Бесплатный фрагмент - Сквозной июль

***

— Ты, жалкий человек, что хочешь ты создать,

Что хочешь миру нового сказать,

Когда уже всё было, и не раз,

И сотням прочих вторит твой рассказ,

Ещё и не начавшись, так откуда

Твоё упорство в ожиданьи чуда?

— Без веры в чудо жить нельзя и дня.

Всё было — только не было меня.

1979

---

Мимикрия

Как богомол, припав к коре ствола,

Перенимает цвет её и форму,

Чтоб птица, добывающая корму,

Его средь пятен тени не нашла, —

Так жизнь, как будто

Невзначай прильнув

К коре шершавой нашнго сознанья,

Его перенимает очертанья,

От отторженья мягко ускользнув.

А мы игру и пятен и теней

За прорисовку смысла принимаем

И жизни так доверчиво внимаем

И смыслу, проступающему в ней.

Подводит нас лукавая игра.

Как мозг и глаз пространству — перспективу,

Смысл зримому естественно и живо

Навязывает с искренностью лживой

Сознания прогретая кора.

Смысл — мимикрия жизни,

Бред сознанья,

А вовсе не структура мирозданья.

1979

---

***

«Ты» — грубо — тыканье рукой.

«Вы» — безнадёжно-волчий вой

На расстояньи.

Только «я» —

И свет и цельность бытия,

Молочная густая сладость,

Спокойствие, и мир, и радость.

1980

---

***

Блестела ликованием огней

листва после дождя.

Свистели птицы в ней,

любовно

Обсасывая каждый звук,

и лес дышал обильно и неровно

и жадно.

Косточкой скакало эхо,

отскакивая рикошетом

от всех — в солёном солнце — плоскостей.

И сук

обламывался с сочным треском

под тяжестью листвы

намокшей, в упоеньи блеска

и в дрожи сладостной воды слепящей

и в роскоши зелёной и кипящей

охапок ветра.

И ошмётки солнца в чаще,

сырого и счастливого,

запутались,

средь колкой синевы.

Торжествовал полудня шум и гам,

и воздух созревал

холодной, скользкой,

дымчатою сливой

и падал, как подкошенный, к ногам.

1980

---

***

Разбив молчанье, к слову прикоснусь

Горячими и жадными губами.

Солоноват, железист слова вкус,

Как и у крови. И одно дыханье

Соединяет кровь и слово. Жизнь

Единая стучит в крови и в слове,

И в каждом нерве бытия дрожит

Биенье слова и биенье крови.

1980

---

Согласные

A noir, E blanc, I rouge, U vert, O bleu…

Arthur Rimbaud

Б — тёмно-жёлтый. Рыже-розов В

(А гласными даётся освещенье

Различной силы, мягкости; смещенье

Полутонов, оттенков.) Дальше — Г —

Как хлеб ржаной — поджаристая корка:

Чуть подгоревший, грубоватый, горький.

Д — смуглый мёд. Вишнево-тёмный Ж —

Вино густое, старое уже.

А З — болезненно, пронзительно-ветчинный.

К — словно небо, интенсивно-синий,

Л — листик, солнечным лучом пробитый.

Спокойно-красный М. И зеленью налитый

Густою, дождевой — аквамаринный Н —

Дыханье каменных заплесневелых стен:

Он влажен, холоден. П — рыхлый чернозём.

Р красен и тяжёл, как огнь угрюмый

Во глубине костра, залитого дождём —

Упрямый, рдеющий и сладковато-грубый.

С густо-жёлтый и солоноватый,

Т — словно дымом угольным объятый,

Ф — сумрак вечера, сиренево-прохладный.

Х — кофе с молоком. Ц — острый, терпкий, мятный —

Зелёнки цвет. Ч — приглушённо-синий.

Коричнев Ш, и сладостью глубинной

Набухший Щ — бордовый, клейкий, вязкий.

Цвета и формы — наважденье, сказка

Навязчивая — каждый миг творится

И с каждым словом заново родится.

1980—1989

---

Стихотворцам вроде меня

Дилетантизм — не метод, господа,

хотя даёт он странную свободу:

Как варвары, кромсаем мы слова

Случайной, дерзкой прихоти в угоду, —

Не давит нас ответственности груз

И строгость мастерства нас не стесняет,

И стих себе восходит, прян и густ,

И сладкой дымкой беззаботно тает.

1980

---

***

Холодным фильтром март

Шершаво разделяет

Весну и зиму.

Веки разлепляет

С трудом — новорождённая весна,

В остатках вязких косности и сна.

День знобким ветром до костей прошит.

Земля лежит, распятая, как жертва.

Опять с усильем дух воскрес из мертвых,

Быв заново и зачат и рождён.

Ещё собой овладевает он

С трудом. Но дрожь рожденья бьёт поля,

И роженицей старою земля,

В крови распластанная, в муках, дышит

И прорастанье чутких звуков слышит

В себе — предвестье

Будущей души.

1981

---

***

…А ты воркуешь, как сухая гречка,

лилово-дымчатый мой, сумрачный язык,

скребёшь ты горло остро. Словно печка,

гудишь-стучишь внутри, к огню привык

и к напряженью. Звуки, словно в ступе,

толчёшь в себе. И, интонация струпья

с себя стряхая — «может, правда, груб я», —

— со скользкой болью, с дерзостным смиреньем

в себе хранишь ты стержень выраженья.

1981

---

Пражский дождь

Европу, словно лютню, юный дождь

Тревожит пальцами и трепетно и чутко

И будит звуки. На скользящей дудке

Свистит, кидая шалый ветер в дрожь.

Улитками древесными века

Вдоль длинных городских морщин влекутся

И влагою воспоминаний ткутся,

И город спит и дышит, как река.

1981

---

Осень, осень

Небытие — источник бытия,

Его основа. Тонкого литья

Гудящий колокол — бытийственная осень.

Мир горек, как в осеннем небе просинь.

Глубокой, плотной осенью всё ближе

К небытию спускаешься. Всё жиже

Материи обманчивая плоть.

Ещё нас может ранить, уколоть

Какой-нибудь пустяк, налипший на