Глава 1-я.
Знакомство
Основная цель этого повествования — рассказать о великом абсурде социализма, который изжил себя, убеждая в реальность идеи коммунизма. Его партия убили страну, народной собственности тем, что разрешили в ней бесконтрольную частную собственность.
Десяткам их институтов, семьдесят лет не хватило продумать, как построить коммунизм, и они вернулись к денационализации, то есть к измене социализму. За кровь гражданской войны и последующее вынужденное национальное перемещения народов не ответил никто.
Как оставить собственность народной и в тоже время оставить право персонализированного пользования во времени, по заслугам каждому гражданину страны, для этого данной «сумы ума» не оказалась у власти коня.
Право народного владения и персонализированное право пользования с распоряжением не нашло форм своего взаимозависимого существования.
Будто какая-то невидимая рука делала все, чтоб о лучшем мире можно было только говорить и ничего не делать. В результате получили разлом и произвольное поглощение национализированной собственности.
Понимая, что путь, по которому идет рыночный мир — это дорога на эшафот человечества, основная масса умов все равно любое высказывание о необходимости планово-рыночного развития на взаимозависимости народной и частной собственности по-прежнему мало интересует.
Всех, кто пытается выдавать на-гора идею социального развития, с соответствующим показателем вместо валового, считают чудаками наподобие Дон Кихота.
Ясно одно, что в этом мире нет ни нужного осознания, ни народных банков, ни движущих сил, готовых к служению персонализированному общественному достоянию. Оно и должно формировать статусную значимость чести созидательной личности, как части производной основы государства чести. О душе, являющейся подвижником этого почина и пойдет рассказ далее.
Я впервые увидел её на первой русской «альтернативной» демонстрации. Она явилась внезапно, как свалившаяся с неба звезда. Зашагала рядом с гитарой, и в ногу, как желанная альтернатива несогласия с политиками страны, разваливающими её. То, что она некая критическая альтернатива нашей страшной действительности я понял, когда она запела песню:
Ха, ха, хи, хи,
Вновь критические дни.
Вновь в России выборы с шумом собираются,
Партии на выборы, как грибы рождаются.
Между ними брачные союзы появляются,
А народ на митингах от сказок их спивается.
Выступают красные — уши все развесили,
Демократы сказками по темечку нам врезали.
Тут все закружилось, эх, заколесилося,
В пропасть дуреломову держава покатилася.
Красные с зелеными,
Белые с веселыми,
Тешатся программами,
Как цыганки картами.
И все бегом да бегом,
А идеи их с душком.
Но голосят наперебой,
Вновь в курятне перепой.
Где какая истина, что и чем явилось?
Все в глазах мирянина чехардой вспенилось.
Собственность народная фирмачам подарена,
И батрачить нам на них, судьба уже заказана.
За столом разделочным вся правящая власть,
Имущество раздали, теперь на землю валит масть.
Землю кровью политую снова кровушкой зальют,
Кол раздора сказочный между грешными вобьют.
Красные с зелеными, белые с веселыми,
Тешатся программами, как цыганки картами.
И все бегом да бегом, а идеи то с душком.
И все бегом да бегом, но идеи их с душком.
Бедность мысли скрашена пачками рублей.
Куплены желания нищетой людей.
Красные вдруг белыми стали у руля.
Черною икрою замазали глаза.
Рай, обещанный народу, залит кровью сатаны.
Как любовь панельная в критические дни.
Ох, критические дни — вы агония страны,
Затыкайте люди души и не кушайте лапши.
Красные с зелеными, белые с веселыми,
Тешатся программами, как цыганки картами.
И все бегом да бегОм, а идеи то с душком.
И все бегом да бегОм, но идеи их с душком.
Пирамиды налепили из обмана, изо лжи.
Кто защитник у народа? Его нет, да и не жди.
Паранойя их свободы, как насилие души.
Эх, любовь оральная, в критические дни.
Подмывается страна после выборов всегда,
От насильственного секса, и чумного куража.
Ай-я-яй. Ай-я-яй, водкой грязь с души стирай.
Ай-я-яй. Ай-я-яй, спиртом глотки промывай.
Красные с зелеными, белые с веселыми,
Карты их программные всегда были краплеными
Когда девушка допела, то к ней подошла американская журналистка и улыбаясь спросила:
— Вы что, не согласны с выборной демократической свободой, которую все считают спасением России от дракона пролетарской диктатуры?
— Боже упаси, я только за, и готова лаптем её хлебать, если бы народу доверили не только выбирать, но и контролировать, и если не снимать, то доверие определять и премии власти начислять. Хотя я больше за диктатуру, только не класса, а диктатуру созидания. Созидание — это проявление любви. России страшен идеологический враг — обезличенная демократия, которой в природе нет, а замена диктатуры рабочего класса на диктатуру созидания добра и любви пока не видно.
— Значит вы за диктатуру дракона любви? Я же, и весь мир против любой диктатуры. Любая диктатура — это дракон, и вы есть диктатор, значит явный дракон.
— Я диктатор счастья, а не обезличенной демократии — свобода десяти петухов в одной курятне — нонсенс. Так или иначе, демократия в постоянной кровавой вражде, определяет только право диктовать, и, что страшнее, диктатура денежной демократии или классовой, если не созидательной воли? Любая власть не может быть не диктатом, иначе она не власть. Для меня одна свобода — диктатура только Бога и только творец в этой жизни — Бог созидания красоты. В демократической курятне право на верхнюю жёрдочку любой может занять и, если власть ниже, на неё можно на класть и обсмеять. Созидатель всегда должен быть властителем и красоты, и необходимой для созидания свободы, которую обезличенная демократия дать не способна. Для этого нужна персонализированная но значимости личности демократия и значимые личности должны иметь большую голосовую значимость.
Помнится, она ещё тогда сказала, что над Россией нависла озоновая дыра политической мудрости, и она не видит ни одной политической партии, ни одной экономической программы, которые могли бы предложить выход страны и общества из морально обезличенного тупика развития. Хотя он очевиден даже простаку, который верит в сращивание плановой и рыночной экономики со своим ценообразованием, и соответствующими конвертируемыми между собой валютами, формирующими диктатуру персонализированного права.
Ругала действительность, в которую ворвался класс не контролируемых собственников — кооператоров со своим шальным капиталом, дающим большие личные свободы и возможности. Была уверена, что они похоронят Страну Советов с обезличенными правами и низкими экономическими возможностями людей, диктующими понятия соответствующей справедливости с ограниченным расслоением.
Однако, ругая наступившие времена, с диктатурой не созидательных и не оптимизированных финансовых свобод, сетовала на отсутствие программ плановой оптимизации рынка. Указывала, что это ведет к классовому расслоению с диктатурой не созидательных лиц пустоты, так как имеют в собственности все производственное достояние. Была убеждена, что необходимо воспроизводство справедливых правовых свобод общества, через учет созидания народного достояния. Указывала на отсутствие партий, которые могли бы сказать, что готовы остановить инфляцию, коррупцию, с обеспечением бесплатного образования, медицинского обслуживания, ликвидацией безработицы.
Особо высказывалась о необходимости создания взаимозависимой системы воспроизводства объединяющих всех планово-рыночных отношений. Иначе говоря, высказывалась о необходимости новой экономической системы, которая убьет развращающую систему стихийных нажив на демократической подлости. Поэтому была убеждена, что, пока не будет поставлена нажива под диктатуру народного контроля, успеха право-персонализированное царство не найдет. В обезличенный демократический рай не верила, и утверждала, что Божье царство обязательно спустится на землю, если мир безумного не оптимизированного потребления не съест планету раньше времени.
— О, вы есть призрак невидимой звезды, нет, скорее страшный дракон коммунистической диктатуры небесной неизвестности, — ответила американская журналистка.
— Да, наверное, я призрак, — услышала в ответ американка, с сопровождением соответствующей песней:
Как святой перед раем стою в облаках,
Жду, когда мне откроют врата на крестах.
«Истина, истина выйдет и проводит вас» —
Слышу чей-то голос в чистых небесах.
Лбом об землю, шляпу в небеса,
Ой, неужто истина встретит тут меня?
Вот присела рядом, говорит «пойдем»
Факел поднимает, крестится огнем.
И крона святая у неё засветилась,
В свете этом и жизнь моя в ней отразилась.
«Не приму тебя в Рай» — молвит мне она,
Как мечом срубила голову любя.
«Вижу, юности грех не прощенный висит,
Отмоли и очистись», мне в укор говорит.
«Поздно», с грустью отвечаю ей.
«Воскресить не сможет Бог юности моей».
Отправляюсь к Сатане, «Принимай» — прошу.
Слышу: «Грехи мелкие, такие не люблю».
Ни в Рай, ни в Ад не принимают,
Проблемою желанья отравляют.
Безысходность яблоком катится по душе, —
«И кому ты нужна?» — говорит она мне.
На горячие угли развела и сажусь,
Как в аду загорелась, молюсь.
Тихо, мирно, дотлею до пепла,
И останется только лишь песня.
И, чтоб ни с кем уже ни знаться,
Я призраком решила являться.
И призрак коммунизма со мной,
Вот, выходит, не одна я с бедой.
Однако журналистка, удалившись, это исполнение до конца уже не слышала. Тогда мне подумалось: «Наверное, и та, и другая по-своему правы». Только дискуссию вести дальше было уже не с кем, так как я отвлёкся и не заметил, что и моя неожиданно явившаяся попутчица вдруг так же исчезла, как и появилась.
Через некоторое время американка вернулась и поинтересовалась о моей загадочной подруге. Я, естественно, пожал плечами. Однако, она настояла на том, чтобы я с ней встретился, и удивился её просьбе, объяснив, что девушку знал ровно столько, сколько и её. Корреспондент стала уверять меня, что эта подруга обязательно встретится со мной, но для этого я должен взять у неё подарки для меня и для неё. В качестве таких подарков, которые я не очень охотно, но все-таки принял: мне предназначалась статуя мыслителя, который с закрытыми глазами будто разглядывал находящуюся у левой руки подковы с циферблатом, пробитую стрелой. Большая стрелка подобных часов была похожа на светящуюся в подкове свечу — стрелку, по которой как слезы текли капли. Мыслитель с закрытыми глазами скорее не рассматривал, а думал над убитым временем мысли, которое вместе с подковой, толи держал, толи пытался проглотить дракон. Подарком для неё был кулон в виде большой красной слезы на фоне серпа и молота, находящегося под головой плачущего дракона.
Я полюбопытствовал:
— Почему подруге слеза дракона, а мне часы слепого мыслителя, от дракона и ради или в честь чего?
— Всё просто, эта подруга дракон коварной мечты, как и это государство социализма, которое хочет умереть, от своей идеи. Ваша альтернативная демонстрация сегодня здесь, это его первая предсмертная слеза. Вот эту слезу я ей и дарю. Если это государство умрет или эта дама, как призрачный дракон того, к чему бессмысленно шло это государство, то слеза примет вид бриллиантовой черной слезы. Любой банк за эту слезу даст большие деньги, на которые можно будет купить не только шикарный дом, — хижину для несбыточной мечты человечества, но и получить свою мечту счастья. Для этого нужно будет вытащить стрелу из подковы ваших часов счастья, что держит ваш дракон мыслителя.
В моем подарке вам — часы мыслителя, будут вас спасать от несчастий. Что делать, чтобы несчастье не поймать, вы возможно сможете на экране часов прочитать, или услышать, когда слеза поменяет цвет.
Кроме всего, эти часы мыслителя были, по её утверждению, магическими и могли по просьбе держателя вызывать магические сны. Предупредила, что от часов отказываться было грешно, так как они, как бы являлись божьим оберегом и отказ мог обидеть его, что грозило плохим исходом.
— Это какая-то сказка. А если я все-таки её больше не встречу, что делать с этими подарками?
— Если вы в лампаду, под своей иконой в доме, капнете каплю со свечи часов мыслителя или помолитесь за встречу, то Бог исполнит святое сердечное желание встречи. Станьте перед ней и все свои желания сообщайте в молитве перед ней. Мои подарки, с божьей помощью, приведут вас и к встрече, и к материальному богатству.
Пока я рассматривал подарки, она исчезла. Подарки долго лежали забытыми без дела, но однажды наткнулся на них, и сделал как она просила. Через некоторое время я действительно встретился со своей попутчицей в той первой и последней альтернативной демонстрации Советского Союза. Встреча произошла уже на другой, демонстрации. Тогда уже не было первого Президента и почти не существовало былой страны Советов. Собравшиеся люд у Белого дома Советов, решал вопрос власти. Она подняла кусок кем-то брошенной колючей проволоки, произнеся:
— Вот он, символ нашей сексуальной, обезличенной демократии краха и свободы интеллектуального падения в бездну глупости, между крайностями демократии и тоталитаризма. Мы за торжество равноправия положили миллионы жизней и положим ещё больше теперь за стихийную демократию торжества капитала, ввергнув народ в нищету и междоусобные войны наживы.
Тяжело вздохнув она опять взяла гитару и в толпе собравшихся запела некий стих, вроде как про бывшего Президента страны Советов:
Нерон Советского Союза
Над пеплом думал, как медуза:
Да я поджег Союз всесильный,
Править им был уже бессильный.
Зачем дал силе частной воли?
Она ж меня снесла в изгои,
Стране распад, себе невзгоды.
И я теперь Нерон у гроба.
Чести своей, её, народа.
Предателем меня считает,
Кто демократию ругает.
От мести матери страны,
Мне в пантеоне не уйти.
Мертвых река мои кости размоет.
Кто-то проклянет, кто не захочет.
Ты не плюйся в меня боль души,
От того что не там видел к счастью
пути.
— Это вы про бывшего главу погубившего страну? — спросил я её.
— Естественно. Он, видимо, предатель русского мира или настолько ограниченный в знаниях, что до власти и управления его допускать было нельзя. Это теперь стало кровавым абсурдом и трагедией страны. Нет системы формирования значимости личностей на соответствие значимости занимаемого места, как и народного права вето, при социальной деградации управления. Именно потому и происходит возможность управления страной ограниченными. Такого бы распада с ней не случилось, если в государстве была хотя бы договорная система народного контроля с прямым экономическим влиянием на властных и коммерческих представителей,
В правильной демократии должна существовать социально-экономическая система показателей, при снижении которых снижались бы и права утверждаемого вертикалью управления обществом. При таком подходе могла бы осуществляться возможность передачи неких полномочий контролируемому самоуправлению. если не имела возможность на их Вето, что исключало бы насильственных выступлений масс.
В стране торжествует измена, и она подготовлена созданием класса предпринимателей, которые стали богатой движущей силой, и она все свободы стала определять наживой не оптимизированной ростом социального достояния.
— Возможно, вы и правы, радость моя, видимо действительно нам нужна, в первую очередь система общественной значимости личностей и значимости должностей, чтобы исключать несоответствие их месту в управление.
Как бы там ни было, когда вы исчезли на альтернативной демонстрации, то после вновь явилась та журналистка, что интервью у вас брала. Интересовалась, как-то загадочно, вами, но зачем не сказала, вы же исчезли, как утренняя звезда, и не найдя вас в толпе демонстрантов, передала вам привет и подарок.
Видимо посчитала, что вы моя душечка. Разочаровавшись в этом, приглашала даже меня к себе в гости, но так, чтобы мы явились вместе. Я искал встречи с вами, но повторную встречу с ней не считаю нужной.
— Чтобы это всё значило, не знаю, но я уверена была в том, что мы обязательно когда-нибудь встретимся. Дело в том, что я чувствую: у нас есть что-то общее, и оно может быть на много больше, чем интерес между женщиной и мужчиной.
— Она тоже полагала, что я обязательно найду вас и даже рекомендовала возможность встречи. Обнадеживала меня в том, что её презент будет сопутствовать успеху во всем, но я не верю, потому на некоторое время даже забыл о нём. Да, когда она дарила слезу дракона, то сказала, что она, как та альтернативная демонстрация плача нашего Союза. Убеждала, что это божий дар и может превратиться в черный бриллиант. На него, если он почернеет, гарантировала что можно будет даже приобрести недвижимость у них, заграницей. Выходит, это кулон-слеза не простая вещь, а скорее мотивированный импортный подарок, если не обычный лохотрон. Уж очень заманчиво представляла его, как подарок от небес. Просила вам передать, назвав его «Слезой дракона», видно от такого же созвездия, но вас и социализм сравнивала с драконом. Я же хочу, чтобы этот подарок был вам звездным медальоном. Он, вроде, как от бед должен спасать и обязательно эта слеза, в какой-то момент, должна превратиться в дорогой черный бриллиант — могу передать вам даже сейчас.
Я покопался в рюкзачке и, достав, подал ей. Она изображение серпа и молота со слезой и головой дракона на кинула цепочкой на шею, спрятав под куртку и, усмехнувшись, произнесла:
— Странно, похоже, она мой образ призрака коммунизма превратила в китайского оберег дракона счастья?
— Я тоже задал ей почти такой же вопрос. Она ответила, что вы, вроде, как дракон, но светлая карта, которая в темной игре может подсветить любую игру власти, и олицетворять карту власти и победы в любой игре. Я думаю тоже, что это так.
— Ну, это сказка, я, скорее, очень опасная духовная революционерка, что может угрожать дракону демократического мира, с которым я веду войну, а главное, с идеологической их гегемонией. Однако подаренная слеза дракона, как я вижу, почему-то не превратилась в черный бриллиант, хотя Союз вроде уже и пропили капиталистам.
— Это, видимо, потому, что этот оберег не был у вас, да и советское сопротивление в Доме Советов еще заявляет о себе, говоря, что ваш призрак коммунизма в действительности не призрак, а ещё живой огненный дракон.
— Наверное, вы правильно говорите. Поношу, посмотрю, но не для того, чтобы себя в смертном грехе обвинить. Я, конечно, не святая, а скорее всего ангельский дракон гнева людского. Вот и сейчас бунтую, держу плакат с надписью: «Капитализм не пройдет!».
Я прочел её плакат, на котором снизу было добавлено «Выживем с социально-плановой складчиной».
Моё удивление вырвалось спонтанным вопросом:
— Что, у вас поменялись политические установки? И как это понять «Выживем с плановой складчиной?»
— Я вам объясню при следующей встрече, а сейчас сфотографируйтесь с моим плакатом и останетесь в памяти, как мой подвижник души, а я ухожу в Белый дом, к восставшим защитникам народных депутатов страны. Если что — звоните, а не у иконы, в молитве, о встрече просите, и оставила телефон.
Я пожелал ей успеха и не догадывался, что в этой своей борьбе она будет ранена, и с ней уже встречусь только после лечения, так как телефон долго не отвечал.
Когда наконец дозвонился, то договорился и приехал к ней в гости, в её дом, на окраине подмосковного городка. Она была ещё не совсем окрепшей. Когда мы уже оказались наедине в уютном теплом помещении, то перешли на откровенную душевную беседу о пережитом, прошедшем и будущем. Я рассказал ей, что со школьной скамьи старшеклассником с упоением слушал речи Хрущёва о светлом будущем и никак не ожидал, что когда-то придется сидеть у больной идеи своей мечты. Этим утверждением намекал, что говорю ныне о той мечте, как о ней самой.
— В частности, — молвил с сожалением ей, — искренне верил тогда в то, что через двадцать лет мы все будем жить при коммунизме. Этим с тех пор живу, но почему-то тоже думаю, как и вы, что равенство коммунистов, как и демократия капитала — это заблуждение народов, так как в природе такого нет. Человеческое существо, всегда убегает от обезличивающего состояния равенства, а демократия капитализма это всего лишь условие свобод для борьбы между кланами собственников по их значимости.
Вот и спрашивал часто себя: зачем генерируется поклонение этим понятиям обмана, ведь дело в равенстве ныне доходит от социальной до половой обезлички личностей. Насколько в этом виноваты элиты умы, ведь не знают уж, как и чем держать выборного доверия узды? Апатия к голосованиям растет и требуется другой, не затратный подход.
Мы разговорились. Она говорила мудрено. Я вспомнил фотографию с её лозунгом некой Складчины. Из дальнейшего её объяснения понял, что Складчина — это социальный фонд, который может быть образован на каждом предприятии из необходимой социальной стоимости продукции и взносов работников. Он мог бы создавать единый фонд предприятий или народный безналичный банк общества, подчиненный органам самоуправления. Основой для его формирования она предлагала использовать разницу между фактической тарифной оплатой труда необходимой для содержания семьи простого воспроизводства и стоимостью прошлого труда — основных фондов. Данный фонд, по значимости вклада в него каждой личности, мог бы формировать статус самой личности и доверительные услуги по статусной значимости каждого участника производства.
Эти доверительные услуги, согласно вкладу каждого, в этот фонд, по нормативам, из этого фонда, могли быть организованны плановые скидки на цены социально значимых товаров и услуг, вплоть до предоставления чего-то и кому-то того же бесплатно.
Такими потребителями она, в первую очередь, видела героев страны, а также некую форму содействия творческим личностям, за результаты их творчества, формирующее культурное наследие страны.
Наконец, вроде как уяснив, из беседы её мысль я сообщил:
— Я как будто понял роль фонда, и теперь вижу значимость его. Из всего услышанного, вырисовывается понятие экономической концепции новых отношений, на основе формирования фондообразующих предприятий, где таковые фондообразующие счета могли бы иметься на каждом производственном участке, как механизм экономического определения объединяющего показателя значимости и чести личности, общества и государства. Так али как? — спросил я.
— Именно так, ведь на их счетах должны формироваться коллективные социальные средства социального развития, формирующие эту статусную значимость чести каждого работника, во взаимозависимости с их общим социальным сознанием, выраженным соответствующим статусом. Если это социальное богатство будет определять свободы, то, значит, и межличностные отношения, могут получить определяющее от этого влияние и соответствующие права. Эту значимость в отношениях каждый будет боятся потерять. Влиять на них могут доверенные лица в каждом сообществе граждан.
Оптимизированные по размерам социальные средства, по её мнению, должны будут формировать и нормативы льготного налога на прибыль, которая должна иметь прямую зависимость от развития фонда «Складчины», как некого общего добра. С помощью такового считала возможным и формирование оптимизированного потребления. Таким образом, она предполагала определять не только нормы налоговой нагрузки на прибыль, и некие морально правовые свободы людей, но и нормированное влияние на личные доходы, равно как и на решения товарищеских судов.
По её понятиям, все это должно было формировать правовое государства и персонализированное право граждан. В расширении влияние такого подхода видела возможности управления и развития товарищеских судов, под контролем религиозных советов, на предприятиях, либо в точках общественного пользования и общения. Далее в таком выражении права видела уже формы выражения диктатуры общественной любви.
Таковая диктатура, по социальной значимости, каждой личности предполагала бы разрешительную возможность на право осуществлять имущественное пользование или владение. С этим связывала и возможность осуществлять полную материальную и доверительную ответственность за управление общественным достоянием. Таким образом, мир потребителей думала заменить становлением правовой империей любви, с персонализированными ответственными правами влияния, управления и пользования.
Таким образом она выражала своё понимание, и в образование социальных фондов Складчины на каждом предприятии видела основополагающее начало новой экономической формации справедливого общества. Такие фонды должны были создать взаимозависимую структуру собственности, где общественная собственность должна была определять персональную значимость, а не наоборот.
В снижение фондообразующих показателей Складчины, как она полагала, должно являть не только фактор снижения доверия сообщества, а и снижения стимулирования и быть основным показателем эффективности вместо валового показателя предприятий. Персонализированная же доля каждого гражданина в фонде являла бы тогда полную экономическую ответственность каждого и делала экономической личностью.
Этим утверждением она закончила своё сложное изложение убеждений и довольно просто добавила:
— Я за то, чтобы власть была повязана божьей напастью — думать, чтобы знать чаяния народа и не делать глупости против его счастья, а, тем более, не пытаться ей диктовать.
Тут же, взяла гитару и, пробежав пальцами по струнам, пропела:
Заражены мы одним недугом,
Чтоб глупости служить испугом.
Чувствую, тучи грохочут хулой,
Не обернись добро новой бедой.
Не обернись стране дела изменой
Чтобы она не явилась победой.
Кровь не текла бы по телу Земли,
И бунтовать не хотели бы мы.
Уже после этого мы действительно доверием прониклись настолько, что она мне рассказала о своих несчастьях, особо о тех, что испытала, выступая защитником в Доме Советов. Потом передала мне газету со своей статьей «Выживем в Складчину!» и свою книгу. Она, в сущности, была детальным обоснованием высказываний при беседе на альтернативной демонстрации с американской журналисткой и далее со мной. Практически разъясняла рожденную ею идею и механизм её реализации.
Оплакивала особо распад Советского Союза и, похоже, не впервые, и это было понятно по её шепоту сквозь слезы.
В это время по телевизору вновь показывали спуск знамени великой страны, а она шептала: «По воле алчности продажных душ, драконы зла земли, глупостью убийства и распада Соцстраны заставят нас испить в будущем вновь море крови».
Даже когда я вдруг высказал сомнение, а не может ли та самая американская журналистка через свои подарки сделать какую ни будь гадость если даже не уничтожить её, как ярого врага демократии и сторонника воссоединения прежней страны, она махнула рукой. Однако погодя заметила, что, если бы хотела, то уже сделала бы, так как её талисман в виде драконовой слезы висит уже давно на груди. Стрелки же часов, которые не ходят и возможно, никогда не пойдут на моем подарке, символизируют скорее о том, что время прошлого остановилось и ждут движения жизни нового времени. Поразмыслив, добавила:
— Я тоже обладаю магией и если в подарке, которое она подарила мне, и тебе есть смысл горя, то оно может оказаться её. — По её ответу я предположил, что, похоже, она решила поиграть в смертельную игру «кто — кого». — Так как я не убиваю совсем рынок, — продолжала она, — то вариант ограниченной частной наживы сохраняется, но поставленной в зависимость от социального добра, и вероятность погибели от боссов капитала, видимо, для меня не велика. Мне кажется, они сами понимают, что я им не страшна. Вот только как найти единство с богами не знаю и боюсь, что моим убеждениям ими может быть объявлена война.
— Если к единоверию и согласию не прийти, то думаю, что вашим надеждам ждать беды. По совету репортера — американки, что с альтернативной демонстрации мне порядок общения с вами определяла, то, боюсь, как бы опасность вам все-таки не миновала. Не зря же она загадочно советовала у лампады под иконой с духом молитвы и каплями слез свечи встречи с вами вымаливать до зари.
— То сейчас уже исчезла такая напасть. Я же вам номер дала и не стесняйтесь звонить всегда.
— Правда, я все равно порой молюсь во спасение вас, и Бог молвит иногда, чтобы и вы его славили и почитали, если будете подальше от греха, то может не будет преследовать и проклинать тогда противников ваших братва. За признание истины за собой, суд святые могут назначить над тобой. Боюсь и на голгофу отправить могут, так как они её считают своей. Тогда, как рыбка во пруду, правдой станете на уху, но если до воюете свою войну, то обвенчает вас Бог с королевством своей мечты.
Она усмехнулась и глядя мне в глаза шуткой это назвала.
— Только, радость вы моя, никакая это не шутка, но я всегда вас спасу, и это за честь сочту, так как вы к тектоническому сдвигу зовете земли. Я поэтому в огне сожгу любого вашего врага. Стали вы мне мила, как моя душа, только чаще пейте святой воды за успех самого безнадежного дела у алтаря, чтобы ангелы не забывали вас никогда. Однако, если вы обладаете магией, хоть я этого и не предполагаю, то схватка за истину неизбежна и только Богу, видно, ваша судьба известна.
— Ну вот я вас на братство с ней и призываю. Однажды, даже на свою порчу поворожила и точно определила, что какая-то зараза мне не добро посулила, а судьба во спасение мня, видимо, на братство с вами боготворила. С небес молва сообщала, что душу мою некая слеза в клещи зацепила, но это не вообразимо. То, что я поиска душа, и мне другая судьба не дана, то я сама знала всегда, что такой будет пока истины гора мною полностью не будет покорена. И, молва небесная, как звон божьей души, обещал мне тоже братства короля. Если кто-то порчу наведет на меня, то, нареченный на братство плечо подставит и врагов покарает, чтобы горела под ними земля, и я тогда стану душой этого короля.
Так голос по ворожбе с небес сказал, как судьбу заказал. С тех пор я ищу в светлое будущее дверь, с иконой веры своей, и поверь, живу, чтобы это случилось. Видимо и душой стану только тому, кто жизнь не пожалеет свою за справедливости мечту. Ведь я за неё на баррикадах кровь не жалела, и сама готова срастить душу свою с душою страны явленья чести, добра и любви, чтобы кровавой свадьбой не была народов семья.
Высказавшись она замолчала, в задумчивости, и тут я признался ей в восхищении своем ею и готовности стать единством с нею во всем.
В дальнейшем описании я, как смогу, попытаюсь рассказать от её и своего имени основную суть её раздумий, и судьбу её идей. Поняв в общение с ней, что для неё жизнь — это выражение души, в строительстве мечты человечества. Все выводы из нашего общения я пытаюсь рассказать ныне в своей художественной трактовке. Если неподготовленный читатель, что-то не поймет, пусть простит меня за специфический язык, навязанный научностью её работы и поиска. В процессе описания её судьбы кое-что я был не вправе существенно изменять. Этим повествованием её прозрения, попытаюсь, как раскалёнными углями её мыслей, пробудить у вас прозренье ума и прижечь задремавшее сознание явлением её босоногой судьбы. Пусть это общение не будет разговором слепого с немым и станет душевным идеологическим напутствием, как вестником надежды на явь сотворения благого будущего человечества, а не идеологией обмана.
Если же у вас хватит терпения и сил дочитать и докопаться до сути, то поймете этот прорыв души, и не рифмованной поэзии мысли, как дар благородности. Да пусть не обратится эта мысль во зло ей, и не будет использована во зло всем от того, что я что-то могу объяснить не так!
Видя её тяжёлое от ранения состояние, я порекомендовал уехать на юг, в специализированную лечебницу. Купив соответствующую путевку, решил быть сопровождающим. В процессе лечения она освободилась от костылей, но почти потеряла зрение. Естественно, всё совместное пребывание мы провели в беседах, в которых она всегда пыталась раскрыть суть своего понимания светлого будущего. Мы в этом общении стали почти идейными родственниками.
Однако мне не совсем было понятно, зачем она развивает мысль конвергенции плана и рынка на диктатуре любви и созидания, а, точнее не понимал, как можно было бы соединить не совместимое. После неоднократно прочитанного текста одной из её книг решил выяснить возможный механизм реализации этого подхода.
Из дальнейших бесед уже выяснил, что она в рыночной системе стихийного ценообразования считала возможным и плановые цены, и соответствующее товарообращение только на своей валюте, если плановое потребление будет социально отнормированно. В этом случае гарантированную социально-плановую составляющую рассчитывать рекомендовала на неизменяемой жёсткой планово-энергетической валюте с учетом социальных гарантий в себестоимости, как социальный показатель, простого воспроизводства населения. В таком подходе государство, со своими налогами на прибыль, выступало бы не заитересантом угнетения, с стимулированием получения прибыли, как неоптимизированного прибавочного продукта. Все налоги на прибыль предлагала считать необходимостью расширенного воспроизводства со всеми доплатами из неё в стихийной рыночной стоимости и валюте, формируемый валовый не оптимизированный доход.
Остальное ценообразование и обращение товаров с услугами, по её убеждению, должно быть оптимизировано планово-социальной сферой, с конвертацией плановой и рыночной валюты на каждом предприятии. Только в этом подходе считала возможным дальнейшее развитие фондообразующих предприятий, чтобы на своих социальных фондах формировать статусные показатели значимости личностей и коллективов. Таким образом воспроизводилось бы дополнительное стимулирование народа, формой пользования, владения и распоряжения.
— Я пока в право пользования, вместо права собственности, плохо верю — заметил ей при одной из бесед. — Откровенно считаю, что мир состоит только из собственников и потребителей, а предлагать им вместо собственности иметь право пользования — в такое не очень верится. С этим может исчезнуть чувство ценности, без которого право пользования можно выбросить, как любую ценность, даже равную Советскому Союзу, так как каждый лично ничего от этого не теряет.
— Как это не веришь в мою логику, — возмутилась, перейдя на «ты» она. — Если назвался моим другом, то говорить о сомнениях в мои убеждения — это грех душевного братства. Я выколю себе глаз, чтоб у тебя не было двух, если ты, мой идейный родственник, не будешь думать, так как я. Все мы в этом мире только пользователи его, потому, что он вечен, а мы нет, но некая оптимизированная по значимости собственность возможна, как и пожизненное пользование.
— О! Ты, же стала частью моей души, поэтому, как звезда счастья, не сомневайся, музыка наших душ жива одной кровью и не надо желать пития моей большей крови, — ответил я ей. — Из меня не сделать безумного бойца своих убеждений, я могу стать только твоим певцом души. Верь, пред иконой святой, я готов образ твой сделать святой поющей светом звездой, а не мерцающей бедой, потому что ты, радость мечты, полностью поглощена ею и принадлежать можешь только ей, а значит и душу моей.
Она немного сконфузилась от моего неожиданного ответа, но усмехнувшись ответила:
— — Да, дело не в святости ни твоей, ни моей крови, а в необходимости спасения жизни и страны, которую глупость и измена, чувствую, хочет продать или пропить за гроши. Поэтому я в рядах защитников у Белого Дома стояла и чуть жизнь не потеряла.
— О чем же ныне нужно говорить, когда уже ничего нельзя изменить? Жалко, что запрет на «продать» нынче нельзя без оружия в нет закатать. Здоровье то, боюсь, можешь совсем потерять, и как к своей цели дальше будешь шагать?
— Вот думаю, кто после меня сможет мой флаг поднять и дальше к моей мечте, а, точнее, к пушкинской звезде пленительного счастья. шагать? Бюрократическому аппарату страны мои мысли чужды, они считают, что рынку узды не нужны. Не понимают, они что разные экономические и социальные системы создают различие условия производства. В различных странах различны и условия ценообразования, потому в качестве узды не исключаю ценовую узду в виде акцизов выравнивающих ценовой диктат равных с импортом товаров. Конкуренция должна быть только по качеству иначе крест производству будет своему.
— Выкинь эти мысли из головы, — успокаивал я её. — Живи, пока без резких движений, ради благополучия судьбы. Вот полечишься, и сомкнем ряды, я в одной шеренге с тобой пойду.
— Не знаю, не знаю, я зрение теряю, и боли в спине всё пока ощущаю. Скоро как Николай Островский, слягу и если не ослепну, то только лежачей стану. Однако слепота пострашней станет, и ослепшей я жить не буду. Подаренная тобой слеза дракона от слепоты меня спасать не станет. Она приобрела цвет российского флага. Сейчас, после ранения, тороплюсь жить, будто боюсь, что что-то не успею. Лечение заходит в тупик, а сама слеза будто превращается в слезу России. С твоим-то презентом изменений никаких не произошло?
— Нет, я его давно забыл и сейчас лежит где-то в моей московской берлоге, а тебе надо подождать и посмотреть, что будет дальше с этой загадочной слезой.
— Не знаю, что делать, мне мои снимающие у меня жильё жильцы — украинцы сообщили телеграммой, что в доме какие-то неполадки, и возникли проблемы с соседями. Надо прервать лечение и ехать.
— Даже не думай об этом, я съезжу и, всё решив, вернусь обратно. Тебе нужно закончить лечение. Иначе некому будет убеждать людей, что этому миру нужно для правильной жизни. Возможно тебя ещё и нагонит время, которое позовет тебя, чтобы ты рассказала каким ты видишь мир и возможное межнациональное государство наподобие Ватикана с такой же культурой, где будут проходить все спортивные, культурные, оздоровительные и политические дела и события, мировой значимости.
— Я рада, что ты готов помочь мне в быту, даря возможность долечиться, но еще больше рада тому, что мы стали одной душевной сутью сотворения общей значимости драконьей слезы обезличенной демократии. С этого дня пойдем вместе, но лестнице в небо человеческой мечты. Дай нам Бог создать и международный энергетический народный банк созидателей, и международное государство, и пусть это не будет сказочной мечтой.
Пусть человечество пойдет по этой лестнице за нами, к миру созидания, а не к миру неоптимизированной наживы, к которому он идет ныне.
Я отнесся к её новому утверждению с долей скептицизма, оставив её долечиваться в санатории. Уже в дороге стал изучать её новую статью, которую просила отдать в издательство. Прочитав опять, как и в беседах, возникли вопросы, которые хотелось ей высказать и может даже по возмущаться, говоря сам себе:
«Ты подруга в этой статье напоминаешь мне по мыслям свою прежнюю книгу, с небольшой разницей о непредсказуемых возможностях в международном развитии». Именно эти международные рассуждения, из-за некой фантастической одиозности, казались мне смутной перспективой на печать в журнале.
Уже оказавшись на месте стал обдумывать её масштабный подход и решил, что о нем можно говорить только в непосредственном общении с издателями самим автором. Фактически она по-прежнему призывала сделать шаг в эпоху конвергенции планово-рыночных оптимизированных на потребление культуры отношений и утверждала, что мир только так станет правовым социально оптимизированным обществом любви.
От стихийного потребительского развития мир должен уйти, утверждала она. Он если не умрет от стремления к имущественной значимости, то зайдет в экологический тупик, и рано иди поздно вынужден будет искать путь развития с правом оптимизированного потребления. В этом развитии опора стимулирования должна осуществляться на развитие стремлений к значимости личности не на богатстве, а праве культурного производства и потребления. Это должно оказаться смыслом существования мира, по стимулирующему праву не обезличенных персонализированных личностей.
С этим я спорить не хотел, но считал, что журналы и рыночного и левого толка на издательство этого материала вряд ли пойдут даже за деньги. Тут, я подумал, что за эти идеалы своей мега мечты она денег не пожалеет, если уже посылала себя с риском смерти на баррикады, но усиленно искал в надеждах, что найду все-таки и бесплатное издание. «Новую идеологию земли кто же тогда будет возрождать, если мысли таких как она под нож класть?» спрашивал я себя. Поняв, что издать быстро не получится, да и уяснив в раздумьях над содержанием, что статью надо бы ещё отредактировать, решил заняться.
Мне казалось, всю сложность сращивания планового и стихийного рыночного ценообразования ей нужно описать более обоснованно, с детальным раскрытием образования цены и стоимости. Практическому формированию и обращению на этих показателях раздельной плановой и рыночной валюты рассказано было сложно. Считал, что без такового раскрытия никто не сможет понять и продвигать её оптимизированную гармонию социальных благ и рыночную стихию.
Для меня было ясно, что планировать все нельзя, да и стихия рынка, была как удавка общественной справедливости, потому и необходимость чего-то среднего, есть спасение, в стремление к которому я её оправдывал. Для большей ясности решил добавить в статью свое понимание о возможном варианте формировании социальной страны и её статуса, где рыночный доход мог бы зависеть от планового добра, точнее от вклада в социальные фонды предприятий, которые могли бы формировать народные банки правовой ориентации. Тут неожиданно возник вопрос, а насколько эти отношения будут ценны и востребованы в международных отношениях. Логика мне подсказывала, что все плановые отношения надо рассматривать только как возможные отношения внутри государства, а для международного их развития нужно, как она и предполагала образование международного государства на подобие Ватикана.
Однако, когда вникнул в суть изложения стал понимать, что эти аспекты она слабо раскрыла. Особо сложно усваивалось, как в описанных ею отношениях деньги должны уступить свою значимость праву. В виду этого я решил плотно включился в доработку статьи или объяснить необходимость данной проработки ей. То, что эти планово-правовые отношения можно было бы развить посредством вкладов средств в социальные фонды предприятий, не давало ясность полного механизма воспроизводства отношений, особо в непроизводственной сфере. Тут я решил предложить в непроизводственной сфере, где доходов нет, статусное приравнивание прав участников, через выполнение нормированных заданий. Для этого только нужна была бы система статусной оценки по выполнению плановых заданий.
Как бы там не было всё это нужно было обсудить с ней и посредством переговоров я вскоре эти замечания с ней согласовал.
В дальнейшем также согласовывал и другие свои замечания по статье. Особо мне не ясен был, в ею предложенных отношениях, вопрос исключения коррупции. Она, уже в телефонных согласованиях, убеждала меня, что это можно решить через правовую чипизацию финансовых карточек и крупных банкнот, но это раскроет отдельной статьей. В целом относилась к коррупции как явлению, которое вынужденно будет умереть, так как право, как выражение общественной любви, во взятку превратить невозможно.
Эти утверждения сомнительно гарантирующие выходы из проблем я решил все-таки сохранить в статье так как они обосновывали бессмысленность эпохи обезличенной демократии. Станет ли её матрица эпохой диктатуры любви, выраженной правом, можно было предполагать только на веру.
С этими оставшимися вопросами от её статьи еще долго обдумывал предлагаемые решения. Когда же отдал в журнал статью, то получил отрицательный ответ.
Некий эксперт с научным званием утверждал, что это никого интересовать не будет, да и нет ссылок на других авторов и прочие, прочие надуманные аргументы, как я и предполагал.
Я возмущался, как мог, ссылаясь на великих, которые не особо ссылались на кого-то, да и библию, утверждал, можно отнести к произведениям без ссылок на великих, но это не умаляет её значимость познания.
От всех обращений в другие издания издатели отмахивались, или требовали денег. Я в очередной раз созвонился с ней, и она меня стала просить не расстраиваться и не платить. Обещала всё разрешить сама, по приезду. Так она утверждала:
— Не надо удивляться им, я всегда воевала и ныне готовлюсь продолжать свою войну и с демократией шальной, и с диктатурою дурной. Этот Мир тогда лишь будет мирным, когда всю землю и созданное достояние мира на ней не оценят планово-энергетической стоимостью. Только, после того, как это достояние превратят в капитал, который будет определять всю покупную способность денег и благополучие или трагедию всех, мир поймет, что война — это не нажива. Капитализированное народное достояние, политое кровью её защитников должно быть финансовой трагедия всех. Скорее всего, энергетическая стоимость, выраженная в чеках или других ценных бумагах, в развитии сольётся с трудовой. Она должна стать плановой системой ценообразования себестоимости, произведенного продукта и социальная составляющая должна быть учтена в ней.
Такой энергетический подход, к оптимизации стихии рыночной стоимости, видимо, издателей и раздражает, как реальность будущего мира, — утверждала она и советовала мне выкинуть прошлую суть ценообразования, как суть лжи и обмана самым серьезным образом. По её мнению, вся справедливая реальность будущего мира должна начинаться с образования цены. По–этому же убеждению просила меня внимательно вникнуть в её подход по формированию справедливой стоимости, ибо только с неё, утверждала, начинается понятие справедливости на всё. Я вновь и вновь перечитывал её суждения, особо обдумывая те места в которых утверждалось следующее:
А далее, в своей статье, она развивала свое обоснование плановой стоимости через энергетическое ценообразование, утверждая, что в рынке должна быть обоснованная норма прибыли для рыночной цены и цены живого труда в системе определения себестоимости.
Практически в возможности планово-энергетической оценки видела возможность оценки всего народного достояния, но для примера подхода к оценке сделала оценку слова из Библии.
Мне же, для простоты понимания байку рассказала, как цену слова с Богом обсуждала. В ней он тоже по началу не хотел верить в цену и будто бы говорил, что божье слово — это свет и ему цены нет. Она же ему, якобы, возражала, убеждая, что поэты его творцы и посланники небес, и на продукты их труда тоже цена быть должна. Они же доносят до простых мирян явление его чудес, через слова, картины и дела, раскрывая тайны интеллекта сотворения мира и самого творца. Поэтому такому труду всегда должна быть цена, так как, для сотворения всегда, требует энергии дела и ума. Вот он и постучал тогда своим жезлом добра по моим вискам, — утверждала шутя она.
После этого она расчет истиной цены произвела. Я, конечно, когда услышал её байку рассмеялся, а она мне:
— Если не веришь, можешь проверить, вот если после ознакомления с расчетом молитву перед иконой прочтешь, то и к тебе во сне святой придет, и благословение воздаст, и будет оно святую силу иметь.
— Ну, да, — ответил я ей. — Думаешь если я Богу молитву прочитаю и сразу статью твою отправлю, то сразу издать заставлю?
— Я слово библии почла началом всего на земле. Его обоснование святой силой к конкретному расчету свела. Читай, читай и помолись, тогда и благословение получим.
Конечно, это все я посчитал предрассудком, но ради приличия исполнил просьбу, да и вам её расчет стоимости предлагаю, читайте:
«Вот Библия. Её энергетическая стоимость равна времени жизни Христа и двенадцати его апостолов, но я бы еще добавила время жизни его спутницы Марии Магдалины. Если принять, что для социально минимально счастливой жизни человеку на суточную жизнь достаточно 4800 килокалорий, то потребление в час требует 200 калорий (4800к: 24 час).
Чтобы условно узнать, сколько часов жизни потребовалось для создания одного слова Библии, где 240 000 слов в пределах Нового завета, достаточно следующего расчёта:
(24ч х 365д = 8760ч х 14ч =122640ч х 33 года = 4047120ч:240 000 слов =17ч),
Для дальнейшего анализа затраты на создание одного эталонного слова Библии надо разделить на затраты в основном производстве и обслуживающей сферы. В нашем примере основной производитель — это Христос, а все другие представители обсуживающей сферы. Так как авторство относят Богу, то юридически пятьдесят один процент стоимости должно принадлежать ему, определяя владение, как народную собственность. Эта часть стоимости как золотой капитал должен определять эмиссионный капитал банка культуры. Эмиссионная стоимость, определяя право оперативного управления за конкретными лицами, должна формировать товарный оборот. Исходя из нашего примера время годового пользования одним словом и всей Библией будет равно:
(17 ч:33 года = 0.511ч х 240 000 слов = 122640 час)
Если в час личности требуется 200 калорий, то годовая аренда произведения составит (122640ч х 200 кал = 24528000 кал.) В этом случае если булка хлеба 2000к равна 50 руб то стоимость аренды составит:
(12264 руб. х 50 р = 613200 р) Также эту величину можно принять за отдельную денежную единицу, которую можно превратить в эталон плановой денежной единицы равной какому-то количеству золота. Эта золотая плановая цена, инфляции должна быть не подвластна и только в подобной оценке это можно установить.
Время на создание одной эталонной величины стоимости слова Библии может приравниваться, как к стоимости художественного слова, так и к условной величине картин, а также и к проведению операций и прочей деятельности, с применением параметрических оценок значимости произведений и дел. Естественно, следуя политике цен, на менее значимые, но пользующиеся спросом произведения цены могут определятся с акцизами.
Если пойти дальше и считать, что капитал обращения должен составлять 49% то есть только право оперативного управления, а 51% стоимость владения — как народное достояние и формировать банковское обеспечение права оперативного обращения. В таком подходе стоимость годовой аренды составит от суммы 613200 р х 0.49 =300468 р.
Чтобы определить устойчивую эффективность плановой стоимости и валюты, нужно учесть, что должна рассчитываться социальная составляющая, которая определяется производительностью, формирующей необходимую численность для социального обслуживания основного производства. В нашем примере Христос — это генерирующая единица, а все остальные тринадцать человек — это необходимый обслуживающий состав. В период революции Ленин, поднимая подобный вопрос, говорил: «Один с сошкой, семеро с ложкой…». Ныне это нормативное соотношение нужно определять на основе сложившегося роста производительности труда из фактической численности работников в основной и социальной сфере, включая пенсионеров, и нормативной численности детей.
Соотношение живого и прошлого труда в калькуляции расчета стоимости продукции должно быть основным показателем, составляющим нормативную социальную необходимость для определения нормативной прибыли. Так в нашем примере калькулирования стоимости Библии по пользованию живой стоимости, эталонное соотношение в ней между стоимостью основной производственной и обслуживающей (не производственной сферой) равняется — 14- той части всей живой стоимости, это божья оперативная стоимость народного достояния, которой можно стимулировать развитие современного творчества. Остальные 13 частей этой стоимости должны составлять социальную её долю, из которой должен формироваться фонд народной Складчины. Таким образом, возникает необходимость формирования фондообразующих предприятий, как социальной экономической основы персонализированной статусной значимости работников, влияющей на их правовые свободы.
Полная оперативно-производственная стоимость (без стоимости владения) должна включать амортизационную стоимость овеществленных средств, включая стоимость земли. Примем это как прошлый труд, и эта стоимость не может быть менее живой энергетической стоимости труда. Тогда стоимость без учета прибыли и оборотных средств составит сумму равную (300 468 руб. +300468 руб. = 600936 руб.), однако, если прошлый труд меньше живого, то он должен повышать норму необходимой прибыли, которую желательно направлять на развитие прошлого труда. В случае, если прошлый труд больше живого труда, то должна соответственно повышаться его социальная фондообразующая стоимость. Нормативная прибыль при этом должна соответствовать половине социального фонда, чтобы эти средства дали возможность планово развить и реализовать эту стоимость.
Всё вышесказанное раскрывает образование планово-энергетических цен такого же оборота, при стихийном отклонении прибыли и цены товар уже образует рыночную стоимость и рыночный оборот, а, значит, он должен иметь и свою валюту, а потому и раздельные финансовые счета, банки, и курсовой обмен на каждом предприятии.
Полная же стоимость должна формироваться из стоимости земли + стоимость прошлого труда + энергетическая стоимость живого труда в основной и социально-обслуживающей сфере + природная энергетическая ценность материалов + нормативная прибыль, рассчитанная на прошлый труд с исключением повторной стоимости материалов. Остаётся вопрос: стоит ли средства, затраченные на материалы, считать прошлым, образующим прибыль трудом, не промышленное ли это ростовщичество? При переоценке основных фондов народного достояния — прошлого труда, по завершении сроков окупаемости если он не изменяет стоимости живого труда, то не является ли это ограблением народа? Непонятно почему при этом растут цены и не нужны ли социальные компенсации живому труду, если не социальные нормативы прибыли оптимизации расслоения?
Вот в решении этого необходимо формирование плановых цен, где расчет прибыли на живой труд, не рассчитывался вообще (чем исключается эксплуатация рабочих). Также становится бессмысленной накрутка прибыли на стоимость материалов, так как они в воспроизводстве новой прибыли, в правильной экономике, участвовать не должны и должны учитываться иначе.
Рыночная цена, естественно, отличается тем, что определяется только спонтанной прибылью, формируемой спросом и предложением. При превышении нормированной прибыли она должна облагаться повышенным налогом. Таким образом, будет формироваться две цены, предполагающие формирование и двух валют — рыночной и плановой. Соответственно двойное обращение должно формировать не только рыночные цены, но и колеблющийся курс рыночной валюты к плановой на каждом предприятии».
— Допустим, это и правильно, и в целом виденье её будущего гораздо гуманнее чем видение мира некой закулисной элиты мира, диктующей ему торжество частных капиталов. — Так говорил я себе, вдумываясь в её расчет и текст в целом, — но тысячи лет люди жили без этого раздельного восприятия собственности, и не поэтому ли её работу все встречают в штыки. Мне, с моими знаниями, спорить и убеждать в обоснованности её подхода, а тем более расчета, было бессмысленно. Эпоха, которая могла бы придать революционную поступь такому развитию, просматривалась и в её доме. Портрет Чегевары висел у неё над камином, между гравюрами парусников в бушующем море. На одной из стен висела картин Юдифь, попирающая ногой отрубленную голову злодея, между настоящими скрещенными шпагами. Разрешая некоторые житейские проблемы по дому, мне с её разрешения, даже пришлось заночевать. Спал на диване под картиной дамы с флагом и оголенной грудью, поднимающих в атаку восставших с баррикад. Во время сна мне действительно приснился святой благословляющий на нечто святое.
Когда я, после об этом сообщил своей подруге она сказала, что это хороший знак и все получится.
Когда я вновь сообщил о положение с трудностями издания. Она тут уж выругалась видимо не цензурно, на каком-то иностранном языке и, добавив, что скоро проталкивать статью приедет сама, положила трубку.
«Скоро» это, немного затянулось, но она все-таки приехала и в первую очередь пошла в одно из издательств. К моему удивлению, она чудом договорилась с ними и даже получила гонорар.
Бытовые проблемы, возникшие с соседями и вокруг дома тоже, все разрешила и, оставшись наедине со мной, стала делиться впечатлениями от контактов. Я обратил своё внимание на то, что подаренный ей кулон — оберег «Слеза дракона» — стал наполовину темной слезой. Посмотрев тоже на свою куртку, где украшение было закреплено, также удивилась, так как этого не ожидала, забыла и уже внимания не обращала.
— Похоже, события в стране стали отражаться в слезе, вновь халява, как беда, и без толчка отжаться от неё нельзя, — промолвила она. — Ныне, когда мою статью опубликовали, все, от официальной науки господа, думающие традиционно, всё равно пытаются тыкать меня мордой в шпаргалки Ильича, как Ваньку Чехова в морду селедкой для ума.
— Но завтра может быть ещё и выволочка будет явлена не шутя. Официальные хозяева выволокут за волосья во двор науки и отчешут шпандырем непризнания за то, что вы не уважение к их профессорам проявляли, и понятия их карали.
— Не исключаю и такие дела, но аргументы нужны всегда. Хотя развалили Союз эти господа наплевав на них, лишь только потому, что импотентная профессора от большого ума не смогли государственную собственность персонализировать в пользования права, через благие дела. Вот и положили устои величия страны, как свинью в дерьмо капитализма, а сколько крови народной и в первом, и втором случае пролили, науки алименты не предъявили. Если бы я была у руля, они бы за глупости свои не на гранты у меня рты разевали, а проклятья параши пили. Только пока они у руля, то за рынки власть из танков спокойно готовы стрелять, и по народу души, и по разуму страны.
— Это очень категорично, как плевок в науки котелок, но падучая старой науки вирусом на новую не передается и, попытка новой крови боюсь разольется, если элита умом не разовьется. Твоя попытка достучатся до элиты ума — это гуманная война и на баррикады ты зря пошла. — Так качая головой прокомментировал её возмущение я. — Хотя, когда без аргументов торпедируют смысл твоей статьи, то начинаю понимать причину твоего выступления на баррикаде страны. Видимо и из-за этого боль души, словно соль ложится на раны твои и видимо, еще долго не заживут они. Господи помоги тебе.
— Да, я пока лечилась, не только статью написала, но и книги возмездия элите набросала. Так в одной из них, вроде новогодней сказки, божью кару элите мира сотворила, за разгул и пир во время чумы и разлив крови по континентам земли. В другой, в виде предков-царей восстание подняла и виновников за предательство и развал страны от души наказала.
По всему сюжету присутствовала сама и свои истины с издевкой утверждала, для прозрения дела и ума. Практически протянула руку спасения этому утопающему миру, но боюсь, что он будут её кусать. Меня на то, как все описать, действительно, как по твоему пожеланию, сам Бог благословлял:
— Ты, — говорит, присев на постель ко мне, — Белый дом, как призрак коммунизма защищала, и потом истину грешникам утверждала? Я умереть тебе не дам и гуманную дорогу прозрения рисовал, а я отвечала:
— Да, Боже, ведь я за мечтой твоей, как за поводырем шла. Истину всегда искала и вещала, и до, и после баррикад защищала протест народной души в лице Совета, призывая к уму.
Вот тогда в благодарность песню свою ему под гитару вещала и тут же её снова исполняла:
Я свой след оставляю в жизни этого мира,
Что от божьей мессии мысль моя доносила.
Он рвет устои, где нажива
Основа жизни, её сила.
Открываю глаза ослепленной мечте,
Чтобы мир не шел стезёй к беде,
В наживе счастья развлечения,
Толкая мир на преступления.
Во все века сознанью мира
О жизни лучшей мысль носила.
А я лучом раздумий донесла
Мир божий без наживы, а добра.
Общество чести чтобы жило,
И божьей истиной светило.
Пройдут года, к моим работам,
Мир подойдет как мысли спотом.
Ай я, я, я, я, я, яй
Мир, рассудок не теряй.
Мир давно должен понять —
В наживе счастья не создать.
Нету счастья в накопленье,
Лишь изжога отвращенья.
Новая формация,
Счастью апробация.
Чудиново, Малиново,
У мира нет единого,
Где созиданье голова
И рассудка, и ума.
В наживе только лишь себе
Счастье продают беде.
Каждый тянет в свой карман
Не сознавая в нем обман.
Ай я, я, я, я, я, яй
Мир, рассудок не теряй,
Как мысли высшей дань отдать?
Безумством мир не обвенчать?
В сознанье мира нет удела
Кроме наживы беспредела.
Нет, нажива не будет умами крутить,
Бог не сможет спасение ей сотворить.
Я помолилась всем богам,
Ударив мыслью по рогам.
Сознаньем вечности наживы,
Уже закуплены кумиры,
Любви таланта и мечты
Чтоб не купался Мир во лжи.
Ай я, я, я, я, я, яй
Мир, рассудок не теряй.
Но мир не хочет новь признать,
Забвенью мысль желает сдать.
Но это не моя беда,
Сознаньем предана мечта.
Кукушка в нем яйцо снесла
И кормит сознанье мира, птенца
Совсем не родного для мира — творца.
Пусть весь талант станет над властью,
А не под ней, увы, к несчастью.
Ай я, я, я, я, я, яй,
Мир, рассудок не теряй.
Я след новизны в экономике мира,
А теперь меня мучает лира.
Увы, отныне как вещатель,
А вы свободный мой читатель.
Нравлюсь, не нравлюсь, времени решать,
Тяжело мне истины боговы вещать,
Но руку мне пожмет читатель,
Если такой, как я, мечтатель.
И если я не пустозвон, а Бога весть,
То в созидание останется мой след,
И вы придете на мою могилу,
Я своей лирою напомню истин силу.
Закончив исполнять заметила:
— Я за исполнением этого стиха не заметила, как он исчез, но после его явленья сразу на поправку пошла, вот уже сама продвигать себя прибыла, только глаз один потеряла совсем, но умом дальше видеть стала.
Мы сидели в одной из комнат её уютного необычного дома у камина, в больших мягких креслах и пили кофе. Над ним висел по-прежнему портрет Чегивары в окружении гравюр с парусниками в бушующем море.
— Вот картина у мельницы моего прадеда, — подойдя к полотну, на противоположной стене, показала она. — Видите, тут и воз с мукой, и мужик остановился, увидав русалок на завалившемся дереве над водой. Он ими любуется и чешет затылок свой, а лошадь ржет. А вот всадник на мосту остановился и смотрит на речную воду, где, плескаясь, играют русалки с парубком на плоту. Жалко, мельницу его отобрали в колхоз, выселив семью в тайгу, а потом мельницу немцы сожгли. Это всё что, осталось от состояния дальнего предка.
Она села за пианино, что находилось за резной деревянной аркой и такой же стеной.
Я налил в бокалы святой воды, сделал коктейль и подал ей. Она рассмеялась и, достав фляжку, что-то добавила из неё в бокалы, после произнесла:
— Для победы и удачи в святой воде нужна боевая вода моя, как демократии России нужна диктатура ума, а точнее созидания и добра.
— Выходит демократию, как обезличенное равенство утопического коммунизма, которого в природе нет, не признаете и хотите заменить на диктатуру персоны созидания? И что тогда делать с обезличенной диктатурой пролетариата? — Спросил опять я и добавил. — Будем считать, что этот коктейль, это та самая персонализированная диктатура добра.
— Я за эпоху диктатуры любви и добра. — продолжила она. — Ведь диктатура управленческого труда в социализме партией определялась всегда и часто по блату, а не по результатам созидания добра. В конце социализма уже всегда властью продавалась и подкупалась, и с честью не венчалась. Экономическая значимость личности с экономической значимостью места тоже не увязана была, и вроде как оказалась ничья. Обезличенная и обезжиренная от способностей созидания, честь власти воспроизводиться не могла, и потому в протесты вызывала иногда.
Вот когда производство станет воспроизводить диктатуру чести хозяина, с народным Вето на управление по созиданию, тогда возникнет и страна чести, и настанут для чести райские времена. За это и выпьем до дна, чтобы не оставлять зла.
— Как это понять, чести страна? — вопросил я.
— Ну, сколько можно объяснять. Похоже, молча стиснув зубы, чтобы пургу бестолковости не гнать, — уже выпив произнесла она, руки разводя. Раз на предприятиях, в упомянутых фондах Складчины будет возможно формировать экономическую и статус-правовую значимость личности, то естественно, что это будет отражать социальную значимость страны, а значимость честь её и каждой личности. Значимость этой чести должна определять силу их персонального влияния на власти и принятия демократических решений, со свободой и правом на управление, пользование и владение. Подчиняясь этому принципу, во власть будут проникать не по протекции, не по деньгам, а по делам. Таким образом социальный фонд фондообразующих предприятий, будет формировать социальную сферу благополучия каждого гражданина, и диктатуру денежного класса заменит диктатура класса чести и героев созидания.
— Я хотел это услышать ещё раз и не смотря на некоторые категоричные моменты утверждений, я все-таки пью за них и за тебя.
Мы выпили после еще трижды на брудершафт и после она опять спела песенку:
Карета в рай
Карета в Рай, ехал Совок,
Его Мамона в пути стерег.
Прикинулся больным и нищим,
Машет с обочины лаптищем.
«Ну пожалей, — кричит, — подбрось,
А Бог зачтет добро авось».
И пожалел Совок больного,
Не разглядев врага лихого.
Тот, усевшись, стал твердить:
«Надо в обратку ход пустить».
Будто Рай в другой сторонке.
И нужно въехать туда на конке.
Завел коней в тупик дороги,
Сбросив его в кювет чертоги.
Молвил: «Ты глуп и очень скуп,
И явь твоя смердящий труп».
Как будто всей душой изрек,
За кару, что явил Совок.
Тоже с ним в ушедший срок.
Сказал, и быть хотел таков,
А Совок хоть с простаков,
Но не хотел терпеть царьков,
В его карете до богов.
— Нет, уступишь место, — Совок твердил
ему, —
Остановив карету за лошадей узду.
— Я злато, ты же пустой звон,
А глупость мне всегда в поклон.
— Уступи мне место или вновь война,
И получишь снова по башке сполна.
Ты Мамона лучше попой покрути,
Без меня до бога нет вообще пути.
— Ишь, чего удумал, в Рай он захотел.
Я тебе припомню про своих расстрел.
Вот тебе сума, иди и корми блох
И хочу, чтоб с голоду ты скорей подох.
Я ж люблю повеселиться, особенно
пожрать,
Булочкой с икрою в зубах поковырять.
И врезав Совку по портрету,
Закрыл дверь в счастье карету.
Но Совок со злобою открыл опять её,
Прищемив Мамоне всё его добро.
Давай решим по миру, Мамона, говорит.
Кто мудрее будет, тот и путь продлит.
Если посчитаешь, сколько блох в суме,
Я тебя в карету посажу к себе.
Была твоя, была моя,
Может общей быть пора?
Но точно знаю посчитать нельзя.
И в карете буду только я всегда.
— А если посчитаю?
— Знать я место уступаю,
В Рай заедешь по ковру.
И не будем больше разводить пургу.
Совок хлорку в суму сунул,
Блох оттуда мертвых вынул.
Посчитал и говорит:
«Карету договор сулит».
Но поехали вдвоем,
По дороге в райский дом.
Я желаю ума миру этому,
И согласие сулю ему грешному.
Тут в дверь постучали, она открыла дверь и в проеме явилась молодая девушку в непонятном виде с ребенком. На самом деле оказалась квартирующая в её доме беженка –украинка с сыном наряженные под шаманку с бубном и чертика с посошком. — Мы из сказок вашей библиотеки «скукипуг» и «горебой». Поздравляем с возвращением их санатория. Подала пирог и они запели: Сеем, веем, посеваем, с выздоровленьем поздравляем. Пусть счастья будет вам с душой и друзей с большой горой, а на столе всегда пирог. Легких-легких вам проблем и дорог!
Подруга взяла пирог и пригласила к столу, выпив чаю ребенок ушел к компьютеру, а мать задержалась и поинтересовавшись, что мы отмечаем. Я рассказал о знаменательном успехе её хозяйки — опубликовании в серьезном журнале её большой и значительной статьи. Она попросила показать и расспросив о смысле, положило её на стул, выдвинутый на середину комнаты стала над ней шаманить. Проведя загадочный обряд успокоилась и села рядом и заявила, что в библиотеке у компьютера и в интернете видела со стихами её. — Может действительно, ныне думаю я, после прочтения её творчества, конвергенция плана и рынка нужна, о котором часто говорит и пишет она. Для меня стало ясно, что планово-рыночные отношения это будущее земли, но эта задумка далекой мечты. Я по шаманила над её статьей, значит будет замечена она истории страной, если не будет напасти другой. Только если кичится ей, получит грех большой.
— Ну вы как гадалка другой судьбы, — возмутился я. — Неужто вы думаете, что только на рыночной валюте мир выложит к счастью пути?
— Я не знаю, может быть действительно от двух видов валют не уйти, но, если правом пользования заменить собственность, это пока явится как беда.
Я тут обратился уже к подруге своей
— Ну вот, как таким объяснить, что в развитии Земли должно родиться осознание потребления права, как выражения общественной любви, чтобы не знал уж мир войны. Потому, для уточнения, милая моя госпожа, лучше объясни суть сама, да и по мне по другим работам чашу явления желчи подсластить пора, чтобы простым читателям больше суть была мила. Я со святой правкой готов твой колокол раскачать на звон. Сюжет теракта в Думе и пьяный новогодний шабаш в сказке кажется мне сюжетом категоричной фантастики?
Это высказывание было от меня опрометчивой моей оценкой, а гостя ухватившись за него продолжила не по существу ею изложенного, а как бы прося проще излагать себя, или лучше завязать с писательством навсегда. Полагая, что попытки изменить в этой, жизни сознание грешных только книгами безутешно их нынче мало кто читает, больше слушать и смотреть решают.
Она тяжело вздохнула.
— Нет этого я не ожидала. Вы меня обидели, но поймите не опровергнутое слово самое страшное оружие войны. О светлом будущем без насилия и вражды я с вами разговаривать уже не хочу. Больно то, что этим мнением вы доверие убиваете моё. Если есть в изложении моих мыслей недочеты, то это боль моя, но купаться в них с недостатком ума отталкивает вас от меня.
Тут, она вдруг закрыло лицо руками и будто заплакала, я испугался такой её реакции и, зная её израненное тело и психику стал извинятся, за свою глупость. Подойдя к ней и целуя её руки, стал молиться за её, прося прощения своего. В это время пришедшая и сидевшая рядом шаманка тоже испугалась. Она вдруг вспомнила что у неё есть кассета с когда-то записанным на магнитофон исполнением её песни. Решив, что данный не приятный момент надо как-то сгладить решила её предложить прослушать, чтобы как-то уладить создавшую неприятную ситуацию.
Попросив внимания, она вставила кассету в магнитофон и, мы прислушались. Зазвучала песня:
Мир больной на всю голову
Мир больной на всю голову, то насилие, то кровь,
И когда же научится сеять только любовь?
Что же нужно для разума, просвещенья ли кнут?
Чтобы выбить паршивого, и умней стал чуть-чуть?
Только слова разумного он не ставит и в грош,
Управлять лишь любовью он никак не готов.
Не хватает над властью и контроля Богов,
Где же истина с неба, я в раздумье жрецов?
Поиск истин, похоже, неподвластен и мне,
Но вот вроде прозрение и опять по земле,
Свет разумного только мерцает во мгле.
И распятие готовится всё на том же кресте.
Безутешно сознание ждет прозрения земле.
Размышляю над истиной и сомненья везде.
Как над бездною тешусь, дна не вижу нигде.
Без страховки шагаю, размышляю себе.
Будто с истиной бездны играю во тьме.
«Ты не сватай мне, дьявол, думы за грехи,
Ведь, святые мысли в бездну не снести».
И пускаю пулями над бездной пустоты,
Чтобы им страховки были не нужны.
Думы мои думы, к истине гонцы,
Не кланяйтесь сомнениям, бездны сатаны.
Кто умножает раздумья, тот убивает и скорбь,
Говорю над пропастью, а сомненья, как боль.
Ведь канат над бездною у святой души.
Эх, ангелы раздумий, хранители мои,
Дайте права людям в образах любви,
Чтобы они страховкой над бездною легли,
Иль волшебной палочкой бездну разнесли.
Вы не бойтесь ошибок, раздумья познанья,
Не корячьтесь в муках проклятий созидания,
В них живет величие побед у мироздания.
Прослушав песню, она улыбнулась, будто она легла лекарством на её израненное сознание.
— Соглашаюсь с сюжетом этой песни только потому, что тоже против насилия и зря говорить, что слово на бумаге не действует на сознание. Песня подтверждает, что слово всё-таки гуманней действительного насилия. Может быть, она приведет к поиску и осуществлению не насильственных принципов перемен.
— Ну и ладненько, — согласилась я. — Не всё не безнадежно слово твое не только исключает насильственный вариант перемен, но и на самого автора от печали. Мы берем свои слова обратно, не обижайся на нас.
Я разлил по бокалам всем её крепленой святой воды и предложил выпить за взаимную поддержку друг друга.
— Нам по нраву жить на свете, как написано в Завете, — произнес я — Значит будем жить по Библии, где сказано, что вражда, а значит и насилие людей прекратится лишь тогда, когда на землю явится ангел спаситель, значит надо приближать его новое пришествие. Чтобы это случилось скорее, давайте максимальное содействие к подготовке издания последних книг нашей подруги.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.