Бесплатный фрагмент - Сколько стоит жизнь хорошей девочки?

Влечение душ превращается в дружбу, влечение ума превращается в уваже­ние, влечение тел превращается в страсть. И только всё вместе может превра­титься в любовь!

Конфуций

Пролог

Как в физике положительный заряд притягивается к отрицательному, так и в жизни иногда случается, что хорошие девочки влюбляются в плохих мальчиков.

Происходит это к большой досаде благопристойных представителей сильного пола, уверенных в том, что они будут вечно любимы и обожаемы их «хорошими девочками».

Но подчас что-то необъяснимое начинает манить некоторых прелестных и мечтательных барышень ко всяким разного рода авантюристам. Вчера ещё добропорядочные и, казалось бы, рассудительные «хорошие девочки» решаются поломать свою прошлую спокойную жизнь и нырнуть с головой в омут проблем и, вполне вероятно, жалкого будущего. Летят они на этот манящий огонь любви, словно ночные мотыльки на керосиновую лампу, не думая, что вскоре их невидимые крылья сгорят и сами они погибнут.

Что ими движет? Скука благоустроенной жизни, внезапно возникшая любовная химия или просто жажда новых отношений и романтики? Вероятно, единого ответа на эти вопросы не существует. Скорей всего, у каждой это происходит исключительно индивидуально.

И дай бог, что в итоге плохие на первый взгляд и часто порицаемые обществом мальчики окажутся на самом деле вовсе не скверными, а достойными и верными людьми, умеющими любить, ценить и беречь своих хороших девочек!

Гла­ва 1

Мелкие неприятности начали преследовать Катю уже с ран­не­го ут­ра понедельника, не­смот­ря на то что по-весеннему яр­кие сол­неч­ные лу­чи ап­рель­ско­го солнца за­пол­ни­ли всё про­стран­ст­во её двух­ком­нат­ной хрущёвки на треть­ем эта­же.

Ка­за­лось бы, ду­ша долж­на ра­до­вать­ся и петь заботливому сол­ныш­ку. Так, как это де­ла­ют мно­го­чис­лен­ные голосящие за окном пер­на­тые, при­ле­тев­шие из зим­ней эмиг­ра­ции и по зо­ву при­ро­ды соз­даю­щие свои се­мьи для про­дол­же­ния по­том­ст­ва. Но ни весёлый пти­чий го­мон, ни ослепительно яр­кий и большой солнечный диск, висящий над горизонтом за окном, не ра­до­ва­ли, а ско­рее, раз­дра­жа­ли её.

Встав по про­тив­но­му зву­ку бу­диль­ни­ка в телефоне, она, по­скольз­нув­шись на ос­тав­лен­ной вче­ра у кро­ва­ти упа­ков­ке от чип­сов, рас­тя­ну­лась на по­лу, боль­но уда­рив­шись ко­ле­ня­ми о ла­ми­ни­ро­ван­ный пар­кет. Сла­ва бо­гу, ни­че­го не по­вре­див, вста­ла и на­ко­нец-то от­клю­чи­ла не­на­ви­ст­ный сиг­нал, ис­хо­дя­щий из мобильника, пе­ре­ли­ст­нув на дис­плей с се­го­дняш­ней да­той — 15 ап­ре­ля 2015 го­да. За­тем по­шла в ван­ную ком­на­ту, где со­би­ра­лась по­чис­тить зу­бы и умыть­ся.

Про­кля­тый тю­бик с зуб­ной пас­той при на­жа­тии на не­го стрель­нул всем со­дер­жи­мым, по­пав час­тич­но на её длин­ную ноч­ную май­ку. Она, чер­тых­нув­шись, на­ско­ро умы­лась и пе­ре­оде­лась, кри­ти­че­ски взглянув на своё от­ра­же­ние в зер­ка­ле. На­ме­чаю­щие­ся мор­щин­ки на бледном симпатичном ли­це. Грудь, начинающая уже слегка терять прежнюю форму и лиш­ние, пока ещё совсем небольшие ок­руг­ло­сти на бо­ках ни­как не мог­ли её ра­до­вать. Воз­раст не­умо­ли­мо брал своё, не ос­тав­ляя ей ни­ка­ких шан­сов на со­хра­не­ние бы­лой све­же­сти и под­тя­ну­то­сти фи­гу­ры, при­су­щих ей в мо­ло­до­сти. По утрам, гля­дясь в зер­ка­ло, она не­на­ви­де­ла се­бя за лень и от­сут­ст­вие си­лы во­ли, пом­ня, что с ка­ж­до­го по­не­дель­ни­ка со­би­ра­лась сесть на дие­ту и за­нять­ся собой. Но, по­не­дель­ни­ки про­бе­га­ли, как элек­трич­ки ми­мо стан­ции, где не за­пла­ни­ро­ва­на ос­та­нов­ка, и при­но­си­ли толь­ко раз­оча­ро­ва­ние и стыд за свою лень.

Не­при­ят­но­сти про­дол­жи­лись на кух­не, ку­да она от­пра­ви­лась, надев ниж­нее бельё, чтобы приготовить се­бе зав­трак. В хо­ло­диль­ни­ке не на­шлось ни од­но­го ку­ри­но­го яй­ца, ко­то­рые она лю­би­ла во всех ви­дах. Вче­ра, воз­вра­ща­ясь ус­тав­шая до­мой, не за­шла в ма­га­зин, бу­ду­чи на­прас­но уве­рен­ной, что в хо­ло­диль­ни­ке ос­та­лись какие-то продукты.

Раз­оча­ро­ван­но ос­мот­рев пустые полки белого, большого «Атланта», она по­ня­ла, что там «мышь по­ве­си­лась», как лю­бил го­во­рить её быв­ший муж, с ко­то­рым рас­ста­лась боль­ше го­да на­зад.

При­шлось до­воль­ст­во­вать­ся круж­кой рас­тво­ри­мо­го ко­фе с за­чер­ст­вев­шим пе­чень­ем, ос­тав­шим­ся лежать на ку­хон­ном сто­ле ещё с суб­бо­ты. Причём, взяв чай­ную лож­ку и са­хар­ни­цу, что­бы под­сла­стить ко­фе, она умуд­ри­лась рас­сы­пать бе­лые кри­стал­ли­ки по все­му сто­лу.

На­ско­ро оде­лась, на­тя­нув од­но­тон­ный ко­рич­не­вый шер­стя­ной сви­тер и чёрные не­мно­го расклёшенные брю­ки. Оде­ж­да бы­ла неяр­кой, немод­ной, но прак­тич­ной. Не то что­бы она мах­ну­ла на се­бя ру­кой, но вы­бор одежды перешёл на зад­ний план ее жиз­нен­ных при­ори­те­тов по­след­не­го го­да.

Вто­ро­пях при­че­сав­шись и об­ве­дя гу­бы по­ма­дой, гля­нув в своё зер­каль­ное от­ра­же­ние, она вы­шла из квар­ти­ры и за­кры­ла дверь клю­чом.

По до­ро­ге от до­ма к трам­вай­ной ос­та­нов­ке её на пе­ше­ход­ной до­рож­ке чуть не сбил раз­воз­чик пиц­цы на зелёном ску­те­ре, ко­то­рый вдо­ба­вок ещё и об­ма­те­рил при этом. От­ска­ки­вая от ску­те­ра в по­след­ний мо­мент, она не­лов­ко по­вер­ну­лась и сло­ма­ла каб­лук на од­ной туф­ле.

Ей, раз­дра­жён­ной все­ми эти­ми ут­рен­ни­ми не­при­ят­но­стя­ми, при­шлось вернуться до­мой и по­ме­нять обувь.

Как след­ст­вие, она опо­зда­ла на ра­бо­ту. На свою скуч­ную, уны­лую бу­маж­но-ком­пь­ю­тер­ную ра­бо­ту в офи­се боль­шой ком­па­нии в ис­клю­чи­тель­но жен­ском кол­лек­ти­ве, ку­да она и так хо­ди­ла без ра­до­сти и вдох­но­ве­ния. Един­ст­вен­ным плю­сом этой вы­бран­ной ею ра­бо­ты бы­ло то, что зда­ние офи­са на­хо­ди­лось близ­ко к до­му, все­го лишь в по­лу­ча­се ходь­бы. А это, по мо­с­ков­ским мер­кам, мож­но счи­тать прак­ти­че­ски иде­аль­ным ва­ри­ан­том.

Ус­лы­шав в свой ад­рес на­бор обыч­ных на­став­ле­ний и уг­роз от на­чаль­ни­цы — по­жи­лой да­мы с тре­мя под­бо­род­ка­ми и те­лом тол­стой гу­се­ни­цы, надев­шей са­ра­фан с рас­хо­дя­щи­ми­ся в раз­ные сто­ро­ны края­ми ме­ж­ду застёгнутыми пу­го­ви­ца­ми, она про­мол­ча­ла в от­вет. Вздох­нув, при­ня­лась раз­би­рать ос­тав­лен­ные вче­ра до­ку­мен­ты и вклю­чи­ла ком­пь­ю­тер.

В боль­шом по­ме­ще­нии офи­са кро­ме неё за сто­ла­ми си­де­ло ещё с два де­сят­ка жен­щин раз­но­го воз­рас­та — со­труд­ниц от­де­ла эко­но­ми­ки и ста­ти­сти­ки. Они пе­ре­го­ва­ри­ва­лись ме­ж­ду со­бой, чем-то де­ли­лись, ино­гда смея­лись. Её ни­кто не бес­по­ко­ил.

Она не лю­би­ла сво­их кол­лег и ни с кем не ус­пе­ла за­вес­ти дру­же­ских от­но­ше­ний. Кол­лек­тив от­ве­чал ей тем же. Ни­кто не под­хо­дил к ней, что­бы рас­ска­зать но­во­сти, поговорить об об­нов­ках и о но­вых от­но­ше­ни­ях. Ни­кто не де­лил­ся с ней по­след­ни­ми сплет­ня­ми и слу­ха­ми. Об­ща­лись толь­ко по слу­жеб­ной не­об­хо­ди­мо­сти и ино­гда во вре­мя сбо­ра де­нег на по­дар­ки или вен­ки на по­хо­ро­ны близ­ких.

Та­кой тип об­ще­ния с кол­ле­га­ми её впол­не уст­раи­вал. По сво­ей при­ро­де она бы­ла ин­тро­вер­том, со­сре­до­то­чен­ной в боль­шей сте­пе­ни на своём внут­рен­нем ми­ре, чём на внеш­нем. Её нель­зя бы­ло на­звать чёрствым че­ло­ве­ком — она со­пе­ре­жи­ва­ла про­бле­мам или го­рю сво­их со­труд­ниц, ес­ли уз­на­ва­ла об этом. Ни­ко­гда не от­ка­зы­ва­ла в по­силь­ной по­мо­щи им, но не ис­пы­ты­ва­ла ни­ка­ко­го удо­воль­ст­вия от об­ще­ния с ни­ми, ес­ли это ка­са­лось обыч­ных жен­ских раз­го­во­ров и сплетен. В кол­лек­ти­ве её счи­та­ли вы­со­ко­мер­ной и не­лю­ди­мой.

В об­щем-то, так­же счи­тал и её быв­ший муж, с ко­то­рым они, про­жив вместе поч­ти де­сять лет, раз­ошлись ти­хо и по вза­им­но­му со­гла­сию. Ни­кто ни­ко­му не из­ме­нял, не стро­ил коз­ни, не де­лил иму­ще­ст­во. Же­нив­шись уже в три­дца­ти­лет­нем воз­рас­те без пыл­кой люб­ви, ско­рее из-за ува­же­ния и некоторой симпатии друг к дру­гу, оба поч­ти од­но­вре­мен­но при­шли к вы­во­ду, что их ни­че­го не свя­зы­ва­ет. Это­му от­час­ти по­спо­соб­ст­во­ва­ло и от­сут­ст­вие у них де­тей. Она спе­ци­аль­но ни­ко­гда не пре­до­хра­ня­лась, но до­воль­но скуч­ный и ма­ло эмо­цио­наль­ный секс, осо­бен­но в по­след­ние го­ды се­мей­ной жиз­ни, ни­как не при­во­дил к за­ча­тию ребёнка. Это не­мно­го бес­по­кои­ло её в пер­вые не­сколь­ко лет бра­ка, но, бу­ду­чи фа­та­ли­ст­кой, она сми­ри­лась и с этим, в глу­би­не ду­ши по­счи­тав, что при­чи­на в ней, а не в му­же. По­ни­мая, что их брак не­умо­ли­мо дви­жет­ся к раз­ры­ву, не хо­ди­ла по вра­чам са­ма и не тре­бо­ва­ла это­го от му­жа.

С го­ло­вой погрузившись в ру­тин­ную офис­ную ра­бо­ту, она поч­ти не за­ме­ти­ла, ко­гда на­сту­пи­ло обе­ден­ное вре­мя. Ми­ло­вид­ная де­вуш­ка Ве­ро­ни­ка, за­ни­маю­щая со­сед­ний стол в офи­се, перед уходом, ок­лик­ну­ла её:

— Ка­тя, за­ра­бо­та­лась, что ли? По­ра на обед! Ра­бо­та не волк!

Ве­ро­ни­ка ис­чез­ла, не до­жи­да­ясь её.

Ка­тя, не­мно­го по­раз­мыс­лив, ре­ши­ла на обед не хо­дить, хоть не­мно­го на­чать вы­пол­нять дан­ное се­бе обе­ща­ние сесть на дие­ту. Вста­ла, по­до­шла к ко­фей­но­му ап­па­ра­ту в пус­том офи­се и сде­ла­ла се­бе чёрный ко­фе без са­ха­ра в ма­лень­кой, но объёмной круж­ке. Ос­то­рож­но не­ся го­ря­чую круж­ку, вер­ну­лась за стол и по­свя­ти­ла обе­ден­ное вре­мя чте­нию со­об­ще­ний в со­ци­аль­ных се­тях.

Она не ре­ги­ст­ри­ро­ва­лась на сай­тах зна­комств, не же­лая за­во­дить но­вые от­но­ше­ния с муж­чи­на­ми, и признавала это за­ня­тие празд­ным и глу­пым. Не вы­кла­ды­ва­ла свои фо­то­гра­фии на мно­го­чис­лен­ные стра­ни­цы соц­се­тей в ин­тер­не­те, определённо счи­тая это не­кой раз­но­вид­но­стью пси­хо­ло­ги­че­ско­го рас­строй­ства. Ее вполне устраивала про­стая пе­ре­пис­ка на «Од­но­класс­ни­ках» со зна­ко­мы­ми или ма­ло­зна­ко­мы­ми людь­ми, с ко­то­ры­ми не хва­та­ло вре­ме­ни и воз­мож­но­стей уви­деть­ся в обыч­ной жиз­ни.

Бы­ст­ро пе­ре­лис­ты­вая элек­трон­ные стра­ни­цы но­вых со­об­ще­ний с ба­наль­ным на­бо­ром при­вет­ст­вий и но­во­стей от сво­их од­но­класс­ниц, под­руг дет­ст­ва и од­но­курс­ни­ков по ин­сти­ту­ту, со­би­ра­лась уже бы­ло за­крыть их, ко­гда на­толк­ну­лась на од­но, ко­то­рое по­ка­за­лось очень стран­ным. В пап­ке вхо­дя­щих со­об­ще­ний её жда­ло пись­мо от не­из­вест­но­го от­пра­ви­те­ля под ни­ком Иван Ива­нов: «Эка, при­вет! Не уве­рен, что пом­нишь ме­ня, но ты до сих пор в моём серд­це! Я не могу забыть то не­дол­гое лет­нее вре­мя, проведённое вме­сте с то­бой! Очень на­де­юсь на ско­рую встре­чу!».

Пись­мо бы­ло без под­пи­си. Иван Ива­нов, как ав­тор со­об­ще­ния, скры­вал­ся за на­бо­ром ка­ких-то цифр и букв, без под­роб­но­стей о се­бе. Ско­рей все­го, она бы­ст­ро за­кры­ла бы это ано­ним­ное при­вет­ст­вие и, наверняка, за­бы­ла бы о нём, но её сму­ти­ло обращённое к ней имя Эка. Та­ким име­нем на­зы­вал её де­душ­ка — гру­зин по на­цио­наль­но­сти, но ро­див­ший­ся и всю жизнь про­жив­ший в Рос­сии. Она уже са­ма ус­пе­ла за­быть, что так в шут­ку пред­став­ля­лась в дет­ст­ве и юно­сти. Эка — со­кра­ще­ние от гру­зин­ско­го име­ни Эка­те­ри­нэ, что по-рус­ски, ко­неч­но, оз­на­ча­ло Ека­те­ри­на — так, как она бы­ла за­пи­са­на в пас­пор­те. Да­же её ма­ма, гру­зин­ка на­по­ло­ви­ну, ни­ко­гда не зва­ла её так, пред­по­чи­тая рус­скую Ка­тю­шу.

Очень уди­ви­ло, что кто-то пом­нит её под име­нем Эка. Это бы­ло так дав­но, больше двадцати лет на­зад. Текст пись­ма не дал ей ни­ка­ких от­ве­тов на его ав­тор­ст­во. Ни­что в па­мя­ти пока не на­пом­ни­ло о не­дол­гом лет­нем вре­ме­ни, проведённом вме­сте с от­пра­ви­те­лем.

Ка­тя, не­мно­го по­ду­мав, за­кры­ла стра­нич­ку. По­ста­ра­лась за­быть о стран­ном со­об­ще­нии, опять по­гру­зив­шись в свою ра­бо­ту. Тем бо­лее что обе­ден­ное вре­мя уже ус­пе­ло за­кон­чить­ся, и со­труд­ни­цы ста­ли групп­ка­ми сте­кать­ся в по­ме­ще­ние офи­са.

До­сидев в офисе до по­ло­жен­ных пя­ти ча­сов ве­че­ра, Ка­тя ста­ла со­би­рать­ся до­мой. До­ж­дав­шись, ко­гда по­след­няя их коллег упорхнула из помещения, она на­бра­ла те­ле­фон ма­мы. По­здра­ви­ла её с днём ро­ж­де­ния, не­мно­го сов­рав при этом, что слу­жеб­ная не­об­хо­ди­мость тре­бу­ет ос­тать­ся на ра­бо­те до глу­бо­ко­го ве­че­ра, по­это­му прий­ти е­го­дня в гос­ти не по­лу­чит­ся. Как во­дит­ся, ма­ма по­бла­го­да­ри­ла и по­се­то­ва­ла не­мно­го о том, что Ка­тю­ша се­бя не бережёт и не ос­тав­ля­ет вре­ме­ни на лич­ную жизнь.

Ка­те бы­ло про­тив­но врать ма­ме, но очень не хо­те­лось за­кон­чить и так не­удач­но на­чав­ший­ся день, слу­шая обыч­ное за по­след­ний год брюз­жа­ние от­ца с бес­ко­неч­ны­ми упрёками в свой ад­рес ти­па «за­хо­те­лось сво­бо­ды, а те­перь по­смот­ри, в ко­го пре­вра­ща­ешь­ся?!»

Па­па, пол­ков­ник милиции в от­став­ке, в об­щем-то, был не­злым че­ло­ве­ком и очень лю­бил свою един­ст­вен­ную дочь. В то же вре­мя, он, при­вер­жен­ец до­мо­строя, не­укос­ни­тель­но при­дер­жи­вал­ся мне­ния о том, что брак ме­ж­ду муж­чи­ной и жен­щи­ной дол­жен быть един­ст­вен­ным и на всю жизнь. Он край­не не­га­тив­но отнёсся к известию об их раз­во­де, ви­ня во всём Ка­тю и про­дол­жая под­дер­жи­вать тес­ные от­но­ше­ния с её быв­шим му­жем, ко­то­ро­го знал дав­но. Тот на­чи­нал службу ещё мо­ло­дым ми­ли­цей­ским старшим лей­те­нан­том в от­де­ле, воз­глав­ляе­мым от­цом.

За­кон­чив те­ле­фон­ный раз­го­вор с ма­мой, Ка­тя не то­ро­пясь вы­шла из офи­са и по­бре­ла пеш­ком в сто­ро­ну до­ма. На ули­це бы­ло до­воль­но те­п­ло для се­ре­ди­ны ап­ре­ля. Ал­леи де­ревь­ев по до­ро­ге на­чи­на­ли ок­ра­ши­вать­ся яр­кой зе­ле­нью. Те встреч­ные пе­ше­хо­ды, кто по­сме­лее, гу­ля­ли без верх­ней, на­до­ев­шей за дол­гую зи­му оде­ж­ды.

Ка­тя ре­ши­ла не поль­зо­вать­ся трам­ва­ем, а прой­тись сол­неч­ным ве­че­ром и по­ды­шать све­жим ве­сен­ним воз­ду­хом, ко­то­рый к лету обя­за­тель­но сме­нит­ся на ду­хо­ту, на­пол­нен­ную вы­хлоп­ны­ми га­за­ми и вез­де­су­щим ле­тя­щим то­по­ли­ным пу­хом. По до­ро­ге до­мой за­шла в су­пер­мар­кет и ку­пи­ла там де­ся­ток яиц в ко­роб­ке, ку­со­чек пар­ме­за­на отечественного производства и бу­тыл­ку крас­но­го гру­зин­ско­го ви­на, что­бы вы­пить до­ма в оди­но­че­ст­ве за здо­ро­вье ма­мы.

Мел­кие ут­рен­ние не­при­ят­но­сти бы­ли уже за­бы­ты, и се­го­дняш­ний ве­чер на­чи­нал по­хо­дить на череду обыч­ных ру­тин­ных Ка­ти­ных ве­че­ров, как близ­не­цы по­хо­жих друг на дру­га за по­след­ний год.

Под­хо­дя к подъ­ез­ду сво­его до­ма, Ка­тя ус­лы­ша­ла, как её ок­лик­нул ме­ст­ный ал­каш и до­мо­ро­щен­ный по­ли­тик Пе­тю­ня, уви­девший её со ска­мей­ки со­сед­не­го подъ­ез­да. Он под­бе­жал и за­го­ро­дил про­ход, дых­нув пе­ре­га­ром:

— Ка­тю­ха, при­вет! Сто лет, сто зим! Как по­жи­ва­ешь?

Пе­ре­ми­наю­щий­ся с но­ги на но­гу Пе­тю­ня был одет в ста­рый меш­ко­ва­тый спор­тив­ный кос­тюм, яв­но с чу­жо­го пле­ча, и ви­дав­шие ви­ды си­ние крос­сов­ки. Не до­жи­да­ясь Ка­ти­но­го от­ве­та, бы­ст­ро за­та­ра­то­рил:

— Ты слы­ша­ла, что аме­ри­ко­сы про Крым за­яв­ля­ют? Всё им, уро­дам, неймётся! Уже бы дав­но на­до бы­ло им по ро­гам на­сту­чать! А ведь се­го­дня Ме­ж­ду­на­род­ный день куль­ту­ры! А ка­кая уж тут куль­ту­ра, ес­ли в ми­ре неспо­кой­но? Ка­тю­ха, ты не бо­га­та день­га­ми? Одол­жи мне сто руб­лёв на по­строй­ку ко­раб­лёв!

Вы­клян­чив оче­ред­ные сто руб­лей, на ко­то­рые, вку­пе со все­ми про­шлы­ми вы­про­шен­ны­ми у Ка­те­ри­ны и со­се­дей день­га­ми, впол­не уже мож­но бы­ло по­стро­ить крей­сер, до­воль­ный Пе­тю­ня отошёл, по­те­ряв к Ка­те вся­кий ин­те­рес.

Ка­тя по­смот­ре­ла ему вслед и по­ду­ма­ла, что Пе­тю­ня вы­гля­дит лет на ше­сть­де­сят, ни­как не мень­ше, хо­тя её бывшему од­но­класс­ни­ку, по фак­ту было не бо­лее со­ро­ка. Зна­ла она о Пе­тю­ни­ном бо­га­том тю­рем­ном про­шлом с его тре­мя сро­ка­ми, за­ра­бо­тан­ны­ми за кра­жи, и аре­сто­м по его же глу­по­сти. Вре­мя, проведённое в «са­на­то­ри­ях» за ко­лю­чей про­во­ло­кой, и еже­днев­ные пьян­ки по­след­них лет на сво­бо­де сде­ла­ли своё де­ло, и Пе­тю­ня по­ти­хонь­ку пре­вра­щал­ся в по­жи­ло­го опус­тив­ше­го­ся ал­ка­ша.

Са­жал его ещё Ка­тин отец, на ко­то­ро­го осуждённый за кра­жи по 158 ста­тье Уго­лов­но­го ко­дек­са Рос­сий­ской Фе­де­ра­ции Пётр Пла­хот­ню­ков нис­коль­ко оби­жен не был, по-фи­ло­соф­ски ви­ня толь­ко злой рок и свою плохую на­след­ст­вен­ность. Вся про­шлая жизнь быв­ше­го уго­лов­ни­ка по клич­ке Пло­хой про­шла по прин­ци­пу фра­зы из зна­ме­ни­той со­вет­ской ко­ме­дии: «Ук­рал, вы­пил, в тюрь­му». За­дер­жал­ся он на сво­бо­де толь­ко по­след­ние па­ру лет, умуд­ря­ясь ба­лан­си­ро­вать на гра­ни за­ко­на и до­воль­ст­ву­ясь по­про­шай­ни­че­ст­вом и мел­ки­ми кра­жа­ми.

Ка­тя уже взя­лась за руч­ку подъ­езд­ной две­ри, ко­гда Пе­тю­ня, ус­пев­ший уй­ти на при­лич­ное рас­стоя­ние, крик­нул ей то, о чём за­был пре­ж­де:

— Ка­тю­ха, а те­бя че­ло­век один ис­кал, спра­ши­вал но­мер тво­ей квар­ти­ры. Серьёзный че­ло­век! Я ска­зал, в ка­кой квар­ти­ре ты живёшь. Та­ким, как он, не от­ка­зы­ва­ют. Ви­дел я та­ких у «хо­зяи­на». Так что ско­ро жди гос­тей!

Пе­тю­ня от­вер­нул­ся и бы­ст­ро за­ша­гал прочь в сто­ро­ну двух та­ких же, как он, опух­ших лич­но­стей, под­жи­дав­ших его на ска­мей­ке со­сед­не­го подъ­ез­да.

Удивлённая Ка­тя, не ус­пев рас­спро­сить Пе­тю­ню о под­роб­но­стях ви­зи­та не­из­вест­но­го гос­тя, не стала кри­чать на весь двор и, по­жав пле­ча­ми, за­шла в подъ­езд.

Она ре­ши­ла не го­то­вить се­бе ужин и обой­тись бо­ка­лом крас­но­го ви­на с сы­ром.

Ка­тя пе­ре­оде­лась. Накинула на себя май­ку и натянула спор­тив­ные шта­ны. На но­ги одела вы­со­кие фла­не­ле­вые мяг­кие нос­ки.

Вклю­чив те­ле­ви­зор и вы­брав поч­ти без­звуч­но ка­кую-то ме­ло­дра­му, она удоб­но уст­рои­лась на ди­ва­не, под­жав но­ги. Под­нос с бо­ка­лом ви­на и та­рел­кой с на­ре­зан­ным ку­соч­ка­ми пар­ме­за­ном по­ста­ви­ла перед со­бой. От­пив пер­вый гло­ток крас­ного терп­кого напитка, Ка­тя взя­ла смартфон и по WhatsApp на­бра­ла номер Гал­ки — своей лучшей под­ру­ги, жи­ву­щей с семьёй в Гер­ма­нии.

По­бол­тав ми­нут пять о вся­ких глу­по­стях, они рас­про­ща­лись и за­кон­чи­ли раз­го­вор. Рань­ше они бы­ли очень близ­ки с Гал­кой, час­то встре­ча­лись и де­ли­лись друг с дру­гом все­ми свои­ми ра­до­стя­ми и го­ре­стя­ми. Но по­сле то­го как Гал­ка с му­жем и доч­кой уе­ха­ли на по­сто­ян­ное ме­сто жи­тель­ст­во в Ной­штадт, где му­жу пред­ло­жи­ли хо­ро­шую и по­сто­ян­ную ра­бо­ту, их ин­те­ре­сы ста­ли рас­хо­дить­ся, ос­тав­ляя всё мень­ше тем для за­ду­шев­ных раз­го­во­ров.

Гал­ку, прожившую пару последних лет в Германии, по не­объ­яс­ни­мой при­чи­не пе­ре­кли­ни­ло на по­ли­ти­ку, ко­то­рая её рань­ше ни­как не ин­те­ре­со­ва­ла. Аб­со­лют­но апо­ли­тич­ная Ка­тя ста­ла бы­ст­ро ус­та­вать от те­ле­фон­ных раз­го­во­ров с под­ру­гой, слу­шая её уже став­шие по­сто­ян­ны­ми се­то­ва­ния на «ан­ти­де­мо­кра­ти­че­ский ре­жим» в Рос­сии. Ка­тя не воз­ра­жа­ла, но удив­ля­лась стран­ной по­зи­ции «новоявленной немки», осо­бен­но пом­ня, как та са­ма ко­гда-то на­зы­ва­ла свою жизнь в Рос­сии «жиз­нью в шо­ко­ла­де». Знала, что семья Галки, после переезда в Гер­ма­нию, столк­ну­лась с боль­ши­ми про­бле­ма­ми.

По сло­вам подруги, её свет­ло­ко­жую и ру­сую че­тыр­на­дца­ти­лет­нюю доч­ь стало необходимым обя­за­тель­но про­во­жать и встре­чать из шко­лы, по­сколь­ку в клас­се, со­стоя­щем на 80 про­цен­тов из вы­ход­цев из Тур­ции, Ал­ба­нии и Аф­ри­ки, её вся­че­ски при­тес­ня­ли и да­же ино­гда по­ко­ла­чи­ва­ли. Муж ме­тал­ся ме­ж­ду ра­бо­той и шко­лой, не имея ни­ка­кой воз­мож­но­сти дать от­пор ма­ло­лет­ним уро­дам, ко­то­рые про­дол­жа­ли из­де­вать­ся над доч­ерью без стра­ха под­верг­нуть­ся су­деб­но­му пре­сле­до­ва­нию в «де­мо­кра­ти­че­ской» Гер­ма­нии.

Ка­тя по­ни­ма­ла, ко­неч­но, что под­ру­ге, на­вер­ное, пси­хо­ло­ги­че­ски лег­че ха­ять свою Ро­ди­ну, где она по­лу­чи­ла от­лич­ное об­ра­зо­ва­ние, удач­но вы­шла за­муж и жи­ла пол­но­цен­ной спо­кой­ной жиз­нью, чём объ­ек­тив­но по­смот­реть на ве­щи и при­знать су­ще­ст­вую­щие про­бле­мы в стра­не, ко­то­рую са­ма вы­бра­ла для жиз­ни.

Вы­пив вто­рой бо­кал крас­но­го гру­зин­ско­го за здо­ро­вье ма­мы, Ка­тя сде­ла­ла те­ле­ви­зор по­гром­че и по­ста­ра­лась вник­нуть в сю­жет иду­щей там ме­ло­дра­мы.

В де­вя­том ча­су ве­че­ра по ушам ре­за­нул не­ожи­дан­ный гром­кий зво­нок вход­ной две­ри.

Вспом­нив пре­ду­пре­ж­де­ние пус­то­ме­ли Пе­тю­ни, она, уди­вив­шись их прав­ди­во­сти, мед­лен­но по­до­шла к две­ри. Не за­гля­ды­вая в гла­зок и ни­че­го не спра­ши­вая, Ка­тя от­кры­ла дверь.

На по­ро­ге две­ри сто­ял не зна­ко­мый ей че­ло­век, ко­то­ро­го Ка­тя хо­ро­шо раз­гля­де­ла в све­те яр­кой лам­поч­ки ле­ст­нич­ной пло­щад­ки.

Вы­со­кий, ши­ро­ко­пле­чий, светловолосый мужчина средних лет. Он был одет в ко­рот­кую ко­жа­ную курт­ку-пи­лот с бе­же­вой ме­хо­вой под­клад­кой и си­ние джин­сы. На не­зна­ко­мом ей ли­це не­ждан­но­го гос­тя за­сты­ла улыб­ка, но са­мо ли­цо это бы­ло му­же­ст­вен­ное, ре­ши­тель­ное, хо­ро­шо очер­чен­ное, с маленькими лучиками мор­щи­н под го­лу­бы­ми гла­за­ми и с ямоч­кой на под­бо­род­ке. Небольшая горбинка на когда-то перебитом носу и шрам на правой щеке, идущий от уголка губ наверх, не портили его облик.

Гость дер­жал в ру­ках боль­шой бу­кет из крас­ных роз и уве­си­стый па­кет из су­пер­мар­ке­та.

— Здрав­ст­вуй, Эка! Пус­тишь?

Го­лос у не­зна­ком­ца был ти­пич­ным ба­ри­то­ном, как оп­ре­де­ли­ла для се­бя Ка­тя, окончившая в своё вре­мя му­зы­каль­ную шко­лу по клас­су хо­ро­во­го пе­ния.

Она ши­ро­ко от­кры­ты­ми от удив­ле­ния гла­за­ми по­смот­ре­ла на не­го и, не ухо­дя с двер­но­го про­све­та, спро­си­ла:

— Раз­ве мы зна­ко­мы?

— Не­у­же­ли я так из­ме­нил­ся? По­че­му-то мне са­мо­му ка­за­лось, что нет. Мо­жет быть, это по­мо­жет те­бе вспом­нить?

Не­зна­ко­мец, взяв в од­ну ру­ку бу­кет цве­тов и па­кет, вто­рую за­су­нул во внут­рен­ний кар­ман курт­ки и дос­тал от­ту­да фо­то­кар­точ­ку, ко­то­рую про­тя­нул ей. Катя, за­би­рая фо­то, ус­пе­ла за­ме­тить, что кис­ти рук у гос­тя боль­шие, ши­ро­кие, с длин­ны­ми паль­ца­ми, на двух из ко­то­рых бы­ли вы­та­туи­ро­ва­ны пер­ст­ни: один — сплош­ной, пол­но­стью ок­ра­шен­ный чёрной ту­шью и вто­рой с че­ре­пом в ок­ру­же­нии чёрной рам­ки. Эта под­роб­ность ис­пу­га­ла Ка­тю, и она не­осоз­нан­но чуть-чуть при­кры­ла дверь.

Взгля­нув на чёрно-белое фото, Ка­тя уви­де­ла там де­вуш­ку и юно­шу, ко­то­рые обнимались, при­сло­нились к стоя­ще­му на зад­нем пла­не мо­то­цик­лу, на фо­не ле­са. Фо­тография бы­ла не очень ка­че­ст­вен­ной, яв­но лю­би­тель­ской. Но Ка­тя, удив­ившись, в де­вуш­ке уз­на­ла се­бя, со­всем юную и ху­день­кую, как тро­стин­ка. Она ещё пол­но­стью не смог­ла вспом­нить, ко­гда и кем бы­ла сде­ла­на это фото, но в го­ло­ве уже ста­ли всплы­вать кар­тин­ки ко­рот­ко­го эпи­зо­да из её юно­сти. Узнала и ли­цо пар­ня, с ко­то­рым она об­ни­ма­лась на фо­то.

Ка­ж­дое ле­то, во вре­мя школь­ных ка­ни­кул, ро­ди­те­ли от­прав­ля­ли её из Мо­ск­вы по­гос­тить у де­душ­ки с ба­буш­кой в посёлок, рас­по­ло­жен­ный на бе­ре­гу боль­шо­го и пре­крас­но­го озера на Вал­дае, где она с удо­воль­ст­ви­ем про­во­ди­ла один-два ме­ся­ца.

Посёлок был густонаселённым. В лет­ний се­зон за­пол­нял­ся мно­го­чис­лен­ны­ми ту­ри­ста­ми и род­ст­вен­ни­ка­ми ме­ст­ных жи­те­лей, осо­бен­но деть­ми и школь­ни­ка­ми, прие­хав­ши­ми на ка­ни­ку­лы. До позд­не­го ве­че­ра на ули­цах не смол­кал дет­ский го­мон и юношеский смех.

Катя, только окончившая девятый класс, во вре­мя оче­ред­но­го сво­его при­ез­да в посёлок, по­зна­ко­ми­лась со сво­им свер­ст­ни­ком — пар­нем, так­же отправленного сюда на ка­ни­ку­лы к сво­ей род­не. Он, как и она, ка­ж­дое ле­то при­ез­жал сю­да из Ле­нин­гра­да, но рань­ше их до­рож­ки, за­ня­тые дру­ги­ми, дет­ски­ми, за­бо­та­ми, не пе­ре­се­ка­лись.

Но в это ле­то, оба пол­ные юно­ше­ской ро­ман­ти­ки, встре­тив­шись в пер­вый раз у об­щих дру­зей, поч­ти не рас­ста­ва­лись це­лый ме­сяц лета, по­ка Катин па­па, прикативший в посёлок на слу­жеб­ной ма­ши­не, не за­ста­вил её уе­хать с ним об­рат­но в боль­шой го­род, не­смот­ря на слёзы и ры­да­ния.

По­том она уз­на­ла, что па­па сде­лал это по прось­бе де­душ­ки и ба­буш­ки, ко­то­рые ста­ли пе­ре­жи­вать за Ка­ти­ну це­ло­муд­рен­ность, ви­дя, как за­кру­жи­ло её в во­до­во­ро­те пер­вой влюблённости.

По­на­ча­лу она не могла забыть свои пер­вые не­лов­кие по­це­луи с Мар­ку­шей, так под­ро­ст­ко­вое на­се­ле­ние посёлка лет­не­го пе­рио­да на­зы­ва­ло это­го юношу. Мле­ла, вспо­ми­ная его неж­ные не­опыт­ные объ­я­тия. Им не хва­ти­ло вре­ме­ни, что­бы про­изош­ла бли­зость, но к это­му всё шло, в чём ока­за­лись пра­вы её де­душ­ка с ба­буш­кой, ни уве­зи её па­па из посёлка.

Они, ко­неч­но, об­ме­ня­лись те­ле­фо­на­ми и ад­ре­са­ми. Она мечтала о звон­ке или пись­ме от Мар­ка, осо­бен­но в пер­вое вре­мя, но, не до­ж­дав­шись, по­нем­но­гу стала забывать все вол­не­ния лет­не­го ме­ся­ца, по­гру­зив­шись в учёбу и под­го­тов­ку к по­сту­п­ле­нию в ин­сти­тут. Са­ма не зво­ни­ла и не пи­са­ла, всё бо­лее убе­ж­дая се­бя в том, что он во­все вычеркнул ее из памяти.

И вот сей­час на её по­ро­ге сто­ял тот са­мый Марк, пре­вра­тив­ший­ся из не­склад­но­го длин­но­ру­ко­го и вес­нуш­ча­то­го па­рень­ка в креп­ко­го силь­но­го муж­чи­ну, за пле­ча­ми ко­то­ро­го бы­ла це­лая жизнь, непро­стая и нелас­ко­вая, су­дя по на­кол­кам на паль­цах.

Дер­жа перед гла­за­ми ста­рую фо­то­гра­фию, Ка­тя, ко­неч­но, уз­на­ла его, дав­ным-дав­но за­бы­то­го и стёртого из па­мя­ти, как лас­ти­ком сти­ра­ют пред­ва­ри­тель­ный и неудачный кон­тур бу­ду­ще­го ри­сун­ка.

Она сейчас те­ря­лась в до­гад­ках, за­чем этот муж­чи­на, как дав­но за­бы­тый эпи­зод из сча­ст­ли­вой юно­сти, вдруг опять воз­ник из про­шло­го и сто­ял сей­час на её по­ро­ге с яв­ным на­ме­ре­ни­ем зай­ти.

В этой пре­сной взрос­лой жиз­ни их ни­че­го не мог­ло свя­зы­вать. Не бы­ло, да и не мог­ло быть у них ни­ка­ких то­чек со­при­кос­но­ве­ний чу­жих друг дру­гу, со­ро­ка­лет­них лю­дей, иду­щих раз­ны­ми до­ро­га­ми.

Тем не ме­нее она то ли от лю­бо­пыт­ст­ва, то ли от ску­ки, за­пол­нив­шей её жизнь в по­след­нее вре­мя, рас­пах­ну­ла дверь на­стежь и при­гла­си­ла его вой­ти дви­же­ни­ем ру­ки.

Марк, улыб­нув­шись, вошёл и мол­ча вру­чил ей бу­кет цве­тов и па­кет с про­дук­та­ми.

Ка­тя, по­бла­го­да­рив его кив­ком го­ло­вы, от­не­сла па­кет на кух­ню и по­шла на­би­рать во­ду в ва­зу, го­во­ря на хо­ду:

— За­хо­ди, раз­де­вай­ся. Муж­ских та­почек у ме­ня нет, но пол тёплый, не замёрзнешь. Про­хо­ди на кух­ню и по­до­ж­ди ме­ня не­мно­го.

Ка­тя на­ли­ла во­ду в вы­со­кую кра­си­вую ва­зу и вложила ту­да бу­кет с бла­го­ухаю­щи­ми ро­за­ми. От­не­сла в ком­на­ту и по­ста­ви­ла на жур­наль­ный сто­лик. Вер­ну­лась на кух­ню, где её ждал Марк, сто­яв­ший у ок­на и гля­дев­ший на ули­цу.

Из ку­хон­но­го ок­на третье­го эта­жа Ка­ти­ной квар­ти­ры от­кры­вал­ся вид на двор и на­чи­наю­щую зе­ле­неть ли­по­вую ал­лею, за ко­то­рой про­хо­дил боль­шой про­спект, за­пол­нен­ный ма­ши­на­ми, трам­вая­ми и ав­то­бу­са­ми. Уже го­ре­ли улич­ные фо­на­ри и рек­лам­ные ог­ни, но на ули­це бы­ло ещё дос­та­точ­но свет­ло.

Ка­тя при­гла­си­ла Мар­ка за стол. По­ста­ви­ла чай­ник на огонь га­зо­вой пли­ты и мол­ча на­ча­ла раз­би­рать па­кет с гос­тин­ца­ми, принесёнными Мар­ком.

На столе бы­ли появились пу­за­тая бу­тыл­ка хо­ро­шей тем­но-ме­до­во­го цве­та те­ки­лы Casa Herradura с под­ко­вой на эти­кет­ке и ко­роб­ка с ма­роч­ным шам­пан­ским Dom Perignon 2008 го­да. Да­лее из па­ке­та были извлечены жес­тя­ная бан­ка с крас­ной ик­рой, па­ра ва­ку­ум­ных упа­ко­вок с ис­пан­ским ха­мо­ном, ко­ро­боч­ка с го­лу­бым плес­не­ве­лым сы­ром, шо­ко­лад­ные кон­фе­ты в кра­си­вой зо­ло­то­го цве­та ко­роб­ке и па­ра жёлтых ли­мо­нов-тол­стя­ков.

Ка­тя по­ду­ма­ла, что всё это за­гра­нич­ное бо­гат­ст­во, не­ве­до­мо от­ку­да до­бы­тое Мар­ком в на­ше санк­ци­он­ное вре­мя, она не ви­де­ла в ма­га­зи­нах уже боль­ше го­да. Но вос­хи­щать­ся не ста­ла, а до­воль­но су­хо спро­си­ла:

— По ка­ко­му по­во­ду бан­кет? Ты, ча­сом, не ошиб­ся ад­ре­сом?

— Не ошиб­ся, не ошиб­ся!

Марк улыб­нул­ся и про­дол­жил:

— Я по­ни­маю, ко­неч­но, что ты удив­ле­на мо­им при­хо­дом, но по­зволь мне рас­ска­зать те­бе о его при­чи­нах. А там уж са­ма ре­шишь, ука­зать мне сра­зу на дверь или про­дол­жить на­ше ста­рое-но­вое зна­ком­ст­во.

Го­лос его был до­б­рым и не­мно­го иро­нич­ным. Но Ка­тя как-то по­ня­ла на под­соз­на­тель­ном уров­не, что та­кой тон не со­всем обы­чен для его об­ла­да­те­ля. Чув­ст­во­ва­лась в этом го­ло­се сталь, к ко­то­рой он при­вык в сво­ей жиз­ни.

Она не­уве­рен­но по­жа­ла пле­ча­ми, но, в ду­ше уже со­гла­сив­шись вы­слу­шать Мар­ка, ста­ла рас­став­лять сто­ло­вые при­бо­ры. Открыла со­дер­жи­мое упа­ко­вок и ко­ро­бок, раз­ло­жив их по та­рел­кам.

По­ка Марк хо­дил в ван­ную мыть ру­ки, Ка­тя за­ва­ри­ла ко­фе в двух круж­ках, по­ста­ви­ла два пус­тых бо­ка­ла, по­ре­за­ла ли­мо­ны круг­лы­ми лом­ти­ка­ми и села на­ко­нец-то за стол на­про­тив вер­нув­ше­го­ся Мар­ка в ожи­да­нии его рас­ска­за.

Гла­ва 2

Пас­мур­ным, но та­ким дол­го­ждан­ным, ок­тябрь­ским ут­ром 2008 го­да за спи­ной от­быв­ше­го на­ка­за­ние Мар­ка Ви­ле­но­ви­ча Баг­риц­ко­го за­хлоп­ну­лась сталь­ная вход­ная дверь в кир­пич­ной сте­не, ок­ра­шен­ной гряз­но-го­лу­бым цве­том, кон­троль­но-про­пу­ск­но­го пунк­та ис­пра­ви­тель­ной ко­ло­нии стро­го­го ре­жи­ма №2 в посёлке Бе­лый Яр Том­ской об­лас­ти. Быв­ший зэк, по клич­ке Ма­рик, от­тру­бив­ший в ко­ло­нии две­на­дцать лет от звон­ка до звон­ка по 105-й ста­тье Уго­лов­но­го ко­дек­са, вы­шел на дол­го­ждан­ную сво­бо­ду.

Его ни­кто не встре­чал, и он на по­пут­ках до­б­рал­ся до Том­ска, где ку­пил би­лет на по­езд до Пе­тер­бур­га с пе­ре­сад­кой в Но­во­си­бир­ске.

За че­ты­ре дня, проведённых в пу­ти, он пы­тал­ся при­вык­нуть к сво­бо­де, оби­лию лю­дей и адап­ти­ро­вать­ся к но­вой ре­аль­но­сти за ок­ном стре­мя­ще­го­ся в его ко­гда-то род­ной Питер по­ез­да. Реальности, ко­то­рая зна­чи­тель­но из­ме­ни­лась со вре­ме­ни его по­сад­ки в 1996 го­ду.

Да­же под рав­но­мер­ный стук колёс по­ез­да ему по­че­му-то не спа­лось в пер­вые дни сво­бо­ды. Ме­няю­щие­ся в ва­го­не шум­ные, ино­гда гром­ко хра­пя­щие или гром­ко чав­каю­щие лю­ди не силь­но ме­ша­ли ему. По­сле две­на­дца­ти лет стро­гого ре­жи­ма всё это ка­за­лось ему во­пло­ще­ни­ем ком­фор­та и сво­бо­ды.

До­рож­ных де­нег, по­лу­чен­ных при ос­во­бо­ж­де­нии, бы­ло в об­рез, и он не хо­дил в ва­гон-рес­то­ран, до­воль­ст­во­вал­ся не­до­ро­гим съе­ст­ным, из­ред­ка ку­п­лен­ным на пер­ро­нах во вре­мя ос­та­но­вок по­ез­да. Па­ру раз его уго­ща­ли пас­са­жи­ры, ко­то­рые са­ми име­ли опыт «по­хо­да к хо­зяи­ну» и без­оши­боч­но уга­ды­ваю­щие друг дру­га в люд­ской мас­се.

Поч­ти всё вре­мя пу­ти он провёл лёжа на верх­ней бо­ко­вой пол­ке плац­карт­но­го ва­го­на, гля­дя в ок­но, где мель­ка­ли осен­ние пей­за­жи, до­ро­ги, пе­ре­ез­ды, стан­ции и мос­ты. Он смот­рел на всё это, по че­му так со­ску­чил­ся в ко­ло­нии, и вспо­ми­нал свою ко­рот­кую допо­са­доч­ную жизнь.

Марк, ро­див­ший­ся в 75-м, вы­рос в ле­нин­град­ской, ин­тел­ли­гент­ной се­мье. Учась в шко­ле с уси­лен­ным пре­по­да­ва­ни­ем анг­лий­ско­го язы­ка, он, как мно­гие со­вет­ские де­ти в то вре­мя, ак­тив­но за­ни­мал­ся спор­том. Бокс был его стра­стью, за­ни­маю­щей прак­ти­че­ски всё сво­бод­ное, и не толь­ко, вре­мя. К кон­цу шко­лы он ус­пел вы­иг­рать не­сколь­ко круп­ных тур­ни­ров го­ро­да и об­лас­ти по бок­су и по­лу­чил зва­ние кан­ди­да­та в мас­те­ра спор­та.

Учёба да­ва­лась ему лег­ко, и, ес­ли бы не бокс, он смог бы лег­ко сдать школь­ные эк­за­ме­ны на зо­ло­тую ме­даль, к че­му Марк во­все не стре­мил­ся.

Не стал он по­сту­пать и в уни­вер­си­тет, ку­да на­стой­чи­во на­прав­ля­ли его ро­ди­те­ли — учёные-физики.

На­сту­па­ли но­вые вре­ме­на и в на­ча­ле 90-х превратиться в веч­но не­до­сы­паю­щего сту­ден­та, гры­зу­щего гра­нит нау­ки, было по мень­шей мере не пре­стиж­но и глупо, имея боксёрскую под­го­тов­ку и та­кой, как у не­го, пря­мой спра­ва.

То­гда, в про­ни­зан­ном насквозь кри­ми­на­лом Ле­нин­гра­де про­ис­хо­ди­ло ста­нов­ле­ние ор­га­ни­зо­ван­ных пре­ступ­ных груп­пи­ро­вок. Во­ров­ские бри­га­ды схо­ди­лись в не­при­ми­ри­мой схват­ке со спорт­сме­на­ми, деловыми и этническими бандами.

Марк со мно­ги­ми дру­ги­ми мо­ло­ды­ми боксёрами из «Тру­до­вых ре­зер­вов» примк­ну­л к од­ной из бри­гад спорт­сме­нов. День­ги дос­та­ва­лись лег­ко, а тяга к бан­дит­скому риску была у не­го в кро­ви, пья­ня и воз­бу­ж­дая. Кри­ми­наль­ная ро­ман­ти­ка в то вре­мя за­хва­ты­ва­ла та­ких, как он, па­ца­нов це­ли­ком, за­са­сы­вая в тря­си­ну, от­ку­да воз­вра­та не бы­ло.

Ко­гда во вре­мя оче­ред­ной стыч­ки с «там­бов­ски­ми» ему при­шлось в пер­вый раз го­лы­ми ру­ка­ми за­бить на­смерть «си­не­го» — рас­пи­сан­но­го на­кол­ка­ми во­ра, он по­нял, что месть бу­дет не­из­беж­на. «Там­бов­ские» его дос­та­нут вез­де, где бы он ни пря­тал­ся и как бы его ни прикры­ва­ла своя пре­ступ­ная груп­пи­ров­ка.

По со­ве­ту стар­ших Марк явил­ся в рай­он­ный во­ен­ко­мат и доб­ро­воль­но по­про­сил­ся в ар­мию, к боль­шо­му удив­ле­нию во­ен­ко­ма. Тот, «по­дог­ре­тый» пач­кой ку­пюр, ко­то­рую пе­ре­да­ли ему бри­га­ди­ры, от­пра­вил Мар­ка слу­жить в элит­ную 336-ю бри­га­ду мор­ской пе­хо­ты Бал­тий­ско­го фло­та, где, уча­ст­вуя в бое­вом де­жур­ст­ве у бе­ре­гов Ан­го­лы, он стал не­до­ся­га­ем ни­ка­ким бан­дит­ским мсти­те­лям.

По­сле дем­бе­ля, вер­нув­шись до­мой, он уз­нал, что за вре­мя его служ­бы уже успело про­изойти слия­ние во­ров и спорт­сме­нов. Его, как опыт­но­го сер­жан­та-мор­пеха и быв­ше­го боксёра, ожи­дал достойный ранг в пре­ступ­ной ие­рар­хии го­ро­да, те­перь уже пе­ре­име­но­ван­но­го в Пе­тер­бург.

Он стал ру­ко­во­дить раз­вед­кой од­но­го из кры­ла «там­бов­ских». Два го­да про­ле­те­ли в не­пре­рыв­ных раз­бор­ках с при­шлы­ми: то с эт­ни­че­ски­ми пре­ступ­ны­ми груп­пи­ров­ка­ми, то с мо­с­ков­ски­ми «солн­цев­ски­ми», «коп­тев­ски­ми», «из­май­лов­ски­ми» и мно­ги­ми дру­ги­ми за­по­ло­нив­ши­ми кри­ми­наль­ный рос­сий­ский мир пре­ступ­ны­ми со­об­ще­ст­ва­ми, стре­мя­щи­ми­ся при­брать к ру­кам ла­ко­мый ку­сок пи­ро­га от стре­ми­тель­но рас­ту­ще­го биз­не­са его род­но­го го­ро­да.

Он уже при­выч­но нажимал на курок пистолета, ко­гда это­го тре­бо­ва­ла не­об­хо­ди­мость. Участвовал в разборках, ломал кости конкурентам, доп­ра­ши­вал с при­стра­сти­ем, кры­ше­вал биз­нес разными способами. В об­щем, де­лал всё то, что бы­ло по­ло­же­но сред­не­му чи­ну пре­ступ­ной ор­га­ни­за­ции. Об­рас­тал кри­ми­наль­ны­ми свя­зя­ми и дви­гал­ся на­верх по скольз­кой карь­ер­ной ле­ст­ни­це. Един­ст­вен­ное та­бу, ко­то­ро­го он при­дер­жи­вал­ся не­укос­ни­тель­но, — это не тро­гать жен­щин и де­тей, ни в ка­ком слу­чае.

О том, что эта пре­ступ­ная, карь­ер­ная лестница очень скольз­кая, он по­нял в на­ча­ле 96-го. «Там­бов­цы», уже на­чав­шие ле­га­ли­зо­вы­вать свой ка­пи­тал, ста­ли бо­роть­ся за мо­но­по­ли­за­цию все­го то­п­лив­но-энер­ге­ти­че­ско­го рын­ка Пе­тер­бур­га.

Марк, ко­то­рый по ука­за­нию бос­сов, пе­ре­дал со­лид­ный че­мо­дан с на­лич­ны­ми из об­ща­ка двум ку­ра­то­рам от За­ко­но­да­тель­но­го со­б­ра­ния, был аре­сто­ван ми­ли­ци­ей сра­зу по­сле пе­ре­да­чи де­нег. Под­ста­ва бы­ла ра­зы­гра­на как по но­там. Ку­ра­то­ры зая­ви­ли, что ни­ка­ких де­нег не по­лу­ча­ли.

Эти бе­ше­ные день­ги в твёрдой валюте пред­на­зна­ча­лись для по­куп­ки пе­тер­бург­ских фи­лиа­лов ком­па­нии «Сур­гут­неф­те­газ», и над го­ло­вой Мар­ка, помещённого в «Кре­сты», за­вис не­ви­ди­мый и не­умо­ли­мый то­пор.

Пол­го­да он тщет­но пы­тал­ся до­ка­зать свою пра­во­ту вер­хуш­ке «там­бов­ских» че­рез мно­го­чис­лен­ных курь­е­ров и с по­мо­щью за­пи­сок — «ма­ляв», от­прав­лен­ных на во­лю. В ито­ге у не­го сло­жи­лось ус­той­чи­вое мне­ние, что бос­сы, по­ве­рив­шие в его че­ст­ность, ре­ши­ли всё-таки его слить в уго­ду ин­те­ре­сам боль­шо­го биз­не­са. Под­роб­но­стей ему ни­кто не док­ла­ды­вал, но «там­бов­ские», на­чав­шие сво­ра­чи­вать свою дея­тель­ность на кри­ми­наль­ном по­при­ще, ста­ли пе­ре­кра­ши­вать­ся в ле­галь­ных биз­нес­ме­нов и ре­ши­ли по­жерт­во­вать им в надежде по­лу­чить ин­дуль­ген­ции от ор­га­нов пра­во­по­ряд­ка.

Его ни­кто не прес­со­вал в «Кре­стах», но, прав­да, и не «грел» с во­ли. Марк был рад и это­му по­ло­же­нию ве­щей, по­сколь­ку знал, ка­кие длин­ные ру­ки у быв­ших со­брать­ев по бан­дит­ско­му ре­мес­лу.

Ни­кто не за­пла­тил за хо­ро­ше­го ад­во­ка­та и не дал взят­ку су­дье. Его как бы вы­черк­ну­ли из спи­ска «там­бов­ских». От­ка­за­ли от по­ло­жен­ных ему рань­ше со­от­вет­ст­вую­щих бандитскому рангу льгот, но и не то­пи­ли спе­ци­аль­но, ос­та­вив воз­мож­ность бо­роть­ся за се­бя са­мо­стоя­тель­но, без чьей-ли­бо по­мо­щи.

Как итог, и то бла­го­да­ря ад­во­ка­ту, на­ня­то­му ро­ди­те­ля­ми, он по су­ду не по­лу­чил по верх­ней план­ке за до­ка­зан­ные эпи­зо­ды его пре­ступ­ной дея­тель­но­сти. Да­ли ему две­на­дцать лет стро­го­го ре­жи­ма за два убий­ст­ва, совершённых по пред­ва­ри­тель­но­му сго­во­ру, ор­га­ни­зо­ван­ных груп­пой лиц.

Ока­зав­шись в ис­пра­ви­тель­ной ко­ло­нии стро­гого ре­жи­ма в Том­ской об­лас­ти, он сам вы­страи­вал свой ав­то­ри­тет, не подкреплённый с во­ли. Вспо­ми­нать эти дол­гие две­на­дцать лет, от­си­жен­ных от звон­ка до звон­ка, Марк не хо­тел. Ни­че­го он там для се­бя не приобрёл, кро­ме не­сколь­ких шра­мов, пе­ре­ло­мов и двух на­ко­ло­тых пер­ст­ней на паль­цах ле­вой ру­ки.

Что­бы вы­жить, за­ра­бо­тал ав­то­ри­тет, за­ко­нов зо­ны не на­ру­шал, сам не кон­флик­то­вал, не про­ги­бал­ся ни под ко­го и не со­труд­ни­чал с ад­ми­ни­ст­ра­ци­ей. В ос­нов­ном по этой, по­след­ней при­чи­не он не вы­шел рань­ше сро­ка по ам­ни­стии или по ус­лов­но-дос­роч­но­му ос­во­бо­ж­де­нию.

За это к пер­ст­ню на паль­це с изо­бра­же­ни­ем че­ре­па в рам­ке, обо­зна­чаю­ще­го «от­ри­цал», жи­ву­щих по прин­ци­пу «жить — зна­чит бо­роть­ся», до­ба­вил­ся сплош­ной чёрный пер­стень, го­во­ря­щий об от­бы­том пол­но­стью сро­ке, без дос­роч­но­го ос­во­бо­ж­де­ния.

И вот теперь, после выхода на свободу, по­езд Но­во­си­бирск — Санкт-Пе­тер­бург привёз его со­всем в дру­гой го­род, где он в пер­вое вре­мя не смог се­бя най­ти.

Он, в об­щем-то, ни­че­го и не умел, кро­ме как ма­хать ку­ла­ка­ми, уча­ст­во­вать в раз­бор­ках, про­ра­ба­ты­вать кри­ми­наль­ные опе­ра­ции, вы­ши­бать дол­ги и за­пу­ги­вать. По­сле от­сид­ки к дер­зо­сти и сме­ло­сти в его ха­рак­те­ре до­ба­ви­лись терпение, про­ни­ца­тель­ность и спо­соб­ность к глу­бо­ко­му ана­ли­зу си­туа­ции. Но да­же со всем этим бу­ке­том он не нашёл в Пи­те­ре дос­той­но­го для се­бя за­ня­тия. Быв­шие по­дель­ни­ки, ка­за­лось бы, те­п­ло и по-дру­же­ски при­няв­шие его по­сле воз­вра­ще­ния, всё же дер­жа­лись от не­го на не­кой дис­тан­ции. Эти быв­шие яко­бы дру­зья, пре­вра­тив­шие­ся в за­ко­но­пос­луш­ных биз­нес­ме­нов, да­ва­ли по­нять, что они те­перь из дру­гой кас­ты. Марк, со сво­им мен­та­ли­те­том, сло­жив­шим­ся и ос­тав­шим­ся там, в ли­хих 90-х, стал не че­та им. Эти лю­ди уже были совсем с другой планеты, с круг­лы­ми сум­ма­ми в бан­ках, ле­галь­ным биз­не­сом и деть­ми, уча­щи­ми­ся за гра­ни­цей.

Марк сде­лал неосторожную по­пыт­ку най­ти и ра­зо­брать­ся с быв­ши­ми ку­ра­то­ра­ми от За­ко­но­да­тель­но­го со­б­ра­ния, ко­то­рые при­бра­ли к ру­кам часть об­ща­ка «там­бов­ских», но сде­лать это ему не да­ли.

По­чув­ст­во­вав его ин­те­рес к это­му де­лу, на не­го вы­шли вы­со­кие чи­ны из ор­га­нов, ко­то­рые пе­ре­да­ли ему пре­дос­те­ре­же­ние от яко­бы пи­тер­ско­го гу­бер­на­то­ра то­го вре­ме­ни, по­обе­щав ещё один срок в мес­тах заключения, если он не пе­ре­ста­нет ко­пать­ся в про­шлом.

Опа­са­ясь пре­сле­до­ва­ния, Мар­к уе­хал в тёплую Ис­па­нию, по­лу­чив хо­ро­шие подъёмные от быв­ших по­дель­ни­ков. Там он жил в своё удо­воль­ст­вие и за­ни­мал­ся дос­та­точ­но ус­пеш­ным игорным биз­не­сом. Пара открытых им казино на юге Испании позволяли ему безбедно жить и не беспокоиться о будущем.

Но всё вре­мя, проведённое за ко­лю­чей про­во­ло­кой и про­жи­тое им в сытой и ле­ни­вой Ис­па­нии, он не за­бы­вал о «ки­да­ло­ве и под­ста­ве». Он дождался окончания 15-летнего срока давности по преступлениям, которые не были доказаны судом, но которые запросто могли ещё ему вменить. Только после этого Марк ос­то­рож­но стал со­би­рать ин­фор­ма­цию, ана­ли­зи­ро­вать и го­то­виться предъ­я­вить счёт тем, кто опо­ро­чил его бан­дит­скую ре­пу­та­цию и упёк его на це­лых две­на­дцать лет в ко­ло­нию.

Помогала ему в этом его служба безопасности, кадры для которой он подбирал сам из числа ушедших в отставку бойцов Французского легиона. Её начальником был его друг и ближайший соратник Никита Грачёв, по кличке Боцман, бывший мичман 336-й бригады морской пехоты Балтийского флота, с которым Марк нёс боевую службу у берегов Анголы.

Боцман, отслуживший в морской пехоте больше десяти лет, так же как и Марк, не нашёл себя на родине и завербовался на службу во Французский легион. Уйдя в отставку в звании капрала, с радостью принял приглашение Марка и переехал в Испанию.

Затем Марк позаботился о создании себе новой легенды, подтверждение которой ему обошлось во внушительную сумму. По ней бывший гражданин Российской Федерации Марк Багрицкий умер от сердечного приступа в испанском городе Таррагона во время погружения с аквалангом к затопленным древним кораблям.

И вот в на­ча­ле мар­та 2015 го­да, по­сле се­ми лет от­сут­ст­вия, Марк при­ле­тел в род­ной го­род, где о нём уже поч­ти ни­кто ни­че­го не пом­нил. Это его впол­не уст­раи­ва­ло. Тем бо­лее что гра­ж­да­нин Ис­па­нии Мар­кос Агилар Дельгадо, прие­хав­ший в Пе­тер­бург по делам биз­не­са, со­всем не имел же­ла­ния быть уз­нан­ным как быв­ший бан­дит и уго­лов­ник по клич­ке Ма­рик.

По­се­лил­ся он в ма­лень­ком, но ком­форт­ном отеле в Пуш­кин­ском рай­оне, в юж­ной час­ти го­ро­да. Вы­бор был сде­лан в поль­зу удалённости от цен­тра и пол­ной ано­ним­но­сти.

С по­жи­лы­ми ро­ди­те­ля­ми, знавшими о его тайне перерождения в Маркоса Дельгадо, он встре­тил­ся толь­ко один раз, про­быв с ни­ми недол­го и пе­ре­дав им бан­ков­скую кар­ту с вну­ши­тель­ной сум­мой, ска­зал, что вы­ну­ж­ден опять уе­хать. Ста­ри­ки не воз­ра­жа­ли, чув­ст­вуя, что они с сы­ном чу­жие лю­ди. Они опа­са­лись и стес­ня­лись его уго­лов­но­го про­шло­го. Дав­но свык­лись с тем, что их един­ст­вен­ный сын — от­ре­зан­ный ло­моть. Они бы­ли бла­го­дар­ны ему за день­ги на при­лич­ную ста­рость, но, от­дав Мар­ку два его ста­рых фо­то­аль­бо­ма, вздох­ну­ли с об­лег­че­ни­ем, ко­гда он ушёл.

Один из фо­то­аль­бо­мов был ста­рый, школь­ный, где в чёрно-белых кар­тин­ках де­мон­ст­ри­ро­ва­лась вся его без­за­бот­ная дет­ская и юно­ше­ская жизнь. Вто­рой, бо­лее уве­си­стый, раз­ук­ра­шен­ный яко­ря­ми и ав­то­ма­та­ми, был его дем­бель­ским аль­бо­мом, за­пе­чат­лев­шим дру­гую, уже взрос­лую часть его жиз­ни. Оба этих фо­то­аль­бо­ма бы­ли бе­реж­но при­не­се­ны в гос­ти­ни­цу. Так уж по­лу­чи­лось, что, по су­ти, толь­ко эти две вещи ока­за­лись един­ст­вен­ной свя­зью Мар­ка с его далёким уже про­шлым.

В один из сля­кот­ных мар­тов­ских дней, си­дя в уют­ном но­ме­ре класса люкс, Марк пе­ре­лис­ты­вал свой школь­ный аль­бом и вспо­ми­нал юность.

Аль­бом этот мож­но бы­ло на­звать школь­ным лишь ус­лов­но. Марк, не лю­бив­ший шко­лу и ма­ло фо­то­гра­фи­ро­вав­ший­ся со свои­ми од­но­класс­ни­ка­ми, за­пол­нил аль­бом поч­ти пол­но­стью фот­ка­ми с боксёрских со­рев­но­ва­ний.

Но сре­ди до­воль­но од­но­об­раз­ных кар­ти­нок, где он, ус­тав­ший и гор­дый, сто­ял на рин­ге с под­ня­той ре­фе­ри вверх ру­кой, на­толк­нул­ся на фо­то­гра­фию, за­ста­вив­шую сжать­ся от вол­не­ния серд­це.

С лю­би­тель­ской, не очень ка­че­ст­вен­ной чёрно-белой фо­то­гра­фии на не­го смот­ре­ла па­роч­ка влюблённых под­ро­ст­ков, опи­раю­щих­ся на двухколёсный мо­то­цикл мар­ки «Ява». Он, со­всем ещё юный, об­ни­мал ху­день­кую, строй­ную, тем­но­во­ло­сую дев­чон­ку.

Сколь­ко лёт про­шло с тех пор, но он в мель­чай­ших под­роб­но­стях вспом­нил свою пер­вую лю­бовь — де­воч­ку Эку, прие­хав­шую по­гос­тить в де­рев­ню из Мо­ск­вы, ку­да он так­же прие­хал на ка­ни­ку­лы, толь­ко из Ле­нин­гра­да. Целый месяц они провели вместе. Гоняли вдвоем на дядькином мотоцикле. Танцевали и обнимались под «Сектор Газа». Неловко целовались на пустынном озёрном пляже. Смеясь, бежали, поливаемые проливным дождём и прятались в стогу сена, где целовались снова и снова.

Вспом­нил он, как бы­ло раз­би­то его серд­це, ко­гда отец увёз дев­чон­ку из де­рев­ни. Как он пи­сал ей пыл­кие пись­ма и про­бо­вал зво­нить в те­че­ние го­да, вер­нув­шись в Ле­нин­град. Как не на­хо­дил се­бе мес­та от то­го, что не по­лу­чал ни­ка­ких от­вет­ных пи­сем. Как па­па Эки от­ве­чал ему по те­ле­фо­ну, что она уе­ха­ла из Мо­ск­вы и боль­ше звонить сю­да не сто­ит.

Вспом­нил да­же та­кой эпи­зод, ко­гда он в на­ча­ле де­вя­но­стых, коротко подстриженный, мо­ло­дой и дерз­кий бан­дит, оде­тый в ко­жа­ную курт­ку, прие­хал на сво­ей де­вят­ке цве­та мок­ро­го ас­фаль­та в Мо­ск­ву по де­лам брат­вы. На­глый и уве­рен­ный в се­бе, пришёл по её ад­ре­су и по­зво­нил в дверь. Дверь от­крыл па­па Эки в фор­ме май­о­ра ми­ли­ции. Сме­рив опыт­ным взгля­дом не­ждан­но­го гос­тя, он ска­зал то­гда сло­ва, ко­то­рые по­ста­ви­ли крест на чис­той, юно­ше­ской, пер­вой люб­ви Мар­ка:

— Слу­шай сю­да, де­ло­вой! Как я ви­жу, у те­бя есть две до­ро­ги. Пер­вая — по­лу­чить мас­ли­ну в баш­ку во вре­мя ва­ших раз­бо­рок, а вто­рая, ес­ли повезёт, от­пра­вить­ся за ко­люч­ку. Доч­ка у ме­ня од­на, и я ко­сть­ми ля­гу, но не по­зво­лю те­бе, бан­дит­ская ро­жа, ох­му­рить её. Од­ним сло­вом, гу­ляй от­сю­да и, ес­ли я уви­жу те­бя или ус­лы­шу о те­бе хоть что-то, по­ле­тишь ты, ми­лый друг, бе­лым го­лу­бем к та­ко­му же Бе­ло­му мо­рю пря­ми­ком в ла­ге­ря!

И ни­че­го не смог сделать мо­ло­дой бан­дит Ма­рик в этой си­туа­ции. Не бы­ло у не­го ме­то­дов обой­ти это­го опыт­но­го опе­ра, за­щи­щаю­ще­го свою доч­ку, не най­дя при этом се­бе лиш­них про­блем.

Вот и при­шлось не со­ло­но хле­бав­ши ре­ти­ро­вать­ся и по­ста­рать­ся за­быть вкус её юных губ, за­пах её во­лос и блеск зелёных глаз.

За­вер­тел­ся, за­кру­жил­ся он в сво­ей бан­дит­ской жиз­ни. Бы­ло у не­го мно­же­ст­во раз­ных жен­щин. Бы­ли од­но­днев­ные, но бы­ли и те, с кем от­но­ше­ния за­дер­жи­ва­лись на ме­сяц, дру­гой. Же­нить­ся он не то­ро­пил­ся, и как-то это и не сло­жи­лось до сих пор. Пер­вая, юно­ше­ская лю­бовь ока­за­лась очень силь­на, и Марк, не от­да­вая се­бе в этом отчёта, по­че­му-то под­соз­на­тель­но срав­ни­вал всех сво­их жен­щин с пре­крас­ной де­воч­кой Экой, с ко­то­рой был зна­ком все­го лишь ме­сяц. Не на­хо­дя по­до­бия, завершал от­но­ше­ния и за­во­дил но­вые.

Да­же во вре­мя дол­го­го сро­ка в ко­ло­нии он ино­гда вспо­ми­нал её, но не пи­сал ей, пом­ня на­став­ле­ние от­ца и пре­крас­но соз­на­вая своё нынешнее по­ло­же­ние.

Марк, вер­нув­шись в род­ной Пи­тер и уви­дев её фо­то­гра­фию в аль­бо­ме, по­ста­рал­ся най­ти Эку в соц­се­тях. Уз­нав, что она оди­но­ка, ре­шил­ся сна­ча­ла ей ко­рот­ко на­пом­нить о се­бе. За­тем, бы­ст­ро всё взве­сив, сел на самолёт до Мо­ск­вы и отправился на встречу с ней, по­ло­жив­шись на из­веч­ный рус­ский авось.

И вот он уже си­дел за её ку­хон­ным сто­лом. Смот­рел в зелёные гла­за повзрослевшей, но всё та­кой же пре­крас­ной и же­лан­ной Эки, о ко­то­рой пом­нил всю свою жизнь.

Гла­ва 3

Пол­ков­ник ми­ли­ции в от­став­ке, Ви­та­лий Иль­ич Го­ло­ва­нов, крепкий ещё, шес­ти­де­ся­ти­пя­ти­лет­ний муж­чи­на, оде­тый в си­нее три­ко и май­ку, си­дел на кух­не и чи­тал «Ар­гу­мен­ты и фак­ты». На сто­ле стоя­ли са­ла­ты и за­кус­ки, разложенные по глубоким тарелкам и ос­тав­шие­ся по­сле вче­раш­не­го дня ро­ж­де­ния жены. За­бот­ли­вая хо­зяй­ка уб­ра­ла их вче­ра в хо­ло­диль­ник и се­го­дня ут­ром по­ста­ви­ла на стол вме­сто зав­тра­ка.

Ви­та­лий Иль­ич по­сле ут­рен­ней, уме­рен­ной за­ряд­ки схва­тил­ся за при­выч­ную уже га­зе­ту, ис­пол­няя свой еже­днев­ный ри­ту­ал. Не­мно­го по­ко­вы­рял­ся вил­кой в кра­бо­вом са­ла­те и при­дви­нул к се­бе боль­шую круж­ку с креп­ким ду­ши­стым ча­ем, за­ва­рен­ным же­ной. Есть не хо­те­лось, а вот от хо­ро­ше­го, ма­роч­но­го чая он ни­ко­гда не от­ка­зы­вал­ся.

Вче­раш­ний до­маш­ний бан­кет прошёл скуч­но. Един­ст­вен­ная доч­ка Ка­тя не при­шла, со­слав­шись на за­ня­тость. На пять ми­нут за­бе­гал её быв­ший муж, ны­не май­ор по­ли­ции, но, по­здра­вив быв­шую тёщу и вру­чив ей бу­кет цве­тов и по­да­рок, бы­ст­ро убе­жал яко­бы по опе­ра­тив­ным де­лам.

Те не­мно­го­чис­лен­ные вче­раш­ние гос­ти, ко­то­рые умуд­ри­лись не за­быть о Ма­ши­ном дне ро­ж­де­ния и спо­до­би­лись прий­ти по­здра­вить, бы­ли в ос­нов­ном её быв­шие кол­ле­ги по учи­тель­ско­му ре­мес­лу в шко­ле.

Они бы­ли скуч­ны и всё время по­вто­ря­лись в сво­их рас­ска­зах. Он на­зы­вал их про се­бя «ста­ры­ми, школь­ны­ми мымрами-разведёнками», не лю­бил их, но вы­ну­ж­ден был терпеть, по­сколь­ку Ма­ша пе­рио­ди­че­ски с ни­ми об­ща­лась.

К со­жа­ле­нию, ни од­но­го при­лич­но­го, по его мне­нию, му­жи­ка на за­сто­лье не при­шло. И он, не от­ка­зы­ваю­щий­ся обыч­но от де­сят­ка рю­мок «бе­лень­кой», в этот раз про­си­дел весь ве­чер поч­ти на сухую. Вы­пив бу­к­валь­но па­ру ма­лень­ких стопок за здо­ро­вье жены, он ут­кнул­ся в те­ле­ви­зор и так провёл весь зван­ый ве­чер, по­ка гос­ти не уш­ли.

Нет ху­да без до­б­ра, и се­го­дня он, в доб­ром здра­вии и без по­хме­лья, си­дел на кух­не и чи­тал га­зе­ту, по­ка Ма­ша хло­по­та­ла на кух­не, при­чи­тая о том, что он от­ка­зы­ва­ет­ся от ос­тав­ших­ся со вче­ра блюд.

За пять по­след­них празд­ных лет, по­сле ухо­да на пен­сию ка­ж­дое ут­ро он на­чи­нал с чте­ния га­зе­ты. Не ска­зать, что со­дер­жа­ние га­зет его силь­но ин­те­ре­со­ва­ло. Про­сто он, при­вык­ший в пред­пен­си­он­ные го­ды на­чи­нать день с про­чте­ния опе­ра­тив­ных до­не­се­ний, не из­ме­нял сво­им при­выч­кам. Ему обя­за­тель­но на­до бы­ло с ут­ра за­гру­зить свой ана­ли­ти­че­ский мозг ка­кой-ли­бо ин­фор­ма­ци­ей. В по­след­нее вре­мя, прав­да, в га­зе­тах, по его мне­нию, пи­са­ли вся­кую чушь и бе­ли­бер­ду. Но та­ко­ва уж бы­ла си­ла при­выч­ки, за­став­ляю­щая его с ве­че­ра по­ку­пать всю эту ма­ку­ла­ту­ру.

До пен­сии пол­ков­ник Го­ло­ва­нов ру­ко­во­дил од­ним из мо­с­ков­ских рай­он­ных от­де­лов ми­ли­ции. Это бла­го­да­ря ему и та­ким же, как он, не­мно­гим че­ст­ным мен­там стра­на не уто­ну­ла в ому­те бан­дит­ско­го раз­гу­ла в «ли­хие» де­вя­но­стые. Взя­ток он не брал, мил­лио­нов на своём по­сту не на­жил, с на­чаль­ст­вом неред­ко кон­флик­то­вал. Это и ста­ло ос­нов­ной при­чи­ной, по­че­му его в 2010-м по-ти­хо­му от­пра­ви­ли на пен­сию в тот са­мый год, ко­гда ис­пол­няю­щий обя­зан­но­сти вре­мен­но­го пре­зи­ден­та стра­ны ре­шил пе­ре­име­но­вать ми­ли­цию в по­ли­цию.

Не при­шед­ший­ся к но­во­му дво­ру пол­ков­ник Го­ло­ва­нов не спо­рил, ушёл в от­став­ку и пер­вое вре­мя да­же на­хо­дил не­ко­то­рые хо­ро­шие сто­ро­ны в сво­ей пен­сии. Не на­до бы­ло вста­вать по­сре­ди но­чи по экс­трен­но­му звон­ку подчинённых и сло­мя го­ло­ву не­стись в от­де­ле­ние или на ме­сто пре­сту­п­ле­ния. Не на­до бы­ло чув­ст­во­вать се­бя на­шко­див­шим маль­чиш­кой на ков­ре у гроз­но­го на­чаль­ст­ва. Не на­до бы­ло вы­би­вать фи­нан­си­ро­ва­ние для от­де­ла и го­то­вить­ся к все­воз­мож­ным и глу­пым про­вер­кам. В об­щем, мно­го че­го не на­до бы­ло де­лать на пен­сии, но по про­ше­ст­вии по­лу­го­да он по­нял, что это­го все­го ему сей­час ста­ло не хва­тать.

При­вык­ший к ми­ли­цей­ско­му ад­ре­на­ли­ну и не пе­ре­кла­ды­ваю­щий про­блем на пле­чи подчинённых, пол­ков­ник Го­ло­ва­нов за­ску­чал без ра­бо­ты и по­ти­хонь­ку на­чал пре­вра­щать­ся в обыч­но­го раздражённого и всем не­до­воль­но­го пен­сио­не­ра.

Же­на Ма­ша, ушед­шая из шко­лы на пен­сию поч­ти од­но­вре­мен­но с ним, бы­ла до­воль­на, что Ви­та­лик си­дит до­ма и боль­ше не рис­ку­ет сво­ей жиз­нью. Она го­то­ва бы­ла ми­рить­ся и с его стар­че­ским брюз­жа­ни­ем, и с его еже­днев­ной кри­ти­кой в свой ад­рес по лю­бо­му по­во­ду. Она бы­ла дос­та­точ­но ум­ной и лю­бя­щей под­ру­гой быв­ше­го ми­ли­цио­не­ра и по­ни­ма­ла, ка­кие из­ме­не­ния с ним ста­ли про­ис­хо­дить на пен­сии.

Она предпо­ла­га­ла, что дач­ная жизнь мо­жет улуч­шить си­туа­цию, но за­го­род­но­го до­ма они не на­жи­ли. У них бы­ли кое-ка­кие сбе­ре­же­ния, ко­то­рых, на­вер­ное, хва­ти­ло бы на ма­лень­кую да­чу, но на её час­тые пред­ло­же­ния о по­куп­ке Ви­та­лик все­гда от­ве­чал од­инаково:

— Всю жизнь в че­ло­ве­че­ском гов­не ко­пал­ся, а те­перь ты мне пред­ла­га­ешь и в ко­ровь­ем про­дол­жить?!

Кое-как он при­об­щил­ся к ры­бал­ке, ку­да не час­то стал ез­дить на своём де­ся­ти­лет­нем Форд Мондео.

Ино­гда ком­па­нию ему со­став­лял быв­ший муж до­че­ри, май­ор по­ли­ции Егор Круглов, став­ший заместителем на­чаль­ни­ка его бывшего отдела по личному составу.

Егор­ка, при­шед­ший в от­дел ещё старшим лей­те­нан­том, нра­вил­ся ему. Пол­ков­нику Го­ло­ва­нову пришлись по душе его холодное спокойствие в любых ситуациях, педантичность и способность к анализу.

С един­ст­вен­ной доч­кой он сам ко­гда-то по­зна­ко­мил Его­ра и был рад их свадь­бе, не об­ра­щая вни­ма­ния на се­то­ва­ние жены по по­во­ду от­сут­ст­вия пыл­кой люб­ви у молодожёнов. Её со­мне­ния он пре­ры­вал сло­ва­ми:

— Со­п­ли и слю­ни — это для Шек­спи­ра, а на­стоя­щая лю­бовь — это ува­же­ние и ве­ра друг в дру­га. Всякая лю­бовь про­хо­дит, а ува­же­ние остаётся на всю жизнь.

На­стоя­щим раз­оча­ро­ва­ни­ем для не­го стал раз­вод до­че­ри, оп­ро­верг­нув­ший его сло­ва и под­твер­див­ший со­мне­ния Ма­ши. Вро­де бы и ува­же­ние друг к дру­гу у них ос­та­лось, и гулящими они оба не бы­ли, а, поди ты, ра­зо­шлись.

Ма­ша силь­но пе­ре­жи­ва­ла, что дочь с быв­шим му­жем не по­да­ри­ли им вну­ков. Внут­рен­не пе­ре­жи­вал об этом и он, не го­во­ря ни­че­го вслух. По­сле раз­во­да де­тей он ко­рил се­бя за то, что зря не лез с этим во­про­сом к ним. По-ви­ди­мо­му, как ему ка­за­лось сей­час, на­до бы­ло свое­вре­мен­но убе­дить их стать ро­ди­те­ля­ми. Но что те­перь по­де­ла­ешь? Брач­ный по­езд раз­бил­ся о не­ви­ди­мую сте­ну, а со­ро­ка­лет­ний воз­раст до­че­ри да­вал уже ма­ло шан­сов стать ему де­дом.

Он злил­ся на дочь и стал по­ни­мать её всё мень­ше и мень­ше, не­смот­ря на то что ко­гда-то они бы­ли очень близ­ки.

Вот и се­го­дня ут­ром, пом­ня о её вче­раш­нем от­ка­зе прий­ти на день ро­ж­де­ния ма­мы, Ви­та­лий Иль­ич, ут­кнув­ший­ся в га­зе­ту, про­ду­мы­вал спо­со­бы по­вли­ять на дочь. Бу­ду­чи уве­рен­ным, что она мах­ну­ла на се­бя ру­кой, он очень хо­тел из­ме­нить си­туа­цию в луч­шую сто­ро­ну и, чем чёрт не шу­тит, опять све­сти её с Его­ром.

Он знал, что май­ор по­сле раз­во­да не же­нил­ся и пол­но­стью ушёл в свою канцелярскую ра­бо­ту с кадрами в отделе полиции. Вот и на­до бы­ло, по мне­нию Ви­та­лия Иль­и­ча, по­ча­ще от­ры­вать де­тей от дел и дать им воз­мож­ность встре­чать­ся.

Эх и непро­стой штуч­кой бы­ла его дочь. Свое­нрав­ная, гор­дая и чер­тов­ски про­ни­ца­тель­ная Катюша.

Все пре­ды­ду­щие по­пыт­ки за­тянуть её к се­бе и од­но­вре­мен­но при­гла­сить Его­ра про­ва­ли­ва­лись из-за её ин­туи­ции. Она на­хо­ди­ла ку­чу при­чин не при­хо­дить, догадываясь о свод­ни­че­ских пла­нах па­пы.

Ви­та­лий Иль­ич от­ло­жил в сто­ро­ну бес­по­лез­ную га­зе­ту и завёл с Ма­шей дав­но про­ду­ман­ный им раз­го­вор:

— Ма­шунь, ты ча­сом не зна­ешь, ко­гда у Кать­ки от­пуск по­ло­жен?

— По-мо­ему, она что-то про июнь го­во­ри­ла, но я не уве­ре­на. Тебе-то за­чем это? У тебя поменялись планы? Мы же вроде собирались летом втроём в Юрмалу съездить. Загранпаспорта сделали, шенгенские визы открыли. Хотели навестить твоего латвийского друга Гунтиса и его жену Саниту.

Ма­ша, ус­пев всё уб­рать со сто­ла в хо­ло­диль­ник, за­ни­ма­лась го­тов­кой бор­ща. Го­вя­жья кос­точ­ка с ку­соч­ка­ми мя­са уже буль­ка­ли в ка­ст­рю­ле на пли­те. Ма­ша го­во­ри­ла и од­но­вре­мен­но лов­ко ору­до­ва­ла но­жом, шин­куя ка­пус­ту и на­ре­зая мор­ковь.

— Его­ру то­же в ию­не от­пуск да­ют. Но в Юрмалу не получится поехать и в этот раз. Егор в Европу не выездной из-за службы в полиции. Вот ду­маю ку­пить че­ты­ре путёвки в Крым. Са­ми у мо­ря отдохнём, и де­ти от­вле­кут­ся от ра­бо­ты и го­род­ской суе­ты. Вин­ца мас­сан­д­ров­ско­го попьём, по­за­го­ра­ем, по­пла­ва­ем. Пом­нишь, как в 85-м?

— Пом­ню, пом­ню, хит­рый жук! Дол­го ты эту «спе­цо­пе­ра­цию» раз­ра­ба­ты­вал? Сам-то ве­ришь, что Ка­тю­ша со­гла­сит­ся по­ехать с Его­ром? На­вер­ня­ка ведь найдёт при­чи­ны от­ка­зать­ся.

— Что же ты ду­ма­ешь, что я дур­нее па­ро­во­за? За­чем мы ей бу­дем за­ра­нее всё рас­ска­зы­вать? Ты по­го­во­ри с ней, ска­жи, что втроём по­едем, те­бе по­ве­рит. А моё де­ло Его­ра под­го­то­вить. Он сам в Крым доберётся и к нам при­сое­ди­нит­ся уже там. Гля­дишь, и под крым­ским сол­ныш­ком дурь из баш­ки у Кать­ки ис­па­рит­ся!

— Ви­та­лик, прости за банальность, но раз­би­тую чаш­ку не скле­ить, к со­жа­ле­нию. Ду­маю, что из тво­ей за­теи ни­че­го не вый­дет. Как бы че­го ху­же не вы­шло. Да и лгать Ка­тю­ше не очень хо­чет­ся.

— Это не ложь! Это опе­ра­тив­ная не­об­хо­ди­мость! Ты по­го­во­ри, по­го­во­ри с ней. Я уве­рен, что Егор про­тив не бу­дет, но это уже моё де­ло. Бу­ду ждать от те­бя от­маш­ку и нач­ну ис­кать при­лич­ную крым­скую гос­ти­ни­цу.

Ви­та­лий Иль­ич не при­ни­мал ни­ка­ких от­ка­зов жёны. Он с удо­воль­ст­ви­ем опять пре­вра­тил­ся в пол­ков­ни­ка ми­ли­ции, раз­ра­ба­ты­ваю­ще­го хитросплетённую, мно­го­хо­до­вую опе­ра­цию. Цель ко­то­рой, прав­да, бу­дет не по­им­ка опас­ной бан­ды пре­ступ­ни­ков, а воз­мож­ность вос­ста­нов­ле­ния се­мьи до­че­ри, ко­то­рая про­ти­вит­ся это­му.

На са­мом де­ле он уже го­во­рил с Его­ром по это­му по­во­ду и в чём-то по­ни­мал его.

Егор, по­хо­жий, как ему казалось, на него са­мо­го, быв­ше­го ми­ли­цио­не­ра Го­ло­ва­но­ва в мо­ло­до­сти, был пол­но­стью пре­дан сво­ей ра­бо­те. Про­во­дил на ней всё своё сво­бод­ное и не сво­бод­ное вре­мя, ос­тав­ляя для се­мьи лишь ред­кие мо­мен­ты.

Су­харь по при­ро­де, май­ор Круглов был че­ло­ве­ком рациональным, пе­дан­тич­ным и достаточно замкнутым. Всё у не­го бы­ло за­пла­ни­ро­ва­но наперёд за не­сколь­ко дней, взве­ше­но и ра­ссчитано. Виталий Ильич считал положительными эти черты характера зятя. Был в Егоре уверен и никогда не ждал от него пре­да­тель­ст­ва или уда­ра в спи­ну.

Но этих ка­честв Егора яв­но не хва­та­ло для быв­шей жены, ко­то­рая, по её соб­ст­вен­но­му при­зна­нию, в бра­ке с ним пре­вра­ща­лась «в ни­че­го не чув­ст­вую­щую мра­мор­ную скульп­ту­ру».

Егор Круглов, не пом­ня­щий сво­их ро­ди­те­лей и вос­пи­тав­ший­ся в дет­ском до­ме, се­мью це­нил, по-сво­ему берёг её и не по­ни­мал, что не уст­раи­ва­ет его же­ну. Ини­циа­то­ром раз­во­да был не он. По­жа­луй, он мог бы до глу­бо­кой ста­рос­ти про­жить с Ка­те­ри­ной, ни­че­го не ме­няя в их от­но­ше­ни­ях, ко­то­рые он счи­тал аб­со­лют­но нор­маль­ны­ми и обыч­ны­ми, как у дру­гих лю­дей.

Он удив­лял­ся сло­вам Ка­те­ри­ны, что жи­вут они, как «чу­жие друг дру­гу по­лулю­ди, по­лузом­би», но на ка­кие-ли­бо из­ме­не­ния в се­мей­ных от­но­ше­ни­ях у не­го про­сто не хва­та­ло вре­ме­ни из-за сво­ей ра­бо­ты и частых командировок по делам службы.

Он, казалось бы, при­вя­зал­ся к ро­ди­те­лям жены, как к сво­им род­ным. Сво­его на­став­ни­ка, пол­ков­ни­ка Го­ло­ва­но­ва, на словах по­чи­тал за от­ца и при­слу­ши­вал­ся к его мне­нию. Но ко­гда Ка­тя пред­ло­жи­ла раз­вод, мол­ча со­гла­сил­ся, не­смот­ря на воз­ра­же­ния тес­тя, по­сколь­ку был он человеком, старающимся избегать кон­фликт­ов. Он, ко­неч­но, Ка­тю лю­бил по-сво­ему, но ни­ко­гда не го­во­рил ей про это. Слу­шая её мно­го­крат­ные в по­след­нее вре­мя при­зна­ния, что она не­сча­ст­на в бра­ке, согласился и не стал тя­нуть с раз­во­дом.

Спо­кой­но ра­зо­шлись и разъ­е­ха­лись. Но Егор все­гда был рад лю­бой встре­че с Ка­тей, хо­тя и по­ни­мал, что она его из­бе­га­ет. Он и не на­вя­зы­вал­ся.

В по­след­нее вре­мя Его­ру хо­те­лось ве­рить сло­вам быв­ше­го тес­тя, ко­то­рый го­во­рил, что Ка­тя, по­жив од­на, ста­ла со­мне­вать­ся в пра­виль­но­сти раз­во­да. Он хо­тел ве­рить в это и гнал от се­бя лю­бые мыс­ли о том, что Ви­та­лий Иль­ич мо­жет за­блу­ж­дать­ся.

Вот и па­ру дней на­зад, вы­слу­шав его пред­ло­же­ние о по­езд­ке в Крым, Егор схва­тил­ся за эту идею, по­ве­рив в дос­ти­же­ние пре­сле­дуе­мой тес­тем це­ли. Егор под­твер­дил Ви­та­лию Иль­и­чу, что обя­за­тель­но вы­бьет у на­чаль­ст­ва от­пуск на вре­мя пла­ни­руе­мой по­езд­ки и бу­дет ждать его ко­ман­ды.

По­го­во­рив ут­ром с же­ной, Ви­та­лий Иль­ич ре­шил не от­кла­ды­вать за­ду­ман­ное в дол­гий ящик и от­пра­вить­ся в по­ход по ту­ра­ген­тст­вам. Их ад­ре­са он ста­ра­тель­но вы­пи­сал се­бе в блок­нот ещё вче­ра. Одев­шись в се­рый кос­тюм-двой­ку и на­ки­нув бе­же­вый плащ, он вы­шел во двор.

По-ве­сен­не­му яр­кое, ап­рель­ское солн­це сле­пи­ло гла­за и на­пол­ня­ло его уве­рен­но­стью в за­ду­ман­ном. Хо­ро­шее на­строе­ние, ред­кое в по­след­нее вре­мя, при­да­ва­ло сил и за­став­ля­ло ак­тив­но дей­ст­во­вать. Ви­та­лий Иль­ич завёл свою ма­ши­ну, при­пар­ко­ван­ную во дво­ре их до­ма, и по­ехал по за­ду­ман­но­му мар­шру­ту.

Его же­на, Ма­рия Ге­ор­ги­ев­на, по­жи­лая, се­до­во­ло­сая, но по-мо­ло­до­му строй­ная жен­щи­на с ос­тат­ка­ми бы­лой стро­гой «пе­да­го­ги­че­ской» кра­со­ты, из ку­хон­но­го ок­на про­во­ди­ла гла­за­ми отъ­ез­жаю­щую со дво­ра ма­ши­ну му­жа.

Она не одоб­ря­ла за­тею Ви­та­ли­ка, зная ха­рак­тер их Ка­тю­ши. Доч­ку она лю­би­ла и жа­ле­ла. По­ня­ла по-жен­ски до­во­ды о при­чи­нах раз­во­да, ко­то­рые дочь до­нес­ла до неё. Но так­же по­ни­ма­ла стрем­ле­ние от­ца, ко­то­рый очень хо­тел вос­ста­но­вить раз­ру­шен­ный брак.

Егора она втайне недолюбливала, хотя внешне этого никак не показывала. Разговаривала с ним всегда тепло и дружелюбно. Не подавала вида, но её, женщину, в которой наполовину текла горячая кавказская кровь, отталкивала его вечная холодность и сухость. Переживая за дочь, она никогда не позволяла себе никаких негативных высказываний в адрес её бывшего мужа. Ни раньше, ни теперь, после их развода.

Мария Георгиевна пре­крас­но ви­де­ла в бра­ке де­тей по­вто­ре­ние их с Ви­та­ли­ком мно­го­лет­них се­мей­ных от­но­ше­ний, ко­то­рые в ос­нов­ном дер­жа­лись и со­хра­ни­лись бла­го­да­ря её ве­ли­ко­му жен­ско­му тер­пе­нию.

Бу­ду­чи мо­ло­дой, она, ко­неч­но, рас­страи­ва­лась и ры­да­ла в по­душ­ку, ко­гда прак­ти­че­ски од­ной при­шлось вос­пи­ты­вать ма­лень­кую Ка­тю­шу. От му­жа, веч­но про­па­даю­ще­го на ра­бо­те, по­мо­щи ждать не при­хо­ди­лось. Ма­ша вздра­ги­ва­ла от ка­ж­до­го звон­ка по те­ле­фо­ну или в дверь, стра­шась ус­лы­шать ужас­ные но­во­сти о бо­рю­щем­ся с пре­ступ­ни­ка­ми му­же. Осо­бен­но в де­вя­но­стые, ко­гда со­всем не бы­ло ни­ка­кой уве­рен­но­сти, вернётся ли во­об­ще Ви­та­лик до­мой или нет.

Се­ди­ны в её во­ло­сах до­ба­ви­ли два пу­ле­вых и од­но но­же­вое ра­не­ние опе­ра Го­ло­ва­но­ва, по­лу­чен­ные им в стыч­ках с мо­с­ков­ски­ми ор­га­ни­зо­ван­ны­ми пре­ступ­ны­ми груп­пи­ров­ка­ми.

Тревожные ожи­да­ния вер­дик­та вра­чей в боль­ни­цах. Не­об­хо­ди­мость иногда вме­сте с юной Ка­тю­шей скры­вать­ся по паре месяцев от мес­ти бан­ди­тов. Да и дру­гие осо­бен­но­сти се­мей­ной жиз­ни с че­ст­ным мен­том не до­ба­ви­ли ей здо­ро­вья и кра­со­ты.

Толь­ко, в от­ли­чие от до­че­ри, Ма­ша всё это стер­пе­ла, в ос­нов­ном по трём при­чи­нам.

Пер­вая и глав­ная — они с Ви­та­ли­ком лю­би­ли друг дру­га! По­лю­би­ли один раз и на всю жизнь. Не кля­лись друг дру­гу, не по­вто­ря­ли об этом бес­ко­неч­но и не тре­бо­ва­ли друг от дру­га слов под­твер­жде­ния. Про­сто мол­ча лю­би­ли ис­крен­не и пре­дан­но.

Вто­рая при­чи­на, по­зво­лив­шая Ма­ше со­хра­нить се­мью, — это ро­ж­де­ние лю­би­мой до­чень­ки, о ко­то­рой на­до бы­ло за­бо­тить­ся, вос­пи­ты­вать её и бе­речь.

Ну и, на­ко­нец, тре­тья при­чи­на, ко­то­рая бы­ла у Ма­ши в от­ли­чие от до­че­ри, — это лю­би­мая ра­бо­та в шко­ле, где она на­хо­ди­ла от­ду­ши­ну от се­мей­ных про­блем. О­кон­чив пе­да­го­ги­че­ский ин­сти­тут, Ма­ша дол­гие го­ды ра­бо­та­ла в сред­ней шко­ле учи­те­лем ма­те­ма­ти­ки, пре­рвав­шись толь­ко на не­дол­гий дек­рет­ный пе­ри­од. В шко­ле у неё бы­ла дру­гая, своя жизнь. Раз­ме­рен­ная, рас­пла­ни­ро­ван­ная жизнь пе­да­го­га, чув­ст­во­вав­ше­го свою нуж­ность де­тям и от­даю­ще­го все­го се­бя в учеб­ном про­цес­се.

Дочь Ка­тю­ша не по­слу­ша­ла её со­ве­та в вы­бо­ре про­фес­сии. По­шла учить­ся на эко­но­ми­че­ский фа­куль­тет уни­вер­си­те­та. И в ито­ге за­ни­ма­лась скуч­ным и не лю­би­мым де­лом.

Всё у до­че­ри скла­ды­ва­лось как-то не так: не лю­би­мый муж, не ин­те­рес­ная ра­бо­та, от­сут­ст­вие де­тей. Ску­ка смерт­ная, а не жизнь! Но что мог­ла по­де­лать Ма­ша? Что она мог­ла из­ме­нить в жиз­ни до­че­ри?

Ду­мая се­го­дня обо всём этом, Ма­рия Ге­ор­ги­ев­на ре­ши­ла сле­до­вать ука­за­ни­ям му­жа, тая ка­пель­ку на­де­ж­ды в его пра­во­те. Про­ду­мав за­ра­нее свои сло­ва, со­бра­лась всё-таки по­зво­нить Ка­тю­ше.

На­бра­ла на мо­биль­ном те­ле­фо­не её но­мер, но в от­вет ус­лы­ша­ла толь­ко гуд­ки. Те­ле­фон до­че­ри был отключён.

Для вол­не­ния по­ка не бы­ло при­чин. Та­кое час­то слу­ча­лось и рань­ше. Ка­тю­ша бы­ла не­обя­за­тель­ной в отношении те­ле­фон­ной свя­зи и за­про­сто мог­ла за­быть о за­ряд­ке мо­биль­ни­ка.

Ма­рия Ге­ор­ги­ев­на на­бра­ла но­мер офи­са, где ра­бо­та­ла доч­ка. На том кон­це под­ня­ли труб­ку и при­ят­ным жен­ским го­ло­сом спро­си­ли:

— Эко­но­ми­че­ский от­дел ком­па­нии «Груп­па Ро­ст­ст­рой» слу­ша­ет. Чем мы мо­жем вам по­мочь?

— Будь­те до­б­ры, при­гла­си­те к те­ле­фо­ну стар­ше­го эко­но­ми­ста Ека­те­ри­ну Круглову. Это её ма­ма бес­по­ко­ит.

По­сле не­ко­то­рой пау­зы тот же при­ят­ный го­лос от­ве­тил:

— А вы знае­те, она се­го­дня на ра­бо­ту не вы­шла. По­зво­ни­ла и пре­ду­пре­ди­ла, что пло­хо се­бя чув­ст­ву­ет. По­про­си­ла не­сколь­ко дней от­пус­ка за свой счёт. Из­ви­ни­те, ещё мо­гу чем-нибудь по­мочь?

Удивлённая и рас­стро­ен­ная Ма­рия Ге­ор­ги­ев­на по­бла­го­да­ри­ла и сбро­си­ла зво­нок.

Ре­ши­ла по­ка не зво­нить му­жу и не бес­по­ко­ить его за­ра­нее.

До его воз­вра­ще­ния она ка­ж­дые пол­ча­са на­би­ра­ла Ка­тю­шин но­мер, но в от­вет слы­ша­ла толь­ко не­из­мен­ные гуд­ки отключённого те­ле­фо­на. Вол­не­ние в ду­ше рос­ло, но она пы­та­лась от­го­нять его от се­бя, за­ни­ма­ясь до­маш­ни­ми де­ла­ми.

Ви­та­лий Иль­ич вер­нул­ся до­мой к ве­че­ру, до­воль­ный и бла­го­душ­ный. Он нашёл то, что ис­кал. До­го­во­рил­ся в од­ном из ту­ра­гентств за­ре­зер­ви­ро­вать два двух­ме­ст­ных но­ме­ра в при­лич­ном отеле на пер­вой ли­нии мо­ря в Алуш­те.

Его се­го­дняш­нее хо­ро­шее на­строе­ние бы­ло ис­пор­че­но сло­ва­ми жены, ска­зан­ны­ми ею пря­мо на по­ро­ге две­ри:

— Ви­та­лик, не раз­де­вай­ся. По­до­ж­ди не­мно­го, по­ка я со­бе­русь. На­до к Ка­тю­ше съез­дить. По­хо­же, что-то слу­чи­лось. У неё те­ле­фон весь день отключён и на ра­бо­ту не вы­шла, ска­зав, что пло­хо се­бя чув­ст­ву­ет.

Ви­та­лий Иль­ич ос­тал­ся ждать в две­рях, ус­пев от­чи­тать её, по­ка она оде­ва­лась, за то, что не по­зво­ни­ла сра­зу.

Они се­ли в ма­ши­ну и по­еха­ли к Ка­те, ко­то­рая жи­ла в по­лу­ча­се ез­ды от них.

Мо­с­ков­ские до­рож­ные проб­ки уже на­чи­на­ли рас­са­сы­вать­ся к ве­че­ру, и они дое­ха­ли без боль­ших за­дер­жек.

Ви­та­лий Иль­ич вы­шел из ма­ши­ны сам и по­мог же­не. Под­хо­дя к подъ­ез­ду, ин­туи­тив­но по­смот­рел на Ка­ти­ны ок­на и ни­че­го там не за­ме­тил. На ули­це ещё бы­ло свет­ло, и ни од­но ок­но во всём до­ме по­ка не го­ре­ло.

Они под­ня­лись на тре­тий этаж и по­зво­ни­ли в двер­ной зво­нок. За две­ря­ми стоя­ла гро­бо­вая ти­ши­на. Ни­кто не бро­сил­ся от­кры­вать им дверь. По­до­ж­дав не­мно­го, Ви­та­лий Иль­ич ещё раз на­стой­чи­во на­жал на кноп­ку и долго дер­жал её.

На­ко­нец-то за две­рью по­слы­шал­ся ка­кой-то шо­рох, ко­то­рый вы­звал вздох об­лег­че­ния у обо­их.

По­слы­шал­ся звук от­пи­раю­ще­го­ся зам­ка. Дверь ос­то­рож­но от­кры­лась, и на по­ро­ге их встре­ти­ла Ка­тя, с взъе­ро­шен­ны­ми во­ло­са­ми, без кос­ме­ти­ки на ли­це и яв­но удивлённая их при­хо­ду.

— Ма­ма, па­па, вы что? Что слу­чи­лось? За­чем в такую даль еха­ли? Не мог­ли про­сто по­зво­нить?

Она стоя­ла в проёме две­ри и не со­би­ра­лась их пус­кать внутрь. Это очень не по­нра­ви­лось от­цу, и он злым то­ном от­ве­тил:

— Кать­ка, вы­дра ты та­кая! Ты свой те­ле­фон про­ве­ря­ла? Мать весь день на­зва­ни­ва­ет. А у те­бя да­же серд­це не ёкнуло ро­ди­те­лям по­зво­нить! Это ты ска­жи, что с то­бой при­клю­чи­лось? Эх, жал­ко те­бе не де­сять лет, сей­час ремнём по зад­ни­це по­лу­чи­ла бы. А ну-ка, про­пус­ти!

Па­па был зол, Ка­тя это ост­ро по­чув­ст­во­ва­ла и по­пя­ти­лась, дав им зай­ти в квар­ти­ру. Она не боя­лась па­пу, но очень его ува­жа­ла. Уг­ро­зы по­лу­чить рем­ня Ка­тя слы­ша­ла от не­го всё своё дет­ст­во и юность. Но это бы­ли ско­рее ри­ту­аль­ные уг­ро­зы. Ни ра­зу па­па не тро­нул её и паль­цем, да­же ко­гда она на са­мом де­ле со­вер­ша­ла что-то из ря­да вон вы­хо­дя­щее.

Ро­ди­те­ли за­шли в ко­ри­дор её квар­ти­ры, и пол­ков­ник ми­ли­ции в от­став­ке Го­ло­ва­нов сра­зу при­ме­тил цеп­ким и опыт­ным взгля­дом, что на ве­шал­ке ви­се­ла муж­ская мод­ная курт­ка-пи­лот, а у сте­ны стоя­ли зам­ше­вые, ко­рич­не­вые полу сапоги боль­шо­го раз­ме­ра. Эти ве­щи бы­ли чу­жи­ми здесь и ука­зы­ва­ли на на­ли­чие в квар­ти­ре не­зна­ко­мо­го муж­чи­ны.

Ви­та­лий Иль­ич взгля­дом по­ка­зал же­не на эти ат­ри­бу­ты муж­ской оде­ж­ды.

Ка­тя, яв­но не же­лая вы­слу­ши­вать но­та­ции от ро­ди­те­лей, за­та­ра­то­ри­ла:

— Мам, пап, из­ви­ни­те. Не бес­по­кой­тесь обо мне. Со­всем за­бы­ла о те­ле­фо­не. Со мной всё в по­ряд­ке. Так, не­мно­го нездо­ро­ви­лось, по­это­му на ра­бо­ту не по­шла. Сей­час те­ле­фон за­ря­жу и бу­ду на свя­зи. Обе­щаю зво­нить и опе­ра­тив­но док­ла­ды­вать о се­бе, то­ва­рищ пол­ков­ник!

Ка­тя об­ра­ти­лась к па­пе в шут­ли­вой фор­ме, зная, что это все­гда дей­ст­во­ва­ло на не­го. Гроз­ный быв­ший милиционер все­гда добрел в та­ких си­туа­ци­ях и про­щал дочь.

Ма­ма боль­ше для по­ряд­ка ска­за­ла:

— Ка­тю­ша, не за­бы­вай, что мы с от­цом вол­ну­ем­ся. А ведь мы уже не мо­ло­ды. Про­шу те­бя, будь бла­го­ра­зум­ной!

По­след­ние сло­ва Ма­рия Ге­ор­ги­ев­на про­из­нес­ла с намёком на при­сут­ст­вие не­зна­ко­мо­го им муж­чи­ны в Ка­ти­ной квар­ти­ре.

Отец, ока­зав­ший­ся на удив­ле­ние так­тич­ным, уже та­щил её за ру­кав паль­то из квар­ти­ры до­че­ри.

Они по­про­ща­лись и уш­ли, ос­та­вив Ка­тю с не­ко­то­рым чув­ст­вом ви­ны перед ни­ми.

Оба мол­ча­ли по до­ро­ге до­мой, удивлённые уви­ден­ным. Их Ка­тя не от­ли­ча­лась вет­ре­но­стью, и им не бы­ли зна­ко­мы какие-либо её ис­то­рии с другими муж­чи­на­ми, кро­ме от­но­ше­ний с быв­шим му­жем. По­это­му оба ре­ши­ли не об­го­ва­ри­вать се­го­дняш­нюю си­туа­цию и по­до­ж­дать па­ру дней до вы­яс­не­ния под­роб­но­стей.

Гла­ва 4

Ка­тю за­тя­ну­ло с го­ло­вой в во­до­во­рот стра­сти как-то вне­зап­но и без ос­тат­ка. Она са­ма не мог­ла се­бе объ­яс­нить, как и по­че­му это слу­чи­лось. Что про­бу­ди­ло в ней по­ток чувств и не по го­дам юно­ше­ский, ро­ман­ти­че­ский пыл?

Так ино­гда бы­ва­ет с ви­но­град­ной ло­зой, су­хой и по­тем­нев­шей, рас­ту­щей в кли­ма­те сред­ней по­ло­сы. От­сто­яв­шая всю зи­му го­лая и вро­де бы за­со­хшая на­прочь, она вдруг в од­но ве­сен­нее ут­ро не­ожи­дан­но ожи­ва­ет и по­кры­ва­ет­ся круп­ны­ми, зелёными поч­ка­ми, ко­то­рые бы­ст­ро пре­вра­ща­ют­ся в мо­ло­дые по­бе­ги.

Вче­раш­няя со­ро­ка­лет­няя Ка­тя, уны­лая и оди­но­кая, пре­вра­ти­лась в Ка­тю со смею­щи­ми­ся гла­за­ми, ожив­шую, рас­цве­таю­щую и чув­ст­вую­щую се­бя опять юной. А глав­ное — же­лан­ной! Та­ко­го чув­ст­ва она не пом­ни­ла уже дав­но. Да и во­об­ще, зна­ко­ма ли она бы­ла в сво­ей взрос­лой жиз­ни с та­ким чув­ст­вом? Ско­рее нет, чем да. Это пья­ни­ло, это бы­ло срод­ни ка­ко­му-то не­из­вест­но­му при­род­но­му нар­ко­ти­ку, даю­ще­му ощу­ще­ние без­мер­но­го сча­стья.

Все­му ви­ной был по­лу­за­бы­тый при­зрак из далёкой юно­сти по име­ни Марк, ко­то­рый нашёл её по про­ше­ст­вии бо­лее два­дца­ти лет и не­ожи­дан­но воз­ник на её по­ро­ге.

Они си­де­ли за ку­хон­ным сто­ли­ком друг на­про­тив дру­га и раз­го­ва­ри­ва­ли, как буд­то и не бы­ло этих дол­гих лет раз­лу­ки.

На рас­стоя­нии вы­тя­ну­той ру­ки от Мар­ка сно­ва на­хо­ди­лась его пер­вая и по­след­няя юно­ше­ская лю­бовь — де­воч­ка с гру­зин­ским име­нем Эка, всё та­кая же ес­те­ст­вен­ная, пре­крас­ная и весёлая.

Ка­тя же ви­де­ла перед со­бой всплыв­ше­го в па­мя­ти всё то­го же сме­ло­го и дерз­ко­го с друзь­я­ми, но за­стен­чи­во­го с ней маль­чиш­ку Мар­ку­шу, с ко­то­рым она по­це­ло­ва­лась пер­вый раз в жиз­ни. Мальчишку, пре­вра­тив­ше­го­ся в уве­рен­но­го в се­бе силь­но­го муж­чи­ну. Та­ко­го, как ока­за­лось, род­но­го и со­всем ею не за­бы­то­го.

Они раз­го­ва­ри­ва­ли обо всём, ду­ра­чи­лись да­же, не об­ра­щая вни­ма­ния на воз­раст. Ка­ж­дый от­кро­вен­но по­ве­дал об этих зло­сча­ст­ных по­след­них два­дца­ти го­дах сво­ей жиз­ни. Оба не жа­ло­ва­лись друг дру­гу, а про­сто кон­ста­ти­ро­ва­ли фак­ты из жиз­ни. Серьёзные те­мы раз­го­во­ра под­час пе­ре­хо­ди­ли на весёлые, вы­зы­ваю­щие смех. В та­кие мо­мен­ты они сно­ва ста­но­ви­лись подростками, сча­ст­ли­вы­ми и без­за­бот­ны­ми.

На удивление, Ка­тю, вы­рос­шую в се­мье пол­ков­ни­ка ми­ли­ции, во­все не сму­ти­ла био­гра­фия Мар­ка, рас­ска­зан­ная им в под­роб­но­стях. Её, обыч­но очень ще­пе­тиль­ную в та­ких во­про­сах и быв­шую поч­ти де­сять лет заму­жем за ра­бот­ни­ком полиции, во­все не ис­пу­гал дол­гий срок Мар­ка, проведённый за ко­люч­кой.

Это бы­ло не­объ­яс­ни­мо, но ка­кая-то вол­на те­п­ло­ты и неж­но­сти друг к дру­гу на­кры­ла их од­но­вре­мен­но и вне­зап­но.

Вы­рос­шие у обо­их не­ви­ди­мые кры­лья го­то­вы бы­ли не­сти их вме­сте в бу­ду­щее, ко­то­рое они уже не мог­ли пред­ста­вить друг без дру­га.

Не­сколь­ко рю­мок вы­пи­той за ку­хон­ным сто­лом те­ки­лы не опь­я­ни­ли, но на­прочь уб­ра­ли барь­ер не­лов­ко­сти ме­ж­ду ни­ми. Ско­рее, да­же уб­ра­ли не­кую фи­зи­че­скую стыд­ли­вость сво­его воз­рас­та. В этом и так не бы­ло не­об­хо­ди­мо­сти, по­сколь­ку оба уже чув­ст­во­ва­ли род­ст­во в ка­ж­дой кле­точ­ке те­ла партнёра.

Не сго­ва­ри­ва­ясь за­ра­нее, на­ча­ли це­ло­вать­ся ещё на кух­не и пе­ре­мес­ти­лись в спаль­ню, от­ку­да поч­ти не вы­хо­ди­ли до сле­дую­ще­го ве­че­ра, по­ка не при­шли Ка­ти­ны ро­ди­те­ли.

Ка­тя, при­вык­шая до развода к скуч­но­му исполнению супружеских обязанностей, не мог­ла се­бе объяснить, от­ку­да в ней поя­ви­лась та­кая страсть, со­че­таю­щая­ся с фон­та­ном фан­та­зий и же­ла­ний. А Марк, убе­див­ший се­бя рань­ше в це­ле­со­об­раз­но­сти по­куп­ной люб­ви без ка­ких-ли­бо обя­за­тельств, же­лал без­мер­но и не­ог­ра­ни­чен­но на­сла­ж­дать­ся теплом этой род­ной уже ему жен­щи­ны, ис­крен­не от­ве­чаю­щей вза­им­но­стью.

Же­лая как мож­но доль­ше рас­тя­нуть мо­мент бли­зо­сти друг к дру­гу, вы­хо­ди­ли из спаль­ни ред­ко, толь­ко по не­об­хо­ди­мо­сти. Ка­тя зво­ни­ла на ра­бо­ту. Марк то­же сде­лал не­сколь­ко де­ло­вых звон­ков.

Не­сколь­ко раз хо­ди­ли в душ. Па­ру раз пи­ли ко­фе. Па­ру раз пе­ре­ку­сы­ва­ли на­ско­ро при­го­тов­лен­ны­ми Катей яич­ни­цей и со­сис­ка­ми.

По­сле ухо­да Ка­ти­ных ро­ди­те­лей они по­ня­ли, что на­до не­мно­го по­уме­рить юно­ше­ский пыл, вне­зап­но за­хле­ст­нув­ший их, и по­ра уже воз­вра­щать­ся в ру­ти­ну взрос­лой жиз­ни.

Ве­че­ром они, ус­та­лые, но сча­ст­ли­вые, опять си­де­ли на кух­не и ужи­на­ли най­ден­ны­ми в мо­ро­зил­ке хо­ло­диль­ни­ка и сва­рен­ны­ми Ка­тей пель­ме­ня­ми. Оба чув­ст­во­ва­ли не­об­хо­ди­мость по­го­во­рить о своём бу­ду­щем, не же­лая при этом ог­ра­ни­чи­вать друг дру­га ка­ки­ми-ли­бо обя­за­тель­ст­ва­ми. Марк на­чал раз­го­вор пер­вым:

— Эка, мне на­до уе­хать на па­ру дней. Я вер­нусь, ес­ли ты не про­тив. Ты мо­жешь сей­час мне не от­ве­чать. Про­сто при­шли со­об­ще­ние на те­ле­фон, что за­ня­та или дру­гие пла­ны у те­бя. Я пой­му. Я по­нят­ли­вый.

Ка­тя ве­ри­ла ему, чув­ст­вуя ис­крен­нюю неж­ность в его сло­вах, но за­дор­но ска­за­ла:

— По­смот­ри, ка­кой хит­рец — вос­поль­зо­вал­ся сла­бо­стью и глу­по­стью оди­но­кой жен­щи­ны и ре­шил ис­чез­нуть, слов­но Джа­ко­мо Ка­за­но­ва!

Ка­тя на­ме­рен­но пе­ре­ве­ла раз­го­во­р на шут­ли­вый тон. Так бы­ло лег­че го­во­рить о не­об­хо­ди­мом рас­ста­ва­нии.

— К со­жа­ле­нию, уе­хать не­об­хо­ди­мо. Но это не­на­дол­го! Я боль­ше не хо­чу и не мо­гу по­те­рять те­бя. И по­том я, как «ис­тин­ный ис­пан­ский идальго» по име­ни Мар­кос Агилар Дельгадо, обя­зан те­перь на те­бе же­нить­ся по­сле то­го, что ме­ж­ду на­ми бы­ло!

По­след­ние сло­ва он произнёс с тёплой улыб­кой, под­дер­жав Ка­ти­ну шут­ку. Про своё но­вое имя Марк уже ус­пел ей рас­ска­зать.

Он, в об­щем-то, ус­пел ис­по­ве­до­вать­ся ей обо всей своей непро­стой жиз­ни, ос­та­вив не­дос­ка­зан­ны­ми толь­ко некоторые под­роб­но­сти об ис­тин­ной це­ли сво­его при­ез­да в Рос­сию. Но сей­час Марк, сча­ст­ли­вый и влюблённый, не хо­тел го­во­рить об этом. Чув­ст­во­вал, что ещё не на­ста­ло вре­мя.

Ка­тя и не про­си­ла. Она, ко­неч­но, по­ни­ма­ла, что вряд ли Марк, вы­ну­ж­ден­ный столь­ко лет скры­вать­ся за гра­ни­цей, прие­хал толь­ко ра­ди встре­чи с ней. Как бы это ни по­та­ка­ло её жен­ско­му са­мо­лю­бию, но опыт ум­ной, со­ро­ка­лет­ней жен­щи­ны го­во­рил о дру­гом. Она гна­ла от се­бя эти мыс­ли и ре­ши­ла не ду­мать о чём-то по­сто­рон­нем, ос­та­ва­ясь под гер­ме­тич­ным ку­по­лом, на­пол­нен­ным лю­бо­вью и неж­но­стью.

Не­со­мнен­но, её стра­шил зав­траш­ний день. С его не­об­хо­ди­мо­стью воз­вра­та к се­ро­му, уны­ло­му, обыч­но­му об­ра­зу жиз­ни. Но точ­ка не­воз­вра­та в её ду­ше уже бы­ла прой­де­на. Сей­час дру­гая, из­ме­нив­шая­ся Ка­тя бы­ла убе­ж­де­на, что ни­ко­гда не вернётся ту­да, в это за­тя­ну­тое ряс­кой бо­ло­то по­все­днев­но­сти. Она уже бы­ла пол­но­стью го­то­ва к че­му-то но­во­му, дерз­ко­му, бес­ша­баш­но­му. Ко все­му то­му, что мо­жет пол­но­стью пе­ре­вер­нуть её ус­то­яв­шую­ся, скуч­ную жизнь.

Перед ухо­дом Марк спро­сил у неё о на­ли­чии за­гран­пас­пор­та и, ус­лы­шав ут­вер­ди­тель­ный от­вет, про­дол­жил за­га­доч­но:

— Как ты, ду­ша моя, смот­ришь на воз­мож­ность по­пу­те­ше­ст­во­вать со мной? По­ка недалеко, но всё мо­жет из­ме­нить­ся по хо­ду пье­сы…

Ка­тя, не раз­ду­мы­вая, от­ве­ти­ла:

— С то­бой хоть в кос­мос, хоть на вул­кан!

Марк за­сме­ял­ся и, неж­но це­луя её, ус­по­ко­ил:

— Ну, на­де­юсь, на­ше пу­те­ше­ст­вие не бу­дет та­ким уж экс­тре­маль­ным. Впро­чем, кто зна­ет? Кто знает?

Он намеренно повторил последние слова, интригуя её и намекая на приключения, возможно, ждущие их в будущем.

Впрочем, он и без этого уже успел поселить в душе Кати надежду на перемены в её предыдущей унылой жизни. Она уже чувствовала неразрывность их с Марком пары и была готова играть роль Бонни при этом родном её, светловолосом Клайде.

Они дол­го ещё стоя­ли в при­хо­жей, об­няв­шись, не же­лая рас­ста­вать­ся. На­ко­нец-то, Марк ушёл, поцеловав её на прощание и записав на смартфон номер телефона.

Ка­тя не­осоз­нан­но при­слу­ши­ва­лась ка­кое-то вре­мя к двер­но­му звон­ку, не­из­вест­но на что на­де­ясь.

За­тем при­ня­лась за убор­ку квар­ти­ры и, за­кон­чив её, по­зво­ни­ла ро­ди­те­лям.

Ма­ма не ста­ла вы­пы­ты­вать под­роб­но­сти, толь­ко опять взвол­но­ван­но на­пом­ни­ла о бла­го­ра­зум­но­сти.

Ка­тя, как мог­ла, ус­по­кои­ла:

— Мам, вы не пе­ре­жи­вай­те! Я боль­шая де­воч­ка и знаю, что де­лаю. Мне с этим че­ло­ве­ком хо­ро­шо. Я ду­маю, что за­слу­жи­ла не­мно­го сча­стья, да­же в та­ком вот воз­рас­те. Ты зна­ешь, я не очень сен­ти­мен­таль­ная, но то, что со мной про­изош­ло, — это и есть сча­стье, как мне ка­жет­ся!

— Ка­тю­ша, до­чень­ка, не дай бог те­бе об­жечь­ся! Сей­час так мно­го вся­ких подлецов и про­хин­де­ев. Ты ведь все­гда ос­та­нешь­ся для нас ма­лень­кой, глу­пой де­воч­кой, и мы с от­цом пе­ре­жи­ва­ем за те­бя. По­жа­луй­ста, зво­ни нам по­ча­ще и дер­жи в кур­се сво­ей жиз­ни.

Труб­ку взял отец, ко­то­рый, в от­ли­чие от ма­мы, не обошёлся толь­ко лишь ос­то­рож­ны­ми на­став­ле­ния­ми:

— Ка­те­ри­на, как звать твое­го гос­тя? Где вы по­зна­ко­ми­лись? Паспорт его видела? Да­вай-ка я уз­наю обо всей его под­но­гот­ной у сво­их быв­ших кол­лег? Те­бя ведь об­ла­по­шить ни­че­го не сто­ит!

— Па­па, про­шу те­бя, не на­до! Он — по­ря­доч­ный че­ло­век! Тем бо­лее, он уже уе­хал, а ко­гда прие­дет, не знаю.

— Вот я и го­во­рю! Уе­хал, а может, во­об­ще не вернётся! Зна­ем мы та­ких уха­рей! Ты хоть квар­ти­ру про­ве­ри­ла? Ни­че­го не про­па­ло?

Катя еле сдержалась, чтобы не нагрубить отцу в ответ. Она постаралась спокойным голосом возразить:

— Папа, у тебя все кругом преступники и аферисты. Никак ты из милицейских штанов вылезти не можешь. Попробуй просто поверить мне и, если получится, порадуйся за свою дочку.

Виталий Ильич ещё какое-то время побурчал в трубку телефона, но уже больше для порядка. Наконец, получив от Кати обещание ежедневных звонков родителям, попрощавшись, положил трубку.

Катя, закончив разговор, первым делом отправилась к платяному шкафу и приступила к ревизии своего гардероба, которым она не занималась довольно давно. Старомодные кофты и брюки тёмных тонов были отправлены вглубь шкафа, на дальние полки. Те немногие яркие и молодёжные вещи, которые сохранились ещё с давних времён, были вытащены и отправлены на глажку.

Она уже всё решила для себя. Новая жизнь требует новизны в одежде и во внешнем облике.

Катя, найдя в мобильном телефоне, имя знакомого парикмахера, позвонила и записалась на завтра.

Легла спать в прекрасном настроении, счастливая и необычно вдохновлённая.

Глава 5

Бывший депутат петербургского законодательного собрания, а ныне гражданин Кипра и владелец одного из банков этой страны Валентин Николаевич Лесовой гостил в Швеции, в новом доме своего приятеля.

Двухэтажный, с зеркальными, большими окнами особняк, окружённый соснами и недавно выстроенный на северном лесном берегу шведской реки Далэльвен, находился в нескольких километрах восточнее местечка Вастана.

Расстояние в 250 километров, отделяющих это заповедное место от Стокгольма, по шведским меркам, было достаточно большим, чтобы быть людным. Редкие туристы и фанатики речной ловли лосося приезжали в основном на каменистый южный берег и останавливались западнее, в местечке Алвкарлеби, где можно было приобрести рыболовную лицензию и переночевать в мотелях.

Хозяин дома и бывший коллега Лесового Аркадий Наумович Шнайдер совсем недавно перебрался жить в Швецию. Жил в своё удовольствие. И без того солидный счёт в банке не таял. Акции нескольких российских металлургических заводов подпитывали его постоянно и полноводно, словно многочисленные ручьи, втекающие в большую весеннюю реку.

Двое шестидесятилетних мужчин сидели в кожаных креслах на закрытой стеклянными стенами веранде у реки и пили хороший, односолодовый виски со льдом из резных бокалов. Окружающая их строгая, тихая, скандинавская красота природы настраивала на молчаливый лад. Говорить не хотелось.

Рядом с верандой, на мощёной дорожке стояли молчаливыми истуканами двое телохранителей Лесового, приехавших в Швецию вместе с ним. Они были похожи друг на друга как близнецы: широкоплечие, коренастые, темноволосые и смуглокожие. Оба одеты в одинаковые чёрные пальто, облегающие их накачанные фигуры. По всему было видно, что им — южанам, не по нутру шведский апрельский холод, но они вынуждены терпеть его по долгу своей службы.

Вечернее солнце отражалось многочисленными бликами в завихрениях речной воды. Трава между валунами, покрывающими берег, уже начинала ярко зеленеть. Было прохладно, но шерстяные пледы, накинутые на плечи Валентина и Аркадия, согревали снаружи. А выпитый виски приятно грел изнутри.

Оба приятеля визуально отличались друг от друга.

Валентин Лесовой был подтянутым, загорелым, высоким. Его бритая налысо голова блестела в лучах заходящего солнца. Моложавое лицо с крупным носом, большими губами и практически отсутствующими морщинами выдавало в нём частого пациента косметолога и пластического хирурга. Этот человек явно ухаживал и следил за собой.

Аркадий Шнайдер был его полной противоположностью. Стареющий, невысокий мужчина с пивным брюшком и лысиной, обрамлённой венцом из седых кучерявых волос. Седая, короткая борода и солнечные очки на маленьких, карего цвета глазах дополняли картину, описывающую радушного хозяина особняка.

Первым нарушил молчание Лесовой. Он поставил пустой бокал на дубовый столик, встал, подхватив плед и потянувшись, сказал:

— Холодно! Мы с тобой, Аркаша, словно викинги, греемся под шкурами. И что тебя дёрнуло в эту мрачную страну перебраться? Чего тебе не хватало в жарком Эйлате? Тёплое море в любое время года, солнце, фрукты, израильская родня под боком?

Аркадий, продолжая сидеть в кресле, озорно взглянул на приятеля и ответил:

— Вот в том-то и дело, что родня под боком. Бедная еврейская родня богатого человека. Недели не проходило, чтобы какому-то очередному троюродному племяннику моей двоюродной тёти Цили из Тель-Авива, которую я даже не помню, не понадобились деньги на учёбу, или свадьбу, или на открытие своего дела, наконец. У меня уже закончились доводы для отказа нескончаемым просьбам о материальной помощи. А вообще под жарким израильским солнцем быстро стареешь. Вот и решил временно перебраться в такой климат, к которому привык с детства. Ты ведь, Валентин, знаешь, что я родился и вырос в Ленинграде. Весной и летом балтийская прохлада меня оживляет, не даёт раскиснуть от жары, как это было в Израиле.

И потом, эта северная страна не выдаёт никого по запросу соответствующих органов нашей бывшей родины. И мне, уже три года как владельцу паспорта гражданина Евросоюза, здесь ничего не угрожает. Ничего! А вот в Израиле с некоторых пор до меня стала доходить нехорошая информация об интересантах нашего с тобой начального капитала.

Изначально шутливая интонация голоса Аркадия изменилась в конце его речи.

Лесовой обернулся и пристально посмотрел на хозяина особняка.

— Аркаша, мы с тобой не виделись пять лет. Да и перезванивались редко за последние годы. Я был уверен, что все дела, которые мы решали в прошлом, забыты и не всплывут. Мы же поделились со всеми, с кем требовалось. Все вопросы закрыты, и никаких качелей больше не будет. Но служба безопасности моего холдинга тоже стала сообщать мне о нездоровом интересе к старым делам наших с тобой «скромных» персон.

Лесовой сделал паузу и продолжил говорить с откровенностью старого друга:

— Нас много с тобой связывает в прошлом. Если кто-то начнёт его ворошить, в одиночку отсидеться не получится. Я ещё до конца не понял, откуда уши растут, но то, что кто-то начал пробивать наши счета и финансовые обороты, знаю наверняка. И мне кажется, что это не криминал и не спецура, с ними вроде бы всё рóвно. В худшем случае они попросили бы очередной откат или недвижку за границей. Нет, тут что-то другое! Надо прощупать, проанализировать. Я уже дал задание своей службе безопасности. Дело идёт, но нам нужно выиграть время. Поэтому я и приехал к тебе на месяц-другой. Про наличие этого твоего нового шведского дома никто не знает, и искать здесь нас никто не будет. Ну что, Аркаша, приютишь старого друга?

Шнайдер кивнул головой и, кряхтя, поднялся из кресла.

Они медленно пошли к особняку по узкой дорожке, выложенной из разноцветных булыжников. Лесовой отпустил наконец-то изрядно замёрзших телохранителей, сказав им, что они могут поужинать на кухне и отдыхать до утра в выделенной им хозяином отдельной комнате.

По пути к особняку им встретилась гувернантка — азиатского типа симпатичная черноволосая девушка, одетая в строгий, тёмно-синий брючный костюм с белым фартуком поверх него. Она шла им навстречу с пустым подносом в руках.

Заметив удивлённый и оценивающий ладную фигурку девушки взгляд Лесового, Аркадий поспешил объяснить:

— Это Лусия, Люся по-нашему! Филиппинка. Я её нанял, ещё живя в Израиле. И сюда вот привёз. Старательная и молчаливая. Хорошо делает своё дело и ничего лишнего не спрашивает.

Лесовой усмехнулся:

— Ну, я предполагаю, какое дело она хорошо тебе делает! Поделишься, если не жалко?

Шнайдер с ложной скромностью потупил глаза, улыбнулся и ответил:

— Помню, помню, что ты ни одной юбки не пропускал, старый ловелас! Поделюсь, конечно, тем более что она уже мне порядком поднадоела. Только дополнительный бонус за это дело, прописанный в нашем контракте, будешь сам оплачивать.

Лесовой засмеялся:

— Настоящий еврей и в Швеции еврей, прости Аркаша. Ничего не меняется. Ты ведь своим баблом можешь себе позволить камин в особняке топить вместо дров. А старого друга заставляешь платить за угощение. Ничего себе, радушный хозяин!

Он смеялся громко и искренне. Шнайдер же с шутливой обидой возразил:

— Валентин, ты, положим, и сам не стоишь на паперти с протянутой рукой. И про твои виллы и яхты на Кипре я знаю. Не обеднеешь, заплатишь.

Они уже зашли в большой дом и остановились на ступеньках красивой, отделанной мраморными плитами лестницы. Перед тем как разойтись по личным апартаментам, Аркадий успел похвастаться:

— Кстати, про яхты. Я одну такую красавицу приобрёл. Не яхта — песня! Уверен, ты оценишь. Ждёт меня в одной из стокгольмских марин. Времени у нас с тобой сейчас достаточно. Позже съездим в Стокгольм. Полюбуешься моей покупкой. Будет желание, пройдёмся под парусами по Балтике.

Они расстались, договорившись через час встретиться на ужине.

Поздним вечером, сидя за большим овальным столом в просторном зале с горящим камином, Валентин и Аркадий продолжили разговор. Они уже успели поужинать тушёной в апельсиновом соусе уткой с гарниром из запечённых на гриле овощей. Традиционный уже односолодовый виски был разлит по бокалам. Тонкий аромат шотландского напитка сорокалетней выдержки приятно обволакивал собеседников.

Прислуживала им за столом Лусия-Люся, переодетая в строгое чёрное платье с белым воротничком. Она споро убирала грязную посуду и столовые приборы, ставя их на поднос. Её действия были быстры, выверены и абсолютно не мешали приятелям, перешедшим в разговоре на серьёзные темы, которые их волновали.

Лесовой первым обратился к хозяину дома, пристально глядя тому в глаза:

— Нам с тобой, Аркадий, сейчас надо держаться вместе. Быть очень осторожными и верить друг другу. Надеюсь, ты мне веришь, старый друг?

Шнайдер в глубине души не считал Лесового своим другом, скорее приятелем. Или даже скорее подельником, как принято было говорить в криминальных кругах того времени, когда они были тесно связаны. Слишком много он знал про своего бывшего коллегу того, что не позволяло считать его настоящим другом и которому можно было бы безоговорочно верить во всём.

Уйдя от ответа, Аркадий попытался беззлобно пошутить:

— Валентин, я отвечу тебе словами старого еврейского мудреца. Когда его спросили: «Какой женщине можно верить: брюнетке, блондинке или рыжей?» Мудрец ответил: «Женщине можно верить только седой, а мужчинам никаким верить нельзя, даже лысым!»

Лесового шутка несколько смутила. Он протёр рукой свою лысую голову и неодобрительно хмыкнул. Постарался сделать вид, что слова хозяина дома его не обидели.

Но Валентин Николаевич Лесовой явно играл в этом дуэте первую скрипку и продолжил попытку убедить Шнайдера в своей правоте:

— Ты, Аркадий, должен понять, что эта подозрительная активность в отношении нас неспроста! Проблема сама по себе не рассосётся. По сведениям моей службы безопасности, интерес к нам прослеживается не из России. Там-то всё улажено. У воров и ментов сейчас вопросов к нам нет. Единственный, у кого и могли оставаться какие-то вопросы по нашим, так скажем, «топливным» делам в Питере, сидит. «Ночному губернатору» Владимиру Барсукову за убийство Старовойтовой дали столько, что он никогда на свободу не выйдет. Все его кореша или также сидят, или червей кормят. Нет, не оттуда ветер дует. Мои компьютерщики проследили пробивки хакеров из Европы — то ли из Чехии, то ли из Испании. Я было предположил, что это Интерпол начал совать свой нос в мои дела, но, похоже, что ошибаюсь. Надеюсь, через пару дней служба безопасности холдинга что-то нароет. Но что-то подсказывает мне — нам в этот раз не получится обойтись без специальных мер!

Аркадий не возражал. Он был более осторожным и, наверное, более трусливым человеком в принятии решений, чем его собеседник. Знал он прекрасно о «специальных мерах», упомянутых Лесовым. Помнил, как тот в 2004 году прибегнул к ним на Кипре. Вследствие чего трое бывших россиян закончили свой путь в этой жизни. Причём одним из них был бывший депутат Госдумы, а другим — женщина, как принято сейчас говорить, бизнесвумен.

Аркадий Наумович Шнайдер, добропорядочный, миноритарный акционер нескольких металлургических заводов, не одобрял и не любил такие крайние меры в решении проблем. Ему больше по душе были длительные переговоры и получение результата путём «засылки откупных». Но он, как человек, сделавший свой стартовый капитал в России лихих 90-х годов, несомненно, не понаслышке знал об этих самых крайних «специальных мерах», без помощи которых иногда дело заходило в тупик.

Сделав очередной глоток янтарной жидкости из бокала, он постарался успокоить Лесового:

— Валентин, ты не спеши! Это никогда не поздно. Давай дождёмся актуальной информации от твоей службы безопасности, а там уже и решать будем, что и как! Я, кстати, тоже кое-какие шаги думаю сделать. Обратиться к частному агентству в Тель-Авиве. Там работают отставные оперативники из «Моссад». Опытные и грамотные, черти! Они мне уже несколько раз помогали в некоторых, так сказать, щепетильных вопросах. Если пойму, что возникла хоть небольшая опасность, сразу спущу их с поводка!

Лесовой покачал головой и предостерёг:

— Как бы поздно не было! По моему мнению, лучше упредить эту опасность, чем ждать, когда сам из охотника превратишься в дичь! Ты ведь, Аркадий, пойми, если одновременно начали пробивать наши с тобой финансовые дела, значит, это привет из прошлого! Сколько уж лет нас с тобой ничего не связывает по бизнесу. Разве это случайность, когда в одно и то же время к двум финансово стабильным людям, имеющим абсолютно разные деловые интересы, но когда-то очень давно связанным общим, немножко запятнанным прошлым, вдруг у кого-то возникает интерес?

Лесовой сделал паузу. Не услышав в ответ возражений, продолжил решительным голосом:

— Ты волен, конечно, сам решать, что лучше — ждать или действовать! Но моя теперешняя жизнь абсолютно устраивает, и я не хочу никаких перемен в ней. Поэтому перестрахуюсь и дам знать Крюгеру, чтобы он был готов в любой момент вступить в игру!

Лесовой сам долил себе виски до середины бокала и, не положив туда льда, почти залпом выпил. Откинулся в кресле и надолго замолчал.

Аркадий задумался. Эмоциональность собеседника его несколько испугала. Он сам пока не видел и не чувствовал какой-то реальной опасности, угрожающей им. Да, какие-то европейские хакеры, по чьей-то, наверное, просьбе пробуют собрать на них финансовое досье. Да, конечно, его, Аркадия Шнайдера в том числе и гражданина Израиля, предупредили знакомые, прикормленные полицейские в этой жаркой стране, что кто-то стал интересоваться им с непонятной пока целью. Но ведь он временно переехал в далёкую Швецию, где живёт практически инкогнито. Живёт законопослушной, размеренной жизнью.

Ничего в этой его непубличной жизни в Израиле и Швеции за последние десять лет не менялось. Никто им особо не интересовался, никто ничего не предъявлял, не требовал. В обеих странах платились необходимые налоги. Это позволяло чувствовать себя свободно и не вызывать ненужный интерес к себе у местных властей. В поиске именно такой вот тихой, спокойной жизни он и покинул Россию. С её извечными разборками между криминалом, спецслужбами и другими властными органами.

Пока не ощущал он, Аркадий, такой угрозы, которая требовала вызова Крюгера! Будь его воля, он бы вообще постарался стереть в памяти все эпизоды их с Валентином общения с этим персонажем, к которому приходилось обращаться в прошлом.

Он откровенно боялся Крюгера — настоящего профессионала в деле устранения неугодных людей и решения самых щепетильных вопросов. Крюгер был не человеком, а истинной тенью! Неуловимой, безнаказанной тенью, появляющейся неожиданно и так же неожиданно исчезающей после выполнения хорошо оплаченных заданий. По слухам, он служил где-то в органах. Но вряд ли это было доподлинно известно кому-то. Этого палача вызывали по необходимости, с помощью специальных кодов, размещённых на интернетовских сайтах-однодневках. Аркадий слышал, что те немногие друзья или родственники устранённых им людей, которые делали попытки отомстить, сами быстро заканчивали свою бренную жизнь.

Аркадий лично встречался с Крюгером только два раза в Питере, ещё в середине 90-х. Эти две короткие встречи с ним неприятно запомнились. Молодой ещё тогда, но уже чертовски умелый, осторожный и проницательный киллер с дурацкой кличкой Крюгер неожиданно появился в его кабинете в питерском Законодательном собрании. Вызвал его коллега-депутат Лесовой, который тоже пришёл на встречу. Крюгер — в парике и чёрных очках, холодный, мерзкий, как змея, получив заказ и аванс, исчез.

Вновь возник через несколько дней, внезапно похлопав по спине Аркадия, идущего по одному из коридоров Мариинского дворца. Тот от неожиданности и страха чуть не обделался.

Крюгер получил остаток гонорара в кабинете Лесового и растаял как дым, не прощаясь.

Аркадий догадывался, что Лесовой иногда и в дальнейшем пользовался услугами Крюгера. По-видимому, тот исполнял заказы Валентина, как в России, так и на Кипре.

Но сам-то он, «законопослушный и миролюбивый» Аркадий Наумович Шнайдер уже и думать забыл о решениях вопросов с помощью этого страшного человека.

Его мысли и неприятные воспоминания прервал голос Лесового, успокоившегося и, по-видимому, хмельного:

— Ну, будет, Аркаша, в тяжёлых мыслях копаться! Не пружинь, прорвёмся, как всегда это было. Мы с тобой не мальчики-студентики. Наше дело — хорошо заплатить людям, которые будут устранять возможные проблемы. Давай пока наши разговоры и действия отложим до завтра. А сейчас уже пора отдыхать.

Он уже успел встать с кресла и стоял возле затухающего, тёплого камина, отделанного шведским серым гранитом. Обернулся к Аркадию и, хищно улыбнувшись, спросил:

— Аркаша, старый друг! Как насчёт обещанного угощения? Ты сам скажешь Люсе зайти ко мне в спальню?

Аркадий, вставая из-за стола, по-барски позвонил в колокольчик и, дав соответствующее указание филиппинке, быстро появившейся в зале, одиноко побрёл в свои ночные апартаменты.

Глава 6

Решившаяся на перемены в жизни Катя уже успела посетить знакомого парикмахера и несколько фирменных бутиков в большом торговом центре, куда она отправилась утром, прямиком из дома. Переоделась в купленную там новую одежду, выкинув пакет со старой в ближайшую мусорку.

Настроение у неё было прекрасным, и его не испортил даже неприятный разговор с начальницей экономического отдела в офисе, куда Катя зашла в своём новом, преобразившемся виде. Написала заявление на увольнение и упросила начальницу не отрабатывать положенные две недели.

Она видела удивлённые и восхищённые взгляды бывших коллег. Эти взгляды льстили ей и добавляли уверенности в себе. Некоторые сотрудницы даже не сразу смогли её узнать в новом облике и модной одежде.

На обратном пути встретившийся у подъезда дома бывший одноклассник Петюня так и остался стоять с открытым ртом, не успев даже выклянчить у неё обычную дань.

Вернувшись домой, Катя подошла к большому зеркалу платяного шкафа, стоящего в спальне её квартиры. Она смотрела на своё отражение, и новый облик явно помолодевшей Кати нравился ей. Короткая, стильная причёска. Губы, накрашенные тёмной помадой. Лёгкий макияж. Брендовый итальянский свитер до колен оливкового цвета, прекрасно гармонировавшего с цветом её зелёных глаз. Яркие голубые джинсы стиля гранж, с модными дырками на коленях подчёркивали молодёжный задор в стиле её одежды.

Всё, что тревожило Катю сейчас, — это молчащий смартфон, который она с утра не выпускала из рук. Звонки и сообщения, которые она получала сегодня, были лишними и не нужными ей. Катя обрывала разговор на полуслове, боясь пропустить тот единственный важный для неё звонок, который она так нетерпеливо ждала. Но бездушный кусок пластмассы молчал.

Выполняя своё обещание, Катя набрала номер мамы и, услышав её ответ, поздоровалась. Коротко поговорили о здоровье и о погоде. Наконец решившись, она стала рассказывать маме последние новости о себе, стараясь говорить бодрым голосом:

— Мама, я уволилась. Ты не переживай, это мой осознанный выбор. Я задыхалась на этой работе. Ты ведь знаешь, она мне никогда не нравилась. Вот моё терпение и лопнуло. Сегодня написала заявление об увольнении.

Мария Георгиевна помолчала недолго, обдумывая сказанное дочерью, затем продолжила разговор:

— Катюша, и что теперь ты думаешь делать?

— Посмотрим. Пока ничего не планирую. Денег хватит на пару месяцев отдыха.

— Доченька, мне кажется, что ты не договариваешь! Не считай нас с отцом круглыми идиотами. Наверняка ведь на твоё решение повлияло знакомство с твоим вчерашним гостем?

Вопрос застал Катю врасплох, и ей пришлось вынужденно отвечать:

— Наверное. Но вы не волнуйтесь, голова на плечах у меня осталась!

Маме этого было не достаточно. Она продолжила расспрос:

— Катюша, ты расскажи мне о своём новом друге. Кто он, откуда? Судя по твоему решению уволиться, вы что-то планируете в будущем? Ты не торопишься, доченька?

Может быть, надо лучше узнать человека, а не делать скоропалительных шагов?

Вопросов было много, на которые Катя не была готова ответить маме. Да, в общем-то, она и не знала, что отвечать.

Вчерашний день, проведённый с Марком, изменил её, но оставил больше вопросов, чем ответов. Катя пыталась гнать от себя мысли, что Марк больше не придёт или вовсе не позвонит. Совсем не хотелось думать, что ей, сорокалетней, наивной дурочке, только приоткрыли щёлку в двери и показали яркое, прекрасное будущее, наполненное светом и любовью. А затем захлопнули перед носом эту дверь, оставив её в сером и унылом настоящем.

Катя хотела как можно быстрее закончить разговор с мамой. Она попросила:

— Мама, давай отложим этот разговор на потом. Успокой отца. Я обещаю всё вам рассказать, как только сама буду уверена в чём-то.

Всё понимающая мама согласилась, сказав на прощание:

— Хорошо, Катюша. Отец уехал сейчас по делам и, когда вернётся, я попробую его успокоить. Только ты, пожалуйста, не давай нам поводов для волнения за тебя.

Закончив разговор, Катя вздохнула с облегчением. Переодевшись в спортивный костюм, принялась за домашние дела, чтобы убить время, перекладывая свой смартфон поближе, чтобы не пропустить звонка от Марка.

Такой необходимый и ожидаемый телефонный звонок раздался только ближе к вечеру. Катя сидела на диване, поджав под себя ноги. Смартфон, лежавший рядом, завибрировал и весело, как показалось Кате, зазвонил.

Катя почему-то была уже уверена, что это позвонил Марк. Её Марк, её половинка, в чём Катя была полностью убеждена. Схватив гаджет, на ярком экране которого высветился незнакомый номер, Катя провела пальцем по зелёному кружку, поднесла к уху и услышала:

— Эка, душа моя, здравствуй! Извини, что не позвонил раньше. Был на самом деле занят. Я тебе рассказывал о некоторых причинах, которые требуют от меня какой-то хоть минимальной конспирации. Поэтому мне надо часто менять симки и, как следствие, своего номера я тебе оставить не могу. Вот и придётся пока довольствоваться односторонней связью, прости!

Катя слушала родной голос и совсем не хотела обращать внимания на такие мелочи, сообщённые ей Марком. Он позвонил! А это главное. Не забыл её, не обманул, добившись желаемого, а позвонил! Ей сейчас больше всего хотелось прильнуть головой к широкой груди владельца этого голоса, извиняющегося перед ней. Катя ответила ему:

— Здравствуй, Марк! Я всё понимаю, можешь не объяснять. Ты знаешь, я уже успела соскучиться!

Не дождавшись ответа от Марка, быстро спросила с надеждой:

— Ты придёшь? Мы увидимся сегодня?

Марк произнёс со всей теплотой, на какую был только способен:

— Девочка моя, я тоже соскучился и очень хочу увидеть тебя! Если ты сейчас свободна, сколько тебе надо времени на сборы? Может, мы поужинаем где-нибудь, если ты не против, конечно?

Катя, услышав его предложение, в душе была готова лететь к нему на невидимых крыльях сразу и без проволочек. Но женщина всегда женщина, и она спокойным тоном ответила:

— Думаю, что часа будет вполне достаточно.

Марк радостно подытожил, видимо, успев взглянуть на часы:

— Заеду за тобой на такси и буду ждать внизу у подъезда ровно в семь вечера!

Они закончили телефонный разговор, и Катя стала готовиться к вечернему выходу.

Сходив в душ, поколдовала над собой у зеркала. Переоделась в новую одежду, купленную сегодня. Шерстяное, слегка приталенное платье терракотового цвета выгодно подчёркивало её хорошую фигуру и скрывало мелкие недостатки, присущие не юному уже, к сожалению, возрасту.

Достала из коробки и надела новые, чёрного цвета туфли-лоферы, с небольшим выраженным каблучком. Покружилась перед большим зеркалом, оглядывая себя со всех сторон, и осталась вполне довольна увиденным.

Взглянув на часы, увидела, что время было без четверти семь. Она успела ещё заварить себе кофе на кухне и спокойно выпила чашечку.

Перед уходом из квартиры поправила причёску, подкрасила губы и слегка подушилась классическими духами Chamade Guerlain, которые когда-то подарил её бывший муж. Затем убрала каплевидную бутылочку в новую чёрную кожаную сумочку на тонком ремешке.

Ровно в семь накинула на себя плащ и вышла из квартиры. Закрыла за собой дверь и спустилась вниз по лестнице.

Улыбающийся Марк встречал её внизу. В его руках был букет из красивых, бордового цвета роз, который он вручил Кате, одновременно целуя её.

Несмотря на то что Марк увидел и восхитился переменам в её внешнем облике, они встретились, как будто знакомы были многие годы. Родные и близкие друг другу люди, которым не нужны были лишние слова или другой какой-то набор условностей.

У подъезда их ждало такси с заведённым мотором. Марк открыл заднюю дверь и галантно помог ей сесть в машину. Сам устроился рядом и обнял её за плечи.

По-видимому, водитель такси уже заранее знал о маршруте, и машина ехала по московским проспектам и улицам, старательно минуя рассасывающиеся к вечеру пробки.

Они целовались, сидя на заднем сидении такси и не обращали внимания на проносящиеся за окном картинки. Было ещё светло, но рекламные надписи, гирлянды уличных неоновых огней и жёлтые глаза фонарей уже горели.

Ехали не долго, не более получаса. Такси подъехало прямо к входу одноэтажного ресторана с испанской кухней, расположенного где-то в Пресненском районе столицы.

Про испанскую кухню Кате успел объяснить Марк между поцелуями по дороге. Он, последние годы живший в Испании, привык и полюбил её разнообразие и блюда. Катя никогда не была в этой стране и быстро согласилась с Марком попробовать меню в restaurante español московского разлива.

Их проводили в отдельный кабинет, декорированный в стиле старой библиотеки. По стенам стояли старинные резные дубовые шкафы, частично заполненные испанскими книгами. Обслуживание было быстрым и ненавязчивым. Официант забрал из Катиных рук букет роз и поставил их в вазу, стоящую на столе.

Катя полностью положилась на выбор Марка, видя, как тот со знанием дела читал меню, принесённое им официантом. Посоветовавшись, они оба решили отдать сегодня предпочтение средиземноморской кухне в её испанском варианте.

Для начала Марк заказал, и на их столе, накрытом белой скатертью, быстро появились тартар из томатов и баклажанов, брускетты с сыром буррата и севиче из сибаса с авокадо.

Андалузское красное вино было налито официантом в Катин высокий бокал. Большая рюмка хорошей текилы с долькой лимона на тарелке была поставлена им перед Марком.

Они немножко выпили, и Марк, попробовав некоторые закуски, остался ими доволен, подтвердив, что они практически не отличаются от тех, к которым привык в Испании.

Марк рассказал Кате, с какой щепетильностью испанцы относятся к своей кухне, имеющей древние традиции. Процитировал сначала на испанском, затем на русском стихотворение Лопе де Вега, которое показалось ему уместным к их сегодняшнему застолью:

«Краски сада оттеня,

Баклажан синеет грузный,

И сияет лист капустный,

Как пергамент, друг огня».

Читал стихотворение Марк с выражением. Его баритон, особенно в испанской версии, отлично вписывался в обстановку.

Кате всё нравилось. Буквально всё, без исключения. Уютный отдельный кабинет с испанскими книгами на полках, красное вино и чудесные закуски, навевающие дух страны фламенко и корриды. Она этим вечером была счастлива. Счастлива главным образом от того, что напротив сидел любимый и заботливый мужчина, с которым её ждёт прекрасное будущее, в чём она была абсолютно уверена.

После закусок официант принёс выбранные Катей запечённые устрицы и тигровые креветки с соусом айоли. Марк же предпочёл чёрную треску с овощами гриль.

На десерт Катя попросила сырное суфле, которым она медленно наслаждалась, пока Марк, попросив у неё разрешение, курил толстую кубинскую сигару. Её принёс ему официант, объяснив, что в этом отдельном кабинете можно курить, если, конечно, позволит дама.

Языки ароматного сигарного дыма быстро исчезали в направлении решётки с хорошо работающей вентиляцией под потолком. Они болтали о всяких пустяках, весёлых и милых. Прекрасный ресторан и прекрасное настроение. Так думала Катя, не желающая, чтобы этот вечер заканчивался.

Они посидели ещё какое-то время в этом уютном кабинете ресторана, но Марк, расплатившись, попросил официанта вызвать такси.

Ехали обратно к Кате, не сговариваясь заранее. Будто супруги, которые вместе возвращаются домой после посещения ресторана.

Разговоры им были не очень нужны и не важны сейчас. Они желали друг друга, мечтали о тепле и соприкосновении их тел и душ. Вернувшись в маленькую Катину двушку, почти сразу оказались в спальне, откуда не выходили до утра. Они были сейчас единым целым, неразрывным и неутомляемым. Их связывала любовь, заполнившая обе их души полностью, до краёв. Любовь, которая из трепетной юношеской незаметно переросла в осознанную и взрослую. Ту, которая требовала непререкаемой заботы друг о друге и неограниченного уважения друг к другу. Для обоих это было новое чувство, незнакомое, но такое прекрасное и великое чувство любви, которое, как им казалось, потерять они могли только вместе с жизнью!

Утром, когда яркий солнечный свет уже заливал каждый уголок Катиной квартиры, они сидели на кухне и пили горячий кофе. В общем-то, им многое надо было обсудить. Оба понимали, что планы на их дальнейшую совместную жизнь остались недосказанными и нерешёнными. Первым на приземлённые темы заговорил Марк:

— Тебе, солнце моё, придётся хорошо подумать и решить, готова ли ты полностью изменить свою жизнь? Только очень хорошо подумай! Я ведь сейчас не могу обещать тебе тихие и беззаботные дни. Моё ближайшее будущее вполне вероятно будет наполнено опасностью и риском. Причём таким риском, при котором можно потерять всё. Как свободу, так и свою жизнь. Я, девочка моя, не хочу тебя пугать, но ты мне очень дорога. Я не хотел бы тебя подвергать даже малейшей опасности!

Катя слушала внимательно и ответила быстро и без сомнений:

— Милый мой, Марк! Я уже уверена, что с тобой мне ничего не будет угрожать. А потом, поверь, я готова к любым рискам, если мы их встретим вместе!

Она не дала Марку возразить ей и продолжила возбуждённым голосом:

— Мало того, я с нетерпением жду перемен в своей жизни! Мне они просто жизненно необходимы. Последние несколько лет я готова была выть на луну от тоски и скуки, которая меня окружала. У меня ничего не менялось, всё было известно наперёд. Такая пресная и серая жизнь. А ведь в душе, Марк, я осталась всё той же дерзкой и смелой девчонкой, которую ты когда-то знал и готовой к любым приключениям и даже авантюрам!

По всему было видно, что Марк задумался, удивлённый таким напором Кати. Она же, не перестала говорить, желая высказаться полностью:

— Марк, прошу тебя, не бойся за меня. Это мой осознанный выбор. Тем более, я уверена, что наверняка пригожусь тебе. Прошу только, будь со мной откровенным и никогда не лги мне! Никогда! Даже если правда будет горькой. Я с тобой Марк! Во всём и навсегда!

Последние слова Катя договаривала уже в объятиях Марка, который не смог удержаться от нахлынувших чувств. Встав из-за стола, он обнял её и поцеловал. Затем, решившись наконец, произнёс:

— Хорошо, девочка моя! Обещаю быть с тобой полностью откровенным. Сейчас, пока в общих чертах, я обрисую тебе свою цель, к которой иду. Дорога к ней будет очень опасной и, конечно, незаконной. Но, я глубоко в этом убеждён, во имя справедливости на это можно закрыть глаза.

Они вернулись в комнату, и Марк усадил Катю на диван. Сам стал ходить взад и вперёд по небольшому помещению, подбирая слова и рассказывая Кате то, что занимало его всё последнее время:

— Эка, я уже говорил тебе о том, что предшествовало и стало причиной моей посадки. В 96-м я, по поручению верхушки «тамбовских», передал чемодан с долларами двум кураторам от питерского Законодательного собрания. Это была часть общака «тамбовских», и решение передать деньги принималось на сходняке. Я присутствовал при укладке пачек долларов в чемодан и знал, насколько огромной была сумма. Деньги эти предназначались для покупки филиалов компании «Сургутнефтегаз».

Я встретился с кураторами в одном из питерских ресторанов и честно передал чемодан двум, как думалось сначала, обычным «чинушам» — представителям городских властей.

То, что это были не простые винтики из администрации губера того времени, я понял почти сразу. При выходе из ресторана, прямо на ступеньках меня приняли. Арестовывал меня не обычный милицейский наряд, а спецы в званиях майоров и подполковников, прибывших туда по указанию этих двух кураторов.

Огромных денег, находящихся в чемодане, им хватило на откаты начальству и ментам. Наши тоже не впряглись, потому что деньги эти стали оплатой за их индульгенцию, полученную от властей. «Тамбовские» в то время перекрашивались в честных бизнесменов и не хотели ворошить муравейник. Им было легче потерять деньги, чем подвергнуться прессу от милиции и властей.

Все сделали вид, что поверили, будто бы я эти доллары никому не передавал, а просто украл. Наши, больше для вида, требовали ответить по понятиям за исчезнувшие деньги, пока я сидел в «Крестах». Но чувствовалось, что они прекрасно знают правду. Поэтому никто меня не пытал и не посадил на нож.

Кстати, менты на допросах тоже ограничились устными, формальными обвинениями в краже части общака, но потом эти пункты из обвинительного заключения исчезли.

Как ты уже, девочка моя, знаешь, упаковали меня на долгие двенадцать лет в томские лагеря. Бывшие кореша даже не удосужились нанять хорошего адвоката, чтобы попытаться уменьшить мой срок заключения. Но у меня к ним никаких предъяв нет. Спасибо и за то, что не заказали меня на зоне, и за то, что дали неплохие подъёмные перед моим отъездом в Испанию, после отбытого срока. В общем-то, они и бизнес там помогли открыть и развернуть. Так что на них у меня обид нет.

А вот к кому у меня остался незакрытый счёт, так это к тем двум депутатишкам Законодательного собрания, подготовившим и разыгравшим весь этот водевиль. Оказались они не простыми чиновниками городской администрации тех лет, а настоящими волками в овечьих шкурах. Всё у них было схвачено и прикрыто. С властями и ментами решали вопрос солидными откатами. С криминалом за них разбирался собственный ЧОП (частная охранная компания), состоявший из бывших комитетчиков и милиционеров. Непростыми оказались эти два персонажа. Ох, какими непростыми. Я после отсидки попробовал было выйти на них, но полковник из питерского ГУ МВД, видимо, тоже получивший долю из украденных денег, вежливо и очень внятно мне всё объяснил. Поскольку мне не хотелось получить ещё один срок за мой интерес к этому делу, пришлось уехать из страны.

Ведь тогда, в 2008-м, я хотел предъявить им счёт за мои потерянные годы. Я хотел сыграть в этой игре по правилам. Но оказалось, что они сами покупают роли и пишут правила к этой игре. Поэтому меня чуть не посадили повторно.

Но я ждал. Терпеливо ждал и был уверен, что всё-таки выставлю справедливый счёт за потерянные двенадцать лет моей жизни.

В прошлом году истёк срок давности по всем преступлениям, которые мне могут вменить в России. И я начал осторожно собирать информацию. Сначала моя служба безопасности, через анонимных хакеров, пробила и собрала досье на этих двух людей из моего прошлого. Оказалось, что оба давно покинули страну и живут за границей. Один в настоящее время осел на Кипре и является владельцем банковского холдинга. Другой тихо живёт в Израиле и получает солидные доходы от акций двух металлургических заводов и одного алюминиевого комбината, находящихся в России. Оба, понятное дело, совсем не бедствуют. А ведь источником их стартового капитала был тот самый злополучный чемодан, набитый долларами, который я якобы им не передал!

Мне кажется, будет справедливым, заплатить мне по миллиону за каждый год из двенадцати лет, украденных ими у меня. Ты так не находишь, Эка?