Бесплатный фрагмент - Сказки о малышке-волшебнице Мафер

Посвящаю своей дочери Марии Фернанде Таксановой Диаз

СКАЗКИ О МАЛЫШКЕ-ВОЛШЕБНИЦЕ МАФЕР

Как Мафер проучила хулигана Валентина и его пса

В одном городе, который назывался Винтертур, жила девочка по имени Мафер. Ей было всего лишь пять лет, и она ходила в детский сад. У Мафер были густые локоны, большие сияющие глаза, вздернутый носик и очень доброе сердце, которое всегда хотело помогать всем вокруг. Девочка любила папу и маму, старшую сестру Николь, а ещё обожала своего кота Кабаносика, с которым часто гуляла в саду.

Кабаносик был настоящим непоседой. Он лазил по деревьям, прыгал на крыши автомобилей и иногда специально дразнил соседских собак. Собаки были огромными и злыми, в пять раз больше и сильнее кота, с острыми зубами и громким лаем. Они рычали и пытались напугать Кабаносика, но он лишь шипел на них и убегал в самые неожиданные места. Только Мафер умела успокоить и животных, и соседей, объясняя, что никто никому не причинит вреда, если вести себя дружелюбно.

Мафер никого не боялась, ведь она была настоящей волшебницей, хоть и маленькой. Никто не знал о её магии, даже родители и сестра. Её волшебство не требовало палочки или заклинаний — достаточно было просто загадать желание, и оно сбывалось. Девочка понимала, что загадывать плохое нельзя, ведь могли пострадать люди, птицы и звери. Поэтому она использовала магию только тогда, когда это было действительно нужно.

Сегодня Мафер гуляла по летней улице рядом с домом и говорила Кабаносику:

— Дружок, ну зачем ты провоцируешь собак? Они же сильнее и больше тебя! Им только дай повод тебя покусать!

Солнце ярко светило, деревья шелестели листьями, а от цветов на клумбах пахло сладким ароматом, создавая атмосферу радости и уюта. По дорожке шли люди: кто на работу, кто домой, а кто просто прогуливался. Мамы с колясками обходили прохожих, старички медленно шли с тростью, чей-то папа чинил самокат сыну, а звон велосипедного колокольчика предупреждал о приближающемся юном гонщике.

Мафер вышла погулять, потому что мама была занята домашними делами. Но девочку это не расстроило — рядом был Кабаносик.

— Мяуууу, мяу-мяу-у-у, — ответил кот на своём языке, который Мафер понимала. Он пояснил: «Меня постоянно обижают собаки, когда я выхожу во двор или на улицу. Я иногда заступаюсь за птичек, которых хочет поймать волкодав Гнурик, прошу помолчать, когда громко лает боксер Миха, или играю с черепахой Турталлетой, которую все считают мудрой, но никто не понимает её медлительность».

Мафер улыбалась, зная, что с волшебством и добрым сердцем можно справиться с любыми трудностями, даже если ты всего лишь пятилетняя девочка.

— Ох, сложно тебе, — подумала Мафер и взяла Кабаносика на руки. К ним приблизился старшеклассник Валентин со своим псом Михой. Валентин был толстым и важным: широкие плечи, крепкий живот, тяжелая походка, уверенные шаги. Перед ним трепещали все ребята во дворе, потому что он был силен и легко мог сломать скамейку или карусель на школьной площадке. Полицейские уже не раз делали ему замечания и штрафовали. Но учился Валентин плохо, ругался и даже иногда скрытно курил. Его пес-боксер Миха — фактически полная копия хозяина: массивный, грубый, с тяжёлой лапой и сильными зубами, всегда готовый облаять или укусить кого угодно. Многие дети и даже пенсионеры старались держаться подальше, потому что Валентин мог нагрубить, а Миха порвать штанину.

Вот и сейчас неприятная пара подошла к Мафер. Валентин надменно крикнул:

— Эй ты, мелюзга! Давай своего вшивого кота — мой пес хочет оторвать ему хвост, ха-ха-ха!

Мафер неприятно это слышать, но всё же дружелюбно ответила:

— Мой кот не вшивый вовсе! Я его купаю два раза в неделю! Он умный и добрый! Зачем ему хвост отрывать?

Парень побагровел от злости и выдавил из себя:

— Не спорь со мной, а то я натравлю на тебя Миху! У меня пес злой, сама видишь!

Девочка удивлённо вздернула левую бровь и сказала:

— Он похож на тебя — оба вы без мозгов! Лучше гуляйте и не задирайте нас!

Эти слова привели Валентина в ярость. Его лицо покраснело, глаза сверкнули гневом, губы дрожали от злости, а кулаки сжались до белого цвета. Он затопал ногами, закричал, брызгая слюной:

— Молчать, девчонка! Быстро давай своего кота на растерзание Михе!

Кабаносик возмущённо зашипел и спрыгнул из рук Мафер, мчась к дереву. Валентин опустил поводок, и Миха, разъярённый и громко лая, попытался догнать кота, прыгая и скрипя когтями по земле. Его мощные лапы с грохотом ударялись о тротуар, зубы сверкали в попытке схватить Кабаносика, а хвост махал как яростный флаг его злобы.

— Ты что делаешь! — возмущённо сказала Мафер. — Зачем мучаешь животных? Ты учишь своего пса нехорошим поступкам! Это плохо!

— Это правильно, — ответил Валентин, довольно улыбаясь. — Собаки обязаны быть злыми, вредными и ненавидеть всех, кроме хозяина! Лишь тогда они смогут реализовать всё, что в них заложено!

— Но в собаках никто не закладывал плохое, — сердито ответила Мафер. Её раздражало, что к Михе присоединились ещё пять собак — такие же большие, свирепые и глупые, с острыми зубами и лаем, который мог заглушить даже шум улицы. Эти животные принадлежали друзьям Валентина, таким же безмозглым и хулиганистым подросткам, которые считали, что пугать кого-либо — это весело.

Кабаносику удалось взобраться на небольшое дерево. Собаки обступили ствол и лаяли, прыгали, надеясь ухватить кота за лапы или хвост. Кабаносик в ответ шипел и выпускал когти, готовый защищаться. Его шерсть взъерошилась, глаза сверкали, лапы цепко вцепились в кору, а хвост угрожал, словно живой хлыст. Он не боялся врагов, а его смелость лишь подогревала их злость.

— Уберите своих собак! — потребовала Мафер.

Но парни, смеясь, ей ответили:

— И не подумаем! Пускай твой кот спускается вниз — собаки загрызут его насмерть!

Видя, что их питомцам не достать Кабаносика, хулиганы подняли с земли камни и стали швыряться в дерево, пытаясь попасть в кота. Валентин нашёл сухую ветку и стал тыкать ею в крону, пытаясь столкнуть животное вниз. Камни летели рядом с Кабаносиком, стучали по коре, рассыпались у его лап — кот всё равно ловко увертывался и поднимался повыше.

Прогуливавшие недалеко мамы с детьми быстро покинули улицу, опасаясь, что хулиганы начнут задирать и их.

Мафер не выдержала такого издевательства и прошептала:

— Хочу, чтобы Кабаносик стал тигром!

Буль! Буль! — волшебство сработало. В этот момент раздался хруст — ветка не выдержала массу кота, который увеличился до огромных размеров, согнулась и концом упёрлась в асфальт. Перед ошалевшими парнями и замолкшими от изумления собаками возник бенгальский тигр. Огромный, свирепый, с ярко-жёлтыми глазами, длинными усами, хищной пастью, полными острых зубов, массивными лапами, способными спокойно раздавить даже волкодава Гнурика — самого крупного пса города.

Кабаносик-тиргр оглядел всех и прорычал:

— Гр-р-р-р, кому хвост оторвать?

Собаки тут же поджали хвосты и, скуля от страха, ринулись в сторону. Парни тоже стали пятиться назад, испугавшись невероятной мощи и злобного рёва. Валентин стоял, держась за ветку, его челюсть буквально отвисла. Он не понимал, можно ли веткой защититься от тигра, дрожал всем телом и тихо шептал:

— Э-э-э, не трогай меня… я не вкусный… не трогай… я сейчас уйду… Эй, Миха, где ты?..

Его пес зарылся в песок на детской площадке, оставив наружу только короткий хвост, и не пытался даже спасти хозяина. Миха, казалось, понимал, что сейчас совсем не его день, и просто наблюдал из своего песчаного укрытия, нервно ворочаясь в толще песка. А Кабаносик подходил всё ближе к старшекласснику, скаля клыки и низко рыча. Пот лился ручьём с головы Валентина, ноги становились ватными, и он неуклюже упал на колени, с трудом удерживая равновесие, словно весь его вес ушёл в землю, а дыхание сбилось.

— Всё, всё, больше не буду! — запричитал он, голос дрожал.

Мафер тихо наблюдала за происходящим и едва сдерживала смех. Кабаносик низко прорычал:

— Гр-р-р-р… гр-р-р-р…

— Я понял, больше не буду! Только не кушай меня, пожалуйста! — мольба вырвалась у Валентина, когда он закрыл глаза. Ему казалось, что если не видеть тигра, то рычание будет казаться менее страшным, хотя дрожь в коленях и пронзительное ощущение опасности всё равно держали его в оцепенении.

Поняв, что конфликт исчерпан, Мафер тихо сказала:

— Кабаносик, стань опять котом!

Буль! Буль! — и кот резко уменьшился до своих привычных размеров. Его шерсть снова стала мягкой и блестящей, глаза вернулись к привычному доброму выражению, и он тихо мяукнул, но оставался настороженным, словно готовясь к любым неожиданностям. Старшеклассник этого не видел — он продолжал прятать лицо в ладонях и тихо ныл:

— О-о-о, спасите меня, люди!

— Всё, успокойся, — сказала Мафер, похлопав его по плечу. Валентин медленно убрал руки и открыл глаза.

— Э-э-э, а где же тигр? — опешил он, увидев Кабаносика, который стоял неподвижно, продолжая оставаться настороженным.

Мафер пришлось успокоить и кота:

— Всё, хватит, не пугай Валентина.

— Мяу, мяу, — согласился Кабаносик и важно пошёл по тротуару дальше, словно показывая, что теперь ситуация под контролем.

Валентин вопросительно глядел на девочку, требуя объяснений. Мафер вздохнула:

— Тигр будет появляться всегда, если ты захочешь обижать кота! Ты знаешь, что с такими хищниками шутить не стоит.

— Знаю… А тигр появится, если я начну натравливать пса только на твоего кота или вообще?

— На любого кота, — сердито сказала Мафер. — Научи своего Миху не кидаться на кого-либо, ибо тигры долго не беседуют с теми, кого собираются сожрать!

Парень всё понял. Он вскочил и побежал в свой дом, зовя пса:

— Миха, Миха — домой, живо!

С тех пор Валентин стал спокойным. Он больше никого не обижал во дворе и при виде Мафер с котом всегда улыбался и махал приветливо рукой. Урок был усвоен: он понял, что сила без разума может обернуться опасностью. Другие ребята, которые раньше присоединялись к его выходкам, тоже поняли, что поступали неправильно. Никто, даже родители, так и не догадались, что причиной перемены характера хулиганов стала маленькая девочка с волшебным котом.

А Мафер подумала: магия действительно может помочь в воспитании непослушных подростков. Больше она Кабаносика в тигра не превращала, хотя кот иногда посматривал на неё своими умными глазами, словно спрашивая: «А может, ещё раз?»

И всё же в Винтертуре царили дружелюбие и спокойствие. Дети больше играли вместе, соседи улыбались друг другу, а Мафер и Кабаносик продолжали свои прогулки по солнечным летним улицам, зная, что добро, смелость и немного магии могут изменить мир вокруг к лучшему.

(16 декабря 2015 года, Элгг,

Переработано 24 ноября 2025 года, Винтертур)

Как Золушка на тыкве

В это субботнее утро маме Течи, худенькой, подвижной, всегда немного торопливой женщине, пришлось собираться на работу раньше обычного. Она была из тех мам, у которых волосы постоянно выбиваются из хвоста из-за вечной спешки, а глаза при всём усталом блеске остаются добрыми и внимательными. У Течи были аккуратные руки — те самые, что умели и пирог испечь, и Мафер косички заплести, и разбитую игрушку починить. Обычно по выходным мама готовила длинные завтраки, долго болтала с дочкой, а потом вместе с ней шла гулять в парк. Но сегодня планам пришлось измениться: шеф фирмы, где она работала, настойчиво попросил подменить заболевшую сотрудницу, и Течи, хоть и вздохнула, но согласилась.

Загвозка, однако, была немалая: по выходным детские сады не работали, бабушка с дедушкой жили в другом городе, а папа уже неделю как мотался по командировкам в далёкой Южной Америке. Оставить маленькую Мафер было попросту не с кем. И тут, как солнечный луч в облачный день, Течи вспомнила про соседку — бабушку Маргарет Майли.

Маргарет была женщиной из тех, что, кажется, выросли одновременно с деревьями, домами и всей округой — крепкая, основательная, родная всем. Невысокая, полноватая, с мягкими округлыми щеками и добрыми морщинками вокруг глаз, она носила круглые большие очки, через которые мир виделся, наверное, немного добрее, чем есть. На голове у неё почти всегда красовалась светлая кепочка — смешная, трогательная, будто чуть-чуть великоватая, но невероятно ей подходящая. Она любила возиться в огороде, что раскинулся прямо перед её окнами, и часто можно было увидеть, как её седые волосы выбиваются из-под кепочки, когда она наклонялась над грядками.

В её огороде росло всё, что только могло радовать глаз: огромные оранжевые тыквы, блестящие фиолетовые баклажаны, стройные зеленые кустики моркови, пахнущие свежестью помидоры. Солнечные лучи согревали их, тёплый ветер нашёптывал, как расти, холодная вода бодрила по утрам, и всё это вместе делало урожай сочным, пухлым, таким, что хоть сейчас отправляйся на конкурс идеальных овощей. Маргарет пропадала там с утра до вечера — любовалась, полола, подкармливала, разговаривала с растениями, как с внуками. А когда уставала, разворачивала большой полосатый зонт, садилась под ним в складной стул и слушала музыку из старенького радиоприёмника, потрескивающего на волну любимой станции.

Фрау Майли была старушкой доброй, весёлой, разговорчивой — такой, что остановишься поздороваться, а через десять минут уже слушаешь забавную историю, смеёшься, а в руках у тебя каким-то чудом оказывается печенье или кусочек пирога. Потому её любили все — и соседи из её подъезда, и жители соседних домов. Она была тем человеком, от которого веет уютом, как от теплой печки зимой.

Когда зазвонил телефон, Маргарет как всегда неспешно поднялась, подошла к письменному столу, на котором стоял огромный, тяжёлый телефонный аппарат — настоящий monstrum из прошлого века. Вместо кнопок — круглый диск, который надо было медленно прокручивать пальцем, вместо лёгкого пластикового корпуса — добротный ящик из бежевого пластика, способный выдержать, кажется, даже падение с лестницы. Телевизор у неё тоже был не из современных: большой, пузатый, с выпуклым экраном и тяжёлой деревянной рамой, словно кусок мебели. Маргарет вообще предпочитала вещи основательные, проверенные временем.

Она любила шуршание газет больше, чем сверкающий экран смартфона, листала книги, а не ленты, пила обычный черный чай без сахара, а не газированные напитки. Еду готовила сама: супы из своих же овощей, пироги, жаркое — ароматные, домашние, настоящие. А на столе у неё всегда лежали свежие продукты с огорода, аккуратно сложенные в плетёную корзиночку. В гипермаркет она ходила редко, если только соль или мыло закончится.

Старушка была немного полноватой, вся седая — но седина ей шла, как серебристый иней идёт зимним веткам. И была у неё одна большая слабость — она без конца вязала. Кофты, шарфы, носки… особенно носки. В её доме даже была целая выставка этих носков: на стене висел самодельный деревянный стеллаж, где в аккуратных рядах размещались разноцветные пары — в полоску, с узорами, с оленями, с косами, толстые зимние и тонкие летние. Некоторые были такие забавные, что дети просили примерить их, как в музее. Маргарет гордилась коллекцией так же, как другие — картинами или наградами.

Не все соседи понимали это увлечение. Кто-то поговаривал, что «старость не в радость, вот и развлекается как может». Но Мафер так не считала: ей нравилось то, что носки у фрау Майли казались живыми и будто рассказывали свою собственную историю.

— Алло, фрау Майли? — спросила Течи в трубку.

— Да, — отозвалась старушка, поднимая аппарат к уху.

— Извините, что беспокою вас. Мне нужно срочно уходить, а Мафер не с кем оставить. Можно ли она побудет у вас до вечера?

— Ах, конечно, конечно! — обрадовалась Маргарет так искренне, что даже по телефону это было слышно. — Я же люблю вашу дочку, и буду только рада провести с ней день. Приводите её поскорее.

Сама Мафер была только за. Её глаза сразу же весело засияли — она любила бывать у фрау Майли. Там можно было играть в шашки, строить «лего» -города, собирать причудливые конструкции из металлического конструктора, качать кукол в самодельной кроватке или помогать на огороде. А ещё — кататься на небольших качелях в саду. Это были старые железные качели, скрипучие, но надёжные, и Маргарет разрешала Мафер кататься столько, сколько душа пожелает. Девочка разгонялась всё выше и выше, ветер трепал её волосы, и казалось ей в такие моменты, что она может достать до облаков. И никто её не торопил, не одёргивал, не говорил «хватит» — у фрау Майли у всего всегда было своё время и своё место.

И потому Мафер, схватив любимую игрушку, весело сказала:

— Я готова идти к Маргарет!

Мафер — симпатичная пятилетняя девочка с мягкими карими глазами, в которых искрилась то любознательность, то озорство, то самое теплое, открытое детское удивление. Её тёмные волосы всегда торчали в разные стороны, будто бы ветер и игрушки вместе с ней играли весь день. Щёки у неё были круглые, румяные — такие, что так и хотелось потрогать, а улыбка появлялась быстро, легко, словно открывала дверцу в её солнечную душу. Мафер всегда была на ногах, словно маленький вихрь: то забежит в одну комнату, то в другую, то что-то рассматривает под лупой, то задаёт вопросы — бесконечно, порой так много, что взрослые не успевали отвечать. Но вместе с этим девочка была очень добрая: она никогда не проходила мимо упавшей игрушки, бездомного листика или грустного сверчка.

Но мало кто знал, что Мафер — волшебница. Да-да, самая настоящая. Она родилась с тихим, прячущимся в глубине души умением творить чудеса. Только вот родители этого не замечали, списывая странные происшествия на случайности: то игрушки сами собой аккуратно встанут на полку, то цветок на подоконнике вдруг распустится ночью, то потерянная вещь найдётся в самом неожиданном месте. Соседи тоже ничего не подозревали — ведь магия Мафер была мягкой, нежной, словно тёплая пыльца, которую трудно заметить. Зато некоторые животные чувствовали её силу сразу. Кошки подходили к девочке и замурлыкивали так, будто приветствовали старого друга. Птицы запоминали её шаги и пели ей чуть громче. Даже улитки, казалось, ускоряли свой путь, когда она появлялась рядом, — словно им хотелось успеть взглянуть на маленькую волшебницу.

Через пять минут Течи и Мафер уже стояли у двери фрау Майли. Мама протянула старушке пакет со сменным бельём — «на всякий случай», как всегда. Передала и бутылку минеральной воды, но Маргарет только отмахнулась:

— Ой, да пусть остаётся дома. У меня здесь чай свежий, пирог в духовке. Будем жить, как принцессы!

Мафер оглянулась, тревожно хмуря бровки:

— Мама, а где же Кабаносик?..

Без доброго, мягкого кота с белыми пятками на лапах она чувствовала себя чуть неуверенно. Течи быстро погладила дочь по волосам:

— Он с утра пошёл гулять, солнышко. Скоро появится. Не волнуйся… Ладно, я пошла.

Она поцеловала Мафер в макушку, улыбнулась Маргарет и поспешила к выходу. Через минуту послышался шум мотора — и «Ситроен» покатился по двору. Машина была небольшая, серебристая, с блестящими боками, которые отражали прохладное утреннее солнце. Она всегда заводилась с лёгким, бодрым рычанием, словно радовалась каждому новому дню не меньше своей хозяйки.

А фрау Майли тем временем взяла Мафер за руку — её тёплая ладонь всегда была чуть шершавой, пахла хлебом и землёй — и повела девочку в огород. Посадив её на складной стульчик под зонтом, старушка начала показывать, как за последнюю неделю выросли тыквы.

И действительно — тыквы были удивительные: огромные, круглые, с ровной гладкой кожурой цвета яркого апельсина. Они стояли на грядках, будто маленькие солнышки, которые кто-то посадил в землю, чтобы они спокойно грелись и росли. Казалось, что если подойти ближе и прислониться ухом, то можно услышать, как внутри тихо булькает сладкая мякоть. Эти тыквы были такими тяжёлыми, что сильный человек вряд ли поднял бы одну без усилия.

Помидоры, что росли рядом, словно специально старались не уступать: красные, как раскалённые угольки, они налились густым соком и слегка потрескивали от солнечного тепла. А баклажаны… ах, баклажаны! Их кожура блестела так, будто это были маленькие зеркала, покрытые фиолетовым лаком. На них отражалось солнце, деревья, даже лица тех, кто наклонялся посмотреть.

Аромат в огороде стоял такой, что можно было забыть обо всём: смесь сладкого запаха тыквы, свежей земли, томатной зелени и чуть терпкого оттенка баклажанов манила пчёл. Они жужжали над грядками, как маленькие жёлтые ангелы. Улитки медленно скользили по влажной траве, словно участницы важного шествия. Птицы же прятались в кронах деревьев и пели особенно мягко, нежно, будто их песня тоже была частью этого волшебного сада.

— Ну, как тебе сегодня мой огород? — довольно спросила фрау Майли. — Мне кажется, что это самое настоящее Королевство вкусных овощей!

— Ой, как здорово! — захлопала в ладоши Мафер. — Мне здесь нравится!

— Эти овощи очень полезны, — с лёгкой гордостью заметила старушка, — а если из них приготовить блюдо, то от вкуса можно даже собственный язык проглотить!

Мафер нахмурилась, искренне озадаченная:

— Это как… язык проглотить?..

Маргарет звонко рассмеялась:

— Ха-ха! Это просто так говорится. Значит — очень вкусно! Вот из тыквы, например, можно испечь пирог, пирожки, сделать суп… А знаешь, одна фея вообще превратила тыкву в карету, чтобы Золушка могла поехать на бал, встретиться с принцем…

— Какая Золушка? — искренне удивилась Мафер, распахнув глаза.

Старушка всплеснула руками, будто от удивления у неё сами собой расправились крылья:

— Как, девочка моя, ты не знаешь эту сказку?!

Мафер чуть смутилась, посмотрела вниз и тихо призналась, что никогда даже не слышала о такой истории. Фрау Майли заохала — так громко, что листья на ближайшей грядке чуть дрогнули.

— Ладно, ладно, — смягчилась она. — У меня есть книга Шарля Перро. Сейчас я прочитаю тебе, как обычная бедная девушка по имени Золушка стала принцессой, и как в этом ей помогла добрая фея. Она дала ей хрустальный башмачок, красивое платье и, представь, из тыквы сделала прекрасный транспорт…

Она мягко взяла Мафер под локоток, усадила её на уютную деревянную качалку с вышитой подушкой, накрытой мягким пледом. Кресло слегка поскрипывало, но так приятно, будто само подбадривало слушательницу. Старушка тем временем отправилась в дом. Через минуту она вернулась, держа в руках большой, тяжёлый том с яркой золотистой обложкой, украшенной завитками и голубыми силуэтами Золушки. Книга была старой, но бережно хранимой: её страницы пахли ванилью, пылью и чем-то родным, как будто в них жило само детство.

Маргарет села рядом с Мафер, аккуратно положила книгу себе на колени, бережно раскрыла её — и буквы, рисунки, акварельные миниатюры будто ожили.

Голос фрау Майли был тёплым, глубоким, словно облачённым в шерстяной шарф. Она читала плавно, внятно, с выражением, как будто сама была феей, рассказывающей о своих подвигах.

Мафер слушала, затаив дыхание. Особенно ей понравилось то, как фея умела видеть возможности там, где другие видели обыденность. Из старых, дырявых туфелек — хрустальные башмачки, такие прозрачные и блестящие, будто сделаны из чистого льда. Из потёртого серого платья — лёгкое бальное, сверкающее звёздной пылью, будто ночное небо решило обнять девушку. Из простой оранжевой тыквы — огромная карета, золотистая, вычурная, пахнущая сладостью и осенью. Мыши превратились в белогривых коней — стройных, статных, с мягким сиянием в глазах; а крыса, что жила в углу, вдруг стала важным кучером с длинными усами и строгим взглядом.

Но больше всего Мафер поразило то, что фея дала Золушке не только волшебные вещи, но и шанс. Она помогла лишь один раз — дальше всё зависело от самой девушки. Чтобы стать счастливою, следовало проявить своё сердце: доброту, ум, смелость, трудолюбие, образованность, уважение к старшим. И Золушка проявила — полностью, без остатка. За это её и полюбил принц. А позже — сделал своей женой.

Когда история подошла к концу, Маргарет мягко закрыла книгу и с улыбкой сказала:

— Вот и всё.

Мафер вздохнула мечтательно:

— Жаль, что волшебство феи действовало лишь до двенадцати часов ночи…

Ей представлялось, как в самую середину бала вдруг возвращается обычность: платье исчезает в облаке праха, карета сжимается в маленькую тыкву, кони становятся шустрыми мышами, а кучер — испуганной крысой. Всё внезапно, как хлопок.

— Получается… — Мафер нахмурила бровки, — принц влюбился в богатую девушку только из-за её красивой одежды?

Старушка улыбнулась широкой, ласковой улыбкой.

— Нет, конечно! На бал ведь нужно приходить нарядным, — мягко объяснила она. — Но принц влюбился не в блеск платья. Он заметил, какая Золушка добрая, вежливая, умная, скромная. Он почувствовал сердце, а не роскошь. Сословие и богатство — не главное, девочка моя. Главное — кто ты сама. Понимаешь?

— Да. Понимаю, — кивнула Мафер.

Она сидела сосредоточенная, чуть склоняя голову. В её воображении кружились образы: Золушка в сверкающем платье, принц в золотых эполетах, хрустальные башмачки, сияющий дворец с лестницами, сияющий зал с музыкой… и большая, чудесная тыква, из которой всё началось.

В глазах Мафер блестело настоящее волшебство.

Стояла прекрасная весенняя погода — такая, когда воздух уже не хрустит зимней свежестью, а мягко струится между ветвями, несёт с собой запах молодой зелени и сладковатых почек, едва тронутых солнцем. Синие тени лежали под кустами, будто припорошённые лёгкой дымкой; над черепичными крышами лениво плыли белые облака, похожие на взбитые сливки; сад фрау Майли тихонько шумел новыми листьями, и казалось, что весь мир дремлет, улыбаясь.

Вдруг она услышала:

— Мяу, я здесь! — это с дерева, ловко оттолкнувшись задними лапами, спрыгнул Кабаносик, напыщенно распушив хвост. Он, как всегда, прогуливался по крышам домов, оглядывая квартал с высоты, словно важный городовой, и нашёл хозяйку не у себя в спальне и даже не в гостиной, а в огроде фрау Майли. — Что ты здесь делаешь, Мафер?

Кабаносик говорил с мягким французским прононсом, растягивая гласные и мурлыча «р», будто только вчера пил молоко в парижском бистро и грелся под Эйфелевой башней. Такое «кошачье шансонье» невероятно смешило маленькую волшебницу; говорят, сам чеширский кот приходился ему дальним родственником, и это многое объясняло.

Для старушки же его речь была всего лишь мяуканьем, но Мафер — а она, как известно, была волшебницей, хоть и невысокой ростом, — прекрасно понимала язык животных и свободно с ними общалась.

— Мяу, мяууу, — ответила девочка, что означало: «Я слушала здесь интересную сказку о Золушке».

Маргарет рассмеялась:

— О-о-о, Мафер, ты дразнишь своего питомца?

— Нет, разговариваю, — абсолютно серьёзно сказала девочка.

Фрау Майли только с улыбкой махнула рукой: ну что за шутницы у неё живут! Она поднялась, отряхнула фартук и сказала:

— Ладно, моя дорогая, ты сиди здесь с котом, а я пойду на кухню — надо приготовить тыквенный суп с баклажанами и морковью. Уверяю тебя, блюдо по моему особому рецепту тебе понравится. Не скучай, наслаждайся хорошей погодой!

С этими словами старушка ловко сорвала с огорода несколько помидоров, натянутых так, будто они вот-вот лопнут от густого, сладкого сока; вытянула из почвы две морковки с пышными зелёными хвостами; выбрала самую сочную, самая тяжёлую тыкву — будто маленькое солнце в оранжевой корке. Всё это она унесла в дом. И вскоре из кухни послышался настоящий симфонический концерт готовки: звон посуды, гул миксера, журчание воды, весёлое шипение масла на сковороде, будто там кто-то рассказывал историю, перебирая горячими словами.

Пока старушка занималась кулинарией, Мафер и Кабаносик общались.

— Мяу, что за сказка? — кот лениво облизал лапу и провёл ей по усищам, расправляя их, как дирижёрскую палочку.

— Это про то, как Золушка каталась на тыкве…

— На тыкве? — удивился Кабаносик так, что его хвост стал раскачиваться из стороны в сторону, словно им снова завладело парижское вдохновение. — Разве такое возможно?

— Ну, если поможет фея, то может…

Кот прищурился, глядя на девочку, и вдруг спросил:

— Мафер, а ты хочешь тоже покататься на тыкве?

— Я? Гм… — девочка задумалась ровно на секунду. — Слушай, дружок, а ведь это идея! — она спрыгнула с качели, звонко хлопнула в ладоши. — Почему бы действительно не проехаться по Винтертуру на тыкве-карете?

Кабаносик хитро зажмурил левый глаз, а правый оставил полураскрытым — так делают только самые уверенные в себе коты. Лапой он аккуратно потрепал свои усы, словно музыка уже заиграла где-то в душе.

А Мафер тем временем стала выбирать тыкву, которую следовало превратить в карету. Она обходила грядку так внимательно, как ювелир, выбирающий идеальный камень: тыква должна быть крепкой, круглой, плотной, способной выдержать волшебство. И такая нашлась — светло-оранжевая, будто хранила внутри солнечный рассвет.

Мафер взмахнула рукой, почувствовав лёгкое щекотание магии в пальцах, и произнесла:

— Стань, тыква, каретой!

Хлоп! — воздух дрогнул, словно тонкая ткань реальности натянулась и лопнула, выпуская наружу волшебный свет. Тыква начала набухать, подрагивать, расти вширь и вверх; её оранжевая кожа натягивалась гладко и блестяще, как полированный металл. Бороздки на поверхности выпрямились, превратились в элегантные выпуклые линии, а сама форма становилась всё более округлой, пока внезапно не начала вытягиваться, смягчаться, округляться вновь — и вот тыква уже не тыква, а роскошная карета на четырёх огромных колёсах.

Колёса оказались высотой с девочку: чудесная смесь древесного рисунка и чёрной резины, мягкой, будто только что сошла с автомобильного конвейера. Из-под кареты сверкали хромированные оси, поблёскивая в солнечных лучах.

Салон был настоящим дворцом. Дверцы распахнулись сами собой, открыв мягкое свечение изнутри. Внутри стояли два широких кожаных дивана — гладких, упругих, цвета топлёных сливок. Над ними висела миниатюрная хрустальная люстра с тончайшими подвесками, которые тихо звенели при каждом движении воздуха, будто малюсенькие звёздочки разговаривали между собой. Пол был устлан пушистым, нежным ковром цвета ванильного крема — наступая на него, ноги проваливались в мягкость словно в облако.

Стёкла дверей можно было опускать и поднимать нажатием кнопки, словно это была не карета, а современный кабриолет; а шторы-занавески — лёгкие, белые, будто сотканные из тумана, — двигались по карнизам так ласково, что казалось, они сами знали, как им хочется быть расположенными.

Снаружи карета сверкала двумя большими фонарями-фарами, похожими на гигантские светлячьи глаза. Впереди было удобное сиденье для кучера, позади — место для двух сопровождающих, а под ним располагался внушительный багажник, аккуратный, будто создан для дальних путешествий. Оранжевый корпус на ощупь был твёрдым, как железо, а колёса — действительно обтянуты резиной.

Стоявшие во дворе машины — серые, привычные, скучные — рядом с каретой казались игрушечными моделями, забытыми на солнце. И если бы сейчас жители выглянули из окон, они бы, пожалуй, долго моргали, щипали себя и искали скрытую камеру: ведь такие чудеса встречаются разве что в кино, на парадах или в музеях сказок. Но в эту субботу все были по домам, заняты уборкой, готовкой, стиркой — и никто не видел, как в их дворе выросла сказка.

— Мяу, — одобрил превращение Кабаносик. Он обошёл карету кругом, высоко подняв хвост, затем ловко прыгнул на колесо, с колеса — на место кучера, потом одним грациозным прыжком оказался на крыше. Попробовал поцарапать корпус: когти прошлись по поверхности с громким, металлическим скрипом, как будто кот пытался оставить след на броне рыцаря. Поняв, что это бесполезно, он недовольно фыркнул, оттолкнулся и скользнул внутрь кабины, где блаженно растянулся на диване, заняв половину сиденья.

— Мау-ув, — вынес он своё важное заключение. — Только у кареты нет мотора. Как она будет ехать?

Мафер замерла. Такой вопрос она не продумала. Она почесала нос — значит, нужно вспоминать. А вспомнилось ей то, что фея у Золушки просто превратила мышей в лошадей и этим всё решила.

— Мне нужны мыши, — объявила Мафер. — Я их превращу в коней.

— Мяу, тягловый скот — это древность, — проворчал Кабаносик, лениво шевеля усами. — Сейчас никто не использует животных как мотор.

— Но карета не движется сама! У неё нет мотора! — возмутилась девочка. — Значит, нужно сделать так, как в сказке. Нужны мыши!

И тут же услышала неприятное:

— Мышей поблизости нет!

— Почему?

— Потому что я — кот, — важно сообщил Кабаносик. — А коты ловят мышей, мяу. Поэтому ты можешь искать сколько угодно, но в этом квартале их нет. Каждая мышь меня знает в городе: я — прирождённый охотник! Крыс тоже не встретишь, мяу…

И это была правда: в округе давно ходили слухи, что Кабаносик — настоящий кошачий гром среди грызунов. Легенда, охотник, чума для хвостатых и ушастых. Ни один серый воришка не рисковал появиться в пределах его территории.

— И что же мне делать? — расстроилась девочка. — Без лошадей карета не поедет.

— Мяу. Преврати что-нибудь в лошадей, — разумно посоветовал кот. — Не обязательно мышей.

Мафер огляделась. На грядке росли баклажаны — гладкие, фиолетовые, будто ночные луны; морковь — яркая и упругая, с зелёными хвостиками; и помидоры — румяные, блестящие, круглые как маленькие шлемы стражей.

И девочка вдруг поняла. Она сделает из баклажанов — коней, из моркови — кучера, а из помидоров — стражу почёта для принцессы Мафер, как она уже мысленно себя называла. Оставалось только хлопнуть в ладоши и произнести желание…

Хлоп-хлоп-хлоп! Хлоп! Хлоп-хлоп!

Мир вспыхнул оранжево-фиолетовым сиянием, и из трёх баклажанов, ещё мгновение назад мирно лежавших на грядке, вытянулись, выросли и преобразились три коня — стройные, сильные, блестящие, словно вылиты из ночного неба. Их гладкая фиолетовая кожа переливалась бархатистым отблеском, мышцы под ней перекатывались волнами. Грива у каждого была тёмная, густая, будто клубы дыма; глаза — умные, блестящие. Они били копытами по асфальту, выбивая искры, словно их копыта были выкованы из тёмного металла.

Следом из моркови вытянулся кучер: высокий и невероятно худой — настоящий оранжевый долговяз. Его рыжая шевелюра топорщилась во все стороны, будто пламя свечи, а глаза были светло-зелёными, как свежая ботва. На нём был красный кафтан, сияющий так, будто вышит росой, золотыми швами по краям. Он учтиво поклонился Мафер, прижимая к груди широкополую шляпу из морковной кожуры.

А три помидора… превратились в двух пузатых, самодовольных солдат — один был круглее, другой — чуть вытянутый, но оба одинаково важные, в алых мундирах с блестящими пуговицами. На круглых головах красовались крошечные каски. Щёчки у них лоснились, животы выпирали вперёд, а движения были точными, но смешными. Они встали смирно, отдали честь одновременно, и от их жеста слегка подпрыгнули круглые животы.

Получился по-настоящему овощной экипаж. Кабаносик с удовольствием наблюдал за этим чудом — он вообще любил магию, особенно когда творила её его маленькая хозяйка.

— Мур-мур, хорошо, — довольно протянул кот.

Мафер сказала, что собирается покататься по городу. Кучер-морковь взял фиолетовых коней за узды, повёл к карете и начал ловко запрягать их, действуя длинными, гибкими пальцами, будто рождёнными для этого дела. Помидоры-солдаты, puff-puff, вскарабкались на подставку позади кабины, вытащили сабли из ножен, подняли их над головами — в знак верности и готовности охранять принцессу.

Когда всё было готово, кучер учтивым жестом пригласил Мафер внутрь кареты. Он открыл перед ней дверцу, подождал, пока она уселась на мягкий диван рядом с уже развалившимся Кабаносиком, затем осторожно, но важно закрыл дверцу.

— Поехали! — приказала Мафер.

Кучер щёлкнул хлыстом — воздух разрезал звонкий свист, и кони тронулись с места так легко и плавно, словно карета весила не тонну, а всего пару килограммов.

Ход был мягким, отточенным: копыта цокали в такт, как метроном; кони ржали, радостно чувствуя дорогу; кучер выкрикивал прохожим — тем, кто удивлённо столбенел на тротуаре — чтобы они уступали путь. Солдаты-помидоры стояли, надменно поджав губы, гордясь своим важным делом: ведь не каждый день служишь в карауле у волшебницы.

И тут Кабаносик, лениво потягиваясь, сказал:

— Мяу. Ты едешь в королевской карете, а одета… совсем не сказочно, мяу.

Мафер опустила взгляд на себя: на ногах — белые спортивные туфли, поношенные и удобные; джинсы — голубые, с чуть стертыми коленями; лёгкая хлопковая рубашка в мелкую полоску — современная, городская. Хорошая одежда, но не для волшебного путешествия в сказочной карете.

Девочка вздохнула… и пожелала сменить наряд.

Бум! И в одно мгновение её одежда превратилась в настоящее чудо: длинное платье с серебристым отливом, в котором мерцали золотые искорки, будто светлячки прятались в складках ткани. Лиф украшали вышитые узоры, юбка струилась бликами света. А на ногах появились нежные белые туфельки на маленьких каблучках, мягкие, как облака.

Мафер нахмурилась:

— А почему они не хрустальные?

И получила совершенно разумный ответ:

— Мафер, мяу, хрусталь — хрупкая вещь. Он разобьётся, мяу! Как ты будешь ходить со стеклом на ногах? Это же ужасно неудобно!

— Да, ты прав, такие туфли совсем не практичны, — согласилась девочка, уже любопытно выглядывая в окно, где открывался путь в сказочный город.

Карета неслась по автомобильной дороге с такой стремительностью, будто ветер сам подталкивал её вперёд. Она легко и дерзко обгоняла велосипедистов — те едва удерживались в седле, глаза расширялись, а колёса дрожали от удивления. Потом карета пролетала мимо автобусов, бряцающих своими тяжёлыми дверями, мимо грузовиков, — огромных, ревущих, как голодные звери, — мимо легковых машин всех цветов и размеров, и даже мимо мотоциклистов, у которых от изумления открывались визоры шлемов.

Водители, завидев сказочный экипаж, вытягивали шеи, словно страусы, и начинали отчаянно жестикулировать. Кто-то показывал большой палец вверх, кто-то — круги в воздухе, кто-то что-то выкрикивал, а один растерянный шофёр так замахал руками, будто пытался поймать карету за шёлковую уздечку. Мафер не понимала их отчаянные сигналы — и, будучи вежливой девочкой, махала им в ответ, приветливо и радостно, будто участвовала в королевском параде.

Кучер-морковь свистел звонко, щёлкал хлыстом, подбадривая коней. Два солдата-помидора стояли, расправив плечи и выставив вперёд круглые животы, и строго указывали прохожим не подходить близко к принцессе — так они теперь называли Мафер.

Стучали копыта, их эхо разносилось по улицам, смешиваясь с возгласами людей, шумом моторов, гулом города. Кони тянули карету прямо через транспортный поток, словно улицы сами расступались. Они игнорировали светофоры — красный, жёлтый, зелёный для них были лишь огоньками украшений.

Шофёры возмущённо гудели, пешеходы присвистывали, кто-то снимал всё это на телефон, возникало легкое, но приятное смятение.

— Ой, смотрите! — кричали люди. — Карета! Настоящая карета! Как в сказке!

— Это наверняка королевская особа к нам пожаловала! — предполагали продавцы, выскакивая из своих магазинов и прикрывая ладонями глаза от солнца.

— Не-ет, это актриса! Кино снимают! — утверждали рабочие, выкладывая новый асфальт на тротуаре. При этом они пытались выглядеть равнодушно, но их лопаты зависали в воздухе.

Парикмахеры, стоя у дверей салонов, спорили с дворниками:

— Да она иностранка!

— Нет, живёт у нас, я её где-то видел!

Учителя высовывались из окон школ и махали руками:

— Добро пожаловать! Пусть у нас туристов будет больше!

Врачи из больничных окон приветствовали экипаж так энергично, будто рекламировали здоровый образ жизни. Пекари, сантехники и электрики рвались потрогать чудо-карету своими натруженными руками, но, увидев грозно качающих пальчиками солдат-помидор, тут же отступали с уважением и легким испугом.

Так эта сказочная процессия ехала бы ещё долго… если бы на одном крупном перекрёстке дорогу им вдруг не перегородил полицейский. Он стоял, как величественный памятник порядка: высокий, крепкий, в тёмно-синей форме, начищенной до блеска. На поясе — рация и фонарик, на груди — значок, строгий, холодный. Лицо его было сосредоточенным и недовольным; брови — сдвинуты, а губы — поджаты. Похоже, появление волшебной кареты разрушило его идеальный субботний порядок.

Он поднял руку с жезлом вверх — движение точное, уверенное. Вокруг мгновенно остановились машины, велосипедисты притормозили, даже собака на поводке насторожилась и села.

Но кучер-морковь об этом, конечно, ничего не знал, и продолжал вести коней вперёд, как будто перед ним лежала пустая дорога.

Тогда полицейский громко, пронзительно засвистел в свисток. Потом сделал резкий знак рукой — «Стоп!»

Кучер лишь слегка поклонил голову, будто вежливо приветствуя человека в форме… и хлестнул коней, подталкивая их ехать дальше. И тут полицейский, теряя терпение, крикнул так, что эхом прокатилось по всему перекрёстку:

— Немедленно остановитесь!

Мафер услышала резкие крики, словно кто-то пытался перекричать сам ветер, который всё это время срывал звуки с крыш и уносил вдаль. Она отодвинула бархатную занавеску, выглянула в окно и увидела на освещённом перекрёстке очень рассерженного человека в строгом синем мундире. На его фуражке поблескивал герб, а на поясе покачивались какие-то блестящие штуковины — наверное, важные инструменты стража порядка. Мафер сразу поняла: это полицейский, и он настойчиво требует, чтобы карета остановилась. А полицейскому перечить нельзя — он же представляет закон, следит за безопасностью, чтобы ни одна машина никого не переехала, чтобы люди не падали под колёса и не спорили со светофорами. Понимая это, девочка хлопнула в ладоши — звонко, коротко — и велела кучеру остановить коней.

В это же мгновение Кабаносик — пушистый, полосатый карапуз с круглым пузиком и хвостом, похожим на восклицательный знак, — тревожно вскочил, выгнул спину дугой, как суровый болотный тигр, поднял хвост и зашипел так грозно, словно собирался броситься в бой за честь своей хозяйки, сцепившись с самым настоящим вооружённым представителем закона. Он даже сделал полшага вперёд — ну, насколько это возможно на сиденье кареты, — но один короткий, строгий взгляд Мафер, полный тихой просьбы и доброты, остановил его. Кот замер, фыркнул, словно обиженный, и сел обратно, но хвост всё равно нервно дёргался.

Карета, подчиняясь приказу девочки, вздрогнула, словно сама удивилась, что сказочный путь прерывается. Кони, до этого несущиеся по дороге, как живые рыжие молнии, встали резко, будто кто-то вонзил их копыта в землю. Рессоры жалобно застонали, прогибаясь под тяжестью тыквенных стен, и что-то скрипнуло в нутре самого экипажа — как если бы карета сама пыталась понять, что происходит.

Полицейский размеренным шагом, отмеренным почти по линейке, подошёл к кучеру — рыжему Морковному человеку, тонкому, как стрелка на солнечных часах, и так же молчаливому. Страж правопорядка поднял бровь и спросил, протягивая голос, будто проверял кого-то на экзамене:

— Герр кучер, у вас есть водительское удостоверение?

Конечно, у кучера, который полностью состоял из моркови — от кончиков ботвы на голове до корнеплода-туловища — никак не могло быть никакого удостоверения. Он и слова-то такого никогда не слышал! И вообще не говорил — как и подобает овощу. Он только развёл тонкими рыжими руками, будто извинялся за то, что не умеет быть человечнее, чем он есть.

Полицейский нахмурился — так, что тень от его бровей легла на лицо, будто вечерная туча закрыла солнце.

— В чем дело, господин полицейский? — тихо спросила Мафер, увидев, как раздражение стража правопорядка растёт от молчаливого овощного кучера. Солдаты-помидоры позади кареты немедленно напряглись — два круглых красных щёголя, с маленькими мечами и важными физиономиями. Один даже наклонился, собираясь спрыгнуть и, видимо, прогнать полицейского, как соринку с платья принцессы. Но Мафер быстро и чётко приказала им не шевелиться. Помидоры замерли — выпрямились и будто превратились в две красные скульптуры, только глазки их блестели, следя за каждым движением полиции.

— Извините, Ваше Величество, — сказал полицейский, поклонившись, приняв Мафер за настоящую принцессу, потому и говорил с ней мягко, подчёркнуто вежливо. — Но существуют правила дорожного движения. Нельзя просто так кататься по улицам, игнорировать светофоры, знаки, ездить, не зная сигналов… Вы создаёте угрозу для всех — и для пассажиров, и для пешеходов, и для других водителей. Из-за вас на дорогах настоящий беспорядок!

— А для лошадей и кареты тоже есть такие правила? — искренне удивилась Мафер. Ну откуда об этом знать пятилетней девочке? Кабаносик, между прочим, радостно фыркнул — мол, хорошо всё-таки быть котом: никаких документов, никаких экзаменов, гуляй, где хочешь, никто тебе ничем не грозит!

Полицейский сурово ответил:

— Конечно. Если вы ездите по дороге — вы обязаны сдать экзамен и получить удостоверение. Иначе запрещено управлять транспортом. Любым. Хоть автомобилем, хоть… гужевой повозкой.

— Какой повозкой? — переспросила Мафер, пытаясь представить слово, которое звучало как название странной зверушки.

— Каретой, телегой, фаэтоном, кэбом, арбой, — перечислил страж правопорядка так, как будто читал список в учебнике. — Если у кучера нет документов, то вы не можете продолжать движение. Я вынужден вас оштрафовать!

Мафер всплеснула руками:

— Но это не настоящая карета!

— Не настоящая? Что вы имеете в виду?

— Это карета из тыквы! А кучер — из моркови. А солдаты — из помидоров! — сказала Мафер абсолютно честно, совершенно уверенная, что взрослый, конечно же, поймёт простую истину. Но взрослые… взрослые редко верят в сказки, у взрослых всё должно быть «по правилам» и «по документам».

— Уважаемая, не надо мне мозги дурить, — рассердился полицейский, и голос его стал твёрдым, как асфальт под ногами рабочих. — Даже Ваше Величество обязаны отвечать перед законом! Сейчас я выпишу вам квитанцию, и вы оплатите штраф в банке. А вашу карету я отправлю на штрафную площадку. Сейчас вызову эвакуатор.

Он уже потянулся к рации — и в этот момент над городом тихо вздохнул ветер, будто кто-то невидимый наблюдал за этой сценой и ждал, что будет дальше…

Что такое эвакуатор, Мафер знала не понаслышке. Один раз её мама, Течи, по рассеянности поставила машину в неположенном месте — прямо под знаком, который женщина заметила слишком поздно. И тогда, словно из ниоткуда, появились двое суровых мужчин из дорожной службы: в оранжевых жилетах, с испачканными перчатками, с видом людей, которых мало что удивляет. Они молча, словно выполняя важную тайную миссию, закрепили автомобиль металлическими ремнями, подняли его на платформу огромного транспортёра, который блестел, как консервная банка на солнце, и повезли куда-то вдаль. Мафер тогда ещё смотрела вслед, разинув рот: так обидно — машину просто унесли, как игрушку! Потом маме пришлось идти в специальную контору, платить штраф, долго ругаться и объяснять, что больше она так не сделает.

Естественно, платить за тыкву Мафер не собиралась. Да и чем? Денег у неё нет — детям их не выдают, потому что они либо теряются, либо превращаются в конфеты, либо сразу тратятся на мороженое.

Но это было ещё не всё.

— Вам придётся, Ваше Величество, пройти со мной в полицейский участок, — заявил страж порядка, надуваясь, словно сам собирался сейчас лопнуть от серьёзности, — где мы составим протокол о дорожно-транспортном нарушении…

Мафер сжалась, словно маленький зайчонок под порывом ветра. Она представила, как сидит в настоящем полицейском участке, среди строгих людей, и как потом всё объяснять маме? И что скажет фрау Майли, когда заметит, что девочки нет? Наверняка испугается, побежит звонить в полицию, и получится каша из тревоги, поисков и взрослых разговоров.

А вокруг — настоящий хаос. Водители сигналили так громко, будто общались непечатными словами на языке гудков. Кричали, что им нужно ехать, что они опаздывают к месту назначения, что из-за этой странной кареты город застрял. Пешеходы махали руками, кто-то сердито топал ногами, кто-то снимал происходящее на телефон, чтобы потом похвастаться соседям.

Полицейский видел всё это и сам горел желанием поскорее закончить проблему, возникшую, к его несчастью, прямо у него под носом. А проблема, между прочим, была оранжевая, круглая, на колёсах — и с солдатами-помидорами.

И тут Мафер осенило — словно маленькая молния проскочила в её голове.

— Господин полицейский, — сказала она, выпрямившись, — а для движения кареты по воздуху нужны такие удостоверения?

Тот моргнул.

— Летающих карет не существует, — отрезал он строго. — Лицензия выдается на управление самолётом или вертолётом, а космонавтам — на полёт ракеты. Для несуществующих летающих карет ничего не требуется…

— Вот и отлично! — обрадовалась Мафер, радостно хлопнув в ладоши.

И в ту же секунду карета — мягко, легко, будто была воздушным шариком вместо тяжёлой тыквы — поднялась в воздух. Сначала чуть-чуть, оторвав колёсики от асфальта, потом выше, выше, пока не повисла на уровне десятого этажа. Ветер зашумел в занавесках, волосы Мафер взметнулись, а у солдат-помидоров на миг задрожали шпаги.

Ошарашенный полицейский и весь народ вокруг замерли. Кто-то икнул. Кто-то сжал сумку, словно боялся, что карета сейчас ещё и заговорит. А она — взяла и взлетела, как будто это самое обычное дело.

Кучер-худышка хлестнул коней, и те, не ощущая под копытами дороги, поскакали по воздуху так, как будто действительно мчались по земле. Воздух перед ними рассекался волнами, ритм их шага отдавался эхом в вечернем небе.

Жители Винтертура такого не видели никогда и, по правде говоря, видеть не хотели. Одни закричали: «Это колдовство!», другие схватились за головы. Некоторые решили, что это галлюцинация от переутомления, и кинулись в аптеку просить капли от нервов. Полицейский засунул свисток в рот, набрал воздух в грудь, уже собираясь регулировать… что? Воздушное движение? Но вспомнил, что в воздухе он не главный, да и карета уже исчезла за крышами — свисти, не свисти, толку нет.

Тем временем Мафер и Кабаносик смотрели вниз. Город казался игрушечным — маленькие домики, крошечные фигурки людей, копошащиеся, как муравьи, поднятые лица, полные удивления и страха. Внизу слышались крики — восторженные, испуганные, обиженные, все перемешанные в один странный хор.

— Мяу… натворили мы дел, — протянул кот, поёживаясь. — Лучше нам вернуться, пока нас не опознали.

Если честно, Кабаносику и вовсе не нравилось летать. Лазить по крышам — другое дело, там всё понятно, твердо под лапами. А здесь… слишком много неба, слишком мало земли. И падать отсюда ну совсем не хотелось.

Люди-овощи, сопровождавшие экипаж, никаких чувств не испытывали. На месте страха у них было пустое пространство. Они сидели прямо, неподвижно, как вырезанные из мягкого пластика фигуры.

— Точно, дружок мой, — согласилась маленькая волшебница, погладила кота по голове и пожелала, чтобы экипаж взял путь обратно.

И карета, послушавшись, начала мягко снижаться, как лёгкий воздушный плод, возвращающийся на гряду.

Не прошло и пяти минут, как карета мягко, словно огромная птица, потерявшая интерес к полёту, спустилась с неба и вкатила во двор. Колёса едва коснулись земли, как всё вокруг пошло вспять: кучер, едва соскочив на траву, вытянулся, будто таял под солнцем, и снова стал обычной худой морковью, упавшей рядом с грядкой; солдаты-помидоры плюхнулись на землю и раскатились в стороны, тяжело покачиваясь, будто сердились, что их лишили оружия и службы. Их красные пузатые тела больше не держали шпаг, не стояли в строю, а просто лежали, как овощи, какими они и были.

Карета дернулась, встрепенулась, будто вздохнула напоследок, и в одно мгновение съёжилась, втянув колёса, фонари, сиденья, двери и люстру — пока не превратилась в обычную оранжевую тыкву, слегка помятую после приключений. Платье принцессы на Мафер исчезло, не оставив даже блёстки, и снова стала на девочке её обычная одежда — джинсы, рубашка и спортивные туфли.

И ничто вокруг больше не говорило о чудесной прогулке в небо. Лишь один свидетель и соучастник приключения не успел вернуться к нормальности — Кабаносик. Он шипел от удовольствия, катая помидоры по огороду, словно яркие блестящие мячи, а сам при этом подвывал, будто объявлял огород своей личной спортивной площадкой. Кот носился между грядками, оставляя за собой след из травинок и довольного мурчания.

Оказалось, вернулись вовремя, потому что из дома вышла Маргарет, протирая руки о фартук. Старушка улыбалась так тепло, будто и правда только что думала о них.

— О-о-о, мои дорогие, не скучаете? — сказала она, глядя на довольного кота. — Вижу, коту весело в моём саду. Идём, Мафер, я приготовила вкусный суп, поешь.

Она повела девочку в гостиную, усадила за стол. На нём в тарелках дымился суп — густой, ароматный, золотистый, с плавающими кусочками моркови, картофеля и ароматными зелёными листочками, а сверху вился тёплый пар, пахнущий домом и теплом. Мафер взяла ложку и, попробовав суп, почувствовала, как внутри распускается мягкое, уютное чувство — точно так же, как распускается бутон тёплым утром.

В это время по телевизору шли новости. Взволнованная дикторша, с горящими глазами, говорила быстро, словно боялась, что чудо исчезнет, если говорить медленнее. На экране показывали трясущуюся видеосъёмку, снятую кем-то на телефон.

— Сегодня в городе появился необычный экипаж, — торопливо произносила женщина. — По словам очевидцев, по главной улице мчалась карета, похожая на ту, что встречается в старинных сказках. Прохожие утверждают, что она была ярко-оранжевой, с фонарями, с лошадьми и кучером. Однако самое невероятное — карета взлетела в воздух и исчезла среди облаков. Мы получили десятки звонков и видео от жителей города! Эксперты пока не дают комментариев…

За кадром слышались крики: «Вот она! Смотрите, смотрите!» — затем небо, размытые силуэты и ржание, которое могло быть просто звуком ветра.

Мафер сжалась, как маленькая мышка, увидевшая кота, и тревожно посмотрела на Кабаносика. Кот сидел на коврике, шевелил хвостом и недовольно щурился на экран, словно опасался, что вот-вот там появится и он, и его хозяйка — и тогда что? Как всё объяснять?

Но тут фрау Майли захохотала.

— Ой, чего только журналисты не придумают! — воскликнула она. — Вечно сказки, небылицы в их репортажах! И даже мультфильм про карету сняли, ха-ха-ха…

Мафер вздохнула с облегчением. Старушка ничего не поняла — и слава Богу.

Не успели они закончить обед, как в комнату вошла мама Течи. Едва переступив порог, она заговорила быстро:

— Ох, не поверите! Весь город говорит о какой-то карете, о принцессе… Может, это цирк приехал? Или выступление артистов передвижного театра?

— Да-да, в новостях об этом сообщали, — махнула рукой фрау Майли. — Мне кажется, всё это ерунда.

— Да-да, я тоже так подумала, — подхватила Течи. — Как моя малышка?

— Прекрасно провели время, — радостно сказала старушка. — Занимались огородничеством, читали сказку про Золушку. А потом я приготовила обед. Хотите попробовать мой суп?

Течи не отказалась, села за стол и после первой ложки восхитилась:

— Прекрасно! Дайте рецепт, я буду готовить такой же дома.

Мафер сидела тихо-тихо, радуясь, что никто даже не упоминает о тыкве-карете. Только Кабаносик хмыкал и хитро щурился — ведь он-то знал, что у маленьких волшебниц приключений много, и это только начало. Он подтянул хвост к лапам, свернулся клубком и лениво подумал:

«Мяу… ну ничего. Завтра будет новый день. А где Мафер — там и чудеса».

И так закончилась эта сказка — тихо, уютно, под аромат домашнего супа и под довольное мурлыканье кота, который лучше всех знал: приключения ещё впереди.

(26 декабря 2015 года, Элгг,

Переработано 24 ноября 2025 года, Винтертур)

Как Мафер в Африке отдыхала

Однажды в гости к Мафер пришла Нэнэ — маленькая африканка с кудрявыми волосами, весело подпрыгивающими, когда она смеялась, и глазами цвета тёплого шоколада. Ей было шесть лет, на год старше Мафер, и она сразу наполнила комнату солнечным светом и радостью. Но пришла Нэнэ не одна: с ней была её мама — высокая, изящная женщина с глубокими глазами, в которых светилась забота. В длинном пальто и мягком шарфе она оживлённо разговаривала с мамой Мафер о работе, поездках, рецептах и планах на будущее, совсем не замечая, что разговоры взрослых детям совсем неинтересны.

Тем временем мамы отпустили девочек поиграть в сад. Зима стояла уже настоящая: солнце светило, но не грело, а все деревья, трава и кусты были покрыты белой искрящейся коркой снега, словно мир укрылся мягким, хрустящим одеялом. Мороз розовел щеки девочек, и при каждом выдохе из их ртов вырывался лёгкий пар. В тёплых пальто, сапожках, варежках и вязанных шапках бегать и бросаться снежками было непросто, но идей для зимних развлечений хватало.

Кот Кабаносик, пушистый и упитанный, кружил вокруг девочек, изредка шипя и мяукая:

— Мяу-у-у… ш-ш-ш…

Мафер умела понимать каждый его совет, а Нэнэ смеялась, думая, что кот просто забавный питомец. Девочки сами знали, как лепить снеговика и строить снежные замки.

Они скатали два больших снежных кома, аккуратно соединили их, уплотнили снег руками. Нэнэ вставила морковку вместо носа, Мафер выбрала для глаз блестящие угольки. Из небольших снежных шариков они сделали руки и ноги, закрепив их на туловище. Снег осыпался, варежки промокали, но девочки смеялись и творили дальше.

— Ох, как здорово! — улыбнулась Нэнэ, когда снеговик наконец обрел форму.

— Да, мне тоже нравится, — согласилась Мафер, глядя на своё творение и раздумывая, что ещё можно придумать.

И тут Нэнэ сказала задумчиво:

— Знаешь, Мафер, в моей стране нет снега.

Мафер удивилась:

— Никогда?

— Никогда, — ответила Нэнэ. — У нас жара, пустыня, савана. Там живут жирафы и верблюды, львы и носороги, в озёрах плавают крокодилы и гиппопотамы. Снег встречается лишь высоко-высоко в горах, очень далеко от нас.

— Ой, как интересно! — воскликнула Мафер. — Я тоже хочу в Африку!

— Но мы же здесь, в Винтертуре, а до Африки нужно лететь много часов, — печально сказала Нэнэ. — Зато я видела настоящую швейцарскую зиму и мне здесь тоже очень нравится.

Мафер задумалась. Ей так хотелось увидеть далекий континент, о котором Нэнэ рассказывала столько интересного! Но мама Течи никогда бы не отпустила её туда одну. И тут у маленькой волшебницы появилась идея.

— Нэнэ, давай устроим Африку в нашем саду, прямо здесь! — предложила она.

Подружка удивленно нахмурилась:

— Это как?

— Очень просто, — ответила Мафер, не рассказывая о том, что умеет волшебство. — Просто скажи, как выглядит Африка.

Нэнэ задумалась и стала оглядываться.

— Э-э-э, у нас растут пальмы с бананами, — начала она объяснять.

Мафер посмотрела на три деревца в саду — тополь, ясень и дуб. Листьев на них уже не было, ведь зимой деревья как будто спят, а ветки покрывала хрустящая белая корка снега. Она осыпалась мягкими хлопьями, словно природа создала ледяные облака на каждой веточке, переливаясь на солнце серебристо-белым сиянием. «Хочу, чтобы они стали пальмами», — подумала Мафер тихо, чтобы Нэнэ не услышала.

И вдруг деревья начали меняться: белый снег на ветках растворился, ветви вытянулись вверх и покрутились, листья стали широкими и длинными, золотисто-зелёными, а с верхушек свисали гроздья бананов. Лёгкий ветер колыхнул новые кроны, и аромат тропиков мгновенно наполнил сад. Глаза Нэнэ округлились от изумления.

— Ой, смотри! — воскликнула она. — Как это произошло?

— Это магия, — улыбнулась Мафер. — Похожи на пальмы?

— Конечно, конечно! — запрыгала Нэнэ от радости. — Они даже пахнут как настоящие пальмы!

Кот Кабаносик наблюдал за чудесами с подозрением. Его пушистая спина подрагивала, а усы дрожали: привычный сад вдруг превратился в тропический уголок, и любимые снежные дорожки исчезли под зеленью.

— Мяу, — промяукал он, но Мафер успокоила:

— Не беспокойся, я потом всё верну на место! Сделаю, как было.

Кот фыркнул и отошел подальше. Снег, покрывающий землю, был его стихией, здесь он любил кататься и гоняться за снежками, а теперь всё казалось странным и чужим.

— А что ещё есть в Африке? — спросила Нэнэ.

— Там живут фламинго — это длинноногие птицы с ярко-розовыми перьями и изогнутыми клювами… и есть попугаи, которые повторяют за человеком слова, — ответила Мафер, оглядевшись.

На камне неподалёку сидел ворон, наблюдавший за Кабаносиком, который пытался скатать из снега шар. Рядом воробей клевал зерна, что оставила ему утром соседка старушка Матильда. Она всегда заботилась о животных, особенно зимой, чтобы никому не было холодно и голодно.

— Придумала! — сказала Мафер и прошептала своё желание.

Ворон мгновенно превратился во фламинго: его длинные розовые ноги и яркое перо расцвели, шея изящно изогнулась, а клюв принял характерную форму. Воробей стал разноцветным попугаем с зелёными, синими и красными перьями, который забавно клевал зерно, но уже казался частью африканской сцены. Нэнэ хлопала в ладоши — теперь сад действительно походил на Африку.

— Только жирафа не хватает! — заметила она.

— О-о-о, это не проблема! — сказала Мафер и посмотрела на Кабаносика. Через секунду кот превратился в жирафа, правда, не больше двух метров в высоту. Волшебница специально сделала его невысоким, чтобы он не заглядывал в окна соседей и никого не смущал.

Кабаносик недовольно мяукнул:

— Мяу-у…

Хотя жирафы обычно не мяукают, маленький волшебный жираф говорил по-своему, а Мафер поняла, что он хотел бы стать тигром. Но тигры в Африке, как пояснила Нэнэ, не водятся; есть только львы. А если в сад выйдут мамы девочек, они испугаются и закричат дикими голосами, так что превратить кота в льва было опасно.

— Останешься жирафом, мой дружок, — твёрдо сказала Мафер, и коту пришлось согласиться.

— В Африке жарко, — напомнила Нэнэ. — Там сидят на плетёных стульях и пьют соки из манго и ананасов!

Это было правдой, и Мафер решила сразу добавить реализма в сад. Солнце поднялось высоко и стало палить так, что снег начал таять, капли стекали с веток пальм, почва подсохла и треснула, а на земле появились первые яркие цветы — оранжевые, красные и жёлтые, словно маленькие солнечные огоньки. Лепестки были тонкие и блестели на солнце, напоминая летнее тепло, хотя пальмы слегка колыхались на ветру, а фламинго прогуливался рядом, величественно вытягивая ноги и изящно изгибая шею. Попугай тараторил вслед за Мафер разные слова, а жираф раскачивал шеей, высматривая сверху возможную опасность — вредных собак, с которыми у Кабаносика была вечная вражда.

Потом появились стол, стулья и прозрачные стаканы со свежим соком из манго. Девочки скинули пальто, шапки и сапожки, устроились поудобнее, взяли стаканы и через трубочки медленно потягивали сладкий ароматный напиток. Сок был прохладный и густой, оставляя сладкий привкус на губах, а летний африканский свет и тепло делали этот момент особенно уютным.

— Это лучше, чем в детском саду! — призналась Мафер Нэнэ, улыбаясь.

— Конечно, лучше, — согласилась Нэнэ. — В саду нужно делать то, чего не хочется, а в Африке ты сам себе хозяин: что хочешь, то и делаешь!

— Что ещё есть в Африке? — поинтересовалась Мафер.

— Змеи и слоны… — ответила Нэнэ.

Создавать змей Мафер не хотела — рептилии ей совсем не нравились. А вот слоны… Её взгляд упал на старенький «Пежо» соседки Матильды, на котором та обычно ездила за продуктами в магазин. Озорной блеск загорелся в глазах Мафер, и Нэнэ сразу поняла, что сейчас произойдёт магия.

И точно, не успела африканка моргнуть, как автомобиль начал медленно трансформироваться: металл растянулся и расширился, колёса превратились в массивные ступни, двери сложились и сформировали туловище, а из крыши выросли изящные слоновьи уши и длинный гибкий хобот. Так появился металлический слон: он шагал как робот, с тихим скрипом и гулом, но выглядел живым и создавал атмосферу настоящей Африки. Девочки радостно захлопали в ладоши. Слон аккуратно ходил рядом с садом, по асфальту, не трогая траву и пальмы, словно понимал, что здесь всё ещё нужно беречь маленький волшебный мир.

Попугай прыгал с камня на камень и весело тараторил слова, что слышал от людей:

— Аф-ри-ка! Аф-ри-ка!.. Ба-на-ны!.. Ба-на-ны!.. Кро-ко-ди-лы!..

— Ах, да, чуть не забыла! — воскликнула Нэнэ. — У нас в Африке по деревьям прыгают мартышки!

И она запела:

«Прыг-скок, с ветки на ветку,

Бананы и смех, и весёлый бег!

Мартышки пляшут, солнце блестит,

Африка зовёт, смех вокруг звучит!

Танцуй, прыгай, скакалочка моя,

Весёлая Африка всегда для тебя!»

— О-о-о, это хорошо! — согласилась Мафер. Она заметила двух жаб под камнем, и в одно мгновение они превратились в маленьких озорных обезьян.

Но мартышки оказались настоящими проказницами: они тут же запрыгнули на пальмы, срывали бананы и швырялись ими во все стороны. Один банан попал в голову Нэнэ, другой — в ногу Мафер, оставив смешную капельку сока и мягкое прикосновение.

— Эй, прекратите! — закричали девочки, но какой там! Мартышки разгулялись не на шутку: они забрасывали бананами слона, жирафа, балконы соседей и даже окна. Бам! Бам! Бам! — шум поднялся такой, что переполох был неминуем.

Слон ревел, топая металлическими ступнями, жираф (Кабаносик!) мяукал возмущенно, попугай тараторил странные пиратские ругательства (кто его этому научил — было непонятно), а фламинго щёлкал клювом и хлопал крыльями, словно пытаясь держать порядок.

Девочки понимали, что если выглянут соседи, скандала не миновать, а объяснять мамам, что это была «Африка в саду», придётся долго. И Мафер решила действовать:

— Хочу, чтобы всё стало по прежнему! Хлоп!

Волшебство сработало мгновенно: жираф снова превратился в Кабаносика, слон — в старенький «Пежо», попугай стал воробьём, фламинго — вороном, а пальмы вернулись к своему зимнему облику: тополь, ясень и дуб покрылись снегом, ветки блестели морозной коркой. Солнце перестало палить, ветер стих, и начался лёгкий снежок, который мягко опускался на землю, покрывая её пушистым белым покрывалом.

Девочки быстро надели пальто, варежки и шапки, чтобы не простудиться. Кабаносик сердито фыркал, обходил хозяйку стороной, недовольно помахивая хвостом — его обидело, что его жирафье тело снова исчезло, и теперь он снова был обычным котом.

— Ох, жалко, что мы так мало в Африке побывали, — сокрушенно сказала Мафер.

Нэнэ ободряюще улыбнулась:

— Ничего, может, в следующий раз на самом деле слетаем в Африку, только не одни, а с родителями.

— Да, хорошо.

В этот момент в лоб Мафер прилетел снежок. Он был маленький, но плотный, и при ударе слегка щекотал кожу, оставляя след мокрого снега на лице.

— Ой, что это?! — вскричала она, закрывая голову от другой атаки.

Нэнэ закричала в ответ:

— Ой, смотри! Мартышки!

Подняв голову, Мафер увидела двух обезьян, которые почему-то не превратились обратно в жаб. Наверное, волшебство забыло их или мартышки оказались слишком далеко от действия магических сил. Теперь они весело прыгали по крышам домов, с криком перебегали с одной на другую и метали снежки вниз в прохожих. Снежинки рассыпались в воздухе, словно сверкающие ледяные бусинки, а обезьянки смеялись так звонко, что казалось, будто и мороз не способен их остановить. Им было весело, и, к удивлению девочек, им совершенно не холодно.

— Ладно, пускай остаются такими, — решила Мафер. — Может, их потом в зоопарк заберут!

Девочки вернулись из сада в дом. Дом был тёплым и уютным: мягкие ковры на полу, на окнах занавески с цветочными узорами, по полкам расставлены книги и игрушки, а на кухне витал аромат свежего печенья. Мамы уже закончили пить кофе и удивлённо смотрели на дочек.

— Мафер, ты загорела! — сказала мама Течи, недоумевая. — Как это возможно зимой?

Мама Нэнэ улыбнулась и добавила:

— Да, словно была в Африке.

Девочки рассмеялись. Ну, не станешь же объяснять взрослым, что на самом деле они были в Африке, только здесь, в пяти метрах от дома, в своём волшебном саду, где пальмы росли, фламинго прогуливались, жираф смотрел с высоты, а металлический слон шагал рядом, словно настоящий.

Мафер и Нэнэ знали одно: настоящая Африка живёт не только на континенте, но и в их воображении, и там можно побывать в любое время — стоит лишь захотеть, закрыть глаза и позволить волшебству случиться.

И девочки улыбались, вспоминая свои приключения, пока за окном снова падал мягкий снег, покрывая сад белым пушистым ковром и приглашая к новым зимним забавам.

(17 декабря 2015 года, Элгг,

Переработано 24 ноября 2025 года, Винтертур)

СКАЗКИ ИЗ ВОЛШЕБНОГО СУНДУЧКА

СКАЗКИ ИЗ ВОЛШЕБНОГО СУНДУЧКА

В одном городе жила-была девочка по имени Лиза. У нее были большие, словно утреннее небо, голубые глаза, золотистые волосы, которые нежно спадали на плечи, и улыбка, способная согреть любого. Она была любознательной и умной, всегда задавала вопросы обо всем вокруг, слушалась родителей и тщательно выполняла свои обязанности: ходила в первый класс, делала уроки, убирала в комнате, мыла посуду, и никогда не забывала о маленьких радостях жизни. Каждую ночь любимая бабушка, седовласая и с морщинками, как мягкие складки старого бархата, присаживалась у кровати внучки и рассказывала ей сказки. Бабушка обладала особым голосом — теплым, глубоким, с легким шепотом, который будто обнимал и защищал, а глаза ее искрились тихой мудростью и добротой.

Сказки были чудесными: волшебство оживало в словах, далекие острова простирались за горизонтами, чудо-рыба могла исполнять желания, ковры-самолеты уносили в облака, а джин из лампы Аладдина появлялся в самый неожиданный момент. Каждая история была поучительной, доброй, с маленькими тайнами и загадками, которые Лиза пыталась разгадать. Девочка ждала ночь с нетерпением, трепетно засыпала под звуки бабушкиного голоса, и в темноте, освещенной мягким светом ночника, ее глаза сияли от ожидания новых чудес.

Но счастье длилось недолго. Бабушки не стало, и мир Лизы потемнел. Сердце девочки сжималось от тоски, и в доме стало пусто и тихо. Ей очень не хватало родного и доброго человека, и каждый вечер она всматривалась в темноту своей комнаты, будто надеясь увидеть бабушку снова. Прошло несколько месяцев, но память о бабушке была слишком яркой, чтобы раствориться.

Однажды, когда Лиза искала старые игрушки на чердаке, она наткнулась на старый сундучок: дерево его было темное, потемневшее от времени, с металлическими уголками, покрытыми ржавчиной, а замок был украшен вычурной резьбой и паутиной. Лиза осторожно открыла его и увидела внутри стопку старинных книг с переплетами из потертой кожи и страницами, исписанными от руки аккуратным, старомодным почерком.

— Ого! — воскликнула Лиза. — Это должны быть сказки от бабушки! Я узнаю ее почерк!

Она торопливо схватила одну из книг и принесла в свою комнату: маленькое, уютное помещение с книжными полками, где стояли разноцветные коробки с игрушками, на столе — карандаши и тетради, а на стенах висели рисунки, которые Лиза рисовала сама. Кровать была уставлена мягкими подушками, на одеяле лежала любимая кукла, а свет лампы мягко разливался по комнате, создавая атмосферу уюта и безопасности.

Когда девочка открыла книгу, из страниц вылетели маленькие магические искорки, которые закружились вокруг нее, освещая комнату переливами разноцветных огоньков, словно приглашая Лизу в мир новых чудес и приключений.

— Привет, Лиза! — сказали искорки. — Мы — сказочные персонажи, и мы здесь, чтобы рассказать тебе наши истории. Нас сочинила твоя бабушка, и теперь мы хотим рассказывать истории каждую ночь, как это делала твоя бабушка.

Лиза была в восторге. Она села на кровать, и искорки начали превращаться в маленьких фей, эльфов и гномов. Феи были крошечные, с прозрачными крылышками, переливавшимися всеми цветами радуги, их волоски сияли золотом, серебром и огненно-рыжими прядями. Эльфы были стройными, с острыми ушами и зелеными глазами, в их одежде смешивались лесные оттенки — от мха до коры деревьев. Гномы же были невысокими, крепкими, с густыми бородками и яркими жилетами, на которых блестели медные пуговицы. Все они оживленно смеялись, кружились и шептали друг другу свои истории, словно спеша поделиться с Лизой чудесами своего мира.

— Однажды, в далеком лесу, жила принцесса Алиса, — начала свой рассказ одна фея. Она была самой миниатюрной из всех, с волосами цвета солнечного заката и крошечной короной, усыпанной крошечными кристаллами. — Она была самой красивой принцессой во всем королевстве, но у нее была одна проблема — она была заперта в высокой башне злой ведьмой. Принцесса Алиса мечтала об освобождении и о приключениях вне темных стен своей тюрьмы.

Лиза слушала сказку с волнением, представляя себя в роли принцессы Алисы. В воображении она видела высокую каменную башню, окруженную густым лесом, где деревья были такими высокими, что их вершины терялись в облаках. Она представляла себя на балконе, с волшебной метлой в руках, как вдруг метла оживает и несет ее прочь, над лесами, реками и долинами. Злая ведьма могла лишь смотреть вдали, не в силах догнать юную принцессу, которая летела все дальше и дальше, пока мир не разверз свои тайны перед ней.

— Жил-был один маленький мальчик по имени Матиас, он был сыном сапожника, бедным и жил с папой в маленькой хижинке, — на следующую ночь сказку стал рассказывать искорка-гном. Гном был плотным, коренастым, с короткими ногами и большими умными глазами, а на спине у него висел маленький рюкзачок с инструментами для сапожника. — Матиас с детства работал — он шил туфли и сапожки для людей, но зарабатывал мало. Однажды он нашел в лесу блестящую чешую и сшил из нее сапоги. Матиас не знал, что чешуя сброшена пролетавшим драконом, и сапоги могли летать, придавая подъемную силу тому, кто их наденет. Матиас надел их и… полетел в дальние страны. Он встречал удивительные города, смелых рыцарей и мудрых старцев, сражался с ветрами и дождями, а вернувшись домой, стал мастером-обувщиком, радуя жителей красочной и необыкновенной обувью.

Историю продолжал эльф, худощавый, с острыми ушами и глазами цвета лесного озера. Его одежда была из мягких зеленых тканей, украшенных узорами из листьев и цветов.

— Жил в лесу маленький лисенок по имени Лиар, — начал он. — Он был любопытным и очень смелым. Однажды Лиар нашел старый компас, который показывал не на север, а на сокровища счастья. Следуя за ним, он помогал всем зверям, которых встречал: от запутавшихся зайцев до усталых сов. Так Лиар понял, что самые большие сокровища — это дружба и смелость.

Каждую ночь Лиза открывала новую книгу из сундучка и погружалась в удивительные миры сказок. Она встречала добрых фей, веселых эльфов и смелых гномов, храбрых рыцарей в сверкающих доспехах и троллей с добрыми лицами, которые обожали шутки и смех. Она путешествовала по волшебным лесам, где деревья шептали свои тайны, летала на крыльях дракона, изучала замки с высокими башнями и сверкающими окнами, опускалась на дно океана, где плавали русалки с длинными сияющими хвостами, игривые дельфины крутились вокруг нее и показывали тайные коралловые рифы, а водоросли танцевали, словно мерцающие шторы под водой.

Сказки от бабушки стали для Лизы не только источником веселья и развлечения, но и уроком мудрости. В каждой истории она находила тайны жизни: о дружбе, которая сильнее любых преград; о смелости, которая помогает преодолевать страх; о доброте, способной согреть и изменить сердца. Лиза поняла, что в каждом человеке есть своя сила и своя магия — умение мечтать, верить, любить и творить чудеса вокруг себя. Каждая сказка оставляла в сердце девочки крошечную искру, которая росла и освещала ее путь.

И так, Лиза продолжала слушать сказки каждую ночь, пока не прочитала все книги из сундучка. Но она знала: сказки всегда останутся с ней в сердце, будут напоминать о любви и заботе, которые дарила ей бабушка, и помогут никогда не терять веру в чудо.

Когда Лиза выросла, она стала пилотом больших самолетов, летала по всему миру, прокладывая маршруты через облака и моря. Она не боялась ни тумана, ни пурги, ни палящего солнца, уверенно управляла самолетами и вдохновляла пассажиров своей храбростью и умением сохранять спокойствие. Все знали: капитан — это та самая Лиза, которая когда-то сидела на кровати, окруженная танцующими искорками. Сундучок бабушки дал ей стремление, силу, уверенность и смелость, которые помогли покорять небеса и открывать новые горизонты.

История Лизы и сундучка сказок показывает, что воображение и мечты могут привести нас в самые удивительные места и помочь стать лучше. И когда Лиза завела свою семью, она передавала эти сказки своим детям и внукам, чтобы они тоже могли погружаться в мир волшебства и фантазии, учились дружбе, смелости и доброте, а магия бабушкиного сундучка продолжала жить в их сердцах, создавая новые чудеса для каждого поколения.

(3 июля 2023 года, Иллнау,

Переработано 17 ноября 2024 года, Винтертур)

КАК ЛУНА И КОТЁНОК БЛИНЫ ЕЛИ

Жил-был котёнок — крохотное чудо, мягкое, как вечерний ветер, и тёплое, как чашка молока. Шёрстка у него была угольная-угольная, словно ночное небо перед дождём, но на мордочке благоразумно рассыпались два озорных белых пятнышка: одно — над самым носом, будто кто-то ткнул его кисточкой, второе — на подбородке, словно маленькая капля сливок. Хвост тоже не удержался и прихватил себе белый кончик, похожий на перышко. Глаза у котёнка сверкали золотисто-медовым светом, мягким, доверчивым. Он был создан для того, чтобы мурлыкать, ласкаться и быть примером котячьей воспитанности: никогда не драл мебель, не кусал людей и всегда оставлял немного еды в миске — вдруг кому пригодится.

Каждую ночь котёнок взбирался по пожарной лестнице на крышу самого высокого дома — такого, что подпирал облака и блестел стеклянными ребрами на ветру. И, забравшись выше всех, он садился, подпрыгивал, вытягивал лапку и пытался достать Луну. Мурлыкал себе под нос что-то непонятное, тяжело фыркал от усердия, и время от времени спрыгивал на месте так высоко, как только позволяли его маленькие лапы.

А Луна… О, Луна в ту пору была круглой, как медное блюдо, и нежной, как свежее молоко. Она сияла мягким желтоватым светом, будто светилась изнутри, хранила в себе тепло далёких звёзд и тишину ночного неба. На её поверхности пробегали серебристые тени, похожие на узоры, которые рисует мороз на стекле. С высоты она глядела вниз, на город, и особенно на странного черненького котёнка, который каждую ночь пытался ухватить её за край. Луна улыбалась — улыбкой, которую могли увидеть только очень добрые сердца, — и хихикала оттого, что котёнок при каждом промахе шипел от досады, словно маленький чайник, забытый на плите.

Небо высокое — не достать лапкой, но котёнок упорно старался. Почему? Этого Луна не знала. И любопытство в конце концов пересилило.

Однажды, когда ночь была прозрачной, как ледяная вода, Луна тихонько, словно плывущий облачный шар, спустилась вниз и остановилась прямо перед котёнком. Свет от неё пах сладостью — как ваниль и тёплая выпечка.

— Дружок, — мягко спросила она, — почему ты всё время шипишь от злости и пытаешься меня поймать? Что тебе нужно от меня?

Котёнок облизнулся — и сказал честно, как умел:

— Потому что ты — блин, мяу. А я люблю блины со сметаной. Вот и хочу достать тебя с неба, мяу…

Луна моргнула округлыми глазами.

— Блин? — переспросила она. — Но я же Луна, небесное тело! Я выхожу ночами гулять и освещать планету, пока спит Солнце. Но… меня ещё никто не называл блином…

Котёнок смущённо повесил ушки.

— Ой… а я думал, что ты — вкусный блин, мяу. Большой-пребольшой… И кто-то тебя печёт каждую ночь на большой сковородке… Я хотел достать тебя и скушать, мяу… А оказалось — нет… Жаль, мяу…

Луна посмотрела на крошечное огорчённое чудо, на его сжавшиеся лапки и дрогнувшие белые пятнышки — и ей стало жалко котёнка. Доброе сердце светило в ней не меньше, чем лунный свет.

— Не грусти, дружок, — сказала она. — Я не блин, да. Но ведь блины не летают по небу… Зато их пекут пекари! Давай-ка мы слетаем к одному из них и попросим испечь блины специально для тебя. Как тебе такое?

Котёнок поднял глаза — и они засветились так ярко, что Луна сама чуть не вспыхнула.

— Мяу! Правда? Можно? — воскликнул он, подпрыгнув почти до самого лунного подбородка.

Так началось их ночное приключение…

Котёнок сначала так обрадовался, что задрожал всем своим пушистым тельцем, будто в него вселился маленький моторчик. Он запрыгал по крыше — легко, стремительно, смешно: в одну сторону, в другую, подпрыгивая так высоко, что белый кончик хвоста мелькал, как крошечная комета. Иногда он делал круги, взлетал на старую вентиляционную коробку, откуда гордо смотрел вниз, затем снова прыгал к Луне — словно боялся, что счастье может передумать и упорхнуть обратно в небо. Лапки у него стучали по жестяной крыше тихими звонкими щелчками, будто кто-то играл ножкой ложечки по миске.

Но внезапно котёнок остановился. Хвост его поник, уши сложились, а радость вытекла из глаз, как молоко из опрокинутой чашки.

— Ой, Луна… — уныло протянул он. — Но ведь пекарь может прогнать меня палкой, мяу. Он подумает, что я хочу украсть у него рыбку или сосиски…

Луна рассмеялась — тихо, серебристо, и смех её был похож на перезвон стеклянных бусин.

— Ну, тогда не бойся! — сказала она. — Я сама попрошу его испечь для тебя блины, раз уж ты такой большой блиноед…

И они вместе спустились на землю — котёнок по пожарной лестнице, а Луна просто плавно опустилась рядом с ним. Затем отправились по ночным улицам, которые в это время спали почти так же крепко, как жители города. Дома стояли темно-синими силуэтами, окна были чёрные, как закрытые глаза, а фонари отбрасывали слабое янтарное сияние на мостовую. По камням гулял прохладный ветер, перетаскивая запахи ночных садов, свежего хлеба, который ещё не успел остыть в пекарнях, и далеких мокрых тротуаров. На улицах не было ни души — лишь две тени, маленькая и круглая, двигались бок о бок.

Город был небольшим, уютным, словно игрушечный. Улицы его петляли мягкими линиями, дома были кирпичные, красные и кремовые, с черепичными крышами, а на каждом перекрёстке стояли фонари, выгнутые так, будто им самим было лень держать шапку света. И неудивительно, что через пять минут пути Луна уже стучала в дверь дома пекаря — крепкого, аккуратного особняка с деревянными ставнями.

Пекаря звали герр Бакерай. Он был коренастым мужчиной лет пятидесяти, с круглым лицом, украшенным черными, густыми, как жжёный сахар, усами. Живот его слегка походил на добродушный батон, а руки — сильные и мускулистые — будто могли одним движением раскатать тесто толщиной с комод. Спал он обычно чутко, как любой человек, которому вставать ещё до первых петухов.

Вот и сейчас он проснулся, надел мятые тапочки и, ворча, подтащился к окну.

— Кого там носит в такую ночь? — буркнул он. — Мне же рано вставать, чтоб печь утренний хлеб для горожан! Кто меня разбудил?

— Это я, мяу… котёнок, — пискнул котёнок, едва высунув нос к подоконнику. В груди у него стучал маленький тревожный барабанчик.

Герр Бакерай, протирая глаза, нахмурился:

— А? Что? Меня разбудил какой-то кот? Почему? Что за безобразие! В этом городе — сплошные беспорядки! Я сейчас пожалуюсь полицмейстеру, и он тебя арестует!

Котёнок, дрожа от испуга, попытался собрать в лапки весь свой оставшийся храбрец:

— Я только хотел попросить… чтобы вы испекли для меня блины со сметаной, мяу… — сказал он так тихо, что почти шёпотом. И сразу пожалел, что вообще пришёл: он представлял, как пекарь замахнётся на него огромной деревянной лопатой, и от этого шерсть у него встала дыбом.

— Блины? Ночью? — возопил пекарь. — Да ты совсем с ума сошёл, кот! Я тебя сейчас проучу палкой!

Котёнок уже было поджал хвост и приготовился бежать стрелой, пока не поздно, но Луна плавно остановила его светом — будто прикоснулась лучом к его шерстке.

Затем она поднялась к окну пекаря и мягким сиянием озарила его лицо.

— Уважаемый герр Бакерай, — сказала она, — а если об этом попрошу вас я — Луна?

Свет её стал ярче, как если бы кто-то зажёг большую лампу прямо под потолком. Герр Бакерай мгновенно протрезвел. Его глаза выкатились, словно два круглых сдобных пирога, а рот открылся так широко, что туда могла бы поместиться половина булочной витрины. Усы его дрогнули, поднялись, как будто от порыва ветра.

— А? Что?.. Луна? — повторил он. — Н-не может быть! Сама Луна… у моего окна…

Он даже забыл моргать.

— Так что вы скажете, уважаемый пекарь? — мягко, но настойчиво продолжала спрашивать его Луна, наклоняясь так, что серебристое сияние ложилось прямо на нос герра Бакерая.

Конечно, герру Бакераю было необыкновенно приятно, что к нему наведалась такая великая персона — сама Луна, владычица ночного света, сияющая королева небес. Разве мог он ей отказать? Его сердце стучало, как деревянная ложка по миске теста, а мысли путались, словно сырые макароны. Он чувствовал, как дрожат колени, как холостым ходом бегут мурашки по спине, и понимал: будь на его месте даже самый упрямый человек в городе — и тот бы не посмел сказать «нет».

— Ох, простите меня, Ваше Ночное величество, — выдавил наконец бледный от волнения Бакерай, поспешно снимая колпак с головы и прижимая его к груди. — Я не ожидал вашего визита и, конечно, исполню для вас такой заказ!

— Мы с котёнком хотели бы попробовать блины, — сказала Луна. — Говорят, что вы — искусный мастер.

Котёнок в это время сидел у двери и мурлыкал так громко, что вибрация шла по всему крыльцу. Он царапал коготками деревянную обшивку, будто подписывал заявление о готовности немедленно дегустировать. Глаза его светились предвкушением, усы дрожали, а хвост выписывал в воздухе радостные завитушки.

Пекарь взмахнул руками, как мельничное крыло.

— О, да! Это правда! — воскликнул он. — У меня звание профессора по блинам! Я знаю сто двадцать рецептов приготовления блинов! И сейчас я вам испеку всё, что вы пожелаете!

И, забыв обо всём, он помчался вниз по лестнице. Тапочки его слетали с ног, но пекарь их не замечал — так торопился, что казался огромным воздушным шаром, скачущим вниз по ступенькам. Он распахнул дверь настежь и пригласил Луну с котёнком внутрь.

В гостиной он мигом расстелил белоснежную, крахмальную скатерть, надел очки, стал собирать посуду на стол: ставил большие тарелки, маленькие блюдца, блюдечки для сметаны, кружки, мисочки — словом, готовился, будто принимал королевскую делегацию из пятисот персон, а не двух ночных гостей.

— О, вы оказали мне такую честь, Ваше Ночное величество! — восторженно говорил он, пританцовывая от волнения. — Я готов всегда вам верно служить!

— Тогда сделайте нам, пожалуйста, горячие блины со сметаной, — попросила Луна. И котёнок тут же замурлыкал, как маленький двигатель тракторца. — Мы хотим попробовать ваше кулинарное искусство.

— Сию минуту! — поклонился пекарь. — Всё будет готово!

Однако стоило ему подойти к кухонным полкам, пробежаться глазами по банкам, мешкам и коробочкам, как лицо его вытянулось, словно недопечённое тесто. Он охнул, пригнулся к полкам, снова выпрямился — и печальным голосом сказал:

— Ой, ужас! Как мне стыдно! Как мне стыдно!

— В чём дело, уважаемый Бакерай? — удивилась Луна.

Пекарь покраснел так, что стал похож на помидор, забытый на солнце. Он заикался, хватал воздух ртом, будто пытался съесть собственный стыд ложкой.

— Чтобы испечь блины… ик-ик… мне нужна специальная мука. А у меня её нет! Ик… — сказал он, поникнув. — Закончилась с прошлых праздников… И масла нет, и сметаны… ик-ик… Ох, простите меня, Ваше Ночное величество! Ик! Я так оплошал… мне так неудобно… ик-ик…

Он выглядел до того расстроенным, что казалось, вот-вот расплачется: усы дрожали, глаза бегали, руки мяли колпак, как бы пытаясь спрятать позор в складках ткани.

Но Луна была мудрой — и спокойной, как само ночное небо.

— Ничего страшного, герр Бакерай, — сказала она нежно. — Это не проблема. Сейчас мы отправимся к молочнику и мельнику и попросим у них сметаны, масла и муки!

— Ой, это хорошая мысль! — оживился пекарь, вскинув палец к потолку. — Я отдаю должное вашей рассудительности. Вы действительно великая королева звёздного царства!

Луна улыбнулась — мягко, светло.

Затем повернулась к котёнку:

— Ну что, дружок, пойдём к молочнику и мельнику? Раз уж мы всё это начали, то должны довести дело до конца. Ты согласен?

— Мяу, конечно! — ответил котёнок и соскочил со стула так резко, что тот качнулся. — Ради блинов нам стоит потрудиться!

Луна поднялась из-за стола — плавно, как поднимается лёгкая вуаль от тёплого ветра. Её сияющее платье мягко скользнуло по полу, оставив за собой серебристую дорожку света. Котёнок вприпрыжку последовал за ней. Они вышли из дома, а внутри уже слышалось, как герр Бакерай разводит огонь: сухие лучины трещали, словно маленькие косточки, пламя вспыхивало всё ярче, разогревая тяжёлую чугунную сковородку. От печи шёл аромат сухих дров, а сам пекарь метался по кухне, как шмель, собирающий пыльцу, — готовился с жаром и нетерпением.

К счастью, молочник и мельник жили совсем рядом. Первым делом Луна постучала в дом мельника — герра Мюллера.

Герр Мюллер был невысоким, коренастым мужчиной с руками, покрытыми мукой так, будто он только что обнимал белоснежное облако. Его седые, но густые волосы торчали в разные стороны, словно он заснул в мешке с зерном. На нём была длинная ночная рубаха в полоску и смешные шерстяные носки, один из которых сполз почти до пятки. Когда он вскакивал с кровати, весь дом загромыхал — как будто мешки сами собой попадали с полок.

— Кто там?! Что за тревога?! — крикнул он, ещё не понимая, что происходит.

Но когда увидел Луну, стоящую у дверей, его глаза округлились, рот открылся, и он несколько секунд просто молчал, будто кто-то отключил у него все мысли.

— Ой, ко мне явилась сама Луна! — наконец закричал он так громко, что разбудил всю семью. Он подпрыгивал на месте, словно под ним внезапно завелся пружинный матрас. — Конечно, Ваше Ночное величество, я исполню вашу просьбу! Сейчас же дам вам целый мешок муки для блинов! Сегодня я намолол муку из самой лучшей пшеницы в округе! Вы будете поражены вкусом! Это мой подарок вам, госпожа королева!

Он даже не стал переодеваться. Как был — в полосатой рубахе и носках — так и помчался вниз, перепрыгивая по три ступени. В амбаре он схватил свежий мешок муки, аккуратно завязанный толстой верёвкой, и вынес на улицу. Мешок был огромным — казалось, весил как минимум трёх котят.

Когда Луна протянула руки, чтобы помочь, Мюллер всполошился:

— Нет, нет! Я сам отнесу, куда вы скажете! Нельзя, чтобы столь высокая особа носила мешки. К тому же… — он покосился на котёнка. — За ним же присматривать надо, чтоб не заблудился!

Луна улыбнулась тёпло, по-матерински, и поблагодарила мельника. Затем подхватила котёнка на руки — он тут же уютно свернулся клубочком, прижавшись к её сияющему плечу. Его глазки блестели, усы подрагивали, а лапки обхватили лунное платье, будто боялся оторваться от света.

— Но нам нужно заглянуть и к молочнику, чтобы взять масло и сметану, — напомнила Луна.

— Это же по пути! — воскликнул герр Мюллер. — Он живёт всего в пяти домах отсюда! Пойдёмте! Я давно его знаю — отличный человек!

Они подошли к аккуратному домику молочника. Мельник поставил мешок на землю и постучал в дверь кулаком:

Бум! Бум! Бум!

Через минуту дверь скрипнула, и на пороге появился заспанный герр Кёзе. Он был длинным и худым, словно вытянутая бутылка с молоком, с вихром на макушке, который торчал так, будто на него села корова. На нём была длинная фланелевая ночнушка, а в руках он держал большую ложку — видимо, заснул, не успев её положить. Зевая, он щурился и пытался рассмотреть, кто тревожит его столь поздним часом.

— Герр Мюллер? — промямлил он. — Что случилось? Вы так поздно стучитесь ко мне…

— Мне нужно купить немного масла и сметаны! — заявил Мюллер.

— Масла? Сметаны? Сейчас?! — поразился молочник. — Кто же ест по ночам? Сейчас полагается спать, пока светит Луна!

Но Мюллер только кивнул в сторону сияющей гостьи. Герр Кёзе перевёл взгляд и увидел Луну, держащую котёнка. Его глаза распахнулись, как две крышки от молочных бидонов.

— Боже мой! — вскрикнул он. — Сама Луна явилась к нам на Землю! Конечно, конечно, Ваше Ночное величество! Я польщён визитом! Сейчас же дам вам бесплатно горшок самого лучшего масла и горшочек самой густой ароматной сметанки!

И он быстро достал из кладовой обещанное, ловко прижимая к груди аккуратно связанный свёрток, пахнущий мукой и сушёными травами. При этом он почтительно попросил разрешения отнести всё это лично к Бакераю и заодно сопровождать столь почётную гостью, как Луна. Та, мягко улыбнувшись, позволила ему с той лёгкой царственностью, которая не требовала короны, чтобы чувствовалась.

И вскоре они все оказались у пекаря. Герр Бакерай уже стоял у печи, словно капитан у штурвала своей горячей, дымящейся лодки. В глубине массивной каменной топки танцевали огоньки — поленья трещали так весело и уверенно, будто рассказывали друг другу смешные истории; воздух дрожал от жара, и румяные блики перебегали по стенам, оживляя тесную мастерскую пекаря. Сам Бакерай держал в руках раскалённую сковородку — она сияла в его ладонях, будто кусочек лунного металла.

— О, вы вовремя пришли, — сказал он тоном человека, который только и ждал повода начать своё любимое дело. Он засучил рукава и с быстротой жонглёра принялся замешивать тесто: мука в его руках летела пушистым облачком, специи падали в миску, как разноцветный дождь; откуда-то тянуло тёплым кориандром, сладкой корицей и лёгким цитрусовым оттенком. Потом он плеснул на сковородку масла — оно вспыхнуло золотистой лужицей — и, не теряя ни секунды, выплеснул первую порцию теста.

Сковородка зашипела так громко и восторженно, словно приветствовала старого друга. Блины, рождённые этой жаркой встречей, подпрыгивали, пузырями вздуваясь и хлопая, будто хотели сбежать со сковороды и начать самостоятельную жизнь. Даже котёнок, сидевший посреди кухни с видом знатока, был удивлён: он всегда считал себя непревзойдённым мастером по шипению и прыжкам, но эти блины, казалось, превосходили его в обоих искусствах. Луна зачарованно смотрела, как герр Бакерай работает, — очевидно было, что каждый его жест наполнен тихим счастьем. Мельник и молочник стояли рядом и одобрительно кивали, всхлипывая от удовольствия ароматами, которые разливались по комнате.

Прошло совсем немного времени, и большая глиняная тарелка оказалась полной блинов — они лежали высоко, мягкой, слегка небрежной горкой. Пышные, горячие, с тонкой хрустящей каймой по краю. Их поверхность отливала золотом, как поверхность маленьких солнечных дисков; тонкие светлые узоры напоминали веточки морозных сил и одновременно — узор звёзд на небе.

Луна рассмеялась и сказала:

— Хм, действительно, блины похожи на меня!

И все весело рассмеялись. Шутка была удачной, тем более что и вправду: блины получились такими же круглыми и жёлтыми, как сама королева звёздного неба.

— Садитесь, садитесь, дорогие друзья! — стал приглашать всех пекарь, утирая муку со щёк.

Котёнок и Луна заняли свои места. Молочник и мельник уже потянулись к стульям, но в этот момент дверь слегка приоткрылась, и в кухню заглянули детишки пекаря. Один из них — рыжий малыш лет пяти, с вихрами, которые торчали во все стороны, будто кто-то наэлектризовал его любопытство, — приподнялся на цыпочки, потянул носом и сказал:

— Ох, как вкусно пахнет! Папа, что вы делаете?

Глаза у него были яркие, зелёные, озорные — в них вечно плясала какая-то собственная искорка. Пижама была смятая, как будто он всю дорогу до кухни кувыркался, а на щеке отпечатался узор от подушки.

— Нет, нет, идите спать! — запротестовал герр Бакерай. — Сейчас не детское время.

Но Луна спокойно подняла руку.

— Подождите-ка, дорогой герр Бакерай. Конечно, ночью есть не полезно. Но давайте сделаем исключение. Пусть ваши дети посидят с нами — мне будет приятно!

Пекарь, краснея, развёл руками — ну как можно отказать самой Луне? Детишки, сияя счастьем, бросились к столу и уселись вокруг, поглядывая на гостей с искренним восторгом. Луна тем временем повернулась к мельнику и молочнику:

— Тогда и вы пригласите своих домочадцев. Пусть сегодня станет праздником для всех нас! Назовём его Ночью лунного блина!

— Уррааааа! — радостно закричал рыжий малыш, подпрыгнув на стуле. — Слава Ночи лунных блинов — самому лучшему празднику нашего города!

Эта мысль настолько понравилась всем, что было тут же решено сделать праздник традиционным — каждый год собираться ночью, когда Луна кругла и полна света, печь блины, шептать желания и вместе встречать лунный час. Говорили, что так ребёнок будет расти счастливым, дом — полным, а город — мирным.

Естественно, дети и супруги мельника и молочника были немедленно приглашены на это чудесное мероприятие. И вот вскоре вся комната наполнилась смехом, разговорами, постукиванием ложек о тарелки. Все ели блины со сметаной, тянулись за добавкой, хвалили пекаря за его удивительное мастерство, а огонь в печи трещал так, словно он тоже хотел участвовать в общем веселье.

Однако герр Бакерай, скромно покраснев, замахал руками:

— Хвалите не только меня, но и мельника, который намолотил такую чудесную муку, и молочника, изготовившего масло и сметану!

Но и те в ответ покачали головами:

— Ох, если бы нам не помогали наши жёны и дети, — сказали они, — то и мы не сделали бы таких вкусных продуктов!

А детишки, сидевшие вокруг стола, выпрыгнули почти хором:

— Если бы нам по ночам не светила Луна, принося сладкие, разноцветные сны, то и мы не могли бы помогать родителям!

Луна засмеялась тихим серебристым смехом и сказала:

— Ну, а если бы этот котёнок не смешил меня своими шипениями и прыжками, то я бы и не спустилась к вам! И не было бы нашего чудесного праздника! Так что вот кто нас всех собрал! — И она мягко погладила котёнка, который, сытый блинами, свернулся пушистым клубочком у неё на коленях и мурлыкал песню:

— Мяу, мяу… мяу, мяу…

Песня котёнка так понравилась всем, что люди подхватили её, стараясь повторить смешное мурлыканье:

— Мяу, мяу… мяу, мяу! — напевали они, смеясь и хлопая себя по коленям. — Мяу, мяу… Смешная песенка! Мяу, мяу…

Они так веселились, перебрасываясь шутками, постукивая ложками по тарелкам, расплескивая сметану и кружась в маленьком ночном хороводе, что никто и не заметил, как наступило утро.

За окном небо медленно побелело, будто кто-то провёл влажной кистью по тёмному синему холсту; потом на горизонте появилась золотистая полоска, и она всё ширилась, пока солнечный свет не пролился на дома, крыши и улицы тёплым янтарным дождём. Снаружи запели петухи, а в печи угли угасли и превратились в тихий серый пепел.

Луна вздрогнула, посмотрела вокруг и мягко ахнула:

— Ой! Засиделась я у вас. Ведь сейчас время моего брата — Короля Солнца. Мне нужно возвращаться в небо и укладывать спать звёздочек!

Она поднялась из-за стола и с трогательной торжественностью поблагодарила всех за приём, за вкусные блины, за доброе тепло их маленького ночного праздника. Люди же, поклонившись ей, в ответ воскликнули:

— Нет, это мы благодарим вас, Ваше Ночное Величество! С вами нам было так интересно! Приходите к нам ещё!

Особенно настойчиво просил рыжий малыш — всё тот же вихрастый огонёк, который не сидел спокойно ни секунды. Он вцепился в край её платья, заглядывая ей в лицо своими огромными зелёными глазами, полными просьбы и восхищения. Его веснушки загорелись почти таким же цветом, как лучи восходящего солнца.

Луна наклонилась, коснулась его щёки кончиком пальца, словно оставляя там маленькую лунную искру, и пообещала, что обязательно будет заглядывать к ним чаще.

Потом она повернулась к котёнку:

— Что же, дружок, мне пора. Мы увидимся с тобой на крыше дома!

— Мяу, — сказал котёнок и поднял лапку, словно махая на прощание.

Луна шагнула к двери, и в ту же секунду серебристым вихрем поднялась вверх, легко и стремительно. Она улетела к рассветному небу, растворяясь в прозрачной синеве, пока не скрылась за облаками, которые тут же вспыхнули розовым светом от пробуждающегося Солнца.

На Земле становилось всё светлее, теплее, громче; но люди ещё долго вспоминали, как угощали Луну блинами, и каждый раз улыбались, словно хранили в сердце маленький кусочек ночного волшебства.

А котёнок, свернувшийся рядом с печкой, уже спал. И ему снилась Луна: она стояла на небесной кухне, пекла блины для своих маленьких звёздочек, переворачивала их золотистой лопаточкой, а потом тихо пела:

«Мяу, мяу… мяу, мяу…»

Её голос в его сне был таким мягким, что сам сон стал сладким и тёплым, как молоко с мёдом.

Вот такая история произошла с котёнком и Луной.

(12 мая 2009 года, Кройцлинген,

Переработано 21 ноября 2025 года, Винтертур)

КАК ЁЖИК И ЕГО ДРУЗЬЯ НЕБО УСПОКАИВАЛИ

Была весна. Воздух был свеж и чуть прохладен, земля ещё хранила прохладу ночи, но первые лучи солнца пытались пробиться сквозь серое облачное покрывало. На лугах и в лесу пробивалась молодая трава, дрожащая от капелек росы, а из-под старых коряг выглядывали робкие цветы: белые пролески и нежные желтые крокусы. Ветер приносил запах влажной земли и тающей воды, перемешанный с ароматом лесной хвои и цветов.

Ежонок был маленький, с колючками цвета мокрого песка и пушистой коричневатой мордочкой, на которой играли любопытные, ещё детские глаза. Он осторожно вылез из своей норы, осторожно ступая лапками по мокрой траве, и вдруг почувствовал первые капли дождя, падавшие с серого неба. Это было впервые в его жизни, и он с удивлением наблюдал, как каждая капля бьется о землю, превращаясь в маленькие брызги.

— Ой, что это? — спросил ежонок.

— Это дождь, сынок, — мягко и спокойно пояснила мама-ежиха. Она была чуть крупнее и полноватее, с блестящими колючками, аккуратно уложенными по спине, и тёплыми карими глазами, которые всегда излучали заботу. — Это небо плачет.

— Почему? — не понял ежонок.

Мама вздохнула, медленно покачав головой:

— Не знаю, может, обидел кто-то. Если небо плачет, то идёт всегда дождь…

И, не дожидаясь ответа, мама скрылась в норе, чтобы приготовить обед для семьи. А ежонок остался сидеть на траве, всматриваясь в мир вокруг. Трава прогибалась под тяжестью капель, капли стекали по листьям кустов, образуя маленькие серебряные струйки. На лужах плавали желтые и красные листья, придавая воде яркие пятна цвета. Птицы, встревоженные дождем, прятались под густыми кронами деревьев, а иногда смело выглядывали, встряхивая промокшие перья. Ветер играл с каплями, и каждая капля казалась маленьким зеркалом, отражающим мир вокруг.