Жила была девочка, и звали ее Зоя. И был у девочки папа, а мамы не было, потому что она умерла. Папа Зою очень любил, и, пока она была маленькая, старался никуда надолго не отлучаться из дома, чтобы с ней не расставаться. Жили они в небольшом городе, в котором они всех знали, и их все знали, и девочке казалось, что это и есть нормальная жизнь. Когда ты маленький, то ты не особо задумываешься, откуда берутся хлеб и масло на столе, твоя одежда, ботинки. Они просто есть, потому что как же без них. В доме свет, потому что есть лампочки, если холодно, то можно включить батареи. А когда ты с папой гуляешь по городу, то у него всегда найдутся деньги, чтобы купить тебе мороженое. Что такое деньги, и сколько их нужно для того, чтобы жить нормально, Зоя не задумывалась, ведь она была ребенком. Даже если бы ей сказали, что деньги растут на деревьях, она, возможно, поверила бы в это, и стала смотреть по сторонам в поисках такого дерева.

Зоин папа работал в городе, но потом что-то случилось, работу он потерял, и пришлось искать другую. Городок был маленький, работы в нем было мало, а та работа, которую он, наконец, нашел, требовала от него постоянных командировок. И это стало настоящей проблемой, ведь была Зоя, которую не с кем было оставлять. И в тот момент появилась женщина, которая сказала, что поможет ему, присмотрит за его маленькой девочкой. У папы не было другого выбора, как впустить эту женщину в свою жизнь. Так у Зои появилась мачеха.

Мачеха — неприятное слово, но Зоя этого не знала. Она была уверена, что, если папа сказал, что так надо, то так действительно надо. Она не пыталась любить мачеху, и мачеха не пыталась любить Зою. Они просто жили под одной крышей, мачеха следила за тем, чтобы девочка была не голодна, надевала шарф, когда на улице было холодно. А что, собственно, еще от нее требовалось? Пожалуй, что и ничего.

А потом родился у мачехи ребенок, Зоин маленький брат, и ее жизнь круто поменялась. Теперь девочка бежала после школы домой, потому что там был братик, которого она полюбила всем сердцем. Его надо было накормить, с ним надо было поиграть, и все это было так правильно, так приятно. Братик был смешной, толстенький, как колобок. Он не отходил от нее ни на шаг. «Не отходил» — это не очень правильное слово, потому что ходить он еще не умел, но умел ползать. Он постоянно был рядом с Зоей, и это было прекрасно, потому что с ним можно было разговаривать, ему можно было рассказать, что происходило в школе, в городе, что папа редко бывает дома, и как Зоя по нему скучает. Братик, хотя еще не умел говорить, но внимательно ее слушал и даже головой кивал, как будто понимал, о чем идет речь.

Словом, у Зои была очень хорошая жизнь. Во всяком случае, она так считала. Когда папа возвращался, то гулял и играл с Зоей и малышом. Мачеха к ней не особо цеплялась, принимая, как должное, что Зоя все больше работ по дому и уходу за ребенком взяла на себя. Братик рос, и теперь уже с ним действительно можно было поговорить, как со взрослым человеком.

Когда папа заболел, Зое было пятнадцать, а брат уже пошел в школу.

— Мы не можем здесь оставаться, — сказала мачеха Зое после похорон. — Здесь нет никакой работы и никакой жизни.

Зоя не поняла, что мачеха имеет в виду, потому что для нее как раз именно здесь и была жизнь, но ни уточнять, ни спорить не стала. Не прошло и полугода, как мачеха нашла себе нового мужа, продала дом, в котором Зоя родилась, забрала свою часть наследства, а также сына, и переехала в другой город. Так Зоя осталась одна без крыши над головой. У нее, правда, было немного денег и фотография, на которой были они втроем с папой и братиком на берегу реки. Эту фотографию сделал случайно проходивший мимо парень, которого папа попросил сфотографировать их всех вместе. Это было пару лет назад, и с тех пор фотография всегда стояла на тумбочке рядом с кроватью. Это было первое, что Зоя видела утром, открыв глаза, и последнее, на что смотрела, засыпая.

— Мама, значит мачеха была плохая?

— Не думаю, дорогой. Она не была ни хорошей, ни плохой. Просто она не умела любить. Есть люди, которые просто не знают, что это такое. Много людей, очень много…

— Она вообще никого не любила? Даже своего сына?

— Не знаю, может как-то по-своему и любила. Об этом история умалчивает. Но все равно увезла его от сестры, хотя он и плакал, просил не разлучать их.

— А почему мачеха не взяла Зою с собой?

— Ну, думаю, потому что считала, что девочка уже достаточно взрослая, чтобы о себе самой позаботиться. Она считала, что полностью выполнила обещание, данное покойному мужу, и теперь может быть свободна.

— А Зое было страшно?

— Ей было грустно. Расставаясь с братом, она пообещала, что, когда они вырастут, то будут жить вместе в доме рядом с лесом. Сказала, что он уже большой и не должен плакать, потому что она знает, что надо сделать, чтобы это все стало правдой.

— Он ей поверил?

— Конечно. Ведь он знал, что она никогда его не обманывает.

— И что было дальше?

— А дальше было вот что…

Глава 1

Поезд пришел в столицу строго по расписанию, то есть в три часа ночи. Дождь лил как из ведра, и даже крыша платформы не спасала пассажиров от его холодных всюду проникающих капель. Надо было бы переждать в здании вокзала, когда он закончится, но Борису очень хотелось домой, снять с себя влажную одежду, встать под горячий душ, лечь в свою кровать и хотя бы несколько часов поспать перед очередным рабочим днем. Сейчас он вызовет такси, и через полчаса сможет все это осуществить.

Экран мобильного телефона не включался. Телефон разрядился в самый неподходящий момент! Покрутив головой, Борис не нашел, куда можно воткнуть зарядное устройство. Обругав себя за непредусмотрительность, он решил, что попробует взять такси на площади перед вокзалом. Но, то ли все машины уже уехали, увозя других пассажиров, то ли ночь и ливень сыграли свою роль, но город словно вымер — ни людей, ни машин, только мигающие за стеной дождя вывески и реклама пляжного отдыха в жарких странах, как насмешка над насквозь промокшим и продрогшим человеком.

Шагах в двадцати находилось кафе с многообещающим знаком 24/7. Может быть там можно будет подзарядить телефон. Хорошо, если действительно оно круглосуточное, а то ведь написать можно все, что угодно.

Кафе работало, внутри никого, кроме уборщицы, проворно махавшей шваброй, не было. На вопрос, есть ли розетка, она показала в угол рядом с дальним столиком. Это была удача!

Уборщица затерла следы, которые на полу оставил Борис и его чемодан на колесиках, отжала тряпку, унесла ведро куда-то в заднее помещение и вернулась оттуда, вытирая руки полотенцем.

— Вам принести что-нибудь? — спросила она. — Может чаю? Вы промокли.

— Да, чаю было бы неплохо, — он улыбнулся девушке, — с сахаром. И хорошо бы что-то поесть, горячего.

— Из еды у нас только бутерброды, но они, знаете…

Девушка сделала неопределенный жест рукой, вполне выразивший ее отношение к имеющимся у них бутербродам.

— Они вчерашние, — пояснила она, сморщив неодобрительную гримасу. — Я могу вам кашу принести. Хотите?

— Кашу? Какую кашу?

— Овсяную. Она вкусная. Горячая.

Борис уже не помнил, когда последний раз ел овсяную кашу, наверное в детстве.

— Ну, давайте вашу кашу, раз горячая.

— Да, я только что сварила, — девушка кивнула и ушла в подсобку.

Девушка вернулась через пару минут с подносом, на котором была тарелка с кашей и кружка с чаем. По каше растекалась желтая лужица масла.

— Я не знала, сколько сахара вам положить, поэтому вы уж сами, — сказала она, кладя на стол горсть одноразовых сахарных пакетиков.

Как, оказывается, немного надо человеку для счастья: работающая розетка, овсяная каша и сладкий чай. Жизнь налаживается!

— Сколько я вам должен?

— За чай, — официантка назвала сумму.

— А за кашу?

— Нет, это бесплатно. Я ее для себя варила.

— Считать это подарком от шефа? — пошутил Борис.

— Ну да, как-то так.

— Большое спасибо, каша, действительно, очень вкусная.

— Да, знаю, мой брат такую любит.

Через несколько дней, проезжая мимо, Борис решил еще раз поблагодарить девушку за то, что спасла его от холода в ту дождливую ночь. Решение было спонтанным, просто, увидев знакомую вывеску, он испытал странное чувство радости. За стойкой стояла другая официантка, которая на вопрос о молодой девушке, работавшей в кафе в ночь на понедельник, сказала, что ту сократили.

— Знаете ведь, как бывает: все экономят, а нам теперь по две смены работать. А девушка хорошая была, аккуратная, — сказала она.

Когда Зою уволили из кафе, она не удивилась. Наоборот, значительно большее изумление у нее вызвал тот факт, что ее двумя неделями ранее приняли на эту работу. Ведь так в жизни просто не бывает, чтобы человек сошел с поезда, зашел в ближайшее к вокзалу кафе и тут же получил и работу, и крышу над головой!

Пожилая официантка только головой сокрушенно покачала, узнав, что опыта работы у нее нет, а есть только диплом об окончании средней школы.

— И что вам всем дома не сидится, что вас тянет в эту столицу проклятую. Беду ищете на свою голову, — сказала она. — Ладно, сейчас хозяину позвоню. Говорят, он искал человека для ночной смены. Спрошу, нашел или нет.

Не нашел! Согласился временно взять, хотя был недоволен, что слишком молодая и без прописки. Сказал, что не хочет никаких неприятностей с милицией.

— Ладно, — сказала официантка, — с пропиской подумаем, может, что и придумаем. У тебя родственники здесь есть? Ну, ясное дело, ни родственников, ни знакомых… Как тебя только родители отпустили, вот чего не понимаю.

Узнав, что и родителей нет, только руками всплеснула.

— Вот бедолага! Ну, на пару дней я тебя могу у себя оставить, а потом найдем, куда тебя пристроить.

Правильно папа говорил, что мир не без добрых людей.

Работа была нормальная, а ночью, когда в кафе практически никто не заходил, так и вовсе можно было отдохнуть, книжку почитать, сидя на стуле рядом с кассой. Но всему хорошему приходит конец, и хозяин по итогам двух недель посчитал, что платить полноценную зарплату за такую ночную синекуру ему совершено не выгодно, так как ночью выручка куда меньше, чем днем. Проще доплатить немного уже имеющимся официанткам за переработку. Работу она потеряла.

Трудно сказать, сколько дверей она открыла, сколько вопросов «Вам не нужна официантка, уборщица, посудомойка» задала. Дня через три это занятие стало рутинным, и в очередное кафе она входила, уже зная, что ей ответят. Но что было делать? Не сидеть же дома, тем более, что теперь за койку ей нечем было платить. Женщины, с которыми она жила в этой съемной квартире, практически все работали в торговле: кто в маленьких магазинчиках, кто в павильонах на вещевых рынках. Не очень завидная работа, да и зарплата грошовая. Все они были приезжими, а у приезжих известно, какие права — соглашайся на то, что предлагают, или катись обратно, никто не держит.

Возвращаться в свой город Зоя не хотела, но, если спросить, а что именно ей было нужно, и зачем она приехала в столицу, то она бы затруднилась ответить. За плечами была только школа, чем дальше заниматься, она не знала. Листая газету с объявлениями о работе, она пыталась понять, есть ли хоть малейший шанс, что кто-то возьмет ее хотя бы уборщицей, нянькой в дом престарелых, санитаркой в больницу. Ниже падать уже, кажется, некуда, а все, что выше, требовало хоть какого-то образования или навыков. А у нее не было никаких навыков, кроме домашней работы. Да, со щеткой и тряпкой управляться она умела, и, в этой ситуации, работа уборщицы — предел, на который можно рассчитывать. Только как узнать, кому нужны в этом городе уборщицы? Ведь в нормальный офисный центр просто так не войдешь, не будешь ходить по этажам, открывать двери и спрашивать, не нужна ли им уборщица. На порог не пустят. Или все-таки пустят?

Через тонированные стеклянные двери здания люди входили и выходили, и Зоя тоже решила, что худшее, что может с ней здесь произойти, это то, что ее не пустят дальше порога. Это будет неприятно и обидно, но за прошедшие дни она уже привыкла, что ее оценивают критическим взглядом и говорят «Нет, девушка, у нас для вас ничего нет», поэтому одним отказом больше, одним меньше…

В вестибюле она подошла к охраннику и спросила, с кем бы она могла здесь поговорить по поводу работы.

— А тебе лет то сколько? — спросил тот, оглядев ее с головы до ног. — Тебе не рано ли еще работу искать, девочка?

— Мне уже шестнадцать, могу и паспорт показать.

— А по виду и не скажешь, — пробурчал он. — А в какой офис хотела идти?

— Я не знаю, — растерялась Зоя, — а какие есть?

— Вот список на стене, читать то хоть умеешь?

— Умею.

Офисов было много, какой выбрать, Зоя понятия не имела.

— Знаешь, — сказал охранник, оказавшийся вполне симпатичным дядькой, — думаю, что надо идти в «Персону». Они там занимаются персоналом, может и тебе что-то подыщут. Сейчас позвоню им, так пропустить не могу.

Он сверился со списком, набрал какой-то номер, с кем-то поговорил и знаком подозвал Зою.

— Ну, давай свой паспорт, — сказал он. — Пойдешь на третий этаж в триста тринадцатый офис. Обратно вернешь мне этот пропуск с их отметкой. Не потеряй!

Он вернул Зоин паспорт, в который была вложена бумажка меньшего размера, но с печатью. На ней был написан номер кабинета и еще что-то, что Зоя не успела разобрать.

— Лифт вон там, — охранник рукой показал направление.

Женщина в офисе жестом показала Зое на стул, не прекращая при этом разговаривать по телефону.

— Ну, Вера Степановна, это уже третий ваш отказ за месяц. Первая была слишком болтлива, со второй вы тоже не сошлись характерами, теперь третья. Ну, эта вам чем не угодила? Мы попытались учесть все ваши требования: и чтобы постоянно молчала, и чтобы готовила, как шеф-повар в хорошем ресторане. Что теперь? Ах, она не хочет ехать с вами на дачу и там сидеть без выходных? Я понимаю, что вы платите хорошие деньги, но она живой человек. После окончания рабочего дня она имеет право делать что хочет. Вас это не устраивает? Ну, я тогда совершенно не представляю, чем смогу вам помочь. У меня нет для вас прислуги, которая готова была бы быть с вами круглые сутки. Да и деньги за такую работу берут совершенно другие. Понимаю, что деньги для вас не проблема, но нет у меня сейчас такого человека. Если появится, я вам обязательно позвоню. Это ваше полное право обратиться в другое агентство. Да, до свидания, Вера Степановна.

Положив трубку женщина еще некоторое время сидела молча, глядя в какую-то точку на столе, видимо продолжала переживать из-за этого разговора. Потом она подняла глаза на Зою.

— Вы что-то хотели?

— Да, я хотела спросить, как мне устроиться уборщицей.

— А почему к нам? Мы уборщицами не занимаемся. Мы агентство по найму домашнего персонала.

— А, поняла, тогда простите. А не знаете, кто занимается?

— Нет, девушка, не знаю.

Зоя повернулась к двери, чтобы уйти, но вспомнила, что должна отметить пропуск, и опять вернулась к столу.

Женщина смотрела некоторое время на пропуск, как будто не понимая, что от нее хотят, потом подняла на Зою глаза.

— А почему уборщица? — спросила она.

Зоя только плечами пожала.

— Иногородняя?

Зоя кивнула.

— Сколько лет?

— Шестнадцать.

— Школу окончила?

— Да.

— Что умеешь делать? Готовить хоть немного умеешь?

Зоя опять кивнула. Готовить она умела, лет с двенадцати это входило в ее домашние обязанности.

— Готова жить за городом и работать без выходных?

— Не знаю, наверное, — неуверенно сказала Зоя.

— Ну и правильно! Тогда звоню, — сказала женщина и стала набирать телефон. — Вера Степановна, это Марина из «Персоны». Вот нашла я вам девушку, которая готова жить с вами, да, умеет, да, нет, совсем молодая, нет, сейчас скажу, давай паспорт, — прикрыв трубку рукой сказала она Зое, — хорошо, да, через два часа, поняла, поняла, до свидания.

Марина сфотографировала паспорт и послала фотографию заказчице. Через пару минут пришел ответ.

— Так, она согласна, через два часа ты должна быть у нее, — она протянула Зое бумажку с адресом, — вещи свои все забери, за город поедешь, у нее там уже машина заказана. Успеешь обернуться?

Зоя кивнула.

— Молодец, я сейчас быстро все оформлю и поедешь. Платит она нормально, но сама старуха вредная. Это я тебя по-дружески предупреждаю. Поэтому не перечь ей ни в чем. Хочет соленого, — давай соленого, хочет сладкого — пусть будет сладкое. Она хозяйка — ты прислуга. Спрашивает — отвечаешь, не спрашивает — молчишь. Тогда все будет нормально. Если что-то совсем не так пойдет, в договоре есть наш телефон, позвони! И, главное, веди себя так, чтобы она ни в чем не могла тебя заподозрить. Это я про криминал. Парней не води — выгонит и не заплатит. В остальном все, как обычно. Почитай договор внимательно, здесь все написано и про права, и про обязанности. Давай, шагай, времени мало.

— Вот так закрутилось колесо нашей истории, и Зоя стала жить у старой ведьмы.

— А ведьма была злая?

— Ты ведь знаешь эту сказку наизусть, вот и сам скажи.

— Нет, не знаю наизусть, ты каждый раз ее по-разному рассказываешь.

— Ну, раз не знаешь, тогда слушай дальше.

Глава 2

Загородный дом оказался старой дачей с большим яблоневым садом. Возможно, там были и другие плодовые деревья, но сейчас цвели яблони, и казалось, что весь сад — это одно сплошное бело-розовое облако. Деревянные доски, которыми дом был обит снаружи, потемнели от времени, или они были покрашены темной краской изначально, этого Зоя не поняла, а вот деревянные переплеты окон были когда-то белыми, поэтому в целом дом не выглядел мрачно.

— Видишь ту зеленую крышу? — сказала хозяйка. — Иди туда, скажи, что мы приехали, пусть подключит все.

Кому сказать и что подключить, она не уточнила. Зоя понадеялась, что человек с зеленой крышей все сам знает. Ей открыл старик в клетчатой рубашке. Рукава закатаны до локтя, передник, повязанный на том месте, где должна быть талия, явно нуждался в стирке. Наверное, он что-то стряпал или мыл посуду. Узнав, что Зоя от Веры Степановны, старик кивнул и сказал, что сейчас возьмет инструмент и придет.

— Ну что, Вера Степана, еще одну зиму мы с тобой пережили? Как здоровье? — сказал он, входя в кухню.

— Здоровье соответственно возрасту, Сергеич, — строго сказала хозяйка, — сам то как жив?

— Да не жалуюсь, живу понемногу.

— Сын то с тобой?

— В выходной иногда приезжает, в город перебрался.

— Один тут?

— С собакой, так что не один. А еще с мобильным телефоном, — он достал из заднего кармана телефон, как будто его слова требовали подтверждения. — Если что, сын приезжает, он на машине, здесь недалеко.

— Магазин то работает?

— Работает, чего ему сделается. Место обитаемое, жить можно. Слышал про Лену, сочувствую.

— Мне ни горячо, ни холодно от твоего сочувствия, ты, чем в чужие дела соваться, лучше воду и газ подключи! — сердито сказала Вера Степановна и вышла из кухни.

Зоя слышала, как она прошла в соседнюю комнату, оттуда донеслись звуки передвигаемых стульев, открываемых и закрываемых дверец буфета, звон посуды.

— Да не проблема, сейчас все подключу, — пробурчал себе под нос Сергеич. Обиделся он на столь резкое замечание, или нет, Зоя не поняла.

Он вышел на улицу, покрутил там что-то, что отозвалось металлическим скрипом, потом вернулся и включил кран кухонной раковины. Кран поплевался бурой жидкостью, но потом вода потекла ровно, хотя и была кирпичного цвета.

— Вот, минут десять воду не выключай, пусть стечет вся грязь, — сказал он Зое. — Пойду в ванной тоже открою. Звать то тебя как?

Зоя назвалась.

— Так вот, Зоя, сама вода здесь неплохая, но пить только кипяченую. Трубы старые, ржавые, их никто не менял от царя Гороха. Еще лучше в магазине питьевую покупать или на родник ходить, здесь недалеко, я тебе потом покажу. Вера, я подключил все и ухожу, — крикнул он в другую комнату.

— Спасибо, Сергеич, — хозяйка стояла в дверях кухни, и казалось, что уже забыла об инциденте, словно его и не было. — Все работает? Газ включил?

— Включил, батареи сейчас начнут греться, но, может, ко мне придешь чай пить, здесь сыро и прохладно?

— Нет, спасибо, нам обустроиться надо, вещи разобрать, а еду я из города захватила.

— Ну, как знаешь.

Сергеич ушел, а хозяйка начала давать Зое указания: это помыть, то убрать, здесь вещи развесить. Только через пару часов, когда самые неотложные дела были сделаны, попросила поставить чайник.

Вечером, лежа под тяжелым одеялом, которое казалось влажным, как и все в доме, пережившем зиму без отопления, Зоя думала, что не так уж плохо жить с этой старой неулыбчивой женщиной, которая, хоть и устроила ей в машине по дороге на дачу форменный допрос — кто, откуда, где родители, братья, сестры, родственники, школа, зачем приехала в столицу, но потом вела себя вполне нормально, к работе не слишком придиралась, еду не жалела. Велела даже съесть еще один бутерброд, сказав, что она, Зоя, «тощая, как селедка». Обидное определение, но, похоже, что Вера Степановна со всеми так разговаривала, и что не надо на это просто внимание обращать. Завтра надо встать пораньше, потому что хозяйка сказала, что завтрак в восемь утра, а его еще приготовить надо.

Ветер качал ветки деревьев, они стучали в окно, которое завтра предстояло помыть, как и вообще все окна в доме, и под этот стук Зоя заснула.

Жизнь в этом доме оказалась не такой уж тяжелой, как Зоя поначалу боялась. Первые несколько дней она не представляла, правильно ли она все делает, но хозяйка больше молчала, еду не критиковала, могла только сказать «Соли мало, клади больше» или «В следующий раз не клади чеснок, он сюда не подходит». Что хотела бы на обед или ужин, говорила заранее, а завтракала всегда одним и тем же: овсяной кашей, бутербродом с сыром и чашкой крепкого черного кофе без сахара. После завтрака, предварительно дав Зое указания, что сделать по дому, садилась на веранде с книгой или с вязанием, и до обеда Зоя от нее ни слова не слышала. Вере Степановне никто не звонил, и она никому не звонила. Иногда заходил Сергеич, справлялся о здоровье и всегда получал один и тот же ответ: «в соответствии с возрастом». Возможно, он и понимал, что это значит, но никогда не углублялся в эту тему. Разговор шел в основном о делах поселка, соседях, ценах в магазине. Телевизора в доме не было, поэтому Сергеич иногда рассказывал, какие новости узнал из той или иной передачи, и все уговаривал Веру Степановну купить себе это «окно в мир». Она от него отмахивалась, говоря, что и в городе то никогда этот дурацкий ящик не включает, так уж здесь и подавно он ей ни к чему.

Иногда Зоя встречала соседа в магазине, который находился в конце улицы, и они вместе шли домой. На вопрос, как ей живется, она всегда честно, не кривя душой, отвечала, что нормально. Ей нравился этот дом, этот сад, работа была ей по силам. А то, что хозяйка никогда не улыбалась ей, не благодарила за еду, так Зоя к этому была привычной — мачеха тоже никогда с ней не общалась и все, что девочка делала, воспринимала, как должное. Было ли ей когда-нибудь скучно, хотелось ли увидеть кого-то, кроме хозяйки и соседа? Да, возможно, но она была человеком, способным довольствоваться малым. А еще у нее появилось увлечение, которого раньше не было, даже не увлечение, а почти тайная страсть. И началась эта страсть с одной книги, которую Зоя нашла на полке, и попросила разрешения почитать. Вера Степановна, не отрывая взгляда от своего вязания, кивнула, сказав: «Можешь читать, что хочешь». Книга была старая, вернее старинная, напечатанная странным, непривычным для глаза продолговатым шрифтом и даже с буквой ять, похожей на мягкий знак с крестиком наверху. В некоторых словах эта буква заменяла букву Е, и Зоя быстро к ней привыкла. Книга была про кулинарию, про то, как готовить те или иные блюда. Готовить Зоя всегда любила, но тут ей открылся целый новый мир, о котором она раньше не подозревала. Приправы, соусы, соления, маринады — все эти слова были из какой-то другой жизни, которую страшно хотелось примерить на себя, как старинное платье, найденное на дне бабушкиного сундука. Понятно, что такое сейчас не носят, но как хочется представить себя дамой столетней давности!

Вечером, закончив домашние дела, Зоя брала книгу и читала рецепт за рецептом, стараясь представить, как она готовит то или иное блюдо. Что-то из этого можно было повторить в современных условиях, но какие-то ингредиенты требовали расшифровки. Она не представляла, как они выглядят, пахнут, каковы на вкус, существуют ли в продаже, и чем их можно заменить. А, главное, что будет, если их не положить вообще, будет ли блюдо вкусным или только съедобным.

Во всем этом так хотелось разобраться!

Кухня в доме была оборудована довольно примитивно. Во всяком случае, никаких кухонных электрических приборов типа кухонного комбайна или, хотя бы, миксера девушка не обнаружила. Казалось, что многие десятилетия этой кухней никто не интересовался: кастрюли были старые, сковородки чугунные без покрытия. Было очевидно, что хозяйка никогда сама не занималась готовкой, а наемная прислуга довольствовалась тем, что есть. В газовой плите Зоя нашла пару старых противеней. отмыла, почистила, они оказались вполне пригодными для выпечки.

Вера Степановна не смогла скрыть удивление, когда к обеду ей подали пирожки с капустой.

— Это у нас что в магазине теперь выпечка продается? — спросила она.

— Нет, это я пекла, — сказала Зоя, боясь, что сейчас получит выговор за то, что проявила инициативу.

Хозяйка откусила еще кусок, долго жевала его, как будто не только пыталась понять, вкусно, или нет, но и выделить все компоненты, из которых тот был сделан.

— Неплохо, — наконец сказала она, — только в следующий раз в начинку положи больше яиц, а то одна капуста чувствуется.

Это была победа! Ей не только понравилось, но она сказала: «В следующий раз», а значит Зоя может опять что-то испечь или даже приготовить какое-то другое блюдо, не спрашивая разрешения.

Вот так и началась эта кулинарная история: Зоя готовила по рецептам из старинной книжки, а хозяйка не просто молча ела, как это было раньше, а каждый раз оценивала блюда, причем иногда эти оценки были довольно строгими.

— Вот, сама попробуй, — говорила она, — если бы ты не клала столько томата, или, хотя бы, добавила немного сахара, то было бы съедобно, а так — кислятина кислятиной!

Значит, надо было исправлять ошибку, чтобы Вера Степановна сказала: «Так получше, уже почти как у моей бабушки, только она еще яблок добавляла для вкуса. Попробуй в следующий раз, но не переборщи, это все-таки суп, а не компот».

Ела хозяйка всегда в столовой. Стол должен был быть покрыт скатертью, приборы лежать как положено — ложка и ножи справа, вилки слева. По центру должна была стоять большая плоская сервировочная тарелка, на ней лежать полотняная салфетка, бумажные Вера Степановна не признавала. Слева от сервировочной тарелки должна была стоять небольшая тарелка для хлеба, справа — бокал для воды. Всему этому хозяйка обучила Зою в первый день их совместной жизни и потом несколько раз поправляла, если девушка ошибалась и, например, поворачивала нож не лезвием к тарелке, а наоборот.

— Господи, вот ведь бестолковая, и кто тебя только учил, — сокрушалась она, но говорила это почти беззлобно, так что у Зои не было повода обижаться.

Суп на стол надо было подавать в супнице, а не в кастрюле, как делали все, с кем девушке раньше приходилось общаться. Все это выглядело так, как будто Зоя смотрела фильм про старую жизнь, где она играла одну из ролей, точно не главную. В главной роли была старая женщина, которая никогда не улыбалась, могла сказать довольно резкие и неприятные слова в твой адрес, но которая знала много того, о чем девушка никогда не слышала, но чему страстно хотела бы научиться.

Неплохая у них была жизнь, хотя…

Сергеич приходил в гости часто. Обычно он садился на веранде рядом с Верой Степановной, которая при хорошей погоде там проводила большую часть дня, сидя в любимом кресле с высокой спинкой. Сергеичу кресла не полагалось, он довольствовался стулом, но, кажется, это его нисколько не смущало. Зоя подавала на подносе чай, булочки или печенье, а, когда поспели яблоки, то и варенье, которое сама варила по рецептам из заветной книги.

Уже из кухни услышала, как Сергеич хвалил ее стряпню, особенно янтарное яблочное варенье с апельсиновыми цукатами.

— Вот ведь молодец девочка, — говорил он, — такой поварихи у тебя еще не было. Скажи, Вера Степановна, ведь не было?

Что та ответила, Зоя не услышала.

— Ну хоть бы когда кого нормально похвалила! — возмутился Сергеич. — «Прилично» — это когда сказать больше нечего, а здесь ведь шедевр, а не варенье!

Зоя задумалась, а почему, действительно, старой женщине так сложно похвалить ее, ведь понятно, что ей нравится Зоина стряпня. Вспомнилась мачеха, которая тоже не была щедра на похвалы. Но тут было что-то другое, чего Зоя понять не могла. У Веры Степановны был муж, его фотография стояла у хозяйки на комоде. Видимо он давно умер, об этом как-то упоминал Сергеич. Встретив его однажды в магазине и идя с ним домой, она попыталась узнать побольше о своей хозяйке. Ее мучил вопрос, почему она живет совсем одна, и, как будто, ей это нравится, словно ей настолько не нужно никакого общения, что она даже с ней, своей помощницей, за день и парой слов не перекидывается, если не считать указаний по дому.

— Скажите, а у нее вообще никаких родственников нет?

— Скажу тебе, но ты меня не выдавай, с меня Вера голову снимет, если узнает, что я ее жизнь с кем-то обсуждаю. Договорились?

Зоя кивнула.

— Муж, Николай Петрович, умер лет десять назад, очень хороший был сосед. Дочь их умерла недавно, еще года не прошло, но они с Верой уже четверть века не общались. Не спрашивай, почему, не знаю я. А внука своего, я думаю, Вера и не видела никогда. А я про него знаю, потому что мой сын с их дочерью в одной компании были, когда были подростками, потом студентами. Там кое-какие общие знакомые остались, вот они ему и сказали, что у Лены сын есть.

— Странно это, может она не знает, что у нее есть внук?

— Вера? Не знает? Шутишь? Все она знает, но там какая-то черная кошка между ней и Леной пробежала, да так, что как отрезало. А Вера — самая упрямая женщина, какую я встречал. Но ты не думай, она не плохая, не злая. Просто…

Сергеич замолчал, видимо подбирая слова, но так и не нашел, что сказать.

— Ты не обижайся на нее, — сказал он Зое на прощанье, — ее пожалеть можно, только она этого не выносит, так что ты ничего не спрашивала, я ничего не рассказывал. Договорились?

— Договорились, — обещала Зоя.

В город переехали в начале сентября, когда зарядили дожди, в доме стало неуютно, влажно, а сидеть на не отапливаемой веранде было просто невозможно. Зоя с тоской смотрела на яблони — на некоторых, более поздних, яблоки еще висели, блестя мокрыми от дождя боками. Вера Степановна перехватила ее тоскливый взгляд.

— Да, в этом году рано уезжаем, — сказала она. — Пару раз приедешь сюда, что можно соберешь, а что не успеешь, то Сергеич соберет и к себе в погреб положит. Нам все равно столько не съесть, вон варенья и так четыре ящика, на грузовике придется в город ехать.

Зоя очень обрадовалась, что не надо прощаться навсегда или, как минимум, на всю зиму с этим запущенным садом, порядок в котором хозяйка наводить запретила, коротко сказав: «Пусть так остается». Она всей душой полюбила это место. Вера Степановна была неотъемлемой его частью, поэтому вполне возможно, что Зоя ее тоже полюбила, только сама этого еще не понимала.

Жизнь в городе была в чем-то проще — больше магазинов, шире ассортимент, стиральная машина, которая позволяла не заботиться об этой стороне домашней работы. Но здесь она осталась с Верой Степановной один на один, не было даже Сергеича, с которым можно было перекинуться парой слов. Были только книги и постоянно молчащая хозяйка. Казалось, та постоянно погружена в свои мысли, прислушивается к тому, что происходит внутри ее организма: дойдет до гостиной, обопрется о стол и долго молча стоит прежде чем обойти его и сесть в кресло. Она пила какие-то таблетки, и было понятно, что в городе ее самочувствие ухудшилось. Зое она не жаловалась, но все было понятно без слов.

В начале ноября она сказала, что ложится в больницу.

— Если со мной что случится, — сказала она совершенно спокойным голосом, — тебе надо будет взять письмо из верхнего ящика моего стола и отнести его по указанному там адресу. Ты все поняла? Сама должна отнести и передать лично в руки, а не по почте послать. И не стой столбом, давай, вещи мне в больницу собирай, я скажу, что надо!

Приехали в больницу, в приемном покое оформили все бумаги, Веру Степановну посадили на кресло и увезли в палату. На Зою она даже не обернулась.

Вернувшись домой, девушка ходила из угла в угол квартиры, которая стала такой огромной и пустой в отсутствие хозяйки, и не понимала, что ей делать дальше. Никаких руководящих указаний ей оставлено не было, сидеть и ждать звонка из больницы было просто невыносимо. Едва дождавшись утра, она сама туда поехала. Врач, с которым ей удалось поговорить, не сказал ничего хорошего: состояние тяжелое, сердце, сосуды, возможно, что был сердечный приступ, который она перенесла на ногах. Делают все от них зависящее, капельницы ставят, ничего обещать не может. Да, можно принести соки, фрукты, йогурт.

На принесенную передачу Вера Степановна никак не отреагировала, показала, куда все это поставить, и опять замолчала. На вопрос Зои, что ей делать дома, коротко ответила: «Ждать». На этом разговор был окончен.

Письмо, лежащее в верхнем ящике стола, не давало Зое покоя. Она несколько раз доставала его, читала адрес и фамилию на конверте, написанную четким почерком хозяйки, и клала его обратно. Фамилия была незнакомая, не совпадающая с фамилией Веры Степановны. Возможно, что и не родственник, может быть тот, кто должен будет после смерти уладить ее имущественные дела. Но вдруг все-таки это внук, с которым, по словам Сергеича, она при жизни так и не познакомилась?

Когда Зоя набирала номер квартиры на домофоне, она понятия не имела, что скажет. «Здравствуйте, я от Веры Степановны, хочу понять, не внук ли вы». Звучит совершенно безумно, хотя это и была чистая правда. А если и внук? Он может сказать, что не знает ее и знать не хочет. Все эти мысли пронеслись в голове, пока звучали долгие гудки, потом что-то щелкнуло, и дверь открыли, даже не спросив, кто это. Немного поколебавшись у порога, Зоя зашла в подъезд.

Дверь открыл молодой мужчина лет двадцати пяти. Он некоторое время оценивающе на нее смотрел, потом спросил:

— Вы ведь не убирать пришли? Я думал, что это из клининговой компании, потому и открыл. Вы кто?

— Нет, я не уборщица. Я по делу. Вы ведь Борис?

— Да, Борис.

— Вы знаете Веру Степановну Аникину?

— А что вам, собственно, нужно?

— Мне ничего не нужно, просто хотела сказать, что она в больнице.

— Ну и какое это имеет ко мне отношение? Это она вас прислала?

— Нет, что вы, — испуганно замахала руками Зоя, — она ничего про это не знает. Она вообще убьет меня, если узнает, что я сюда приходила.

— Так зачем тогда вы пришли?

— Она ваша бабушка?

— Ну, предположим, и что с того?

— Я подумала, может быть вы захотите с ней познакомиться пока она…

— Пока она жива? А откуда у вас вообще мой адрес?

— Она оставила письмо.

— Что за письмо?

— Которое я должна буду передать вам лично в руки, когда она умрет.

Они стояли на лестничной клетке и в упор смотрели друг на друга. Мужчина был симпатичный, темноволосый и чем-то, возможно упрямыми складками у рта, напоминал Веру Степановну.

— Ладно, я все понял, — сказал он наконец. — Она в больнице, что-то серьезное?

— Сердце.

— Ясно.

— Ну, я тогда пойду? — сказала Зоя, считавшая, что он должен еще что-то сказать, но так и не дождавшаяся.

Парень кивнул. Она нажала на кнопку вызова лифта, двери открылись. Уже подъезжая к первому этажу, Зоя услышала, как закрылась дверь его квартиры.

— Странная девушка, — думал Борис, — очень странная. Пришла зачем-то, выдала совершенно не нужную ему информацию. Похоже, что, действительно, никаких корыстных планов у нее не было. А что теперь ему делать с этой информацией? Ну, да, его бабка в больнице, а он, честно говоря, думал, что ее уже давно нет в живых. Нет, оказывается еще жива, хотя, возможно, при смерти. Забыть обо всей этой истории? Да, это, наверное, самое правильное решение.

Когда Борис ходил в детский сад, то его друга всегда забирала бабушка, и он до сих пор помнит, как завидовал приятелю, которого обнимали, давали конфету или печенье, называли ласковыми словами. Лена, мама Бориса, на проявление чувств была скупа. Она приходила за ним, садилась на низкую скамеечку и ждала, когда он сам оденется и будет готов идти домой — воспитывала самостоятельность. А хотелось, чтобы тоже приласкали, хотя бы по голове погладили. Но, может быть, так себя только бабушки ведут? Тогда он спросил, есть ли у него бабушка и дедушка. До сих пор помнит, что мать помрачнела лицом и сказала, что нет, нету. Они умерли? Да, для меня умерли. Ребенок не знал разницы между «Умерли» и «Для меня умерли» и смирился с тем, что родственников у него, кроме родителей, нет.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.