ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
«Солнцебесие. Афоризмы и откровения»… Данная книга — отнюдь не первое обращение российского прозаика Станислава Шуляка к сему весьма специфическому, афористическому «жанру». Года три назад в издательстве «Ридеро» вышла 200-страничная книга С. Шуляка «Тьмы и просверки. Афоризмы и откровения». Книга состояла из трёх частей: первая книга откровений — «Дары данайцев», относительно небольшая по объёму вторая книга откровений — «Каин жив», в качестве же приложения в книге были размещены избранные юношеские афоризмы Станислава Шуляка, этот раздел получил название «Ранние листы» и датирован он 1978—82 годами.
И вот «Солнцебесие»… Здесь две части: подборка афоризмов и откровений, одноимённая со всей книгой. Также в настоящем издании предпринята попытка — первая, насколько нам известно, — попытка собрания афоризмов, щедро (даже расточительно) разбросанных по страницам прозы Станислава Шуляка — рассказов, романов и проч. Вообще отличительной особенностью прозы С. Шуляка является изрядная афористическая «оснащённость» этих текстов. Эта часть книги «Солнцебесие» поименована «Афоризмы из прозы».
Несложно догадаться, что при жёсткой механической корчёвке афоризмов из неухоженной прозаической почвы многие низкорослые словесные миниатюры выдираются с остатками корневищ и с комками чернозёма, что, впрочем, не слишком преуменьшает их общекультурную значимость.
Здесь стоит отметить, что при цитировании сих сверхкратких интеллектуальных высказываний — афоризмов — использовались в основном «бумажные носители», то есть печатные издания — книги, журналы. То, что призрачно «гуляет» в Сети, пока оставлено в стороне. С учётом же того обстоятельства, что в настоящее время ряд романов С. Шуляка опубликован лишь в журнальных версиях, претерпевших существенные сокращения, не приходится удивляться, что подборка «Афоризмы из прозы» является далеко не исчерпывающей. Часть афоризмов неизбежно были выстрижены неумолимыми редакторскими ножницами. Ничего не поделаешь — первая попытка есть первая попытка!
В таком контексте особенно «вопиющей» выглядит ситуация с романом Станислава Шуляка «Плач Иеремии», изданным журналом «Нева» (№8 за 2015 год). Следуя за фабульной канвой библейского «первоисточника», роман, действие в котором происходит в наши дни, повторяет и его, первоисточника, структуру. Так библейский плач пророка Иеремии состоит из 5 глав по 22, 22, 66, 22, 22 стихов. Ровно столько же стихов и в последней главе «Плач Иеремии» одноимённого романа С. Шуляка (в полной версии). Но, поскольку журнальный вариант романа существенно сокращён в сравнении с «исходником», то сокращено и количество стихов в «плаче». В итоге журнальный плач С. Шуляка «полегчал» ровно в два раза. Таким образом, в последней главе романа 11, 11, 33, 11, 11 стихов (афоризмов) соответственно. Столько же их и в данной книге в разделе «Афоризмы из прозы».
Несколько особняком в книге стоит травестийное приложение к раннему роману С. Шуляка «Лука». Этот раздел поименован «18 афоризмов академика Платона Буева, использованные им в одном неоконченном споре с покойным Деканом ещё при жизни последнего». Это абсолютно графоманские, постмодернистские миниатюры, лишь подчёркивающие алогизм, абсурдность происходящего и неизбывную, нарочитую умалишённость нарратора.
Несколько слов о содержимом книги «Солнцебесие». Если верить авторской датировке, все афоризмы, составившие книгу, были написаны в течение одного года, с октября 2020 года по октябрь 2021. Количественно в книгу вошло чуть более тысячи микротекстов.
Эта книга явно существует в рамках, так называемого, «мизантропического проекта» Станислава Шуляка. В сей проект помимо «Солнцебесия» включены романы «Инферно», «Без сестры», «Озноб» и «Бла-бла-бла», многие рассказы, радиопьесы, миниатюры из цикла «Последствия и преследования», да собственно, не менее половины всего творческого наследия данного автора. Подобно незабвенному Козьме Петровичу Пруткову, выступавшему под маской простодушного графомана, директора пробирной палатки, слишком уж привычного к житейской назидательности, Станислав Шуляк выступает под маской литературного мизантропа, бранчливого циника, нигилиста и имморалиста. Отсюда-то все его «вредные советы», ложные проповеди, фальшивые морализаторства, во множестве рассыпанные по страницам «Солнцебесия». Тотальность отрицания временами зашкаливает, она однозначно превосходит Кафку или Беккета, что, в общем, не совсем удивительно: время-то не стоит на месте, и так или иначе и следует ожидать от творцов чего-нибудь вроде очередного понижения градуса человеколюбия и мироприимства.
Есть несколько близкородственных дефиниций термина «афоризм». Википедия определяет афоризм, как «оригинальную законченную мысль, изречённую и записанную в лаконичной запоминающейся форме и впоследствии неоднократно воспроизводимую другими людьми». В принципе, это верно. Но всё же следует несколько переставить акценты. Афоризм — краткое самодостаточное речевое произведение, речевое событие, смысл (мысль) в нём приветствуется, поощряется, но не является обязательным. Смысл может мерцать в отдалении, обозначаться пунктиром, манить и морочить. Смысл может рассыпаться намёками, но — никогда не навязываться. И ещё афоризм — высказывание, существенно более близрасположенное к поэзии, нежели это декларировалось прежде. В сущности, афоризм — равноправное дитя прозы и поэзии, отчасти ушибленных своими природными протяжённостями. Афоризм так же странен и причудлив, как карлик, порождённый в семье нормальнорослых предков.
Тем более — последний пункт определения, предложенного популярной электронной энциклопедией, — очевидное родимое пятно идеологии постиндустриального общества. Никакое явление или событие не является существующим, действительным, если о нём (о них) на все лады не вещают масс-медиа. Война или светопреставление существуют только тогда, когда о них сообщают по зомбоящику или в интернет-новостях. Афоризмы же зачастую выламываются из такого информационного прокрустова ложа. Ибо иные из них способны вести своё тайное существование с мириадами подспудных значений параллельно скрытной истории человечества, лишь на краткие мгновения содрогаясь от фотовспышек и изнемогая от неумолимого упругого света юпитеров. «Афоризмы подобны кротам — подкапывают во тьме, при дневном же свете тревожно согбенствуют», — читаем мы в «Солнцебесии» афоризм под номером 1098. Возможно, он как раз о том: афоризм вовсе не обязан «быть неоднократно воспроизведённым другими людьми» — авторская афористика существует по несколько иным законам. Афоризм не перестаёт быть афоризмом, даже если он не то, что не был воспроизведён другими людьми, но даже и не читан ими. В принципе, то же касается и романа, и рассказа.
Итак, «Солнцебесие»… В книге три персонажа: Бог, Мир, Человек. Впрочем, в отношении последнего пафос постоянно понижается, и тот именуется Двуногим. Можно заметить, что с Homo автор «Солнцебесия» ещё вынужден считаться (не попрёшь же, в конце концов, против очевидного), то sapiens С. Шуляк отметает с порога. Нет в его искажённом мире никакого сапиенса, он и сам (автор) никакой не сапиенс. Сумеречный романтик Ницше, удручённый тотальным несовершенством человека, некогда мечтал о сверхчеловеке, он тосковал по этому существу, расположившемуся на ступенях эволюционного развития приблизительно посередине пути к Богу. Интенции С. Шуляка прямо противоположны: человек для него идентичен недочеловеку, да что там — это практически синонимы.
«Послушайте, имейте же хоть каплю человеконенавистничества!» — дословно гласит афоризм №72, быть может, ключевой из первой книги «Дары данайцев». Тогда ещё могла речь идти о каплях! В «Солнцебесии» — и «прогресс» здесь несомненен — жидкая отрава сомнения и неверия уже объяла автора до души его. И, возможно, ключевой афоризм книги — №749 — здесь выглядит так: «Послушайте! Вы напрочь утратили всякие неприличия, вы игнорируете любые общенедочеловеческие ценности!» «Говоря о грядущем Хаме, мы подразумеваем самого разнузданного из хомосапиенсов», — словно подводит итог автор «Солнцебесия» в №722. Человек слишком несовершенен, утверждает автор, настолько несовершенен, что чем такой, так лучше уж никакого вовсе! В сущности это перфекционизм высокого полёта. Столь высокого, что и стратосфера будет ниже.
При этом, конечно, не следует делать далеко идущих или экстремистских выводов. Например, об истреблении негодных человечишек, обременяющих бедную захудалую планету. Или, положим, об их самоистреблении. Последнее, впрочем, весьма, возможно. Независимо даже от пожеланий или фобий разнузданных литераторов и их читателей (или нечитателей).
Кстати же, если открыть последнюю страницу романа С. Шуляка «Плач Иеремии», то в стихе 11 пятой главы мы встретим всю ту же бодрую троицу персонажей: Бог, Мир и человек, причём ровно в той же последовательности. «К Богу, миру и человеку взываю я, но вовсе не слышен голос мой, голос мой тщетен! Голос мой бесполезен. Он тише ветра ясною звездною ночью. Ветер же веет над миром, одинок и свободен!..» Дополнительным тому подтверждением может быть №132 из «Солнцебесия». «Бог здесь давно не ходит. Хоть мы по привычке всё оглядываемся, всё высматриваем. У каждого — у Бога, у мира, у человека — своя избранная, своя отдельная тропа, и тропы те не пересекаются». Думается, всё сие неслучайно.
Тема недочеловеческого, слишком недочеловеческого выпукло звучит в №1078: «Начитавшись Бога и глаголов Его, насмотревшись мира и неба, наслушавшись понурых притч подспудных храмов и площадей, лишь стоишь истекающий недочеловеческим, слишком недочеловеческим, с сердцем, колотящимся дробью обескураженности!..» и в №1081: «И ещё оставить свой след на почве недочеловеколюбия тяжеловесными пятами причудливости!..»
Здесь нелишним будет поставить вопрос об источниках столь мощного, разнопланового афористического высказывания, какое мы наблюдаем в «Солнцебесии» С. Шуляка. Ответ, впрочем, напрашивается сам собой: источником является весь корпус мировой афористики, от античности и до наших дней. Но можно и несколько конкретизировать. Весьма ощутимо присутствие незабвенного, трешевого до мозга костей Козьмы Петровича Пруткова, практически нескрываемо своеобразное, интеллектуальное отталкиванье от Ницше, Вольтера, Бернарда Шоу, Оскара Уайльда, на страницах «Солнцебесия» можно невзначай встретить желчного и мятущегося Василия Розанова, языкастую мудрую старуху Фаину Раневскую, сухощавого Аркадия Давидовича и ещё много кого. И вместе с тем подавляющее большинство афоризмов в этой книге абсолютно оригинально, но всё ж и предельно небеспочвенно.
Известно высказывание, приписываемое сразу нескольким авторам: «Если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как по течению проплывёт труп твоего врага». Это высказывание стало источником целого ряда афоризмов Шуляка, вошедших в данную книгу. Например, №2. «Если долго-долго дёргать солнце за лучи, оно в конце концов придёт к тебе и восстанет на твоём пороге, величественное, безапелляционное, безнаказанное». Ещё стоит обратить внимание на афоризм №123 из «Солнцебесия»: «Если долго-долго будешь писать один стих, этот стих в конце концов сам напишет тебя». И здесь не в том дело, что напрашивается ещё сближение с известной ницшевской максимой о бездне, вглядывающейся во всякого, вглядывающегося в неё. Творческое, созидательное начало созидает и самого творца.
Но Шуляк не был бы Шуляком, если бы в его книге не появился ещё афоризм отчасти «как бы в том же духе» — 554: «Если главою вниз и, водрузясь на колени, молиться достаточно долго, то откуда-то сверху, рядом с тобой может свалиться труп твоего бога». Труп твоего бога — ни больше, ни меньше! Кто знает, какие сюрпризы ожидают нас ещё в этой жизни, правда, не без нашёптывания изощрённой творческой волей данного, весьма причудливого автора.
Тематика афористики Станислава Шуляка обширна, многообразна. В сущности, эти афоризмы «обо всём»! О философии, о религии, об истории, о литературе, о познании, о языке, о самой афористике. Эта всещность отчасти обеспечивает автору сей книги своё индивидуальное место в великом собрании мировой афористики. Что это за место такое и возможно ли с оного «докричаться» до обрюзгшего человечества или поджарого недочеловечества, сие нам не ведомо, да оно и не важно. Важно, что своё.
Виктория Прокофьева,
доктор филол. наук, профессор СПбГИКиТ
СОЛНЦЕБЕСИЕ
1. И всё ж не курьёзно ли тебе, двуногий, средь мирных и полезных полчищ млекопитающих именоваться суровым и беспорядочным словом «человек»?
2. Если долго-долго дёргать солнце за лучи, оно в конце концов придёт к тебе и восстанет на твоём пороге, величественное, безапелляционное, безнаказанное.
3. В Вавилоне Бог перемешал языки, ныне задача поэтов — вернуть те в довавилонское состояние.
4. О, не будь ослеплён и повержен, когда в глаза к тебе и в душу твою обрушится ошеломляющий и недвусмысленный свет негодяйства!
5. Сея разумное, доброе, вечное, ныне так же рискуешь, как рискует сеющий коноплю.
6. Красота может и истребить мир, особенно если будет проявляться в виде крестовых походов против уродств и всего безобразного.
7. У двуногих лишь беспамятство отличается железобетонностью.
8. К сарделькам — горчицу, к подлейшим временам — безобразные нравы!
9. И большим художникам самые величественные их послания и манифесты порой подспудно диктуют их неоглашаемые телесные недуги.
10. Недоверие к общественному. Я бы не только с вами в разведку не пошёл, но и с Моисеем — в землю Ханаанскую.
11. Смертью никого не удивишь! Сейчас настолько часто стали умирать, что это деяние утратило даже последние остатки оригинальности.
12. Что демонстрирует наша оппозиция? Немой протест против глухого адресата.
13. Решено: жить отныне буду жадно, лживо, продажно, безуспешно, по-коммунистически.
14. Не глядеть на женщину иначе как с вожделением, значит оттачивать и усовершенствовать в себе взгляд мародёра.
15. Не всякий из царей способен доцарствоваться до высокого звания Ирода!
16. Обыденное, хотя и странное, тогда тем более мерещится сакральным, чем более вкруг него сбредаются надмирные пустомели.
17. Столько талантов, трудов, невзгод, вожделений — и всё ради узурпации и без того общедоступного права не любить человеков!
18. А вы не смейте, не смейте взирать на меня со своею заносчивой контемплятивностью!
19. Не жить, полусуществовать и подавать признаки смерти, как свет маяка посылать искушённым мореплавателям, таящим за пазухами чёрные и пресловутые бездны.
20. Изрядной же всё-таки следует быть сволочью, чтобы тебя безусловно за равного почитали подлецы.
21. Какое гадкое фиаско! И всего-то собирался почесать себе спину своею разнузданной коленкой.
22. Иные любовь свою к Богу выставляют с такой яростью, как будто речь идёт о ненависти к безверию.
23. Боги с истинами пересекаются в точках, в просторечии именуемых банальностями.
24. Вы ещё лбы чугунные свои порасшибаете о сгрудившиеся на пути вашем мании позитивного!
25. Бог — мишень вчерашнего дня, изрешечённая миллионами стрелков. Ищи, двуногий, себе новых мишеней в сфере незримого, непознанного, ошеломляющего!
26. Как прежде сотрясают нашу безмятежную атмосферу пылающая темнота, ураганные безветрия, сухие дожди.
27. Разве мир, склонившийся перед новыми мракобесиями, не предостерегали о пагубности всех толерантностей?!
28. Сотворение мира будет неполным без сотворения своих мироненавистников, своих миротворцев и своих мироедов.
29. Быть может, до битв добра и зла дело доходило чаще, когда б не застревали их участники в трясинах дефиниций.
30. Иногда за великую литературу принимают всего лишь беспокойно переставленные буквы.
31. С космосом размытые границы — явление примерно из того же рода, что и с Богом неподеленное Слово.
32. Праздный двуногий, учись в череде тщетных дней научно скучать, философски бесчинствовать, человеколюбиво сморкаться, безжизненно бредить и пред твоим невидящим взором откроются некоторые из сверкающих, новых, обратных по сути своей горизонтов.
33. Отказываясь от регалий бога, отвергни и привилегии идола.
34. Что такого незаурядного ты сделал для мира, прямоходящий, чтобы снискать себе право быть окружённым славной толпою восторженных побирушек-истин!
35. Привилегированным двуногим достаются привилегированные котлеты.
36. Что ни говори, на этой планете случались времена, когда было модно умирать от чумы или холеры.
37. Непроходимо несведущ. Без подготовки даже собственные ноги не пересчитает.
38. То ни ветр, ни непогода!
То зубовный скрежет
и душевный перебой:
«Пишущий, заглохни!»
39. И вы ещё рассчитываете жить безопасно в сей аварийной державе, в сём скудосердом отечестве?!
40. Истины по своим механическим свойствам залегают в диапазоне от всепроникающей иглы до всесокрушающего молота.
41. Тщись, человек, сыскать эффективное снадобье от всего своего человеческого! От доброты, от справедливости, от двуногости, от безнадёжности.
42. Верные любовники обмениваются зарифмованными улыбками.
43. Когда сей мир прейдёт, моря иссохнут, и свет прекратится — и тогда над хладною почвой, над пеплом прежних пожарищ, над воцарившейся ночью будет слышаться звонкий и едкий, нахальный смех диссидента.
44. Мир — ада репетиция, эскиз, первоисточник. Ад — предел воображения двуногого.
45. Да ведь весь Ветхий завет — упражнения в языке ультиматумов и недоговорённостей.
46. А словеса твои гадкие, ехидные, подозрительные — тоже место имеют быть в соответствии с конституцией?!
47. Взгляни, сколь много встречается на пути твоём человеков, избитых, искалеченных твоею невообразимой насмешливостью!
48. Мало наравне с прочими причислить себя к человечьему сообществу, следует ещё добровольно низвергнуться в свойственную тому категорию онтологических аномалий.
49. Ведь в сущности, всякое творчество — лишь способ обуздания неимоверной и безжалостной, жизненной твоей машинальности.
50. С начала времён Бог и мироздание умеют не представать пред человеками во всей своей наготе и злокозненности. Лишь мы, чтоб не казаться ниже своих предназначений, отчаянно зовём на помощь имиджмейкеров.
51. Снискал удел свой — исполнение роли жонглёра безмолвий.
52. Оптимисты придирчиво грызут настоящее, самозабвенно уповая на блистательное грядущее.
53. Твердить, напоминать, долдонить об опасности позитивного! Двуногий есть апломб, ложь, прогрессирующая безжизненность плюс чёртова прорва иных низкопозитивных опор.
54. Речь — не речь, но какой-то погребальный обряд слова.
55. Безумье возвышает и обустраивает. Приношение безусловных шедевров в человечьи сообщества вернейшим образом обеспечит тебе беззаконное право первой паранойи.
56. Величие религий определяется уровнем растворимости души в символах веры.
57. У каждого своя лестница. У одного — социальная. У другого — социопатическая.
58. Прежде дурни носились с писаными торбами, нынче — с оскуделыми своими моралями.
59. И самые мирные из народов исторгают из недр своих великих маньяков и безрассудников.
60. Лишь в одном прав художник Дали: ужас при ярком солнечном свете ужаснее ужаса, разворачивающегося в тяжёлых потёмках.
61. Существовать вполсилы и вполсмысла и незаметно добраться до дня, когда на плечи твои обрушится девятый вал непрочитанного, непродуманного, неузнанного, неувиденного.
62. Невозможно жить в мире и регулярно не сдавать ему экзаменов на лояльность.
63. При ближайшем рассмотрении и измена родине может быть сведена к вполне безобидной, этической деконструкции.
64. Не нужно быть провидцем, чтобы предсказать близкую кончину лампочки накаливания. И тем более — книги для чтения.
65. Великое зодчество — в умении построить дом, над которым будут плакать, негодовать и смеяться.
66. У великих человеков от ничтожных причин зачастую происходят ошеломляющие последствия. Одно неосмотрительное высказывание Шекспира побуждает теперь обшаривать весь мир в поисках разрозненных островков антитеатра.
67. Весь мир — театр, в зале ни души — все на подмостках беззаветно актёрствуют!
68. Иногда пробиться к нашему естеству нам не позволяют наши сны о небывалом и наши мечты о запретном.
69. Ищи и не сыщешь в хоромах смерти покосившееся заднее крыльцо и заколоченный досками чёрный выход.
70. Чтение книг требует гораздо большего мужества и ещё любви к ближнему, чем написание их.
71. Что ни говори, пьянством алкоголизма не вышибешь. Хотя с другой стороны, чем ещё иным того вышибать?
72. Осмыслить величие избранного пути нам мешают разбитые обочины и взбесившиеся светофоры.
73. Утка равно привержено взаимодействует со всеми четырьмя стихиями — вода (озеро), твердь (берег), воздух (небо), огонь (в супе).
74. Им уже мало души и самоощущения человека, им ещё непременно подавай его подлые намерения и его дурные привычки.
75. Будь до Луны рукой или лапой подать, тогда бы не выли на неё с такою тоской ни волки, ни лисы, ни псы, ни человеки.
76. Путь двуногого разумен и самодостаточен. Вот и человечьих дней отпущено нам ровно столько, сколько требуется, чтобы успеть за них проиграть все на свете доступные турниры, олимпиады, состязания и гонки.
77. Для чего мы здесь, как ни для того, чтобы дымиться головешкой затухающей, насмехающейся над прежним своим, разнузданным пламенем?!
78. Чем дольше человек шагает по пути прогресса и либеральности, тем более разрастается его скоромная, экономическая душа.
79. О, погрузись же скорее в тотальный минимализм-молчание!
80. Наблюдая житейский непорядок в русской провинции, нельзя не усомниться в целесообразности сотворения сего заброшенного мира этим заброшенным богом.
81. Использовать бога для одних молитв или славословий — всё равно, что читать в книгах одни оглавления или выходные данные.
82. Мода процветала уже тогда, когда из человечьих одежд существовали лишь шкуры убитых хищников и набедренные повязки из пальмовых листьев.
83. Даже рыбу не улавливают открытые для сострадания. Даже воздухом не дышат трепетные радетели живой жизни.
84. Быть чрезвычайно увлечённым своим заурядным существованием, держаться подальше от прочих, в том числе от мира и человека, с другой же стороны, даже близко не подпускать всех иных с их наличным бременем недоумения и фанаберии.
85. Лелей же в душе своей, двуногий, жаркую и замысловатую, пресловутую свою ксенофобию!
86. На Земле нет профессии микроскопичнее, чем профессия сего бессмертного, всесильного бога!
87. Камня на камне пообещать не оставить там, где никаких камней отродясь не бывало.
88. Мироздание и полезные прохвосты, мироздание любит своих полезных прохвостов, иногда даже кажется, будто оно само создано ими, ну, или ладно — будто оно прославлено ими. И это даже больше, чем создано: слава выше существования, причём не так важно, что за существование, и уж тем более, что за слава. Всё равно — выше.
89. Мыслить вопреки, мыслить наперекор, мыслить врозь, мыслить перпендикулярно и даже перпендикулярно самой перпендикулярности. И лишь параллельно, одинаково, идентично не мыслить.
90. Избранные единицы наивно тщеславятся: время, мол, работает на нас. О, они совершенно не знают времени! Каковое всегда и везде, средь больных и здоровых, среди несчастливых и удачливых, безвестных и прославленных — оно работает против всех.
91. Во всякий день свой и во всякую ночь свою носи, двуногий, на своём оголтелом штандарте пиитические фиаско, пророческие скорби и сакральные недоумения.
92. О, не запутайся же, двуногий, в приметах и причудливостях твоей ажурной, безнаказанной жизни!
93. Покуда всякое мракобесие сменяется лишь иным мракобесием, и самое дичайшее кажется не более чем обыденным.
94. Человек человекствует. Всё остальное вторично.
95. Нельзя не удивляться, глядя на иные жизньствования жизни.
96. Встретил пафос — убей пафос! Своё человечье назначение единственно измысливать как прорешливое вместилище для откровений.
97. О, сколь же окружил ты себя, двуногий, тщетными предметами, легкосплавными словесами, бесполезными близкими, сомнительными смыслами, ужасающею сакральностью!
98. Россия российствует и иногда российничает.
99. Америка же лишь америкосит. Всё действительное своё с безумностию заамерикашивает.
100. Поначалу бог укрывался в библиотечной пыли. Ныне же перетекает в отдушины цифрового формата.
101. Можешь ли ты, двуногий, сделать что-то подлее, нежели у ближних своих снискать доверие к своим кургузым словесам?!
102. Мир ещё не раз содрогнётся от проклятой вашей пандемии терпимости.
103. Не гражданин, не семьянин, не христианин, а так — несусветный сарказмовладелец.
104. Поедаемые лягушки навсегда восславили поедающего тех француза.
105. Слова без ловкости и горло без свободы — и ты, столь невооружённый, потщишься улавливать заносчивых прямоходящих с их манией ниспровержения разнузданных кумиров?!
106. Даже отворотившись от Китая, всё равно узришь китайское, миллиардоликое. Пускай бы хоть отражённое в небе.
107. Всякое мышление — территория общих мест, источник плоских суждений и пространство пресловутых банальностей. И после того ты станешь удивляться проценту дураков и бездарей средь благопристойного народонаселения?!
108. Богу вообще по плечу преимущественно киноамплуа «плохого парня».
109. Судьба наша — из рода в роды препустейшие ваши нации и сословия русским нашим, беспочвенным угрызать менталитетом.
110. Смотрясь в зеркало, рискуешь в нём невзначай лишь увидеть омерзительно беспорочный свой, подлочеловеческий облик.
111. Иногда Господь конгруэнтен фетишу. Вопрос в наблюдателе.
112. Как же не задохнуться в восхищении от красоты великого и могучего, русского косноязычия!
113. Молитвословие теолога… всё равно как на громкое дело идти да без воровской одежды!
114. Болезни, особливо неизлечимые — не есть ли лучшие репетиции отвычек от жизни, какие только и могут учинить самосознающие человеки для наполнения своих запустевших досугов?!
115. Супружество как несчастный случай — оного не избегает и зарекающийся.
116. «Только бы не меня!» — в разнообразные минуты жизни своей молится нерадивость. Тогда как пришли именно за ней, и ответ теперь держать ей одной.
117. Гений тщетен, обыватель со скудным именем своим прославлен в веках и сообществах.
118. Заставь дурака в бога не верить — он не поверит и в человека!
119. Снабжать речь обыденную свою блистательными афоризмами — всё равно, что строить курятник из самоцветов.
120. В вековечном противостоянии добра со злом используй разумные зубы и осмотрительные кулаки.
121. Пиши, двуногий! Иначе ты не будешь никому интересен!
Пиши ещё, двуногий! И тогда ты не будешь никому интересен!
122. И сами маньяки, и те, кто снимает об оных кино, — все члены незримого, великого клуба дурно думающих о человеке.
123. Если долго-долго будешь писать один стих, этот стих в конце концов сам напишет тебя.
124. У пессимиста все самоцветы серые и незапоминающиеся. У оптимиста всякий булыжник — алмаз.
125. Иной двуногий — не более чем текст во столько-то томов, страниц и строк, с игрою слов, сплетеньем стилистических фигур и пригоршней аллитераций.
126. Всё чаще у нас теперь бурные аплодисменты плавно перетекают в майдан.
127. И всё ж именно безверия по большей части привержены к ересям.
128. Если твой враг будет долго сидеть на берегу реки, то он в конце концов увидит плывущий по течению, разлагающийся, твой собственный труп.
129. Когда и Солнце умрёт и планеты, вокруг того обращающиеся, по сторонам разбегутся, тогда лишь лжица-Луна будет носиться во тьме по орбите своей, хладная, безвестная и бестрепетная.
130. Властолюбец не обременяет душу и норов свои угрызеньями лживости.
131. Куда ни взгляни, страницы истории уснащены тремя ароматами: пыли веков, деяний дураков да нафталина сундуков.
132. Бог здесь давно не ходит. Хоть мы по привычке всё оглядываемся, всё высматриваем. У каждого — у Бога, у мира, у человека — своя избранная, своя отдельная тропа, и тропы те не пересекаются.
133. Так до скончанья веков всё будут спорить как бы о могуществе и преодолении — о гравитации мира и воле двуногого.
134. Чем истины навязчивей, тем меньше остаётся места для догадок.
135. Врождённое сиротство человеков. Бог, говорят, не выдержал одиночного заключения, на которое сам обрёк себя по итогам Сотворения мира.
136. Взгляни на человечьи парламенты, кумиров, сообщества и беги, скорее беги в дикие стаи, в заскорузлые земли, под объективы усохшего, заходящего солнца!
137. Не приходи, покуда не знаешь, как станешь уходить. Со всеми сопутствующими речами, обстоятельствами, разъяснениями.
138. И ведь тебе со всею своею многофунтовою массой никак не вмешаться и не вклиниться в твой пресловутый, разнузданный порядок слов и сомнений.
139. Зоосад всегда неполон без слона. Меж тем свет не видывал более нелепого и непрезентабельного млекопитающего. Мифология основывается на казусе, излишестве и недоговорённостях.
140. Нет большей проблемы и даже опасности для мыслящей части планеты, нежели человек и его самооборона.
141. Что ещё вызывает такие шок и отвращение у оголтелых наземных народов, как публичная шизофрения их парламентов и правительств?! Века сменяются и исходят, нравы же только дичают и полоумеют!
142. От каждого по мифу, и каждому по притче — и Земля накалится и лопнет от нашествий идеалистического.
143. В футболе один гладкий, безволосый шар мобилизует вкруг себя как минимум двадцать три идиота (не считая тысяч на трибунах). Нужны ли ещё доказательства тщетности времяпровождений человеческих?
144. Ныне не берут в расчёт в своих чрезвычайных поэзиях непривычки почвы, назойливость воздуха, полоумье пламени, доводы воды.
145. Каждому надлежит за своё существование изобрести хотя бы одну лженауку, хотя бы один новый фашизм и одно мракобесие, насадить те, восславить, а после дискредитировать!
146. А таковыми были бы наши молитвы, будь они обращены к новому образу — Богу-негоцианту?!
147. Б-г устами Аль Капоне уже ответствовал человекам за своё неудобоваримое мироздание: «Ничего личного! Только бизнес!» Следует подчеркнуть, по всему выходит: иудейский Б-г и есть надмирный Аль Капоне.
148. Если вдруг возжаждал отчётливых начала и конца, сожги, истреби же скорей все свои предвечерние притчи.
149. Нельзя ни ступить дважды в одну воду, ни пройти вдвоём одною дорогой, а всё равно пешеходам далеко до конкуренции мореплавателям.
150. Национальные движения не так потесняют мёртвые и чуждые языки, сколь удушают живые и родственные.
151. Мизантропия в пуговицах и петлицах, терпимость в потёртых подкладках и вылезших нитках.
152. Сводками нелепиц и мерзостей следует именовать иные обычные сводки вечерних новостей.
153. Что по значимости своей сравнится с роеньем идей и мнений в оскудевших сообществах? Парад безыдейностей.
154. И ведь почти невозможно себе представить, насколько даже само Сотворенье мира умучили жуликоватые посредники да мерзопакостные поставщики!
155. Осознай же себя, наконец, человече, паузою мирового развития и ещё его препоною и даже досадным, слепым пятном!
156. Или ещё проще: мироздание — камера пыток для всего живущего, вселенский эфир же — утилизационная прорва самосознающих, деморализованных душ.
157. И ещё спрошу у вас, отчего вы не строите для себя и для ближних своих домов нетерпимости?!
158. Умей презреть в себе и дискредитировать безраздельный дух свой пафосной литературы!
159. Взгляни, человече, ведь лямку любителя истории на плечо твоё накидывает боль от утраченных византий.
160. Если долго-долго третировать луну, раньше или позже она обескураженная собьётся в чередовании земных приливов и отливов.
161. Кажется, вполне уравновешивают друг друга на контрольных весах эволюции закон джунглей и беззаконие городов.
162. Как прежде полны сверхъестественным опытом созерцатели изношенности мира на сгибах.
163. Мир для всех! Но всё же есть иные, для кого он более, нежели для остальных! Как же мерзки у нас теперь акционеры земного шара. И уж таковы стократно его члены совета директоров.
164. Мировые религии деяньями своих ревностных сторонников лишь более высвечивают природное обаяние войны.
165. И ведь никогда уже, двуногий, ни тебе самому, ни отпрыскам, ни коленам, ни сословиям твоим, не говорить на языке водорослей морских и не распевать хвалебных песен моллюсков!..
166. Важнейшая функция всего живого — утилизация в индивидууме его свободно изливающейся энергии. Оттого-то иногда строят публичные дома и открывают картинные галереи.
167. Где Бог, там и экзистенция. Где нечистый, там ехидный парадокс.
168. Не существует никакой философии экзистенциализма. Есть только величественный корпус мучительных попыток разъяснения самого термина, кажущийся такой философией.
169. Марс — бог войны. Марсианин же — микроскопический бог войны на кухне.
170. Глаз — главнейший производитель метафор. Луна — не луна, но лишь смоченная губка на доске небосвода!..
171. Дворцовые перевороты случаются и в лачугах. Когда в последних гнездится венценосность помоек.
172. Человек всегда холоднее своего невыпитого кофе. Но лишь избранные из нас слаще опьяняющего нас кагора.
173. Мракобесие… Можно подумать, солнцебесие лучше!..
174. Поэту следует долго-долго на плечах своих носить бремя безвестности и несуществования. После чего, на склоне дней, спотыкаясь на колдобинах, воровато взирая окрест, вприпрыжку — в приземлённую славу!
175. Двуногий, голокожий жизненосец с парою идей и мнений, с жалкими языком и намереньями, в меру герой и немного предатель, зато со всемирным апломбом да разнузданной мифологией — сё и есть нынешний человек!
176. Человекам солнце досталось усталое, плешивое, всё в зарубках, шишках, заусенцах и пигментных пятнах. Не солнце — голова болвана. И с тех пор оно нимало не усовершенствовалось.
177. Проростки истин на полях безверия бывают затоптаны ордами и полчищами единомыслящих.
178. Пришло время убивать — сделай это со всякими, настаивающими на своей правоте!
179. А сам ты, человек, многих ли был созидателем скопищ слов, угнетаемых до размера афоризма?!
180. Оптимизм или пессимизм художника видны в его красках.
181. У иного художника за красками и картины не разглядишь.
182. О, настанут ли когда-нибудь блаженные времена, в которые возможно будет безжалостно обольщать наивное и беспрепятственно истреблять поэтов?!
183. Цивилизованность эпох измеряется степенью безнаказанности истребителей как самих искусств, так и всяческих носителей оных.
184. Сколько новых истин вдруг обретёт двуногий, столько же — изведанных — где-то в другом месте (в другой жизни) он их и утратит.
185. Жизнь — вольное (невольное, безвольное, недовольное) плаванье, истины в нём — якоря.
186. Кто бы сейчас знал иудейского Бога, когда б не двухтысячелетней давности Иисусов ребрендинг?!
187. Верующему и скептику, блаженному и нигилисту лучше всё же не встречаться в пределах одного книгохранилища.
188. Да, действительно, Бог — мужского рода. Но это ничего ещё не значит. И уж тем более не означает приговора. Чтоб не сказать — руководства к действию.
189. Битва Дон Кихота с ветряными мельницами уже потому тщетна, что мельницы при этом всё равно остаются со своею трудовою мукóй, а Дон Кихот — со своей философической ежедневною мýкой.
190. И всё же я ошеломлю ещё вас всех и разжалоблю своими непомерными конвергенциями и бифуркациями.
191. Кинематограф — младший брат театра. Удивительно только, как при таких высоких ставках, при столь неизмеримых барышах ни один из них не удавил брата своего ещё в колыбели.
192. Быть может, из всех разновидностей Хаоса для тебя более всего доступна вакханалия букв и созвучий!
193. Легче Богу — в диссиденты, чем сатане — в масоны!
194. О, отнеси же в дар в основания мира — свои неизмеримые, свои небывалые навыки негодования, традиции бесчестья и свои таланты лжеца!
195. Познай правоту Хаоса! Горькую, гадкую, неудержимую.
196. Ещё раз: правота Хаоса более суммы заблуждений человеков. Она вне этой суммы.
197. Всякое, лютующее над мирозданием, истребляющее живое, логическое, подготавливает проверку на прочность деяний Творца.
198. Мракобесие солнцеподобно! Праведность адодобычлива!
199. Мне с миром не по пути! Я и с человеками-то вышагиваю даже не разными дорогами, разными обочинами, застарелыми рытвинами, запустелыми бездорожьями.
200. В юности — размах заблуждений, первородная свежесть идиотизма, блаженное напряжение мышц. В старости — мучительная череда сожалений, скрипящие коленки, аромат атрофий. Таковы пограничия тщетной пластической территории, именуемой жизнью.
201. Дьявол, известно, в деталях. Хаос — ученик того и соперник — в спецэффектах и дублях, в бесчестном сценарии, во взбесившемся монтаже.
202. Вырви глаз наблюдателя скудных дней твоих, к тому же клеймящего оные безразличием или восторгом, не позволяй бытие твоё лицезреть праздному, или хоть бы и праведному, ни с тем ни с другим не учреждай коалиций, не заключай перемирий, не празднуй побед.
203. Говорят, весь мир — театр. Но на цене входных билетов это почему-то не сказывается.
204. В юности зеркало — атрибут оптимизма. В исходе дней — смертоносное орудие депрессий. И редко — наоборот.
205. Да, мир — театр, но билеты в нём продаются только на места, с которых главнейшего действия не различишь.
206. Слово за слово — вот уж и череп проломлен! Двуногий не обучен вести беседы на языках консенсусов.
207. Так заедай же скорее, двуногий, век свой быстротекущий сумятицей перлов, перестрелками парадоксов, ссадинами незабытых обид!
208. Лукавствующие твари двуногие, именующие себя экологами, в тишине и мёртвой подспудности всё готовят ошалелым сообществам тиранию чистого воздуха, диктатуру зелёных насаждений, господство естественной жизни, недонаселение оскуделых держав.
209. Имморализм — разновидность морали, по преимуществу, субъект радикальной части её размашистого спектра.
210. Существенно недооценивают пафосность всякого фиаско. Сражаться лучше с врагом. Терпеть пораженье — от ворога.
211. В захудалом животноводстве, как и в нынешней России, смертность скота превышает рождаемость.
212. Сказано любить, любить ближнего своего в горе и в радости, в смехе и в слезах, в соплях и в отрыжке и ещё во всяческих человеческих испражнениях.
213. У современной морали спущены все колёса и отказывают тормоза. Потому-то ею пытаются рулить самые бесстрашные из негодяев.
214. А в конце концов в существовании человеческом нет ничего более важного, более пронзительного и запоминающегося (или даже священного), чем поглощение изысканной пищи, опьянения себя безрассудного сладким вином и последующих, неизбежных дефекации с мочеиспусканием.
215. Спеши запечатлеть сей мир во всём его злоединстве, покуда он окончательно не распался на мириады и полчища лукавых, несусветных, болезненных афоризмов.
216. Всякая человеческая мысль безвозвратно истреблена и подточена саранчою лаконичных высказываний, нашёптанных тебе в часы твоих недужных бессонниц.
217. А всё же интересно будет взглянуть на тщетные веянья многих держав и сообществ после исчерпания мировых запасов подземной чёрной нефти.
218. С детства не любить никакой родины — и всё для того, чтобы с возрастом, постепенно возлюблять её, по частям, по отделам или даже по разрозненным областям.
219. Раньше или позднее станут в мире явственными все загадочные и замысловатые, политические подноготные.
220. Если свиньи всё же учредят когда-то собственную державу, то в память о покойных предках назовут её Беконией.
221. И угораздило же тебя, двуногий, остаться без бога и без хвоста! И это ничего, что хоть в разное время.
222. И папы раньше или позднее склоняются пред педерастами.
223. Иногда и высокая литература приводит к ужасающим последствиям. Раскольниковым бы топором самому Фёдору Михалычу — да по твёрдокостному, достоевскому темечку!
224. Археологу ведомо: раскопай он внезапно весь мир, как тут же опрокинет всё нынешнее значение своего сводного брата — историка. Потому-то не торопятся оба.
225. Не считай тех, с кем раскланялся по необходимости, считай тех, каковых прошагал мимо по душевной расположенности.
226. «Хлеба и зрелищ!» — громче всех кричат слепой и сытый.
227. Одни отмывают деньги, другие — промозглую нищету свою, тщась отбелить бытие своё и видимость свою до приемлемого уровня благообразия.
228. Человек зачастую гордится тем, чем и тля бы, уж конечно, покоробилась.
229. Вся московская режиссура — мефистофельская по сути своей, и сами режиссёры — мефистофели, и дела и слова их — сатанинские. В сравнении с таковой, петербургская режиссура не в пример простодушнее. Но и припизднутее тоже. У петербургской сестрицы припизднутость — главное её свойство и состояние ума. В общем, как говорится, Москва — ква-ква, и Петербург — ничей не друг!
230. Человеки слишком часто вопиют безответно: «За что, Боже?» и «Почему, Господи?», так часто, что ныне Богу, например, отказано в значении морального авторитета, то есть, Сотворение мира — «допустим», Сын — Спаситель — тоже «возможно», но не учи нас, как нам жить всё остальное время, Ты — глухой, равнодушный, безжалостный!
231. При тирании отчизна от порядочных граждан будто прячется, а держава, наоборот, колесом на них накатывает, нагло и незапятнанно.
232. Подслушано: он умер от самого банального русского сердца.
233. Встретил балет — растли балет, и ты безусловно сыщешь для себя славное наименование растлителя балета.
234. Не искусаешь своевременно искусство — оно само тебя своевременно и современно искусает.
235. Может ли твоя скульптура быть хороша, когда она ещё не достаточный хроникёр безобразного?!
236. Помереть, как и жил, то есть — худородно, тщетно, безынтересно, беспрекословно.
237. Вряд ли с этим миром возможно сойтись в попытках друг на друга оголтело взирать исключительно на трезвую голову.
238. Так укрепи свой дом мизантропа, чтобы он был неприступен для нашествия беспощадных орд альтруистов!
239. Всякая диктатура благоволит к аэродромам и боеприпасам, но тяготится амбулаториями и богадельнями.
240. Мир переменится, когда в него безусловно проникнет и в нём утвердится пресловутая, потребительская психология пенсионера.
241. Чем ещё, как ни половодьем искусств оправдывать бремя суток и минут, ниспосланных тебе в ощущения в начале лет твоих, человек?!
242. Эстетику вкруг пальца не обведёшь, тогда как этика сама обманываться рада.
243. Несмотря на многовековую историю развития астрономии и несколько более короткую историю космонавтики, всё же нет полной уверенности, что солнце, прилипшее к небосводу в нижней его трети, не есть детская аппликация из цветной бумаги, каковую недавно смастерили нерадивые руки двоечника.
244. На лестнице социопата ступени из непокорности.
245. Общество потребления тяготеет к диктатуре шницелей и отбивных.
246. Власть давит и довлеет, народ кряхтит и огрызается.
247. Живущий средь швейных игл или ядовитых гадов когда-нибудь об этом пожалеет.
248. А розгам-то за что такое наказание — погибать, исхлестывая голые жопы вопиющих человеков?!
249. Ещё раз: самый значительный человек не стоит потраченных на него розог и приуроченных к нему негодований!
250. Если даже и русским рождён, из этого ещё вовсе не следует, что не помрёшь когда-то старым евреем.
251. В поликлинике: есть узкие, как глаза киргиза, специалисты, и над ними всеми терапевт — суммарный врач.
252. Господу нашему, погрязшему в мире и вне мира, ныне явно не время до его семи миллиардов земных военнопленных.
253. Библейские тома достаточно массивны, чтоб ушибить ими страждущего, но всё ж недостаточно весомы, чтоб убедить скептика.
254. Да пребудет со скептиком покой, земной и небесный, да обойдёт его стороною война глаголов и поводов! Концепций и догм. Кондиций и кастаньет.
255. Оторопь иногда берёт и другие оторопи произвольно насаждающего.
256. Чего доброго, ещё налгу вам до синяков и накостыляю с три короба!
257. С кем мы — с мракобесием или с цивилизацией? И снова скажу вам: да, с мракобесием мы, с мракобесием! И тьфу на все ваши хвалёные цивилизации и миропорядки!
258. Весь в меткострельных ранах и с незаживающим déjà vu.
259. Всё в этом мире настолько серьёзно!.. Из отживших кто-то едва ль воспротивится, чтоб последним вздохом его был изрядный глоток веселящего газа.
260. И ведь в гроб спокойно не ляжешь, покуда не оставишь на теле земли достаточно физических знаков в подтверждение душевного своего вероломства.
261. По меркам Голливуда конец света гораздо выигрышнее сотворения мира. Первый душераздирающ, последнее же душещипательно.
262. Волга так долго впадала в Каспийское море, что отчего б не начать ей понемногу впадать в Бискайский залив?!
267. Малые народы — большие фанаберии. Большие народы — Бога беспрестанная чесотка.
268. Комедию разыграть на подмостках пред глазеющей массой — всё равно, что малоприличной прилюдно предаться мастурбации смехом.
269. Не держи бесов, двуногий, в доме своём, на чердаке, в тёмном углу, а помести их в хладной груди своей, ибо всё равно захватят и дом, и душу твои.
270. А ты можешь на исходе дней твоих о себе заключить горделиво: мол, жить довелось в добропорядочной державе да в добросовестную эпоху?!
271. Правда — загнанная лошадь, ложь — счастливая наездница, летящая с безудержностью напролом.
272. Всё в человеке определяется гормонами, любовь лишь отличается степенью наглядности такого определения.
273. Судом бесчестия судить красноречивости рассветов, беспрекословия закатов, единоначалия ночи!..
274. Когда знаешь точно, что хеппи энда не будет, то, что будет, приходится принимать за хеппи энд.
275. Иная любовь человеческая случается в жанре ситкома, другая — мелодрамы слезливой, третья же — ночного кошмара.
276. Три наиболее волнующие жизненные направления, на каковые и всего бытия своего не жаль, — ретроградство, мракобесие, реакционность…
277. Тщись, двуногий, существовать так, чтобы никогда не сыскать себе уничижительного прозвания — гуманиста, альтруиста, филантропа!
278. Кажется, мы в средневековье немного недомракобесничали, чуть-чуть недоинквизиторствовали и теперь навёрстываем упущенное.
279. Не всякая падла способна меня редактировать! Прочим же особям неразумным меня даже читать давать не надлежит.
280. Если вдуматься, секс устарел уже во времена камасутры. В более позднюю эпоху он вообще сделался достоянием отдельных ловкачей и умельцев. Как это ни парадоксально.
281. Она одним языком своим устраивала такую камасутру!.. Русским языком — а вы что подумали?
282. В человеке следует с одинаковым уважением относиться к плотскому и к духовному. Меняю один храм на один бордель, сто храмов — на сто борделей.
283. Отчего так редко удаётся что-то исповедовать и ещё реже к чему-то благоволить?
284. От женщин, оказывается, всего можно ожидать! Вот к чему они придумали свою менструацию?
285. Вот недорезали всех буржуев, когда было можно и даже приветствовалось, и до сих пор простить себе не в состоянии!
286. Высшие достижения политической культуры сего двуногого человечества — авторитарность, несменяемость, однопартийность!
287. Единственное хорошее, что есть в нашем времени, что хоть немного поотстали от нас со своей прохиндейской Октябрьской революцией.
288. Самое утончённое наслаждение — безвестному гению со скабрёзной видимостью на морде незаметно отирать бока суесловной миллионоголовой бездарности.
289. Двенадцатиперстная кишка… по одному персту от каждого из апостолов.
290. И снова замечу со всей оголтелостью: мне не чуждо ничто недочеловеческое.
291. Хорошо бы дать кому-то в морду за присущие демократические ценности. Плохо за них же получить самому.
292. Отзывчивость и доблесть — два наихудших вида самооговоров.
293. Лишь от Бога своего и кумиров своих двуногие человеки соглашаются принимать брань за награду.
294. Нет, не сказать, что ничего вовсе не меняется к лучшему. Сейчас можно хотя бы безнаказанно не хотеть.
295. И ещё можно соглашаться или даже поддакивать с неведомым доселе цинизмом.
296. Чёрная полоса, белая полоса, снова чёрная, ещё чернее… и все такие — на грани расизма.
297. И за Бога можно довольно свободно получить по морде. Да, говоря откровенно, за Него-то как раз больше всего шансов невзначай схлопотать.
298. Приходится подстраиваться под запросы обывателя. Оттого-то и невозможно вместе с тем воспарить в эмпиреях.
299. Я, собственно, совершенно не против похабщины. Но ей по меньшей мере при том надлежит быть методическою.
300. Выполнять какую-нибудь отчаянную работу. К примеру, сбивать вражеские бомбардировщики. Или и того хуже — свои.
301. Безропотность — подспудная фанаберия христианина.
302. Не одна уже из великих держав на наших глазах ополоумела от забугорного многообразия сортов колбасы.
303. Россия правой ногой наступила в Европу, левою вляпалась в Азию. Или скорее — передней и заднею.
304. К тому ж и на гербе её — типичный экспонат кунсткамеры, пернатый и двуглавый.
305. В первосортной поэзии должен слышаться воздух и должен слышаться нерв. Слышатся же одни кишечные газы.
306. Истины столько истребили своих двуногих соискателей, что уступают в сём начинании лишь одному всеобщелюбивому Богу.
307. Нам ещё многократно бывать очевидцами неравной борьбы стран третьего мира (включая Россию) за свою несвободу.
308. В двуногом цинизм не всегда солидарен с беззастенчивостью.
309. Из уважения к Ван Гогу: если тебе невзначай отрезали ухо, поставь под бритву и другое!
310. Сказитель Гомер, не иначе, себя сам доконал колбасною своею эпичностью, самоубийственными и назойливыми, своими гекзаметрами.
311. Вдруг обрушиться на всяческие искусства со всей записной своею неистовостью и ещё с хвалёной своей несвободой.
312. Россия — страна бескрайняя, и люди в ней бескрайние, и мерзавцы её безвозвратные.
313. И ещё почитаем себя за нищих! А у нас на каждом углу — пьянство, блядство, хулиганство и к херам попорченные нервы!
314. Во мне, как говорится, и на рубль нет культуры, во мне и субкультуры ни на грош.
315. Раньше встречались такие умельцы, что запросто могли на милицейском свистке исполнить что-нибудь из Брамса.
316. Рак определить весьма несложно. Если долго не умираешь, значит это не рак.
317. На ровной дорожке-то мы ортодоксальны. А стоит кочке повыше завестись, так экстремальнее нас и не найдёшь.
318. Спасибо за заботу! Отпевайте лучше кого-нибудь другого!
319. Вызывает немалую тревогу тот факт, что мы перестали слишком часто сравнивать себя со странами африканского континента.
320. Когда двое ортодоксальных неверующих берутся сопоставлять традиционных своих Создателей, такое сопоставление оказывается не в пользу обоих. По принципу: оба хуже.
321. Нельзя про меня сказать, что я глубокий старик. На самом деле я поверхностный старик.
322. Нелюбовь к родине как финансовый проект зачастую затмевает даже торговлю кокаином.
323. В водке истины больше, чем в вине. А потребительского комфорта меньше.
324. Как же легко мы скатились в антиутопию! Даже ступней не замочив. Даже самоуважения не расплескав.
325. Не следует принижать роль Авеля в известной притче. Он не просто попал под горячую руку жестокого брата, он сам эту руку и разогрел. Первый в истории мира суицид при посредстве постороннего.
326. Даже если у нас вовсе не будет ни литературы, ни музыки, ни художеств, всё равно на поверхности мира немало сохранится проделок замысловатой русской совести.
327. А всё же напитки наши горячительные и морали наши неписанные лучше употреблять неразбавленными.
328. В человеках минимум две помешанности — на лёгкости сокрушения и мучительности возрождения.
329. У нас невиданные расстояния и короткая история. Оттого-то в России не только добираются долго, но и живут медленно.
330. Эти гулкие глаголы, рукой бестрепетной на ветр брошенные, приливами и закатами омытые, монументальным минимализмом среди двуногих человеков да нарекутся!
331. Лишь сходить с нею в кино на последний спиритический сеанс.
332. А ещё состязаться с уличными экзистенциалистами в сферах низости ежедневных намерений и трагичности пресловутого бытия!
333. Подспудное в искусстве сопоставимо с оглушающим в толпе.
334. После лукавственника Фрейда люди стали гораздо чаще оговариваться по Фрейду.
335. Человеку следует вырабатывать в себе особенный глаз. Такой, чтобы и в Сотворении мира видел одно тошнотворное.
336. Хорошо быть Аргусу полубодрствующему! Ведь из его ста глаз хоть один да узрит правду!
337. Русский мир и по сей день неподдельно гордится как высшим кулинарным достижением кашею из лопаты да супом из топора.
338. Казалось бы, уж посмертному-то чего (или кого) опасаться? А вот и как бы не так: посмертное в нас обычно и есть самое боязливое.
339. После Ницше многие враз обучились слыть непокорными умственными шалунами.
340. Сердце — оно вроде транспорта, везущего до первой остановки.
341. Ну, звания интеллигента в кои-то веки научились стыдиться. А вот с рабом божьим всё не выходит никак!
342. Бог для такой сволочи, как я, уж припасёт, наверное, что-то совсем удручающее на исходе дней моих и мгновений.
343. Мизантропия — крест мыслящего индивидуума, ксенофобия — его позор.
344. Интересно державам меряться своими средневековьями. Америка — страна вовсе без всякого средневековья. Да и наши с европейскими — столь многоразличны. Скажи мне, каково твоё средневековье, и я скажу, кто ты теперь.
345. Ищи себе, двуногий, объект для глумления — уверен, не сыщешь ничего лучшего, нежели сей пресловутый, здравый твой смысл!
346. После Ленина стало не в пример стыднее быть человеком, полку же мизантропов существенно прибыло.
347. Возможно ль тебе всю жизнь свою, заносчивую и беспорядочную, прожить в ритме и темпе сигналов точного времени?!
348. Среди моих ценностей мало христианских, общедоступных, много — жестоковыйных, саркастических.
349. Что за аберрации языка! Отчего так в господнем слышится и преисподнее?!
350. Дабы истинам процвести среди человеков, первым немало надо иметь качеств беззастенчивости. От последних же довольно и одной непредвзятости.
351. Мыслить не фразами, не предложениями, но сразу готовыми эпитафиями.
352. Иную эпитафию порой не просто отличить от фельетона. Чтоб не сказать, что все эпитафии таковы.
353. Выйти безвестным из храма, покурить за углом с богом, обобрать пару надмирных попрошаек, сесть на машину времени и молча укатить в непоименованное.
354. Если у машины уже есть тормоз, так на что ещё ты этой машине?
355. Если у кошки выстричь все когти, так она свихнётся от сознания, что она больше не кошка.
356. Попран в циническом — вооружись наивным! Осмеян в гармоническом — обзаведись тлетворным!
357. Паранойи происходят у человеков от ежедневных передозировок зазнайства.
358. Какой из козлов испытывает неудобства от обидности своего наименования?!
359. Сороконожке не позавидуешь! Мало того, что каждый день нужно ноги считать, так ещё приходится следить за ненарушением парности.
360. Как из ружей варганят обрезы, так для эстетики возможно и у слонов укорачивать их выдающиеся фасадные принадлежности.
361. Всякому ведомо: обутое колесо лучше катится, чем раздраенное.
362. Между вылетающими из улья пчёлами, поворачивающими направо, и пчёлами, поворачивающими налево, укрывается вся бездна нынешней идейной детерминированности.
363. Эффект бабочки… да у бабочки жизнь слишком коротка, ей летать-то некогда! Не говоря уж о том, чтобы производить какие-то эффекты.
364. Тирания одиночки вечной исторической швалью застывает в расслабленной памяти масс.
365. Надпись на могильном камне: «Он не знал ничего англо-саксонского…»
366. Что отличает русского от всех прочих тварей земных? Один только замысловатый язык, несвобода да воспалённые нервы.
367. Не умеющие писать романов всё-таки пишут и пишут дрянным языком свои Хроники тщетных существований.
368. Узри врага своего с глазами, сверкающими беспричинностью, и клыками, истекающими инцестами!
369. К тебе по ночам в дверь стучится вселенная? А ты тогда отвечаешь вселенной своей безразмерной тоской?
370. Весьма не лучшим образом на демографию влияют засидевшиеся женихи и подорожавшие невесты.
371. Приумножает всеобщее безвкусие дней нагло правящий незлобивыми народами уголовник.
372. Расшибший лоб на молитве инвалидом от усердия в вере громогласно да наречется!
373. После Розанова вдруг нехороши и несвежи стали тургеневские (или мятлевские) розы.
374. Иную фамилию и до конца прочитать невозможно, а не то, что носить её с собою до гробовой надписи.
375. Животное лошадь даже радуется эксплуатации её человеком. Хуже будет для неё и рода её, когда эксплуатация эта иссякнет. С эксплуатацией исчезает и надобность.
376. Восседающий на слове порой и сам — слово.
377. Христианство по-над человеками излучает тьмы раскаяний и затмевает тусклый свет гротесков, греховностей, громогласностей.
378. Семья для человека — начальная школа злодейства и подготовительный курс непосредственности.
379. Кто на кобыле не ездит, тот её и не кормит. Кто дитя родное не любит, тот оное и не корит.
380. Кто добро гоняет плёткой, тот и злу слугой не станет.
381. Ну и каково тебе, человече, существовать в сём мире гипотетическим эукариотом?!
382. Бог с человеком, как ни соберутся вместе, так сразу и давай друг против друга истошно выкобениваться! Даже времени не наблюдают.
383. Жить, тяготея к универсальности и тяготясь предначертанностью.
384. Солнце не с человеками. Икар на своих крыльях вовсе не стремился к раскалённому Солнцу. Напротив, он старался как можно далее улететь от злых и холодных людей.
385. Иной идёт в архитекторы, кажется, лишь для того, чтобы всю жизнь возводить одни триумфальные арки.
386. Свиные души полны калиброванных свинячеств, ныне лишь немногие хрюкающие изнемогают в беспричинных, природных свинствах.
387. Он жил такой пошлой и безвкусной жизнью, что ему даже coming out было делать не с чего!..
388. Ну, вы это бросьте! На эпитафию-то себе в вечерней газете я уже наискусствовал!
389. Подслушано: ныне мир из Празднований Осточертевшей Любви плавно переползает в Эпоху Торжествующего Онанизма.
390. Участь двуногих — бесцельно шествовать по миру, повсеместно непроизвольно оставляя частицы своего ДНК.
391. Рассматривать смертоприятие как продолжение жизнебоязни.
392. Ныне для насыщения тысяч алчущих Спаситель обошёлся бы пятью пиццами и парою банок охлаждённой пепси-колы. Главное, чтобы пепси-кола была непременно холодной.
393. Тут уже не то, что Акела промахнулся, тут все ваши акелы промахнулись одним разом, тут уже то, что у вас и не осталось акел непромахивающихся.
394. Пресытился званием человека, но так и не дотянул до наименования индивидуума.
395. Эволюционировать в сторону одноклеточности, в сторону биомассы. Зато деградировать в сторону Бога.
396. Евреям не удалось бы репрезентировать миру своего тяжеловесного, пресловутого Бога, не сопровождайся такое деяние океанами умопомрачительной и заковыристой, библейской беллетристики.
397. Что может быть гаже, чем невзначай узреть свой расплывчатый профиль на знамени нестандартной и скудоумной нашей молодёжи?!
398. А что, если твоё самоопределение в корне не верно?! А что, если оным ты лишь заклинаешь фортуну?!
399. Что ещё оставалось делать с райскими садами после первой в сём мире победы нечистого? Разве только пустить под бульдозер…
400. Философское знает своё место в процветании поэтического.
401. Хорошо поданная ложь заменяет правду. Хорошо сказанная правда заставляет сомневаться в самой себе.
402. И ведь живут и мнение имеют все эти разносортные былинки и букашки в доме шекспировом!
403. Когда кальмар тебе улыбается щупальцами, приязненно ответствуй тому ключицами и щиколотками.
404. Ложь всегда на стороне моралистов. Она инструмент их и средство борьбы.
405. Правда существует, насмешливо утверждает ложь. И это не я, добавляет правда.
406. Смертельная битва патриотов и либералов всего выгодней прохвосту, выбившемуся чудом в высшие сферы.
407. Звериная ненависть стада к своему пастуху не может не удивлять с учётом не самого высокого положения последнего в человеческой иерархии.
408. Патриотизм не может быть в большинстве. Патриотическое большинство имеет иные наименования, не столь уж лестные для патриота.
409. Мирская слава — единственная форма компенсации за время, потраченное нами на искусства в их совокупности с бесстыдствами.
410. Вообще-то ныне не слишком много таковых, кто полагает, что демократия — это безусловно хорошо. А уж если выслушать к тому же все демократические песни!..
411. Что ни говори, но самое экологически чистое явление — ядерный гриб.
412. И Аллаху есть чему поучиться у Насреддина. Как и самому Насреддину — у его ишака.
413. Самое время убить меня каким-нибудь филантропическим оружием!..
414. Человекам до конца дней своих нужно ещё успеть устыдиться своей любви к ближнему, а также расплеваться со всякими верою и безверием.
415. Будучи спрошенным о виртуозности в искусстве, ответствуй вопросителю притчей: мол, пьяный слон однажды отдавил у весёлой сороконожки одну-единственную ногу, не задевши остальных тридцати девяти…
416. Лучшее оружие двуногого — уклончивость. Смех — же его великий парламентёр и проныра.
417. Множество народов добровольно опуталось благостною паутиною двубортного иудаизма.
418. Захер-Мазох отнюдь не первооткрыватель ада, он в нём экскурсовод. Не самый вдумчивый и расторопный.
419. Каждому — по содержанию его! Достоевский изо всех сил существа своего на околоземную орбиту забрасывал топор, Бертран Рассел — лишь фарфоровый чайник.
420. Наука свершает подкоп под философию тяжёлою лопатою скепсиса.
421. Карьера патриота — в строительстве домов из многих брёвен, невидимых в собственных глазах.
422. Беда не в том, что у нас демократия. Или там — патриотизм. Беда настоящая в том, что у нас вечные и патриотизм, и демократия. Жить некогда: то в одно вляпаешься, то в другое. И так до скончанья времён.
423. Человеки человекствуя человекость не причеловечествуют.
424. Не страшно, если тебе приходится выслушать чью-то единичную чушь. Но иногда ощущение, что вокруг тебя всемирный заговор разрозненных чушей!
425. Не так уж мало среди нас человеков, которым удаётся зарабатывать на жизнь банальными наступаниями другим на мозоли.
426. Вскоре надлежит мне с достоинством предъявить безучастному миру свою пресловутую бесславную смерть и колченогое, бесхребетное запустение.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.