в помещение, закрыв за собою дверь, а кошка встала перед дверью и стала звать меня из-за двери. Не обратив внимания на вынесенную еду, она терлась о мою ногу, а когда я стал ее поглаживать, улеглась на подстилку, каждый раз поднимаясь за мной, как только я переставал ее ласкать.

Через несколько минут все прояснилось. Именно в это время для кошки наступил срок рожать, и она принесла четырех котят.

Как жалко, что я поехал на остров за этой кошкой, теперь на наши головы свалилось проблема избавления от этих лишних котят.

Впрочем, проблемы никакой и не было, был опыт предков, недаром есть фраза: «топят, как слепых котят».

Оставлять в живых можно только тех котят, которых кто-то возьмет на содержание, обеспечивая им сытую жизнь. Грешно обрекать живое существо на мучения голодом. Все мы знали фразу о слепых котятах, но только один среди нас был порядочный человек, который не только знал, но и делал то, что надо делать, не перекладывая неприятную работу на других.

Однако необычность ситуации, вызванная большим половодьем, помешала и ему поступить рационально. Озабоченные ситуацией, кивая друг на друга, мы отдали проблему на волю случая: «К зиме видно будет».

Проблема перенаселения земного шара перед человечеством стоит острее, чем проблема избытка кошек, или собак, и решать эту проблему человек должен сам, а он и эту проблему отдал на волю случая, хотя зима демографического взрыва, и его первая ударная волна в виде терроризма, уже наступает. Есть биологический закон, согласно которому для каждого биологического вида наблюдаются два порога численности этого вида. Порог минимальной численности, ниже которого субъекты чувствуют угнетенное состояние, и у них снижается активность. И порог максимальной численности, выше которого у субъектов формируется чувство дискомфорта и агрессивность. У человека дискомфорт реализуется массовым появлением однополых браков, как биологическим проявлением борьбы с перенаселением, а агрессивность — терроризмом. Но правители, чтобы подданных было побольше, призывают: «Рожайте, рожайте», оправдывая это безнравственным доводом о необходимости кормить стариков.

В до индустриальный период дети не отрывались от родителей, и питались из общего котла. В ХIХ веке десятки людей должны были трудиться, чтобы прокормить одного пенсионера, поэтому пенсию получали только чиновники. В ХХ веке производительность труда так выросла, что достаточно было уже только несколько тружеников, чтобы прокормить пенсионера, и пенсию стали получать все. В ХХI веке производительность труда позволяет одному труженику прокормить несколько пенсионеров, и численность людей на земле может быть стабилизирована, но развитые страны с завязанными глазами скатываются в общество потребления вещей и, чтобы увеличить производство этих вещей (услуг), даже увеличивают пенсионный возраст. А если бы они прозрели, то стремились бы к обществу потребления свободного времени. Сейчас эта фантазия из идеалов коммунизма, провозглашенных Марксом, но, может быть, человечество осознает себя, и «Человек разумный» станет «Человеком сознательным», который встанет на этот путь через 100 или 1000, или 1000000 лет. Жизнь продолжается… (А пока еще и вид «человек разумный» не сформировался?)

Через несколько дней старая кошка принесла мертвого котенка и заботу о четырех котятах взяли на себя две кошки, не деля их на своих и чужих.

Заметила котят и ворона с соседнего дерева. Первые дни, когда котята требовали непрерывного присутствия матери, все было спокойно, но когда котят можно было изредка оставлять, ворона сумела дважды полакомиться.

У оставшихся двух котят кошки дежурили не оставляя их одних ни на минуту. Котята, между тем, подрастали и стали ползать по подстилке, а иногда и за подстилку. Кошка котятам призывно мяукала; ворона ждала удобного случая.

В конце концов, кошки посовещались, и пришли к выводу, что ворона такой момент найдет — котят надо было спрятать.

Сторожа были бы благодарны вороне, но кошки одновременно взяли по котенку за загривки, спустились по лестнице со второго этажа и затем вплавь, с котятами в зубах, отправились к домику, в котором летом стоят холодильники для хранения продуктов отдыхающими. Чердак этого домика кошки считали своим т.к. в домике никто не жил, и кошек никто не гонял. Кроме того, этот домик стоял рядом со сторожкой, и кошки могли следить за сторожем, чтобы не прозевать кормежку.

Плыть им пришлось метров тридцать. На крыльце домика, которое уже частично освободилось от воды, кошки передохнули, и затем по вертикальной дощатой стене занесли котят на чердак этого домика. Котята были спасены, это был подарок детям живущим летом на базе. Да и нам пока что.

Отдыхающие на базе дети, когда появляется возможность и в их среде возникает такая идея, выстраиваются в очередь, чтобы подержать котеночка в руках, чтобы его погладить. Пушистые комочки очаровывают всех.

— Да… Нина, ты уже долго его держишь.

— Сейчас отдам.

— Давайте считать.

— Ну, это неинтересно.

Внезапно интерес пропадает, котенок опускается на место, а дети срываются и убегают, заразившись новой идеей. Котята играют и с детьми, и без детей. Бесконечное разнообразие игр, поз, движений.

Вот они прижались к земле в позе готовности к атаке, затем срываются с места, мчатся навстречу друг другу, одновременно прыгают, сталкиваются грудью и, отталкиваясь друг от друга лапками, шлепаются на землю. Только что вслух не хохочут. Любоваться ими можно бесконечно. Кто-то из великих — то ли Гёте, то ли Гейне, то ли Гегель сказал, что человека от животных отличает то, что человек способен играть. Не видел он наших котят.

Если у сторожки лежит собака, то котята пытаются поиграть с ее хвостом. Но Черныш, вильнув два, три раза хвостом, уходит, а Глаша может и рыкнуть.

Приближалась осень, разъехались отдыхающие со своими детьми, котята, развлекая нас, играли сами с собой. Кошка, перестав их кормить, потеряла к ним интерес, и если какой-либо котенок приближался к ней, то шипела на него, отгоняя. Появлялась она редко. С котятами надо было что-то делать, они уже никому не были нужны. А ситуация еще более усложнилась.

Теплым осенним днем в открытой двери сторожки показалась кошка с новым маленьким котенком в зубах, который уже не был слепым, который широко открытыми глазами с любопытством смотрел на открывшийся для него большой мир. Кошка, глядя на сторожа, положила перед ним котенка и побежала к двери. Котенок растерянно заплакал, кошка вернулась, лизнула его, успокаивая, и шмыгнула за дверь. Начал накрапывать все сильней и сильней дождь. В это время в двери показалась кошка еще с одним котенком на руках. Сторож растерялся, — что делать, не выгонишь же в дождь мать с ребенком на улицу. Я вспомнил картину «Сикстинская мадонна». А котята еще не знали, что жизнь жестока и с доверием смотрели на мир.

Семь кошек!!!

Каким-то летом, несколько мальчиков и девочек в возрасте от пяти до двенадцати лет сбились в кружок и о чем-то тихо и сдержанно говорили. Потом старшие подошли ко мне и поделились своей озабоченностью. Они нашли прикопанного мертвого котенка, и, в осуждение тех, кто его лишил жизни, вырыли могилку, сделали из веточек крестик и перезахоронили котенка. Для них это была игра. Рассказывая о похоронах, они, между прочим, сказали и такое:

— Конечно, мы понимаем, что нельзя оставлять всех котят, кто их потом возьмет, а все равно жалко.

— Конечно, жалко, но что делать?

— Да, мы понимаем…

Через некоторое время, тем же летом, эти же ребята, гуляя по лесу, наткнулись на рыжего котенка, который, увидев их, отчаянно замяукал и пошел к ним. Естественный порыв души — помочь бедняжке, и дети повели его на базу.

Хозяева базы — взрослые кошки и собаки отнеслись к чужаку с враждебностью, сдерживаемой присутствием людей, а два щенка, до поры обитающие в тот год на базе, стали лаять и прыгать вокруг котенка, одновременно дружески виляя хвостом, — для них это был новый друг и повод для игры. Котенок на всю эту кутерьму отвечал бесстрашным шипением и по отношению к взрослым, и по отношению к щенкам и бросился к поданной еде, каждый раз выгибая спину, если кто-либо приближался.

Из того, что котенок пошел к людям, было понятно, что он рос и воспитывался среди людей, а потом эти люди отнесли его в лес и бросили: «Может, к какой базе прибьется, не убивать же».

Ну а на базе что с ним делать? Сторож сказал детям, чтобы кто-либо из них взял котенка себе. Дети пошли к родителям, и родители уговорили их отнести котенка обратно в лес, потому что «вероятно, хозяева котенка приезжали на машине отдохнуть в лесу, и потеряли котенка. Они, мол, обязательно вернутся и заберут его». Дети с облегчением поверили этой лжи и отнесли котенка за ручей, чтобы он не мог вернуться на базу. Убить жалко, да и просто невозможно, а вот в лес отнести, может быть, на мучительную голодную смерть можно: «С глаз долой — из сердца вон». А котенок истошно кричал за ручьем: «Помогите, помогите…» и наиболее жалостливые молили: «Хоть бы его кто-нибудь сожрал быстрей». Не скажешь же детям: «Надо его убить». Котенок-то смотрит на тебя с доверием.

Можно ли разделить безгрешное и безнравственное лицемерие.

Качества, развившиеся у человека в процессе эволюции, рациональны. Одним из таких полезных качеств является жалость, жалостливость. Но во всем нужны такт и мера.

Без меры должна быть только забота о жизни и здоровье уже родившихся людей.

Чтобы не было жалко, щенят и котят топят новорожденными. Люди берегут себя от переживаний, и топят их, пока они не смотрят в глаза людей и еще не вызвали к себе теплые чувства со стороны людей.

И вот у кошки утопили котят. Кошка не может понять, куда девались ее дети. Она непрерывно входит и выходит из помещения, где были ее котята, раз за разом обнюхивает подстилку, где были ее котята, и непрерывно мурлычет. Зовет, — может, откликнутся, может, вернутся. Где? Где мои котята? Хоть бы одного, хоть бы на время оставили.

После того, как котята перестают сосать кошку, кошка теряет к ним интерес, и котята становятся ничьи. У больших котят нет ни родителей, ни родственников. Их исчезновение заметит только человек. Казалось бы, оставь кошке одного новорожденного котенка, чтобы не мучиться, слушая две-три недели постоянное ММУУРР страдающей кошки, а когда он подрастет и станет ненужным ни кошке, ни человеку, тогда и уничтожай. Боже мой, да как убить котенка, который смотрит на тебя открытыми глазами? Вот и топят слепыми всех.

Американский гуманист, кажись, Стейнбек, был во время войны во Вьетнаме поражен тем, что хорошие, добрые американские парни бросают бомбы на вьетнамских женщин и детей. Объяснение для себя он нашел в том, что летчики не видят глаз своих жертв. Они уничтожают не людей, а объекты.

Я могу отдать приказ о казни, но не могу свершить эту казнь. Так, кто палач? Тот, кто отдает приказ, или тот, кто, находясь на службе, исполняет приказ? Кто убийцы?

Никто не хочет быть убийцей, и мы, оберегая свою совесть, переходим границу.

Безнравственно строить приюты для бездомных собак и кошек, когда бездомному человеку переночевать негде, безнравственно в этих приютах кормить собак и кошек, когда нищие роются в помойках. Подла мораль: «Лучше собакам, чем людям». Но все ли люди — люди?

Красива, гуманна — мысль заботы о голодном бездомном человеке, ставшем жертвой болезни или мошенничества, но как отделить эту жертву от паразита не желающего работать. Как отделить жертв от паразитов.

Милосердие не отделяет, если оно милосердно. Для отделения есть другие службы, а для милосердия есть только один критерий: живому существу плохо.

Между прочим, безнравственно строить приюты — тюрьмы и по отношению к животным, лишая их свободы. А, что (?) — может мыть, лучше усыпить, чтобы они не мучились от голода или потери свободы?

В не закрывающемся подвале нашего дома, где дворники хранили песок для посыпки зимой дорожек, весной ощенилась приблудная дворняжка. У слесарей сантехников, бывающих в этом подвале, не поднялась рука на щенят. Да и с какой это стати брать грех на душу; наплевать им на это; не их это забота. А в начале лета мать вывела своих щеночков на двор. У детворы нашего двора появились живые игрушки. Взаимная любовь установилась мгновенно. И дети, и щенята играли друг с другом самозабвенно. Глядя на них, радовалась беспородная сучка, и позволяла детям делать с собой что угодно: и водить ее на задних лапах, держа руками передние, и садиться на нее, когда она лежала.

Через год в подвале могло оказаться уже пять или десять симпатичных собачек, но как лишить детей радости — возможности ласкать и быть обласканными этими живыми игрушками. Не надо лишать, надо регулировать. Бесхозные собаки уже стали частью городской фауны, как воробьи — без них уже будет ощущаться некоторая пустота, но среди людей не должно быть диких бесхозных собак. Стая собак опасней для человека, чем стая волков, потому что человек для волков это опасность, а для собак источник корма. Какое-то начальство должно задуматься, как лучше распределить имеющиеся деньги, но диких собак быть не должно. Мы сейчас живем несравненно лучше, чем жили люди сто лет назад — стиральных машин не было, да что век, еще несколько десятилетий назад не было мобильных телефонов. Так давайте самую что ни на есть малую часть средств, из затрачиваемых на разработку новых благ, направим на такое благо, как регулирование численности бесхозных собак, чтобы все собаки, в том числе и дворовые, стояли на учете, в том числе и на ветеринарном, чтобы не было тюрем для собак и кошек, чтобы они были индивидуальны.

Благополучную судьбу имеют собаки и кошки, которых завел себе человек — они индивидуальны.

Человек оказался одинок, и, может быть, домашнее ЖИВОТНОЕ оказывается единственным живым существом в доме, которое позволяет одинокому человеку ИМИТИРОВАТЬ через беседу, заботу и ласку человеческие отношения.

И без таких обстоятельств у человека может оказаться потребность иметь в доме животное. Бывает, что человек, не имея возможности, или избегая чрезмерных для него хлопот, заводит хотя бы улитку, но чтобы было какое-то живое существо. Хорошо, что человек и в далеко не детском возрасте сохраняет в душе некоторые детские черты. Взрослый человек, ну хочется ему иметь живую игрушку, а если он одинок, то это уже не игрушка, а живая душа, которая в пустой квартире может быть рада его приходу с работы. Ну, кто вправе его за это осуждать? Никто. Человек имеет право на любое поведение, если его поведение не наносит ущерба духовному или материальному состоянию других живых существ, в том числе и соседей.

Собака не оценивает отношение хозяина к людям — его человечности, его человеколюбия, она оценивает его отношение только к себе — его собаколюбие, хотя домашней собаке уготована судьба раба. Хозяева это называют дружбой. За эту «дружбу», хозяин ее кормит. Собака имеет клыки для того, чтобы защищать источник своей сытости, любое поведение любого другого человека она может воспринять, как угрозу своему хозяину — источнику пищи, и бросится его защищать.

Имеющая хозяина собака без намордника, находящаяся с хозяином вне дома, может и должна рассматриваться как вынутое из кобуры оружие. Если эта собака покусала человека, то не она это сделала, а её хозяин, и судить надо хозяина за нанесение пострадавшему телесного вреда. А вред бывает очень тяжкий, вплоть до ампутации конечности, и нанесен он преднамеренно потому, что хозяин, не надев намордник, сознательно нарушил требование закона об обязательности намордника.

Человек — хозяин животного, и безоговорочно отвечает за все, что происходит с животным, а судьба животного, живущего у человека, — быть полезным.

Когда сибирскому «дяде Пете» для починки дохи нужна была шкурка, он сдирал её со своей старой собачки и заводил новую.

В зимнем походе выходного дня, когда к выходным пристыковался день конституции, наша коллега Лида Леушина — инженер из отдела прочности, предложила в деревне, через которую мы проходили, заночевать у ее матери. Этот день в доме её мамы оказался не рядовым — предстояло важное дело, попросили и нас помочь. Её мама растила кабанчика. Он радостно повизгивал, когда она подходила к нему. Пытался пососать ее пальцы. Аппетитно чмокал варево, когда подрос, и приход хозяйки встречал уже не повизгиванием, а радостным похрюкиванием. Хозяйка была для него духовным и материальным источником существования. Весь мир для него воплощался в хозяйке, которая его почесывала и приговаривала: «Борька, Борька», и не было для него слаще этого звука.

Кабанчик подрос. Пришло его время. Одно дело, когда фермер выращивает сотню кабанчиков, и потом стадо отправляет на скотобойню, где убийство — это операция в технологическом цикле, и другое дело, когда с животным установились личные отношения.

Хозяйка позвала мужиков — специалистов, а сама плакала, искренне жалея своего Борьку. И Борька отчаянно визжал, призывая ее на помощь, когда какие-то, невиданные ранее существа навалились на него и повалили на землю.

А потом хозяйка нажарила свинины, и, хряпнув по стакану самогона, прославляли мужики Борьку: «Хороший был кабанчик». И радовались люди, что так прекрасно создан божий мир. Что так вкусна свежатина, крепок первач и привольны поля, дающие всю эту радость. Досталось и нам по шкварке и чарке.

Демографический взрыв

Вопрос индивидуализации и численности, касается людей в большей мере, чем животных.

Мы живем в эпоху, когда планету сотрясает демографический взрыв. В тесноте, во множестве человек теряет индивидуальность. Их много, этих человечков.

Когда людей на земле было мало, когда большие по тем временам города, были маленькими по нашим меркам селениями, смерть в сообществе людей была редким явлением. Смертность тогда была очень большая, но большинство умирало в младенчестве. Смерть ребенка была семейным делом: «Бог дал, Бог взял». Происходил естественный отбор и редкие младенцы, которые становились взрослыми, становились членами сообщества людей, и их смерть была событием. Придумывались сложные обряды захоронения, чтобы продлить время расставания. Рождались фантазии о загробном продолжении жизни.

В современном большом городе одновременно хоронят десятки людей, и рядом роют десятки новых могил. Похороны превратились в технологическую операцию городского хозяйства. Когда смертей много, смерть перестала быть событием. Она стала обычной, как смерть стада на скотобойне. Теснота разобщила людей.

Ученые экономисты, освящая помыслы властелинов иметь побольше подданных, рассуждают о необходимости прироста населения для того, чтобы прокормить стариков. Однако новые молодые со временем станут новыми старыми и, чтобы их, в свою очередь, прокормить, надо опять обеспечить прирост — и так, до бесконечности?

Трудящиеся своим трудом обеспечивают себе безбедное существование в старости. Посчитайте, как возросло национальное богатство страны за время, когда мы работали. Сколько построено заводов, школ, больниц, жилых домов, спортивных сооружений, гидростанций, электростанций. Все, что мы сделали, осталось вам — рассчитайтесь с нами. И так каждое новое поколение работает на свое будущее, и должно жить не на подачки, а на свое наследство от созданного капитала, независимо от того, кому этот капитал принадлежит.

После прихода к власти Хрущева такая схема и была реализована, и, прямо скажем, не плохие пенсии получали — достаточные для пропитания и поездок по Союзу. Но пришедшие к власти в 1991 году всё, нами построенное,

(дальше идут эмоции из разряда ОБС — «Одна Баба Сказала»)

поделили между собой, и пенсии нам стало платить не из чего. Депутатов и чиновников хозяева купили с потрохами, дав им пенсии, отличающиеся от наших, как расстояние до ближайшего магазина отличается от расстояния до звезд. А нам советуют для обеспечения старости рожать больше рабочей силы.

Однако, иметь детей, это право человека, но не его обязанность.

Призыв рожать, чтобы увеличивать поголовье подданных, вызывает ассоциации с биологическими субъектами далекими от людей, а стоил для них, всегда не хватало.

Первый этап перенаселения земли, когда людей на земле было в тысячи раз меньше, чем сейчас, характеризовался тем, что при увеличении численности одного народа (племени), для обеспечения его сытости, достаточно было захватить земли другого народа. Еще совсем недавно орды цивилизованных европейцев (голландцев, англичан, русских, испанцев, бельгийцев, португальцев и прочих) захватывали земли и даже уничтожали аборигенов Африки, Азии, Америки и Австралии.

Сейчас наступил второй этап перенаселения земли. Только за время моей жизни число людей на планете увеличилось в три раза. За это время на каждого живущего на планете человека стало приходиться в три раза меньше лесов, полей, морей, воздуха. Мы уже пьем воду, которая побывала у кого-то в желудке.

Новый этап рождает уже не мощные реки гуннов, хлынувших в Европу, или европейцев хлынувших в Америку, Сибирь, Индию. Теперь волны миграции — расселений и переселений покрыли всю планету, и кипение началось во всем объеме. Не поток на поток, не государство на государство, а человек на человека. Демографическая война вылилась на человечество в виде терроризма. Всегда можно найти рядом врага другой национальности, другой религии. Терроризм становиться поводом для локальных войн усмирения (США, Ирак, Россия, Афганистан, Израиль, Палестина).

От первых обнаруженных письменных рассказов предков потомкам о своей жизни прошло 7000 лет. И все записи за 7000 лет рассказывают, как люди убивали друг друга. Направят друг на друга пушки и палят, и хвалятся, кто больше убил.

Мой внук наслаждается игрой в компьютерные игры. Смысл большинства игр заключается в том, чтобы захватить, уничтожить, подчинить!

А взрослые продолжают убивать друг друга. Какая дикость.

Не скоро еще человечество станет «разумным» и только затем «сознательным».

Известно, что любой вид живых существ, от растения до человека, развивается в борьбе за существование. Для человека высшей формой борьбы является война. Угроза уничтожения заставляет общество совершенствовать производственные отношения и производительные силы, соревнуясь в этом с другими обществами — государствами. Стремление к победе в войне, особенно в захватнической, интенсифицирует развитие отдельных государств и человечества в целом. Если бы в истории человечества не было войн, то, возможно, мы бы жили в условиях Древних царств Египетской цивилизации, жители которых не могли себе представить, что через много тысячелетий люди будут ездить не на лошадях, а на автомобилях. Тут нет прямой связи, в результате какой войны появилась общая теория относительности или полупроводниковые электронные приборы, но если бы не было войн, возможно, этих высот человечество достигло бы на несколько тысячелетий позже. Ну и что? Как и древние египтяне, не представляя содержания этих, достигнутых нами высот, так и мы бы, не горевали от их отсутствия.

А теперь спросим себя: готовы ли мы отдать жизнь своего сына, или внука, чтобы жители будущих тысячелетий достигли своих высот на несколько тысячелетий раньше.

Доразовьется ли человечество до уровня понимания недопустимости войн и замены их другой борьбой — борьбой, соревнованием за рыночным прилавком? Да, развитие будет менее интенсивным, но кто от этого пострадает? Ни мы, ни те, кто будет жить на несколько тысячелетий позже.

Вот в такой Кошко — Собачей, Солнечно — Зеленой, Водно-Раздольной, Белоснежно — Чистой идиллии я живу, философствуя о политиках и палачах, о демографическом взрыве среди кошек и людей.

И хотя никто меня не публиковал, писал я много и с удовольствием на самые разные темы, т.е. философствовал.

О фильме «Без солнца»

«Еще раз экранизирована пьеса М. Горького «На дне» («Без солнца»). Режиссер Карасик изменил не только название…. Горький раздвинул стены и показал, что на «дне» тоже люди…. А где сейчас это «дно»? …. Весь сеанс я с жадным вниманием вслушивался в каждую фразу знакомого текста…. Создатели нового фильма отделили «Дно» от времени и распотрошили людей, в основном из-за своих личных пороков, опустившихся каждый на свое «дно»….

«Кто не работает — тот не ест», а они ели. На весь экран рты — говорящие и жующие, говорящие и жующие и ничего не производящие. Они, видите ли, будут работать, если им сделают работу приятной. «Может быть» будут, сомневается Горький.

Не будут — они тунеядцы…. Постулаты (школьные) превратились в предмет раздумий…. Раз есть почва для раздумий, значит фильм современный, а в семисот местном зале было всего 20 человек, и ни одного учителя».

А тема эта животрепещущая, дети из благополучных семей, не будучи ни наркоманами, ни алкоголиками бросают ВУЗы и «балдея» у экрана ничего не делают, а у родителей хоть одно успокоение — что дома. А что делать?

Из Учительской газеты ответили, что раз не было на фильме учителей, значит, им будет непонятно, о чем статья.

Не мог я остаться равнодушным к Карабахской трагедии, порожденной корыстью, и обратился к печати.

«… В этой страшной сумятице, в этом страшном безумии, которые охватили страну, мне до глубины души жалко «простых людей». Златолюбивые подстрекатели сидят, рассуждают и пишут в уютных кабинетах, а вырезают тех, кто чисто случайно оказался за пределами несуществующих границ.

Ни азербайджанцев, ни армян не завлекали в Ереван или Баку, чтобы превратить в заложников, а потом убивать. Ни армяне, ни азербайджанцы не проникали в Баку и в Ереван, чтобы их оккупировать, чтобы быть врагами местного населения. Люди жили там, где им было хорошо. Им было просто ХОРОШО.

В уютных кабинетах появились радетели, которые стали радеть об их судьбе и превратили их в беженцев, превратили их во вдов, в матерей, потерявших сыновей, превратили их в груды трупов. Но, ни один волос не упал с головы этих радетелей — человеконенавистников, и они призывают к борьбе «до конца».

Мне до глубины души жалко тех родителей, чьи сыновья взяли в руки оружие, думая, что они защищают интересы своего народа, чтобы защищать «интересы» тех, кто сидит в уютных кабинетах, и кому наплевать на народ

Пылкие юноши уверены в своей правоте, ослепленные своей верой они сами идут на смерть и сеют смерть вокруг себя, а несчастные родители надевают траурные одежды…»

Не могли газеты опубликовать поношения властей.

В печати появились сведения, что при некоторых условиях для прекращения резни могли бы встретиться Первосвященники Азербайджана и Армении. Обратился я и к ним:

«Отбросьте всякие условия, каждый день промедления это для десятков тысяч людей день жизни в страхе, смятении и изгнании….

Мне хочется сказать: «Возьмитесь за руки, пойдите по снегам, покрывающим землю, заселенную Вашей страждущей паствой, босиком и успокойте их души Вашим пастырским словом». Я понимаю, что это невозможно — сил телесных не хватит, но велика ваша духовная сила!

Оградите свою паству от скверны насилия, которую посеяли в их душах силы, народу враждебные…

Помножьте и сложите Ваши силы, чтобы привить им иммунитет к словам и речам богопротивным, подстрекающим к национальной вражде и насилию.

Ваша сила в Вере, Ваше оружие Слово, Вашей помощи, вашего Слова ждут и мусульмане, и христиане и атеисты.

Помогите им».

Не помогли.

Видел я на какой-то выставке в Риге изваяние, изображающее пса, четырьмя лапами вцепившегося в человека и устремившего в его чрево свою пасть. Называлась эта скульптура «Сумгаит». Кто разбудил в человеке бешеного пса? Кто? Кто? Я бы назвал эту скульптуру «Карабах». Или, как компромисс «Карабах — Сумгаит».

В хороших, симпатичных парнях, армянах и азербайджанцах те, кто сидит в уютных кабинетах, убили души человеческие, и эти хорошие, симпатичные парни армяне и азербайджанцы — превратились в зверей и вцепились друг в друга, а ведь до этого они жили вместе, и им было хорошо. Никто не заставлял их жить вместе.

Открытая рана не зарастает, даже швы не наложили, только придавили, чтобы кровь не хлестала, но в любое время может развиться гангрена, которая вызовет ампутации многих жизней человеческих.

Таня и Егор
по-холостяцки безбедно живут

Летом 89-го Рита тоже ушла на пенсию.

Пенсии у нас были максимальные — по 132р. еще зарплата на турбазе, Егор и Таня работали, так что, несмотря на продолжающуюся разруху и то, что мясо стало стоить на базаре 12р. и конина по стоимости сравнялась с говядиной (видать не одни мы такие хитрые), жили — «не тужили». На рынке покупали только мясо. Овощи и картошка из погреба, остальное в магазине, то ли в очередь по талонам (колбаса, сливочное масло, жиры, сахар, карамель, водка, спички), то ли в очереди еще без талонов (яйца, рыба, сметана, постное масло). Хлеб, макаронные изделия и крупы продавали без талонов и без очередей.

Частное производство, при полном крахе государственного, спасало народ от голода. Прилавки базаров ломились от любого мяса и всего, что выращивалось на просторах всего Союза: мандарины, апельсины, яблоки, груши, виноград, гранаты….

При уходе на пенсию перед нами открылась не ограниченная по времени свобода физических передвижений. Мы могли в любой день сесть в самолет и отправиться в Саратов. Сесть на поезд и отправиться хоть на край Союза.

Могли в любой день, в любую минуту сесть на автомобиль и отправиться хоть в лес, хоть на Волгу, хоть на дачу. В 70-тые годы бензин стоил как газированная вода, потом цены выросли, но все равно были совершенно доступны не только работающим, но и пенсионерам.

Шесть дней между дежурствами позволяли без ограничения ездить к Тане.

Первое время Таня работала в областном управлении и жила в общежитии, а потом работала на нефтебазе в Энгельсе и жила в комнате квартиры, которая считалась общежитием, фактически занимая ее одна. Я там у нее в сарайчике соорудил полки, где можно было хранить овощи, картошку и соления. Овощи и картошку контора для сотрудников закупала на селе централизованно.

В то время областные власти Саратова сумели организовать рынок продовольствия лучше, чем в Самаре.

Какое-то время при визитах к Тане, мясо в Саратове покупали в коммерческом магазине на Ленинском (Московской). Даже намека нет на очередь. На крючьях висят куски туш, передки, окорока, грудинка. Покупатель говорит и показывает, что ему надо, продавец снимает кусок туши с крюка и отрубает то, что покупатель просил. Но Союзному руководству не хватило умения и таланта и государственную торговлю привести в соответствие с рынком.

Государственный магазин дразнил. Народ и в Самаре, и в Саратове зло роптал — очереди в госторговле были противны и противоестественны. Окорок в магазине стоил в 4 раза дешевле базарного мяса с костями, а вареная колбаса без сои в 6 раз дешевле мяса в коммерческом магазине. Мороженая рыба почти в 20 раз дешевле мяса. Магазин порождал очереди и провоцировал недовольство.

И до сих пор меня мучает вопрос: было ли это только дуростью высших руководителей, или это было сочетание дурости высших руководителей и злого умысла некоторых их подчиненных.

Отсутствовал однозначный рынок не только в торговле продовольствием. Не знаю механизма в точности, но те, кто имел моторные лодки, которые «жрут» много бензина, покупали бензин у шоферов по цене в полтора — два раза меньшей, чем та, которую только что на бензозаправке заплатили сами шоферы талонами, выданными им предприятием, где они работали. Государство изощрялось, пытаясь уничтожить этот теневой рынок. Одной из попыток было окрашивание бензина в разный цвет для заправки частных машин и государственных. Естественный рынок руководство страны во главе с Горбачевым отвергало, они всё еще пытались усовершенствовать всеобъемлющую плановую экономику.

Когда Таня работала в областном управлении нефтеснаба, выполняя функции контролера, то обратила внимание на интересную деталь, характеризующую общую экономическую практику таких снабженческих пунктов. Заведующая бензозаправкой постоянно получала только часть зарплаты, а иногда и вообще ничего, оставаясь должной за растрату, потому что у нее контролеры постоянно обнаруживали недостачу, которую она должна была компенсировать из своей зарплаты. И все же, не увольнялась. Было очевидно, что отпуск топлива производился с недоливом, т.е. шофера предприятий переплачивали (талонами) и немалые деньги от автолюбителей поступали ей. Место ее работы считалось очень доходным, этим местом дорожили, и каким-то образом улаживали свои отношения с руководством.

В 91-м Раиса Ивановна — сестра Ритиной мамы написала заявление в дирекцию фабрики, где она долгие годы работала бухгалтером, с просьбой разрешить ей прописать у себя внучку, т.к. она больна и ей требуется уход. К заявлению приложили справки, что Таня действительно является её родственницей.

Мы с Ритой пошли на фабрику.

Заместителя директора по бытовым вопросам на месте не было. В заводоуправлении начался обед. Мы сидели, ожидая, что, может быть, он появится после обеда. Из приемной директора вышел мужчина и обратил внимание на незнакомых посетителей. Поинтересовался целью нашего прихода и посоветовал зайти к директору, который был на месте (как хорошо, что не было его заместителя). Я спросил разрешения и зашел. В двух словах сказал о цели посещения и подал заявление.

Директор высказал ряд сомнений, я тоже что-то говорил, и директор сказал, что закон, как бы, на нашей стороне. Предложил оставить заявление у него. «Посмотрим» и сказал, что передаст ответ через секретаря.

На второй день я зашел к секретарю, заявление было подписано с разрешением на постоянную прописку. ООО!!!

Таня получила жилье, а Раиса Ивановна новые хлопоты и обиды. Когда Таня поздно приходила домой, Раиса Ивановна беспокоилась, волновалась, а Танька не делилась с ней, не говорила ей о том, где она задержалась.

Егор продолжал работать на заводе.

В городе сложилась компания туристов, которые задумали в 89-м году пересечь на надувном плоту Каспийское море. Егор попал в эту компанию.

Ребята планировали собрать плот в Махачкале и достичь г. Шевченко на противоположном берегу. Негласно среди них витала мысль в случае удачи сходить туда — обратно.

Плавучесть плота обеспечивали полиэтиленовые рукава, которые помещались в длинные матерчатые мешки. Рама делалась из дюралевых труб и дощечек с использованием подручного материала. На плоту устанавливалась мачта с парусом площадью 60 квадратных метров и два подвесных лодочных моторчика мощностью по 2 л. с. Навигацию должны были обеспечивать компас, крузерфикс и СВ радиоприемник.

Место нахождения определялось как пересечение линий направленных на пеленгуемые радиостанции.

Мне показался ненадежным такой способ навигации, и я предлагал идти от Шевченко в Махачкалу, потому что при навигационной ошибке они подходили к сплошь населенному берегу, вдоль которого шла дорога. Правда, берег мог быть скалистым, и в случае восточного ветра высадка на берег могла оказаться трудной, а может быть, и опасной.

А при навигационной ошибке по пути из Махачкалы в Шевченко они попадали на безлюдный, безводный и безжизненный берег. Возможно, не зная, куда они попали: севернее или южнее города.

Примерно в это время было сообщение в печати, что какие-то любители автомобильных путешествий на восточном берегу Каспия заблудились, у них кончился бензин, и они погибли.

Ребята все же решили идти с запада на восток.

На второй день у них вышла из строя радиостанция, и они после этого место определяли по одному приемнику, не имея возможности дублировать определение по другим.

На третий день во время штиля мореходы решили использовать моторчики. Моторчик не заводился, вывернули свечу и уронили уплотнительное кольцо. Сквозь прозрачную морскую воду путешественники видели, как кольцо волнистой линией быстро уходило в глубину, и ничего не могли поделать. Такова особенность путешествия по воде. Видишь, и ничего не можешь изменить.

Полиэтиленовые рукава не были абсолютно герметичными, и пришлось их постоянно поддувать и перевязывать плотнее.

На волнах их хилая рама начала постепенно разбалтываться, приходили мысли о том, что же будет во время шторма, и негласное желание о маршруте туда — обратно улетучивались. Осталось только одно желание: дойти. К берегу вышли на расстоянии видимости города — и навигация не подвела, и бури не было.

А осенью Егор отправился еще в одно путешествие

В 89-м вместе с тренером по спортивному ориентированию детской спортивной школы Каратасковым Егор водил группу детей по Крыму. В этом походе с ними была будущая жена Егора — Света Елхимова.

Страна к этому времени изменилась, Украина через месяц после Ельцина тоже стала тренироваться быть независимой. Теперь при въезде на Украину надо было регистрироваться. Относились к этому спустя рукава, но милиция не пропускала случая на этой безалаберности поживиться.

На обратном пути милиция группу ограбила.

Ребята из-за спешки и из-за безалаберности, приехав из Куйбышева в Симферополь, не стали регистрироваться, а сразу сели на автобус и поехали к месту начала маршрута. Вернулись в Симферополь после похода за несколько часов до отправления поезда. Пошли бродить по вокзалу, выбирая сувениры и вино на память о Крыме. Милиция обратила на них внимание и выяснила, что они нарушили правила пребывания в Крыму. Незадолго до отправления поезда милиционеры заявили, что задержанные подозреваются в провозе запрещенных предметов, и вывернула у них карманы. В одном из карманов оказалось много денег. Напрасно руководители объясняли милиционерам, что это казенные деньги, что детей в дороге надо кормить — стражи порядка были неумолимы и все деньги забрали себе, а ребята побежали на посадку. Связи между отсутствием регистрации и провозом запрещенных предметов я не обнаружил.

В стране уже начали действовать неписаные законы, по которым сильный свободно мог грабить слабого, и в каждой республике хотели грабить самостоятельно, не оглядываясь на центр.

Страна катилась к распаду.

Положение в стране

В стране бушевали политические бури. Дорога к «светлому будущему» покрылась грязными лужами. Мне, случайно вклинившись, довелось услышать телефонный разговор служащей отделения общества финской культуры в Москве с функционером Украинского движения Рух в Киеве.

Служащая отделения общества финской культуры заговорила на правильном русском языке, и в ответ мы услышали:

— Нэ розумию.

И они перешли, с трудом подбирая слова, и, стараясь правильно выбрать грамматическое время, на посредственный английский. Окончив разговор, финка не выдержала:

— Националистка, ведь врет, что не разумеет, ну о чем можно говорить с человеком, если он врет.

Я рассмеялся:

— Это она демонстрирует «самостийность» бескультурьем.

Воспитанный человек создает для собеседника атмосферу, благоприятствующую беседе. Эта украинка прекрасно знала русский язык. Разве дело в том, на каком языке говоришь?

Пытаясь очистить дорогу от грязи, в рамках конституции о свободе собраний при руководящей роли партии, с благословления Горбачева образовался «Съезд Народных депутатов». На этом съезде раздавались речи свободного обсуждения будущего страны. Марионеточный Верховный Совет ждал команды, какие законы ему надлежит принимать. Поступила команда избрать Президента. Подняли руки, и Генеральный Секретарь стал Президентом. Горбачев сказал, что и на местах Первые секретари обкомов пусть работают Председателями советов. Уверенный в непререкаемости своих указаний, он пропустил их через выборы, а на первых свободных выборах, многих из этих секретарей прокатили. Властные структуры явно теряли авторитет.

На страницы газет прорвались тексты выступлений на Съезде Народных депутатов. «Правда» отказалась их публиковать, и я отказался выписывать «Правду». Выписал «Известия».

На Съезде делегаты от Средней Азии заговорили о колониальной сущности экономики Среднеазиатских республик, где процветает подневольный труд детей, где монокультурная экономика сельского хозяйства привела к истощению водных ресурсов и фактической гибели Аральского моря. Сравнивали могучих негров на хлопковых полях Америки, с истощенными от недоедания допризывниками с хлопковых плантаций Туркмении.

В газете, иллюстрируя ужасающее положение в Туркмении, поместили фото совершенно истощенного ребенка из Туркменского детского дома, в другой газете 15.07.91-го — фото дистрофика из Узбекистана.

Как это расходилось с нашими кухонными мнениями о том, что наши колонии живут лучше метрополии! А ведь так думало большинство жителей России. Большинство жителей России не считало среднеазиатские республики колониями: «Какие же это колонии, если там лучше живут, чем мы»?

Причиной таких мнений среди нас служила видимые нами полки магазинов республиканских Столиц, наполненная молодостью и деятельностью жизнь республиканских Столиц и жизнь местных руководителей, которые полагали, что они, как в стародавние времена, являются абсолютными властителями, и, появляясь среди нас, демонстрировали холеность. По результатам расследования Иванова и Гдляна они и вели себя, как баи, не ограничивая себя в расходах и во властных полномочиях, вплоть до содержания собственных тюрем. По крайней мере, свои детские дома не метрополия, а местные руководители грабили. Нормы содержания детских домов для всего Союза были одинаковы.

Религия стала средством принуждения. Журнал «Наука и религия» рассказывал о самосожжении девушек, которых принуждали выйти замуж за нелюбимых.

Я думаю, наши надсмотрщики, в лице вторых секретарей, не хотели ссориться с хозяевами, ссылаясь на местную специфику. На местном уровне местные властелины вели себя в своей стране, как колонизаторы в колонии, и они позволяли и вторым секретарям вести барскую жизнь. Их устраивало положение безраздельных хозяев, и они преследовали местных «демократов», выступающих под лозунгами национализма в борьбе за «свободу». А наши горе демократы в стремлении любыми средствами свергнуть компартию, с осуждением писали о преследовании националистов в Таджикистане.

Эти «демократы» стали пользоваться открытым огнем среди взрывчатки. Для меня «национализм» и «нацизм» слова синонимы, которые не могут ассоциироваться с «демократией», у меня глаза на лоб полезли, когда я прочитал то ли в Правде, то ли в Известиях заметку с сочувствием националистам и с осуждением местных властей, преследующих националистов. Автор явно не понимал, чем грозит национализм.

Но хлопок, выращенный на орошаемых полях, мы действительно из Средней Азии, сжав ее в кулаке, выдавливали, намереваясь, правда, водой сибирских рек возместить потерю воды из среднеазиатских рек. Депутаты, вероятно, не врали. И детский труд действительно был, и хилые допризывники действительно были.

Прибалтика не считала себя колонией. Прибалты считали себя европейцами, попавшими в состав большой полуазиатской полудикой империи. И, надо сказать, к Прибалтам мы относились с почтением, ставя их хотя бы на полступеньки выше нас самих, за то, что их товары были лучшие, и порядка в их республиках было больше. Однако их националистически настроенные активисты, опьяненные свободой, сами действительно скатились к животной дикости, договорившись до того, что т.к. в объятиях империи цивилизованный народ деградирует, то надо заняться такой проблемой, как «воссоздание генетического кода народа». Изувер Г. Падегимас, пропагандируя расизм, предлагает рассмотреть: «…даже медицинские меры, чтобы деградировавшая, неполноценная, для нас уже, увы, умершая часть народа, скажем это с болью и грустью, не репродуцировала бы еще более страшных людей, стопоря возрождение нашего народа…».

На Съезде звучали не только речи, наполненные ненавистью экстремистских националистических речей или болью униженных и оскорбленных. Звучали прекрасные речи о бедах нашей экономики, звучали дискуссии о том, как наполнить рынки и поднять производство нужных народу товаров, прекратив выпуск товаров ненужных. Почти на художественном уровне выступал Собчак. Я и мои друзья восхищались безупречной логикой его выступлений. Говорили как о долговременных, так и о краткосрочных задачах реформирования экономики и государственного устройства.

Предложения звучали как академические, так и наивные. Гавриил Попов предлагал, как срочный временный вариант для наполнения рынков, разрешить старушкам на улицах торговать своим барахлом. Звучали речи о свободе печати, о свободе в искусстве. Бойкие экономисты агитировали за немедленный переход к «шоковой терапии», обещая за 500 дней из нищего социализма перейти к роскошному капитализму.

Руководство страны и оппозиция приходят к выводу о необходимости реформирования отношений между центром и республиками, путем заключения нового союзного договора

Многотысячные манифестации на всю ширину мостовой несли плакаты: «500 дней»! И все говорили и говорили. Как сетовал на Первом съезде «народных» депутатов один из выступающих, бросая камень в сторону партии, и, следовательно, в сторону Горбачева, «У нас что ни съезд, то «переломный», что ни пленум, то «переломный», и все при этом «нерушимо».

Как я понял, его искренне удручало, что на наших съездах и пленумах не было анализа реального состояния нашего общества. Выдавая болтовню и славословие за вклад в теорию Марксизма, они, в то же время, боясь болтнуть глупость, творили глупость, заявляя о нерушимости идей Марксизма, когда было уже очевидным, что некоторые его положения вредны для строительства социализма. После Хрущева, который хоть как-то, иногда по-дурацки с разделением обкомов, но пытался что-то делать, в партии не нашлось творческого потенциала, способного обновить партию, и найти новые формы управления страной. Вот выступающий, автор приведенной мною цитаты, и призывал Горбачева перейти от слов к делу.

А экономика продолжала разрушаться, останавливалось производство, перестали платить зарплату. Я сообщаю только видимые нам факты, а причины этого разрушения нам — обывателям не видны. Нам не понятно, почему при нехватке в продаже текстильной продукции закрываются текстильные предприятия, когда еще никакой конкуренции с зарубежьем не было. Иначе, чем дуростью одних в сочетании со злым умыслом других, это не объяснить.

В 89-м начали образовываться стачкомы.

Начались забастовки. И это уже не было катастрофой для нашего государства. Пока была Большая империя и зона влияния, мы не могли допустить появления у трудящихся стран «Народной демократии» мысли о том, что в государстве Рабочих и Крестьян рабочие недовольны собственной властью. Теперь наоборот, забастовки демонстрировали, что у нас есть зачатки демократии.

В октябре 89-го от Зеленограда до Манежной площади выстроилась живая цепочка, требующая немедленных реформ. Манежная площадь становилась центром массовых выступлений. На митингах ораторствовали, так называемые, неформалы.

Дело шло не к реформированию, а к разрушению.

Если в 87 году Пьяшева выступала под псевдонимом, то уже через два года в открытую заявила о необходимости перехода к капитализму.

Разгул в прессе

Еще в год созыва Съезда Народных депутатов, обрадовавшись разверзшейся перед ними бездонности свободы слова, в ряды озабоченных экономистов и политиков втерлись и дураки, которым впоследствии стало стыдно за содеянное, и откровенные мерзавцы, которые четко знали, чего они хотели.

Наряду со взвешенной умной критикой существующей экономической системы, на страницы и радиоволны из под рук и из глоток злобствующих ненавистников России выплеснулась грязь, замешенная на подлости.

Оплевывалось все, что было при Советской власти. «Революцию в России на беду русскому народу сотворили евреи Троцкий, Каменев, Зиновьев и прочие. Колчак вешал «бунтовщиков». Власов из предателя перекрашивался в борца против Сталина. «Подумаешь, герой Покрышкин, да простые немецкие летчики сбивали наших десятками». «Какой же герой Зоя Космодемьянская, если в тыл ее послало КГБ. И Краснодонцы тоже непонятно кто». Забыта Хатынь. Забыты душегубки. И эту мерзость слушали юноши и школьники. Так под ударами молота разрушения разрушалась историческая память народа. Сейчас этим юношам по 35 лет, и они период советской власти, когда мы трудились, чтобы сделать жизнь счастливой, и своим трудом вывели страну в первую шеренгу мировых держав, воспринимают, как мрачный провал в истории России.

Сохранить историческую память народа могут свидетельства очевидцев, которые являются Золотым фондом истории. Как свидетель, описал Анатолий Кузнецов «Бабий яр» — все его остальное можно отложить для любителей, а свидетельство очевидца не отложишь. Если бы Людмила Гурченко ничего больше не сделала, кроме описания, как она чуть не попала в душегубку, как из душегубки бросали прощальные взгляды, попавшие в неё, то и то её имя уже вошло бы в анналы истории, потому что она оставила свидетельство истории — свою «наскальную живопись». Но эта память сохранится в фондах библиотек, а умами властвует текущее телевидение и пресса, воздействующие на народ в направлении, заданном действующей властью.

Соревнуясь в глумлении над прошлым, пропагандировались цели противоположные, взаимоисключающие друг друга:

«Национализм это не грех звериной стадности, а естественное стремление к взаимопомощи, источник патриотизма». Очень тонкая и очень зыбкая граница между патриотизмом и национализмом. Зыбкая, потому что легко разрушается, превращая пропаганду национализма в пропаганду фашизма и тонкая в требуемой точности рассуждений, чтобы не скатиться, отвергая патриотизм, как ветвь национализма, в пропаганду индивидуализма. Но ненавистников народной солидарности и взаимопомощи среди рядовых советских граждан всех национальностей тонкости не волнуют. Они с ненавистью набрасываются на эту солидарность: «С кого пример брать? С Павки Корчагина, что ли? Да человек должен в первую очередь думать о себе, а не о «родине». В первую очередь человек должен возлюбить себя, а не губить здоровье, как этот Пашка.

А ведь Николай Островский был Человеком, бросившим себя на жертвенный костер революции, ради нашего, как он был уверен, светлого будущего.

Из светлого заблуждения нас возвращали к мрачной действительности, напоминая, что человек по натуре своей собственник — уже малое дитя, хватая игрушку, кричит: «Моя», а нам с детства старались привить: «Наша». Теперь коллективизм объявлялся вредным наследием советского прошлого, его носители объявлялись «совками». Теперь пропагандировалась «личность», а подразумевался индивидуализм. Статья в газете наставляет нас, что самыми вредными для прогресса являются «непритязательные». Нам в нашей простой непритязательной жизни некому было завидовать. Притязательность будила стремление к превосходству и к зависти превосходящему. Чужое всегда лучше.

К сожалению, приходиться признать, что такое отвратительное качество, как зависть, является движущей силой борьбы за существование в эволюционном развитии царства животных. Но она тогда является движущей силой, когда обществом (пропагандой) осуждается, чтобы обуздать ее сдерживающим фактором. И зависть становится разрушительной, оправдывая неблаговидность, если исчезает ее осуждение.

Мне довелось наблюдать поведение двух примерно одинаковых по силе собак. Хозяин поставил перед ними совершенно одинаковые миски с едой. Псы стали жадно есть, поглядывая друг на друга. Наконец по инициативе чуть-чуть более решительной, они поменялись мисками, а через некоторое время опять поменялись. И так, пока всё не съели, всё полагали, что у соседа еда в миске вкуснее (тут уж я не знаю, вкуснее, ли, больше ли её, или еще какой-либо собачий критерий играл в этом обмене роль).

Противоестественное всеобщее равенство, к которому призывали великие философы на основе разума, не стимулировало ожесточенность соревнования, награждение почетной грамотой за успехи в труде не подвигало на сатанинскую борьбу.

Философы, считавшие себя материалистами, пренебрегая в рассуждениях законом борьбы за существование, были идеалистами.

Теперь предлагалось это искусственное общество, сконструированное на основе разума человека, заменить естественным обществом на основе звериной борьбы за материальное существование.

Началось искоренение идеологии товарищества, идеологии солидарности.

У Павлика Морозова, детская душа была потрясена тем, что, когда голодают дети в Петрограде и Москве, его родной отец зарывает зерно в землю. Не думаю, что он помнил стих Евангелия, где Спаситель призывает отказаться от отца и матери ради благого. Нет, он по-человечески, детским своим чувством воспротивился действиям папки, которому не жалко голодающих, ведь Павлик не о себе думал. Журналистами — злопыхателями Павлик превращен в символ «стукача» (доносителя), и ни слова осуждения в адрес тех, кто в дичайшей злобе содеял кровавую МЕСТЬ, убив мальчонку и его четырехлетнего братишку. Так, под ударами молота разрушения выковывался слой наглых эгоистов.

Если и можно представить себе Святого России Советского периода, так это Павлик, ради благого дела отвергший отца, и его братишка. Безгрешные по своему возрасту, и принявшие мученическую смерть, ради спасения голодающих, они достойны бессмертия в памяти потомков.

Каша в умах и в газетах была потрясающая. И среди нас, безусловных приверженцев демократии, статьи о Павлике Морозове вызвали разную оценку. Я был возмущен, Юра в его прославлении видел насаждение «стукачества»:

— Чтобы сын доносил на отца, отец на сына.

— Тогда скажи, что благородный поступок ребенка пропаганда использовала для насаждения этого самого стукачества.

— Да в чем же благородство? В том, что донес на отца?

— В том, что ему было жалко голодающих.

— А из-за чего был голод?

— Ребенок не мог этого знать, да и для голодающих это не имело значения, их вины в этом не было. Павлик знал только, что люди голодают, он не мог не верить своей учительнице, а отец зерно зарывает.

— За рубежом, если гражданин видит, что прохожий бросил мусор на газон, гражданин считает своим долгом сказать об этом полисмену, — заметил Володя Сударушкин.

— А должен был подойти к нарушителю и объяснить ему, что на газон мусор бросать нельзя, чтобы тот в ответ дал тебе по морде, — рассмеялся Юра, — я ведь говорю о тех временах, когда Сталину было необходимо, чтобы каждый в каждом подозревал врага и об этом доносил.

— Правильно. А теперь надо, чтобы ты, если видишь, что сосед или твой отец мошенники, — не звонил об этом, потому что это их способ разбогатеть, а стоящим у власти богачам нужны богатые сообщники, и неважно, каким способом они разбогатеют. В то же время в Америке обитатель коттеджа обратил внимание, что его сосед — обитатель соседнего коттеджа, живет не по средствам, и сообщил об этом власти. — Так был изобличен наш шпион. Доноситель — «стукач», гражданин своей республики — Америки, как представитель «гражданского общества», внес лепту в безопасность своей родины.

— Наталья Ильина в произведении, которым я восхищаюсь, рассказывает, что при посещении Ахматовой, она соседке Ахматовой показалась подозрительной, и соседка о посетительнице сообщила в милицию. Пришел милиционер и проверил у Ильиной документы. Соседка представитель гражданского общества?

— Здесь могла сыграть роль личность Ахматовой — её гордыня.

— А, может быть, и надежда заполучить комнату Ахматовой

— Ну, с Павликом другое дело — он был потрясен, что хлеб зарывают в землю. В нем пионерские заповеди воспитали благородство.

— Сейчас те, кто пытался охаять мальчишку, почувствовали некоторое неудобство, и ставится под сомнение сам факт: было ли это на самом деле, — заметил Сударушкин, — была попытка ликвидировать небольшой очень искренний музей при школе, но местные жители этого не допустили, я сам с большим осуждением отношусь к попыткам его поношения.

Бедный Павлик, каждая сволочь пытается делать политику из его трагической гибели. И раньше, и теперь.

Пролетарский писатель Горький — тут не знали, с какого боку ущипнуть. С одного боку его окрестили прислужником Сталина, а с другого боку он был окрещен узником Сталина, который причастен к его смерти. Но, все равно — ПРОЛЕТАРСКИЙ — это уже плохо, и с удовольствием переименовали улицу Горького в давно забытую купеческую Тверскую, а это дало повод рассуждению об уместности в конце Тверской памятника Горькому. Но подошли и остановились — не по зубам оказался писатель с мировым именем.

Даже улицу Герцена переименовали в Никитскую — за то, что демократ Герцен призывал народ к топору. Не вернули старое название, а дали новое.

Ревизии подвергались все грани общества, если за них можно было уцепиться.

Опасаясь, что армия встанет на защиту строя, стали писать о том, что военный не должен выполнять приказ, который противоречит его совести.

Это имело тяжелые последствия для ребят, получивших ущерб здоровью во время Афганской авантюры. Перелицованные законодатели осудили ввод наших войск в Афганистан, следовательно, солдаты в Афганистане воевали по воле преступных политиков не в интересах России и не заслуживают социальной поддержки, оказываемой военнослужащим, принимавшим участие в боевых действиях. Да, Афганская авантюра была не только преступной, но и глупой, но причем здесь ребята, которых ввергли в эту бойню. Не при чем, между прочим, даже не смотря на то, что, по сути, принудительно, изображалось добровольное с их стороны желание помочь «афганскому пролетариату».

И вот, по прошествии четверти века раздается призыв к населению жертвовать какие-то мизерные средства на лечение афганских ветеранов, и это на фоне фантастических расходов на проведение будущей Сочинской Олимпиады.

А когда сами пришли к власти, завопили, что армия должна быть дисциплинирована, что военный должен думать только о том, как лучше выполнить приказ командира, и послали армию утюжить Чечню. Сейчас, из-за милитаризации России, и афганцев, слава богу, признали ветеранами.

Стремясь посеять среди людей беспокойство, недоверие к существующему образу жизни, на щит подняли экологию, разжигая всеобщий психоз, на который клевала малообразованная часть населения. Не зная, что это такое, все стали за многие тысячи километров от Чернобыля паниковать по поводу «радиации». Домохозяйки поднимали тревогу по поводу того, что в научно исследовательских институтах, расположенных на соседней улице, есть приборы, шкала которых покрыта светящейся люминесцентной краской. Не исследователи, работающие с этими приборами, тревожились, а домохозяйки и восторженные журналисты, нашедшие, что еще можно оплевать.

По требованию искусно управляемой толпы закрывается химический завод, и необходимую продукцию появившиеся купцы везут из зарубежья.

В карьере Яблоневого оврага под Жигулевском молодые энтузиасты всеобщего изменения абы чего-нибудь на абы что-нибудь залезают на стрелы экскаваторов, мешая карьеру работать. Рабочие вынуждены брать их в охапку и относить в сторону. Я уж не помню, против чего они протестовали, то ли против землетрясения, которое разрушит плотину, то ли против еще чего-то.

Да, одно дело бороться со злом любыми способами, в том числе и недозволенными, потому что на дозволенные чиновники не обратят внимания, и другое дело, как это делают оголтелые ненавистники России, воспользоваться злом, как предлогом для осуществления еще большего зла.

Вполне серьезно предлагается срыть гидростанции, закрыть тепловые электростанции, а энергию вырабатывать на ветряных мельницах.

Спору нет, к экологии мы относились не просто пренебрежительно, а совсем никак. Я помню в разговоре Кузнецов по поводу образования вредных окислов и шума наших двигателей обронил, что у нас это не имеет значения. Нашим жителям и в голову не придет протестовать — раз шумит, значит должен шуметь. Как текла по Коптевскому оврагу с появлением в городке канализации «Вонючка», так и течет. Мы и Чернобыль пытались скрыть, да радиоактивную пыль донесло до соседних стран. А вот вдали от границ, судя по сообщениям газет, на Урале спокойно льем радиоактивные воды из «Маяка» в водоемы, а как проверяется слив, мы видели в Сердобске, когда по Хопру ходили.

Конечно, наша экологическая грамотность повышается. В детстве добыть для игры ртуть было для нас удачей. Разбитый градусник был находкой. Я помню, кто-то из взрослых принес с работы во флакончике кубик, другой ртути для игры детям, и мы играли в неё, пока она не растерялась, мелкими капельками забившись в щели между досками пола. А сейчас, разобьют в школе градусник, и поднимается паника на всю Россию. Паника при потере капли ртути в таких небольших количествах от случая к случаю, это уже следствие искусственно нагоняемого страха. Хотя страх не беспочвенен, недавно прозвучало, что где-то в Европе собираются перейти от ртутных медицинских термометров к чему-то другому — так, на всякий случай.

Другое дело на заводе в лаборатории, где ртутью мы пропитали все стены, пол и потолок. В привезенном немцами из Германии лабораторном оборудовании, точный замер малых значений давления (разрежения) производился ртутными пьезометрами. В процессе работы, во время настройки мы неоднократно путали давления, и ртуть из стеклянных трубок, диаметром с карандаш, выдували иногда таким напором, что она летела до потолка. У начальника лаборатории была емкость с ртутью (литра два, как помнится), из которой он ее выдавал для заполнения опустошенного пьезометра, при этом выговаривая не за загрязнение помещения, а за потерю дорогого металла. Продолжалось это не один год, пока не появились у некоторых из тех работников лаборатории, которые большую часть рабочего дня находились в лаборатории у стендов, симптомы ртутного отравления. Я и другие инженеры ОКБ, связанные с испытаниями, почти каждый день бывали в лаборатории у стендов, иногда по 4 — 5 часов подряд, но никаких симптомов отравления у нас не было. После заболевания некоторых работников лаборатории, в лаборатории сделали ремонт. Сбили пропитанную ртутью штукатурку со стен и промыли марганцовкой бетонные полы и потолок.

Интересно мне стало сейчас: а немцы у себя в Германии тоже на разлившуюся ртуть не обращали внимания, или так аккуратно работали, что пьезометры не выдували?

Прошли годы, и те, кто, инициируя недовольство существовавшим строем, использовали борьбу за экологию, как оружие против режима, пришли к власти. Теперь они сами стали злейшими врагами экологов. Газеты полны статей о вредных производствах, о том, что хозяева в нарушение всех норм, не оснащают производство положенными очистными сооружениями, которые были обязательны в советское время. Теперь экологи уже мешают обогащению, теперь Гринпис объявлен врагом России, иностранным агентом.

Как всегда в годы смуты, пышным цветом расцвело мракобесие: всплыли колдуны, экстрасенсы, мессии, прорицатели, святые, астрологи, нумерологи, поклонники сатаны и прочие.

24.07.91 в печати рассказали о страшном эпизоде, произошедшем в клубе, где проповедник указал на женщину: «Ведьма». После этого жизнь этой женщины и ее семьи превратилась в кошмар. Много позже, уже после победы контрреволюции, я на эту тему виртуально беседовал с Гайдаром.

— Егор Тимурович, в свое время Вы были работником идеологического фронта партии, и, я полагаю, искренне пропагандировали свободное от мракобесия духовное совершенство советских людей.

— Эдуард Телесфорович, не скрою, я в ужасе был от возникшего разгула мракобесия, но я полагал, что это наваждение будет преодолено, как оно преодолено в развитых в духовном отношении странах, а в тот период мракобесие способствовало свержению советской власти, а для этого все способы были хороши.

В Самару приехал лекарь, за плату в зале кинотеатра «Художественный» рекламирующий свой метод лечения болезней опорно-двигательной системы. Подписчикам местной газеты (не помню какой) вход был бесплатный, и мы с Ритой ради любопытства пошли. Перед нами, наискосок, сидели, весело переговариваясь, два подростка. Лектор демонстрировал чертеж ступни с указанными на ней особыми точками, воздействуя на которые, можно было избавиться от болезни, а затем стал продавать полоски фанеры с прибитой к ним торцом палочкой, чтобы люди, которые не могут дотянуться рукой до подошвы, могли этой палочкой почесать на подошвах особые точки. Люди покупали (!), ВЕРИЛИ. В конце было объявлено, где будут вестись платные приемы, и лекция окончилась. Один, из тех двоих подростков, оказался инвалидом на костылях, буквально с болтающимися между костылями ногами. Он готов был во все поверить, лишь бы его ноги обрели работоспособность. Мы с Ритой были придавлены этим горем.

Параллельно стал пропагандироваться американский взгляд на жизненные ценности.

По телевидению стали показывать прямую трансляцию из громадного зала, наполненного американскими рабами, которые с наслаждением смотрят, как одна груда мускулов разрывает пасть, выворачивает суставы и душит другую груду мускулов.

Лина удивилась моей реакции, её неприятно поразило словосочетание «американские рабы», которым я охарактеризовал современных американских зрителей этого спектакля:

— Почему рабы?

— Только раб может наслаждаться насилием, потому что сам он не может проявить насилие по отношению к своему хозяину, он его раб. Не может свободный человек получать удовольствие от демонстрируемого насилия.

На беду человечества, в обществе, где всеобщим критерием полезности являются деньги, работники искусства встали на путь разрушения культуры.

Заезжий ПОЭТ (!!!), харкая, плюет в лицо народу, к которому он приехал, матом, а зрители, хихикая, утираются и аплодируют. И после этого встречаешь на улице молодую симпатичную пару, которая разговор пересыпает матом, и жалко их становится, потому что беден их язык и нет у них простых русских слов, чтобы выразить свою мысль. Все богатство мысли заменяют они одним условным сочетанием звуков, лишая эти звуки — слова сакрального значения.

Современные творцы не могут описать достоверно некоторые стороны нашей жизни без употребления мата, а Шолохов, Ильф и Петров могли. И теперешние могут!!! Но они — не знаю, сознательно, ради денег, или по недомыслию своим творчеством стараются на лестнице культуры опустить наш народ на ступеньку ниже. А может, и на целый пролет. Идет вульгаризация культуры. Я, все-таки, думаю, что ради денег — не по глупости же, глупыми их не назовешь.

Молодежные газеты просвещали, что соитие так же буднично, как утоление жажды, и нечего тут строить из себя скромников. Интимное таинство соития превращалось в будничный секс.

«Ребята, реформы открывают вам дорогу к наслаждениям, занимайтесь сексом, требуйте реформ». На экраны вышли бессюжетные агитационные эротические фильмы, в эфире на всю аудиторию транслируется обсуждение орального секса.

Объективно, снятие ритуальных и биологических ограничений на секс, безусловно, для человека, как личности, является развитием в направлении его освобождения от биологической зависимости, но, заполняя страницы молодежных газет объявлениями, приглашающими девушек на работу в «массажные салоны», реформаторы превращали перестройку, как заметил американский журнал доктора Добсона «Focus on the Family» в «порностройку».

Газеты продолжали измываться над нашей действительностью: «в троллейбусах, вы подумайте, какой ужас, — там такая теснота, что твоих голых рук касается голая рука мужчины». Теснота в транспорте, теснота жилищ — надо заменить «хрущевки» на дворцы.

Очереди, очереди, очереди. В очередях стояли все три класса Советского общества: Рабочие, Крестьяне, Служащие (служащих условно можно назвать особым классом), другие классы на поверхность еще не всплыли. Очереди на получение квартиры. Очереди на покупку автомобиля, на покупку холодильника. Очереди за пайком колбасы, который государство выделило гражданину по государственной цене умирающего государства.

Газеты с умилением писали, что какая-то дамочка, попав за границу и побывав в супермаркете, упала в обморок, пораженная обилием этикеток.

А большинство не только не имело возможности бывать за границей но уже и положенную зарплату не получало — кто-то рылся в помойных ящиках.

Еще о Марксизме

При этом базары ломились от обилия мяса, сала, картошки, капусты свежей и квашеной, клюквы, мандаринов, апельсинов, гранатов, винограда и всего что выращено и откормлено в приусадебном хозяйстве благодаря УПОРНОМУ ТРУДУ на своей даче или приусадебном участке, к которому хозяева относились, как к своей собственности, и не жалели сил и удобрений.

А Горбачев называл доходы от работы на своем участке НЕТРУДОВЫМИ, еще и на Президиуме Верховного Совета 26.11.88 говорил о недопустимости частной собственности, как основы для эксплуатации. Это не просто глупость — это примитивизм догматического мышления.

Что частная собственность является основой эксплуатации, никто с этим не спорит, но беда в том, что, без частной собственности производство теряет естественный смысл. Искусственная же, плановая экономика, основанная на воле личности без элементов саморегулирования, неустойчива, и имеет низкую производительность из-за отсутствия конкуренции.

В развитых странах с экономикой на базе частной собственности достигнут высокий уровень жизни, а обуздание эксплуатации осуществляется на основе Классовой борьбы путем забастовок, организуемых профсоюзами.

Нас тоже в институте учили Марксизму — Ленинизму, но к 80-ым годам мы поняли, что многое в этом христианско-коммунистическом учении неосуществимо. Прекрасно и правильно! Но неосуществимо.

А теперь я понял, что не только неосуществимо, но и ошибочно (Горбачеву, в соответствии с его положением, надо бы понять это раньше меня). На мой взгляд, Маркс допустил две ошибки, которые на пути страны к величайшей вершине, достигнутой на основе принятой народом идеи социализма, коверкали этот путь противоестественными трудностями и политическими преступлениями и, в конечном счете, погубили эксперимент.

Я уж не говорю об утопичности самой коммунистической идеи, основанной на представлении о божественной способности человеке жить по законам разума, минуя закон борьбы за существование.

Положение же о социализме не противоречило закону борьбы за существование, неудача при его строительстве была порождена тактической и стратегической ошибками.

Первая ошибка заключалась в утверждении, возникшем из опыта Парижской коммуны, что революция должна завершиться диктатурой пролетариата. Положение о диктатуре пролетариата уничтожило оппозицию и политический вид борьбы за совершенство руководства, и открыло дорогу тоталитаризму и политическим преступлениям при кровавой диктатуре.

Вторая ошибка заключалась в утверждении, что поскольку при коммунизме отомрут товарно-денежные отношения, то уже при строительстве социализма надо от них постепенно избавляться. Это утверждение, с одной стороны, заставило, а с другой стороны, позволило руководству страной встать на противоестественный путь искусственного управления экономикой.

Руководство страной вместо того, чтобы развивать рыночные отношения с конкурентной борьбой между социалистическими предприятиями, признав их средства производства и продукты их труда их коллективной собственностью, предпочло плановое изготовления товаров на государственных предприятиях и назначение за эти товары цен на основе умозаключений, ориентируясь на себестоимость и на политическую целенаправленность, а не на спрос, что, в конечном счете, привело экономику к краху.

Ко времени прихода Горбачева к власти, положение в экономике сложилось в рамках прежних экономических отношений не разрешимое.

Когда в конце правления Брежнева рост потребления превысил прирост производства, стали постепенно расти цены на базаре (до этого четверть века бывшие практически неизменными). Для поддержания благосостояния пришлось ускоренно повышать зарплаты. Но при этом Политбюро во главе с Горбачевым, продолжая демонстрировать дееспособность социалистической экономики, держало цены в госторговле неизменными, не смотря на рост зарплаты, т.е. на рост затрат на производство, и производство стало нерентабельным, платить зарплату стало не из чего, и пришлось включить печатный станок, началась инфляция. Смена экономической формации стала неизбежной.

Это очень упрощенное объяснение, ибо рост потребления при Брежневе можно объяснить необоснованным ростом зарплат, демонстрирующем «успехи социализма».

При относительной политической свободе, дискуссия между экономиками и политиками в таком упрощенном виде стала доступна нам.

Стали появляться исследования причин разрушения промышленности — было ли это только причиной низкой квалификации руководителей государства, или это была, осуществленная не бескорыстно, целенаправленная деиндустриализация страны. Слышал, вроде от Хазина, по проводному радио в первых числах февраля 2012 года, что многие склоняются к последнему.

Рассматриваемое экономистами, как ВЕЛИКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ, созданное в 17 году государство, отвергающее частную собственность на средства производства, пока экономика была мобилизационной на основе жесткого принуждения, демонстрировало жизнеспособность.

В этом государстве выросли свои инженеры, создающие какие-никакие самолеты, какие-никакие автомобили, ракеты и космические станции, атомные ледоколы и домостроительные конвейеры. Но эта жизнеспособность была искусственной — за невыполнение плана руководителя могли расстрелять, к руководству ставили таких людей, которые были способны для выполнения плана сделать невозможное, когда сверхплановые и сверхурочные работы были нормой.

После хрущевской перестройки и оттепели, когда принуждение отпало, когда при разборе персональных дел руководителей предприятий, не выполнивших план, стали учитываться «сложившиеся обстоятельства» и «реальная обстановка», первый же пятилетний план был провален — по монолиту пробежали трещины.

70 лет мозолило это государство глаза остальному капиталистическому миру, и этим миром искалась возможность нас с политической карты мира стереть, и вот теперь на это появилась надежда.

Резинкой для стирания стало правительство в самом нашем государстве. Сформированное из самих себя, на основе диктатуры «пролетариата», оно оказалось не достаточно гибким, чтобы понять иллюзорность «Мировой пролетарской революции», и, демонстрируя «победную поступь социализма по планете», втянулось в губительную гонку вооружений при одновременном росте жизненного уровня населения. Это превращало трудовые усилия большей части своего населения в застилающую глаза пыль военной мощи, вместо того, чтобы эти усилия направить на стимулирование внутреннего рынка.

Страна, лишенная механизмов саморегулирования в виде оппозиции и товарно-денежных отношений, была в своей основе экономически не устойчива, и не найдя в процессе эволюции пути к налаживанию рыночных отношений между социалистическими предприятиями, скатилась на путь к краху.

Нашлись силы этот гибельный путь подогревающие — по заказу от внешних сил, или по собственной дурости, или по причине корысти?

Вот этого я не знаю, и ни на одну из причин указывать не буду, только буду рассказывать о том, что видел.

Вдали от Политбюро, которое еще боролось против частной собственности, там наверху, формировался слой жаждущих приобрести эту собственность, а здесь, внизу, когда перестали платить зарплату, нам стало наплевать, кто будет владеть этой собственностью — лишь бы деньги платили — последствий мы не предвидели. На Олимпе этого не видели, или считали нормальным?

Ельцин определяется

Компартия действительно вела себя как слепая, 22.04.90.Политбюро одобрило прославление Ленина к его 120-тилетию. А «Комсомольская правда» 20.07.91 рассказывала, как в Ленинграде немцы на улице организовали раздачу голодным, не получающим зарплату жителям города Ленина, горячего супа, и сетовала, что неимущих оттесняет хиппующая молодежь.

Правительство с явным опозданием все же решило попытаться на тонущем корабле увязать зарплату руководства с результатами труда (что я предлагал еще в начале правления Горбачева). Пока речь шла о «социализме с человеческим лицом», это имело смысл, но сейчас это было совершенно бессмысленной попыткой. Удар, нанесенный ликвидацией Госплана без всякой подготовки рынка, в стране, где до этого планировался выпуск каждого болта, пробил в нашем корабле такую брешь, что он, казалось, неудержимо пошел ко дну. Ни о каком социализме уже не могло быть и речи. Заинтересованности у руководителей в социализме не было, а контроль был ликвидирован.

Крупные руководители уже увидели другие горизонты, другие возможности, которые им мог обещать рынок.

Что они имели при Советской власти?

Хорошую зарплату — в два — три, ну в четыре раза превосходящую зарплату квалифицированного рабочего.

Прекрасную квартиру, некоторые в доме со швейцаром, или персональный дом с числом комнат в два раза большим, чем у многодетного рабочего.

Возможность поехать на прекрасный курорт, дать образование детям и устроить их на хорошую работу.

И все.

А в старости пенсия, как у того же рабочего (как у нас с Ритой); собственности, приносящей доход, у них быть не могло, некоторых благодетельствовали персональной пенсией — не заоблачной, но заместителю Кузнецова по ЖРД её не дали, и пенсия у него была как у меня. Мы со своей стороны считали это абсурдом. За всем этим следили несколько членов Политбюро, которые себя считали пожизненными. Им пенсия была не нужна, а вообще все должны жить на трудовые доходы, и в среднем не выпадать за рамки «равенства» — равенства потребления — они все еще строили коммунизм. Никто из руководителей не мог стать «абрамовичем», «потаниным» или другим каким-либо «прохоровым». Никто из них не мог купить морскую яхту, или многокомнатный дом в Лондоне, или оставить в наследство детям акции «заводов, газет, пароходов».

Корыстно топили наш корабль или по глупости?

Кто как. Но дружно.

Ельцин, которого Горбачев вознес на политический Олимп, а затем сбросил, полагая, что он его зарыл в политической могиле, еще не осознал своего беспроигрышного положения. И летом 88 года на XIX партконференции, продолжая настаивать на правильности своих высказываний в 87 году, просит его реабилитировать, поскольку теперь то, что он говорил в 87 году, признается всеми.

Совершенно не понимающий того, что происходит со страной, Горбачев, вместо того чтобы погладить Ельцина по головке, прижать его к груди и задушить в своих объятиях, ответил отказом и вознес его еще выше. Ельцин, как святой, пострадавший за «правду», теперь уже парил над Олимпом.

Те, кто топил страну с корыстью, и с ножами и вилками, багровые от нетерпения, столпились над умирающей страной, надеясь отхватить заводы, пароходы, скважины и трубопроводы, и бледнолицые демократы, искренне устремившиеся к демократии и топившие страну по глупости, толкали его в спину: «Ну, давай, давай!».

Красавица телеведущая, когда Ельцин был за рубежом, на весь мир взывала: «Борис Николаевич, возвращайтесь скорее». Тем, если такие были, кто осуществлял реальные целеустремленные действия по приватизации национальных богатств, нужна была какая-то харизматическая личность. Себя, чтобы не внести в движение раскол, чтобы не передраться друг с другом, они не афишировали.

Депутаты — и те, у которых тоже чесались руки, и те, что искренне надеялись спасти страну, избрали его Председателем Верховного Совета несуществующего государства. Хасбулатов, чтобы приобрести страну, провозгласил громогласно, на всю страну следующей целью взятие Кремля.

Ельцину надо было определиться. Советчики и Антисоветчики из тех, кто понял, что это в данный момент символическая фигура, вертелись вокруг него. Два года он вертелся между ними, и на прямой вопрос во время зарубежной пресс-конференции, как он относится к коммунизму, смущенно пояснял, что это утопическая идеология, которая имеет право на существование. Я не помню дословно его полувнятного лепетания, помню только, что он был крайне смущен этим вопросом. И все же надо было определяться.

Летом 1990 года он почесал у себя в затылке, подстелил соломку и заявил, что он выходит из компартии. Но не потому, что он решил стать ее противником, нет, а только в связи с избранием его Председателем Верховного Совета РСФСР, работать которым он хочет не по указаниям руководства партии, которое не энергично в проведении реформ, а только по воле народа. Т.е. из партии он вышел как бы временно. Ведь на съезд он пришел, и во время съезда он покинул съезд только в знак несогласия с позицией съезда в отношении его предложений.

Сейчас разные источники по-разному освещают этот драматический период в истории страны, но что «в связи с избранием» и «по воле народа» это я сам слышал.

А что касается всяких там реформ и реформаторов, демократов и партократов, то он (его голос был внятен, громок, слова произносились с убеждением, напористо) — то он голову положит на рельсы, но не допустит снижения уровня жизни народа.

В первую очередь надо лишить привилегий всех этих членов и кандидатов. Персональные машины. Отдельные лечебные учреждения. Закрытые магазины. Правительственные дачи и санатории, где лечилось множество чиновников.

Сократить число нахлебников — неимоверное количество чиновников во всех ведомствах.

Года не пройдет, как прекратится рост цен и наступит стабильность.

Таковы были обещания Ельцина. Никакого плана действий — только обещания.

Хотя бы немного думающие люди должны были видеть, что это популизм, рассчитанный на самое примитивное мышление.

Не увидели.

А может быть, увидели, но решили, что думающих примитивно — большинство.

И Ельцин опубликовал свои амбиции в виде проекта конституции Российской Федерации.

Моя «рука потянулась к перу, перо потянулось к бумаге»:

«… «Проект Конституции РФ» подчинен одной цели: дать тем, кто сейчас формально стоит у власти в России, реальную власть в стране, отняв ее у тех, кто сейчас номинально стоит у власти в Союзе, но не в состоянии осуществить реальную власть по всей территории.

Продиктованный личными амбициями, он оставил в стороне экономические, культурные, семейные и все прочие бытовые и духовные интересы народа….

Какими экономическими или добрососедскими и семейными интересами соседних деревень продиктована необходимость на десятках тысяч проселочных дорог установить таможни, или перегородить их колючей проволокой? Почему соседние деревни должны быть втянуты в междоусобицу далеких СТОЛИЦ?

Чем крепче забор «суверенной» территории, тем ограниченнее свобода выбора места жительства и хозяйственной деятельности гражданина и тем больше свободы для правителя.

Суверенитет правителя обратно пропорционален свободе подданных

Все дело в том, что каждый правитель хочет стать «суверенным», но готов поднять штык на того, кто хочет выйти из-под его власти; тогда сразу вспоминает о «целостности территории», а вот разрушить другую целостность ради власти он всей душой готов».

Ну, кто ж это опубликует? Не опубликовали.

Рыбалка

Писал я большей частью по вечерам, а днем, кроме хозяйственных забот, появилось у меня занятие, о приобщении к которому, я мечтал, устраиваясь работать на Волге.

Поскольку база отдыха стоит на реке, то многие отдыхающие, и довольно успешно, ловили рыбу. Я не рыбак, но соблазн был велик, и я соорудил нечто вроде удочки с несколькими крючками.

Стоял теплый весенний день. Я поднял валявшийся на земле у старой лодки кусок рубероида, и под ним оказалось несколько прекрасных дождевых червей. Черви грелись под рубероидом и наслаждались жизнью. Они радовались, что так прекрасен мир, что так тепло и сыро. Исчезновение рубероида привело их в ужас, и они моментально стали уходить в свои норки, а я, как хищник, стал безжалостно хватать их за туловища и тянуть из земли. Силы были неравные, не смотря на весь ужас, они не могли вырваться их моих цепких лап, и часть этих рубиновых красавцев я бросил в банку, в которой была горсть земли, чтобы они не сразу скончались. О том, что они будут в этот смертный час чувствовать, я не думал. Они были мною приговорены к мучительной смерти.

Они извивались, испытывая нестерпимую боль, когда в их здоровое тело медленно вонзалось кривое стальное острие рыболовного крючка с бородкой, разрывающей здоровую ткань. Была надежда, что какая-нибудь рыбешка соблазнится такой вкуснятиной.

Забросив удочку и привязав ее к корню дерева, которое подмывалось водой, я пошел дочитывать статью в «Московских новостях» о том, что и по отношению к убийцам, т.е. тем, кто злонамеренно лишает права на жизнь других, надо соблюдать права человека.

Утром я вытащил свою рыболовную снасть. На крючке был ерш, заглотнувший его полностью, и стоило больших трудов вытащить этот крючок из его маленького рта. От боли у ерша глаза стали сиреневыми и, казалось, вылезут из глазниц, он весь покрылся потом, а рядом стояла кошка, надеясь, что такую добычу я уступлю ей.

Первое время, кроме этого ерша, ничего у меня не получалось, а потом нашлись учителя. Мне показали, как устроены снасти для ловли «на кольцо», как ставить лодку на быстром течении, какая должна быть приманка и наживка. Моя жизнь украсилась увлекательнейшим занятием.

Собравшись на рыбалку и всё с вечера приготовив, я вставал с началом рассвета около четырёх утра. Река, гладкая, как стекло, на вид неподвижная, на самом деле мчит могучим потоком, который замечаешь, когда ставишь лодку на два якоря поперек течения. Якорные веревки натягиваются, и немного жутко становится, когда понимаешь, что, вывалившись из лодки, будешь от нее унесен и никакими силами вплавь течения не преодолеешь. Вот опустил снасти и ждешь. Иногда долго ждешь, но захватывающе волнение и удовольствие, когда «кивок» удочки задрожал, и ты начинаешь вытягивать леску из воды, и чувствуешь сопротивление, и понимаешь, что крючок не пуст. А иногда бывает, что и не один лещ, или подлещик, или сорожка попались, а больше. Осторожно подводишь к лодке несчастную рыбку, поддеваешь ее совком и, сняв с крючка, обрекаешь на смерть от удушья.

А вскоре я освоил и зимнюю рыбалку.

Наш капитан вельбота, на котором под парусами мы ходили по Волге до Ростова-на-Дону, Михаил Оборин, научивший меня управлять парусным судном, второй раз в жизни стал моим учителем. Он работал на соседней базе, куда я его пригласил, когда там освободилось место.

Солнечным зимним днем, мы встретились с ним на льду. Он ловил ершей для приманки при ловле налимов.

— Эдуард, ты почему не рыбачишь?

— У меня ничего нет, да и не знаю что нужно.

— На бур, пробури вон там лунку, — я пробурил.

— На удочку, вот мотыли, насаживай мотыля, лови ершей.

Извивалось от боли тоненькое тело мотылей, когда я всаживал в это тело острый крючок. Извивались они в воде, и ерши не могли отказаться от такого пиршества, но как только они начинали пробовать вкус этого угощения, я, зацепив ерша крючком за губу, выдергивал его из лунки и бросал в ведро.

Попав в ведро с водой, они не знали, что впереди их ждет ужасная участь.

Я наловил пять ершей. Михаил дал мне пять жерлиц с большими тройниками. Со стальным тройником, всаженным в спину, бедный ерш опускался на дно — на съедение налимом. На следующее дежурство одного из ершей налим проглотил. Остальных ершей я оставил или на съедение, или на мучительную смерть.

Когда я на леске почувствовал то ослабевающее, то нарастающее сопротивление, восторгу моему не было предела — впервые в жизни я поймал настоящую рыбу! Первую в моей жизни настоящую большую рыбину я поймал в пенсионном возрасте, и я вытащил красавца налима на кило двести. Вытащенный из воды налим раскрывал и смыкал пасть, надеясь заставить живительную воду омыть жаждущие влаги жабры, но только морозный воздух сушил их, и медленно уходила жизнь из только что еще здорового тела. Это было под Новый год, и для меня это был хороший подарок на день рождения Риты.

Зачем я пишу о мучениях червей и рыб? В фильме Ларисы Шепитько я увидел сцену казни отца в присутствии сына. Лариса долго показывала эту сцену, как будто смакуя жестокость лишения жизни вот еще живого, еще здорового, не готового к смерти человека. Я возмутился этим смакованием, и сказал, что только женщины способны на такое смакование, на такую жестокость по отношению к зрителям. Самого фильма я не видел, я видел только эту сцену в каком-то обзоре, но сказал, что на фильмы этого режиссера не пойду. Я был потрясен необъятностью объема чаши жестокости в холодной голове и холодном сердце этой женщины.

А сам?

Мы шли на байдарках против слабого течения. Шли не спеша, т.к. в речушке было полно мелких топляков. Недалеко от нас взлетела утка, я схватил ружье и выстрелил, у утки повисла одна лапка. Ружье у меня курковка, и я не выстрелил из второго ствола. Утка осталась жива.

Так и стоит у меня перед глазами летящая утка и болтающейся одной ножкой. Сядет она на воду, а сумеет ли с одной лапкой взлететь, не уготовлена ли ей с наступлением зимы судьба голодной и холодной смерти.

А сам я думаю, что не смакую эти мучения, а пытаюсь сказать, сколь жесток этот мир, где живое поедает живое. Мы поделили мир, и внизу поставили бездвижных, выше подвижных, но беззвучных, еще выше звучных, но еще бессловесных, и на вершине этой пирамиды поставили себя — человека. Он подвижный, звонкоголосый, многословный — он враг всему живому. Все живое обрадовалось бы исчезновению с планеты человека: трава, которую он косит, деревья, которые он рубит, животные, которых он убивает.

Человек и сам себя поделил на своих и чужих, на наших и не наших (другого племени, другой веры). И всем живым правит закон борьбы за существование. Жизнь невозможна без этой борьбы, но человеку присуще и милосердие, так что, может быть, человек остановится, и хотя бы себя не будет уничтожать. Уж если червяка жалко, так неужели же другого человека не жалко. Наверное, я не прав в отношении Ларисы Шепитько. Наверное, и она к этому же призывает.

В среднем за 8 дней от дежурства до дежурства в наших лунках рядом с базой попадался один налим на 10 жерлиц.

Рыбалка бесконечно украсила мою жизнь. Иногда было очень трудно, когда в морозную зиму приходилось пробуривать два десятка лунок в метровом льду. Иногда было очень холодно, несмотря на тяжелую работу, бурить лунки в морозную вьюгу, и особенно разбирать голыми руками запутавшуюся леску. Но иногда рыбалка была блаженством. Выходя ловить ершей на Волгу рядом с базой, я брал с собой кресло. Солнечным февральским днем я удобно устраивался над лункой в кресле под пленочным мешком. За мешком мела морозная февральская поземка, а под мешком от февральского жаркого солнца таяли снежинки на резиновых галошах. Было мне тепло и уютно среди белоснежной солнечной красоты.

Было страшновато в последних числах марта и первых числах апреля возиться у лунок, которые уже не замерзали, а упрямо размывались пробуждающейся Волгой. Уже взломалась середина протоки, и несутся по ней, сталкиваясь друг с другом, льдины, а в большой, как прорубь, лунке зияет глубина черной воды, да все еще хочется поймать последнюю удачу. Однажды в такое время я поймал судака, а однажды щуку.

Родители жены Егора

Весной 1990 года Егор объявил, что они со Светой женятся.

Папа Светы — Владимир Александрович Елхимов работал на заводе старшим мастером.

Её мама — Нина Константиновна на должности инженера — технолога в НИИАТе (Научно исследовательский институт авиационной техники), филиал которого располагался на территории нашего завода.

«Будут внуки потом, все опять повторится сначала».

Как повторение, чтобы не забывали истории нашей родины, чтобы помнили о Великом эксперименте, вот еще одна линия людских судеб России ХХ века. Как мы жили в советское время.

Владимир Александрович рассказал о себе.

Отец Владимира — Александр Иванович был сыном Красного Партизана, инвалида Гражданской войны Ивана Евлеевича Елхимова, который в боях потерял руку. После войны Иван Евлеевич успешно занялся хозяйством. Он организовал товарищество по переработке томатов. Дела шли успешно, жил зажиточно, в его реквизированном после ареста доме в деревне Черебава Иловатского района АССР Немцев Поволжья намеревались поместить школу. Сейчас над деревней Черебавой плещется Сталинградское водохранилище. Как факт истории интересно Свидетельство о рождении Александра — оно на двух языках, т.е. даже автономные АССР имели два государственных языка, в данном случае русский и немецкий.

Как к состоятельным серьезным хозяевам, милиция при регулярных облавах на самогоноварение, сносила реквизированные емкости с самогонкой к ним в дом. Жена Ивана Евлеевича — Анна Егоровна (в девичестве Карева) из каждой емкости понемногу отливала себе. Окончив облаву, милиция забирала у них реквизированный самогон и сливала его в овраг. После отъезда милиции, Анна Егоровна, которая противозаконным самогоноварением не занималась, могла вкусить реквизированное милицией противозаконное зельё.

Александр работал у отца мотористом. Был он первый парень на селе — у него одного была гармонь.

Когда началась ликвидация НЭПа, начались притеснения успешных хозяев, и Ивана Евлеевича вызвали повесткой в милицию к следователю. После допроса отпустили. Через некоторое время пришла новая повестка. Александр предложил отцу уехать — никто его не будет искать. Но отец решил, что тогда оставшуюся семью заберут, и поехал по вызову. Больше его не видели. Жену с сыном все равно выслали и поселили в бараке, где уже были другие репрессированные.

Среди этих репрессированных была Анна Спиридоновна Власова, которая не устояла против чар гармониста.

Её отец — Спиридон Власов имел в Иловатке Царицынской губернии двухэтажный дом, был он, вроде бы, казачьим офицером; была, вроде бы, фотография его с погонами, но в период репрессий всё это уничтожили, чтобы следов не было. Его дочь Татьяна вспоминает, что мама рассказывала, как она ездила к нему, когда он служил под Варшавой.

Когда начались репрессии, его с женой Натальей и детьми: Татьяной, Анной, Клавой, Василием и Матвеем выслали и вначале поселили в бараке за 100 км от Иловатки.

А вскоре в комнату через стенку от них поселили семью Ивана Евлеевича Елхимова.

Так сын Красного партизана Александр Иванович и дочь Царского офицера Анна Спиридоновна оказались в одном пересыльном бараке и полюбили друг друга.

Из барака всю партию отправили в Среднюю Азию в Курган-Тюбе.

Елхимовы после высылки в Среднюю Азию не смирились. Анна Егоровна, ссылаясь на то, что муж — Красный партизан, инвалид гражданской войны, стала хлопотать о возвращении в Россию. Написала письмо Калинину и получила нужную бумагу. Тогда это было признание за гражданином права голосовать. Раз имеешь право голосовать, значит свой.

«Комендатуре Т/П №9 Таджикской АССР.

Постановлением Президиума ВЦИК РСФСР от 20.Х.36 года

Прот. 43/49 Елхимов Иван Евлеевич село Черебаво

Иловатского района АССРНП в избирательных правах

восстановлен».

Эта справка означала полную реабилитацию.

Справку получила жена, а где искать самого красного партизана Ивана Евлеевича, они не знали, и двинулись в Россию сами.

Анна Егоровна добилась разрешения для себя и сына вернуться, но оставалась Анна Спиридоновна, с которой Саша не был зарегистрирован. И тогда они покинули ссылку полулегально. Из рассказов родителей об этом путешествии в памяти Владимира Александровича осталось, что его бабушка (Анна Егоровна) более сотни километров ехала на ишаке.

Родители Анны Спиридоновны остались в Средней Азии.

Там грамотный Спиридон, бывший казачий офицер пошел работать полеводом, его сын пошел по стопам отца и стал командиром Красной армии.

Уже во время войны приехавший на только что прополотое поле Спиридона председатель колхоза заметил, что одна полоса прополота плохо.

— Чья полоса?

— Гюльнары.

— Пиши рапорт, это вредительство.

— Ты что? У нее пятеро детей.

— Укрываешь? Тогда сам сядешь, как вредитель.

— Сам ты вредитель. У меня двое сыновей на фронте, а ты из колхозной шерсти себе валенки скатал.

Председатель нашел подлеца, или, вернее всего, кого-то запугал так, что тот на Спиридона написал донос, и Спиридону дали 10 лет. Его дочь Татьяна Спиридоновна стала писать письма Калинину, Сталину. Сын — офицер написал письмо с фронта Сталину, и отца освободили. В полеводы он уже не пошел, стал работать пастухом, не желая «работать на коммунистов». В 74 году родители Светы — Владимир Александрович с Ниной Константиновной ездили навестить дедушку Спиридона. Было деду в это время 91год. Жила с ним дочь Клавдия и её муж — Михаил Заруба. Был у них дом, сад с виноградом и огородом. Клава работала медсестрой. Дед в этом возрасте уже болел склерозом, часто заговаривался и вел себя непредсказуемо. Иногда уходил из дома, и его приходилось искать по несколько дней. Через год он на 92-м году жизни умер.

Анна Егоровна, Александр Иванович и Анна Спиридоновна сначала подались на Кавказ — поближе к привычному Царицыну, а потом перебрались в Казань, где родственник Анны Спиридоновны — дядя Лёша, был каким-то начальником в пароходстве. Стал Александр работать матросом на пароходе, а потом трактористом в совхозе. За хорошую работу в «общенародном деле» в нашей стране награждали почетом среди своих товарищей. Как передовика среди работников сельского хозяйства, его катали на самолете. Но потом случилась незадача. По какой-то причине в каком-то качестве он отвечал за какого-то подростка. Во время какого-то передвижения подросток обратился к Александру Ивановичу с просьбой разрешить ему заскочить домой, мимо которого они ехали, и сбежал. Это было во времена Ежова. Пришлось и самому Александру Ивановичу бежать.

Обосновался в Куйбышеве.

Пошел на Куйбышев-гидрострой. Дали ему комнату в деревянной двухэтажке домов ЭМО (электромонтажного оборудования) — это поселок между Красной Глинкой и Управленческим. Потом он там же построил свой дом. После рождения дочери, супруги зарегистрировали свой брак. Александр Иванович во время войны был шофером на брони. Строил бункер Сталина, возил детали на Урал.

В 1943 году у Елхимовых родился Володя.

В то время дорога на Красную Глинку, шла через овраг, пересекая его по большому мосту (там, где сейчас пешеходный мостик). Дом Елхимовых стоит по отношению к дороге со стороны Волги. Дороги к Южному, прорезавшей гору, тогда еще не было, так что все склоны гор от дороги до Волги были большой детской площадкой, по которой свободно разгуливал маленький Елхимов.

В этом его возрасте пригнали к Южному, там, где к воде подходила дорога с Глинки, плоты. Разделывали плоты и грузили бревна на машины заключенные. Может быть, среди них были и двое, уворовавшие зерно из бункера комбайна в дагестанском совхозе Аксай. Вокруг стояли часовые. Иногда во время обеда заключенные звали к себе детвору, которая крутилась вокруг. Часовые пропускали ребят, а для заключенных это было как свидание с волей, и подкладывали они детям лучшие кусочки мяса. Что вспоминали и о чем мечтали эти заключенные, слушая, как чирикают эти воробышки?

Приехавшие после войны на Управленческий «вольнонаемные» немцы любили спорт, а лыжня проходила мимо дома Елхимовых. Мальчишки всегда дразнятся, дразнился и Вовка. Завидев на лыжах немца, он кричал: «Гутен морген, гутен таг, хлоп по морде, будет так», если какой-либо юноша делал вид, что бросается за озорником, Вовка бросался к собачей будке и прятался в ней, а из будки вырывалась лающая собака. Через год он уже не помещался в собачей будке, и это озорство прекратилось. А потом и обычная пляжная дружба наладилась. Никогда не обижали мальчика и девочку из Германии, у которых на Управе умерли родители. Сиротки были не на много старше Володи.

Характер у Вовки был взрывной и решительный. Еще раньше, когда ему было лет пять, родители с детьми поехали в гости в Казань. Там во время катания на лодке, девчонки, которым было лет по десять — двенадцать, стали раскачивать лодку, да так, что маленький Володя очень сильно испугался. Как только пристали к берегу, он забежал в дом и потребовал топор, чтобы зарубить противных девчонок.

Уже в этом возрасте в его характере было: судить, говорить и поступать так, как он в данный момент считал справедливым.

Однажды зимой, после закрытия катка, они с другом не пошли домой, а заглянули в ДК, надеясь попасть в кино, где киномехаником работал дядя друга. Время было позднее, когда каток закрывался, детям уже полагалось быть дома, в те годы за этим строго следила милиция. В ДК их встретили два милиционера:

— Ребята, идите домой.

— Можно мы кино посмотрим?

— Вам что сказали? Поздно. Да и кино «нету», киномеханик не пришел.

Мальчишки развернулись и пошли, да на беду решили сходить по малому и зашли за клуб. А милиционеры, как обычно, всегда подозревая, и, кстати сказать, вполне справедливо, мальчишек во всяких каверзах, решили проверить: пошли ли они по домам.

В общем, вызвали наряд и отвезли ребят в милицию. Володя и по дороге, и в милиции возмущался и ругался, что их забрали не справедливо, что они, в самом деле, собирались идти домой. Дежурному не понравилось, что «сопляк» шумит, ругается и «права качает». Составили протокол и сообщили в школу. Так у Володи появился ПРИВОД. С тех пор, что бы, где бы ни происходило, на него первого падало подозрение.

Занесло мальчишек в заброшенный цех, где им на глаза попалась куча электродов, которыми так удобно кидаться. Целью оказались звонкие оконные стекла. Володя случайно не участвовал в этой увлекательной игре, но он был в числе главных обвиняемых.

До глубины была возмущена несправедливостью его детская душа. Ничего не мог он доказать, не верили ему — ведь у него уже был «привод». То, что он «не сознается», да еще шумит и возмущается, закрепило за ним репутацию пацана непослушного.

А среди детей то, что он огрызается в милиции, то, как он лихо съезжает с гор на лыжах, как он смело дерется, как он на коньках рискованно цепляется зимой проволочным крючком за машины на шоссе между домами ЭМО и Красной Глинкой, создало ему репутацию «сорви голову».

С неодобрением вспоминает сейчас Владимир Александрович забаву мальчишек, когда те затевали преследование и избиение старших учеников. Стая малышей окружала жертву и била палками, прутьями. Травм не было, но синяки были. Понятие «малыши» было условным, потому что в те времена разница в возрасте одноклассников достигала 5-ти лет, были среди них не единожды второгодники.

Однажды на школьном дворе «хозяева улицы» зажали в углу большого мальчишку. Видно было, что азарт и страх боролись в их душах. Страх не совершить бы в азарте чего-нибудь непотребного, а то ведь и в милицию можно попасть. К счастью юноша улучил момент, выскочил из окружения и побежал. Сразу озверела стая и бросилась за жертвой, но парень занимался бегом в спортивной секции легкой атлетики.

Сквозь все детство Владимира Александровича прошли козы. Козы, козы, козы. Семья держала три — четыре козы, пасли их дети.

Другие дети из соседних домов тоже пасли своих коз. Мальчишки собирались в одну ватагу, а козы в одно стадо. Пасли в лесу — (других мест не было), а пасти в лесу строго настрого запрещалось лесничеством. Сейчас мне смешно, что я как раз тогда сам участвовал в кампании преследования коз. Писал в заводскую многотиражку. Я был фанатом дикой природы, я полагал, что все должно зарасти диким лесом, а эти козы в парке и вокруг Управленческого городка объедают и уничтожают подлесок. В кустах, среди подлеска гнездятся соловьи, которые весной оглашали парк и окрестности городка своими трелями. Кстати сказать, кусты и подлесок в парке позже вырубили, потому, что из тех мальчишек, которые находили забаву в избиении старшеклассников, не все с возрастом образумливались: некоторые становились хулиганами и поджидали свои жертвы именно в кустах нашего прекрасного дикого парка.

Дети, пасшие коз, чтобы не нарваться на штраф, при появлении лесника бросались бежать, а козы, как собаки, бежали за ними. Что? Козы тоже понимали, что в данном случае надо убегать не от пастухов, а бежать за пастухами, убегая от лесника? Выходит так.

Когда я пас коров в Сибири, я понял, что животные очень даже неплохо порой соображают, даже на игру иногда вызывают. Конечно, и среди них, как и среди людей, есть особо умные, и есть не особо умные.

Иногда коз перегоняли на остров Песчаный напротив алебастрового завода. Там без охраны паслись козы жителей поселка при алебастровом заводе. Когда появлялось желание поесть, ловили чужую козу, и один держал ее за рога, а другой ложился под нее и напивался козьего молочка. Иногда ловили рыбу. Могли пойти на плоты и отнять улов у других мальчишек. Рыбу, нанизав на прутик, обжаривали на костре.

Вольная жизнь понравилась, и в 5-м классе вместо школы повадился он уходить на бугор над Волгой, а ко времени окончания уроков, как ни в чем не бывало, приходить домой. Дело кончилось плохо — остался на второй год. Решили тогда 4 друга уехать на Юг. Залезли в поезд, который ходил из Красной Глинки в город. Было такое сообщение, и пассажирский вокзал был на Красной Глинке. По дороге на Юг, не доезжая до города, один из них заскучал, и отказался дальше ехать. Все они уже струсили, но надо было кому-то отважиться на решительное действие. Вернулись на Глинку поздно. Трое жили на Глинке, и пошли домой, а Володя не пошел ночью в дома ЭМО, залез на какой-то чердак, переспал там, и утром пришел домой. Родители уже с вечера начали волноваться, и за эти ночные волнения влетело Вовке «по первое число».

После 6-го класса пошли четыре друга работать грузчиками на гипсовый (алебастровый) завод. Пригласил и уговорил их мастер, живущий в их поселке. Они в бункере должны были лопатами направлять гипс в люк на транспортер, который проходил под люком бункера. Женщины внизу подгребали и бросали на транспортер гипс, просыпавшийся мимо транспортера. Если гипс надо было грузить в машины мешками, то женщины загружали с транспортера мешки, а потом подростки спускались вниз и грузили мешки на машины. Работали в трусах весь восьмичасовой рабочий день. В конце дня мастер с ними «расплачивался», они шли к реке, купались, а потом шли в магазин и покупали конфеты.

Кидать целый день лопатами было так утомительно, что они, ради облегчения работы, делали подкоп под кучей, а потом эту кучу обрушивали, и гипс, как лавина устремлялся к люку. Женщины визжали, отскакивая от обрушившейся кучи.

С началом занятий в школе трое работу прекратили, а четвертый, который был на год старше, остался работать в бункере один. При одном из обрушений его гипсом засыпало. В плотном гипсе он задохнулся мгновенно.

Ранней осенью, вскоре после начала занятий, маленький дружок из второго класса говорит Вовке:

— Вовка, я бутылку самогонки дома стащил и спрятал в лесу, но я боюсь, что забуду место. Пойдем, покажу.

— Пойдем.

По дороге домой, когда он расстался с пацаненком, Володя встретил друга, который был старше его самого, и похвалился:

— А у меня бутылка самогонки есть.

— О! А у меня как раз сегодня именины, давай отметим.

— Давай.

— Сейчас я закусить возьму.

И приносит кусок сала. Пошли они за бугор, там, на полянке с видом на Волгу, выпили эту бутылку, и пошли домой, но до дома не дошли. Заснули они в овражке. Проснулись только под вечер. Еще были силы крепиться. Они даже у друга помогли поливать огород. И домой Володя пришел так, что мать ничего не заметила, да и не смотрела она на него занятая домашними хлопотами. Отца дома не было. Но когда сын, снимая штаны, упал, она все увидела и выгнала его спать в сени. Отравление было такое сильное, что он даже яблоки не мог есть, и до техникума не мог поднести к себе спиртное.

Усидчивости для методичных занятий у него не хватало, и он после 7-го класса перешел в вечернюю школу. Работать начал учеником авто слесаря. Работа нравилась, часто в конце смены просил у наставника, который обучал его мастерству, разрешения еще поработать и самостоятельно собирал коробку передач. Работу делал чисто — чтобы не пришлось переделывать.

Во дворе гаража стояла «списанная» полуторка. Владимир и два друга, один из которых учился на электрика, а другой на карбюраторщика, оставаясь после работы, потихоньку довели грузовичок до возможности на нем покататься, и катались, и на Волгу купаться ездили. Об этом узнал мастер, и на полуторке стали возить на зарядку аккумуляторы, а кататься, да на Волгу ездить не велел, но через подсобные ворота ездили.

То есть мастером Владимир был по призванию.

Узнав, что на заводе зарплата больше, чем в гараже, пошел на завод слесарем сначала в 16-м цехе, а потом в 1А.

Поставили его на слесарную доработку коллектора. На коллекторе 320 отверстий, у этих отверстий надо скруглить фаску и убрать заусенцы. По технологии надо было работать шабером, и надфилем. Норма выработки один коллектор за смену. Володя поковырялся, как все, присмотрелся, и стал работать ручной электродрелью. За смену он делал три коллектора, и зарплата у него стала больше, чем у мастера. Норму времени на обработку коллектора уменьшили на 3 часа.

Такие изменения нормы выработки при достижении одним из работников высокой производительности вводились повсеместно и все время. Это тем более было неприятно, что достижение находчивого и работящего работника преподносилось не как стремление больше заработать, а как проявление при Сталине социалистической, а после Сталина — коммунистической сознательности. Заработок умельца ограничивали, а вместо этого присваивали ему звание то стахановца, то ударника социалистического, или уж коммунистического труда. Фактически сдерживалось стремление работника стараться. Это было одной из причин низкой производительности труда в Советском Союзе, и, в конечном счете, одной из причин его гибели.

В данном случае, руководство цеха, придерживаясь буквы административного требования, увеличило норму выработки, но в таких пределах, чтобы и остальные работники тоже могли эту норму освоить. Но, вероятно, встречались и такие руководители (завода, треста, министерства), которые из карьерных побуждений, или, повинуясь требованию, демонстрировали партийному руководству такой рост производительности, полученный каким-нибудь смышленым Володей Елхимовым, или каким-нибудь Стахановым, работа которого была специально организована, как достижение всего коллектива. Такая производительность на самом деле была недосягаема для остальной массы, так что руководителям производства в цехах приходилось заниматься «приписками», чтобы и рядовой рабочий получал достаточную зарплату и не уволился. Таким образом, рост производительности труда, озвучиваемый на партийных съездах и сессиях Верховного Совета, был «липовым».

Из 1А молодой Елхимов пошел в армию.

В армии попал в ПВО Ленинградского военного округа.

При сортировке новобранцев объявили, что тех, кто имеет полное среднее образование и стаж вождения автомобиля не менее года, могут послать на учебу для получения звания сержанта.

Аттестат зрелости у него был, а вот права он только что, перед самой армией, получил. Исправил, как надо в правах, Владимир Александрович год их получения и попал в учебку (после демобилизации опять права исправил, чтобы год их получения совпадал с регистрацией в ГАИ, а права намочил в грязноватой луже, чтобы исправления не было видно).

Один год в учебке и два года в ракетной части. В учебке входил в сборную по лыжам. Тренировались в Кавголово. Пообещали тех, кто вступит в комсомол, свозить в Ленинград на крейсер Аврора. Город посмотреть хотелось, и поехал. Комсомольские билеты вручал сам бывший комиссар крейсера — живой свидетель и участник революции — Белышев.

Во время службы, по какой-то мелочи сержант сделал ему замечание и вспыльчивый новобранец ему нагрубил. В качестве наказания ему определили наряд вне очереди на кухню 10 выходных подряд. Это, считай половина зимы, так что лыжи отпали.

Тогда в армии могли расстрелять за неподчинение, но мордобоя не было. Теоретически за мордобой офицер мог попасть под трибунал.

Летом выстроили их взвод и спросили, есть ли среди них специалисты по кровельным работам. Володя смотрит — один вышел, «ну а я у него научусь», и тоже вышел. Крышу покрыли хорошо, и в благодарность им дали отпуск. В отпуск он поехал уже из дивизиона, после присвоения звания сержанта.

В 65-м году, Елхимову за отличную службу вручили медаль 20 лет победы над Германией.

Думал на гражданке пойти работать шофером на машину, а подался опять в цех 1А слесарем.

Друг предложил пойти в вечерний Авиационный техникум. В том, что он сдаст экзамен по математике, он не сомневался, а вот в отношении русского были большие сомнения. Ох уж этот русский. Вот передо мной орфографический словарь на 104000 слов, и надо помнить, как все эти 104000слов пишутся? Сколько талантливых инженеров, врачей, физиков, химиков, юристов, писателей не досчитался мир из-за того, что они на экзаменах КОРОВУ написали через А.

Но в это время домой вернулся брат Василий, который ездил поступать в институт, но не поступил. Володя уговорил его подать заявление в техникум, чтобы сдавать экзамены вместе. Вася исправил ошибки в Володином листке, и Владимир Александрович стал студентом.

После армии Владимир перестал платить комсомольские членские взносы.

Его вызвали в партбюро:

— Елхимов, ну, ты что?

— С какой это стати я буду кормить этих бездельников, — ему была понятна работа мастера, начальника цеха, а эти-то что делают?

— Ну, уж и бездельников. Ты что же особый? Друзья-то в комсомоле, а ты?

— Да по молодости, да по дурости попались, а теперь боятся наплевать.

— Ты выбирай-то выражения.

— А что, не так? Что мне выбирать-то?

— Ну ладно, оставим это. Ты, я смотрю, парень активный, вот и давай бороться против бездельников. Давай, вступай в партию.

В партии был большой процент служащих, а надо было обеспечивать ведущую роль рабочего класса. Вот для обеспечения этой роли его и приглашали.

— Да у вас там одни алкаши.

— В семье не без урода.

— Больно много уродов.

— Карьеру себе губишь.

— Перебьюсь.

Секретарь партбюро направил письмо в техникум, что Елхимов политически неустойчив. Учить его нецелесообразно.

Директриса его выслушала и сказала: «Будем тебя считать беспартийным коммунистом».

К партийным работникам у Владимира Александровича была стойкая неприязнь. Когда его дочь вступала в комсомол, он отнесся к этому с презрением и насмешками: «Пионеры, комсомольцы, делать вам нечего, а эти жрут». Не терпел он бездельников, которые только языком «работают».

— Ну, пап, ну все же ребята комсомольцы.

— Бараны вы все, а не комсомольцы.

Совсем другое отношение у Владимира Александровича было к работе, и работу его оценило руководство завода достойно.

После получения диплома, стал сменным мастером, потом старшим, и в 1981 году его наградили орденом «Славы» Ш степени.

И другие дети Александра Ивановича выросли и обустроились.

Сестра Владимира Александровича — Валентина Каренских 1940 года живет в поселке Прибрежном. После десятилетки работала на заводе. Ее муж Василий учился в летном училище, потом служил во Владивостоке, теперь работал на этом же заводе в Прибрежном прибористом. 6 декабря 2004 года он трагически погиб на рыбалке. На глазах у других рыбаков при переходе по тонкому льду волжской протоки Мокрец он провалился и удержался за лед, но ни как не мог на него вылезти. Стоящие на берегу не решились пойти за ним. Минут 20 он старался выбраться из полыньи, потом прокричал:

— Я Каренских Василий Никитич, сообщите в милицию и жене.

Снял с себя шапку, кинул ее почти до берега и ушел под воду. Всё на глазах у людей.

Брат Владимира Александровича — Иван 1946 года работает в Аэропорту, Жена — Наташа — инженер расчетчик в отделе термодинамики ОКБ нашего завода. Их сын Алексей окончил институт Культуры в Самаре и работает актером в театре «Камерной Сцены», подрабатывает на радио и телевидении.

Василий Александрович 1948 года, брат Владимира, окончил Плановый институт и работает главным бухгалтером на экспериментальном предприятии при заводе «Прогресс». Его жена Ольга после техникума работала на этом же заводе, сейчас на пенсии.

Во время учебы в техникуме Владимир Александрович женился на Зиновьевой Нине Константиновне.

Мама Светланы — Нина Константиновна рассказала о себе.

Отец Нины — Константин Лазаревич Зиновьев 1915-го года рождения рано лишился отца, его отец был рыбак, арендовавший пруды и озера вблизи Мордовских Липягов. Умер Лазарь Зиновьев от воспаления легких в 23-м году, когда ему было 50 лет. Оставшаяся с детьми его жена Арина (Ирина) Акимовна сама вела хозяйство, приторговывала на рынке в городе.

Константин Лазаревич уже после 5-го класса поступил на завод Масленикова, на заводе вступил в партию, а в 21 год, т.е. в 36-м году, женился на Анне Никоновне Егоровой, родом из Мордовских Липягов. Ее отец, крестьянин Никон Корнилович после революции стал крепким хозяином, было у него две лошади, но и семья была не маленькая — семеро детей. С ними жил его вдовый отец. Как вспоминает его внучка — Анна Никоновна, Корнил Григорьевич Егоров был строг и за столом многочисленного семейства болтать и шалить не разрешал. Есть надо было сосредоточенно, это было священнодействие. И вот Никона, такого вот «кулака», отца семерых детей раскулачили и отправили с женой Анастасией Егоровной (в девичестве — Ереминой) и четырьмя детьми в Казахстан. Всю страну просеяли через сталинское сито. По пути их разместили во временном лагере в степи недалеко от Оренбурга. Дочь Анна с сестрой сбежали в деревню к сестре Евдокии, которая была замужем за Юрасовым Александром. Дети стали хлопотать и добились для родителей разрешения вернуться из Казахстана. Анна сама повезла справку о реабилитации. На шлагбауме у зоны какой-то начальник сказал, что ей не следует заходить в зону, а то ее могут и саму там оставить. Лучше он сам передаст документ ее родителям, а ей, пока суд да дело, лучше самой ехать домой. Перепугал он девушку, и отдала она драгоценную справку. Не вернулись родители из Казахстана.

Константин Лазаревич во время войны был на брони оборонного завода. После войны, в 48-м году работал председателем завкома, а потом в каком-то тресте занимался в области мобилизацией кадров для промышленности. Нина с 44-го по 48-й была в круглосуточном садике. В садике было сытно, на праздники печенье давали. Спать не любили, лежа в постели рисовали пальчиком на потном окне у изголовья, но старались притворятся спящими, когда в спальню входила нянечка. Если заставали кого-либо не спящим, то ставили к стенке. Очень этого боялись, и все же рисовали.

На выходные родители забирали детей домой. У Зиновьевых дома кроме затирухи (сваренное в воде затертое в комочки тесто) бывала еще и яичница из яичного порошка, у других детей было хуже, а все равно, если по какой-либо причине чьи-либо родители не забирали сына или дочь домой, то оставшимся было очень грустно. И ребенок весь день стоял у окна, в надежде увидеть подходящих к садику своих родителей. Дирекция садика тоже переживала за детей и жалела их. Один раз, когда Нину не забрали на какой-то праздник, для оставшихся в садике в утешение напекли таких вкусных булочек, что на всю жизнь запомнила.

Отец часто ездил в командировки и однажды привез маленького поросеночка. Мама пришла в ужас: четвертый этаж, коммунальная квартира с соседями, животину-то кормить надо, когда самим есть нечего, а ему, «небось», молоко нужно.

А поросеночек малюсенький — малюсенький. Вымыла его мама, он чистенький — чистенький, беленький — беленький. Ну, куда его девать? Пока оставили. Следя за чистотой, каждый день купали. Поросеночек, подрастая, становился игривым, забавным. Стал, как кошка, запрыгивать на кровать и спать там, засунув голову под подушку, но вел себя чисто, на кровати ни разу не оправился. Все равно кровать загородили доской, чтобы не запрыгивал — не кошка же. Через 4 месяца отвезли его на откорм в деревню к маминой сестре.

От треста отец кончил школу мастеров и его направили в Кошки, на станцию «Погрузная», там был какой-то завод, где он работал мастером. Затем опять вернули в трест, но жилья не было — приходилось снимать дом в своих Мордовских Липягах. Ездить в город было неудобно, и его направили в Клявлино директором ремонтного завода. Через два года вернули в Куйбышев и дали квартиру. Работал на каком-то заводе у Ботанического сада.

Квартира была сырая, и из-за болезни младшей дочери переехал на Красную Глинку, на завод Электрощит старшим мастером, где и проработал до пенсии.

Во всех поездках его сопровождала жена с детьми. Образование она имела всего 3 класса, но была грамотна, любила читать и много читала, по своему мировосприятию была интеллигентна. Предлагали ей учительствовать в деревне, но она не решилась. Да и с хозяйством трудно было управляться при таком вечно переезжающем муже, каждый раз «обустраиваясь» на новом месте.

Переезжали обычно зимой. Мать с младшей дочерью в кабине, отец с Ниной в кузове. Мебель: кровать, кухонный стол, стулья. Дороги зимой не чистили, машины застревали, буксовали. Когда машина застревает, отец идет в ближайшую деревню за трактором.

Однажды, когда их поздно притащили в деревню; на ночь, глядя, не стали рисковать и остались у гостеприимных хозяев. На Нину произвела впечатление богатая кровать, на которую их уложили. Вечером и утром накормили. Утром подали курник с картошкой и мясом (это пирог такой), но предупредили, что курник с кониной, и маленькая Нина не ела, а когда повзрослела, во время перестройки и сама ела, и семью кормила кониной, которую муж покупал на крытом рынке.

В Кошках на Пасху ходили «славить», в надежде угоститься. На Рождество не ходили, потому что на Рождество надо какой-то текст знать, а на Пасху: «Христос воскрес» и все.

Из-за частых переездов 5 школ сменилось за время учебы в семи классах. Ученицей была упорной. Без всякого понуждения по несколько раз читала заданные уроки и сама себе пересказывала. Была «хорошисткой»; когда в 5-том классе у доски получила тройку, расплакалась. Очень хотела быть пионеркой, но из-за частых переездов не получалось. После 7-го класса хотела в техникум со специализацией, связанной с финансами: учетно-кредитной, бухгалтерской, финансовой, но не получилось, и пришлось поступить в вечерний гидротехнический техникум. Там сразу и вступила в комсомол. Ученики вечернего техникума, которым было больше 17-ти лет, должны были работать. Пошла в тракторный цех учеником токаря, но поранила палец и попросилась на должность контролера, где начальником БТК (бюро технического контроля) был друг отца. Была она в отца, как видно, расчетливой и деловой.

После техникума перевели в ПДБ (планово диспетчерское бюро) того же цеха. Была секретарем комсомольского бюро цеха. В период ее секретарства комсомольская организация цеха взяла обязательство собрать во внеурочное время сверхплановый трактор. Потом их сфотографировали у этого трактора.

В то время все были обязаны брать «социалистические» обязательства, и если в данном случае они имели какой-то смысл и конкретное содержание, то у нас в ОКБ, где смысл работы заключался в творчестве, эти обязательства порой имели анекдотичный, а порой и издевательский характер. Я однажды взял обязательство: «хоть через труп Слауты (коллега) уйти в отпуск» (чтобы сходить в поход). Начальство эти обязательства не читало.

В 63-м году Нина с Электрощита ушла и устроилась в НИИАТ техником технологом широкого профиля, потом ее назначили старшим техником, а потом инженером технологом Ш категории.

До замужества Нина каждый год ездила с подругой дикарями на Черное море, то на Кавказ, то в Крым. Один раз отдыхала по турпутевке Хадыжинск — Аше и один раз в доме отдыха на берегу. Днем купаться, вечером танцы. Плавать она не умела, но в воду иногда заходила глубже, чем видно на фотографии. А вот танцевать умела и любила хоть на курортах, хоть на Красной Глинке, где ее в вальсе и закружил молодой Елхимов.

Свадьбу с Володей гуляли два дня. Первый день в доме родителей Володи, а второй день на Южном в квартире родителей Нины. Первые 3 года жили на Южном, там и появилась на свет Света, а потом дали Владимиру на Управленческом полуторку с кухней на две семьи. В полуторке у Светы появился брат, а у родителей сын — Андрей. Чтобы получить полуторку, надо было отработать какое-то время на строительстве дома хозспособом — был такой вид строительства, когда будущие жители сами участвовали в строительстве, временно увольняясь с завода. При капитальном ремонте дома, где жили Владимир с Ниной, квартиру перепланировали и кухни стали отдельными для каждой семьи. После награждения Владимира Александровича орденом дали Елхимовым прекрасную трехкомнатную квартиру улучшенной планировки.

Деньги Елхимовы не транжирили, обзавелись хорошей мебелью, купили «Запорожец», а затем и «Москвич». Обзавелись дачей и работали на ней так, что она приносила им через базар весомый доход.

Стиль жизни наших семей был разным.

Младшие сыновья Константина Лазаревича к этому времени тоже обзавелись семьями.

Брат Нины Константиновны, Юрий Константинович, 1937года, с женой Валентиной живут в Тольятти. Работали на заводе, сейчас на пенсии.

Брат Нины Константиновны, Виктор Константинович 1952 года с женой Татьяной живут на Красной Глинке. Виктор Константинович окончил электротехнический техникум, и работает на холодильнике. Жена работает медсестрой.

Все они были на свадьбе Светы и Егора.

Свадьбу сыграли в кафе — 25. 05.90. Веселились по этому поводу 90 человек.

Стол был обилен: вина, шампанское, салаты, холодные и горячие закуски — ограничений в меню не было, цены в кафе были еще советские. Водку по требованию дирекции кафе частично брали у них с ресторанной наценкой, а частично принесли свою.

Кроме местных родственников, приехали из Саратова Таня и тетя Лида с детьми Катей и Димой.

Из Уфы приехал Юра Дорошев.

Остальные места заполнили многочисленные друзья Светы и Егора из музыкальных ансамблей и туристских групп.

Жить молодожены решили с нами, и в 1992 году подарили нам внука — Захара.

Ветки двух древ срослись и образовали новое древо. На плечи Егора легла приятная обязанность зарабатывать деньги, чтобы новое семейное дерево росло на плодородной почве.

Жизнеописание таких средних, обычных семей живописует Россию времен Великого эксперимента. Все остальное накипь, пузыри в кипящем бульоне Жизни.

Покупка ушастого

Летом 90-го собрался я на имеющиеся деньги купить новую машину. «Новую» в наших условиях, когда все распределялось по заслугам, означало покупку с рук старой машины, поэтому правильно было сказать: «другую» машину взамен имеющейся у нас. Правила к этому времени изменились: машину можно было покупать по договорной цене с небольшими комиссионными за «услуги» магазина. Побывав на рынке с Юрой, который присматривал для меня «Жигули», я решил покупать «Запорожец» с «жабрами», который мог быть почти новым по сравнению с Жигулями за ту же цену. Я стал ездить на рынок регулярно, стараясь купить подешевле и поновее, пока Юра не сказал: «Эдуард, если хочешь покупать, то покупай немедленно», цены росли непрерывно. Пока я «выгадывал», они возросли вдвое. Покупатель я был совершенно никудышный, глуп я был беспредельно, что и подтвердила совершённая мною покупка.

Поехали со сватом. Он заехал за мной, одетый в кожаную куртку, на настоящей машине. Я не мог не обратить на это внимания — по сравнению со мной он выглядел очень вальяжно и представительно. Вроде нашли мы подходящую машину, но тут я увидел белый ушастый Запорожец, он так сверкал белизной и хромом, что я соблазнился, не смотря на «уши», и, даже не узнав года выпуска, попросил прокатить меня. Позже я узнал, что машину мне продал начальник автобазы, так что он знал состояние машины и постарался от нее отделаться, придав ей наилучший внешний вид. Сват был очень опечален моей глупостью, ведь он отдал свою дочь в нашу семью. Ничего плохого я не заметил, и домой ехал на «новой» машине. Соседи по гаражу, увидев машину с шикарными «кожаными» сидениями, смеясь, сказали, что за одни сидения можно отдать все 8000, за которые я купил машину. (Новая машина в магазине стоила 5300р.)

На третий день, на подъезде к гаражу машина заглохла. Я раз включил стартер, потом второй, а при включении стартера третий раз раздался хлопок. Из под капота моторного отсека выбилось пламя, которое перекинулось в салон — за заднее сидение, где расположен бензобак. К машине кинулись люди с ведрами, а смельчак — друг Егора — Герасимов Андрей бросился в салон, в пламени отвинтил гайки, которыми крепилось заднее сидение, и открыл доступ к бензобаку. Я о том, как крепится это сидение, еще не знал. Если бы это случилось не на территории гаражей, и если бы не по-настоящему самоотверженный, героический поступок Андрея, машина бы сгорела дотла.

Машину затолкали в гараж. Оказалось, что выскочил штуцер подвода топлива к карбюратору. «Сверкающая белизной» машина покрылась копотью, прогорело «шикарное» заднее сидение и сгорела часть проводов в моторном отсеке.

Кататься опять стали на родном «горбатом» Запорожце, радуясь, что не продали еще его. А на «новой» машине стали сантиметр, за сантиметром отмывать специальным шампунем копоть, менять проводку и капитально ремонтировать сидение.

После ремонта, услаждаясь белизной и сверканием ушастого Запорожца, привыкнув к его «красоте» я стал замечать, что не все благополучно в его поведении. Его все больше и больше трясло. На следующий год я вскрыл крышку распределительных шестерен и обнаружил, что на алюминиевой шестеренке привода балансирного вала нет ни одного зуба. Мой сосед по гаражу — токарь высшего класса. Мы сговорились о цене, и он выточил необходимые детали, а шестерни я еще купил в магазине.

Сложилось парадоксальное положение, при котором росли цены на базаре, а в магазинах, при всеобщем дефиците, можно было найти дефицитный товар по бросовой, на общем фоне, цене. Егор после того, как я купил шестерни в магазине, был на базаре и увидел такие шестерни по цене раз в семь выше, чем в магазине и сказал продавцу, что они есть в магазине на Заводском. Через день в магазине их не было.

После этого ремонта, машину я решил продать.

Из чего я исходил?

Ходили упорные слухи, что с нового года отпустят цены до уровня баланса между спросом и предложением. За новый Запорожец просили 16000, значит, полагал я, он и потом будет примерно на таком уровне, иначе его не купят, раз сейчас больше не дают. За такой, как у меня, давали 12000. Я надеялся, что 4000 для меня не будут проблемой. Ну, а пока мы катались на дачу, за грибами, на картошку отложив продажу до осени.

Болезнь страны уже неизлечима

Жили мы — два пенсионера и рядовой молодой инженер с не работающей женой в тепле и сытости, но страна напоминала созревший для прорыва чирей.

Непредсказуемые цены, пустые полки, ощущение расстройства хозяйства вызывали всеобщее недовольство. Во всех республиках — как союзных, так и автономных — сложилось мнение, что во всех бедах виновата Россия.

Россия объедает, Россия не умеет руководить хозяйством, а всем навязывает свою волю, Россия навязывает свой язык в ущерб международному английскому, Россия себя навязывает в качестве старшего брата. И, в общем-то, все это так, может быть, и есть.

Не было войны, не было страшной засухи, на страну не обрушивались одно за другим разрушительные стихийные бедствия, а докатились до карточной системы. Не внезапно, не вдруг, а постепенно с ускорением деградируя, экономика тотального планирования с непомерными военными расходами пришла к своему краху.

Внешних причин для этого не было. Значит, виновато само руководство страны. Государство и его руководители. А Политбюро делает вид, что ничего не случилось, что у нас нет карточной системы, что талоны введены в отдельных областях для облегчения быта трудящихся.

Когда Горбачев протягивал руку к Западу за очередной подачкой, рабочий протягивал руку, чтобы на ней чернилами написали номер очереди в магазине, где колбаса стоила дешевле мяса.

Когда постепенно начали останавливаться заводы, когда переставали платить зарплату, народ понял, что ждать от этого правительства и от этого государства больше нечего.

Готовился XXVIII съезд партии (1990г.). Приглашали высказаться в порядке подготовки съезда. Я послал письмо.

«К XXVIII Съезду КПСС.

Вся политика Сталина была теоретически своевременно обоснована. Так, исходя из постулата об отсутствии антагонистических противоречий между различными слоями населения Союза, была обоснована принципиальная бессмысленность наличия в Союзе других партий, кроме существующей — правящей.…

Космонавт во время длительного пребывания в невесомости постепенно утрачивает способность к земной жизнедеятельности. Первых космонавтов после длительного полета тащили на простынях. Затем были разработаны и сконструированы приспособления для тренировок, имитирующих земные нагрузки во время полета. Потери земной жизнедеятельности уменьшились, но не устранились полностью. Любая имитация — это, все же, только имитация нагрузки, а не сама нагрузка.

Наша партия, отказавшись от фракционной борьбы внутри партии и уничтожив в стране все другие партии, как бы оказалась в невесомости. Политических противников, конкурентов в борьбе за власть не стало. Это имело ряд последствий.

Во-первых, это привело к политической деградации руководства. (Ленин написал 40 томов, Сталин 20, Хрущев еще был способен на импровизацию и на разработку судьбоносных решений).

Все творческие силы партии оказались направленными на внутрипартийную борьбу за власть, за лидерство, за элементарное выживание. Это была уже не политическая борьба, а имитациятакой борьбы интригами внутри партии, т.е. борьбой самой с собой.…

Страшно подумать, но, судя, к примеру, по вузовским программам Марксизма-Ленинизма, за 70 лет не было во главе партии человека, достойного упоминания как мыслителя. При Сталине в списке рекомендованной литературы были Ленин, Плеханов, Сталин. При Хрущеве только Ленин и Хрущев. При Брежневе только Ленин и Брежнев. Сейчас и Брежнева не упоминают. Все они были умными. Ни одному из них не досталась власть по наследству или за деньги. Все они начинали с райкома и шли все выше и выше.

Каждый из руководителей государства, конечно, хотел, чтобы «в горшке у каждого крестьянина варилась курица», но еще больше он был озабочен необходимостью сохранения своей власти, потому что с потерей власти он терял всё.…

Так забота о партии превратилась в заботу о себе на всех уровнях. В результате все ступени руководства партии оказались непригодными для политической борьбы. На многотысячных митингах безраздельно господствуют так называемые неформалы. Противопоставить неформалам мы можем или только вооруженную силу, или административную силу, или кабинетную беседу с лидером неформалов, или безответное выступление по телевидению.

Во-вторых, в условиях безраздельной власти, власть стала и беспредельной. Так партия из политической силы превратилась в административно — хозяйственную силу. На партию легла ответственность за все текущие дела, за всю послереволюционную жизнь государства. Функции правительства перешли к руководству партии.

Ну, а псевдо политическое руководство конкретными вопросами, требующими специальных знаний, порождает волюнтаризм в управлении экономикой.…

В-третьих, в условиях безраздельной власти после окончания гражданской войны и восстановления экономики партия перестала быть союзом единомышленников.…

Активная часть народа поняла, что члену партии легче стать начальником. Это условие не достаточное и не обязательное, но желательное. Естественно, что партия не могла расти безгранично, чтобы не девальвировалось звание партийца. Количество желающих стать «коммунистами» превысило количество вакантных мест. Еще до принятия в партию надо было заслужить это право примерным поведением, а отнюдь не спорами с начальством. Конечно, в партию попадали увлеченные идеей, но это было исключение, а не правило. Так партия из союза единомышленников превратилась в союз согласных попутчиков.…

Как административная организация, партия сейчас достигла совершенства, однако, радикальное крыло партии (из увлеченных идеей) видит, что кризис доверия народа к партии может наступить внезапно и разрастись как снежный ком. Разговоры, которые велись в курилках, уже выплеснулись на улицы. Руководство партии пришло к выводу, что следует дать возможность этим разговорам выплеснуться на страницы печати. Это создаст арену для политической борьбы с восстановлением партии как политической организации.…

Однопартийный плюрализм, как тренажер в гимнастическом зале, безусловно, полезен и необходим, но полноценный навык можно получить только в борьбе с реальным равносильным противником. Этим реальным и равносильным противником может быть только параллельная партия.…

Народный парламент в очередях и на митингах показывает, что, сколько людей — столько мнений. Согласование мнений возможно до выборов только в организации партийного типа.…

Все приверженцы социалистических идей и члены партии и беспартийные надеются, что у нашей партии хватит смелости из огражденного от критики тепличного организма, который борется с внутренними болезнями, перестроится в организм, способный жить в открытом грунте и противостоять любым сорнякам и бурям».

Я был наивен, я, как и Горбачев, полагал, что демократия все исправит. Это письмо я послал в журнал Коммунист, более других публикующий обоснованную критику сложившейся в стране ситуации.

Мне ответили подробно и доброжелательно, но с оттенком досады.

«Уважаемый товарищ Камоцкий!

В своем письме Вы поднимаете большое количество важных вопросов. Но, выдвигая их сегодня, нельзя забывать о том, что все эти вопросы были поставлены партией еще в апреле 1985 года. (Выделено мною — в апреле пришел к власти Горбачев, т.е. опять: только Генеральный признавался способным делать то, что нужно).…

Возврат может быть оправдан только при одном непременном условии — если одновременно будут предложены пути и средства их эффективного решения.…

Вы, товарищ Камоцкий, что рекомендуете? В письме дается один — единственный ответ: панацея от всех перечисленных бед — многопартийная система. Что можно сказать по этому поводу? … В ходе (идущей) дискуссии отмечается, что КПСС далеко не реализовала своих возможностей для интеграции и консолидации многообразных интересов и устремлений советских граждан. … В этой связи высказывается мнение, что в настоящее время в нашей стране только КПСС может выполнять предназначение идейного и политического авангарда общества на путях обновления.

Относительно имеющих место настойчивых и тенденциозных попыток навязать народу мысль о необходимости безотлагательного трансформирования политической системы из однопартийной в многопартийную, о немедленной отмене шестой статьи Конституции многие участники дискуссии высказывают мнение, что подобные устремления не только не состоятельны, но и опасны.…

Большинство участников дискуссии сходится на том, что проблема многопартийности может быть правильно решена только с учетом конкретно — исторической обстановки.…

Соревновательность таких политических партий и их альтернативных программ будет способствовать формированию оптимальной модели развития социализма.

Спасибо Вам, Эдуард Телесфорович, за внимание к журналу.

В. П. Чернов,

Внештатный консультант журнала «Коммунист»

И это они писали мне 10. 02. 90.

Разумеется, ответ был согласован с руководством. А главным редактором или начальником отдела журнала в это время вроде бы был Е. Гайдар (!!!), а главным идеологом партии был вроде бы А. Яковлев (!!!).

Говоря о том что: «КПСС далеко не реализовала», или о том что: «Только КПСС», они совершенно не понимали настроений в самой партии? Были глухими и слепыми? Или не правдивыми?

«Известия» 23.02.90 (т.е. в том же месяце) опубликовали фотографию, где коммунисты публично жгут партийные билеты.

Руководство партии явно отставало от жизни.

Когда я это писал по горячим следам, я полагал, что Гайдар и Яковлев искренни, и действительно не понимают, каково положение в стране. Прошло с тех пор 15 лет, в стране произошли невероятные изменения, и я заподозрил, что искренними они не были.