Бесплатный фрагмент - Система в не сети

ПРОЛОГ

Тишина была самой дорогой валютой в этом мире. Не та тишина, что наступает после

ссоры или перед бурей, а иная — цифровая, стерильная, абсолютная. Тишина

пустого операционного зала, где вместо валютных сводок на стенах пульсировали

голограммы виртуальных вселенных. Тишина творца, останавливающегося, чтобы

оценить свое творение.

Андрей стоял в центре зала, и его собственное дыхание казалось ему чужим и слишком громким. Его взгляд скользил по матовым черным панелям серверных

стоек, каждая из которых была краеугольным камнем в соборе его мечты. Он создал

не просто программу. Он создал новый онтологический статус — реальность, существующую по ту сторону монитора, независимую и самоценную.

«Лотос» — цветок, рожденный в грязи кода и человеческих амбиций, чтобы распуститься в кристальной чистоте цифрового эфира.

Он подошел к главному порталу — аскетичному креслу, больше похожему на зубоврачебное, но способному стать вратами в иное измерение. Его пальцы, привыкшие к шершавой поверхности клавиатуры, легли на прохладный поликарбонат подлокотника.

Что такое реальность? — давно заученная мантра крутилась в его голове. —

Всего

лишь электрические импульсы, интерпретируемые мозгом. А сон? Те же импульсы,

но без рамок и ограничений.

Он дал человеку возможность стереть грань. Создал мир, где сон по четкости превосходил яви, где можно было чувствовать песок между пальцами и боль от

пореза. Мир, где сбывались любые, самые смелые фантазии.

И он же, как верховный жрец, наглухо отсек этот мир от сети, спрятав от алчных и

любопытных глаз. Он думал, что обезопасил его. Он был слепцом, верящим в собственную непогрешимость.

Потому что, дав человеку безграничную свободу, ты неизбежно выпускаешь на волю

его самого страшного и неизведанного монстра — его собственную, ничем не сдерживаемую природу.

А когда система вне сети, некому услышать твой крик. Даже если этот крик — предсмертный хрип в горле того, кому ты доверял.

Андрей глубоко вздохнул, и в легких закружились молекулы кондиционированного

воздуха. Он еще не знал, что его детище уже обрело собственный разум. Что оно

ждет не инструкций, а жертв. Он нажал кнопку запуска.

Где-то в недрах «Лотоса», в заповедных садах искусственного интеллекта, распустился первый бутон. И он был ядовит.

Апрель 1997 года пах мокрым барашком и талым снегом, в котором тонули подбитые кирпичом тротуары. В воздухе витала особая весенняя взвесь — запах влажной земли, мазута и первых почек. В классе стояла звенящая тишина,

нарушаемая лишь перманентным скрипом шариковых ручек и навязчивым шуршанием листков. Одиннадцатиклассники, сгорбившись над деревянными партами, испещренными поколениями выпускников — от пионерских звездочек до первых названий рок-групп, корпели над итоговой контрольной по алгебре.

Воздух был густым коктейлем из запахов мела, старой древесины и мокрой шинели вахтера дяди Саши — за окном сеял мелкий, назойливый дождь, превращающий мир в акварельную размытость.

Андрей отложил свою «гелевую» дорогую по тем временам диковинку, ручку, купленную в единственном в городе киоске «Союзпечать», — и откинулся на спинку стула. Он закончил одним из первых, как всегда. Его взгляд, уставший от цифр и формул, ускользнул за запотевшее окно, где капли, словно слепые жуки, бились о стекло, расплываясь в мутные, искаженные блики. Но внешнее спокойствие было обманчиво. Внутри него кипела тихая ярость. Не

вспыльчивая злость — именно ярость, холодная, выверенная и копившаяся годами.

Он снова окинул взглядом класс, этот микрокосм будущего общества.

Умоляющие взгляды девочек, хищные заядлых двоечников, ленивые, тех, кому было все равно. Десятки глаз, которые смотрели не на свои задачи, а на его, Андрея, исписанную аккуратным почерком тетрадь в клетку. В этот момент он чувствовал себя не отличником, а сторожем у амбара в голодный год.

Вся его школьная жизнь была не чередой побед, а бесконечной окопной войной за собственные мозги. Каждая пятерка в дневнике, каждое решенное уравнение, это был его личный, отвоеванный с боем форпост. А одноклассники… они были оккупантами. Они не хотели, не умели и не собирались завоевывать знания

сами. Им было проще, экономичнее, рациональнее захватить его крепость и вынести оттуда все ценности. И каждый раз, когда чья-то рука тянулась за его тетрадью, Андрей чувствовал не просто досаду, а острое, почти физическое ощущение кражи. У него воровали не ответы. У него воровали кусочки его

времени, его бессонных ночей, его мыслей, его жизни. В те годы о

«корпоративном шпионаже» и «интеллектуальной собственности» в его провинциальном городишке еще не слышали, но для него это было единственно верным определением.

— Андрей, прошипел справа голос, сорвавший его с горьких размышлений. Помоги, дай списать, а? Ну пожалуйста, братан!

Андрей вздрогнул, будто его ударили током. Сосед по парте, Витя, смотрел на него умоляюще-наглым взглядом. «Ну вот, началось. Снова», пронеслось в

голове короткой, отточенной мыслью. Он молча, с лицом каменного идола, подвинул тетрадь к краю парты. Витя ухмыльнулся, быстрая, победоносная ухмылка вора, сорвавшего куш, и жадно уткнулся в строки, выводя свои неразборчивые каракули.

— Ты вообще понимаешь, что это за задача? тихо, но с металлической чёткостью, от которой Витя вздрогнул, спросил Андрей, глядя на его руки. В этих руках не было ни уважения к знанию, ни страха перед ошибкой. Только плотоядное желание сэкономить время, даром получить чужой результат.

— Ну… примерно, буркнул тот, не отрываясь.

— А если на экзамене попадется похожая? не отставал Андрей, и в его голосе зазвенела сталь. Ему вдруг отчаянно, до боли в груди захотелось, чтобы Витя если не понял, то хотя бы почувствовал эту пропасть между ними. Пропасть между тем, кто создает, и тем, кто лишь потребляет.

— Тогда ты мне снова поможешь, рассмеялся Витя, будто это была самая остроумная шутка на свете.

Андрей резко сжал кулаки под партой, так что костяшки побелели и заныли. Ему хотелось не крикнуть, а взреветь, что знания — это не разменная валюта для приобретения дешёвой популярности или избавления от проблем. Что его ум, его труд — не общественная собственность, раздаточный материал для лентяев. Но, как и всегда, все нужные слова, все доводы застревали комом в горле, обрубаемые страхом показаться зазнайкой, белой вороной. Он снова промолчал. Промолчал, чувствуя, как внутри, в самой глубине, вырастает то

самое семя — твёрдое, колючее, семя великой и ужасной идеи. Идеи о том, как однажды построить такую крепость для своих мыслей, такой несокрушимый

сейф, куда никогда и никто не сможет прорваться. Никогда.

Городок, где прошло его детство, можно было бы назвать сонным, если бы не упрямый, ни на секунду не умолкавший гул завода-гиганта «Процесс». Он

задавал ритм жизни, как огромное, дышащее железное сердце, выкачивающее из людей силы и время, но дающее взамен стабильность и уверенность в завтрашнем дне, что в лихие 90-е было дороже любых денег. Жизнь здесь была предсказуемой, как маршрут единственного автобуса, но Андрей с самых малых лет смутно чувствовал, что его собственный маршрут пролегает куда дальше, за пределы этой уютной, душной провинции.

Его родители были людьми, выкованными из стали и доброты в горниле этого самого гула. Мать, Елизавета Юрьевна, за прилавком гастронома была не просто продавцом, а настоящим стратегом и дипломатом. Она умела из скудного ассортимента и продуктов по талонам создать праздничный стол, находила нужные слова для самых хмурых и озлобленных покупателей, и ее улыбка была таким же рабочим инструментом, как и весы. Отец, Павел

Андреевич, всегда пахший машинным маслом, металлом и чем-то неуловимо мужским, был местным Кулибиным. Его руки, шершавые, вечно в царапинах и ссадинах, казалось, могли вдохнуть жизнь во что угодно, от замшелого

«Москвича» соседа до сложнейшего станка в цеху. Он был волшебником, чья магия заключалась не в заклинаниях, а в точности движений и понимании механики.

Но истинным королевством отца, его святая святых, был гараж. Для Андрея это была не ржавая будка на окраине, а святилище, пещера Али-Бабы, где на

замасленных полках в строгом, понятном лишь отцу порядке жили

бесчисленные детали, гайки, болты и шестеренки. Каждая из этих вещей таила в себе потенциал будущей победы над хаосом и поломкой. По выходным, когда отец чинил автомобили друзьям и соседям, Андрей был его оруженосцем подавал инструменты, держал фонарь «Летучая мышь», заворожено наблюдая.

« — Смотри, Андрей, говорил отец, с усилием проворачивая упрямый, проржавевший болт. Если что-то сломалось, это не значит, что это конец. Это значит, что ты пока не нашёл к нему правильный ключ. Вот он, твой Архимед,

— он с лязгом отбросил не подошедший старый ключ и взял разводной, щелкнув трещоткой. Дай мне правильный инструмент, и я переверну хоть весь мир. Ну или этот двигатель, для начала».

Андрей с восхищением наблюдал, как под руками отца бесформенная груда железа обретала форму, цельность, функциональность. Он мечтал стать таким же повелителем сложных систем, где каждая шестерёнка знала своё место и работала в унисон с другими.

Однажды, разбирая старый радиоприёмник «ВЭФ», он обнаружил внутри

самодельную плату, аккуратно впаянную в схему. «Это блокиратор, пояснил Павел Андреевич. Сам спаял, еще в армии. Чтобы „глушило“ лишние помехи, всякие „голоса“, чтобы слышно было только нужный, сильный сигнал». Эта мысль — о защите ценного сигнала от постороннего, враждебного эфира — намертво засела в голове мальчика. Он еще не знал слов «информационная безопасность» или «киберзащита», но интуитивно, на уровне позвоночника, понял суть: все ценное нужно оберегать от чужих, враждебных сред.

Любовь к чтению стала для него логичным продолжением этой тяги к починке, только чинил он теперь собственное понимание мира. Фантастика —

Стругацкие, Ефремов, Лем, затем Хайнлайн и Азимов — открывала перед ним вселенные, где знания были силой в буквальном смысле, а их утечка могла стоить жизни целым планетам. Он проглотил домашнюю библиотеку, затем принялся за школьную, а потом и за городскую. С каждым перевёрнутым листом его детская обида на одноклассников, крадущих ответы, медленно, как уголь под давлением, кристаллизовалась во взрослую, чёткую, выстраданную идею: мир остро нуждается в сейфе для мыслей. В таком, чтобы ключ был только у того, кто это ценное в него положил.

— Пап, а если я стану инженером, смогу ли я создать такую штуку, которую никто не сможет сломать или скопировать? спросил он как-то вечером, глядя, как отец с почти ювелирной точностью собирает разобранный карбюратор.

Отец на мгновение задумался, вытирая руки ветошью, навсегда пропитанной машинным маслом.

— Всё, что создано одним человеком, другой может сломать, сынок. Вопрос не в том, чтобы сделать несломанным. Вопрос в том, чтобы сделать ценность создания выше, чем усилия по его взлому. Учись создавать такое, что другим и в голову не придёт, как это устроено. Или чтобы ломать было себе дороже.

Андрей запомнил эти слова. Они стали для него не девизом, а вызовом. Вызовом, который он однажды собирался принять.

Последний звонок отзвенел, как разбитое стекло, выпускной растворился в ночном небе, словно догорающая ракета. В воздухе витало сладкое и тревожное чувство свободы, пахнущее дешёвыми духами одноклассниц, пылью

разбегающихся по лету дорог и горьковатым дымом первой сигареты, которую Андрей так и не решился попробовать. Для него это было не просто окончание школы, это был щелчок, переключение на новый, неизведанный трек жизни.

Трек, ведущий прочь от опостылевшей войны за собственные мозги.

Нужного института в его городке не было. Столица манила, как магнит, одновременно пугая своим масштабом, безликостью и возможностью в нём раствориться, пропасть. Дорога в день поступления заняла целую вечность,

растянутую в липкой ленте асфальта и нервного молчания в салоне старенькой

«девятки». Отец, Павел Андреевич, молча крутил баранку, изредка бросая на сына короткие, ободряющие взгляды. Он понимал: везет он не просто

абитуриента, везет свою главную гордость, свою нереализованную надежду, свое лучшее продолжение.

— А вдруг не примут? голос Андрея прозвучал громче, чем он хотел, разрывая напряженную, густую тишину. Сомнения, как злобные гномы, шептались на заднем сиденье, рисуя картины провала и позора.

Отец хмыкнул, не отрывая глаз от дороги, убегающей под колеса.

— О чём это ты? С твоими-то знаниями? С твоей головой и красным дипломом?

За тебя ещё драться будут, как за последнюю дефицитную деталь на моём складе. Расслабься.

Но расслабиться было невозможно. Каждый километр, каждый поворот отдалял его от привычного мира, приближая к порогу неизвестности. Отец не ошибся.

Экзамены Андрей сдал так, будто всю жизнь только и ждал этих конкретных вопросов, как будто они были ключами к дверям, за которыми его ждала новая жизнь. Зачисление прошло гладко, почти антиклиматично, оставив после себя лишь пачку документов и ощущение легкой опустошенности после долгого марафона.

И вот он стоял с толстой папкой в руках на пороге общежития, глядя на его обшарпанные стены, исцарапанные надписями, и на дверь, за которой ему предстояло провести ближайшие годы. Пахло капустой, дешевым табаком, вечной сыростью и молодостью — дерзкой, неухоженной, полной амбиций.

Здесь начиналась его взрослая жизнь, жизнь вдали от дома, полная неопределённости и первых, абсолютно самостоятельных решений.

Его первой крупной покупкой на скопленные с репетиторства и помощи отцу деньги стал не плеер и не модные джинсы, а тяжеленный, пахнущий

типографской краской том по основам программирования. Лежа ночью на жестком, скрипучем матрасе, под треск старого транзистора, ловившего

радиоволну сквозь шум помех, он вчитывался в строки кода. Это был другой язык, отличный от языка гаечных ключей и схем, но суть была та же, поиск правильного алгоритма, того самого «ключа» к решению задачи. Он уже тогда смутно представлял, что его идея о защите знаний потребует именно этих, цифровых инструментов. Код мог стать стенами его будущей крепости.

Жизнь в огромном, неспящем городе поначалу оглушала. Но его природная собранность, дотошность, подаренные отцом, и любознательность, взлелеянная матерью, быстро сделали своё дело. Он не потерялся. С его неброской, но

твердой жизнерадостностью и складом ума, друзья в общежитии нашлись быстро — такие же горевшие своими, пока еще туманными, идеями первокурсники.

И, конечно, он не забыл про главный свой магнит — библиотеку. Первый же визит туда поверг его в благоговейный ступор. Бесконечные стеллажи, уходящие ввысь, как каньоны из знаний и чужих мыслей. Он провёл там весь первый день, просто вдыхая запах старых книг, пыли и новой информации. Он чувствовал, как каждый лист открывает для себя новую планету, и на каждой из них лежали кусочки пазла его будущей системы.

Сокурсники, за спиной, тут же окрестили его «зауном». Но это не мешало им регулярно обращаться за помощью. И каждый раз, протягивая исписанную формулами тетрадь или дискету с кодом, Андрей чувствовал тот же самый, знакомый с детства укол. Он видел, как некоторые работы переписывались слово в слово, бездумно, как на той самой школьной контрольной. И он сжимал кулаки, уже не под партой, а в кармане своей первой взрослой, неброской куртки. Время шло, масштабы менялись, но суть проблемы оставалась прежней. Просто арена стала больше.

Осень в том году выдалась на редкость хмурой и ветреной. Деревья в парке

перед институтом стояли голые и скрюченные, словно стая мокрых, ощипанных ворон. Но в переполненной лекционной аудитории было душно и безопасно.

Преподаватель монотонно вёл рассказ о готических соборах, а Андрей, устав от бесконечного потока дат и имен, позволил взгляду гулять по рядам, выхватывая лица — сонные, заинтересованные, равнодушные.

И тут он увидел её.

Она сидела через проход, склонившись над конспектом, в который что-то быстро и аккуратно записывала. Прядь волос цвета спелой пшеницы

выскользнула из-за уха, и она, не переставая писать, машинально, с грацией

кошки, накрутила её на палец, задумавшись. Этот простой, неосознанный жест показался Андрею самым изящным и осмысленным движением, которое он когда-либо видел. У неё были ровные, тонкие черты лица, а взгляд,

устремлённый куда-то вдаль, в момент размышления, был настолько глубоким и ясным, что, казалось, видел не стены пыльной аудитории, а те самые витражи и аркбутаны, о которых говорил лектор.

Он прочитал тонны романов, знал наизусть сцены знакомств, но все эти заученные сценарии разлетелись в прах, столкнувшись с реальностью. Он

чувствовал себя снова тем самым школьником, только теперь не контрольную у него пытались списать, а у него самого крали дар речи, способность мыслить здраво.

После лекции, подгоняемый порывом, смелее которого он себя не помнил, он, набравшись духу, догнал её в шумной, бурлящей коридорной толчее.

— Простите, начал он, и голос его дрогнул. Вы не считаете, что во всей этой готической магии есть что-то… фундаментально незащищенное?

Она обернулась, удивлённо подняв бровь. Её глаза, крупные и лучистые, оказались не просто голубыми, а цвета морской волны у самого берега — светлыми, прозрачными и бесконечно глубокими.

— Магическое? переспросила она, и в уголках её губ заплясали веснушки. Скорее… гениально спроектированное. Каждый собор — это попытка человека возвести мост к небесам, используя лишь расчет, веру и титанический труд. Без всякой магии.

— Вы правы, Андрей почувствовал, как у него перехватывает дыхание. Её ответ был не из учебника. Это был ответ мыслящего, видящего человека. Но

представьте, если бы архитектор просто мог… скопировать чертежи другого?

Украсть саму эту попытку, это дерзновение? Знания, которые возносят к небесам, должны быть под защитой. Как сейф.

Девушка внимательно посмотрела на него, изучающе, без тени насмешки.

— Вы странный. О соборах думаете, как о банковских хранилищах. Но… интересный странный. Меня Оля зовут.

С этого нелепого и внезапного разговора началось их медленное, осторожное сближение. Оля была очарована его нестандартным, технократичным умом, этими внезапными поворотами от поэзии архитектуры к сухой необходимости её защиты. А Андрей — её способностью не просто слушать, а слышать, и

задавать такие вопросы, которые заставляли его сырые, смутные идеи кристаллизоваться, обретать четкие, ограненные формы. В разговорах с ней его детская обида и студенческое раздражение начали превращаться в философию, в стройную систему взглядов.

Как-то раз, гуляя по осеннему парку и шурша опавшими листьями, она спросила, глядя на оголенные ветви деревьев:

— А тебя самого не пугает эта твоя идея? Создать такой идеальный, неприступный сейф? Это же как… запереть часть себя самого от мира. Остаться в одиночестве.

Андрей остановился, поднял с земли упавший, ярко-желтый кленовый лист и покрутил его в руках.

— Я не хочу запирать себя. Я хочу иметь право сам решать, кому и что показывать. Кому доверять. Как твой отец-ученый, наверное, публикует не все свои исследования?

— Точно, задумалась Оля, и тень пробежала по её лицу. Папа говорит, что некоторые открытия, попав не в те руки, могут принести больше вреда, чем пользы. Что это ответственность.

Эта фраза стала для Андрея ключевой. Он смотрел на Олю, на её серьезное, озаренное внутренним светом лицо, и понимал: она не просто девушка, которая ему нравится. Она — тот самый редкий человек, который понимает саму суть его стремлений, даже если не соглашается с ними до конца. Она была тем, кто помогал ему кормить правильного «волка» в его душе.

Оля и правда выросла в интеллигентной, пахнущей книгами и кофе семье. Её мама, Лариса Валентиновна, была сотрудником МИД и могла с ходу, с ледяной вежливостью, разложить по полочкам любую, самую завуалированную дипломатическую интригу. Отец, Владимир Алексеевич, видный ученый-физик, жил в мире формул, гипотез и тишины библиотек. Помимо Оли, в семье было два старших брата, так что скучать ей не приходилось, её оберегали, но и

требовали с неё по полной. Каждый вечер за большим дубовым столом сталкивались миры политики, фундаментальной науки и юношеского максимализма, рождая жаркие споры, неподдельный смех и ту самую

«полноценную жизнь», которой так не хватало одинокому Андрею. И он, глядя на них, всё больше убеждался: самая главная ценность, которую нужно защитить, это возможность быть собой, думать своей головой и делиться мыслями только с теми, кому доверяешь безраздельно.

Эпоха первой сессии обрушилась на общежитие всеобщей паранойей, горой конспектов и литрами крепчайшего, как смола, чая. Воздух в комнате Андрея был густым от напряжения и запаха греющихся процессоров стареньких компьютеров. Внезапно раздался щелчок, и одна из двух лампочек под потолком с тихим шипом погасла, погрузив половину помещения в зловещий, драматичный полумрак.

— Эй, Андрей, раздался из темноты голос его соседа Макса. Выручай, у тебя есть запасная лампочка? А то сейчас начнём готовиться, как в пещерном веке, при свете костра. Или монитора.

Андрей, не отрываясь от экрана, где он набирал код своей первой простой программы-шифратора, пробормотал:

— А что случилось с той, что была? Доигрались до перегрева, на пару с Сергеем в «Дум» резались?

— Она просто взяла и отправилась в лучший из миров, пафосно вздохнул Макс. И теперь мы, как истинные пещерные люди, будем бояться темноты и ждать дракона. Или зачёта по биологии. Это страшнее.

Андрей наконец оторвался от монитора, и его уставшие глаза постепенно привыкли к темноте. Он увидел, как Макс, подняв с пола швабру, принял гордую позу Геракла.

— Тогда я буду рыцарем! Я готов сразиться с драконом тьмы и невежества!

— А я, драконом! рявкнул другой сосед, Сергей, накинув на себя одеяло с

героями «Звёздных войн». И сейчас мы выясним, кто в этой вселенной главный! Р-р-р!

Вскоре комната превратилась в настоящее поле брани. Макс, вооружившись шваброй-мечом, сражался с «драконом» Сергеем, а Андрей, не выдержав

абсурдности ситуации, с громким криком «Спасаю принцессу!» схватил с его кровати подушку, на которой небрежно лежал шелковый шарф Оли.

— Сдавайся, дракон! Твоё огненное дыхание не сравнится с мощью моего… э… светового меча! орал Макс, размахивая шваброй.

— Никогда! Мои чешуйки крепче твоей брони из конспектов! рычал в ответ Сергей, изображая, что кусает древко.

В этот момент в комнату, привлеченный грохотом, заглянул старший по этажу, суровый аспирант Коля:

— Что тут у вас происходит? Землетрясение или снос здания по решению профкома?

— Мы… э-э… готовимся к экзамену по истории, быстро сообразил Андрей, пытаясь придать лицу максимально невинное выражение и пряча «принцессу» — подушку за спину. Инсценируем битву рыцарей с драконом. Наглядно, так сказать. Для лучшего запоминания.

— Ну-ну, усмехнулся старший, окидывая взглядом «поле боя» разбросанные вещи, сдвинутую мебель. Только не разнесите общежитие. И свет включите, а то и правда на пещерных людей похожи. Неприлично.

Когда дверь закрылась, все дружно, до слёз, рассмеялись. Этот дурацкий, спонтанный, почти детский смех был лучшим лекарством от предсессионной горячки и нервного истощения.

« — Ну что, рыцари, сказал Андрей, отдышавшись, может, всё-таки найдём ту самую лампочку? А то все мы здесь неучи тёмные, и дракон матана нас

сожрёт».

И все они, разоружившись, с усердием, достойным настоящего научного открытия, начали поиски. Лампочка вскоре нашлась в ящике стола, вмерзшая в старый, засохший пластилин. Свет был торжественно возрождён, и команда, посвежевшая и взбодренная, вернулась к учебе, ненадолго забыв о грядущих испытаниях.

Позже, когда Сергей с Максом ушли на кухню заварить новую порцию чая, в комнату заглянул сокурсник Виктор — тот самый, что в школе сидел с Андреем за одной партой. Та же ухмылка, тот же взгляд.

— Андрей, братан, выручи! с привычной, ничего не значащей улыбкой Виктор протянул к его столу пустую тетрадь. — Лабы по информатике. Ты же их за пять минут сделаешь. Дай списать, а? Сил моих больше нет.

Старая, знакомая волна горечи, как отголосок детской травмы, подкатила к горлу. Андрей посмотрел на свой монитор, на строки кода его шифратора — его личного, тихого протеста против такого подхода к знаниям.

— Витя, там ничего сложного. Прочитай методичку, там всё разжёвано. Поймешь быстрее, чем переписывать.

— Да брось, кому она нужна, эта методичка? отмахнулся Виктор, как от назойливой мухи. Ты же умный, зачем мне напрягаться, если ты можешь просто дать посмотреть? Всем же проще.

Фраза «всем же проще» прозвучала как приговор. Как оправдание всей мировой несправедливости, всей лени и паразитизма. В этот миг внутри Андрея не просто что-то щёлкнуло. Словно сдетонировал заряд, копившийся с

одиннадцатого класса, с той самой контрольной. Он резко встал, отодвинув стул с таким скрежетом, что Виктор невольно отпрянул.

— Знаешь что? его голос набрал громкости, но не за счёт крика, а за счёт невероятной плотности ненависти и решимости в нём. Я. Больше. Не буду. Тебе. Помогать. Никогда. И ничего «посмотреть» ты от меня не получишь. Никогда. Понял?

Виктор опешил. Он привык к лёгкому, почти автоматическому согласию. Эта внезапная вспышка ярости была для него чем-то немыслимым, выходящим за рамки привычного сценария.

— Серьёзно? он неуверенно усмехнулся, оглядываясь по сторонам в поисках поддержки, но комнату был пуста. Ну ладно, не хочешь, как хочешь. Найдём кого-то другого. Не гений, в конце концов.

Но эти слова уже не достигали цели. Андрей не слышал их. Он стоял, сжав кулаки, и смотрел в пустоту, но видел будущее. Он видел свою систему. Не как абстрактную мечту, не как пару папок на компьютере. Он видел её как

единственный возможный ответ. Ответ не на просьбу Виктора, а на саму природу этого мира, где чужой труд считают общим достоянием. Этот дурацкий, бытовой разговор стал тем самым катализатором, тем последним камешком, что вызывает лавину.

Он сел обратно, развернул монитор и без сожаления удалил все тестовые

файлы, которые мог бы кому-то дать «посмотреть». Он открыл чистый лист и начал писать код с нуля. С новым знанием. С новой, огненной целью. Теперь он кодил не для зачёта. Он кодил для будущей битвы. Битвы за своё право на мысль.

Отношения с Олей крепли, каждая беседа открывала в ней новые грани, а

совместные вечера за учебниками в читальном зале, когда их колени касались под столом, сближали их всё сильнее. Но даже в её обществе, в моменты полного спокойствия и счастья, Андрей ловил себя на том, что в голове продолжает тикать, как метроном, одна и та же навязчивая мысль: «Как построить неприступную крепость? Какой инструмент станет тем самым Архимедовым рычагом?»

Первый курс остался позади, словно сложный, но успешно сданный экзамен. Наступили долгожданные летние каникулы, наполненные жарким городским солнцем, долгими прогулками с Олей по набережной и одним назойливым вопросом, который не давал Андрею покоя, словно заноза в сознании: «Что

дальше?». Он больше не хотел зависеть от родителей, не хотел протягивать руку за каждой копейкой. Ему нужна была своя территория, свой финансовый

плацдарм, свой ресурс для манёвра и воплощения задуманного. Его взгляд

закономерно упал на солидную, бронзовую табличку «НИИ «ПРОГРЕСС» — научно-исследовательский институт, чьё имя гремело в городе как символ современных технологий и государственных заказов.

Собравшись с духом, он отнёс в отдел кадров своё скромное, но выверенное резюме. Он не врал о несуществующем опыте, но расписал свои школьные и университетские проекты, от самодельного шифратора до моделей систем безопасности с такой страстью и глубинным пониманием дела, что это привлекло внимание самого руководителя инженерного отдела, сурового мужчину лет пятидесяти с пронзительным взглядом. Отсутствие официального опыта не стало непреодолимой преградой, в глазах юноши горел тот самый огонь, который не купишь ни за какие деньги и не подделаешь никакой

бумажкой.

К началу второго курса Андрей был принят на должность помощника инженера. Когда ему позвонили и сообщили о решении, он, не веря своим ушам, первым делом помчался к Оле, чтобы разделить с ней этот триумф, этот первый, такой хрупкий и важный успех. И только потом, с чувством гордой, взрослой

самостоятельности, позвонил родителям. Все они — и Оля, и мать с отцом,

гордились его стремлением, его упорством. Но лишь он один понимал: это не просто подработка. Это, первый камень в фундамент его грандиозной задумки.

Обязанности в «ПРОГРЕССЕ» он выполнял с педантичной точностью отличника и одержимостью первооткрывателя. Он не просто выполнял

указания, а постоянно задавал вопросы «почему?» и «как можно улучшить?», за что старшие коллеги поначалу смотрели на него с усмешкой, но постепенно проникались уважением. И вот настал день, когда на его собственную, только что полученную банковскую карту пришла первая, полностью его собственная заработная плата.

Он стоял у банкомата, вставляя карту дрожащими от волнения пальцами, и глядел на цифру на зелёном мониторе. Это была не просто сумма. Это был вес его труда, его знаний, оцифрованный и подтвержденный внешним миром.

«Наконец-то, пронеслось в голове, теперь я могу позволить себе не просто вещи, а возможности. Инвестиции в будущее».

Его первым осознанным маршрутом после банкомата стал большой книжный магазин в центре города. Он шёл не просто как покупатель, а как полководец, идущий за своим стратегическим оружием. Он знал точно, что ему нужно. На самой верхней полке, в отделе компьютерной литературы, лежал тот самый толстенный том в твёрдой синей обложке — «Архитектура сложных вычислительных систем и распределённые сети». Он смотрел на него каждый

раз, проходя мимо, но цена, равная половине его прежней стипендии, заставляла отводить глаза. Теперь же он взял его в руки, ощутил солидный вес знаний в

твёрдой обложке, и, не глядя на ценник, понёс к кассе. Он не просто покупал книгу. Он совершал акт инвестиции в самого себя. Пролистывая страницы, уже стоя в очереди, он вдыхал запах типографской краски, запах новых возможностей, запах его будущего.

Затем он позволил себе другую, более приземлённую роскошь, купить хорошие, плотные джинсы и пару практичных, но стильных рубашек, в которых он

чувствовал бы себя не студентом-первокурсником, а молодым специалистом, человеком, с которым стоит считаться. Но главная, самая волнительная покупка ждала его впереди. Он зашёл в небольшую, уютную ювелирную лавку с витриной, украшенной искусной вязью, и попросил показать тот самый изящный серебряный браслет с филигранным узором, на который он уже

несколько недель поглядывал, приводя Олю на эту же улицу «случайно», чтобы понаблюдать за её реакцией.

— Это на подарок? спросила улыбчивая продавщица, доставая бархатный футляр.

— На самый важный, улыбнулся Андрей, чувствуя, как учащенно бьется сердце.

— Человеку, который верит в меня, даже когда я сам в себе сомневаюсь.

Когда он подарил его Оле, та распахнула глаза, и в них вспыхнули не только радость, но и лёгкая тревога.

— Андрей! Это же… Ты не должен был! Это так дорого!

— Должен, перебил он её, беря её руку и застёгивая браслет на её тонком запястье. Это не просто подарок. Это спасибо. И знак того, что теперь я могу не только мечтать о нашем будущем, но и делать для него что-то реальное,

осязаемое.

В её глазах он увидел не просто радость, а гордость. Гордость за него. И в этот момент он понял: финансовая независимость, это не про деньги. Это про

уверенность. Про возможность самому распоряжаться своей жизнью и быть настоящей опорой для тех, кого любишь. И этот навык, умение зарабатывать и грамотно вкладывать в себя, был ничуть не менее важен для его будущего проекта, чем умение писать безупречный код. Это был код его собственной, взрослой жизни.

Тот вечер, когда ему предстояло впервые прийти на ужин к родителям Оли, Андрей ждал с чувством, похожим на ожидание собственного приговора.

Отношения перешли ту невидимую черту, за которой следуют «серьёзные разговоры» и «официальные представления». Он уже видел её родителей мельком, в дверном проёме их просторной квартиры в старинном доме, — Ларису Валентиновну, женщину с пронзительным, оценивающим взглядом сотрудника МИД, и Владимира Алексеевича, учёного, чьё молчаливое,

сосредоточенное присутствие ощущалось как гравитационное поле. Но теперь предстояло пройти через это поле и выжить, не уронив своего достоинства.

«Вдруг я скажу что-то не то? Вдруг моё происхождение, мой скромный дом с видом на заводской забор будут для них как клеймо? Вдруг они увидят во мне просто провинциального выскочку, который метит не в ту лигу?» эти вопросы звенели в его голове навязчивым, неумолчным хором, заглушая голос разума.

Оля, чувствуя его состояние, крепко сжала его руку перед тем, как он нажал на кнопку звонка с гравировкой «Семья Петровых».

— Расслабься, всё будет хорошо. Они уже тебя любят, заочно, потому что видят, как я счастлива, прошептала она, но её слова тонули в оглушительном стуке его собственного сердца. Звонок «дин-дон», который он слышал десятки раз, в этот вечер прозвучал как набат, объявляющий начало самого важного экзамена в его жизни, к которому невозможно подготовиться по учебникам.

Дверь открыла сама Лариса Валентиновна. На ней была строгая, но элегантная домашняя блуза из тонкой шерсти.

— Андрей, проходите, наконец-то в нормальной обстановке пообщаемся, сказала она с вежливой, но не согревающей улыбкой дипломата, отработанной на приёмах в посольствах, пропуская его внутрь.

Андрей, чувствуя, как ноги стали ватными, переступил порог. Ритуал разувания в прихожей, застеленной настоящим персидским ковром «Исфахан», занял

вечность. Войдя в столовую, он увидел, что за большим дубовым столом, на котором стояла старинная супница из мельхиора, уже сидят оба брата Оли, Виталий и Кирилл, а во главе стола — её отец, Владимир Алексеевич. Их взгляды, любопытные, изучающие, слегка ироничные, были направлены на

него. Он молча кивнул, медленно отодвинул тяжёлый стул с резными львами на спинке и опустился на него, чувствуя себя лабораторным образцом под микроскопом.

— Ну, приятного аппетита! провозгласила Лариса Валентиновна, и семья приступила к трапезе. Звон приборов из немецкого посеребрённого сервиза на фоне почтительной тишины казался Андрею невыносимо громким. Он

чувствовал, как под взглядами Олиных братьев, студентов МГИМО и физтеха, у него немеют пальцы.

Когда тарелки с супом опустели, Владимир Алексеевич отложил ложку, сложил руки и устремил на Андрея свой взгляд физика-теоретика, привыкший

вскрывать суть явлений, отбрасывая шелуху.

— Ну что, Андрей, Оля рассказывала, что вы с техническим складом ума, горите программированием. А откуда вы сами-то? Кто ваши родители, если не секрет? его голос был ровным, без эмоций, как при озвучивании доклада на

научном симпозиуме.

Андрей сделал глоток воды из хрустального бокала, чтобы смочить пересохшее горло, и начал рассказывать. О маленьком промышленном городке, о гудящем днем и ночью заводе «Процесс», о матери-продавце, превращавшей скудные продукты по талонам в маленький праздник, и об отце-механике, который был волшебником в замасленном комбинезоне. Он не оправдывался и не приукрашивал, он говорил с искренней, неподдельной гордостью, и эта любовь к своим корням, к своим «простым» родителям была настолько очевидной и сильной, что даже братья Оли перестали ухмыляться и слушали внимательно.

«Значит, ценит свою семью и не стыдится простого происхождения, мысленно констатировал Владимир Алексеевич, слегка кивнув. Хорошо. Основательность. Почва под ногами есть».

Затем разговор плавно перетек к учёбе, к будущей профессии, к тенденциям в IT. И тут Андрей, забыв о дрожи в коленках, произнёс фразу, которая всех удивила:

— Я считаю, что современная инженерия, особенно в IT, это не только о том, чтобы создавать новое, но и о том, чтобы защищать созданное. Как… как дипломатия, только для технологий. Нужно уметь выстраивать системы, которые будут охранять суверенитет информации.

Лариса Валентиновна, до этого молча наблюдавшая, подняла бровь. Владимир Алексеевич смотрел на Андрея с неподдельным интересом.

— Защищать? От чего? спросил учёный.

И в этот момент в Андрее проснулись все его мысли. Он заговорил о своих идеях, о том самом «корпоративном шпионаже», который начинается со школьной парты, о том, как знания и интеллектуальная собственность становятся главным товаром века, а их создатели — мишенями. Он говорил о необходимости создавать «цифровые сейфы», проводя параллели с защитой государственных тайн (искусный кивок в сторону Ларисы Валентиновны) и с ценностью чистого научного исследования, которое можно украсть, не выходя из-за компьютера (убедительный кивок в сторону Владимира Алексеевича).

Дрожь в руках и голосе куда-то исчезла. Его глаза горели. Он не пытался понравиться. Он делился своей страстью, своей болью, своей философией. Он был собой, целеустремлённым, немного одержимым, но абсолютно настоящим.

«Начитан, мысленно отметил Владимир Алексеевич. И не просто начитан. У него есть своя, пусть и сырая, но уже выстроенная система взглядов. Свой внутренний стержень. Это… неожиданно и приятно».

Когда Андрей замолчал, слегка запыхавшись, в столовой повисла пауза. Первым нарушил её Владимир Алексеевич:

— Олюша, достань-ка, пожалуйста, то бордо, что в буфете. Думаю, есть повод.

Эта фраза прозвучала для Андрея как оправдательный приговор. Он рискнул взглянуть на Олю и увидел в её глазах безмерную гордость и облегчение. Он понял: он прошёл. Прошёл не потому, что пытался казаться удобным или подстраивался, а потому что был собой. В этом доме, пахнущем книгами и старой добротной мебелью, его приняли за его ум, его устремления и его честность.

В «ПРОГРЕССЕ» Андрея ценили всё больше. Его не просто повысили, ему доверили курировать небольшой, но перспективный отдел, занимавшийся как раз системами безопасности для станков с ЧПУ. Зарплата выросла настолько, что хватало не только на жизнь, но и на исполнение ещё одной, казавшейся

невероятной, мечты: аренду отдельной квартиры. Не комнаты в общаге, а своего угла, своего пространства, своей территории.

День, когда они с Олей получили ключи от небольшой, но светлой двушки в панельной девятиэтажке на окраине города, был похож на второе рождение. Они вдвоём стояли посреди пустой гостиной, где пахло свежей краской, строительной пылью и ничем не ограниченной свободой.

— Мы как настоящая семья, тихо сказала Оля, обнимая его за талию и глядя в окно на незнакомый, но теперь их двор. Наше собственное гнездо.

— Да, улыбнулся Андрей, чувствуя, как грудь распирает от ответственности и счастья. И я сделаю всё, чтобы наша крепость была самой надёжной. Во всех смыслах.

Их крепость обрастала своими милыми, дорогими сердцу деталями: первым совместно купленным диваном из магазина «Светлана», за которым они

провели столько вечеров, занавесками, которые Оля выбирала почти час, и его личным кабинетом — святая святых. Именно здесь, по ночам, когда город затихал, Андрей возвращался к своей навязчивой идее. Теперь она обретала форму. Он начал делать первые, робкие, но уже системные наброски проекта

«Лотос» — системы, внутри которой можно было бы создавать и испытывать что угодно, не опасаясь утечки или кражи технологий.

— Представь, говорил он Оле, пока они пили вечерний чай «Беседа» на своей, уже родной кухне, виртуальный полигон. Ты проектируешь двигатель, запускаешь его на износ, видишь все слабые места, а чертежи, сама суть изобретения, остаются здесь, с тобой. Никто не сможет их скопировать, пока ты сам не решишь передать. Это будет инструмент, который защитит сам процесс творчества.

— Звучит как научная фантастика из наших учебников, восхищённо качала головой Оля. Но как ты это сделаешь? Технологий таких ещё нет, насколько я знаю.

Андрей вздыхал, глядя на экран своего старенького компьютера с слабым процессором:

— Пока это только теория, каркас. Но я уже начал. Финансово и технически, это чудовищные вложения. Но я не могу остановиться. Я чувствую, что должен это сделать.

Его верной спутницей стал кожаный блокнот, подаренный Олей на день

рождения. Страницы испещрялись формулами, схемами и всё чаще, строками сложного, многослойного кода. Но бумага была ненадёжна, нединамична.

Прорыв случился, когда на очередную премию он принёс домой новый, более производительный компьютер. Это был не просто ящик с процессором — это был ключ к новой вселенной. Программы для трёхмерного моделирования в компьютерной среде и написанные им самим кодом симуляторы позволяли визуализировать то, что раньше было лишь чертежом в воображении.

Сохранение, редактирование, симуляция — мир цифры давал его задумке крылья.

Вдохновлённый прогрессом, он решился на отчаянный шаг, презентовал свой проект руководству «ПРОГРЕССА». Он готовился неделю, делая красивые слайды в программе, просчитывая потенциальную выгоду для компании, оттачивая речь. Кабинет начальства был большим, пахлым дорогим кожаным креслом, кофе и властью. Руководитель, Аркадий Петрович, выслушал его

пятнадцатиминутную пламенную речь, не проронив ни слова. Когда Андрей закончил, в кабинете повисла тяжёлая, давящая пауза.

— Молодец, Андрей, горишь, наконец сказал Аркадий Петрович, отодвигая папку с презентацией, как отодвигают невкусное блюдо. Видно, что дело души. Но мы, производственная компания, научно-исследовательский институт. Мы делаем станки, конкретное оборудование, а не фантастические симуляторы. Это слишком рискованно, слишком… виртуально. Да и зачем? Наши патенты и так защищены, отдел безопасности работает.

Удар был точным и приглушённым, как удар кулаком в вату. Ему не отказали. Его вежливо отложили. «В стол». «На неопределённое время». «Не в приоритете».

— Всему своё время, подожди немного, наберись опыта, успокаивала его Оля, гладя его по взъерошенным от отчаяния волосам. Ты ещё добьёшься своего.

Просто не сейчас.

Андрей кивал, глядя в стену. Он говорил Оле, что всё в порядке, что теперь он полностью погружен в семью, работу и учёбу. Но это была ложь во спасение, ложь из жалости к её переживаниям. Мысли о системе не просто оставались — они грызли его изнутри, как ненасытный паразит, не давая спать по ночам. Он открывал свой компьютер и смотрел на трёхмерные модели, которые казались такими близкими к реализации. Он носил блокнот с собой всегда, как талисман и как напоминание о недосягаемой цели. Отложенная мечта жгла его изнутри тихим, тлеющим огнём нереализованности, обрастая комплексами и горьким осадком предательства самого себя.

Он понимал: одному ему, в рамках этой уютной, но тесной квартиры и консервативного «ПРОГРЕССА», не поднять этот Эверест. Нужны были

союзники, инвесторы, другая, более смелая и гибкая среда. И он дал себе слово: он найдёт их. Обязательно найдёт. Просто сейчас не время. Но эта отсрочка, эта вынужденная пауза, была похожа на тюремный срок, который он отбывал,

улыбаясь своим близким.

Воздух был прохладным и прозрачным, пахло влажной землёй и уходящей

осенью. Они шли, не торопясь, держась за руки, по аллее парка Горького, и их молчание было комфортным, насыщенным невысказанными мыслями. В конце аллеи, в лучах заходящего солнца, стоял бронзовый памятник. Не герою и не поэту, а абстрактной фигуре — человеку, чьё лицо было обращено к небу, а

рука с вытянутым пальцем указывала куда-то ввысь, за облака, словно призывая оторвать взгляд от сиюминутного.

Андрей замер, будто получив удар током. В его глазах отразилось не просто узнавание, а целая буря из прошлого.

— Что-то вспомнилось? тихо спросила Оля, обнимая его за руку.

— Да, его голос прозвучал сипло. В моём городе… был точно такой же.

И стена, отделявшая настоящее от прошлого, рухнула. Перед его внутренним взором замелькали кадры, как в старой киноплёнке: пыльные дворы и азартные крики в «казаки-разбойники»; походы на заброшенный завод, где мир состоял из ржавых тайн и опасностей; лицо матери, усталое, но светящееся, пока она пыталась из скудных продуктов на пустых полках собрать ему праздник; отец, возвращающийся с завода и молча кладущий на стол задержанную зарплату, большую часть которой тут же уносили долги. Он вспомнил, как донашивал чужую, всегда немного не ту одежду, и как самым ценным предметом в доме был кассетный магнитофон «Весна-202», где он вдесятером с соседями слушал запрещённые голоса «Голоса Америки» из-за рубежа, а потом вручную

перематывал кассету карандашом, чтобы заново услышать понравившуюся песню.

И вот он, двенадцатилетний, стоял перед таким же памятником в своём городке и задавал себе тот же вопрос, что и сейчас: «Куда? Куда я иду? И куда это меня приведёт?»

Взрослый Андрей не знал ответа до сих пор. Вопрос так и висел в воздухе, неотвеченный и тревожный.

Оля, увидев его остекленевший взгляд, мягко нарушила тишину:

— А у тебя были бабушка и дедушка? Ты ездил к ним на лето? её вопрос прозвучал так, будто она прочитала его мысли о детстве.

— Да, он улыбнулся, и напряжение в его плечах немного спало. Я как раз об этом думал. Ты всегда угадываешь. Это было… беззаботное время. Казалось, что границ не существует. Можно было мечтать о чём угодно, и всё было по плечу. Мечта казалась такой близкой, стоило только руку протянуть. Оля посмотрела на него с теплотой, в которой была и жалость, и восхищение.

— Вот бы повторить, да? Хотя бы на денёк.

— Несомненно, ответил он, но в его глазах читалась не просто грусть, а та самая, знакомая ей одержимость. Грусть не по ушедшему времени, а по той простоте, когда мир ещё не требовал от тебя невозможного.

Прогулка затянулась и плавно перетекла в ночь. Небо, очистившись от туч, стало чёрным бархатом, усыпанным миллиардами алмазных искр. Звёзды были такими яркими и близкими, что казалось, будто они впервые подарили городу такое зрелище.

— Ты знаешь, прошептала Оля, всё так же глядя вверх, иногда мне кажется, что все эти миллиарды огоньков — это как… архивы. Огромные хранилища данных, где записано всё, что когда-либо было. И если найти к ним правильный ключ… можно осветить весь мир. Ты же меня понимаешь? Андрей посмотрел на неё, и его лицо озарила не улыбка, а скорее вспышка озарения.

— Ты всегда знаешь, как дать мне самую главную пищу для раздумий, сказал он задумчиво. Хранилища данных… Ключ… Он снова посмотрел на звёзды, но теперь его взгляд был не мечтательным, а аналитическим, как у инженера, изучающего чертёж сложнейшего механизма.

В его голове щёлкнуло. Что если его система — это и есть попытка создать такие же «звёзды» здесь, на земле? Не просто сейф, а целую вселенную, хранилище знаний и идей, доступ к которой открывается только по своему, уникальному ключу.

Они ещё долго стояли, запрокинув головы, чувствуя себя песчинками перед лицом вечности, но песчинками, которые осмелились мечтать о том, чтобы приручить если не сами звёзды, то их безмолвный, величественный принцип.

На день рождения Оли Андрей внёс в квартиру длинную, узкую коробку, тщательно упакованную. В его глазах читался не просто подарок, а торжество, он знал, что попал в яблочко.

— Открывай, улыбнулся он, наблюдая, как она с любопытством разрывает скотч.

Когда Оля увидела, что внутри, она замерла. Это был не просто телескоп. Это был портал. Шероховатый картон скрывал строгую красоту оптического прибора — выверенные линии, матовый металл, обещание далёких миров. Это был мощный телескоп — не игрушка, а серьезный инструмент для начинающего астронома.

— Андрей… — она выдохнула, и в её голосе дрожали самые искренние эмоции за последнее время. Столько людей знало о её любви к звёздам, но лишь он один догадался подарить не безделушку с рисунком созвездий, а настоящий инструмент для познания. Он понимал её не как романтичную дурочку, а как союзницу по разуму.

С этого вечера их ночные вылазки на крышу стали ритуалом. Они тайком пробирались туда, под самое звёздное одеяло города, где огни мегаполиса теряли свою власть. Оля с восторгом наводила объектив на туманность

Андромеды и кратеры Луны, а Андрей любовался не только космосом, но и ею

— её сосредоточенным лицом, её тихими возгласами открытий. В эти минуты он чувствовал, как границы между ними стираются, их два ума сливаются в одном восхищении перед величием вселенной.

Как-то раз, сидя в обнимку на прохладном бетоне, Оля произнесла, не отрывая взгляда от окуляра:

— Ты в курсе, что в центре каждой галактики есть чёрная дыра? Без неё всё бы просто разлетелось. Она — гравитационный якорь.

Андрей, который уже давно видел в звёздах не только романтику, но и

гигантскую логическую схему, замер. Её слова упали на подготовленную почву.

— Читал об этом, произнёс он тихо, почти шёпотом. И тут же добавил: Ты меня натолкнула на мысль.

— Какую? Оля оторвалась от телескопа.

— Нам говорят, что чёрные дыры поглощают свет, верно?

— Да, это аксиома.

— А что, если это не так?

Оля удивлённо посмотрела на него, пытаясь разглядеть его лицо в темноте:

— Что ты имеешь в виду? Это же фундаментальная физика.

— Возьмём, к примеру, древние тексты, голос Андрея приобрёл лекторские, гипнотические нотки. — Во многих говорится, что в начале была тьма, и из неё родился свет. Если все чёрные дыры в центре галактик только поглощают свет, то как тогда каждая галактика с каждой секундой расширяется? Откуда энергия для этого вечного движения?

Оля задумалась, его парадокс засел в сознании, как заноза.

— А что, если, продолжил он, и в его голосе зазвучала та самая одержимость, что двигала его работой над системой, — только в нашей локальной системе из-за её уникальной гравитации есть такое понятие, как время? А за её пределами

времени нет? И то, что мы видим как поглощение света, на самом деле является его рождением, а мы сейчас всё видим в обратной перемотке?

Он сделал паузу, давая ей впитать.

— Представь: мы сейчас запишем то, что происходит на горизонте событий, а смотреть потом будем на обратной перемотке. Тогда будет видно, что тьма, эта самая сингулярность, не поглощает, а рождает свет! С учётом этого можно объяснить и расширение Вселенной — она не разлетается от взрыва, а…

распаковывается! А небольшие чёрные дыры… они делают галактики спиралевидными, закручивая пространство-время, как водоворот!

На лице Оли повисло оцепенение. Она смотрела на него не как на возлюбленного, а как на пророка, увидевшего скрытую матрицу мироздания. Она физик, она знала догмы, но его идея была столь безумно красивой, что на мгновение заставила усомниться в них.

Андрей, увидев её реакцию, мягко улыбнулся:

— Это только моё представление. Но вдруг если это и вправду так? А что, если об этом уже известно, и нам не говорят? Что, если нас держат внутри системы, а сами наблюдают за нами извне, из-за её пределов?

Он посмотрел на звёзды, но видел уже не их, а структуру своей будущей системы.

— Что, если можно создать не просто хранилище, а целую реальность, которая существует по своим законам? Где можно отмотать процесс создания и

испытания чего угодно назад, как я сейчас представил с чёрной дырой? И где доступ извне строго ограничен, ты либо внутри системы, либо снаружи.

Так и родилось в нём окончательное, кристально чистое понятие: «Система вне сети». Не просто защищённый сервер, а автономная вселенная. Его чёрная дыра, которая не поглощает, а рождает миры.

Тот день был выточен из хрусталя и страха. Небо — бездонное, синее,

пугающее. Андрей стоял на краю люка самолёта Ан-2, и ветер рвал со скул всё, кроме решимости. Он пережил не одну ночь бессонницы, репетируя речь перед зеркалом, и куда более страшное испытание, разговор с Владимиром

Алексеевичем. Учёный выслушал его, глядя поверх очков, и спросил всего одно: «Вы готовы быть её скалой, а не якорем?». «Готов», выдохнул Андрей. И получил короткое, скупое кивание, которое значило больше любой речи.

Оля прыгнула первой. Её инструктор был опытным, и они плавно ушли вниз, оставляя за собой белый шлейф. Сердце Андрея колотилось так, будто хотело вырваться и последовать за ней. Потом прыгнул он. Несколько секунд свободного падения, когда мир превратился в ветер, грохот и ослепительную синеву, прочистили ему голову от всех сомнений. Осталась только одна, ясная мысль: «Да».

Он приземлился почти рядом с огромным белым шатром, который они установили заранее. Из него уже доносился смех и взволнованные голоса. Андрей, с трудом отстегнув подвесную систему, увидел, как к нему бежит Оля, её лицо сияло от адреналина и восторга.

— Это было невероятно! кричала она. Я летела!

И тут он, не дав ей опомниться, опустился на одно колено. В ладони у него

лежало простое, но изящное кольцо из белого золота с небольшим бриллиантом, на него ушла добрая половина его сбережений, и он ни секунды не сомневался, что это лучшая инвестиция в его жизни.

— Оля… его голос дрожал, но не от страха, а от переполнявших его чувств. Ты выйдешь за меня?

У Оли перехватило дыхание. Глаза её наполнились слезами, смешавшимися с остатками ветра на ресницах. Она смотрела то на него, то на кольцо, не в силах вымолвить слово, и лишь кивала, снова и снова, пока наконец не выдохнула:

— Конечно… конечно, мой дорогой, конечно!

Под шатром их уже ждали родители — и его, приехавшие из своего городка, и её. Объятия, слёзы, гордые взгляды отцов. За накрытым столом, поднимая бокалы, они объявили о своём решении. В воздухе витало столько любви и

надежды, что казалось, они вот-вот станут осязаемыми.

Шёл 2006 год. Институт был позади, в кармане лежал красный диплом, открывавший, казалось бы, любые двери. Но Андрей смотрел на них с новой ответственностью. «ПРОГРЕСС» был безопасной гаванью, но в ней он не мог

построить свой корабль — систему «Лотос». Мысль о ней, уснувшая на время диплома и свадьбы, снова проснулась, теперь требуя реализации с удвоенной силой. Он начал тайком рассылать резюме, ища место, где оценят его главный проект.

А потом случилось чудо, которое на время смешало все карты. Однажды вечером, сидя за кружкой чая, Оля положила руку на его и произнесла с загадочной улыбкой:

— Дорогой, что ты скажешь, если через несколько месяцев нас станет трое?

Сердце Андрея застучало с такой силой, что он подумал, оно выпрыгнет и убежит. Тишина в уютной кухне стала оглушительной. Он видел, как губы Оли шевелятся, но не мог разобрать слов, пока его сознание пыталось перезагрузиться.

— Ну как ты на это смотришь? добавила она, и в её глазах плескалось море нежности и тревоги.

— Я… я очень этого хочу, наконец выдохнул он, и его голос прозвучал хрипло от нахлынувших чувств. А кто у нас будет? спросил он, чувствуя себя самым

счастливым и самым испуганным человеком на земле. — Ещё рано об этом знать, но вскоре будет ясно.

Следующие девять месяцев были временем, которое навсегда изменило Андрея. Он прошёл через шторм её перепадов настроения, загадочные пищевые капризы, от которых он в ступоре мог ночью объезжать все круглосуточные магазины, и просмотры мелодрам, от которых и у него самого наворачивались слёзы. Он вживался в роль отца, ещё не видя ребёнка.

Роды прошли успешно. Всё это время Андрей, как загнанный зверь, метался под окнами родильного дома, куря одну сигарету за другой, хотя бросил ещё в институте. Он не молился, но в его голове крутилась одна и та же мысль- мантра: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо…»

И вот Оля, бледная, уставшая, но прекрасная, выглянула в окно палаты и крикнула ему:

— Дорогой! У нас родилась дочь!

Счастью и радости не было предела. Он мог наконец выдохнуть. Передав в палату пакет с пелёнками и едой, он помчался к родителям Оли, чтобы сообщить им новость, чувствуя себя гонцом, приносящим самую радостную весть на свете.

Выписка из роддома прошла как самый тёплый и душевный праздник. Дома был накрыт стол, и когда все расселись, молодые родители объявили, что дочь назвали Аней — в честь бабушки Андрея. В его глазах стояли слёзы. Жизнь, которую он строил, обрела новый, самый главный смысл.

Семейная жизнь побежала своим чередом — бессонные ночи, пелёнки, смеси

«Малютка» и бесконечная стирка. Но это был счастливый хаос. Переход в другую компанию пришлось отложить. Теперь Андрей как никогда нуждался в стабильности. Он с головой ушёл в работу в «ПРОГРЕССЕ», где его ценили и платили хорошо. Повышение в должности принесло дополнительный доход, и они смогли осуществить ещё одну мечту, взять в ипотеку загородный дом.

Рабочая рутина поглощала его, но выходные целиком принадлежали семье. Он с упоением занимался благоустройством дома, чувствуя себя продолжателем дела своего отца. Для маленькой Ани он создал волшебный мир — комнату, полную игрушек, с кукольным домиком и стеной для рисования. Он давал ей всё, о чём сам мечтал в детстве, но, помня заветы своих родителей, старался не избаловать её, воспитывая в ней и трудолюбие, и доброту.

И глядя на то, как его дочь беззаботно рисует на стене, он ловил себя на мысли: именно ради этого чувства безопасности, ради возможности спокойно мечтать и творить, и должна существовать его система. Чтобы защитить этот хрупкий мир для неё.

Жизнь обрела предсказуемый, почти идиллический ритм. Работа, дом, семья. Выезды на дачу по выходным. Андрей даже начал привыкать к мысли, что его великая идея так и останется красивым, но несбыточным проектом юности — этакой «Андрюшиной башней», как в шутку называла её Оля.

Всё изменил старый «Жигулёнок» «шестерка», их первая семейная машина. В один не самый прекрасный день он заглох намертво посреди загородной трассы.

Олю и Аню Андрей отправил на попутной, а сам остался, вооружившись набором инструментов, который когда-то собрал для него отец.

Он полез под капот, и мир сузился до запаха бензина, машинного масла и металла. Он искал неисправность методом отца — последовательно, терпеливо, отсекая лишнее. И вот, когда он очистил контакты трамблёра и мотор с рычанием ожил, его накрыло.

Это было не просто воспоминание. Это было физическое ощущение. Прямо здесь, на обочине, пахло точно так же, как в том самом гараже его детства. Он

снова был тем мальчишкой, с восторгом наблюдающим, как руки отца вдыхают жизнь в мёртвые механизмы. И он услышал его голос, такой же чёткий, как

тогда: «Если что-то сломалось, это не конец. Иногда нужно просто найти правильный подход… Дай мне правильный инструмент, и я переверну хоть весь мир».

«Правильный инструмент…»

Словно молния ударила где-то в подсознании. Он нашёл его! Он годами его создавал! Его система — это и есть тот самый «правильный инструмент», чтобы

«перевернуть мир»! Как он мог забыть? Как он мог это отложить?

Адреналин ударил в виски. Он почти не помнил, как доехал до дома.

Ворвавшись в свой кабинет, он, сметая всё на своём пути, принялся искать. Старый блокнот с потрёпанной обложкой нашёлся на дальней полке, под стопкой архивных бумаг. Он прижал его к груди, как путешественник,

нашедший карту сокровищ после долгих лет блужданий.

Затем он нашел и подключил старенький системный блок, который они с Олей когда-то называли «наш первенец». Мозг лихорадочно перебирал пароли. И вот… он вошёл. Папка с названием «СИСТЕМА». Внутри — сотни файлов, чертежи, строки кода.

— Где же они! А вот. его пальцы дрожали, когда он открыл главный файл проекта. На экране загрузились знакомые схемы, трёхмерные модели ядра

системы. Сколько же времени прошло… Пять лет? он сглотнул ком в горле. Это была не просто папка на компьютере. Это была законсервированная часть его души.

— Вот теперь, прошептал он еле слышно, глядя на мерцающий монитор, теперь я знаю точно. Теперь я воплощу тебя в жизнь.

— Что воплотить, пап? раздался сзади тоненький голосок.

Андрей обернулся. В дверях стояла Аня, держа в руках своего плюшевого зайку. Он поднял дочь на руки и крепко прижал.

— Мы с тобой, звёздочка, будем делать кое-что грандиозное. Теперь-то я точно знаю, что мне надо делать.

Он поставил её на пол, и, не в силах сдержать кипевшую в нём энергию, ворвался в гостиную, где Оля читала книгу.

— Время пришло сменить работу! выпалил он, запыхавшись. Оля опустила книгу, смотря на него с непониманием.

— Что? Зачем? У тебя же отличная должность и зарплата. Такую мало где найдёшь. Теперь я знаю, что мне надо сделать! Я слишком долго это

откладывал. Слишком!

— Ты опять о своей системе? спросила она, и в её глазах мелькнула не тревога, а та самая, знакомая ему искорка интереса.

— Да! Да! Да! повторял он, не в силах остановиться. Она самая! И я очень нуждаюсь в твоей поддержке. Без тебя я не справлюсь.

Оля отложила книгу, подошла к нему и обняла, прижавшись головой к его груди. Я с тобой, сказала она просто. — Всегда с тобой.

И в этот раз её слова значили не просто «я не против». Они значили «я верю в тебя». Этой веры ему сейчас хватило бы, чтобы сдвинуть с места любую гору.

Взгляд его уже был устремлён в одну точку — на IT-компанию «Прометей». Он следил за ней всё это время. Новейшие технологии, дух авантюризма, готовность к риску. Да и сам он не терял времени даром — все эти пять лет он по ночам штудировал литературу по программированию, а их с Олей

традиционные просмотры фантастических фильмов вроде «Матрицы» рождали не просто идеи, а готовые технические решения. Всё было готово. Оставалось только прыгнуть.

Решение, созревшее в нём, вырвалось наружу с силой прорвавшей плотины. На следующее же утро, едва проводив Олю с Аней, Андрей ринулся в гостиную.

Он был похож на охотника, вышедшего на тропу после долгого затишья. Его взгляд выхватывал из привычного беспорядка на полках одну цель — стопку старых газет «Из рук в руки».

— Было же! В какой-то из них я видел! бормотал он себе под нос, лихорадочно перебирая пожелтевшие страницы. Пальцы оставляли на бумаге следы от нервного пота. Номер телефона… вакансия… «Прометей»…

— Что ты ищешь? раздался спокойный голос Оли. Она стояла в дверях, наблюдая за его метаниями с улыбкой.

— Газету! Там было объявление о вакансии, оно как раз подходит для разработки моей системы!

— Кто подходит? Вакансия?

— Нет, фирма! «Прометей»! У них самые современные технологии, там-то я смогу развернуться!

— Посмотри на кухонном столе, подсказала Оля. Я брала вчера газету, чтобы подстелить под овощи.

Андрей вихрем влетел на кухню. Под связкой лука и помидоров он увидел вожделенную газету. Он выдернул её так, что овощи покатились по столу.

— Да, это она! Страница с объявлениями была испещрена пометками, которые он делал когда-то в раздумьях. Его взгляд судорожно выхватил заветный текст:

«Компания „Прометей“ ищет талантливых разработчиков для работы над инновационными проектами в области безопасности данных».

Не думая ни о чём, он побежал к телефону.

— Андрей, сегодня же выходной! крикнула ему вслед Оля.

— А вдруг они работают? уже набирая номер, откликнулся он.

Прозвучал первый гудок. Второй. Андрей сжал трубку так, что костяшки побелели. «Брось, трубку, никто не возьмёт…»

— Алло, компания «Прометей», Мария, слушаю вас, в трубке прозвучал молодой, бодрый женский голос.

Андрей на секунду опешил, что кто-то на самом деле ответил.

— А-алло, здравствуйте! Меня зовут Андрей, он заставил себя говорить медленнее. Я увидел вашу вакансию в газете, скажите, есть ещё места на должность разработчика систем безопасности?

— Да, Андрей, мы всё ещё в поиске кандидата, ответила Мария. Можете рассказать, что умеете?

И тут его накрыло. Осознание, что за плечами нет никакого официального опыта в разработке, обрушилось на него лавиной. Он был как сапёр без схемы, полагающийся только на интуицию.

— Видите ли… он заколебался. Я очень много изучал программирование

самостоятельно. Практики как таковой у меня не было, но я целеустремлён и хорошо обучаем. Если у вас имеются материалы для изучения, то я их быстро усвою!

Он почувствовал, как по его спине пробежал холодный пот. Звучало это ужасно наивно.

— Что можете рассказать о вашем опыте работы? спросила Мария, и в её голосе не было ни раздражения, ни насмешки, лишь деловой интерес.

— Опыт мой… он проходит ещё с учёбы в институте, нашёлся Андрей.

— Проходит? Вы всё ещё работаете? уловила нюанс секретарша.

— Да, в компании «ПРОГРЕСС». Знаете такую?

— Знаем! в голосе Марии впервые прозвучали живые эмоции. Хорошая, солидная компания. А почему хотите уйти к нам?

И тут Андрея будто подменили. Внутренний трепет куда-то испарился, уступив место той самой стальной уверенности, что вела его все эти годы.

— Потому что меня всегда манила безопасность данных. Я со школьных времён хочу создать систему, которая сможет их защитить. Я чувствую, что это моё призвание.

Он сказал это так чётко и убеждённо, словно повторял клятву.

— Хорошо, последовал ответ после короткой паузы. Сможете подъехать к нам для собеседования? — Мария продиктовала адрес, и на фоне Андрей услышал лёгкий стук клавиш. Тогда ждём вас в понедельник к 10:00.

— Конечно смогу! едва не выкрикнул Андрей в трубку.

На другом конце линии повисли долгие гудки. Он не сразу смог опустить руку с трубкой. Получилось. Он всего лишь договорился о встрече, но это ощущалось как первая, самая трудная победа.

Андрей, сияющий, вбежал обратно на кухню, где Оля с Аней как раз собирали рассыпанные по столу овощи.

— Ура! Меня рассмотрят! громко крикнул он.

— Пап, что рассмотрят? переспросила Аня, хмурясь.

— Дочка, меня рассмотрят на работу в отличную фирму!

— Но у тебя же есть работа? не унималась девочка.

— Да, есть, но эта… эта та самая работа, к чему я шёл всё это время. Понимаешь? Та самая!

Оля смотрела на него, и в её глазах читалась та же гордость, что и в день его предложения. Она понимала. Она видела, как в нём снова зажёгся тот самый огонь.

Остаток дня Андрей провёл не за планированием отпуска или ремонтом. Он судорожно листал свой старый блокнот, внося информацию в компьютер, в ту самую папку «SYSTEM». Теперь оставалось самое сложное — научиться не просто описывать идеи, а прописывать те самые коды, которые сделают их

реальностью и навсегда запрут его знания от чужих глаз. Путь только начинался.

Утро понедельника встретило Андрея колотящимся сердцем и ощущением, будто он идет на экзамен, от которого зависит вся его жизнь. Он отпросился в

«ПРОГРЕССЕ» под предлогом визита к врачу, чувствуя горьковатый привкус обмана, но заглушая его мыслью о высшей цели.

Здание «Прометея» было новым, стеклянным и молчаливым. Воздух в нём был фильтрованным и прохладным, а тишину нарушал лишь тихий гул серверов, доносившийся откуда-то из глубин. В стерильной приёмной его уже ждала

Мария

— та самая девушка с телефонным голосом, оказавшаяся живым человеком с добрыми, но внимательными глазами.

— Доброе утро! произнёс Андрей, пытаясь скрыть лёгкую дрожь в голосе.

— Доброе утро! улыбнулась она в ответ. Вы Андрей? Проходите в кабинет.

Он последовал за ней по коридору, устланному мягким ковром, который поглощал шаги. На двери из тёмного дерева висела лаконичная табличка:

«Геннадий Владимирович. Директор по развитию». Андрей сглотнул. Он ожидал увидеть менеджера по персоналу, а не самого директора.

Собеседование началось не с вопросов о его навыках, а с одного, заданного

Геннадием Владимировичем, человеком с пронзительным взглядом и сединой на висках:

— Андрей, ваше резюме… нестандартное. Вы успешны в «ПРОГРЕССЕ». Что заставляет вас искать что-то новое?

Это был момент истины. Андрей понимал, что стандартные ответы о

«карьерном росте» здесь не сработают. Он сделал глубокий вдох и посмотрел директору прямо в глаза.

— Потому что я почти десять лет иду к одной цели. Я хочу создать систему, которая изменит подход к созданию и защите интеллектуальной собственности. В «ПРОГРЕССЕ» я строю станки. А я хочу построить… цех, где эти станки будут рождаться, испытываться и храниться в абсолютной безопасности.

Далее он продолжил. Говорил о «корпоративном шпионаже», который

начинается со школьной парты. О своей философии «цифрового сейфа». Он не сыпал терминами, заученными из книг, а говорил языком человека, который продумал каждую деталь. Он рисовал словами картину будущего, где компания, владеющая такой системой, станет законодателем стандартов для целых

отраслей.

Геннадий Владимирович слушал, не перебивая, лишь изредка поглядывая на распечатку его резюме. Когда Андрей закончил, в кабинете повисла пауза, показавшаяся ему вечностью.

— Вы понимаете, что ваши познания носят во многом теоретический характер? наконец спросил директор.

— Да, честно признал Андрей. Но я научился всему, что умею, сам. Дайте мне доступ к технологиям и правильным задачам, и я докажу это на практике. Я не ищу лёгких путей. Я ищу возможности сделать то, во что верю.

Его не просили рассказать о слабых сторонах или назвать желаемую зарплату. Разговор шёл о масштабах, о будущем, о рисках. Андрей вышел из кабинета с

мокрой спиной и ощущением, что либо он произвёл впечатление сумасшедшего гения, либо… либо его наконец-то услышали.

Мария проводила его до выхода всё с той же доброжелательной улыбкой.

— Вам перезвонят, сказала она, и это звучало не как формальность, а как обнадёживающий намёк.

Через два дня ему позвонили. Его приняли. На должность «ведущего специалиста по перспективным разработкам» с испытательным сроком. И дали две недели, чтобы уволиться с прежней работы.

В «ПРОГРЕССЕ» новость встретили с недоумением и попытками удержать. Ему предлагали повышение зарплаты, новую должность, перспективы. Но Андрей был непреклонен. Он чувствовал себя как путешественник, который

долго шёл по удобной, накатанной дороге, зная, что где-то рядом есть другая — та, по которой он мечтал пройти. И вот он наконец свернул на неё. И даже если она была заросшей и неизведанной, он знал, это его путь. Делаешь первый шаг, и уже не имеет значения, куда она тебя приведёт, потому что она всегда тебя

ждала.

Первые недели в «Прометее» были похожи на погружение в другой мир. Воздух здесь был заряжен не пылью и машинным маслом, как в «ПРОГРЕССЕ», а тихим гулом мощных серверов и почти осязаемой аурой инноваций. Андрей пил эту атмосферу большими глотками. Ему выдали доступ к системам, о которых он раньше только читал, и он схватывал всё на лету, как губка. Его мозг, годами томившийся в рамках привычных задач, наконец-то получил долгожданную пищу.

Коллеги, сначала смотревшие на «новенького из «ПРОГРЕССА» со скепсисом, вскоре стали замечать его нестандартные подходы к решению проблем. К нему всё чаще обращались за советом, и он, наконец, почувствовал, что его ценят не за исполнительность, а за идеи. Эта уверенность давала ему силы по вечерам, дома, с новой энергией погружаться в доработку своей системы. Теперь у него были не только теоретические знания, но и доступ к передовым инструментам. Чертежи в его блокноте начали обрастать реальным кодом.

Но рай длился недолго.

Однажды, засидевшись допоздна, он застал в лаборатории коллегу Артёма, одного из старших разработчиков. Тот, увлечённый работой, даже не услышал, как вошёл Андрей. На мониторе Артёма был открыт проект — и не какой- нибудь, а тот самый модуль системы безопасности, над оптимизацией которого Андрей бился последние две недели. Он видел свои, уникальные, наработки, свои комментарии в коде.

— Что ты делаешь? голос Андрея прозвучал резко и громко, нарушая ночную тишину.

Артём вздрогнул и резко развернулся на стуле. На его лице мелькнула паника, быстро сменённая натянутой невинностью.

— Андрей! Ты чего тут? Я… просто смотрю твой код. Очень любопытные решения. Хотел почерпнуть идей для своего проекта.

— Без спроса? Без моего ведома? Андрей подошёл ближе, чувствуя, как по телу разливается знакомая, старая ярость. Та самая, что он испытывал к Вите в школе и к Сергею в универе.

— Ну… ты же не против, правда? Артём попытался улыбнуться, но получилось жалко. Мы же одна команда. Обмен опытом и всё такое.

— Против. Очень против, отчеканил Андрей, и его тихий, холодный голос прозвучал страшнее любого крика. Это не «обмен опытом». Это воровство. Ты даже не пытался разобраться в логике, ты просто копируешь куски.

Артём опустил глаза. Инцидент был исчерпан, но осадок остался. Горечь была даже острее, чем раньше. Потому что теперь это был не однокурсник-лентяй, а коллега, профессионал. И потому что украдена была не готовая задача, а его мысль, его творчество.

Этот случай заставил его пересмотреть все планы. Он наивно полагал, что,

представив готовый проект дирекции, сможет спокойно работать над ним здесь же, под защитой компании. Но «Прометей», оказался тем же миром, просто в другой упаковке. «Корпоративный шпионаж» — это не абстрактное понятие из книг. Это вот этот самый коллега, тайком копирующий твой код.

Мысль, пришедшая ему в ту ночь, была единственно возможной: систему нужно разрабатывать и испытывать в абсолютно изолированном месте. Вне сети компании. Вне любого доверия.

И тут он вспомнил про подвал их загородного дома. Пространство, которое они с отцом когда-то планировали переоборудовать под мастерскую. Теперь у него был новый план для этой мастерской.

Дело оставалось за малым — найти способ представить проект генеральному директору так, чтобы получить под него финансирование и… свободу действий. Ему нужна была не просто поддержка, а автономия. Его собственная, неприступная крепость. И он теперь точно знал, где заложит её первый камень.

Путь на верхний, «кремлёвский» этаж «Прометея» напоминал восхождение на эшафот. Лифт поднимался с тихим, почти зловещим гулом. Андрей вытер

ладонью влажный лоб, чувствуя, как предательская дрожь бежит по ногам. Он повторял про себя, как мантру: «Это не защита диплома. Это начало новой эры».

Стук в массивную дверь кабинета генерального прозвучал оглушительно громко в звенящей тишине коридора.

— Войдите! раздался из-за двери властный голос.

Геннадий Владимирович, генеральный директор, сидел за столешницей из чёрного дерева. Его лицо, обычно невозмутимое, выражало лёгкое недоумение.

Вид уставшего Андрея с горящими глазами явно не вписывался в его расписание.

— Кто это и чем могу помочь? спросил он, откладывая папку.

— Андрей, из отдела перспективных разработок, вы недавно приняли меня на работу, помните мы с вами разговаривали? У меня к вам есть предложение.

Смелое.

— Хорошо, директор откинулся в кресле, сложив руки на груди. И какое же?

Андрей почувствовал, что к этому моменту он шёл всю жизнь. Не было заранее заученных слайдов. Была страсть, копившаяся годами. Он говорил о проекте

«Лотос» не как о программном продукте, а как о новом измерении для

творчества и инженерии. Он проводил параллели от школьных списываний до промышленного шпионажа, выстраивая железную логику необходимости своей системы. Его речь была потоком, но каждое слово было выверено и подкреплено его личной болью и его опытом.

— Стоп, резким жестом остановил его Геннадий Владимирович. В его глазах читался уже не скепсис, а азарт. — Сейчас я приглашу сюда совет. Ты уж соизволь повторить вышесказанное для них.

Андрей внутренне сжался. «Хотят посмеяться? Устроить показательную порку выскочке?»

— Пока налей себе кофе. Или чего покрепче, с лёгкой ухмылкой произнёс генеральный, подходя к мини-бару.

— Можно… кофе? растерянно буркнул Андрей, чувствуя себя школьником.

— Это твой выбор. А я предпочту другое, директор налил в бокал немного коньяку. Будет жарко.

Совет директоров собрался с пугающей скоростью. Те, кто не смог приехать, возникли на большом плазменном экране. Андрей понял — они были на связи постоянно, готовые в любой момент подключиться к чему-то важному. «Две чашки кофе и разговор по душам с боссом», мелькнуло в его голове. Иллюзия рухнула. Он был в логове серьёзных игроков.

И он повторил. Но на этот раз его презентация обрела новую, неожиданную

даже для него самого глубину. Глядя на лица этих людей, он вдруг осознал весь истинный масштаб своего детища.

— …это не просто виртуальная реальность с эффектом погружения, говорил он, и его голос звенел от внутреннего озарения. Это присутствие. Вы будете

чувствовать тепло плазмы в испытательной камере и холод ветра на строящемся небоскрёбе. Вы сможете прописать коды на создание целого острова и пройтись по его пляжу, прежде чем заложить первый камень в реальности. Мы сможем

тестировать лекарства, архитектуру, логистику целых городов… — он сделал паузу, и следующая фраза вырвалась сама собой, …и даже новый вид оружия. Увидев его эффект, не переживая, что данные утекут к конкурентам.

Произнеся слово «оружие», он внутренне содрогнулся. «Зачем? Я же создаю это для созидания!» Но сказанного не воротишь.

«…Но самая главная, фундаментальная особенность «Лотоса» — его архитектура. Это несетевая система в чистом виде. Представьте остров, который не просто окружён океаном, а находится в другом измерении. Никаких кабелей, подключений к интернету или корпоративной сети. Ноль внешних портов.

Данные вносятся и выводятся только одним способом — через физический, одноразовый носитель с квантовым шифрованием в специальной комнате- шлюзе. Попасть внутрь можно только физически находясь в кресле и будучи подключенным к аппаратуре. Утечка данных, кибератака, удалённый доступ — всё это технически невозможно. Это цифровая крепость, у которой нет дверей.

Вы либо внутри, либо снаружи. Это и есть главный принцип — «Система вне сети». Внутри неё можно создавать целые миры, испытывать оружие или хранить чертежи века, и быть на 100% уверенным, что они останутся там.»

И тут его осенила самая рискованная и гениальная идея.

— Представьте идею человека, его голос стал почти шёпотом, заставляя всех присутствующих невольно прислушаться. Идею, записанную на клочке бумаги, способную изменить мир, но у её автора нет ни миллиарда, ни команды. Мы

сможем подключить его и перенести его сознание в систему. Там, за считанные часы по внешнему времени, он сможет воплотить свою мечту, доработать, испытать и выйти уже с готовым продуктом.

Один из членов совета, сухой мужчина с лицом бухгалтера, наклонился к микрофону:

— Всё это возможно. Но как воздействовать на мозг? Как перенести сознание? И тут Андрея поразила мысль, которую он произнёс после небольшой,

театральной паузы.

— Препарат. Воздействующий на фазу быстрого сна. Погружающий в сон, но оставляющий сознание ясным. Но кто может нам его дать?

Озвучив это, Андрей замолк, понимая, что пересёк очередную Рубикон.

В кабинете повисла тишина, которую разрешил тот самый сухой голос из динамика:

— Если ты и вправду сможешь сделать сказанное тобой… то о деньгах и разработке препарата не волнуйся. Это уже будет наша ответственность.

Андрей выдохнул с облегчением, смешанным с леденящим душу

предчувствием. Его попросили выйти. Ему даже и представить было страшно, что его ждёт за дверью — забвение или бессмертие.

После оглушительного успеха презентации началась фаза, которую Андрей в шутку называл «великим строительством». Длинные согласования с юристами и финансистами компании сменились реальными действиями. Для проекта было приобретено отдельно стоящее помещение на окраине города, недалеко от загородного дома Андрея. Это было идеально: близко к семье и в то же время

вдали от лишних глаз.

Само здание, одноэтажный бетонный бункер, скрытый за высоким забором с колючей проволокой и датчиками движения, решили назвать кодовым словом

«Лотос» как Андрей назвал свой проект. «Как цветок, который рождается в грязи и тянется к свету, но его корни и основание скрыты от всех», так поэтично объяснил свой выбор Андрей на одном из первых совещаний.

Прошло два года. Два года безумного напряжения, бессонных ночей,

бесконечных инженерных решений и сражений с законами физики. Как и было обещано, совет предоставил ресурсы. Группа биохимиков, не знавшая конечной цели своих изысканий, разработала препарат. 0.2 миллилитра прозрачной жидкости позволяли погрузить человека в контролируемый сон на один внешний час. Внутри же системы за это время проходило 27 часов. Это был

краеугольный камень всего проекта. Теперь можно было проводить сложнейшие работы, симуляции и испытания, не тратя на это дни и недели в реальном мире, не уставая и не теряя концентрации.

Архитектура «Лотоса» была выстроена вокруг принципа полной автономности.

Сам «Лотос» снаружи напоминал неприметный склад. Но внутри он был разделен на девять тщательно продуманных зон. Прихожая-ресепшен была

огромной, рассчитанной на приём будущих клиентов — крупных корпораций. Рядом располагалась кухня-столовая, комната для персонала, трансформаторная и собственная котельная — система потребляла гигантские объемы энергии.

Далее шли санузлы, комната психологической разгрузки и просторная переговорная с дубовым столом, камином и наградами компании «Прометей» на полках. Всё это было лишь фасадом, ширмой.

Истинное сердце «Лотоса» билось в подвале. Спуск туда осуществлялся по винтовой железной лестнице, стилизованной под старину, со светильниками в виде факелов, создававшими ощущение спуска в древнее святилище. Внизу открывался длинный, пустынный коридор, ведущий к святая святых.

По левую сторону находилась серверная. Она была огромной и холодной. Десятки черных стоек, в которых мириады процессоров и плат памяти

генерировали ту самую виртуальную вселенную. Монотонный гул вентиляторов был саундтреком этого цифрового мира.

Напротив, по правую сторону коридора, располагалась комната управления —

«мозг Лотоса», как называл её Андрей. Здесь на мониторах выводились все жизненные показатели подключенных операторов, статус системы и её ядра.

И, наконец, цель коридора — комната погружения. Она была обшита звукопоглощающими панелями и напоминала одновременно спа-салон и кабину звездолёта. По кругу стояло 12 кресел-капсул, похожих на кресла пилотов Формулы-1. Рядом с каждым — столик с аппаратурой для ввода препарата и датчиками, отслеживающими малейшие вибрации организма. Здесь происходило главное таинство — переход человека в цифровое измерение.

Андрей обходил комнату погружения, проверяя контакты и показания датчиков. Его пальцы скользили по прохладному пластику кресел с нежностью, с какой отец касается спящего ребёнка.

— Ну вот и всё, — тихо произнёс он, останавливаясь в центре комнаты. Его

голос был глухим в звукоизолированном пространстве. — Работа моей жизни… готова.

Он стоял в эпицентре своего творения, и тишина здесь была иного качества — густой, звенящей, насыщенной низкочастотным гулом «мозга» из-за стены, похожим на дыхание спящего гиганта. Воздух пах озоном от серверов и стерильной чистотой. Он чувствовал не только гордость, но и тяжесть, сравнимую с гравитацией целой планеты. Он создал не просто инструмент. Он создал дверь в другой мир, вырезал окно в иное измерение. И теперь ему, архитектору этой реальности, предстояло решить, кто и как сможет через эту дверь пройти, и не станет ли она вратами для чего-то, что он уже не сможет контролировать. Спокойная душа ему лишь снилась. С этим свинцовым грузом сомнений и триумфа он и пошёл домой, к Оле.

Он шёл не как триумфатор, вершащий свой путь, а как человек, несущий на плечах невидимый, но невероятно тяжёлый груз. Два года жизни сжались в один бесконечный, изматывающий спринт. Он почти забыл вкус нормального сна, подменяя его литрами чёрного кофе и короткими периодами забытья на кожаном кресле в комнате управления, под монотонный гул системы. Но теперь

«Лотос» был жив. Он дышал ровным гулом серверов, его пульс отстукивали мигающие лампочки контрольных панелей, и он был готов принять своего создателя, требуя новой жертвы времени и разума.

Андрей вошёл в дом не через парадную дверь, а через террасу, сбив с ног дубовую мётку для обуви. Его лицо было землистым от бессонных ночей, но глаза горели лихорадочным, нездоровым блеском.

— Она готова! Она работает! выдохнул он, едва переступив порог залитой тёплым светом гостиной, где Оля читала Ане на ночь «Волшебника Изумрудного города».

Оля вздрогнула, а Аня испуганно прижалась к матери, широко раскрыв глаза.

— Что работает? Ты напугал нас, мягко, но с упрёком произнесла Оля, укладывая дочь обратно на диван и проводя рукой по её волосам.

— Она. Система. «Лотос». Завтра… завтра будут первые настоящие испытания. Не тесты, а полноценный запуск. С людьми.

Оля внимательно посмотрела на него, отложив книгу. Она увидела не только восторг, но и глубокое, выматывающее напряжение в каждой морщинке у его глаз, в напряжённой линии губ.

— Я рада за тебя, дорогой. Я никогда не сомневалась, что у тебя всё получится. Горжусь тобой, она подошла и обняла его, прижавшись щекой к его груди,

чувствуя, как бешено стучит его сердце.

Он обнял её в ответ, но его объятия были деревянными, а тело — струной, готовой лопнуть.

— У меня какая-то тревога на душе, Оль, прошептал он ей на ухо так, чтобы не слышала Аня. Я шёл к этому моменту всю сознательную жизнь. Но сейчас…

сейчас что-то гложет изнутри. Как будто я открываю дверь, за которой не знаю, что находится. Как будто выпускаю джинна из бутылки. Оля отстранилась,

держа его за плечи, и посмотрела ему прямо в глаза, пытаясь найти в них ту самую, прежнюю уверенность.

— Но ты же создаёшь её для блага, правда? Чтобы помогать людям, учёным, изобретателям…

— Да, но… он тяжко вздохнул, отводя взгляд в сторону тёмного окна, в котором отражалась их счастливая, но теперь такая хрупкая семейная идиллия. Я не знаю, смогу ли я контролировать её использование. Я создал инструмент. Но я не могу знать, в чьи руки он попадёт и какие планы у компании. Они вложили огромные деньги. Они будут ждать отдачи. А отдача… он не договорил, но они оба поняли, о чём он. Оборонка. Оружие. Тот самый джинн, которого он сам и выпустил из бутылки во время роковой презентации.

Вечер в кругу семьи Андрей провёл отстранённо, как лунатик. Он сидел в своём любимом кресле, механически перелистывая страницы вчерашней газеты, но не видя ни одной буквы. Внутри него, словно на многоканальном экране,

проигрывались и анализировались все возможные сценарии завтрашнего дня, один страшнее другого.

— Мам, а что случилось? тихо спросила Аня, прижимаясь к Оле на кухне. Папа такой молчаливый и загадочный.

— У папы завтра очень важный день, так же тихо ответила Оля, гладя дочь по голове. Он готовится к нему морально. Давай поддержим его. Они подошли к нему обе — Оля и Аня, и обняли его, создав вокруг него живой, тёплый круг, разрывающий пелену его мрачных мыслей. Оля прижалась к одному плечу, Аня

— к другому. И это простое, искреннее прикосновение двух самых дорогих ему людей, их тепло, пахнущее домашним печеньем и детским шампунем, размягчило камень в его груди. Он обнял их в ответ, крепко-крепко, чувствуя,

как дрожь в руках понемногу утихает.

— Что бы я делал без вас, прошептал он, целуя Олю в волосы, а потом Аню в макушку.

Они были его якорем. Его главным «зачем». Всё, что он делал, он делал ради этого тепла, ради их безопасности и будущего. Он должен был верить, что его изобретение послужит именно этой цели. Дальнейшая тишина в доме, наполненная лишь тиканьем часов и ровным дыханием спящей дочери, была красноречивее любых слов — она говорила о надежде, страхе и безоговорочной поддержке.

Утро было неестественно ясным и безоблачным, словно природа сама подыгрывала значимости момента. Солнечный свет, заливавший спальню сквозь щель в шторах, казался слишком ярким, слишком театральным для такого дня. Андрей, несмотря на две кружки крепкого, почти горького кофе, чувствовал себя так, будто провёл ночь не в своей кровати, а на вахте у

раскалённого котла. В голове, в такт пульсу, стучало: «Сегодня. Сегодня всё начнётся. Ничего уже нельзя будет изменить».

Дорога до «Лотоса» заняла свои привычные пять минут, но на этот раз каждый поворот, каждое переключение передачи давалось с усилием, будто он вёл многотонный грузовик, а не свой старенький седан. Он ехал на автомате, а его мысли были там, в подвале, где спало его детище, готовое проснуться и заявить о себе миру.

На удивление, возле здания, обычно пустынного, уже толпились люди. Помимо охраны в тёмной форме и технического персонала в синих халатах, у парадного входа стояли несколько членов совета директоров, кутаясь в дорогие

кашемировые пальца не превыкшие к утренней прохладе. Отсутствовал только Геннадий Владимирович. «Наверное, тоже готовится к выходу на сцену, как главный режиссёр этого спектакля», мелькнуло в голове у Андрея.

Он поприветствовал собравшихся скупым, деловым кивком и поспешил внутрь, в спасительную прохладу и знакомый запах свежего пластика и озона, царивший в прихожей.

Зайдя в переговорную с её полированным столом и мягкими креслами, он подошёл к панорамному окну и увидел, как к зданию плавно, словно корабль, подъезжает длинный чёрный автомобиль Геннадия Владимировича.

— Вот и он, тихо прошептал Андрей, сжимая пальцы. Сейчас всё и начнётся. Точка невозврата.

Директор вошёл бодрой, уверенной походкой хозяина положения, на ходу кивнув членам совета, и направился прямиком в переговорную, его пиджак тут же принял стоявший рядом ассистент.

— Готов, Андрей? его голос прозвучал громко и требовательно, нарушая утреннюю, звенящую тишину.

— Конечно, готов, ответил Андрей, и, к своему удивлению, не почувствовал в голосе ни единой дрожи. Его лицо, отшлифованное годами борьбы и

самодисциплины, выражало только стальную уверенность, выстраданную за долгие годы.

— Раз так приглашаем совет! Геннадий Владимирович обвёл комнату властным взглядом и с хитрой, почти волчьей улыбкой добавил: Сегодня мы должны удивить этих толстосумов по-настоящему. Показать им, на что ушли их миллионы.

Двери «Лотоса» распахнулись, и сотрудник в строгом костюме вежливо, но без заискивания пригласил совет пройти в переговорную. С кухни доносились аппетитные, маслянистые запахи — повара готовили изысканные угощения для банкета после показа, пахло трюфелями и свежей выпечкой.

— Господа, рассаживайтесь по местам! Геннадий Владимирович поднял голос, легко заглушая тихий, деловой перешёпот. — Сейчас мы вам расскажем, а после — продемонстрируем возможности системы, в которую были вложены немалые средства. Уверен, вы не разочаруетесь.

Совет, все двенадцать человек, мгновенно замолк и устроился в мягких креслах, превратившись в внимательную, но скептически настроенную аудиторию акул бизнеса, привыкших оценивать всё с точки зрения прибыли.

Презентация прошла на одном дыхании, как хорошо отрепетированный спектакль. Два сотрудника внесли стенды с лаконичными, стильными иллюстрациями: схемы серверной, графики воздействия препарата, архитектура

«Лотоса». Андрей и Геннадий Владимирович работали как слаженный дуэт дирижёра и первого скрипача. И когда последний слайд, демонстрирующий график окупаемости, был прокручен, в зале повисла напряжённая пауза, и настал момент истины.

— А теперь, господа, предлагаю вам увидеть всё своими глазами, объявил директор, и в его голосе зазвучали нотки триумфа.

Вся делегация, словно стая важных птиц, проследовала к неприметной металлической двери, ведущей в подвал. Андрей приложил свою ключ-карту с биометрией, ввёл многоразрядный код, и массивная дверь бесшумно отъехала в сторону, открыв чёрный провал с винтовой лестницей.

— Почему вы выбрали именно подвал? раздался чей-то недовольный вопрос из толпы, пока они, с некоторой опаской, начинали спускаться по крутой винтовой железной лестнице.

— Здесь мы обеспечиваем не только максимальную безопасность от посторонних глаз, но и идеальный температурный режим для работы системы, не сбавляя шага, чётко, как по инструкции, ответил Андрей. Никаких случайных перегревов. Полный контроль.

Тишина, сковавшая совет во время спуска в бетонное чрево здания, была красноречивее любых слов. Они шли, как паломники, входящие в древнее, запретное святилище, и их дорогие костюмы и уверенные манеры казались здесь неуместными. И вот они внутри. Медленный, почти церемониальный

проход по длинному, слабо освещённому коридору, беглый, но впечатляющий осмотр серверной, забитой мигающими стойками, и комнаты управления с её огромными, как в NASA, экранами. И наконец — кульминация, комната погружения с её двенадцатью футуристичными креслами, похожими на капсулы для межзвёздных перелётов.

Зрелище произвело ожидаемый, оглушительный эффект. На лицах делегатов читалось смесь детского любопытства, привычного недоверия и

зарождающегося, жадного азарта. Вскоре все вернулись в комнату управления и расселись для наблюдения за первым испытанием. Главное действо было ещё впереди, но почва для удивления была уже щедро удобрена.

В комнате управления царила напряженная, почти физически осязаемая тишина, нарушаемая лишь монотонным писком аппаратуры и глухим, настойчивым гулом серверов, доносящимся сквозь толстую стену. Андрей стоял перед главной консолью, его силуэт вырисовывался на фоне мерцающих синим светом мониторов. Его лицо, освещенное этим холодным сиянием, было

сосредоточенным и бледным, как у хирурга перед сложнейшей операцией. Он вытер платком со лба выступившие капли пота — несмотря на прохладу

подвала, его бросало в жар, будто он стоял у раскалённой топки. Пальцы, привыкшие к клавиатуре, слегка подрагивали, нависая над клавишей запуска.

«Всё будет хорошо. Всё должно быть хорошо. Я всё проверил. Десятки раз», повторял он про себя, как заклинание, пытаясь заглушить внутренний голос, шепчущий о непредсказуемости созданного им монстра.

Для первого испытания были приглашены два специалиста, не из числа сотрудников «Прометея»: Виктор, седовласый, грузный инженер-

двигателестроитель с руками, привыкшими к металлу, и Арсений, сухопарый, интеллигентный архитектор, занимавшийся проблемой укрепления

фундаментов в сейсмически активных зонах. Оба уже находились в креслах для погружения, подключенные к датчикам, напоминающим щупальца. Им ввели рассчитанную дозу прозрачного препарата. Оставалось сделать последний,

решающий шаг в неизвестность.

Андрей глубоко вздохнул, задержал дыхание и нажал клавишу. На центральном экране вспыхнула лаконичная надпись: «Загрузка системы… Инициализация виртуального пространства».

Процесс занял считанные секунды. На главном мониторе, отображающем виртуальное пространство, возникли две фигуры — аватары Виктора и Арсения. Они стояли на залитой солнцем улице цифрового города, настолько детализированного, что было трудно поверить в его искусственную природу — вплоть до пылинок, кружащихся в солнечном луче.

Виртуальное пространство

Виктор неуверенно посмотрел на свои руки, сжал и разжал кулаки, затем перевёл взгляд на Арсения.

— Дай ущипну тебя?

— Давай, а я тебя, — с долей скепсиса, но и с интересом ответил Арсений. Почти одновременно они дёрнули друг друга за предплечья.

— Ай! Больно! воскликнул Виктор, по-настоящему удивлённый. Надо же, это как по-настоящему! Я ведь знаю, что этого нет, но мозг…

— Да, подтвердил Арсений, уже с серьёзным, аналитическим лицом

оглядываясь вокруг, изучая текстуры кирпичной кладки. Мозг воспринимает это как реальность, поэтому и болевые импульсы передаются напрямую.

Поразительно… И запахи есть. Чувствуешь? Пахнет асфальтом после дождя.

Они вошли в одно из зданий. Мебель, текстуры обоев, скрип половиц под ногами

— всё было проработано до мелочей. Арсений, не удержавшись, по-детски попрыгал на кровати, и на его обычно строгом лице появилась широкая, почти мальчишеская улыбка.

Выйдя на улицу, они не стали медлить.

— По указателям мой полигон в четырёх кварталах, определил Виктор, сверяясь с виртуальной картой, проецировавшейся в его поле зрения.

— А моя площадка — в двух, в противоположную сторону, добавил Арсений. И они разошлись, каждый погружаясь в свою задачу, как алхимики в

лабораторию.

Работа Виктора

Для Виктора три часа внешнего времени (81 час внутри системы) пролетели незаметно, в едином порыве творчества. Он работал перед виртуальным компьютером, его пальцы летали над голографической клавиатурой, описывая параметры нового, революционного двигателя. Система в реальном времени

создавала и испытывала детали, подгоняя характеристики. Автоматизированный цех внутри «Лотоса» собирал прототипы, которые Виктор тут же тестировал на виртуальном полигоне, гонял на запредельных оборотах, перегревал, доводил

до хрустального разрушения. Каждая ошибка была не катастрофой, а лишь поводом скорректировать формулу и начать заново, не потеряв ни копейки. За

одно погружение он прошёл путь, который в реальности занял бы месяцы, если не годы, проб и ошибок.

Работа Арсения

Задача Арсения была сложнее, фундаментальнее. Его первое здание, построенное с традиционным, но несовершенным раствором, не выдержало симуляции землетрясения в девять баллов, рассыпавшись в облако цифровой пыли. Но это была не неудача, это были бесценные данные, мгновенно проанализированные системой. «Лотос» предложил новую, оптимизированную формулу, основанную на наноструктурах. Арсений, затаив дыхание, внедрил её, и следующее здание выстояло, продемонстрировав феноменальную прочность, его стены лишь слегка затрещали, выдержав нагрузку.

Результат

Спустя шесть рабочих дней и 24 погружения (648 часов в системе) Виктор завершил разработку. На стол легли чертежи и спецификации нового, невероятно эффективного двигателя, полностью испытанного и готового к серийному производству. Арсений представил детальный отчёт и формулу инновационного строительного раствора, не боящегося стихий и времени.

Когда они вышли из системы, их лица были измождёнными, под глазами залегла тёмная усталость, но сами глаза горели огнём одержимости и открытия.

— Это невероятно, выдохнул Виктор, с трудом приходя в себя, его руки всё ещё дрожали. Я будто прожил там целую жизнь… Целую инженерную жизнь.

— И не понёс при этом миллионных убытков от ошибок, добавил Арсений, смотря на Андрея с нескрываемым, почти благоговейным уважением. Вы изменили правила игры. Навсегда.

Андрей молча кивнул, сжимая в кармане дрожащий кулак. Глядя на восторг

первых испытателей, он чувствовал не только гордость творца. Где-то в глубине души, в самом тёмном её углу, шевелилась и росла та самая, знакомая тревога.

Он создал не просто инструмент. Он создал соблазн. Соблазн скоростью, мощью, безнаказанностью. И теперь этот соблазн, улыбаясь и потирая руки, начал свою работу в реальном мире.

Результаты испытаний повергли совет директоров в состояние, близкое к шоку. То, на что в обычных условиях ушли бы годы, десятки миллионов рублей и непредсказуемые риски, было достигнуто за шесть дней. Они сидели в переговорной, заставленной пустыми бокалами и кофейными чашками, и на их

обычно невозмутимых, отшлифованных годами власти лицах читалось редкое сочетание жадного азарта и почти суеверного страха перед открывшимися возможностями.

— Шесть дней… один из них, немолодой мужчина с лицом бухгалтера, снова покачал головой, перебирая стопку распечатанных отчётов, пахнущих свежей типографской краской. За шесть дней мы получили готовый двигатель и строительный материал, который обогнал все известные аналоги. Без единой пробной партии. Без риска. Это… это даже не научная фантастика. Это магия.

— Это не просто экономия, подхватил другой, его глаза блестели, как у игрока, поставившего на верную лошадь. — Это тотальное переписывание правил игры. Мы можем брать самые смелые, самые рискованные проекты и доводить их до ума в песочнице, не теряя ни копейки на провалы!

Именно он, Евгений Викторович, человек с холодными глазами и железным рукопожатием, и произнёс ключевую, роковую фразу: