Бесплатный фрагмент - Случайная тень

Земля — всё, что у нас есть. Может, поэтому мы со страхом думаем, что она также нужна пришельцам. А если нет? Что если им не нужна наша планета? Да, они здесь — в Солнечной системе, но прилетели не к нам. Им всего лишь нужен свет нашей Звезды, но нас они его лишают.

Случайная тень

Благодарности:

Токареву Алексею Михайловичу за вдумчивую обоснованную критику.

Андрею Олешко (www.astroexperiment.ru) за помощь в расчёте орбитальных

скоростей и геометрического размера тени.

Владиславу Кочемаеву за Концепцию Ядерной Зимы.

Птолемей считал Землю центром Вселенной. Его модель исчезла, но отголосок её по-прежнему живет в людях.

1.

2 марта. Солнечная обсерватория «Биг Бэар», Фонскин, Калифорния.

Пять утра. Окно кабинета приоткрыто, и старый семнадцатидюймовый NEC трепещет дюжиной разноцветных стикеров. Келлер вставляет в файл последнюю фотографию, отправляет документ на печать и, устало потирая виски, поднимается с кресла. Комната с принтером в конце коридора — тут нет окон, только решётка вентиляции и дрожащий свет ртутной лампы. Серводвигатели бионического протеза тихонько воют, когда Келлер тянется к пахнущим краской распечаткам, и в этом мерцающем, рваном полумраке его левая рука вдруг кажется ему чужой. Она и есть чужая — многослойный силикон, полимеры, немного кремния, инертных металлов и самообучающийся софт на базе нейронной сети Кохонена — двадцать пять тысяч, включая налоги. Пару секунд Келлер задумчиво смотрит на чёрный протез, а потом заталкивает листы в конверт.

Вернувшись в кабинет, он снова звонит.

— Джефферсон, у тебя, что, рояль к заднице привязан? Ты уже должен быть в обсерватории!

— Иди к дьяволу, Йон! В пять утра я не способен быстро ехать, куда бы то ни было.

Келлер улыбается, но тут его взгляд падает на жёлтый конверт. Немое откровение размером восемь на одиннадцать дюймов, визуальный ответ на извечный вопрос человечества, и грядущее, которое пугает его до гулкого пульса в висках. Адреналиновый криз наваливается удушающей волной, череп превращается в чугунный набат, пальцы правой руки дрожат и немеют, движки протеза пляшут в растерянном хаотичном танце. Келлеру больно до рези в глазах, и он косится на полку с полусотней журналов «Astronomy Education Review». За ними прячется литровый «Джек Дэниэлс» и Келлер решительно раздвинув их, извлекает виски на свет божий. Коридор сотрясает тяжелая поступь двухсотпятидесяти фунтов Джефферсона.

­– А где Венда и Ксанью? Они вроде должны готовить солнечный спектрограф? — Орёт он из коридора.

— Я отправил их домой! — Отвечает Келлер и прикладывается к бутылке.

— Знаешь, старик, несколько тысяч лет назад человечество придумало такую штуку как чашка. Между прочим, первые глиняные образцы относятся к эпохе неолита.

Джефферсон стоит в дверях кабинета и неодобрительно смотрит на Келлера. Тот кивает на жёлтый конверт на краю стола. — Когда ты будешь это смотреть, Мак, тебе лучше присесть. Джефферсон устраивается в гостевом кресле и вынимает из конверта фотографии и распечатки линейных графиков. Спустя полминуты он удручённо вздыхает.

— Ты же знаешь, что я начинал карьеру на Уолл-стрит. Моя задача добывать для обсерватории деньги. — Он кладёт листы на стол. ­– Не мог бы ты вкратце?

Келлер с сожалением смотрит на бутылку, зажатую искусственными пальцами E-HAND, а потом ставит её на стол.

— В Солнечной системе объявился инопланетный корабль. У нас гости, Мак. Те самые, которых мы так долго ждали.

Джефферсон потирает пухлый подбородок, машинально поправляет узел галстука («какого чёрта он в костюме» — думает Келлер — «пять утра»! ).

— А теперь чуть подробней, Келл. Я, конечно, профан в астрономии, но даже мне такой формулировки маловато.

— Окей, — кивает Келлер и подходит к заваленному барахлом столу в углу кабинета. — Вчера утром я анализировал треки с нашего телескопа и обнаружил покрытие звезды астероидом. Во всяком случае, ещё вчера я так думал… — На угловом столе недопитый «Будвайзер», стопки журналов, залежи заплесневелой пиццы и FDM-принтер. В его камере недоделанный трёхдюймовый мастер Йода — бобина с зелёной нитью закончилась на половине головы, и 3Д-принтер встал, озадаченно помигивая диодом. Провода тянутся к ноутбуку на полке, софт из Беркли вовсю использует свободные такты процессора, анализируя массив данных с радиотелескопа Аресибо. Келлер подозрительно нюхает белую кружку с надписью SETI, скривившись, выплёскивает в окно недельный кофе и наливает в кружку виски.

— Я заглянул в каталоги и убедился — ничего из известного в той области быть не должно. Я уже было порадовался, что открыл новый астероид, но прежде чем отсылать заявку, решил собрать о нем побольше информации. Весь день я прикидывал траекторию астероида, и сегодня ночью продолжил поиски. И я нашел его, Мак! В три часа я наткнулся на него совершенно случайно. В первый момент я был ошеломлён — веретено длиной 932 километра! Как мы прошляпили его? Почему ни разу не засекли до этого? У него конечно очень низкое альбедо, мне с трудом удалось его сфотографировать, но, чёрт возьми, он размером с Цереру! Неужели я первый, кто на него наткнулся?

Джефферсон облизывает губы и тоже подходит к угловому столу. Он отыскивает захватанный толстостенный стакан и наливает себе глоток виски.

— Но с чего ты решил, что это корабль?

— Его скорость, Мак! Я проанализировал время покрытия звезды со вчерашнего трека, размер объекта и его сегодняшнюю траекторию. Это кажется невозможным, но еще вчера он двигался со скоростью больше ста километров в секунду, а сегодня около сорока двух. Ни один астероид не может менять скорость в таких пределах. Это корабль, Джефферсон, и с каждой минутой он приближается!

Мак делает глоток и нервно теребит галстук.

— Кто-то ещё мог его засечь?

— Сомневаюсь. Я наткнулся на него совершенно случайно. Он сейчас за Солнцем, его орбита лежит в плоскости эклиптики, коэффициент отражения света в видимом диапазоне почти нулевой и угловое расстояние от Солнца около тридцати градусов. В следующие дней двадцать мы его не увидим — он спрячется в свете нашей звезды.

Джефферсон аккуратно убирает распечатки в жёлтый конверт. Он роется в Келлеровом бардаке и находит красный маркер — это ведь не шутка, Келл? — Тот хмурится и смотрит на Джефферсона долгим взглядом. Обсерватория «Биг Бэар» — размашисто пишет Мак на конверте, чуть ниже номер своего телефона.

— И что нам с этим делать, Келл? Ты ведь понимаешь, что у нас два пути. Обнародовать эту информацию, или пока сохранить всё в тайне.

Келлер прячет «Джека Дэниэлса» за журналы, а Джефферсон начинает лихорадочно расхаживать по кабинету.

— Йон, ты ведь слышал про ночь страха в Нью-Йорке 1977 года? В линию попала молния, и девятимиллионный город остался на двадцать пять часов без электричества. Ближе к ночи в дорогие районы хлынули банды насильников и грабителей. За одну ночь полиция арестовала больше трёх тысяч человек, но это была лишь мизерная часть. Мародёры и вандалы нанесли ущерб городу в миллиард долларов, но больше всего, конечно, досталось простым людям. И ведь это всего-навсего блэкаут — отключение электричества…

Джефферсон с сожалением заглядывает в пустой стакан и ставит его на край углового стола, Келлер смотрит в окно пустым расфокусированным взглядом.

— Я даже боюсь представить, какой бардак начнётся, когда люди узнают об этом огромном инопланетном корабле.

— Считай, что ты меня убедил, Мак. У тебя же есть пару ребят в НАСА — эти твои однокашники из Гарварда или что ты там заканчивал. Свяжись с ними, пускай по-тихому сольют эти данные наверх. А мне пора.

— И куда ты собрался?

Келлер роется в ящике своего стола. — В той свистопляске, которая начнётся через пару недель, никому не будет дела до астрофизика из заштатной обсерватории. Я собираюсь самостоятельно подготовиться к глобальной панике, и ещё мне нужно кое о ком позаботиться.

— О! — Он извлекает из-под груды бумаг пузырек дезоксина.

— Отличная мысль, Келл, — комментирует находку Джефферсон — закинуться после виски метамфетамином–самое то.

— Я должен быть в форме, Мак, путь мне предстоит неблизкий.

Келлер находит под столом банку пива, запивает им психостимулятор и сосредоточенно меняет аккумулятор протеза.

— Мы еще увидимся?

— Не знаю, Мак. Мне надо в Беркли на пару дней, и я надеюсь вернуться не один. Наш тихий Фонскин — отличное место чтоб пересидеть массовые беспорядки. В таких ситуациях лучше держаться подальше от мегаполисов. Советую тебе забрать Лору и детей из Лос-Анджелеса, и закупить продуктов и медикаментов. И оружие конечно. Хотя о тебе-то, наверное, твои друзья из НАСА позаботятся.

Мак морщится как от зубной боли, и шагает за Келлером по коридору обсерватории. Снаружи прохладно, ветерок с озера Большой Медведь пробирается под одежду, ерошит длинные каштановые волосы Келлера и его шикарную бороду в стиле «а-ля конкистадор». Келлер застегивает байкерскую куртку и заводит свой «Фэт Бой Спешиал». — Я на тебя надеюсь, Мак. Не исключено, что в твоих руках сейчас судьба нашей цивилизации. Сделай всё правильно. — Он надевает шлем, выкручивает ручку газа и байк с рёвом уносится по узкой длинной дорожке. Джефферсон смотрит ему вслед, потом опускает глаза на жёлтый конверт в своей руке и ёжится.

2.

02 марта. Беркли.

Удар был сильным, след от пощёчины растёкся красным пятном на бледной щеке Келлера.

— Фууух. — Мария выглядит довольной. — Три года я мечтала это сделать.

— Я хотел попросить прощения, Мари.

— У тебя было для этого пару лет, потом срок давности истёк.

Она потирает после удара правую руку и шипит от боли.

— В следующий раз, перед тем как мне врезать снимай, пожалуйста, кольца.

— Договорились.

На ней только старая клетчатая рубашка Келлера. «Надо же, прошло столько лет, а она по-прежнему использует её в качестве домашнего халата». Мария улыбается, как ни в чём ни бывало.

— Кофе, доктор Келлер?

— Не откажусь.

— Хреново выглядишь, Йон.

Келлер оставляет рюкзак в гостиной и топает за Марией на маленькую кухню.

— Я не спал больше суток, дорогая. Ты просмотрела файлы, которые я тебе прислал?

— Файлы? — Она засыпает «Колумбийский Катурра» в бункер кофемашины. — Я думала, это просто предлог.

— Нет, доктор Лукоффникофа, это не предлог, похоже, скоро у вас будет уйма работы.

Мария усмехается. — Ты никогда не мог выговорить мою фамилию правильно.

Келлер выкладывает на стол планшет.

— Я засёк этот объект вчера. Это корабль, Мари! Те самые пришельцы, которых ты пытаешься смоделировать последние десять лет.

Она щурится на планшет, оттягивает уголок глаза, потом безнадёжно машет рукой.

— Подожди пару минут, Келл, мне нужно воткнуть эти чёртовы линзы.

Она уходит в ванную, что-то напевает там и Келлер блаженно улыбается. Будто и не было трёх лет. На крохотной кухне пахнет кофе, Мария напевает в ванной эти свои зубодробильные русские песни, старый клён привычно царапает ветвями окно. «Почему я от неё ушел? Диссонанс менталитетов?» Он проводит рукой по грубой столешнице — сосновые доски ещё хранят тепло его рук. «Мда, три года назад у меня было две руки. Была любимая женщина, маленький уютный дом…»

— Ну, что там у тебя за корабль?

Она стоит в проёме двери, солнце освещает светлые волосы, подчёркивает загорелые стройные ноги с безупречным педикюром. «Вот что мне всегда в ней нравилось — она неизменно в отличной форме» — Келлер убирает планшет со стола.

— Давай про корабль чуть позже. Я могу принять душ?

Мария чуть заметно улыбается.

— Твоя бритва в шкафчике на верхней полке.

Келлер кивает и проводит ладонью правой руки по её ягодицам, Мария немного отстраняется и морщит нос.

— От тебя несёт как от сдохшего скунса, дорогой.

Через двадцать минут безбородый, помолодевший на десять лет Келлер выходит из ванной. Поджарый как степной волк — на шее ожерелье в стиле индейцев Навахо, на бёдрах полосатое полотенце, в правой руке отстёгнутый E-HAND.

— Слушай, Мари, даже не знаю, как быть. Надевать эту штуку или лучше остаться одноруким калекой?

Её голос звучит из спальни. — Это ведь теперь часть тебя, и если в этот раз ты собрался оставаться достаточно долго, то лучше надеть.

«Она всегда любила символы в наших отношениях, поэтому и рубашка и кольцо, которое я подарил ей на годовщину». Он вщёлкивает кистевой привод в гнездо на запястье, шевелит искусственными пальцами и направляется в спальню. Мария стоит и смотрит в окно. — С ума сойти — говорит она — эта штуковина всё ещё ездит. Йон подходит сзади, зарывается лицом в её волосы и целует тонкую шею. Пальцы правой руки находят пуговицы его старой рубашки, она теперь пахнет Марией — воздушный аромат полевых цветов, лёгкий привкус океанской соли, и что-то ещё, похожее на солнечный летний день. Она откидывает голову назад, изгибается по-кошачьи, и её рука ложится на его протез. Келлер чуть напрягается, ждёт её реакции, а Мария вдруг резко разворачивается, толкает его в грудь и Йон оказывается на кровати. Она взбирается сверху, полотенце летит через комнату и зависает на торшере, следом планирует клетчатая рубашка.

Спустя тридцать минут Мария лежит на боку, по её смуглому бедру легко скользят искусственные пальцы протеза Келлера. Их дыхание медленно успокаивается, на лбу Йона застыли капельки пота, грудь вздымается, загоняя в лёгкие так необходимый измотанному организму кислород.

— Только не льсти себе, Келл, и не делай поспешных выводов. Считай это простым тестдрайвом.

Он ухмыляется. — Я его прошёл, лапа?

— С учётом возраста и бессонной ночи, да. Но на пределе, дорогой, на самом пределе.

Она легко соскакивает с кровати, поднимает с пола рубашку — что ты говорил про корабль, Йон?

Он откидывает голову на подушку и всё ещё тяжело дышит.

— Чёрт, Мари, ты меня умотала. Посмотри в планшете, а я пока вздремну.

Она смеётся, достает из шкафа плед и укрывает им Келлера. — Мдаа. Разница в восемь лет — бормочет он — раньше мне это казалось несущественным.

Доктор Луговникова поглощена работой. Заспанный Келлер проходит в кухню, машинально тянет дверцу холодильника и, поморщившись, закрывает.

— Что ты хотел там увидеть, Йон?

— Ты по-прежнему не готовишь дома.

— А ты? — Парирует она.

— Я-то ладно, я доктор астрофизики.

— А я ксенобиолог!

— Но в первую очередь ты женщина!

— Мать твою, Келлер, не начинай.

Он поднимает руки и сдаётся, E-HAND при этом тоскливо подвывает. — Я закажу пиццу — говорит Йон и роется в рюкзаке.

— И это всё? — Вопрошает из кухни Мария — размеры объекта, скорость и коэффициент отражения?

— Пока да. — Келлер находит в боковом кармане кредитку и идёт делать Интернет-заказ.

— И что ты хочешь от меня? Чтоб на основании таких скудных данных я нарисовала тебе пришельцев? Если это вообще реальные данные…

— Реальные, киса, ты просто ещё не прониклась, так сказать.

Келлер забирает у неё планшет, вводит адрес сети пиццерий и делает заказ. Пока он не хочет говорить ей о настоящих причинах. О том моменте, когда понял, что Мари единственный человек, которого он хочет защитить. От чего? Он сам ещё не понял. Скорей всего от людей. Вряд ли пришельцам, способным сотворить корабль размером с Цереру, понадобится их захолустная планета. Но глобальный бардак начнётся именно из-за них — испуганные толпы хлынут на улицы, начнут громить магазины, заправки, аптеки. Сутки-двое и появятся мародёры и бесчинствующие уличные банды. «Надо бы прикупить патронов для Ругера…»

— Скажи, Келл. С технической точки зрения, чем оправдана тёмная обшивка корабля?

Келлер пожал плечами.

— На первый взгляд причины две. Маскировка и поглощение инфракрасного спектра ближайшей звезды.

— Они ведь подошли довольно близко к Солнцу?

— Да, лапа. Если я не ошибся, сейчас корабль между орбитами Венеры и Меркурия.

Мария листает справочник и вгрызается зубами в кончик карандаша. — Солнце разогревает поверхность Меркурия до 420 градусов Цельсия. В корабле должно быть жарко.

— Если только они не научились конвертировать нагрев корпуса в энергию, я не удивлюсь, если они это умеют.

— Окей. Примем за гипотезу, что не умеют. Часть тепла уходит на нагрев обшивки, часть поступает внутрь, — тогда это теплолюбивые существа, если не сказать больше.

— В чём-то ты права. При подходе к звезде они могли бы менять альбедо, не бог весть, какая навороченная технология. Значит им нужно тепло для каких-то внутренних процессов.

— Холоднокровные?

Мария хмурится куда-то вдаль, что-то обдумывает, снова принимается за карандаш.

— Чёрт! Уравнение с тысячей неизвестных. Сколько g у них на борту?

— На сравнимой по размеру Церере 0,028.

— Мда, это ни о чём не говорит. Ребята, которые могут летать по галактике, уж как-нибудь научились создавать на борту искусственную гравитацию. — Мария ослепительно улыбается. — Слушай, Келлер, а я ведь ни хрена не могу тебе сказать. Если бы ты приволок сюда чужую планету…

К данным Келлера в НАСА отнеслись осторожно — его репутация не безупречна. Он ярый сторонник программы SETI, неоднократный участник уфологических конгрессов, «хотя, да, как астрофизик он, конечно, профи высшей пробы». В два пополудни на электронную почту пришло письмо Бена Козловски, и всё изменилось. В письме астронома-любителя — одна единственная цифровая фотография, из сопроводительного текста следует, что в центре фото должна быть одна из видимых звёзд. К сожалению, пятнадцатилетний астроном из Висконсина смог предоставить только координаты звезды, покрытой неизвестным объектом и время наблюдения. Но этого достаточно, чтобы ребята из НАСА засуетились — это подтверждение из второго источника. Бен — скромный парень, и всего лишь просит, чтобы астероид назвали «Уайт-ривер», так называется ранчо его отца и, кстати, он и подарил Бену отличный телескоп. Объекту присваивают шифр «jet-black» — «чёрный как смоль» и передают информацию выше. Администрация президента и военные принимают информацию к сведению, но действовать не спешат. Данные слишком скудны, чтобы вводить в стране военное положение. На ранчо Козловски отправляются агенты АНБ — их задача конфисковать жёсткий диск из компьютера Бена и карту памяти из его цифровика. Ещё двое едут в обсерваторию «Биг Бэар», а спецагент Джонс направляется в Беркли.

В дверь позвонили.

— Вот и наша пицца. — Келлер направляется к двери как есть — в полосатом полотенце и подмигивающем диодом протезе. В предвкушении запаха «маргариты» он распахивает дверь и остолбеневает, — на пороге стоит мужик в сером костюме. Он протягивает Келлеру удостоверение и отливающий сталью костюм чуть бликует в закатном солнце.

— Мари, в этом году ты заплатила долбанные налоги? — Кричит Йон. — Секретная служба пришла отчитаться, куда она их потратила.

Костюм улыбается. — Я тоже люблю юмор, доктор Келлер.

Он уверенно отодвигает Йона и проходит в дом.

— Бьюсь об заклад, вы вычислили меня по кредитке — кричит из спальни Келлер, выуживая из рюкзака чистые джинсы. — Сто раз клялся себе выкинуть эту чёртову карту.

— Вы очень проницательны, доктор.

Мужика зовут спецагент Джонс. На кухне он выбрал место лицом к двери, и хотя ствол Йон не заметил — сто процентов, что он у него есть.

— Кофе? — Радушно предлагает Мария.

— Чёрный без сахара, доктор Луховникова.

— Учись, Келлер, у агента Джонса почти безупречная фонетика. Долго тренировались?

Джонс кривит морду — два юмориста в один присест для него многовато.

— Лу-го-вни-ко-ва. — По слогам произносит Мария и кладёт Джонсу четыре ложки сахара.

Ухмыляющийся Келлер занимает место напротив.

— Эта сеть пиццерий сливает вам данные напрямую? Или вы просто посадили им на сервер своего трояна?

— Какая разница, доктор Келлер? Я не намерен вступать по этому поводу в дискуссию.

Раздаётся звонок в дверь.

— Ну, теперь-то я надеюсь, пицца — вскакивает Йон, но агент останавливает его повелительным жестом. — Я открою.

— В роли привратника он мне нравится больше — говорит Мария.

Джонс приносит пиццу, кладет её на кухонный стол и молча садится на своё место.

— И? — спрашивает Йон. — В холодильнике есть пиво, может, врежем за встречу?

Джонс устало потирает глаза, на лице прямым текстом читается — «как же вы все достали. Я просто делаю свою работу, за что вы меня ненавидите, сволочи?» Он долго смотрит на планшет Келлера, потом видимо решает, что конфисковывать его уже поздно.

— Ваш психологический профиль, доктор Келлер, весьма близок к реальности — яркий образчик асоциального поведения. В данном случае я представляю федеральные власти, и противодействие моей службе карается законом. — Джонс берёт себя в руки и улыбается. — Но мы ведь не дойдём до этого?

— Надеюсь, нет — Келлер берёт свою кредитку с кухонной полки и ломает пополам. — Всё равно деньги скоро станут мусором, раз включилась секретная служба — дело швах. Да, Джонс?

Джонс качает головой.

— Я представляю Агентство Национальной Безопасности, мне поручено донести до вас кое-какую информацию. В детали я не посвящён.

Он делает глоток кофе, стоически проглатывает горький сироп, и продолжает.

— Вы обладаете некими неподтвержденными, но весьма ценными данными…

— И что? — хмыкает Келлер.

— Эта информация не должна стать достоянием общественности. Это вопрос национальной безопасности.

— Хммм. Каждый раз, когда правительство хочет обвести нас вокруг пальца, оно поёт о национальной безопасности.

— Вы с доктором… — Джонс только смотрит на Марию, не решаясь опять облажаться с её фамилией — должны продолжать работу, вот телефон и электронный адрес для экстренной связи.

Он протягивает визитку Келлеру, но передумав на полдороге, отдаёт её Луговниковой.

— Подожди, дружище… Это означает, что власти отреагировали? Они собираются отправить к Солнцу разведывательный зонд? Оповестить население, начать строить убежища?

— Я не знаю, доктор Келлер. А зачем убежища?

— Так ты не в курсе?

Джонс пожимает плечами.

— Ну, и правильно — соглашается Келлер. — Меньше знаешь, лучше спишь.

Джонс снова смотрит на планшет. — На нём, то же самое, что и на серверах обсерватории. Все данные я заархивировал и запаролил — доступ только у меня и Джефферсона. — успокаивает его Келлер. Джонс встаёт, кивком благодарит Марию за кофе и уходит.

— Чёрт тебя дери, Келл — взрывается Мария — что всё это значит? Твой корабль и правда существует?

— Ну, вот и ты поверила, детка.

Она нервно мечется по кухне, хлопает дверцами полупустых шкафчиков, потом подходит к Келлеру и заглядывает ему в глаза.

— Йон. Это что всё на самом деле?

Келлер обнимает её и целует в губы. — Знаю, малышка. Я тоже думал, что это будет иначе. Всю жизнь ждал, но подсознательно, оказывается, никогда не верил. И первым чувством был страх, особенно когда я понял, какой он огромный. Этот чужой корабль…

3.

04 марта. Фонскин, Калифорния.

Мария стоит на крыльце дома Келлера. На ней старые джинсы, рукава рубашки решительно закатаны, на ступенях громоздятся полдюжины мусорных пакетов.

— Келлер — кричит она ­– за разбор твоей помойки ты мне по гроб жизни обязан.

Йон делает вид, что не слышит, он сосредоточенно заливает моторное масло в двигатель «Гранд Чероки». Джипу больше пятнадцати лет, но Келлер надеется, что в нужный момент «старик» все-таки заведется и сможет увезти их подальше от людей. Набедренный карман мешковатых штанов топорщится, — в нём толстая пачка банкнот, в основном пятидесятки. Сто двадцать листов с генералом Грантом и ещё кое-что по мелочи. После обеда у Келлера собеседование в банке, — он закладывает свой старый дом и берёт ещё двадцать тысяч. Он надеется, что этого хватит. Хватит на обустройство убежища, хороший запас еды, медикаментов и боеприпасов. В его наплечной кобуре тяжёлый «Ruger GP 100» — надёжный полицейский револьвер калибра.357 «магнум». Теперь он с ним не расстаётся. Келлер уверен, что в любой момент привычный мир может разлететься к чертям. Как только люди узнают что…

— Йон! Твой телефон верещит как резаный, звонит какой-то Джефферсон.

Дрожащей рукой Келлер ставит канистру на блок цилиндров и бежит к дому. Пальцы протеза непроизвольно дёргаются, крохотные двигатели напевают тревожную песню.

— Ты был прав, Келл. НАСА получило подтверждение из второго источника — твоё «Чёрное Веретено» действительно существует.

— И?

— Ну, они слили информацию наверх, среди высших эшелонов началась лёгкая подковёрная суета.

— Что они собираются делать, Мак?

— Пока что они сбрасывают акции Твиттера и Фейсбука, некоторые перевозят свои семьи поближе к военным базам. Я сейчас в Хьюстоне, Йон — в три часа у меня встреча с Балдоном. Он хочет обсудить твой доклад и выработать дальнейшую стратегию наблюдения за объектом.

­– Джефферсон, какое к дьяволу наблюдение! Это «Чёрное Веретено», как ты его назвал сейчас за Солнцем. Мы его не увидим, как бы ни старались, а через пару недель его увидят все, и тогда такое начнётся…

— Я постараюсь заострить на этом внимание директора НАСА, Келл. Он кстати, очень благодарен, что мы не обнародовали эту информацию.

— Вполне в духе этих ребят — бормочет Келлер.

— Что ты сказал?

— Неважно, Мак. Нагони на него страху. Объясни, что если этот огромный корабль хотя бы встанет на достаточно близкую околоземную орбиту — нам не поздоровится.

— Окей, Йон. Я постараюсь.

Мария слегка пинает ногой один из пакетов. — Келл, если этот твой рыдван всё же заведётся, отвези мусор на помойку. Келлер не реагирует — он, прищурившись, смотрит на яркое полуденное Солнце — «надеюсь, вы прилетели к нам с миром».

После обеда они едут опробовать пятизарядный «Liberty chief» 38-го калибра. Револьвер для Марии Келлер купил утром — модель лёгкая, компактная, в самый раз для доктора биологии. Мария с лёгкой усмешкой выслушивает наставления Келлера.

— Ты просто не знаешь, с кем связался, Келл. В школе я разбирала автомат Калашникова быстрее многих ребят.

— В школе?

Мария вскидывает револьвер и с пяти выстрелов сшибает с бревна три пустых банки. — Надо ещё потренироваться — морщится она, Келлер только качает головой. — Похоже, я многого о тебе не знаю, дорогая.

— Ты даже не подозреваешь, как ты прав. — Мария возится с защёлкой, потом откидывает барабан и давит на экстрактор. — У нас ещё есть патроны, доктор Келлер?

Вечером они выгружают из прибывшего фургона вещи Марии — коробок не больше полдюжины и они выстраиваются в ряд на полу гостиной. Мари орудует канцелярским ножом, вскрывает их одну за другой, и в полупустом гардеробе Келлера стремительно заканчивается свободное место. Йон сидит перед домашним компьютером и внимательно изучает новостные ресурсы, — как он и ожидал, нигде ни слова об объекте. «Ну что ж. В конце концов, это и мне дает фору» — он закрывает браузер, запускает текстовый редактор и начинает составлять список.

4.

14 марта. Сикачи-Алян, Хабаровский край.

Борис осторожно пробирается по скалистому берегу Амура. Ветер с реки прошивает тонкую ткань куртки, колет ледяными иглами, вышибает слёзы на глазах. От холода аккумулятор цифрового фотоаппарата совсем сдох, и его хватит ещё от силы на пару фотографий. Тут Ветров натыкается на очередной петроглиф — изображение лошади. Он включает цифровик, ищет удачный ракурс, и только собрался нажать на спуск, как аппарат обиженно пискнул, задвинул телескопический объектив и вырубился.

— Боря! Этих лошадей в Интернете пруд пруди. Отличные фотографии при солнечной погоде, и снято хорошими зеркалками, а не такой мыльницей как у тебя. Иди к костру, погрейся.

Деревянкин стоит под сенью деревьев и ухмыляется, позади него горит жаркий огонь. Ветров убирает бесполезный цифровик в чехол, ёжится от холода и, перебираясь с валуна на валун, направляется к костру.

— Вообще-то это была твоя идея — завернуть с конгресса сюда.

— А я ж не спорю. Только на берегу нам делать нечего, тут уже всё давным-давно сфотографировано, зарисовано и каталогизировано. Хотя да. После ледохода иногда появляются новые камни.

Деревянкин поправляет костёр, искры взмывают ввысь и тут же исчезают, подхваченные ледяным ветром.

— Сейчас погреемся и на мыс Гасян пойдем, осмотрим древний жертвенник.

Борис молча кивает, а его друг — палеоархеолог Деревянкин явно жаждет умного разговора.

— Вот ты мне скажи, что есть эти петроглифы с точки зрения твоей семиотики?

Мда, никуда они не пойдут, пока Женя не наговорится. Борис присел на бревно, неторопливо достал из внутреннего кармана трубку, жестяную коробку с табаком и принялся набивать небольшую чашечку ароматным Ларсенсом.

— Вопрос сложный, Жень. С моей точки зрения — эти изображения, скорее эмоции, чем информация.

— Ну-ка, объясни.

— Олень на дорожном знаке — сообщение в чистом виде, олень на таком вот камне совершено другое дело.

Он вытащил из костра горящую головню и раскурил трубку.

— Хотя в некоторых культурах ритуал подготовки к охоте включал в себя также изображение животного, на которого собирались охотиться. Так сказать «мессэдж» высшим силам, чтоб они послали племени то, что нужно его людям. Но тут явно другой случай — выбить на камне изображение слишком трудоёмкий и длительный процесс.

Ветров снова молчит. Он уставился в огонь, попыхивая трубкой, ароматный дымок смешивается с дымом костра и тает среди деревьев. Ему уже хочется домой — в свой уютный кабинет со старой зелёной лампой, древним компьютером и столом, за которым когда-то работал его отец. Он сыт по горло и Дальневосточным Археологическим конгрессом и этой бестолковой поездкой, которую затеял Женя. Петроглифы Сикачи-Аляна — конечно уникальный памятник, но болтаться тут на пронизывающем ветру с жалкой мыльницей?

— Я тушёнку взял — говорит Деревянкин, извлекая консервную банку из объёмистого кармана аляски. — Может, перекусим? Можно разогреть на огне.

Борис отрицательно покачал головой. — Пошли уже на этот Гасян, у меня самолёт в три часа ночи.

— Да успеешь ты в свой Питер, до Хабаровска семьдесят вёрст — доедем за час. — Женя убрал тушёнку в карман, встал с бревна и обвёл рукой окрестности. — Наслаждайся, Борька! Смотри, какая красотища. В этих местах люди живут с эпохи палеолита — земля просто-таки пропитана древней историей. Чувствуешь? — Палеоархеолог тянет ноздрями воздух, смеётся и треплет Ветрова по плечу. — Насидишься ты ещё в своем кабинете. Ты когда последний раз в поле-то был?

— Семиотика кабинетная наука, Евгений Сергеевич. Мне нет нужды шастать по лесам и рыться в земле, это знаешь ли, твоя работа.

— Ладно, лингвист-семиотик. Пошли, осмотрим этот легендарный мыс Гасян. Даст бог, соберу-таки денег к лету, и всё же организую сюда экспедицию.

Вначале они идут по лесной тропинке вдоль берега, но минут через десять неуёмный нрав Деревянкина берёт верх, и они начинают продираться через лес. Борис держит дистанцию около двух метров — так чтоб ветви, раздвигаемые мощным Женькиным торсом, не хлестали по лицу. На его пути встаёт толстая сосна, и Ветров пытается обойти её слева. Тут-то всё и происходит. Почва вдруг уходит из-под ног, он лихорадочно машет руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, и тут его тело «встречается» с каменным полом пещеры. В левом предплечье что-то противно хрустнуло, боль пронзила руку и врезалась в мозг ослепительной вспышкой. Борис застонал, и сквозь зубы, смачно, как может только языковой специалист, выругался.

— Борька, ты живой?!

Ветров приподнялся и, скривившись от боли, пытается пошевелить пальцами левой руки. «Один перелом есть» — бормочет он, и, подняв голову к льющемуся сквозь проём свету, кричит — Не дождётесь! До верха пещеры — метра четыре, дальний её конец тонет во мраке. Ветров пошатываясь, делает несколько шагов, и тут под его ногой что-то скрипит. Он наклоняется и поднимает находку — небольшой каменный наконечник, в полуметре ещё один чуть крупнее.

— Танцуй, Деревянкин! Тут твоих любимых микролитов полно, и даже копать не надо.

Женя заметался по краю провала.

— Я сейчас спущусь, Боря. Ради бога, ничего там не трогай! Расположение находок чрезвычайно важно, дай мне минутку.

— Ты с ума сошёл? Мы потом отсюда не выберемся, тем более у меня рука сломана.

— Сломана?

— А ты думал! С такой высоты на камни, — это я ещё легко отделался.

— Тебе шину надо наложить.

— А лучше гипс. В селе вроде есть медпункт?

— Есть, Боря. Стой на месте, сейчас я что-нибудь придумаю.

Глаза Ветрова постепенно привыкают к полумраку пещеры, и тут он видит нечто такое, от чего сразу забывает про боль. Он лихорадочно роется здоровой рукой в карманах куртки и извлекает ключи от квартиры, — в брелоке крохотный диодный фонарик. Борис делает несколько осторожных шагов, светит на стену пещеры и вдруг понимает, что не дышит. Подсознание уже проанализировало древний петроглиф и вынесло вердикт — перед ним уникальная находка. Ничего из доселе им виденного не идёт ни в какое сравнение. На рисунке изображены изломанные деревья, поникшая трава и мёртвые люди со вздувшимися животами. По краям два погибших оленя — их ноги подогнуты, головы безвольно лежат на земле. Но самым странным был штрихованный квадрат на месте Солнца. В любой композиции древних, Солнце там, где ему и положено быть — сверху. А тут квадрат, и, чёрт возьми, где мог увидеть эту геометрическую фигуру человек эпохи палеолита?

— Сейчас, Боря. Ещё пару минут и я тебя вытащу!

Ветров словно очнулся, орудуя одной рукой, достал из чехла фотоаппарат и включил его. Аккумулятор чуть отогрелся и обещал, по крайней мере, одну фотографию со вспышкой. Борис наводит объектив на петроглиф, молится своим семиотическим богам и жмёт на спуск. Вспышка разорвала полутьму пещеры ярким всплеском света, и цифровик умер окончательно. Ветров, пожав плечами, убрал фотоаппарат в чехол и подошёл поближе. Да. Находка уникальна и удивительна. Это вам не спираль, не лошадь, и даже не лось. Настоящая картина, с сюжетом, композицией — выполненная ценой колоссальных усилий. Выбитые в камне борозды были глубокими, кое-где ещё остались следы угля, которым древний художник видимо, обвёл штрихи. Кому он адресовал это послание? Эти голые ветви с их драматичным изломом, эти вздувшиеся от голода животы мёртвых. «Я бы классифицировал это как интенциональный языковой знак» — бормочет себе под нос Ветров — «рассказ о событии столь значимом, что оно стоило нескольких недель или даже месяцев кропотливой работы. Винер определял информацию как сигнал, которого ждут. Разгадать бы теперь ещё это послание древних».

— Всё, Борь. Готово.

Деревянкин спустил в пещеру некое подобие лестницы — сосну с обрубленными сучьями.

— Только умоляю тебя, осторожно. Я буду держать ствол, а ты лезь. И постарайся не упасть, отечественная лингвистика мне этого не простит.

Ветров молча, стиснув зубы, карабкается по шаткой «лестнице». Он продвигался вверх и при этом продолжал думать о петроглифе. «Надеюсь, фотография успела сохраниться на карту памяти. Снова ползти в эту пещеру у меня нет ни малейшего желания. Я хочу домой».

— Ну! — Женя приплясывает на краю провала — показывай мои микролиты.

Борис достал из кармана два каменных наконечника и отдал Деревянкину. Тот вцепился в них, словно в величайшие драгоценности. — Рука болит?

— Сам как думаешь?

— Сейчас шину сделаем и бегом в Сикачи-Алян, а то стемнеет уже скоро.

Женя вынул из ножен на поясе свой мощный «походный» нож и стал выбирать подходящую ветку.

— Снимай ремень, им шину примотаем.

— Слушай, Жень. Я там ещё кое-что нашёл.

— Дааа?

— Уникальный петроглиф. Ничего подобного ты в жизни не видел.

Ветров зашипел было от боли, но шина уже зафиксировала предплечье и боль чуть утихла.

— Ты не дрейфь, семиотик. Координаты этой пещеры я уже в ДжиПиЭс занёс. Во! — Он повернул прибор экраном к Борису. — «Пещера Ветрова». Но могу переименовать в Волчью яму, если хочешь. Он расхохотался, и хлопнул Ветрова по здоровому плечу.

— Пошли, Индиана Джонс. Мы сюда ещё вернемся.

5.

21 марта. Солнечная обсерватория «Биг Бэар». Фонскин, Калифорния.

На экране компьютера профессор Алданцев из Саянской солнечной обсерватории. Он с траурным видом протирает линзы толстых очков, видеопоток периодически тормозит, но звук с другого конца земного шара доходит нормально.

— Ты был прав, Келл, мы обнаружили его в области, которую ты предсказал. Объект вышел на гелиоцентрическую орбиту, расстояние от Солнца 86 миллионов километров, скорость 39,11 км в секунду. Период обращения по предварительной оценке 162 дня. И ещё кое-что. — Алданцев откладывает очки в сторону. — Мы обнаружили у него некое подобие экрана — огромный квадрат размером две на две тысячи километров. Мы считаем, что это защита от Солнечного излучения. Он повернут к Солнцу, и закрывает собой веретено, наверное, поэтому ни мы, ни вы двое суток не могли его обнаружить.

— Что в инфракрасном спектре, Алекс?

— Ничего. Полный ноль. Объект не излучает тепло в окружающее пространство.

— Ты сообщил своему руководству?

— Да, Йон. Жаль, что вы решили поделиться с нами информацией только сейчас.

Келлер пожимает плечами.

— Ты же понимаешь, что решения принимаю не я.

— Ну, естественно. В Солнечной системе болтается огромный инопланетный корабль, а политики играют по привычным правилам.

— Их не переделать, Алекс. Ваши поступили бы точно так же.

Алданцев снова берёт очки со стола и водружает их на свой выдающийся ястребиный нос.

— Как думаешь, Келл, когда наши гости направятся к Земле?

— Не думаю, что им нужна Земля, Алекс. Похоже, им за каким-то чёртом понадобилось наше Солнце.

Спустя несколько минут в кабинет заходит Мария, — у неё в руках две чашки кофе. Одну она ставит на стол Келлера, вторую на непривычно чистый угловой стол. В дверь заглядывает Венда, натыкается на хмурый взгляд Келлера и скрывается в коридоре.

— И? Что говорит Алданцев?

— Они засекли объект. Он вышел на орбиту вокруг Солнца, через двенадцать часов мы тоже его увидим.

— Вокруг Солнца? Я думала, они летят к нам.

— Судя по всему, нет.

Мария подходит к Келлеру и через его плечо изучает параметры орбиты пришельцев. На основе данных Алданцева специальный софт уже смоделировал орбиту Чёрного веретена, и ярко-красная окружность лежит теперь между орбитами Венеры и Меркурия.

— Можно нетривиальный вопрос, Келл?

— Почему их траектория лежит строго в плоскости эклиптики?

Мария улыбается — как ты догадался?

— Смотри. Диаметр галактического диска нашей галактики сто тысяч световых лет, а толщина всего тысяча. Вывод?

— Хочешь сказать, наши гости из звёздной системы, плоскость которой совпадает с плоскостью Солнечной системы?

— Ну, было бы глупо вначале лететь к северному полюсу мира, а потом снова возвращаться, чтоб попасть к нам. Не находишь?

— Может, ты и прав. А может, это просто совпадение, или они подкорректировали курс на подлёте.

Келлер подходит к заветной полке с журналами.

— Даже не думай, Келл! Никакого виски до шести часов вечера.

Он безнадёжно машет рукой, возвращается в своё кресло, но его уже заняла Мария. Келлер тяжело вздыхает и садится в гостевое.

— Так зачем они здесь? Почему не летят к нам?

— Упаси бог, Мари! Если они…

— Да-да-да. Если они подойдут достаточно близко, то масса их корабля спровоцирует на Земле катаклизмы вселенского масштаба. ­– Она усмехается — мы никогда не моделировали такой странный сценарий контакта. Братья по разуму здесь — в Солнечной системе, но их поведение не агрессия и не попытка установить контакт с нами. Пока что нас просто игнорируют.

— Я вообще думаю, что они не к нам прилетели — орбита стабильна, если не сказать, идеальна. Эксцентриситет практически равен нулю — совершенный круг, они явно собираются покружить какое-то время вокруг нашей звезды. Вопрос удастся ли убедить в этом людей. Как думаешь, сколько времени понадобится какому-нибудь «диванному аналитику», чтоб рассчитать примерную массу корабля и сделать соответствующие выводы?

— Думаю, пару часов после обнародования данных.

— Где твой револьвер?

— В сумочке, Келл где же ещё.

— А где сумочка?

Мария делает испуганное лицо, а потом заливается от смеха. — Чёрт! В машине.

Келлер грустно качает головой.

6.

01 апреля. Васильевский остров, Санкт-Петербург.

Лампа на столе мигнула, пару секунд погорела в полнакала и выключилась. Вслед за ней безнадёжно затих компьютер и Ветров грустно покачал головой. — Ну, невозможно же работать в таких условиях! В этот момент за окном раздался визг тормозов и глухой удар. Борис выглянул в окно — на перекрёстке две разбитые машины и жестокая драка. Жители мегаполисов и до кризиса были не очень-то сдержанны, теперь же для проявления агрессии хватало одного слова. Ветров тяжело вздохнул и поплёлся на кухню. Волна паники нарастала в течение недели «задумчивой» кривой. Вначале о «Чёрном веретене» узнали лишь самые любопытные, потом Интернет и жёлтая пресса наполнились пугающими слухами и псевдонаучными статьями. Основная масса людей на эту истерию никак не прореагировала — все уже выработали иммунитет к этому бреду о конце света. Ветров повернул рукоятку плиты, — газа не было, он пожал плечами и принялся разжигать свою самодельную плитку. На кухонном столе, поближе к форточке стояла табуретка, на ней противень, на нём консервная банка с отверстиями и прорезью для сухого горючего. Три упаковки обнаружились в кармане отцовского рюкзака и были выпущены ещё при Союзе. Тем не менее, горели старые таблетки хорошо. Трёх-четырёх штук хватало, чтоб вскипятить воду в облупленной эмалированной кружке, и сварить гречку, которой в кладовке стоял целый мешок. Гречка эта уже была Ветрову поперёк горла, но кроме неё других запасов в доме практически не было. Он поджёг таблетку сухого горючего, залил в кружку воды из двухлитровой пластиковой бутылки, и аккуратно установил кружку на импровизированную печурку. Если газ так и не дадут, завтра придётся ломать стул, строгать из него ножом щепочки и готовить пищу на таком вот микроскопическом костерке. Ветров окинул взглядом и так не очень белый потолок и поморщился — от копоти потолок превратится в свод пещеры эпохи палеолита. Он в который раз обругал себя за беспечность. Даже после исторического выступления президента, когда сограждане ринулись штурмовать магазины и аптеки, Ветров сидел в своём кабинете и продолжал работать. Теперь поезд ушёл, — у него был только мешок гречки, соль, немного чая, спички и горсть табаку. Внезапно в прихожей зазвонил телефон, Борис вздрогнул от пронзительной трели и удивился. Надо же! Я и не думал, что он работает. Звонил Деревянкин из Москвы.

— Здарова, лингвист! Как у вас там в Питере? Рассказывай.

— Всё прекрасно, Жень. У нас холодно, комендантский час, перебои с водой, электричеством и газом. На всю округу работает один магазин и тот с десяти до двух, — сумасшедшие очереди и драки. Народ жутко обозлён, каждый день где-то стреляют и постоянно что-то горит.

— А у нас какие-то дэбилы штурмуют Останкинскую телебашню. Хотят её обесточить, чтоб значит, не привлекала внимание инопланетян. Как твоя рука, Боря? Я волнуюсь.

— Нормально рука. Я уже гипс снял самостоятельно, разрабатываю потихоньку. Жрать вот нечего — одна гречка. За кусок копчёной колбасы я уже удавить кого-нибудь готов.

Деревянкин засмеялся.

— В деревню надо ехать. Там народ, наверное, и не заметил прибытия братьев по разуму.

— Да уж. Думаю в Сомали, Судане и прочих этаких странах, ребята тоже из-за таких мелочей не заморачиваются. Как стреляли друг в друга, так и продолжают. Слушай, Жень, пока Интернет ещё работал, я немного почитал про этот корабль — вырисовываются интересные параллели. Ты же в курсе, что у него экран уже со сторонами больше пятидесяти тысяч километров?

— Ну да. И никто не может объяснить, каким образом можно создать такую огромную хреновину. Корабль с лёгкой руки какого-то репортера теперь «Внеземным парусником» окрестили. Глупость, конечно же, очевидная, при такой площади их бы солнечным ветром с орбиты вышвырнуло. Один дурак ляпнул и все подхватили.

— Да дело не в названии! Помнишь тот пещерный петроглиф, из-за которого я в гипсе оказался?

— Ты мне его, кстати, так и не показал.

— Так вот на этом петроглифе…

В трубке вдруг раздался шум, вой, странный скрип и наступила мёртвая тишина — связь оборвалась. Ветров застыл с трубкой возле уха, погруженный в свои мысли и тут раздался громкий стук в дверь. Борис вздрогнул, повесил трубку на рычаг, подошёл к двери и посмотрел в глазок. За дверью был человек в телогрейке, — ярко-жёлтые лямки огромного туристического рюкзака смотрелись на грязной ткани чужеродными полосами.

— Что вам угодно? — Спросил через дверь Ветров.

— Мука, макароны, сахар, соль, тушёнка. — Продекламировал «коробейник».

— Почём?

— Мука — сто пятьдесят рублей килограмм, сахар — триста, соль так и быть за пятьдесят отдам.

— Тушёнка сколько?

— Пятьсот рублей банка.

«Совсем охренели» — прошептал Борис, накинул на дверь цепочку и приоткрыл створку.

— Хорошая?

— У меня всё качественное, сделано по ГОСТУ, сударь.

— ГОСТ уже лет двадцать пять, как отменили. Дайте посмотреть.

«Коробейник» достал из кармана банку и повернул её донышком к Ветрову. Тот прищурился, пытаясь разглядеть выбитый на жести код, но в полутьме парадного рассмотреть его невозможно. — А, ладно! — махнул рукой Борис и полез в карман куртки, висящей рядом. Он отыскал пятисотку и прямо через проём приоткрытой двери они совершили обмен.

— Благодарю. — Торговец галантно поклонился и направился к следующей двери.

Борис снова на кухне, но уже с вожделенной банкой тушёнки в руке. Он тщательно отмерил гречку, засыпал её в кипящую воду, и тут под окнами раздались крики — грабили торговца. Двое смуглых черноволосых ребят методично дубасили его бейсбольными битами, третий тянул на себя рюкзак. Мелькнуло лезвие ножа, и Ветров сжал кулаки. Убивать из-за десятка килограмм муки и сахару? Это уже слишком. Он взвесил свои шансы — из оружия дома только туристический топорик, к тому же действует только правая рука. В этот момент грабители всё же сорвали рюкзак и бросились в подворотню, взревел мотор, и тонированная девятка умчалась прочь. Ветров тяжело вздохнул и окинул родной город долгим взглядом — десяток дымов поднимались к серому небу, где-то выла сирена.

Тушёнка, конечно же, оказалась отвратительной. Сплошной жир, желе и невнятная пережёванная кашица. Но Ветров рад и этому, он добавил в гречку две столовые ложки этого эрзаца и с наслаждением пообедал. Четвёртая таблетка почти догорела, и вода в «чайной» алюминиевой кружке начала закипать. В этот момент дали электричество и Борис, позабыв про чай, бросился к компьютеру. «Ещё бы Интернет, и я был бы совершенно счастлив». Он закутался в шерстяное одеяло и открыл заготовленный текст письма доктору Келлеру. Минут через десять коннект с провайдером «поднялся» и Ветров быстро набрал адрес своего почтового сервера. Адрес, тема, текст и упакованная цифровая фотография были подготовлены заранее, оставалось воспользоваться методом «копи/паст» и письмо ушло на сервер Солнечной обсерватории в Калифорнии. Затем он зашёл на один из любимых новостных сайтов и сразу наткнулся на заметку о суде Линча в Австралии. Из текста следовало, что один из радиолюбителей в предместьях города Дарвин решил отправить собственное послание инопланетянам. О своем плане контакта он проговорился соседу, и уже через пару часов возле дома радиолюбителя собралась толпа. Его повесили на дереве, дом с радиостанцией на чердаке сожгли.

7

01 апреля. Фонскин, Калифорния.

Келлер сидит за домашним компьютером в одних шортах и неистово ругается.

— Скажи, пожалуйста, Мари, откуда эти психи берут мой адрес?

— Вообще-то он есть на сайте обсерватории, дорогой. И вряд ли все они психи.

— Господи! Да в каждом втором письме мне сообщают, что вышли на связь с инопланетянами. Как правило, посредством сотового, вторая по популярности — микроволновка.

— Ты теперь известный человек, Келл — первооткрыватель «Чёрного веретена». Терпи, это часть бремени.

Келлер в сердцах бьёт по клавишам, потом встаёт и уходит на кухню, Мария тут же усаживается за компьютер и начинает изучать удалённые Йоном письма. — «А вот это интересно…» — бормочет она и читает письмо Ветрова. Вначале она посмеивается от его витиеватых английских оборотов, но потом открывает фотографию петроглифа и ей становится не до смеха.

— Келл! — Кричит она. — Иди сюда!

В гостиной появляется Йон с бутылкой пива, зажатой в протезе.

— Посмотри на это.

Он несколько секунд смотрит на фотографию, задумчиво потирает заросший щетиной подбородок.

— И что это такое?

— Они уже были здесь, Келл, Если этот Ветров не ошибается, около двенадцати тысяч лет назад наши гости уже посещали Солнечную систему.

Мария роется на столе. — Чёрт, Келл! Ты разводишь бардак быстрее, чем я успеваю убираться. Где последние данные с Мауна Кеа?

Она, наконец, находит распечатку. — Вот. Размер экрана уже больше 75 тысяч километров, скорость приращения около 30 метров в секунду.

— Я в курсе, Мари. Меня оторопь берёт, когда я пытаюсь себе представить технологию, позволяющую развернуть в космосе такую колоссальную конструкцию. Она уже в двенадцать раз больше диаметра Земли.

— Вот именно, доктор Келлер. И никто не может объяснить, как эта штука устроена и каков будет её максимальный размер.

— И причем тут древний рисунок на стене?

— Это петроглиф, Келл. И это ответ! Когда экран достигнет своего максимального размера, он закроет нам Солнце! И Ветров считает, что надолго. Видишь эту поникшую траву на рисунке? Мёртвых людей? Их животы раздуты от голода, понимаешь?

— Мари, дорогая, диаметр Солнца 1,4 миллиона километров, это просто невозможно. Чтоб закрыть Земле свет на достаточно длительный период времени, размер экрана должен быть… — Келлер морщит лоб, пытаясь подсчитать, но потом безнадёжно машет рукой. — Это просто невозможно, Мари.

Он делает глоток пива и пожимает плечами. — Просто ещё один псих. А эта его фотография — искусная подделка. При должном умении в любом графическом пакете и не такое можно сварганить.

— Окей, Келл. — Мария видит, что зародила зёрна сомнения. Чтоб добить Келера, всего лишь нужен ещё один веский аргумент. — Мы наведём справки об этом Ветрове, у меня в Москве есть один знакомый…

В этот момент раздаётся стук в дверь, Келлер тянется к наплечной кобуре, понимает, что оставил револьвер в спальне и бежит на второй этаж. — Подожди, Мари — кричит он — не открывай. Когда Келлер спускается, Мария уже беседует с соседом, живущим в конце улицы. Он слегка растерян, пытаясь позиционировать Марию в непривычно чистом доме Келлера. Его воспалённые красные глаза шарят по дому, изучая коробки с припасами в углу, новенький бензиновый генератор, который Йон так и не удосужился утащить в гараж, и саму Марию. В доме тепло, и на ней только шорты и рубашка Келлера.

— Чего тебе, Джон?

— Привет, Келл. Тут такое дело — сосед мнёт в руках синюю бейсболку — у моей младшей температура… А я видел как ты разгружал коробки из аптеки. Не мог бы ты?

— Конечно, мистер Майлз. — Мария быстро отыскивает нужное лекарство и протягивает соседу три упаковки. Келлер хмурится. — Возьми одну, Джон. Этого вполне хватит.

— Келл — шипит Мария. — Мистер Майлз тоже болен, ты, что не видишь? И остальные члены семьи наверняка тоже заразились, ты же знаешь эти вирусные инфекции.

Келлер машет рукой. — Забирай, Джон. Выздоравливай и в следующий раз отправляйся за лекарствами в аптеку, а не ко мне.

— Я бы с радостью, Йон, но все ближайшие аптеки или разгромлены или пусты.

Сосед хватает лекарство, кланяется Марии чуть ли не до земли и убегает.

— Чёрт! Я забыла дать ему витамины.

— Мари! Ты собралась снабжать всю округу? — Келлер закрывает дверь на замок и закладывает её толстым брусом, который приспособил спустя час после эпохального заявления президента.

Два часа ночи. В спальне тишина, — Келлер похрапывает, Мария уютно устроилась у него на плече. Трое мародёров, перешёптываясь, цепляют трос к установленной Келлером решётке на окне гостиной. Пикап ревёт мотором, трос натягивается струной, и решётка с лязгом вылетает из креплений. Через мгновение стекло разлетается вдребезги от ударов прикладами, Келлер скатывается с кровати, и в первые несколько секунд абсолютно дезориентирован. Тем временем пикап сносит забор и подъезжает кузовом к веранде, в гостиной уже хозяйничают мародёры — они таскают коробки к окну и забрасывают их в пикап. Келлер в трусах, но с револьвером выскакивает на лестницу.

— Вон из моего дома! — Ревёт он, и тут же понимает, что силы катастрофически не равны. На него направлено два дробовика, а что такое картечь на близкой дистанции ясно без всякой баллистики.

— Брось ствол, Келл. Я не хочу в тебя стрелять, но бог свидетель, если ты меня вынудишь…

— Майлз! — Хрипит Йон. — Ах, ты ж, неблагодарный ублюдок!

— Спокойно. Просто положи ствол. Мы возьмем то, что нам необходимо и уйдём.

Майлз держит Келлера на прицеле и делает несколько шагов. В конце концов, ствол его дробовика двенадцатого калибра почти упирается в лицо Йону и он вынужден подчиниться. Он медленно опускается на ступеньку и кладёт свой «Ругер» рядом. И тут в игру бесшумно вступает Мария. На ней только расстёгнутая рубашка и трусики, в руках она крепко держит свой маленький револьвер. Гремит выстрел, Джон Майлз валится с ног и кричит от боли. Келлер хватает револьвер и тоже стреляет, в то же мгновение бабахает второй дробовик — темнота наполняется грохотом, вспышками и гарью. Летят пули, картечь, взвиваются в воздух щепки и пыль. Майлз истошно воет и, подволакивая ногу ползёт к окну, картечина сносит Келлеру мочку уха, но он не чувствует боли и продолжает стрелять. Мародёры пускаются в бегство, и пуля Келлера впивается в ягодицу старшего сына Майлза. Ему всего семнадцать, и бог знает, чем думал его отец, беря его с собой на такое грязное дело. Наконец, все трое, поддерживая друг друга, вываливаются из окна в кузов пикапа, и тот рвёт на всех парах. Как бы там ни было, они всё же успели украсть с полдюжины коробок и Келлер в бешенстве.

— Ну? Ты все ещё веришь в человечество, Мари? — Келлер с повязкой на ухе таскает из сарая доски и забивает ими разбитое окно, Мария собирает осколки стекла и обломки рамы.

— Это просто обстоятельства, Келл. Ради своих детей ты поступил бы так же.

— По-твоему это нормально? Вломиться в чужой домой с оружием, ограбить соседа?

Она тяжело вздыхает.

— Конечно, ты прав. Это настоящее свинство, но так уж устроены люди, — в первую очередь каждый думает о себе и своих близких.

— Да, дорогая. И боюсь, это только начало — первая волна, так сказать.

Утром Мария получила е-мэйл из Москвы — краткую характеристику на Ветрова Бориса Александровича и список его научных публикаций. Келлер крутится рядом, морщась, ковыряется в тарелке с овсянкой, но выбросить кашу не решается.

— Считаю, что мы должны отнестись к письму Ветрова со всей серьезностью, Келл. Смотри. Вот тут он приводит нанайский миф о лосе, проглотившем Солнце. Естественно, в мифе присутствует храбрый охотник, который убил лося и освободил Солнце, но как ты понимаешь, дело не в охотнике и тем более не в лосе.

Келлер тяжело вздыхает и ставит тарелку с кашей на подлокотник кресла.

— Да, Мари, во многих культурах присутствует этот миф. Существа, поглотившие Солнце разные — дракон, волк, бог знает кто ещё. Главное в них схожий сюжет — Солнце исчезает с небосвода, на Землю опускается тьма и холод со всеми вытекающими последствиями. Всегда считалось, что это описание обычного солнечного затмения, но теперь я уже так не думаю. На протяжении одного поколения затмения происходили неоднократно, а для того чтобы сохраниться в памяти людей на тысячелетия событие должно быть действительно эпохальным. Я уже готов поверить этому Ветрову, будь добра, напиши ему ответ, пусть он срочно организует экспедицию в эту пещеру с петроглифом. Нам нужна более-менее точная датировка и вообще любые детали.

— Ты будешь ворчать, но я уже написала ему. Он ответил, что у него нет ни финансовых, ни административных возможностей для организации такой экспедиции.

Мария встает из-за компьютера и красноречиво смотрит на тарелку с кашей — ты вроде хотел, чтоб я начала готовить. Келлер снова вздыхает и берётся за овсянку.

— Когда закончишь завтрак, позвони Джефферсону, пусть он расшевелит ваше начальство, и они позвонят своим русским коллегам. Речь идёт о выживании человечества.

8.

10 апреля. Сикачи-Алян, Хабаровский край.

Глобальная волна паники и беспорядков постепенно сходит. Инопланетный корабль летит по своей орбите вокруг Солнца и явно не собирается к Земле. Жизнь медленно, но верно входит в нормальную колею, люди успокаиваются и уже начинают посмеиваться над своими страхами. «Счастливчики», забившие свои норки припасами, подсчитывают, во сколько им обошлась массовая истерия. По всему миру разрушены десятки станций слежения и дальней космической связи, уничтожены тысячи радиостанций, вышек сотовой связи и даже радиотелескопы. Вопреки здравому смыслу и доводам учёных о том, что электромагнитный фон Земли распространяется по нашей галактике с момента первых радиопередач и за сотню лет давно ушел за границы Солнечной системы, испуганные толпы жгли и крушили всё, до чего могли добраться. То, что инопланетяне с их невообразимыми технологиями могли уловить наш неумолчный гвалт ещё на подлетё, сути не меняло — страх стал основной движущей силой земной цивилизации. Абсолютное большинство не хочет никакого контакта. Они боятся огромного корабля, — они слышат и воспринимают только пугающие слухи о его массе, которая, если инопланетяне приблизятся, сметёт человечество с лика планеты. На арене, как всегда в смутные времена, появились тысячи проповедников и лжепророков. Банды мародёров всё ещё шныряют по границам цивилизованного мира и стараются ухватить всё, что плохо охраняется или просто плохо лежит. Поэтому экспедиция Ветрова-Деревянкина включает десяток вооружённых солдат. Есть даже БРДМ, что на взгляд Бориса явный перебор — они ведь приехали сюда не за золотом.

— Вот хоть режьте меня, но это эпоха раннего мезолита. — Деревянкин стоит в пещере, вокруг него пять осветительных стоек, кабеля тянутся наружу к дизельгенератору на базе ЗИЛ-131.

— Смотри, Боря, вот характерная техника обработки скребка. Видишь?

Он протягивает Ветрову свою находку, но тот не реагирует. Он сидит на корточках у древнего кострища и ковыряет в нём палочкой.

— Я конечно не палеоархеолог, но, похоже, этот костёр жгли очень долго. Слой золы…

— Ты прав, старик, но это в те времена была обычная практика. Огонь поддерживали на протяжении нескольких месяцев и даже лет. Другой вопрос, что пещера слишком мала для проживания племени — тут даже десятку человек было бы тесновато.

— А это что? — Ветров извлекает из кострища кость и показывает её Деревянкину.

— Это, дружище берцовая кость. Поздравляю.

Он достает из кармана складное увеличительное стекло и всматривается в находку Бориса.

— Ну, что ж — вполне в духе времени. — Бормочет палеоархеолог. — Тут следы зубов, а каннибализм в эпоху палеолита — совершенно естественная штука.

Женя указывает рукой в дальний угол пещеры. — Там четыре черепа и все проломлены, два из них детских, и это меня немного напрягает. Сожрать погибшего соплеменника или врага для тех ребят было вполне нормально, но убить ребёнка ради еды?… Коськин! — орёт он. — Спутниковую связь мне, быстро!

Деревянкин поворачивается к Ветрову. — Странная тут драма разыгралась, надо старика Пятницкого вызывать.

К этому времени шестерёнки громоздких бюрократических машин уже провернулись и власти начали действовать. Письмо президента США призывало руководство Российской Федерации к совместным действиям в «несомненно, предстоящем беспрецедентном глобальном кризисе». Письмо было следствием секретного доклада Келлера-Луговниковой, и как бы там ни было — спустя двенадцать часов, профессор Московского НИИ судебной медицины Пятницкий вместе с тремя помощниками были в Хабаровске. Военный Ил-76 коснулся бетонки в 15:30 местного времени, а через час седой как лунь Пятницкий уже сползал, кряхтя, по приставной лестнице в пещеру Ветрова.

— Все брысь! — Рявкнул профессор и остался наедине с уликами древнего, произошедшего как минимум двенадцать тысяч лет назад, преступления.

Спустя час Пятницкий выбрался из пещеры, в руках у него камень, завёрнутый в полиэтилен — судя по всему, орудие преступления. Рукоять каменного топора давно сгнила, но даже на первый взгляд острый камень выглядит опасным, — таким если врезать по черепу, то реанимация уже не потребуется.

— Мдаа. — Старик достал архаичную беломорину и прикурил от предупредительно протянутой зажигалки помощника. — Поганое дельце. — Пятницкий затянулся, прищурил хитрые глаза, и выдал предварительное заключение. — Генетическая экспертиза ещё предстоит, но по первым прикидкам, в этой пещере укрывались две семьи. Когда голод стал нестерпим, один папа — профессор кивнул в сторону пещеры — грохнул второго, который помельче. Его съели, и наступила очередь мамы. За ней последовали дети, но семейку каннибалов это не спасло. Видимо, что-то вынудило их прятаться в пещере довольно долгое время и, в конце концов, и они умерли от голода. Что это было, я не знаю, все эти ледниковые периоды — ваша епархия… — Пятницкий раздавил резиновым сапогом беломорину и направился к УАЗу. — Кости рассортировать по месту обнаружения, всё в отдельные пакеты, на каждый бирки. — Помощники стремглав бросились к лестнице. — На всё про всё полчаса, у меня завтра с утра лекция…

Ветров вдруг с ужасом понимает, что петроглиф на стене — своего рода оправдание древнего художника-каннибала. Члены племён эпохи палеолита, как правило, состояли в близком родстве, и не исключено, что этот парень убил своего брата и его семью ради пропитания своей. «Боже! Нас теперь больше семи миллиардов! Что же будет?»

Борис безвылазно сидит в штабной палатке и не отходит от ноутбука двенадцать часов кряду — он готовит доклад. В нём Ветров собрал все известные ему факты и гипотезы, и картина вырисовывается отнюдь не радужная. Враждебные действия со стороны пришельцев вряд ли последуют, но это слабое утешение. Уж если непритязательные к пище и климату люди мезолита были вынуждены пожирать своих близких — то, судя по всему, испытание Земле предстоит страшное. И теперь у нас есть оружие массового поражения, и бог весть кто первым пустит его в ход. На Земле и сейчас миллионы голодающих, но что будет, если Солнце скроется с небосвода на достаточно длительный период? Однозначно — неурожай и падёж скота, — что приведёт к массовому голоду. Сам того не зная, Ветров повторяет строки из доклада Келлера-Луговниковой, чем только лишь подогревает тлеющую панику властей. Копию его доклада рассылают с нарочными светилам науки, и спустя сутки получают десяток ответов — академики РАН согласны почти по всем пунктам.

Через сутки на мысе Гасян садится Ми-8. Задача экипажа — доставить Ветрова в Хабаровск, там его уже ждёт военно-транспортный самолёт. У Бориса даже нет возможности заехать домой, из Москвы самолёт уходит на Женеву, и в тот же день Ветров оказывается в ЦЕРНе. На основе комитета ООН по использованию космического пространства в мирных целях создаётся Специальный Секретный Кризисный комитет. В качестве штаб-квартиры используется Европейский Центр ядерных исследований — маленькая победа европейских бюрократов, от которой впрочем, никому не тепло не холодно. Ветрову выделяют комнату в отеле ЦЕРНа, и там же его ассистент выдаёт ему банковскую карту. У Бориса с собой только «полевой» рюкзак и карточка чертовски кстати. На следующий день у него назначена встреча с Келлером и Луговниковой.

9.

12 апреля. Околоземная орбита, МКС.

— Мы взвесили все за и против и пришли к выводу, что вас лучше отозвать.

— Отозвать? — Тернер снял свою счастливую бейсболку и ожесточённо поскрёб стриженый затылок. «На кой чёрт директор НАСА лезет в эфир. Неужели всё ТАК серьёзно?»

— Мы решили эвакуировать МКС, Скотт. Вы пока не в курсе, но на данный момент у нас потеряно уже семь станций слежения. Этот кризис вызвал небывалую волну массовых беспорядков, люди страшно напуганы и громят всё, что направлено в космос. Космодромы конечно под усиленной охраной, но боюсь, что полноценное снабжение станции теперь под вопросом. Какое-то время на МКС останутся Колоссов и Миллер, но вы с Байдаковым и Хаябусой должны вернуться в ближайшие сутки. — Балдон тяжело вздохнул. — Такие дела, сынок. Вы нужны нам здесь.

Тернер оттолкнулся рукой от поручня и полетел по направлению к модулю Звезда, на полдороги он встретил Байдакова.

— И? Что тебе сказал ваш ЦУП?

— Возвращаемся, дружище. Похоже, дела на старушке Земле совсем плохи.

Тернер поморщился. — До этой штуковины больше шестидесяти миллионов километров, а паника такая, словно пришельцы уже приземлились на лужайке перед Белым домом.

— Ну. Достаточно одному идиоту, помешанному на концепциях конца света, начать скупать соль, спички и муку, и спустя пару часов весь район штурмует магазины. Потом они выходят на улицы, жгут машины, бьют витрины, атакуют полицейские участки и органы власти. И вот мы имеем то, что имеем — глобальный бардак, перебои со связью, транспортом и даже вынужденную эвакуацию космической станции. — Байдаков похлопал Тернера по плечу. — Собирайте вещи. Жду вас в Союзе через час.

Тернер грустно покивал и направился в Кибо — Хаябуса пока ещё был в блаженном неведении.

10.

13 апреля. ЦЕРН, Женева.