Бесплатный фрагмент - Шнырлики — охотники за мечтой

О. А. Степченко и Н. В. Плахута

ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ

НЕМНОГО О ШНЫРЛИКАХ

Нормвилль настолько ничем не примечателен, что сперва может показаться, что и живут в нём ничем не примечательные люди. Возможно, для кого-то это и так. Но и в этом потерянном во времени городке с его вязаной спицами зеленью, покатыми крышами и свеженькими старушками у фонтанов иногда случаются странные вещи..

К слову сказать, по-соседству с непрозрачными жителями Нормвилля (то есть, с нами, людьми) живут волшебные прозрачные существа — ШНЫРЛИКИ. Правда-правда! Ведь ходит же за каждым из нас тень, и ничего, не надоедает. Также и невидимые человеческому глазу шнырлики шныряют туда-сюда по чердакам и мансардам; ждут-пождут, когда мы идеей какой-нибудь загоримся, желание заветное загадаем. Куда мы — туда и они…

Многие семьи шнырликов так и мыкаются по свету со всем своим скарбом, пока не найдут подходящий для проживания дом. Конечно, в таком доме обязательно должен быть большущий чердак: со скрипучими, заросшими паутиной, дверями, хлопающими (даже в безветренную погоду) ставнями; пахнущим средневековьем подполом и старинным кованым сундуком! Сундук этот по счастливой случайности может оказаться битком набитым неисчислимыми сокровищами, о которых и не догадываются нынешние хозяева дома! Но самое главное, в этом доме непременно должны быть такие маленькие, крикливые и смешливые отпрыски непрозрачных, то есть нас- ДЕТИ! Редко случается, когда шнырлик вселяется в дом, где ими ещё не обзавелись. Нет малышей, нет и изводящих родителей ЖЕЛАНИЙ: всех этих бесчисленных «ХОЧУ» и умопомрачительных «ДАЙ»! Ведь каждый уважающий себя шнырлик караулит любое мало-мальски значимое для человека ЖЕЛАНИЕ, а лучше МЕЧТУ, выпасая их как заправский охотник, добычу!

Там, где разливается ароматное облачно желаний. всегда будут виться прозрачные шнырлики…

Глава 1

ЛОВЦЫ за МЕЧТАМИ

На чердаке — мансарде с одним окном — много интересного хлама. Посередине возвышается кованый сундук. Из сундука выглядывают рождественская гирлянда и какой-то зверь с оторванной лапой. На стене висит велосипед с покорёженным колесом; к замутнённому зеркалу притулился старенький контрабас, футляр которого живёт своей жизнью в противоположном углу. На подоконнике стоит магнитофон — «мыльница», а рядом большая жёлтая, оставшаяся от Хеллоуина тыква.

Обитателям чердака, невидимым нашему глазу шнырликам нравится лёгкое запустение, запахи потрескавшейся древесины и сухих, словно бы древних трав.

Не боясь быть обнаруженными, эти прозрачные существа цепляются за что угодно, прикрепляются к самой скользкой стене! Сейчас они рядом с вами, а уже через мгновенье болтаются на люстре вниз головами.

Хозяева дома, Марк и Розалия Глэд, то ли ленивы, то ли просто не жалуют верхние этажи. Их старшая дочь Николь панически боится мышей, а Тим ещё слишком мал, чтобы его пускали наверх. Хотя, прозрачные и непрозрачные считают чердак своим, и я даже не представляю, что будет, если люди узнают о своих необычных соседях.

Был мрачный дождливый вечер: с качающимися деревьями, жалящим холодом ветром и клонящимися к земле ивами — обычный для любого нормвилльца.

— Папа Нуч, скажи, а откуда мы появились? — спросил, приподнимаясь на локте в кровати человечек, одетый в уютную плазменную пижамку. Кроваткой ему служила коробка из-под попкорна, одна из тех, какие оставляем мы, люди, в кинотеатрах. Тонкие прозрачные ручки человечка теребили одеяло — большой носовой платок.

— Все думают, что мы, шнырлики…, — начал Тянуч, — духи или привидения. — Тянуч был уже не молод, и в его синих разбросанных по плечам волосах блестели сединки. Он продолжил. — Да, так почему-то считают те, кто хоть однажды с нами встречался, хотя мы толком никого никогда не пугали. — Он немного помолчал, и словно оправдываясь, добавил. — Как-то не приходилось.

— Просто не наводилось, да? — полюбопытствовал Скрипыш.

— О, да! К тому же наводить страхи и ужасы нам, шнырликам, строго запрещено. И с кем нас только не сравнивают!

— С монст’рами, да? — с обидой обронил сын, глядя распахнутыми глазёнками на одутловатую фигуру отца.

Малыш не выговаривал букву «Р», поэтому его речь состояла из забавной смеси картавости и «гундосости».

— Так думают непрозрачные, люди, но это совсем не так, — возразил Тянуч. — К тому же мы, милый мой Скрипышок, были всегда, — не совсем уверенно выговорил он.

— Всегда? — переспросил Скрипыш. — Как ты и мама Крутёна?

— Ну да, да ну тебя, — смутился папаша Нуч. — А произошли мы от Мечты, от Большой Голубой Мечты!

— Как от мечты? — удивился Скрипыш.

— А вот так…, — многозначно ответил отец. -Ведь раньше нас называли мечтариками! А потом…, потом это слово почему-то забылось…

От радости Скрипыш подскочил на месте, правда, ударился головой о потолок — перегородку футляра от старого контрабаса, домика, в котором все они жили.

Ему совсем не было больно, зато было весело от того, что они, прозрачные мечтарики, были всегда! Были и будут, были и будут…. И он запел:

Шныряют шнырлики в липучей темноте,

Скитаясь вечно, словно п’р-ви-де…

Ни Я, ни ТЫ, ни ОН, ни даже ТЕ…

Не сп’росят у п’розрачных: «где вы, где?»

Кишмя кишащих не найдут нигде…

К слову сказать, папаша Тянуч (по-домашнему Нуч), мамаша Крутиция, (или просто Крутёна) и их дети, Скрипыш и Гудёна обожали свой домик-футляр, разделённый деревянными перегородками из книг на три этажа. На первом была небольшая кухнонька; на втором — детская Скрипыша и Гудёны; на внутренней полочке — коллекция скрипелок и гуделок детей; в углу — сачок Гудёны для сбора мечты, а на третьем «этаже» — спальня родителей шнырликов: с двуспальной кроватью из старых книг на ластиках-ножках.

Песенка быстро кончилась, но вопросы, переполнявшие всё существо Скрипыша, всё не кончались.

— А какие это «мечты», папа Нуч? — живо поинтересовался «почемучка».

— Мечты бывают простые, на каждый день, что ли…, — объяснил отец. Поправив одеялко, он ласково провёл огромной ладонью по жёлто-неоновым волосам сына.

— Такие, как «попить и поесть»? — озадаченно спросил малыш, усаживаясь на кроватке.

— Да, самые будничные, серенькие, обычные…. Это даже не мечты, а …желания. У наших соседей Глэдов остались только такие. Разве что малыш Тим, который всё ещё видит мечты. Раньше дети придумывали себе прекрасные сияющие миры, видели нас, мечтариков, играли с ними. — Тянуч призадумался. — А теперь… Кто-то в нас больше не верит, а кто-то думает, что ему всё только приснилось. Взрослея, дети скучнеют и обо всём забывают.

— Только не Тим, — горячо зашептал Скрипыш.

Четырёхлетнему Тиму и, правда, нравились добрые прыгучие человечки, а ещё он радовался радужно-переливчатым пузырям, тем, что иногда парили над землей. Внутри каждого из них было что-то спрятано, только он никак не мог разглядеть, что. Редкие шарики мечтаний появлись тогда, когда его папа был счастлив или когда он играл на своём контрабасе. При этом лицо Марка Глэда становилось задумчивым и словно подсвечивалось изнутри.

— Эти непрозрачные вечно чего-то хотят…, — рассеянно продолжил папаша Нуч.

— А чего хотят неп’рики? — снова спросил Скрипыш, а старший шнырлик почесал темечко:

— Сначала обычную пустышку; потом — первую игрушку; затем, — игрушку последнюю. Взрослые, конечно, тоже желают: первый автомобиль, десятый автомобиль…, — вздохнул Тянуч.

— И так всю жизнь?! — не сразу поверил сын.

— О, да, Скрипыш! Запросы взрослых куда значительней и затратней! Порой они просто не знают границ. Но это ничто по сравнению с настойчивым хотеньем малыша заполучить шоколадку, или чужого, пусть облезлого мишку! Ты же знаешь, что мечта о технике у нас, мечтариков не в почете. Мы ведь сами из плазмы… и у нас…

— …Есть свои штучки, — с гордостью подхватил Скрипыш.

— Да, поэтому на эти ценнейшие в мире людей желания мы почти не обращаем внимания. Даже самое смешное желание вроде чупа-чупса у нас в большей «цене»!

— Я слышал, как неп’розрачные дети п’росят иг’рушки! Всё п’росят и п’росят!

— Для неприков, для людей, все вещи — игрушки. И все они нужны и важны, но мечты о них такие тусклые и серые… обычные, понимаешь? — Тянуч подошёл к круглому чердачному окну. — На улице целыми днями льёт дождь. У нас в Нормвилле всегда так тускло и серо как, наверное, нигде!

— И поэтому наш го’род самый скучный го’род в ми’ре?! — округлил глаза Скрипыш. Казалось, из них в такт дождю вот-вот закапают слёзки.

— Это всё потому, что коллекторы банка О. О. О. «Энерджи Мечт»…

— А кто такие эти коллекторы? — снова перебил неугомонный Скрипыш.

— Хм…. Такие же шнырлики как мы, только они отбирают у нас мечты, — Тянуч поёжился. За окном по проводам электропроводки, как по тросам фуникулёра, «катились» шнырлики-горожане. Тем временем дождь усилился. От дома к дому, раскрыв плазменные зонты, деловито перебегали прозрачные коллекторы и их агенты.– Видишь, там, на проводах… — Тянуч указал в сторону улицы. Скрипыш привстал. По верху, размахивая руками с папками и портфелями, неслась, подпрыгивая, группа шнырликов в чёрных очках и плащах. От них, балансируя, как канатоходцы на проволоке, удирала прозрачная парочка.

Тянуч вскочил, засуетился и крикнул в темноту чердака: — Срочно перепрячьте шары! Гудёна!

— Снова прятать? — откликнулся бодрый девичий голос.

— Как эти паразиты нас допекли! — буркнул Тянуч, с кряхтеньем прилепляясь к потолочной балке.

Отец семейства вспомнил о том, как ещё совсем недавно они, прозрачные человечки, конструировали свои миры из мечтаний и желаний неприков. Так же, как дети неприков конструировали свои миры из пазлов и Лего. Звучит несерьёзно, но у Тянуча было всё для строительства: даже ров с воротами и рыцарь в настоящем забрале. Было… до тех пор, пока наглый коллектор не украл у него «флюгер» — одну из немногих мечталок мистера Глэда, а без «флюгера» замок рассыпался прямо на глазах.

Но грустные размышления Тянуча прервал голосок наблюдающего за улицей Скрипыша:

— Ой! Тот, в чё’рном плаще… толкнул шны’рлёнка, и он повис на п’роводах!

— Коллекторы — наши самые главные враги, и все их боятся, Скрипелкин, — серьёзно сказал Тянуч.

— Потому, что они де’рутся? — наивно предположил Скрипыш.

— Да, то есть, нет. Если вовремя не сдать им мечту….

— Мы посинеем? Или у нас липучесть понизится?

— И это тоже. Вот раньше…

— «Расскажи, как было «раньше! Я уже во как могу! — перебил отца сынок, прыгая из кроватки на стену. Но, не успев прилепиться, сразу же съехал на пол. — П’ротивная скользкая стенка!

— Ну же, не хлюпай носом! Поздно уже, вот тебя в сон и клонит. Лучше ложись, закрывай глазки и слушай.

Скрипыш высморкался, и послушно вернувшись в свою кроватку, зажмурился.

— Когда-то наш прозрачный народ жил в гармонии, — тихо начал Тянуч. — Ведь мы, мечтарики, рождаемся для мечты людей! Мы всегда собирали и хранили мечту! Мы оберегали её даже в самые тяжёлые дни. Понимаешь, в этом призвание всей нашей жизни! — на одухотворённом лице Тянуча заиграли радужные всполохи.

— Соби'рали, даже если неп’рики забывали о ней, ну, о мечте? — быстро-быстро заморгал Скрипыш.

— Особенно тогда… Ночью мы клали под им подушку чудесные шарики, и каждый чердак светился от заключённой в нём Мечты, — внезапно грушеобразное лицо Тянуча исказилось, словно от боли. — А теперь они светятся лишь от ламп да от мигания телевизоров. Мелькание одних и тех же программ в одном и том же ритме, — он тяжело вздохнул.

— Но ведь это ужасно скучно! — зевнул Скрипыш, взбивая игольную подушечку.

— Да, ведь в нашем городе почти ничего не происходит… Ничего, кроме стычек, драк или пустой траты времени. Но и драки в Нормвилле какие-то скучные. Вот и сейчас… Погляди-ка туда! — Скрипыш снова привстал и посмотрел в окно. Из подворотни выскочила банда шнырликов и стала отчаянно лупасить по рекламному монитору! — Похоже, у подростков сдали от скуки нервы. А всё реклама. Запомни, рекламщики — наши самые главные враги, — снова вздохнул Тянуч.

— Но ты сказал, что наши главные в’раги — коллекто’ры, — удивился Скрипыш.

— Врагов много не бывает, — невесело усмехнулся Тянуч.- И эти рекламщики, да что там рекламщики, целые рекламные корпорации отнимают у нас Мечту, вовсю торгуя ею. И вот она потускнела, посерела и обмельчала, как и наш мир. К счастью, ещё остались другие, радужные мечты.

— Маленький Тим мечтает вылечить своего иг’рушечного одноухого зайца. Это ведь не обычная мечталка, да? –оживился Скрипыш.

— Ты прав, сынок. Это очень добрая радужная мечта. Малыш думает, что его зайчик заболел и мечтает о новом ушке для него. Но…, но почему ты не спишь?

— Мама с сест’рой готовы скупить для него весь магазин! — не унимался шнырлик.

— А Тим только хочет, чтобы зайцу пришили новое ухо, — продолжил Тянуч, поправляя сыну подушечку. — Он, конечно, увидит своё желание не наяву, а во сне, но всё равно когда-нибудь вспомнит о нём.

Дом Глэдов снова погрузился во мрак и тишину. Тянуч было задремал, когда его разбудил голосок Скрипыша:

— Папа Нуч, скажи, а у нас всё совсем-совсем плохо?

— С чего ты это взял? — деланно удивился отец, однако отчего-то сразу поник. — Ну, если быть плазменно-честным, то мы, шнырлики, болеем, скучаем, оттого и мечты в Магической Супнице еле светятся.

— Ведь у наших хозяев Глэдов их почти не осталось, — тяжело выдохнул он.

— А чем мы можем помочь нашим неп’рикам? — тихо-хихо спросил Скрипыш, укладываясь поудобней, на что отец лишь растерянно пожал плечами.

Как только Скрипыш заснул, Тянуч снова окликнул дочку:

— Глянь, где там у нас была мечта «о заячьем ушке»?

— Тимкина радужка, что ли? — бодро откликнулась шнырлочка.

— Его, шалуна. Дай-ка мне её, Гудёнок, — ласково попросил он. — Надо же напоминать им о мечтах.

Маленький черноволосый мальчик досматривал третий сон, когда длинная чёрная тень возникла в окне первого этажа.

— А это, чтоб у твоего зайца отросло новое ушко, — шепнул Тянуч младшему Глэду, загибая краешек его одеяла, как только что это делал своему сыну. — Даже если ты уйдёшь гулять, твоя детская мечта всегда-всегда будет ждать тебя здесь.

И Тим увидел сквозь сон, как прозрачный человечек с волосами как у Мальвины положил ему под подушку радужно-переливчатый, похожий на мыльный пузырь, шарик. Внутри шарика сидел его выздоровевший зайчик — зайчик с двумя ушами.

Но вернёмся в не самое давнее прошлое…

Молодыми Крутёна и Тянуч были заправскими Ловцами. Тогда весь Нормвилль буквально светился от радужной мечты, и мечтарики полагали, что так будет всегда. Но времена изменились. По городу поползли странные слухи об эпидемии, или ещё невесть о чём. Однако все сходились в одном — непрозрачные совсем отбились от рук и практически перестали мечтать! И куда только подевался их азарт? Куда исчезли романтика, дух приключений, соревновательность, жажда успеха, в конце концов? Сначала в это никто не верил, но постепенно слухам нашлось подтверждение.

Был ясный и тёплый день, каких раньше было много в запасе у лета, когда казалось, что и вечер будет не хуже.

Этим вечером незваный гость и ввалился в окно чердака. Трясущийся от страха шнырлик перелетел на сундук, сходу засучив рукава рубашки.

— Ты что, синеешь? — расширил глаза Тянуч, разглядывая пятнышки, лужами и озерками расползающиеся по рукам приятеля.

— Да, Нучик, именно, я синею, — пробормотал Дурнеус, так звали гостя. — Мой хозяин-аптекарь по ходу мечтой обнищал. — Ходит целыми днями, слоняется, спит себе да жрёт свои порошки. — Дурни сплюнул сквозь зубы. — За две недели ни тебе Заявмы, ни Повторёнки, я уж не говорю о Воплощёнке! Ну, чё за непры?!

— Завираешь?! — усомнился Тянуч, а его крупные уши нервно задёргались.

— Не пристать мне к этому месту! — поклялся Дурни, прикладывая пятку ко лбу, как это принято у шнырликов.

— Может, всё не так уж и плохо? — спросила Крутёна, заваривая ему чай, но её мелодичный голос прозвучал печальней и неувереннее, чем всегда. — Если быть плазменно-честной, у меня тоже есть некоторые небольшие… проблемки. — Она отвела глаза.

— Что с тобой, Крутя? — заволновался Тянуч. — Ты устала, присядь, отдохни.

— Да нет, не устала. Просто мне стало труднее прыгать, понимаешь? — Крутиция загадочно взглянула на мужа.

— У нас будет маа-ааленький шнырлик? — наивно предположил супруг, со свадьбы грезивший о потомстве.

— Будет, Нучик, обязательно будет, но не сейчас, — улыбнулась Крутёна. Вот, смотри. — Она протянула Нучу «Большую Книгу Мечтариков» и прочла: «Признаки недомечтаний: уменьшение прыгучести вплоть до её полной потери, посинение сначала пятнами…».

— Милая, читай дальше! — заторопил Нуч.

— А мне прочитай про пятна! — потребовал Дурни.

— Про пятна уж сам читай, с ними и так всё ясно, — оборвала гостя Крутёна. — Так, на чём я остановилась? А…, вот: «но главное, потеря липучести».

— Тягучести или тянучести? — пояснил Нуч и густо так покраснел, но она, погружённая в чтение, ничего не заметила, а только водила пальцем по тексту.

— Липучести, я говорю о липучести, — громко повторила мечтарочка, и прочитала дальше: «…делающая любого Ловца профнепригодным, с последующим его выходом на пенсию без содержания».

— Кстати, как у тебя с липучестью? — поинтересовался Дурни у друга.

— С чем? Ах, с этим? Да всё в порядке, — торопливо ответил Нуч, изобразив жалкое подобие улыбки.- Даже слишком в порядке. Часами могу летучей мышью висеть. — Он прилепился к стене, повис вниз головой и стал закручиваться, как кобра, выжимающая сама себя. — Мы же с тобой Ловцы.

Миссис Глэд просила мистера Глэда закрывать чердачное окно на задвижку. Только это окно потом каким-то непостижимым образом распахивалось как бы само собой. Был поздний беззвёздный вечер. Деревья загадочно подмигивали светлячками. На улице моросил дождь, и порывы нестрашного ветра сменяли друг друга. Иными словами, стояла шикарная для Нормвилля погода. Наши шнырлики любили такие вечера и оставляли окно раскрытым, чтобы не пропустить долгожданный сигнал ловли.

Скрипыш сладко спал в своей коробке из-под попкорна, а Гудёна с фиолетово-розовыми волосами, стянутыми в тугой боковой хвост, несла вахту на потолочной балке.

Неожиданно с первого этажа донёсся гнусавый голос.

— ХОЧУ! ХОЧУ!

Шнырлочка прислушалась и, играя сачком как нун-чакой, подкрутила датчик энергий.

— Николь-кап’ризуля! — прыснул Скрипыш, резво выпрыгивая из постели. Даже сквозь сон он сразу узнал голос старшей дочери Глэдов.

— Чем больше капризов, тем круче улов! — обрадовалась Гудёна.

Она сделала Скрипышу охотничий камуфляж, застёгнула пуговицы на лямках его жёлтых штанишек. Карманы шнырлика распирали скрипелки и прочая всячина, а в помытых с утра ушах красовались плазменные «подслушники». И всё-таки он был ещё маловат для такой работы.

— Щас увидишь, как я голыми «руками возьму и выловлю её мечталки! — пообещал Скрипыш.

— Не сглазь, братишка! — притворно испугалась Гудёна. — Да ладно, там обычные хотелки, а то и вовсе никчёмные пустышки…

— Смот’ри, не нака’ркай! — предупредил Скрипыш, но тут к чердачному окну серым дымком потянулись мутноватые шарики.

— Ко мне! Нет, ко мне! — наперебой закричали оба.

— ХОЧУ-ХОЧУ-ХОЧУ, — продолжало дразниться эхо.

Гудёна надела суперочки, настроила лузы. Скрипыш направил рюкзачный раструб навстречу шарикам.

— Чего, Николь? — этот резкий тембр мог принадлежать лишь Розалии Гдэд.

«Ну, где же вы, где? Она должна сказать, чего хочет, иначе ловле конец!» — подумала Гудёна, грациозно перелетая на край карниза. Там она прошлась колесом, не переставая махать сачком, как крылышками колибри. Вот уже в нём затрепетали бледные серые шарики, и шнырлочка бросила их в свой поясной кошелёк.

— Так не п’роз’рачно! Ты поймала, то есть, ты их сво’ровала! — Это были мои желанки! — моська Скрипыша изобразила жёстокое возмущение.

— Какая разница, кто их поймал? Пока это непонятное нечто, — повела плечами Гудёна, но Скрипыш уже надулся как шар. — Да возьми, ты, возьми, только не хнычь! — Девочка сунула свой трофей брату, подумав про Николь: «Хочет чего-то…, сама не знает чего». И вдруг они услыхали:

— Ты чего-то хотела? — это снова был голос миссис Глэд.

Тем временем на улице колотил дождь и усисливался ветер. Скрипыш встрепенулся, не заметив, как с его уха слетело подслушивающее устройство. А когда Николь ответила матери: «Да так, уже ничего…», он метнулся к захлопывающемуся окну и …ничего не услышал! Хлопок, и прозрачный прилип «лизуном» к стеклу. Гудёна нежно отклеила братишку от окна, вернув ему прежний вид. Именно тогда из кошелька Скрипыша и вылетели серые шарики, растворившиеся в тёплом осеннем воздухе. Гудёна как в воду глядела — все «ХОЧУ» Николь оказались пустышками, ведь за ними не последовало ни мечты, ни даже самого заурядненького желания. «Лучше ему об утере «желанок» пока не знать», — мелькнуло в голове девочки.

Так же неожиданно ветер стих, и юные ловцы распахнули окно. Дождь прошёл, а на небе зажглась первая звёздочка — яркая, как шарик заветной мечты! Скрипыш собрал все свои плазменные силёнки, и когда золотое облачко замерло рядом, прицелился, продавив кнопку пуска.

— Мои к’руче всех мечта’риковских на свете, не се’рые, п’ростые, а «радужные, золотые! — воскликнул он. Не успел Скрипыш договорить, как и это облачко рассыпалось в воздухе. Раскрыв полыхнувшие золотым ладошки, малыш увидел, как светлячки упорхнули к яркой звезде.

— Год-другой и, обещаю, ты станешь отличным крутым Ловцом! — твёрдо сказала Гудёна, провожая их взглядом. Она обняла брата, взъерошив его смешные, цыплячье-неоновые волосы. — Ну, спок но…, мой плазмик, а я ещё внизу половлю… насекомых, — прыснула шнырочка, легко выпрыгивая за окно.

И тут он, кажется, догадался, и полез в свой пустой кошелёк:

— А как же мои мечталки? А где же мои желанки?!

— Скрипышок! Где ты там залип? Быстро прыгай в кровать! — позвал сына Тянуч.

«Везёт Гудёнше, ей все как всегда сходит с «рук! И когда же я только вы’расту?» — с болью в голосе крикнул Скрипыш. Подумав немного, он утёр слёзки и забрался в свою кроватку.

Глава 2

НОРМВИЛЛЬ

Каждый день в шесть часов утра по улицам Нормвилля разносится жидкий звон единственного на всю округу колокольчика. Остальные давно заржавели от постоянной сырости. Это глухой молочник сквозь рассветный туман катит по Кленовой улице. Кстати, туман для Нормвилля, дело обычное. Городок просыпается. Закутанные в шарфы мечтарики спешат на работу. Одни едут на плечах людей, другие — на спинах собак. В их руках, сумках и рюкзачках — серые шарики желаний. Сквозь нормвильский туман они еле просвечивают, как закопчённые газовые фонари.

Но вот молочник заскрипел на велосипеде в сторону Старой Площади. На крыльце дома с высокими красивыми окнами появилась фигуристая дамочка в бигудях, между которыми пристроилась мать семейства прозрачных — Крутиция.

Фыркнув, Розалия забрала бутылочки и, хлопнув дверью, вернулась в дом. Её шнырлочка тоже вернулась, только на свой чердак.

— И когда уже ты станешь начальником? — неприятный голос миссис Глэд разнесся по всему дому: с дорогой аляповатой обивкой; заставленному мебелью и увешанному постерами «живописцев», и оттого больше похожему на декорацию, чем на дом.

— Ннне з-знаю, м-ммусик, — отозвался сонный голос её супруга.

— Я сама пойду к твоему начальнику и всё разрулю! — взвизгнула, выглянув из своего будуара, миссис Глэд, после чего дом снова погрузился в тишину.

«А ведь она пойдёт! — подумал Тянуч, как и остальные мечтарики, слышавший разговор супругов. — Пробивная, как слон!»

— Хосю уско зае! — заканючил Тим, перед глазами которого встала картинка из недавнего сна.

— Какое уско? Почему уско? — недоумевала Розалия.

— У мелкого неп’рика необычная мечталка, наша…, подподушечная, — обрадовался Скрипыш, приникая к полу. — Заявленная мечта о зайце!

— Не называй неприков неприками! — пожурила брата Гудёна, и оба мечтарика прыснули со смеху.

— Хочу новое уско зайтику! — затопал ногами Глэд младший. — Плисейте ему уско!

— У тебя и правда мечта! — улыбнулась брату Гудёна.

— Впе’рвые! П’ричём настоящая, «радужная! — обрадовался Скрипыш, наводя на мальчика раструб своего рюкзачка, но стайка золотистых пузыриков вспорхнула в дрожащий воздух.

Тут разговор людей заглушил гул пылесоса, сквозь который прорвался яростный крик Николь.

— Ну всё, предки, вы меня разбудили! — пузырьки вздрогнули и разлетелись, а Скрипыш закусил губу. — Хочу круассаны! — орала Николь из своей комнаты.

А Гудёна подумала: «Снова серенькая желанка. Эх, и давно мы не прятали под её подушкой добрые, радужные мечты!»

И снова голос Николь. — Что значит, нет круассанов? Позор тебе, папыч! Пулей лети к кондитеру! — И уже вместе с Розалией: — Сроооочно!!!

На улицу, сломя голову, выскочил мистер Глэд — небольшой человек с прилизанными волосинками на плоской лысине. В рюкзачке его мечтарика что-то слабо блеснуло. Это желание Марка, в котором, как в замутнённом магическом шаре, качнулась его собственная фигурка — в кресле начальника.

Марк с Тянучем на плече побежал к кондитеру.

Раньше семье шнырликов не приходилось особенно напрягаться, чтобы собрать отличный улов, и всё за счёт старшего Глэда.

В юности Марк Глэд мечтал стать музыкантом, день и ночь и изводя близких диким скрипом бедного инструмента.

Так уж получалось, что …когда круглое подслеповатое лицо мистера Глэда заглядывало внутрь футляра его контрабаса, всегда происходило что-нибудь необычное: то на лысину Марка плюхнулся огромный паук; в другой раз футляр оказался затянутым отвратительной лиловою паутиной; а однажды он подскочил и захлопнулся сам собой, прищемив мистеру Глэду нос! С тех пор контрабас и стоял в противоположном углу чердака, закрытый скатертью. Так у шнырликов и появился их новый домик.

Эта первая радужная мечта хозяина, мечта «стать музыкантом», долго хранилась то в Магической Супнице, то под пуховой подушкой Марка.

Она была самой ценной мечтой, оттого и оберегалась прозрачными с особой заботой, многократно перепрятываясь от коллекторов. Так продолжалось до тех пор, пока она не потускнела и не обмельчала, истончившись в обычное хобби, потому что мальчик вырос, став строительным инженером.

Второй мечтой мистера Глэда была мечта о путешествиях, но к моменту, когда он смог бы её воплотить, от неё ничего не осталось… Марк перехотел свою мечту, перемечтал что ли… И чудесные города стали очередными галочками в его блокноте, а непостижимые края и страны — чёрными штампами скучного загранпаспорта.

Была у мистера Глэда и третья, (вытекающая из второй), заветная, тайная мечта о собственном острове. Вслух он, конечно, об этом никогда никому не говорил, (поэтому она и не засчитывалась шнырликами как Заявленная). На стене кабинета Марка всегда обновлялись вырезки из газет с похожими на выкройки клочками суши: от природных тропических островов — Сейшелов, Багам и Гаваев, до искусственно насыпных, таких, как белый архипелаг в бирюзовых водах Джумейры.

А этим утром глава человечьего семейства захотел купить себе чертёжную доску и новый смычок, поэтому в Магическую Супницу опустилась пара шариков цвета асфальта: один потусклее, другой — чуть поярче.

Пока его жена и дочь застряли в бакалее, Марк встретил знакомого аптекаря и их шнырлики разговорились:

— Как ты? Больше не синеешь? — шлёпнул пяткой по пятке друга Тянуч.

— Да всё выкрутасненько! Выздоровел и ловлю удачу! — ответил Дурнеус, тряся пакетом с мечтами. — Ты-то как?

— Кхе-хм, прыгаю по-маленьку, шью, клепаю, давно не ловлю, правда, — вздохнул Тянуч.

Тянуч и правда всегда что-то починял в своей мастерской, которой служила большая (оставшаяся от хеллоуина) тыква с окошками глаз и ртом-дверцей. На внутренней окружности тыквы красовалась коллекция рюкзачков, втягивателей энергии, сачков и кошельков, а сбоку стоял стол с инструментами, проводками, колбочками, швейной машинкой и даже крохотным примусом.

— А я уж хотел было махнуться мечталками, — раздосадовался Дурни.

— А что не ловишь?

— Липучесть…, — голос Тянуча охрип.– Липучесть уже не та, только тсс об этом!

— Ошнырлеть можно! — выкатил глаза Дурни.

На самом деле Тянуч уже давно утратил свою липучесть, а то, что ему удавалось ловко приклеиваться к потолку или к стене — было всего лишь трюком. С появлением детей времени для ловли почти не осталось. Хотя о посинении и полной потере прыгучести не могло быть и речи, супруги всерьёз задумались о смене деятельности — из Ловцов — в обслугу других Ловцов. И если уж непрозрачным не суждено было как раньше мечтать, а прозрачным — как раньше ловить и собирать мечты, то с этим нужно было как-то смириться и просто жить дальше, что шнырлики и сделали.

— Чем спасаешься?! Колёсами? — в третий раз переспросил Дурнеус. Он тормошил Нуча за плечо, а тот всё не замечал, что его приятель прилепился к стеклу магазина и болтается вниз головой.

— Смотри, сам смастерил. Никто не знает, даже жена. — Тянуч показал товарищу закреплённые под манжетом присоски. — Настенные виды спорта теперь не для меня, — признался он, вытирая катящийся со лба пот.

Дурни хмыкнул, сделав сочувствующее лицо и вскочил на плечо раскланивающегося с Марком аптекаря.

Потом непрозрачный старичок заковылял по своим делам, а мистер Глэд хлопнул себя по лбу, вспомнив, что оставил пирожные у кондитера.

Шарик «с креслом…» выскочил из сумки Тянуча. Пока мечтарик его ловил, топчущийся на пороге Марк зашёл в дом, откуда через секунду донеслись: противный голос Розалии, визг Николь и оглушительный рёв Тима.

Через полчаса на улицу вывалилось семейство Глэдов в полном составе. Рядом с Марком вышагивала Розалия (с сидящей за воротничком кофты Крутицией). Весь вид миссис Глэд говорил о том, что за возвратом пирожных она проследит лично. За Розалией тащился сонный Тим, (в кармашке которого, как в капитанской рубке) стоял Скрипыш.

Шнырлик держался за пуговицу рубашки как за штурвал корабля. Впереди мелькал рыжий огонёк Николь, из клатча которой торчала фиолетово-розовая коса Гудёны. Николь держалась отдельно, ей ведь уже четырнадцать! На длинных ногах — ботинки на толстой подошве с гармошкой стильно съехавших полосатых гетров, зато юбка — короче некуда!

Девушка забежала в ювелирную лавку.

Она тряслась от брендов и цен с вереницей нулей, дрессируя вкус в «набегах» на блестящие бутики. Когда Николь примеряла украшения или одежду, в доме наступала особая звенящая тишина, ведь так не просто перемерить всё со всем в трёх раздутых от шмоток шкафах и двух комодах. Её шнырлочка Гудёна была и сама не прочь повертеться перед зеркалом, но лишь иногда… Как же Николь скандалила, выклянчивая себе обновку, или если вещь ей не подходила!

— Я их дико ХОЧУ! — воскликнула Николь, примеряя серёжки, которые так подходили к её рыжим кудрям. Не успела она произнести эти слова, как стайка серых слипшихся пузырьков устремилась в сачок Гудёны. Когда же серёжки опустились в клатчик Николь, к шнырлочке потекла и вторая порция новых, воплощённых желанок, набивая сумочку до отказа. — Мамсь, ты где? — позвала юная мисс Глэд.

Ещё малышкой Николь поджидала мать возле примерочных, где её пичкали леденцами из красивых стеклянных баночек.

«Пусик, как тебе это платье в горошек? — вскидывала брови Розалия. — Лучше чёрный на белом или белый на чёрном? Меня не полнят крупные горошинки? Не отлынивай, я серьёзно!» «Ч-ч-чудесно, м-м-мусичек…» — лепетал Марк, а миссис Глэд хватала длиннющие чеки, обвешивала коробками мистера Глэда, а дома он зарывался в чертежи или бежал на чердак к контрабасу.

Николь была ненадолго счастлива, а хотелки с желанками как по волшебству перекочёвывали в проворный сачок Гудёны. Это было то чудесное время, когда капризная дочь Глэдов дня на два на три оставляла родных в покое. И эти дни становились выходными для её шнырлочки.

Магическая Супница была не резиновой, поэтому очень скоро все её полки и полочки оказались заставлены серым. Мастерская-тыква изнутри стала похожа на кегельбан или моментальную лотерею. На шариках только номеров не хватало… Даже на полу футлярного домика стояли коробочки, шкатулки и пудреницы Николь, набитые серым уловом. А потому всё чаще и чаще кошельки и сачки шнырликов переполняли невзрачные сферки желаний миссис Глэд и её дочери. Крохотные как бусины, и большие, как воздушные шары; слипшиеся в неразличимые, похожие на ртутные, образования, переливающиеся всеми оттенками СЕРОГО, — нет, они не были приятны или красивы, но без них не было бы вообще ничего! И прозрачные постепенно привыкли к серому цвету и к окружающей их серости…

Иногда обычку так распирало, что Гудёна или Крутиция не могли втиснуться в высокие окна дома. Случалось, приходилось звать на помощь Тянуча, и он, оправдывая своё имя, тянул, тянул и вытягивал. Желания росли и пухли, как радиоактивные поганки после дождя. И всей этой серенькой массе не хватало лишь одного — тихого радужного свечения настоящей Мечты!

А Глэды тем временем меняли машины, ужинали в дорогих ресторанах и обновляли свой причудливый дом. И им казалось, что жизнь вполне себе удалась.

Но вернёмся на улицы Нормвилля. Сейчас семейство людей прогуливается по Старой площади мимо рынка, где уже выползают занимающие места торговцы и где всегда одинаково пахнет смесью из несвежих овощей, залежалой рыбы и протухшей воды в фонтане. Раньше его вода, подсвечиваемая всеми цветами радуги, вырывалась из ручек и ртов забавных существ, сидящих на кованом дереве. С тех пор одни из них висят вниз головами, прилепившись к веткам, другие «застыли в прыжке», держась над землёй с помощью тонких креплений. Сейчас фигурки заржавели и позеленели, став похожими на лесных троллей. Везде разливается еле различимый сероватый туман, туман нормвилльской скуки.

А вот и Ловцы, целый отряд. У них такие же скучные лица и сильно потёртая экипировка. В ход идёт всё, подсмотренное у людей (охотничьЕ снаряжение всех эпох и народов).

Было бы что ловить… Но как всегда, вокруг одни лишь серенькие желания. Скука прячется в углах офисов и домов, пронизывая воздух и даже ветер. Скука застаивается в лужах и фонтанах, скатывается с крыш вместе с дождём.

Глэды проходят мимо кофейни.

На первых этажах непрозрачные с безразличными лицами попивают свой кофе. На каждом выступе и карнизе прямо над ними прозрачные с такими же лицами пьют кофе свой. А тот юный шнырлик скачет с охапкой газет по козырькам кофеен. Похоже, ему тоже всё надоело, и потому он так невнимателен: Один порыв ветра — и газеты разлетелись по всей округе. Но и люди-газетчики больше не рады своей работе. Ску-чно-то как!

Но вот в стороне мелькнул какой-то всполох. ГОЛУБАЯ МЕЧТА?! Не может быть! Это известный в городе музыкант. Он несёт в заплечном футляре скрипку и что-то напевает себе под нос. Наверное, сочинил новую симфонию или просто хорошую мелодию, вот и получилась мечта.

— Чего уставились? — огрызается сидящий на его футляре шнырлик. Тянуч с ним знаком. На ногах человечка шикарные охотничьи ботфорты, на голове яркая шляпа с пером, а через плечо перекинут плащ матадора. На боку — почти целая ковбойская верёвка-лассо, а в руках игрушечный — старенький, но всё ещё рабочий сачок для бабочек. — В вашем захолустье не видали такой необычной радужки, да?! — хвастается везунчик. Мечта, подвешенная как брелок на его кисти, качается, сияя нежным голубым светом. И манит, и манит… Он и сам немного светится изнутри, будто бы проглотил северное сияние.

На площади останавливается движение. Все пытаются разглядеть мечту, протиснуться к ней поближе. Повсюду слышен завистливый шёпот: «вот у меня была необычка, так та в три раза больше этой была». «А я тут такую радужку отхватил! А внутри ещё десять…, нет, сто таких, как эта»!

— А твой-то всё пилит на кротабасе? — бросает шнырлик Тянучу.

— На контрабасе, — поправляет его тот.

— Неважно, это же прошлый век, — человечек презрительно сплёвывает. — А у меня в заначке мечталка на енту тему… Электрокротобас, во как! Да ладно, покедова…, я побежал. — кричит он. — Но ты подумай о кротобасе, могли б махнуться мечтами.

— Серая безликая скука заражает не только взрослых, — сетует Тянуч. — Привет, Тим, — он подмигивает малышу.

— Пьивет, сныйлик! — восклицает Тим.

Тем временем Глэды проходят через сквер. Кажется, что над деревьями и цветами расстилался не туман, а та же серая нормвилльская скука.

Старушки на лавочках больше не вяжут и не болтают, а молча сидят, уставясь в рекламные щиты. Не отстают от них и их старушки прозрачные.

Впереди опять полыхает радужным.

Отвлёкшись на Тима, миссис Глэд столкнулась со странной бабкой в вывернутой наизнанку шляпе и мотоциклетных очках. Вблизи бабка оказалась вовсе не старой, да и приплясывала она совсем как девчонка.

Миссис Глэд фыркнула, а мистер Глэд пробормотал что-то типа: «п-ппростите-из-ззвините», но та, не переставая плясать, обронила в их сторону:

— Хоть обтолкайся! Кругом — море асфальта! — и понизив голос, процедила сквозь зубы. — Всё равно я доберусь до клада…

Прозрачное семейство, а больше всего Гудёну удивила не столько странная бабка, сколько её шнырлик, одетый в пиратскую треуголку, шаровары с мушкетом и зелёные ботильоны. «Флибустьер» выписывал ногами кренделя на полях хозяйкиной шляпы.

— Привет, прозрики, как улов? Сам вижу, что никак. А у нас с Дориком всё по кайфу! — похвастался человечек, когда они поравнялись, хотя его никто ни о чём не спрашивал. При этом Трак (так звали этого чудика) ловко жонглировал дивными розовато-голубыми шариками. И они засветились мягким манящим светом, какой мог исходить лишь от настоящей заветной мечты. Потому что бывшая учительница географии Дора Зельц всё ещё грезила жаждой приключений, неизведанными землями и пиратскими кладами.

А Гудёна подумала.., даже не подумала, а крикнула про себя:

«Чем мы хуже этой танцующей бабки? И почему у нас не осталось такой мечты? Может, коллекторы виноваты, или …неприки, или …мы? Неужели эта убогая серая серость и есть весь наш удел?! И что нужно сделать, чтобы Глэды снова смогли замечтать?»

Глава 3

КАРТА СО СВАЛКИ

Когда-то их уютный городок буквально купался в желаниях и мечтах. В эпоху мореплаваний многие человеческие смельчаки МЕЧТАЛИ открыть свою сказочную страну, свою Terra Incognita. Но в истории города и его дальнего побратима «Акульего Острова», расположенного в восточной части Тихого Океана, милях в шестистах от Галапагоссов, происходили вещи, замалчиваемые даже «самой правдивой» нормвильской летописью. Поговаривали, что когда-то бывший вице-губернатор города (со временем превратившийся в Генри Моргана — грозу морей и океанов) сделал остров своей резиденцией, запрятав в его тайниках свои клады. Но и прозрачные флибустьеры, вместо сундуков, набитых золотыми пиастрами и галионами, грабили необычные радужные Мечты. И негодяев в плазменных банданах стали замуровывать в башнях Пиратского форта (БАШНЕ СТРАХА и БАШНЕ УЖАСА), открывающимся путешественникам прошлого, подплывающим к восточной оконечности Острова.

Старожилы рассказывали, что раз в сто лет у его берегов появляется зловещий АКУЛИЙ ПРИЗРАК, не считающийся с законами прозрачного мира и «сеющий разруху и запустение». Но все эти байки лишь подогревали интерес к экзотическому курорту и приносили казне весомую прибыль.

Мисс Зельц — женщина с крупным мясистым носом и маленьким детским ртом жила в многоквартирном доме на окраине Нормвилля. Дом стоял прямо на пустыре — рядом с городской свалкой, и поблизости не росло ни одного деревца. Рядом с Дорой тоже никогда никого не было. Поэтому, как только она вышла на пенсию, то сразу же завела себе толстобрюхого рыжего Басю и худосочного серого Масю. Квартирка мисс Зельц ютилась на первом этаже, поэтому коты гуляли где хотели, сутками пропадая на свалке с её манящими запахами гнилья и приятным кошачьему уху шуршанием порхающих как птички, бумажек. Дора обожала котов, но ей не мог нравиться ни вид из окна, ни этот убогий дом. Однажды коты раскопали на свалке консервную банку с жёлтым клочком бумаги, оказавшимся мореходной картой, вырванной из старинной книги.

Дома Дора накапала себе и котам валерьянки и надев очки с толстыми линзами, пригляделась к карте. Один из островов в восточной части Тихого океана неподалёку от Галапагоссов был помечен жирным красным крестом. Как же затряслись руки пенсионерки, когда рядом с ним она разглядела каллиграфически прорисованное изображение двух башен и какого-то ящика на цепях.

— Да это же ТОТ САМЫЙ КЛАД! — лицо мисс Зельц помолодело, став пунцовей пиона, а седые пряди дерзко выбились из пучка.

Я бредила большим барьерным рифом,

Сейшелами, Там-та-рам, Тенерифом!

Всю жизнь недоедала и копила!

На кон я всё поставила, что было!

— запела Дора. — «Наверняка Акулы лучше детей, и я непременно найду свой клад, чего бы это ни стоило!» — решила она.

После случая со взорванной у доски петардой мисс Зельц на дух не переносила детей, ни днём ни ночью не расставаясь со слуховым аппаратом. Дора никогда не покидала Нормвилля, и, тем не менее, она живо представила себя в колониальной пробковой шляпе, светлых бриджах и ботинках а ля Индиана Джонс, раскапывающей раскалённый песок.

Но Доре повезло, и она переехала. Новое жилище на Кленовой улице было серым и морщинистым, как старый унылый слон. Внутренняя отделка дома оказалась под стать внешней — с дырами в стенах и колченогой потёртой мебелью. Но после клетушки с видом на свалку эта хибара показалась женщине заветным пристанищем. На всю свою пенсию Дора скупала карты: географические, климатические, мореходные и все существующие глобусы. И она закрыла дыры в стенах этими картами, водрузила глобусы на всех шкафах и столах, украсив ими свой серый дом, как дикие племена украшали жилища черепами побеждённых воинов, а самый маленький глобус вынесла котам на терраску. Полосато-рыжий толстяк тронул лапой Европу, а серый дохляк преданно лизнул Индию.

Но вернёмся немного назад.

После переезда на Кленовую улицу дорина мечта об Акульем острове стала сереть и гаснуть, пока не ушла на второй план. Ну, кому из прозрачных это могло понравиться? Вот и её шнырлик Трак всё чаще синел и кашлял, иными словами, жилось ему плохо, потому как ловить стало нечего!

Орали коты. Дора лежала на кровати со льдом на лбу. Трак бездельничал, сидя на люстре, которую по очереди раскачивали лапами то Бася, то Мася.

— Эх, совсем ничего не хочется. Может быть, посидеть? — вздохнула Дора, откладывая грелку в сторону.

— Ну, посиди, — угрюмо буркнул Трак, не переставая качаться на люстре.

— А может быть, походить? — вслух произнесла мисс Зельц.

— Ну, походи. — Трак не хотел спорить с непрозрачной, которая всё равно не могла его ни видеть, ни слышать.

Дора поднялась и стала ходить как зомби взад и вперёд по комнате. Так же внезапно она остановилась.

— Пойти что ль, котов покормить?

— Да покорми! — терял терпение шнырлик. — Нет, я её когда-нибудь вырублю….

— Мася, Бася! — мисс Зельц поспешила на кухню. Оба кота поплелись за ней, но даже не взглянули на предложенную им аппетитную рыбку. — Выходит, уже кормила! Нет, надо всё-таки полежать! — заключила Дора, снова засеменив в свою комнату.

— Тебе надо, ты и лежи! — возмутился Трак.

— А можно и почитать, — Дора плюхнулась на диван и зарылась в газету, но тут же поднесла её к лицу. — Только я уж не та, глазы, как у крота.

— О! силы тьмы. На! Читай! — Трак превратился в огромную лупу, сквозь которую отчётливо проступила полоса газетного текста.

Какое везенье,

Случилось прозренье!

Если и дальше так будет везти,

Счастливый билетик смогу заг-рес-ти!

— обрадовалась пенсионерка, вглядываясь в снимки тропического рая. — О! Как же Я МЕЧТАЮ нарыть, отрыть, открыть тот самый КЛАД — КЛАД АКУЛЬЕГО ОСТРОВА! — И радужные пузырики необычной мечты стали виться, закручиваться, подтягиваться от Доры к Траку. — А вот с этого места, поподробней, — взмолился шнырлик.

Канары, Сейшелы,

Мальдивы, Багамы!

Копила на дело

И не-до-е-дала!

— промурлыкала Дора. Тут по радио объявили:

«Именно в эту минуту разыгрывается тур на Акулий Остров — Остров Вашей Мечты…»

— Моей мечты! — загорелась Дора. — Похоже, сегодня день «сбычи мечт»!

— Твоя мечта — моя мечта. А день «сбычи» — не сегодня, но очень скоро! Давай двигай булками, дуй покупать лотерейный… — скомандовал шнырлик.

— Пойти, что ль купить? — саму себя спросила мисс Зельц. — Болтают, что около этого Острова водится дикий и жуткий акулий призрак — а я его страшная фанатка! — Хромая, она доковыляла до зеркала, рассеянно в него посмотревшись.

— Что страшная, это точно. А не водился, так заведётся! — Трак примерил латексную маску Акульего Призрака, купленную по случаю на блошином рынке и тоже посмотрел в зеркало.

Да, его внешность, конечно, могла быть и поужасней! Ну, что это за ученическая сутулость? А эти глазки-бусинки, как у варёной креветки? «Надо поработать над образом, — решил он. — Пугать, так по-крупному! Недаром призраки прошлого пахали, как проклятые, не то, что нынешние лодыри! А ведь среди моих предков, говорят, были настоящие призраки! Жаль, что бряцать цепями и стонать в полнолуние нынче не модно!»

— Эх, была не была, тонула-плавала! А выкуплю-ка я все билеты, — воскликнула Дора. — Если у баушки хватит пензии!

— Не надо все! Купи один — подскажу какой, — урезонивал Дору призрак.

— Что-то мне подсказывает…

— И не что-то, а кто-то…

— Что именно сегодня я ухвачу удачу за хвост! — счастливая мисс Зельц приладила к уху пуговку слухового аппарата.

— Так хватай же!

— Кто это сказал? — обомлела пенсионерка, впервые услышав этот странный хрипловатый голос.

— Эхо!

— А, эхо… Как эхо?! — Дора присела, думая, что садится на табуретку, но рухнула на пол. Охая, она поднялась, осмотрелась, перекрестилась.

— Эхо, не эхо…, давай, бабуленция, выдвигайся из дома! — подгонял Трак, перепрыгивая на её плечо.

Географичку от этого так передёрнуло, что слуховой аппарат сначала отлетел и шлёпнулся в кошачью миску; потом поднялся над полом и плавно спланировал в карман дориного жилета.

— Это всё ты, гнусный призрак?! Ты?! — брови пенсионерки сомкнулись, пучок размотался. —

— Довольствуйся аудио-версией… — хмыкнул Призрак.

— Ась? Ну, ничего не слышу…, — географичка снова вставила в ухо чёрную пуговку.

— Да голосом же.

— Выходит, ты и есть тот самый ужасный Акулий Призрак?

— Да, и я, Дикий и ужасный Трак-Акулий Призрак, помогу тебе выиграть тур на Акулий Остров! — он произвёл какие-то странные магические пассы, и у ног Доры расстелилась красная ковровая дорожка. Затем, превратившись в джинна в изумрудном клобуке и плаще, Трак стал посыпать дорожку золотом с самоцветами. — И весь мир будет у наших ног!

— У моих! — уточнила Дора, сгребая драгоценности в одну кучу.

— У наших ног! — еле слышно проговорил коварный шнырлик, а самоцветы рассыпались рыбными костями и сухим кошачьим кормом. Эх, жаль-то как…

— Вот где спрятаны настоящие драгоценности! — Дора ткнула указкой в свой заветный остров.

И ведь именно после этого разговора Траку стали лезть в голову мысли о небольшой провокации или даже мечтазаимствовании, а может, даже о небольшом сухопутном пиратстве. Эти понятия были давно подзабыты Нормвиллем и его скучными обитателями, и «освежить» их короткую память мог только он, Избранный — настоящий «АКУЛИЙ ПРИЗРАК»!

Глава 4

СКУЧНЫЙ СОЧЕЛЬНИК

В тот вечер за окном, как и полагается, падал мягкий неслышный снег. В гостиной Глэдов было тепло, светло и уютно. Посередине красовалась огромная ёлка, до макушки увешанная сверкающими шарами и имбирным печеньем в фольге. Скрипыш с Гудёной нежились в креслицах (оставшихся от кукольного домика Николь) на разожжённом камине Глэдов, в то время как Крутёна в ярком плазменном фартучке то и дело просачивалась сквозь потолок, чтобы принести прозрачным новые вкусности.

Старшие Глэды сидели в гостиной вокруг большого стола с индюшкой и шампанским в предвкушении сюрпризов и волшебства. Под ёлкой, предоставленный самому себе, ползал Тим, пытаясь дотянуться до низко висящих сладостей и игрушек. Но вместо сладостей на его чёрный чубчик сыпалась колючая хвоя.

— А знаете, за что я так люблю Рождество? — загадочно начала миссис Глэд.

— З-з-за с-с-снег? — откликнулся мистер Глэд. — Вы только поглядите, какой с-с-с-егодня снег за окном!

— За подарки, конечно же, за подарки! — захлопала по столу Николь.

— За сбываемость мечт, вот за что, когда она, эта сбываемость повышается, и всё само собой разрешается! — хмыкнула миссис Глэд, а юные шнырлики хлопнули друг друга пяткой по пятке. — А давайте загадывать желания? — предложила Розалия, с чем все сразу же согласились, особенно сидящие на люстре шнырлики. — Начнём с самых незначительных желаний, то есть, с твоих! — сказала она, прожигая взглядом спруга. — Хотя, все твои желания: кофе, ящик, газета… «С другой стороны, о чем ещё можно мечтать, если рядом такая женщина?» — пронеслось в её голове. А мистер Глэд, воля которого сдалась ещё в конфетно-букетную фазу их отношений, пробурчал нечто невразумительное.

«Хоть с каких-нибудь, да начни!» — подумали Скрипыш и Гудёной, спешно готовясь к ловле.

Ну, папсь, скажи, о чём ты мечтаешь? — пытала отца Николь.

Ну, давай, гово’ри: «я мечтаю…», — подсказывал Марку Скрипыш.

«Я хочу…», — подбадривал Тянуч.

«Я желаю…», — настаивала Крутёна.

Но в лысеющей голове мистера Глэда не роилось ни одной мысли…

— Это диагноз, дети, — миссис Глэд всплеснула руками. — Ваш отец абсолютно не умеет мечтать!

— Не умеет! — согласилась Гудёна.

— Ну, масичек, это не совсем так, вернее, с-с-с-овсем не ттак! — заупрямился мистер Глэд.

— Колись, папыч! — загоготала Николь, и её веснушки чуть не осыпались в тарелку.

— Да всё вв-вроде бы уже есть, — пролепетал мистер Глэд.

— Может, пусик хочет купить что-нибудь Розалюсику или отправиться с муси-пусиками в какой-нибудь турюсик-отправлюсик? — продолжала атаковать миссис Глэд. — Да? Или нет?!

— Хоть се’рые со’беру! Да! Скажи «да»! Тебе что, так т’рудно? — заорал Скрипыш, перепрыгивая на плечо к Марку и приставляя к его лысине рюкзачный раструб.

— Пр-р-рости, лаппусик, чттто-то сегодня в голову ну н-ничего не лезет, а по поводу п-пут-тешествия, то ккак-нибудь в дрругой раз, — круглое лицо Марка сделалось обречённым, а длинное лицо миссис Глэд налилось гневом.

— Папик хочет открыть необитаемые земли?! — прыснула Николь, выуживая из салата самую большую креветку. Она фальшиво затянула:

Я так хочу иметь в той голубой дали

Кусочек моря и полоску дорогой земли.

А лучше островок, ну хоть Мадагас-кар,

А ещё лучше страну, пусть нет её на кар-

Те, те, те, те, те, те,

Где, где, где, где, где, где

Растут лохматые кокосы

И одна ор-хи-де-я….

— А подари-ка ты нам какой-нибудь островок типа Мадагаскара! — предложила Николь, выкладывая креветочные хвостики в виде забавной рожицы.

— Жаль, спетое не считается, — вздохнула Гудёна.

Мистер Глэд пробубнил что-то типа:

— Да, мореплавание, хм, о-очччень даже ммморские карты, насыпные ост-т-трова, да уж, гм, только я н-нне умею пл-пл-плавать! — и потом вдруг как заверещит. — Ппрости, Розззалюсик, но я не ххочу ничего поккку-пать и не хочу ни-ку-да ехать, и нннастоятельнейше прошу оссставить меня в пппокое!

— Это полный облом! — сразу обмякли шнырлики.

После этих слов лицо Марка приобрело оттенок столь невыразимого страдания, что всем членам семьи Непрозрачных стало ясно — про радужную мечту о путешествиях можно забыть. А Розалия продолжила свой допрос, переключившись с мужа на дочь:

— Недавно ты хотела пойти к Смитам на свою первую вечеринку, — сказала она.

— У меня апатия от Смитов и от их пати, — скривила губки Николь.

— Странно, я же прекрасно помню, — удивилась миссис Глэд.

— Маа…

— Может, ш-шшоппинг?

— Неа…

— Твоя мечта о вечернем платье, как у Аннет? — вскинула бровь Розалия, а Гудёна нацелила свой сачок.

— Как у Аннет?! Ну, нет! А как у всех — не хочу!

— Странно! Похоже, и у тебя исчерпались все мечты! — подытожила миссис Глэд. — Теперь моя очередь мечтать. Я ХОЧУ, я МЕЧТАЮ… — Сидящие на люстре шнырлики снова приготовились к ловле. — Я щас такого намечтаю…, — начала Розалия, и еле различимый серый шарик отделился от её головы. «Обычка…. А чего ещё от неё ждать», — подумала Крутиция, на всякий случай запрыгивая на плечо к своей хозяйке. — Я как будто бы, хм, странно, ну, ни одной мысли, я буквально ничего не хочу и ни о чём не мечтаю! — удивилась Розалия.

— Мамсь, ты часом не заболела? — заволновалась Николь, а мистер Глэд уронил на скатерть приличный кусок индюшки.

— Я совершенно здорова! — в голосе миссис Глэд засквозили стальные нотки. Марк стал ковыряться в салате, Розалия щедро солить скатерть, или мужнины брюки, или и то, и другое, но зацепилась за привязанную Тимом к стулу иллюминацию. Потом все кричали и суетились, распутывая друг друга и поднимая ёлку, а мечтарики смотрели на них сверху вниз, покачивая прозрачными головами.

Именно в то чудесное время, когда каждый дом по Кленовой улице стал похожим на огромную сияющую шкатулку, а в каждом окне зажигалось по ёлочке, именно в эти волшебные дни наступили тревожные для мечтариков времена. Просто их хозяева, впрочем, как и многие нормвилльцы, совсем перестали мечтать. Семейный котелок мечты, то есть Магическая Супница прозрачных, был совершенно пуст, и рано или поздно это должно было случиться, и это случилось — самый младший из шнырликов заболел. Вечером слабый и посиневший Скрипыш лежал в своей картонной кроватке, а папаша Нуч в пижаме и тапочках читал ему перед сном: «Настанет день, когда все собранные мечты превратят нас в волшебных летающих существ!» — в этом-то, сынок, и состоит смысл всей нашей жизни!

— А ты говорил, что смысл нашей жизни, собирать и хранить мечты, — сонно пробормотал Скрипыш.

— Собирать и сберегать, — это да, я говорил, что это наше призвание. — Тянуч был слегка обескуражен прямотой и искренностью своего младшенького. — А летать, это, ну, как же тебе сказать? Это….

— Это — наша мечта? — взволнованно спросил Скрипыш, а отец чуть не подавился от неожиданности.

— Что ты??? О чем это ты??? Нам же нельзя ме…, ме…, — заблеял отец. С трудом нащупав закладку в конце книги, Тянуч начал читать, но буквы запрыгали перед его глазами. — А теперь давай, это само, повторим правила, основные правила. Каждый прозрикдолжен их знать, потому…, потому как это правила.

— Из «Большой Книги Мечта"риков»? — подсказал Скрипыш.

А Тянуч выдохнул и продолжил:

— «Далеко не удаляться от своих чердаков, ни при каких обстоятельствах не проявляться в Мире Людей, не наводить ужасы и не магировать, и самое главное — ни за что самим не ме…, не ме…, не ме-чтать!» Ты слышал: «ни за что не ме-чтать!», — по слогам произнёс он.

— Не наводить, не маги’ровать, не п’роявляться, — ясень день, — закивал малыш. — Но, папулечка Нуч, почему нам нельзя мечтать? — недоумевал Скрипыш, моргая сонными глазёнками.

Отец закрыл его рот рукой и испуганно огляделся по сторонам. Коллекторов нигде не было видно. И вообще, кроме них двоих, на чердаке никого не было.

— Тсс!!! Скрипушка! Я же только что тебе говорил: нам, мечтарикам, нельзя мее…, мее…, ну, ты меня понял.

— Но почему??? — никак не унимался больной.

— Не знаю и знать не хочу, и тебе не позволю! Ишь, какой вопросительный: «почему»? — несколько смягчился отец. — Не мечтариковское это дело — мечтать!

— Ну, папочка Нучик, — заскулил малыш. — Я, честное плазменное, молчок!

Синие волосы Тянуча разметались, став похожими на морские водоросли. Отвернувшись от сына, он утёр со лба пот:

— Тут и секрета особого нет, — выдавил, наконец, Тянуч. — Ни секрета, ни ужаса, вот! — Вернее, нет ужаса в этом ужасе, вот ведь в чём ужас!

— Ну, пожаа-ааа-лста! — заканючил Скрипыш.

— Рановато, конечно, да ладно, — отец обречённо махнул рукой и уселся поудобней. — Когда-то прозрачные и непрозрачные жили в одном общем и добром мире! Вместе играли, учились, работали и отдыхали! Но однажды всё изменилось, и появились эти невидимые перегородки между мирами. Невидимые, ох-ох-ох, но непробиваемые.

— Но люди-то всегда «рядом! Смот’ри, па, они почти такие, как мы! Почему же я не могу под’ружиться хотя бы с ним? — Скрипыш сел на кровати и ткнул удлинившимся пальчиком на играющего с машинкой Тима. В этом не было ничего странного, потому что тела мечтариков и их конечности способны тянуться лучше любой жвачки.

— Или с ней? — человечек указал на Николь. — Или п’росто погово’рить?

Папаша Нуч провёл ладонью перед лицом девушки, но она, как ни в чём не бывало, продолжала заниматься своими делами.

— Нам нельзя говорить, нам нельзя подружиться. Сколько можно вбивать в твою прозрачную голову? — папаша Нуч шутливо постучал по жёлто-кислотной маковке своего сына. — Ведь они нас не видят!

— Не-е-е в-в-ви-дит, потому что нас не… ннне-су-ще-ству-ет?! — с трудом выговорил Скрипыш, так, словно на него обрушилось неподдельное горе.

Скрипыш открыл свои большие глаза, которые в полутьме казались ещё сиреневей, чем всегда.

А ты сам вот «разве никогда-никогда не п’роявлялся и не мечтал? — неожиданно спросил он.

— Я?! Да ты что?! — позеленел от страха Тянуч. — Сколько раз тебе говорил, что если кто-то из нас «проявится» в их непрозрачный мир, то, уж поверь своему отцу, что всё кончится очень плохо!

— У тебя всё «с’разу плохо кончается», — проворчал Скрипыш.

— Не мечтал, не проявлялся, не привлекался, и в планах не было, и в планах планов! И никто из нашего рода, из чужих, из своих, из знакомых, из знакомых знакомых, из соседей п-п-по дому, п-п-по п-парте не ме-е-е-е…, не меч…. Ну, ты меня понял. — Тянуч говорил и закручивался вокруг себя, закручивался и говорил. Наконец, он остановился, еле слышно добавив. — И ничего- живу. Спи, Скрипелкин!

— А я — МЕЧТАЮ! — признался малыш.- МЕЧТАЮ МЕЧТАТЬ, как люди! — Мечты…. А ещё я мечтаю ЛЕТАТЬ!

— Летать…, мм-ме… что?! Опять ты за своё? — возмутился папаша Нуч. — Это ж конкретная Запретка, и не непрозрачная, а наша, шнырликовская, а ты и так синий!

— А у тебя синие волосы…, — дрожащими губами прошептал Скрипыш.

— Волосы, это дозволено! — возразил отец. Он снова огляделся по сторонам. Подскочил к окну, закрыл его на задвижку, опустил жалюзи. — Если мы станем ме-е-е-ечтать, — продолжил Тянуч. — То разверзнется непреодолимо-мерзкая, безотчётно-кошмарная, дикая этой, как её, особенной дикостью, вот, Копилка Вселенского Ужаса, — Тянуч захрапел на последнем слове.

Скрипышу показалось, что у отца выросли огромные, как у оборотня, клыки, а глаза налились кровью. Его ногти превратились в загнутые страшные когти, а сквозь прозрачную кожу проросла серая клочкастая шерсть. Но вдруг отец вздрогнул и проснулся:

— …И из этой Копилки хлынут монстры, вурдалаки, призраки, и другие буки и бяки всяки, и другие твари из разных мерностей…, — заплетающимся языком продолжил Тянуч. Прокрутившись вокруг своей оси, он завязал узлом руки на спине и улёгся на стуле.

Мечтарику померещилось, что большие отцовские руки превратились в туго скрученные канаты, которые безразмерно тянутся, тянутся.

— …Миры перемешаются, и наступит ужасный хаос…, — пробормотал Тянуч, с открытым ртом захрапев прямо на стуле.

Прозрачные отдыхали, когда на подоконник вскочил молодой шнырлик в фуражке с синей кокардой. — Как? Уже? Перемешались, хлынули? — вскочил Нуч, потирая ушибленное место.

— Я уполномочен банком ООО «Энерджи Мечт», — коллектор заглянул в документ.- Папаша Крут и мамаша Нучёна и их дети Гудиш и Скрипёна не врали сдобремя, не сдали вовремя меч… ту…

— Ту…, ту или эту? — протянул Нуч, делая тайные знаки Гудёне и Скрипышу, которые вытаскивали из сундука довольно большую коробку.

— Эту-эту. Кто сказал «эту»? — Тут Нуч с Крутёной снова замигали отвлекающей иллюминацией.

— Даю вам пять, нет, три минуты, чтобы собрать и сдать мечты! — взвился коллектор, легко обнаружив подмену. — Счётчик пошёл. В тюрьме Акульего Острова ещё есть вакантные места. — Офицер надменно взглянул на мечтариков. — Короче, тащите сюда немедленно. Или мне делать обыск?

— Не надо обыск. У нас обычка, много обычки! — заверила Крутёна.

— А банку ООО «Энерджи Мечт» нужна необычка! — рявкнул коллектор.

— Крутя, неси сюда мечталки старшего Глэда — «смычок», «ноты» и «за…» и «за…»! — глухо сказал Тянуч.

— И «заячье ушко»! — подсказал из кроватки Скрипыш. — Но оно невз’рачненькое, вам не пон’равится…

— Мышью покоцанное…, — добавила Гудёна.

— К тому же оно одно!

— Ну, зачем вам оно? — хором спросили все.

— Его-то мне и надо, — плотоядно осклабился слуга закона. — Тащите всё сюда! — потребовал он.

И они отдали всё, что имели.

Но и на следующий день Скрипышку, который всё синел и синел, не стало лучше.

— Прозрачные мои, надо что-то делать! — сказала Крутиция.

— Скрипышок ещё очень слаб, — развела руками Гудёна, — а в нашем котелке ни единого шарика!

— Ловля не ладится, да и Глэды совсем отбились от рук! — воскликнул Нуч. Таких ленивых к мечтаниям созданий мы ещё не встречали!

— Что же нам делать, Нуч?! — спросила Крутиция.

— Нам нужны мечты и желания — продукты сознанья? А это можно легко устроить! — сказала Гудёна.

— Наша девочка проявится в мир непрозрачных?! — завибрировал Нуч, добавив шёпотом. — Но это же так опасно, и вообще считается преступлением!

— Именно мы, шнырлики, должны заставить этих Глэдов мечтать! — Крутиция покраснела, — То есть, сделать всё, чтобы они снова стали МЕЧТАТЬ!

— Гудёнок, обещай папе, что не сделаешь ничего плохого! — расчувствовался Нуч. Мечтарочка чмокнула в щёку отца, пообещав прилично себя вести. При этом она скрестила свои ножки, как скрещивают пальцы, врущие в глаза непрозрачные.

— Вот немного под’расту и такое забабахаю! — пробормотал Скрипыш, засыпая.

— О! Только не это! — простонал Нуч, хватаясь за свою синюю голову.

Глава 5

СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТИК

В этот серый будничный вечер никому из Глэдов, как и большинству жителей Нормвилля, совершенно ничего не хотелось. Мистер Глэд после работы отдыхал в гостиной, а миссис Глэд готовила, поэтому до домочадцев доносились запахи с кухни: то убежавшего молока, то пригоревших гренок. Николь, усадив Тима на коврик перед горкой кремов и тюбиков, делала ему мейкап.

Вдруг сам собой включился телевизор: «Шубки — полные лоска меняем на бабушкины обноски! — громко продекламировал он. — Мировые тренды-бренды: шкуру Кинг-Конга — красу Диснейленда, норку, бобра на драные свитера!»

Это хулиганила Гудёна — удлинившейся ногой включила пульт, ну, и слегка подмагировала. От неожиданности Марк уронил газету, а Розалия чуть не облилась кипящим молоком.

— Мммне показалось, мммусик, там что-то про шубки…, — объяснил мистер Глэд примчавшейся с кухни жене.

Но телевизор жил своей отдельной жизнью и с готовностью ответил: «Вам не показалось, мистер Глэд! Только сегодня и только для вас: Меха соболя и шиншиллы дешевле шинилла долетят и до вашей вершины! Даже если живёте в подвале, ведь на бирках написано „сале“!»

— Надо же, шубки, а я как раз хотела новую шубку, — заметно оживилась Розалия, а вместе с ней и Скрипыш с Гудёной.

— Ну, ты, мамч, и даёшь! — восхитилась Николь, окрашивающая тимкину чёлку в кислотно-зелёный цвет.

— Тепей я как сныйлик! — пролепетал Тим, довольный своим отражением в шкафу.

Николь хотела подфилировать чёлку брата ножницами, но миссис Глэд стала кричать и топать ногами, а потом сгребла Тима в охапку, пообещав вышвырнуть на помойку все эти «цветастые мазилки».

Конечно, воздействовать в его возрасте было строго запрещено, однако шнырлик надеялся, что его не накажут, а когда всё получится, то, возможно, ещё и похвалят. И он стал посылать пассы в сторону Розалии, которая, и правда, быстро успокоилась.

В это время снова заговорил телевизор…, как-то странно заговорил: «Прелестные шубки из ценных пород прилетят к вам домой, миссис и мистер Глэд, вот…».

— М-ммусик хочет п-п-пятую шубку? — сюсюкая, спросил Марк, а шнырлики подтянулись поближе.

Такие желания стоили очень немного, но, как говорят некоторые шнырлики: «лучше серый шарик в руках, чем радужный — в облаках…». И поэтому Крутёна открыла Магическую Супницу, Тянуч вытащил сетку, Скрипыш навёл рюкзачный раструб, а Гудёна нацелила барабан суперсачка.

— И вовсе не пятую, а четвёртую, а из норки всего лишь третью, — с обидой ответила мать семейства. — Сбил весь полёт фантазии. Выключи ящик, а то уже вообще ничего не хочется.

— Я с-с-снова ннне узнаю тебя, дор-р-рогая, — развёл руками Марк.

— Я и сама себя в последнее время что-то не узнаю, — растерянно призналась Розалия.

«Завтра в Нормвилле состоится беспрецендентная лотерея — продолжал призывать телевизор. — Победитель получит тур на Акулий остров — остров мечты! Спешите купить лотерейный билет скорее!»

— Может, купить билетик? — без особого энтузиазма предложила Николь. — Так, на всякий случай!

— В-в-вероятность в-ввыигрыша примерно р-рравна…, — начал мистер Глэд.

— Нулю, — отрезвила всех миссис Глэд.

— Ну, скажи «я хочу, я мечтаю…», — магировала Гудёна.

— Да, о мечтах…. Вот если бы счастливый билетик…, — начала Розалия, и полупрозрачный шарик мечты качнулся в сторону её шнырлочки Крутиции. — Если бы он оказался прямо на этом столе, тогда бы я, пожалуй…

— А это идея! — обрадовалась Гудёна.

— Ты что-то сказала, дочка? — переспросил Тянуч.

— Тебе показалось, папочка Нуч, — опустила глазки Гудёна. Она нарисовала в воздухе фигурки машины, домика и, наконец, острова, мечта о котором относилась к категории радужной необычки!

«Я так хочу… иметь» — промурлыкала миссис Глэд.

— Я так ХОЧУ… иметь…, — подпел мистер Глэд. — Имме-етть или не иммме — е-етьть. М-м-мечтать или не мечтать, вот в чём в-в-вопрос…, — философски заметил Марк.

Но всё это были ничего не стоящие пустышки.

В это время в который раз за этот день сам по себе включился телевизор. «Настало время сумасшедших скидок и акций»! — объявил диктор.

— Похоже на провокацию, — заметила Николь.

«Беспроцентный беспрецендентный и безво… и невозвратный кредит на машину вашей мечты. Только сегодня и только сейчас — сейчас взял, когда смог — отдал… — выигрываешь только ТЫ! —

— Нагло пообещали в телеке.

— Ух, ты! — приободрился мистер Глэд. — Вот бы взять новенькое авто. Жаль, конечно, что его «ух, ты» и «вот бы» как мечта не засчитывались…

— Например, удобную феррари, — прикрыла глаза Николь, продолжая отцовскую мысль, — если это, конечно, не разводилово.

— Размечтались! — можно было бы…, но… нельзя, как-то не хочется, — отрезала Розалия, удивляясь самой себе. — Выбрось эти глупости из головы. — Починишь старую, и будем отдыхать и веселиться безо всяких там лотерей!

— Ну, нет с ними никакой мочи! — всплеснула руками Крутёна.

Было воскресенье. В огромном нарядно украшенном торговом зале толпился народ. Непрозрачные пришли каждый со своим шнырликом: одни — за покупками, другие — из любопытства, третьи — в надежде на приз.

Географичка появилась у барабана моментальной лотереи одной из первых, с зажатой в руке толстой пачкой билетов. Она была одета в юбку-шотландку и новый синий жилет, из-под которого выглядывала тёмно-зелёная блуза с гигантским растопыренным жабо. Обута Дора была в тяжёлые (с виду, мужские) ботинки с оранжевыми, в тон шляпке, шнурками. Трак стоял на плече женщины, опершись о тулью шляпки, пёстрая лента которой всё время лезла к нему в глаза. Иными словами, в то утро мисс Зельц вырядилась как на праздник.

Когда Гудёна подобралась к длинному столу с разложенными на нём конвертами, розыгрыш туров был уже в самом разгаре.

— Сдай левее, да нет, правее! Тпрууууу! Не тот, не этот. Брось, Фу! Вот хапуга! — не своим голосом орал Трак Доре.

— Мои, мои конвертики! А ну, вас…, — отмахнулась географичка. — Я чувствую, сегодня мне должно обязательно повезти!

— И не тебе, а мне, а пока что вези! — подгонял пенсионерку прозрачный.

«Просканировав» все конверты, и Гудёна и Трак заметили скромный голубой конвертик, внутри которого и находился вожделенный «ТУР на АКУЛИЙ ОСТРОВ».

«А сейчас будет разыгран тур на Акулий остров, остров вашей мечты, и ещё много ценных призов!» — объявила ведущая в пышном боа.

— Мы у цели, Дороти! — шепнул Трак на ухо своей хозяйке. — Вон он, наш турик, можно даже руку не удлиннять! — рассмеялся Призрак, предвкушая скорую победу.

— Билетик мой! Счастливенький, сюда! — Пенсионерка буквально выскочила из жилета и ринулась вперёд с такой силой и скоростью, что Трак чуть кубарем не скатился с её плеча.

— Эй, полегче, я на это не подписывался! — взвился шнырлик. — Я сам всё устрою!

Но Дора уже нырнула в людскую гущу, плотным кольцом окружившую стол. Она расталкивала всех локтями, карабкалась по головам, чуть не свалив микрофон ведущей.

«Господа, прошу вас забирать ваши билеты согласно проставленным на них номерам!» — обратилась ведущая к публике.

— Сейчас я тебя ка-ааак вытяну и получу заслуженную пенсию — клад на тропическом острове! — возбуждённо воскликнула Дора, падая на стол и пытаясь дотянуться до лежащего на середине голубого конверта.

— Получишь-то ты, но всё достанется мне, — скривил мерзкую моську Трак. Но тут из окна подул ветерок, и конверт пополз по столу в сторону окна. — Тпру! Эй, бумажный, стоять! Куда полетел?

— Ты мне так нужен! — воскликнула географичка.

Она ещё не видела Гудёны, а только отползающий, скачущий и перелетающий с места на место билет. Это её удивило, но не испугало, ведь после знакомства с Траком-призраком её было сложно чем-то испугать. Но шнырлочка молниеносно бросилась к конверту наперерез с другой стороны.

— Прости, кто бы ты ни был, только…, только мне этот билет нужнее! — призналась шнырлочка. Эх, жаль, что с ней не было Скрипыша.

Дора видела мельтешенье, и слышала всё, что говорил Трак. Наконец, она догадалась:

— Нам мешает девчонка? Ну, давай же, призрак, гаси её и лови его! Ты ж обещал! — Вопила Дора, в зелёное жабо напоминающая растопыренную жабу в сбитой набекрень шляпке. Мисс Зельц топала ногами, и люди с недоуменьем оглядывались на неё.

— Нехорошо обижать стареньких, — пристыдил шнырлочку Трак. — Не отдам! Это я выпасал его для старухи!

— Для кого?! — опешила Дора.

— А мне для семьи и спасения брата, он очень болен. Ты же видишь, люди перестали мечтать!

— А кто щас здоров? Плевал я на людей, на тебя и на твоих родственничков! Мне она нужна! Бабка шарит в географии, и у меня на неё большие планы.

— И какие же? — ехидно сощурилась Гудёна.

— Не важно…. Нам позарез нужно на Акулий остров! Поэтому — от-ва-ли!

«А не много ли я ей выболтал?» — пронеслось в его голове.

— Не тебе одному нужно на остров! — дерзко крикнула шнырлочка.

На глазах у почтенной публики над столом «проявилась» розовато-лиловая голова и прозрачная рука Гудёны. Именно это испугало Дору и отвлекло Трака. Так они потеряли драгоценные доли секунды. «У нас что-то со светом, какие-то неполадки…», — взвизгнула ведущая, запутываясь в боа и падая.

К этому моменту Гудёна уже вся полностью материализовалась в торговом зале, а посетители бросились врассыпную, а мисс Зельц в полуобмороке съехала по стене.

«Это…, это такой видеоряд. Не разбегайтесь, прошу вас…. Второе и третье места тоже получат хорошие призы…» — растерянно бормотала ведущая, ползая по полу и собирая разбросанные конверты.

— Кажется, кто-то нарушает закон? И по-крупному? — проскрежетал Трак, чувствуя своё бессилие.

— Отдай конвертик, и я никому не скажу про тебя и про твоё мелко-гнусное преступление века, — притворно-приторным голосом попросил шнырлик, тихо добавив. — …Благодаря которому мир скоро узнает Трака — Акульего Призрака!

— Фиг, тебе, шантажист! — отрезвила его Гудёна.

Конверт плавно взлетел со стола. Люди вскочили со своих мест, но он уже взмыл высоко к потолку.

— Плакал мой кладик! — простонала мисс Зельц, тщетно пытавшаяся схватить заветный конверт. — Ненавижу, кем бы ты ни была! — проскрипела зубами пенсионерка, провожая взглядом скользящий по направлению к окну конверт.

Ссутулившаяся и постаревшая, она сидела на лавочке Торгового Центра, безучастно уставившись в рекламный плакат «Акульего острова». Там, на его вулканических отмелях, окажется кто-то другой, и этот другой откроет или отроет её, Дорин, клад.

Но так было в мире непрозрачных. А в Мире Прозрачных Гудёна перехватила его прямо на глазах у Трака.

— Вопрос в шариках? Не вопрос, — по-деловому заговорил Призрак. — Скажи только, сколько? Ну, же, давай! Только отдай мне «ТУР»!

— Не нужны нам ворованные мечты! — рассмеялась Гудёна, кладя конверт в поясную сумку. Чава-шнырлява!

— Сама ворует, а сама…. Вот засада! Жаль, мне нельзя светиться. Но обещаю — мы ещё встретимся! — зловеще проскрежетал Призрак.

На следующий день Гудёна подбросила конверт с туром на обеденный стол Глэдов.

Глава 6

«Я ТАК ХОЧУ ИМЕТЬ…»

Несмотря на зиму и полное отсутствие солнца, от натопленного камина в гостиной Глэдов валил сильный жар. За большим столом сидел Марк, рассеянно ковыряя ложечкой пустую тарелку, и время от времени поглядывая на вскрытый голубой конверт. Под столом играл с машинкой Тим, а его сестра расправлялись с третьим малиновым пудингом, подогнанным заботливой мамочкой.

— Семейство мечтариков сидело, точней, висело на хрустальной люстре.

— Н-ннаконец-то мы всей сссемьёй забуримся на нн-настоящий тропический остров! — сладко зажмурился мистер Глэд, живо представив себя на белоснежной отмели в окружении мерно накатывающейся изумрудной прохлады.

— Я всегда верила, что мечты сбываются! — сдавленно рассмеялась Розалия, наливая супругу чай с крохотным кусочком пудинга — недоеденного завтрака Тима. От этих слов сидящие на люстре человечки навострили уши.

— Уж если на остров, то только на обитаемый! — надула губки Николь. — С бутиками, лаунж зонами и лакшри!

— Бббудь з-зздорова! — сказал Марк, хотя Николь не чихала. Нннаш остров именно такой, об-ббитаемый! Дддаже ссслишком обитаемый, — и он снова представил себя на белоснежной отмели, но под палящим солнцем и в окружении сотен без умолку галдящих туристов.

Тим взглянул вверх и увидел сидящего на люстре Скрипыша, нацепившего как туфлю машинку на свою прозрачную ногу. Глэдам же показалось, что игрушка сама по себе вползает на вертикальную стену, а Крутёна погналась за сыном, чтоб наказать его за баловство. «О каком острове и отдыхе может идти речь с предками и этим микропупсом?» — пронеслось в голове Николь, и она ущипнула братишку за нос, отчего тот немедленно завопил.

— Вся ерунда в доме творится от выходок вашего отца! — возмутилась Розалия, принявшая «всплески радужных пятен» за симптомы своего давления. Скрипыш споткнулся, и туфля-машинка грохнулась на пол, а Тим заколотил ложкой по лысине сидящего рядом папы. Лицо Марка перекосилось, что сильно развеселило Николь.

— Масынчик сныйкнулся — сныйк-сныйлик, — нежно сюсюкнула сыну Розалия. — Вот и ко мне привязалось ваше дурацкое слово!

— Ну, скажи: «Я мечтаю поехать на ост’ров!» — подначивал Скрипыш, с силой дуя на волосы Розалии.

— Возможно, я МЕЧТАЮ, я хочу…, — начала она, поправляя выбившиеся локоны, как вдруг осеклась. — Радужные сияющие сферки, уже готовые перетечь в поясную сумку Гудёны, замерли в воздухе. — Просто я не хочу, чтоб мы ссорились. — И желания переспелыми сливами повалились вниз — и исчезли. — Мы будем отдыхать на всю катушку, плавать и веселиться, раз уж пусик преподнес нам такой неожиданный подарок! — сказала Розалия, поглаживая лысину Марка. — Ну, не скромничай!

— Ээтт-то н-нне я…, Я, ккконечно, и сам ппприобрёл бы тттур…. Н-нно это п-пправда не я…, — оправдывался Марк.

— Если это не папыч, тогда это… точно какие-нибудь чубзики, — покатилась со смеху Николь.- А что? Маленькие такие домашние монстрики. Спасибо вам, прозрачные! У-У-У-У-У…

А Тяуч оторвался от газеты и навёл на Николь стенкоскоп:

— И вам, Непрозрачная, хотя шутки у вас невзрачные…, — шнырлик укоризненно покачал головой с синими волосами.

— И, правда, идиотские шутки! — Гудёна покрылась цветными пятнами, вспомнив про своё недавнее «проявление» в мир людей. Хорошо, что этого никто не заметил.

— Ну, всё, муси-пусики, летим! — решила за всех Розалия. — Осталось только выяснить, почему этот Акулий остров так странно назван?

— Ну, хоть ты скажи: «Я мечтаю поехать на остров!» — Умоляла Гудёна дочь Глэдов, щекоча её веснушчатый носик.

— Я ХОЧУ, ха-ха-ха… чу-чу-чу, апппчхи! — по-настоящему чихнула Николь. — Апчхолодящее кровь название привлечёт на остров таких тупи… туристов как мы для извлечения из них, то есть, из нас максимальной прибыли! Хотя, если там не будет акул — то это просто отстой!

— Хоть кто-нибудь сегодня вспомнит ещё про мечту? — с безнадёжностью подумал Нуч.

— Меть-т-ууу, — проговорил Тим, «услыхав» шнырлика. Он заполз на четвереньках под стол и, стянув с него блюдце с пудингом, незаметно выгрузил его в кузов стоящей под столом машинки. Упс! Тут все Прозрачные, включая синеватого и ещё прихрамывающего Скрипыша, расселись по кругу хрустальной люстры над головами Глэдов.

— О! Как же я мечтаю попасть туда! — воскликнула Розалия.

— И я мечтаю попасть на остров! — к общему удивлению подхватила Николь.

— Лови необычку! — крикнул Тянуч своим, и в кошельки к домочадцам полетели радужные мечталки.

Строя рожицы человечкам, Тим водрузил машинку на пустой стул, выгрузив десерт из её кузова в карман своего отца. Было жарко, и мистер Глэд опустил руку в карман за платком, но когда вытер им лицо — оно оказалось всё в розовом пудинге.

— И я… мм-мечтаю! — непонимающе выдавил Марк, размазывая липкое сладкое.

— И я месьтаю, — пискнул Тим ангельским голоском, и оба семейства покатились со смеху.

Когда веселье утихло, слово взяла Розалия:

— Да, у каждого должна быть своя заветная МЕЧТА! — торжественно сказала она. — Лично я МЕЧТАЮ….- Тут шнырлики затаили дух. — Я МЕЧТАЮ о своём бунгало, ну, о домике на берегу моря: — И поток ещё одной ЗАЯВМЫ зазмеился в сторону Крутиции.

— Ну, что, Нучик, тряхнём стариной? — обрадовалась шнырлочка. Но поток никак не кончался, потому что фраза ещё не закончилась.

— С чердаком, с садиком, заросшим…, — продолжала миссис Глэд.

— Сегодня особый день, Крутя, можно и тряхнуть! — обрадовался Тянуч.

— Чертополохом? — попыталась угадать Николь. — Заросшим раскидистыми елями?

— Пальмами! — дом будет в тропиках! — наконец, договорила Розалия, а сияющая лента покорным клубком свернулась в сумке Крутёны. — Я МЕЧТАЮ каждое утро просыпаться от криков… — Миссис Глэд на полуслове задумалась, а лента, другая, чуть менее радужная, замерла на месте.

— От криков Тимона? — захохотала Николь. — О да! Он это может.

— П-ппетухов? — усомнился Марк.

— От криков обезьян, павуинов, или как их там…, бабианов…, — только сейчас Розалия словно очнулась от грёз.

— Угггу, баб-б-буинов…, м-ммусичек…, — с набитым ртом поддакнул Марк.

— Кстати, назвать остров «Акульим», хороший рекламный ход, — вклинилась Николь, а мистер Глэд недовольно буркнул:

— К-ккогда он, этот ос-с-стров, твой собственный. К-ккак там п-п-поётся? — И мистер Глэд запел, старательно выводя мелодию, ведь во время пения заикание начисто пропадало:

Я так хочу иметь в той голубой дали

Кусочек небольшой, недорогой земли.

Там, там, там, там, там, там,

Где, где, где, где, где, где

Растут раскидистые пальмы

И одна орхи-де-яяя.

Пока Глэд старший пел, а Скрипыш материализовал остров, хотя ему строго-настрого запрещали магировать. Остров раздулся, как шар, и не хотел пролезать сквозь окантовку люстры, как ни пытались шнырлики пропихнуть его вниз. Люстра стала раскачиваться, осыпаясь дождём, зазвенел хрусталь.

Глэды задрали головы кверху, а Николь со страху взобралась на стол. Наконец, когда все успокоились, Прозрачным всё-таки удалось втолкнуть «остров-шар» в «орбиту» люстры, приблизив его к голове мистера Глэда.

— Да, я М-м-м-м…, М-М-МЕЧТАЮ о… с-с-собственном острове! И что??? — заверещал Марк фальцетом, а Нуч приготовил для ловли одолженное у людей чайное ситечко, в которое каким-то образом вместилась целая куча радужек.

Лицо Розалии удлинилось, а младшие Глэды с открытыми ртами уставились на отца.

— Но пусичек, ты же и плавать-то не умеешь! — всплеснула руками миссис Глэд.

— Ничего, мусичек, а я пппо бережку ппп-охожу.

— Тренера не обещаю, а учиться ты будешь… на берегу, с мелким, — мать семейства посмотрела на сына, затем на мужа, выдувавшего в кружке Тима радужные пузыри.

А мечтарики прыгали и носились, изображая «плавание» над беззаботными Глэдами. Стоит ли говорить, что в этот счастливый день все кошельки, сачки и рюкзачки оказались битком набиты радужными мечтами.