Бесплатный фрагмент - Смородина

СЕРГЕЙ С. КУДИН

«СМОРОДИНА» и другие истории

Женечке Чередниченко, она же Евгения Сергеевна Санчез-Вильясеньор, но я её зову «Доченька». Благодаря твоим сообщениям в WhatsApp с участием спешки и T9, мой рассказ «Гундарка» из «Неправильных десертов» никогда бы не появился на свет или стал совсем иным.
С любовью, автор.

И

Н

Т

Е

Р

Л

Ю

Д

И

Я

Увертюра: П Р А З Д Н И К!

В Киеве на Площади Присоединения встречали 2108-й год. Огромная толпа замерла уставившись на двусторонний монитор: в прямом эфире шло поздравление сенатора штата Украина Джеймса Шварценеггера, правнука некогда популярного актёра и политика. За двойным монитором находилась высокая колонна на которую водрузили уменьшенную копию статуи Свободы. В руке она сжимала сдвоенный фаллос. За колонной находилось тридцатиэтажное здание цвета словной кости, в котором расположился Молодёжный Департамент Военной Обороны США. Тридцать лет назад произошло глобальное потепление и присутствовавшие на Площади Присоединения были одеты в лёгкие летние наряды, а некоторые из них демонстрировали свою наготу, подчёркнутую татуировками и шрамированием. В руках люди держали букеты тюльпанов и американские флаги с семидесятью звёздами. Среди всей огромной толпы контрастно выделялись только две старушки с маленькими жёлто-синими флажками, их головы украшали разноцветные ленты, а хрупкие, иссушенные годами тела — белые вышитые платья с красными передниками.

— Мама! А почему они так одеты?, — тыкая в странных старушек пальцем, спросила маленькая темнокожая девочка в ярко фиолетовой бейсболке.

— Потому что они- масоны, — полушёпотом объяснила ей мать и резким движением повернула голову девочки в сторону монитора.

— А что такое масоны?, –не унималась малышка.

— Масоны- это плохие люди, — грубо ответила ей мать и добавила, -Ты мешаешь мне слушать поздравления нашего сенатора, любопытная полукровка. Прям вся в отца!

Несколько минут спустя закончилось выступление сенатора и на мониторе появилось изображение президента США Полы Хилтон. Толпа громко заулюлюкала разразившись аплодисментами. «Сейчас у меня взорвутся уши», -подумала темнокожая девочка и крепче сжала руку восторженной матери. Вслед за этим воцарилась минутная тишина. Люди внимательно слушали весёлый, с явным калифорнийским акцентом, низкий голос красивой транссексуальной женщины. Пятнадцать лет назад Пола Хилтон монополизировала мировую сеть отелей и теперь даже самый захудалый частный хостел планеты носил однозначно простое название «Хилтон». На двойном мониторе президент США завершала свою новогоднюю речь пожеланиями счастья, здоровья и семейного благополучия: очередные новогодние всегда одинаковые клише, которые в большинстве своём, всегда оставались только словами. В руке с длинными, черничного цвета ногтями дрожал бокал с розовым шампанским, который по завершению своей торжественной речи президент швырнула в объектив камеры. Тот звонко разбился. На мониторе появилась паутинка с разводами мокрых пятен и стекающей пузырящейся пены праздничного напитка.

Толпа разразилась одобрительным гулом и шквалом рукоплесканий. Все кричали, вопили, прыгали, запускали воздушные шары в небо цвета искусственного сапфира.

— Happy New Year! — закричала президент.

— Happy New Year! — вторя ей, загудел людской улей. «Наверное, так умирает океан», — подумала темнокожая девочка и снова повернула голову в сторону странных бабушек с цветными лентами и маленькими жёлто-голубыми флажками, которые, сквозь ор толпы пытались кричать своими слабыми, истесанными временем голосами:

— З Новим Роком! З Новим Роком! З Новим Роком!

Группа бритоголовых девушек, позади старушек, бросала на них враждебные взгляды и нервно хихикала. Но через несколько мгновений они уже переключились на японских травести, угощавших желающих праздничными суши.

— Харе-Рама! Харе-Кришна! — это уже были обнажённые парни-кришнаиты. Их блестящие от пота, разрисованные под американский флаг с семидесятью звёздами тела, пахли мёдом вседозволенности и бритоголовые девушки, восторженно заверещав, затанцевали, слившись с ними. Звучала несуразная электронная музыка. Одна мелодия сменялась другой, но существенного различия уловить было невозможно. Темнокожей девочке эта музыка напомнила её последний насильственный визит к дантисту, где ей «испортили» ротик этими кошмарными брекетами.

Через полчаса Площадь Присоединения превратилась в Большую Новогоднюю Оргию, и мать девочки с кожей цвета корицы, цепко взяв дочь за руку, начала протискиваться сквозь толпу к бульвару Дональда Трампа, чтобы выйти к метро имени Опры.

В многолюдном вагоне мать взяла дочку на руки. Девочка уставилась в телевизор, транслировали новогодний стриптиз. Десять парней, разных этнических представителей Санта-Клауса, сбросив с себя одеяния легендарного персонажа, демонстрировали болтаюшиеся в такт движениям вагона причандалы. «Прелесть», — подумала мать, поправляя бейсболку дочки, она всегда мечтала стать мускулистым брутальным капитаном китобойного судна. Праздник продолжался даже под землёй, но девочке уже надоело. «Когда я вырасту, то обязательно стану масоном», — решила она, обнимая тёплую, пахнущую адреналином шею матери.

МАМА НА 15 МИНУТ

Анна Абмарцева проснулась в три часа ночи и поняла, что родила. Сбросив на пол потную простынь, она увидела между своих ног длинную лиану пуповины, один конец которой прятался у неё в чреве, а второй соединялся с животиком мокрого младенца. Маленькая ручка дёргала за пуповину, играла с ней. Это напомнило Анне школу и игру в перетягивание каната, в которой её команда всегда побеждала. Ей было 22 года, при этом девственница, поэтому девушку несколько удивил факт появления новорожденного. Анна открыла прикроватную тумбочку и достала большие канцелярские ножницы. Клацнули полотна. Анна перерезала пуповину и наклонилась к младенцу. Маленькое существо оказалось бесполым. Очищая его тело от прилипшей плаценты, Анна подумала «Родился в рубашке» и засунув себе в рот «детское место» проглотила его.

Взяв на руки малютку, девушка поднесла его к настольной лампе и рассмотрела во всех деталях. Маленькое пухленькое тело оказалось нежно-жёлтого цвета, а глаза поблескивали золотым отливом. Беззубый рот младенца растянулся в улыбке, и маленькие ручонки попытались схватить Анну за нос.

— Я родила серафима, -произнесла она и поцеловала лобик новорожденного. Вдруг ручка младенца схватив прядь её тёмных волос с силой дёрнула.

— Ой! –вскрикнула Анна, а беззубый ротик расплылся в беззвучном смехе. «Интересно, а все серафимы бесполые? -зевнув, подумала девушка, рассматривая гладкую промежность своего ребёнка. На её глазах остатки пуповины втянулись в животик младенца и там, где должен был быть пупок, образовалась абсолютно гладкая поверхность нежно жёлтой кожи. Она потрогала мягкий животик малютки, и тот задёргал крошечными конечностями. «Наверное, ему щекотно», -подумала Анна. Девушка положила новорожденного на подушку с восточным орнаментом и, подобно кошке, начала вылизывать детское тельце. На вкус оно было таким же солёным, как и плацента, и девушка решила, что ей такое нравится. Неожиданно младенческая ручонка схватила Анну за язык и начала со страшной силой тянуть. «Такой маленький, а такой сильный», -подумала Анна, освобождаясь из цепких пальчиков.

— Ты сделал мне больно, -ласково произнесла она, погладив того по головке, которая на ощупь напоминала дрожжевое тесто. «Нужно будет завтра испечь пирог с яблоками и лимонами», -решила Анна.

Вдруг новорожденный начал подпрыгивать на подушке и ежесекундно увеличиваться в размерах. Девушка с интересом за ним наблюдала, цокая повреждённым языком. Через минуту на её кровати лежало высокое, безволосое, совершенно гладкое тело, не выдававшее никаких половых признаков. «Это всё равно мужчина, -решила Анна, -у него же нет женской груди».

Серафим сел, потянулся и улыбнулся. Анна наблюдала, как обнажаются беззубые дёсна и как он подмигивает ей золотистыми глазами, то правым, то левым. Он встал с кровати и девушка рассмотрела его красивое, стройное тело с нежно-жёлтой гладкой кожей, напоминающей липовый мёд. Серафим подошёл к окну, открыл его. Залез на подоконник, оглянулся на комнату и прыгнул в ночь, растворившись в прохладном воздухе, пропитанном густым смолянистым запахом елей.

«Всё-таки правду говорят. Дети- неблагодарные создания», -подумала Анна и выключив настольную лампу, залезла в кровать укутавшись с головой.

ПРЕЛЮДИЯ: ДОМ С ВИДОМ НА БЕЗЫМЯННЫЙ ПРУД

Роза — символ материнской тайны.

Рене Генон

Я сижу в своей инвалидной коляске и бросаю хлебные мякиши в поросшую ряской мутную воду. Это мое самое любимое занятие! Мне так интересно смотреть, как рыбки набрасываются на корм и жадно проглатывая, вновь исчезают под водой, лишь для того, чтобы через мгновение вынырнуть снова! Я думаю, что рыбы очень хитрые. Умные и вечно голодные. Они всегда съедают все до последней крошки. А еще я думаю, что они уже хорошо знают меня, если и не в лицо, то по звуку моего механического кресла. Оно так громко жужжит, что как только я въезжаю на деревянную пристань для лодок, мои подружки уже тут как тут! Красноперки, верховодки и карасики — это мои единственные друзья. Моя мама мне не разрешает без ее присутствия разговаривать с людьми. Она говорит, что все вокруг жестокие, лицемеры и сплетники. А еще она говорит, что все за глаза смеются надо мной, считая меня ненормальной. Здесь я думаю, мама преувеличивает. Она всегда любит все усложнять и всех в чем-то подозревать. Да я инвалид, да я уже десять лет прикована к этому креслу. Но это же не значит, что я ненормальна? Не в порядке у меня только лишь ноги, их просто-напросто нет! А когда-то, давным-давно они у меня были и я даже бегала! И бегала так быстро, что ни один ветер не мог меня догнать. Иногда я вижу сны в которых у меня снова есть ноги — это самые замечательные сны и ноги на свете! И утром, когда я начинаю рассказывать маме об этих чудесных снах она, почему-то, злится и начинает мне больно расчесывать волосы и грубо втирать в виски вьетнамский бальзам «Золотая Звезда». А еще, когда я нахожусь возле пруда, мама всегда наблюдает за мной из своей комнаты второго этажа нашего дома в свой огромный бинокль. Меня это немного раздражает. Стоит мне повернуть голову и я вижу отблески солнца в двух линзах этой дурацкой штуки. Мне разрешается находится на лодочной пристани не больше получаса и поэтому я все время поглядываю на розовые наручные часы. Стоит мне задержатся на пару минут, как мама начинает, сложив руки рупором, кричать, чтобы я немедленно ехала домой. Я машу своим подружкам рукой и всегда говорю «До завтра!», но никогда «Прощайте!»

Меня зовут Луиза. Глупое имя! Не правда ли? Мне семнадцать лет и я по-своему счастлива. Пусть в моем доме и нет телевизора, мама говорит, что мне нельзя его смотреть, зато у меня есть целых три книжки! Это сказки Братьев Гримм, Андерсена и Туве Янссен. Я их перечитывала раз по сто и мне ни капельки не надоедает. Мама тоже читает, но только «свои» книги, она мне их никогда не разрешает трогать. А еще мамочка увлекается розами, она говорит, что это ее «детки» и смысл всей ее жизни. В прошлом, году, на выставке роз ей даже вручили приз за новый вид, который она вывела. Я в розах вообще ничего не смыслю! Хотя я их обожаю и горжусь нашей оранжереей. Правда, я не имею права без мамы заезжать туда сама. Мамочка говорит, что розы не выносят шума, а мотор моей «инвалидки» их просто убьет! Я почему-то ей не верю, но никогда по этому поводу не спорю. Спорить с ней бессмысленно, она даже и слушать ничего не станет. Мама говорит, что у меня нет своего мнения, так как я — неполноценная.

Хотя если честно, то мне иногда бывает немного грустно. Я всегда мечтала о домашних животных, о милом пушистом котенке или пятнистом щенке, но мамочка сказала, что ей в этой жизни хватило одного домашнего животного, моего отца, которого я никогда не видела. Я пару раз пыталась расспросить ее о папе, на что мама нахмурив брови, разворачивалась и уходила в свою оранжерею. Иногда мне кажется, что розы ей гораздо дороже меня и от этих мыслей мне становится обидно.

Я подъезжаю к нашему дому, где у распахнутой калитки меня уже караулит мама, держа в одной руке садовые ножницы, а в другой свежесрезанную желтую розу. Я даже знаю название этого сорта — он называется «Золотая Мандорла».

Моя мама раньше работала медсестрой, поэтому когда я осталась без ног у нас в доме не появилось и одной сиделки. А я с самого детства хотела иметь добрую нянечку-хохотушку, как в сказках. Но сказки это всего лишь авторский вымысел, а в реальности Госпожа Судьба сама решает кому быть счастливой принцессой, а кому говорящей безногой куклой.

Сегодня пошел дождь и мама мне не разрешила ехать к пруду. Я целый день читала книжку про Муми-Тролля и Комету, но мне было не интересно и я переживала, за своих рыбок, которые сегодня остались голодными.

И вот я снова сижу у пруда, бросая подружкам хлебные мякиши. Я взяла с собой побольше хлеба, чтобы искупить свою вину за вчерашнее. Мои балованные рыбки кувыркаются в зеленой мутной воде и подпрыгивая демонстрируют своей кормилице серебро своих чешуек. Мне так хорошо! Я опускаю голову к розовым часам и понимаю, что у меня осталось десять минут. Мне не нужно поварачивать голову, я и так чувствую как бинокль сверлит мой затылок.

— Привет! — слышу я за спиной мужской голос и от неожиданности вздрагиваю. Я не реагирую на это приветствие и продолжаю бросать рыбкам хлеб.

— Отличная сегодня погодка! — шаги неминуемо приближаются и я уже почти чувствую как дыхание незнакомца касается моих курчавых волос.

— Ты, что глухая? — теперь он стоит передо мной. Лет двадцати, среднего роста, выгоревшие до цвета льна на солнце волосы, симпатичный парень с карими глазами.

— Как тебя зовут? — не унимается он.

— Луиза, — автоматически ответила я и тут же пожалела об этотом.

— И ты…

— Да я инвалид! Ненормальная! — не дала договорить я ему, срываясь на крик.

— Прости, я вообще не это имел в виду! Я хотел сказать, что тоже очень люблю кормить рыбок. Меня зовут Ян. Приятно познакомится с тобой, Луиза!

«Ян и Луиза — два нелепейших имени!» — проносится у меня в голове и я улыбаюсь.

— Я живу по ту сторону пруда. Мы с родителями переехали сюда совсем недавно и я часто вид…

Договорить он не успевает, так как моя мама с разбегу толкает его в воду.

— Убери от нее свои грязные лапы! — кричит мамочка и я слышу тяжелую отдышку. Ага! Она бежала от самого дома. Даже бинокль висит на шее.

На поверхности воды показалась голова парня.

— Пом-пом… огите! Я не… мею… авать! — захлебываясь от воды, пробулькал он, скрываясь в объятиях прохладно-зеленого, распугивая моих дружелюбных рыбок.

Когда мы вечером пили чай я не удержалась и спросила:

— Мама, как ты думаешь, он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО утонул?

— Дерьмо не тонет! А если и так, то это не НАШЕ дело, — нервно ответила она и стукнув чашкой о блюдце, потянулась за вьетнамским бальзамом «Золотая Звезда», я была уверена, сейчас она мне им снова и верхние веки намажет. Вот так всегда! Я должна закрыть рот и не разговаривать с ней до тех пор, пока она первая не начнет. Нет больше сил всё это терпеть. Почему всё вокруг должно быть именно так, как того желает мамочка? Неужели ей мало того, что я уже однажды прыгнула под поезд в метро, но, к сожалению, лишилась только ног? Отчего я не имею права быть со своими рыбками хотя бы час в день? Чем ей в этом доме помешает маленький нежный котенок? Или щенок? И почему она никогда не рассказывает про папу? И тут уже сильно злюсь я!

— Мама! Я хочу чтобы ты рассказала про папу! Пожалуйста! Я должна знать!

— Что тебе рассказать про папу? — более спокойным тоном ответила она, погладив пальцем лепесток свежесрезанной пурпурной розы, зачем-то нанеся на него комочек вьетнамского бальзама. Я знаю название этого сорта — «Рэд Хоуп»

— Что ты хочешь знать?

— Все!

— Все — это НИЧЕГО.

— Почему папа ушел от тебя?

— Он никуда не уходил. Он здесь с нами. Ты кормишь своих дурацких рыбок хлебом, а думаешь моим розам есть не хочется?

Семейные хлопоты

«Унитаз — лицо хозяйки».

Дороти Сэйерс

— Немедленно мыть руки! — сказала Людмила десятилетней падчерице Вике, тыкая указательным пальцем в сторону ванной.- Ты выглядишь как пугало огородное! И после этого ты мне будешь рассказывать, что читала книжку в саду?

— И книжку читала и с девочкам играла, — ответила Вика.

— Играла во что? В новую игру под названием «Свинки-сестрички копали могилки»?

— Слушай, отцепись! Ты мне не мать! А относительно свинок, то во всей округе я знаю только одну — ту, которая сейчас стоит передо мной!

Звонкая пощечина. Рука с ярко-красным акриловыми ногтями вцепившаяся в растрепанные короткие волосы цвета соломы. Брыкание детских ног. Плач и еще одна пощечина. Бег по линолеуму. Хлопанье двери.

— Я расскажу все папе, скотина! Отвали! Ты мне НИКТО! Запомни, дура! А еще я расскажу папе про садовника Гришу, как вы целовались! А потом ты трогала его между ног! Поняла?

— Божья срань, господня срань, между ног у Люсь и Вань! А теперь заткнись, Сопля! И открой дверь! Иначе я ее выломаю и утоплю тебя в унитазе!

— Лучше прополощи свой рот в унитазе! Хочу чтобы тебя папа выгнал!

— Открой дверь!

— Я сказала — отвали!

— Ну хорошо маленькая дрянь — я тебя с этой стороны закрываю на шпингалет и сиди там хоть целую неделю, пока твой папаша-импотент не вернется из командировки!

— Да хоть всю жизнь, лишь бы тебя, падлу, не видеть!

Людмила злобно стукнула кулаком по двери и щелкнув шпингалетом направилась на кухню, у нее на сегодня запланирована генеральная уборка и даже ядерная война не сможет разрушить устоявшийся за три года жизни в этом доме, график «полной очистки».