Бесплатный фрагмент - Сладкий уголок в другом мире

Аннотация к книге «Сладкий уголок в другом мире»

Алиса — талантливый кондитер из нашего мира, чья жизнь оборвалась в момент героического поступка. Но вместо вечного покоя она оказывается в фэнтези-мире, в теле голодной сироты с таинственным знаком кулинарной магии на ладони — ожогом в форме кренделя. Её единственное спасение — устроиться помощницей к суровому пекарю Гаррету, где она случайно раскрывает свой дар, превращая чёрствый хлеб в нежную выпечку.

Однажды в лавку заходит лорд Эдриан — холодный и сдержанный аристократ, который, попробовав её булочку, замирает на мгновение. С этого момента между ними завязываются нежные, полные намёков отношения. Ночные дегустации, случайные встречи под дождём, помощь у печи и танцы при лунном свете — каждый их момент пропитан теплом и сладким волнением.

Но сможет ли Алиса, простая пекарша, принять чувства лорда? И что скрывает её кулинарная магия? История, где любовь раскрывается, как рецепт идеального десерта: постепенно, с толикой страсти и щепоткой нежности.

Пролог: Последний десерт

Воздух в «Десертном рае» застыл густым сладким сиропом. Под локоть затекала капля пота — сейчас испортит глазурь. Чёрт! Алиса отставила кондитерский мешок, вытирая лоб тыльной стороной ладони. Идеальная шестиярусная невеста для завтрашней свадьбы стояла перед ней, и эта единственная капля пота казалась личным оскорблением.

— Лиза! Готова передавать…

Оглушительный хруст — не из духовки, нет, это лопался мир. Потом крики. Не возбуждённые голоса гостей, а визг.

Дым.

Чёрный, маслянистый, он выползал из-под двери в зал, цепляясь когтями за потолок. Сердце не заколотилось — оно просто остановилось. На секунду. Потом заработало с такой бешеной скоростью, что в глазах поплыли пятна.

— Не может быть… Мой торт…

Мысль была настолько идиотской, что сама себя оборвала. Алиса рванула дверь. В лицо ударило жаром, как от раскалённой дверцы печи.

— На выход! Все наружу! — её крик прорвался сквозь нарастающий гул.

Пламя уже пожирало барную стойку, лизало стены, с удовольствием впивалось в шторы. И сквозь этот треск, и грохот — тоненькая ниточка. Детский плач. У окна, в ловушке из огня, замерла маленькая девочка в розовом. Как мастичная фигурка с торта.

Раздумий не было. Было только: «Нет. Только не это».

Она нырнула в ад. Огонь обжёг рукав, запах палёных волос ударил в нос.

— Держись! Крепче! — голос сорвался на хрип. Она подхватила лёгкое тельце. Девочка вжалась в неё, обжигая страхом.

Ещё шаг. Ещё. Выход так близко, до него рукой подать…

Стеклянный грохот. Ревущий скрежет над головой. Удар, от которого перехватило дыхание. И — тишина.

Последним, что она успела понять — это то, что малиновый крем на её губах пахнет именно так же, как клубничный на прошлой неделе. Странная, никому не нужная мысль.

И ничего.

Пустота. Без веса. Без времени.

Потом… запах. Сначала едва уловимый, потом навязчивый, как наваждение. Тёплый, дрожжевой, до слёз знакомый. Свежий хлеб. Настоящий, деревенский, с хрустящей корочкой. От него свело скулы.

«Боже, я сошла с ума. Умираю и мерещится…»

Но нет. Это пахло так реально, что заныл пустой желудок. И тогда из ниоткуда, обволакивая то, что когда-то было её сознанием, пришёл не голос, а само его вкусовое ощущение, сладкое и горькое одновременно:

«Жизнь за жизнь… Высшая валюта. Мир, что ждёт, иссох. Его хлеб — пыль, мёд — желчь. Иди. Верни им вкус. Верни душу.»

И её, как изюмину в булке, замесили в этом странном тесте из света и ароматов, понесли куда-то, вымешивая память, боль, страх…

Удар. Холод. Влажная грязь на губах.

Очнулась от того, что её вырвало. Лежала в луже, тело ныло так, будто его протащили через мясорубку. Дождь? Нет, просто сырость.

«Жива… Как, чёрт возьми, это возможно?»

С трудом оторвала голову от земли. В глазах поплыло. Она подняла руку — медленно, будто конечности были из свинца — ожидая увидеть пузырящуюся кожу. Но рука была цела. Худая. В синяках. С грязью под коротко обгрызенными ногтями.

Чужая рука.

«Нет, — попыталась убедить себя Алиса, зажмуриваясь. — Галлюцинация. Угар. Сейчас открою глаза, и…»

Открыла. Ничего не изменилось. Холод. Грязь. Чужая одежда, пахнущая потом и нищетой. Чужая кожа. Паника, острая и тошнотворная, подкатила к горлу. Её снова вырвало — уже одной желчью.

И сквозь тошноту прорвалось единственное ясное, животное чувство — всепоглощающий голод.

«Поесть… Чёрт, хотя-бы просто хлеба…»

И тогда ладонь запылала. Не болью, а ровным, глубоким жаром, будто она прикоснулась к только что испечённой булке.

Алиса разжала кулак. И застыла.

На её — нет, на этой — ладони горел знак. Идеально чёткий, будто выжженный калёным железом пекаря. Знак в форме кренделя.

Она смотрела на него, и кусочки мозаики с треском складывались в чудовищную, невозможную картину. Пожар. Голос. Хлеб. Этот знак.

Это был не шрам. Не случайность.

Это был билет. Рецепт. Приговор.

Где-то вдали завыл ветер, предвещая бурю. Алиса с нечеловеческим усилием поднялась на ноги. Холодные лохмотья тяжело повисли на незнакомом теле.

Она сжала кулак, чувствуя, как тепло от клейма растекается по венам, обещая и боль, и силу.

«Что ж, — её новые губы искривились в подобии улыбки. — Раз уж я здесь… С чего начнём? С поиска еды, ясное дело.»

Глава 1. Чужой мир и чужое тесто

Булыжники под ногами казались специально неровными. Воздух пропитался запахами, от которых сводило зубы: дёготь, прокисшее пиво, человеческое отребье.

«Как здесь можно жить?»

Ноги подкашивались. Она брела, спотыкаясь. Мимо лавчонок, где торговали чем-то невнятным: серые лепёшки, похожие на подошвы, мутная похлёбка с плавающими жировыми кругами.

«Если в этом мире есть ад, то он определённо начинается здесь.»

Единственное место, откуда доносился хоть какой-то съедобный дух — «Пекарня Гаррета». Вывеска висела криво, но на косяке можно было разглядеть едва заметный герб — знак того, что когда-то эта лавка поставляла хлеб к столу знати.

Дверь скрипнула, словно предупреждая хозяина о незваном госте.

Внутри было темно, лишь тусклый свет масляной лампы выхватывал из мрака прилавок с грубыми караваями. Они лежали мёртвыми, потрескавшимися брусками, будто обугленные поленья.

«Кому в голову придёт есть подобное?»

— Убирайся, — раздался хриплый, как напильник по ржавчине, голос.

Из-за прилавка поднялся мужчина. Огромный, как мешок с мукой, его облик казался замешенным на усталости и недовольстве. Гаррет. Его руки были покрыты шрамами от ожогов, а в глазах стояла мутная закваска вековой усталости.

— Пожалуйста, — голос Алисы сорвался на шёпот. Она была слишком слаба, чтобы говорить громче. — Я… я умею печь. Дайте мне шанс… просто кусок хлеба.

Он рассмеялся — звук напоминал скрип несмазанных колёс.

— Ты? Да ты и тесто замесить не сможешь.

— Дайте попробовать… Умоляю.

Гаррет долго разглядывал её, его взгляд скользнул по её рваной одежде, задержался на лице. Потом он махнул рукой в сторону кухни:

— Ладно. Покажи, на что способна. Но если испортишь что — вышвырну в ту же канаву, откуда выползла.

Муки не хватало. Вода была жёсткой, с привкусом ржавчины. Масла не было вообще.

«Это невозможно. Такой хлеб даже свиньям нельзя.»

Но она начала месить, чувствуя, как дрожат от слабости колени. «Только бы не упасть», — молилась она про себя, и это отчаянное упорство заставило руки двигаться с привычной точностью. Пальцы сами находили знакомые движения. Но потом…

Ладонь вспыхнула. Не болью — живым, пульсирующим теплом. Искры. Золотые искры, как брызги расплавленного мёда, вырвались из её пальцев и впились в тесто.

— Что за чёрт?! — Гаррет рванулся к ней.

Но было поздно.

Тесто изменилось на глазах. Стало мягким, эластичным, начало пахнуть… сливочным маслом и ванилью.

Гаррет вырвал комок из её рук. Его глаза расширились.

— Это… — Он откусил. — Бриошь.

Он схватил её за запястье, с силой разжал пальцы. Его грубые пальцы с многочисленными ожогами впились в её кожу.

— Пламя Пожирателей не дремлет, — прошипел он так, что мурашки побежали по её спине. Его глаза сузились. — Будешь работать у меня. Но если кто узнает — тебя сожгут. Меня — вместе с тобой.

Алиса сглотнула ком в горле, но не отвела взгляда.

— Тогда… тогда зачем вы меня берёте?

Пекарь усмехнулся, но в его глазах не было веселья:

— Потому что ты сделала то, что не удавалось мне за 20 лет. Лорды… они требуют такого хлеба, который мне не под силу. — Он наклонился так близко, что она почувствовала запах перегара и дрожжей: — Работаешь молча. Никому ни слова. Пальцы сожгу, если проболтаешься.

Последующие часы прошли в гнетущем молчании. Гаррет хмуро отдавал приказы, избегая смотреть ей в глаза. Алиса механически выполняла работу, чувствуя, как каждый скрип двери заставляет её вздрагивать.

Солнце медленно проползло по небу, пробиваясь сквозь закопчённое окно. Свет сменился густыми сумерками, когда дверь пекарни открылась снова.

Алиса не сразу подняла голову. Она вытирала стол, когда вдруг почувствовала, как воздух в лавке изменился.

Тишина.

Шум улицы будто стих, когда лорд Эдриан фон Рейтель переступил порог. Он был высоким, в тёмно-синем плаще, который струящимися складками облегал его стройную фигуру. Волосы — тёмные, с проседью у висков — были собраны в строгий хвост.

— Месье Гаррет, — голос его был ровным, безразличным.

— Сейчас, ваша светлость! — Гаррет мгновенно сгорбился, его грубость куда-то испарилась.

Алиса замерла, стараясь стать невидимой. Но взгляд Эдриана скользнул мимо прилавка — к остаткам утренней бриоши.

— Что это? — он указал длинным пальцем с тонким шрамом от клинка.

— Так… эксперимент, — пробормотал пекарь.

Эдриан взял булочку. Его пальцы — удивительно изящные для мужчины — аккуратно разломили её.

Алиса невольно сжала ладонь, чувствуя, как шрам-крендель под кожей отозвался лёгким, почти незаметным теплом.

Лорд поднёс кусочек ко рту. И застыл.

Его глаза — холодные, серые, как зимнее небо перед бурей — вдруг стали другими. В них мелькнуло что-то неуловимое, почти человеческое.

— Это… — он медленно прожевал, — …вкус моего детства.

И посмотрел прямо на неё.

Впервые.

Когда дверь закрылась за ним, Алиса разжала кулак.

Ожог-крендель пульсировал ровным, настойчивым теплом, словно живое сердце на её ладони.

«Что ты со мной сделал?» — подумала она, но ответа не было. Только запах свежего хлеба, который теперь казался чуть менее горьким.

Где-то вдалеке завыл ветер, предвещая бурю.

«Что ж, — с горькой иронией подумала Алиса, поглаживая тёплый шрам на ладони. — Раз уж я здесь… Начнём с хлеба. Интересно, бывают ли в этом мире шоколадные дожди?»

Глава 2. Дрожжи и недоверие

Первый луч солнца, пробившийся сквозь щели ставень, разбудил Алису раньше петухов. Воздух в каморке над пекарней был густым и тяжёлым — не от дыма, а от дрожжевого дыхания теста, поднимавшегося в пекарне этажом ниже. Она потянулась, и ожог-крендель на ладони отозвался лёгким покалыванием, будто напоминая: «Ты не просто пекарша. Ты — гостья с чужой кухни».

«Третий рассвет здесь… И снова не знаю, что меня ждёт», — подумала она, разглядывая знакомые трещины на деревянных стенах. В её прежней жизни в это время уже пахло свежемолотым кофе, а не дымом и надеждой.

Спускаясь по скрипучей лестнице, она наткнулась на привычное ворчание Гаррета:

— Опять проспала! Дрова не колоты, печь не растоплена! Хоть бы раз пришла до петухов!

Алиса вздохнула и взялась за работу. Разжигая печь, она заметила, как пламя изгибается, словно живое, а искры на мгновение складываются в знакомые очертания кренделя. «Неужели и огонь здесь подчиняется тесту?»

Замешивая очередной ком, она невольно сравнивала его с тем, что готовила раньше. Грубая мука с отрубями, вода с металлическим привкусом, никакого масла… Но её пальцы уже нащупали ритм, а шрам излучал ровное, укореняющее тепло.

— Что это за способ замеса? — неожиданно раздался за спиной голос Гаррета.

Алиса вздрогнула, случайно выпустив тесто. Оно упало на стол с глухим шлепком.

— Я… так меня учили, — ответила она, чувствуя, как ладонь начинает по-настоящему греть.

— Никто так не месит! — Пекарь схватил её за запястье, разглядывая шрам. Его грубые пальцы с многочисленными ожогами сжали её кожу так, что кости затрещали. — Это колдовство? В Лесном Герцогстве за такое на костёр отправляют. И не думай, что твои фокусы с детьми останутся незамеченными.

В этот момент дверь распахнулась, впуская поток утреннего света и первого покупателя.

— Месье Гаррет, мой обычный заказ, пожалуйста.

Алиса узнала этот голос ещё до того, как обернулась. Лорд Эдриан стоял у прилавка, его тёмно-синий плащ был сухим, несмотря на утреннюю влагу. В отличие от прошлых визитов, сегодня он был без сопровождения.

— Сейчас, ваша светлость! — Гаррет мгновенно изменился в лице, отпустив её руку. — Алиса, принеси свежие булки из печи!

Пока пекарь собирал заказ, Алиса почувствовала на себе изучающий взгляд лорда. Его серые глаза, холодные как утро перед дождём, казалось, видели её насквозь. Когда она протянула ему пакет с выпечкой, их пальцы случайно соприкоснулись, и она почувствовала странное тепло — не такое, как от шрама, а более человеческое.

— Новый помощник? — спросил Эдриан, не отводя взгляда.

— Да, ваша светлость, — пробормотал Гаррет. — Неопытная ещё, но учится быстро.

Лорд кивнул и вышел, оставив после себя лёгкий шлейф запаха дождя и чего-то древесного.

После ухода аристократа Гаррет бросил ей мешок:

— На рынок. К празднику нужно втрое больше муки. Да не мешкай! И узнай у Марфы про её сухофрукты — если повезёт, продаст по старой цене.

Улицы города преобразились. Повсюду висели гирлянды из колосьев, а воздух был наполнен непривычными ароматами. Алиса шла, разглядывая товары:

Яблоки «Королевские слёзы» — багровые, с восковым налётом. Корзины со светящимися грибами, мерцающими призрачным синим светом. И мёд… тёмный, густой, как застывшая кровь. «Собирают на полях былых сражений», — пояснил торговец. Алиса поёжилась.

— Впервые на Урожае? — спросила торговка сухофруктами, заметив её интерес.

— Да… я новая помощница у Гаррета, — ответила Алиса, разглядывая странные сушёные ягоды, похожие на маленькие солнца.

— Тогда тебе повезло! — женщина рассмеялась, обнажив несколько отсутствующих зубов. — Сегодня вечером будут жечь Духа Урожая. А завтра… — Она понизила голос, — завтра будет Раздача. Королевская милость для бедных.

Её слова прервал громкий рог. По улице двигалась процессия: девушки в белых платьях и венках из колосьев несли огромное чучело из пшеничных стеблей. За ними шли музыканты с необычными инструментами — нечто среднее между скрипкой и арфой.

— Это Дух Урожая, — пояснила торговка. — Его сожгут на закате, чтобы урожай в следующем году был богатым.

Алиса кивнула, чувствуя, как ожог на её ладони слегка заныл в такт музыке. С трудом неся тяжёлый мешок, она вернулась в пекарню, где её уже ждало новое испытание.

У задней двери толпились ребятишки. Они жадно смотрели на витрину, но не смели подойти ближе. Их одежда была поношенной, а лица — удивительно серьёзными для такого возраста.

— Это из Приюта Святой Маргариты, — буркнул Гаррет, увидев её взгляд. — Не корми — привыкнут. Да и патронесса не одобряет. Та ещё стерва.

Но Алиса уже резала медовую коврижку, которую тайком приготовила утром. Маленькая девочка с тёмными, как спелые вишни, глазами осторожно взяла кусочек:

— Это… сладкое! — её лицо озарилось улыбкой, которая внезапно сделала её похожей на обычного ребёнка.

— Лора никогда не пробовала мёда, — прошептал мальчик постарше, бережно держа свой кусочек, как драгоценность. — В Приюте дают только чёрствый хлеб и похлёбку.

В груди у Алисы заныла знакомая тяжесть, та самая, что появлялась, когда она видела голодных бездомных у своего старого кафе. Это было опасно, но она не могла смотреть на их глаза.

— Приходите завтра, — сказала она, — я испеку для вас что-то особенное.

Поздно вечером, когда пекарня опустела, а последние угли в печи догорали багровым закатом, Алиса осталась допоздна. Вдруг дверь скрипнула, словно нехотя впуская посетителя.

Лорд Эдриан стоял на пороге, его плащ был покрыт каплями недавно закончившегося дождя.

— Вы… — Алиса растерялась, поспешно вытирая руки о фартук.

— Я проходил мимо, — он слегка нахмурился, будто сам не понимал, зачем зашёл. — У вас остались те… булочки? Те, что вы пекли вчера?

— Бриошь? — уточнила Алиса. — Да, есть одна…

Она достала последнюю булочку, которую припрятала для себя. Эдриан взял её и откусил кусочек. В свете единственной свечи его лицо неожиданно смягчилось.

— Вы печёте… как моя мать, — произнёс он неожиданно. — В последний раз я ел такое на Урожае десять лет назад.

Он положил на стол небольшой свёрток.

— Это для вас. Для экспериментов.

Развернув пергамент, Алиса обнаружила книгу — старинный сборник рецептов с потрёпанными страницами.

— Это…

— Рецепты моей матери, — тихо сказал Эдриан. — Возможно, вам будет интересно.

— Я… не знаю, что сказать…

— Не говорите ничего. Просто… продолжайте печь. — Он повернулся к выходу, но задержался у двери. — И будьте осторожнее с детьми из приюта. Доброта в этом городе редко остаётся безнаказанной.

И прежде чем она успела что-то ответить, он уже вышел в ночь, оставив после себя лишь капли воды на полу и лёгкий аромат дождя и грусти.

Прошла ночь, и на следующее утро, когда Алиса готовила обещанное угощение для детей, за дверью послышался лёгкий стук. Лора стояла на пороге, её тёмные глаза сияли, а в маленькой ладошке лежала потрёпанная голубая ленточка.

— Это… для тебя, — прошептала девочка, протягивая смятую ленту. — За коврижку. У меня больше ничего нет.

Алиса замерла. Эта выцветшая, грубая лента в крошечной ладошке была дороже всех королевских регалий. В горле встал ком, а в груди что-то ёкнуло и застучало, словно переворачивая тяжёлую опару. Она медленно, почти благоговейно, взяла подарок.

— Спасибо, — сказала она, повязывая ленту в волосы. — Это самый красивый подарок, который я когда-либо получала.

Гаррет, увидев это, неожиданно смягчился:

— Ладно… Можешь испечь для них что-нибудь к празднику. Но только сегодня! — Затем, понизив голос, добавил: — И припрячь эту книгу. За нее в нашем квартале горло перережут за медный грош.

Когда первые лучи солнца осветили её новую ленту, Алиса впервые почувствовала — возможно, в этом странном мире есть место и для неё. А за окном уже слышались первые звуки набирающего силу праздника — отдалённая музыка, смех, приглушённый звон колоколов. Мир вокруг больше не казался чужим. Он был полон запахов, звуков и… обещаний. Сладких, как только что испечённая булка.

Глава 3. Тайный дегустатор

Лунный свет, пробивавшийся сквозь запотевшее окно, заливал пекарню призрачным сиянием. Алиса сидела за столом, склонившись над потрёпанным дневником Элинор. Страницы пахли пылью, временем и едва уловимыми нотами корицы и грусти. Воздух был густым и неподвижным, нарушаемым лишь потрескиванием догорающей свечи, отбрасывавшей на стены причудливые тени.

Внезапный скрип двери заставил её вздрогнуть и смахнуть со лба выбившуюся прядь волн. В проёме, окутанный ночным мраком, стоял Эдриан. Его тёмный силуэт казался инородным телом в этом уютном хаосе.

— Ваша светлость, — Алиса поспешно встала, рассыпав по столу облачко муки. Белая пыль осела на её ресницах. — Пекарня закрыта…

— Я знаю, — его голос прозвучал приглушённо, словно он боялся спугнуть тишину. — Именно поэтому и пришёл.

Он сделал шаг вперёд, и лунный свет выхватил из темноты его лицо — бледное, с резкими чертами, но без привычной ледяной маски. В руках он сжимал продолговатый свёрток, завёрнутый в грубый пергамент.

Он двинулся к столу, и его плащ зашуршал по деревянному полу. Взгляд скользнул по раскрытому дневнику.

— Вы изучаете подарок, — констатировал он. В его голосе не было ни одобрения, ни порицания — лишь лёгкая ностальгическая грусть.

Алиса, не отрываясь от странного рецепта, лишь кивнула.

— Да… Здесь столько необычного. Этот, например… — она провела пальцем по пожелтевшей странице, — с добавлением светящихся грибов. Разве такое возможно?

Она наконец подняла на него глаза и замерла: по его лицу скользнула улыбка — первая за всё время их знакомства, неуверенная и по-детски чистая.

— Моя мать готовила такие пирожные ко Дню зимнего солнцестояния, — сказал он, и его пальцы невольно сжали край стола. — Они светились в темноте, как светлячки. Он будто поймал давно улетевшее воспоминание и теперь боялся его спугнуть. — Это… для вас. Вишнёвое варенье из наших оранжерей. — Он почти нерешительно протянул ей свёрток.

Алиса развернула пергамент. Внутри лежали шесть маленьких баночек с густым тёмно-красным содержимым.

— Я… не знаю, что сказать…

— Не говорите ничего. Просто… приготовьте что-нибудь. — Он сбросил плащ и сел на табурет, и в этот момент выглядел не холодным аристократом, а уставшим человеком, ищущим утешения в знакомых запахах.

Их ночные встречи стали ритуалом. Следующие несколько вечеров Эдриан приходил ровно в полночь, принося с собой какой-нибудь диковинный ингредиент: розовый перец с южных островов, засахаренные лепестки ночных цветов, чёрный мёд из королевских пасек.

Алиса заметила особенность — каждый раз, когда в выпечке присутствовала вишня, Эдриан съедал всё до последней крошки, а его глаза, обычно скрывавшие все эмоции, становились тёплыми и живыми.

— Вам нравится вишня? — спросила она однажды, подавая ему тарелку с только что испечёнными пирожками.

Он замер с половинкой у рта. В пекарне воцарилась тишина, настолько глубокая, что слышалось лишь потрескивание углей в печи.

— Моя мать… — голос внезапно сорвался. Он откашлялся. — Она готовила вишнёвый торт в мой день рождения. Каждый год. Даже когда… — он резко оборвал себя, — даже когда была больна.

Алиса молча положила перед ним ещё два пирожка. На этот раз он ел медленно, смакуя каждый кусочек, словно пытаясь растянуть миг и удержать в памяти ускользающий вкус детства.

Однажды ночью Эдриан неожиданно встал и подошёл к её рабочему месту.

— Позвольте, — он взял у неё из рук скалку, — я покажу вам, как моя мать раскатывала тесто.

Его руки — удивительно изящные для мужчины — ловко работали с упругим комом. Алиса заворожённо наблюдала, как бесформенная масса превращается в идеально ровный пласт.

— Вы… умеете печь?

Эдриан усмехнулся, и в его глазах мелькнула тень былого озорства:

— В детстве я проводил больше времени на кухне, чем в учебной комнате. Мать говорила, что у меня талант. — Он неожиданно замолчал, словно сказал слишком много.

Алиса осторожно коснулась его руки:

— Может, приготовим что-нибудь вместе?

Их мирное занятие прервал оглушительный удар. Дверь с грохотом влетела настежь, задув пламя свечей. В проёме, едва держась на ногах, стоял Гаррет. Его глаза горели мутным огнём хмеля и ярости.

— Ага! — он шагнул вперёд, его дыхание сбивалось. — Значит, слухи правда! Лорд тайком посещает мою пекарню! Ты хочешь, чтобы нас всех сожгли? Если его увидят здесь, пойдут вопросы. Кто она? Почему он здесь? И тогда твоё клеймо всплывёт наружу! Меня — за укрывательство, тебя — на костёр, а его — за связь с ведьмой!

Алиса в ужасе вскочила, опрокинув миску с вишнями. Алые ягоды рассыпались по полу, как капли крови.

— Он просто… ценит хорошую выпечку!

— Молчи! — Гаррет ударил кулаком по столу. Посуда грохнула и задребезжала. — Его репутация будет разрушена, да, но мы-то с тобой просто умрём!

В этот момент из темноты раздался спокойный, стальной голос:

— Моя репутация — моя забота, месье Гаррет.

Эдриан вышел из тени, его глаза холодно блестели в полумраке. В руках он держал корзину с какими-то кореньями.

Гаррет побледнел, как мука на его фартуке:

— Ваша светлость… я не…

— Я ценю хорошую выпечку, — мягко, но не оставляя возражений, сказал Эдриан. — И ненавижу сплетни. — Он выложил на стол тяжёлый кошель. Золотые монеты с королевским гербом звякнули по дереву. — Это за ваше молчание. И, месье Гаррет, завтра ко мне в управление поступят документы на проверку налоговых отчислений вашей пекарни за последние пять лет. Уверен, всё в идеальном порядке. Как и тишина вокруг всего, что происходит в этих стенах. Мы понимаем друг друга?

Пекарь кивнул, не поднимая глаз, и, бормоча извинения, поспешно ретировался. Когда дверь закрылась, в пекарне повисла гнетущая тишина.

— Простите, — прошептала Алиса. — Я не хотела…

Эдриан неожиданно коснулся её руки:

— Не извиняйтесь. Эти вечера… они важны для меня. — Он посмотрел на рассыпанные вишни. — Давайте соберём их и приготовим что-нибудь вместе. Я научу вас секрету вишнёвого тарта моей матери.

Перед рассветом, когда Эдриан уже собирался уходить, Алиса протянула ему маленькую деревянную коробочку, украшенную выжженным узором.

— Это… для вас. Вишнёвые трюфели. По рецепту вашей матери, но с моими поправками.

Он открыл коробку, и его лицо озарила улыбка — настоящая, без остатка. В этот момент он выглядел не как лорд, а как человек, нашедший крупицу счастья.

— Спасибо, — он бережно спрятал коробку во внутренний карман. — До завтра.

Когда дверь закрылась за ним, Алиса заметила, что он забыл свой плащ. Сердце ещё бешено колотилось от недавней ссоры, а в горле стоял ком. Она подняла плащ и невольно прижала к лицу — ткань пахла дождём, дубом и чем-то неуловимо «ним». И только тогда, вдохнув этот запах, она почувствовала, как страх отступает, сменяясь тёплой, трепетной волной.

Прошла ночь, и на следующее утро, когда Алиса готовила обещанное угощение для детей, за дверью послышался лёгкий стук. Лора стояла на пороге, её тёмные глаза сияли.

Лора, заметив забытый на стуле мужской плащ, хихикнула:

— Это лорда Рейтеля, да? Весь город говорит, что он влюблён в пекаршу.

Алиса покраснела, как вишни в её пирогах:

— Не болтай глупостей!

— Да вы вся светитесь, как те светящиеся грибы! — рассмеялась Лора. — Не переживайте, ваш секрет в безопасности. — Она сделала вид, что завязывает замок на губах, но тут же стала серьёзной. — Но вам стоит быть осторожнее. Я слышала, в таверне «Золотой якорь» уже спорят, сколько лорд Рейтель заплатил месье Гаррету за вашу… опеку. А один тип в плаще с гербом Валмора слушал этот разговор очень внимательно.

Когда девочка ушла, Алиса подошла к зеркалу. Лора была права — её глаза сияли, а щёки горели. Она потрогала ленточку и вдруг осознала, что больше не чувствует себя чужой в этом мире. В нём теперь было место, куда она спешила, и человек, который ждал её… пусть даже только ради выпечки. Но предупреждение Лоры висело в воздухе тёмным облаком, напоминая, что за стенами пекарни их хрупкому счастью уже объявили войну.

Глава 4. Соль в ране

Лунный свет струился сквозь запотевшие окна пекарни, рисуя на деревянном полу причудливые узоры. Алиса в пятый раз перекладывала вишнёвые пирожки с противня на тарелку — первые уже начали подсыхать по краям. Часы на городской ратуше пробили два удара, каждый из которых отдавался в её груди ледяной тяжестью.

«Может, передумал? Или… испугался?» — её пальцы нервно перебирали голубую ленточку в волосах, оставшуюся от Лоры. Внезапно ленточка развязалась и упала на пол бесшумно и странно, как падает перчатка перед вызовом на дуэль.

Гаррет, ворча себе под нос, с силой швырял в печь охапки дров. Наконец он не выдержал и обернулся к ней, вытирая лицо засаленным рукавом.

— Ожидаешь гостя? — Он с размаху бросил на стол полупустой мешок с мукой, подняв белое облачко. — Видно же, что как кот на горячих углях. Третью ночь почти не спишь.

Она застыла на месте, и только скрип поворачиваемой на каблуке подошвы выдал её порыв.

— Просто… праздничные заказы. После Урожая все хотят сладкого.

Пекарь хмыкнул, вытирая руки о засаленный фартук. Но когда она уже гасила свет, неожиданно пробормотал, глядя куда-то в угол:

— Лорд Рейтель сегодня на дуэли был. С графом Валмором. На западном мосту.

Деревянная ложка выскользнула у неё из пальцев с глухим стуком. В груди заныло, а сердце забилось с такой силой, что перехватило дыхание.

Алиса не сомкнула глаз до рассвета. В голове крутились обрывки слухов, подхваченных на рынке — «граф Валмор вызвал на дуэль», «спор из-за наследства», «отравленный клинок»…

На рассвете в пекарню ворвалась запыхавшаяся Лора. Её тёмные волосы выбились из-под платка, а на коленке красовалась свежая ссадина.

— Он жив! — девочка схватила Алису за руку, оставив на запястье грязный отпечаток. — Но руку повредил. Говорят, граф хотел отравить клинок, но лорд-канцлер вовремя вмешался.

Сердце Алисы застучало так сильно, что в ушах зазвенело.

— Где он сейчас?

— В своем городском доме у Старой площади. Но… — Лора оглянулась и понизила голос до шёпота, — его люди по всему городу ищут того, кто разбирается в травяных настоях. Официальный лекарь отказался — боится мести графа.

Алиса уже срывала с гвоздя фартук, мысленно перебирая рецепты из бабушкиной книги, где рядом с кулинарными рецептами встречались и лечебные — мази от ожогов, успокаивающие чаи.

— Сбегай в Приют, попроси у сестры Марфы её зелёную книгу! И… — она сунула руку в керамическую кружку, где хранила мелкие монеты, — купи у травницы на Рыбном переулке корень мандрагоры. Скажи, для пекарни. Та, у которой я брала цветы для украшения тортов.

Рассвет только начинал размывать ночные тени, когда Алиса, прижимая к груди свёрток с зелёной книгой и корнем мандрагоры, стояла у дома Эдриана. Особняк оказался неожиданно скромным — узкий трёхэтажный особняк из серого камня, зажатый между лавкой торговца пряностями и старой библиотекой. Никаких позолоченных решёток, никаких гербов на дверях — только крошечный крендель, выгравированный на дверном молотке.

— Вы? — Камердинер с перевязанной головой смотрел на неё с явным недоверием. Его левый глаз был закрыт кровавой повязкой. — Пекарша?

Алиса достала из корзины стеклянную банку, где в густом мёде плавали тёмные листья и фиолетовые цветки.

— Медовый настой с шалфеем, лавандой и корнем мандрагоры. Для ран. — Она намеренно говорила громко, чтобы слышали в глубине дома. — По рецепту моей бабушки.

Из полумрака коридора донесся знакомый голос, слабый, но твёрдый:

— Пусть войдёт.

Эдриан сидел у камина в глубоком кресле с высокой спинкой. Комната была просторной, но почти пустынной. Если не считать пары таких же кресел да массивного стола, заваленного бумагами, здесь не было ни роскоши, ни уюта. Казалось, это было место, где он не живёт, а лишь иногда останавливается, чтобы передохнуть. Лишь на каминной полке стояла одинокая серебряная чаша в виде кренделя — единственный намёк на личное.

Его обычно безупречный камзол был расстегнут, рубашка на правой руке — разрезана от запястья до локтя. На маленьком столике рядом стояла полупустая бутылка виски и дуэльный пистолет с инкрустированной рукоятью.

— Вы… — Алиса замерла на пороге, внезапно осознавая, как неуместна она должна выглядеть — простая пекарша в муке и пятнах от вишнёвого сока.

— Жив-здоров, как видите, — он горько усмехнулся, поднимая бокал левой рукой. В камине треснуло полено, осветив его лицо оранжевым светом — тени под глазами стали глубже, губы — бледнее. — Хотя граф Валмор уверен, что отравил клинок.

Она молча подошла, поставила корзину на пол и взяла его руку. Даже сквозь бинты чувствовалось сухое, обжигающее тепло, пугавшее больше, чем сама кровь. Когда она начала аккуратно разматывать повязку, Эдриан резко вдохнул через зубы.

Кожа по краям раны была багрово-синей и неественнойно вздутой, будто её изнутри распирало ядовитым жаром. В центре зиял длинный неровный разрез, а вокруг — синеватое пятно.

— За что вы дрались? — не удержалась она, смачивая тряпицу в медовом настое.

Эдриан вздрогнул, когда лекарство коснулось раны.

— Он назвал вас… — он стиснул зубы, не в силах договорить. — Неважно.

Алиса замерла с баночкой в руках.

— Меня?

Мед действовал чудесно — уже через час воспаление начало спадать, а синеватый оттенок сменился здоровым розоватым. Эдриан, ослабевший от боли и виски, откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Казалось, он забыл о её присутствии. Алиса уже думала, что он заснул, когда его голос, тихий и разбитый, снова разорвал тишину.

— Моя мать… — его голос был беззвучным шёпотом, — …она умерла не своей смертью. — Пальцы впились в ручку кресла так, что дерево затрещало. — Её отравили. За то, что пекла для «не тех» людей. Для бунтовщиков. Для детей из Приюта…

Алиса не поднимала глаз, сосредоточенно накладывая новый компресс. Тёплая, липкая от мёда ткань казалась единственной реальностью в этом кошмаре.

— А вы… — её собственный голос прозвучал сипло, — …боитесь повторить её судьбу?

Он резко поднял на неё глаза — впервые за вечер по-настоящему живой взгляд.

— Я боюсь, что вам придётся за это заплатить. В этом мире за кусок хлеба можно лишиться головы.

Внезапно его рука дрогнула, и бокал упал на ковёр, оставив тёмное пятно. Алиса неожиданно поняла — этот человек, обычно такой сдержанный и холодный, сейчас полностью беззащитен перед ней. И эта мысль наполнила её странным чувством — смесью нежности и ответственности.

Когда она собралась уходить, солнце уже высоко поднялось над крышами. Эдриан вдруг встал — немного шатаясь — и схватил её за руку:

— Подождите.

Он подошёл к старинному секретеру и достал небольшую шкатулку из тёмного дерева с инкрустацией в виде кренделя.

— Это… семейная реликвия. Мать завещала отдать тому, кто… — он запнулся, отвернувшись к окну, — …проявит истинную смелость, чтобы накормить или исцелить другого, не думая о последствиях. Сегодня вы сделали именно это.

В шкатулке на бархатной подушке лежал крошечный серебряный медальон в виде… кренделя, точь-в-точь как шрам на её ладони.

— Но я…

— Возьмите, — он закрыл её пальцы над медальоном. Его ладонь была горячей от лихорадки. — Я знаю, что вы достойны его.

На обратном пути Алиса заметила, что за ней следят. Двое мужчин в дорогих, но неброских плащах неотступно шли по пятам. Она свернула в переулок к Приюту — и наткнулась на Лору. Девочка что-то прятала за спиной, её глаза были расширены от волнения.

— Я… я следила за ними! — прошептала она, втягивая Алису в тёмный проход между домами. — Они хотят узнать, кто вы такому лорду. Граф дал им три дня.

Алиса сжала медальон в кармане. Они шли, стараясь не выказывать паники, но тяжёлое предчувствие сжимало сердце Алисы. Казалось, сама атмосфера города сгустилась и потемнела. И когда они, наконец, свернули к знакомой вывеске, это предчувствие оправдалось: на пороге пекарни, разговаривая с бледным и растерянным Гарретом, стоял высокий мужчина в серебристо-сером камзоле с лисьим воротником.

Незнакомец медленно обернулся, и его тонкие губы растянулись в улыбке хищника:

— Наконец-то мы познакомимся, пекарша. Мой друг Эдриан так много о вас… не рассказывал. — Граф Валмор сделал шаг вперёд, и солнечный луч высветил кинжал у него за поясом — с изумрудом на рукояти, точно таким же зелёным, как пятно на ране Эдриана.

Глава 5. Тесто для двоих

Граф Валмор переступил порог пекарни с изяществом хищника, вступающего на чужую территорию. Его ботфорты, отполированные до зеркального блеска, гулко стукнули по деревянному полу, оставляя на пыльной поверхности четкие отпечатки. Алиса инстинктивно прижала Лору к себе, чувствуя, как тонкое тельце девочки дрожит, как осиновый лист.

— Гаррет уехал за мукой в порт, — солгала Алиса, заслоняя собой Лору. В углу глаза она заметила, как из кухни исчезла тень — старый пекарь явно предпочел остаться в тени. — Вернётся только к вечеру.

Граф медленно обвёл взглядом пекарню, его бледные пальцы с тщательно подпиленными ногтями поглаживали рукоять кинжала с изумрудной инкрустацией. В свете утреннего солнца камень переливался ядовито-зелеными бликами, точно так же, как пятно на ране Эдриана.

— Как… мило, — прошипел он, растягивая слова, будто пробуя их на вкус. — Скромная пекарня, скромная пекарша… и такой неожиданный покровитель. — Он резко повернулся к Алисе, и его холодные глаза впились в нее, как лезвия. — Что ты для него значишь? Простая девка с мукой на руках и лорд Рейтель?

Лора неожиданно выскользнула из-за её спины, ее детские глазки сверкали яростью:

— Она лучшая пекарша в городе! Даже королева пригласила её на бал! Вчера гонец приходил с пергаментом и печатью!

Граф резко засмеялся — высокий, неестественный звук, напоминающий скрип несмазанных колес:

— Ах вот в чём дело! — Его тонкие брови поползли вверх. — Значит, Рейтель нашел себе новую королевскую кондитершу. Как трогательно возрождает семейную традицию. — Он сделал шаг вперед, и Алиса почувствовала запах его духов — удушливую смесь мирры и чего-то горького. — Его мать тоже начинала с королевских балов… пока не кончила в канаве с перерезанным горлом.

Вдруг дверь распахнулась с такой силой, что колокольчик над входом сорвался и с звоном упал на пол. На пороге, окутанный утренним туманом, стоял Эдриан. Его правая рука была перевязана чистой белой тканью, левая — покоилась на эфесе шпаги. За его спиной маячили тени двух вооруженных стражников.

— Валмор, — произнёс он ледяным тоном, который заставил даже графа непроизвольно выпрямиться. — Ты нарушил условия дуэли. Тебе запрещено приближаться ко мне и моим… — он едва заметно запнулся, — моим подчинённым до полного заживления ран.

Граф медленно развернулся, его длинный плащ разлетелся, обнажив роскошный камзол из серебристого шелка:

— Подчинённым? — его губы искривились в улыбке, обнажив неестественно белые зубы. — Какая трогательная забота о простой пекарше. Или… — он бросил взгляд на Лору, — их уже две?

Эдриан сделал шаг вперед, и Алиса увидела, как боль пробегает по его лицу, но он мгновенно взял себя в руки:

— Она готовит для королевского бала. Любое препятствие — измена. — Его голос звучал металлически холодно, каждое слово падало, как удар молота. — Хочешь пополнить список предателей, Валмор? После истории с поставками оружия северянам?

Валмор медленно повернулся к Эдриану, его лицо исказила гримаса, в которой смешались боль и ненависть.

— Измена? — он горько рассмеялся. — Твоя мать тоже говорила о верности. Верности долгу, семье, короне. А где была её верность тем, кто любил её по-настоящему? Она предала нас всех, выбрав свою сладкую, ядовитую участь. И теперь ты тащишь в наш мир очередную самозванку с волшебными пальцами? История повторяется, Рейтель. И я здесь для того, чтобы её финал был правильным.

В воздухе повисло напряженное молчание. Даже Лора затаила дыхание. Наконец граф склонил голову в едва уловимом поклоне:

— До бала, значит. — Он бросил на Алису взгляд, полный немой ненависти, и вышел, нарочито громко хлопнув дверью.

Когда шаги затихли, Эдриан внезапно прислонился к прилавку, бледнея. Капли пота выступили на его лбу, повязка на руке начала краснеть.

— Ваша рана… — Алиса бросилась к нему, но он остановил ее жестом.

— Ничего, — он махнул рукой, стиснув зубы. — Просто поспешил. — Затем перевел взгляд на Лору, которая смотрела на него, раскрыв рот: — Девочка, сбегай к моему камердинеру в синий дом у фонтана. Скажи, чтобы прислал корзину с зелёной лентой.

Когда Лора выскочила, хлопнув дверью, он неожиданно улыбнулся — слабая, но искренняя улыбка:

— Теперь научите меня печь. По-настоящему.

— Что? — Алиса не поняла, все еще глядя на его окровавленную повязку.

— Валмор не отступит. Нам нужен предлог для встреч. — Он указал на свою рану. — Я буду приходить «учиться». А вы — «лечить» меня. Так мы сохраним видимость. — Его глаза стали серьезными. — Если он заподозрит большее…

Алиса молча кивнула, протягивая ему скалку. Их пальцы соприкоснулись, и она почувствовала, как его рука дрожит — не от слабости, а от сдерживаемых эмоций. В этот момент она вдруг осознала, что этот человек, обычно такой холодный и неприступный, сейчас полностью доверяет ей свою жизнь.

Первая попытка Эдриана раскатать тесто закончилась катастрофой. Липкая масса прилипла не только к скалке, но и к его дорогому камзолу, к столу, и даже к его сапогам.

— Чёрт возьми! — выругался он, что было совершенно непохоже на его обычную аристократическую сдержанность. — Это же просто мука и вода! Как оно может…

Алиса не смогла сдержать смех. Звук, звонкий и неожиданный, наполнил пекарню:

— Ваша светлость, вы обращаетесь с тестом, как с мятежным вассалом! — сквозь смех произнесла она. — Его нужно не покорять, а уговаривать.

Эдриан сначала нахмурился, затем его лицо неожиданно расслабилось, и он рассмеялся — искренне, по-настоящему, как ребенок. В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился Гаррет с мешком муки за спиной.

— Что за… — его глаза, похожие на две щелочки в тесте, перебегали с перепачканного в тесте лорда на смеющуюся Алису. — Лорды не пачкают руки, девка! — рявкнул он, швыряя мешок на пол. Белое облако муки окутало его. — Ты с ума сошла?!

Эдриан мгновенно изменился в лице — снова стал тем холодным аристократом, каким его знал весь город:

— Это я попросил научить меня. Для королевского бала. — Его голос звучал так, что даже Гаррет потупил взгляд. — Есть возражения, пекарь?

Пекарь пробормотал что-то невнятное и удалился в подсобку, хлопнув дверью. Алиса заметила, как его плечи напряглись — не от страха, а от чего-то другого… может быть, догадки? Или ревности?

Поздно вечером, когда Эдриан ушёл, а Гаррет, ворча, запирал пекарню, Алиса нашла у задней двери небольшую плетеную корзину, перевязанную зелёной шелковой лентой. Внутри, аккуратно уложенные на бархатной ткани, лежали:

— Хрустальный флакон с розовой водой из королевских оранжерей

— Мешочек из золотой парчи с редкими специями с южных островов

— Крошечная серебряная ложка с изящной гравировкой в виде кренделя

— И маленький пергамент: «Для нашего следующего урока. Э.»

Когда она подняла глаза, то увидела в окне Лору, которая отчаянно махала руками, делая какие-то сложные знаки. Выглянув на улицу, Алиса заметила в переулке двух знакомых мужчин в серых плащах с едва заметным гербом Валмора. Они что-то усердно записывали в маленькие книжечки, украдкой поглядывая на пекарню.

Сердце Алисы забилось чаще. Игра становилась опасной. Но когда ее пальцы снова коснулись серебряной ложки с кренделем, она поняла — отступать уже поздно. В этом странном мире, где выпечка могла стоить жизни, она вдруг обрела нечто большее, чем просто выживание.

Нежданный королевский приказ

За три дня до скандала с графом Валмором, когда Алиса как раз заканчивала украшать вишнёвые тарталетки для ночного визита Эдриана, в пекарню ворвался запыхавшийся паж в ливрее с королевским гербом.

— Пекарша Алиса? — оттопырив мизинец, юноша протянул ей сверток с золотой печатью. — Её Величество требует ваш лучший торт к празднику урожая. С вишнями. И чтобы… — он закатил глаза, вспоминая, — чтобы «тающий во рту, как первый снег».

Гаррет, наблюдавший за сценой из-за прилавка, побледнел так, что его щетина стала выглядеть синей.

— Королевский заказ?! — прошипел он, когда паж удалился. — Да ты понимаешь, что если что-то пойдет не так, нам отрубят головы вместо того, чтобы заплатить?!

Алиса развернула пергамент дрожащими руками. На плотной бумаге каллиграфическим почерком было выведено:

«Ко двору ожидается торт „Вишнёвое облако“ — трёхъярусный, с позолотой и без ванили (Её Величество не выносит запаха). К вечеру пятого дня месяца Жатвы. Вознаграждение — 50 золотых крон. В случае неудачи — неделя в колодках на Рыночной площади.»

— Пятьдесят крон… — прошептала она. Это было больше, чем пекарня зарабатывала за полгода.

— И колодки, — мрачно добавил Гаррет, тыча пальцем в зловещую приписку. — Знаешь, что они делают с мошенниками? Под колодки кладут гнилую рыбу, чтобы…

— Мы справимся, — перебила его Алиса, уже лихорадочно листая подаренную Эдрианом книгу рецептов. Её глаза загорелись, когда она нашла нужную страницу — рецепт был помечен крошечным кренделем на полях. — У нас есть… особый ингредиент.

В тот момент она ещё не знала, что этот заказ станет для неё не только шансом на спасение пекарни, но и роковой ловушкой, расставленной давними врагами Эдриана…

Глава 6. Случай в дождь

Небо над городом почернело задолго до заката. Алиса стояла у окна пекарни, наблюдая, как первые тяжелые капли оставляют темные пятна на пыльной мостовой. В воздухе витал тот особый запах — смесь озона и мокрого камня, который всегда предвещал сильную грозу.

«Нужно успеть до дождя», — подумала она, торопливо завершая последний пробный мини-торт. Королевский заказ висел над ней как дамоклов меч — пять ярусов совершенства, которое должно было впечатлить самых взыскательных гурманов королевства.

Внезапный порыв ветра распахнул ставни с грохотом, заставив Алису вздрогнуть. Она поспешила закрыть окно, но успела заметить, как по пустынной улице бежит знакомый силуэт.

Лора ворвалась в пекарню, словно ураган — мокрая, запыхавшаяся, с огромным свертком, который она бережно прижимала к груди.

— От него! — выдохнула девочка, протягивая пакет. Ее глаза блестели от возбуждения. — Сказал, это для «того самого облака»!

Алиса развернула сверток с трепетом. Внутри оказались:

— Флакон с розовой водой, помеченный королевской печатью

— Мешочек необычного сахара с золотистыми кристаллами

— Серебряная лопатка с изящной гравировкой «E.R.»

Ее пальцы дрогнули, когда она коснулась инициалов матери Эдриана. В этот момент гром грянул прямо над пекарней, заставив обеих девушек вздрогнуть.

Когда часы пробили десять, Алиса уже потеряла счет времени. Пятая попытка бисквита лежала перед ней — снова неудачная. Она с досадой отодвинула тарелку, когда услышала тихий скрип двери.

Эдриан стоял на пороге, неожиданно простой без своего обычного аристократического величия. Его волосы были мокрыми от дождя, а на сапогах — следы уличной грязи.

— Вы… — начала Алиса, но он перебил ее жестом.

— Не вставайте, — сказал он, сбрасывая промокший верхний камзол. — Я видел свет в окне. Думал, Гаррет задержался.

Она покачала головой: