Бесплатный фрагмент - Синдром Искариота, или История одного предательства

«Человек либо способен на предательство, либо нет. Если он предал раз, то будьте уверены, предаст и второй…»

«Если человек предал кого-то из-за тебя, […] рано или поздно он предаст тебя из-за кого-то».

«Не проверяйте друзей и любимых. Они всё равно не выдержат испытания. Мы сами подстраиваем для них соблазн, а потом сетуем на жизнь…»

«Да, моей трусостью трусит трус.

И моим предательством предаёт предатель»

Антуан де Сент-Экзюпери

Вступление

Да простят мне строгие критики нарушение границ литературного жанра. Но поведывавший мне эту историю мой друг — художник Илья Эсператов убедительно настаивал на том, что смысл текста будет утерян, если не упомянуть о создании семь веков назад фрески, сюжет которой имеет некоторое отношение к описанным событиям. Из его рассказа я понял, что стечения обстоятельств, о которых в дальнейшем будет идти речь, весьма типичны для нашего времени, и история эта во многом банальна, не вот тебе — фрагмент цепкого триллера, захватывающий эпизод или нечто из ряда вон выходящее… Конечно, есть в изложенном и острый индивидуальный момент, иначе бы не стоило об этом писать. Но всё же меня в большей степени заинтересовало то, что мой герой подметил определённую закономерность, некий болезненный синдром, который пронизывает прозаический мотив красной нитью. Нет, это не болезнь, вследствие которой кашляют или чихают, рыгают или икают, поносят или констипируют, бьются в судорогах или задыхаются, а затем пьют горькие таблетки, втирают лечебные мази, делают уколы и проводят физиопроцедуры, или, не ровен час, наступает необходимость операционного вмешательства. Об этих болезнях только вполголоса или шёпотом говорят на исповедях, да и то всё реже и реже… Жизнь героя продолжается во снах, а во снах символические персонажи нередко оживают. Да что это я стал опережать течение сюжета — так вдруг сразу всё и разболтаю. Нет, всё по порядку…

1

«Солнце стало апельсином, жёлтым апельсином! Я его съем!» — радостно подпрыгивая и вскидывая руки до уровня плеч, подражая белому альбатросу, кричит резвый мальчуган с бронзовеющей кожей и оттопыренными завитками ушей. Ранний вечер в Падуе приободрён золотисто-рыжей улыбкой светила лазурному небу. Петляющие тесной грядой по многоцветному небосклону кучевые облака ограждают проходы к тающему в вечернем мареве солнцу. Освещение в капелле едва годится для искусной живописной работы. Ленточные струи света, исходящего из высоких и узких окон капеллы, пронизывают опрокинутую воздушную ладью замкнутого пространства. Мерцание зажжённого фонаря. Наглухо сбитый деревянный лоток с мраморной пудрой. Вспыхивающие золотистыми огоньками металлические чашечки разных размеров, доверху наполненные порошком красочных пигментов. Плотной кляксой прилипла к нагромождённым деревянным лесам и подмосткам фигура художника. Он суетливо водит кистью по гладкой стене. Сгустки ярких свежеистёртых красок хорошо видны на широкой палитре.

— О, тщетных сил людских обман великий, — громогласно, сквозь раскатистое эхо, прогремело в стенах капеллы, —

Сколь малый срок вершина зелена,

Когда на смену век идёт не дикий!

Кисть Чимабуэ славилась одна,

А ныне Джотто чествуют без лести,

И живопись того затемнена.

— Данте, друг, я не заметил, как ты вошёл! Чуть не свалился вниз от неожиданности. Заканчиваю. Не могу оторваться, складки ещё не все прописаны начисто. Два подмастерья ушли, работаю один.

— Жизнь в изгнании приучила меня к неожиданным уходам и появлениям. Тебя просила поторопить к ужину Чиута.

— Как она там?

— Всё шутит. Говорит, что, сдружившись, мы стали походить друг на друга носами — орлиные у обоих. Недовольно ворчит, что забываешь о ней, работая сутками над фресками.

— Энрико Скровеньи не даёт расслабиться. Ежедневно в полдень обходит своё владение, постоянно мучает меня наставлениями.

— А почему ты поместил роспись на этот сюжет в центре стены? Редко художников вообще цепляет эта тема. Боятся её писать, скорее всего.

— Энрико тоже заинтересовался этим. А мне эта идея по душе. Они всегда рядом, они непременно в плотных объятиях, в вечном мистическом диалоге, как на краю бездны, — один против другого: «Не этим ли поцелуем…». Где Он, там обязательно появится и он. Все остальные — только втянутые в действие персонажи, не пассивные наблюдатели, но участники, каждый из которых делает свой выбор. Обычно эти полярные фигуры не сталкивают лицом к лицу. Все боятся этого столкновения. У Гвидо из Сиены более связаны диалогом Пётр и Иуда, а у прославленного Чимабуэ Христос не смотрит на Иуду. Но ведь помнишь — они как бы сговорились выступить в противоборстве один против другого, сила вероломства против силы духа: «Что делаешь, делай скорее».

— Хорошо, что этих слов не слышат папские слуги. И ты при них не взболтни чего лишнего. Не думаю, что они одобрили бы такую трактовку.

— Я над ними только потешаюсь. Был недавно презабавный случай. Папскому посланнику, вознамерившемуся оценить моё мастерство, вместо сюжетного эскиза я нарисовал от руки идеальную окружность.

— Ну и как, оценил понтифик?

— Да, сам не ожидал, как раз через неделю я получил приглашение принимать заказы от папского двора.

— Повезло!

— Ещё бы! Так что, друг, между нами, главное — чётко очертить свои круги. А кто в них не вписался — не наша забота.

Данте внимательно оглядел фреску. Фигуры как будто оживали, стоило только на них посмотреть. Христос в киноварном хитоне и небесного цвета накидке, пристально смотрящий в глаза Иуды и объятый его золотисто-охристым плащом. Развёрнувший торс винтом и укутанный в лиловую мантию с золотой каймой низкорослый первосвященник Иосиф Каиафа с чёрным тфилином на лбу, упрямым повелительным жестом указывающий стражникам на фигуру Христа. Гневный Пётр, резко отсекающий мечом ухо рабу, вот было схватившему за рукав Сына человеческого. Повернувшийся к зрителю спиной в холодном одеянии стражник останавливает Петра, оттягивая складки его рыжего плаща. Два дугообразных силуэта мрачной копошащейся толпы на заднем плане. Сцена то судорожно немеет и застывает, концентрируясь на объятии центральных фигур, то вновь наполняется гулом, шорохами и пульсацией ритмов. В мимике лиц героев, в каждом их жесте и повороте подспудно ощущается невероятное напряжение. Почти все очертания лиц — разнонаправленные профили. В правой стороне факелы красного огня зловеще вознеслись над толпой. Стражник затрубил в белый рог, предвещая роковую развязку…

— Ты так внимательно прописываешь складки ткани на передних планах, Джотто! Я словно прорываю гладь сырой штукатурки и вхожу туда, вглубь. Кожей ощущаю монолитность и плотность каждого объёма. А плащ Иуды — он же светится золотом, блестит, переливается! И нимб над головой Христа тоже ярко выделен. Только Его нимб — солнечно-жёлтый, а плащ Иуды с едва заметным рыжеватым оттенком нежного молозива или цвета свежего персика… И образ Иуды как будто мне знаком…

— Да, золото, друг мой, особенно прекрасно на холодном фоне — там, где синяя мгла и пурпур одеяний. Сияние золота всегда ослепляет. Оно таит в себе то ли богатство, то ли соблазн, то ли святость, то ли предательство. Сразу не разберёшь…

— Как ты полагаешь, — рассудительно спросил художника Данте, — о чём в этот момент думает Иуда, что он осознаёт?

— Ничего. Он просто упивается своей мнимой победой и наполнен чувством превосходства. Он это совершил, он стал на время хозяином ситуации, сделал всё так, как именно он задумал. Все думали, что воля Учителя незыблема, но стоило ему только захотеть — и сам Мессия, прознанный народом Царь Иудейский, стал беспомощным в окружении стражников.

Данте продолжил рассматривать роспись, на мгновение оторопев в задумчивости, а затем одобрительно кивнул в сторону друга и, невольно погрустнев, крестообразно прижимая к груди края плаща, удалился из помещения.

2

Русское раздолье, мягкое мерцание солнечных лучей, переливчатый снег… Хилые деревья под вьюжный посвист вязнотканными ветвями сцепились друг с другом, скучковавшись редкими группами, словно пытаясь согреться на одиноком пути. По автомобильной трассе вдоль широкой заснеженной поляны мчится белоснежная «Лада» — белое на белом… В серебристом мареве стали отчётливо видны горделивые очертания Благовещенского собора, построенного в стиле «ампир». Он контрастирует с выстроенным в длину возле него одноэтажным приземистым домиком с треугольным очертанием крыши над главным входом и розовато-охристыми стенами. Вот низкий деревянный забор цвета лучшей летней поры оживил холодный колорит бескрайнего пространства. Уже близко: мелькают телеграфные столбы, деревянные домишки выстроились рядком, жёлтая полоска трубопровода, ограды, ворота… Ясень приветливо встал у проезжей тропы. Меж затейливо-резных сельских изб крупным коробом выделился двухэтажный дом. Автомобиль подъезжает к воротам. Вместе с высоким седым и худощавым мужчиной средних лет, уверенно шагающим к входу, мельтешит по сугробам девушка в светлой одежде. Резво отозвалась на приход хозяев лохматая лайка, привязанная на цепи. «Юми, сидеть, свои!», — скомандовал псу вошедший во двор хозяин. — Ну разве это охранный пёс? Кошка великорослая», — саркастично заметил хозяин, увидев, как его дочь нежно приглаживает собачьи вихры. Ловкими касательными движениями он стряхнул снег с одежды.

За изгородью кипучая атмосфера деревенского двора в зимнюю стужу бойко обнаружила себя внезапно пробудившимися голосами мекающих, кудахтающих и крякающих существ.

— Лида, а ты воду козлятам носила? — послышался с крыльца сиплый женский голос.

— Утром наливала. А что? — в тембре меццо-сопрано ответила девушка-подросток.

— Иди-ка скорее ещё добавь. Козы уж больно беспокоятся сегодня весь день.

— Ща прямо выбегу в холод, — меццо-сопрано заметно перешло в контральто. — Мам, ну сколько можно! Хватит там им питья.

— Иди налей — кому сказала! Вечно не допросишься…

Проступи лестницы у крыльца сухо затрещали под тяжестью сапог вернувшихся с поездки родственников.

— Ну и где твой муж? Где «дедя», куда подевался? Опять не приехал (после каждой фразы застывали короткие паузы)? Плохо ему здесь с нами? Нос от нас теперь воротит. Венчание, видишь ли, ему не устроили. А тебе с ним таким хорошо или нет — вот в чём вопрос, — почти с порога услышала Регина монотонный и самоуверенный голос матери.

Тут и отец не замедлил вставить слово:

— Я его звал к нам несколько раз. А он дуется, корчит из себя что-то: «Нет, спасибо, работы у меня здесь полно!» Неладно у них что-то…

Регина насупилась, устремила взгляд горько-шоколадных глаз в окно, в сторону жёсткой горизонтальной полосы высокостенного забора, — так, что классически выстроился лекальными очертаниями её упрямый профиль… Тонкая шея, напряжённо удерживающая в строгом положении головной овоид, важно выступающий подбородок с едва заметной ямочкой посередине, слегка выпяченная нижняя губа, немного оттопыренный и мясистый носик, изящная дуга покатого лба — во всём этом был какой-то след трогательной наивности и нескрываемой обиды. На плотно вписанных в тугие орбиты глазах с чувственно-глубоким взором появились редкие слёзы. Послышались короткие всхлипывания, сквозь которые обрывочно стала звучать тихая речь:

— Я ему говорила: «Не поедешь — сильно на тебя обижусь». А он всё: «Нет, ты знаешь, почему не еду». Да ну его… Остался там с Крис. Раньше, мол, хоть предупреждала заранее. А сейчас, говорит, приезжает машина — меня ставят перед фактом; только приехала — опять в поход… «Несанкционированное лисятничество» — шуточки всё ему…

Мимолётно, как бы нехотя, проскользнувшая улыбка на последней фразе сделала её речь более спокойной.

— А чувствую теперь себя как-то скованно совсем: то не могу дома у него сделать, это не могу… Не знаю, как дальше у нас с ним сложится… Девчонкам-школьницам, что мельком его видели, он понравился, а четырнадцатилетний мальчик, который всё смотрит на меня влюблёнными глазами, говорит мне, что он пожилой мужчина, а мне нужен другой. И надо ж такое: до замужества никому не нужна была, а сейчас все всполошились, прямо наперебой. Ванечка опомнился: «Давай попробуем снова, может, у нас что получится…». Замужем — не замужем, его не волнует. Культяшкин всё на стену старой страницы в «Одноклассниках» строчит одно послание за другим: «Где ты, ау?», аж смешно… На работе молодой физрук с озабоченной ухмылочкой, как пройду — всё спешит комплиментом удивить.

— А я тебе говорила, — спокойным поучительным тоном продолжала мать, — слишком ты поторопилась замуж за него выскочить. Я с самого начала была категорически против этого брака. Тоже нашла себе кавалера — «дедю» нашла. Тьфу! Пригляделась бы к парням молодым вокруг, а потом уже определилась в выборе. Ты меня не слушала — вот и результат. Так и будешь закисать у него в этом трёхкомнатном свинарнике, как в темнице.

— Ну так не поздно, дочка, ещё всё поменять, если так пошло, — снова поспешил вмешаться отец.

— Не собирается твой муж к нам приезжать — ладно, — продолжила мать. — Позови-ка к нам Ванюшу в гости. Это наш русский парень, не то, что твой лысый «дедя», который не знает, что и когда читают, что нужно убрать и как иконы в доме расставить. Ну что ты в нём нашла?

— И вправду, дочка, — стал рассуждать отец. У Ильи мышцы плеч дряблые, живот начинает расти. А Иван — статный такой… И нам второй этаж в доме достроить помог бы. И детскую площадку соорудить… Ты же знаешь, как нам такая помощь нужна.

Мать не сводила с дочери глаз…

— Повидаешь старого друга, поговоришь с ним по душам, а там, как Бог даст…

3

Тесная обстановка хрущёвской гостиной. Хрустальная люстра, изливающая тёплый свет. Выцветшие палевые обои. Мебель плотно расставлена вдоль стен. На стенах — картины и скульптуры Ильи Эсператова, а возле входной двери маленькая абстрактная картина, написанная акрилом его женой Региной (бывшей ученицей по художественной школе) и обрамлённая ею свадебная фотография, на которой он её нежно обнимает. Напротив входа — с тёмно-каштановым отливом старая мебельная стенка. Вплотную к ней придвинут стол. Около него и ближе к окну, которое прикрывают пурпурные занавески и белый тюль, хаотично расставлены стулья и табуреты. Вместо компьютерного столика — тумба-бар с нагромождённой поверх оргтехникой, к которому кронштейнами приторочена немного прикрывающая вход в спальню доска с подключённым к компьютеру графическим планшетом. У компьютера в позе кучера сидит Илья Эсператов и кропает заказ — сложный графический рисунок на планшете. Ап — на стул, а затем на планшет прыгает кошка Крис.

— Мур-ру-ру.

— Ты о чём, пушистик? Слезай-ка, — убирает кошку с планшета Илья, нежно поглаживая её шёрстку и осторожно перемещая на пол.

— Мур-у-ру-у-ру — отвечает Крис.

— Я тебе уже давал у-ру. Чего ж тебе ещё, пушистая твоя морда?

— Мур-у-ур-р-ру-ру-р-р-р! — изнывающе настаивает Крис.

— А вот этого я уже дать тебе не могу…

— Муру-уру! — требовательно заявляет Крис и снова запрыгивает на планшет. Так повторяется несколько раз. Эсператов сажает кошку на колени, одной рукой выполняя работу, другой гладя Крис. Но та всё равно норовит запрыгнуть на планшет и сказать своё веское: «Мяу-мур-уру!».

Крис любопытна, очень внимательна ко всему окружающему и сама по себе необыкновенно смышлёное и по-кошачьи воспитанное существо. К тому же она благородных кровей. Будь она человеком, обязательно бы прихвастнула, что её вислоухий папа был, по меньшей мере, английским лордом, а мама постигла все тонкости тайского массажа. От кота-англичанина у неё длинные уши, как у бенгальской кошки: вислоухости не дала развиться материнская порода. Эсператова не раз удивляло, как ведёт себя эта потомственная массажистка, вылизывая ему мелкие волоски на груди, животе и руках и переминанием лап массируя живот или бёдра.

А как играет с метрономом это гладкошерстное создание с серой, с бурыми отливами, шерстью и светло-песочными лапками! Напрягая зад, готовится к прыжку, а потом с удивительной гибкостью и лётно-асовской точностью она перепрыгивает с табуретки на стол, затем проходит угол по швейной машинке, а после умудряется залезть на телевизор, пристально изучая стоящий на нём метроном. Пристроившись к нему сзади, лапкой охватывает стрелку, запускает ход и наблюдает, как стрелка движется, отстукивая ритм. Затем лапкой останавливает стрелку, а после повторяет этот опыт, пока не насытится наблюдением за управляемым ею механизмом.

Каждый раз, играя и как бы дразня хозяина, включая «режим охоты», она совершает бешеные пробежки по комнате, мечась и привскакивая то в одну, то в другую сторону, резво запрыгивая то на один, то на другой стол. К тому же приходится постоянно сторожить дверь в спальню, чтобы она там всё ни разворошила. Регина уехала, и в отсутствие хозяйки, которая её и привезла из деревни, Крис почувствовала возможность проявить свой женский характер и тоску по особи мужского пола покусыванием пальцев руки Эсператова и царапаньем обивки стула. Измученный взбалмошным поведением животного, Илья Эсператов часто отвлекался от работы. Вот он подошёл к столику жены, вгляделся в лик Архангела Михаила в маленькой раме. Предводитель небесного воинства следящим взглядом как будто призывал его к мудрой беседе.

Но метафизический диалог прервал телефонный «тын-дын» — эсэмэска от жены, уехавшей в родительское село. Наконец-то послание — Эсператов оживился. Их общение часто изобиловало анималистическими метафорами, где жене отводилась роль эротично-женственной и хитрой Лисы, а мужу — своенравного, но ласкового Кота. В приватной переписке, как обычно это бывает, саркастическая небрежность, многозначительные междометия и короткие приколы сочетались с обстоятельным обсуждением семейных проблем. Эсператов не старался часто писать о любви, он предпочитал словам действия. Регина же любила по-женски умаслить разговор любовным воркованием.

Жена: — Миу. Ты не обижен на меня? А)? Обнимашка.

— Мяу)

Жена: –Я скучаю по Коту.

— Приезжай тогда к Рождеству.

Жена: — Ну это не от меня зависит. И с дочкой побыть больше охота.

— И по попе получить охота.

Жена: — Ну ты же знаешь, что как только четверть учебная начнётся, редко буду её видеть. Но ты не печалься. Я тебя люблю.

— Надо уже скорее всё обустроить и домой её забрать.

Жена: — Ей лучше пока тут, места больше и воздух чистый, да и в садик не надо водить, всё равно реже болеет, а в город перевезти успеем. Согласен? Пиу-пиу.

— Воздух везде свежий, место в садике найдём, надо для развития активно общаться со сверстниками, привыкать к цивилизации. И с родителями всегда лучше жить, а у бабушки с дедушкой гостить иногда, а не наоборот. Да и тебе не нужно будет на два дома разрываться.

Жена: — Сначала нужен ремонт, а там посмотрим. Ну не скажи) не везде он свежий)

— В парке места хватает.

Жена: — А тут он во дворе)

— Лучше ходить будет, если в парке гулять.

Жена: — Сейчас там ледовое побоище))) Давно там был?

— Не век оно там будет. И мест красивых бестранспортных в городе немало.

Жена: — Это понятно, но без ремонта тут не обойтись. Ты любишь лис?

— Да. И по попе им давать люблю) Вот и надо скорее комнату обустроить и ребёнка домой везти. Чертёж у папы для картин не забудь спросить.

Жена: — Ага, я ему напомню, но шкаф это не первое, кстати, в списке.

— Ничего. Сделаем как надо — места будет не меньше, чем в нашей комнате.

На этом дневная переписка закончилась, и Эсператов снова приступил к работе. Но Крис, проснувшись, опять проявила усиленное внимание к планшету: «Чрезмерное говорение „Мяу“ вредит вашей пушистости… Да-с, сударыня», — не замедлил ответить навязчивой кошке Эсператов, пародируя рекламную вставку, часто слышимую в гипермаркетах: «Чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью». Сохранив последние записи, он выключил компьютер, добавил кошке корм и снова заметался по комнате.

4

Схватив с полки книжного шкафа парный фотопортрет, сделанный в недавнюю фотосессию, Эсператов огляделся вокруг. Его захлестнули воспоминания. Регина, как ему казалось, прочно вошла в его жизнь. Сейчас она представлялась ему смотрящей преданным взором магнетически карих глаз, проникновенно и вдумчиво направленным вглубь его зрачков как бы исподлобья, с легко сжатыми губами в укрупнённой нижней части лица, открытым лбом со следами забот и рыжей шапочкой коротких витых волос. А вот её образ обогатился симметричной дугой нежной улыбки, щёки запышнели, глаза заблестели и веки в форме ясеневых листьев стали чётко очерчены. И глаза — такие выразительные, милые, родные! Что-то в её образе было временами подростково-озорное, сладкое, по-лисьи любопытное, дикарское и чрезвычайно симпатичное! Временами — меланхолически вялое, депрессивно-шаткое. А когда, напротив, — буйно-спонтанное, дерзкое, резко-энергичное. Иногда же — по-девичьи чувствительное, но также нередко — обидчивое и мальчишески-упрямое.

Всё у них сложилось как-то сразу, июльским вечером вслед за дождливым днём, — после четырнадцатилетнего перерыва в знакомстве, — как только пригласивший на зазвонистый ужин свою бывшую ученицу Эсператов уже воспринял её в совершенно новом качестве и соблазнил, воспользовавшись лёгким опьянением от совместно выпитого шампанского вина. В дни их летнего сближения «Торнадо» могло обозначать одновременно смерч, вихрь романтических эмоций… и марку презервативов, дюжинной пачки которых не хватало в день. Затем уже страсти улеглись. Но Илья всей душой полюбил эту любящую его душу, а в купе с ней и всё остальное, телесное. Его любовь к ней вызревала медленно, как многоцветные белоснежные бутоны ночного гладиолуса. Быстро растут лишь сорняки да пустой бамбук.

Он был очень доволен, что рядом с ним оказалась давно знакомая хорошенькая молодая девушка. «Нашёл себе в одном лице жену и дочь», — посмеивалась она. «На дочке ты женился…», — ехидно, с потаённой завистью, бурчал коллега. «Везёт же некоторым», — завидовали одноклассники. Но для Эсператова существенным моментом было построение в его жизни новой общности, чего раньше остерегалась свободолюбивая душа художника-индивидуалиста. И были признаки, что встреча их — судьбоносная, не случайная (но об этом чуть позже). Он просто восхищался ею. А те её черты, которые кому-то могли показаться недостатками или изъянами во внешности, он считал не более, чем индивидуальными особенностями. Эсператов взбодрился сам и вывел её из депрессивного состояния после перипетий в личной жизни, обратил лицом к совместным жизненным удовольствиям. Ему давно не хватало ответной любви, взаимной привязанности, заботливого отношения друг о друге, ощущения защищённого тыла. Женские игры в одни ворота и метания партнёрш «люблю — не люблю» ему порядком осточертели. Эсператов был несказанно рад, что наконец-то нашёл взаимность чувств и надёжность в отношениях (то ли ему предстоит узнать в дальнейшем…).

После того, как она ему написала в СМС: «Я буду с тобой, пока нужна тебе», для него уже не было сомнений, жениться ему ли нет. Для него в сорок восемь это был первый и, как он надеялся, единственный брак. Для неё в двадцать семь брак был вторым по счёту, от первого брака у неё родилась дочка, уже почти трёхлетняя Даша, которая жила в деревне на попечении бабушки с дедушкой. В силу телесной конституции роды для неё оказались очень тяжёлыми и привели к истощению организма. Он звал её «Лисиком» и «Солнышком», она его — «Милым» и «Котом». Каждый раз, когда Илья находился рядом с ней, он засыпал и просыпался, нежными движениями массируя тело жены и целуя её губы, щёки, руки, бёдра и стопы…

Они всегда помогали друг другу, поддерживали друг друга. Нередко они прогуливались вместе по вечерам, расхаживали по магазинам, посещали спектакли. Жена подбирала интересные фильмы для семейного просмотра, которые они в обнимку смотрели, тесно пристроившись на диване. Спальню облагородил написанный Эсператовым парный портрет супругов — «Взаимность». Очень много Регина помогала в уходе за тяжело больным отцом Ильи, который в надрыве психики и физических сил доставлял тьму хлопот как родственникам, так и всем окружающим. В захламлённой за долгие годы холостяцкой жизни квартире, где всегда наблюдался художественный беспорядок и антиэстетический бардак, после её прихода стало просторнее и уютнее. Приобрели широкую кровать, которую помог привести в подобающий вид отец Регины. Он же посодействовал замене сантехники в доме. Родители жены стали периодически завозить в дом выращенные в частном хозяйстве продукты.

Воцарились иконы, задышали растения на подоконниках, закрасовалась современная мебель — приобретённые для её занятий книжный шкаф, стол и тумба вместо безнадёжно расстроенного пианино, которое уже использовалось как вещевая полка, но по настоянию Регины было варварски разломано и выброшено во двор грузчиками. Засветились кольцевидными узорами новые занавески, будто переродилась тахта в спальне, облагороженная светлой обивкой с кудрявыми меандрами, накрылся благородным плюшевым покрывалом старый диван в гостиной. При переноске неожиданно скинутой Эсператову в виде досок тумбы, а также уже на работе — шкафа и гипсовых изделий он надорвал себе спину. И жене пришлось, кроме возни с его отцом, ещё и его бережно выхаживать.

Эсператов и сам постоянно заботился о здоровье любимой жены: посещение дорогих клиник, современная диагностика и дорогостоящее лечение. Он вообще не жалел тратить на неё никаких средств: погасил подложенный ей первым мужем двухсоттысячный кредит, покупал кучу самых разных и дорогих вещей, щедро одаривал подарками. Для нужд Регины тщательно подбиралась и наскоро приобреталась разумно-печатающая, глянцующая, информационно-звонящая, автоматически шьющая и прочая ультрасовременная техника, покупались изысканные косметические средства. Обладавший художественным вкусом муж не только оплачивал, но и сам активно принимал участие в выборе элементов женского гардероба: не скупясь собирал и волочил домой всё, что пожелает его «солнышко» — от дублёнки до перчаток… Регина тоже участвовала в подборе солидной одежды для мужа. Будучи весьма образованным и эрудированным, а также умудрённым опытом мужчиной, Эсператов считал важнейшим делом заботу о профессиональном имидже жены: умом, талантом и деньгами он проторил ей дорогу к получению второго высшего образования и карьерному росту: дипломная работа с замахом под диссертацию, научные статьи, учебные задания, заслужившая призовое место в областном конкурсе программа и презентация…

И всё же временами Эсператова охватывало лёгкое смятение чувств, какая-то тускло-серая и необъяснимая хандра — и тогда он был задумчив, нелюдим и не уверен в себе, но старался внешне не выдавать своих переживаний. Ко всему прочему он был тревожен и суеверен, углублялся в толкование сновидений и копался в значении народных примет, пытался осмыслить мимолётные впечатления, разглядеть в них знаки судьбы, тонко чувствовал связь между материальным и духовным. Как-то у него слетело с пальца обручальное кольцо — жена быстро отреагировала и помогла найти. Но второй раз оно потерялось безвозвратно (недобрый знак), пришлось покупать новое. «Только венчание вернёт кольцам заветный смысл», — подумал он.

Крестился Эсператов в день Николая Угодника уже в сознательном возрасте, вернувшись после армейской службы. Накануне старинная знакомая его родителей, ставшая ему крёстной матерью, рассказала про сон, в котором, подводя его к небесному алтарю, спрашивает святого владыку, можно ли его крестить. И тот длинным золочёным крестом осеняет его с небес. Но на глазах святителя появились слёзы. Почему? Кто знает… Так и принял крещение. Дух новозаветного учения он воспринял сердцем; был верующим, но не религиозным, не относил себя к ортодоксам. Не все церковные обряды считал необходимыми, исполнял только основные, но венчанию как свидетельству истинного брака отводил в жизни знаковую роль.

Уже после смерти своего отца Эсператов приехал развеяться в родительский дом жены. Несмотря на доброжелательный приём, в разговоре о венчании он не нашёл поддержки. С женой ранее всё обговорили на эту тему и уж было договорились. С трудом добились развенчания первого брака, для чего он несколько раз направлялся в синодальный отдел, так как Регина не успевала туда заехать после работы. Ездил он, несмотря на острые боли в пояснице, и неловко поскользнувшись в гололёд на лестнице у порога, получил усугубление травмы. Эсператова возмутило, что Регина легко пошла на поводу своих родителей и одного сельского священника («духовного наставника»). Ведь смогла пойти против воли матери, заключив с ним официальный брак, а в вопросе о церковном браке неожиданно упёрлась насмерть. «Либо на кого-то променять меня задумала, либо сильно ей надавили на мозг какими-то сектантскими запретами, — размышлял он. — И её родители видят во мне лишь временщика». После этого он к родителям жены уже принципиально не приезжал (да и по работе в выходные дни был часто занят), однако по-прежнему радушно принимал их у себя дома.

Конфликт удалось временно замять, но взаимное недовольство не исчезло. Да к тому же полное безразличие мужа к поддержанию порядка в доме и вялость в решении хозяйственных вопросов стали раздражать Регину. Были и другие источники нервозности. Постоянные скандалы соседей этажом выше не давали покоя. А замена полов наверху привела к тому, что в их квартиру пришли незваные гости — рыжие тараканы, от которых было трудно избавиться. Регина также неоднократно жаловалась на то, что Эсператов поздновато ложится спать, а она без него никак не может уснуть. Жена эгоистично требовала к себе как можно больше внимания даже тогда, когда муж для её же пользы занимался делами её учёбы или работы. Регина умела хорошо готовить, но делала это всё реже и реже. Эсператов, поначалу приносивший жене завтраки в постель, постепенно ограничивался быстрым складированием основных продуктов для перекуса на ходу. Он не замечал, что в бытовой суете отношения постепенно притирались, становились будничными, привычными, чего не выносила романтично настроенная Регина. Хотя лирический настрой окрылял их не раз во время совместных прогулок, одинокие путешествия в отцовском авто для того, чтобы побывать в родительском доме и навестить дочь, огорчали жену Эсператова. Да и было кому за его спиной раскачать их семейную лодку. Он это чувствовал — чувствовал, но ничего не предпринимал, надеясь на крепость семейных уз и на верность жены.

5

Вот уже несколько дней, оставшись дома только с кошкой Крис, Эсператов с головой окунулся в работу. Он торопился успеть сдать эскиз в срок. Наполовину задумка была уже воплощена, но другая половина работы, связанная с решением антуража и деталировкой композиции, нуждалась во вдумчивом анализе и точности исполнения. Скучать было некогда, да Крис и не давала скучать. Её мурчание становилось всё навязчивее, повадки — диче и агрессивнее.

Решившись немного отвлечься, Эсператов включил телевизор. Звучали рождественские стихи. Под скрипичную музыку женщина в строгом тёмно-пурпурном одеянии читала известное стихотворение Блока, полное мистических озарений и мрачных предчувствий:

Был вечер поздний и багровый,

Звезда-предвестница взошла.

Над бездной плакал голос новый —

Младенца Дева родила.

«Гм …Конечно, люблю Блока, — стал философствовать Эсператов. –Но к Рождеству могли бы что-то и оптимистичнее прочесть — возможно, Бродского или Бунина. Да, почему бы не Бунина — «вечерний ангел», «грёзы золотые», «чистой радости» мечта… А может, их уже читали? Даже у меланхоличного Надсона был светлый рождественский стих…». Рассуждение Эсператова прервало возвращение ощущения голоса женщины-чтеца на последней строфе:

Владыки, полные заботы,

Послали весть во все концы,

И на губах Искариота

Улыбку видели гонцы.

«И на губах Искариота улыбку видели гонцы», — машинально повторил Эсператов последнюю фразу. А затем он мысленно вернулся к пропущенной строфе:

И было знаменье и чудо:

В невозмутимой тишине

Среди толпы возник Иуда

В холодной маске, на коне.

Почему Искариота сделал Блок свидетелем Рождества? — задумался Эсператов. Он часть предвечной силы, оскверняющей свет и радость. Не антихрист и не бес — вечный лицедей, предатель и мнимый победитель. Предательство ранит больнее, чем открытая вражда, не так ли? Чудо Рождения и чудо греховного лицедейства. Одно неизбежно сопровождает другое, как спутник, как предвестие грядущего столкновения двух начал одной истории, что изображено на фреске Джотто…

К ночи телефонный дисплей высветил сообщение от жены. Снова завязалась «телеграфная» беседа.

Жена: — Я на Рождество никак не успею. Миу. Спишь?

— Какой тут сон…

Жена: — А что?

— Пушистик ничего делать не даёт.

Жена: — А что делает?

— Мешает. То на стол лезет, то на планшет, урчит и вращается.

Жена: — И что? Кошке просто плохо, пройдёт.

— Мне тоже не лучше.

Жена: — А тебе от чего?

— От этого.

Жена: — От кошки? Ну запри её тогда.

— Да постоянно вой в ушах, на все столы к любой посуде прыгает.

Жена: — Тебя это злит, так?

— Не злит, просто изматывает.

Жена: — Если бы я сделала операцию ей, она бы так не мурячиля. Ты сам отказался от этой идеи, кстати.

— Ещё хуже бы было калечить. Не говори об этом живодёрстве вообще.

Жена: — А лучше, чтоб ты психовал?

— Лучше, чтобы она жила в кошачьей компании, была бы сытая, ухоженная и довольная.

Жена: Ты хочешь кота завести?

— В деревне ей было бы лучше. Надо бы только корм периодически передавать для неё.

Жена: — Мы её уже взяли себе, теперь куда?

— Тогда кота по вызову)

Жена: — Нет, я котят не буду раздавать.

— Отдай в деревню. Там коты, а на какое-то время можно будет её забирать и выкармливать.

Жена: — Боюсь, так не получится, её уже не примут.

— Почему?

Жена: — Это психология животных, и ты её не понимаешь просто, не примут её кошки. Мы её взяли, значит, будет с нами.

— Кошки не примут, а коты примут) Она сейчас сильная, боевая.

Тут возникла небольшая пауза. Эсператов снова втянулся в работу под демонстративное мурчание кошки Крис. По-видимому, Регина в это время что-то с родителями обсуждала. И опять высветился на табло её ответ.

Жена: — Дочку ты тоже родителям вернёшь, если что-то не понравится?

«Вот так ответ! — подумал Эсператов. — Интересно, кто автор этого сравнения? Надо же мозгами шевелить! Одно дело животное, другое –человек — дочь, тем более. Похоже, эту идею ей подкинули…»

— Ты не сравнивай. Для неё самца искать не придётся)

Жена: — Мне неприятно, что ты так стал говорить о Крис, это безответственно так с кошкой поступать.

— Я забочусь о её состоянии, чтобы ей было лучше. А ты готова её живодёрам отдать калечить, лишь бы при себе держать.

Жена: — Ладно. Я спать. С Рождеством!

— И тебя с Рождеством!

Позвонив по телефону, Регина ещё раз подтвердила, что к Рождеству её отец не сможет довезти её из деревни до дома и предложила Эсператову приехать самому. Да как тут приехать? Кошку куда деть, с работой как расквитаться? Такой праздник, а встречать придётся порознь… Художник сильно погрустнел…

Следующий день, Сочельник, он провёл в тревожном настроении. Работа шла тяжело. Праздник или нет, а работу заканчивать надо, чтобы сдать заказчику — поддержать свой профессиональный имидж, да и семью обеспечить. Снова завязалась переписка с женой.

Жена: — Как там живёте? А? Чем занят?

— Да всё так же, без изменения.

Жена: — Ничего. Прорвёмся! Обиделся, что ли? Кстати, мы будем квартиру освящать?

«Прорвёмся!» — Эсператов не любил это слово, в нём ему слышались очень знакомые нотки беспринципного нахрапистого внедрения куда-либо ради какой-то выгоды: так часто говорил предавший его друг, который испортил отношения с бывшей его невестой в юности — Кирой. Эсператов думал было ответить жене: «Если хочешь, освятим, но важнее брак освятить». Но потом подумал, что надо бы использовать эту тему, чтобы она, наконец, решилась на венчание, как и договаривались изначально. Сколько можно ему всё время уступать? Надо же, чтобы и жена тоже прислушалась к его мнению. Вот он и ответил:

— Нам это не нужно. Важнее брак освятить.

Жена: — Я не могу спокойно спать, пока там такие товарищи ходят странные.

«Детские страхи, прямо», — досадовал Эсператов. То ей в этом доме мерещился домовой в образе чёрного кота, вроде бы не проявлявшего активности, но которому не нравилось, что там прибирают. То уже после смерти отца Эсператова и когда кошка прижилась, в сумеречном состоянии, как бы сквозь сон, ей показалось, что какая-то мрачная фигура склонилась над ней, как будто хотела напугать, но её кто-то прогнал: «Скройся отсюда, чудовище!» (ведь над головой висела икона со Святым образом Спасителя). «Это, наверное, просто болезненная впечатлительность… Спросонья что только ни привидится… Тем более отец Регины как-то рассказывал, что в церкви ему показалось какое-то существо, похожее на карлика с крысиной мордой, которое скрылось в стенах. Так что, возможно, и наследственная склонность к галлюцинациям, в чём нет ничего плохого, пока они не становятся навязчивыми, — предположил он. — Она ведь девушка с тонкой душевной организацией, мало ли что ей померещится…». И решил до конца стоять на своём, да поспешил ляпнуть:

— Это глюки.

Жена: — А если нет? Тебе жалко это сделать для меня?

— Ко мне эти товарищи не ходят, и тебя обойдут. В комнате иконы. Кстати, не привози засохших цветов, где бы они ни стояли. Там сильные аллергены. После того, как поставили шкаф и убрали из комнаты засохшие цветы, у меня нос больше не забивается ночью.

Жена: — Понятно.

Была бы на месте жена, с ней бы обязательно встретил Рождество в церкви. Но, оставшись один, Эсператов принял решение закончить основную работу до приезда жены, используя и ночное время, постепенно дорабатывая рисунок, а в перерывах молясь, поставив свечу перед иконой Богородицы и смотря телевизионную трансляцию служения Патриарха.

Уже днём, после Рождества, продолжился разговор супругов по СМС.

Жена: — Как настроение. В храм не ходил?

— Нет. По телевизору смотрел ночью служение Патриарха.

Жена: — И как?

— В Питере там встречали. Президент тоже в храме был.

Жена: — Ясно.

— Когда приедешь?

Жена: — Днём, наверно, а что?

— Надо знать, когда встречать.

Жена: — Зачем встречать?)

— Надо)

Жена: — Как повезут, так напишу.

— Мур)

Жена: — Я плохо спала. Твой брат и его жена снились.

— Ты же их в реале не видела.

Жена: — Ты мне не веришь, что ли?

— Ну хрен с ними. Скоро узнаем, чем наследственное дело кончилось.

За час перед приездом Регина позвонила и сказала, подтрунивая:

— Буду через час. К моему приезду готовь праздничный ужин на столе с Шампанским, яствами и дичью.

— По попе тебе, Лиса, за несанкционированное лисятничество, а не праздничный ужин, — поддержал шутливый тон Эсператов.

Вскоре машина подъехала, остановившись неподалеку возле подъезда. Эсператов помог Регине выйти из автомобиля. Её отец отказался пройти в дом, сославшись на нехватку времени. Эсператов пожал плечами: «Что ж, не буду настаивать».

6

Когда после Рождественских праздников Регина приехала домой, изменений в её поведении трудно было не заметить. В позе появилась вальяжность, в жестах — раскованность и небрежность, в тоне разговора — самоуверенность, а взгляд стал оценивающим.

— Эх, — огорчённо начал разговор с ней Эсператов, — все друзья нас поздравляли по Интернету и СМС, думали, что мы вместе Рождество встречаем. А ты, Лиса, там застряла…

— Я с тобой Новый год встретила. А на Рождество ты сам здесь остался. Поехал бы с нами. А то тебя не интересует, как моя семья живёт, как дочка растёт…

— А пушистика куда? Она такие здесь концерты устраивала… О чём ты вообще?!

И Регина, посмотрев на него каким-то выгоревшим в задумчивости взором, сказала:

— Крис родители заберут через неделю, — эту фразу она повторила пару раз. — Кстати, она только с тобой так себя ведёт — самца чует, со мной она спокойна.

«Что у неё за взгляд такой странный стал. Как будто скрывает что-то… И её родители в это включены…», — промелькнуло в голове у Эсператова. Но он не задержался на этой мысли.

— Работы здесь невпроворот, надо успеть… Вот — посмотри, как здорово я заказ выполнил.

Регина как бы свысока, с саркастическим недовольством, даже с лёгким налётом презрения, посмотрела не на монитор, а на сидящего у компьютера мужа.

— Да можешь хоть сто таких заказов ещё сделать!

— Сто… И сделаю сто.

Все замолчали, и в этом молчании подспудно ощущалась предгрозовая тишина… Эсператов решил разрядить обстановку, переводя разговор на другую тему. После небольшой паузы он продолжил.

— Я хочу Михалычу, нашему знакомому плотнику, заказать продолжение полок твоего шкафа. Он заодно посоветовал бы, как лучше в отцовской комнате шкаф разобрать, чтобы составить на том месте большие картины. А пока тебе бы дополнительные полки соорудили.

— Не нужно этих полок, подожди пока, — полководчески сдержанным тоном ответила жена.

— Как не нужно? Чего ждать? Я тебе обещал… — набрызгами слов мгновенно отреагировал Эсператов. Ведь ты же сама до отъезда об этом говорила. Сказала, что к окну надо бы продолжить полки, чтобы больше профессиональной литературы поместилось, удобнее было работать…

— Не нужно пока, подожди немного, — спокойно и уверенно было сказано в ответ.

Эсператову такая перемена решения показалось непонятной, он слегка насторожился. И многозначительный мутный взгляд жены куда-то перед собой он расшифровал: «Что-то задумала…». Но что именно, было в этот момент совсем неясно, прояснилось уже позже, когда он смог представить целостную картину событий. Наспех перекусив, Регина отправилась на работу в «шокошколу», как окрестил это место Эсператов. А сам он достал наполовину сточенный карандаш и стал заполнять альбомчик эскизами к новой картине.

Придя с работы домой, Регина застала мужа с трубкой беспроводного телефона в руке, когда он нехотя отвечал на вопросы маркетолога о прослушивании радиопрограмм. Эсператов сказал абоненту, что надо бы заканчивать маркетинговый опрос, но тот навязчиво просил: «Сейчас-сейчас, ещё несколько минут — и всё…». Регина смеясь стала кидать в мужа наспех скомканными обрывками бумаг со стола, вынуждая прервать телефонный вояж и переключить его внимание целиком на себя. «Ну скорей же, заканчивайте! Меня жена сейчас убьёт. Настроена очень решительно… Бумажками кидается, потом вещами начнёт…», — проглотив смешинку, торопил маркетолога Эсператов. Супруги резвились как дети, со смехом, как снежками, швыряя друг в друга обрывками мятой бумаги… А этот бренд-менеджер, хрен моржовый, всё не отставал: «Уже чуть-чуть осталось. Без вас я никак не отвечу на этот вопрос…». После эмоциональной разрядки муж с женой плюхнулись со смехом на диван, просидев так пару минут в обнимку.

Потом ничего особенного будто бы не происходило. Вот только одна деталь врезалась в память: когда Эсператов подошёл к двери ванной комнаты, увидел там Регину, которая ухаживала за волосами, аккуратно их приглаживая и завивая после мытья. Он ненадолго остановился, принюхиваясь к ароматической свежести и разглядывая подвижный силуэт жены в тёплом освещении: по-мужски было приятно наблюдать, как его дама в непринуждённой домашней обстановке, нацепив лёгкий светлый халатик, проворно орудует туалетными принадлежностями. Она же, обернувшись в его сторону и придерживая чёрную плойку, неожиданно спросила:

— А у тебя всегда оставались хорошие отношения с девушками, с которыми расставался?

— Конечно, как же иначе — всегда только дружеские.

— Да? — о чём-то внутренне размышляя, переспросила Регина.

— Да, — утвердительно ответил муж, так и не поняв, к чему был задан вопрос.

После прогулки в магазин Эсператов вот было собрался идти в спальню. Но его остановил голос жены.

— Посмотри, какой теперь Даша у нас стала, — с холодком, размеренным тоном вымолвила Регина, боковым зрением наблюдая реакцию Эсператова и сухим жестом протянув мужу три фотографии.

— Ага… Да, большая уже стала, — притормаживая в движениях принял фотографии трёхлетней дочери Илья. — Вот какая симпатяга…

— Ты совершенно не интересуешься, как у нас дочь растёт! Это тебе совсем не интересно! — с раздражением метнула Регина.

— Как это, ты что? — с недоумением среагировал Эсператов.

— Совсем не интересуешься, — досадливо повторила Регина.

— Нет, что ты, — стал оправдываться Эсператов. — Мне это очень интересно…

Они прилегли вместе отдохнуть на кровать. Немного погодя разговор супругов продолжился уже в постели.

— Ты ничего не делаешь для Лисы, — тихо, обиженным и грустным тоном проговорила Регина.

Илье эти рассуждения были до глубины души обидны при той затрате сил и энергии, которая уходила на жену.

— Ага, ещё что интересного скажешь? — с недовольной миной спросил Эсператов.

— Вот что ты сделал для меня? Скажи.

— Ты сама знаешь. Чего тут говорить… Всё, что мог, то делал.

— Нет, ну давай же перечисляй, что сделал… — с какой-то подковыркой, словно дантист с иглой, не отставала Регина.

«Как будто провоцирует», — подумал Эсператов.

— Ты сама знаешь, память, видимо, у тебя слишком короткой стала…

— Ты мне говорил, что я могу в доме делать всё, что захочу. А получается — то нельзя, это нельзя. У меня только уголок тут, а к остальному притронуться не могу. Нормальный ремонт нужно в квартире делать.

— Что за ерунда! А что ещё тебе надо? Картины и скульптуры лучше не трогать. А с остальным — ну много раз говорили. И по поводу ремонта — обо всём договорились. В бывшей комнате отца — что хочешь, то выкинем, что хочешь, оставим. Только согласовывать со мной надо, с моим же мнением тоже как-то считаться бы. Отцовскую кровать и диван выкинули уже оттуда. Вот картины мои, надеюсь, не собираешься выкидывать? А так — всё, что хочешь.

— Тебе что ни скажешь — всё ерунда, каждую мелочь постоянно обговаривать приходится. Ты же там ничего не делаешь.

— Ну так я не только этим занимаюсь. А потом — я хочу посоветоваться со специалистами, как это всё лучше сделать. Секретер надо выкинуть — выкинем, зеркало-двульяж с тумбой тоже. Просто выкинуть не сложно, а вдруг что из этого пригодится — в качестве деталей даже.

После отдыха супруги переместились в гостиную, где продолжился их разговор.

— Почему ты не хочешь освятить квартиру, мне тут спать страшно.

— Да ну, перестань… — почти взныв с подброшенным вверх взглядом и округлённым ртом, выпалил Илья. Полтора года спала — и ничего, а сейчас вдруг приспичило. Как ребёнку маленькому привиделось что-то — начинаешь пугаться всего. А потом, скажи мне: а ты почему не хочешь освятить наш брак? Сколько раз уже говорили о венчании…

— Одно к другому не относится вообще. Нет, никакого венчания. Я к нему не готова, — категорично ответила жена.

— И сколько ещё можно готовиться? — с недовольным видом задал вопрос Эсператов. — Уж если церковь призываешь, то надо сначала с таинством брака всё решить, а потом всё остальное.

— Я ни с кем вообще больше венчаться не собираюсь, — ещё жёстче бухнула Регина.

Словосочетание «ни с кем» в этом случае показалось ему странным (не многовато ли странностей в этот день?). Что это — случайная и нелепая оговорка? Что значит «ни с кем»? Муж ведь только он. Или это оговорка по Фрейду, невзначай приоткрывшая завесу истинного положения вещей? Несмотря на то, что Эсператову был ближе первый вариант, в голове его уже поселился червь сомнения, которого он всячески пытался оттуда вытравить. А зря…

— Ну тогда и я тебе тоже говорю «нет», — как гвоздь вбил, тихим, но уверенным тоном вставил Эсператов. Сколько можно только мне уступать? А со мной считаться кто будет?

— И зачем я вообще замуж за тебя вышла, — как бы сама с собой рассуждая, посетовала Регина.

— А… Так никто ведь насильно не тянул, — усмехнулся Илья Эсператов.

— А я тебе готовить тогда не буду, — с выражением: «Что — съел?» брякнула Регина.

— Вот уж напугала, прямо, Лиса! — вновь с ироничной усмешкой раззадорился Илья. — Да ты давно здесь ничего не готовила.

— Я тебе борщ оставляла, между прочим.

— Бывает, посещают тебя иногда кулинарные озарения. Так что не оправдывайся, — продолжал иронизировать Эсператов.

— Квартиру надо нам освятить, как ты не понимаешь, — снова вернулась к первоначальной теме жена.

— Тогда и венчаться тоже надо.

— Нет, — вновь отрезала она.

— На «нет» и от меня «нет», — никак не уступал Эсператов.

— Ну ладно… Ты упрям, а я ещё упрямее, — ответила его жена, недовольно поджав губы и буравя стену глубоким ядовито-мглистым взглядом.

Потом мельком в разговоре она остановились на каких-то бытовых темах, которые обсуждались тихо и спокойно.

Но вслед за этим жена как бы невзначай, выворачивая, будто рукав наизнанку, взгляд в сторону (словно этот взгляд перекосило пренебрежительной гримасой), заметила, что Илья за год постарел на лицо, что он не знает, «где и что читают» (что его уж совсем удивило — надо же, на такую глупость её настроили!), да и фигура у него стала какая-то не мужская, грушевидная — живот заметен. Он ей отвечал, что конституция по пикническому типу постепенно даёт о себе знать. Она же возражала, что он просто стал хиреть, а раньше хоть физкультурой немного занимался. И тут у неё вполголоса вырвалось: «Да кому ты вообще нужен?». «Не хило же её там настроили против меня!», — сверкнув глазами, подумал Эсператов, но решил, что мудрее будет пропустить эту пику мимо ушей, якобы не заметил случайно пророненной фразы.

Далее разговор уже коснулся живописи Ильи Эсператова. Критика жены и тут не обошла его стороной. И Регина развязно ввернула, что ей не нравятся его картины — дескать, слишком мрачные, много тем, связанных со смертями, лишь некоторые картины её привлекли. Эсператов спокойно ответил, что нужно понимать значение трагедии в искусстве, не всё — лепесточки да пестики, и что трагическое способствует духовному очищению и раздумьям о течении жизни, да и рассчитывал на понимание своей бывшей ученицы. Она же отстранённо высказала, что якобы понимает, для чего в искусстве нужны трагедии, но ей это чуждо, ей это не нравится — мол, в его творчестве перебор. Позже он заметил, что она вышла из его интернет-группы «Галерея Эсператова».

Потом они сидели напротив друг друга в двух перпендикулярных плоскостях, каждый за своим компьютером, и оба копались в соцсетях — так, без особого дела. Эсператов никогда не читал переписку жены, хотя мог бы давно это сделать. Просто принципиально не считал нужным контролировать её общение, врываться на территорию её личных переживаний и связей с людьми, полностью ей доверяя. И доверяя судьбе, которая их свела мостом от её подросткового возраста снова к нему после перерыва в целую подростковую жизнь. Ещё до момента бракосочетания невеста попросила его, пока она отсутствует дома, проследить на её странице, нет ли сообщения от возможного работодателя. Вдруг всплыло сообщение от некоего Павла Углебова (имя явно фейковое): «Давай попробуем снова быть вместе. Прости меня за то, что мучил тебя раньше. Храни тебя Бог!». Эсператов передал жене, какое послание обнаружил на экране, не открывая папку сообщений. Придя домой, Регина рассказала, что писал один из бывших её знакомых, с которым пыталась построить отношения, но обнаружила, что тот «работает на два фронта». Она поторопилась заблокировать сообщения от него. «Зачем? — спросил Эсператов. — Ты боишься этого общения? Если ты уверена в себе и в своём выборе, бояться не надо». Она ответила, что общение с ним уже в прошлом. Однако через год его анкета снова появилась в списке друзей жены. Эсператов это заметил, выставляя на её странице диплом о втором высшем образовании. Было какое-то смутное предчувствие, как будто внутренний голос, тот самый, который в далёком прошлом пророчил, что девочка Регина когда-то станет его суженной, вновь шептал ему: «Скинь его в чёрный список, посмотри переписку. Он опасен для молодой семьи». Но Эсператов тогда отмёл идею контроля, понадеявшись на судьбу. Позднее сама Регина, когда отмечали годовщину свадьбы, обмолвилась, что разные мнения высказываются об их браке. И этот тип с сарказмом написал: «Поздравляю тебя с очередным браком». Эсператов, уже видя в этих моментах реальную угрозу, сказал в ответ, как отрезал: «Блокируй всех, кому не нравится наш брак, что он вообще продолжает там делать?! Ты же его уже блокировала?». Регина в ответ наскоро пробормотала первое, что пришло в голову — мол, он с другого аккаунта зашёл, на что Эсператов автоматически отреагировал: «Тогда и эту страницу блокируй».

Сейчас Регина стала что-то перечитывать. А Эсператов сидел, обмозговывая новую идею художественного решения очередного заказа, опершись на планшет и приложив ладонь ко лбу. И тут опять претензии от жены:

— Ты меня совсем не ревнуешь, ни к кому!

— Чего вдруг ты об этом заговорила? Показалось, что слишком тихо живём, хочется скандалов, как у верхних соседей? Доверяю, потому и не ревную. Это не значит, что не люблю.

— Твой знакомый московский художник поцеловал меня в щёку — ты даже не отреагировал. Думаешь — мне это приятно? — выговорила она с притворным недовольством.

— А что тут такого? Не в губы же. В щёку. В богемной среде принято целовать щёку на прощание — просто в знак дружбы, уважения и симпатии.

— А этот фотограф, что хотел за меня «подержаться»? Это как — тебе всё равно?!

— Да что ты! Пьяный придурок тыркнулся пару раз, пытаясь тебя обнять. Понял, что мы крепко сцепились руками, и отвял. Так что теперь — сразу морду ему бить?

— Я постоянно одна к родителям еду. Тебе всё равно, что со мной происходит, что будет? А если ко мне кто-то пристанет? Ты меня никогда не сопровождаешь.

— О чём ты вообще говоришь? Ты же в последнее время только на отцовской машине в родительский дом ездила.

— А вдруг?!

— Что значит «а вдруг»? Ты же к родителям уезжала…

Скрытое напряжение в разговоре нарастало. Тон сдерживался в рамках приличия, но подводные камни начинали просматриваться уже невооружённым взглядом…

— А вдруг там что-то?! Ты меня не сопровождал.

— Как это там?! Ты же к родителям, к дочке ездила…

— А ты меня не сопровождал.

— При чём тут «не сопровождал»? Ты же у родителей была…

Эсператов просто отказывался думать о том, что его жена может соблазниться другим. «Наверное, проверяет, провоцирует ревность, просто проявляет обиду, что больше не езжу с ней к её родителям, — рассуждал он. — Не может же такого быть, чтобы серьёзно впала в соблазн. Постоянно говорила о любви, проявляла стойкость и принципиальность, когда к ней кто-то пытался клеиться… И всегда в наших отношениях была теплота и нежность, несмотря на периоды лёгкого охлаждения… Нет, не может быть…»

В момент, когда Эсператов развалился, раскрепощённо сидя у своего компьютера и запрокинув глубоко назад голову, Регина вычитывала какое-то сообщение со своего монитора, а потом, повернувшись к мужу, беззастенчивым и охально-требовательным тоном выдала:

— Ну, говори мне, как это свойственно вашей нации, какие из вещей нужно оставить, а какие могу забрать при разводе.

Ошарашенный таким заявлением Эсператов медленно повернул к жене голову, и стал всматриваться в её лицо, будто только что увидел инопланетянку. «Она что, так шутит или провоцирует? — проскочило у него в голове. Он вспомнил, что она как-то заикалась о разводе при мелких бытовых неурядицах несколько месяцев назад, в начале осени, и такие наезды были резко пресечены парой крепких шлепков по попе. А вот в тупой фразе «как это вашей нации свойственно» было сильно заметно чужое влияние: жена никогда не страдала антисемитизмом. Потешаясь, было дело, называла его Зосей, а когда он говорил об экономии семейного бюджета, слегка подкалывала — «это у тебя национальное», но всё это в пределах доброго юмора, не более. Как же относиться к на редкость тупой фразе сейчас? «Глупая шутка, наверное… А может, и проверяет, да и провоцирует, пожалуй, чтобы под каблуком оказался», — решил он. И подумав, что надо сдержаться, осторожно ответил:

— Да всё, что покупал тебе, твоё. Что на тебя нашло вдруг?

— Я ещё не решила, останусь или нет.

Эсператов и после этого продолжал думать, что жена его просто пугает, хочет растормошить, и что всё это как-то несерьёзно. Доверчивый муж также пропустил мимо ушей, как жена спросила, не возражает ли он, если она разберёт компьютер и передаст на время сестре в деревню: мол, у сестры сломался, а для школьной подготовки ей крайне необходим. «Ну конечно, твоя же вещь — надо так надо…», — был его ответ. Вечер он провёл за работой, немного задержавшись у компьютера после того, когда жена уже легла спать.

И вдруг спохватился, будто током мозг распалило или арматурой по хребту — хрусть: ПАПКА!!! Где, где папка??? Где она может быть??! Папка «Илья и Регина», в ней все семейные фотографии — свадебные и с годовщины свадьбы, да и все остальные парные фото, где электронная папка, куда вдруг пропала? Дыхание спёрло, глаза стали напряжены, кожа стянулась, на лбу отчётливо проявились «мышцы боли» и выступили, как под моросящим дождём, крохотные капли холодного пота. Где электронная папка? Она же была на «Рабочем столе», а сейчас нет. Мог ли он её, валясь в полудрёме, случайно удалить или переместить куда-то. Но куда?! Спешно порылся — там, сям — нигде нет. На флешках просмотрел — тоже нет.

— Солнышко! — крикнул он растерянным и расстроенным до предела голосом, с сильной одышкой, в сторону спальни. — Где наши фотографии?! Папка с нашими фотографиями пропала. Она была на «Рабочем столе»…

— Ложись спать, истеричка, завтра найдём. Этих фотографий везде полно, они повсюду разбросаны, — холодным и недовольным тоном, имитирующим сонливость, пробормотала Регина.

— Я смотрел — на флешках тоже нет. А у тебя на компьютере папка сохранилась? — едва очнувшись от удара предположил Эсператов.

— Есть. Ложись. Завтра посмотрим, — отбрыкнулась Регина.

Но Эсператов не унимался.

— Нет, не могу я лечь, пока не найду этой папки с фотографиями. Надо подключить твой компьютер. Подойди, пожалуйста, на секунду. Только включить — и всё.

— Я легла и сейчас уже не буду вставать. Всё завтра — донёсся голос жены из спальни.

— Нет, я не смогу успокоиться, пока не увижу эту папку. Только на секунду, без тебя никак не получается подключить — выканючивал муж.

— Ложись спать. Это успеется сделать завтра, — отстранённо было заявлено в ответ.

— Нет, попробую тогда ещё раз сам. Что тебе жалко? — просто подойти подключить, — а я сам всё отыщу. Всё перерою, но найду! — обиженным, но не очень громким тоном продолжал настаивать Эспрератов.

— Я эту папку далеко убрала, сам ты не найдёшь. Ложись спать! — упёрлась, как рогом в забор, Регина.

— Нет, не лягу! Не лягу! Я должен разобраться, что происходит, куда делась папка, без этого не лягу! — уже возбуждённо гаркнул он, сознавая, что просьбами не добьётся уступок. — А ты спи себе. Больше не буду тебе мешать.

Этот разговор чем-то напоминал поведение капризного малыша с принципиально неуступчивой мамой.

— Что, всю ночь будешь теперь разбираться? Сейчас спать надо — категорично объявила Регина.

— Значит, всю ночь буду! Пока не пойму, куда делась папка — жёстко обозначил свою позицию Эсператов.

Почувствовав напряжённый дух разговора, с воинственным кличем «М-в-р-р-мя-а-у-у-у!» яростно прыгала на Эсператова кошка Крис, царапая его руку. А он, и без того раздражённый в этот момент, безжалостно скидывал кошку на пол.

Через минуту полуобнажённая Регина с утомлённо-озлобленным видом появилась в дверном проходе, чтобы пройти к своему столу. Илья быстро подошёл к ней, пытаясь её успокоить, обнять и поцеловать. Она резко ударила ему по ключице, потом в грудь. Илья Эсператов примерно такую реакцию и ожидал в этот момент, однако не думал, что она будет бить так сильно, как будто вспоминая, как она дралась с нападавшими на неё забияками-мальчишками в школе. Он, сдерживая её руки, всё же поцеловал её пару раз. А чуть ослабил её руки в своих руках, вырвалась — и снова получил серию тумаков. Он опять сжал ей руки и насильно поцеловал её в губы. Но стоило только отпустить руки жены, как опять получил от неё несколько ожесточённых ударов в грудь и плечо. При этом у неё вырвалась пара нецензурных фраз.

Она подключила свой компьютер, но папки, которую искал Эсператов, там не оказалось. Лишь страничная плитка свадебных фотографий, зафиксированных в программе pdf.

— Наверно, антивирус снёс папку с рабочего стола при перезагрузке, — как бы предположила Регина. — Да ты эти фотки во всех соцсетях выложил. И в фотоаппарате у тебя некоторые снимки остались. Были и на флешках, но сейчас почему-то нет. Чего ты истеришь тут, спать не даёшь, это всего лишь фотографии… — словно оправдываясь в наступательной тактике, возмущалась жена.

— Нет, это не просто фотографии. И в соцсетях я немного выложил. Это фрагменты нашей с тобой жизни. Совместной жизни.

— Да не переживай так из-за этих фоток. В моём ноутбуке могли ещё остаться, — тихо сообщила жена.

— Что-то происходит такое мерзкое, богопротивное. Я чувствую это, что-то происходит… Как будто воздух вдруг насытился мельчайшими каплями ядовитой слизи, как будто где-то здесь близко, рядом, совсем рядом, прошёл Иуда Искариот! Всё это не просто так. Ужасно! Зловещий знак. Это знаки судьбы. Ты просто не умеешь их читать…

— А ты умеешь? Символист хренов…, — отзеркалив вопрос, пробормотала Регина.

— Я умею. Это означает, что ты совершенно не ценишь наши отношения! — резким напором вставил фразу Эсператов.

— Илья, а ты ценишь?! — рикошетом полетел вопрос от Регины.

— Я ценю, а ты не ценишь, совсем не ценишь! — сказал, словно прорезал воздух. — И что ты там вообще говорила сегодня о разводе?! Кто вообще шутит такими вещами?!

— Илья, а если не шутит, — еле слышно пробормотала Регина.

— Что? Я не понял… — впился в лицо жены глазами художник.

— А если не шутит? — вполголоса повторила Регина.

— Так ты серьёзно?! Вон оно что… Понятно… Нету в ноутбуке никаких фотографий, не ищи… Их нигде больше нет… Знак судьбы… — косясь на жену, заторможенно, тяжёлым хриплым голосом произнёс Эсператов. — Раскололи! Им это удалось… Суки, подонки, сволочи — РАСКОЛОЛИ!!! — словно взорвавшись, бешено повторял он. — Да что же сейчас… Раньше надо было следить. А сейчас… Никак не думал, что поддашься… Раскололи!

— Ну почему ты сразу на других переводишь?

— Раскололи — получилось у них, — с одышкой мимо вопроса прошёл Эсператов. — А ты мне обещала, что будешь со мной, пока нужна мне… И как же быть — ты нужна мне…

— Я думала, что у нас с тобой совместная жизнь получится, да что-то не получается, — досадливо проговорила жена, присев у кухонного столика.

— И почему ты так решила? — в сдержанном и явно расстроенном тоне продолжил беседу муж.

— Не получается, — глядя куда-то в окно, повторила Регина. Наверно, я просто не готова к семейной жизни. В монастырь пойду — печально-кокетливым тоном продолжила она.

— Что это ещё за настроения? Давай-ка выкинь из головы такие мысли… — стал убеждать жену Эсператов.

— Давай подадим заявление о разводе и попробуем пожить пока отдельно. Там ведь всё рано месяц дают, если захотим вернуться…

Регина продолжала смотреть в окно, будто ловя глазами свет мерцающих звёзд.

— Ах, вон оно что задумала, — нахмурившись, с укоризненным прищуром, взяв себя в руки, сухо и жёстко ответил Эсператов. — Променять меня на кого-то решила… Вот с какими идеями ты от родителей приезжаешь… А не подумала, что твоё место за это время может быть занято? Уйдёшь — другую найду, сразу же найду, — уверенно пригрозил он, вспоминая в этот день её слова: «Да кому ты вообще нужен?».

На Регину его уверенность произвела впечатление. Она повернулась в его сторону и задумалась.

— И завещание по квартире перепишу на имя той, что останется со мной.

— Да можешь хоть десять раз своё завещание переписывать, — буркнула в ответ Регина.

— Одного хватит, — отпарировал Эсператов. — А папку с фотографиями — это ты уничтожила? — как бы опомнившись, вернулся он к изначальной теме.

— Нет, что ты… Я на твоём компьютере не стала бы ничего удалять. Это антивирус снёс. Такое бывает при перезагрузке. Я сама очень расстроилась, что не нашла. Нельзя просто на «Рабочем столе» держать. Сам же говорил раньше, что надо в документы сразу перекидывать.

«Врёт, конечно, — рассуждал Эсператов, — врёт и трусит. Наверняка её рук дело. А чего боится? Не наброшусь же на неё с кулаками. Значит, не уверена».

Жена ушла в спальню. А муж, направляясь в сторону выключателя, поймал в обзоре книжный шкаф жены. «А! Вот так новый номер!», — заметил он очередной подвох. Книги профессиональной литературы рассортированы: её книги собраны в целлофановые пакетики, а те книги, что он раньше приобретал, не тронуты, стоят на месте.

— А книжки ты когда успела сложить? — не преминул он сразу же задать вопрос жене.

— Сегодня собрала, — тихо ответила Регина.

Он выключил свет, лёг вместе с супругой в кровать. Но заснуть, понятно, после такого разговора не получалось.

— Илья, отпусти меня, отпусти меня, пожалуйста, — жалобным тоном полушёпотом умоляла его Регина.

— Да кто ж тебя держит? Иди, если так… Я не мешаю, — напряжённо прошептал Илья, горько добавив: — Ты не понимаешь, что я тебе опора в этой жизни…

— Спасибо тебе, — спасибо, что отпускаешь, — давай спать.

— Да какой уж тут сон! — рявкнул в ответ Эсператов. — Не засну уж теперь всю ночь…

И, прикрыв дверь в спальню, чтобы не мешать жене, шарахаясь по комнате, будто заблудился в трёх соснах, в возбуждённом состоянии он пошёл на кухню пить чай, пытаясь хоть немного успокоиться. Да так почти до утра там и просидел…

7

На следующий день голова у него была как чугунная, мысли путались, а движения были нескоординированы. Собрав продукты для лёгкого завтрака жены на работе, накормив кошку и убрав за ней лоток, Эсператов прилёг на кровать. Ворочался, ворочался, да так и не сомкнул глаз.

Он пропустил время, когда надо было выйти на работу, в школьную изостудию, где вёл занятия, и опоздал почти на сорок минут. Но перед этим позвонил, предупредив завуча, что задержится, пытаясь оправдать своё опоздание тем, что не сориентировался вовремя, в какой день начинаются трудовые будни после рождественских праздников.

Диалог с женой по СМС завязался ещё перед его уходом на работу. С переживаниями, подогреваемыми этими сообщениями, и было связано его опоздание.

Жена: — А почему ты спрашивал про книги?

— Чтобы выяснить, спонтанно возникла эта идея или планировалась заранее.

Жена: — Я вчера решила. Я обидела тебя? Зато я честно сказала.

— Нет, и так было понятно по отношению к венчанию, что все разговоры о любви — пустые. Я по поводу этого уже всё сказал. Нельзя испытывать судьбу. Надо ценить, что имеешь. Вспомни сюжет второго искушения Иисуса.

Жена: — Тогда тем более, зачем сохранять такие отношения? Я слабая духом.

— Вот как раз и надо укреплять дух рядом с близким человеком.

Жена: — Ты ведь ещё молод и можешь найти ту девушку, которая будет лучше, чем я, к тебе относиться. Зачем тратить твоё и моё время на такие отношения?

— Не знаю. Нельзя бросаться близкими людьми. Встреча не была случайной. Время необратимо. Думай прежде, чем делать.

Жена: — Прости. Я не хотела. Ведь было много хорошего, давай просто мирно и с уважением друг к другу всё решим. Хорошо?

— Уже решили. Пока есть время подумать и повернуть назад — думай несколько дней. Один раз потеряешь — другой не вернёшь.

Нервное напряжение сохранялось весь день. Какое-то время дети переключали внимание на себя, но потом мысли снова стали крутиться вокруг возникших проблем, связанных с поведением жены. Мысль о том, что она действительно способна на такое предательство, всё ещё казалась для Эсператова невероятной… Но беспощадная реальность всё громче и громче заявляла о себе. Он пришёл домой мрачный, как аспидно-свинцовая туча. Однако дома неожиданно наступила разрядка.

— Ну не надо так, — ласково сказала жена, сидя на диване. — Иди сюда. Ведь было у нас много хорошего…

Они обнялись, поцеловались и просидели так несколько минут в обнимку, тесно прижавшись друг к другу.

— Я остаюсь, — объявила жена. Но ты бы хоть сказал, что любишь меня, а то «другую найду»…

— А то ты не знаешь.., — нервно боднув воздух, уязвлённо-жалобным голосом произнёс Илья.

— Конечно, не знаю, откуда мне знать — «другую найду»…

У Эсператова невольно наворачивались на глаза слёзы, как какой-то невыносимо тяжёлый камень с души спал. Он старался не показывать своей уязвимости, сентиментальности, плечом смахивая одну слезу за другой. И он, казалось, находил своим лучшим мыслям подтверждение: «Ведь не может же, правда, не может же она на самом деле меня предать… Ведь всё это понарошку. Её сбивают с толку. Но она ведь на это не пойдёт никогда…». Он расцеловал жене всё тело от пяток до лба.

— Кошатина… Жалко мне тебя просто… — в раздумье вымолвила Регина.

— Мяу-мяу, — приговаривал Эсператов, продолжая целовать лицо и шею жены.

— Ну а сейчас скажи, будем квартиру освящать?

— Будем, но только после венчания, — с блаженно-лёгкой улыбкой, повеселев после разрядки, расслабленно произнёс он.

— Опять то же самое. Ну ладно, — привычно вздохнув, покачала головой Регина. — Иди поешь супчик и курочку с картошкой — я для тебя сделала, — заботливо предложила она..

— А ты?

— Я не хочу. Ела уже. Давай ты теперь ешь.

С аппетитом расправившись с обедом, Эсператов вымыл за собой посуду и снова зашёл в гостиную.

— Ой, заулыбался теперь прямо, заулыбался… А что ты улыбаешься-то, а? Я, может, окончательно не решила ещё, — со скрытым кокетством поддевала его жена.

Он опять, подбежав к ней, нежно её поцеловал с церемониальными словами: «Это моя лиса…». А потом, энергично подпрыгивая, метнулся к книжному шкафу, изображая кошачьи ужимки. Стал вынимать из пакетов книги, со смешками вслух зачитывая переиначенные на звериный лад названия книг.

— Интеграция лис в лесное пространство. А-ха-ха…

— Ну чего ты вынимаешь, это мои книги, между прочим…

А довольный, с улыбкой до ушей, муж продолжал ребячливо вести себя, опустошать пакеты и складывать её книги рядом со своими.

— А это моя лиса, между прочим… Технология повышения пушистости в дошкольном и младшем школьном лисьем возрасте — снова, смеясь, огласил он. А-хе-хе! Пушистость, лисистость и лисопопость как показатели развития лисят… — всё в таком духе.

А потом он серьёзно добавил:

— И больше никогда, слышишь, никогда не делай таких вещей!

— Каких вещей? Ты про какие вещи?

— Я в переносном смысле сказал «вещей». Не делай того, что собиралась делать.

На следующее утро жена подтвердила, что остаётся. И разговор у них снова зашёл об освящении квартиры.

— И что тебе далось это освящение квартиры, что оно меняет? Если туалет святой водой окропить, оттуда пахнуть лучше не будет. А ты всё — освяти да освяти. И он взял фонарик в форме свинки, включил его и произнёс в шутку с видом великого мага, отчётливо проговаривая на басовых тонах: «Вот я освещаю эту квартиру».

Но жена шутки не поняла, а совсем уже рассердилась:

— Илья! Перестань немедленно, прекрати! Это уже богохульство.

— Да будет тебе… Освящай — не освящай, это вообще ничего не меняет.

— Здесь два человека умерли. Сначала мама твоя. Потом отец. А ты считаешь, что можно тут спокойно жить.

— Да и жили же спокойно сколько времени. Ну мамы давно не стало, её дома мы с отцом Василием отпевали. Он окропил тогда комнату святой водой. Так что тогда всё чинно сделали — он и отпел, и освятил, и денег принципиально не взял. Ну а отца уже на кладбище хорошо отпели благодаря твоему же знакомому священнику.

— А здесь в квартире он до этого сколько времени пролежал..

— Я же не против того, чтобы освятить. Я говорю: «Да, ладно». Но сначала венчаться надо. И нечего было там тебя против венчания со мной настраивать.

— А кто настраивал?

— Ты сама знаешь. Мама твоя настраивала.

— Неправильный ответ, — возразила Регина. — Об этом я со священником разговаривала. И помнишь, как в том фильме: «Ничего не говори против моей мамочки…».

— Угу, угу… А священник этот вообще сектант какой-то. Ни один священник не стал бы против венчания настраивать: церковь объединяет, а секта разъединяет. Да и как может священник по своему произволу решать, кого допускать к причастию, кого нет. Секта там у вас в селе просто псевдоправославная. Что хочет, то и делает. Властью своей наслаждается.

— Это больные фантазии у тебя сейчас. Болезненная подозрительность — возрастное проявление уже. А то и наследственное, — морально кольнула Регина.

— Давно бы венчались — никаких проблем не было бы.

— А может, было бы ещё больше… Откуда ты знаешь?

— Брак должен быть скреплён духовными узами, обрядом таинства.

— Ты же не соблюдаешь посты. Зачем это тебе?

— При чём тут вообще посты? Это наносное. Зачем-зачем… — Эсператов развёл руками. — А зачем солнце светит и звёзды блещут? Таков порядок вещей в мире.

— Тогда уж всё надо соблюдать, а ты не хочешь.

— Венчание — это связующий символ, знак. Брак должен быть логически завершён.

— А так, по-твоему, «полубрак», да?!

— Конечно. Печать в паспорте и гражданские права, а я хочу, чтобы брак был полным, закреплён церковью на духовном уровне, а ты этому отчаянно сопротивляешься.

— Понимаешь, мне очень обидно, когда ты говоришь, что у нас полубрак. Я тебе сказала уже, что не готова к венчанию. Ты не можешь от меня этого требовать! Давай съездим в Богоявление. Поговори с моим духовным наставником — он тебе всё объяснит.

— Чтобы полностью зависеть от сектанта? — Эсператов провёл указательным пальцем правой руки поперёк кадыка. — Все вопросы только с ним решать? Я ничего от тебя не требую. Просто если хочешь решить какие-то семейные вопросы с помощью церкви, то надо бы и главный вопрос церковного брака решить. Сколько говорил тебе: ни в коем случае не вмешивай никого между нами: ни муравей пробежать, ни муха, ни комар между нами пролететь не должны. И чего обижаться, если я хочу полноценного брака, а ты нет?

— У нас и есть полноценный брак. Церковь признаёт официальный брак.

— Признаёт, но лишь как основу для брака церковного. А сейчас тебя вообще настроили против нашего брака, — с ходячими желваками у скул заметил Эсператов. — Надо бы уже скорей сделать ремонт и дочку к нам перевезти. Реже туда ездить будешь — меньше будет у нас проблем. После приезда сразу за вещи хвататься стала. Хватит уж, наездилась… А то уж даже не полубрак, а гостевой брак получается. Не, я не сторонник ультрасовременных веяний.

— Не надо посягать на свободу лисы. Убегу от тебя в лес, уеду от тебя…

— Куда? В лисятник? Или к северным оленям?

— А то и любовника заведу. «Найду себе поклонника — слоника, слоника…».

Это были слова из одной идиотской попсовой песенки. Поведение Регины в этот момент было нарочито эксцентричным, она выкидывала реплики очень артистично, с эффектными перепадами в тембре и подчёркнутой жестикуляцией (куда девалась мягкая монотонность в голосе?).

— Ага, я себе тоже заведу любовниц — утреннюю, дневную и вечернюю… Круглосуточная занятость в три смены, — отшутился Эсператов.

— Или буду себя вести, как та дама из клипа «Я тебя не долюбила…». Опа! — и твоя рука в зубах у каймана. А хочешь, — с огоньком в глазах подкралась к мужу Регина, — я тебе сказочку расскажу. Жил да был Иванушка-дурачок. Вот он, дурачок, и сжёг кожу лягушки раньше времени. И ушла от него Василиса в Кощеево царство. А ты Кощей, да. И найдёт твой сундучок Иван-дурак на высоком дубу и уведёт от тебя Василисушку.

— Ой, да ладно, Патрикеевна, сказки мне заливать. Исказительница народных сказок. Только ты всё спутала. Иван тот на самом деле евреем был, как Задорнов заметил: фамилия-то у него Царевич.

— Сбежит от тебя твоя лиса в лес. А ты здесь останешься со своими тараканами. Не слушаешь ты ничего, не делаешь, что лиса просит…

— Лишь бы в голове тараканы не кишили. А то в лес да в лес, да к северным оленям…

Регина, махнув рукой, подошла на кухню. Приоткрыла дверцу холодильника, затем заглянула в нижний ящик для овощей и с каким-то недовольным шипением и фырчанием возмутилась, что огурцы там уже сгнили: «Совсем уже обленился… В холодильник за это время даже не заглянул. Сгнили огурцы…».

«Эм, да… — подумал Эсператов, — сгнили огурцы. Ещё бы сказала: «Любовь прошла, завяли помидоры…». Вскоре настало время собираться на работу. Пришлось, как всегда, бежать, стаптывая сапогами свежевыпавший снег. С детьми в изостудии он работал бодренько, оживлённо, с энтузиазмом, а после двинулся к остановке. Хорошо, что в такой холод не пришлось слишком долго ждать автобуса…

8

Морозный январский вечер. Холод и хруст — вот первые ощущения. По неровным дорогам петляет городской ПАЗик. За окнами мелькают заваленные снежной мукой мрачные дома. На остановках кучкуются люди, изредка пританцовывая от холода в ожидании «железных коней». Метрично и монотонно чередуются узкие полосы отражений вспышек фонарей на дорогах. И только динамично меняющиеся в цвете огни городских витрин придают общей сцене эффект оживления. Проблески очертаний освещённых участков зданий угасают в глубине вечернего города.

Эсператов привычным движением счищал с бороды и усов снежные хлопья, которые мгновенно становились в натопленном автобусе стекающими на плотную зимнюю куртку каплями. В озябших руках всё ещё ощущалось лёгкое покалывание. Повезло — освободилось местечко. Можно немного отдохнуть, а то и подремать. Перед глазами — светлый телемонитор. Меняются аляповатые картинки рекламных объявлений, всплывают информационные строки, транслируются забавные сюжеты. А вот и гороскоп. Что там ожидает Тельцов? И внятным текстом, белым по чёрному, даётся ответ, что Тельцам в ближайшие дни следует быть особенно осторожными и внимательными к своему окружению. Очень вероятно предательство со стороны подчинённых… Эсператов в душе усмехнулся: «Ха! Ну конечно! Как же — были бы подчинённые… Вот те, у кого есть подчинённые, пускай и переживают…» Маршрутка набирает скорость. Эсператов погружается в полудрёму. Он понимает, что где-то едет, но не чувствует себя, утопая в слоистом потоке сознания. Колокольчиковый голос кондукторши заставляет пробудиться, аж в ушах зазвенело:

— Не пропустите свою остановку, молодой человек? Уж больно сладко спите…

— Ох, спасибо! Ещё бы немного — и пропустил.

«Молодой человек»… Да уж давно не молодой — дело близится к пятидесяти. Но приятно же, когда считают молодым» — мелькнула в его голове мысль.

— Ты бы, отец, не валился в сторону прохода, — заботливо заметил круглолицый тридцатилетний парень в лисьей шапке, сидящий у окна, — чуть толкнёт при движении — и упадёшь.

— Да, да, вы правы. — автоматически ответил Эсператов, расстроенный столь быстрым возвращением с небес на землю. И тут же подумал: «Да какой я тебе отец, сопляк?! Поищи тут себе других папаш…».

Маршрутный автобус продолжал ход. Машинально ощупав лицо, томно позёвывая и попеременно поглядывая то на пассажиров, то на мелькание огней за мутным от снежного налёта и слегка расчищенным дыханием соседа окном, Эсператов постепенно вышел из состояния полудрёмы и двинулся к выходу. Мысли о жене вдруг пришли в голову: «Приехала из деревни совсем другой, как подменили… Чёртова рождественская поездка! Раньше хоть спрашивала, предупреждала заранее. Я никогда не возражал. А сейчас и спрашивать не надо: подъезжает отцовская машина, сказала пару слов, что едет — и в путь! А что у меня по работе дел полно — это никого не волнует! Да какая кому разница, как зарабатываю деньги? Пользоваться всегда проще. И что скажешь против, если там дочь? Ну и нечего мне там делать после того, как родители с местным попом настроили её против венчания со мной. Вот к нашему шалашу — всех милости прошу. А туда не поеду, незачем. И как им удалось так настропалить Регину, что аж вещи собирать стала? Дёрнулась от меня бежать! Куда? Зачем? Бежать… А та ли она, кто всегда будет со мной всю жизнь? Если та, то почему венчаться так боится, как пёс нашатыря? И бежать хотела — ведь взаправду вещи собирала. Любовь, говорит, прошла, помидоры завяли… Гм, интересно… Четырнадцатого января у Дианы День рождения. И если… Нет! На фиг, на фиг! Никогда не предавать! Такой теплоты отношений, как с Региной, ни с кем никогда не будет, как бы там ни было. Надо после ремонта в отцовской комнате дочку к нам забрать. Иначе — что за жизнь? Только приехала — и опять туда. Нет, я не столь продвинутый либерал, чтобы приветствовать гостевой брак! Это изобретение оставим на совести Чернышевского.

Придумали вдруг квартиру освящать спустя полгода после смерти моего отца. Бардак в квартире кругом, картины некуда ставить — на кой ляд священника в дом приглашать?! Ещё от случайных брызг повредится краска или техника… И почему же всё-таки она насмерть против венчания стала? Почему не уступает? И что я прошу, в конце концов, — скрепить церковным браком то, что уже есть в гражданском. Мне, дескать, что — трудно, что ли, квартиру для неё освятить? Ну а ей что же — для меня трудно со мной венчаться, как и договаривались обоюдно? Если не судьба, так не судьба. Значит, сама меня променять на кого-то всё же собралась… И что это за сказочки всё рассказывает? В сентябре, когда встал вопрос о венчании, тоже подобной сказочкой мне уши продувать стала. Правда, меня Кощеем тогда не называла, это уж слишком. И тогда ведь я чётко спросил, не надумала ли меня на кого променять. Так ведь отнекивалась, не созналась. А сейчас что же? Что за загадки? Да ещё разговоры о разводе. Кто так делает? Как можно в браке о разводе вообще заикаться? Недавно поженились — и на тебе. Что-то её не устроило — сразу хватание за вещи и разговоры о разводе. Никакого представления о ценности брака вообще нет…».

Пока он всё это думал, уже проглядел одну остановку. Возвращаться домой пришлось лёгкой пробежкой. Слава Богу, жена в хорошем настроении. Встречает с милой улыбкой на лице. Кошка Крис тоже в хорошем настроении. Просит нежным мяуканьем поиграть с ней пёрышком. Эсператов удовлетворяет её просьбу, включаясь в игру с каким-то детским азартом. Накормил кошку, налил чаю себе и жене. А после ужина жена снова перешла в разговоре на тему об освящении квартиры.

— А ты не думал, — убеждала его жена, — что все те проклятия, которые отец перед смертью говорил, проникли в энергетику комнат и могут обрушиться на хозяев?

Эсператов задумался: «Да ведь она права в этом, действительно, надо бы освятить». Но почему-то решил твёрдо стоять на своём.

— Я согласен, что надо освятить. Вопрос только об очерёдности. Заказываем венчание — и сразу освящаем квартиру.

— Опять начинаешь по кругу. Невозможный упрямец! А кошку Крис будем родителям отдавать или нет?

— Да знаешь, настолько привыкли к этому пушистику — не хочется уже отдавать. Ей бы кота породистого, чтобы можно было котят продавать.

— Я думала об этом. Она ведь сильно похожа на бенгальскую кошку. Вот — посмотри сюда, — жена продемонстрировала картинку из Интернета. — Вот бы бенгальского кота. Тогда можно будет дорого котят продавать.

— А сколько он стоит, бенгальский кот?

— Тысяч пять, не меньше.

— В принципе реально. Если не найдём быстро, можно за вызов оплатить будет. Пушистая порадуется, наконец.

— Я на завтра соберу пока летнюю одежду домой отвезти — её постирать надо. Ты не против?

— Ну конечно же. Ведь речь только об одежде? Надеюсь, не будешь опять хватать вещи, чтобы от меня ускакать?

— Угу, я только летнюю одежду пока соберу.

В этот день Регина, наводя порядок в ванной, пыталась отыскать давно утерянное Эсператовым и заменённое им на другое обручальное кольцо, да так и не нашла, огорчённо сообщив об этом мужу. К ночи он аккуратно промассировал тело жены. Даже спустя несколько лет после периода беременности, как оказалось, её телесные ткани нуждались в постоянном лечебном воздействии, в стимуляции кровотока и лимфотока. Бывало, что после минимальной физической нагрузки кости начинало ломить, часто терзали головные боли, мучительные болевые импульсы обнаруживались то в одном отделе позвоночника, то в другом, жутко кололо шею, где застревали эти сигналы, временами сводило мышцы либо ощущалось онемение и охлаждение участков тела, особенно конечностей. Её стопы Эсператов напористо разогрел «Барсучком», пальцами, словно флейцем в растопырку, энергично втирал массажное масло, а затем руками, как осьминожьими щупальцами, стискивал упругую кожу от подошв до ягодиц и поясницы. Потом уже поглаживал и пощиповал её верхнюю часть тела, точно пианист, исполняющий сложную партию на рояле. Немного отдышавшись, покрывал её тело нежными поцелуями и снова продолжал тактильную работу. Только, казалось, заканчивал массаж, как неугомонная Регина, как бы сквозь сон, настойчиво просила его повторить эти действия ещё и ещё, пока, наконец, его не вырубало, — и он погружался в глубокий сон.

Наутро такой массаж традиционно повторялся, сопровождая пробуждение Регины. Так было и в этот злосчастный день…

9

Это был субботний день, наступал Старый Новый год. И в этот день уже год и пять месяцев, как они были в официальном браке. Ну а если прибавить ещё два месяца их совместного проживания, то вместе они прожили более полутора лет (год и семь месяцев). У Эсператова суббота оказалась одним из самых загруженных дней по рабочему расписанию. А его супруга в этот день не работала. Утром, проснувшись, Эсператов подумал, что надо бы, наконец, уступить просьбе жены. Она ещё спала, и только после массажа начала постепенно оживать и вышла в гостиную.

Он как раз возле компьютера энергично одевался, готовясь выйти на работу. «Сколько времени — страх! Как я не заметил, — думал он. — Даже если бежать, всё равно опоздаю». А тут жена спросонья вдруг к нему подкатила со словами:

— Ну что ты такой упрямый, а? Вот что ты такой упрямый?! (повторяя это несколько раз).

Со стороны казалось, что она его просто так легонько журила. Он и ответил ей, улыбаясь, но опять почему-то вопреки тому, о чём думал пару часов назад, что сначала следует решить более крупные проблемы (венчание), а потом уже более мелкие (освящение квартиры).

— Нет, сначала освятить квартиру, — настаивала жена.

— Нет, сначала венчаться, — не сбивая улыбки с лица, игриво повторил он.

И только Эсператов хотел сказать: «Ну ты же знаешь, что я тебе всё равно уступлю», как Регина стала ему что-то говорить о разводе, предлагая:

— Пойдём в ЗАГС, пойдём в ЗАГС разводиться, лучше не через суд, а так, пойдём в ЗАГС.

— Чего идти, мы там уже были, а мы там были уже… — воспринимая наезд жены как комичную сцену, усмехнулся Эсператов. И совершенно не слушая её дальнейших слов, так как был сильно возмущён словами о разводе, стал наставлять жену:

— Никогда нельзя шантажировать разводом. Шантажом ничего добиться нельзя, понимаешь? Никогда, понимаешь, никогда брак не должен быть разменной монетой для шантажа. Ни при каких условиях…

— Да, — ответила она, как бы намекая на свою готовность пожертвовать браком, — а ведь такой хороший муж. Угу, такой хороший муж, — глядя куда-то в сторону повторила она.

— Что за муха тебя вдруг сегодня укусила? Вчера всё в порядке было, сегодня — как с цепи сорвалась.

— Ты сегодня после четырёх придёшь? — уже спокойный голосом спросила жена.

— Да, давай тогда и поговорим. Ну я побежал, опоздал уже… А где мой телефон? Как на зло, когда надо, запропастится куда-то, — в нервозной и суматошной беготне Эсператов стал разыскивать свой мобильный телефон, а как не нашёл, попросил жену набрать его номер.

— Я у тебя там всё ещё по имени и фамилии. Не захотел записать «Жена»? — возмутилась Регина, мельком рассмотрев высветившиеся буквы.

— Думаешь — забуду, что ли, что жена? Я и себя по имени и фамилии везде записываю. И ты для меня всегда та, о которой подумал ещё тогда, пятнадцать лет назад. Да что с тобой сегодня? Бегу, всё, некогда, — наспех осторожно поцеловав жену, Эсператов мгновенно исчезает за дверью.

Работа у Эсператова в этот день была интенсивной: бегал от мольберта к мольберту, помогая детям как можно лучше справиться с живописью натюрморта, много объяснял, суетился, деловито показывал приёмы письма. Вдруг — «тын-дын» в мобильном телефоне. Отошёл в сторону на миг, посмотрел, что там: нет, не эсэмэска — в сети ВК что-то. Зашёл — новый пост на странице жены: «Не расставшись, не встретишься». «Бабские штучки! — в мыслях негодовал он, — опять, наверное, пугает…». Ему был до фонаря это лайф-коучинг для сумасбродных дам. Он конечно же не стал тотчас же читать эту назидательную писанину, и не понял, что судьба давала ему знак — немедленно среагировать на ситуацию. Возмутившись в душе, он сразу же переключился на педагогический труд, оперативно реагируя на вопросы и просьбы детей.

По дороге домой он ещё зашёл в магазин — купил продукты и в обильном количестве — пакетики с кормом для кошки Крис. Он размышлял о том, что вернувшись, скажет, что согласен освятить квартиру, только пускай это сделает священник из местной городской церкви, которую Эсператов периодически посещал, а не тот «духовный наставник», который настроил жену против венчания. А то достала эта сельская секта, что-нибудь придумают потом ещё…

Щёлкнув ключом, он вошёл в квартиру — темно и пусто, что не удивительно: на выходные жена постоянно уезжала в родительский дом, и он подумал, что уже уехала. А кошка спит? Тихо, как в гробу. Надо её накормить классным кормом. Обычно, если эта шальная зверушка пряталась, Эсператов вызывал её громким «Мяу!». Вот и сейчас он быстро сновал по углам гостиной с протяжными криками: «Мяу! Мяу!». Резко крикнул, что есть мочи: «МЯУ!!!!!», повторив пару раз такой же истошный крик кота Леопольда, объевшегося «озверина». Глухо, как в танке. Лотка для кошки тоже нет. Тотчас же звонит жене:

— Солнышко, а что, Крис всё-таки увезли?..

И только после того, как уже задал вопрос, с настороженностью и нарастающим волнением замечает, что многих вещей жены в доме уже нет…

— Да. А ты не видел — я тебе там записку на столе оставила.

— Сейчас посмотрю, что за записка… — с басовыми тонами в голосе, боязливо озираясь по сторонам, отвечает Эсператов.

На столе в немом диалоге беспорядочно стоят чашки, тарелки. В конфетнице — напоминающий колоду карт крекер и мармелад «Лимонные дольки» рассыпан, как заформованные и закоченевшие в мелкокристаллической решётке жёлтые языки пламени. Рядом — плотная стеклянная банка с чёрным кофе, будто туда высыпали золу и пепел. Справа возле шкафа листок писчей бумаги, на котором аккуратно синими чернилами, строчками, слегка подпрыгивающими к правому верхнему краю, написано: «Дорогой, муж, я очень благодарна тебе за этот год, проведённый с тобой, но я всё-таки собрала вещи и уехала. Надеюсь, те дни, которые мы провели вместе, останутся светлым пятном в нашей жизни. Прости мне моё упрямство и непокорность, но что-то всё же треснуло между нами. Не держи зла, я решила немного подумать, но пожить отдельно. Прости за всё, что сделала, и за то, чего так и не совершила для наших отношений. 13.01.2018. Регина. P.S. Всё остальное обговорим позже, ключи могу вернуть в любой день!»

Шок, одышка, метание по комнате. Присел на диван, откинулся, зашуршал, поджимая пальцами мятый пакет. Тёплый свет от хрустальной люстры, как красная тряпка для быка… Резко вскочил, схватил мобильный, и тут же снова звонит Регине:

— Ты сумасшедшая! Что ты сделала?! Ну чего тебе не хватает?

— Я всё написала. Отпусти меня. Давай разведёмся как культурные люди.

— Вот, пожалуйста, тебе институт гражданского брака! Развестись, как на другую сторону дороги перебежать. Просто, как ничего не было, да? Ну как это вообще, как?!!

На этом он прервал телефонный разговор, а далее общение продолжалось уже по СМС. Эсператову на какое-то время удалось взять себя в руки и держаться в разговоре вполне уверенно, временами с напускной холодностью, не выдавая своих эмоций и не впадая в крайности, такие, как гневная ярость или депрессивная сентиментальность.

Жена: — Давай тогда разведёмся через ЗАГС, я не хочу нервы мотать.

— Придётся так, хоть мне и хотелось бы, чтобы ты за это время передумала. Но если не передумаешь, то лучше официально развестись, чем такое устраивать.

Жена: — Хорошо, нужно узнать в ЗАГСе в понедельник, когда можно подойти с документами. Там месяц дают.

— Понедельник у меня весь занят, вторник тоже. В среду можно будет продать /подать/ заявление. Не знаю, сколько дают в ЗАГСе, но только с момента подачи заявления обратного пути уже не будет. Советую очень хорошо ещё раз подумать. Я тебя очень люблю, но есть предел даже моему терпению.

Как ни крути, а текстовой редактор мобильника не проведёшь: вместо «подать заявление» упрямо пишет «продать заявление». И вправду, в таком контексте развод напоминает торговую сделку. Но только с кем? Не пришлось бы ставить свою подпись кровью…

Жена: — Я имела в виду день приёма заявлений о расторжении.

— Можно узнать, но раньше среды у меня в любом случае не получится. Не испытывай судьбу — вернись. Ключ отдашь непосредственно в ЗАГСе, если не передумаешь.

Жена: — Оk.