Бесплатный фрагмент - Сказки

«Все персонажи и описываемые событиям книги являются вымышленными, любые совпадения — случайны. Автор никого не хотел оскорбить, данное произведение абсолютно не рекомендована тем, кто готов по любому поводу оскорбиться»

Сказка о Лесе Говорящих Деревьев и Серебряном Волке

В далёком царстве, за семью горами, где туманы цепляются за вершины, а звёзды цвета словно рубин по ночам рассказывают старые секреты, стоял древний Лес Говорящих Деревьев. Каждое из них помнило эпохи: одни шелестели о временах, когда ветер был свободен, другие — о днях, когда корни сплетались в узоры братства. Но теперь правил лесом Царь-Сокол, чьи железные когти впивались в землю так крепко, что даже родники прятались под камни. «Шепчите только о солнце и дожде, — гремел он, — а о свободе забудьте. Это — мираж для глупцов». Тех, кто осмеливался роптать, вороны уносили в каменные пещеры на севере, где стволы деревьев чернели от молчания.

Однажды на опушке появился Серебряный Волк. Его шерсть переливалась, как лунный свет на воде, а голос, глубокий и звонкий, будто будил спящие семена под снегом.

— Зачем ты здесь? — спросила его старая Ива, её ветви дрожали, как старческие пальцы. — Нас давно научили бояться.

— Страх — это тень, — ответил Волк, касаясь мордой её коры. — А я пришёл напомнить вам, что даже тень исчезает, когда зажигается свет.

Он ходил от дуба к сосне, от берёзы к клёну, слушая их истории. Дуб рассказал, как вороны вырвали его жёлудь-сына и унесли в неизвестность. Сосна прошептала о том, что её иглы стали опадать от яда, что капал с небес в дни царских праздников. Волк запоминал каждое слово, а потом собирал зверей на поляне.

— Царь говорит, что ручьи высыхают от вашей жадности, — рычал он, — но это ложь! Он сам перекрыл их, чтобы контролировать жажду.

— Но как нам бороться? — спросил трусливый Заяц, прячась за камнем. — У Сокола армия воронов, когти, клювы…

— Правда сильнее клювов, — ответил Волк. — Рассказывайте друг другу то, что слышите. Пусть каждый лист станет буквой, каждый шелест — страницей.

Царь-Сокол, сидя на троне из спрессованных ветвей, узнал о словах Волка. Его перья взъерошились от гнева.

— Он сеет хаос! — прокричал он советникам-воронам, чьи глаза блестели, как смола. — Объявите, что Волк безумец. Скажите, что он съел мухомор, а лучше что он отравился и отравите пищу его или ядовитым плющом хвост ему намажьте…

Черные стражи Сокола полетели исполнять приказания Царя. Пока Серебряный Волк спал, намазали хвост его ядом, от чего Волк захворал и выхаживать его пришлось долго.

А пока не было его в лесу, Вороны закаркали в унисон, разлетаясь над тропинками, но звери уже не верили их крикам.

Мудрая Сова, чьи глаза видели сквозь ложь, тихо сказала Волку:

— Они придут за тобой. Беги, пока не поздно, не возвращайся в лес.

— Если я убегу, если не вернусь, они скажут, что я испугался, — покачал головой Серебряный Волк. — Пусть видят: правда не прячется.

На следующее утро Волка окружили вороны. Они скрутили его крыльями, словно верёвками, и поволокли к Царю.

— Ты думал, твоя правда спасёт тебя? — прошипел Сокол, впиваясь в Волка взглядом. — Правда — это то, что говорю я.

— Правда — это то, что видят все, но боятся назвать, — ответил Волк спокойно, даже когда вороны впились когтями в его шерсть.

Его бросили в башню без окон, где стены дышали сыростью, где холод сковал время, которое текло, как смола… Но Волк не сдавался, чем глубже он погружался в темноту, тем ярче в лесу вспыхивали искры. Мыши рыли тоннели, чтобы передавать вести из башни. Белки прятали семена правды в дуплах. А старая Ива, склонившись к молодому Клёну, шептала:

— Помни, он не исчез. Пока мы говорим — он здесь. Лес будет свободным.

Однажды утром Волк исчез. Стражники-вороны кричали, что он «растворился в собственном обмане», но на снегу у башни не было следов — только серебристая шерстинка, светившаяся, как маяк.

С той ночи в лесу стали происходить чудеса. Камни, которые вороны бросали в зверей, превращались в цветы. Замороженные ручьи начинали журчать под лунным светом. А если кто-то прикладывал ухо к земле, то слышал далёкий вой — не грустный, а полный силы, словно где-то за горами Серебряный Волк бежал по следу весны.

Мораль: Даже если голос утонул во лжи, то не надо переставать говорить правду, ведь для торжества сил зла, нужно бездействие добрых зверей

Сказка о Ледяном Медведе и Утраченной Песне

В холодном царстве, где северные ветры высекают узоры на скалах, а снега помнят шаги тысячелетий, жил могучий Ледяной Медведь. Его пещера, украшенная кристаллами славы былых побед, возвышалась над заливом, куда когда-то приплывали корабли со всего света. Медведь правил сурово, но гордо: он верил, что льды, которые он охраняет, — это не просто границы, а часть его души.

Рядом, за проливом, где волны пели на языке свободы, лежал Зелёный Остров. Его жители, потомки тех, кто когда-то делил с Медведем общие тропы, ткали ковры из цветов и песен. Но Медведь, глядя на их огни сквозь метель, шептал: «Это моя земля. Их корни — в моих льдах». И однажды, когда тучи сплелись в стальные кольца, он обрушил лавину на Остров, сказав, что «спасёт их от самих себя».

Первыми тревогу подняли Птицы Перелётные.

— Бегите! — закричал Журавль, хлопая крыльями у границ Острова. — Медведь сокрушит всё!

— Но мы не можем бросить наши гнёзда, — ответила Ласточка, прижимая птенцов к груди. — Это наш дом.

— Дома не будет, если вы останетесь, — прошептал Журавль, улетая в облака.

На берегу Острова старый Дуб, чьи корни помнили времена, когда Медведь и Остров делили хлеб, застонал от боли:

— Зачем ты это делаешь, брат? — крикнул он через пролив, но голос его утонул в рёве бури.

— Это не братство, — ответил Ледяной Медведь, ломая лёд когтями. — Это мой долг. Я спасаю то, что вы растеряли, я спасаю вас от вас самих. Я освобождаю ваш остров от захватчиков.

Корабли уходят

Волны, поднятые лавиной, докатились до дальних берегов. Первым развернул паруса Серый Кит, чей предок когда-то учил Медведя ловить рыбу.

— Ты разорвал договор с морем, — сказал Кит, его голос дрожал, как вода в шторм. — Я больше не приплыву в твой залив.

— Ты предатель! — зарычал Медведь, но Кит уже исчез в тумане.

Вслед за ним уплыли корабли из Страны Солнечных Чайек.

— Мы не хотим, чтобы наш хлеб пах льдом и пеплом, — сказал Капитан, бросая в воду венок из маков.

Даже Лис из Степей, который веками воровал рыбу из медвежьих сетей, отвернулся:

— Твоя сила стала ядом, — проворчал он, уходя в горы. — Я не хочу быть частью этой сказки.

В ледяном царстве начали исчезать голоса. Первой покинула гнездо Золотая Синица, чьи трели когда-то звучали на всех праздниках Медведя.

— Я не могу петь под ваши крики о враге с западного берега, — сказала она, прощаясь с Рябиной у своего окна.

— Но ты же наша гордость! — взмолилась Рябина, роняя алые ягоды. — Кто будет напоминать о красоте?

— Красота не живёт там, где её топчут, — ответила Синица, унося в клюве веточку с последним листком.

Пересмешник, чьи песни собирали зверей на полянах, улетел следом:

— Мои слова стали оружием в чужих клювах, — прошептал он. — Я выбираю тишину.

— Ты выбираешь трусость! — закричали ему вдогонку Вороны-Советники, но Пересмешник лишь махнул крылом:

— Нет. Я выбираю жизнь.

Тень в пещере

Однажды ночью, когда метель выла, как раненый зверь, Медведя посетил призрак Старого Волхва — дух, что когда-то учил его мудрости.

— Ты забыл, — сказал Волхв, его голос звенел, как лёд под луной, — что сила — не в когтях, а в том, чтобы слышать шепот корней.

— Они смеялись над моими льдами! — прорычал Медведь, сокрушая скалу. — Говорили, что я слаб!

— А теперь ты доказываешь, что они были правы, — покачал головой Волхв. — Посмотри вокруг: твоё царство стало тюрьмой.

Медведь огляделся. В пещере, где раньше горели огни пиров, теперь валялись обломки кораблей. Вороны-Советники каркали о «величии», но их слова падали в пустоту.

— Они льстят тебе, потому что боятся, — продолжил Волхв. — Но страх — плохой советчик.

Последний кузнец

В ту зиму закрыл свою мастерскую последний Кузнец, чьи цепи когда-то держали корабли у причала.

— Я ухожу, — сказал он, бросая молот в снег.

— Ты обязан служить царству! — взревел Медведь, его дыхание сковало дверь мастерской льдом.

— Нет, — ответил Кузнец, разжимая кулак. На ладони лежала крошечная птичка из железа — память о сыне, погибшем в лавине. — Я служил тебе, пока ты не начал жечь то, что должен был хранить.

Цветы сквозь лёд

Прошли годы. На опушке леса, где когда-то собирались Певчие Птицы, выросла рябина с золотыми ягодами — будто капли их песен. А на берегу залива, куда больше не приплывали корабли, лёд начал трещать. В трещинах пробивались жёлто-голубые цветы, похожие на те, что цвели на Зелёном Острове.

— Уничтожьте их! — рычал Медведь Воронам, но те лишь переглядывались.

— Они… не горят, — пробормотал один, тыкая клювом в лепестки.

— И не замерзают, — добавил другой.

А вдали, за горами, звери рассказывали легенды о Пересмешнике и Синице, чьи песни теперь звучали в чужих лесах. И о том, как Лис из Степей, став странником, нёс с собой горсть земли с Острова, говоря:

— Это напоминание. Даже самый крепкий лёд растает, если сердце помнит тепло.

Мораль: Когда война становится памятником самому себе, даже лёд плачет. А те, кто ушёл, учат мир: дом там, где не ломают крылья, чтобы доказать, что ты умеешь летать.

Сказка о Царе Ледяных Зеркал и Хлебе, Который Таял

В далёком северном царстве, где зима длилась вечность, а иней украшал окна причудливыми узорами, правил Царь Ледяных Зеркал. Его дворец стоял на вершине горы, стены его были из хрусталя, который отражал всё втройне: казалось, будто в царстве три солнца, три луны и в три раза больше золота. «Смотрите, как вы богаты!» — кричали царские советники, Волки в парчовых мантиях, указывая на блики в зеркалах. Но люди, дрожащие в своих избах, знали правду: зеркала лгали.

Холод, который жёг

Каждую ночь Царь выходил на балкон и дул на землю. Его дыхание превращалось в иней, который съедал монеты в кошельках.

— Почему мой хлеб стал размером с голубиное яйцо, а цена — с бычью тушу? — спросила однажды старуха у купца на базаре.

— Это временно, — прошипел купец, перечёркивая ценник углём. — Царь строит великие ледяные крепости, чтобы защитить нас.

Но крепости росли где-то за горами, а люди мерзли. Дрова стоили как жемчуг, соль — как шуба из соболя. Даже дети знали, что «временное» — значит «навсегда».

В лесу, за окраиной деревни, Дровосек рубил мёрзлые ветви. Его сосед, Сеятель, с пустыми руками копался в замёрзшей земле:

— Всё, что посеял, снесли в царские амбары. Говорят, «на благо народа». А теперь даже семян не осталось…

— Ты думаешь, Волки-Советники сами едят эти зерна? — усмехнулся Дровосек, бросая вязанку хвороста на снег.

— Нет. Они их продают за границу, — прошептала Женщина с ребёнком, завёрнутым в лохмотья. — Мой муж слышал, как купцы хвастались в кабаке: «Наш Царь — торговец льдом и голодом».

Во дворце Царь Ледяных Зеркал восседал на троне, сплетённом из голубого льда. Его окружали Волки-Советники, их зубы блестели от жира, а глаза были пусты, как снежная равнина.

— Народ ропщет, — сказал один Волк, облизывая когти. — Говорят, цены на уголь выросли вдвое.

— Значит, объявим, что уголь стал вдвое жарче гореть! — рассмеялся другой. — И добавим: это заслуга Царя.

Царь, играя с ледяным скипетром, кивнул:

— Пусть зеркала покажут новые цифры. Скажите, что урожай пшеницы вырос.

— Но амбары пусты… — попытался возразить младший Волк, но старший тут же ударил его лапой:

— Зеркала не лгут. Лгут те, кто не видит их света.

В ту ночь в заброшенной мельнице собрались те, кто больше не верил зеркалам. Старуха принесла краюху хлеба, которая крошилась в руках:

— Раньше мука была белой, а теперь — серой, как пепел.

— А у меня соль закончилась, — сказал Рыбак, доставая из сетей пустоту. — Рыба ушла на глубину. Говорят, даже она боится царского дыхания.

Молодой Пекарь, чья лавка закрылась на прошлой неделе, развёл руками:

— Мне Волки приказали печь «воздушные караваи» — чтобы люди думали, будто хлеба много. Но как печь воздух?

— Ты должен был добавить опилок, — горько усмехнулся Сеятель. — Так делают в соседней деревне.

Вдруг дверь скрипнула. На пороге стояла Девочка с замёрзшими щеками:

— Мама говорит, скоро мы будем грызть кору… А Царь всё врёт?

— Не врёт, — обняла её Женщина. — Он просто… не видит.