Бесплатный фрагмент - Сириус

Пробуждение Камня

Каир, наши дни. Ночь весеннего равноденствия.

Доктор Лейла Хассан вела кончиком пера лазерного дальномера по холодной поверхности гранитного саркофага в Камере Царя. Воздух был густым, пахнущим пылью веков и туристами. Но сейчас, глубокой ночью, когда пирамида была закрыта для посетителей, в ней царила иная тишина — напряженная, почти звонкая.

— Температура падает на 0,3 градуса каждые пять минут, — её голос, привыкший к лекциям в Каирском университете, здесь, в каменной утробе, звучал как шепот, усиленный микрофоном. — Атмосферное давление меняется. Необъяснимо.

Её ассистент, молодой парень c планшетом, дрожал не от холода.

— Данные со спутника SWIFT, доктор. Рентгеновский фон от пирамиды вырос на 500%. Это… этого не может быть. Камень так не излучает.

Лейла оторвала взгляд от приборов. Её карие глаза, обычно полные скептицизма, теперь отражали холодный свет фонариков. Она была астрофизиком, искавшим следы древних астрономических знаний в постройках предков. Она верила в числа, в углы, в прецессию равноденствий. Но не в магию.

Именно поэтому то, что происходило сейчас, сводило её с ума. Все её расчеты, основанные на работах археоастрономов, указывали: в эту ночь, в 3:33, южная шахта камеры, та самая, что указывала на Сириус 4500 лет назад, снова станет идеальным проводником. Но не для света. Для чего-то другого. Какой-то энергии.

— Время? — спросила она.

— 3:32.

Внезапно гранит под её ладонью завибрировал. Тихий, низкочастотный гул, идущий из самых основ пирамиды, прошел через кости. Приборы взбесились. Геомагнитное поле скакало. В воздухе запахло озоном, как перед грозой.

— Доктор, смотрите! — ассистент указал на шахту.

Из узкого туннеля, ведущего к звездам, повалил не дым, а… свет. Но не луч. Это была плотная, переливающаяся всеми оттенками лазурита и серебра субстанция, словно жидкая звездная пыль. Она вытекала в камеру, не растекаясь, а собираясь в центре, над пустым саркофагом.

Лейла, забыв о страхе, шагнула вперед. Её учёный ум кричал о невозможности, но сердце… сердце билось так, как никогда. В груди будто что-то отозвалось на этот свет. Легкое жжение, как от давно забытой раны.

Свет сгустился, образовав вращающуюся спираль. И в ней явились они.

Сцена переносится в «Джет-Нефер» — «Прекрасный Остров», невидимый измеренческий слой реальности, наложенный на Гизу.

Это был сад вечной весны. Деревья из аметиста роняли лепестки, светившиеся изнутри. По мраморным дорожкам струилась не вода, а жидкое серебро. Здесь воздух всегда был напоен ароматом лотоса и… печали.

Сет, Повелитель Хаоса и Чужой Земли, стоял на краю обрыва, смотрящего на наш мир. Его форма была нестабильной — то высокий мужчина с головой загадочного зверя (не шакала, а скорее африканской лисицы фенек, но с глазами горящего угля), то сгусток сине-фиолетовой энергии, искажающий пространство вокруг. Он чувствовал вибрацию первым. Волну, идущую от камня его врагов.

— Проснись, — прошипел он, и его голос был похож на скрежет тектонических плит. — Они вернулись. Чтобы закончить то, что начали.

Рядом с ним материализовалась фигура в плаще из перьев ночи. Это была Нехбет, богиня-стервятник, хранительница тайн. Её глаза были полны холодной ярости.

— Портал открыт. Но это не их корабль, Сет. Сигнатура… чужая. Раненая. И в сердцевине её — человеческий след.

Сет обернулся. Его глаза сузились.

— Человек? Смешанный с нашими технологиями? Это невозможно.

— Ты всегда презирал их, — голос Нехбет был мелодичным и острым, как лезвие. — Презирал их краткую жизнь, их слепоту. Но забыл, что именно Осирис… — она не договорила.

Имя брата, даже произнесенное не до конца, опалило пространство. Сет взревел — звук, полный тысячелетней боли и предательства. Он вспомнил зеленые глаза Исиды, полные слёз и упрека. Вспомнил тело Осириса, разорванное на части… и свою собственную, невыносимую пустоту после. Война богов началась не из-за трона. Она началась из-за нее. Из-за смертной жрицы с глазами цвета Нила, которую полюбил Осирис, и которую Исида, его жена, в своей ревности, обрекла на забвение. Сет лишь поджег фитиль.

Вернемся в пирамиду.

Световая спираль схлопнулась, оставив в камере… тело. Человеческое, мужское, в странном, полуразрушенном облегающем костюме из материала, похожего на перламутр. Рядом с ним на камне лежал артефакт: жезл из темного металла, увенчанный кристаллом, внутри которого пульсировало миниатюрное звездное скопление.

Лейла, побеждая оцепенение, подбежала. Мужчина был жив. Его грудь едва поднималась. Его лицо… оно было невероятно прекрасным и чуждым. Черты слишком идеальные, кожа, казалось, светилась изнутри слабым серебристым светом. И волосы — не цвет, а отсутствие цвета, как пыль Млечного Пути.

Она упала на колени, инстинктивно прижав пальцы к его шее в поисках пульса. Кожа была горячей. В момент прикосновения, вспышка.

Она увидела их.

· Огромный корабль, плывущий в сиреневой туманности возле ослепительной звезды (Сириус А). Форма — как двухкрылый скат, сделанный из света и тени.

· Взрыв. Не огненный, а беззвучный, поглощающий свет. Корабль, содрогаясь, падает в искривленный синий тоннель (пространственно-временную складку).

· Голоса. Мелодичные, но полные ужаса: «…ядро нестабильно!… Система наведения ведет нас к маяку… к Земле!… Он на борту! Полубрид!..»

· И последнее: пара глаз. Цвета расплавленного золота, полных такой безутешной тоски и любви, что у Лейлы перехватило дыхание. Эти глаза смотрели не на неё. Они смотрели сквозь время и смерть на кого-то другого. На женщину с лицом… похожим на её собственное.

Лейла отдернула руку, как от огня. Видение исчезло. Сердце колотилось, стуча в висках одним словом, которое она никогда раньше не знала: «Асар» (Осирис).

Незнакомец на каменном полу открыл глаза. Они были золотыми. Как в видении. Он сфокусировался на её лице. И в этих божественных, древних глазах вспыхнуло немыслимое, невозможное узнавание, смешанное с агонией и надеждой.

Его губы шевельнулись. Звук был еле слышным, словно доносящимся из другой галактики. Он говорил на древнеегипетском, диалекте, который Лейла изучала, но никогда не слышала в живую:

— «Исида?.. Нет… Звездная пыль… в её крови зовет… Ты… ты её эхо…»

Он поднял дрожащую руку, пытаясь коснуться её щеки.

— «Они идут за мной… За ключом… Прости… что принес тебе войну…»

Его рука упала. Сознание покинуло его. Но связь была установлена. Пирамида, выполнив свою роль приемника, замолчала, но её каменное сердце теперь билось в унисон с двумя чужими сердцами: одного — сына звезд, раненного и забытого, другой — дочери Земли, в чьих генах спал код древней любви, способной либо возродить богов, либо окончательно их уничтожить.

А высоко над ними, в черноте космоса, точка у звезды Сириус А мерцала тревожным, алым светом. Ответный сигнал уже шел к Земле. Охота началась. А первой добычей стала не звездная технология, а сердце человеческой женщины, в котором неожиданно зажглась искра божественного огня.

Эхо Крови и Песок Времени

Наследие в Камне

Тишина, наступившая после схлопывания спирали, была оглушающей. Давление в ушах сменилось звоном, а воздух, еще секунду назад наполненный озоном и звездной пылью, теперь был тяжелым и безжизненным, как в гробнице. Что, по сути, и было правдой.

Лейла Хассан сидела на холодном граните пола, не в силах оторвать взгляд от незнакомца. Её пальцы, только что ощущавшие жар его кожи, теперь похолодели. В висках стучало: «Асар. Исида. Звездная пыль в крови. Война». Слова, произнесенные на языке, мертвом четыре тысячелетия, жгли сознание, как кислотой. Она, доктор наук, рационалист, воспитанная на Копенгагенской интерпретации квантовой механики и теории относительности, только что пережила контакт. Не с призраком. С чем-то бесконечно более реальным и невозможным.

— Д-доктор? — голос ассистента, Ахмеда, был тонким, полным детского ужаса. Он пятился к выходу, держа перед собой айпад, как щит. — Что… кто это? Террорист? Эксперимент?

«Эксперимент вышел из-под контроля», — мрачно мелькнуло у Лейлы. Она сделала глубокий вдох, заставляя мозг переключиться с режима «эмоции» на режим «кризисный анализ». Учёный победил в ней паникера.

— Ахмед, слушай внимательно, — её голос прозвучал удивительно твердо. — Выключи весь неосновной свет. Оставь только инфракрасные камеры наблюдения. Отключи передачу данных по Wi-Fi и Bluetooth. Спутниковый модем — физически, вынь антенну. Сейчас.

— Но протокол…

— Забудь протокол! — её окрик эхом отозвался в камере. — Ты видел показания приборов. Ты видел это. Если мы сейчас вызовем охрану или МВД, он окажется в секретной лаборатории под пустыней, а мы — в камере следователя на пожизненное «неразглашение». Ты этого хочешь?

Ахмед, бледный, покачал головой. Страх перед начальством сменился более primal-ным страхом — страхом перед неизвестным. Он кивнул и засуетился с оборудованием.

Лейла снова посмотрела на незнакомца. Золотые глаза были закрыты. Дыхание поверхностное, но ровное. Его костюм, при ближайшем рассмотрении, не был тканью. Он напоминал кожу ската — переливчатую, чешуйчатую, и, кажется, живую. В местах разрывов виднелась не плоть, а сгустки мерцающей энергии, медленно струящиеся, как ртуть. Рядом лежал жезл. Кристалл в его навершии теперь светился ровным, тусклым сиянием, как далекая звезда.

Она осторожно, будто боялась разбудить спящего тигра, протянула руку к жезлу. В сантиметре от металла воздух завибрировал. На коже зашевелились волоски. Пространство вокруг артефакта было плотнее, тяжелее. Лейла сжала пальцы в кулак, собралась с духом и схватила его.

Вспышка была мгновенной и беззвучной, но от этого не менее болезненной.

Она не увидела образов. Она почувствовала. Океан одиночества. Холод вакуума, длящегося веками. Тяжесть потери такой силы, что она физически согнулась, схватившись за грудь. И сквозь эту боль — навязчивую, сладковатую ноту тоски по чему-то зеленому, теплому, влажному. По Земле. По запаху папируса и речной глины. По смеху женщины с карими глазами… ее глазами?

Лейла отшвырнула жезл. Он упал на камень с глухим, не по-металлическому звоном. Она дышала, как после марафона.

— Это не артефакт, — прошептала она. — Это… воспоминание. Контейнер для души.

— Данные изолированы, — доложил Ахмед, его голос дрожал меньше. — Но… доктор, смотрите.

На экране тепловизора тело незнакомца светилось ярким белым пятном. Температура — 41.3° C и медленно растет. Но странным было не это. Вокруг его тела, особенно в области головы и груди, вились сложные, фрактальные узоры энергетических полей — холодные синие спирали и горячие красные точки. Они напоминали диаграммы квантовых полей или… карты нейронных связей нечеловеческого мозга.

— ЭЭГ, — скомандовала Лейла. — Подключи портативный энцефалограф. Аккуратно.

Пока Ахмед возился с датчиками, она достала из сумки личный мультиспектральный сканер — её собственное изобретение, смесь лидара и спектрометра. Навела на незнакомца.

Результаты заставили её сердце пропустить удар.

Анализ тела (предварительный):

· Плотность тканей: на 15% выше человеческой. Костная структура содержит незнакомые металлические включения (осмий? иридий? неизвестный элемент).

· Кровоток: зафиксирован, но жидкость имеет спектральную сигнатуру, не соответствующую гемоглобину. Скорее, это суспензия наночастиц в плазмо-подобном носителе.

· Мозговая активность (ЭЭГ): Полная десинхронизация ритмов. Преобладают гамма-волы невероятной амплитуды, смешанные с паттернами, не имеющими аналогов в человеческой нейрофизиологии. Он не в коме. Он… подключен. К чему-то огромному.

— Доктор, — Ахмед показал на экран энцефалографа, где среди хаоса волн проступал повторяющийся узор. — Это… похоже на упорядоченный сигнал. Морзянка?

Лейла пригляделась. Узор напоминал не точки и тире, а иероглифы. Один повторялся чаще других: ✤ (звезда) и под ним ≈ (вода). «Сириус» и «Нил»? Или «Звезда над рекой»? Древнейшее изображение Сириуса как предвестника разлива Нила.

Она посмотрела на лицо незнакомца. Хор-Сириус. Сын Осириса. Полубог. Эти слова теперь не казались бредом. Они были единственным логичным объяснением.

— Нам нужно его переместить, — сказала она решительно. — Сюда придут. Утренняя смена охраны, потом туристы. У нас есть три часа.

— Куда?! — ахнул Ахмед. — Он… он весит, наверное, как танк! И как мы вынесем его из пирамиды?

Лейла уже думала. Её взгляд упал на жезл.

— Он сказал: «Ключ». Что если этот ключ открывает не только двери между звездами?

Она снова подошла к артефакту, на этот раз приготовившись к психологическому удару. Взяла его, стиснув зубы. Волна тоски накатила снова, но теперь она была ожидаемой. Лейла сосредоточилась не на эмоции, а на ощущении самого объекта. Металл был теплым, почти пульсирующим. В кристалле звезды двигались.

Она направила наконечник жезла в сторону глухой северной стены Камеры Царя, не имеющей шахт. Мысленно, как молитву или команду, прошептала слово, пришедшее из ниоткуда: «Уаджет» (Целое Око).

Кристалл вспыхнул. Тонкий луч сине-белого света, не рассеивающийся в пыли, ударил в каменные блоки. И камень… запел. Низкий, вибрационный гул, исходящий от каждой молекулы. Блоки, веками лежавшие недвижно, начали смещаться. Без скрежета, плавно, как клетки в живом организме. Перед ними открылся проход, которого не было на чертежах. Узкая, нисходящая галерея, уходящая в кромешную тьму и пахнущая не плесенью, а… свежим воздухом и запахом цветущего лотоса.

Ахмед стоял с открытым ртом.

— Потайной ход? Его не находили…

— Его не могли найти, — перебила Лейла, и в её голосе звучало странное, почти одержимое понимание. — Он открывается только для правильного ключа. И для правильной… крови. Помоги мне.

Используя походный носилки-транспортировщик из аварийного набора, они с неимоверным трудом (тело действительно было невероятно плотным) переместили Хор-Сириуса на полотнище. Лейла взяла жезл, и, держа его перед собой как факел, шагнула в новый проход. Камень сомкнулся за ними, оставив Камеру Царя пустой и безмолвной, как и положено гробнице.

Сад Памяти

Галерея вела вниз по пологой спирали. Стены здесь были не из грубого известняка, а из отполированного черного базальта, инкрустированного серебряными жилками, изображавшими созвездия. Воздух становился прохладнее и чище. Через несколько минут ходьбы они вышли в помещение, от которого у Лейлы перехватило дыхание.

Это была не камера. Это была оранжерея. Круглый зал диаметром с теннисный корт. Сводчатый потолок, сиявший мягким, рассеянным светом, как будто за ним было утреннее небо. Вдоль стен цвели невиданные растения: огромные лотосы с лепестками цвета лазурита, папирусы, светящиеся изнутри нежным зелёным светом. В центре бил источник кристально чистой воды, собираясь в небольшой бассейн. Вода журчала, и этот звук был самой чистой музыкой.

— Машалла… — прошептал Ахмед, забыв на миг обо всем. — Мы под пустыней. Как это возможно?

Лейла опустила носилки на мягкий, похожий на мох покров у бассейна. Её сканер показал: температура постоянная +23° C, влажность 70%, воздух насыщен кислородом и неизвестными, биологически активными фитонцидами. Это была самоподдерживающаяся экосистема. Биотехнология, опережающая человеческую на тысячелетия.

— Это не место для мертвых, — сказала она, оглядываясь. — Это место для ожидания. Убежище.

Она снова посмотрела на Хор-Сириуса. Здесь, в этом саду, его черты казались менее чужими. Может, из-за освещения, а может, потому что это место было ему родным. Его дыхание стало глубже. Температура начала медленно снижаться к нормальной (для него) отметке в 39° C.

Лейла смочила в источнике платок и осторожно протерла ему лоб. Прикосновение воды к его коже вызвало слабую реакцию: веки дрогнули, пальцы руки сжались. На его лбу, чуть выше переносицы, проступил слабый, золотистый символ: глаз Гора.

В этот момент связь, возникшая в Камере Царя, снова активировалась. Но не как шокирующий удар, а как тихий ручей воспоминаний, хлынувший в её сознание.

Она не видела. Она вспоминала.

Она была другой. Её звали Хенут (Певица). Она носила простое льняное платье, а в волосах — живые цветы лотоса. Она стояла на берегу Нила в лунную ночь, и Сириус сверкал над головой, отражаясь в черной воде. Она не была богиней. Она была жрицей храма в Абидосе, с детства слышавшей в шепоте тростника голоса иных миров.

И он пришел к ней не как бог, а как путник. Высокий, с глазами цвета закатного золота и грустью, которую не могли развеять века. Он назвался Асаром-Ун-Нефер (Осирис Совершенный). Он говорил, что изучает «песни Земли» — энергетические линии, сходящиеся в Абидосе. Он слушал её пение, посвященное Исиде, и в его глазах была не только ученость, но и человеческая, простая тоска.

Любовь пришла не как буря, а как разлив Нила: неизбежно, неся жизнь и обновление. Он открыл ей тайны: о звездном доме за Сириусом, о кораблях из света, о том, что боги — лишь ушедшие далеко предки. Он научил её читать не только иероглифы, но и узоры на воде, и пение планет. А она научила его смеяться просто так. Чувствовать хрупкость тростника и вкус свежего инжира. Дала ему то, чего не было у бессмертных — остроту мгновения, ценность конечного.

Исида, Великая Мать, узнала. Не из ревности, как думали многие, а из ужаса. Связь бога с человеком нарушала законы, установленные самим Ра. Это создавало энергетическую аномалию, «разрыв в полотне Маат». Их ребенок, зачатый в такой связи, был бы полукровкой, ключом, способным либо соединить два мира, либо взорвать их. Исида пыталась предупредить, умоляла Осириса оборвать связь. Но было поздно. Хенут носила под сердцем дитя.

А потом пришел Сет. Не как завистливый брат, а как инструмент космического равновесия. Он принес не нож, а приговор. Разделение. Осирис должен был вернуться на Сириус. Хенут и ребенок — остаться, память о них стерета из хроник, из сердец, из самого камня. Чтобы сохранить покой обоих миров.

Но Осирис, познавший человеческую любовь, восстал. Впервые за миллионы лет божественная воля столкнулась с личной страстью. Он отказался. Это и стало началом конца. Сет, видя, что брат подставляет под удар всю Землю и Сириус, был вынужден действовать силой. Не из злобы. Из долга, который был ему противен. Последний поцелуй Хенут и Осириса был на этом самом берегу, под звездой Сириус. А потом — тьма. Боль. И колыбель-корабль, уносящий её новорожденного сына в изгнание, к звездам…

Лейла очнулась, обливаясь слезами. Она сидела на полу сада, прижав руки к лицу. Горе Хенут было её горем. Любовь Осириса отзывалась в её собственной груди пустотой, которую она не могла объяснить. Теперь она понимала. Она не была реинкарнацией. Она была генетическим эхом. Потомком сестры Хенут, чья линия несла в себе слабый, но реальный отзвук божественной связи. Её «кровь звала», потому что в ней была та же квантовая метка, тот же резонанс души, что и у далекой предтечи.

Она подняла глаза. Хор-Сириус смотрел на нее. Его золотые глаза были открыты, полные сознания, боли и того самого, древнего узнавания.

— Ты… видела, — его голос был хриплым, но мелодичным. Он говорил на том же древнем языке, но теперь Лейла понимала его не умом, а чем-то глубже. — Ты носишь её отпечаток. Печать реки и звезды.

— Я Лейла, — сказала она, с трудом выговаривая слова на непривычном наречии. — Я… потомок Хенут.

Он медленно кивнул, пытаясь приподняться на локте. Его движение было грациозным, но давалось с трудом.

— Я — Хор-ур-Сопдет. Хор, рожденный Сириусом. Сын… того, кого здесь звали Асаром, и жрицы Хенут. Мой корабль был сбит гравитационной миной сторонников Сета. Я вел его к единственному маяку, который мог принять мой тип сигнала… сюда. К камню, который помнит отца. — Он перевел взгляд на жезл в её руках. — И к ключу, который хранит последнее дыхание матери.

— Почему они преследуют тебя? — спросила Лейла. — Ты же их… родственник.

Хор-Сириус горько усмехнулся.

— Я — живое доказательство преступления против Закона Ра. Я — ключ, способный открыть врата между мирами полностью, не как временный портал для избранных, а как постоянный мост. Мои сторонники на Сириусе верят, что этот мост спасет нашу цивилизацию от заката. Противники — что он ввергнет оба мира в хаос. Сет… мой дядя… считает, что я должен быть уничтожен, чтобы искупить ошибку отца и сохранить равновесие.

— А что считаешь ты? — тихо спросила Лейла.

Он долго смотрел на нее, и в его взгляде было столько усталости, столько веков скитаний.

— Я считаю, что равновесие, купленное ценой разлуки и забвения, — это не порядок. Это тюрьма. Я искал Землю не для войны. Я искал… частицу отца, которую он оставил здесь. Частицу, которая, как я чувствовал, все еще жива. И теперь я понимаю. Она не в камне. Она в вас. В людях. В этой… способности любить вопреки всему, даже наперекор вечности. Этого у нас нет. Мы это забыли.

В его словах была такая нечеловеческая скорбь, что Лейла, не задумываясь, протянула руку и коснулась его ладони. Кожа была все еще горячей. Между их пальцами проскочила крошечная искра статического электричества, но на сей раз она принесла не боль, а тепло. И снова видение, но короткое, как вспышка: она, Хенут, держит на руках младенца с золотыми глазами и поет колыбельную о Ниле и звездах.

Хор-Сириус сжал её пальцы.

— Они придут сюда, — сказал он. — Сет почуял активацию портала. Его агенты уже среди людей. Им нужен ключ. Им нужна я. И… им может понадобиться ты. Твоя кровь — последний фрагмент кода для завершения моста.

— Что нам делать? — спросила Лейла, и её голос звучал твердо. Страх сменился решимостью. Она была ученым. Перед ней была величайшая загадка вселенной. И она была… частью её.

— Мы должны найти «Сердце Ра», — ответил Хор-Сириус. — Не артефакт. Место. Точку на Земле, где энергетическая сеть планеты сходится с резонансной частотой Сириуса-А. Там можно перенастроить ключ, — он указал на жезл, — не на открытие моста, а на… диалог. На отправку сигнала о нашей ситуации тем на Сириусе, кто еще помнит о любви, а не только о законе. Это риск. Это привлечет внимание всех.

— И где это Сердце?

— Не знаю точно. Знания отца фрагментарны. Он лишь сказал, что это «место, где небо целует землю, а река рождается из слез бога». Карты вашего мира… изменились.

Лейла задумалась. Её ум, натренированный на сопоставление данных, заработал. «Место, где небо целует землю» — высокогорное плато? Гора? «Река рождается из слез бога» — исток Нила? Но Нил рождается из озер и ручьев в Центральной Африке… Или это метафора? Слеза бога… Ра? Атона? Или… Осириса?

Внезапно её осенило. Не исток Нила, а место его символического рождения в мифологии! Остров Элефантина у Асуана. Согласно мифам, именно там из первозданного холма Нун поднялся бог Хнум, вылепивший людей на гончарном круге, и там же находилась «пещера Хепри», откуда вытекал Нил из подземного океана. «Слезы бога» могли быть водами подземного океана. А «небо, целующее землю» — на Элефантине небо и пустыня встречаются в дымке жары, создавая миражи, стирающие границы.

— Элефантина, — сказала она. — Остров у первого порога Нила. Это должно быть там.

Хор-Сириус внимательно посмотрел на неё, как бы сканируя её уверенность. Потом кивнул.

— Мы пойдем туда. Но сначала мне нужна сила. Этот сад… он питается энергией звездного камня в основании пирамиды. Мне нужно несколько часов, чтобы восстановить базовые системы. И… — он колебался, — мне нужна капля твоей крови. Чтобы активировать связь между ключом и твоим геномом. Чтобы он слушался тебя.

Лейла без колебаний протянула руку. Доверие к нему было иррациональным, но абсолютным. Это была не романтическая любовь. Это была память крови, признание родственной души, затерянной во времени.

Он взял её руку, и его большой палец чуть коснулся её ладони. Из-под ногтя выдвинулся тончайший, похожий на кристалл шип. Быстрый укол, почти безболезненный. Капля алой крови выступила на поверхности. Хор-Сириус поднес к ней навершие жезла. Кристалл поглотил каплю, и его внутреннее сияние на миг сменилось с синего на теплый, золотисто-красный, как восход солнца над Нилом.

Связь установилась окончательно. Лейла почувствовала легкую дрожь в костях, едва уловимый гул в ушах, как будто она настроилась на частоту всей планеты.

— Теперь ты Хранительница Ключа, — тихо сказал Хор-Сириус. — Пока он с тобой, они будут идти за тобой.

В этот момент Ахмед, молча наблюдавший за всем из тени, сдавленно вскрикнул. На экране его планшета, всё еще подключенного к датчикам у входа в пирамиду, замигали тревожные красные метки.

— Доктор… — его голос был полон ужаса. — Датчики движения в Большой Галерее. Кто-то вошел. Не охрана. Они… двигаются слишком быстро. И игнорируют все известные проходы. Они идут прямо сюда. Прямо к стене, за которой мы спрятались.

Лейла и Хор-Сириус обменялись взглядами. Глаза полубога вспыхнули холодным золотым светом. Он попытался встать, но его тело всё ещё не слушалось.

— Агенты Сета, — сказал он. — Они здесь.

Тем временем, на «Прекрасном Острове», Сет наблюдал за пульсирующей нитью энергии, ведущей вглубь пирамиды. Его пальцы с длинными, острыми ногтями сжимали древко копья из черного обсидиана.

— Они в саду Хепри, — произнесла Нехбет, появившись рядом. Её крылья были расправлены, готовые к полету. — Полубрид жив. И с ним… та, чей след мы чувствовали. Человеческая женщина.

— Не просто женщина, — прошипел Сет. В его глазах, угольных безднах, отражались далекие вспышки. Он видел то же, что видела Лейла — берег Нила, двух влюбленных. Ту самую ошибку. — Она — призрак прошлого. И она опаснее целой армии сириусианцев. Она может разбудить в нем… человеческое. А человеческое в боге — это слабость. Или единственная сила, способная всё разрушить. Идем. Возьмем их до того, как они поймут, на что способны.

Он шагнул вперед, и пространство вокруг него разорвалось, как черная шелковая ткань, открывая мрачный, залитый багровым светом проход в самое сердце человеческого мира. Война богов, тихая и невидимая, только что переступила порог. И её первой битвой станет битва за сад под пустыней, за сердце женщины, носящей в себе эхо любви, и за ключ, способный переписать судьбу двух миров.

Битва под Песчаным Сердцем

Тени с Сириуса

Воздух в Саду Хепри, секунду назад напоенный мирным журчанием и ароматом цветов, вдруг застыл. Давление скачкообразно возросло — у Лейлы заложило уши. Свет, исходивший от свода, начал мерцать, как лампочка при скачках напряжения, отбрасывая на стены с растениями судорожные, пугающие тени.

— Они здесь, — голос Хор-Сопдета был низким, натянутым, как тетива. Он с усилием поднялся на ноги, его тело всё ещё излучало слабое тепло, но в золотых глазах загорелся холодный, решительный огонь. — Они используют резонансный диссонанс. Ломают гармонию этого места.

Ахмед прижался к стене, держа перед собой планшет, как талисман.

— Датчики показывают… энергетический всплеск у северной стены. Там, где мы вошли. Температура камня падает стремительно.

Лейла инстинктивно сжала жезл-ключ в руке. Металл ответил ей легкой пульсацией, согревая ладонь. В её сознании, словно файлы, открывались обрывки знаний: «Защитные контуры. Геобиоэнергетическая матрица. Фокус намерения…» Это было не её знание. Это было наследие Хенут, пробужденное каплей крови и присутствием полубога.

— Сад — это не просто убежище, — сказала она, больше дума вслух. — Это… стабилизатор. Он подключен к кристаллическому ядру под пирамидой. Если они нарушат его работу…

— Вся Гизевая платформа может уйти в хаотический резонанс, — закончил Хор-Сопдет, шатаясь, он сделал шаг к центру, к источнику. — Это вызовет энергетический шторм, который испепелит всё в радиусе километра. Они на это пойдут. Для Сета хаос — не угроза, а инструмент.

Внезапно на северной стене, из гладкого базальта, выступили черные прожилки. Они расползались, как паутина, с треском, напоминающим лёд на морозе. Камень не плавился, а кристаллизовался, превращаясь в ломкую, похожую на обсидиан субстанцию. Воздух вокруг трещин искривился, и из них вышли они.

Их было трое. Они не были похожи на людей. Высокие, худые, облаченные в облегающие доспехи цвета вороненой стали, которые, казалось, поглощали свет. Шлемы полностью скрывали лица, оставляя лишь щели, из которых струился мерцающий сине-фиолетовый свет — признак энергии Сириуса-Б, белого карлика. Их движения были неестественно плавными, лишенными инерции, словно они скользили не по земле, а по иной плоскости реальности. Это были не боги. Это были Шебтиу — воины-автоматы, «ответчики», созданные Сетом из осколков метеоритного железа и порабощенных элементалей пустыни. Без души, без страха, без милосердия.

Первый Шебти поднял руку. Его пальцы слились, образовав нечто вроде ствола. Пространство перед ним сжалось с хлопком, и невидимый импульс сокрушительной силы, подобный ударной волне от взрыва в вакууме, помчался к источнику.

Лейла не думала. Она действовала. Подняла жезл перед собой, и в её сознании всплыл образ: незыблемая скала посреди разъяренного Нила. Кристалл на жезле вспыхнул золотистым светом. Импульс, долетев до невидимого барьера в двух метрах от неё, рассеялся в клубах искаженного воздуха с оглушительным грохотом. Её отбросило на шаг назад, и по руке, держащей жезл, пробежала мурашка боли — будто она взялась за оголенный провод.

Хор-Сопдет воспользовался моментом. Он не стал атаковать. Он запел. Звук, исходивший из его груди, не был человеческим. Это была низкая, вибрационная нота, модулированная сложнейшими обертонами. Он пел на языке сириусианских навигаторов, песнь гравитационного притяжения. Вода в источнике вздыбилась, образовав спиральную колонну, и тысячи капель, сверкая, как алмазы, застыли в воздухе, образуя сложную, вращающуюся сеть. Затем он резко оборвал песню и сделал рубящий жест рукой.

Капли превратились в ледяные иглы и со свистом понеслись к Шебти. Те отреагировали мгновенно. Их доспехи на миг вспыхнули синим щитом. Большинство игл испарилось, соприкоснувшись с ним, но несколько пробили защиту, вонзившись в сочленения. Один из воинов замер, его рука, готовившая следующий выстрел, обвисла. Но они не издали ни звука. Не проявили ни боли, ни удивления.

Второй Шебти резко развел руки в стороны. От его ладоней побежали по стенам, полу и потолку черные, маслянистые тени. Где они касались, жизнь угасала. Папирусы теряли свечение и рассыпались в пыль. Лепестки лотосов чернели и опадали. Сад умирал. Энергетическая матрица, питавшая его, начинала рваться.

— Он гасит биополе! — крикнула Лейла, читая данные со своего сканера, который теперь показывал катастрофическое пажение энергии в помещении. — Источник слабеет!

Хор-Сопдет уже был рядом с ней. Его лицо было напряжено от усилия.

— Мы не можем победить их здесь. Нам нужно отступление. Твой ключ… он может открыть не только двери в камне. Он может сдвинуть нас в пространстве. Но для этого нужна якорная точка. Место силы.

— Элефантина? Но мы там не были!

— Не место. Чувство. Воспоминание. Сильное, чистое, привязанное к земле. У тебя есть такое? — его глаза впились в неё. Он был бледен. Бой и восстановление сил давались ему тяжело.

Воспоминание. Сильное и чистое. Лейла, под свист ледяных игл и гул разрушающегося сада, отчаянно копалась в памяти. Работа, исследования, пыльные книги… И вдруг — вспышка. Детство. Дедушка, старый археолог, ведет ее, семилетнюю, на раскопки в Саккаре в предрассветной мгле. Они сидят на горячем песке, и он указывает на небо: «Смотри, Лейла, вот Сириус, Сотис. Он указывал фараонам путь. А вот и наше солнце восходит. Они встречаются раз в год, как старые друзья. Все в мире связано, дитя мое. Каждый камень помнит звезды». В тот момент она почувствовала необъяснимый восторг, чувство принадлежности к чему-то огромному и вечному. Это было ее якорем.

— У меня есть, — сказала она уверенно.

— Держи его в мыслях. Я дам тебе энергию, ты направляй ключ! — он положил свою горячую ладонь ей на руку, держащую жезл.

Третий Шебти, до сих пор не двигавшийся, поднял голову. Из щели в его шлеме ударил сконцентрированный луч сине-черного света — не тепловой, а временной диссонанс. Все, что попадало в луч, старело на глазах: камень покрывался вековой эрозией, вода в источнике закипала и испарялась, мох под ногами превращался в труху. Луч был направлен прямо на них.

Ахмед, забыв о страхе, бросил в луч со всей силы свой планшет. Гаджет, попав в поле диссонанса, рассыпался на молекулы за доли секунды, но на миг прервал фокус.

— СЕЙЧАС! — закричал Хор-Сопдет.

Лейла сжала жезл, зажмурилась и погрузилась в то детское воспоминание. В запах песка и надежды. В теплую руку деда. В сияние Сириуса над головой. Она прошептала: «Уаджет-пер-нехет. Анх уджя себа» (Око могучее. Даруй жизнь звезде).

Ключ взорвался светом. Но не слепящим, а мягким, золотисто-зеленым, как первые лучи солнца в пальмовой роще. Свет обволок их троих — Лейлу, Хор-Сопдета и Ахмеда. Пространство вокруг заколебалось, задрожало, как желе. Они почувствовали невероятное ускорение, но не физическое — их сущности рванули сквозь слои реальности.

В последнее мгновение перед исчезновением Лейла увидела, как черная тень от второго Шебти настигает их, цепляется за свечение, и как из главной трещины в стене шагает высокая фигура в доспехах из черного золота, с головой фенека и глазами, пылающими алым огнем. Сет. Его взгляд встретился с её. И в нем она увидела не ярость, а… досаду. И что-то ещё, глубинное, похожее на усталое понимание.

Потом всё пропало.

Река Времени

Ощущение было сродни падению в глубокий колодец, наполненный густым мёдом. Давление со всех сторон, свист в ушах, мелькание образов, не привязанных ко времени: строительство пирамид под пение левитации, ладья Ра, плывущая по небесному Нилу, лица фараонов, сменяющие друг друга как кадры на ускоренной пленке… И сквозь всё это — стойкое, якорное чувство детского удивления под звездным небом.

Выбросило их резко, с болезненным толчком.

Лейла упала на колени, её вырвало на горячий песок. Рядом тяжело дышал Хор-Сопдет, а Ахмед лежал на боку, беззвучно открывая и закрывая рот. Жезл в её руке был горячим, но целым.

Они были на берегу реки. Широкая, величавая лента воды катила свои коричневые от ила воды. Вдалеке, на противоположном берегу, виднелись огни современного города (Асуан), а прямо перед ними, в лунном свете, темнел остров, поросший пальмами и увенчанный силуэтами древних руин. Воздух был горячим, сухим и пахнущим рекой, рыбой и временем. Элефантина.

— Мы… мы здесь? — прошептал Ахмед, поднимаясь.

— Частично, — ответил Хор-Сопдет. Он сидел, обхватив голову руками. — Перемещение было грубым. Нас потянула за собой тень Шебти. Мы не совсем в целевой точке. И мы не одни.

Он указал на песок рядом с Лейлой. Там, куда она упала, лежала не её тень. Лежала черная, маслянистая дыра в реальности, размером с ладонь. Она пульсировала, как гнойная рана, и от неё тянулась едва видимая в лунном свете синеватая дымка. Сквозь неё просматривался искаженный, как в кривом зеркале, образ умирающего Сада Хепри.

— Это якорь обратной связи, — объяснил полубог. — Они могут пройти по нему. У нас есть минуты, может, часы.

Лейла встала, отряхивая песок. Её тело болело, но разум был ясен и остер. Она смотрела на остров.

— Мы должны найти «Сердце Ра». Здесь. Сейчас. Что мы ищем? Конкретику.

Хор-Сопдет закрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то.

— Отец говорил… место, где мир иной ближе всего. Где завеса тонка. Где «ба» земли встречается с «ка» неба. Пещера… но не пещера. Храм внутри храма.

Внезапно в её сознании снова заговорил голос Хенут, тихий, как шелест папируса: «Бог Хнум лепил нас на гончарном круге из глины и света Нила. Его колесо все еще вращается. Ищи круг в квадрате, воду в камне, отражение Сириуса в глубине».

— Храм Хнума, — сказала Лейла. — На Элефантине. Бог-гончар, создатель людей. Его святилище… там должен быть священный источник, Ниломер. «Круг в квадрате» — гончарный круг. «Вода в камне» — колодец или источник внутри храма. «Отражение Сириуса в глубине»… — она посмотрела на небо. Сириус сверкал прямо над островом, его свет дробился в воде. — Нужно смотреть на отражение звезды в воде священного источника. В определённое время. Возможно, сейчас.

Она помогла подняться Хор-Сопдету. Он опирался на неё, его силы были на исходе. Ахмед молча последовал за ними, постоянно оглядываясь на пульсирующую черную дыру на песке.

Они нашли полуразрушенную рыбацкую лодку, привязанную у берега. Не спрашивая разрешения, Лейла столкнула её на воду, и они направились к темному силуэту острова. Ночь была тихой, лишь далекий гул города нарушал покой. Но эта тишина была обманчивой. Лейла чувствовала спиной зудящее присутствие того якоря-разрыва. За ними шли.

Колесо Хнума

Руины храма Хнума на Элефантине были скромными по сравнению с Карнаком или Луксором, но в лунном свете они приобретали величественную, потустороннюю красоту. Колонны, поросшие диким инжиром, полуразрушенные стены, заваленные каменными блоками с высеченными бараньими головами (символ Хнума). В центре двора зияла черная прямоугольная яма — священный колодец, Ниломер, которым пользовались ещё со времён Древнего Царства для измерения уровня разлива.

Лейла подошла к краю. Вода внизу была черной, как чернила. Но на её неподвижной поверхности, как на идеальном зеркале, отражалась яркая точка Сириуса.

— Здесь, — сказала она. — Но что теперь?

Хор-Сопдет подошел к колодцу. Он выглядел ещё бледнее, его сириусианская энергия угасала, не находя подпитки от родных источников.

— Ключ, Лейла. Опусти его в отражение. Но не физически. Протяни намерение. Покажи ему… свою привязанность к этому месту. К памяти, которая привела тебя сюда.

Лейла опустилась на колени у каменного парапета. Она смотрела на дрожащее отражение звезды в черной воде. В одной руке она держала жезл, другой коснулась древнего, отполированного временем камня. Она снова вызвала в памяти тот рассвет в Саккаре. Но теперь добавила к нему другие воспоминания: первую прочитанную книгу по астрономии, восторг от первой удачной формулы, лицо деда на смертном одре, который прошептал: «Ищи связи, Лейла. Вселенная разговаривает». Она вложила в эти воспоминания всю свою любовь к знанию, к тайне, к этой земле, к звёздам. Она не молилась. Она делилась.

И жезл в её руке ожил. Он потянулся вниз, к воде, как живое существо. Кристалл на его конце засиял тем же светом, что и отраженный Сириус. Луч света протянулся от кристалла к водной глади и слился с отражением звезды.

Вода в колодце забурлила. Но не вспенилась. Она начала вращаться, образуя идеальную, медленную воронку. И в глубине этой воронки показался не дно колодца, а… иное небо. Не черное, а темно-фиолетовое, усеянное странными созвездиями, и в центре — две звезды, вращающиеся друг вокруг друга: Сириус А и Сириус Б, видные так ясно, будто смотришь в телескоп с близкого расстояния.

— Мост… — прошептал Хор-Сопдет. — Ты не открыла дверь. Ты открыла окно. Канал для голоса, а не для армии.

Из глубины колодца, сквозь воронку, донесся звук. Не голос. Звук, похожий на звон гигантского хрустального колокола, модулированный в сложную речь. Это был язык Сириуса-А, чистый и печальный.

Хор-Сопдет упал на колени у колодца и заговорил с тем звоном. Его голос звучал ответной мелодией. Лейла не понимала слов, но чувствовала суть: он сообщал о своем положении, о преследовании, о ключе и о ней, Хранительнице. Он просил не помощи, а… совета. Пути к примирению.

В ответном звоне прозвучала нота удивления, затем — тревоги, и, наконец, скорбной решимости. Из окна-воронки выплеснулась струя чистой, серебристой энергии. Она обволокла Хор-Сопдета, и его раны начали затягиваться, цвет лица улучшился. Это была не сила для битвы. Это было благословение. Подтверждение, что на родной звезде есть те, кто помнит и сострадает.

Но окно также было маяком.

Черная дыра на берегу, которую они оставили, вдруг рванулась вперед. Она прочертила по воде горящий синим пламенем след и выросла в полноценный разрыв в воздухе прямо у входа в храм. Из него вышли трое Шебти, невредимых. А за ними — Он.

Сет ступил на древние камни Элефантины, и земля под ним содрогнулась. Его доспехи черного золота поглощали лунный свет. Глаза горели, как угли. Он держал в руке длинное копье, наконечник которого был сделан из осколка метеорита, мерцающего зловещим синим светом.

— Довольно игр, племянник, — его голос был тихим, но он резал слух, как нож по стеклу. — Ты привел сюда заразу воспоминаний. Ты разбудил то, что должно было спать.

Хор-Сопдет встал между Сетом и Лейлой.

— Она не заражена, дядя. Она — наследие. То, что вы с отцом пытались похоронить: правду о том, что связь возможна. Что она не разрушает, а обогащает.

— Обогащает? — Сет сделал шаг вперед, и Шебти замерли, как тени. — Ты видел, что сделала с твоим отцом его «связь»? Он забыл долг! Он поставил чувства к песчинке выше судьбы цивилизации! Он разорвал ткань Маат, и мне пришлось её сшивать, став изгоем в глазах всех! Я не убивал его, мальчик. Я пытался спасти всё, включая его глупую, прекрасную мечту! — в голосе Сета впервые прорвалась неподдельная, старая, как вселенная, боль. — А теперь ты, его плоть и кровь, несешь ту же болезнь. И привел сюда её реинкарнацию. Я не позволю истории повториться.

Он поднял копье. Синий свет на наконечнике вспыхнул, нацеливаясь на Лейлу.

Но Лейла не отступила. Она все еще держала жезл, соединенный с окном-звездой в колодце. И через эту связь она почувствовала не только энергию Сириуса-А. Она почувствовала что-то ещё, глубоко под землей, под островом. Огромное, дремлющее, теплое присутствие. Сердце Ра. Не место. Сущность. Геомагнитный узел невероятной силы, спавший под Элефантиной миллионы лет.

И она поняла. «Место, где небо целует землю». Это не метафора. Это момент, когда энергия звезды (Сириуса), переданная через ключ и её собственную, резонирующую кровь, встречается с энергией земного ядра в этой конкретной точке.

— Хор! — крикнула она. — Дай мне всё, что можешь! Всю свою энергию! Не для атаки. Для пробуждения!

Полубог, не раздумывая, повернулся к ней и положил обе руки на её плечи. Волна чистой, золотой силы, горячей и звонкой, влилась в неё. Лейла направила её через жезл в колодец, но не в окно к Сириусу, а вниз, по каменным стенам, в самую глубь, к спящему сердцу планеты.

— СТОЙ! — прогремел Сет и метнул копье.

Но было поздно.

Земля под Элефантиной застонала. Не землетрясение. Это был глубокий, протяжный гул, как будто просыпался гигант. Из колодца ударил столб не золотого и не синего, а чистейшего белого света. Свет, в котором смешались все цвета радуги и который не слепил, а освещал саму душу. Он обволок Лейлу, Хор-Сопдета, даже отшатнувшегося Ахмеда.

Копье Сета, долетев до края светового столба, остановилось, зависло в воздухе и рассыпалось на черный песок.

Шебти замерли, их синие огни погасли. Они опустились на колени, не как воины, а как древние слуги перед господином.

Сет отпрянул, прикрыв глаза рукой. В белом свете его темная сущность шипела и дымилась. Но в его глазах, впервые за многие тысячелетия, был не гнев, а потрясение и… надежда?.

— Нет… — прошептал он. — Это… это невозможно. «Сердце Ра»… оно миф. Легенда, которую сочинил сам Ра перед уходом…

— Это не миф, — сказала Лейла. Её голос звучал странно, эхом, будто говорили через неё миллионы голосов — голоса земли, камней, реки, предков. — Это реальность. И оно не для войны. Оно для памяти. Чтобы все помнили, кто они. Откуда. И что связь — не угроза. Она — основа всего.

Белый свет начал медленно угасать, втягиваясь обратно в колодец. Окно к Сириусу закрылось. Но что-то изменилось. Воздух стал чище, звёзды — ярче. Даже Нил, казалось, запел тихую, новую песню.

Сет стоял, опустив голову. Его грозный вид куда-то испарился. Он был просто усталым, бесконечно старым существом, которое только что увидело чудо, в которое перестало верить.

— Что ты наделала, девочка? — его голос был усталым.

— Я дала вам выбор, — ответила Лейла. Сила покидала её, она еле стояла, поддерживаемая Хор-Сопдетом. — Больше не нужно прятаться, не нужно уничтожать. Сердце Ра пробуждено. Оно будет держать канал открытым для диалога. Для истинного диалога. Не между богами и людьми. Между… родственниками. Которые долго были в ссоре.

Сет посмотрел на неё, потом на племянника. В его взгляде шла борьба. Тысячелетия долга, боли и одиночества против нового, хрупкого ростка возможности.

— Диалог, — он произнес слово, как незнакомое. — Они на Сириусе… они услышали?

— Услышали, — кивнул Хор-Сопдет. — И не только на Сириусе-А.

Он посмотрел на небо. И все последовали его взгляду. Рядом с ярким Сириусом-А, его тусклый компаньон, Сириус-Б, белый карлик, вдруг… мигнул. Не вспышкой, а мягким, синим импульсом. Как сигнал. Как… приветствие.

Сет вздрогнул, как от удара.

— Осирис… — вырвалось у него. — Его душа… в ядре карлика… Он… отвечает?

Это было больше, чем он мог вынести. Повелитель Хаоса, Бог Чужих Земель, отвернулся. Его плечи слегка содрогнулись.

— Уходите, — сказал он хрипло. — Пока я не передумал. Пока они, — он кивнул на небо, имея в виду и Сириус-А, и Сириус-Б, — не начали спорить, что делать дальше. У вас есть время. Небольшое. Используйте его с умом.

Он махнул рукой, и Шебти встали, ожили. Но теперь они не двигались агрессивно. Они просто ждали. Сет шагнул в черный разрыв, который всё ещё висел в воздухе. На пороге он обернулся.

— За ней, племянник, теперь будешь следить ты. Если с ней что-то случится… Растопчу миры. — И это прозвучало не как угроза, а как клятва. Странная, искривленная клятва защиты.

Он исчез. Разрыв схлопнулся.

Наступила тишина. Только Нил шумел на перекатах.

Лейла выронила жезл и рухнула бы, если бы Хор-Сопдет не подхватил её. Он держал её, и в его золотых глазах светилось нечто новое — не только признательность, но и зарождающееся, живое чувство, не унаследованное от родителей, а свое собственное. К ней. К Лейле.

— Ты… ты переписала правила игры, — прошептал он.

— Я всего лишь физик, — слабо улыбнулась она. — Я просто нашла скрытую переменную в уравнении.

Ахмед, наконец, нашел свой голос:

— Значит… мы теперь… на стороне богов?

— Нет, — посмотрела на него Лейла, глядя в фиолетовое небо, где две звезды, наконец, вели тихий диалог после эонов молчания. — Они теперь на нашей стороне.

И где-то в глубоком космосе, в сердце белого карлика Сириус-Б, древняя, израненная душа, имя которой было Осирис, впервые за тысячелетия мук улыбнулась, почувствовав сквозь толщу небытия слабое, но упрямое эхо любви — от сына, от брата, и от далекой, зеленой планеты, которую он когда-то любил больше, чем вечность. Игра только начиналась. Но игровое поле, наконец, было определено. И называлось оно — диалог.

Голос Спящего Гиганта

Эхо пробуждения

Белый свет угас, оставив после себя не темноту, а странную, насыщенную тишину. Казалось, сам воздух на Элефантине стал плотнее, звучнее, будто наполненный незримыми струнами, которые только что перестали вибрировать. Лейла лежала на древних камнях, и ее сознание медленно всплывало из глубин, куда ее утянул контакт с Сердцем Ра. Она чувствовала себя так, будто ее разобрали на атомы, а затем собрали заново, и в новом пазле не хватало привычных границ между «я» и «миром».

Первое, что она услышала, — это мерный, спокойный стук. Не своего сердца. Более глубокий, резонирующий, будто исходящий из-под земли, через камень, прямо в ее кости. Тук. Тук. Тук. Как тиканье космических часов. Ритм пробудившегося Сердца.

— Лежи спокойно, — голос Хор-Сопдета прозвучал прямо над ухом. Он сидел на корточках рядом, его руки все еще обнимали ее плечи. Его касание больше не обжигало — оно было теплым, почти человеческим. В его золотых глазах отражалось не только беспокойство, но и благоговейный трепет. — Ты провела чистую энергию ядра через свое сознание. Никто из живущих — ни людей, ни сириусианцев — не делал этого за последний миллион лет.

— Что… что я сделала? — ее голос был хриплым, горло пересохло.

— Ты не пробудила Сердце, — поправил он. — Ты дала ему голос. Оно всегда было живо. Это геомагнитный и пси-резонансный узел планетарного сознания Земли. Но оно молчало. Как спящий гигант. Ты, будучи существом и земли, и, через свою кровь и ключ, звезд, стала… камертоном. Теперь оно настроено. И оно транслирует.

— Транслирует что?

— Себя. Свою гармонию. Свою… память. — Хор-Сопдет поднял голову, прислушиваясь к чему-то незримому. — Сигнал идет во все стороны. По линиям силового поля планеты. По ноосфере. И в космос. Узконаправленным лучом к Сириусу. Это не призыв о помощи. Это заявление. «Я здесь. Я живу. Я помню».

Ахмед, сидевший у колодца и с опаской заглядывавший в его теперь спокойную глубину, обернулся.

— Доктор… посмотрите на это.

Он протянул им свой смартфон (запасной, из кармана). На экране, несмотря на отключенные сети, бежали строки данных. Это был внутренний датчик устройства, фиксирующий фоновое излучение. Графики зашкаливали. Но не в рентгеновском или гамма-диапазоне. В диапазоне крайне низких частот (КНЧ) и магнитных аномалий. И эти данные… складывались в узор. Повторяющийся, сложный, похожий на сочетание иероглифа «анх» и математической формулы золотого сечения.

— Это… это идет отовсюду, — прошептал Ахмед. — Не только здесь. Я словил обрывки новостей по FM-радио, пока мы плыли. Помехи по всему миру. Странные атмосферные явления. Северное сияние над Каиром. А в местах древних монументов — Стоунхендж, Мачу-Пикчу, Баальбек — приборы фиксируют те же аномалии.

Лейла села, опираясь на Хор-Сопдета. Ее ученый ум, несмотря на истощение, лихорадочно работал.

— Планетарный резонанс. Сердце Ра — это не метафора. Это гигантский природный квантовый компьютер, использующий кристаллическую решетку мантии Земли в качестве процессора, а магнитное поле — в качестве носителя информации. Я его… перезагрузила. Инициировала системное послание.

— И это послание услышат, — сказал Хор-Сопдет. — Не только на Сириусе. Все, у кого есть «уши», чтобы слышать частоту планетарного сознания.

Он вдруг напрягся, его взгляд устремился на север, в сторону Каира и плато Гиза.

— И первые уже откликнулись. Не так, как мы ожидали.

Зов Праматери

В «Джет-Нефер», Прекрасном Острове, все изменилось. Аметистовые деревья светились теперь не ровным светом, а пульсировали в такт тому самому глубинному стуку. Жидкое серебро в ручьях искрилось радужными разрядами. Воздух гудел, как гитарная струна, задеваемая невидимой рукой.

Сет стоял посреди своего сада, сбросив шлем. Его лицо, с чертами хищника и древнего мудреца, было искажено гримасой боли и изумления. Он сжимал виски длинными пальцами, будто пытаясь удержать в голове бушующий поток.

— Прекрати… — рычал он сквозь зуба, обращаясь к пустоте. — Я не хочу твоих воспоминаний!

Но они накатывали. Не образы, а чистые, сырые эмоции, идущие от самой планеты через пробужденное Сердце.

Тепло солнечного камня под лапами молодого льва.

Прохлада первозданного океана на еще формирующейся коже.

Восторг первого полета на крыльях ястреба над зеленой, безграничной саванной.

Горьковатый вкус пепла от первого костра, разведенного разумными существами.

И любовь. Бесконечная, всепоглощающая, неразборчивая любовь матери к своим детям — к скалам, к деревьям, к зверям, к людям, к этим пришельцам со звезд, которые когда-то упали ей на руки, как пылающие угли, и которых она тоже, в итоге, обняла.

Это была любовь Геи. Праматери. Той самой, чьего имени боялись даже боги. Не личности, а самого принципа жизни, воплощенного в планете.

Рядом материализовалась Нехбет. Но ее обычная холодная ярость была смыта потрясением. Перья на ее крыльях взъерошились.

— Оно… оно говорит, Сет. Обращается ко мне. Зовет меня… дочерью. Я забыла это чувство. Мы все забыли.

— Молчи! — крикнул он, но в его голосе не было силы. Он опустился на колени, уронив копье. Глаза, пылавшие адским огнем, теперь были широко распахнуты, в них отражалась настоящая, животная растерянность. — Мы покинули ее. Мы вознеслись, мы создали цивилизации на звездной пыли… мы стали богами. Чтобы забыть эту… эту зависимость! Этот удушающий материнский инстинкт вселенной!

— А может, чтобы забыть свою ответственность перед ней? — тихо сказала Нехбет. — Она не удушает. Она… напоминает. О том, кем мы были. До того, как научились разрывать пространство и время. До гордыни.

Сет зарычал, но это был уже не гневный рев, а стон раненого зверя. Он снова видел лицо Осириса — не в момент ярости или предательства, а в далекой юности, когда они вместе, два молодых сириусианских принца, впервые ступили на эту планету. Осирис тут же скинул свои доспехи и побежал босиком по мокрому песку Нила, смеясь с таким искренним, таким человеческим восторгом, что Сету стало неловко. «Посмотри, брат! Она живая! Она дышит!» — кричал Осирис. А Сет тогда лишь презрительно фыркнул, считая такие эмоции слабостью. Он пришел изучать, покорять, использовать ресурсы. Осирис — чувствовать.

Теперь, спустя эоны, через голос самой планеты, Сет наконец понял то, что чувствовал его брат. И это понимание было невыносимым. Оно ломало все догмы, на которых он выстроил свою личность, свою миссию «хранителя равновесия».

— Что теперь? — спросила Нехбет, и в ее голосе впервые зазвучала неуверенность.

— Теперь, — с трудом поднялся Сет, поднимая свое копье, но уже не как оружие, а как посох, — теперь этот гигант проснулся. И его первый крик услышали все. Не только мы. И на Сириусе-А, и на Сириусе-Б сейчас бушуют бури, которых не было тысячелетия. Они знают, что случилось. Они знают, что здесь. И они придут. Не маленьким отрядом Шебти. Флотилиями. Чтобы узнать. Чтобы захватить. Чтобы уничтожить или поклониться. — Он посмотрел в сторону Элефантины, и в его взгляде была уже не досада, а тяжелая решимость. — Мы должны их опередить. Девочка и мой племянник… они теперь не просто беглецы. Они — хранители самого ценного существа в этой части галактики. Спящего гиганта, который только что открыл глаза. И его первым словом было их имена.

Код Атлантиды

На Элефантине Лейла, с помощью Хор-Сопдета, пыталась встать на ноги. Ее тело было слабым, но разум, напротив, чувствовал себя невероятно острым и расширенным. Она буквально чувствовала магнитное поле Земли как легкое покалывание на коже. Видела тепловые следы ушедших Шебти на камнях. Слышала, как под землей текут водоносные слои, словно вены.

— Твой метаболизм изменился, — сказал Хор-Сопдет, сканируя ее своим внутренним взглядом. — Клетки начали поглощать фоновую пси-энергию Сердца. Ты больше не полностью зависишь от пищи и воздуха в привычном смысле. Ты подключена.

— Как батарейка к розетке, — горько усмехнулась Лейла. — Что это значит в долгосрочной перспективе?

— Не знаю. Такого никогда не было. Но ты должна научиться этим управлять. Иначе поток информации сожжет тебя изнутри.

Внезапно Ахмед вскрикнул. Он указывал на жезл-ключ, лежащий на краю колодца. Кристалл, обычно светящийся ровным светом, теперь проецировал в воздух над собой сложную, трехмерную голограмму. Это была не звездная карта. Это была… архитектурная схема. Пиктограммы, напоминающие чертежи Леонардо да Винчи, но на тысячелетия старше. Вращающиеся модели сооружений, которые невозможно было построить с технологиями бронзового века: арки с двойной кривизной, каналы, текущие вверх, кристаллические генераторы.

— Это не сириусианское, — замер у голограммы Хор-Сопдет. — Это… более древнее. Земное. Но не человеческое. Смотри. — Он ткнул пальцем в центральный символ: круг, разделенный на концентрические кольца суши и воды. — Атлантида? Или… Лемурия? Это знания той расы, которая жила здесь до людей. До нашего первого пришествия.

— Працивилизация, — прошептала Лейла, подходя ближе. Ее глаза горели. — Та, что построила первые мегалиты. Та, что общалась с планетарным сознанием напрямую. Легенды… они правдивы. И Сердце Ра, пробудившись, передало эти чертежи через ключ, потому что ключ настроен на меня, а я… я теперь часть сети.

Голограмма сменилась. Теперь это была схема энергетических линий Земли — лей-линий. Но не тех, что знали друиды. Это была невероятно сложная, фрактальная сеть, напоминающая нейронные связи мозга. И в ключевых узлах этой сети светились точки. Одну из них они только что активировали (Элефантина). Другие… Гизевое плато. Плато Наска. Гора Кайлас. Бермудский треугольник. И место в центре Атлантического океана, где сходились десятки линий.

— Это точки доступа, — сказал Хор-Сопдет. — Порты для связи с Сердцем. И… для чего-то еще. — Он увеличил мысленным усилием (которое уловила и Лейла) изображение океанского узла. Голограмма показала не просто точку. Она показала подводную структуру, огромную пирамиду из темного, похожего на стекло материала, излучающую слабый свет. И вокруг нее — руины города. — Это не Атлантида в понимании Платона. Это Хранилище. Библиотека той расы. И, судя по энергетическим меткам… оно все еще активно. И защищено.

— Защищено от чего? — спросил Ахмед.

— От нас, — мрачно ответил Хор-Сопдет. — От тех, кто не готов к знанию. Ключ, который ты держишь, Лейла, — это не только звездный ключ. Это и ключ к этим хранилищам. Первая ступенька лестницы. И теперь, когда ты активировала Сердце… ты послала приглашение. Ко всем хранилищам. И сигнал тревоги — их защитным системам.

Как будто в ответ на его слова, кристалл жезла издал тонкий, высокий звон. Голограмма снова сменилась. Теперь это был образ звездного неба, но с помехами, будто на экране старого телевизора. И сквозь помехи проступали силуэты. Три. Четыре. Пять. Корабельных силуэтов, похожих на тупоконечные стрелы или кинжалы. Они выходили из искривления пространства возле Сириуса-А и ложились на курс. Курс на Землю.

— Флотилия, — прошептал Хор-Сопдет, и его лицо окаменело. — Совета Сириуса-А. Официальная. Они идут с инспекцией. А может, с чем похуже.

— Сколько у нас времени? — спросила Лейла, чувствуя, как холодный комок страха сжимает ее желудок, но ее новый, расширенный разум уже начинал просчитывать варианты.

— При их скорости и с учетом гравитационных маневров… максимум 72 земных часа. Возможно, меньше.

— Тогда нам нужно в Хранилище, — решительно сказала Лейла. — Там могут быть ответы. Технологии. Что-то, что поможет нам объясниться с ними. Или защититься.

— Путь туда смертельно опасен. Защитные системы працивилизации делают Шебти Сета выглядеть игрушечными солдатиками, — предупредил Хор-Сопдет.

— У нас есть ключ. И есть я. Я — тот самый «камертон». Сердце Ра меня… признало. Возможно, хранилище тоже признает.

В этот момент пространство рядом с ними снова исказилось. Но на этот раз не черным, слезящимся разрывом Сета. Воздух засверкал, как радуга в капле нефти, и из этого сияния вышла женщина.

Она была высока и невероятно прекрасна. Ее кожа казалась сделанной из светлой яшмы, волосы — водопад черного обсидиана, ниспадающий на плечи. На ней было простое платье цвета морской волны, но от нее исходила аура такой древней, бездонной силы, что даже Хор-Сопдет отшатнулся, инстинктивно прикрывая Лейлу.

— Успокойся, дитя Сириуса, — голос женщины был похож на шум прибоя и шелест листьев одновременно. — Я не твой враг. Я пришла по зову Матери.

Лейла смотрела на нее, и в ее памяти всплыло имя, высеченное на стеле в Карнаке, которое она всегда считала просто титулом.

— Тефнут? — выдохнула она. — Богиня влаги, дыхания жизни…

— Дух росы, дочь Ра, одна из первых, — кивнула женщина. Ее глаза были цвета весеннего неба, но в их глубине плескались океаны времени. — Я никогда не уходила с Земли полностью. Я спала в ее реках, в ее облаках, в ее утренней росе. Твой зов, дитя реки и звезды, разбудил и меня. Как и других.

Она махнула рукой, и вокруг, из самого воздуха, из камней, из воды Нила, стали проявляться другие фигуры. Туманные, полупрозрачные, но узнаваемые для любого, кто изучал мифологию. Человек с головой ибиса — Тот, бог мудрости. Женщина с головой кошки — Бастет. Суровый мужчина с головой сокола — Ра-Хорахти. Духи-хранители, «ба» великих богов, оставшиеся стеречь Землю, когда их физические носители ушли на Сириус. Их было немного, может, дюжина. Но их совокупная сила висела в воздухе, как гроза перед ударом молнии.

Тот заговорил, и его голос звучал как скрип пера по папирусу:

— Совет Сириуса-А посылает флотилию «Урея» под командованием Анукет, Дочери Порогов. Она фанатична. Она верит только в чистоту сириусианской крови и в абсолютный закон Ра. Она сметет всё на своем пути, чтобы «очистить» очаг ереси и вернуть ключ. Сет и его Шебти для нее — такие же еретики, как и вы.

— Почему вы теперь явились? — спросил Хор-Сопдет, все еще не опуская руку. — Где вы были все эти века, когда люди страдали, когда Сет правил страхам?

Бастет зашипела, и в воздухе запахло миндалем и опасностью:

— Мы спали, юнец. Мы — тени, воспоминания. Наша сила привязана к силе Земли. Когда Сердце спало, мы едва могли проявляться в снах избранных. Теперь, когда оно бодрствует… мы можем действовать. Но ненадолго. Мы не боги. Мы — эхо.

— Мы можем помочь вам добраться до Хранилища, — сказала Тефнут. — Мы знаем путь. Мы помним, как выглядел мир до потопов. Мы проведем вас через подводные течения и укроем от глаз спутников. Но внутрь… внутрь вы должны войти сами. Нас, эхо, туда не пустят. Только живых. И только тех, кого признает Хранитель.

— Хранитель? — переспросила Лейла.

— Тот, кто стережет библиотеку. Последний из прародителей. Он спит там с тех пор, как его мир пал. Он может принять вас как наследников… или стереть с лица вселенной как воров.

Лейла обменялась взглядом с Хор-Сопдетом. Выбора не было. Сидеть и ждать флотилию — самоубийство. Хранилище — единственный шанс.

— Мы идем, — сказала она.

Тефнут улыбнулась, и ее улыбка была как первый дождь после засухи.

— Тогда следуй за дождевой тропой, дитя. Мы встретимся у ворот. — Она растворилась в блеске росы на камнях. За ней исчезли и другие духи, оставив после себя лишь легкое, прохладное дуновение и ощущение, что за ними теперь наблюдает весь древний мир.

Хор-Сопдет поднял ключ. Кристалл теперь показывал не голограмму, а пульсирующую точку в Атлантическом океане и извилистый, подводный маршрут к ней.

— Лодка не подойдет. Нам нужен другой транспорт.

— У меня есть идея, — сказал Ахмед неожиданно уверенно. — Мой двоюродный брат. У него старая рыбацкая шхуна с модифицированным двигателем. Он… занимается не совсем легальными перевозками между побережьями. Он может доставить нас близко к точке. За деньги. Или за обещание не говорить властям.

Лейла взглянула на своего ассистента с новым уважением.

— Звони ему. Скажи, что это вопрос жизни и смерти. И что он войдет в историю как человек, который помог… ну, как минимум, очень важному научному открытию.

Пока Ахмед говорил по телефону на стремительном арабском, Хор-Сопдет отвел Лейлу в сторону.

— Ты понимаешь, на что идешь? Ты едва стоишь на ногах. А там… мы можем столкнуться с тем, перед чем померкнет даже мощь Сета.

— Я понимаю, — ответила Лейла, глядя на отражение Сириуса в Ниле. Звезда казалась теперь не такой далекой. Почти родной. — Но я также понимаю, что это не случайность. Моя кровь, ключ, ты, Сердце Ра… это части одного уравнения. И я должна решить его. Не только ради нас. Ради нее.

Она положила ладонь на теплый камень храма Хнума.

— Она говорила со мной, Хор. Земля. Она не просила о помощи. Она… благодарила. За то, что я напомнила ей о ней самой. И просила защитить ее детей. Всех. И людей, и вас, сириусианцев, которые когда-то были ее детьми тоже. Я не могу отказать.

Хор-Сопдет долго смотрел на нее. И в его взгляде окончательно рассеялась тень тоски по давно умершей матери. Теперь там была только она. Лейла. Живая, хрупкая, упрямая и невероятно сильная. Он взял ее руку и поднес к своим губам. Это был не романтический жест. Это был ритуал признания, старый, как звезды.

— Тогда мы идем вместе. До конца.

Где-то в глубоком космосе, на мостике самого большого корабля флотилии «Урей», Анукет, женщина с лицом из холодного мрамора и глазами цвета ледяного пламени, смотрела на голограмму Земли. Её тонкие пальцы сжимали жезл власти, увенчанный ядовитой змеей.

— Прибытие через 68 часов, — доложил офицер. — На планете обнаружены множественные энергетические аномалии. Уровень пси-фона зашкаливает. И… мы фиксируем следы ушедших «ба» — духов-хранителей. Они активны.

— Ересь цветет махровым цветом, — холодно произнесла Анукет. — Мы выполним волю Совета. Очаг будет стерт. Ключ изъят. Полукровка и человеческая самозванка — уничтожены. А Земля… Землю придется поставить на карантин. На тысячелетия. Чтобы она забыла этот болезненный всплеск самосознания. Приготовить орбитальные эмбрионы «Молчания». Пора вернуть этому питомцу богов его место — тишину и покорность.

А в ядре белого карлика Сириус-Б, душа Осириса, услышав голос пробудившейся Земли и почувствовав приближение флотилии дочери, впервые за всю вечность предприняла усилие. Не чтобы вырваться. Чтобы послать один-единственный, едва уловимый импульс. Не сыну. Не брату. А ей. Лейле. Импульс, состоящий из одного образа: огромных, покрытых инеем врат на дне океана, и символа, начертанного на них — спирали, закручивающейся внутрь себя. Это был и ключ, и предупреждение.

Игра входила в новую фазу. Теперь на кону стояла не просто судьба нескольких существ, а душа самой планеты и будущее диалога между двумя мирами, которые слишком долго боялись услышать друг друга.

Врата под волной

Песок и Соль

Шхуна «Аль-Нахла» была старой, пахнущей рыбой, соляркой и тысячами морских миль. Ее капитан, двоюродный брат Ахмеда Марван, оказался молчаливым гигантом с татуировкой якоря на предплечье и пронзительным, все оценивающим взглядом. Когда они поднялись на борт в маленьком, темном порту к западу от Александрии, он долго смотрел на Хор-Сопдета, чей инопланетный облик был скрыт под широким бедуинским бурнусом и тканью, закрывавшей нижнюю часть лица, но чьи золотые глаза все равно светились в тени капюшона.

— За ним охотятся, да? — спросил Марван у Ахмеда прямо, игнорируя Лейлу.

— За всеми нами, — ответил Ахмед.

— И ведешь ты нас не на обычную рыбалку, — капитан бросил взгляд на планшет с координатами, которые светились в центре Атлантики, в сотнях километров от любых маршрутов.

— Это важнее рыбалки, Марван. Важнее всего.

Марван плюнул за борт, потер татуировку якоря.

— Заплатишь тройную ставку. И если умрем, твоя мама получает мой дом в деревне. Договорились?

Лейла, стоявшая у борта и смотревшая, как берега Африки растворяются в багровой полосе заката, кивнула.

— Договорились.

«Аль-Нахла» вышла в открытое море. Первые часы плавания были тревожными. Лейла сидела в тесной каюте, пытаясь освоиться с новыми ощущениями. Ритмичный стук Сердца Ра теперь был постоянным фоном ее существования, убаюкивающим и вселяющим уверенность. Но через этот фон прорывались и другие «голоса». Она чувствовала, как далеко позади, в Египте, Сет, подобно раненому льву, бродил по своим владениям, его темная энергия вихрем кружилась в «Джет-Нефер». Она чуяла холодное, неумолимое приближение флотилии Анукет — острые, как иглы, сигнатуры кораблей, режущих пространство. И она чувствовала само море. Не как массу воды, а как живое, дышащее существо с древней, медлительной душой. Его песнь была глубже и старше песни Земли-суши — полная скорби о затонувших землях и забытых королях.

Хор-Сопдет нашел ее на палубе ночью. Небо было ясным, Млечный Путь раскинулся над ними ослепительным мостом. Сириус сверкал, как бриллиант в бархатной оправе.

— Ты не спишь, — сказал он, прислонившись к лееру рядом.

— Не могу. Слишком много… входов открыто. Как будто я сижу в комнате, где все телевизоры включены на полную громкость.

— Тебе нужно научиться фильтровать. Сосредотачиваться на одном канале. Дай мне руку.

Она протянула руку, и он обхватил ее ладонь своими длинными, горячими пальцами.

— Закрой глаза. Представь не множество голосов, а… реку. Ты стоишь в реке. Одни течения несут одни голоса, другие — иные. Ты не должна слушать всю реку. Выбери одно течение. Позволь ему нести тебя.

Она попыталась. Сначала был хаос — крики чаек сливались с гулом двигателя, стуком Сердца, шепотом глубинных течений. Потом она мысленно шагнула в поток, как он и сказал. И выбрала одно «течение» — теплое, соленое, древнее. Песнь Атлантики. И вдруг голоса прояснились. Это были не слова. Это были образы, накладывающиеся на ее сознание:

Гигантские города из перламутра и коралла, сияющие под куполами из затвердевшего воздуха. Существа, похожие на помесь людей и дельфинов, скользящие по широким бульварам. Музыка, похожая на пение китов и звон хрустальных колоколов.

Затем — тень на солнце. Падающие огненные стрелы с неба. Треск куполов. Паника. Великое смещение. Воды океана, вздымающиеся, как гневный бог, чтобы поглотить кричащие города.

И тишина. Глухая, давящая тишина на дне. И одинокий Страж, оставленный сторожить руины и ждать… ждать того, кто сможет принять наследие и не сломаться.

Лейла открыла глаза. По ее щекам текли слезы.

— Они были так прекрасны, — прошептала она. — И так… беззащитны перед вами? Перед сириусианцами?

Хор-Сопдет отвел взгляд, его лицо исказила боль.

— Не мы. По крайней мере, не те, кого вы называете богами Египта. Это была другая фракция. Те, кто верил в… очищение через уничтожение. Они считали працивилизацию ошибкой, тупиковой ветвью. Это была Первая Война. Она стерла с лица Земли ее первых детей, а виновники были изгнаны в дальние рукава галактики. Мы, египетские боги, пришли позже, на пепелище. И дали клятву Ра — никогда не вмешиваться так грубо. Стать наставниками, а не хозяевами. — Он сжал ее руку. — Вот почему связь Осириса с человеком была таким шоком. Это напомнило всем о том старом грехе. О возможности падения.

Лейла смотрела на звезды.

— Анукет… она из тех, первых?

— Нет. Она из наших. Но она и ей подобные верят, что любое отклонение от «чистоты» ведет назад, к тому хаосу. Они боятся не вас. Они боятся самих себя. Своей способности ошибаться.

Внезапно спокойная поверхность океана в ста метрах по левому борту вздыбилась. Вода не забурлила, а поднялась, образуя идеально гладкую, изогнутую стену высотой с десятиэтажный дом. Из этой стены материализовалось лицо — женственное, из воды и лунного света, с глазами из морской пены.

Тефнут.

— Идите за мной, дети, — прошептал голос, который был шелестом волн о борт. — Мы входим в Путь Предков. Отключите ваши машины шума. Доверьтесь течению.

Марван, увидев водяную стену, перекрестился и что-то быстро забормотал, но послушно заглушил двигатель. «Аль-Нахла» замерла, покачиваясь на внезапно утихших волнах. Затем водяная стена мягко обняла шхуну, окружила ее со всех сторон, и судно, подхваченное невидимой силой, плавно понеслось вперед, скользя сквозь океанскую толщу со скоростью, немыслимой для его корпуса. Вода вокруг них светилась биолюминесцентным сине-зеленым светом. Они видели, как мимо проплывали стаи невиданных рыб, руины каких-то колонн, поросшие кораллами, и глубокие, черные разломы, откуда веяло древним холодом.

Логово Левиафана

Путешествие заняло меньше суток. Когда водяной тоннель рассеялся, они оказались в месте, где царила вечная ночь. Свет с поверхности сюда не доходил. Но дно… дно светилось само. Они стояли на краю подводной пропасти, а на противоположной стороне, в толще черного базальта, зияли колоссальные врата. Они были высечены не из камня, а из цельного гигантского кристалла темно-синего, почти черного цвета. На их поверхности светились сложные, мерцающие серебром узоры — те же, что показывал ключ. Врата были немыслимо огромны — в них мог бы пройти целый современный авианосец.

Вокруг царила гробовая тишина. Давление на такой глубине должно было раздавить их судно в лепешку, но какой-то силовой купол, исходивший от самих врат или от сопровождавших их духов, защищал «Аль-Нахлу». Воздух был холодным и пахнущим озоном и… одиночеством.

Тефнут, Тот, Бастет и другие «ба» появились на палубе, их формы теперь были более четкими, но все еще полупрозрачными.

— Дальше мы не можем, — сказал Тот, его ибисиная голова склонилась над свитком из света, который он держал в руках. — Энергия Хранителя подавит наши призрачные сущности. Вы должны войти сами. Ключ и печать в твоей крови откроют путь, дитя.

— А что насчет… Хранителя? — спросила Лейла.

— Он последний из Атлантов. Но он не человек. Он — страж, переделавший себя, чтобы жить вечно, сторожа память своего народа. Он может быть мудрым. Может быть безумным от одиночества. Мы не знаем, — ответила Бастет, облизывая лапу. — Удачи. Не дай ему съесть твой дух.

Духи растворились. Остались они втроем на палубе, глядя на исполинские врата. Марван отказался идти дальше, поклявшись сторожить шхуну. Лейла, Хор-Сопдет и Ахмед (который наотрез отказался оставаться один) сели в небольшую надувную лодку и направились к кристаллической стене.

По мере приближения жезл в руках Лейлы начал вибрировать, издавая низкий, резонирующий гул. Кристалл светился так ярко, что освещал их бледные, напряженные лица. Когда лодка коснулась поверхности врат, кристалл не был твердым. Он был… вязким, как смола. Лейла, глубоко вздохнув, подняла жезл и ткнула им в центр, где сходились серебряные узоры.

Мгновение ничего. Потом кристалл вздохнул. Вещество врат начало течь, отступать, образуя арку, достаточно широкую для их лодки. За ней была не тьма, а мягкий, рассеянный голубоватый свет. Они вошли.

Внутри это было не похоже на руины. Это был действующий, стерильно чистый комплекс. Стены из того же самосветящегося кристалла, полы из отполированного черного камня. Воздух был свежим и обогащенным кислородом. Повсюду парили голограммы — схемы, тексты на нечитаемом языке, трехмерные модели исчезнувших городов. Это была библиотека, застывшая во времени.

— Невероятно, — прошептал Ахмед, снимая все на камеру телефона. — Системы жизнеобеспечения работают спустя… сколько? Десятки тысяч лет?

— Сто двадцать четыре тысячи восемьсот тридцать семь лет, пять месяцев и четырнадцать дней, — прозвучал голос. Он был нейтральным, металлическим, но в его интонациях угадывалась бесконечная, космическая усталость.

Они обернулись. В центре зала, под куполом, на котором проецировалась карта древней Земли, стоял… он.