Бесплатный фрагмент - Сказки Заманулья

От автора

Привет, дружище. Добро пожаловать в Заманулье. В своих руках ты держишь книгу, которая поможет тебе перенестись в совершенно другой мир, где меньше невзгод и чуточку больше волшебства. Об этом мире рассказали мне мои пациенты. Они же поделились со мной самым главным секретом: как жить по законам этого мира здесь, в мире большом. Когда им весело, они смеются, да так, что их звонкий смех заполняет своей радостью все вокруг. Когда им грустно, они честно просят о помощи и поддержке, не боясь показаться глупыми или слабыми. Но главное, они никогда не ограничивают себя или свою фантазию рамками привычной жизни, они считают, что все возможно, и верят в волшебство. Этому они научили и меня, потому что им не жалко делиться своим счастьем. Этим я делюсь и с тобой, потому что делиться опытом — это истинная потребность человека.

⠀

Лена Каштанова

Врач-педиатр

Сказка первая.

Соколиное перышко

«Затерянное в мире королевство. Тебя спасла от современности твоя непопулярность. И все истории твои и тайны укрыты призрачным туманом, лежат средь живописного ландшафта… нетронуты и обнимают плодородные поля. И только птицам их дозволено постичь. Там, с высоты полета, обретет туман вдруг форму, рассеется и пустит к себе свет. И свет, наполнив собой высь, покажет тонким лучиком на дверь, что отворится светлому, красивому такому смельчаку, что ради истины своей чрез время преступить решится», — говорила она вслух, глядя на бесконечные поля, словно читая книгу.

---

Глава первая.

Если бы только не этот туман

— Кому из всех живых подвластно время? — спроcила сама себя девушка.

— Тому, кто верит, — сама же себе ответила она. — Ну, что ты смотришь на меня, умная черная птица? Ты уж точно знаешь, где эта дверь, и знаешь, что мы потерялись средь времени и что найти нас непременно кто-то должен.

Ворон стоял рядом, и, казалось, очень внимательно слушал Хельгу. Он был очень красивой птицей, гораздо крупнее своих сородичей. Его ухоженные черные перья переливались сине-зеленым металлическим блеском. Иногда он позволял Хельге гладить свою спину, словно был ручным. Хотя ручным он, конечно же, не был. Сколько Хельга себя помнила, эта красивая умная птица всегда была где-то рядом, и ей казалось, будто ворон, как никто другой, способен ее понять.

— Хельга, Хельга, хватит уже выводить свои каракули. Их ли тебе все никак не достаточно? Пойдем смотреть на соколиную охоту, — звали сестры с середины поля.

Хельга вздохнула — и почему другие люди верят только в то, что могут видеть? Ведь видят-то они совсем не далеко. А вот соколы, с ними по-другому — соколы могут видеть гораздо дальше людей. Хельга любила этих птиц и даже как-то замирала, глядя на их неземную стать.

— Ну, что сидишь, как неживая. Сокол, гляди, вот и решит, что ты мышь и от страха пошевелиться не можешь. Спикирует на тебя да в гнездо унесет на корм своим цыплятам.

— Птенцам, а не цыплятам, — буркнула Хельга и в полный голос добавила, — да и хорошо бы, что унес, все лучше, чем с вами, дурехами, время на всякую ерунду тратить.

— Пошли с нами скорее, — все не унимались ее сестры.

На поле колосилась готовая к сбору пшеница. Хельга шла по тропе, с наслаждением проводя рукой по колосьям.

«Хорошие они, — думала Хельга, — живые. А попадут в добрые руки и хлебом станут. Детей накормят. Как ладно все это устроено. Вот только если не было бы этой пелены тумана».

Сестры ждали ее у подножья огромного холма. Из-за тумана его почти не было видно. Девочки едва могли разглядеть друг друга. Вдруг туман рассек пронзительный соколиный крик, в ту же секунду буквально в метре от Хельги на поле спикировала птица. Сокол был крупнее, да и сильнее обычных особей, тень от его крыльев полностью накрыла Хельгу. Он остановился на расстоянии полутора метров от земли и замер в воздухе. Сокол парил, казалось, остановив время, и смотрел Хельге прямо в глаза.

«Я его слышу», — раздалось в голове у девочки, и она потеряла сознание. В себя Хельга пришла, когда сестры отчаянно пытались ей что-то сказать.

— Хельга, очнись! Об этом нельзя никому рассказывать. Хельга, они решат, что ты ведьма.

— Я не ведьма, — ответила, словно в полутьме, Хельга. — Я его слышу и небо слышу… я, скажите родителям, что я в хлеву с лошадьми и приду только к ужину.

Она направилась прямо в гущу тумана.

— Куда ты?

— Мне надо понять себя, не пугайтесь, я к вечеру вернусь.

И она, не оглядываясь, держась за голову обеими руками, убежала к подножию холма.

Хельге шел семнадцатый год.

— Дни сменяют ночи, ночи сменяют дни. Как это здорово! Сегодня как вчера, вчера как завтра, и все стоит на месте бездыханно, лишь только эти соколы кричат, туман порою разрывая своими крыльями. Им видно больше, им видно дальше. Но даже им он неподвластен. Туман, что мир накрыл и приостановил. В этом тумане нас не видно, вот мы и шныряем, соколов не боясь, ничего не боясь!

Куница пробиралась сквозь лес короткими перебежками, периодически вставая столбиком, тем самым подчеркивая свою важную роль в мире.

— Куницы нужны, куницы важны! Шныряем по лесу, невидимые глазу, словно духи. Рассуждаем. Философствуем. Наблюдаем.

Зверек очень многозначительно смотрел вдаль, насколько ему это позволял природой отведенный рост. Позволял он немногое, однако куница все же заметила девушку, поднимающуюся на холм.

— И чего это она туда идет? Туда обычно мирские-то не ходят, тумана боятся. Только соколы одни этой горой и управляют, оттого и прозвали ее соколиной, и хода туда мирским нет.

Куница решила подойти к дереву и присмотреться к девушке поближе. Вновь встав столбиком, зверек принялся разглядывать незнакомку.

— Ах ты, заяц бестолковый, да она, гляди, сама-то породы соколиной. Глядит-то как резко. А того, поди, и графова дочь, ленты вон какие на сарафане? Это ж что получатся, графова дочь да соколиной породы… ух, быть беде! Ох, чую своею куньей мордой, доглядит девчонка глазами зоркими, как туман разогнать. Так, сталось, значит, быть переменам, а перемен, признаться, так не хочется, так хочется и дальше в этом навеки зависшем тумане… шнырять.

Тем временем девушка все так же настойчиво шла к вершине холма.

— Как же мне ее остановить? Девчонка, видимо, напористая, ноги о бурелом собьет, а дойдет. Притворюсь-ка дохлым, лягу так очень трагично ей под ноги, испуская жизнь.

— Так она на тебя и наступит, ей сейчас не до того, чтобы куниц дохлых под ногами рассматривать, не трогай ее лучше, грызун.

Рядом с куницей стоял ворон.

— Что за птица такая черная, видимо, падальщик? — с издевкой сказала куница.

— А то ты птиц черных не знаешь? — ответил надменно ворон.

— Да уж, ваше-то отродье мне ли не знать, чего стоишь рядом, ты не засматривайся, я пока не падаль, — куница еще более осторожно посмотрела на ворона.

— Хельга ее зовут, девчонку. Не трогай ее, не мешай. Она, в отличие от других людей, в туман не верит и знает, куда идет.

— То, что ты с графской семьей дружбу задавно водишь, то известно, а что девочка эта к соколиным-то причастна, видно, не знал?

— Все ли ты понимаешь, грызун?

— Я — куница, — гордо сказала куница. И мне все нравится как есть, не очень хочется, чтобы девчонка взбаламутила мой устоявшийся порядок. Мне нравится туман, в нем соколы меня не видят, и я могу шнырять, и философствовать, и наблюдать за неподвижным миром.

— Я думаю, что эта череда событий уже началась, и остановить ее нам с тобой, грызун, уже не по силам, — сказал ворон спокойно и, расправив сильные красивые крылья, вспорхнул с места, отправившись вслед за Хельгой.

«Девчонка что надо: бойкая, пытливая, истинно графова дочь, не зря за ней приглядывал», — радовал себя справедливыми мыслями ворон.

Куница хотела было остаться на месте, да не смогла — очень уж она любопытна. Пришлось и ей, повинуясь своему природному любопытству, отправиться вслед за вороном.

Она вышла к небольшой полянке, почти на вершине. Чем ближе она подходила к ее центру, тем более сгущался туман, не давая ей разглядеть, что впереди.

— Сгущайся сколько угодно, я не боюсь тебя, нет такого тумана, что не способен был бы рассеять свет. И предки мои пришли сюда, где нога человека прежде не ступала, и жизнь свою построили, и о других заботиться начали.

На минуту ей показалось, что там, за тонким слоем тумана, есть некое возвышение, она запустила вперед руку, но ничего не почувствовала. Но ощущение, что там что-то большое и живое, ее не покидало, а по руке пошло непонятное покалывание.

— Я тебя слышу, всех вас слышу в этой горе, так вы уж выйдите из своего тумана, станьте явью. Сокол, ты мне сказать что-то хотел, ты звал меня сюда, так расскажи, зачем и отчего мне это все ненастоящим кажется, весь этот устоявшийся порядок. Все эти поля, холмы, леса и реки — все укрыто туманом, словно от глаз чужих он что-то прячет.

— Может, отворим ей двери? — сокол задумчиво смотрел сквозь прозрачные стены тумана.

— Не готова она еще. Не верит себе. Надо, чтобы окрепла. Рано ты ей показался, страж.

— Четыре столетия мир во власти тумана. Корешки есть надоело. Ловить эту нечисть надоело. Охоты хочу живой, чтобы добычу видеть. Не думаю, Королевна, что рано.

— Смотри, как бы наши про девчонку соколиной породы не прознали, а то ведь любопытные, а коль молва пойдет, так пути назад не будет.

— Я никому про нее не говорил.

— Ее сопровождают, смотри-ка, ворон.

— Да он приглядывает за ней с рождения, непонятно пока почему. Но, мне кажется, он хороший персонаж.

— Что там филины?

— Размышляют и вроде к переменам готовы, да вот только очень уж им все это спонтанным кажется.

Королевна посмеялась.

— Более ста лет подготовки, а все еще «очень уж спонтанно», хотя охоты и им хочется. Ой, гляди, а за ними еще кто-то следит, грызун какой-то.

— Куница, — сухо ответил страж, — а ты права, он следит, вон как столбиком вытянулся.

— Двери не открывать, себя не показывать. Приглядывай за ней со стороны да за вороном, сам знаешь, слава у них дурная.

— Все сделаю в лучшем варианте, Королевна. Все сделаю, чтобы ваш полет на фоне чистого неба еще раз увидеть, хоть перед смертью. Можно вопрос?

— Можно, — сухо ответила Королевна.

— А вы готовы к временам великих перемен? Готовы оставить прошлому давно установившийся порядок?

— А ты не то думаешь, что мне, хищнику, корешки уж больно по вкусу? Мои родители могли и козла горного в лапах унести. То была настоящая охота, честная. А сейчас это уже давно не жизнь, это выживание. И чем дольше мы будем уклоняться от решительного шага, тем больше мы поддадимся трусости. Тогда туман уж точно поглотит нас со всеми косточками да перьями.

Страж от таких слов даже голову в плечи вжал, не хотелось ему такой гибели ни себе, ни своим собратьям.

— Народ горный нужно подготовить, чтобы без боли, без страдания все прошло. И о смерти не упоминай, нельзя тебе умирать пока. Никак нельзя.

— А люди?

— А людям положено думать, что соколы — это крупные хищные птицы, которые охотятся на мышей.

Королевна смотрела на стража черными зоркими глазами. В этом взгляде были все качества, достойные королевны: понимание, уверенность и бесстрашие.

— Я вас слышу, — крикнула еще раз Хельга, — но вы мне себя не показываете, это нечестно. — Она кричала, отчаянно бросая вызов туману, но туман не отвечал.

«Как же все это непонятно, — думала Хельга. — И зачем мои предки обжили эти дикие угодья? Не нужен этим лесам человек. Нет с лесом разговора, молчит как проклятый. Все подчинено своему закону. Закону этой зыбкой, непонятной мглы».

— Нет такой мглы, что свет не способен был бы рассеять, — крикнула она еще раз туману и отправилась домой. Ворон медленно следовал за ней. У подножья горы ее ждали сестры.

---

Глава вторая.

Птицам высоко все видно да все ясно

— Хельга, да ты вся продрогла, и лица на тебе нет. Мы тебе хлеба принесли да молока, очень вкусное все. Пойдем от этого тумана подальше.

— Ты не бойся, мы никому не скажем, что ты с соколом разговаривала.

— Да не разговаривала я с ним. Слов я не слышала. Случайность это была, может, и правда меня с мышью перепутал, — сказала Хельга, не скрывая своей досады, и отправилась вслед за сестрами домой.

Они дошли до хлева, сели на скамью. Хельга аккуратно отломила от хлеба кусочек и, попробовав его, запила молоком из кувшина.

— И правда, вкусно очень, спасибо. Идти мне пора, к ужину надо выйти прибранной, а то родители отругают меня за мой вид.

В комнате девочек было просторно и даже светло, хотя окна были маленькими. Хельга осмотрела свою комнату, словно ища в ней подсказку, села на стул, все еще раздумывая о случившемся. Через некоторое время пришла няня.

— Ах, Хельга, ну разве надлежит так графской дочке выглядеть! Ты будто весь день на полях работала! Да наук никогда не учила!

— Так ты и помоги мне, няня, ко столу вечернему в порядке прийти да родителей видом прилежным порадовать. Волосы давай расчешем, платье скромное наденем, жемчужинку одну на шею, — она сделала паузу и грустно добавила, — и все снова будет в порядке. Как всегда.

Она посмотрела в окно и сказала тихо, еще более печально:

— В этом веками устоявшемся порядке.

— Не грусти, милая, так и сделаем, только сначала лицо умоем. Ты ведь чумазая. А что наук сегодня не учила, не дело. Перо надобно в руки каждый день брать да грамоте обучаться.

— Так я и обучалась, и читала сегодня, и писала. Вот только пишу я что-то странное, няня.

— Отчего же странное?

— Да вроде сказок пишу, и вот ведь незадача, не понимаю зачем, а слова дивные в голову приходят и так ладно на бумагу ложатся.

— Так и прекрасно, ты их береги, записывай заботливо. Они тебе еще пригодятся.

И няня повела ее в ванную, склонив ей голову над большим тазом, она хотела налить ей в руки воды из кувшина, как вдруг заметила, что-то у нее за ухом.

— Ой, что это у тебя — перышко, — и няня потянула его, чтобы убрать из волос.

— Ау! — вскрикнула Хельга от боли. — Няня, ты чего же мне волосы с головы рвешь?

— Да это лишь перышко, у тебя в волосах запуталось. Ах, до чего же оно дивное, соколиное.

За вечерним столом всей семьей было принято обсуждать события дня и делиться выводами. Когда отец семейства обратился к Хельге с вопросом, как прошел ее день, она задумалась на мгновение, а затем стала говорить немного по-другому, не так, как всегда, более решительно.

— Сегодня я думала, почему, например, мы живем в замке и семья наша такая древняя. И я решила, что это оттого, что у нас есть силы заботиться о ком-то еще. Помогать людям. А кто заботится о мире, о зверье всяком? Представь, отец, как птицам тяжело в этом тумане охотиться.

— С чего это ты о соколах печалиться начала? Весь день их охота слышна, видно, научились видеть сквозь туман.

— Странно, мне, отец, что все туман этот лежит да не уходит. Странно. А птицам высоко, я думаю, все видно да все ясно.

— Тогда, наверное, они о себе и позаботятся.

— А кажется, будто им забота нужна наша, отец, людская. А что если этот туман рассеется, уйдет? Ты думал об этом, отец? Что, если завтра будет не таким, как вчера, и не таким, как сегодня? Ты думал, отец, что наше завтра может быть ясным, светлым, и мы будем вновь наслаждаться видом полей и озер, полетом птиц?

Граф задумался.

— Хельга, но ведь туман никому не причиняет вреда. Поля все так же плодородны, леса все так же полны дичи. Тот мир, в котором мы живем, который мы построили, он добр к нам, нам всем всего хватает.

— Нам есть что есть, где спать, и поленьев для камина достаточно. Но это не все, что нам нужно. Нам нужна жизнь, а это — выживание, — говорила девушка.

— Чего же тебе не хватает, Хельга?

— Света и правды, отец. Они самая важная часть мира, и их больше нет. Веками все происходит по законам установившегося порядка. А если в этом порядке есть ошибка и она укрыта от наших глаз этим туманом? Не наша ли эта задача — ее найти и исправить, отец?

— Ты говоришь, как твой дед, вот только он был рыцарь и люд простой от захватчиков защищал, и благодаря ему у нас есть этот мир, пусть даже в нем и много тумана. Не нужно тебе о таких вопросах гадать. Тебе уже о замужестве думать пора. Вот муж твой, благородный, будет мир к лучшему менять.

— Отец, — сказала младшая из сестер, — позволь нам завтра провести некоторое время в твоей библиотеке. Так много всего в латыни неясного. А мы втроем почитаем, и няня с нами, глядишь, и прояснится латынь в головах наших.

С благодарностью посмотрела Хельга на сестру, понимая, что спасла она ее от гнева отцовского.

— Так тому и быть, радует меня ваша прилежность. А ты, Хельга, будь настороже. Сначала человеку надобно главные дела на земле под ногами уладить, а уж потом в небо глядеть.

— Я поняла, отец, я буду прилежна, — она посмотрела в окно. — И все же туман этот, чужой он нам.

— Пытлива девчонка, смела, и как упустили дымчаки ее рождение из виду, уж не могли и предположить, видно, что и в графову семью дух соколиный проберется. Ну уж держись, размытое отродье, как почувствует она впервые ветер в крыльях своей стаи, так несдобровать уж вам, и не лежать больше туману на полях богатых.

— Ты бы хоть рассказал, что там у графов происходит? — раздался голос от начала каменной кладки.

— Грызун, и ты здесь?

— Я — куница.

— Ну, хорошо, куница. Мы, вороны, всегда, в общем, к грызунам с почтением относимся. Чего здесь делаешь-то? Не иначе как собак графских позлить решил.

— Ты лучше мне расскажи, что там происходит, чего там юная графиня рассказывает?

— А тебе какое дело?

— Как это какое? Я ведь тоже зверье, вот мне и важно, что дальше с миром будет.

— Ну, так и пробрался бы ты через хлев да посмотрел бы!

— Э, нет, через хлев никак нельзя, там-то как раз таки грызуны, да по-барски раскормленные. С ними лучше без контакта оставаться, поверь. Ну, давай уже спускайся, давай поговорим.

Ворон элегантно спикировал вниз, и они пошли к каменной изгороди. Ворон летел вдоль земли, сливаясь с ночной тьмой, а куница шныряла. Так они добрались до ограды, камни были большие, рельефные, по ним куница смогла забраться до верхнего края забора, на нем она вытянулась столбиком и смотрела на поля, туда же сел и ворон.

— И по ночам лежит, будь ему пусто, этому туману, — буркнул задумчиво ворон.

Луна освещала изящные дуги холмистых полей, плотно укрытые туманом, словно ватным одеялом. Туман был красив в лунном свете.

— Прав ты, красиво в наших владениях, да только уж надоело все в этой белой пелене видеть, — сказала задумчиво куница.

— Ты же был вроде старым консерватором и не хотел перемен?

— Все хотят перемен. Одни находят смелость об этом сказать, другие — нет.

Куница смотрела на поля.

— А ты, ворон, тот еще персонаж. Ведьмам не служишь, как все в твоем отродье. Девчонку от дымчаков укрыть сумел. Не иначе как благородных кровей?

— Все лучше, чем падальщик, — усмехнулся ворон и добавил, — интересно, как Королевна на девчонку отреагирует, характер у нее, сам знаешь…

— Говорят, до прихода тумана она могла и козла в лапах утащить, охотница была первой соколиной стати. Ох, не знаю, как девчонку примет. Интересно.

Между ними возникла пауза.

Куница и ворон стояли на каменной изгороди под светом луны и смотрели на объятые туманом поля. Куница сделала бодрый вдох.

— Вот стоим мы, дружище падальщик, и интересно нам — интересно стоять на пороге великих перемен.

На эти же поля из узкого окна спальни смотрела и жена графа.

— Не кажется ли тебе, мой граф, что Хельга очень уж ладно да уверенно говорит. Сила в ней какая-то особенная.

— Неспокойно мне за нее, не принимает она жизнь такой, какая она есть. Все ей бороться за что-то надо.

— Так разве это плохо? А что если ей дальше народ защищать, так и пригодится характер-то.

— Будет у нас наследник, ему и народ защищать, а Хельге платья носить да пяльцы в руках держать умело и замуж выходить по уму. А как время придет, так и наследников рожать.

Склонила графиня голову да мужу возражать не стала. Время и вправду придет да все по местам расставит.

— Кровью ты к этим местам не привязан, оттого не болеешь за них. А народ сказывает, раньше солнце было, тепло было. Птиц в небе видно было.

— Народ всякое сказывает. А нам его кормить да защищать. Это время — надежное. А перемены всегда уносят чьи-то жизни. Войны вы не видели, оттого грезите глупостями всякими.

— Твоя правда, и спасибо, что от войны меня и народ мой уберег. Ложись спать, я еще немного постою, луной полюбуюсь.

В этот момент к графине подлетел ворон. Сел на подоконник и сидит. Она смотрит на птицу, птица смотрит на нее. Она возьми да погладь его по черной шелковистой спине, а ворон сидит да не улетает. Гладь, мол, дальше. Так графине как-то и на душе радостнее стало, и на сердце веселее. А ворон посмотрел на нее еще раз, крыльями взмахнул и улетел. Опустив вслед за своими крыльями на все графские владения глубокую темную ночь.

В комнате девочек было совсем темно. Ночь была тихая, спокойная, и пение сверчков плавно и медленно разливалось по комнате. Вдруг младшая из сестер тихонечко прошептала:

— У меня есть страшная тайна.

И все, молчит, ни слова больше не говорит. Сестры ее не выдержали от любопытства, спрашивают:

— Ну, рассказывай уже, что за тайна?

— Я могу ухать, как филин.

Она быстро соскочила с кровати, подбежала к окну и, смешно сжав ладошки, ухнула вдаль.

— Уху! — сказала девочка.

— Уху! — эхом отозвались леса и поля.

— А ведь и правда как филин! — удивилась Хельга.

— А то! Ты подожди, он ведь сейчас ответит.

И она вновь ухнула.

— Уху! — сказала девочка.

— Уху! — эхом отозвались леса и поля. Но на этом все — ночная темнота оставалась равнодушной к ее смелому порыву.

— Видимо, сегодня филины не охотятся, — сказала задумчиво Хельга.

— Ты не печалься, завтра попробуем, — подбодрила ее вторая сестра.

Но вдруг издалека раздался ответ.

— Уху! — Филин ухал и ухал.

— Ой, так ты у нас из птичьих будешь? Давай-ка ложись в постель, застынешь там стоять.

Сестра послушно легла в постель. Вновь воцарилась тишина. Только Хельга ей как-то не верила. Лежала да прислушивалась, чудилось ей, будто там, за окном, что-то происходит.

— Говорю тебе, сестра это ее, а сама девчонка — что есть, то есть, соколиных будет. Полетели, на них посмотрим.

— Да нельзя ведь дистанцию с человеком нарушать, мы так всех дымчаков разбудим.

— Так она сама вон ухает в окне, сама зовет. Полетели, говорю. Она, может, и последняя из соколиных, а ты будешь последним из филинов, что последнюю из соколиных видел.

Филины — народ дружный, и, пока они обсуждали, к ним подлетело еще несколько других птиц, так что к окну спальни девочек направлялось уже целое облако пернатых. Все они сели на стену и ухватились за нее так, что в окошке по проему видны были только их головы.

— Вон та, маленькая, она ухала. А вон та побольше и есть из соколиных.

— Да чем же она из соколиных?

— Да всем, говорю же тебе, всем!

— Выдумка это, нет их больше и не будет.

В этот момент Хельга в одну секунду вскочила с кровати и ринулась к окну и глядит в него нечеловечьим взглядом, как охотница.

— Опять я слышу их!

Все филины, как по команде, припали спиной к стене замка, распластавшись по ней крыльями, они едва дышали, чтобы оставаться незамеченными.

— Опять вас слышу, и опять вы прячетесь. Нечестно это.

И она ушла в кровать.

— Кого ты слышишь, Хельга?

— Я не знаю, это не голоса и не слова, но это какая-то информация. Словно люди не только посредством слов общаться умеют.

— Давай спать. Завтра постараемся найти в библиотеке ответы.

— А все же права ты, Хельга, нельзя мириться с туманом, иначе под ним жизни совсем не останется.

— Все, девочки, спать.

---

Глава третья.

Не дрогнула рука

Утро было таким же, как вчера и как неделю назад. Коротенький, едва заметный лучик солнца смело пробился сквозь пелену туч и тут же потух, словно кто-то загородил эту пробоину в тучах. Вновь сырость, серость, мерзлота заняли свое обычное, господствующее место в мире.

Хельга давно начала просыпаться до рассвета. Она встречала каждый новый день с радостью и любовью и надеждой на то, что он и впрямь будет новый, с верой, что однажды этот лучик победит. Но дни казались совершенно одинаковыми. Так и сегодня она смотрела на появление тающего, робкого луча солнца. Видела, как он стремится вырасти, стремится жить. Вдруг в его свете она заметила своего ворона. Она видела, как он летит и будто борется с кем-то, да чем больше сопротивляется, тем больше его туманом что-то опутывает. Да и туман не от земли поднимается, а какими-то вспышками возникает прямо в небе и душит несчастную птицу.

— Ну, так уж точно не пойдет!

Что было сил побежала Хельга в лучевую, схватив лук да колчан, она в мгновение ока оказалась на смотровой башне и, зорко прицелившись, выстрелила в туман. Она и сама удивилась своему выстрелу, ее глаз был очень четким, рука не дрогнула, она стреляла так, будто стреляет всю свою жизнь. Туман поредел, она прицелилась и выстрелила еще раз, и туман отступил, а ворон без сил упал на поле.

Хельга и сама не заметила, как уже через несколько мгновений оказалась рядом с птицей.

— Дружочек ты мой милый, да что это за нечисть-то на тебя напала? Ты только держись, я тебя больше в беде не оставлю. Всегда буду с луком наготове.

Ворон смотрел ей в глаза своими черными мудрыми глазами и благодарил.

Хельга была в растерянности.

— Ворон, я тебя слышу. Идти надо, на гору. Пойду, все сделаю. Ты слаб, так я тебя понесу.

И она с вороном и луком отправилась на соколиную гору. Идти было тяжело, туман как будто связывал ноги, склеивал их с землей, но Хельга рассекала его луком и упорно шла вперед. Туман стал настолько густым, что она не могла дальше выбирать направление.

— Куда же мне идти? Ведь и руки вытянутой не видно.

Вдруг к ней подбежал маленький зверек.

— Хоречек, ты ли мне дорогу покажешь?

Хоречек был, конечно, вновь расстроен, что в нем, как всегда, не признали куницу. Но он не обиделся, а резво побежал вперед, показывая Хельге направление. Так они шли, вызывая туман на поединок.

Вдруг Хельга остановилась.

— Хоречек, подожди. А ведь я их вижу!

И она вновь посмотрела в небо взглядом более острым, чем взгляд человека.

Она подняла лук, натянула тетиву и выстрелила в туман. Через несколько секунд на землю упало что-то, напоминающее клубок черного дыма, который быстро рассеялся. А на том месте, где он был, образовалась брешь в тумане, и сквозь него лицо Хельги осветил луч солнца.

— Так вот ты, виновник тумана. И не туман это вовсе, а грязь какая-то. Не нашего ты мира, дружочек. Надо эту историю до конца разузнать, не дело это — наши леса и поля обворовывать, птиц наших вольных душить.

И она с еще большей решимостью отправилась дальше.

— Ой, не надо, ой, лучше бы эту историю не узнавать, — сказала тревожно куница, — быть беде! Не иначе как эта девчонка совсем всех дымчаков разозлит.

— Дела… — ухал возбужденно филин, подзывая другого, — собирай всех братьев. Быть переменам, соколиная по дымчакам из луков стреляет, да как метко, зоркая, как все в ее породе. Я уж думал, не доживу такого увидеть. Расскажи все братьям. Время великих перемен началось, пусть соберутся на поклонной горе и ждут новую воительницу.

— Не бойся, дружочек, — говорила Хельга ворону, пробираясь по лесу и успокаивая скорее себя. — Ты не дрожи, мои предки вообще сюда первыми пришли и ничего не боялись, и кров нашли, и жизнь построили, а уж мы-то с этой грязюкой справимся. Еще пару стрел у меня есть, так что не пропадем!

«Да и толку бы, если бы я и боялся, тебя же разве остановишь?» — думал ворон. Он уже оправился от битвы и мог самостоятельно лететь, следуя за ней.

Они дошли до той самой поляны, где Хельга слышала разговор соколиного стража. И опять в тот же миг, как по команде, все заволокло тугою пеленою тумана.

— Ах, до чего же ты противный, туман, до чего неприятный!

Она хотела взяться за тетиву, но дымчаков разглядеть не могла, стена как стена, а стрелять не по кому.

Хельга подошла к ней поближе и попыталась что было сил вникнуть в то, что там.

В это время хорек, который отлично видел даже сквозь туман, наблюдал следующую картину. По одной стороне стены из тумана стоит Хельга да все пытается сквозь стену смотреть, а по другой, плотно-плотно примкнув к стене, смотрят на нее филины, сидящие на ветках дерева, как на насесте. И так им любопытно! Они-то ее видят, а ей, бедняжке, сила странная не дает их рассмотреть.

— Только до стены не докасаться, — пронеслось среди филинов, — а то она рухнет, аккуратно.

— Слышу ведь и чувствую, — говорила Хельга. И она, повинуясь внутреннему зову, протянула руку вперед, прямо в туман. А за туманом, прям напротив ее руки, сидел птенец, и так ему хотелось руку человеческую потрогать, что не выдержал он запрета и протянул свое крыло навстречу Хельге. Через секунду он вывалился через туманную стену прямо ей под ноги.

— Ну, все, беда! — раздалось среди филинов. — Прокололись, как мыши неопытные. Теперь если не дымчаки, то Королевна нас точно на подушки из натурального пера пустит. Ах, беда!

Маленький филин лежал на земле и смотрел на Хельгу красивыми огненными глазами.

— Птенец, это что же ты столько шума делал?

Хельга взяла его на руки.

— Ой, как страшно! — раздалось среди филинов. — Что же она с ним сделает? А если она его съест?

— Да зачем его есть-то, перья одни.

— А ну пошли все вон, перье пустоголовое, ничего вам поручить нельзя. — В воздухе повисло молчание. Присутствие Королевны всегда чувствовалось еще до ее появления. Она обладала той молчаливой статью, которая вызывала не только уважение, но и трепет, а иногда и страх.

— Как скажешь, Королевна, — и филины разлетелись по обе стороны.

— И ты, страж, хорош! Говорила тебе, следи, чтобы молва не пошла.

— Так и следил, Королевна.

— И почему ж тогда птенец филина у соколиной на руках?

— Так сестра ее сама филинов ночью звала. Знаешь же, Королевна, коль рождается смелый человек, так не остановить начало перемен.

— Мы об этом потом поговорим, а теперь хода назад нет. Лети в королевство да народ поднимай, пусть бал готовят, какого еще не видывали, говори — гостья наипочтенная, повелительница соколиных к нам пожаловала! — Она сделала паузу и, тяжело вздохнув, добавила: — И войску скажи: сегодня, завтра — не знаю, но схватки с дымчаками не миновать, пусть собирают всех пернатых. А праздновать возрождение союза будем так, чтобы и умереть потом было не жалко.

Хельга стояла растерянная, гладила птенца. И говорила уже робко, без вызова:

— Вы извините меня, но не могли бы вы мне показаться?

— А вот это, милая, от тебя зависит, насколько поверишь в род свой, настолько и сможем, — сказала холодно Королевна.

— Я не боюсь этой мглы. Ворон, ты уж только со мной лети. Одну не оставь, без тебя не справлюсь. И ты, хоречек.

Прижимая к себе птенца, она вновь протянула вперед руку. По руке пошло непонятное чувство покалывания, и Хельга увидела, как ногти ее удлиняются, а из тыльной стороны руки появляются маленькие перья. Она в страхе отдернула руку назад.

— Ну же, дитя, не бойся, ты ведь на пути к самой себе, — сказала Королевна, смягчив тон.

— Шагай давай уже, — раздался из-за ее спины ропот филинов.

---

Глава четвертая.

Перья растут

— Ворон, милый, это чего у меня в тумане ногти растут да перья?

Но ворон лишь посмотрел на нее и, взмахнув крыльями, полетел навстречу мгле. Хельга сделала шаг, потом еще один, покалывание чувствовалось во всем теле, даже в ушах. Она зажмурилась и зашагала вперед. Пока лицом к лицу не оказалась с Королевной. Увидев ее, она не оробела, а лишь молвила робко:

— Как вы прекрасны!

Королевна имела тело и крылья огромного, более полутора метров в длину сокола, лицо ее было человеческим. По перьям вниз спускалась шикарная коса цвета пшеницы, а лоб украшало ожерелье с королевским камнем цвета луны. Ее глаза были серо-голубого цвета, а взгляд, как у всех соколиных, острым и четким.

— Здравствуй, Хельга, ну что ж, не заробела ты саму себя увидеть? Храбрая ты.

— Саму себя?

И Хельга посмотрела на свои руки. Ее ногти были острыми и твердыми. На руках были перышки. Ее волосы стали еще длиннее и также были заплетены в косу. А перья были даже на ушах.

— Я что же, выходит, птица?

— Ты человек, Хельга. Ты настоящий человек, — сказала Королевна и улыбнулась. — Ворон, ты зачем здесь?

Ворон подлетел к Королевне и поклонился ей. Их диалога Хельга понять не могла, она лишь понимала, что разговор идет о чем-то серьезном, потом подбежала и куница.

— Не беспокойся, ты язык звериный слышать и не должна. За воронами дурная слава водится. Ведьмам они служат, а от ведьм и до дымчаков недалеко. А нам шпион совсем ни к чему. Да только он — другой. Любит тебя очень, предан был и твоей матери, и тебе, с детства за тобой приглядывал. Ему с нами можно, да и куница пусть идет, все же путь тебе указала.

Мне лететь нужно, дела есть важные. Из наших только царская семья с тобой разговаривать может, поэтому дальше тебя брат мой поведет. Он тебе все и объяснит. Не робей, Хельга, в том и сила человека, что он сердцем любую беду отвести может. Ночь будет незабываемая.

Королевна подошла к ней поближе, посмотрела в глаза и, взмахнув огромными крыльями, улетела.

Тем временем объявилась мама птенца, она указала Хельге на гнездо, в которое девочка аккуратно положила заполошного малютку.

— Он у вас такой славный! — сказала она маме-филину, та же ей в ответ поклонилась.

А когда Хельга обернулась, она чуть было дар речи не потеряла. Перед ней стоял брат Королевны. Он был огромного роста, с телом и головой человека. Тело принца было покрыто перьями, поверх которых были одеты доспехи. Но самое удивительное, что было в образе принца, — это огромные прекрасные крылья.

— Имею честь представиться, графиня, — Альфар.

— Хельга, — сказала робко девушка. — Вы человек?

— Я — сокол. Ты — человек, — он улыбнулся. — Хотя, поверь мне, разница не так уж и велика, когда-то ее вообще не было. Мне поручено тебе все объяснить, путь до королевства неблизкий, так что успеем по пути поговорить. Ну, полетели.

— Я не умею летать, — все так же робко ответила Хельга.

— Вы, графиня, этому, видимо, у людей научились. Учиться надо правде, а не заблуждениям. Позвольте вас обнять.

Он подошел к ней, взял за талию, и ощущение земли моментально покинуло сознание Хельги. В тот момент она еще не знала, что мысль о том, что она привязана к земле и не умеет летать, больше никогда не вернется в ее голову. Альфар держал ее очень крепко, не давая повода испугаться. Они летели вдоль какой-то большой дороги. Из-за скорости полета Хельга едва ли могла разглядеть проносящиеся под ее ногами пейзажи. Странный холм, усаженный филинами, остался позади, дорога была укрыта туманом и все больше утопала в нем. Иногда в тумане блестели вспышки света, но они сразу гасли. Скорость полета нарастала, и движение всего вокруг становилось неуловимым. Наконец, дорога окончательно растворилась в тумане. Они оказались в чистом, полном света небе.

— Ну а теперь что скажешь? — спросил Альфар.

— Всегда знала, что оно есть, это небо. А туман — это обман.

— Смелые всегда идут к свету, — сказал Альфар и, сделав с ней еще несколько пике, вдруг резко выпустил Хельгу из рук. Она пролетела около пары метров вниз и остановилась. Застыв в воздухе, она смотрела на свои руки, покрытые изящными перьями и освещаемые лучами солнца. Она попробовала полететь сама, и это получилось. Ее глаза стали больше, чище, а зрачки приняли вертикальную форму. Она хотела полететь вправо и летела. У нее не было крыльев, но она умела летать.

Через мгновение в небе показался комок грязного дыма, он становился больше, разрастаясь и закрывая собой свет. В одно мгновение Хельга метнулась в его сторону и разорвала острыми когтями ног на куски.

— Сколько их? — спросила она, глядя на Альфара все еще острым взглядом охотницы.

— Миллионы, — сказал Альфар. — Их не сосчитать. А ты охотница! Великая охотница!

— Они не из нашего мира. Кто их создал?

— Человек, — тяжело ответил Альфар. И, глядя на солнце, добавил: — Здесь мы в безвременье и невесомости, здесь сходятся все силы, если не миновать войны. Поэтому ты можешь здесь летать, даже не имея крыльев. Королевство находится во власти времени, нам нужно торопиться. Следуй за мной.

Хельга вновь подлетела к Альфару, и они направились дальше.

Каким-то невероятным способом Альфар находил дорогу сквозь этот свет, не имея ни одного ориентира. По пути им попалось еще несколько дымчаков, и Хельга имела возможность оценить мастерство охоты принца. По дороге он продолжил свой рассказ.

— Человек — это особое детище природы. Его сила — в его заботе о мире. Пока леса не попали во временные сети, человек был другим. Люди не отделяли себя от природы, доверяли ей, а потому могли пользоваться почти всеми ее дарами. Самые смелые из них были наделены, например, возможностями зверей. Могли видеть, слышать лучше других людей. В этой земле особенно важен был союз людей и птиц. Мы защищали друг друга, заботились. Не было такой силы, способной захватить королевство. Мы были глазами людей, мы следили за полями и лесами. Земля процветала. И не всем на земле это нравилось. Сначала люди пошли на нас войной. Вопиющая дикость! Идти в атаку на свой же род, на таких же, как ты. В природе такого нет, а значит, люди эти изменились, где-то набрались жестокости и тщеславия.

Мы выстояли в схватке. Несколько лет царил мир, и мы думали, что опасность миновала, но это была лишь иллюзия. Граф соседнего королевства решил жениться на молодой дочери нашего графа. А это ей было не по духу, и отец ее не дал согласия. На следующий день поля накрыл туман. Люди сопротивлялись ему, боролись. Верили Люции — так звали дочку графа. Да вот только мгла эта настойчива была. Люди почти не видели чистого неба и свободных птиц, и вера в него с каждым днем угасала. Люди стали забывать свою свободу и терять свою силу. Не слышали больше мир, союзы с природой рухнули. Мы делали все возможное, чтобы не терять единство с человеком, мы охотились на дымчаков до потери сил, но их становилось только больше. Однажды мы поняли: дымчаки, да и мгла — это страхи человека, его «неверие» в себя. Мы не знаем точно, откуда они берутся и кто все это начал, но связь с человеком, к сожалению, однозначна.

Раньше каждое утро первые лучи солнца указывали человеку путь к самому себе, и человек бодро шагал по нему и открывал в себе удивительные таланты и миры. Пришла мгла и закрыла солнечные лучи. День за днем человеку было все сложнее разглядеть в этом туманном мире, полном обманов и иллюзий, самого себя. У человека появился страх, страх, что он сделает неверный шаг. И страх этот был настолько огромен, что человек отступает перед тьмой, предпочитая жить по давно установившемуся порядку. Так появляется дымчак, и питается этими страхами, и растет, и поглощает все больше света. Беда в том, что у человека, не решившегося искать свой путь, страх остается и растет всю жизнь, а вместе с ним растет и дымчак. Но ты, ты не испугалась шагнуть во мглу. Человек и зверь снова едины.

— Но ты не зверь, Альфар.

— Один из самых лютых.

При этих словах он подлетел к ней ближе и обнял за талию, Хельга почувствовала, что невесомость позади и они вновь летят при помощи силы крыльев Альфара.

— Сейчас надо будет быстро лететь, иначе они нас сожрут.

Сложив крылья конусом, быстро вращаясь, они полетели в сторону ворот. Хельга могла замечать возникающие то и дело дымовые вспышки, но они не могли догнать Альфара. Ворота очень быстро распахнулись и тут же вслед за ними закрылись.

Они стояли на земле, но не так, как раньше. Все перья на теле Хельги держали ее в воздухе, уменьшая вес тела.

— Она прекрасна, Альфар, — сказал кто-то из королевской семьи.

— Это учитывая состояние после первого полета.

— Разрешите представиться, графиня, — Блемьер — королевский часовой.

— Вы стоите на страже?

— Сторожу ворота от лазутчиков. Все только и говорят о том, какая вы охотница, милая, нам с вами явно повезло, — сказав это, сокол улетел в сторону ворот.

Альфар приложил руки к лицу. Было видно, что этот прорыв стоил ему немалых усилий.

В ответ на вопросительный взгляд Хельги он сказал:

— Дымчаки делают все возможное, чтобы не дать нашему союзу возродиться. Они взяли королевство в кольцо плотной стеной. Каждый полет через ворота стоит огромных усилий. Но ничего. Мы обязательно справимся.

Он сел на каменный выступ.

— Как я могу тебе помочь? — спросила Хельга.

Он посмотрел на нее своим самым соколиным взглядом.

— Расскажи людям о том, что их страхи и сомнения причиняют вред другим живым существам. Убеди их найти силы бороться. Покажи им себя, свою волю и свободу, убеди их перестать бояться.

Хельга смотрела ему в глаза и чувствовала, будто его кровь течет в ее жилах, будто его сердце бьется в ее груди. Она слышала всю боль его народа, все его страдания за века, проведенные в тумане.

— Прости мой народ за эту боль.

Она подошла к нему, взяла его лицо в руки и смотрела ему в глаза, в глаза самого лютого зверя, но она в них видела мысли и чувства, потребность в понимании. Она провела рукой по его крылу.

— Я ничего прекраснее твоих крыльев в жизни не видела.

— Спасибо, — он легко улыбнулся с долей иронии. — Нужно лететь.

---

Глава пятая.

Соколиные дома

С высоты полета казалось, будто королевство ради забавы кто-то выкрасил в умирающие тона. Все было иссушенным, желто-коричневым, неживым. Хельга и Альфар летели вдоль дороги, ведущей к замку. По пути Хельга видела так много умирающих деревьев, много холмов, как тот, что появился из тумана без единой травинки. Словно в этих краях уже много лет царила засуха. Она видела причудливые приспособления, крутящиеся над полями.

— Это разгонщики туманов — изобретение наших инженеров, они пропускают через себя туман и отлавливают дымчаков.

— Как сито для муки.

— Можно и так сказать, дымчаки очень проворные, поэтому у каждого разгонщика дежурит два-три сокола, чтобы в случае обнаружения сразу расправиться с ними. Без этой системы дымчаки давно бы уже нас одолели. Жаль мне, Хельга, что ты видишь мое королевство в таком состоянии. Оно было очень плодородным, очень красивым. С тех пор как мы в кольце дымчаков, красоту поддерживать очень сложно. Нападения с прорывами происходят почти каждую неделю, оттого мы все силы тратим на оборону да укрепления. Но сегодня великий день воссоединения. Праздник. Сегодня, несмотря на войну, будет бал. Ты ведь любишь балы?

— Не знаю. Не особо часто я на них бывала.

---

— Тем лучше.

— Альфар, а что это за странные постройки? — спросила Хельга, показывая на округлые сооружения, собранные в объединения по пять-шесть штук. Их крыша была сделана из множества трубочек, которые забавно торчали вверх, словно подпирая небо.

— Как что? — удивился Альфар. — Это гнезда, соколам ведь тоже где-то жить нужно. А вон и самое большое гнездо, — сказал, показывая на высокий холм. Хельга посмотрела в эту сторону и обомлела — там располагался дворец. Очень необычный по своей форме, он возвышался высоко-высоко под самым небом. Дворец был построен из дерева и таких же трубочек, что были на крышах домов. Вертикальное здание правильной овальной формы с множеством балконов. Оно напоминало огромную связку различных по размеру гнезд. Главный вход находился на расстоянии двух третьих от земли, и в него можно было только влететь. На входе около дверей стояла стража, которая даже принцу задала несколько вопросов. Принц поклонился и ответил, слов этих Хельга не разобрала, но, очевидно, это было что-то вроде пароля.

Они влетели внутрь.

— Дальше можно и пешком, — сказал Альфар и бережно опустил Хельгу на каменный пол. Она сразу поняла, что полом для замка была скала, да и весь замок — это огромное, очень красивое гнездо. Лихо придумано, что ни говори. Они долго шли по изящному коридору, сложенному из миллиардов тонких палочек. Альфар рассказывал, где какое помещение, иногда комментировал рисунки на стенах.

— Альфар, а у меня вопрос, но мне правда уже и самой он кажется немного глупым.

— Так в этом нет ничего плохого, вместе посмеемся, коли так. Спрашивайте, графиня. Все и все здесь к вашим услугам.

— Из всех соколов, которые, — она хотела сказать «ненормальные», но вовремя себя исправила, — которые необычные, руки я видела только у тебя, — закончила робко Хельга.

— Ну?

— А кто тогда все это нарисовал?

— Люди.

— Здесь были люди? — удивилась Хельга.

— Не просто были. Много всего хорошо сделали, золотое это было время. А вот и твоя комната, — он показал Хельге вход в комнату. — Прошу, графиня.

Комната была просторной, с огромными окнами, выполнена в цветах светлого дерева. Хельге она очень понравилась. В ней было все обустроено, как для человека: кровать, стол для письма, шкаф для одежды. В углу комнаты стояла витрина из прозрачного стекла. Глядя на нее, Хельга замерла. В ней было длинное платье в пол. Выполненное из белых и светло-коричневых перьев, оно парило в воздухе и казалось живым.

— Что это? — не скрывая восторженного удивления, прошептала Хельга.

— Теперь уже мои крылья — это не самое прекрасное, что ты видела в жизни? — подмигнул ей Альфар.

— Даже не знаю, нельзя такое сравнивать, — все прекрасно: и крылья, и платье.

— Больше ста лет тебя дожидалось, — игриво продолжил Альфар. — Примерить не желаешь?

— Я?

— Ну не я же? Мне и своего оперения хватает.

Хельга подошла к шкафу, его двери сами распахнулись. В следующий миг сарафан Хельги рухнул, сделав ее абсолютно обнаженной, и платье мгновенно само село на нее. По телу пошло непонятное покалывание, странное ощущение, но не боль, а после Хельга поняла, что она вновь не чувствует под собой земли. Теперь платье парило вместе с ней. В нем она ощущала небывалую до этого силу, будто у нее появились крылья. Она смотрела на свои руки, на грудь и не могла поверить в то, что происходит.

— В нем дух самой Люции. Она была человеком из твоего рода и отдала свою жизнь, защищая нас от дымчаков. Они заманили ее в ловушку и задушили, но дух ее был настолько сильным, что не погиб. Мы соткали платье, помня о ней, в нем перья каждого из нас, в нем и живет ее душа.

— Мне кажется, я ее чувствую, — неуверенно сказала Хельга.

— И оно тебя чувствует, оно слилось с тобой — теперь это твое оперение и твои крылья.

— Я, я не уверена, что я достойна такой чести, Альфар. — Хельга подошла к нему и опустила глаза, все еще разглядывая свои руки. — Альфар, — продолжила она, — это вы смелые воины, вы боретесь за свою страну, за свой народ, не зная страха… А я? Что я? Альфар, я в замке за пяльцами была выращена с одной целью — однажды выгодно для графства выйти замуж и на мужа своего уповать.

Но Альфар уже не слушал ее, одним движением руки он бросил Хельге лук, что был в углу комнаты, другим быстро подвинул ее к окну и быстро скомандовал:

— Стреляй!

Хельга и сама не заметила, как вставила в лук стрелу, натянула тетиву, зорко взглянув в небо, увидела в нем дымчака и выстрелила. Стрела оказалась точной, дымчак упал на скалу рядом с дворцом и превратился в грязь. Хельга опустила лук, дыхание ее было частым, сердце билось так быстро, что, казалось, вот-вот выскочит из груди, а глаза — это уже не были глаза той семнадцатилетней девушки, уделом которой должны были стать пяльцы. Нет, это была настоящая Хельга! Она чувствовала, как каждая клеточка ее тела словно пробуждается от сна и вспоминает, кто она на самом деле.

— Я, — неуверенно говорила Хельга, — я — охотница.

Альфар смотрел на нее с восхищением.

— Если бы вы, графиня, его не застрелили, нас бы уже не было. В закрытых помещения дымчаки всесильны, любая жизнь в их пыли мгновенно задыхается.

— Я этого не знала, — ответила Хельга.

— Не судите себя строго, вы и о самих дымчаках только сегодня узнали.

— Я не знала, что умею стрелять из лука.

— Я думаю, графиня, есть много вещей, о которых вам предстоит узнать в ближайшее время. Сомнений в том, кто вы и на что способны, у нас не возникает. Вопрос в том, чего вы хотите. Графиня, вам придется принять очень непростое решение. Схватки с дымчаками не избежать, очень вероятно, что она будет последней. У них больше сил и очень хитрые шпионы. Для себя вы все еще Хельга — графская дочь, но для моего народа вы — наследница великого рода соколиной породы. На вас его последняя надежда, умереть за вас в последнем бою — для него честь. Не торопитесь с решением, оно, к сожалению, может стоить вам жизни.

— Я все поняла, я подумаю. Нет ничего более жестокого, чем давать своему народу ложные надежды. Это и правда очень серьезное решение. Альфар, это комната Люции?

— Да, мы все сохранили. Она чувствовала свою гибель и велела нам сохранить все как есть, коли останется в живых потомок ее рода.

— А откуда вы знаете, что я потомок ее рода?

— Придет время, ты и сама это поймешь.

— Альфар!

— Опять глупый вопрос? — снова улыбнулся он.

— Откуда здесь оказался дымчак?

— Прорываются, даже сквозь нашу систему защиты.

— Странно это.

— И грустно. Но не думайте об этом сейчас. Для этого дня и так уже слишком много новостей. В этом ларце корона с очельем. А за дверьми весь наш народ. Если решите быть с нами, бал в семь часов, часы на стене.

Хельга посмотрела на стены, такие же часы были и в их доме. Не иначе как сокол прав.

— Графиня, я позволю себе еще раз вам разъяснить ситуацию. Воссоединения соколов с человеком — это то, чего больше всего боялись дымчаки. Не позже, чем завтра к полуночи, они возьмут город в кольцо и попытаются нас уничтожить. Очень многие из нас падут. Возможно, и вы не устоите в схватке. Мы не имеем права принять от вас эту жертву. И если вы не готовы, я приведу вас незамеченной в отцовский дом, и все будет как раньше. В ваших угодьях правит безвременье. Туман лишь создает иллюзию того, что ночи сменяют дни, так что никто не заметит вашего отсутствия.

Он подошел ближе. Посмотрел ей в глаза, при этом зрачки его стали человеческими.

— Графиня, это не ваша битва. Позвольте вас спасти.

Хельга задумалась.

— Позволяю, — сказала она повелительным тоном. И спустя мгновение добавила: — Мне нужны стрелы и доспехи. И вся информация о дымчаках. У вас есть летописец?

— Я представлю вам его на балу.

— И не повторите ошибку, птенцов нужно надежно укрыть. Кто стоит во главе войска?

— Я.

По коже Хельги прошел легкий холодок — в дверях стояла Королевна.

— Коли решишь остаться с нами, то сначала надо представить тебя народу, они этого очень долго ждали. Праздник им нужен и вера. Бал устроили в честь памяти Люции, если ты захочешь в дом отчий вернуться, никто ничего не узнает, все подумают, что это просто бал перед войной. Теперь мы тебя оставим. Отдохни хорошенечко, переживаний у тебя много за день накопилось, а силы понадобятся.

— Спасибо, Королевна, спасибо вам за теплый прием, мне и правда нужно отдохнуть, — ответила задумчивая Хельга.

Альфар и Королевна поклонились ей и вышли из комнаты. Осталась Хельга со своими мыслями наедине. Взяла лук, еще раз подошла к окну, посмотрела в него, прицелилась. Что дымчак сгубить их мог, ей и самой сразу ясно стало.

— Нечисть какая, и откуда только вы взялись? — спросила Хельга саму себя. Но ответа дать не могла. Осмотрела она комнату еще раз, поняла, что и правда силы ее на исходе. Легла на мягкую кровать аккуратно, чтобы перья на платье не помять. Смотрит в потолок и думает. Да только решение ей не приходит. Смелости набраться да за соколиных биться — оно дело доброе, но нехитрое, понять бы надо, как злобу эту дымчаковую пресечь. Смотрит в потолок, что весь из трубочек, да не думается, никакие идеи на ум не приходят. Закрыла она глаза и ненадолго уснула.

---

Глава шестая.

Великий вальс

«Что это меня за руку царапает?» — думала Хельга сквозь сон. Она открыла глаза и увидела на своей правой руке ворона.

— Привет, дружочек, спасибо, что разбудил, до чего же сон здесь крепкий. — Встала она с кровати, платье еще раз поправила. Лицо водой из кувшина помыла.

— Ну, что скажешь, мудрая птица, достойна я за народ пернатый сражаться или назад к батюшке пяльцы своим рукоделием мучить?

Ворон молчал.

— Я и сама знаю, что нет для меня пути назад. Грустно только, что с сестрами не увижусь, ты за ними, если уцелеешь, пригляди.

Ворон взлетел да сел на ларец с короной. Посмотрела Хельга на часы, до бала оставалось около получаса. Подошла она к ларцу, тот сам собою раскрылся, и на голове Хельги оказалась изящная корона из золотых перьев, а лоб венчало ожерелье с королевским камнем.

— Ну, раз уж ты сама меня выбрала, так тому и быть. Ну, давай, Люция, коли знала, что попаду я сюда, значит, и послание оставила. — Села Хельга за стол, начала думать, где оно может быть спрятано. Идеи в голову так и не приходили, с досадой хлопнула она рукой по столу, при этом раздался странный звук. Хельга еще раз постучала по крышке, и снова крышка отозвалась звонким ударом барабана — внутри нее было пространство. Значит, туда она свою весточку схоронила. Умно. Но времени на то, чтобы посмотреть, что внутри стола спрятано, не оставалось. «Позже посмотрю», — подумала Хельга. Она поправила на себе платье, корону и вышла из комнаты.

— Вот бы художникам уцелеть, чтобы красоту твою на полотнах увековечить, — сказала Королевна, которая поджидала ее у дверей.

— Решила, значит, на нашей стороне биться? — спросил Альфар.

— Решила, — сказала Хельга и погладила ворона, сидящего у нее на плече.

— Справедливое решение, от тумана все равно никому не уйти, так лучше раньше с ним сразиться.

Немного подумав, Королевна добавила:

— Будь добра к народу, но помни — ты королева, стати не терять. Постарайся потанцевать со многими, ты для них — это ожившая легенда.

Хельга молча кивнула в знак согласия и посмотрела на Альфара. Его глаза буквально пылали от предвкушения событий. Он также кивнул, глядя на нее. Все трое, они понимали ответственность перед следующим шагом, и все трое без тени страха и сомнения сделали его.

Двери распахнулись, и они вышли в огромную залу. Потолок был очень высоко, настолько, что его едва было видно, вдоль стен располагались многочисленные балконы, на них соколы, наполняющие тронную залу, сидели, как на насестах.

— Размах крыльев — это вечный символ свободы, — начал свою речь Альфар. — Было время, когда люди спина к спине сражались с соколами за нее. Сегодняшний бал мы проводим в честь человека, который отдал свою жизнь, защищая наши края. В честь Люции.

Голоса стихли, в зале воцарилась тишина. Это была минута молчания в честь великой воительницы.

— Мы все знаем, что схватки нам не избежать, — продолжила Королевна. — Скоро состоится бой, который станет для многих из нас последним. В этом бою вновь пойдет рукой к крылу к победе или к смерти сокол и человек. Род соколиных жив, и мы имеем честь представить вам его последовательницу.

Альфар легонько подтолкнул Хельгу сделать несколько шагов вперед. Она покорно следовала его совету и очень быстро оказалась в центре зала. Во всей своей красе, поддерживаемая в воздухе силой необыкновенного платья, с короной на голове, она была для жителей соколиного королевства волшебным видением, вселяющим веру в лучшее.

— Она необыкновенно красива, плоть от плоти Люция, — сказала Королевна своему брату. — Будь осторожен: такие чувства очень сильны.

Он не ответил. Подняв руку, Хельга приветствовала соколов.

— За соколиную породу, — крикнул принц, подхватив ее рукой, медленно сделал круг вдоль высоких стен, чтобы каждый мог ближе рассмотреть Хельгу.

Тысяча птиц в зале расправила крылья, издавая победоносный крик.

— Они приветствуют тебя, — сказала Королевна, когда они с Альфаром вернулись к трону, который тоже был выполнен в виде насеста. Величаво сев на него, Королева вновь обратилась к соколам.

— Мой народ, у каждого из нас есть страх лишиться своей жизни, но страх остаться в мире без светлого неба хуже, страшнее. Мы пируем на славу, не боясь ничего и невзирая ни на что. Мы вспомним жизнь, какой она была до прихода тумана. Вспомним, как летали в чистом небе до самого горизонта. Вспомним, как честно охотились. Мы вспомним нашу былую стать и величие, она все еще с нами, и нет такой силы, способной ее уничтожить.

Я думаю, что дымчаки пойдут в атаку завтра, до этого времени, если кто решит не участвовать в войне, страж пропустит его через врата безвременья. Там, в мире, откуда пришла Хельга, еще можно выжить, там есть трава и деревья пока не потеряли листву. Там можно выживать, — она сделала паузу, посмотрев высоко под купол зала. — Но я хочу жить!

Птицы вновь раскрыли свои крылья, склоняя их к земле, и поприветствовали Королевну победоносным кличем.

— Ни слова больше о войне, повелеваю дать бал!

Заиграла музыка, птицы летали по всей зале, переговариваясь и приветствуя друг друга. Их языка Хельга не понимала, поэтому Альфар сопровождал ее, чтобы познакомить с как можно большим количеством людей.

— Позвольте, — обратился к нему один из соколов. — Как я вижу, это не слухи, но как же удалось ей уцелеть?

— Ей помогли другие птицы.

— Не соколы?

— Нет. Очевидно, справедливость все же приятна жизни, коли соколиная порода уцелела.

Хельга с трудом запоминала всех представленных ей придворных, все они были очень разные, кто-то в доспехах, кто-то без. Все смотрели на нее с неким почтением и, не скрывая своего восторга, указывали на ее удивительное сходство с Люцией.

— Альфар, почему все они говорят, что я на нее так похожа?

— У Люции был совершенно удивительный взгляд, такой спокойный, сосредоточенный и очень острый. У тебя такой же. Ты будешь очень достойным правителем, Хельга, в тебе есть хладнокровие и выдержка.

— Подожди, а ты видел Люцию? — спросила она, глядя на Альфара с сомнением.

— Да, и не только видел, я сражался за нее, я был ей предан. И я, — он замолчал, глядя в потолок, — я ее не сберег.

— Мне очень жаль. Чем она занималась здесь, в королевстве? — они разговаривали между приветствиями со своими подданными.

— Она учила нас жить и бороться с туманом. Она развивала наше Королевство, строила школы, укрепляла армию. Она пыталась понять, откуда берутся дымчаки.

— Ваши разговоры становятся все более интересными, — Королевна, оторвавшись от разговора с другими птицами, присоединилась к ним.

— У Люции была целая лаборатория, где она проводила только ей известные исследования. Дымчаки знали это, знали, что она опасна, ибо может разгадать их природу, оттого они хотели убить ее любой ценой… и убили.

— Значит, и меня будут хотеть убить?

— Конечно, они боятся воссоединения наших народов.

— Это можно использовать для маневра, — говорила Хельга.

— Что ты имеешь в виду?

— Я стану приманкой и ловушкой. Чтобы убить меня, они отправят самых сильных, если мы поймаем их в плен, то сможем многое понять.

— Мудро, но их невозможно поймать в плен, они превращаются просто в кусок пыли. Мы много раз пытались, — возразил ей Альфар, глядя в глаза.

— У всего есть своя природа, и все возможно, — ответила Хельга не только словами, но и таким же мудрым, уверенным взглядом.

— Завтра к полудню будет военный совет, там все и обсудим. Отдохните сегодня, потанцуйте. Не надо думать только о битве. Хельга, обратись к народу, их это вдохновит, — велела Королевна, и, несмотря на то, что к народу Хельга никогда не обращалась, она нашла в себе силы не огорчать ее.

Будучи графовой дочерью, она не робела, скорее, думала, что именно ей сказать, понимая важность своей речи. В последний момент к ней вновь прилетел ворон и сел ей на плечо. Она погладила птицу.

— Попрошу минуту внимания, — сказал Альфар. — Хельга хочет держать слово.

Соколы поклонились и замерли. Хельга сделала шаг вперед.

— Всю свою жизнь я верила в свет, — начала она. — Я почти никогда его не видела, но я в него верила. Сегодня у меня есть шанс за него сразиться. Я приму за честь разделить с каждым из вас судьбу, будь то доблестная смерть или свободный полет. Пусть устоявшийся порядок рухнет, в нем слишком много лжи. Настало время великих перемен.

Народ ликовал. Заиграла музыка. Птицы разбились на пары и замерли в ожидании выхода первой пары.

— Графиня, — сказал Альфар, протягивая Хельге руку.

— Я, возможно, не умею, как вы, танцевать.

— Однажды человек постигнет этот танец, просто дайте мне свою руку и отдайте мысли музыке.

Альфар по воздуху провел ее к центру зала в такт музыке. Затем поклонился ей, всем демонстрируя ее красоту. Хельга поклонилась сначала птицам вокруг, потом своему кавалеру. Он развернул ее жестом к себе, прижал одной рукой к своему торсу и закружил в такт дивной музыки.

— На первую пару все смотрят. Первая пара — символ красоты, чести и любви, графиня.

— Как жаль, принц, что вы меня не любите.

— Отчего же?

Хельга смотрела на него.

— Отчего же жаль? — он посмотрел игриво и засмеялся.

Сильные руки Альфара крепко держали ее, а его крылья кружили их в танце. На это время в сознании Хельги и правда не осталось места для тревог и страхов, все заполнила эта великолепная музыка. Танцевать в воздухе, не имея под ногами опоры, следуя лишь ритму мелодии. Это было так удивительно и прекрасно. Она посмотрела вокруг: множество птиц кружилось в парах на всех уровнях залы, вплоть до самого потолка. Все они были счастливы, все они забыли о войне.

— Мне, к сожалению, придется с вами ненадолго проститься, но я буду за вами приглядывать, — сказал Альфар, передавая ее руку другому соколу.

---

Глава седьмая.

Точка обозрения

Перед Хельгой стоял тот самый сокол, который спикировал к ней на поляне среди тумана. Он уважительно ей поклонился.

— Таких сильных рук, как у Альфара, у меня нет, графиня, однако мои крылья позволят нам по достоинству оценить волшебство этого танца.

Хельга положила руки на плечи птицы, так, чтобы не мешать движению крыльев, и они закружились в танце.

— Спасибо вам, милый страж, за то приглашение, у меня словно глаза на все открылись. В неведении не могла я больше оставаться. Это ужасно, когда глаза от правды пелена закрывает.

— Я слышал ваше сердце, милая графиня, я знал, что вы будете нас защищать.

— Буду, милый страж, и верю, что сил у нас хватит, мне бы только разгадать-то тайну эту. Ведь вы же догадываетесь, откуда появились дымчаки, они без души, живут лишь на рефлексах, ими кто-то управляет.

— Не думаю, за столько лет мы не нашли закономерностей, только связь с человеческим страхом, а откуда они берут свое начало, так иногда кажется…

В этот момент к ним подлетел другой сокол, который был даже больше Стража. Он встал рядом с ними и настойчиво потребовал танца с Хельгой.

— Я заберу у вас эту даму, Cтраж, — сказал он с интонацией, которая Хельге не понравилась, но отказать она не могла.

— Ах, если сочтете возможным, Летописец, дамы очень редко «забираются» из общества приятных достойных джентльменов, — учтиво ответил ему Страж.

— Милый Cтраж, мы с вами обязательно договорим, — сказала она, ласково прощаясь со Стражем.

— Итак, графиня, как вы находите наш танец?

— Он прекрасен, но вы мне по-прежнему не представились, сэр.

— Вернер, я — летописец.

— Это замечательно, Летописец, у меня к вам много вопросов, — сказала Хельга.

— Не иначе как о дымчаках. Ах, милое дитя, о них никто ничего не знает. Постичь природу дымчака — это значит постичь природу человеческого страха, а это невозможно. Танцуйте лучше с подданными.

Хельга задумалась. Его ответ казался ей странным, но вида она не подала, стараясь оставаться максимально любезной.

— Нет, Летописец, вы неправы. Я хотела спросить вас об истории королевства, а о дымчаках я не думаю, к чему мне это?

— Как же, вы же хотели нас от них спасти?

— Принятие решений — это прерогатива Королевны. Что она решит, то и сделаю. А теперь позвольте откланяться, мне нужно со многими поговорить.

— Благодарю за танец, графиня.

Хельга танцевала с сотней различных птиц, которые рассказывали ей о Люции и временах союза с людьми. Соколы были холодными в разговоре, сдержанными, но очень мудрыми в своих словах. Она узнала, что в ходе войны из соколиной породы уцелели только Альфар, Королевна и она, что было очень опасно, так как королевский трон мог занять только представитель этой самой расы. Хельгу немало удивили рассказы подданных, они относились к очень разным эпохам, отчего складывалось впечатление, что они бессмертны. Она смотрела на залу с кружащимися в ней птицами, с красивыми расписными колоннами и понимала, что королевство соколов во многом более развитое, чем их графство. Птицы были дружны между собой, у них не было междоусобицы.

К ней подлетел еще один сокол и пригласил на танец. Хельга согласилась.

— Графиня, мне показалось, что настойчивость Летописца могла вас несколько обидеть. Он не принимает происходящего и весьма скептически относится к войне с дымчаками. Многие из нас не принимают, шутка ли, хищным птицам корешки из земли выковыривать. Вы на него не обижайтесь.

— Мы разговаривали об истории Королевства, не более того. Его отношение к дымчакам мне неизвестно.

— Вы умны не по годам, жаль, что вы видите наше Королевство на пороге его гибели.

Хельга вопросительно посмотрела на сокола.

— Их намного больше, нам не справится, это всего лишь вопрос времени.

— Вот время и покажет, — все так же приветливо и твердо ответила Хельга. — Сопроводите меня до центра зала.

В центре залы королевская пара, Альфар и Королевна.

— Ты все так же хорошо танцуешь, жаль, что так редко доводится.

— Есть чем заняться, Королевна. Во сколько думаешь созывать завтра военный совет?

— Будет тебе о войне, Альфар. Ты сражаешься за свой народ больше ста лет. Твое, — она сделала паузу и глубоко вздохнула, — твое человеческое лицо огрубело. Не надо сегодня думать о войне, отдохни. Много уже лет прошло с момента, когда Люция погибла. А Хельга — она здесь, живая и жаждущая жить. Потанцуй с ней, она ведь никогда не летала, покажи ей небосвод. Ты ведь этого хочешь?

— Мне кажется, Королевна, что в ходе войны вместе со своими собратьями я похоронил все свои мечты и желания. Все, кроме желания увидеть чистое небо.

— Альфар, мой милый брат, ни сокол, ни человек не способны похоронить свои желания. Они внутри тебя, просто позволь себе их услышать. Война будет завтра, а жизнь — она сейчас.

— Спасибо вам, Королевна, вы несказанно добры ко мне.

— Ты брат мне, Альфар. Да и не осталось, кроме нас, никого, только разве что этот птенец, — сказала она, задорно показывая на Хельгу. Та же скромно стояла у колонны и любовалась их танцем.

«Красота их танца стоит того, чтобы за нее умереть», — думала Хельга, глядя на королевскую пару.

Птицы танцевали как во дворце, так и на полянах и холмах, они чувствовали дух былых времен, надежду на свободу и оттого были счастливы. Затем объявили фейерверк, и все соколы ровными рядами сели на балконы, чтобы полюбоваться прекрасным зрелищем. Вместе с ними и Хельга нашла для себя место рядом с балконом, где почти никого не было и можно было видеть небо. Что такое фейерверк, она не знала, а оттого смотрела с любопытством на небо. После фейерверка должна была быть трапеза, и, пока шли приготовления, а зал стал пустым, другие соколы выкатывали в него причудливые столы с яствами.

«Что же, интересно, они едят?» — думала Хельга, глядя на странные яства. Затем она почувствовала со стороны спины легкий ветерок, словно шелест крыльев, через секунду ее глаза закрыли огромные крылья.

— Нашел! — раздался довольный голос Альфара за ее спиной.

— Я твои крылья и из тысячи узнаю, — ответила Хельга не разворачиваясь.

— Графиня, полюбуемся огнями в небе вместе?

— Пожалуй, полюбуемся, Альфар.

Хельга смотрела то на небосвод, то на балконы, усыпанные птицами.

— Какое-то удивительное спокойствие, принц, — говорила она удивленно.

— Так всегда перед боем.

Темный небосвод окрасила яркая огненная вспышка, большие искры, взлетая высоко, распадались разноцветными лучами на более маленькие и медленно таяли в воздухе. Выстрелы сменяли друг друга, и, казалось, небо стало живым. Хельга любовалась этой феерией, и в то же время ей было немного страшно.

— Это так красиво, но эти выстрелы как будто из пушек.

— Не бойтесь, графиня, с военными пушками они не имеют ничего общего, наслаждайтесь красотой, она мимолетна.

После этих слов его сильная рука обхватила ее за талию, вторая рука надежно взяла ее ладонь, и Хельга, ведомая огромной силой, оторвалась от балкона и куда-то полетела.

— Простите, графиня, не удержался, очень хочу вам кое-что показать.

— Альфар, ты изрядно напугал меня.

— Я, кажется, и сам себя напугал.

Они очень быстро вылетели из дворца через балкон. Все так же быстро Альфар набрал высоту, и дворец остался позади. Еще несколько мгновений Хельга могла любоваться фейерверком, но затем он скрылся, оставаясь позади. Они летели над полями с выстроенными на них гигантскими разгонщиками тумана. Альфар то набирал, то терял высоту, пока перед ними не выросла огромная стена тумана. В пяти метрах от нее он остановился. Затем взлетел максимально высоко и застыл. Впиваясь взглядом вниз, в основание стены, словно стараясь что-то разглядеть, он парил в воздухе, как умеют парить только соколы. Хельга чувствовала, как бьется его сердце, как огромная дикая сила наполняет его вены. Никогда еще она не ощущала такой мощи, находясь рядом с человеком. Такая концентрация, такая сдержанность перед рывком — нет, человеку это искусство не по силам. С каждым мгновением ей все больше казалось, что та же неведомая сила передается и ей, и это уже по ее венам течет тот самый дикий вызов. Она чувствовала, как меняются ее перья, как с каждой секундой она все дальше и четче может видеть. Все ее сознание отражало простой факт: она тоже хищник.

— Держись, — сказал обрывисто Альфар, и, закручиваясь в спираль, они спикировали прямо в стену.

Не открывая глаз, Хельга почувствовала, что они в Безвременье, стало гораздо теплее, ушло ощущение притяжения к земле, кожа наслаждалась нежным прикосновением солнца. Дальше она могла лететь сама, но отпускать Альфара ей не хотелось. Ей нужно было и дальше чувствовать его пульс в своих венах. Ей хотелось и дальше быть рядом с этим диким хищником.

— Простите, графиня, мне следовало вас предупредить. Но я…

— Ты все правильно сделал, мне понравилось, — ответила Хельга и, развернувшись к нему лицом, посмотрела в глаза. — Они вновь человеческие, твои глаза.

— И твои, — сказал Альфар.

Еще некоторое время они смотрели друг на друга в солнечном свете невесомости Безвременья. Пауза затягивалась, и начинало хотеться, чтобы она и дальше продолжалась.

— Полетели дальше, — наконец, прервал Альфар.

— Куда? — спрашивала раскрасневшаяся Хельга.

— Я хочу тебе кое-что показать, — ответил он, набирая скорость. — Посмотрим, графиня, насколько вы хороши в стихии полета.

Он летел, твердо зная направление, Хельга следовала за ним. Через некоторое время перед ними выросла высокая скала. Не было видно ни ее основания, ни вершины. Отвечая на так и не прозвучавший вопрос, Альфар сказал:

— Да, Хельга, нам наверх. Не бойся, просто представь, что ты уже там, на вершине.

Хельга молча кивнула, ей и самой хотелось узнать пределы своей силы. Они отлетели от стены на расстояние, достаточное для разбега. Набрав в грудь побольше воздуха, Хельга полетела первой, максимально разогнавшись перед скалой, она резко спикировала вверх, пользуясь отсутствием гравитации, пролетела некоторое время, благодаря разбегу, затем понадобились усилия. Метры отвесного камня пролетали один за другим, но края скалы даже видно не было. Альфар взмахивал крыльями медленно и редко.

«Наверное, чтобы экономить силы», — подумала Хельга и летела дальше. Еще через сотню метров она поняла, что ее собственные силы на исходе и летит она благодаря силе ее характера, силе воли. Неважно, главное, она летит. Еще через несколько минут девушка почувствовала сильную боль в плечах, ей стало тяжело дышать, а взгляд накрыла какая-то пелена. Последним, что она почувствовала, были сильные руки Альфара, подхватывающие ее.

— Устала, чего же ты не остановилась?

— Я хотела долететь, — шептала Хельга, едва дыша.

— До вершины оставалось несколько метров, вы почти долетели, графиня.

— Что это за место?

— Не знаю, я случайно его обнаружил, исследуя Безвременье.

— Я думала, Безвременье — это только солнечный свет и воздух и здесь ничего нет.

— Графиня, никогда слепо не верьте тому, что видите. Оно врет.

— А ты?

— Вы сомневаетесь в моей преданности?

— В твоей преданности Люции — нет.

— В моей преданности вам. Основная характеристика прошлого в том, что оно прошло. Не стоит его отпечатком смешивать краски настоящего.

— Ты прав.

— Я назвал это место Точкой обозрения. Когда я сказал, что хочу показать вам все, я не шутил. Здесь и правда можно увидеть все. Ту самую полную картину, со всеми мелкими деталями, которые обычно ускользают от человеческого взора. Смотри!

---

Глава восьмая.

И природа ошибается

Он замолчал и начал очень внимательно смотреть на линию горизонта. Спустя несколько мгновений она начала меняться, обретая другую форму и цвет, и вот перед Хельгой открылась полная картина Королевства. Она увидела дворец, холмы, ловушки для дымчаков и соколиные дома, собранные в «гроздья». Туман покрывал Королевство, словно купол. Он стоял плотной стеной везде, кроме ворот.

— Эта стена окружает королевство по периметру, в некоторых местах она подкреплена туманом, иногда среди него встречаются и дымчаки. Паря в воздухе, я ищу самый тонкий промежуток стены и максимально быстро прорываюсь через него. Очень часто дело заканчивается схваткой. Сегодня нам повезло. Эти твари как будто чуют меня.

— Я думала, что сквозь стену можно прорваться только через ворота.

— Никогда слепо не верь тому, что ты видишь, Хельга.

— Вы повторяетесь, принц.

— Однажды пригодится.

— Это стена, она будто растет из земли, вы заметили какую-либо закономерность, связанную с изменениями в почве?

— Только одну, когда в вашем мире происходит война или какая другая неприятность, дымчаков становится гораздо больше, они появляются ниоткуда и нападают на лучших воинов, причем чем сильнее воин, тем больше и опаснее дымчак. Тот, что летел на нас, был одним из самых сильных.

По своей природе — это грязь, она либо подчиняется закономерностям, либо живет рефлекторно, повинуясь программе, заложенной в нее кем-то.

— Это колдовство, хоть я в него никогда и не верила, — сказала задумчиво Хельга.

— Беря в кольцо город или государство, дымчаки продолжают питаться какой-то частью воздуха, которая очень нужна растениям. Потом постепенно они замедляют время, чтобы все казалось привычным. Поэтому в Королевстве погибли все растения, им просто не осталось чем дышать, а в вашем мире очень много растений, поэтому вы пока просто не замечаете этого паразитарства. Мне не хочется думать, что эта грязь — детище природы.

— И у природы случаются ошибки.

— Может, и так. Ты хочешь посмотреть на свой дом?

— Да, конечно. А как ты это делаешь?

— Что именно?

— Как ты задаешь этой точке обозрения место, которое хочешь увидеть?

— От соколиного глаза никуда не укроешься, графиня, — сказал сокол, немного подшучивая. — Я просто смотрю на горизонт очень внимательно, стараясь восстановить картину в ее мельчайших деталях, и потом я ее вижу. — Он снова замолчал и начал пристально вглядываться в горизонт. Через мгновение Хельга начала узнавать родимые поля, холмы, а вскоре и увидела отчий дом.

— Сестры спят, наверное, — со вздохом сказала она.

— Не страшно тебе от того, что, может, ты с ними и не свидишься больше?

— Не страшно, — холодно ответила Хельга, — я для того и сражаться иду, чтобы они жизнь свою под чистым небом построили и не боялись, что однажды сгинет все под этим туманом. Они у меня не из робких, сами бы ради меня тоже этот путь выбрали.

— Мои тоже были не из робких, — задумчиво ответил Альфар.

— У тебя есть, — Хельга запнулась, поняв, что он имеет в виду, — у тебя были сестры и братья, кроме Королевны?

— Четверо, соколиные семьи больше человеческих.

— А ваши родители были как ты или как Королевна?

— Как я. Два вида было в соколиной породе, как мы с тобой да как сестра моя. Но не осталось никого, королевская династия мертва. Ты — единственное ее продолжение.

— Ты правда думаешь, что я из соколиных?

— Я знаю, я тебя чую, твоя кровь, она как моя, твой взгляд — как мой.

— Я тоже тебя чуяла, когда ты в воздухе парил. А почему же у меня тогда нет крыльев?

— Поколений много прошло. Вы же в своем мире решили верить в смертность, вот и не досталось тебе крыльев.

— Подожди, что значит мы решили верить в смертность? Мы ничего не решали, люди умирают, потому что истощается их жизненный ресурс.

— Ну, или они так думают, не знаю, графиня, я ведь воин, а не ученый. В Безвременье можно заново родиться, память, опыт сохраняются, а тело становится новым, молодым. Поверьте, все самое интересное начинается только после ста лет.

В это время виды графства сменяли один за одним, пока Хельга не вскрикнула.

— Смотри, Альфар, как будто линия, стена тумана, она берет свое начало из земли по линии, которая соответствует границе между нами и соседним графством, с которым мы так много воевали.

— Едва ли в этом есть какой-то смысл, даже если дымчаки и берутся из земли, происходит это спонтанно.

Хельга задумалась и не ответила.

— Ты хорошо танцуешь, кем ты был до войны?

— Не знаю, у королевской семьи одно предназначение — служить своему народу. Я очень любил искусство, музыку, но сейчас все это кажется чем-то очень далеким и забытым.

Альфар замолчал, Хельга почти осязала его грусть. Через несколько минут он вновь начал пристально смотреть на горизонт, тот же, вздрогнув, стал вновь менять свои краски. Взору Хельги открылся удивительный мир. Скалы, водопады, плодородные поля, красивое небо — увидев дворец, она поняла, что таким было Королевство до прихода тумана. Картинка исчезла.

— Графиня, вы же вообще ничего не ели, нам следует вернуться во дворец и накормить вас. Чего желаете на трапезу?

— Не знаю, а что обычно едят соколы?

— Грызунов и маленьких рептилий.

— Ну, я не знаю, — смущенно ответила Хельга.

— Я шучу, графиня, представляете, сколько мне нужно съесть рептилий, чтобы наесться, я ем так, как вы, люди. В кухне дворца много сносных припасов, мы что-нибудь для вас найдем. Полетели назад.

Он подошел к ней, аккуратно прижал к себе руками, и они полетели обратно в Королевство. Прорыв через стену тумана прошел очень легко, и весьма скоро они были во дворце.

— Придется тайно проникнуть на кухню, а что делать, кушать очень хочется, — говорил принц, тихонечко пролетая через залу спящего дворца. Добравшись до кухни, он нашел какие-то фрукты и вяленое мясо. Усевшись на самый высокий балкон, они наслаждались ужином, глядя на беззвездное небо.

— Вкусно, вкуснее, чем в нашем графстве, а чье это мясо? — спросила Хельга смущаясь.

— А сама-то как думаешь?

— Думать-то я думаю, но я думала, птицы птиц не едят.

— Это отличная курятина, и, как видишь, я ее ем, но, к сожалению, не часто, в основном какие-нибудь злаки.

Хельга не стала облекать свое удивление в слова.

— Крупный хищник съедает мелкого ради выживания своего вида, графиня, так что вам очень повезло, что вы ненамного меньше меня.

Они еще немного поболтали, посмеялись, забыв обо всем на свете, потом Альфар проводил Хельгу до ее комнаты. Перед тем как расстаться, он посмотрел на нее и сказал:

— Графиня, пожалуйста, куда бы вы ни направлялись, берите с собой лук и стрелы.

— Хорошо, — сказала Хельга и, смущаясь его взгляда, быстро поцеловала его в щеку и скрылась за дверьми. Альфар вздохнул и отправился спать. Королевна не ошиблась — Хельга и правда была очень живой.

Зайдя в комнату, Хельга начала думать, как ей снять платье. Перья вросли в ее кожу, но все-таки спать хотелось. Что делать она не знала, грустно встав перед окном, она подумала о том, как хорошо было сейчас раздеться да умыться, в этот же миг платье само упало с ее тела и, долетев до хрустального шкафа, легло на вешалку, приняв тот вид, в котором Хельга увидела его впервые.

Она открыла другой шкаф и обнаружила ночную сорочку, с удовольствием надев ее на себя, она расчесала гребнем пышные волосы, обнаружив в них множество соколиных перышек.

«Со столом и посланием Люции разберусь завтра, утро вечера мудренее, а сейчас надо спать».

Она сладко потянулась и нырнула под одеяло мягкой постели. К ее удивлению, там она обнаружила уютно сопящий меховой комочек. Хельга едва сдержалась, чтобы не закричать от удивления, но затем, признав в комочке знакомый ей объект животного мира, обрадовалась.

— Хоречек, ну чего же ты меня пугаешь?

— Я куница, у хорьков морда другая, и столбиком они вставать не умеют.

— Ой, — воскликнула Хельга, — я тебя понимаю.

— Неужели кто-то в этом мире меня понимает…

— Не знаю, кто еще, но я тебя слышу.

— Не иначе как вина на балу выпили, графиня. Давайте спать, день завтра будет не из легких.

Нежно обняв хоречка, Хельга уснула.

---

Глава девятая.

Спрятанные знания

Она проснулась и, еще не открывая глаз, поняла, что в голове ее играет дивная музыка, та самая, под которую они с Альфаром танцевали. Она вспомнила его большие мягкие крылья, все так же, не открывая глаз, улыбнулась и поуютнее закуталась в одеяло. Но в воздухе уже очень настойчиво чувствовалось присутствие нового дня, и оттого она все же собрала всю свою волю и открыла глаза. Первым, что она увидела, был необычным образом выросший из пола столбик напротив окна. Ей показалось это странным, но затем мысли пришли в свой привычный порядок и она признала-таки в столбике куницу.

— Хоре… — сказала было Хельга, — прости, Куница, ты чего там стоишь?

— Размышляю, графиня.

— О чем?

— О многом, графиня, вы давайте-ка просыпайтесь, дела у нас сегодня важные.

Хельга молча встала, умыла лицо из кувшина, прибрала волосы в две косы. Облачилась в платье. Подойдя к столу, она вновь по нему постучала, раздался четкий звук существующей в столе полости.

— Крышка двойная, как бы ее открыть?

Она смотрела на стол и вдруг увидела бороздочку, она попыталась надавить на крышку, но та не поддалась.

— Что же делать? — спросила она в беспомощности.

— Как что, ты же хищник, — сказала куница поежившись. — У тебя вон когти, — и затем, спрятав голову в плечи, она добавила, — какие ужасные когти!

Хельга посмотрела на свои мало чем напоминавшие прежний облик кисти. Когти и правда выглядели угрожающе. Она начала водить когтем по бороздочке, и та поддалась, затем другая, так Хельга выцарапала в крышке стола маленькую дверцу и извлекла из нее старинную книгу с пожелтевшими листами.

— Вот так Люция, хитрая была. Но отчего же она знания свои спрятала, неужели кого в измене подозревала?

— Графиня, вы извините, но времени до рассвета мало осталось, читайте.

Читать много не пришлось, Люция передала информацию картинками и короткими фразами на латинском языке.

— Est Terra Clamor — странно, что это она имела в виду? — На картинке была изображена война, умершие люди пали на землю, другие оплакивали их, и в итоге в земле образовался разлом и из него выходил туман, туман летит над людьми, которые гневаются и становятся дымчаками.

— Земля плачет. Альфар был прав, туман — это ошибка природы, которая просто не выдержала груз такого количества смертей, такого количества страданий. Баланс между жизнью и смертью на земле был нарушен, и как плод этого нарушения появился туман. Он как болезнь земли. Но почему дымчаки нападают на птиц? Как они понимают, на кого нападать?

Хельга неторопливо листала страницы. Следующее изображение показывало кусок тумана, из которого появляется дымчак, причем дымчака Люция изобразила в виде свирепой птицы. От людей к туману исходят слова malitiae, odium, dolor. И они превращают их в дымчаков.

— Это безликая субстанция, которая пропитывается чувствами человека и растет.

Далее шли записи об исследованиях Люции, она изучила различные образцы грунта, составила карту самых больших разломов. Разломы были только на территории внешнего мира, в Королевстве их не было. Следующая страница. Ira, hostilia, resistentiam. Когда от живого существа исходит сопротивление, дымчак чувствует его и нападает.

«Они словно чуют меня», — пронеслись слова Альфара в голове Хельги. Они и правда чуют.

Люция подошла так близко к этой разгадке. Следующая страница. Она пытается сделать приманку, пытается создать предмет, на который они будут реагировать, как на человека, который сопротивляется. Она работала с какими-то странными приборами, проводила опыты с молнией. Она сделала приманку — это брошь в виде соколиного перышка. Следующая страница… Люция пытается лечить землю. Смотри, эти птицы, они вьют гнезда в разломах, которые затягиваются, как раны на человеческом теле.

Хельга захлопнула книгу.

— Где она спрятала свою лабораторию? Как узнать? Королевна обещала мне показать ее, но ей нельзя это рассказывать, у этих стен явно есть уши, и в этом дворце явно есть предатель. Птицы слишком наивны, они не привыкли к междоусобице.

Куница, тебе-то уж точно известно, где лаборатория, не иначе как весь вчерашний день шныряла.

— Может и известна, графиня.

— Веди меня туда, — повелительным тоном сказала Хельга.

Выходя из дверей, она вспомнила просьбу Альфара и взяла с собой лук и колчан со стрелами.

Ее глаза очень быстро привыкли к темноте, и свечи оказались не нужны. Очень быстро куница вывела ее в кухню, а затем в подвал, и вот они стояли перед дверью. Перед тем как увидеть дверь, Хельге почудилось, будто мимо нее проскользнула едва уловимая тень. Внутри нее все сжалось, но она все равно упорно продолжала двигаться вперед. Дверь была заперта.

— Как же нам ее открыть? — думала Хельга.

— Должен быть рычаг, — предположила куница, — так только запирают, ну или ключ. Потрогайте правой рукой камни, как нащупаете самый гладкий — давите на него.

Хельга последовала ее совету, но дверь не открывалась. Она грустно смотрела на нее, не понимая, что делать.

— План А не сработал. Остается план Б. Графиня, где-то спрятан ключ, найдите его. Что на вас от Люции?

— Корона?

— Из короны бы ключ давно извлекли. Колчан, посмотрите в нем.

Хельга сняла колчан и провела по его внутренней стороне, под ободком и правда был ключ. Дверь открылась.