Сила прощения
Том 1. Книга 1
Психологическая драма нашего времени
Идея романа основана на реальных событиях.
Персонажи романа вымышлены,
совпадения имен случайны.
Книга 1 — начало гепталогии:
Сила Прощения. Том 1 Книга 1
Продолжение в романах:
2. Билет в одну сторону. Том 2 Книга 2
3. Истина в сумраке. Знаки. Том 1 Книга 3.
4. Истина в сумраке. Отражения Зеркал.
Том 2 Книга 4
5. Ангел потерянного рая. Компас Судьбы.
Том 1 Книга 5.
6. Ангел потерянного рая.
Город замороченных людей. Том 2 Книга 6
7. Ангел потерянного рая.
Блуждающие во тьме. Том 3 Книга 7
8. Ангел потерянного рая…..Том 4 Книга 8
Все персонажи вымышлены, совпадения имен — случайны.
Автор
Часть первая. Беснование тьмы
Облака — это мрак, скрывающий лица; и там Туман — это ширма дождя, покрывало для ран.
Автор
Глава первая. Растоптанная любовь
Вот и закончилась служба, отслужил Димка два года. Впереди его ждала дальняя дорога из Владивостока домой — в родной город.
— Ну что, Димон? Вместе поедем на вокзал, или ты зайдешь к нашей общей девушке? — сделал ударение на «общей» его друг по армии Коля Лихачев.
— Хорош подшучивать, Колян. Так и не поумнел. Каким был в начале службы, таким и остался, — ответил ему Димка.
— А что мне меняться-то? Я как был веселым, таким и остался. Ладно, прости.
— Простил, — ответил Димка, завязывая вещмешок. — Ты, короче, Колян, адресок мой запиши и приезжай в гости, в мой родной город.
Обменялись адресами.
— Ну, братаны, — обратился «дед» к солдатам, остающимся дослуживать свой срок, — прощайте, не поминайте лихом. И простите за все, — добавил Димка.
— Да ладно, мужики, это же армия, везде так, мы не обижаемся — это закон.
— Всё, парни, покедова, — сказал Колян.
Крепко напоследок обнявшись с остальными, ребята покинули базу. Им еще долго кричали вслед и махали руками, пока их не скрыла из виду летняя дорожная пыль.
На железнодорожном вокзале, жадно поедая купленные тут же пирожки с мясом и запивая их колой, Колян говорил Димке с набитым ртом:
— Братуха, ты меня, главное, не забывай теперь, а то знаю я всех бывших дембелей. Только за ворота базы — и ни слуху ни духу.
— Не переживай, Коля, я тебя жду. И напишу тебе, хоть еще и не знаю, куда ты поедешь.
— Домой, — ответил он.
— Ну, тогда домой напишу.
— А ты, наверное, сам-то сразу к невесте рванешь? К этой, как ее там, к Светке? — с улыбкой все подшучивал Колян над Димкой, радуясь своему долгожданному дембелю.
— Нет, к маме сперва, а потом уж к ней… Если замуж еще не вышла или не живет с кемнибудь. Петербург — город большой, но в каждом доме или микрорайоне все всё обо всех знают. И я тоже о ней всё узнаю.
— Поверишь слухам?
— Слухам — нет. Но, тем не менее, они о чемто тоже свидетельствуют.
— Ну а если и живет, что это для тебя изменит? — спросил Колян.
— Все.
— Как все? Ты же сам меня учил, что свое — никому не отдавать.
— Ну, учил, но если она уже с кем-то и любит его, то как я могу к ней прийти?
— Смотри сам, а я бы пришел, хотя бы для того, чтобы услышать это от нее и проверить слухи. Слухи слухами, а правда — правдой.
— Может, и приду, — сказал Димка, задумавшись на секунду.
Диспетчер объявил о начавшейся посадке на поезд.
— Ну, пока, братуха, — сказал Димка, обнимая Николая. — Не забывай, что я жду тебя в гости… А может, сразу со мной поедешь, а?
— Да не, брат, не могу — хочу домой.
— Понятно. Удачи тебе, и давай иди — не люблю долгих прощаний, — сказал Димка, заходя в вагон.
***
С большим нетерпением проделав долгий путь к родным берегам, Димка в нерешительности остановился перед своей квартирой и позвонил в дверь. Его сердце громко стучало, голова кружилась.
— Кто там?
— Это я, мам, — взволнованно ответил Димка.
Раздалось щелканье дверных замков, и к нему кинулась его мать, Вера Игнатьевна. Она обняла его и сквозь всхлипывания произнесла:
— Миленький! Вернулся! Димочка! Живой! Слава Богу! Ой, что ж это мы все в дверях-то? Ну проходи, мой родненький! Проходи скорее! А я только борщ сварила! Как ты вовремя, сынок, сейчас кушать будем.
Вера Игнатьевна все суетилась вокруг сына и хлопотала, собирая на стол обедать. А Димка остановился в прихожей, снял сапоги и не спеша пошел в свою комнату в конце коридора. Ничего в ней не изменилось с тех пор, как его призвали в армию: те же плакаты на стенах с изображением Ван Дамма и Сталлоне, Мадонны и Брюса Ли; письменный стол по-прежнему стоял у окна, а у противоположной стены — старый скрипучий диван. На него он и бросил свой вещмешок, а сам примостился рядом, переводя дух.
— Иди обедать, Димочка, борщ тебя ждет, иди, пока горячий! Остынет! — звала мать Диму.
— Мам, я сейчас приду, посижу маленько в родной комнате.
— Хорошо, только руки помой!
***
— Такой вкусный, мам! Как давно я не ел твоего борща!
— Ешь, ешь, не отвлекайся. Как хоть добрался-то, а? Долго ли ехал?
— А что рассказывать, мам? Доехал нормально, на поезде. А как Светка Рогожникова? Не вышла замуж? — сразу перешел на давно интересующую его тему Димка.
— Да не вышла она, хоть и слыхала, есть там у нее кто-то из этих, из новых.
— Из новых русских, что ли?
— Из этих, не знаю, как их теперь и называютто. А ты почему спрашиваешь? Сдалась она тебе… Забудь! — сказала уже строго мать и продолжила: — Я тебе тут уже и невесту нашла, хорошую девочку, Настей зовут. Приходила давеча, спрашивала, когда жду тебя домой. Сходи к ней, она в третьем подъезде в нашем доме живет.
Пока Вера Игнатьевна разливалась об этой Насте, Димка продолжал думать о Светке Рогожниковой. О том, с кем она сейчас ходит, помнит ли об их первой любви, о страстных поцелуях, которые дарила ему в темном подъезде ее дома. О том, как все начиналось, когда они впервые встретились в пригородной электричке на Финляндском вокзале, где Светина подруга Власта чуть было все не испортила. И только случай, — вернее, Дима так считал, что это был именно судьбоносный случай, — снова свел их вместе. Хотя теперь все на свои места должно было расставить время — два года, пока он служил в армии.
Пообедав, он твердо решил зайти к Светке, чтобы узнать, любит ли она его еще или все между ними уже кончено.
***
Резко, как всегда, позвонив в дверь два раза, Димка попятился от двери к лестнице. В этот миг он был готов убежать, но в двери щелкнул замок, дверь приоткрылась, и на Димку уставились два темно-карих глаза. Димка чувствовал, как остановилось время, слышал, как громко стучит его сердце, едва сдерживал непреодолимое желание кинуться к ней и нежно поцеловать в губы, но… То, что рассказала ему мать, сдерживало его, и он продолжал стоять.
— Привет, — сквозь туман услышал он. — Какими судьбами, давно ли прибыл? — спросила Светка. — Проходи, что стоишь как каменный?
Димка вошел в квартиру на ватных ногах, он как-то сразу, за один миг вспомнил все то, что было у него со Светкой до армии, и голова его закружилась. Немного придя в себя, он увидел перед собой уже совсем не ту девочку, с которой он целовался в темном подъезде, а взрослую девушку, которую теперь стыдно было просто звать Светкой — только Светланой или какнибудь еще, более ласково, более нежно. Длинные каштановые волосы спускались шелком на грудь, жемчужно-белые зубы делали ее улыбку еще более мягкой и страстной… Несмотря на то, что в стране так все быстро изменилось — не только стиль жизни, но и отношение к нравственности, — Димка до армии не был с ней в близких отношениях. Он не спешил с этим, хотел по любви, по обоюдной любви. А если честно, то всех женщин, встречавшихся ему, он отвергал только потому, что уже давно безумно был влюблен в Свету. И вот сейчас он стоит перед ней радостный и огорченный, веселый и растерянный. Как отнесется она к нему теперь, любит ли она кого-нибудь? Каковы ее планы?
— Чего стоишь, язык проглотил? — посмеиваясь, спросила Света.
— Здравствуй, Света. Как ты поживаешь? — промямлил он. На что она прыснула и повисла у него на шее.
— Милый! Родной! Почему ты меня не предупредил, что вернешься? Я бы приготовила чтонибудь, — тараторила она, заводя его в комнату.
— Рассказывай, как доехал? Когда приехал? К кому уже ходил? — забрасывала его вопросами Света. — Что делать теперь будешь, куда работать пойдешь? Жениться-то не надумал на комнибудь, а? — хитро улыбаясь, зацепила она его.
— Да что ты, Света, я же так и… люблю тебя до сих пор, — тихо сказал он, вспомнив о словах матери о новом русском. — Только ты у меня одна-единственная в мыслях… постоянно.
После таких слов по щекам Светы побежали слезы, она обняла его одной рукой, другой же стала расстегивать его рубашку.
— Не надо, — тихо произнес он.
— Почему? Я так долго тебя ждала…
— И поэтому писем мне не писала… — закончил он ее фразу.
— Хоть я и не писала, но я тебя ждала и ни с кем еще не была, и не вела себя так откровенно, как сейчас с тобой. Извини, — сказала она, краснея, и отодвинулась на другой край дивана.
— Ты не обижайся, Светочка, я только тебя одну люблю — прогнав все подозрения, как будто камень с души сбросив, говорил Димка, — но хочу, чтобы это было как раньше у влюбленных и… порядочных людей. Я хочу жениться на тебе, понимаешь? Я все эти два года в армии только и мечтал о том, что когда вернусь, сделаю тебе предложение и увижу тебя в свадебной фате. Вот мои мысли, а теперь — или прости, или пойми.
Такую длинную, трогательную речь произнес Димка, а потом обнял ее нежно за плечи и поцеловал.
Света прижалась к нему. Так и сидели они, обнявшись, в тишине, не произнося ни слова. Они были счастливы, им было хорошо вдвоем, и казалось, что никто и ничто не может разрушить их маленький мир, но…
***
Резко зазвонил телефон, молодые люди вздрогнули.
— Я подойду, — сказала Света.
Она взяла трубку и, по мере продолжения разговора, счастливая и радостная улыбка с ее лица сползала.
— Что-то случилось? — спросил он ее и уже тверже добавил: — Расскажи!.
— Звонит мне тут один тип. Он со мной на дискотеке в клубе «Клео», что на метро Нарвская, познакомился, потом домой на машине подвез. Я с ним даже ни разу не целовалась, вот теперь названивает. Я его раньше уже просила не звонить мне, но он такой настырный, не отстает от меня ни на шаг.
— А кто он такой вообще?
— Да «новый русский» — ездит на мерседесе, пальцы веером, девчонки за ним бегают, дурочки. Ты только не связывайся с ним, Дим, боюсь я за тебя, а то ведь они такие крутые.
— Вся крутизна только на пальцах да в шмотках, а так все они трусливые и… подлые, — сказал Димка.
***
— Что-то ты, сынок, припозднился сегодня? Я уж и волноваться начала. Иди на кухню, я тебе поужинать разогрею.
— Не хочу я, мам, давай лучше спать, — сказал он и направился в свою комнату.
— Смотри, сынок, желудок-то не испорть, в армии-то, небось, не дюже кормили.
— Все нормально, мам, спокойной ночи!
— Спокойной ночи, сыночек! А Димка не мог заснуть, все ворочался в постели, скрипя пружинами дивана.
«Что же это это за тип и чего он от Светы хочет? — думал он. — Надо с ним поговорить, узнать, что за человек… И человек ли вообще, может, просто папенькин сынок-подонок». С этими мыслями он и заснул, и снился ему странный сон, как будто он бежит за Светой, она его зовет, зовет, а он не может ее догнать. А потом вдруг перед ним обрыв, и он летит в глубокую темноту…
Димка проснулся от собственного крика. Он был весь в поту, не то от жары, не то от страха.
— Ну и сны на гражданке! Сроду в армии таких не видел. Тьфу ты, черт! — выругался он и перевернулся на другой бок.
***
Проснулся он рано, по армейской привычке, в шесть утра, и лежал в ожидании крика дневального: «Третья рота, подъем!» Постепенно до него дошло, что служба уже закончилась: «Какая, к черту, рота! Я дома, дома!» Затем он вспомнил о «новом русском», и настроение его испортилось. Умывшись, позавтракав, проводив маму на работу — она работала билетершей в кинотеатре «Художественный» на Невском проспекте, — он рванул к Свете. Дверь открыла заспанная, с детским лицом та Светка, которую он знал до армии.
— Привет, что ты так рано?
— Какая же это рань? Уже половина десятого. Иди умывайся, сегодня мы идем подавать заявление в ЗАГС, ясно?
— Что ж ты так скоро-то, Димочка? Я еще со своими не говорила, а ты с матерью говорил?
— Нет еще.
— Ну вот видишь… Давай сначала с родителями это обсудим, а потом и в ЗАГС.
— А я уже настроился, что сегодня свершится моя мечта, — произнес Димка растерянно.
— Ничего страшного, никуда я от тебя не денусь, только давай спешить не будем, ладно?
— Почему же? А зачем время тянуть, Света? Конечно, может, ты меня не любишь… — сказал, насупившись, Димка.
— Ой, мой маленький мальчик обиделся! Ну что ты, что ты, — произнесла она ласково. — Я тебя люблю, но мне же сначала надо институт закончить, Димочка, а тебе на ноги встать. Кто же будет кормить семью, а?
— Я, — ответил он.
— Ну вот и хорошо, а потому давай торопиться с тобой не будем. Я — твоя, а ты — мой.
— Может, ты и права, но твое незамужество, что оно изменит? — ответил он обиженно.
— Ты проводишь меня в университет? — перевела Света тему разговора.
— Да, конечно… Но все-таки так хочется скорее жениться на тебе! А ты в какой институт поступила? Я же ничего о тебе и не знаю, ты мне ведь в армию не писала.
— Я поступила в Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств.
— Оба-на! Круто! И на кого ты там учишься?
— На факультете менеджмента и экономики.
— И кем ты будешь работать?
— Там видно будет, Димочка. Иди лучше, включи чайник, а я пока в ванной сполоснусь,
— ответила ему Света, проигнорировав его последнюю фразу.
Они вышли из подъезда. У входа стоял шикарный белый Мерседес, маслянно-нахальная рожа выглядывала из-за руля.
— Ой, с кем это ты, Светочка, что за хахаль у тебя деревенский появился?
— Отвали, Сергей, мой парень из армии вернулся, я за него замуж выхожу!
— Что вы говорите? Он же тебе не пара, Светочка, — все кричал Сергей из машины, продолжая ехать за ними на медленном ходу. — Он же даже не смотрится с тобой!
Тут Димка решил ответить нахалу. Подойдя к двери мерседеса, он просто сказал:
— Слушай, парень, отстань от Светы. Она меня любит, а я ее, а тебе в другую сторону.
— Да ты, я смотрю, смелый! Ну хорошо, теперь ты сам себя подписал — ходи теперь и оглядывайся.
— Ах ты, «новый русский»! — сказал Димка, резко открыл дверку машины и так же резко захлопнул, уговаривая себя: «Спокойно, Дима, спокойно».
— Ишь, напугал, «герой-полицейский»! Если такой смелый, приходи сегодня в клуб, там и поговорим, о’кей?
— Говори с собой сам, студент!
Завидев подъезжавшую маршрутку, Света потащила за собой Димку. Они успели в нее вскочить. Мерседес свернул в другую сторону.
— Кто тебя за язык тянул? Что ты на неприятности нарываешься? Здесь тебе не армия, здесь такие как ты сразу попадают в истории.
— Да ладно тебе, Свет, — ответил Димка, — все нормально, успокойся. Когда у тебя лекции кончаются? Я тебя встречу?
— Приходи и жди меня вон на той лавочке, — сказала она, указав пальцем, — в 17 часов.
— Я приду.
— Ну пока. — Они поцеловались, и Светка побежала в институт.
***
Вечером Димка ждал Сергея в клубе, хоть и говорила ему Света, чтоб он не связывался с ним– ее слова он пропустил мимо ушей, тем более что была задета его мужская гордость и самолюбие, а еще больше — он просто боялся за Свету, она же была такая чистая, милая, и любимая. Ему казалось, что Сергей сегодня днем своим разговором ее как-то запачкал. А этого он допускать не хотел больше, поэтому и пошел в клуб.
Около полуночи к клубу подъехал белый мерседес, из которого вылез Сергей и еще четыре амбала. «Бить, наверное, будут», — подумал Димка, хотя не трусил, в армии и не такое бывало.
— Давно ждешь? А мы — вот они.
— Вижу, не слепой, — ответил Димка.
— Пойдем отойдем, а то здесь людей много.
Они направились за клуб. Против него было четверо реальных противников, Сергея он в расчет не брал.
— Ну чо, парень? Поговорим? — спросил его Сергей.
— Говори, — ответил Димка.
— Ты парень умный, значит поймешь быстро. Короче, чтоб я тебя больше со Светкой не видел, понял?
— Нет! — сказал твердо Димка.
— Тогда придется тебе объяснить поподробнее. Эй, Утюг! — обратился он к одному из амбалов. — Объясни человеку.
— Сейчас, — ответил амбал и, сделав обманное движение рукой типа приглаживания волос, резко нанес удар в челюсть Димки.
Почувствовав на губах вкус своей крови, Димка сквозь зубы сказал:
— Не для того я сюда из армии вернулся, чтоб такая мразь, как ты, мое лицо своими грязными лапами трогала.
Сплюнув кровь и подойдя к амбалу, он сделал сначала обманный выпад вперед в направлении лица Утюга, а потом кистью правой руки врезал тому, кто стоял сзади него. Следующий удар был ребром ладони по шее стоявшему справа. А тот, что был слева от Димки, выхватил нож.
— Брось нож, не то плохо будет! — предупредил его Димка.
— Ну иди сюда, иди, мальчик, сейчас увидим, какая у тебя кровь.
— Полегче на поворотах!
Димка выбил нож ногой и левой рукой дал нападавшему в зубы, повернувшись к Сергею.
— Ну что? Теперь ты всё понял, я думаю, без слов?
Сергей втянул голову от страха в плечи, съежился, как будто в ожидании удара, и, пятясь задом, начал отходить к своей машине.
— Мы еще встретимся, и ты пожалеешь, мальчик! Ты просто не знаешь, на кого сейчас нарвался, — сказал Сергей.
— Я ни на кого не нарвался. Света — моя девушка. Оставь нас в покое. Она тебя не любит.
— Нет, ты обо всем пожалеешь еще, пацан, — добавил тот со злостью, садясь в машину.
— Посмотрим, — ответил Димка.
Трое других бандитов суетились около задней двери автомобиля, пытаясь засунуть в него вырубленного Димкой Утюга.
***
По дороге к дому Димка встретил своего давнего приятеля, с которым они учились вместе в ПТУ, Вовку Сенчукова.
— Здорово, кореш. Что с губой?
— Да дома в темноте стукнулся.
— С разбегу и специально, наверное, метил, а?
— Кончай уже, — рассердился Димка.
— Ладно, ладно, не злись, друг… А ты давно ли вернулся? И почему не позвонил? Мы бы тебя всей толпой встретили, — закидал его вопросами Вовка. — Пойдем-ка, дружище, в кафе, посидим, выпьем чего-нибудь.
— Поздно уже, Вов, может завтра?
— Ты что? Я обижусь.
— Хорошо, уговорил, пошли.
И приятели вошли в кафе «Золотое ведро», открытое кавказцами.
— Ну, рассказывай, как служил, Димка?
— Да нормально.
— Что делать то собираешься?
— Не знаю пока, работу буду искать.
— Слушай, у нас в депо есть вакансия механика тепловозов и электровозов, ты же, кажется, по этой специализации шел?
— Да.
— Так давай завтра приходи к нам в депо, найдешь меня, и я тебя к мастеру отведу.
— Спасибо, Вовчик.
— Что желаете, молодые люди? — обратилась к ним официантка.
— Водки мне двести грамм и огурец, лучше два, — заказал Вовка, — ты что будешь?
— Мне чай, — заказал Димка.
— Минуточку, мальчики. Официантка ушла.
— Дождалась ли тебя Светка? Ты же с ней, я помню, до армии гулял.
— Да, женюсь я на ней скоро.
— Ну, поздравляю! И, мне кажется, это дело, да и твой дембель надо бы обмыть завтра на дискотеке в клубе, там сейчас все городские собираются.
— Посмотрим, у меня с финансами пока трудности.
— Э, обижаешь, друган, я угощаю, потом сочтемся.
— Ну хорошо — ты же ведь не отстанешь.
— Вот-вот, ты это правильно понял, ну тогда, значит, договорились: завтра в 12 часов ночи встречаемся в клубе.
— О’кей. Счастливо, Вовка, ты меня извини, я пойду — мама ждет, из армии вернулся, она соскучилась, а я и дома-то не сижу. Да, кстати, ты не знаешь, кто такой Сергей, он на белом Мерсе ездит?
— А, это «шестерка» у местных авторитетов, он травку продает и кислоту. А ты его, наверное, недавно и видел? — догадался Вовка.
— Да наехал он на меня сегодня, сказал, чтоб я со Светой не дружил. Ну не буду тебя грузить своими проблемами, ты лучше мне скажи, Розенштейн по старому адресу живет?
— А, Батька, что ли? Ну, конечно, где ж ему еще жить! А ты что, в гости собрался, что ли?
— Да вот думаю зайти, посоветоваться завтра с утра.
— Да с утра не надо, он сейчас квасит постоянно, лучше где-то около часа дня — как раз будет похмеляться. Я видел его в нашем ресторане «Поплавке», он с кем то там бухает сегодня.
— Ну хорошо. Спасибо, братан. Пойду я, а то поздно уже.
— Счастливо, Диман! Загляни как-нибудь в депо, пока вакансия есть, не забудь.
— Постараюсь, до встречи в клубе, — ответил Димка, выходя из кафе. «Так, чтобы хоть знать, с кем я имею дело, и быть готовым ко всему, мне непременно надо встретиться с Розенштейном, и как раз лучше около обеда, как посоветовал Вовка, чтоб потом сразу к Свете в институт зайти», — рассуждал он.
***
Придя домой около часу ночи, он увидел и обалдел: за кухонным столом сидели его мать и Света, обе как снег белые и молчаливые.
— Ой, да что ж это ты, паразит, делаешь? — обрушилась на него мать. — Мы тебя уже битый час ждем, я уж и больницы хотела обзванивать!
— Да что ты, мам, все в порядке. Я просто Вовку Сенчукова встретил, ну и посидели мы с ним в кафе, пива попили.
— А чтой-то у тебя с губой, Димочка? Уж не подрался ли ты, а?
— Нет, мам, я в подъезде стукнулся. Темно там.
— Ох, а сильно то как? — говорила мать, разглядывая его лицо.
— Дайте я, — сказала Света и, намочив носовой платок, стала стирать размазанную запекшуюся кровь с его разбитой губы.
— Эх, а врать-то ты так и не умеешь, от тебя же не пахнет совсем. Какое пиво? Лучше б сказал, что кофе попить зашли, да и то не поверила бы. Что я, Сенчукова не знаю? Он кроме водки ничего в рот и не берет. Ну, ладно. Давайте пить чай, — уже более мягко сказала мать.
— Ой! Дима, ну зачем ты на эти разборки ходил? — сказала Света тихо, чтоб не услышала Димкина мать. — Я же так сильно боюсь за тебя!
— Ну ладно, милые вы мои, — обратился Димка к обеим, — здесь я. И живой и целый, а тебе, кстати, Света, уже пора спать — тебе так не кажется? Да? Вовка Сенчуков пригласил нас на дискотеку в субботу в двенадцать ночи, обмыть мой дембель, пойдем?
— Хорошо, давай пойдем, я давно его не видела, хоть и живем в одном доме. Да и время как лететь-то стало — когда ждали тебя, так минуты долго тянулись, а сейчас полтретьего ночи, мне уж и домой пора. Пойду я, — сказала Света.
— Не пущу обоих, — сказала Вера Игнатьевна, — куда в такую темень, не хватало, чтоб с вами что-нибудь случилось еще, оставайтесь оба, сейчас позвоню, предупрежу родителей Светы, чтоб не волновались, и постелю ей на диване в зале, а ты спи у себя.
— Конечно, мама, — согласился Димка.
***
— Здорово, Чичен, — сказал Сергей, зайдя в ночной бар. — Как дела? Мне двойной кофе с коньяком, — бросил он бармену.
— Да нэплохо, потыхоньку, — ответил Чичен.
— А ты-то как, проблэмы есть?
— Да не то чтобы проблема, Чичен, просто хахаль появился у моей девчонки, настырный такой, Утюгу сегодня в лоб дал, прикинь?
— А может, пэрэтынуть его на нашу сторону, а? К нам в группу? — спросил Чичен.
— Не потянет, Чичен. Он не из слабых, четверых не испугался. Просто я думаю, может, подставить его, пусть посидит, подумает о своем недостойном поведении, — с хохотом сказал Сергей.
— Ну и подлый же ты, — процедил сквозь зубы Чичен, — но этот парень подорвал авторитет Утюга, а Утюг — кореш мой, мы еще с ним на зоне скорешились, поэтому он не на Утюга нарвался, а на меня, я за своих глотку рэжу!
— Вот это дело! А если мне поможешь, пять кусков дам тебе.
— Ты, наверное, забыл, с кем ты говоришь, сынок, — прошипел зло Чичен, схватив при этом левой рукой Сергея за грудки, — я в дэньгах не нуждаюсь, фильтруй базар, понял? А то прыдется отвечать за слова. И я не посмотрю, что у тебя твой папа крышу имеет.
— Ой, да что ты? Что ты, Чичен? Я просто пошутил, я же знаю, что у тебя и так все есть, что для тебя эти пять кусков? Не деньги они для тебя. Извини.
— Вот так, — произнес Чичен растянуто, — ты мне лучше адрес его подгони и где подруга его живет.
— Хорошо, Чичен, ты только девку не трогай. Ладно?
— Разбэремся, — сухо ответил тот.
***
Подходя к своему дому, Димка увидел около подъезда машину и тревожное предчувствие обожгло его. Уже почти зайдя в подъезд, Димка услышал сзади голос, обращавшийся явно к нему:
— Э, братышка, подойди-ка сюда, — сказал Димке Чичен, не выходя из машины.
— Это вы меня зовете? — спросил Димка, обернувшись.
— Да, да, тебя.
— Зачем?
— Эй, да. Да ты не бойся, ты же смелый парень.
— Какой есть, — ответил Димка.
— Ну вот и хорошо. Ты, короче, пацан, моего кореша зачем вырубил? Я с ним на зоне срок мотал. Утюг — кореш мне.
— Если бы я первым не начал, то они бы меня вчетвером совсем покалечили, я защищался.
— Э, ты, короче, братышка, не понял? Ты авторитет Утюга подорвал перед братвой, теперь так сделаем, да? Отстегнешь пять кусков за Утюга зелеными и гуляй, либо… сам понимаешь, — произнес Чичен и сделал знак пальцем правой руки у горла.
— Знаю, не дурак, — ответил Димка.
— Ну, значит, и договорились. Лаве принесешь через 3 дня, в субботу в 12 ночи на дискотеку в клуб «Клео».
На том они и разошлись.
Димка просто не знал, как выбраться из создавшегося положения. Выход был: либо деньги, либо драться, либо сделать так как ему посоветует Батька, к которому он собирался завтра зайти. Он выбрал последнее.
***
— Что-то ты, сына, такой измученный, невеселый, может, стряслось что-то? Не заболел ли ты, а? Может, температура у тебя? — закидала вопросами Димку мать.
— Все нормально, я просто не выспался, мам, — ответил Димка.
После завтрака Димка пошел, как сказал матери, к Вовке Сенчукову на работу в депо. А на самом деле он направился к школьному другу своего погибшего отца, который пользовался немалым авторитетом среди городской братвы, к Батьке — Константину Эдуардовичу Розенштейну, в надежде получить дельный совет и какуюнибудь информацию о Сергее и его окружении.
***
Погуляв немного по городу до половины первого дня, Димка решил, что настало время идти к Розенштейну. Войдя в подъезд дома, где жил Розенштейн, и поднявшись на четвертый этаж, Димка позвонил в дверь. Позвонив еще раз и не дождавшись, когда ему откроют, он толкнул дверь плечом. Дверь легко поддалась. То, что он увидел, его поразило: на стуле с полиэтиленовым пакетом на голове в неестественной позе сидел Константин Эдуардович. Подойдя ближе, Димка увидел вывалившийся изо рта трупа язык.
Розенштейн был мертв. Димка коснулся руки трупа — тело было еще теплым. Послышался вой милицейской сирены.
— Ну прямо, как в кино, — подумал Димка и бросился вон из квартиры на последний этаж. Но там оказался закрытым люк, выходивший на крышу.
Мысли в голове путались, пот струился по лицу. Димка явственно вспоминал — где еще, кроме как на ручке входной двери и звонка, он оставил свои отпечатки пальцев? Кажется, больше нигде, но и это ему облегчения не принесло. Вверх по лестнице уже бежали люди. «Если чтото и надо делать, то быстро», — подумал Димка.
Он поднялся на пролет выше, резко позвонил в первую попавшуюся дверь. Дверь открыл ребенок — мальчик лет восьми.
— А вы кто? А мамы дома нет.
— А я телефонист, телефоны проверяю.
— Неправда, телефонистам морды не бьют, это у слесарей всегда синяки, — сказал малыш, — вы как в кино, наверное, грабить пришли.
— Нет, мальчик, но ты в чем-то прав, я действительно в кино сейчас про бандитов снимаюсь, и, короче, если ты меня пустишь, то я попрошу режиссера, чтобы тебя взяли сниматься в рекламных роликах.
В квартиру Розенштейна уже входили люди, когда Димка закрывал за собой дверь. «Фу, — перевел он дух, — вроде пронесло», — сказал он, вытирая пот со лба рукавом рубахи.
— И как тебя, малыш, зовут?
— Петя.
— А скоро мама твоя с работы придет?
— Да должна скоро прийти, а что за кино там снимают, посмотреть можно?
— Да вроде «Бандитский Петербург», — сказал Димка первое, что пришло ему в голову.
— Пока выходить нельзя, там бегают бандиты, меня ищут.
В дверь позвонили. Димка, вздрогнув, уже подумал, что малыш, резко метнувшийся к двери, ее откроет, но каково же было его удивление, когда мальчик сказал, что дома он один и мама скоро придет, а ключа открыть дверь у него нет.
«Ну что за талантливая молодежь пошла! — восхитился он пареньком. — Просто прирожденный артист».
— Вот, кажется, один дубль уже отсняли: бандиты меня не нашли и уехали. Спасибо тебе, малыш, — сказал Димка.
— Я не малыш. Меня Петей зовут, — обиженно пробормотал мальчик.
— Ну да ладно, Петя, я о тебе обязательно скажу нашему режиссеру, а теперь мне пора, счастливо, — говорил Димка, подходя к двери.
— До свидания, дяденька-артист, — ответил мальчик.
Выйдя на лестничную площадку, Димка прислушался. Тишина.
— Прямо как в гробу. Тьфу ты, черт, — выругался он.
Он медленно и осторожно спускался вниз по лестнице, когда выше этажом на лестничной клетке, где находилась квартира Розенштейна, открылась дверь и послышались голоса:
— Да, да, хорошо, товарищ следователь. Мы вам обязательно позвоним, если кого-нибудь увидим.
— Да, вы, пожайлуста, посматривайте в глазок вашей двери почаще, так как важны всякие мелочи, детали, и сразу звоните мне, вот моя визитка: Кузнецов Виктор Николаевич, старший следователь прокуратуры.
Нервы у Димки сдали, и он бросился вниз, перескакивая через две ступеньки.
— Остановитесь, милиция! — закричал, заметив бегущего Димку, следователь.
Димка спрятался за дверью подъезда. Следователь не заметил его там и, выбежав на улицу, устремился за только что отъехавшей от дома машиной. Димка, не теряя больше времени, бросился бежать в другую сторону — и вовремя, так как машина, за которой бежал следователь, остановилась.
***
— Так, Петров, — обратился следователь Кузнецов к своему стажеру, — когда я уходил от соседей убитого Розенштейна, внизу на лестничной клетке кто-то был, и мне кажется, что он бежал именно от нас. Почему-то мне кажется, что этот кто-то имеет какое-то отношение к убитому Розенштейну. Поручаю тебе обойти всех жильцов этого подъезда. Сдается мне, что этот «кто-то» находился в квартире убитого до нашего приезда, и так как выход на крышу закрыт, то он, наверное, вошел к кому-то в квартиру под какимлибо предлогом и там прятался от нас. И так как это у него прошло тихо и никаких звонков от граждан нам нет, следовательно, его впустил к себе ребенок или престарелый человек, хотя бабки сейчас очень робкие, недоверчивые, да и дети тоже, вон сколько фильмов, да и в новостях что показывают! Ну, взять показания и установить это я поручаю тебе. Действуй, Петров, тебя ждут великие дела!» — закончил свои размышления вслух следователь, перековеркав знаменитую фразу: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!»
***
— Здравствуйте, извините, пожалуйста, вас из милиции беспокоят.
Дверь квартиры №16 на четвертом этаже приоткрылась, и на опера уставилась совсем дряхлая старуха.
— Извините бабушка, я из милиции, вот мое удостоверение. Я хочу задать вам один вопрос: не заходил ли к вам кто-то сегодня днем, около двенадцати часов, под видом телемастера, почтальона или телефониста?
— Ой, нет, мил человек, но вот к Лене Кучиной, что в пятнадцатой квартире живет, вернее, к ее сыну — она на работе была — сегодня какойто не то телефонист, не то артист заходил, ему еще ее сын Петька дверь открывал.
— Спасибо вам огромное, бабушка. А откуда вы об этом знаете?
— Да об этом уж весь подъезд знает, тут же снимают сериал про бандитский Петербург, режиссер обещал ее сына в кино снять, — ответила старуха, закрыв дверь.
«Ничего себе, — подумал Петров, почесав рукой голову, — тут кино снимают, оказывается, „Бандитский Петербург“, — удивился он. — Хотя странно: почему мы не знали об этом, когда были тут недавно? Не было здесь ни съемочной группы, ни людей, ни зевак, ни сотрудников милиции, следящих за порядком. Странно…» — продолжал думать он.
Опер Петров позвонил в соседнюю дверь, в квартиру №15.
— Кто там?
— Здравствуйте. Откройте пожайлуста, это из милиции. Вот мое удостоверение, — ответил Петров, поднеся удостоверение к глазку двери.
Раздалось щелканье дверного замка, и дверь приоткрылась.
— Можно пройти? — спросил Петров, рассматривая сквозь щель двери хозяйку.
— Да, да, конечно, — ответила та, закрывая и снова открывая дверь, сняв дверную цепочку. — Проходите на кухню, в комнате сын игрушки раскидал, а собирать не хочет.
— Спасибо, я вас долго не потревожу, дело вот в чем…
— Это с убийством соседа, что внизу живет, Розенштейна, связано? — перебила его хозяйка.
— Да, я хотел бы знать, это очень важно для следствия, не заходил ли к вам сегодня днем ктонибудь?
— Да, был мужчина. Или, вернее, молодой парень. Эй, Петя, иди-ка сюда. Мальчик подошел.
— Расскажи дяде милиционеру, кто к тебе сегодня приходил.
— Да, — сказал мальчик, не отрываясь от своей игрушки и отрывая от нее колеса. — А зачем здесь милиционер, мама? Здесь кино сегодня днем снимали, и ко мне дядя актер заходил. Он сказал, что от бандитов прячется и что внизу кино снимают — его ищут, ну, я его и пустил. Он обещал меня в рекламных роликах поснимать.
— А как он выглядел, ты не мог бы его описать?
— А зачем? Это же дядя артист был! — сказал мальчик.
— Может, это и не артист был, а преступник,
— сказал опер Петров. — И он тебя обманул, чтобы ты его впустил в квартиру.
— Да не может быть! Он такой был добрый и меня в кино хотел взять сниматься.
— Расскажи, Петя, дядя ждет, — сказала мать.
— Как он выглядел?
— Нет ли этого артиста на вот этих фотографиях? — спросил Петров, раскладывая фото на столе.
Мальчик внимательно посмотрел на них и никого не узнал, но добавил:
— Ну, он молодой такой: темные волосы, даже усы еще не растут, в белой рубашке был и в черных брюках. Посидел у меня, пока бандиты внизу его искали. У него еще губа была разбита.
— Милиция его искала, а не бандиты. Хорошо, что все хорошо кончилось и он просто спокойно ушел от вас. А где была губа разбита, покажи-ка на мне, — попросил Петров, собрав фото со стола.
— Здесь! — ткнул пальцем в левый уголок нижней губы малыш.
— Спасибо, маленький, — сказал Петров, погладив мальчика по голове.
— Ой, вы не пугайте меня! — воскликнула мать Пети.
— Дверь пусть ваш мальчик никому не открывает. И вообще: почему он не в садике?
— Да мы из другого города недавно переехали, и я еще не успела его оформить.
— А как вас, простите, зовут? — спросил Петров.
— Лена. Лена Кучина. Ой, Елена Петровна Кучина, — произнесла она, смутившись.
— Вы замужем?
— Нет, мой муж нас бросил, когда Пете два месяца было. Ушел к другой, — добавила она тише.
— Да он просто был дурак, если ушел от такой женщины, как вы, от такой красавицы!
— Ну что вы, что вы! Вы меня в краску прямо вогнали.
— Извините, но вы и вправду очень привлекательная женщина.
— Спасибо, — ответила Лена в полном смущении.
— Сейчас, Леночка, — можно я вас так называть буду? Спасибо, — не дождавшись разрешения от нее, сказал Петров. — Я возьму у вас показания. Потом я вам позвоню. Какой у вас, кстати, номер?
Лена робко и все еще смущаясь, назвала номер.
— Спасибо, я вам обязательно позвоню и не только по долгу службы. До свидания.
— До свидания, — сказала Лена.
— До свидания, дядя-милиционер! Приходите еще! — закричал из коридора Петя.
— Пока, малыш, увидимся! — крикнул в ответ Петров из темноты, спускаясь к выходу.
***
«Так, — рассуждал Димка по дороге домой, — Розенштейна убрали. За что — это еще вопрос. Но как получилось так, что я чуть было не влип? О моем приходе к Розенштейну знал только Вовка Сенчуков, стало быть, это он меня сдал. Почему? Какую цель он преследовал?. Черт меня побери, действительно, за те два года, пока я был в армии, весь город стал абсолютно другим — бандитским. У меня плохое предчувствие, какая-то тревога на душе. В этот раз все будет очень не просто. Ладно, Вова, Бог тебе судья!»
Рассуждения Димки прервал голос Чичена, который сидел в поджидавшей Димку машине:
— Э, братышка, ты не забыл там ничего? — сказал он, высунувшись в окно.
— Да не забыл я, не забыл, отстань, — раздраженно ответил Димка, — продолжая идти к подъезду в и занятый своими мыслями.
— Э, да ты чо, короче?! Зубы скалишь, падла, за грубость лаве прынэсошь завтра, понал? В то же время, а не то… — и Чичен опять сделал движение рукой по своей шее.
Димке хотелось дать в зубы этому гаду, но он сдержался.
— Еще не время, — сказал он вслух.
— Э, чо ты там нэсешь, а? Тэпер всо — лаве прынэсошь сэгодна, ты мэна понал?
— Да пошел ты. … — выругался Димка.
Тут Чичен выскочил из машины и выхватил нож, которым попытался задеть Димку. Но хорошая реакция Димки спасла его от смерти– он увернулся и только на левой щеке осталась глубокая рана. Димка схватился за щеку левой рукой, и сразу рукав белой рубашки стал красным от крови, кровь капала на асфальт. В глазах у него потемнело от боли и гнева и, поддавшись сильному искушению, Димка потерял контроль над собой.
— Ну, ты нарвался сам, — сказал Димка и пошел в рукопашную. Чичен отлично отбивал все его удары, но вертушку с левой ноги он все же пропустил — и упал.
— Умри, сука! — воскликнул Димка, приземлившись ему на шею ногами. Чичен глубоко выдохнул и замолчал.
— Эй, эй, что с тобой, ты в порядке? — закричал Димка, тряся его за плечо. Он послушал его пульс — пульса не было. Чичен не дышал.
«Убегать я не стану, — говорил себе Димка, — я защищался, и меня оправдают», — думал он. Но он не брал в расчет время, в которое попал, придя оттуда, где — словами песни Розенбаума — «и друг есть, и враг». На войне все проще, все яснее, чем на гражданке.
— Алло, милиция? Я убил человека у дома 121, Обводный канал. Приезжайте, — и твердо добавил: — Я буду вас ждать.
***
— Алло, Виктор Николаевич, — сказал в трубку дежурный, — только что звонил какой-то сумасшедший парень. Он сообщил, что убил когото на Обводном канале у дома 121. Может, это запоздалая первоапрельская шутка?
— Известите эксперта Михайлова, — никак не прореагировал на шутливый голос дежурного Кузнецов, — и Петрова, пусть они ждут меня в машине, я спускаюсь. Да и вызовите скорую — грустно добавил он, жалея о недопитом им кофе.
— Петрова нет, он в районе первого убийства сегодня, — ответил дежурный.
— А, кует железо, не отходя от кассы. Молодец Петров.
— Что-что?
— Да это я так, мысли вслух, спасибо. Тогда едем без Петрова.
— Ну что за чертовщина происходит в этом районе? За сутки целых два убийства! — с горечью произнес следователь и добавил, — и кофе мой теперь остынет.
***
Скорая подъехала через пять минут, милиция через двадцать пять. Судебно-медицинский эксперт, переговорив о чем-то с врачом скорой помощи и осмотрев Чичена, констатировал смерть. Димка все это время находился поблизости, ему была оказана первая помощь — остановлена кровь, наложена повязка.
— Это Вы сообщили об убийстве?
— Да. Это я звонил в милицию и, по всей вероятности, я его убил, — ответил Димка.
— Меня зовут Кузнецов Виктор Николаевич. Я старший следователь прокуратуры Адмиралтейского района. Думаю, что нам с вами есть о чем поговорить. Вы, наверное, мне захотите чтото рассказать? — спросил следователь Димку и, взяв его под руку, повел к машине.
***
— Я хочу сказать, что я защищался от ножа, которым мне этот парень щеку порезал, и я не хотел, чтобы он умер, хотя таким нет места на земле, — сказал Димка.
— Да откуда тебе знать кому есть, а кому нет места на земле? И разве ты вправе решать — кому жить, а кому умереть? — спрашивал в ответ его следователь. — Ну ладно, хватит лирики. Паспорт с собой?
— Военный билет только, — ответил Димка.
— Что, дембель не отгулял еще?
— Да, позавчера только пришел из армии.
— Где служил-то?
— В морпехе на Дальнем Востоке.
— А, сильные войска, — с уважением сказал следователь.
Взяв военный билет, следователь все равно вслух спросил его фамилию, имя, отчество.
— Степанов Дмитрий Михайлович, 1977 года рождения…
Пока Димка, как автомат, называл свои анкетные данные, он думал о своей, горем убитой, маме и своей Свете. Теперь его жизнь поломана, если ему не удастся доказать самооборону. И ему нужен сейчас опытный недорогой адвокат, а таких практически в наше время уже нет.
— Ну, рассказывай, что произошло, — предложил ему следователь, — только не ври.
Димка рассказал о том, как он встретил Светку, с которой дружил до армии, и как сильно они любят друг друга, как хотели пожениться. О том, как наехал Сергей на Свету и угрожал ему. Он рассказал обо всем, ничего не скрывая, за исключением своего визита к Розенштейну.
— Распишись здесь и здесь, — сказал следователь, указывая ручкой место в протоколе допроса подозреваемого.
— Так, все. Теперь, до выяснения всех обстоятельств дела, учитывая, что ты пока еще подозреваемый, и чтобы ты никуда не делся, в качестве меры пресечения я возьму тебя под стражу. Ты хороший парень, но «Dura lex sed lex» — закон суров, но закон, — сказал следователь Кузнецов.
— Если версия самообороны нами подтвердится, то скоро пойдешь домой.
— Виктор Николаевич, сегодня вами был обнаружен труп Розенштейна…
— Да, а откуда ты знаешь? — перебил его Кузнецов.
— Я был тем неизвестным, за кем вы гнались сегодня.
— Так! А чем ты докажешь? Эту новость уже весь город знает.
— А вы спросите в квартире выше этажом, кажется, в 15-ой. Мне мальчик дверь открыл. Ну, а мальчик меня еще за бандита принял, да я ему сказал, что, мол, я артист и внизу кино снимают.
— Оригинальный выход. Действительно, такого в кино еще не показывали, — одновременно удивился и восхитился следователь. — Ну, это мы скоро проверим. Мой сотрудник сейчас там опрос проводит.
Вызвав дежурного, следователь распорядился проводить Димку в камеру предварительного задержания.
— Виктор Николаевич, — обратился к следователю Димка, — можно, я маме позвоню? Она ведь волнуется.
— Валяй, только недолго.
Димка набрал свой номер и услышал в трубке взволнованный голос мамы. Вера Игнатьевна явно уже давно лила слезы, ее голос был тому доказательством.
— Дима, Дима! Это ты? — кричала она в трубку.
— Да, это я, мама. Мама, ты не волнуйся, — старался он говорить кратко, — я сейчас в милиции за драку. Я защищался. Ты же знаешь: сам я на рожон, да и так просто, не лезу.
В ответ он слышал только всхлипывания, которые переросли в плач, и Димка положил трубку.
***
— Привет, Петров. Новость слышал?
— Какую?
— А Чичена вчера один парень убил.
— Кого, Чичена? — удивился Петров. — Не может быть! Он же бригадир местной группировки.
— Да вот, нашелся и на него «герой». Правда, закон для всех один. Жалко парня, — сказал дежурный отделения милиции.
— Здравствуйте, Виктор Николаевич, — начал с обычных слов свое трудовое утро Петров, — разрешите войти?
— А, это ты, пропащая душа! Ну, входи, входи. Пока тебя не было вчера, один парень, Степанов Дмитрий, убил Чичена, представляешь? Потом сам же вызвал милицию, дождался нас на месте происшествия. Ты удивлен? — Вот, — продолжал следователь, — удивлен и я. Другой в наше время смылся бы сразу, а он нет. Знаешь, я ему верю. Еще он утверждает, что это именно он вчера был в квартире Розенштейна.
— А как он выглядит? Он не светлый, высокий такой, еще у него губа случайно не разбита нижняя?
— Да у него не только губа, но и щека располосована. Что, есть кому этого парня опознать?
— Да, мальчик в квартире №15 вчера мне именно так описал непрошенного гостя. Только со щекой все было у незнакомца нормально.
— Ты уверен?
— Да это не я уверен, а мальчик.
— Хорошо, для соблюдения процессуального порядка ведения расследования дела, назначим опознание, — сказал следователь, — вызови их на завтра, на 16 часов. Хотя я уже знаю, что слова Степанова Дмитрия по факту нахождения им вчера в квартире Розенштейна подтвердятся.
***
— Утюг, твоего кента вырубили, прикинь? — сказал Илья Ваитовский, по кличке Чемодан, подойдя к Утюгу, пьющему кофе в углу бара.
— Кто?
— Да тот пацан, который тебя отмочил, помнишь? У клуба.
— А, сука та, что ли, я его попишу теперь!
— Поздно, он сейчас в обезъяннике сидит. Скоро его отпустят, Чичен с ножом на парня кидался… за тебя хотел отомстить ему, ну а он вроде из армии только что пришел, ну и пропустил Чичен один удар, и вот… Все и закончилось.
— Ничего еще не закончилось, — угрюмо ответил Утюг, — все только начинается. — Ну, если что, мы его и на нарах достанем, — сказал Чемодан, — у твоего кента Сереги Литвинова там работает знакомый мент, ему платят за информацию. У этого пацана еще девчонка есть, Серега в нее втюрился, так что имей в виду.
— Да, но если это баба Сереги, то зачем ее мне трогать?
— Ну, еще она не совсем его баба — он только ее трахнуть хочет, а пацан тот ее реально любит, она его из армии ждала все два года и вроде как замуж за него собирается. Этот пацан сам же тогда и сказал все Сергею, я тогда в тачке сидел с ним и все слышал.
— Спасибо, Чемодан, — сказал Утюг, — с меня магарыч. А зачем ты мне бабу эту сдаешь? Онато тут при чем?
— Она ни при чем. При чем тот. Кто убил твоего кореша. По-моему — это как раз то, что нам нужно, чтобы наказать этого пацана, наказав не его, а его телку, которую он любит.
— А, я понял, о чем ты, — сказал Утюг, почесав огромной ручищей затылок, — ну и подлый же ты.
— Умный, а не подлый, — ответил Илья.
— Да слишком умный, даже нет — ты хитрожопый. Простому человеку до такого не додуматься.
— Сочтемся, — ответил Чемодан.
— Не, я не буду с тобой счеты сводить, пошел ты на хер. Но… хотя… с бабой той… — это мысль неплохая, — сказал Утюг вслух, допивая свой кофе.
***
— Привет, Витя, — поздоровался эксперт Михайлов, — тут вот из морга пришло заключение по факту осмотра трупа Чичена.
Кузнецов взял в руки заключение, после короткой паузы недовольно сказал вслух:
— Это все меняет: теперь ясно, что убийство Чичена — не что иное, как умышленное убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны. Спасибо, Миша, — сказал он эксперту и, не глядя на него, добавил, — в 18—00 налью.
***
— Здорово, Серега, — поздоровался Чемодан с вошедшим в кафе «Золотое ведро» Сергеем, — слыхал новость: Чичена твой пацан замочил?
— Да эта новость уже весь город облетела, он же авторитета грохнул. Теперь ему даже на зоне крышка.
— Короче, Утюг хочет отомстить — на его бабе отыграться, ну, поиметь ее всей братвой сразу. Ты же сам ее давно хочешь. Вовка позвал вчера этого пацана и деваху с собой на дискотеку сегодня, вот там мы ее и трахнем. А я за ней Власту с Утюгом на тачке зашлю, чтоб запомнил да в темноте не перепутал, кого трахать, — цинично пошутил, громко рассмеявшись от сказанного, его собеседник.
У Сергея от услышанного пересохло во рту, но возразить он не смог из-за своей поганой трусости — он просто промолчал.
***
— Здравствуйте, а Света дома? — спросила Власта Константина Степановича, открывшего на звонок дверь.
— А, Власта, привет, проходи! А я тут на дискотеку собираюсь, — скороговоркой проговорила Света за спиной отца. — Сенчуков Вовка Диму вчера встретил и позвал обмыть его дембель, да и просто встретиться, поболтать. Да ты подожди меня у двери, я уже почти готова. Сейчас только бигуди сниму.
— Мама, я ушла, — сказала Света, направляясь к выходу из квартиры.
Девушки вышли из подъезда, у входа которого их ждала машина.
— Нас кто-то повезет? — спросила Света.
— Да, это моего брата друг, Илья, по пути едет и нас завезет, садись, не бойся.
Стекла бежевых «Жигулей» шестерки были тонированными, и разглядеть кого-то еще в машине было невозможно, особенно вечером. Дверь открылась, Света села на заднее сидение машины и только в салоне увидела, что рядом с ней сидит огромный парень. Власта села вперед со словами «Едем, Илья!», и «Жигули» тронулись с места.
— Давайте за моим Димой заедем, а потом на денс пойдем, — попросила Света ребят.
— Да что ты, Света! Давай заедем, посмотрим, что и кто там есть, место займем, а потом уж за ним. Он же совсем в другой стороне живет.
— Да, девахи, сначала на денс, потом куда угодно, — сказал сосед Светы и ей показалось, что даже в полумраке глаза его злобно блеснули. По спине Светы пробежали мурашки.
А в этот момент Вера Игнатьевна, мать Димки Степанова, набирала номер телефона Светы Рогожниковой.
— Алло, — сказала она в трубку, — здравствуйте, Елена Михайловна, — и сразу начала, — горе у меня, Елена Михайловна.
— Что, что-то случилось, Вера Игнатьевна?
— Да, Дима мой подрался, как я поняла, а тот человек из этих нерусских, он к Диме на улице пристал и с ножом бросался на него, а Димочкато мой из армии позавчера вернулся. Посадят теперь его.
В трубке раздавались рыдания.
— Да еще я хотела вас предупредить, слухи уже ходят по городу, что из-за Светы это произошло, так что вы бы ее не отпускали вечерами, всякое может случиться, не дай Бог, конечно же.
— Ой, а она с Властой на дискотеку ушла. Я знаю, что дочка вместе с Димой сегодня собиралась пойти в клуб. Но она не знает о случившемся и будет его там ждать.
— Давно?
— Нет, минут пять назад.
— В клуб?
— Да, в клуб.
— Ой, не надо бы ей никуда ходить-то, пока это все не улеглось, что-то тревожно у меня на душе.
— Не пугайте вы меня, Вера Игнатьевна, Власта ее школьная подруга, они вместе с первого класса, хорошая девочка, из хорошей семьи.
— Ну, дай то Бог. До свидания, Елена Михайловна.
— До свидания, Вера Игнатьевна, крепитесь, вашего сына оправдают.
Но Вера Игнатьевна, не дослушав всего, уже положила трубку и осталась одна наедине со своим горем.
— Костя, одевайся, поедем в клуб за Светой, — сказала Елена Михайловна своему мужу и добавила чуть тише, — Димка-то Степанов человека убил, как бы чего со Светой не стряслось. Всегда говорила, что не пара он нашей Свете. Рабсила!
— так всегда она называла за глаза Димку и таких, как он, простых людей.
***
— Ладно, Власта, место заняли, вы сидите, а я за Димой пойду, — сказала Света, вставая из-за столика.
— Ну, вот еще, — возмутилась Власта и задержала подругу за руку, — подожди, я вот Сенчукова видела здесь, значит, и Димка скоро появится.
— Слушай, ну мне это… надо в комнату для девочек, — сказала Света, посмотрев искоса на хмурого Илью. — Пошли со мной.
— Ну ладно, пойдем. Мальчики, вы тут посидите, а мы сейчас вернемся, — добавила Власта, вставая со стула.
При этих словах Чемодан встал:
— Мне надо позвонить.
После чего он вышел из-за столика и пошел вглубь зала. Утюг остался сидеть за столиком. Чемодан прошел во второй зал дискотеки, в котором он нашел всех ночных завсегдатаев — городскую братву. Дискотеку они облюбовали давно, как легальное место встреч для обсуждения своих дел. Здесь сегодня были почти все, кроме Сергея Литвинова.
— Ну, пошли, чего ты так вдруг засуетилась?
— спросила ее Власта. Власта встала со стула, взяла Свету за руку и они направились к дамской комнате.
— Да беспокойство у меня какое-то, — ответила Света. — Этот второй, здоровый детина, даже не сказал, как его зовут. Сидит, молчит, на меня как-то странно смотрит. От его взгляда у меня аж муражки по спине бегают. Жуткий какой-то тип. Ты его давно знаешь?
— Да если честно, я его раньше видела в клубе, а так лично с ним не знакома, но судя по тому, что он с Сергеем Литвиновым тусует, значит, их что-то связывает еще помимо просто общения.
— А чья машина, на которой нас сюда привезли?
— Ну, не Ильи, это уж точно. Я думаю, этого здорового.
— Может, давай уйдем отсюда? — спросила Света.
— Да ладно тебе паниковать, подружка, — успокойся, вечер только начался, скоро Димка твой придет, я его тоже сильно хочу увидеть, поговорить с ним, как он там служил, каким стал, все-таки мы с тобой с ним вместе познакомились, я не права?
— Права. Ну ладно. Ладно. Как скажешь. Давай останемся.
Девушки, посетили дамскую комнтау. Света вышла первой. Власты все еще не было. «Наверное, Власта вышла раньше меня», — подумала Света и пошла в сторону их столика. По пути она остановилась, так как ей показалось, что она забыла в туалете свою помаду. Света начала искать ее в своей сумочке. В этот момент она увидела, как Илья Ваитовский, который вышел из-за их столика первым, достал из кармана мобильник, и она невольно услышала следующий разговор.
— Алло, Брысь, ты где?
— Тут я, в клубе, и вижу тебя. Сейчас подойду.
Из противоположного угла зала выдвинулась фигура и пошла в сторону Чемодана, в темноте было плохо видно, кто идет навстречу, и Чемодану сначала показалось, что фигура в плаще с капюшоном на голове. Но вскоре фигура вышла на свет.
— Тьфу ты, черт! — выругался Чемодан.
— Что, не признал, что ли? — спросил его Брысь.
— Да нет, признал, так что-то примерещилось мне. Ты, короче, скажи, у тебя есть сейчас?
— Что?
— Сам знаешь что!
— Тысяча рублей, — ответил Брысь, — за грамм.
— Ни хрена себе, — удивился Чемодан, — как это так? У всех по пятьсот, а у тебя тысяча.
— Ну и иди туда, где по пятьсот, — ответил Брысь, — у меня товар лучший, качественный, крышу сорвет так, что и не заметишь, будешь в кайфе пребывать, а наутро и голова не болит, правда, не помнишь ничего потом, что было с тобой, но это даже и весело, друзья потом все рассказывают, смешно получается.
Света была в шоке. Она поняла, что разговор шел о продаже дозы наркотиков ее знакомому Илье Ваитовскому, с которым они с Властой и приехали в этот клуб. Света испугалась. Она быстрым шагом направилась к своему столику.
— Ну хрен с тобой, неси, — сказал Чемодан, доставая деньги. Он купил у Брыся дозу наркотика, тут же пошел в свою машину, где взял в аптечке шприц и все необходимое для укола, потом вернулся в клуб. Зашел в туалет, закрылся в кабинке, где изменил свою венозную кровь вихрем небытия. Когда Чемодан вышел из туалета, он еще оставался вменяемым, и тут он увидел Вовку Сенчукова, недавно появившегося на дискотеке. Подойдя к нему, Чемодан… оторвался от реальности. Его закружил вихрь разноцветных огней, который унес его в иную реальность. В теле ощущалась легкость, в голове свежесть, все мысли пришли в порядок, а решения назрели сами собой.
Власта вернулась за столик первая.
— Ну, что, не скучаешь? — спросила она угрюмого парня.
— Нет, — ответил он и попытался улыбнуться, скорчив гримасу.
— Как зовут-то тебя? А то ты все молчишь и молчишь. А кто нас развлекать будет? — спросила его Власта.
— Чемодан пусть и развлекает, я тут по другому делу.
— И по какому?
— Неважно, — сухо ответил он. В этот момент к столику вернулась Света.
— Власта, — сказала она, — давай отойдем.
— Куда вы все ходите, — сказал Утюг, — давайте посидим, выпьем, познакомимся наконец.
Неожиданно Чемодан посмотрел на девушку в углу зала и спросил Вовку:
— Кто это?
— Да ты что, Чемодан? Не узнал, что ли? — удивился Вовка, — это же Светка Рогожникова.
— Рогожникова, — произнес он, — ах да, которую я с Властой привез на эту дискотеку. Та самая, которая пацана какого-то любит, который Чичена убил и Утюга вырубил, ну, сука, сейчас порамсим. Сейчас пойдешь к Светке и скажешь, что ее ждет на улице, в парке на лавочке, у закрытых киосков, ее хахаль, понял? А не то…
И так как Вовка был трусливым, то он, пряча глаза, тихо ответил:
— Хорошо, хорошо, Илья, я ее вызову, — с этими словами он направился к столику, у которого стояла Света, разговаривая с сидящей за столиком Властой.
— Света, тебя Дима зовет, — сказал Вовка.
— Да?! — удивилась Света. — А где он?
— Он тебя ждет у закрытых киосков в парке, на лавочке.
— Странно, почему же он сюда не заходит?
— Не знаю, он сказал, что хочет тебе что-то важное сообщить и просит тебя прийти туда, — подло врал Вовка.
— Ну, хорошо, передай ему, я сейчас приду, — ответила Света, не заметив бегающих глаз Вовки.
— Охраняйте места и возьмите еще, пока есть, свободный стул для Димы, а я пойду за ним, — сказала Света ребятам, взяв с собой сумочку. Сказав так, Света планировала обмануть бдительность их странного сокомпаньона и потихоньку уехать из клуба вместе с Димой.
— Давай иди, все сделаем, только не долго, а куда за ним? — спросила ее Власта.
— В парк. Вовка Сенчуков сказал, что Дима меня у ларьков ждет и хочет что-то сказать. О, Власта, пошли со мной, — сказала Света и, наклонившись, прошептала ей в ухо, — я одна боюсь.
— Да иди не бойся, все нормально будет, — ответила Власта, но голос ее прозвучал как-то странно глухо. — Я уж и горло простудила от холодного пепси, — добавила она, отводя глаза.
В парке, в указанном месте, Димы не было, зато недалеко стояла кучка парней, которые, завидев Свету, двинулись ей навстречу.
— Привет, детка! Ты что, хахаля своего ждешь? А ты не жди его, не придет. Он сегодня замочил Чичена, сидит в ментовке, а тебя мы сейчас все дружно трахнем во все дырки. Сфотографируем все и пошлем твоему хахалю, чтоб не скучал, — все это сказал водитель бежевых «Жигулей», которого звали Илья, по прозвищу Чемодан, и который привез девушек сегодня на дискотеку. После чего он подошел к девушке, одним движением руки сорвал с нее ее тонкое легкое платье и повалил на землю. Света пыталась кричать, но рот ей залепили скотчем. Она задыхалась и из последних сил пыталась столкнуть с себя навалившегося на нее подонка, но два амбала держали ее руки, а Чемодан скользкой и потной рукой уже трогал ее за лицо.
— Сейчас, милашка, мы посмотрим, девочка ли ты еще, — сказал Чемодан, — слышал я от Сергея, что ты целочка, ох люблю целочек трахать, они всегда так плачут, так просят пожалеть их, что я просто кайф немеренный ловлю.
Пока Чемодан делал свое грязное дело, один из подонков фотографировал происходящее, добавляя:
— Трахните ее, мужики, трахните!
Еще двое амбалов присоединились к насилию:
— Сейчас я посмотрю, какая у тебя попка, детка. Ох, какая маленькая и кругленькая, — сказал один из подонков, разворачивая ее к себе.
Света больше не сопротивлялась: ее руки держали, она задыхалась. От резкой боли, пронзившей все ее тело, она потеряла сознание.
***
— Власта, где Света? — спросила Елена Михайловна, приехав на дискотеку, — она с тобой?
— Да она на улицу вышла, сказала, что ее там ждет Дима, у ларьков, минут пять назад, — ответила Власта, стараясь не смотреть ей в глаза.
— Что? Что-то случилось? — спрашивала она Власту. — Костя, иди к ларькам, она там.
Константин Степанович, суетясь, выбежал из клуба и бросился бегом в сторону закрытых киосков.
— Кто здесь, что здесь происходит? — крикнул отец Светы, оттолкнув одного из подонков.
— А, папаша приехал, ну так на! Получай! — сказал один из них, замахиваясь на отца дубинкой.
— Что же вы, гады, делаете? — крикнул Константин Степанович, рванувшись в центр движущейся кучи.
— Подонки… — выдохнул отец Светы. «Они напали на мою дочь». И больше от этой мысли, чем от удара по голове, он потерял сознание.
Подонки подняли бездыханную Свету с земли и засунули в подъехавшие «Жигули», где сидел Утюг, который скомандовал:
— Засовывайте ее на заднее сиденье, и везем на дачу к Тиктинскому, там я ее трахать буду.
— А с этим что? — спросил Чемодан.
— Да похер на него, поехали. Живо!
***
— А где Чемодан? — спросил Утюг.
— Спит, — ответил кто из подонков.
— Как — спит?
— А вот так, ему вчера Брысь наркоту продал такую, что ему крышу снесло.
— Да? — удивился Утюг, — то-то я не мог понять, почему он эту суку так жестко имел, прям с цепи как будто бы сорвался.
— Прикол в том, что он ничего и не вспомнит, после такого наркотика.
— Не вспомнит? Это хорошо, — произнес в задумчивости Утюг, посмотрев при этом на Свету.
— Ну, что, очухалась, сучка? Сейчас отсосешь у меня, а если будешь кричать и сопротивляться, я тебе все зубы выбью.
Света вошла в состояние отрешенности, она не чувствовала и не видела ничего, только уже ласкающая боль ее растоптанной души затмевала боль физическую. «Когда же, Господи, все закончится?» — спрашивала она у Бога, плача и моля его помочь ей. Но только силуэт человека в черном, склонившийся над ней, слышал мысли ее.
— Бога ты не допросишься, ибо сказано: «Пути Господни неисповедимы». Или вспомни заповедь: «Если ударили тебя по левой щеке, подставь правую», — цитировал заповеди Библии странный незнакомец, появившийся в ее воспаленном сознании. — Так чего же ты Его о помощи просишь? Помощи не будет, ибо это он подверг тебя испытанию. Только я могу помочь тебе, но это стоит…
— Господи, — взмолилась она, — помоги мне сегодня, не оставь меня сегодня, — просила она Иисуса.
— А сейчас мы тебя ножичком пощекотаем, — сказал Утюг, поднеся лезвие к левому глазу Светы. Неожиданно с силой захлопнулась открытая ставня, вылетевшее стекло рассекло правую руку Утюга, пальцы его руки разжались, и он выронил нож.
— Она моя теперь, — прошипел Утюгу на ухо Дьявол. И то ли от боли, то ли от неожиданно возникшего в мозгу Утюга голоса, который наполнил душу его животным страхом, лицо Утюга исказилось мукой.
— Черт, — выругался он, перехватив левой рукой толчками бьющую из вены кровь, которая уже оставляла бурые следы на деревянном полу дома.
— И ветра вроде нет, — удивленно заметил кто-то из подонков.
— Всё! — скомандовал Утюг, дико кроя матом.
— Всем спать! Завтра вывезем ее за город.
***
Наступило утро понедельника.
— Собери телку, заверни ее во что нибудь, — сказал Утюг, левой рукой придерживая забинтованную кисть, — мы ее на свалке выбросим.
Тяжелые пасмурные облака грузно и медленно тащились по небу. Забытое всеми солнце тщетно пыталось пробиться сквозь тучи. Мелкий, но надоедливый дождь барабанил по крыше машины.
— Чемодан, останови здесь, — скомандовал Утюг, — открой багажник.
Выйдя из машины, двое подонков засуетились у багажника и, вытащив вскоре непонятный, большой и в то же время странный предмет, двинулись с ним вглубь свалки.
— Что выкидывали? — спросил очухавшийся Чемодан.
— Да так, мусор, — ответил Утюг, — накопилось за месяц.
***
— Что с тобой, Костя? — трясла за плечо мужа Елена Михайловна, мать Светы. — Ты живой? Очнись же.
Она провела рукой по его волосам, и рука коснулась чего то липкого. «Кровь?!» — и крик ужаса, страха, скорее за себя, чем за мужа, пронзил тусклую тишину ночи:
— Помогите, люди добрые! — кричала Елена Михайловна, оглядываясь по сторонам.
— Что случилось, женщина?
— А? — испугалась Елена Михайловна, вздрогнув от прикосновения сзади. — Денег нет,
— сказала она. — Вот могу кольцо дать.
— Да зачем мне ваше кольцо? — изумленно ответил подошедший на ее крик парень.
— Только не убивайте! Помогите! Убивают! — громко закричала она. Парень оглянулся, к ним бежали люди. «Пойду-ка я, пока мне этот разбой не пришили», — подумал молодой человек, быстро рванув с места.
— Что случилось? — спросил кто-то, подбежавший на крик.
— Вызовите милицию, меня хотели убить, а убили его, — показав пальцем на лежащего мужа сказала Елена Михайловна.
— Я сейчас скорую вызову, — сказал подбе жавший незнакомец. Через 10 минут к клубу подъехала скорая.
— Разойдитесь, пропустите врача! — говорил доктор, протискиваясь сквозь толпу к распростертому на земле отцу Светы.
— Доктор? — удивилась мать Светы.
— Да, а что такое? — спросил врач.
— Да я, вообще-то, милицию просила вызвать. Во люди, что делают! — удивилась она.
— Не мешайте, отойдите! — приказал врач, прощупывая пульс. — Раненого в машину! — скомандовал он.
Константина Степановича погрузили на носилки и понесли к машине скорой помощи.
— Доктор, он не умрет? — спросила врача Елена Михайловна.
— Нет, — сухо ответил врач, — а вы кто ему?
— Жена, — ответила мать Светы.
— Жена? — удивился доктор.
— Да, а что, не похоже?
— Мне все равно, — ответил врач, — просто судя по тому, как вы себя вели на месте происшествия, нельзя было сказать, что вы жена.
— Только мораль мне читать не надо, доктор.
— Да я ее и не читаю, я думаю, вам не стоит ехать с нами. Вы будете нам только мешать своим присутствием.
— Я на вас жалобу напишу, чтоб вас с работы уволили за хамство, — ответила Елена Михайловна доктору, но в скорую все равно влезла. Она села возле мужа, и под звуки сирены машина устремилась в больницу.
«Хоть бы ты не умер, калекой не стал, — думала она. — Похороны сейчас недешевые, платья у меня нет. А если инвалидом станешь, то и жизни никакой у меня не будет. Сиделкой чьей-нибудь быть — не для меня. Не того я хочу от жизни. Господи, — взмолилась она, — помоги моему мужу, пусть он поправится. Помоги же ему, пожалуйста, Господи», — вслух сказала она последнюю фразу, платком смахивая тощие слезы.
***
— Состояние не очень тяжелое, жить будет. Ваш муж потерял много крови, к тому же у него легкое сотрясение мозга, которое обычно никогда не приводит к потере сознания такого масштаба. Ну, я думаю, что в воскресенье вы его можете забрать.
— Ой, доктор, большое спасибо, чем я вам обязана?
— Бросьте вы, ничем. До свидания, — отрезал врач.
— До свидания, доктор, спасибо вам за все! — кричала она ему вслед, радуясь, что удалось избежать каких-либо финансовых затрат.
И только сейчас тревога волной подкатила к сердцу Елены Михайловны, тревога за пропавшую Свету, тревога о том, что ей придется много придумывать, объясняя ее отсутствие любопытным соседям.
— Только спокойно доеду до дома, позвоню в милицию, может, ее и найдут еще, — сама себе сказала вслух мать Светы.
***
Лифт не работал. Тяжело поднимаясь по лестнице к себе домой, Елена Михайловна чувствовала невыносимую усталость. Последние события нарушили ее душевное равновесие. Но, поднимаясь со ступеньки на ступеньку, она произносила, стиснув зубы:
— Я должна быть сильной, сильной, сильной, — и потом шепотом, почти про себя: «Господи, помоги мне». Открыв дверь, Елена Михайловна неуверенной походкой прошла в прихожую и без сил опустилась на маленький пуфик рядом с телефоном. Дрожащей от усталости рукой она набрала номер 02 и, услышав тональный гудок, а затем голос дежурного, тихо произнесла:
— У меня похитили дочь.
Весь разговор по телефону с дежурным казался для матери Светы каким-то нереальным.
Автоматически отвечая на вопросы, она только хотела одного, она очень хотела спать.
— Рогожникова Елена Михайловна, — отвечала мать Светы, — Бронницкая, дом 20, квартира 19.
— А тогда вам надо позвонить в районное отделение милиции, вы к ним относитесь. Запишите номер, — сказал дежурный. Мать Светы записала номер и позвонила в милицию. На другом конце провода повторили все вопросы, на которые она ответила в первый раз дежурному 02.
— Ждите нашего сотрудника, мы к вам скоро приедем.
Ничего не ответив, Елена Михайловна положила трубку. Через три с лишним часа в дверь позвонили.
— Кто там?
— Милиция.
— Да, проходите пожалуйста, — заспанным голосом произнесла мать Светы, открывая дверь.
— Куда можно пройти?
— Проходите в зал, не разувайтесь, — сказала она, зевая.
— Спасибо.
— Майор милиции Бега Юрий Алексеевич, — сказал милиционер, протягивая руку.
— Рогожникова Елена Михайловна, — тихо ответила она.
— Нет ли у вас фотографии вашей дочери, желательно последнего времени?
— Вот, возьмите, — протянула она фотоальбом. Ее уже раздражали долгожданные гости, она хотела, чтобы они побыстрее ушли, потому что она сильно хотела спать, а спать она любила больше всего в жизни. Даже на работу она иногда приходила позже, проспав, а когда ее спрашивало начальство, где она была, она просто отвечала, что, мол, была в налоговой или в суде, а что она там делала, никто никогда не уточнял. Сон для нее был превыше всего. А тут какие-то менты приперлись, да еще три часа спустя, хотя от отделения милиции до их дома идти всего двести метров.
Ответив на все вопросы следователя, а также дав ему несколько фотографий Светы, Елена Михайловна, провожая сотрудников милиции к выходу, тихо сказала: «Пожалуйста, найдите ее, я так волнуюсь за дочку».
— Мы сделаем все возможное, — ответил майор и добавил: — и невозможное тоже. Но если вам позвонят и потребуют выкуп за вашу дочь, то просите, чтобы перезвонили, и сразу же звоните нам.
— Большое вам спасибо.
— До свидания.
— До свидания, — сквозь зевоту ответила мать Светы, закрывая за уходившими дверь.
— Что-то как-то не сильно мать-то убивается,
— удивился сержант.
— А что ей? Навзрыд, что ли, реветь? Поди, накричалась уже, — ответил майор, выходя в ночь.
***
Елена Михайловна всегда была принципиальной женщиной. Воспитанной, что жить надо так, чтобы никто ничего плохого не мог сказать о ней и о ее семье. Главное, чтобы со стороны их семья казалась респектабельной и порядочной. И она следовала такому шаблону, стандарту жизни всегда. И это стало уже ее теперешним стилем, в котором ее все устраивало, и менять что-то она ни в коем случае не хотела, но понимала, что отсутствие дочери дома скрыть от любопытных не удастся. «А если еще дочь изнасиловали, то не дай Бог, что это так, — думала она, — ведь я не смогу смотреть людям после этого в глаза: это пятно ляжет не только на всю семью, но и на мою репутацию — главного бухгалтера банка». За этими размышлениями она и не заметила, как пришла в больницу к мужу.
— Ну, как ты, Костя? — спросила она его, войдя в палату.
— А, привет, милая! — удивился и обрадовался Константин Степанович приходу любимой супруги. — Нормально. Только вот синяки меня беспокоят, как я теперь на работу пойду?
— А ты не будешь ходить. Что тебе ходить? Дома будешь лежать, пока синяки твои не пройдут, пока не поправишься.
— Лежать и мучаться, думать о том, где моя дочка? Нет уж, извините, я лежать не буду, — ответил муж.
— Тогда поехали домой. Следователь сказал, что, может, за Свету выкуп будут требовать, тогда нам могут домой позвонить.
— Выкуп? Да ты что?
— Пойдем, пойдем! Вставай! — подгоняла мужа Елена Михайловна, всучивая ему в руки плащ. — Не реви! Будь мужиком! — требовала она.
— Ну как, вы уже домой собрались? Молодцом! — сказал встретивший их в коридоре доктор.
— Спасибо, доктор, вам за все, — сказал отец Светы.
— До свидания, удачи вам, — ответил тот на ходу, — выписку и все документы получите сегодня после часу в приемной.
***
— Вадимыч, смотри, я тут на спирт «Камео» насобирал и купил, давай примем малясь, а то колбасит меня с вечера.
— Доставай, и давай вот здесь сядем.
Городские бомжи, забредавшие на свалку в поисках чего-нибудь полезного, присели у кучи мусора, соорудили из разломанного ящика чтото вроде стола и поставили на него пузырек спирта.
— Ну что, Вадимыч, ты первый, ага!
— Давай, но ты только меня настрой, скажи мне типа «Выпей, Вадимыч, хорошо станет!»
— Выпей, Вадимыч, хорошо станет, — повторил бомж.
Вадимыч, отпив грамм сто из пузырька, занюхав после головой соседа, сказал:
— Ты ничего не слышал?
— А что?
— Да вроде стонет кто-то.
— Да это у тебя глюки, Вадимыч, давай я выпью и послушаем. У двоих глюки одни и те же не бывают сразу.
Выпив и так же занюхав головой Вадимыча, бомж замолчал и прислушался. Стон повторился.
— Ну вот. Ты что, не слышал, что ли? Кто-то стонет.
— Слышал.
— Пошли посмотрим.
Они направились в сторону раздававшихся стонов и метров через десять наткнулись на большой завернутый предмет.
— Развернем? — спросил один из них.
— Давай.
И бомжи, поняв, что перед ними лежит завернутый человек, стали поспешно освобождать его от грязной вонючей ткани.
— Э, гляди, Вадимыч, да это девка, — сказал бомж, увидев длинные волосы Светы.
— Давай ее поднимем и посмотрим, живая она или нет.
Они вдвоем приподняли и посадили ее. Вадимыч протер спиртом ее лицо, похлопал по лицу, и Света приоткрыла веки. Яркий солнечный свет больно резанул глаза, и только демоны боли и ненависти молча ухмылялись в тени мусора растоптанной ее души.
— Где я? — прошептала Света.
— На свалке, девушка. Мы вас здесь случайно нашли. Вот глотните-ка спирту, — сказал Вадимыч, поднеся к ее губам пузырек. Света отхлебнула из него. Жгучей стремительной, огненной волной спирт разнесся по ее телу. Боль притупилась.
— Пожалуйста, помогите мне, позвоните по телефону, — Света назвала номер своего домашнего телефона, — и скажите моим родителям, где я. Вы получите вознаграждение.
— Да что ты, дочка, я просто так позвоню, — сказал Вадимыч, — я хоть и бомж, но с человеческой душой. Я позвоню, не волнуйся. А пока мы тебя к нам в сарай отнесем. Ты там поспишь, пока твои родители за тобой не приедут. Как тебя зовут-то?
— Света, — тихо произнесла она и снова потеряла сознание.
Они подняли Свету и понесли ее к сараю — своему дому.
***
— Алё, мне бы маму Светы услышать, — сказал Вадимыч в телефонную трубку.
— Да, я слушаю вас, говорите, — надрывным голосом почти прокричала в ответ Елена Михайловна, — что с моей дочерью, где она?
— Не волнуйтесь, с ней сейчас все хорошо…
— Что значит «сейчас»? Что с ней? — перебила его мать Светы.
— Мы нашли ее на городской свалке, случайно. Всю измученную. Приезжайте скорее. Мы вас встретим у въезда на свалку. Алё, вы меня слышите?
Ответом ему было молчание. Вадимыч повесил трубку и отправился домой. Елена Михайловна еще сидела, молча держа в руке трубку телефона.
— Что с тобой, Леночка? Что случилось, чтото со Светой? — закидал ее вопросами Константин Степанович. — Ну скажи же что-нибудь, не томи душу!
— Она на свалке, надо ехать, — вымолвила она.
— Как на свалке, на какой? Что она там делает? — закидал жену вопросами отец Светы.
— Лежит загорает и нас ждет!
— Ты только не волнуйся и успокойся! Самое главное, что она объявилась, слава Богу, — говорил отец, надев пиджак и завязывая шнурки, — сейчас мы ее заберем и все будет в порядке.
— Все ли будет… — неясно, то ли спросила, то ли заявила мать Светы.
***
— Ты, дочка, не бойся. Я тебе плохого ничего не сделаю, — говорил Свете друг Вадимыча, — сейчас я чайник на огонь поставлю — чай пить будем, — говорил он ласково-скрипучим и пропитым голосом.
— Меня Хмырем все зовут, то бишь кликуху такую дали, а так я дед Миша, можно просто дед, а тебя как зовут?
— Света, — прошептала девушка.
— Ну, Светочка, главное, что в жизни ни происходит, какие она беды человеку ни преподносит, самое главное — это не обозлиться, не ожесточиться на весь мир. Я вот недавно бомжевать стал, как дочь с сожителем своим выгнали меня из моей квартиры на улицу, так я сразу как-то потерялся, в людей, в добро веру потерял, а главное — в силу прощения. Когда я раньше в техникуме преподавал, так думал — иных понятий нет, а оно вон как! На улице понятия всех ценностей иные, здесь и люди другие, и правила. Но есть все-таки общая ценность, которая присуща сильным людям, и в ней, в этой ценности, гарантия непадения до облика зверя. Ибо только человек с душой человеческой может еще оставаться человеком. Вот слабые люди становятся злыми, сильные люди остаются собой, — философствовал Хмырь. — Как там в Библии сказано: «Прощайте врагов своих». И ведь верно, я по себе сказать могу, вот если я на кого-то в обиде, то я думаю постоянно об этом — о нем, об обидчике, и постоянно с ним сталкиваюсь, и он меня еще сильнее обижает. А вот я тут простил одного, так и не вижу его совсем, во как. Только прощать надо всем сердцем своим, сразу и навсегда. Иначе не будет вот этой волшебной силы прощения, — говорил Хмырь, склонившись над Светой и поднося к ее губам нечто, похожее на чай.
Света приоткрыла глаза.
— Господи, — взмолилась она, — только не надо опять! — В ее воспаленном мозгу возник образ бандита с железной клипсой во рту и в ухе.
— Что ты? Что ты, милая? Я же тебе чайку сделал, на-ка вот, держи, — говорил Хмырь, вкладывая в Светины руки железную кружку с горячим чаем и смахивая с лица Светы ее налипшие волосы.
Но Света, из последних сил, оттолкнула склонившегося над ней человека. Внезапно раздавшийся крик бомжа заставил ее поднять голову.
— Господи, что же это?.. — вскричала она. Перед ней лежал Хмырь, а из груди его торчал арматурный штырь, на котором перед тем висел над огнем котелок.
Буро-красная кровь стекала каплями по штырю. Хмырь прошептал, глядя добрыми на Свету глазами:
— Смерть свою я тебе прощаю.
— Только не вы! Что же это такое! — зарыдала она взахлеб. Ответом ей было отражение языков пламени в синих и уже стеклянных глазах деда Миши. Света снова потеряла сознание.
***
— Вот, кажется, он нам звонил, — сказала Елена Михайловна, остановив машину рядом с человеком.
— Здравствуйте, — начал сразу Вадимыч, — вы родители Светы?
— Да, — сказал отец, — где она? Вадимыч молча побрел вперед к своему сараю.
Через несколько минут он распахнул дверь сарая и, заглянув внутрь, резко отпрянул назад.
— Что такое, в чем дело? — спросил Константин Степанович.
— Там, там… — дрожащим голосом проговорил Вадимыч, указывая рукой внутрь.
Отец Светы отодвинул Вадимыча в сторону и, пройдя внутрь, увидел распростертое и окровавленное тело человека.
— Не заходи сюда, — сказал он жене.
— Что же это такое? Кто его убил? — говорил, плача, Вадимыч. — Да как же это ты так, Миша, родненький! — причитал Вадимыч.
— Там труп, — сказал Константин Степанович, вынося на руках Свету из сарая. — Надо вызвать милицию.
— Это вам, — сказала мать Светы Вадимычу, — возьмите сто долларов.
— Не надо, что вы? Друг мой умер, дочь ваша жива, — непонятно произнес он, — какие могут быть деньги?! Я просто так помог вам. Вызывайте милицию, я буду здесь, — сказал Вадимыч, но рука его сама потянулась и взяла протянутые ему деньги.
Грязно-красное небо пылало вечерним закатом, тучи сгущались.
— Видно, дождь будет, — сказала мать Светы.
— Что? — не расслышал Константин Степанович.
— Дождь будет, — громче повторила она.
И грозовые облака после ее слов, как по взмаху волшебной палочки, затянули небо.
***
— Алло, милиция?
— Дежурный Светлов слушает, — ответили на другом конце провода.
— В сарае на городской свалке, в деревянном сарае, труп.
— Ваша фамилия?
Светин отец повесил трубку. Каким-то шестым чувством он понял, что его дочь имеет отношение к этому убийству.
***
— Виктор Николаевич?
— Да, я слушаю.
— Докладывает дежурный. Только что по телефону некто, он не назвал себя, сообщил, что в сарае на городской свалке найден труп.
— Свалок-то много, а эта наша подведомственность?
— Да, только что нам передали из городского центра приема сообщений по 02.
— Машину к подъезду! Вызовите судебномедицинского эксперта Михайлова и найдите Петрова, я выхожу.
— Есть, — ответил дежурный.
— Твою мать, — выругался следователь, — опять труп. Ну что за дерьмо, а? Все на меня свалилось, черт побери их всех, — неизвестно на кого выругался Кузнецов.
***
— Ну, гаврик, тебе мы сейчас сюрприз сделаем, — сказал младший сержант Котельников, охранник камеры предварительного заключения отделения милиции, в котором содержали Димку.
— Да, сейчас ты грустить не будешь, парниша, — повторил сержант Тихомиров. — Посмотри, что тут тебе просили от Утюга и Чиченапокойника передать.
Димка взял в руки тугой плотный конверт, на котором было написано «Крутому парню с приветом!»
«Что за глупая шутка?» — думал Димка, распечатывая его. В нем лежали фотографии. Сначала Димка даже не понял, что на них изображено, но когда он подошел к свету, увиденное повергло его в ужас. Димка оглянулся назад: на какое-то мгновение ему показалось, что в дальнем углу камеры появился силуэт человека в темном, скрывающем голову капюшоне. Наваждение прошло. На фото была сфотографирована Света, вернее, все то, что проделали с нею подонки.
— Ну как? По-моему, неплохо! Похлеще, чем в крутом порно, — съязвил сержант.
— Да, да! Ты посмотри, какая девочка, какие маленькие сиськи, я бы сам от такого кайфа не отказался, — с вожделением добавил младший сержант.
Для Димки время остановилось, он не видел ничего, кроме фото, и не мог отвести от них глаз. На одном фото Свету держали одновременно трое человек. На другом — какой-то подонок плевал ей на лицо. До третьего фото Димка не дошел. Резким выпадом вперед он, метнулся к стоявшему сержанту:
— Умри гад, умри! — крикнул Димка, сжимая горло сержанта.
— Убери его, Котел, — хрипел Тихомиров.
Сержант ударил Димку по затылку своей дубинкой. Руки Димки разжались, и он сполз на пол.
— Чуть не удушил, сука! — сказал сержант Тихомиров, потирая свою шею. У, гад! — пнул ногой лежащего на полу Димку сержант. И менты стали жестоко избивать его ногами.
— Пошли отсюда, — сказал Котельников, — а то забьем до смерти.
— Да, пошли, пусть паренек поспит, — добавил Тихомиров, ударив Димку еще раз сапогом по почкам.
— Может, ему хороший сон приснится, — рассмеялся младший сержант и закрыл за собой дверь камеры.
***
Димка пришел в себя.
«Может быть, я уже умер? — думал он, глядя перед собой на светлый, слепящий глаза шар.
— Или я сплю, и сейчас солдат Монахов должен прокричать: «Третья рота, подъем!» Почему же он не кричит?» Но вот цепь произошедших событий стала всплывать в его сознании: сначала Димка вспомнил, что он сидит в милиции за убийство Чичена, потом вспомнил охранников-милиционеров и конверт — да, этот конверт с этими фотографиями. Вдруг в кроваво-красном спектре своего сознания Димка отчетливо увидел все происходящее на фото: Света плакала, он слышал ее плач, он видел ее глаза, он слышал пыхтение подонков, видел Светину кровь и слышал смех насильников. Сердце и грудь сдавил гнев, сознание помутилось и крик, идущий из самой души, разорвал злые тени камеры.
— Что, что они с тобой сделали? — как молитву повторял Димка. Ведь это они не тебя — это они меня уничтожили, меня, — говорил себе Димка. — Эй, эй, кто-нибудь!
— Что, очухался? Чего надо? — грубо спросили за дверью камеры.
— Ответ хочу написать, дайте мне ручку и бумагу, и конверт, — заплетающимся языком попросил Димка.
— А больше ты ничего не хочешь?
— Коль, да дай ты ему, — сказал сержант Тихомиров, — поржем, что он там напишет, все равно скука-то какая.
— Ладно, сейчас принесу.
— На вот, писатель, — и охранник передал листок и ручку в окошко камеры. Димка взял ручку и бумагу, сел на кровать и, положив листок на стул, стал писать:
Я о тебе в тишине помолюсь,
Тоску заглушая молитвой.
Потерять тебя я боюсь,
Уж лучше мне быть убитым.
Любовь моя — ты боль моя.
Строчки шли из самой глубины его души. Он ничего не придумывал, он еле успевал за ходом своей мысли и писал дальше. Помилуй грешного раба, Я не могу тебя забыть, И у меня нет сил грустить. Крещение меня постигло Небесной сказочной любви. Апостол Павел любил Бога, А я забыл Его — все ты. Йисусов крест тянущей болью Грудь слабую мою сдавил, Я никого так не любил, В душе я много слез пролил. Любовь моя — ты боль моя. Я не могу быть без тебя, Я передать хочу тебе, О том, как плохо, плохо мне. В зеркальном отраженьи зла Любовь растоптана моя.
Я спать уж не хочу вообще,
Чтоб не страдать так по тебе.
Любовь моя — ты боль моя.
Любовь моя, прости меня…
Закончив писать, Димка положил листок на пол возле кровати.
— Я не хочу больше спать! — повторял Димка вслух.
Вдруг он увидел еще кого-то в дальнем углу камеры в черном плаще с длинным капюшоном на голове. И внезапно возникший в его сознании голос произнес:
— Что, Дима, покоя захотелось? Ты сильно устал, я так давно жду тебя. У тебя есть только один выход отсюда, он очень трудный, но реальный — приди ко мне. Я жду тебя, мой мальчик, — тихо и настойчиво шептал в ухо Сатана.
Димка, поддался искушению.
А голос все шептал: «У тебя есть сорок дней, потом я приду за тобой».
Димка увидел свое тело со стороны, и мрак ужаса пронзил его грешную душу.
***
К приезду следователя прокуратуры место происшествия уже было оцеплено сотрудниками милиции. Около сарая стояла машина «Скорой помощи».
— Пригласи понятых, — бросил следователь оперу Петрову.
— Да где их взять-то, кругом ни души, — ответил Петров.
— Петров, ты что, в первый раз что ли? — удивился Виктор Николаевич, — выйди на шоссе и останови какую-нибудь машину. Всему тебя учу, а ты все никак не научишься.
— Анатолич, — обратился к эксперту Михайлову следователь Кузнецов — может, пару снимков на память?
— А ты все шутишь. Нет уж! Где-где, но на свалке я еще не фотографировался, — ответил он.
— Виктор Николаевич, по рации только что сообщили, что задержанный в пятницу Степанов умер в камере предварительного задержания, труп обнаружили сотрудники КПЗ.
— Как умер, когда? — спросил он сотрудника.
— Не знаю, подробностей не сказали.
— Так, спасибо. Петров за старшего. Я уехал.
— Виктор Николаевич, мы задержали человека. Находился рядом с трупом.
— Приведите! — сухо скомандовал следователь, — только быстро!
— Товарищ следователь, я вас давно уже дожидаюсь, — кричал сквозь слезы Вадимыч, — когда мы увидели убитого, то я остался, а он сказал, что вызовет милицию. Я вас ждал, а меня схватили ваши… — причитал бомж Вадимыч.
— Стоп, стоп, стоп! Все заново, и по порядку. Во-первых, как вас зовут.
— Меня? Вадимыч, ой — Олег Вадимович Журавский. Я здесь с корешом своим, Хмырем, то есть с Михаилом, проживал. А вот отчество и фамилию я его не знаю.
— Во-вторых, кто это мы? — задал вопрос следователь.
— Мы с другом, с Хмырем, то есть с Мишей, девчонку на свалке всю избитую нашли. Так я вот ее родителям звонить побежал, а Хмырь остался с ней. Потом они приехали, и мы с ними, вернее, я с ними, пришёл в сарай, а он, он, он мертвый, — отвечал Вадимыч сбивчиво. — Не убивал я его, гражданин начальник. Он же друг мой!
— Разберемся. Я вас должен задержать как подозреваемого. Проводите гражданина, — скомандовал он.
— Пройдемте, — сказал милиционер, беря Вадимыча под руку.
— За, что? За что? — кричал Вадимыч. — Я ведь не убийца, я не убийца! Я же вас здесь ждал! Я вас ждал!!!
Сотрудники милиции дотошно осматривали место происшествия.
— Отпустите! — уже из желтого «козла» кричал Вадимыч. — Я не виноват!
— Если будешь орать, — сказал водитель милицейской машины, — я тебя пропесочу вот этой самой палкой по ребрам, — произнес водитель, показав резиновую дубинку задержанному.
— А, менты поганые! — возмутился Вадимыч.
— Дело пришить хотите, да только не выйдет! Не убивал я его!
Водитель вышел из машины, открыл заднюю дверь, где сидел Вадимыч, размахнулся дубинкой.
— Ой! — застонал Вадимыч от удара резиновой палкой. Но кричать перестал.
— Неоспоримый аргумент, — произнес мент с довольной ухмылкой, закрыв дверь машины, за которой остался стонущий Вадимыч.
— Виктор Николаевич, взгляните-ка, — сказал опер Петров, подзывая следователя.
— Анатолич, это тебя касается!
— Что? Что-то нашли? — спросил эксперт Михайлов.
— А вот посмотри туда, — сказал следователь.
— А, очень примечательный вещдок, — сказал эксперт, осторожно опуская в полиэтиленовый пакетик кусок ткани, вынутый из руки трупа.
— В правой руке трупа обнаружен тканевый лоскут светлого цвета, в виде оторванного короткого рукава платья с частью ткани, приходящейся на верхнюю часть тела, всего примерно площадью двадцать на сорок, — диктовал вслух Петров сотруднику милиции, описывающему место происшествия.
— Когда результаты экспертизы будут?
— В четверг.
— О’кей, — согласился следователь Кузнецов.
— Так, ну вроде все, — подытожил Кузнецов.
— Петров, не забудь дать понятым расписаться в протоколе осмотра места происшествия, да собери и отправь на экспертизу предметы кухонной утвари, которые есть в сарае. Меня интересует котелок, кружка железная, ну и еще что-нибудь, что часто используется в обиходе, для дактилоскопического исследования.
— Да уж не волнуйтесь, Виктор Николаевич, не забуду, — съязвил Петров.
— Поехали, — сказал следователь, садясь в машину. — Странно.
— Что странно?
— Да чего-то не хватает. Не пойму, — сказал следователь.
— Бомж не орет, — со смехом ответил водитель, заводя машину.
***
— Привет, Емелин, — сказал следователь дежурному. — Кто обнаружил труп Степанова, пусть зайдет ко мне. Я у себя, — крикнул на ходу Кузнецов, поднимаясь по лестнице.
Через двадцать минут в дверь следователя постучали.
— Разрешите войти?
— Входите.
— Мы сегодня — младший сержант Котельников и сержант Тихомиров — около шести часов утра обнаружили Степанова, — приступил сразу к докладу пришедший.
— В каком виде вы его обнаружили? — спросил следователь.
— Мертвого на кровати, — ответил Котельников.
— В своей рубашке, — добавил Тихомиров.
— Вот он записку еще написал, — сказал Котельников, протянув следователю последние стихи Димки.
Следователь внимательно оглядел листок бумаги — это был вырванный листок из блокнота с Димкиными стихами.
А в конце их было написано твердой рукой, четким почерком: «Я люблю тебя, Света».
— …А листок этот вы ему дали? — спросил следователь.
— Нет, — соврал сержант Тихомиров.
— Хорошо, вы свободны.
«Да, глубокие стихи. Как с жизнью прощался, сильно ведь любил ее парень. Но почему же он это сделал? И в армии прослужил до дембеля — все перенес там. И почерк твердый, следовательно, писал спокойно, целенаправленно. И, судя по допросу, я бы не сказал, что парень неуравновешенный. Даже после убийства им Чичена он не волновался, а тут за пару ночей решился на такое. Да и повесить его не могли, — допускал и такую возможность следователь. — Ведь в наше время, бедности и зависти, деньги открывают все двери. Но остались бы телесные повреждения, свидетельствующие об этом, а на вскидку явных повреждений на теле Степанова, мне кажется, не обнаружится. Да если и будут, то надо еще установить время их нанесения, т. к. какие-нибудь повреждения могли быть получены им в драке с Чиченом. Убить Чичена мог только очень сильный и ловкий человек, — продолжал рассуждать следователь. — Конечно, придерживаться версии самоубийства я не могу только на основании одних своих предположений, но, думаю, и Анатолич, кроме как следов удушения, другой причины смерти не найдет, хотя…. Как знать? А вот листок из тетради явно дали ему сотрудники. И почему Котельников соврал мне? Ведь мог бы и правду сказать: что попросил, мол, я и дал ему. Что-то здесь не то», — думал следователь.
— Алло, дежурный?
— Да, Емелин слушает.
— Как только приедут наши с происшествия, передай Мише Михайлову — эксперту, что есть для него работа. Пусть ко мне поднимется.
***
— Звал? — спросил Михайлов.
— Звал, — садись. Сроки меняются. Твои заключения по сегодняшним происшествиям нужны мне сегодня в шесть, — строго сказал следователь Кузнецов. — Я вот написал тебе интересующие меня вопросы по факту суицида Степанова.
Следователь зачитал вслух:
1. Что явилось причиной смерти гражданина Степанова?
2. Есть ли какие-либо телесные повреждения? Давность их нанесения до момента смерти и каким предметом.
3. И еще, направь на криминалистическую экспертизу вот этот листок со стихами на предмет выявления на нем каких либо иных скрытых, вдавленных текстов, цифр, знаков, которые не видны невооруженным глазом. Вот, напиши мне, пожайлуста, сегодня заключение, — и на порыв в глазах эксперта добавил, — налью.
— Заключение будет к 18—00.
— Верю и жду, — ответил следователь.
***
В окно форточки нежными летними потоками вбивался воздух. Удушливая атмосфера кабинета следователя не располагала к беседе в нем, что было следователю на руку, так как это действовало угнетающе на психику допрашиваемого, информируя подсознание человека о несвободе его действий. Человек хочет открыть окно пошире, жаждет свободы, хочет выйти отсюда, а не может, а в тюрьме еще хуже, и он понимаеть, что для того, чтобы выйти отсюда, он должен сделать то, что от него хочет следователь.
— Приведите ко мне задержанного, — сказал в телефонную трубку Кузнецов, решив провести первый допрос, так сказать, по горячим следам.
— Слушаюсь, — ответили на другом конце провода.
Через несколько минут дежурный привел Вадимыча.
— Присаживайтесь, — указал рукой следователь на стоящий перед столом деревянный стул.
— Спасибо, — ответил Вадимыч, и тут же начал: — За что вы меня арестовали, я ведь не убивал Мишу! Я же не убийца! Я вас ждал…
— Так, тихо! — твердо сказал следователь. — Расскажите все с самого начала.
— С утра?
— С чего все началось, как вы обнаружили труп и с кем? — начал допрос следователь.
Вадимыч, запинаясь, путаясь в словах, с горем пополам восстановил картину произошедших событий.
— Так вы говорите, что девушку нашли?
— Да, да, девчонку. Молодая совсем, она осталась с Хмырем, а я пошел звонить по телефону.
— Как ее имя? — продолжал спрашивать следователь.
— Светой ее зовут, — ответил Вадимыч.
— Что вы делали дальше?
— Она дала нам номер телефона, и я побежал звонить из автомата в город. А когда дождался приезда ее родителей, то мы с ними пришли в наш сарайчик и увидели все.
— Вы записали номер телефона?
— Да нет, я его запомнил.
И Вадимыч продиктовал следователю номер телефона.
— И все же плохо. Что было потом?
— Почему плохо? — спросил Вадимыч.
— Да потому, что доказать вашу невиновность будет трудно. Экспертиза показала на содержание в вашей крови алкоголя, то есть вы находились в состоянии сильного опьянения, — ответил следователь, — но подождем, что еще скажет экспертиза вещественных доказательств. Вадимыч разрыдался снова, причитая:
— Не убивал я его, гражданин начальник! Хмырь уже был убит и лежал весь в крови.
— Кто с вами вместе вошел в ваш сарай? — продолжал допрос следователь.
— Отец ее.
— А мать?
— Жене он сказал, чтобы не входила с нами. Не убивал я его, товарищ следователь, — плакал Вадимыч, — он кореш мне. Мы с ним уже три года вместе живем.
— А родственники у убитого есть?
— Да, есть дочь. Но она со своим пацаном выгнала отца из дома. Вот он и стал бомжевать. Со мной на вокзале познакомился. Доброй души был человек. Учителем был раньше, только вот где, не помню. Прощал всех всегда, говорил мне, если так делать, то есть какая-то сила прощения, которая делает после этого тебя счастливым и отводит от тебя все беды, а врагам, которых ты простил, все возвращается вдвойне.
— Я бы назвал такое Вселенским откатом.
— Да, что-то вроде того, — сказал Вадимыч, и со смирением в голосе жалостливо спросил: — Что же теперь со мной будет? Вадимыч
— Это решит суд, но и следствие тоже. Завтра все станет ясно — дождемся результатов судебномедицинской экспертизы. Ну а теперь, — Кузнецов нажал в столе кнопку звонка, и в кабинет следователя вошел сотрудник, — можете уводить, — распорядился он в отношении подозреваемого. После чего снял трубку своего телефона.
— Дежурный, мне нужен список обращавшихся к нам с заявлениями о пропаже молодых девушек, начиная с пятницы. Все понял?
— Так точно, Виктор Николаевич.
— Через полчаса он должен быть у меня!
«Так, начнем, пожалуй, с пропавшей гражданки Рогожниковой», — подумал он, набирая номер телефона, полученный им от Вадимыча.
— Алло, здравствуйте, — поздоровался следователь, — вас из прокуратуры беспокоят. Старший следователь Кузнецов Виктор Николаевич, — представился он.
— Да, я слушаю вас, а по какому вопросу? — спросил отец Светы.
— По вопросу вашего заявления от 21 июля, от 4 часов ночи, которое вы сделали, позвонив в милицию о пропаже гражданки Рогожниковой Светланы Константиновны, 1977 года рождения.
— Да. Мы обращались с заявлением к вам, — ответил отец Светы.
— Откуда звонят? — спросила его жена.
— Из прокуратуры, — ответил он, закрыв микрофон телефонной трубки.
— Алло, извините! Костя в ванную отошел, стиральную машинку включить, а я вместо него с вами поговорю. Меня зовут Рогожникова Елена Михайловна, я мать Светы, слушаю вас, — сказала она.
— Нет ли у вас известий, связанных с пропажей вашей дочери? Не звонил ли кто вам с требованиями какими-нибудь? — спросил следователь. Сам он уже понял, что именно эту Свету нашли на свалке сегодня утром, так как в других двух заявлениях о пропажах молодых девушек имен «Света» не встречалось.
— А, как раз мы вам собирались позвонить — отозвать заявление, потому что наша Света у подруги на дне рождения была, — обманула она.
— А у кого? И почему ваша дочь не предупредила вас, а вы — своевременно — нас? У наших сотрудников много работы, — жестко спрашивал ее следователь.
— Простите, пожалуйста, мы как раз собирались звонить вам!
— Да, только сначала решили немного постирать, — съязвил следователь и добавил, — жду завтра вашего мужа у себя в 12 часов для беседы.
— Зачем? Мы же отозвали свое заявление!
— Ну, во-первых, вы его, пока я вам не позвонил, и не спешили отзывать. Дело об исчезновении человека уже заведено, и простого отзыва по телефону для прекращения розыскных мероприятий и прекращения дела недостаточно, — ответил следователь.
— Хорошо, я передам мужу. До свидания, — сказала Елена Михайловна, повесив трубку.
— Что он сказал? — спросил отец Светы.
— Да все нормально. Я сказала, что мы отзываем наше заявление, но он хочет тебя завтра видеть у себя в 12 часов.
— Хорошо, я схожу.
— Сходи, только не наговори лишнего, а то знаю я тебя, баламута, — сказала любящая жена.
***
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.