Бесплатный фрагмент - Сказ домового

СКАЗ ДОмОВОГО ПРО ДОМИК В ДЕРЕВНЕ ДА ПРО ЕГО ДОМОЧАДЦЕВ ОТЦА И ТРЁХ БРАТЦЕВ

  Так, товарищ, этот сказ

Буду я вести про нас.

То есть байка здесь о том,

Как живёт наш сельский дом,

Что остался средь лесов

От полтысячи дворов.

Где я, старый Домовой,

Повидал беды людской:

Много что потешного,

Грустного и грешного.

Что ни век, ни поколенье,

В доме, глядь, столпотворенье…

Ну, да ладно, что томить,

Не пора ли сказ творить.

1

  Жизнь в деревне — как и прежде,

Но чем дальше — тем потешней.

А на пике двух эпох

Наш колхоз совсем издох.

На пригорке, на деревне,

Дом стоит по виду древний —

Как живёт хозяин в нём,

Так и выглядит тот дом.

С незапамятных времён

Мы в нём пятеро живём:

Я, три брата и отец —

Он был пахарь, он был жнец.

Был ударником в колхозе,

На все руки, то есть — спец!

Но, к несчастью для отца,

Жизнь прожившего в Дрянцах, —

Без работы обленился,

Начал пить, и быстро спился.

А сыны, что с ним живут,

Вообще не знают труд.

Но, однако же, бывает,

На собраньях заседают,

Светский там ведут сыр-бор,

То есть важный разговор.

  Как-то летом посредь дня

Собралась на сход родня,

Как бывало в косовицу…

На сей раз — чтоб похмелиться.

На деревне ж кайф сплошной,

Что ни день — то выходной!

Собрались робята вместе,

Как всегда, на прежнем месте,

За обеденным столом.

Выпив, речь вели о том:

— Есть ли люди где по весям,

Что живут лет восемь-десять? —

Так выспрашивает Ваня

На печи, придя из бани.

И, кумекая в уме,

Чертит цифры на стене:

«Это, если перемножить…

Будет восемьдесят может».

Он застенчивым был малым,

Задавал вопрос из зала.

По своей дурной натуре

Не тянулся он к трибуне.

— Нам прожить полста бы лет,

А чтоб восемьдесят — нет! —

Усомнился брат Тарас. —

Нет, хоть выткни левый глаз.

— Ты что, умным слишком стал?

Аль с печи башкой упал?..

Я и слыхом не слыхал,

Кто-то дольше чтоб живал.

Там, похоже, на печи

Растопили кирпичи

Разум твой, что есть ещё,

Коль завёл ты про житьё. —

Рассмеялся брат Самсон,

И Тарас с ним в унисон.

Оба весело смеются,

Облаками ды́мы вьются

Из ноздрей, из ртов, — глаза

Даже ест от них слеза;

Зубы ржавые в щербинах,

Щёки впалые в щетинах,

Просмеяли дурака,

Прячась в клубах табака!

Заседателям всё можно:

Просмеять и пить безбожно.

Пояснения тут, кстати,

За столом кто председатель?

Только тот, кто на розливе —

Первый парень в коллективе.

На собраньях так сложилось,

В ком есть ум, а лучше сила,

Тот и станет Головой, —

Сунься кто-нибудь другой!

И Тарас из снисхожденья

Дураку шлёт приглашенье:

— Ты давай-ка, брат к столу.

Чё сверчком сидеть в углу?

Для тебя, уж так и быть,

Косячок дадим скрутить.

Дёрнешь крепкий табачок,

В раз прочистится умок.

— Мне бы семечек, конфет,

А курить — резону нет.

Дураку ещё табак,

Что я — конченный дурак?

— Ну, какой ты, брат, капризный.

Подь сюды болтать о жизни.

А дурак с печи нейдёт,

Речь дурацкую ведёт.

— Интересно ж, коль подумать:

Как живут в краях тех люди?

Что у них там за собранья?

Как проводят заседанья?

На повестку что выносят?

Кто, кого на них поносят?

Может, в планах обсужденья

Есть и трезвые мышленья?

На гулянках что поют,

Курят так же, морды бьют,

Надирают чупруны,

Не жалея седины?

Ты вчерась, Тарас, спьяна,

Вон, отца зашиб, меня.

Ты, как только самогона

Перекушаешь, с Самсоном

Бьётесь, кружитесь без смысла,

Пыль по дому коромыслом,

Сбиты лица, кулаки,

Как последни дураки.

Вы же умные робята,

С сединой уж, бородаты.

Как посмотришь — кислы лица,

А всего вам — только тридцать.

А что будет в сорок с гаком?..

Тут Тарас, смеясь над братом,

Хлопнул вдруг себя по ляжкам.

— Ну, чудило ты, Ивашка! —

И такие льёт слова —

Словно вяжет кружева.

Председателю всё можно:

Матом крыть и пить безбожно.

На него дурак глазеет,

То бледнеет, то краснеет.

Есть чему тут подивиться,

Есть чему тут поучиться.

Столь художественной Музе

Не обучат даже в ВУЗе.

Приезжайте к нам в Дряньцы,

Вот где слову кузнецы,

Этажи такие сложат,

Что из лиственя венцы.

Даже рот Самсон разинул —

Во, Тарас! Вот это двинул!

Уж на что он крыть мастак,

Да едва ли сможет так! —

Подготовить так доклад

Может только депутат:

Вдохновенно, искромётно,

Как из ленты пулемётной,

Словом жжёт, и жесты метко

Подтверждают аргументы.

— Ну, ты, братец, и поэт!

Что ни слово — то куплет.

Ты в журнал, али в газетку

Предложил бы хоть фрагмент.

— Я в писатели негож.

Этим разве проживёшь?

Вымирает ихний строй,

Также, как и мы с тобой.

Мой талант не признаётся,

Вам задаром достаётся.

И пущай в народной массе

Буду я — как устный классик!

Тут услышали едва

На полатях скрип-слова:

— Вот кому послал свой дар

Сатана, не прогадал.

Очень грамотно кладёшь,

Да смотри — переберёшь?

За такой охальный рык

Бог оттяпает язык.

Чтоб не дразнить сыновей,

Дед свинтил от них скорей.

Он уж знал: его робята

Любят выступить в дебатах.

Если мухой не слинять,

То бока могут намять.

В прениях глаза ж шальные,

На кулачки заводные.

— Лёг за печку старичок,

Так помалкивай, сверчок. —

Рассмеялись тут братья,

За цигарками пыхтя.

И дурак, на них взирая:

«Вот ведь жизть у нас какая…

Да неужто так везде

Покоряются судьбе?»

К братьям снова подступает:

— Расскажите, кто чё знает?

На печи на вас смотреть мне

Надоело хуже смерти.

Мать курила и пила,

Сорок лет не прожила.

Батька, вон, что хрен сушёный,

Табаком весь прокопчённый,

Изошёл на кашель весь,

Пьёт и курит всяку смесь.

Скоро, видно, через мост

Тоже двинет на погост.

Да и вы, вон, молодцы,

Что прокисши огурцы.

Да неужто так повсюду

Трудно жисть даётся люду?

Мне понять — не по уму.

Растолкуйте, чё к чему?

Братья смотрят на Ивана,

Не поймут его изъяна.

Сушат мозги табаком —

Что случилось с дураком?

То ли умным стал он слишком?

То ль капризная мыслишка

Завелась на этот раз? —

Удивляется Тарас.

Смотрит он на дурака

Из-под радуг синяка.

— Что сказать тебе, браток?..

Не ходил я на Восток,

И на Запад, знаешь, тоже.

Как живут там — мягче, строже?

Сколько лет и сколько зим

Бог отмеривает им? —

То не ведомо, признаюсь.

И признаюсь, что не каюсь.

Средний брат, скрививши рот,

Тоже Ваню не поймёт.

Сквозь щербатый рот смеётся,

Что ответить — не найдётся.

На повестку дня, походу,

Сложный стал вопрос народу.

— Как-то, знаешь, не досуг

Было сбегать мне на Юг.

И на Север, знаешь, тоже —

Вдруг там пятки поморожу?

Тут к тому ж ещё забота:

То похмелье, то зевота

На полуденечный сон, —

Позевает брат Самсон. —

День какой, смотрю, хандра

Дурака гнетёт с утра.

То ли выспался он худо,

То ли впрямь с Ванюшкой чудо

Приключилось? Видно трёпка

Поправляет дурня ловко.

Лезь почаще под кулак,

Даром вылечим, за так!

А ну братья хохотать,

Да ногами топотать.

Дым со ртов валит, с ноздрей.

У Тараса — аж с ушей.

Кашляют до посиненья,

Смех их душит, иль куренье.

И никак невмочь уняться,

Над Иваном насмеяться.

2

  Вот сменились времена.

У кормильца-хлебороба,

Надсадилася хвороба —

Рано «крякнула» жена.

Уж пардон за предложенье!

Это птичье выраженье

Стал использовать народ,

Как обычной оборот.

Потому тут — хошь аль нет, —

А используй сей предмет.

Сленг ведь тоже никотин,

В речь приходит не один —

С кружкой пива, с табаком,

Под «Столичную» с братком.

А в деревне — под сивушку,

Под ядрёную частушку…

Вот и я таких словóв

Поднабрался от братков.

  Вот Иван с печи глядит,

И с обидой говорит:

— Хоть и умные вы братья,

Да отшибли вам понятья

Самогон и самосад,

И смеётесь невпопад.

Тут отец, седой старик,

Вновь с полатей говорит, —

Не готовясь к выступленьям,

Слово взял для поясненья.

Говорит отец, сипя:

— Слышал я про те края.

Батька как-то раз гутарил,

Коль не врал, то правду баял.

Мол, за дальними горами

И за синими морями

Есть совсем другой народ,

По-другому он живёт.

И, мол, там на человека

Всем положено два века, —

То есть наших жизней две,

Хоть в деревне, хоть в Москве.

Даже есть такие старцы, —

Нам за ними не угнаться, —

Больше сотни лет живут,

Славу Богу воздают. —

Тут закашлялся старик

И совсем за печкой сник.

— Вот уж невидаль, дивуха… —

Зачесал Тарас за ухом.

— Да чего с отца возьмёшь?

Старый стал: где явь, где ложь?

Он теперя, коль соврёт,

Так не дорого возьмёт. —

Усмехнулся брат Самсон, —

Блин, отключён телефон,

Нам сюда б трубу-подзор —

Хоть какой-то был обзор,

А не то с амбарной крыши

Видно только косогор.

— Ты глазёнки-то протри,

В телевизер посмотри.

Видеть в нём программы можешь

Не одну, а целых три!

НТВ, ОРТ, ТеВи —

Клацай тумблером, смотри.

— Погоди ешшо чуток,

Под вечор приму четок,

Там прицеп, другой к нему,

Вот тогда и глюкону!

А иначе я каналы

И программы не пойму.

Лет уж семь на нём танцуют

Мухи, мошки, комары,

И, когда за ним глюкую —

Вижу разные миры…

— Глянь, какой он просвещённый.

То-то кажется порой,

Что ты член какой учёный

С Академии какой…

— Ладно вам. Вопрос сурьёзный,

А они про глюки-звёзды… —

Усмехнулся брат Иван,

Упреждая их скандал.

И за батьку заступился:

— Он конечно изменился.

И что бредит он порой —

Это верно, слаб мозгой.

Да и то сказать, попей-ка

Столько лет её, злодейку.

Покури столь лет подряд

Мох сушёный, самосад, —

Будешь, лет так к сорока,

Походить на старика.

— Ну, а как нам жить иначе?

Если пьём — и стар и младше.

А табак, ту ж никотинку,

Мы всосали пуповинкой:

Мать курила — мы курили,

Мать пила — и мы с ней пили.

Зачесался мамкин нос —

Мы уж чуяли прогноз:

Будет штиль али цунами, —

Кайф для нас, лафа для мамы.

В нас заложено чутьё

До рожденья на питьё! —

Гордо старший брат вещает.

И Самсон тут добавляет:

— Так что, стоит если где-то

Зачадить — мы нос по ветру.

Нюх похлеще, чем у волка,

Где курится самогонка.

— Потому-то мы все трое,

Братья родные по крóви,

Если с боку посмотреть, —

Отличаемся на треть. —

Рассуждает брат Тарас,

Загибая пальцы: — Раз!..

Я, как старший, значит, главный:

Ум и совесть, суд и право.

Средний брат — и так и сяк…

Ты ж последний, Вань, — дурак.

Не в обиду брат прими,

Повелось так средь родни. —

На Самсона он два раза

Подмигнул подбитым глазом: —

Глянь, Самсонка водит жалом,

Знать, почуял что-то малый.

А поскольку я умней,

У меня и нюх острей, —

Я давно почуял дух.

На тебе ж утрачен нюх.

Чуешь… запах самогона?

У Капусты, у Мирона.

В одиночку пьёт, сураз!

Будет праздник счаз у нас!

— Мы его врасплох накроем,

Неожиданно, все трое. —

Тут Самсон вертеться стал,

Будто кто защекотал.

Но Иван берёт отвод:

— Нет, робята, я не в счёт.

Муха что ли я — на мёд?

Это верно, знает муха,

Может — глазом, может — ухом,

Может — чует хоботком,

Где намазано медком? —

Сквозь какой-то свой радар

Точно выберет нектар.

Так и в пьянице ведётся —

Час-другой… и он напьётся.

Только-только что был трезв, —

Глядь, уж выискал резерв?

Ведь на хлеб — рубля не сыщет,

А на водку — хоть полтыщи!

Тут Тарас поднял стакан.

— Эй, пойди сюда, Иван.

И последние мозги

Не грузи из-за фигни.

Все мы пили и курили,

Матом Бога, чёрта крыли,

И пока ещё живём.

— Будем живы — не помрём! —

Поднимая стаканы,

Прокричали братаны.

— Вы б хоть Бога не хулил,

Коль под чёрта закосили —

Атеисты-пофигисты,

За бутылкой активисты.

Но теперя, как хотите,

А меня освободите.

Повидал я кутежи,

Пьянки, драки, куражи.

Мне от этой жизни тошно.

Не пойду я пить к Мирошке!

— Что тут скажешь? Коль дурак —

То не выправишь никак!

— Ну, тогда катись отсель!

Хоть за тридевять земель.

— И пойду, и не кричи!

Прямо сидя на печи.

— Нет уж, печь не отдадим!

Будет надобна самим.

Ты уйдёшь, отец помрёт,

Наш подкатится черёд.

Где прикажешь нам с Самсоном

Кости греть, сушить кальсоны?

— Так что, Ваня, не греши.

Ноги в руки — и чеши.

Вот такой вот приговор

Записали в протокол.

И решили всем собраньем

Сплавить Ваню на изгнанье,

Хорошо, что без кровей

Обошлось, без пенделей.

— Ладно, братья, коли так, —

Соглашается дурак. —

Оставляю печь задаром,

Раз такие вы хазары.

Вот дурак встаёт с печи,

И целует кирпичи.

Поклонился на полати,

Попрощался с пьяным батей.

Попрощался с братовьями:

— Ну, Господь, робята, с вами.

— И тебе попутный ветер,

Поглядай, что есть на свете.

Может, там ума займут,

Если часом не прибьют.

Братья тут перемигнулись,

Ване пьяно улыбнулись,

И давай наперебой

Пожеланья лить слезой.

— Будь, Ванюша, осторожным.

Всё в чужих краях возможно.

Посох крепкий прихвати,

Что стоит сейчас в клети,

Что ворота припирает, —

В драках крепко выручает.

Если вдруг там задерутся,

Он поможет отмахнуться.

Не волшебная дубинка,

Но лихая молотилка.

Только с рук не выпускай

И умело управляй.

Тут и средний брат в поход

Свой попутник достаёт.

— Не забудь приёмчик мой,

Что не раз проверен мной.

Он в борьбе, и в драке тоже,

Завсегда тебе поможет:

Как почуял — стало печь…

Главно — вовремя убечь!

Тут уж ноги не жалей,

Пятки смазывай скорей.

И отец к нему с полатей

Тянет руки для объятий.

— Ты, Ванюша, не серчай,

Не чужие ж, братья, чай.

Не пошлют тебя совсем

Путешествовать ни с чем.

Может всякое случится,

Всё в дороге пригодится.

Ну, а я тебе в дорогу

Тоже дам чего немного:

Лапти, торбу, крест вослед —

Бог с тобой, храни от бед!

С этим ценным багажом

Наш дурак в народ пошёл.

3

  В нашем прошлом государстве,

На огромнейшем пространстве,

Проживал народ советский:

Как в истории библейской —

Возводили Вавилон,

Так и он — союзный дом.

Цель всё та же — благородна, —

Строить счастье для народа.

Чтоб он мог трудиться, жить;

Что-то плавить, что-то шить;

Пашни хлебом засевать;

В час лихой — шёл воевать.

Индустрию смог, науку

До сверх уровня поднять:

Первым облететь Планету;

Покорить весь мир Балетом,

Пятницким и Моисеем.

А уж что творил в хоккее!.. —

То легендой обросло,

В Лету кануло, ушло.

И со временем пороки,

Как общественные стоки,

Потихоньку, по чуть-чуть,

Как по сточному ручью,

Стали в царстве оседать,

Государство размывать…

  По зиме как-то средь дня

Собралась на сход родня.

Собрались робята вместе,

Как всегда, на прежнем месте

За обеденным столом,

Речь Тарас повёл о том,

Как положено в роду —

Слово первое ему:

— Славный был у нас папаня,

Жаль, конечно, крякнул рано.

Было б нынче пейсят два,

Да не вытянул едва.

То б, глядишь, чего поведал

Про поля, про семена,

Как за сельские победы

Получали ордена.

Вон, в шкатулке побрякушки,

Чем гордился без ума.

— Было-было и прошло,

Всё уж тленом обросло.

Всю за морем, благодать

Мы решили перенять:

Тушки Буша, секс заморский

И, конечно, демократь, —

То ись глянец, их порядок.

А на что народ наш падок?..

— Так тут не об чем гадать:

Нас влечёт фейверк, байда,

Што поярче, покрасивше,

Где шик-блеск и ляпота.

— Холливуд пленил, реклама,

Да футболки под Нирвана.

А уж джинсы и наклейки —

Облепили ноги, станы.

То ж — не наши шаровары,

Что сметают пыль с бульваров…

— Раскололи наш ковчег —

Борт Советский, — как орех!

— И попали рассеяне

На заморские сиянья. —

Усмехнулся брат Тарас. —

Тут и пьяный бекарас.

Тот, что был готов на рельсы

Положить себя за нас.

— Может быть бы и полóжил,

Так от пьянки обезножил.

От волны к волне метался,

Сел… на ваучер Чубайса.

Сам бы Цын пущай сидел,

Но Чубайс Рашу надел

По самые початки —

От Москва до самой…

До самой до Камчатки;

От полей безбрежных

До широт за снежных.

— Оказался ушлым, вша,

Он не зря учился в США. —

Тут Тарас дебаты для,

Перешёл к повестке дня:

— Ладно, что про сказки слушать? —

Прожужжал отец все уши:

Как на митинги ходил,

Сколь зерна намолотил.

Слёзы лил по партии

При ентой демократии.

Нам с тобою, к сожаленью,

Не дожить до юбилею.

Год, другой, от силы — пять,

Будем батьку догонять…

Эх, пропал наш брат Иван,

Недотёпа и смутьян.

— Шуток наших не понял,

Вот и сдуру подорвал.

— Пошутили с дураком,

Он и вправду — был таков.

А был малым он хорошим

С воспитанием пригожим.

Подозренье есть сичас —

Ваня был умнее нас. —

И Тарас вздохнул уныло. —

Что его так возмутило?

— Не дождался сына батя,

Да и нам не видеть брата.

Ты замшел, седой и серый.

Бабу взял, таку же стерву,

Пьёт ханыга, как насос,

А чадит, как паровоз, —

Крышу дома, глядь, подымит,

Почернела вся от дыма,

Сил хватило еле-еле

Разродиться лишь Емелей.

То ли дело у меня, —

Мал-мала, и все в меня…

— Прикуси язык, хвалясь, —

Рассмеялся брат Тарас. —

А твоя, слаба умом,

Да и, сказывают, дном.

За понюшку табака

Отоварит мужика.

Ну, а коль нальёшь сто грамм,

Тут тебе — и смак и срам.

Говоришь, что все в тебя?..

Приглядись-ка в них, в себя…

Может, в них узришь Мирошку,

Никодима, Симарошку?

Может быть, кого роднее

Коль присмотришься сильнее?..

Не успел дальше Тарас

О невестке свой рассказ

Изложить перед браточком,

С кем она рвала цветочки…

Как вдруг вспыхнули в глазах

Звезды, искры… а в зубах, —

Что полено, аль кирпич,

И с трибуны брык Фомич!

Сшиб с трибуны братец брата

За охальные дебаты.

Ах, ты ёж!.. Да пере ёж!..

И затеялся вертёж.

Вдохновенно и азартно

Убеждать стал братец брата:

Чтоб со сплетней-баламутой

Он политику не путал.

Мало ль кто-что насвистит…

Что — в повестку всё вносить?

За регламентом следи

И собранию веди.

И, похоже, то внушенье

Крен внесло на поведенье —

Через час, глядь, приустав,

Вновь целуются в уста —

Нет приятнее момента

Всё прощающим сердцам.

Вновь садятся в круговую

И играют мировую.

Самогон, что не разбили,

Разливали, дружно пили

С пожеланием сердечном

Долгой жизни, коль не вечной.

Что от жизни благодатной

Не чудит мужик поддатый?

Главное — собранье для,

Не свернуть с повестки дня:

Что за жизнь в селе ведётся?

И как с нею им бороться?

И в борьбе, конечно, сей,

Побеждает, кто сильней.

И, глядишь, к концу собранья,

Жизнь их стала веселей.

Тут и жёнки к ним подсели.

Вскоре песни полетели:

Про «камыш», да про «Байкал»,

Как казак трусцой скакал

Где-то там через долину,

Где запал он на дивчину…

А другой — княжну за борт…

Видно пьян был, обормот.

Как в России горько пьют,

И как сладко в ней поют.

4

  Сколько времени прошло,

Сколько в Волге вод ушло,

Сколько в той же Ангаре,

На Амуре, на Днепре,

На Двине, на Тереке —

Разве всё измерите?

Но ещё сложней измерить:

Нравов пропасть, смуты меру,

От величия до дна —

Неохватна глубина.

Потеряли братья брата.

Уж давно помин робята

По Ивану справили

И свечу поставили.

Сколь самим прожить пришлось,

Как курилось им, пилось?

Тут я лучше умолчу

И моменты опущу.

  По весне как-то под вечер,

Впрочем, каждый вечер — вече,

Иногда, не прекращаясь,

Сверх лимита здесь общались.

Так, традиции блюдя,

Собралась на сход родня.

Братья — сыновья Самсона:

Старший чем-то схож с Мироном,

Младший — с дядькой Никодимом,

Оба в клубах никотина.

Эти братья уж женаты,

На печи от них робята.

У Самсона, кроме этих

Были в молодости дети,

Но, кто в детстве, кто постарше

Не прижились в доме нашем.

Умирал: кто от порока,

Кто от ДЦП до срока,

А один — от Паркинсона…

Говорят: от самогона —

Алкоголь ещё в зачатье

Разбирает мозг на части.

А ещё, мол, никотин

Здесь немало навредил.

Слушай умников теперь.

Следом — мать ушла в ту дверь.

И Тарасов тут же сын,

От Тараса он один.

Емельяном с детства звали,

Да Емелькою прозвали.

Тоже мать не повидала

Сына, здешнего амбала, —

Приказала долго жить,

В рай, иль в ад, уйдя служить.

Ну, а сам он, блин, детина:

Под четыре стал аршина,

Ошибусь коль в сантиметрах —

Но детина под два метра.

Лоб — гранитная доска,

Хоть об лоб бей порося.

А в глазах туман, тоска:

От всегдашнего похмелья,

Каждодневного безделья.

Мудрено ли, что зигзаги

Все на лбу, на шее сзади,

В голове ж одна бурда —

Плещут волны о борта,

В ней давно мозги закисли,

Редко в ней блуждают мысли,

Лишь одна чуть шевелится:

Где бы утром похмелиться?

Или заново поддать? —

То ж не жизня — благодать!

Чёрту кайф такой не снился,

Что в Дрянцах теперь привился.

Вот пришёл на сельский сход

По традиции народ.

Их с утра проблемы мают,

Думы голову ломают…

А тут чуют: дух курится —

И к Самсону подлечиться.

Вдруг какой-то господин

Тихо в дом заходит к ним.

Чем собранье удивил:

Это что за Крокодил?

Это что за Чебурашек

Подкатил к воротам нашим?

То есть, что, мол, за явленье?

Без звонка, без приглашенья?

Удивленье, переглядка —

Ну, попал, однако, дядька?

— Чё те надо? Кто такой?

Чё стоишь? Понты не строй.

Коль под шляпой, в тройке весь,

Так тебе халява здесь?

Муть на стол! А закусь есть, —

Вот тогда и шляпе честь! —

Прямо гостю намекнув,

Говорит Тарас, икнув.

Изогнут пропеллером,

Пальцы строит веером.

— А не то счаз обласкаем,

Чем ворота подпираем, —

Просипел и брат Самсон,

Может это и Мирон,

Что-то в облике том сером,

Есть их схожие манеры.

Третий — тот, что Никодим —

Говорит:

— Давай, съедим!

Пустим гостя на шашлык,

Вот уж закусь будет — шик!

За столом, смеясь, сидят

Трое пьяненьких робят.

Бородёнки у робяток,

Что кудель после трепалок.

И по этой поросли

Угадай их возрасты?

Да ещё с печи кричат

Пять чумазых пацанят:

— Нам на печку не забудь

Тоже бросить что-нибудь!

В доме дым висит с угаром,

Воздух весь запачкан смрадом,

Стены копотью покрыты,

Печь не белена, побита.

На столе… чего там нет! —

Лук, чеснок и чёрный хлеб.

Как изящества венец —

Посредине огурец.

Пара пёстрых поросят

У двери в кути визжат.

На полу лежит бычок,

На полатях — старый чёрт.

Страшно стало мужику.

Да неужто он в аду?

Да неужто вместо дома

Он попал в вертеп Содома?

Черти, скот и дьяволята…

«Не-ет, пошёл-ка я, ребята!»

Тут с полатей глас раздался:

— Да откуда ты, брат, взялся?

Мы ж тебя, япона мать,

Закачались поминать!

Думали, за столь уж лет,

Дух истаял твой и след.

Это ж наш Ванюшка, братцы! —

Чёрт лез к Ване целоваться.

— А Тарас всё говорил:

Бог чутья тебя лишил!

Только выгнал самогон —

Тут как тут — явился он!

На родное-то житьё

Наведёт всегда чутьё!

Что всосали с молоком,

Будет вечным маяком! —

И Самсон, кряхтя с одышкой,

Сполз с полатей ко братишке.

Тут набросилась орда.

— Эй! Куда меня, куда?..

Я не пью, я не курю.

Я тут с боку, на краю!..

Но никто мольбе не внял.

Каждый тискал гостя, мял,

И тащили, кто за что,

Дурака к себе за стол.

Так не смог Иван отбиться,

И пришлось ему смириться.

Сбросил торбу он на лавку.

И устроилась тут давка:

Любопытный нос в авоську

Сунуть надо каждой моське.

Но, к большому сожаленью,

Всех убило огорченье:

Нет в ней яств и нет спиртного,

Табачка в ней нет крутого.

Лишь какие-то былинки

Упакованы в холстинке.

Да в железной баночке

Какие-то огарочки.

Ну, чего с него возьмёшь?

Коль дурак — не переткёшь,

Не исправят ни дороги,

Ни разлуки, ни тревоги.

Коли пусто в голове,

Будет пусто и в суме.

Шёл к родне, а что принёс? —

Корешки да камней горсть.

Да за такие насмехалки

Морды чистят без мочалки!

Но куда теперь деваться? —

Коль родня, придётся знаться.

Да, то был Иван-дурак,

Что пропал запросто так,

Кто, по глупости своей,

Сослан был за пять морей, —

Братья сжили дурака

Не за понюшку табака.