Бесплатный фрагмент - Собиратели слонов

Глава 1. Тревожное утро

На службу Владимиров опаздывал. Не из-за пробок.

Добираться до работы он старался на метро — так как это был самый быстрый вид транспорта в утренней сутолоке будней многомиллионного города. К тому же в метро он занимался своим любимым делом — наблюдал за людьми. Только в столичной подземке можно было увидеть такое разнообразие человеческих лиц, их выражений, образов внешности, типов поведения. Поэтому он не читал, не смотрел видео на планшете или на телефоне и даже не слушал музыку. Он думал, анализировал и просто жил в этой разноликой людской толпе.

Дмитрий был москвичом во втором поколении, он вырос в этом городе и привык к нему, хотя часто его тянуло подальше от бесконечного шума и суеты. Но он сумел приспособиться к московскому быту и сутолоке, потому что человек в целом приспосабливается ко всему.

Его родители были из провинции. Оба они в свое время приехали в столицу учиться. Мама — в консерваторию, а отец — в университет на биофак. Встретились на какой-то студенческой вечеринке. Завязались отношения, результат которых не замедлил себя ждать. Их сын появился на свет в первой половине 70-х годов, когда социализм еще казался достижимой мечтой, а с экранов телевизоров к гражданам необъятной Родины обращался мягким баритоном Леонид Брежнев. Эпоху перемен Дмитрий застал подростком и хорошо ее запомнил: и надежды, которые страна возлагала на нового энергичного генсека Горбачева, и веру в лучшее будущее «в мире со всем миром», и трагическую развязку, ознаменовавшуюся крушением СССР.

Родители его переживали произошедшее в стране непросто и к тому моменту каждый уже по отдельности. Их развод совпал с периодом юности Дмитрия и дался ему нелегко. В повторные браки они не вступили. И сын жил с каждым фактически по очереди, ночуя то в их квартире с матерью, то в университетском общежитии отца, который так до конца жизни и не смог больше ни получить, ни купить себе отдельное жилье. Мама пропадала в музыкальном училище, подрабатывая в музыкальной школе, а отец, раньше такой энергичный, совсем сдался на волю обстоятельств, наблюдая за уничтожением науки и образования, которое в стране в те годы велось с какой-то чудовищной планомерностью.

Матери было все-таки легче, она давала частные уроки, выступала на концертах, и вместе с сыном они сводили концы с концами. К тому же мать была безудержной оптимисткой и всегда надеялась на что-то лучшее.

А отец, как человек наблюдательный, деятельный и умный, просто погибал от собственного бессилия перед изменившимися обстоятельствами. Его угнетала даже ни нищенская зарплата вузовского доцента, ни разграбление и уничтожение научного потенциала страны и последовавшее за ним массовое бегство ученых за границу в поисках лучшей доли. Поражало, как его коллеги — люди, еще вчера рассуждавшие о нравственности и высоких ценностях, уже сегодня превратились в беспринципных дельцов, создающих коррупционные схемы поступления в вузы, при которых на студенческой скамье престижных университетов оказывались не самые способные и талантливые выпускники школ, а самые пронырливые и богатые, сумевшие найти нужные связи и дать, кому требуется, «на лапу».

Отец был сознательным атеистом и последовательным гуманистом и не мог примириться с тем, что его окружало. Единственное утешение он находил в алкоголе и в вечерних разговорах по душам с сыном. Дмитрий старался как можно чаще бывать у отца, так как это несколько ограничивало его тягу к спиртному. Но все равно отец постепенно опускался: даже в университет позволял себе ходить небритым и неряшливым. Весь холодный сезон года носил какую-то выцветшую куртку и старую меховую шапку. В теплое время одевался не лучше. Дошло до того, что прохожие начали его сторониться, принимая за бездомного. Университетское начальство уже подумывало уволить незадачливого биолога, но болезнь — скоротечная форма рака — опередила их планы. Отец сгорел за пять месяцев. И умирая с какой-то горькой обидой на несостоявшуюся жизнь, он так и остался верен своим убеждениям.

Дмитрию тогда едва исполнилось 22 года. Он собирался жениться, и смерть отца произвела на него тягостное впечатление. Горе от потери, чувство вины и боли за все произошедшее с отцом, за происходящее в стране не покидали его. Это был мучительный поиск смысла, который Владимиров ясно осознавал как важнейший в его жизни экзистенциональный кризис. Он как психолог понимал и причины этого кризиса, и его возможные последствия. Но не только психология волновала его. Он понимал, что тайно надеется на встречу с другим Отцом. Непросто с его несчастным добрым земным родителем, а Отцом все людей — Отцом Небесным. И он молодой человек, выросший в атеистической семье, где всегда ценили науку и искусство, но пренебрежительно относились к религии как давно пережитому заблуждению человечества, — понял, что без веры он как личность погибнет.

Это мысль тогда ошеломила его и привела к глубокой убежденности в верности евангельских истин. Дмитрий совершенно не напоказ как-то глубоко внутренне стал верующим человеком. И хотя он не так часто бывал в церкви, но когда приходил туда, понимал, что там его настоящий дом. Жена поддерживала его, хотя они редко обсуждали эти вопросы. Ее религиозность тоже была закрытой, внутренней, что в целом было свойственно ее глубокой и тонкой натуре. Хотя ему иногда интуитивно казалось, что они оба находились еще в начале очень долгого пути, всех обстоятельств которого до сих пор до конца не знали.

И в тот трудный для Дмитрия жизненный момент, сопряженный со смертью отца, окончанием университета и определением профессионального пути, ему помог человек, который встретился практически случайно.

После вуза отказавшись от аспирантуры, возможно, не только из-за необходимости зарабатывать себе на жизнь, но и из-за нежелания повторять судьбу отца, Владимиров попал работать в милицию. В те годы эта структура тоже переживала непростые времена. Государева служба не ценилась, да и само единое государство — Российская Федерация, образовавшееся после разрушения СССР, было раздираемо множеством проблем: от экономического и бандитского беспредела до войны в Чечне и террористических угроз. Но именно в милиции Владимиров познакомился с Иваном Степановичем Самариным, который стал его непосредственным начальником и добрым покровителем на долгие годы.

Иван Степанович по-своему был фигурой выдающийся. Ребенком пережив послевоенный голод и крайнюю нужду, он не только не озлобился, но, казалось, наоборот, закалился в своей любви к людям и стремлении помогать им и словом, и делом. При этом за годы службы он выработал у себя поистине стальной характер человека умного и принципиального, умеющего понимать каждого из своих подчиненных и находить к каждому свой подход.

Владимиров, придя к нему в отдел простым опером, застал его еще бодрым и физически крепким, несмотря ни на что не собирающимся сдаваться ни на волю обстоятельств, ни на волю начальства. А Иван Степанович молодого лейтенанта быстро приметил. «Ты, Дима, служи, психологи в нашем деле нужны, а образование юридическое получишь, условия мы тебе создадим», — говорил он, обращаясь к нему с чуть лукавой усмешкой.

У Ивана Степановича слова не расходились с делом: через год после поступления Владимирова на службу в милицию, он выбил у начальства направление для него в вуз МВД, где Дмитрий без труда смог пройти профессиональную переподготовку по юридической специальности. Так, знания законов легли уже на прочный опыт изучения сложного психического устройства людей.

В те годы Владимиров служил как-то вопреки тому, что видел вокруг себя. Просто служил своему делу, людям, не ища теневых схем личного обогащения за счет своего должностного положения.

Как-то вечером, засидевшись на работе за бумагами, они разговорились с Иваном Степановичем. И его начальник, как бы озвучивая свою давнюю мысль, заметил:

— В трудное время, ребята, приходится жить вам — молодым. Соблазнов очень много. И деньги, деньги. Рассматривают деньги как мерило всего. А разве они главное? Они лишь инструмент для жизни. А людей ломает… И у нас на службе все так непросто. Много соблазнившихся этими деньгами. И заметь, бандитскими деньгами. Уже априори замешанными в крови и преступлениях.

— Так что же делать, Иван Степанович? — усмехнулся Владимиров. — Тоже идти к бандитам и брать у них деньги?

— Зачем? — отозвался Самарин. — Ты их денег не бери. Даже если очень захочется. Целее будешь. Ты знаешь, держись по жизни за хороших людей. За тех, которые перед соблазнами устояли. Такие люди в наше время на вес золота. Они крепкие, испытанные. И они есть. Есть честные врачи и милиционеры, учителя и даже чиновники. Во всяком месте можно встретить человека, живущего по совести. За них и держись. Глядишь, и сам таким станешь.

И Владимиров надолго запомнил этот разговор.

А жизнь тогда складывалась непросто. После свадьбы они с женой даже подумать боялись о детях, понимая, что финансово их не потянут. Жить стали вместе с матерью Дмитрия, которая, несмотря на свойственное ей добродушие, появление невестки в доме восприняла болезненно. Обстановка в квартире складывалась напряженная. Свое отдельное жилье казалось несбыточной мечтой. И тогда мать приняла одно из самых непростых в своей жизни решений: она уехала работать за границу, благо профессия ей это позволяла. Контракт ей помог заключить ее бывший ученик, отправившийся во Францию еще в конце 80-х годов и сумевший стать там преподавателем провинциального музыкального колледжа. Мать последовала его примеру и смогла состояться на этом поприще. Прожив за границей лет десять, она неожиданно вышла замуж за одного из своих коллег. Но теперь, уже оставив работу и получая небольшую по французским меркам пенсию, наряду с совершенно незначительной пенсией российской, мать вдруг затосковала по родным местам и стала часто в разговорах с сыном упоминать о желании вернуться на родину.

Вот и сегодня в ранний утренний час она неожиданно позвонила по скайпу и стала долго объяснять, что беседует с Шарлем, уговаривает его продать дом и переехать в Россию, Шарль пока не согласен, но, может быть, она сможет… Мать говорила долго и сбивчиво. Слушая ее и понимая, что он уже опаздывает на работу, Дмитрий думал о том, что вряд ли ей удастся заставить отчима переехать. Он понимал причину ее тоски, но при этом осознавал, что у него не хватит средств купить для матери отдельное жилье даже в Подмосковье, а жить впятером в небольшой двушке они просто не смогут.

Брать жилье в ипотеку он не хотел. Кредит казался невозможным даже не из-за того, что его жена работала на скромной должности психолога в детском саду, и вдвоем они содержали двух детей младшего и старшего подросткового возраста. Кредит был зависимостью: и материальной, и психологической. Владимиров искренне боялся сорваться: в какой-то момент не выдержать и, соблазнившись чужими деньгами, потерять профессиональную совесть. Много лет до сегодняшнего дня ему удавалось не жить в долг, но теперь обстоятельства требовали от него новых серьезных решений.

Поэтому сегодня из дома Владимиров вышел поздно. Позвонил на работу и предупредил, что опоздает.

Глава 2. Неожиданное дело

На работе в своем кабинете Владимиров встретил гостя, мирно беседующего с Егором. Гостем оказался тот самый Иван Степанович Самарин. Владимиров искреннее обрадовался этой встрече. Иван Степанович давно был пенсионером. Но иногда заглядывал в кабинет своего бывшего подчиненного.

— Майор Владимиров, а у меня к вам дело! — легко и непринужденно начал Самарин.

Обращение на «вы» использовалось Самариным по отношению к нему редко. Владимиров прислушался.

— Думаю, в командировку вас уговорить съездить. На недельку. Человеку одному хорошему помочь.

— Да как скажите, Иван Степанович, — отозвался Владимиров. — А что за командировка и куда?

— Недалеко. В Балашиху. Там мой товарищ в начальниках. За все полицию города отвечает. Александр Иванович Семенов. Не слышал?

Владимиров покачал головой.

— Мужик хороший. Уже в летах, но не так чтобы сдаваться на пенсию, — засмеялся Самарин. — Еще воевать готов. Так вот у него там кража крупная. Инкассаторскую машину ограбили. Причем ограбил один из сотрудников. Информация в СМИ просочилась. Все-таки не каждый день такое случается в Балашихе-то! Журналисты расписали все в красках, будто не в России-матушке, а в Америке какой живем. С погонями и стрельбою. Да там и не было ни погони, ни стрельбы. Но начальство взяло дело на карандаш. Требуют от Александра Ивановича скорых результатов. Раскрытия. А ему, как ты понимаешь, пока похвастаться нечем. Ребята его там, конечно, землю роют. Но они все криминалисты, юристы. А здесь дело какое-то тонкое. Им психолог нужен. Кто-то вроде тебя. Там натуру нужно понять человеческую. Кто взял, почему взял, куда сбежал с деньгами такими.

Владимиров слушал Самарина внимательно, понимая суть его просьбы.

— Иван Степанович, — вмешался Егор. — А денег-то взяли много?

— Денег-то. Ну как тебе сказать. Взяли 25 миллионов с копейками. Рублей, конечно. Не в Лас-Вегасе казино брали, чтобы «зеленые» кругом разбрасывать. Но сумма тоже немалая. Причем редкая для этого города, чтобы сразу 25 миллионов. То есть, скорее всего, преступление планировалось давно. Просто случай удобный подвернулся.

— Иван Степанович, я согласен, — сказал Владимиров. — А с начальством моим как? Мне подняться с докладом?

— Зачем? Тебе не нужно, сам прогуляюсь на верхний этаж, — отозвался Самарин. — Мне бы и Егора с тобой уговорить, но начальник двоих уже не отпустит. Так что спасибо тебе. Сейчас наверх и еще загляну. Все детали, что знаю, перескажу.

Самарин вернулся в кабинет минут через пятнадцать. Действительно, постарался рассказать об этом деле все, что знал. Преступление совершил Михаил Серов. Не судимый, разведенный инкассатор тридцати восьми лет. В этот день — трое суток назад — к вечеру у инкассаторов накопилось 25 миллионов. Сумма должна была быть меньшей, но один из банков, который должен был принять деньги днем, не сделал это по техническим причинам. Деньги остались у инкассаторов в машине. К ним прибавилась еще сумма за вечерний объезд.