Бесплатный фрагмент - Соскучились, диабетики?

Автор считает своим приятным долгом выразить благодарность порталу ЛитКульт и лично Эдуарду Малыкину

Бяша

Рассказ — финалист конкурса «Темные светлые духи Рождества» портала Fulllib

Двадцать пятое декабря — Католическое рождество, а погода как в марте. Снега нет, тепло, на смородине почки набухают, трава везде зеленеет. Люди говорят, даже грибы в лесу опять появились. Вечером я пошел к пацанам, жгущим костер на карьере. Сегодня не повезло. Опять прицепился второгодник Вацик Либерман по кличке Череп, он же Два мосла и кружка крови, он же Скелет. Кличка Череп была вполне заслуженной — кожа так обтягивала лицо, что однажды на уроке анатомии биологичка объясняла строение череп, человека, используя Вацика как наглядное пособие. Тем более что гипсовый череп с останков избитого и поломанного школьниками скелета незадолго до этого украли.

Череп, который Вацик, дважды оставался на второй год и теперь был моим одноклассником, что позволило биологичке еще два года использовать его в качестве наглядного пособия. Как и многие второгодники, Вацик не любил тех, кто был младше и умнее.

— Здорово, Финн, — преградил мне дорогу к костру, вокруг которого сидели пацаны, задумчиво пускавшие по кругу сигарету и полулитровую бутылку пива. — Чего приперся?

— Здорово, — вопрос я проигнорировал.

— Здоровей видали, хи-хи-хи, — в дополнение к дурацкому облику природа и родители-алкоголики одарили Вацика и совершенно идиотским смехом.

Злые языки поговаривали, что именно из-за смеха он и оставался на второй год. Я промолчал, ожидая пока затихнет скрежет, вызывающий ассоциации с ржавыми ведрами и скелетами, совокупляющимися на жестяной крыше.

— Так как здоровье? — отскрежетав, спросил Вацик.

— Живой пока, в череп не кашляю.

У костра засмеялись.

— Ты что сказал? — Вацик нахмурился, подозревая подвох. — Ты кого черепом назвал? Меня? — замахнулся.

Я молча принял боксерскую стойку, ожидая продолжения.

— Да я тебя! — горячился он. — Кровью ссать будешь! Потом не откачают! Один удар по голове, второй по крышке гроба!

Ударил, я подставил плечо. Еще удар, я уклонился, смазав его левой по ребрам.

— Так значит? — Череп отшатнулся и озадаченно посмотрел на меня. — Так?

— Врежь ему! — непонятно кого подбодрили от костра.

— Что «так»?

— Не хочешь по хорошему, значит?

— Это как?

— Это? — внезапно шагнув вперед, ударил ногой в живот.

Я согнулся, и схватился за живот.

— Вот так это! — обойдя, обрушил на мою спину и почки град ударов. — Будешь знать, как надо старших уважать, — пнул, сшибая на землю и вернулся к костру.

— Здорово ты его, — сказал кто-то из пацанов, — одноклассник все-таки, не надо так.

— Я сам решу, кого и как! — Вацик присел к костру.

Продолжился прерванный моим приходом разговор.

— Всегда такое в Рождество бывает. А вот еще дед Игнат говорил, — рассказывал рыжий выдумщик Леха, — что у кладбища ночью встретил барашка.

— И что? — спросил Димка, еще один мой одноклассник.

— А то, — Леха понизил голос, — что не простой барашек был. Дед ему: «Бяша, бяша», а барашек стоит, не подходит. Ну, дед видит такое дело, сам подошел, погладил. Говорит: «Бяша, бяша», а барашек вдруг оскалился, да как скажет в ответ «Бяша, бяша» и захохотал. Дед отскочил, а барашек и исчез, как не было его.

— Чегой-то? — не понял кто-то из пацанов.

— Потому, что это Сатана был, — убежденно сказал Леха.

— Да брешешь ты, — сказал Череп. — Не было такого. И овец в округе давно никто не держит.

— Ничего не брешу, вот те крест, — Леха размашисто перекрестился. — И Людка, соседка, тоже мамке про этого барашка сказывала. А если не веришь, то сам возьми и сходи ночью на кладбище. Слабо?

Глаза всех скрестились на Вацике.

— Сегодня же не то Рождество, — начал юлить Вацик, — католическое, не наше.

Я встал с земли, подошел к костру и тоже уставился на него:

— Слабо? Тем более, если Рождество не наше, то и бояться тебе нечего?

— Ты чего вякаешь? — дернулся Череп. — Еще хочешь? Мало?

— Не, ты стрелки не переводи, — Леха выставил ладони — и к нему не лезь. Слабо на кладбище ночью сходить?

— Ничего мне не слабо, — пробурчал Череп, буравя меня ненавидящим взглядом, — сегодня же и схожу.

— Как мы узнаем, что ты ходил? — спросил Димка.

— Со мной пошли, посмотришь.

— Нашел дураков. Одному страшно, так других с собой зовет.

— Не страшно мне! Пацаны, давайте кто-нибудь со мной?

— Мы Рождество будем отмечать, — зашумели пацаны. — Бухнем в клубе. Ты вызвался — тебе и идти.

— Давай так, — предложил Леха, — уже почти стемнело. Я через полчасика принесу краски, у бати есть в сарае. Ты нарисуешь на дереве посреди кладбища крест, а мы завтра посмотрим. Если будет крест, значит, ты был, если нет, то зассал.

— Сам ты зассал! Неси свою краску!

— Рано еще, — Леха отвернул рукав и посмотрел на старенькую «Электронику», — барашка надо в полночь ловить.

— А если поймаю вашего барашка?

— Тогда мы с пацанами тебе ящик пива купим. Идет?

— Идет, — Вацик почесал затылок, что-то соображая.

Время шло, темнело, пацаны расходились по домам. Я тоже пошел, но не домой, а сделал крюк и, убедившись, что никто не видит, пошел на кладбище. По пути подхватил коромысло, забытое кем-то у колодца. На кладбище было тихо и спокойно и даже комары летом не донимали. Незаметно я задремал. Проснулся от звука осторожных шагов.

— Бяша, бяша, — негромко звал Вацик, неуверенно шагая среди могил. — Бяша, бяша.

Я осторожно прокрался следом, стараясь не шуметь. Впереди смутно белело какое-то пятно.

— Бяша, бяша, — Вацик остановился, видно почуяв меня, и стал медленно поворачивать голову.

Я замахнулся.

— Бяша, бяша?

— Черепяша! — обрушил коромысло на затылок, словно отбивая битой мяч в лапте.

Раздался хруст, словно силач — сосед дядя Коля раздавил пальцами грецкий орех. Вацик рухнул лицом вниз. Звякнула о могильную оградку отлетевшая банка с краской.

— Черепяша! Черепяша! — молотил коромыслом, дробя череп. — Вот и все.

— Бяша, бяша… — к телу медленно вышел из темноты белый барашек.

Я уронил коромысло и осторожно попятился, стараясь не запачкаться в крови и испуганно глядя на барашка.

— Бяша, бяша… — повторил барашек и вдруг жутко улыбнулся, оскалив длинные клыки.

Глаза его налились красным светом и барашек начал, жадно чавкая, пожирать тело Вацика. Я, остолбенев, смотрел на страшное пиршество.

— Баша, бяша, — барашек поднял окровавленную морду, посмотрел на меня и вдруг дико, истошно захохотал.

Я развернулся и кинулся прочь. Не помню, как добежал до дома и всю ночь дрожал, лежа в кровати. Под утро пошел сильный дождь. Тело Вацика так и не нашли. Бабка Шура Ермолаева, идя через кладбище, нашла окровавленное коромысло с клоками налипших волос. Приехавший участковый списал коромысло на происки местного хулиганья.

Ногти

Рассказ написан на конкурс «Фантазмы и протуберанцы» сайта «Квазар».

Опубликован в журнале «Рассказы. Выпуск 3: Степень безумия» https://vk.cc/aotWOc

Сережу коллеги считали странным. Впрочем, он не оставался в долгу и считал странными их. Хотя, казалось бы, что странного в том, что человек годами вел семейный бюджет, тщательно анализируя месячные, квартальные и годовые траты, вычисляя их удельную долю в объеме потребления и думая, как можно сэкономить. Нет, Сережа не был жадным, он просто был разумен, рачителен, прагматичен и бережлив — качества, не пользующиеся уважением в русском народе, привыкшем тратить с широкой душой кровью и потом заработанные копейки. Сережа же, не смотря на свое доподлинно русское происхождение, характером скорее был ближе к немцам, точнее помеси немца и еврея, взяв лучшее от обеих наций.

На работе Сережу терпели только потому, что он был самым эффективным и результативным сотрудником управления и начальник был без него как без рук. Эффективность эффективностью, но повышать ценному работнику ни зарплату, ни должность не спешили — работает и ладно. Уйдет — наймем другого. Тем более, что Сергей, будучи прагматиком, о повышении не просил, понимая, что для начальства важнее пристроить кого-нибудь из «блатных» или родственников, чем воздать хорошему работнику по делам его. А уволившись, устроиться на хорошую работу было мало шансов — везде тянули своих, основываясь на принципе личной преданности, а не компетентности и отношению к работе. Денег при экономности натуры на жизнь вполне хватало, даже еще и удавалось ежемесячно откладывать большую часть зарплаты.

Собственно говоря, будь Сережа чуть менее бережлив и имей чуть более распахнутую душу, ничего бы и не произошло. Или все равно произошло бы? Кто знает… Ну зарезал бы кого-нибудь по пьяной лавочке, отсидел, вышел и жил бы как живут миллионы его сограждан. Но на свою беду, Сережа из соображений экономии и заботы о здоровье, продиктованной той же экономией, не пил.

В тот день (как и в последующие) ничего не предвещало беды. Сережа в обеденный перерыв стриг ногти на ногах. Ножницы для акта гигиены из экономии использовал офисные — между прочим, это было еще одной из причин, почему стригущие ногти дома коллеги считали Сережу странным. Обычно он состригал ногти и выбрасывал, вызывая неудовольствие уборщицы, в корзину для мусора, но сейчас задумался, глядя на большой желтый ноготь, только что украшавший большой палец левой ноги.

«Вот положим, из ногтя можно что-то полезное сделать?» — пришла к Сереже мысль, и он даже оглянулся по сторонам в изумлении, что такая гениальная в своей простоте мысль не пришла ему раньше. Коллеги по open-space офису, до того с омерзением наблюдавшие за Сережей, сразу сделали вид, что заняты своими делами. Напрасные старания, Сереже было не до них.

«Например, клей какой-нибудь. Делаю же я клей из старой фотопленки. Моет, из ногтей еще прочнее получится, вроде суперцемента и при этом бесплатно. Они вон какие крепкие», — неожиданно для себя, попробовал ноготь на зуб.

Ваня Ильюшкин, недавно сбривший усы, увидев это, кинулся в туалет, где с ним случился приступ рвоты.

«Надо в интернете состав ногтей изучить», — решил Сережа и, открыв стол, нашел пустой пузырек темного стекла куда и сложил обрезки. Признаться, пузырек хозяйственный Сергей прихватил проходя мимо мусорки во дворе — авось на что и сгодится. Вот и нашлось применение.

Залез в интернет и начал читать о ногтях. Обрывки информации капля за каплей капали в воспаленный мозг, подтачивая рассудок, и так подорванный повышением НДС и введением платы за сортировку и вывоз мусора. С тех пор Сережа стал складывать ногти в пузырек, еще больше укрепив репутацию странного. Время шло, цены росли, идея использовать ногти, все больше заполнявшие пузырек, не приходила. В роковой день Сережа задержался в офисе сверхурочно.

«А что если?..» — прочитав Елизаровские «Ногти», подумал Сережа, — «Обратиться к магии?». Вытащил из стола пузырек, открутил крышку. Вытащил пробку и вдохнул неожиданно острый и дурманящий запах. Перед глазами поплыло и Сережа потерял сознание.

Очнулся внезапно, будто солдат, вырванный из сна командой «Рота, подъем!» непонимающе посмотрел на пузырек, на рассыпанные по столу ногти, сложившиеся в стрелку, указывающую на рабочее место Ильюшкина. Сергей привстал — место Ивана, тоже остававшегося работать сверхурочно, пустовало.

— Свалил, недоусок, — Сережа сгреб ногти в пузырек и спрятал в стол. Посмотрел на часы на мониторе: 19:50. — Хорошего понемножку, пора домой валить.

Собрался, выключил комп и ушел.

Назавтра утром в офис не попал. Вход охранял строгий розовощекий сержант. Слушая разговоры коллег, толпящихся в коридоре, Сергей с удивлением узнал, что ночной сторож обнаружил тело Ивана.

— Убили Ваню, — трепались коллеги.

— Да кому он нужен? Сам, как Децл, от сердца умер.

— Убили, изуродовали так, что еле узнали. Только по бейджу опознали.

— Маньяк какой-то орудовал.

Из офиса вышел расстроенный Валерий Эдуардович Хрычев — начальник Сережиного управления.

— Коллеги, наш коллега Иван зверски убит. С вами желает побеседовать следователь.

Поочередно входили в кабинет заместителя директора, где обосновался следователь. После разговора выходили и продолжали толпиться: в офис пока не пускали, домой тоже не отпускали. Дошла очередь и до Сергея.

— Вы знаете что-то об убийстве Ильюшкина? — маленький толстячок, похожий на бульдога, буравил Сергея злым взглядом.

— А что я могу знать? — Сергей пожал плечами.

— Совсем ничего не знаете?

— Нет. Я даже не знал, что его убили.

— Но сейчас знаете? — толстячок подобрался.

— Знаю.

— Откуда?

— Вы мне сказали…

Повисла пауза и хозяин кабинета Хмурый Семен Семенович воспользовался ею чтобы наклониться к уху следователя и прошептать:

— Он у нас слегка странный…

Следователь смерил Сергея взглядом, будто прикидывая, мог ли он убить Ивана.

— Вы в каких отношениях с убитым находились?

— Работали вместе.

— Конфликты были?

— Нет. Какие у нас могут быть конфликты?

— Хорошо, — протянул протокол. — Подпишите.

Сергей подписал.

— Можете быть свободны.

— Сережа, — встал заместитель директора, — идите работать.

Сергей вышел из кабинета и послушно пошел на рабочее место. Сержант уже убрался и, хотя место Ивана было обтянуто лентой, а коллеги возбужденными пчелами гудели об убийстве, Сергей включил компьютер и погрузился в работу. Деликатное покашливание заставило повернуть голову. Ира Веселкина — профлидер с выдающимся бюстом смотрела на Сергея густо подведенными глазами.

— Что?

— Мы на похороны Ивана по пятьсот рублей скидываемся.

— А я тут при чем?

— Все скидываются…

— Чем мои пятьсот рублей могут помочь покойнику?

— Мы же не помочь, — растерялась Веселкина.

— А зачем?

— Полагается же так…

— Кем полагается?

— Ну, знаешь! Это слишком! — профлидер свалила, возмущенно дыша и колыхаясь бюстовой необъятностью.

Сергей делал работу. К вечеру свинтили, Сергей продолжал работать, компенсируя потерянные полдня. Сквозь стеклянные двери был виден свет в кабинете замдиректора. Следователь корпел над делом. Сергей достал пузырек, открыл, вдохнул терпкий манящий запах и как вчера отрубился.

Придя в себя, привычно зафиксировал время: 19:50. Стрелка из ногтей указывала на кабинет зама, где света уже не было. Собрав ногти, Сергей ушел домой.

Назавтра весь «офисный планктон» не пустили к офису. Коридор перегораживали двое злых лейтенантов в бронежилетах и с укороченными автоматами. Накануне были зверски убиты зам и следователь. Коллеги испуганно шептались, а Сергей пристроился на брошенном рецепшене и обзванивал контрагентов.

— У тебя нервы железные, — бледный гендиректор стоял перед стойкой. — Как можно в такие моменты о работе думать?

— О чем мне еще думать, Игорь Иванович? Мертвых не воскресить, а дело делать надо.

— Ты настоящий Терминатор, — то ли с осуждением, то ли с восхищением сказал генеральный. — Но пойми, в фирме должен быть командный дух, одиночкам здесь не место. А ты, как сказали, не стал на похороны Ивана сбрасываться.

Сергей промолчал — что тут скажешь?

— И на Семена Семеновича не будешь скидываться?

— А надо?

— Ну знаешь!.. — директор ушел.

Сергей продолжил обзвон. К обеду пропустили в офис. Нынешний следователь сидел в кабинете второго зама, срочно ушедшего на больничный, под охраной двух автоматчиков и опрашивал сотрудников. К 16 часам дошла очередь до Сергея.

— Вы что-то можете пояснить? — щуплый следователь нервно дернул левым плечом.

— По вопросу?

— У вас в офисе три трупа, — зловещим шепотом сказал следователь, — а вы спрашиваете, по какому вопросу должны пояснить?

— Так точно.

Автоматчики переглянулись и крепче вцепились в автоматы.

— Вы наркотиками не балуетесь? — доверительно улыбнулся следователь.

— Не. А вы?

Следователь побагровел, выпучив глаза как при Базедовой болезни.

— У убитого Махрова пометочка про тебя была! — вскочил со стула, нависнув над Сергеем. — Колись! — хлопнул ладонью по столу. — Это ты их убил, псих! Говори!

— Кто такой Махров? — Сергей смотрел задумчиво.

— Что? — растерялся следователь.

— Вы сказали, что у Махрова была пометочка про меня…

— Это убитый следователь.

— Скажите, а заключенным трудовой стаж идет?

— Чего?..

— Заключенным, спрашиваю, пенсионный стаж для начисления пенсии учитывается?

Следователь долго молчал, гоняя желваки и глядя на Сергея. Потом с усилием взял себя в руки и сел на место.

— Идите, мы вызовем вас позже, — сказал устало.

Сергей вернулся на рабочее место и, открыв стол, задумчиво посмотрел на пузырек. Сомнений не было: содержимое пузырька явно было полезнее, чем клей, пускай даже и дешевый. Осталось придумать, как распорядиться внезапно свалившимся на голову могуществом. Приподнявшись, посмотрел на кабинет Хрычева. Допустим, его не станет… На его место сядет зам — вредная толстая женщина Лариса Викторовна, приходящаяся генеральному двоюродной сестрой. А на ее?.. Кроме Сергея, обладающего недюжинными математическими способностями и высокой организованностью, достойных кандидатур нет — это даже ЛВ (как ее звали за глаза подчиненные) при всей своей тупости должна была понять. Без него ЛВ даже простейший отчет не сможет подготовить. Остальные сотрудники сильны в угождении начальству и лести, но в работе разбираются через пень-колоду.

Значит, карьерный рост не за горами. С годик покантоваться замом, зарекомендовать себя, а там… Там, глядишь, и на похороны ЛВ придется по пятихатке собирать… Спрятал пузырек в карман опрятного, но поношенного пиджака, оставшегося от отца. Еще не вечер. Сегодня вряд ли, а вот на следующей неделе отчеты и начальнику управления волей-неволей придется задержаться сверхурочно. Кстати, о похоронах. Что там генеральный говорил про «командный дух»? Придется отложить по пятьсот на похороны недоуска и Семена Семеновича, чтобы не выделяться из серой массы.

Набрал внутренний номер Веселкиной.

— Ира, это Сергей Ромчиков.

— Чего тебе? — неприветливо спросила Веселкина.

— Я решил сброситься на похороны.

— Молодец! Я в тебя верила! Сейчас зайти?

— Нет, я сам принесу, — положил трубку и, встав, еще раз пристально посмотрел на кабинет Хрычева. Сделал усилие, придавая лицу приветливое и слегка смущенное выражение.

Через пять месяцев Сергей был заместителем начальника управления, а еще через три месяца, сменив большую часть подчиненных, — самым успешным начальником управления в компании и к нему уже присматривались из министерства… Маньяка, на кровавом счету которого было шесть до неузнаваемости изуродованных жертв, так и не нашли…

Блокада

Рассказ написан на конкурс «Черная метка 2021» сайта «Квазар»

«Хватит унижаться перед худыми! Скажи „нет“ дискриминации по весовому признаку! Иди к нам!» — навязчивая контекстная реклама преследовала Костю после того, как он скачал пару курсов упражнений для похудания и книгу про диету.

«Ты не полный, тебя просто много! Ты не хуже худых, ты просто другой!» — била в мозг вспышками, словно синяя «мигалка» скорой, везущей умирающего в реанимацию, или пожарной машины, спешащей к догорающему частному дому, на пепелище которого найдут два обгоревших детских трупика и спящую на соседнем крыльце пьяную мамашу.

«Коллеги косятся из-за того, чо ты не катаешься на лыжах? Спортивный подтянутый начальник морщится, глядя на тебя?» — зудела и сверлила мозг, будто бур дантиста давно сгнивший зуб.

«Девушка ушла к тупому кикбоксеру или футболисту-метросексуалу? Мы ждем тебя» — настойчиво, будто умирающий с похмелья сосед-зэк, зажавший тебя в угол лестничной клетки.

«Надоели диеты? Не помогает абонемент в модный фитнес-центр? Не отчаивайтесь — мы ждем!» — Костя устало отвернулся от монитора, но в наушниках весенней капелью по жести подоконника долбило: «Не упусти шанс изменить свою жизнь!»

— Сколько можно? — парень вырвал штекер наушников из гнезда на системнике. — Мертвого достанут! — встал с кресла, размял затекшую спину.

Ну что они привязались? Девяносто восемь кэ-гэ при росте метр семьдесят пять — разве же он толстый? Да, не голубоватый пляжный красавчик, но разве в весе дело? У него два высших образования, а он комплексует из-за лишнего веса.

Взгляд — предатель вернулся к монитору, впечатывая в сетчатку и мозг кроваво-красные буквы адреса назойливой компании.

— Раз живем… — пробормотал Костя и щелкнул кнопкой стоящего на подоконнике электрочайника: захотелось соленых чипсов со сладким кофе. Проклятые калории! Но парень ничего не мог с собой поделать.

Чайник закипел, зафыркал возмущенно, отщелкнул кнопку. Костя заварил растворимый кофе, усилием воли удержал ложку от нырка в пластиковый контейнер с сахаром. Еще большее усилие потребовалось, чтобы не вытащить из ящика стола пачку чипсов. Морщась пил кофе и смотрел на выведенную на монитор карту Москвы, строя маршрут до врезавшегося в мозг адреса фирмы «Блокада».

В работе на удаленке есть свои прелести — через полчаса Костя уже трясся в вагоне метро, облагороженном к мундиалю. Рабочий день был в разгаре, но народу все равно было полно. Через двадцать минут Костя вместе с потоком вышел из широкой пасти метро. Три минуты по указаниям навигатора из планшета и парень у строгой дубовой двери с золоченой табличкой «ООО «Блокада». Неуверенно постучал висящим на цепочке латунным молоточком. Видеокамера над дверью сверкнула алым глазком.

— Вы к кому? — спросила решетка переговорного устройства.

— Я это… по объявлению… — проблеял Костя, растерявший всякую решимость, — из рекламы…

Дверь открылась. За ней стоял самый настоящий дворецкий — Костя именно так их представлял по фильмам и книгам.

— Прошу, — посторонился, пропуская внутрь. — Вам туда, — указал на ряд лифтов.

Оробевший еще больше Костя подошел к лифту, предупредительно распахнувшему двери.

— А на какой этаж?

— Лифт сам доставит вас, сэр.

Парень юркнул в лифт, бесшумно вознесший его на шестой этаж. Двери открылись, Костю встретила невероятно красивая девушка.

— Здравствуйте, я Даша, — протянула руку.

— Костя, — смутился, пожимая руку.

— Нам сюда, — за дверью кабинета был дубовый стол, диван и массивные кресла светлой кожи.

— Здравствуйте, — пахнущий дорогим парфюмом спортивный красавчик в дорогом костюме крепко пожал Косте руку, — Андрей.

— Костя.

— Рад, что вы пришли.

— Я…

— Можете ничего не объяснять, — остановил жестом. — Чай, кофе?

— Кофе…

— Дарья, два кофе нам.

Девушка изящно, словно колибри, попудрившая клювик кокаином, упорхнула.

— Паспорт, СНИЛС, медполис с собой?

— Да, но…

— Но как мы это делаем? — улыбнулся искренне и открыто. — Запатентованный метод. Ноу-хау, разработка совместно с военными и «Сколково». Не поверите, но сто процентная гарантия результата. Жалоб и рекламаций не было.

Даша внесла поднос: две чашечки кофе, вазочка с печеньем, сахар, сливки.

— Прошу, — Андрей усадил Костю в кресло напротив чайного столика из красного дерева. — Попьем кофейку, поболтаем, а потом подпишем договор.

— Договор?

— Договор на оказание услуг.

— Но вы уверены?..

— Сто процентов, — улыбнулся еще шире. — Осечек у нас не было.

— А это долго?

— Нет, к вечеру будете совершенно свободны. Даже, — посмотрел на часы, — раньше.

После невероятно вкусного кофе Костя с помощью Андрея заполнил подробнейшую анкету.

— Зачем так много вопросов?

— Секрет фирмы.

За анкетой последовало сканирование сетчатки глаза и отпечатка ладони.

— А это зачем?

— Не волнуйтесь, Константин, стандартная процедура.

Электронные весы вопросов не вызвали.

— Теперь маленькая формальность, — протянул Косте кипу бумаг, принесенных Дашей.

— Я что, должен все это подписать? — Костя уже слегка обалдел от анкеты, да и после кофе слегка клонило в сон.

— Стандартный пакет документов. Наша фирма дорожит репутацией и работает по европейским стандартам.

— А почему такое название? — не читая стал подписывать листы там, где стояли «галочки». — Вы что-то блокируете в организме? Или в мозгу?

— Несколько по другому, — Андрей подмигнул. — Чуть позже поймете.

После подписания отвел Костю в раздевалку, где одежду, документы и личные вещи пришлось сложить в шкафчик с кодовым замком и облачиться в грубую простыню странного вида и плетеные из соломы сандалии.

— Теперь сюда, — последовал спуск в лифте.

В лаборатории, которую Костя узнал опять же по фильмам, Андрей подвел парня к массивной стальной двери, возле которой скучали на стульях двое богатырского сложения ребят с автоматами.

— Оружие? — удивился Костя.

— Технология же секретная…

— А, ну да.

Андрей набрал код на замке, приложил ладонь к сканеру. Дверь открылась — за ней была небольшая, не больше лифта, комнатка с серыми стенами. На полу стоял большой глиняный кувшин.

— Ничего себе, — Костя оценил толщину двери.

— Выдержит прямое попадание снаряда, — гордо сказал Андрей и кивнул охраннику. — Саша.

Саша вытащил кувшин, по виду тяжелый.

— Прошу, — Андрей жестом указал внутрь комнатки.

— Туда?

— Да.

— Но где оборудование?

— Это наше ноу-хау. Несколько минут и узнаете.

Костя вошел в комнатку. Дверь закрылась, отрезав от мира. В темноте прошло несколько минут, затем дверь приоткрылась. Костя, не чувствуя в себе никаких изменений, вышел и обомлел. Лаборатории не было. Зато были несколько изможденных людей в старинной одежде и с оружием.

— Что происходит?

Копье вошло под ребро и, умирая, Костя успел увидеть, как под струю крови подставили какую-то глиняную посудину.

Андрей высыпал из кувшина на электронные весы золотые украшения, драгоценные камни и древние монеты.

— Саша, Игорь, рассортируйте, — кивнул на весы и, поправив галстук, пошел к лифту — наверху его ждал очередной простак.

Бизнес шел на ура: обмен никому не нужных толстяков, забрасываемых машиной времени в осажденные крепости прошлого на ценности. Сколько их, осажденных крепостей, жители которых уже готовы есть человечину, в прошлом? Полным полно — ни одна эпоха без них не обходилась. А сколько людей с избыточным весом, страдающих от этого? Не меньше. Дело за малым: свести их и получить свой профит. И приятный бонус: квартиры и движимое имущество «консервов». Разомлевшие от кофе с наркотиком клиенты беззаботно подписывали в куче бумаг и генеральную доверенность.

На дальней станции сойду

Рассказ написан на конкурс фантастики «БС-12» сайта «Бумажный слон»

Все это началось как бред. Я трясся в тамбуре электрички, глядя на торжествующий зеленью позднемайский лес за окном. Они вошли в тамбур сразу из двух вагонов: трое в строгих костюмах, не более здесь уместных чем балетные пачки и парочка приблатненного вида. Переглянулись, кивнули друг другу. Первый ход сделали приблатненные.

— Мужик, закурить не найдется? — спросил мордоворот в кожаной кепке.

Я промолчал.

— Погоди, Васек, не так надо, — тощий как глист, с лицом, изрядно помеченным жизненными пороками, остановил кореша. — Гражданин, не угостите сигаретой?

Я снова промолчал.

— Гражданин, вы плохо слышите?

— Не курю, — я твердо посмотрел в наглые глаза, в глубине которых плавал страх, — и вам не советую.

— Борзый, да, Васек? — глиста посмотрел на кепку.

— Учить надо, Гентос.

— Друзья, нельзя же так, — подал голос один из костюмоносцев, для полного антуража напяливший еще и солнцезащитные очки. — Мир, труд, май, птички поют, а вы ссоритесь.

— Да он у меня сам сейчас птичкой запоет, — Васек шагнул ко мне, — закукарекает, — и широко замахнулся правой.

Я врезал левой по приглашающе открывшейся печени и добавил падающему громиле лбом в лицо. Васек распростерся под кепкой. Гентос неверяще смотрел на меня.

— Ну что за люди? — брезгливо спросил спикер костюмов. — Не могут ничего решить без шума и пыли. Третий, делай, — шагнул вбок.

Стоящий сзади Третий хладнокровно выстрелил в меня из тазера. Пока я корчился на полу, дорогой кожаный ботинок с наверняка металлическим носком врезался мне в челюсть. Сознание, выбитое ударом, вылетело, словно пробка из бутылки с забродившим квасом.

Что-то укололо в щеку. Открыл глаза, с трудом сфокусировал взгляд. Наглая птица посмотрела желтым глазом, снова тюкнула клювом в щеку и взлетела с лица. На лету птичка оказалась не такой большой, как казалась вначале. Я привстал и огляделся: заросшая молодой травой-муравой лесная дорога. В ногах стояла моя сумка, по виду не выпотрошенная. Челюсть болит: пошевелил, вставил в рот палец и укусил — нет, не сломана. И то благо. Встал: земля хоть и теплая, но лежать и сидеть на ней чревато кучей проблем, начиная от почек и заканчивая простатой.

Проверил карманы — все на месте. Ни денег, ни документов не взяли. Ребра болят, левая почка колет острой болью и одежда землей испачкана, а так вполне терпимо, бывало и хуже. Странно, что им было надо? явно же не на ровном месте наезд возник. Да и строгие костюмы с тазером смотрелись в сюжете пьяной драки более нелепо, чем инопланетяне. Вжикнул молнией сумки, бегло просмотрел: все на месте, хотя там и брать особо нечего было. Огляделся по сторонам. Как-то же я тут очутился? Если выкинули из электрички, то мог выйти в бессознательном состоянии? Да еще и сумку прихватить? Маловероятно. Может, где-то поблизости станция и оттуда меня приволокли? Непонятно, но примем за рабочую гипотезу.

Достал из кармана старенькую «Нокию» Е-66 — без пятнадцати одиннадцать. Где было солнышко, когда я смотрел в окно? А где теперь? Значит, север у нас там, юг там. Идти надо в сторону запада. Подхватил сумку, закинул на плечо и зашагал по дороге. Судя по виду, пользовались ею не часто и последний раз достаточно давно. но куда-то же она должна привести?

Дорога не спешила, время шло и постепенно приближалось к обеду, о чем, пока что деликатно, но все настойчивее напоминал желудок, привыкший что, «война войной, а обед по расписанию». Заставив меня замереть, дорогу перебежал зверек и уселся на другой стороне. Я протер глаза: не то, что бы я давно не был в лесу, но кошку лилового цвета случилось увидеть впервые. Кошка презрительно сверкнула на меня желто-зелеными глазами и, потеряв всякий интерес, принялась вылизываться. Осторожно достал телефон и сфотографировал необычную животину: мало ли, вдруг открою неизвестный науке вид? Будто прочитав мои мысли, кошка презрительно фыркнула и лиловой молнией порскнула в кусты.

Я посмотрел вперед и понял, что лесная дорога закончилась. Во всяком случае, невдалеке среди расступившихся деревьев проглядывал высокий деревянный забор. Из-за забора выглядывал большой двухэтажный бревенчатый дом, напоминавший крепкий боровик под коричневой металло-черепичной крышей. Калитка слева от железных ворот, крашенных коричневой краской. Постучал в калитку. Подождал, постучал в ворота — вышло гораздо громче. Спят они что ли? Сиеста? Или никого нет дома?

— Ну что, панове?

Я вздрогнул и повернулся. Оказывается, калитка распахнулась совершенно бесшумно, и за мной внимательно наблюдал одетый в брезентовый плащ защитного цвета желтоглазый молодой мужик с вислыми усами и чубом соломенного цвета.

— Долго еще будешь в ворота долбиться? — мужик зевнул.

— Чего? — растерялся я.

— Гляди, краска облупится — будешь заново красить.

— Не подскажете, как к станции пройти?

— Не подскажу, — удрученно покачал головой, — ибо не знаю, к какой станции пройти желаешь, человече.

— Ближайшей.

— Ближайшей? — задумчиво намотал на палец левый ус, покусал кончик. — Километров с полтораста будет, — честно посмотрел на меня и показал в сторону востока, — в ту сторону. А ежели, допустим, туда, — ладонь указала на север, — то все триста с гаком. А зачем тебе станция, коли не секрет?

— Меня из электрички выбросили и вот…

— Контролеры что ли? Так ты заяц? Тю, — осуждающе покачал головой, — а с виду такой гарный хлопчик. Нехорошо за проезд не платить — подрыв экономических основ существования пассажирского железнодорожного транспорта.

Честно говоря, на этой тираде я слегка «подвис».

— Чего глазами хлопаешь, пассажир? Можа еще чего надо?

— Водички попить не найдется? — спросил первое, что пришло в голову.

— Почему бы и нет? Pourquoi pas — как говорят французы. Ты проходи, не стесняйся, будь как дома, — отошел, пропуская меня в калитку.

Я прошел, покосившись на распахнувшийся плащ: если глаза меня не обманывали, то под плащом прятался пистолет-пулемет Судаева. Однако…

— Туда не ходи, — мужик обвел двор широким жестом, — снег башка попадет, совсем мертвый станешь. Сюда ходи, — показал на вымощенную булыжником дорожку, тянущуюся вдоль залитой бетоном подъездной дороги к дому.

Задвинул широкий засов, дополнительно замкнув его навесным кодовым замком. Я пошел по дорожке, обогнул какой-то ветхий сарай и остановился. Растрепанный длинноволосый подросток в очках, похожий на опухшего с жестокого похмелья Гарри Поттера, ожесточенно втыкал в землю штыковую лопату.

— Михась, поймал я ее, кажись! — прокричал паренек, покосившись на моего провожатого. — Поймал!

— Держись, Авдей. Мы сейчас. Помоги, — Михась сорвал плащ и швырнул мне. — Лови в него, но рукой коснуться не моги.

— Кого ловить?

— Ужицу. Вон она! — показал на что-то белесое, длинно-извивающееся, выковырнутое Авдеем из земли.

Я, удивляясь сам себе, бросил сумку и, подхватив плащ, начал ловить извивающееся нечто. Паренек с хеканьем продолжал рубить землю, пытаясь отсечь непонятную ужицу. По виду она походила то ли ветвистое щупальце-водоросль, то ли сошедший с ума буйный корень, то ли мутировавшую медведку.

— Под нее подводи! — Михась схватил плащ за другой край. — Руками не трогай, сожрет. Авдей, руби, уйдет!

— Не уйдет, — Авдей подпрыгнул и с размаху вонзив лопату в землю, ухнул на нее всем телом.

Ужица, чем бы она не была, истошно запищала. Лопата провалилась в землю почти целиком, Авдей растянулся сверху. Мы с Михасем заматывали бешено бьющуюся ужицу. Признаться, силы в белесой твари оказалось прилично. Я никогда не боролся с крупной анакондой (да и с мелкой тоже), но думаю, сладить с анакондой было бы легче. Пока скрутили, и я и Михась запыхались и вспотели, как мыши.

Вскочивший Авдей пару раз вполне себе по кик-боксерски приложился ногой в извивающийся длинный сверток, заставив его затихнуть.

— Крупная какая попалась, матерая, — снял испачканные грязью очки, вытер стекла о рубашку, одел, — хороший улов.

— Повезло, — Михась пожевал левый ус, — хороший улов, не ежица какая и не ежовка. Точная ужица.

— А что это? — осторожно спросил я.

— Тебе же сказали, — очки Авдея хитро блеснули, — ужица комлевая.

— Они еще и разные бывают?

— Бывают еще подколодные, но я их в здешних местах не встречал. А ты, Михась?

— Никак нет, — перехватил мой взгляд на ППС. — Для защиты, а то чкаются тут всякие…

— А ты тут чего? — Авдей достал мятый носовой платок в крупную красную клетку и вытер вспотевший лоб. — По делу лыткаешь аль на опохмелку стреляешь?

— Я водички хотел попить…

— А чего водички? Может, того? — щелкнул себя по кадыку. — Отметим это дело? Чай, событие не рядовое.

— Не рядовое, — покивал Михась.

— Какое?

— Вот же чудак человек, — улыбнулся, блеснув одновременно очками и белоснежными зубами. — Мы же ужицу поймали. Такое хорошо, если в сто лет раз бывает.

— Прошлый раз еще при пане Окулине, дружиннике князя Миндовга ловили, — меланхолично сказал Михась и почесал затылок. — Это же лет семьсот прошло, а то и все восемьсот.

Без плаща стало видно, что он одет в старую советскую военную форму, знакомую большинству из фильмов про ВОВ. Из стройбата что ли сбежал? Или ролевик местный.

— Году этак в 1238 примерно…

Скорее всего, свихнувшийся ролевик-реконструктор. Интересно, ствол заряжен?

— Так что сам бог велел отметить, — подмигнул Авдей. — Ты как, водку пить будешь?

— Я водку не пью.

— Тю, Михась, ты видал? Он водку не пьет! Кажись, к нам язвенника занесло. Али трезвенника?

— На халяву пьют даже язвенники и трезвенники, — пробурчал Михась.

— Мил человек, ты вообще не пьешь? По здоровью или просто сволочь?

— Недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих. Правда, возможны исключения. Среди лиц, садившихся со мною за пиршественный стол, попадались иногда удивительные подлецы! — выдал цитату Михась.

— Вино пью, — я решил пропустить сволочь и удивительного подлеца мимо ушей.

Пока пропустить, пока не разобрался в ситуации, а там видно будет. Возможно, придет и на мою улицу праздник.

— Вино какой страны предпочитаете в это время дня? — снова блеснул Михась.

— Какое есть? — устало спросил я.

— Может, лучше по пивку? — предложил Авдей. — Больно ты квелый какой-то. с похмелья маешься?

— Его из электрички выбросили.

— Ничего себе, — присвистнул Авдей. — Это что, ты полтораста километров пешком чесал?

— Всего часа два по лесу шел.

— От же оно как, — изумленно переглянулись.

— Ну ты скороход, — сделал вывод Михась.

— Его хорошо за добавкой посылать, — кивнул Авдей и напоследок пнув ужицу, свернул сверток в скатку и закинул на плечо, став похожим на товарища Сухова. — Только сапоги чугунные отлить надо.

— Или ногу к уху привязать, что бы всю Землю в три шага не перешагнул, ха-ха-ха, — от души засмеялся Михась и, подхватив меня под локоть, потащил следом за смеющимся Авдеем.

За углом дощатого замшелого сараюшки обнаружилась стоящая на дне большая деревянная бочка, окруженная тремя стоящими бочонками поменьше.

— В аккурат, — Авдей снял с бочки крышку, закинул сверток с ужицей, засунул внутрь бочки правую руку, пошарил. Достал одну за другой холодные поллитровые бутылки с «Балтикой 4», протянул нам. — Бонус еще, дети мои, — вытащил и всучил по большому вяленому лещу. — Холодное пиво — мировое диво, — достал бутылку и леща для себя. Накрыл бочку крышкой, поставил на нее пиво и положил леща, взгромоздился на бочонок. — Ну, вздрогнули, — сорвал ногтем крышку и положил на бочку.

— Будем, — Михась открыл бутылку зубами, тоже положил крышку на бочку.

Я достал из кармана старый складной нож, подаренный еще на десять лет и открыл бутылку. Крышку тоже положил на бочку — вдруг, у них тут так принято? Зачем нарушать местные обычаи? Хлебнул пива — хорошо.

— Она не сбежит из бочки?

— Ты что, совсем того? — улыбнулся Авдей. — Из этой бочки ни одна ужица ни в жизнь не сбежит.

— Эт точно, — кивнул Михась и надолго приложился к бутылке.

— Ужица — это что?

— Ужица — это ужица, — Авдей укоризненно покачал головой. — Стыдно не знать, молодой человек.

— Нонешняя молодежь даже латыни не знает, — поддакнул Михась, — где уж ей за ужицей угнаться? Да ты не боись, земляк, — хлопнул меня по плечу, — мы не жадные, ты за помощь свою долю получишь.

— Их покупают?

— Бери выше, — показал вверх, в голубое майское небо, — почитай, на вес золота берут.

— Да? — я снова отхлебнул. Странно, ощущение, что пиво в бутылке не кончалось. — Круто. А зачем их покупают?

— Сие тайна великая есть, — поскучнел Авдей, — доступная немногим, да и то, полорогим. Не грузись, пей пиво, да радуйся жизни. Кстати, пиво в счет награды. Почитай, авансец небольшой.

— Спасибо.

Какое-то время пили молча, закусывая лещами.

— Оно что, не кончается? — не выдержал я.

— Догадливый, — Авдей щелкнул моего леща по морде, — почти как кот Матроскин.

— Как такое возможно?

— Про бутылку Клейна слышал?

— Слышал.

— Вот это она и есть, только с пивом.

— Там же поверхность одностороння, и при чем тут объем? И я видел их, форма совсем другая.

— Ты же видел в трехмерном пространстве, а в руках держишь ту, что построена в четырехмерном. Она пиво напрямую с завода тебе подает.

Я смотрел на него, не зная, как реагировать на этот бред:

— И как такое возможно?

— Я откуда знаю? — он пожал плечами. — Я те что, физик?

— Капица, ха-ха-ха, — жизнерадостно засмеялся Михась, — академик Сахаров, профессор кислых щей.

— Не вижу повода для смеха, — отрезал я.

— А ты что же? — Авдей подозрительно прищурился и, сморщив нос, принюхался. — Небось думаешь, что мы тут плюшками развлекаемся?

— Он думает, — поддержал Михась, — мы тут пиво пьем.

— Разве нет?

— Нет, человече. Мы тут важными делами занимаемся. Михась, покажи ему.

— Сейчас, — встал, ушел в сарай. Выволок оттуда старинный осциллограф с натянувшимся следом толстым, с руку толщиной, черным кабелем в резиновой изоляции. Плюхнул прибор на загудевшую бочку. — Вот, видишь?

— Что я должен видеть?

— Смотри внимательно, Фома неверующий, — пощелкал галетными переключателями. — На экран смотри.

Сначала на экране, как и положено, бежала зеленая кривая, но вскоре проявилось изображение. На трибуне стоял смутно-знакомый мордатый мужик и яростно жестикулируя беззвучно в чем-то убеждал толпу.

— Видишь?

— Телевизор винтажный из осциллографа сделали?

— Вот же деревня, — покачал грязным пальцем у меня перед носом, — на мужика смотри. Над головой у него видишь?

Над головой мужика словно большая пиявка присосалась к макушке и волнообразно колыхалась длинным жирным мерзким телом, будто водоросль в водном потоке.

— Что это за дрянь?

— Лярва обнакнавенная. Вишь, как радуется, толпой управляет, паскуда. А мы ее сейчас раз, — покрутил ручки настройки, приближая изображение, а потом спокойно засунул руку в экран, сжал тварь в кулак.

Брызнуло красно-фиолетовой кровью, выступавший захрапел, как загнанная лошадь, затрясся и упал. Люди, словно освободившись от гипноза, недоумевающе переглядывались.

— На, лицо вытри, — Авдей протянул мне платок.

Я послушно вытер капли, попавшие на лицо из экрана и отдал платок требовательно протянувшему вынутую из экрана перепачканную руку Михасю.

— Спасибо, — Михась взял чистой рукой свою бутылку, полил на руку пивом, вытер платком, брезгливо понюхал его и небрежно швырнул назад через левое плечо.

— С тебя батистовый платок, — покачал головой Авдей.

— Не вопрос, будет. Убедился? — лучась глазами, посмотрел на меня. — Веришь глазам своим?

— Но как такое возможно?

— Говорю же, не физики мы, объяснить не можем. Эта штукенция, — ухватившись обеими руками, потряс осциллограф, — еще от немцев осталась, с войны.

— При чем тут немцы? — я чувствовал, что голова того и гляди взорвется.

— Занесла их нелегкая в наши места, — виновато сказал Михась, — будто они тут нужны? — развел руками.

Осциллограф так и остался висеть в воздухе. Я опасливо протянул руку и тронул экран пальцем. Палец прошел насквозь, совершенно не почувствовав толщины стекла.

— Оно что, на кабеле висит?

— Получается, что висит. Получается, что на кабеле. Скажешь, что тоже невозможно?

— Если это не кабель, а силовой привод по типу искусственной мышцы или как у моделистов, с тросиком внутри, то допустимо, но откуда ему туту взяться?

Друзья-приятели молча отхлебнули пива.

— Зато удобно, — Михась пощелкал выключателями, сменив изображение на апельсиновую рощу. Еще что-то подкрутил, приблизив дерево, засунул руку по локоть и сорвал апельсин. Вытащил, протянул мне. — Угощайся на здоровье, гость дорогой.

Я осторожно разрезал апельсин пополам: настоящий, сочный и свежий.

— Вы так что угодно достать можете?

— Только то, что в экран пролезет. Ну, еще можем сами что-то небольшое туда бросить.

— Только мы еще с настройками до конца не определились, — признался Авдей. — Толком не знаем, что и куда. Но яблок натаскали — целых три мешка насушили и бочонок с мочеными сделали.

— А я раз соли две пачки вытащил, — похвастался Михась, — и хлеба буханку.

— А я огурцы целый месяц доставал.

— А я…

— Хватит! — перебил я. — Ребят, кто вы?

Они переглянулись, а затем пристально уставились на меня.

— Сам как думаешь? — спросил Авдей.

— Я умер после драки в электричке и попал в загробный мир?

— Версия интересная, — Авдей почесал затылок. Удивленно посмотрел на ладонь. — Ого, перхоть.

— Не выдумывай, — Михась зевнул, — откуда у тебя может быть перхоть?

— Оттуда же, откуда и у всех. Сам глянь, — протянул над бочкой ладонь к приятелю.

— Кажись, есть чуток, — Михась внезапно дунул на ладонь.

***

— Михась внезапно дунул на ладонь. Белая пыль метнулась мне в лицо. Перед глазами поплыло и я потерял сознание. Остальное вы знаете…

— Допустим, — следователь или кто он там был на самом деле, перевернул исписанные листы протокола. — Значит, Владимир Викторович, вы уверяете, что не знаете, как оказались в Торжке, хотя ехали в Калугу?

— Я уже говорил, — я устало поерзал головой по подушке, — и коллеге вашему, что до вас тут был, и вам уже не раз. Что вам еще надо?

— Неужели вы, Владимир Викторович, сами верите во всю эту чушь? — следователь по крысиному осклабился. — Экран, через который можно просовывать руку, какие-то, — брезгливо скривился, — ужицы. Самый натуральный бред.

— Может и бред, — спорить совершенно не хотелось. Интересно, чем меня накачивают через капельницу? — но вы же бутылку видели?

— Видел. Забавный фокус, но ничего не доказывающий.

— Фокус? — теперь уже я позволил себе усмехнуться. — Врачи целый вечер из нее пиво пытались вылить — чуть вся больница до белочки не допилась, а по вашему, это фокус?

— Бутылку мы изучим, — мелко покивал каким-то своим мыслям, — изучим, не сомневайтесь. Но даже если свойства подтвердятся, — поднял ладонь, останавливая мои возможные возражения, — это нисколько не прояснит всей истории.

Я молчал. Возражать было лень.

— Вы уверяете, что не знаете напавших?

— Нет, — я отвернулся к окну. За забранным решеткой окном привольно раскинула ветки береза. Ее никто не доставал, — мне нечего добавить к ранее сказанному.

— Хорошо, — следователь собрал бумажки в кожаную папочку, встал. — Отдыхайте, выздоравливайте.

— Долго мне еще тут?

— Вы куда-то спешите?

— Надоело валяться в больнице.

— Это для вашей же безопасности. Сами понимаете, с таким грузом не очень погуляешь, — подмигнул. — Набирайтесь сил, отдыхайте, — улыбнулся фальшиво. — Все оплачено — из бюджета. До свидания, — вышел.

Я задумчиво смотрел на березу: понятно, что просто так из роскошной охраняемой палаты мне не выбраться. Если бы дело было только в бездонной бутылке, изъятой у меня для изучения, то шанс имелся, но с не с левой почкой, превратившейся в странный сиреневый алмаз. Такой загадочный объект спецслужбы не упустят ни за что. Вот уж привалила доля за поимку загадочной ужицы, так привалила.

Погрызень

Рассказ написан на Четвёртый прозаический блиц Литкульта — 2020 «Лучший час» (500 слов). Занял второе место.

— Мам, ты дошлая, досужая, с понятием, мальца убережешь, — выходя из дома, сказал отец.

Мы с бабушкой вышли проводить его.

— Ты уже взрослый, Саша, — отец проверил обойму и положил карабин в «ниву», — должен помогать нам. С бабушкой Валей побудешь, — сел в машину, — мы с мамой потом приедем, когда все наладится.

— А оно наладится?

— Должно. Ты бабушке помогай всяко, Саша, слушайся ее, она плохому не научит.

Машина осторожно тронулась, а я остался, с тяжелой бабушкиной рукой на правом плече.

— Все хорошо будет, Саша, — бабушка смотрела вслед «ниве», — все будет хорошо.

— Возможно, — существовать в глухой деревне, а как иначе прикажете назвать жизнь без интернета и компьютера, по другому язык не поворачивался, — все будет хорошо.

И все было хорошо. Я помогал бабушке управляться с коровой, курами и свиньями, варил месиво и картошку (картоху, как ее называла бабушка), чистил навоз. Управляться по хозяйству оказалось довольно интересно, в каждом деле имелись свои тонкости, до которых городской житель сам бы не додумался. Например, что корову надо поить теплым пойлом, а свиней нельзя кормить горячим. Или что куры, оказывается, могут есть вареную картошку — откуда мне в городе было про такое узнать?

Сам откармливался после города яичницей с зеленым луком, который еще рос в поликарбонатной теплице.

— Кушай, — бабушка подкидывала поближе ко мне большой пук зеленых луковых перьев, — хачапури у нас нема, — гладила меня по голове, — но и ты не Малкин, гол не забьешь.

— Не гол, а шайбу, — я макал лук в соль, а потом в желток.

Утром, ломая первый ледок на лужицах во дворе, смотрел на улетающий на юг клин журавлей.

— Саша, у нас под журавлями в резиновых сапогах не ходят, — бабушка, чопорно поджав губы, стояла на крыльце, неодобрительно глядя на меня. — Не принято это у нас.

— Почему? — удивился я.

— Резиновый погрызень может прийти.

— Это что такое?

— Не дай Бог узнать, — перекрестившись, бабушка повернулась и ушла в дом.

Проснулся среди ночи от боли. Тускло светились синим часы на подоконнике, в ушах шумело, будто за окном проезжал бесконечный поезд. Я лежал, в ужасе глядя на ноги. Тварь, похожая на уродливую птицу, хотя как я помнил из школьного курса биологии, у птиц зубов нет, да и морд, похожих на тощего шарпея, тоже, молча жевала мое левое колено, время от времени поглядывая на меня лиловым взглядом, будто рыжий конь из песни Боярского. Воспоминание о Боярском почему-то помогло встряхнуться: с трудом согнув правую ногу, от души зарядил в клюв твари. Тварь взмахнула головой, надула щеки и недовольно заклекотала.

— Говорила же, — бабушка бесшумно возникла в комнате и взмахом топора раскроила череп мерзкой твари, — резину в дождь не носи и под журавлями не стой, — обухом брезгливо сбросила тельце на пол. — Я на эти штуки дошлая, смысл имею. Сразу смекнула, что придет тварь, вот и приготовилась к встрече. Утром приберешь тут, тварь в печке сожги, — развернулась уходить.

— Бабушка, что это? — потрясенно прошептал я.

— Погрызень, Саша. Обычный резиновый погрызень. Ты не волнуйся. Завтра сапоги твои вместе с ним сожжем и наступит твой лучший час.

— Какой?

— Погрызень больше не придет.

— А в чем я буду ходить?

— В валенках, милый, в валенках.

Операция «Жиробесы»

Вася Коркодинов, слегка пошатываясь, шел к башне Москва-сити, а сердце замирало от восторга. Казалось, каждый из немногочисленных прохожих понимал, что этот неловко вылезший из белого лимузина парень шел к башне, а не просто так гулял. Неловко он выбрался потому, что вылезал из лимузина впервые в жизни. Да и две бутылки шампанского, выпитые непривычным Васей под шоколадные конфеты и фрукты, пьянили. А еще больше пьянили открывавшие перспективы. До таких перспектив никакому шампанскому ни в жизнь не допузыриться.

Нога шаркнула туфлей: туфли пришлось одолжить напрокат у не служившего одноклассника, днями просиживающего штаны в офисе. Благодетели предупредили, что в ресторане строгий дресс-код и без туфлей не пустят. А уж в берцах, ставших привычной обувью за время срочной службы и подавно.

Заминка в стеклянной вертушке двери. Оказывается, она вращалась не автоматически, ее надо было толкать. Благо, помог предупредительный мордоворот в строгом костюме, жестами показавший, что делать.

— Вам в ресторан? — спросил прошедшего внутрь Васю.

— Да, — смутился Вася.

— Проходите туда, — показал направление.

Вася прошел, стараясь укрыть за телом пакет, в котором предательски позвякивали две бутылки шампанского. Не выпил в лимузине, а оставлять рука не поднялась: за все уплочено, пусть и не им, а благодетелями, но все же. Все равно бы водила выпил, а так останется похмелиться, если дело не выгорит.

— В ресторан? — спросила девушка за стойкой.

— Да, я…

— Вас проводят.

Очередной любезный мордоворот, демонстративно не обратив никакого внимания ни на спортивные туфли, ни на светлый костюм а-ля шестидесятые, ни на пакет с шампанским, провел Васю к лифтам. Дождался прибытия, просунув в кабину длинную руку, надавил на кнопку «84»:

— Поднимайтесь, там вас встретят. Приятного вечера.

— Спасибо, — Вася зашел в кабину. Лифт устремился вверх так стремительно, что заложило уши. Парень сглотнул и даже не стал танцевать перед огромным зеркалом, как обычно делал, попадая в лифт. Двери разошлись, Вася вышел.

— Вы в ресторан? — душевно улыбнулся парень в смокинге. Точнее Вася, сроду смокингов не видевший, подумал, что на парне смокинг.

— Так точно.

— В какой?

— Это… — Вася растерялся. Он не знал, сколько тут ресторанов.

— На открытом воздухе? — пришел на помощь носитель смокинга.

— Да, — ляпнул наобум. Если и не туда, то хоть полюбуется Москвой с высоты.

— Проходите к лифту, — служащий указал налево. — В нем нажмете кнопку R.

Следующий лифт, следующий охранник в очередном холле.

— Туда.

— Заказано? — милая девушка за стойкой.

— Меня ждут.

— Василий?

— Так точно.

— Проходите.

Откуда-то вынырнул улыбающийся паренек, повел Васю мимо столов с отдыхающими людьми: компаниями и парочками. Каждый встречный из обслуги сердечно здоровался с гостем, словно с лучшим другом.

Навстречу поднялся солидный мужчина лет пятидесяти.

— Здравствуйте, Василий, — крепко пожал руку. — Андрей Михайлович. Пакет поставьте вон туда, — указал в угол за стол, — и присаживайтесь.

Словно по волшебству рядом возник человек:

— Меня зовут Алексей. Я буду вас обслуживать. Как фокусник достал громадный лист меню. — Заказывайте.

— Я сейчас, — Вася посмотрел в меню и растерялся. Буквы вроде все и русские, только складываются во что-то непонятное: ризотто, рукколла, сибас, запеченный в соли.

— Рекомендую сибаса, — Андрей Михайлович словно прочел мысли. — Тут чудесно готовят сибаса. Хотя, — улыбнулся, — тут все чудесно готовят.

Сибас стоил почти три тысячи. Вася сглотнул.

— Вы выбрали? — спросил Алексей.

— Сейчас… — Вася поводил взглядом, потыкал пальцем в меню, — креветки с рукколой и это… палтуса с ризотто.

— Хлебную корзинку не желаете?

— А? Нет. Спасибо.

— Вино?

— Что?

— Вам помочь с выбором? Пригласить сомелье?

— Спасибо, — взял инициативу в руки Андрей Михайлович, забрав из рук Алексея винную карту. — Сами справимся, — быстро пробежал взглядом, подчеркнул пальцем пару строк.

Алексей ушел.

— Василий, пока готовят заказ, предлагаю подняться на смотровую площадку. Вы не против?

На смотровой площадке «#Выше только любовь» у Васи в буквальном смысле захватило дух. Парень уставился на лежащую под ногами вечернюю Москву и забыл, как дышать. Так бы и задохнулся, если бы Андрей Михайлович не похлопал покровительственно по спине:

— Что, первый раз?

— Да…

— Смотрите, привыкайте. Если будете хорошо на нас работать, станете тут частым гостем.

А потом был чудесный ужин, теплые креветки в кисло-сладком соусе, палтус, белое и красное сухие вина, десерт и жасминовый чай. Идущий в туалет Вася автоматически поймал споткнувшуюся девушку с длинными светлыми волосами, уложенными в волнистую прическу.

— Ой! Спасибо! — сияющие бездонные зеленые глаза поймали сердце Васи в железный захват.

— Вы не ушиблись? — хотелось продлить чудное мгновение, тем более, девушка из рук Васи вырываться не спешила.

— Нет. А вы?

— Меня Катя зовут…

— Я Вася.

Опьяненный ароматом дорогих духов и красотой Кати, Вася привел ее за столик, познакомил с нанимателем.

— Мне пора, — Андрей Михайлович встал и, выйдя из-за стола, поманил Васю за собой. — Василий, веселитесь, поите и кормите девушку. За счет не беспокойтесь, все оплачено.

Андрей Михайлович галантно попрощался с Катей, пожал Васе руку и ушел.

— Какой деликатный у тебя друг, — восхитилась девушка.

— Это… — Вася хотел поправить, но не стал, — да.

Волшебный вечер продолжился, незаметно став ночью. Вася как во сне заказал такси, сел проводить Катю. Все дорогу до дома целовались.

— У меня родителей нет сегодня… Зайдешь?..

— Да…

Родителей действительно не оказалось, зато была сестра Кати, Лена, такая же восхитительная, но брюнетка.

— Тут дальше не интересно, — мужчина, известный Васе как Андрей Михайлович, щелкнул презентором, отключая видео, на котором в ускоренном воспроизведение шло задорное порно в формате ЖМЖ с Васей, Катей и Леной. — Если кому-то интересно, — посмотрел на собравшихся за столом в уютном конференц-зале, — то все материалы вам розданы на флешках. После презентации можете забрать. Перейдем к финалу, — щелчок.

Огромный экран на стене послушно показал запись репортажа о теракте: смертник взорвал себя в пассажирском автобусе. В углу экрана появилось фото Васи.

— Как удалось установить по записям с камер наблюдения, — привычно читала текст дикторша, — террористом оказался Василий Коркодинов — безработный, недавно мобилизовавшийся из рядов вооруженных сил.

Видео замерло на паузе. Андрей Михайлович посмотрел на покупателей.

— И что, результат сто процентный? — с едва заметным акцентом спросил похожий на жердь сухопарый мужчина в очках.

— Метод старый. Еще Хасан ас-Саббах, известный как Старец горы практиковал его. Про ассасинов все слышали? Его детище. Брал юношей, одурманивал опийным маком и устраивал «рай» с гуриями, обильной кормежкой и вином. Результат известен до сих пор. Мы только слегка модернизировали, для ускорения: немного легкого наркотика в шампанское в лимузине, немного химии в ужине, пара высококлассных шлюх с восстановленной девственностью, оральный и анальный секс. Итог: назавтра кандидат готов практически к любой работе. А мы многого и не просим. Взять груз, поехать куда-то. Наблюдатель приводит взрывное устройство в действие. Результат, — щелчок презентора вывел на экран карту с отметками терактов и наложенными на них фотографиями, — все пять подопытных. Так что, сто процентов. Цена вопроса всем известна? Думайте, господа, думайте. Затраты минимальные, результат реальный.

— Этот, в автобусе, просто опыт? — уточнил жердеобразный.

— Там заодно разборки перевозчиков междугородних были решены.

— Скажите, — переводчик, сидящий рядом с парой арабских шейхов, поднял руку, будто ученик на уроке.

— Слушаю?

— Ваш объект после армии: отвык думать самостоятельно, привык подчиняться приказам. А с более молодой и менее дисциплинированной аудиторией это пройдет?

— Учащийся колледжа вас устроит?

— Да.

— Выбирайте место, — Андрей Михайлович широким жестом указал на карту.

Переводчик, склонясь к уху шейха, быстро перевел. Шейх поднял унизанную перстнями руку, ткнул пальцем в карту.

— Керчь? — кивнул Андрей Михайлович. — Хорошо. Пусть будет Керчь.

Забудь надежду

Рассказ написан на X Чемпионат прозаиков Литкульта. Тур II — «Лифт воображения». Занял второе место в группе.

— С лунным мясом пирожок, быстро съешь его, дружок, — противный вкрадчивый голос плавал вокруг, будто проникая под кожу, пульсируя в такт ударам сердца, обволакивая и лишая способности к сопротивлению. — Дружок — пирожок. Хорошая рифма, да?

Петя промолчал. Петя был пионером, а пионеры фашистов не боялись и молчали на пытках в гестапо. И пускай ходящее вокруг привязанного к стоматологическому креслу мальчика существо фашистом не было, но Петя изо всех сил старался его не бояться. Луна лезла в квадраты разбитых окон, делая происходящее похожим на жуткий сон, но сильная боль настойчиво твердила, что это вовсе не сон. Щупальце, заменявшее существу левую руку, длинной метра в два, не меньше. Когда тварь не пользовалась этой конечностью, то перекидывала ее через плечи крест-накрест, как пулеметные ленты на матросах из любимых бабушкой фильмов про революцию.

— Что молчишь, как партизан на допросе?

Петя отвернулся. Напрасно: ухо пронзила вспышка боли. Щупальце стремительно хлестнуло мальчика, оторвав кусок мочки. Петя закричал.

— Вот что бывает с непослушными мальчиками, — существо поправило замызганный докторский халат. — Хватит орать, пионэр. Ты мешаешь мне думать.

Петя продолжал кричать.

— Не заткнешься, мой юный друг, оторву язык.

Петя замолчал. Теперь ему было страшно и никакие тени легендарных пионеров-героев больше не стояли за спиной. Быть героем больше не хотелось. Хотелось только одного — вырваться из этого кошмара.

— Умный мальчик. Молодец, — щупальце погладило Петю по коленке. Петя вздрогнул. — Возьми с полки пирожок. Хи-хи-хи, — мелко захихикало, тряся накладным красным клоунским носом.

Петя очень жалел, что поддался подначкам местных ребят и, желая произвести впечатление на Машу, пошел с ней в полнолуние в заброшенную сельскую больницу, закрытую несколько лет назад после оптимизации, играть в странную игру «Лифт воображения». Правил Маша не сказала, обещала, что все расскажет на месте. Рассказала… Интересно, Маше удалось сбежать от этой похожей на человека твари?

Существо прекратило трястись от визгливого хихиканья и, приблизившись, остро заглянуло в глаза мальчика, будто подслушав его мысли. Петя попытался зажмуриться, чтобы не видеть этих мертвых мутных глаза за покрытыми трещинами дымчатыми стеклами очков, но пальцы правой руки, почти нормальной, за исключением того, что на ней было два больших пальца, ухватили мальчика за ресницы и сильно рванули, вырывая их и поднимая веки.

— В глаза мне смотри, гаденыш! Рот открой!

Петя покорно открыл рот.

— Зубы давно лечил? — пальцы проникли в рот, ощупывая и пошатывая зубы. Петя попытался укусить противные пальцы, но левое щупальце крепко, как гидродомкрат, расперло челюсти, не давая лишить мучителя пальцев. — За зубами надо тщательно ухаживать и периодически их чистить. Зубы дело такое: не будет зубов, не сможешь тщательно пережевывать пищу, как следует — умрешь от недостатка питательных веществ в растущем организме. Ничего, поправим. Вот этот вроде как шатается, — пальцы, словно клещи, охватили зуб.

Рывок, хруст, рот мальчика наполнился кровью, Петя закричал.

— Нет, вроде ничего страшного, — существо приблизило зуб к очкам, внимательно осмотрело, — хотя, мог бы развиться кариес, — небрежно выбросило зуб куда-то за спину мальчика. — Заткнись, — щупальце расперло челюсти Пети так, что натянулась кожа лица и захрустели мышцы, — иначе всю челюсть удалю, для профилактики — есть подозрение на кариес.

Петя заткнулся.

— Молодец, но пирожок уже остыл. Ничего, технологии помогут нам, — существо кануло в скользкую темноту слева, которую, казалось, если бы не привязанные руки, можно было пощупать.

Вернулось, толкая тоскливо скрипящую медицинскую каталку. На каталке стояла старая микроволновка, за ней тянулся длинный черный кабель.

— Одну минутку, — вынутый из кармана монстра пирожок оказался в алчно распахнувшемся нутре микроволновки, таймер повернулся на полторы минуты.

Дверца закрылась, микроволновка загудела, задребезжала, затряслась.

— Ликуй, пионэр. Раньше были пирожки с котятами, — в мозгу Пети всплыло воспоминание о словах деревенских ребят, что в заброшенной больнице пропадают кошки, — а тебе повезло, попробуешь пирожки с лунным мясом.

Микроволновка перестала трястись и звякнула. Мучитель открыл дверцу и, ловко выхватив щупальцем из нутряной квадратной тьмы горячий, одуряюще, будто сваренный бабушкой куриный суп, пахнущий мясом пирожок, начал засовывать его в рот жертве.

— Жуй, а то придушу, как котенка!

Петя, давясь угощением и захлебываясь слезами, поедал жгучую массу. Всему когда-то приходит конец, закончилась и пытка пирожком.

— Хороший мальчик, — щупальце погладило Петю по волосам, вставшим дыбом от этой омерзительной ласки. — И аппетит хороший, как и положено растущему организму. Пионэр, — правая рука существа разгладила на шее Пети пионерский галстук, — всем ребятам пример. Это хорошо, — оставив жертву, существо отошло к окнам.

Казалось, лунный свет проходит сквозь него, не замечая, и Петя перестал видеть мучителя. А ведь все из-за галстука и получилось. Бабушке было уже далеко за восемьдесят и она, бывшая пионервожатая, торжественно повязав внуку галстук, рассказывала про пионеров-героев. Пете приходилось носить галстук, чтобы не расстраивать бабушку и стойко выдерживать нападки соседских ребятишек, смеявшихся над давно забытой в этой глуши пионерией.

— Если ты пионер, — сказал рыжий веснушчатый Ванька, — то должен быть смелым.

— Я и не боюсь, — осторожно ответил Петя.

— И в старую больницу не побоишься сходить? — прищурился тощий Колька с выгоревшими на солнце волосами.

— Чего там бояться?

— А ночью? В полнолуние?

— Могу и ночью, — Петя покосился на соседку Машу.

— Смотри, за язык тебя никто не тянул, — нахмурился Ваня. — Пацан сказал — пацан сделал.

— Схожу.

— Я с ним ночью пойду, — сказала Маша. — Поиграем в «Лифт воображения»

— Поиграйте, детишки.– Нехорошо улыбнулся Ванька. — Смотрите, только не заиграйтесь…

— Хорошее мясо, в сиянии Луны выдержанное, — существо вернулось, таща очередную каталку, с громоздящимся на ней подносом, заваленным посудой и столовыми приборами, — полноценный завтрак, обед и ужин.

Петя дико закричал.

— Кричи, не кричи — до утра никто не услышит, — добродушно оскалилось существо, фосфорически светясь зубами, — а к утру уже и кричать будет некому. А если на Машу надеешься… Забудь надежду, она тебя специально сюда привела, чтобы смартфон твой себе забрать… Технологии…

Оно вновь шагнуло к окну, растворяясь в лунном свете.

Сапоги дорогу знают

Рассказ написан на конкурс «Черная метка 2020»

Иные подарки, сделанные от чистого сердца, потом выходят боком…

Дорогу перебежала лиса. И ладно бы просто перебежала — села на траву перед лесозащитной посадкой и оскалилась. Сидевшая сзади Лена, моя престарелая, но еще очень даже крепкая тетя, истошно заорала:

— Бешеная!

— С чего она бешеная? — обернулся сидевший за рулем Сергей Александрович, гражданский муж тети.

— За дорогой следи! К людям бешеные выходят! — Тетя Лена перекрестилась. — Или бешеная или вовсе оборотень!

— Оборотней не бывает, — сказал я.

— Это у вас, в городе, не бывает, а у нас тут всякое бывает.

— Всякое, — покивал Александрович. — В позапрошлый год в Большой островке, до нее пять километров от нас, оборотень овцу у фермера Миколая унес и младшую дочку обрюхатил. Родила волосатого ребенка.

— Насчет дочки, допустим, — встряла тетя, — всякое могло случиться, но овцу точно оборотень утянул.

— Что там могло случиться? — он лениво закурил самокрутку с душистым самосадом.

— Комиссия ездила медицинская перед этим по районным школам, а гинеколог при ней молодой был, только с мединститута. Мог и позариться на девчонку.

«Нива» соскочила со свежеположенного асфальта на грунтовку — отнорок и запрыгала по улице.

Машина замерла перед домом, тетя потопала открывать крашенные шаровой краской жестяные ворота. Александрович загнал машину во двор, подъехал к гаражу. Я вылез из «нивы».

— Коля, — тетя стояла на крыльце, — сходи, помой руки. Положено с дороги руки помыть, чтобы никакая нечисть к человеку не прицепилась.

— А Сергей Александрович? Он руки не мыл.

— Он тут местный, — как отрезала тетя. — К нему никакая нечисть не привяжется.

Я потащился в дом. Начал мыть руки в раковине на кухне. Тетя стояла позади и через мое левое плечо заглядывала в зеркало.

— Что вы там высматриваете? — не выдержал я.

— Нечистая сила в зеркалах не отражается…

— Вы серьезно? — натянуто улыбнулся я.

— А ты как думал? В позапрошлый год…

— Знаю, знаю: оборотень овцу украл…

— Тебе хиханьки, а у нас в прошлом годе тыквенный человечек все кабачки на огороде пожрал.

— Чего? — не понял я, подумав, что ослышался.

— Тыквенный человечек. Такая тварь с головой-тыквой. Жрет кабачки, патиссоны и тыквы и ходит дергано, как марионетка на ниточках.

— Да откуда вы все это выдумали?!

— Ничего я не выдумывала, — насупилась она. — Они у нас давно появились, после Чернобыля, я еще в девках ходила. Только раньше прятались, а теперь, в кризис, обнаглели и жрут, что ни попадя, твари тыквоголовые!

Я промолчал, в голове всплыли слова матери, что Лена слегка не в себе после того, как ее, сбитую КАМАЗ-ом, пьяные врачи приняли за мертвую и отправили в морг. Ее едва не похоронили, но она очнулась на похоронах в гробу. С тех пор тетя щедро красила хной поседевшие волосы и носила репутацию слегка странной.

— Ладно, иди Сереже помоги.

Александрович разгружал в гараже багажник.

— А это что? — он потряс двумя пакетами, вынутыми из салона.

— Сапоги, от тестя покойного остались. В гараже у него были.

— Сапоги — дело хорошее. На рыбалке пригодятся.

Он был завзятым рыбаком, в аккурат, как бросил пить, сойдясь с тетей Леной, так слегка помешался на рыбалке.

— Сапоги штука нужная, — не унимался Александрович, вынимая из пакета высокие черные резиновые сапоги. — Они дорогу знают, — любовно осмотрел обновку, подняв к глазам, и внезапно расцеловал.

Не меня, сапоги расцеловал.

— Ладно, я в дом пойду, — преодолев оцепенение, сказал я.

Я поспешно выскочил из гаража и вошел в дом.

— Что там? — тетя выглянула из кухни.

В руках она держала не сковородку, а топор.

— Проходи в гостиную, — показала на видневшуюся за узким коридорчиком комнату. — Обед разогрею, выпьем за твой приезд.

Я прошел в гостиную. Громко хлопнула дверь. Дверной проем загородил Александрович с сапогами в руках.

— Са-по-ги? — голос, как и мертвенно застывшее лицо, не предвещали ничего хорошего.

— Сереж, в чем дело? — в комнату скользнула тетя.

— Да ни в чем, — словно выплюнул. — Только они оба на правую ногу… Смотри, горожанин! — сунул мне в лицо сапоги, едва не ударив ими.

— Сереж, может напялишь как-нибудь на левую-то ногу?

— Напялю?! — лицо Александровича побагровело от гнева. — Они на разный размер, дура! Один 40-го, второй — 43-й! А у меня 45-й! — со злости бухнул сапогом в стену, испачкав обои.

Лицо было уже просто оранжевое.

— Коля, нехорошая шутка получилась, — холодно сказала тетя, сверля меня взглядом. — Я понимаю, вы там, в городе своем вонючем, думаете, что мы любое говно сожрем! Где левые сапоги?!

— Да не было их!!! Я так их и нашел!!! В пакетах!!!

— Брешешь, сука!!! — он схватил меня за горло и начал душить. — Отдай сапоги!!!

— Сереж, может одноногому какому-нибудь отдадим?

— Лен, где я найду двух одноногих? Да еще и с ногами разного размера?

— Тогда да, — шагнула к нам и крепко врезала сапогом мне в затылок.

Перед глазами и так уже плыло из-за удушья, и мозг, с некоторым даже облегчением, вырубился.

Очнулся я от острой боли и жуткого крика. Своего крика, как понял, рванувшись вверх и налетев лбом на что-то твердое. На сапог в руке тети. Если это существо с заросшим седой шерстью лицом было тетей Леной. Платье точно было ее, а вот остальное…

— Не ори, племянник, — прохрипело существо и для острастки снова врезало мне по лицу сапогом. Слегка так, сломав нос. — Сам виноват.

Я огляделся, оценивая обстановку. Полная Луна молотом била в окно, освещая комнату не хуже хорошей лампы. Я лежал на столе, руки связаны под столешницей, а Александрович с надетой на голову тыквой, рвано дергаясь, будто марионетка с запутавшимися ниточками, обтесывал мои стопы топором. Или не надетой? Тыква оскалилась так, что выиграла бы на любом Хэллоуине.

— Ничего, подправит тебе Сергей ноги, сапоги впору станут, — хрипела тетя.

— За что?! — закричал я то ли от боли, то ли от страха.

— А за что твой тесть одноногих убивал? Сергей теперь может видеть смерть владельца вещи…

Тыква кивнула и довольно пророкотала, будто большой резонирующий барабан. — Он убил пятерых одноногих…

— Я же не знал!!!

— Мы все не знали, — тетя вздохнула. — И все теперь расплачиваемся за незнание: я за заколотого вилами оборотня, Сергей за убитого тыквенного человечка.

— Но я!!! Я же никого не убивал!!!

— Что делать? — тетя поставила сапог мне на грудь. — За грехи тестя тоже надо платить. Серег, заканчивай: есть охота, обед стынет.

Левую ногу снова пронзила острая боль.

Смерть за кешбек

После приобретения мобильного телефона жизнь Василий Петровича Сидорова переменилась. Не то чтобы слегка, а вот так круто. Раз и все! Не столько даже из-за мобильника, который не разряжался каждые полдня и в котором теперь собеседник слышал речь Василия Петровича, а из-за жены. Так одно на другое наложилось, что при покупке телефона жена воспользовалась универсальной картой банка «Накрытие», открытой банком к ее вкладу «Моя дробилка». И вклад какой-то чудной: проценты и сумма на счету нигде не зафиксированы, и карта непонятная: ежели не потратить по ней в первый месяц десять тысяч рублей, то не вернут пятисот рублей, взятых за обслуживание. А если наоборот потратить, то вернут и плюсом, бонусом, как ныне говорится, три процента кешбека, то бишь, триста рублей с тех самых десяти тысяч.

Жена Василия Петровича просто заболела идеей вернуть свою кровную пятихатку и заполучить от «Накрытия» заветный кешбек. Видно, от супруга заразилась бережливостью. Тратила она, тратила и вдруг… как гром среди ясного неба, как в июле снег на голову. Пошла в травмпункт с больным ногтем, а полупьяный врач, путающий право с лево, ничтоже сумняше выдрал ей ноготь на большом пальце ноги. Жена позвонила Василию Петровичу, скромно вкушавшему ужин из банки просроченного цыпленка в собственном соку, найденной на помойке возле оптового склада.

— Василий, ты можешь забрать меня из больницы? — жена спросила без предисловий, благо теперь Василий Петрович тоже хорошо слышал собеседника в новой трубке. — Я на третьем этаже, возле кабинета 322.

— Могу. А что случилось?

— Мне ноготь вырвали.

— Это как? — растерялся Василий Петрович.

Перед мысленным взором Василия Петровича возникла картина, как злые гестаповцы пытают усталого пионера-героя, вырывая ему ржавыми пассатижами ногти. Неужели недофинансированная отечественная медицина дошла до такого?

— Что ты молчишь? — забеспокоилась трубка.

— Думаю.

— О чем тут думать? — голос супруги опасно зазвенел металлом. — Заберешь или нет?

— Заберу, — обреченно вздохнул Василий Петрович.

— И не жидись, такси закажи!

— Да тут десять минут ходьбы всего! — взвыл Василий Петрович.

— Такси! — в трубке запиликали короткие гудки.

Василий Петрович вскочил в туфли, выскочил из квартиры и бодрой рысью побежал в сторону поликлиники. Жена сидела на скамейке напротив кабинета хирурга и придирчиво читала плакат с признаками инсульта.

— Ты чего запыхался? — с подозрением посмотрела на Василия Петровича.

— По лестнице быстро поднимался, — соврал он.

— Да? Улыбнись!

Василий Петрович послушно вымучил улыбку. Жена сверила улыбку с плакатным эталоном.

— Вроде прямая. Руки подними.

Василий Петрович поднял руки.

— Поднимаются. Имя выговорить можешь?

— Чье?

— Свое.

Василий Петрович кивнул.

— Говори.

— Василий.

— Ладно, инсульта у тебя пока нет, — с некоторым даже разочарованием констатировала жена. — А такси где?

— Отпустил.

— Зачем?

— Чтобы не ждал, пока по лестнице спустимся. Там бы столько натикало…

— Баран! Посадка стоит восемьдесят рублей. Дешевле было, чтобы подождал. Вызывай другого.

— Может, пешком пройдемся? — робко предложил Василий Петрович. — Тут идти пять минут.

— Ты совсем из ума выжил от жадности? — супруга гулко постучала по лбу Василия Петровича. — У меня ногтя нет, как я пойду?

— Ну…

— Не нукай, не запряг! Помоги встать.

Василий Петрович подал руку, супруга цепко ухватилась за нее и, опираясь на мужа, бодро поковыляла к лифту. Спустились на первый этаж.

— Вызывай такси, я домой поеду.

— А я?

— А ты… — полезла в сумочку, достала кошелек, вынула карточку, — пойдешь деньги тратить.

— Какие деньги? — Василий Петрович вздрогнул и отшатнулся.

— Не боись, мои, — в голосе жены прорезалось презрение.

— Зачем? — Василий Петрович не спешил брать карточку и даже спрятал руки за спину — от греха подальше.

— Мне пятьсот рублей осталось потратить из десяти тысяч.

— Завтра потратишь.

— Не могу. Сегодня последний день. Не потрачу: пятьсот спишут…

— Пятьсот, — забормотал Василий Петрович. Мысль прыгала в голове, будто бочонок в барабане «Русского лото», — пятьсот, пятьсот…

— Что ты бормочешь? Все равно мне пластырь на перевязку покупать, вот карточкой и заплатишь.

— Пластырь дешевый.

— Мне еще мазь надо, «Ибупрофен».

— А если ты в такси карточкой заплатишь? — осенило Василия Петровича.

— Можно попробовать.

Жена достала телефон и заказала такси. Машина приехала на удивление быстро. Василий Петрович помог супруге спуститься с высокого крыльца поликлиники. Сели в синий «фольксваген».

— Скажите, — обратился к водителю Василий Петрович, — а у вас картой можно расплатиться?

— Картой нельзя. — Водитель с сомнением осмотрел странных пассажиров. — Но вы можете перевести с карты мне на карту.

— У меня интернета на телефоне нет, — скучным голосом сказала жена.

— А по другому никак? — забеспокоился Василий Петрович.

— У вас денег нет? — прямо спросил таксист.

— Деньги есть, только… Хорошо, заплатим наличными.

Такси остановилось перед подъездом, счетчик злорадно показал сто рублей. С обливающимся кровью сердцем Василий Петрович дрожащими руками отдал водителю мятую потертую купюру. Таксист, поморщившись, брезгливо взял купюру и неохотно посмотрел на просвет.

— Настоящая, — голосом страдающего от прободения язвенника сказал Василий Петрович.

— Вижу, — таксист уронил сотку на пол. — Всего доброго.

— И вам, — Василий Петрович выскочил из машины, открыл заднюю дверь и помог выбраться жене.

— Ты бы такси оставил.

— Зачем?

— В банк поедешь.

— Какой еще банк?

— «Накрытие». Надо еще тысячу на карту положить, на всякий случай.

— Так сколько же мне тратить? — схватился за голову Василий Петрович.

— Не паникуй: чуть больше пятисот. А на карте всего четыреста семьдесят. Так что…

— А если тридцать и положить?

— Как ты тридцатку в банкомат засунешь, чудак?

— Ладно, — поникнув плечами, в молчании довел супругу до квартиры, взял у нее карту и тысячу, записал пин-код и ушел в вечер.

— И валидола купи упаковку, — донеслось вслед.

До «Накрытия» добрался за десять минут, отпер картой «предбанник». Скрипя зубами и морщась словно от зубной боли, положил в банкомате на счет тысячу. Привычно запросил на чеке баланс: вдруг подлая жестянка обманет и не зачислит деньги. А если и зачислит, да банк лопнет? Что и кому докажешь без бумажки в нашей стране?

— Вам плохо? — из стеклянной двери выходила припозднившаяся сотрудница.

— Нет! — прокричал Василий Петрович, с ненавистью глядя на нее и схватив выплюнутую банкоматом карточку, стремглав кинулся из банка.

Шел по кутающемуся в сумерки городу, заходя в каждую аптеку и разыскивая заказанный пластырь подешевле. Нужен был размером 10х10, но такого не было. Везде лежали 10х20 и 10х7.5. В одной аптеке, самой дешевой, наконец, купил пластырь 10х20 за семьдесят один рубль и мазь за восемьдесят четыре. Стоял, тупо глядя на чек и считая в уме. Сердце щемило, будто от смерти близкого друга; на лбу выступили крупные капли пота, руки тряслись.

— Говорят, что лекарства дорогие, — бессильно повесил нос Василий Петрович. — А тут воно как.

— «И валидола купи», — всплыло в памяти.

— Валидола мне! — как утопающий заяц к лодке Мазая, он кинулся к окошку провизора.

— С вас еще девяносто рублей, — неуверенно сказала девушка, озадаченная странным покупателем.

— Однако, — Василий Петрович провел картой над терминалом, забрал лекарство и погрузился в горестные вычисления.

По любому выходило, что надо чесать в супермаркет и там затовариваться по продуктовой части.

— Ладно, все равно надо было дешевого хлеба купить, — утешил себя смирившийся Василий Петрович и понурой походкой паралитика покинул аптеку.

Супермаркет встретил плеском огней и оглушающими ценами.

— Однако, — стонал Василий Петрович, укладывая в тележку две буханки хлеба по восемнадцать девяносто. — Опять хлебушек подорожал.

Взгляд Василия Петровича испуганно метался по ценникам, тренированно цепляясь за желтые ярлыки. Мозг не находил достойного варианта для траты оставшегося лимита. Мелькнула шальная мысль купить бутылку водки, махом исчерпав деньги, но сама себя устыдилась и бесследно испарилась, будто никогда и не возникала.

«А если круп?». Крупы были дороги. Масло — тоже. Василий Петрович с досадой хлопнул себя по лбу и кинулся к витрине мясных полуфабрикатов. Здесь Фортуна наконец-то игриво подмигнула ему: фарш «Сельский» был с пятнадцати процентной скидкой.

— Мне сельского, — не веря своему счастью, выпалил Василий Петрович. — Двести, нет! — почувствовал себя гусаром, купающим коня в шампанском. — Триста грамм!

Усталая продавщица флегматично отвесила триста грамм фарша, налепила ценник и вручила покупку Василию Петровичу. Василий Петрович двинулся по маршруту дальше, размышляя, что еще полезного и дешевого можно прикупить. Мыло — не портится, но дорого; стиральный порошок — и тоже дорого. Василий Петрович прихватил маленький кочанчик капусты и дешевого псевдо-куриного рулета. Вновь пересчитал стоимость покупок. Черт побери! Проклятая сумма все не выбиралась, словно заколдованная.

Порыскал по магазину: бросил в тележку пакет со свиной шкуркой — дешево и сердито. Можно посолить или пожарить с картошкой или в укропный суп для навара добавить. Полезнейшая штука: некоторые даже обувь такой шкуркой умудряются натирать для блеска и водоотталкивания. Ободренный собственной хозяйственностью, Василий Петрович схватил еще пару пакетов и с торжеством опустил в тележку. Неплохо затарился, но… но все еще не триста. Что делать? Хлеба набрать и сухарей впрок насушить? Так нет больше дешевого хлеба, последние две буханки с полки забрал. Шкурки? Насолить пару-тройку трехлитровых банок и есть до весны. Так ведь жена не поймет, а деньги, будь они неладны, все-таки ее.

Размышляя, мимоходом отправил к покупкам пакетик черного перца-горошка и пакетик лаврового листа. Для жиденькой гороховой похлебки, которой Василий Петрович лакомился по праздникам — самое то. Остатки средств добрал солью: она не портится, а нужна всегда и дорожает при любом катаклизме или биржевой панике. Едва не завопил от радости, увидав на кассе итог: триста десять рублей двадцать копеек.

— Есть еще порох в пороховницах, — посмеивался, таща тяжеленые (из-за соли) пакеты-майки, усиленные многими слоями принесенного с работы скотча. — Я еще ого-го!

Ввалился в квартиру.

— Потратил! Купил!

Отнес пакеты на кухню, зашел в зал к лежащей на диване с ноутбуком супруге.

— Все сделал?

— Все! — начал выкладывать на стол лекарства и чеки. — Вот «Бранолинд», вот мазь, вот валидол, вот за харчи чек.

— Молодец. Возьми с полки творожок.

— Вот чек, что пополнил, вот запрос баланса.

— Какой еще запрос? — жена подняла глаза от ноута. — Зачем?

— Ну… это самое… что пополнение дошло, — растерявшись, мямлил Василий Петрович.

— Зачем?

— Положено же так… Вдруг обманут?

— А ты знаешь, что мне на телефон и так извещения приходят?

— Ну и что?

— А ты знаешь, что я могу в личном кабинете посмотреть?

— Ну и что. А так доказательства будут!

— А ты знаешь, что запрос баланса сорок пять рублей стоит?!

— Сколько?! — Василий Петрович пошатнулся и схватился за сердце.

— Сорок пять…

— А-а-а! — Василий Петрович рухнул на пол, лицом в линолеум.

Жена посмотрела на свежую пачку валидола на столе, почесала затылок и начала менять статус в соцсетях на «Молодая, привлекательная вдова желает познакомиться»…

Сюрприз

Рассказ написан на ¼ финала Плей-офф чемпионата прозаиков ЛитКульта-2019

— У нас для тебя сюрприз.

Я повернулся от монитора и с подозрением посмотрел на родителей. Сюрпризами они меня давно не баловали, а тут стоят и сияют, как два золотых Георгия Победоносца в витрине Сбербанка.

— Какой?

— У тебя сегодня день рождения и в этот день мы решили открыть тебе правду, — сказала мать.

— Какую еще правду? — я насторожился еще больше.

— Мы тебя не хотели…

— В смысле?..

— В прямом, — улыбнулся папаша. — Просто презерватив порвался и…

— И появился ты, — подхватила мать.

Я помолчал, переваривая.

— Ну и?

— И поэтому, — объяснил отец, — мы решили тебя сократить.

— Это как? Меня же уже сократили.

— Сократили с работы, — любезно объяснила мать, — а мы сократим тебя из семьи.

— Времена трудные, — вздохнул отец, — все снижают издержки, а ты сидишь без работы на нашей шее.

— А мы уже не молоды, — покивала мать, — и нам такая обуза не по плечу.

— Не по Сеньке шапка, — кивнул папаша.

— Вы шутите? — я вскочил с компьютерного кресла. — Как можно сократить человека из семьи?!

— Запросто, — отец просто лучился добродушием. — Мы тебя убьем…

— В смысле? — я попятился, наткнулся на стол и едва не упал.

— Убьем, — улыбка матери была широкой, как у акулы.

— Я найду работу!!! — закричал я. — Честное слово!!!

— Не кричи, сынок, — отец обнял меня за плечи левой рукой. — Соседи услышат.

— Вы хотите меня убить, — слезы сами навернулись на глазах. Я всхлипнул. — Сына.

— Нежелательного, — построжела мать.

— Я живой человек! — сбросив отцовскую руку, я рванулся из комнаты.

Бежать! Бежать отсюда!!!

— Сынок, — донеслось сзади, — мы пошутили.

— Пошутили? — я обернулся.

Родители шли ко мне.

— Горькое лекарство, — говорила мать, — эффект плацебо, чтобы подтолкнуть тебя искать работу.

— Пошутили? — я плакал.

— Да, — отец снова обнял меня.

Что-то укололо. Я склонил голову: из меня торчал наш кухонный нож.

— Что это?

— Я тебя убил. Твои легкие наполнятся кровью и через минуту ты тихо-мирно задохнешься.

— Не надо, папа…

— Сынок, фарш невозможно провернуть назад.

Потолок поплыл и я упал. Последним, что услышал, были слова матери:

— Насчет фарша ты неплохо придумал. Можно будет и котлет накрутить…

Мотылек

Рассказ написан на XXV Осенний Пролёт Фантазии

Проклятый мотылек надоедливо и натужно бился о засиженный мухами молочный плафон тусклой сороковатной лампочки. Где-то далеко лениво, будто утомившиеся на богатой свадьбе гости, орали лягушки. А тут было тихо, как в свежевырытой могиле. И пахло похоже. Я, не отрываясь, смотрел в огромные холодные глаза гигантской змеи, чья голова торчала над забором, слабо покачиваясь, словно висящий на веревке носок под свежим майским ветерком. Рука, сжимающая пистолет, уже подрагивала от напряжения, но стрелять я не решался. Знал, что пресмыкающиеся живучие твари и страшно было представить, что сделает со мной эта жуткая тварь, если я не сумею ее прикончить сразу. Толщиной с бревно — даже если попаду в мозг, умрет не сразу. А такая туша, даже просто бьющаяся в конвульсиях, бед может натворить немалых. Хлипкие деревянные столбики крыльца сокрушит на раз. Да и не факт, что в темноте двора не скрывается ее подружка. Стоящая за воротами машина казалась недосягаемой, как пустыня Калахари.

Змея атаковать не спешила, томно поводя по мне немигающим взглядом. Было очевидно, что спешить ей некуда. До рассвета еще далеко, и не факт, что этот ужас исчезнет на рассвете, растаяв под первыми солнечными лучами. Что-то скреблось снизу-сзади. Я, насколько мог, скосил глаза. Живучий, черт! Хозяин негостепримного дома, так и не приютившего меня этой ночью, неспешно полз, выбрасывая вперед руки, вцепляясь пальцами в половицы и подтягивая тело. Половину тела: ноги перерубленный хозяйским топором позвоночник потерял где-то по пути. Из обрубка туловища лилась кровь, оставляя широкий след, но верзила полз, неудержимо, как сходящая с горной вершины снежная лавина.

Твою мать! Я думал, что отрубив полтуловища, прикончил его. Живучие они тут, в глуши. Лесовики. Гвозди бы делать из этих людей… Глаза ползуна сверкнули густым желтым светом. Человек ли он? Змея качнулась сильнее, задав новый ритм своему метрономному качанию. Какого черта я не взял из машины второй ствол? Или хотя бы тайзер — крайне полезная штука при ловле неплательщиков или беглецов из частных тюрем. Хотя внедрение автоматических алгоритмов, прозванных «роботоколлекторами», снизило число должников, без работы я все равно не оставался: хватало отчаянных, а чаще, откровенно глупых людей, надеющихся, как в старые времена, не отдать кредит или отделаться процедурой банкротства.

Проклятье! Рано или поздно, кто-то из них до меня доберется, а одним стволом я не могу сразу два объекта держать. Что делать? Занесла же нелегкая в западню. Сам виноват: не зря бабушка Ульяна, мир ее праху, учила не делать добра, чтобы не схлопотать по всей морде благодарностью в ответ. Поддался минутной слабости, решил помочь ближнему и вот: ожидаемый результат. Размазали мои благие намерения по всей роже.

Я с силой врезал каблуком в зубы подобравшемуся хозяину и с удовлетворением услышал хруст. Добавил еще разок, контрольный, чувствуя, как лопаются кости лица. Ополовиненный верзила затих. Надолго ли? Змея качнулась вперед, и я кинул к пистолету вторую руку, поддерживая. Не знаю, что было в мозгу у пресмыкающегося, но пистолет ее пока сдерживал.

Занесла нелегкая. Я ехал в эту глушь проверить сообщение о незаконной золотодобыче. Предприимчивые индивидуумы выращивают кукурузу и с ее помощью извлекают из почвы золото. А так как золото нерастворимо в воде, почву опрыскивают слабым раствором синильной кислоты. Кислота переводит золото в цианиды калия и натрия, впитываемые корнями. Кукурузу скашивают и сжигают в специальных печах, а из золы извлекают золото. Выгодный такой контрактик, от давнего приятеля из ЦБ. Им разрешили подобные услуги на аутсорсинг отдавать и он, за долю малую, помог мне выиграть в тендере. Во всяком случае, компьютерный анализ спутниковых снимков указал на аномальные посадки кукурузы. Не знаю, были ли здесь черные старатели, но в любом случае, получить суточные и командировочные было делом не лишним. В городе конкуренция дикая, а тут можно за счет ЦБ съездить на природу, развеяться и подышать свежем воздухом. Может, заодно и грибов наберу. Грибы сейчас хорошую цену имели, а здесь, судя по инфе, грибной патруль территорию не контролировал, так что надежда была.

Туман, лениво, будто сытый пес, глодавший деревья, разошелся. Перед машиной что-то мелькнуло и я едва успел затормозить. Хорошо, что тормоза усиленные, да и бортовой комп проапгрейден по самое не могу и сумел погасить занос, не дав машине пойти юзом. Я даже вздрогнул: в свете фар стояла женщина. Неожиданно. Выключил Спиллейна и расстегнул подмышечную кобуру. Ночью на лесной дороге может всякое случиться. Тем более, где-то тут потенциальные незаконные золотодобытчики окопались. А за незаконную добычу золота по нынешнему кодексу пожизненное дают на особом режиме. Так что терять этим ребятам, если что, нечего. За убийство частного охотника за головами от силы десятку прокурор попросит. Выгодный размен.

Женщина все так же стояла, будто заяц, пойманный непреодолимыми стенами включенных фар. Странно. Я достал АПС, щелкнул предохранителем и, держа в опущенной правой руке, открыл дверцу. Поставил ноги на асфальт, выбираясь из верной колымаги с корпусом, сделанным из аэрогеля, называемого «твердым дымом». Чудной материал: невероятно легкий и при этом неожиданно прочный. Я купил ее по дешевке: ветеран ЧВК привез трофейную американскую «тачку» из Венесуэлы. Правда, за легализацию пришлось отстегнуть кое-кому, но это уже другая история. Все равно, покупка оказалась выгодной, даже с учетом «откупных».

— У вас все в порядке?

Женщина молчала. Вид у нее какой-то растрепанный. Я огляделся по сторонам, прислушиваясь, не хрустнет ли где-нибудь в лесу ветка под неосторожной ногой. Вроде все спокойно, но не поручусь. Ребят, умеющих ходить по ночному лесу бесшумно, все еще хватает в стране. Внутренний голос тоже молчал.

— У вас все в порядке? — повторил я, приближаясь к ней.

— Вы можете увезти меня отсюда?

— Отсюда? Отсюда могу. А куда?

— Куда угодно, только подальше.

— Садитесь, — после некоторого размышления сказал я.

Выйдя из ловушки света, она села в машину. Я, спрятав пистолет, вернулся на свое место.

— Так куда вам? — посмотрел на непрошенную пассажирку, оказавшуюся гораздо моложе, чем показалось вначале.

Возникла идея проверить ее ДНК-сканером: не в розыске ли, но я пока придержал ее при себе. Да и для проверки нужна была связь с центральным сервером, а коммуникатор почему-то не находил станции с тех пор, как я въехал в лес.

— Мы долго будем стоять?

— Нет, — я тронул машину с места, — уже нет. Так что вы тут делали ночью? — искоса поглядел на нее.

— Я… заблудилась…

— Грибы собирали? — спросил небрежно.

— Грибы? Да… нет… — она вдруг повернулась ко мне и ее словно прорвало: — Они гнались за мной!

— Кто?

— Я… я не знаю… Моя машина поломалась, а потом… Я бежала через лес, а они гнались за мной…

— Кто?

— Я… я не знаю… Они похожи на… инопланетян. Головы большие, руки и ноги тонкие, а глаза, глаза как у сов… И жуткие члены, торчащие…

— Мутанты? — задумался я, прикидывая, какие уродства могли возникнуть у детей местных, отравленных цианидами. Похоже, версия с кукурузной золотодобычей не так уж нелепа.

— Я не знаю, — было такое ощущение, что она едва сдерживается, чтобы не заплакать. — Я не специалист в вопросе мутаций. Я ехала в центр ассимиляции, учить русскому языку, а потом…

Понятно: наплыв трудовых мигрантов сначала из Средней Азии, а потом из Китая, с последующими вспышками ксенофобии, привел к тому, что власть в конце концов построила ассимиляционные центры, в которых новых граждан учили не справлять нужду в парках и скверах, не насиловать девушек и женщин в коротких юбках и брюках и голосовать на выборах за того, за кого следует. Поначалу от желающих учить в таких центрах не было отбоя, но после нескольких случаев, стыдливо названных официальной пропагандой «несчастными», со смертельным исходом, поток учителей поувял. Платили там хорошо, но и риск был велик. А такая молодая девушка могла пойти в учителя мигрантов только либо от полной бесшабашности, либо… либо от отчаяния. Вновь мелькнула мысль просканировать попутчицу. Мало ли что за ней числится?

Справа мелькнул асфальтовый отнорок к широким воротам.

— Вот! — закричала девушка, тыча в стекло.

— Что там?

— Моя машина!