Бесплатный фрагмент - Шесть минут до конца лета

МАТИЛЬДА

Литературная порка

В библиотеке было прохладно. Старое здание так хорошо укрывало от июньского зноя, что редкие посетители зябко ежились. Сотрудницы, которые проводили здесь весь восьмичасовой рабочий день, и вовсе кутались в вязаные шали. На верхних этажах библиотеки было свежо, непыльно, пахло лавандой и старыми книжными страницами.

— Здравствуйте, — произнесла Женя, переступая порог просторного кабинета.

Табличка на двери гласила, что это отдел иностранной литературы.

— Эй, есть кто-нибудь?

Женя прошла вдоль стеллажей, скользя указательным пальцем по корешкам, и остановилась возле оригинального «Гарри Поттера» в черных глянцевых обложках.

— Привет!

Из-за дальнего стеллажа вышла девушка. Вернее, сначала вышла ее улыбка, а потом проявилась она сама — как Чеширский Кот, ей-богу! Черные гладкие волосы, подстриженные под каре, вздернутый носик, губы бантиком, накрашенные красной помадой, — симпатичная. Юбка короткая, ножки крепенькие, как у белого гриба, и такие же нетронутые солнцем. Жене показалось, что девушка пахнет лесом, росой и сырой землей.

— Здесь сегодня почти никого нет, — сказала она. Ее голос звенел колокольчиком. — Краеведы ушли курить — и с концами. Им можно, к ним в конце недели никто не ходит. Остальные — в другом крыле, готовятся к мероприятию.

Женя улыбнулась.

— Я — Матильда, — представилась девушка.

— Женя.

— Тебе платить сразу?

— Как хочешь.

Матильда сняла свою сумочку со спинки стула и достала тысячу рублей. Долго она не копалась, наверняка приготовила заранее. Женя спрятала деньги в карман шорт. Движение было отработанным и ненавязчивым, будто светлый ангел тихим крылом прошелестел.

— Что мы делаем сегодня? — деловито спросила она.

Матильда засмущалась.

— Дело в том, что… Короче, я — писатель.

Писатель — это хорошо. Писатели мирные, почти без придурей и без невыполнимых желаний — и все рано или поздно принимаются читать вслух что-то свое. Сиди, слушай, потом немного критикуй и много хвали.

— Сегодня у нас литературная порка, — поведала Матильда.

— Что? — не поняла Женя.

— «Литературная порка», мероприятие такое. Начинающие писатели и поэты будут вслух читать отрывки из своих произведений, а маститые — их критиковать.

— Интересно. А ты в каком жанре работаешь?

— Любовное фэнтези, — Матильда смутилась еще больше. — Я написала только один роман, и…

Матильда замялась.

— Мне он очень нравится, но… мне страшновато туда идти.

Для поддержки на публичном выступлении Женю звали часто: когда сажаешь в зал своего человека, велишь ему одобрительно кивать и улыбаться, становится легче говорить.

— Смотри, как мы сделаем… — Женя хлопнула в ладоши. — Каждый раз, когда тебе покажется, что ты теряешься, просто ищи в зале меня. Смотри на меня, хорошо?

Теперь главное — не заснуть, иначе бедная Матильда останется одна-одинешенька на своей порке.

Мероприятие сервировали в читальном зале. Здесь с потолка свисала большая хрустальная люстра, красовалась подновленная лепнина, а истрепанные стеллажи с томами середины прошлого века перемежались с новыми, из «Икеи», заполненными книгами в модных твердых обложках. Работницы культуры — тоже ничего приметного. Не синие чулки, но и не знойные молодухи в хипстерских очках и наглухо застегнутых кардиганах на полных грудях. Обычные. Как в бухгалтерии, с редкими вкраплениями возрастных мужиков.

Пахло лаком для волос, спиртом из бокалов с самодельным «Бейлисом» и морковными котлетами — на входе стояли подносы с выпивкой и закусками. В воздухе летали мелкие блестки, сорвавшиеся с чьих-то причесок, слышались деликатные смешки и шуршание нарядов — вечер разгорался.

Матильда прошла в первый ряд к остальным «провинившимся» авторам и несколько раз нервно оглянулась на Женю. Женя ободряюще кивнула ей и уселась в проходе так, чтобы Матильда ее видела.

Наконец все чинно расселись, кто-то прокашлялся, и на сцену поднялся ни много ни мало романтический герой. Ему подобострастно зааплодировали быстрыми взволнованными хлопками. Особенно старались взрослые женщины с высокими прическами — их набралось на целый ряд.

Романтический герой подмигнул кому-то со сцены. Его длинные черные с легкой проседью волосы были собраны в хвост, физиономию украшал орлиный нос, рубашка была расстегнута, на шее серебрился кулон-талисман на черном тугом шнурке — но все это было аккуратное, прилизанное, приличное, «библиотечное», словно он перед выступлением час провертелся перед зеркалом, укладывая воротничок то так, то эдак, прикидывая, как ему смотреться еще чуточку круче. Женя усмехнулась.

— Для тех, кто меня не знает — если такие, конечно, здесь есть — меня зовут Владислав Вячеславович Земсков. Я — заведующий библиотекой.

Снова аплодисменты. Кто-то даже выкрикнул протяжное «У-у-у». Заведующий библиотекой развязно поклонился, как провинциальная рок-звезда.

— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — начал он свою речь.

— О Боже! — едва слышно произнесла Женя.

Заведующий кратко обрисовал регламент встречи: сначала вы — нам, потом мы — вам, а закусывать можно уже сейчас, если вы голодны. Рабочий день ведь только что кончился, в самом деле!

— Я и моя заместительница Анастасия Емельяновна будем модераторами сегодняшней дискуссии.

Анастасия Емельяновна встала и с удовольствием раскланялась. У нее была такая же высокая и пышная прическа, как у аплодирующих дам на соседних от Жени стульях.

— Ну что ж, начнем! — Земсков хлопнул в ладоши и, желая продемонстрировать свою молодецкую удаль, спрыгнул со сцены.

И вечер покатился словно санки с горки. Авторы выходили, выбегали, выпрыгивали на сцену, откашливались и обволакивали зал своими рифмами и текстами. В программе были в основном стихи, и когда авторы заканчивали с выражением читать, их хвалили или легонько журили за отсутствие рифм, пауз, иногда даже смысла. Жене хотелось протяжно зевнуть во весь рот и с хрустом потянуться. Было очень скучно.

— Теперь послушаем Матильду Удальцову, нашу самую красивую сотрудницу, — подал голос главный концертмейстер с первого ряда.

Ого! Женя села ровно и вытянула шею. Похоже, он неровно дышит к Матильде! Дурак ты, Земсков, даром что заведующий! Так девчонку подставлять! Женя со всей ясностью увидела, как насупилась Анастасия Емельяновна при слове «красивая». На саму Матильду она теперь смотрела коршуном.

— Красивую? Хех! — ядовито усмехнулся женский голос сзади. — Кому и корова — невеста!

— Кобыла, — на автомате поправила Женя, но ее никто не услышал.

Матильда поднялась на сцену, смущенно кашлянула и расправила сложенные вдвое распечатки, что держала в руках. Женя послала ей жизнеутверждающую улыбку и ободряющий кивок.

— Здравствуйте, — чересчур громко произнесла Матильда. — Я прочту вам отрывок из моего романа. Он называется «Третья жена».

Женя услышала вокруг тихие смешки.

— Роман, ишь ты!

— Писательница…

— «Третья жена»?! — прошептал кто-то справа. — Это моветон — писать о Третьей Жене.

— Правда, о Третьей Жене уже все всё написали…

Аудитория настроена критично, куда критичнее, чем к другим авторам. Вон как зашевелились! Это плохо. Значит «пороть» бедную Матильду за ее романтическое фэнтези будут больно.

Но в одном они правы: «Третья жена» — самая затасканная городская легенда Белых Гор, самый затертый сюжет. Его уже использовали все, кто смог: блогеры, фотографы, писатели, поэты, художники и перформансисты, даже целые театральные труппы. Белые Горы за шесть прошедших лет были завалены спектаклями, инсталляциями и прочими произведениями искусства, посвященными только одной девочке-пай, которую угораздило влюбиться в хулигана.

История была стара как мир и обыкновенна, как хлопчатобумажные носки, но в Белых Горах по части легенд было скудновато. Здесь до сих пор считалось паранормальным исчезновение грузовиков, которые во время войны вывозили из города иконы и другие художественные ценности. Однажды в сорок третьем колонна выехала из города, по пути куда-то свернула, задержавшись на пару часов, а в место назначения прибыла уже порожняком. Ходили слухи, что через пятьдесят лет где-то за рубежом всплыли эти иконы, но белогорцы были упрямы и настаивали — это исчезновение было загадочным!

— Она антагониста в этой книге назвала Влад Земский, по сюжету он безумно влюблен в главную героиню, — прошептала Жене ее соседка справа.

Женя не ответила. Она улыбалась нервничающей Матильде.

Матильда тем временем глубоко вздохнула и принялась читать, сначала тихо, затем чуть громче, добавляя в голос оттенки.

Макс притянул Еву к себе и принялся целовать, на этот раз размеренно, даже с ленцой. Незаметно они оказались на заднем сиденье, где с плеч было сорвано платье, а поцелуи — медленные, тягучие и сладкие — покрыли ее ключицы. Ее губы распухли, а щеки покрылись ярко-розовым румянцем.

— Погибнем?

— Погибнем…

— Какая бездарная графомания, — бросил кто-то сзади.

— Порнография…

— Она даже имена не поменяла, — вздохнула Женина соседка справа.

Соседка как-то странно ерзала на сиденье, и у нее самой лицо горело лихорадочным румянцем — текст ее взбудоражил.

Жене отрывок показался куском дневника пятнадцатилетней девочки, самой настоящей «днявочки», в которой девятиклассницы описывают своих мальчиков и заклятых подружек. Но Матильда читала его с таким удовольствием, что Женя невольно заслушалась. К тому же главный герой, Макс, у Матильды оказался колдуном, охотящимся на зазевавшихся девиц, что ее немало повеселило.

Когда писательница перевела дух, а ее героиня после неуклюжего признания в любви принялась бродить по городу под любимую песню автора, Женя украдкой оглядела людей в читальном зале.

Земсков задумчиво гладил себя по бедру и рассеянно смотрел на Матильду, зато его заместительница крутила в руках карандаш, не скрывая радостного предвкушения. Женина соседка что-то радостно строчила в блокноте. Литераторы на первых рядах — благородные люди — скалились, будто почуяли кровь.

Мати закончила читать и по тишине поняла, что что-то идет не так. Она долго и очень аккуратно складывала свои листки, прежде чем поднять глаза.

— Автор, вот ваш последний диалог, — взяла слово Анастасия Емельяновна, поднявшись и церемонно расправив юбку, — вы только что сами прочитали его вслух и с выражением. Вам самой понравилось? Или вы все-таки услышали, как он фальшиво звучит?

Матильда не успела ответить, потому что слово подхватила Женина соседка справа. Со своего места она подскочила как ужаленная. Женя от неожиданности чуть не свалилась со стула.

— Посмотрите, как вы описываете глаза! — почти выкрикнула она, сверившись со своими записями в блокноте. — Это какие глаза? Зеленые с черными крапинками? Разве такое бывает? А потом это ваше, я записала… «Крапинки мне помахали»?

Матильда покраснела. Ее пылающие щеки были видны даже из середины зала.

— Я могу, например, вообразить машущие крапинки, — не выдержала Женя, глядя на выступающую снизу вверх. Она повысила голос, и ее тоже было слышно на весь зал. — Запросто! И глаза в крапинку бывают!

Теперь весь зал смотрел на Женю, а не на Матильду. Соседка справа опешила.

— Ну, раз так… — пролепетала она и села, покраснев при этом не хуже Матильды. Женя усмехнулась и перевела взгляд на сцену.

— Коллеги, у кого-нибудь есть еще замечания? — Анастасия Емельяновна не дала сбить себя с толку.

Литераторы с первых рядов мгновенно подхватили брошенную им кость и принялись увлеченно грызть коллегу. Особенно усердствовали женщины с прическами: кто-то кудахтал, что так никуда не годится, это не литература; кто-то визгливо цитировал избранные места; кто-то вещал, по-учительски подбоченясь. Они умудрялись перебивать даже друг друга, поэтому даже речи не шло о том, чтобы дать Матильде хоть как-то ответить и защитить себя.

— У вашего героя идеальная стрижка, как будто он только что из парикмахерской, но пыльный камуфляж, как будто он только что из похода. Вы уж определитесь!

— Матильда, общее впечатление от текста пока такое: картонная речь картонных персонажей в картонных декорациях. Ни одной живой фигуры. Язык гладкий, но очень похоже на школьное сочинение — хорошего, надо сказать, уровня — но со штампованными красивостями и канцеляризмами.

— Эти ваши приемчики дешевые, бульварно-романтичные такие… Краснеть, губки закусывать и все такое…

— Начало романа неудачное, на мой взгляд. Вы хотели создать интригу, но не дали читателю ничего для фантазии. Этот ваш Макс, он какой? Большой или маленький? Сильный или слабый? Жестокий или добрый, но в тоске? В общем, слушаю что-то, а что слушаю — понятия не имею…

— Этот текст — очередное подражание графоманке, распиаренной страдалицами пубертатного возраста!

— Вы ахинею какую-то написали!

— Это нечитаемо. Чистить текст!

— Даешь длинноты, обороты, причастия! Побольше «-вшей»! Пусть текст будет не только картонным, но и омерзительным стилистически.

Женя даже растерялась. Никого из предыдущих чтецов так не критиковали, а поэты, выступавшие перед Матильдой, были не бог весть какими мыслителями. И текст «Третьей жены» был не настолько плох, чтобы выливать на него столько помоев.

— А получили вы по заслугами, так что не обессудьте! — припечатала напоследок Анастасия Емельяновна.

— Так насильники говорят, — снова не выдержала Женя. И все снова обернулись на нее. Анастасия Емельяновна скривилась.

Матильда держалась молодцом. Она не плакала и даже находила в себе силы кивать в ответ на жестокие слова своих критиков, и только плотно сомкнутая челюсть и побелевшие крылья носа выдавали ее напряжение.

— Я думаю, на этом можно закончить, — произнес Земсков, вставая.

Довольным он не выглядел в отличие от своей заместительницы. Анастасия Емельяновна лучилась довольством, словно только что мазалась медом и щебетала с подружками в парилке. У нее даже лицо лоснилось похоже — только махрового тюрбана на голове не хватало! Жене невольно захотелось стукнуть ее по мясистому затылку.

Зрители поднимались со своих мест, разминали затекшие ноги, выпивали, закусывали котлетками, то и дело поглядывая на Матильду, которая спустилась со сцены и поспешила к Жене.

— Ты — молодец, — она подхватила ее под локоть. — Хорошо держалась.

Женя взяла с подноса бокал с домашним «Бейлисом». Тот противно расслоился на водку и сливки, которые в духоте кабинета свернулись в творог. Она поморщилась и поставила выпивку обратно.

— Пойдем отсюда скорее.

— Пойдем, — покорно сказала Матильда.

Она принялась запихивать внутрь сумки свои распечатки, но ее руки тряслись и не слушались. Женя забрала у нее и сумку, и бумаги, сложила все сама, застегнула молнию и подтолкнула Матильду к выходу. Из читального зала они вышли быстро и ни на кого не глядя.

— Спасибо, — сказала Матильда тихо, когда они почти бегом вывалились из вестибюля библиотеки на остывающую улицу. — За поддержку.

— На здоровье. Ты домой? Тебя проводить?

— Нет. Я тут, рядом…

Матильда показала рукой в парк, раскинувшийся рядом с библиотекой. На его восточной окраине ютился новый жилой комплекс — несколько модно застекленных многоэтажек.

— Хочешь, я побуду с тобой?

— Нет, у меня денег больше нет.

— Мне все равно в ту сторону, — сказала Женя тихо, — я отстану от тебя на двадцать шагов. Если захочешь поговорить, просто обернись.

Мати кивнула и бодро зашагала прочь.

Чем дальше они углублялись в парк, тем медленней шла Матильда. Ее плечи обреченно опустились, ноги оступались. Когда библиотека скрылась за деревьями, Женя решительно нагнала ее, развернула и крепко прижала к себе. Матильда всхлипнула, и слезы, хлынувшие из ее глаз, намочили Жене плечо.

— Разве я это заслужила? Почему они так со мной? А сами они много чего написали?

Матильда очень многословно то костерила своих врагов, то взывала к их жалости, по-детски утирая слезы ладошками. Выплеснув соленой влагой свое негодование, она довольно быстро успокоилась.

— Я не должна плакать, да? — улыбнулась она сквозь слезы, когда они расцепили объятия. — Я — дурочка, да?

— Вовсе нет, — Женя погладила ее по плечу. — Плакать можно, а иногда — нужно и важно. Просто никому не показывай своих слез. Из-за твоих слез критики почувствуют себя виноватыми, а это очень неприятно — чувствовать себя виноватым, и за это они могут тебя возненавидеть. За то, что заставила чувствовать вину за себя и свое гадкое поведение. Короче, станет только хуже.

— Серьезно? Никогда бы не подумала!

Они двинулись по тропинке. Матильда думала вслух.

— Ну, жанр это такой. Он не всем нравится. А тебе понравилось?

— Да, — соврала Женя. — Мне понравилось тебя слушать.

— Я вложила всю душу…

Эта песнь неоцененного художника, та, что о душе, была бесконечна. Правда, она в конце концов сводилась к подсчету затраченных на литературу человекочасов и пылкому заявлению о нежелании работать дальше. Но Женя слушала и сочувственно кивала.

— Я не буду больше плакать, — пообещала вдруг Матильда. — Я просто напишу что-нибудь новое. Не про Белые Горы!

— Это хороший настрой, — улыбнулась Женя. — Напиши, как на эту противную Емельяновну библиотечное привидение напало.

Матильда рассмеялась.

— Это мой дом, — Матильда показала на новостройку.

— Может, пройдемся еще? — предложила Женя. — Чтоб ты домочадцев слезами не пугала…

Матильда открыла сумочку и протянула Жене еще две купюры.

— У меня правда больше нет, — сказала она.

— Мы что, уже час тут гуляем? — удивилась Женя, пряча купюры в тот же карман.

— Ну да, — подтвердила Матильда. — Слушай, давай встретимся завтра! Приходи в гости, квартира шестьдесят семь.

— Хорошо.

Женя смотрела ей вслед, пока она, махнув рукой, не скрылась за железной дверью подъезда.

И только тогда, когда глухо стукнул магнит домофона, Женя почувствовала, как она устала. И дело было даже не в скучных текстах, агрессивных библиотекарях и запахе морковных котлет, а в том, что Матильда была четвертой за сегодня. Или пятой. Женя достала купюры из кармана, а со спины сняла маленький рюкзачок и нашарила в нем свой кошелек. В кошельке оказалось чуть меньше десяти тысяч, что никак не прояснило ситуацию: четвертая была Матильда или пятая.

Женя сложила купюры в кошелек.

Но на сегодня почти всё. Слава Богу!

Она свернула на соседнюю аллею, чтобы до дома добраться переулками — нет сил брести в толпе.

Дома было прохладно — работал кондиционер. Женя щелкнула пультом, крышка кондиционера, чавкнув, закрылась. Она подошла к окну гостиной, выходящему во двор, и открыла его настежь. Здесь, на подоконнике, сохли четыре больших бруска мыла: желтое с травами, розовое земляничное, фиолетовое с лавандой и зеленое, пахнущее чем-то ядовитым. Бруски были фабричные, одинакового размера, два с начинкой: в основу желтого и зеленого были вмурованы ароматные травинки. Женя провела рукой по стопке — стопка приятно стукнула — взяла розовое, подбросила на ладони.

На бруске стоял неаккуратный штамп — название фирмы и «160 лет».

Женя поднесла его к носу и вдохнула. Пахнет как детство. Летнее утро, свежевыстиранные простыни, которые бабка развешивала здесь, во дворе, под окном — они пахли точно так же. Маленькая Женя часто путалась у нее под ногами — ей нравилось, как прохладные влажные тряпки трогают ее лицо и цепляют волосы, когда она пробегает под ними, — за что часто получала мокрой наволочкой по заднице.

Тогда еще не было ядовитых химических отдушек, и туалетное мыло пахло почти так же, как хозяйственное. Чуть тоньше, чуть слабее, но так же. Женина бабка прятала мыло в шкаф — большие куски «Земляничного», которые продавались без упаковки — и вся ее одежда и все постельное белье пахло этой щелочной земляникой.

Женя провела пальцем по штампу и ковырнула мыло ногтем. Мягкое, жирное, плохо сохнет, будто по старому советскому ГОСТу сделано. Бабкино, наверно, было такое же, но высыхало до трещин, потому что лежало в шкафах годами.

Она прижала мыло к губам. Ей захотелось, чтобы запах стал ярче, чтобы заполнил ее ноздри, потом — пазухи, потом — всю голову и вытеснил из памяти сегодняшний вечер.

Женя взяла канцелярский нож и земляничный брусок, подошла к окну напротив, выходящему на проспект Довлатова, и рванула раму. Теперь в прохладную комнату ворвался нагретый пыльный воздух и смешался с дворовой свежестью. Проспект горел фонарями, лампионами, вывесками, грохотал ненавязчивой летней попсой из колонок кафе. Из кафе на первом этаже Жениного дома вывалилась развеселая компания женщин разных возрастов.

Женя услышала знакомые голоса и присмотрелась. Точно, тетки из библиотеки! Вон противная Емельяновна! Прически растрепались, голоса раззадорены алкоголем, веселые и свободные женщины двадцать первого века. А бедная Матильда, наверно, сейчас плачет…

— Вот она ваша паства, кафе «деГуж», — усмехнулась Женя. — Растоптали товарку и айда праздновать!

Она клацнула канцелярским ножом и принялась быстро кромсать земляничное мыло. Длинные гладкие розовые ломти падали на подоконник. Резка шла туго, мыло и правда было влажным и оттого неподатливым.

Но резка приносила облегчение.

Теперь она сможет заснуть.

Как ее можно не любить?

— Я правда впервые в жизни подумала, что я с ума сошла! Представляешь! Я захожу, закрываю за собой дверь, иду к окну, чтобы открыть его, и вдруг чувствую, что холодно. А я еще вспомнила, как ты мне вчера предлагала про привидение написать, ну, что оно в библиотеке завелось и напало на Емельяновну. Ты помнишь?

Женя уже поняла, что с Матильдой не так. Матильда говорила. Говорила, говорила, говорила — очень много. Она переводила дыхание, меняла тему и начинала говорить снова. Впрочем, обнаружилось, что тему могла переводить и сама Женя. С Матильдой было легко. Поскольку ответа она не требовала, то можно было даже не слушать.

Квартира у Мати была потрясающая. На четырнадцатом этаже с видом на парк и крышу библиотеки, с большими светлыми окнами, с маленьким безрамно остекленным балконом. Но главное — обстановка. Легкая светлая мебель, диваны и кресла без каркасов, маленькие разноцветные вазочки то тут, то там. Модные светильники и повсюду доски для записей — магнитные, на которых можно было черкать маркером, пробковые, к которым булавками крепились маленькие разноцветные записочки, и разнообразные декоративные решетки, к которым бумажки цеплялись прищепками. Комнат было две: гостиная и спальня.

— Ты потрясающе организуешь пространство! — заметила Женя. — Ты сама все обустраивала? Очень дорого вышло?

— Не очень. «Фикс Прайс», «Порядок», «Алиэкспресс»… Кресло-мешок сшила сама. На мебель пришлось потратить деньги, но не очень много. Она на самом деле обычная, просто я купила немного мебельной ткани, ладно, много мебельной ткани, поначалу я постоянно делала все неправильно. Ладно, еще много видео на «Ютюбе». Хочешь, я тебя научу? Хотя для этого нужен художественный вкус. Я не говорю, что у тебя его нет, просто этому нужно учиться. Я тоже не профи…

— Ты одна живешь?

— Нет, с любимым человеком… Не то, чтобы живу, он ночует у меня три ночи в неделю…

— Мати, милая, не обязательно рассказывать всё вот так сразу, — произнес мужской голос за их спинами.

Мати запнулась и покраснела. Женя обернулась.

— Здравствуйте, — сказал ей с улыбкой Владислав Земсков, заведующий библиотекой, выходя из спальни. На нем были шорты до колена, открывающие волосатые икры, и плюшевые тапки-«зайцы».

Вблизи ему оказалось лет сорок пять, и он, с его длинными волосами и кулоном-когтем на шее, напомнил Жене молодящегося плейбоя-миллионера, погрязшего в долгах и безделье.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Женя, — я не вовремя?

— Очень вовремя. Мати, малышка, свари кофе.

Матильда кивнула, послала Жене хитрую улыбку и вышла из комнаты. Земсков присел на диван и указал рукой на кресло перед собой. Женя послушно села напротив.

— Матильде сложно завести друзей, — начал он. — Видите ли, все свободное время она тратит на сочинительство, а на работе, — он развел руками, — вы сами понимаете… В женском коллективе волей-неволей придется разговаривать о своей личной жизни. А как рассказать про меня? Я ведь женат…

Он посмотрел на Женю исподлобья, ожидая реакции.

Женя проглотила усмешку. Неверностью женатого мужчины под полтинник ее было не удивить.

— В общем, мы о нас не болтаем, — продолжил Земсков. — К тому же моя заместительница очень огорчилась бы, узнав, что это я редактирую тексты Мати. Последний вчерашний диалог, который ее так покоробил, — моя работа.

Женя улыбнулась.

— А крапинки? Те, что черные в зеленых глазах? — спросила она.

— На крапинках настояла я, — с улыбкой сказала Мати, появляясь в гостиной с подносом.

На подносе тоже стояла вазочка с розочкой. Маленькая вазочка с маленькой кустовой розочкой. И весь этот антураж был таким ненавязчивым, таким милым и так подходил Матильде, что не удивительно, что Земсков торчит здесь три ночи в неделю и носит пушистые тапки. Здесь было уютно до чертиков.

— Я ее очень люблю, — Земсков схватил Матильду за руку, едва та успела поставить поднос на низкий журнальный столик, и смачно трижды поцеловал ее кисть. — Как ее можно не любить?

Женя снова улыбнулась. Если мужчина начинает прилюдно говорить о любви, особенно об огромной и всеобъемлющей — значит грядет расставание. Это что-то вроде аутотренинга и самый верный признак!

А чье-то расставание для друга на час — это большая денежная удача.

— А она с меня в своих романах злодеев рисует, — сообщил Земсков.

— Очень выпуклый получился злодей, — заметила Женя.

Мати послала ей беглую улыбку и упала на диван рядом с Земсковым, но тут же подскочила как ужаленная.

— Ой, сахар забыла!!! Женя, у тебя в профиле написано, что ты не пьешь кофе. Я сделала тебе зеленый чай, — крикнула она уже из кухни.

— Спасибо! — крикнула Женя в ответ и взяла в руки большую чашку с чаем.

— Когда Мати не со мной и не пишет — а она сейчас почти не пишет — то ей очень одиноко, — продолжил Земсков, понизив голос. — Собственно, это была моя идея, с другом на час. И, если честно, там, на мероприятии, мне понравилось то, как вы ее защищали.

Женя кивнула. Таких друзей у нее был не один десяток: скучающие принцессы, игрушки стареющих ловеласов, которым нечем заняться между свиданиями.

— Судя по тому, как ее критикуют, все догадываются о ваших отношениях, — уверила его Женя, отхлебнув из чашки.

Земсков оглянулся на дверь.

— Я хотел попросить… Присылайте счета сразу мне, хорошо? Ну, я не знаю, как у вас там… Отчеты? Короче, просто дружите, а я буду платить.

— Хорошо, — пообещала Женя и обратилась к вернувшейся Мати: — Очень вкусный чай, спасибо. Ты очень заботливая.

Мати кивнула со смущенной улыбкой.

— Да, она у меня такая!

Матильде было легко и приятно говорить комплименты.

— Я рассказывала Жене про привидение, когда ты появился, — поделилась Матильда.

— Ты не успела ничего рассказать, — напомнила Женя.

— Я почувствовала, как упала температура, хотя кондиционер не работал, дверь не была открыта, как и окна…

— Детка, всему есть объяснение, — мягко сказал Земсков. — Где-то хлопнула дверь, дунуло из вентиляции…

— Не дунуло, а именно температура упала, — заупрямилась Мати.

— Белогорской библиотеке не помешало бы свое привидение, — Женя отхлебнула еще чая. — И если его там нет, то его стоит выдумать. Как в Павловском дворце. У них, когда появился призрак, продажи билетов подскочили на триста процентов.

Земсков живо выпрямился.

— А как это можно сделать?

Женя, не ожидавшая такой реакции, подпрыгнула и облилась чаем.

— Извините, — смутился Земсков, подавая ей салфетку. — Видите ли… У нас такая ситуация… Молодежи сейчас не интересны библиотеки. У них есть цифровые книги, аудиокниги и совершенно нет свободного времени. Мы заманивали их бесплатным вайфаем, но появился безлимитный мобильный интернет. Мы стараемся, придумываем — и в целом у нас все неплохо…

— Языковые курсы, книжный клуб, — добавила Мати.

— Но было бы здорово привлечь внимание к краеведческому отделу? — спросила Женя с улыбкой.

— Да, — живо подтвердил Земсков. — Внимание… Финансирование…

— А в Павловске был призрак? — спросила Мати. — Настоящий?

— Нет, — Женя покачала головой. — Это оказалась пыль в инфракрасной подсветке.

— Какая проза! — рассмеялась Мати.

— Интересно, а можно нам сделать такую же пыль? — Земсков задумался.

— Пыль сделать легче легкого, — уверила его Женя. — Вот легенду придумать тяжело…

— А вот и нет! Мы сейчас, в два счета! — воскликнула Матильда.

Женя совсем забыла, что Мати пишет фэнтези.

— Время? Советское? — спросил Земсков у Мати.

— Может, военное? В каком году вообще была построена библиотека?

— В тысяча восемьсот девяносто седьмом, — уверенно ответил Земсков.

— Большой простор для фантазии, — Мати даже ладошки потерла. — Столько всего в библиотеке могло произойти за целый век! За полтора века. За век двадцать.

— Берите то, что проще, — посоветовала Женя.

Она на телефоне смотрела цены на неодимовые магниты.

— Потерявшийся ребенок? — предложила Мати. — Дети — это страшно!

— Слишком трагично, — отвергла версию Женя. — И сложно. Дети ведь просто так не пропадают. Придется статьи какие-то газетные подделывать, да и жестоко это как-то…

— Тогда пусть будет девушка, — снова вкинула Мати идею. — Которая пострадала от любви… Не трагично, но поэтично.

— А как ты сделаешь привидение? — спросил Земсков, незаметно перейдя на «ты».

Женя хитро улыбнулась.

— Пойми, у меня интерес не праздный. Есть правила… Мне бы хотелось подробностей, — настаивал заведующий.

— Все абсолютно пожаробезопасно и нетоксично, — уверила его Женя. — Если не затягивать призрака ноздрями. Возможно, будет немного пыльно. Если хотите, чтобы привидение серебрилось при луне, выйдет немного дороже.

— Я хочу, чтоб серебрилось, — разохотилась Мати.

Земсков кивнул с сомнением.

— Бирюзовым или зеленым?

— Бирюзовым! — выбрала Мати.

Она подлила Жене еще чая из маленького белого чайничка.

— Еще можно сбрасывать книги с полки, — придумала Женя.

— Не надо! Это чревато повреждениями книжного фонда, — возразил Земсков.

— Вчера Маша с абонемента два словаря уронила в ведро с водой, и никто не поморщился, — со смехом поведала Мати. — Просто списали как вышедшие из строя.

— Кошмар! — вознегодовал заведующий библиотекой.

Мати пожала плечами.

— А как книги сбросить с полок? Леской? — спросила она. — Хотя нет, леску будет видно.

— Нет, — Женя подняла палец вверх, — нужна приспособа с пружиной. По принципу УСМ в огнестреле! Пружина, только вместо бойка она толкнет книгу…

— У тебя техническое образование? — заинтересовался Земсков.

— Да, неоконченное, — отмахнулась Женя.

Она схватила с ближайшей поверхности бумагу для записей и мягкий карандаш и принялась зарисовывать свою идею. Земсков и Матильда наблюдали за ней как завороженные.

— Еще нужна фотокамера, старая, с покоцанной матрицей. Сделаем снимки, потом — выставку, а общественность додумает призрака.

— У меня есть такая!

Земсков подпрыгнул с дивана, как увлеченный игрой мальчишка, и скрылся в спальне. Вернулся он со старой пленочной камерой в потертом кожаном чехле.

— Классная! — восхитилась Женя, достала аппарат из чехла, пощелкала хорошо сохранившимися кнопками и покрутила колесики. — Отлично снимает, наверно.

— Я ее уронил, — потупился Земсков.

Дурак безрукий, хотела сказать Женя, но сдержалась.

— Нас раскусят, — сказала Мати. — Фотошоп же видно!

— Никакого фотошопа, ты что! — улыбнулась Женя. — Только призраки а-ля натюрель.

— А откуда ты знаешь, как это делается?

— У меня сложная профессия, — рассмеялась Женя. — И свои хитрости и секреты.

Земсков усмехнулся.

— Дальше вы придумаете легенду, а я возьму на себя спецэффекты, — пообещала Женя. — Теперь о расходах.

Она показала Мати и Земскову сайт строительного магазина.

— Пигмент, пятьсот рублей за сто граммов, — Женя переключила вкладку. — Магнитный железный порошок — четыреста рублей за сто граммов.

Земсков с охотой потянулся к кошельку.

— Наличных нет, держи карту.

Заказ оформили в считанные минуты. Женя повернулась к Земскову.

— В библиотеке ведь есть камеры видеонаблюдения?

— Да.

— Схему дадите?

— Дам.

— Пришлите в «Телеграм», — Женя накорябала на листке для записей свой номер.

Иногда, когда была безопасная возможность обойти официальный договор и сэкономить на налоге, Женя оставляла для связи свой личный номер. Но только приятным людям.

— На каком этаже сидит ваша заместительница? — поинтересовалась Женя самым невинным тоном. Мати быстро глянула на нее и прикусила губу.

— На третьем, — улыбнулся Земсков. — Не переусердствуйте только… Анастасия Емельяновна не самый приятный человек, но хороший заместитель. И дама все-таки.

— Мы будем очень осторожны, — пообещала Женя. — С дамой.

— Обещаем, — Мати по-щенячьи уткнулась в шею своему начальнику. Тот засмущался и бросил взгляд на Женю.

Пора уходить. Женя встала.

— Можно я зайду завтра к тебе на работу, чтобы осмотреться?

— Да, конечно! — обрадовалась Мати, вынырнув из объятий.

— Спасибо за чай. Пойду собирать наше привидение…

— Я провожу тебя, — сказала Мати, легко подскочила с дивана и выпорхнула в прихожую.

Земсков тоже поднялся и протянул Жене тысячу рублей, которую извлек из кармана шорт.

— Время, которое я проведу за работой над привидением, вам тоже придется оплатить, — сказала ему Женя тихо.

Тот смиренно кивнул.

— Ну и славно, — выйдя из здания, Женя подняла голову. Мати махала ей с балкона.

Уже на второй встрече стало понятно, что Матильда Удальцова будет одним из самых приятных друзей на час.

Дома Женю ждали два нераспакованных бруска популярного мыла. Рекламные ролики говорили, что мыло французское-префранцузское, но на самом деле его варили под Тулой. Женя аккуратно разогнула уголки и медленно, словно боялась обжечься, выдавила мыло из глянцевых конвертов. Штампы были четкими, тонкими и аккуратными. По краям — цветы и штриховка, тоже четкая и аккуратная. Ароматы — орхидея и розовый грейпфрут. Орхидея — темно-фиолетовая, пахнет терпко, как духи на взрослой страстной женщине. Грейпфрут — абсолютно такой же по форме, нежно-оранжевый, свежий, как летнее утро.

Женя сжала по бруску в обеих руках. Ладони тут же вспотели, мыло прилипло. Она по очереди поднесла их к носу. Запахи не сочетались. Орхидея — слишком яркая, грейпфрут — слишком нежный. В линейке ароматов между ними должно быть еще минимум два аромата. Надо будет выйти в магазин и порыскать по прилавкам.

Женя развернула купленную в ларьке слойку с курицей и села на пол у распахнутого кухонного окна. Она открыла в телефоне приложение «Бро» — свою связь с друзьями-клиентами. Ее ждало семнадцать сообщений.

«Женя, поговори со мной. Он опять меня бросил!!!»

«Давай сходим в кино!»

«Жека, ты по мне не скучаешь?»

— Вообще не скучаю, ты мне каждый день пишешь, — сказала Женя, откусывая от слойки.

Кино она назначила на завтра. Брошенной подруге она накидала штампованных фраз: «Он вернется», «Не переживай», «А если не вернется, то пусть проваливает ко всем чертям!». Парней она немного подначила, подколола, чтоб не начали скучать.

«Смотри, наш новый министр культуры. Что думаешь?»

«Завтра у меня день рождения. Приходи в четыре в „Пиццеманию“ на Маяковского».

«Завтра в три на Жюля Верна. Ты мне нужна! Срочно!»

За каждые пять минут переписки приложение снимало в пользу Жени восемьдесят центов.

Тонна символов унеслась во утешение друзьям через приложение. Уже стемнело, когда Женя, отбросив телефон к пакету с недоеденной слойкой, зашла в ванную, открыла воду, набрала полную раковину воды и опустила в воду грейпфрутовый кусок мыла. Быстрыми движениями она мылила его, смывая легкую тонкую пену через каждые четыре оборота. Брусок был ладным, крепким и гладким. Грейпфрутовый аромат оказался тонким и легким. Выдавленные цветочки и штамп сгладились, но все же остались видны под тонким слоем пенки.

Удовольствие от скольжения мыла в ладонях отдавалось во всем Женином теле.

Через пятнадцать минут пены почти не осталось, только некрасивая пленка хлопьями болталась на поверхности воды. Женя выдернула пробку, и чужие проблемы смыло в водосток.

Рождение легенды

К вечеру жара спала. Сквозь тонкую подошву сандалий Женя ощущала, как раскалившиеся за день тротуарные плиты отдают накопленное тепло. Когда они зашли в дубовую посадку, стало совсем хорошо. Здесь пахло теплыми желудями, быстрым шепотом болтали с ветром резные листья, почти все лавочки были заполнены чтецами, которые то и дело бросали недовольные взоры на визжащую детвору, что качалась вдесятером на качелях-гнездах. Мати тащила огромную корзинку для пикника и решительно отпихивалась от помощи.

Рабочий день закончился, почти все из библиотеки отправились по домам. Мати и Женя решили подождать в прохладном парке, пока не начнут расходиться слушатели курсов китайского на пятом этаже и книжный клуб «Кавычки», заседающий в подвале.

Они закончили приготовления за две недели, и теперь Женю потряхивало от нетерпения. Сегодня должна была впервые появиться Ева — их девушка-привидение. Они исключительно из вредности взяли за основу для своей легенды историю Третьей Жены.

— Лавочек свободных нет, давай сядем прямо на траве, — предложила Мати и решительно направилась к лужайке под ящиком для буккроссинга.

Здесь она бухнула свою корзинку на уже кем-то примятую траву и вытерла пот со лба.

— Я ж говорила, давай помогу, — улыбнулась Женя.

— Все в порядке, — радостно откликнулась Мати. — Слушай, я думаю покрасить волосы в розовый, как думаешь, мне пойдет? Надо, наверно, будет осветлиться… может, не всю голову, а несколько прядей? Мне пойдет?

— Пойдет.

Женя неожиданно для самой себя изрядно нервничала. Они соорудили огромную невидимую инсталляцию, задействовав почти всю библиотеку, и сбой мог случиться на любом из отрезков. И если не сработает что-то одно, другое уже не произведет впечатления, а только привлечет лишнее внимание — и все их усилия пойдут прахом. К тому же Женя впервые в жизни настраивала таймер с фотоэлементом и не была уверена, что все сделала правильно. Он должен будет сработать через минуту после того, как выключится свет на цокольном этаже, когда будет расходиться книжный клуб. Таймер, почувствовав темноту, должен будет включить и тут же выключить вентилятор. Еще Женя не знала, сколько шума произведет сам вентилятор — они не придумали, как протестировать его незаметно в стенах библиотеки.

— Не нервничай ты так, — Мати тронула ее за плечо. — Все пройдет нормально! Уверена, все получится даже лучше, чем мы придумали! А если не получится — ну и фиг… Придумаем что-нибудь еще!..

— У нас ведь только одна попытка!

Матильда расстелила на траве большое покрывало и жестом пригласила Женю присесть. Когда Женя присела на край, она постелила между ними льняную салфетку и теперь выставляла на нее из корзинки всякую снедь: мед в банке с бантиком, белое вино, предусмотрительно открытое, охлажденное и лишенное этикетки, орехи в маленькой корзинке, багет, мягкий сыр на деревянной доске и крохотный сырный ножик, немного копченого окорока, нарезанного невесомыми ломтями, и зеленый виноград без косточек.

— Ты потрясающая! — восхитилась Женя. Она смотрела на процесс накрывания на стол, не отрываясь.

— Твои слова б да Владу в уши!

— Ты пфо фто? — Женя набила рот багетом с сыром. — Фто-то флучилофь?

— Влад меня вот-вот бросит, — на удивление спокойно сказала Мати, разливая вино по стеклянным бокалам.

— С чего ты взяла? — Женя проглотила бутерброд и отхлебнула вина. Оно приятно освежило горло.

— Подслушала, — Матильда пожала плечами и деликатно угостилась виноградинкой. — Я услышала, как моя начальница, Майя Цзиньсуновна, болтает по телефону с его женой, они — лучшие подружки. А потом она пересказывала этот разговор Людмиле Михайловне из патентного — она третья в их компании. Короче, жена поставила Владу ультиматум. Или он бросает ту, у которой ночует три ночи в неделю, или она собирает его вещи и выставляет его босиком на мороз, то есть на жару.

Женя напряглась.

— А идти ему некуда? — спросила она, стараясь не выдать своих чувств.

Если квартира, в которой живет Мати, принадлежит Земскову или снимается им, то Мати вскоре после их расставания сама запросто может оказаться на улице. А что должен сделать в такой ситуации хороший друг? Правильно, приютить бедняжку. Иллюзия дружбы не выдержит такого отказа. Так друзья не поступают.

Женя в такую ситуацию еще ни разу не попадала. Она никогда не приводила никого в свой дом и никогда не напрашивалась в гости сама. Более того, она чаще увиливала от приглашений зайти на чай, потому как у друзей на час — те же самые опасности в профессии, что и у проституток. Друга на час могут запереть и удерживать против его воли, могут избить, изнасиловать. Лучше не рисковать. Максимум — зайти на чай к девчонке из библиотеки. Хотя тоже риск…

Словом, у осторожной Жени никогда не было возможности понять, стоит ли «брать работу на дом» или все-таки лучше сохранить неприкосновенность частной жизни. Но сейчас, глядя на то, как аккуратно Мати намазывает сыр на багет, художественно поливает его медом и с удовольствием откусывает, Женя вдруг подумала, что уж если кого и пускать в свой дом, то определенно эту милую молодую легкую характером аккуратную библиотекаршу. Может, она приведет в порядок и ее квартиру тоже?

— Если она его выгонит, он сможет прийти ко мне, — шепотом произнесла Мати с набитым ртом, наклонившись к Жениному уху.

Понятно, почему она не расстроена. На самом деле она уверена, что он выберет ее.

— А ты точно этого хочешь? — осторожно спросила Женя.

— А то! У нас столько общего, ты себе не представляешь! Мы одни и те же книжки любим! У нас даже день рождения в один день!

Женя хрустела орехами, потягивала вино и думала о своем. О датчике, о маленьком диктофоне, спрятанном в вентиляции на третьем этаже, и о вентиляторе. Хоть бы сработало!

— Майя Дзынь… кто? — вдруг вспомнила и переспросила она.

— Цзиньсуновна. Странное имя, да? — Матильда улыбнулась, как всегда легко меняя тему. — Она — китаянка, ты ее сегодня увидишь, она сейчас курсы китайского ведет.

— Ц-зинь-суновна, — Женя шепотом попыталась выговорить сложное отчество.

Мати потянулась к своей корзинке.

— У меня для тебя подарок, — возвестила она радостно, доставая сверток из крафтовой бумаги, перевязанный бечевкой и украшенный маленьким латунным ключиком. — Я знаю, что это в некотором роде дурной тон, но не смогла удержаться…

— Спасибо, — сказала Женя с улыбкой, — даже раскрывать жалко.

Внутри оказалась книга — роман «Третья жена» в яркой глянцевой обложке, на которой страстный красавец крепко обнимал нежную томную даму в струящемся платье.

— Спасибо. Где бы взять время, чтобы ее прочитать…

Женя раскрыла книгу на середине и пробежала глазами по строчкам.

— Влад за свой счет мне тираж напечатал…

— Слушай, а ты пробовала… хм… найти свою аудиторию? — вдруг спросила Женя. — Молодых женщин, например? Которые… ну не знаю…

— Любят саму любовь? — улыбнулась Мати.

— Вроде того, — откликнулась Женя.

— А у меня есть. Вполне настоящие читатели, — Мати улыбнулась и достала свой телефон из кармана сарафана. — Вот на этом сайте я разместила книгу в марте. Электронную. И внезапно к маю она стала весенним бестселлером. Продала больше тысячи копий. Заработала чуть меньше ста пятидесяти тысяч.

— Сколько?!

Не веря своим ушам, Женя взяла Матильдин смартфон.

— Господи, тогда зачем тебе эти пни замшелые?! — вырвалось у нее.

Пораженная Женя чересчур живо махнула рукой в сторону библиотеки, задела пальцами банку с медом, та опрокинулась, и янтарная тягучая жидкость с мелкими пузырьками растеклась по льняной салфетке. Матильда рассмеялась и сунула в медовую лужу пальцы.

— Может, и не нужны, — сказала она, слизывая с руки мед. — Но Влад говорит, что они — филологи, они знают литературу.

— Они могут знать, сколько им влезет! — воскликнула Женя. — Тебя уже прочитала тысяча человек! Ну надо же!

Мати польщенно улыбалась. Женя разделила сто пятьдесят тысяч на три, а потом — на тридцать, а потом — еще на восемь. Оказалось, что Женино время стоило в пять раз дороже. Тяжела судьба поэта. А она уж было подумала, что не тем занимается…

— Влад тоже так говорит, — сообщила Мати, — что еще неизвестно, кто тут неудачник.

— Он самокритичный, — засмеялась Женя.

— Он о себе много не думает, — подтвердила Мати. — Ему нравится сочинять, но наука больше. А я…

— Ты хочешь быть писателем, — Женя решила переключать ее с мыслей о Владе.

— Я хочу, чтобы это было моим основным занятием, понимаешь?

— Понимаю, — откликнулась Женя, и Мати пустилась в рассуждения о природе таланта и о людях, готовых этот талант оплачивать.

Закатное солнце приятно согревало кожу сквозь зеленый ажур дубовых крон. Парк пустел. Чтобы читать бумажные книги, здесь было уже темновато — наползали сумерки. Ребятня с гиканьем унеслась прочь. В библиотечной части парка остались только Женя с Мати и одна влюбленная парочка, уединившаяся в тени.

— Хочешь, переночуем вместе? Влад сегодня будет с женой ссориться.

— Вместе? В твоей чудесной квартире? На твоем наверняка удобном ортопедическом матрасе? — Женя с хрустом потянулась. — Очень хочу, но не могу. Я не остаюсь на ночь с друзьями. Извини.

— Жаль, — сказала Мати, — Ладно, буду мечтать и пить какао…

— Ммм, какао…

За разговорами они не заметили, как перевалило за восемь. Женя спохватилась и взглянула на часы только тогда, когда заметила двух взъерошенных девчонок, бегущих к ним со всех ног.

— Господи, я так испугалась!

Они остановились неподалеку.

— Эй, девчонки, что случилось? — спросила Женя, вставая на ноги.

— Женя! — кинулась к ним одна.

Жене ее лицо показалось знакомым, но она — хоть убей — не могла вспомнить, как ее зовут.

— Хотите водички? — предложила Мати.

— А покрепче у вас ничего нет? — другая девчонка, совсем незнакомая, отчетливо лязгала зубами. — Там такой кошмар!

— Что произошло?

— Ужас! Мы из книжного клуба. Из библиотеки!

Девчонки плюхнулись на их покрывало, принялись наливаться вином, закусывать сыром и сбивчиво рассказывать. Оказалось, книжный клуб уже расходился, читатели поднимались по лестнице с цокольного этажа в вестибюль, когда раздался чудовищный крик. Он разнесся по всему зданию библиотеки и оглушил читателей. «Кавычки» полным составом ломанулись вверх и тут…

— Когда мы поднялись, я… я… я не знаю, что произошло.

— На нас кто-то накинулся!

— Набросился!

— Сквозь нас кто-то прошел!!!

— А потом снова этот крик! Кричала какая-то женщина!

— Ужас! — Мати, будто бы позабыв их сценарий, слушала рассказчиц, приоткрыв рот.

— А потом что? — поинтересовалась Женя в нетерпении.

— А потом мы убежали!

— Нет, сначала с пятого этажа спустился народ!

— Да, с курсов…

— Они тоже испугались. И, по-моему, даже вызвали полицию!

Женя похолодела. Полиция — это плохо!

— Девчонки, вы тут доедайте, а мы сходим посмотрим, — решила Женя.

— Не ходите! — одна из девчонок схватила ее за руку.

— Не бойтесь, сейчас включатся фонари, — пообещала Матильда, и они с Женей, не сговариваясь, бросились к центральному входу в библиотеку.

Сразу на вахте они застали сцену.

— Не смейте своевольничать подобным образом! — Анастасия Емельяновна напустилась на вахтершу, которая дрожала как осиновый лист, то ли от страха, то ли от начальничьего гнева. — Только попробуйте вызвать полицию!

— Что-то произошло? — невинно поинтересовалась Мати.

— Вам что здесь надо? Вы почему здесь? — напустилась она на них.

— Мы увидели, как люди в панике бегут отсюда, — громко заявила Женя. — С криками. Привидение, говорят…

На шее у нее висела старая фотокамера Земскова.

— Глупости это всё! — отрезала Анастасия Емельяновна.

— А кто кричал? — полюбопытствовала Женя.

— Никто не кричал!

— Это призрак! — вдруг заявила вахтерша. — Это призрак вопил, точно вам говорю!

Пожилая вахтерша в бифокальных очках была насмерть перепугана и вертелась вокруг своего стола, у самых дверей, словно хотела выбежать прочь из здания, когда все на секундочку отвернутся.

— А я считаю, что полицию стоит вызвать, — сказала маленькая плотная телом китаянка в модных кроссовках, спускаясь по лестнице. Видимо, это была Майя Цзиньсуновна, начальница Матильды.

— Это еще зачем? Не порите ерунды! — возмутилась Емельяновна.

— Это диверсия!

— Это глупости!

— Мы пойдем посмотрим, — решилась Мати.

— Я не могу тебе этого позволить! — отрезала ее начальница.

— А мне? — спросила Женя и широким движением сняла камеру с шеи. — Библиотека еще не закрыта, я вполне могу прогуляться по коридору… На каком этаже кричали?

— На третьем, — ляпнула вахтерша, и Емельяновна пригвоздила ее взглядом.

— На свой страх и риск, — сказала Майя Цзиньсуновна.

Женя кивнула ей и, изображая осторожную решительность, двинулась к лестнице. Мати, немного помедлив, отправилась за ней.

— Вот здесь книжному клубу какая-то пыль на головы просыпалась, — сказала вахтерша, невольно понизив голос.

Она увязалась за ними, сбежав из эпицентра начальничьей ссоры, и придержала Мати за рукав, указав пальцем вниз, на лестничную площадку цокольного этажа. Женя, сдержав улыбку, решительно спустилась.

Как они и планировали, промышленный вентилятор, маленький, но мощный, сдул с выступа под самым потолком магнитный порошок, смешанный с люминолом ТАТ-33. Пыль разлетелась широким веером, но не достигла пола, а прилипла к магнитному винилу, прикрепленному под перилами и у кромки ковра. Люминол остался на полу, красиво засыпав всю поверхность красного с зеленым ковра. Здесь было темно, поэтому люминол отчетливо светился бирюзовым.

— Жуть какая, мамочки! — воскликнула Мати вполне искренне.

Женя азартно защелкала камерой. Нужно сделать фото с разных ракурсов, чем эффектнее, тем лучше.

— Надо батюшку вызвать, — сказала вахтерша, топчась наверху лестницы.

— Подожди ты со своим батюшкой! — одернула ее Емельяновна. — Сначала уборщицу! И нечего тут фотографировать!

Она спустилась вниз и потянулась было в сторону камеры, но Женя решительно и быстро обошла ее и зашагала вверх по лестнице. Емельяновна раздраженно ковырнула пыль носком туфли. Люминол осел на темной лаковой коже. Невнятно чертыхаясь, мгновенно забыв про несанкционированную фотосъемку, начальница бросилась вверх по лестнице и бегом скрылась за дверью уборной. Туфли, видимо, были любимыми.

— Этот пигмент, он же безвреден? — спросила Матильда Женю в коридоре третьего этажа. Она, похоже, умудрялась сочувствовать даже своей мучительнице.

— Абсолютно, — уверила ее Женя. — Для кожи, для тканей. Немного портит слизистую, но, надеюсь, Анастасия Емельяновна не моет обувь языком, как кошка.

Матильда засмеялась. Женя отдала ей фотоаппарат и осторожно посмотрела по сторонам. Стараясь не попасть в поле зрения камер наблюдения, Женя отодвинула неплотно прилегающую решетку воздуховода у самого пола, сунула руку внутрь и достала маленький цифровой диктофон. На его карте памяти было записано два часа тишины, двукратный крик, который они репетировали у Мати дома, насмерть перепугав соседей, и снова два часа тишины. Она щелкнула кнопкой, воспроизведение остановилось. Жестяная вентиляция многократно усилила звук, видимо, сделав его довольно жутким, раз люди бежали отсюда, сверкая пятками. Еще, похоже, именно крик перекрыл гудение вентилятора, раз никто его не заметил.

Матильда старательно фотографировала пустой коридор. Они решили, что снимки должны быть свежими и неподдельными, поэтому, спрятав диктофон и подгадав время, Женя швырнула из-за плеча подруги горстку люминола. В сумерках коридора пролетело едва заметное бирюзовое пятно.

— Жуть какая! — обрадовалась Мати.

Внизу не было никого, кроме Майи Цзыньсуновны.

— Что там? — спросила она.

В ее голосе не было ни испуга, ни досады, ни возмущения.

— Ничего, — сказала Мати, — мы шли по коридору и на всякий случай фотографировали.

— На каждом шаге, — подтвердила Женя. Китаянка бросила на нее нелюбопытный взгляд.

— Дома проявим и посмотрим, — пообещала Мати.

— И оцифруем, — добавила Женя.

— Вдруг там и правда призрак?

— Матильда! — Майя со сложным отчеством укоризненно покачала головой. — Вы же умная девушка…

— Призрак?

В дверях стояли перепуганные девчонки из клуба «Кавычки». Они занесли Матильдину корзинку для пикника.

— Так говорят… — протянула Женя, а Майя Цзиньсуновна вздохнула.

— Извините, мы все съели, — одна из девчонок протянула им их корзинку. — Было очень вкусно.

— А вот ваша книжка, — другая девчонка протянула Жене «Третью жену».

— Это Третья Жена! — крикнула вахтерша, поспешая к ним от лестницы. Осмелев, она все-таки осмотрела цокольную площадку. — Это она, точно вам говорю! Она же пропала! Померла, наверно, горемыка! Убил он ее, точно вам говорю!

— Прекратите выдумывать! — велела Емельяновна. Она только что подошла, отмыв свои туфли до блеска. — Кто убил? Кого убил? Кто пропал? Вы еще здесь?

Последний вопрос был адресован Мати и Жене. Те его проигнорировали. Матильда заново укладывала свою корзинку — «кавычки» побросали внутрь доску, ножик, бокалы и свернули салфетки как попало — и тихонько ворчала. Женя прижимала свою новую книгу к груди и прислушивалась к разговору двух начальниц.

— Я думаю, надо вызвать полицию, — тихо говорила Майя Цзиньсуновна. — Кто-то кричал, мы должны отреагировать в рамках наших полномочий.

— Я уверена, что это просто чья-то глупая выходка, — напротив, слишком громко и слегка надрывно говорила Анастасия Емельяновна.

Они стояли друг напротив друга — высокая статная блондинка с большой душной грудью в треугольном лифчике и маленькая собранная китаянка — и сверлили друг друга взглядами. Рядом вертелась взволнованная вахтерша. Она прекратила свои суеверные завывания и теперь молча, но нервно грызла ногти и сплевывала огрызки на ковер. Зато девчонки из «Кавычек» воспользовались моментом, прыснули на улицу и растворились в сумерках.

— Мне страшно, — сказала Женя тихо. — Я иду домой.

— Я тоже, — голос Мати подрагивал вполне натурально, а моська и вправду казалась испуганной. Она снова обняла свою корзинку, нерешительно потопталась и, словно не удержавшись, предложила: — А может лучше позвонить Владиславу Вячеславовичу?

— Давайте хоть так, — согласилась Майя Цзиньсуновна, кинув недобрый взгляд на Мати. — Доброй ночи, девочки.

Поняв, что на этот раз их точно выпроваживают со всей решительностью, Женя и Мати поспешили на улицу.

— Все в дугу легло, даже мой роман! — смеялась Матильда из-под корзинки.

— Так рождаются легенды! — Женя тоже улыбнулась.

— Видишь, все получилось, а ты переживала…

На прощание они обнялись, и Женя припустила домой. Время шло к одиннадцати. Хотелось в душ и спать, но настроение было отличное. Надо же, все получилось!

Зайдя в подъезд, она на цыпочках поднялась в свою квартиру.

Женин дом был старым, послевоенной постройки, но крепким и ухоженным. Внутри была деревянная лестница, в подъезде, как его ни мой, ни скобли, ни лакируй, все равно пахло мышами, как во всех домах в Писательском квартале. Внизу сверкал огнями и гремел girl-power-музыкой «деГуж». Он занимал почти весь первый этаж, а второй делили две большие квартиры. Одну в наследство от бабки получила Женя, другой владела семья ее одноклассника Аркаши.

Аркаша был дома, это Женя выяснила, прислонив ухо к его двери. Он смотрел телевизор и что-то сам для себя комментировал вслух. Значит, пока все в порядке.

Женя напилась воды из электрического чайника и развернула еще два бруска популярного мыла, купленных в супермаркете за углом. Как она и подозревала, в линейке ароматов между орхидеей и грейпфрутом оказались еще два — лотос и алая роза.

Ни резать, ни мылить не хотелось — устала. Женя закинула бруски на подоконник, к остальным, плюхнулась на брошенный в углу новый ортопедический матрас и мгновенно заснула.

Ева

— Эта история была бы слишком скучной и обыкновенной, если бы однажды не взорвалась многоэтажка на Одинцова…

Земсков собрал пресс-конференцию. Пришлось. После того, как Мати и Женя провернули операцию «Крик и пыль» еще несколько раз: в разгар рабочего дня на пятом этаже, откуда сотрудникам очень сложно было убежать, не привлекая внимания, и прямо в вестибюле, перед самым концом первой смены, когда библиотекари были на низком старте — и слух о призраке Третьей Жены, что тиранит белогорскую научную библиотеку, пополз по городу. Когда на третьем этаже погасли все лампы и перестали работать все компьютеры и электрические приборы попроще, а спецы не нашли никаких повреждений ни в проводке, ни в оборудовании, к Земскову стали захаживать журналисты. Когда кто-то из напуганных библиотекарей, мелко крестясь, кинулся в монастырь напротив и слезно умолял священника прийти и изгнать нечисть — об этом, конечно, стало тут же всем известно при тихом вмешательстве Мати и Жени — запросов на интервью стало так много, что заведующий библиотекой решил собрать всех любопытствующих и объяснить все разом.

Но сначала он разослал по всем редакциям пресс-релиз с фотографиями, что сделали Мати и Женя, и призвал провести независимую экспертизу на наличие компьютерной обработки. Желающих нашлось немало, но сколько бы они ни корпели над снимками, следов фотошопа не нашлось. Версия с розыгрышем все еще была актуальна, но ее сторонники остались в меньшинстве.

Что веселого в самом деле может быть в розыгрыше?

А привидение — это привидение!

Сейчас Земсков со сцены в читальном зале рассказывал историю Третьей Жены, и слушателей набилось так много, что кое-кому пришлось топтаться в коридоре, выглядывая из-за чужих плеч.

— Через пару месяцев после взрыва Ева исчезла. Никто ее больше не видел. Все в городе уверены, что она мертва.

Дышать в читальном зале было решительно нечем, поэтому Мати и Женя слонялись в холле, у каталога, от нечего делать открывая и закрывая его длинные ящики. Женя выискивала на карточках смешные имена и фамилии, а Матильда прятала ото всех заплаканное лицо.

Земсков порвал с ней.

Она не ожидала.

И теперь она молчала и плакала, вытирая слезы тонким носовым платком в клеточку. Он был мокрым насквозь.

— Рудольф Михайлович Прянишников, — прочитала Женя.

— Владимир Вениаминович Бабореко, — Матильда улыбалась ей сквозь слезы.

— Правда, что ли? Что написал?

— Свою автобиографию.

Женя разглядывала карточки и ждала, когда Мати наконец заговорит о своей боли.

— Что мне делать, Жень? — не выдержала Матильда. — Как мне быть?

— Ничего, — уверенно сказала Женя. — Отвлечься. Сквознякова Вероника Васильевна.

Матильда смотрела на нее умоляющим взором.

— Он принял решение, — добавила Женя. — Ты ничего не можешь сделать.

— Ничего?

— Ничего.

Интересно, как скоро все окончательно утвердятся в мысли, что Мати — любовница Земского? Он ходит хмур, Мати плачет, а по библиотеке уже пронеслась сплетня, что заведующий помирился с женой.

— Где у вас тут можно записаться в книжный клуб «Кавычки»? — к ним подошла ватага юнцов с модными прическами.

— Оставьте ФИО и телефоны на вахте, следующая встреча состоится завтра в 19.00, — машинально ответила Мати.

Книжный клуб вырос в два раза. Читатели расхватали все книги по краеведению. Краеведы настолько удивились этому ажиотажу, что теперь тоже подумывали открыть свой кружок. Привидение сделало свое дело, библиотека процветала. Только Владу и Мати теперь было не здорово.

Юнцы ломанулись было на вахту, но задержались у стенда с фотографиями привидения Евы и теперь водили по ним любопытными носами — разве что лупы не достали! Земсков в читальном зале рассуждал о гегелевской истине, одновременно через проектор показывая видео с камер наблюдения, где не было видно Мати и Женю, но очень отчетливо просматривалось облако люминоло-магнитной пыли.

— Подлинная истина недоступна познанию, а доступна последнему лишь временная…

На Женин вкус Влад слишком активно убеждал аудиторию, что привидение существует. Мати на секунду прислушалась к звуку его голоса, всхлипнула и вернулась к каталогу.

— Хорватий Чуделеп, — прочитала она, — интересно, что из этого — имя, а что — фамилия?

— Жанна Геннадьевна Ропская-Дорруева, — нашла Женя.

— Очень эффектно, — снова улыбнулась Мати.

— Есть привидение оптическое, а есть психологическое, — вещал Земсков. — Как отличить оптическое привидение от психологического? Нужно нажать на глаз. Вы знаете, что если нажать на глаз, то мир вокруг вас раздваивается. Оптическое, даже если оно — шутка, раздвоится, психологическое — нет. Вы слышали, что в библиотеку приходил священник? Так вот, священник изгонит только психологическое привидение. Для оптического нужна кошка.

Зал засмеялся.

— Душно, — выдохнула Женя.

— К дождю, должно быть, — откликнулась Мати.

В читальном зале были настежь распахнуты все окна. Иногда туда залетал ветерок, но он был нестерпимо, издевательски горячим. Где-то далеко рокотал гром, питая надежду белогорцев, что влага наконец доберется до их раскаленного города.

— Пухлик Рада Феодосьевна, — прочитала Женя, одергивая прилипшую к телу футболку. — Фух, скорее бы этот дождь.

— Цельникер Юдифь Львовна, — прочитала Мати заинтересованно.

— Красиво, — оценила Женя, — что Юдифь Львовна написала?

— Воспоминания.

Гром заворчал совсем близко, в распахнутые окна читального зала ворвался тревожный ветер, все еще полный песка и зноя, но сообщающий, что гроза уже здесь.

— Давай почитаем Юдифь Львовну, — предложила Женя. — Далеко за ней идти?

Матильда вгляделась в карточку.

— В читальный зал придется протискиваться.

— Ладно, потом, — покладисто согласилась Женя, оглянувшись на редеющую толпу.

Земсков закончил свою речь и теперь слушатели неохотно расходились. В читальном зале фланировали только сотрудники библиотеки, будто чего-то ожидая.

На улице наконец заслонилось тучами солнце, а порыв ветра, ворвавшийся в окна, оказался влажным и будто бы слегка сердитым. Он толкнул рамы — те глухо стукнули — подбросил занавески и раздраженно пронесся по читальному залу. Напоследок он размашисто стукнул о косяк створкой двери, отчего покачнулся выставочный стенд с фотографиями привидения, и одна из них даже соскользнула на пол. Женя задвинула ящик каталога, подошла к упавшей фотографии, подняла ее и внимательно рассмотрела, повернув и так и эдак.

— Очень высокохудожественно, — усмехнулась она, но внезапно ее внимание привлек шум за закрывшейся дверью читального зала. Она дернула дверь на себя.

— Это невозможно!!! — рыдала дама с высокой прической, закрыв лицо ладонями.

— Что случилось? — испуганно поинтересовалась подошедшая Мати.

Майя Цзиньсуновна, капая в стакан с водой валерьянку, мотнула головой на окно. Оказалось, резко хлопнувшая оконная рама толкнула другой выставочный стенд, на котором были представлены глянцевые журналы. Скользкие журналы, жалобно шелестя страницами, соскользнули вниз все до единого и до смерти напугали заведующую читальным залом, что сидела чуть поодаль.

Женя только что заметила, что часть сотрудников библиотеки, глядя на рухнувшую выставку, усиленно давит себе на глаза — вот-вот выдавят! Женя решительно направилась к Земскову.

— Выдайте мне, пожалуйста, «Воспоминания» Цельникер Юдифи Львовны, — попросила она громко.

Заведующий вздрогнул от неожиданности и послушно направился к столу с формулярами.

— Влад, нам нужно это прекратить, — тихо сказала ему Женя. — Ваш контингент на грани нервного срыва.

— Я вижу, — так же тихо откликнулся тот, вытаскивая Женин формуляр. — Как ты это-то сделала?

— Никак я этого не делала! — возмутилась Женя. — Это просто ветер. Я так и не нашла способ скинуть книги с полки незаметно.

— Да, беда, — протянул Земсков и почесал в затылке. — Перестарались мы…

— Еще как…

Матильда топталась поодаль. Когда Земсков пошел за книгой, Женя оглянулась на нее. Та стояла рядом со своей начальницей и гладила по плечу заведующую читальным залом. Женя вдруг признала в плаксе свою соседку справа на «Литературной порке».

— Я удвою твою ставку, — драматическим шепотом возвестил заведующий. Он вернулся с заказанной Женей книгой и бросил взгляд на Мати. — Только отвлеки ее. Пусть она больше не плачет, хорошо?

— Хорошо, — согласилась Женя. Как она и предполагала, расставание влетит Земскову в копеечку. — Я ее домой заберу?

— Что? Кого домой заберешь? — не понял Земсков.

— Книгу, книгу я домой заберу? — нетерпеливо сказала Женя.

— А? Да, забирай…

Женя засунула «Воспоминания» в свой рюкзак. Немного пришедшая в себя заведующая читальным залом наблюдала за ней так, будто Женя ее обворовывала.

— А вы сотрите как-нибудь невзначай с контактов потолочных ламп на третьем этаже масло для губ, — сказала Женя Земскову, — а со штырьков всех штепселей — бесцветный лак для ногтей. И все снова заработает.

Земсков посмотрел на нее ошеломленно.

— Неужели все так просто?

— Проще некуда. Всегда все проще некуда.

Тем временем Анастасия Емельяновна зачем-то взобралась на сцену и громко откашлялась, привлекая к себе внимание.

— Матильда, — позвала она, — можно вас на минуту? Поднимитесь, пожалуйста, сюда, ко мне.

Мати растерянно посмотрела на начальницу, на коллег, бросила взгляд на Женю. Женя пожала плечами. Майя Цзиньсуновна легонько подтолкнула Мати в спину.

— Скорее же, идите сюда, на сцену, скорее!

Матильда медленно поднялась по ступенькам, встала рядом с Емельяновной, лицом к коллегам.

— Простите нас, Матильдочка! — вдруг, влажно кашлянув, сказала Анастасия Емельяновна. — Очевидно, что мы были слишком грубы с вами на прошедшем мероприятии и, видимо, поэтому мы имеем все эти… неприятности.

Матильда открыла было рот, но начальница не дала ей вставить и слова.

— Вам не стоит плакать, — увещевала ее Емельяновна, вытирая своим платком ее лицо. На платке остался весь Матильдин макияж. — Мы сейчас все испуганы. Всем нам нелегко.

Остальные дамы энергично закивали, и кто-то даже поддакнул. Заведующая читальным залом молитвенно сложила руки у груди, а брови — домиком, и даже подалась вперед — так хотела заслужить прощение Матильды.

— Я не сержусь… — начала было Мати.

— Я уверена, что вы нас простите, ведь…

Так же, как и тогда, на «Литературной порке», они не собирались слушать ее ответы. Емельяновна продолжила аргументировать, сотрудницы продолжили поддакивать — они опять разговаривали сами с собой. Женя бросила слушать, оглянулась по сторонам и заметила начальницу отдела иностранной литературы рядом со своим левым локтем. Она стояла, скрестив руки на груди, и в задумчивости мерно постукивала себя карандашом по щеке.

— Может, это и правда Третья Жена? — сказала Майя Цзиньсуновна. — Может, мы ее и правда разозлили?

— Уверяю вас, она жива, — сказала Женя и улыбнулась, глядя ей прямо в лицо.

Майя Цзиньсуновна ответила ей таким же острым внимательным взглядом и, вдоволь насмотревшись, улыбнулась краешком губ.

— Владислав Вячеславович, ничего, если Матильда на несколько дней уйдет в оплачиваемый отпуск? — спросила со сцены Анастасия Емельяновна.

— Я думаю, это будет разумно, — тихо ответил заведующий из зала. Матильда на него не смотрела.

Ого, все гораздо сложнее! Они решили пожалеть брошенную любовницу! Взрослые почтенные дамы — глупую молодую сикушку, влюбившуюся в их общего мужа. Хорошо, что Мати ничего не подозревает и, пытаясь сдержать радость, договаривается с Емельяновной, что уйдет домой прямо сейчас.

Библиотекари тем временем поняли, что прощены, тоже заулыбались и стали расходиться по рабочим местами, уверенные, что призрак Третьей Жены хотя бы перестанет быть таким агрессивным.

— Наверно, я просто плохо закрепила журналы, — бурчала заведующая читальным залом, восстанавливая разрушенную выставку.

— Неожиданно, да? — спустившись со сцены, Матильда улыбнулась. — Отпуск — это чудесно. Подождешь меня? Я сбегаю за сумочкой.

— Подожду. На крыльце, а то тут все еще нечем дышать.

С неба хлестал дождь, асфальт остывал. Женя сняла кроссовки. Лужи на крыльце были теплыми, и она барахтала в них пальцами.

— Влад тебе теперь не будет платить, — сказала Мати, тихо подойдя сзади.

Женя промолчала и посмотрела в небо. Туча, выплескивая из себя воду и погрохатывая электричеством, уходила.

— Как мы будем дальше без денег? — допытывалась Мати удивительно немногословно.

Обычно этот вопрос звучал так: «Ты бы общалась со мной без денег?». Женя отвечала «конечно» и прятала в карман очередную купюру. «Конечно» было таким же отработанным, как и тот жест, которым она забирала у друзей их деньги. Но на этот раз Женя промолчала.

— А где ты живешь? — сдалась Мати. — А то дождь…

— В Писательском квартале, — тихо ответила Женя.

Настроение у нее было превосходным.

— О, Писательский квартал! Всегда мечтала там жить!

— Серьезно? — Женя ткнула пальцем в модную Матильдину многоэтажку.

— Ну, это квартира брата, — улыбнулась Мати. — Он ее под себя выбирал. Сам он сейчас в столице живет, работает. Я бы выбрала другое. И в Писательском квартале дешевле…

Значит, это квартира Матильды, и она, расставшись с Земсковым, не останется без крыши над головой. Она — вполне самостоятельная молодая женщина и, возможно, не повиснет на дружески подставленном плече, как тяжкий груз. Именно этого знания хватило Жене, чтобы решиться предложить Матильде свой гениальный план.

— Слушай, — сказала она, — мне нужна твоя помощь. Я недавно сделала ремонт и вынесла вон весь хлам. У меня остался только матрас, и тот — в целлофане. Не могла бы ты мне помочь квартиру обставить? Украсить, уютной сделать? Денег у меня совсем немного, я не знаю, на что решиться, и поэтому живу как бомжара…

— С удовольствием! — Мати всплеснула руками. — Это ты здорово придумала! И нам не надо будет расставаться! Я вместо денег поработаю у тебя дизайнером!

Женя внимательно посмотрела на нее. Глаза заблестели, слезы, то и дело накатывавшие на нижние веки, высохли, плечи расслабились.

— Увидимся завтра.

Мати, махнув рукой на прощание, побежала к своему дому, прикрываясь сумкой от тугих струй теплого дождя. Женя сунула носки в рюкзак, кроссовки связала шнурками и перекинула через плечо. Под дождь она ступила медленно и босиком.

Пока она добрела до Писательского квартала, дождь кончился.

Дома было прохладно. У Аркаши за стеной ревел телевизор. В распахнутые окна с проспекта Довлатова тянуло мокрым асфальтом, а со двора — мокрой травой и свежей зеленью.

Женя положила «Воспоминания» Цельникер Юдифи Львовны на подоконник рядом с так и не начатой «Третьей женой» и бросила быстрый взгляд на мыло.

На фиолетовом бруске, по всей поверхности, выступила влага — так испарялись масла. Женя по очереди подержала в руках остальные. Мокрым оказался только фиолетовый, потела почему-то только лаванда.

Она включила чайник, и пока заваривался зеленый чай, ловко покромсала лавандовое мыло на длинные красивые ароматные завитки.

Бесплатно

— Как думаешь, красиво получится? Не то, чтобы я тебе не доверяла, ты не подумай плохого…

— Уверяю тебя, будет красиво, — улыбнулась Женя. — Обесцвеченные пряди получатся желтоватыми. Если захочешь, их можно будет сделать платиновыми, когда розовый смоется.

Она наносила на пряди краску и заворачивала их в фольгу. Матильда пыталась разглядеть результат в довольно грязном оконном стекле.

— Не показывай мне осветленное, окей? — попросила Мати с улыбкой. — Крась сразу розовым! А то мне понравится, и я не решусь оттенять. А я хочу именно розовый.

Мати больше не плакала. Она была бодра, весела и появилась на Женином пороге с рулеткой и табуреткой. О самом Владе она больше не заговаривала. Женина квартира и вовсе привела ее в экстаз. Следующие два часа она бегала по ней, замеряла и записывала, а когда выдохлась, Женя предложила ей покрасить волосы. Они отправились в сетевой косметический магазин, где Мати купила осветлитель и розовый микстон, а Женя — гору мыла по скидке. Они уже нагуляли дружеского времени тысяч на восемь, когда Женя решила сделать заведующему скидку.

«Уговор о двойной ставке отменяется, иначе вы разоритесь», — написала она ему в «Телеграм».

«Спасибо :)», — ответил тот. — «Как она?»

«Вам не о чем беспокоиться».

Вернулась жара. На проспекте Женя и Мати со смехом наперегонки перебегали из одной тени дерева в другую, стараясь не растерять свои покупки.

— Ты не говорила, что живешь над «деГуж».

— Это важно?

— Ты чего? Они такие модные!

Кафе «деГуж» не пускало к себе мужчин и слыло отчаянно феминистским. Женя туда не заходила, слегка побаивалась хозяек.

— У тебя есть какие-нибудь пожелания? — спросила Мати. — Какой должна быть квартира?

— Совершенно никаких! — ответила Женя, завернув последний кусочек фольги на ее волосах. — Единственное — деньги будут поступать неравномерно, так что если что-то можно купить в рассрочку — покупай.

— А это что? — полюбопытствовала Мати, указав на обрезки лавандового мыла, что потели на солнце. — Для этого нужно что-то специальное придумывать?

— Это мыло. Я его уберу.

— А зачем ты его режешь? — Мати от любопытства даже прикусила губу.

Она встала, подошла к подоконнику и пальчиком аккуратно потрогала фиолетовые кусочки.

— Это забавно, — улыбнулась Женя. — Очень успокаивает.

— Хм, — задумалась Матильда. — Ты, наверно, кинестетик. Тогда, пожалуй, я знаю, что надо делать.

— Никому об этом не говорить? — с улыбкой то ли спросила, то ли попросила Женя.

Мати рассмеялась и снова огляделась кругом.

— У тебя даже посуды нет? — поинтересовалась она. — Вообще никакой, даже чайника?

— Я всё выбросила. Почти всё.

— Всё-превсё? Даже захудалого половника не осталось? А, вон чашку вижу!

— Половника точно не осталось. Моя бабка накопила за всю свою жизнь тонны рухляди. Кое-что — прикольную лампу и дверной колокольчик — я сохранила внизу, у меня там маленькая каморка есть. Я тебе покажу, если хочешь…

Женя вдруг поняла, что говорит сегодня больше, чем Мати.

— Понятно, — протянула Мати и рывком распахнула окно. — Писательский квартал — моя мечта…

Женя бросила взгляд на свой телефон. Тот будто почуял поток внимания и настойчиво звякнул. Она взяла его в руки. «Бро» пестрил уведомлениями.

— Матильда, мне надо поработать! — крикнула она подруге, что свесилась из окна и любовно разглядывала залитый солнцем проспект Довлатова.

— Работай, не обращай на меня внимания, — откликнулась Матильда и зачем-то посмотрела на часы.

Женя отвечала на сообщения, сидя на завернутом в целлофан матрасе, Матильда вымыла голову от краски и, что-то бурча себе под нос, бродила по квартире, привыкая к богемной атмосфере Писательского квартала — крикам под окнами, живой музыке, запаху жарящихся в карамели орехов и хот-догов с луком «фри» — и обширной пустой площади Жениной квартиры с ее эхом и бесприютными углами. Солнечные пятна медленно ползли по стене. Когда они оказались там, где им положено быть в четыре часа дня, Матильда не выдержала.

— Ты переписываешься уже два часа! — воскликнула она. — Дай хоть глазам отдохнуть!

— Извини, у меня совершенно нет свободного времени, — улыбнулась Женя, вставая, разминая спину и включая чайник. — Давай нанесем розовый. Ой, смотри, как мило вышло!

Светлые пряди у лица и правда очень шли Матильде. Женя наносила тон широкими мазками на ее подсохшие волосы и оставляла впитываться на открытом воздухе.

— Раз бесплатно ты все время работаешь и молчишь, — произнесла Матильда с улыбкой, — можно я перекрашу стены?

ПЁТР

В кармане

Городское кафе «Карман» и правда было похоже на набитый всякой всячиной карман. Здесь было не продохнуть от разнообразного хлама. Книжные шкафы от стенки до стенки и натолканные в них книги, пухлые громоздкие разноцветные кресла и по торшеру у каждого стола. Кафе занимало целый этаж, но развернуться здесь было негде.

За столом напротив Жени сидели двое. Он — маленький брюнет с круглой головой, большими выпуклыми печальными глазами, тонкими усиками и бороденкой. Она — ослепительной красоты блондинка, с идеальными прямыми волосами, тонкими ключицами и огромной искусственной грудью, которую ее хозяйка носила как аксессуар, прикрыв незначительной шелковой тряпицей.

Бросив на девицу предвзятый женский взгляд, можно было считать, что нос и скулы подправлены скальпелем, губы поддуты гелем, бедра иссушены диетой — все это вкупе с повисшей на бровях скукой выдавало ее с головой.

Эскортница.

Сначала она смотрела на Женю враждебно, но, поняв, что Женя не конкурент, принялась лениво прихлебывать просекко со льдом и глазеть по сторонам.

Пётр Арабаджи, ее спутник, известный в Белых Горах IT-антрепренер, напротив, разговаривал с охотцей.

— Увлекаешься intermittent fasting? — спросил он, подливая в кофе соевое молоко из молочника и мешая бумажной трубочкой овощной смузи.

— Пробовала, — коротко ответила Женя. Перед ней стоял только зеленый чай.

— Шестнадцать на восемь? — Арабаджи окинул взглядом ее фигуру.

— Четырнадцать на десять.

По схеме модного нынче интервального голодания «14 на 10» нужно было всего лишь не есть после шести вечера — миллениалы внезапно открыли для себя советскую медицину и скоро дойдут до диетстолов. Женя усмехнулась. Айтишники стараются больше всех: хотят вечной жизни, продуктивности и чтоб их девушки любили. Но их увлечение здоровьем — вот парадокс — выглядит как обсессивно-компульсивное расстройство.

— Вы же знаете меня, правда? — спросил Арабаджи и широко улыбнулся.

Улыбался он странно: выворачивал обе губы наружу и растягивал их так, что можно было видеть абсолютно все зубы на обеих челюстях. Словно Пётр хотел похвастаться тем, что кариеса у него больше нет.

Женя и правда его знала: сказочная фамилия была на слуху. Ехидная однокурсница назвала его озабоченным садовым гномом за малый рост и увлечение девицами по вызову. Злобно пыхтевший однокурсник, подвыпивши, обозвал Арабаджи обмылком за то, что тот сидел на подсосе у администрации. Белогорская пресса воспевала благотворительность и инновации, а на деле благотворитель и инноватор через сеть своих контор распределял по нужным карманам бюджетные деньги. А инновационные идеи попросту воровал.

Впрочем, Женю это волновало мало. Свое мнение о нем она составить еще не успела, а с университетских времен его не помнила вообще.

— Давайте перейдем на «ты», — уклонилась она от прямого ответа.

— Я хочу объяснить свои потребности. Для тела у меня есть женщины, — Арабаджи искоса глянул на блондинку, — а для души нет. Поэтому я хочу нанять тебя…

Женя напряглась.

— Спешу уточнить, что я не женщина, а друг, — сказала она мягко, но уверенно, глядя Петру в глаза, — бесполый друг.

— Я понимаю, — виновато улыбнулся Арабаджи.

Ничего он не понимает, Женя видела это совершенно отчетливо.

— Для души необязательно заводить женщину, — закинула она удочку.

— С мужчинами еще сложней… — развел руками Арабаджи.

— Я имела в виду собаку, — пошутила Женя.

— У меня аллергия, — Пётр нахмурился.

Значит, чувство юмора придется попридержать. Раз все так серьезно.

Блондинку вконец утомила их болтовня. Он что-то чирикнула Петру на ухо, не торопясь встала и поплыла в сторону уборной. Все без исключения посетители городского кафе «Карман» проводили ее взглядами. Женя — тоже.

— Так и знал, что ты не будешь занимать moral high ground, — сказал Арабаджи, наблюдая за ней.

— Это было бы опрометчиво с моей стороны, — усмехнулась Женя. — Профессии-то у нас смежные.

— Я помню тебя, — вдруг сказал Пётр. — Ты с моего факультета, да? Тебя вроде отчислили за пьянку с физиком или что-то такое…

Женя рассмеялась. Арабаджи улыбнулся, виновато сложив брови домиком.

— Отчислили меня за неуспеваемость. Но с физиком были дела, да. Экспериментировали… С чистым спиртом и картошкой.

Петр взглянул на нее будто бы с благоговением, как отличник, которого хулиганка позвала в гости, когда родители уехали на дачу на все выходные. Женя могла поклясться, что он даже нервно сглотнул. Но беседа тем не менее затухла.

— Расскажи мне про то, чем ты занимаешься, — попросила Женя. — Не про работу, а для души, вернее, для тела. О том, о чем сейчас все говорят. Как это называется?

— Это называется биохакинг…

Арабаджи обрадовался новой теме и приготовился оседлать любимого конька. Не так давно он написал на тему насильственного улучшения своей биохимии несколько больших статей. Суть их была несложна: он сдавал анализы и по результатам закидывался разными добавками, часто — запрещенными, чтобы стать сверхчеловеком и дожить до ста шестидесяти. Арабаджи опубликовал их в «рыбных» местах в сети и отхватил такой жесткой критики, что потом несколько месяцев начинал свои посты в социальных сетях со слов: «Вы меня, конечно, ненавидите, но…» Тем не менее о нем говорили все, а он наверняка был не прочь оказаться в центре внимания.

Пётр достал свой планшет и принялся двигать по экрану графики. Женя придвинула свой стул ближе и с любопытством взглянула на экран.

Графики были немудреными. Несколько кривых: мышечная масса — вверх, вес и жир — вниз. Одна простая табличка из двух столбцов, показывающая рост тестостерона на 80%. Еще одна кривая — уровень ртути в крови — падала отвесно вниз.

— Еще есть отчет о содержании бактерий в моем кишечнике, — похвастался Арабаджи.

Женя улыбнулась краешком рта. Он, как ребенок, раскладывал перед ней свои нехитрые сокровища. Анализ на то, анализ на это… Та добавка, эта добавка, то лекарство, это лекарство… Метформин от диабета, хотя диабета у него не было — впрочем, его сейчас все едят, чтоб похудеть. Литий от биполярочки, хотя биполярочки у него не было. Кое-какие антидепрессанты, гормон роста, «Фенибут», еще какие-то стимуляторы и почему-то толченый чеснок. Петя показал Жене фотографии. БАДов набиралась целая пригоршня каждые утро и вечер. Плюс шприцы и ампулы — гормоны были в виде инъекций.

— Всего на биохакинг я потратил двести тысяч, — снова похвастался Петя. — Долларов.

— Зачем? — не удержалась Женя.

— Как зачем?

— Зачем тебе это? Что-то изменилось в тебе? Критично?

— Результаты у меня отличные! Я сбросил жир с двадцати шести процентов от общей массы тела до десяти процентов — и это объективно! Максимальное потребление кислорода поднял примерно до семидесяти процентов — это очень высоко! — и я улучшил показатели по большинству биомаркеров. Субъективно я чувствую себя счастливее, спокойнее, энергичнее. Я стал более уверенным и сосредоточенным. И умным, если подразумевать под умом прикладную способность решать сложные задачи.

Пётр кипятился, и Женя решила больше не топтать его мозоли. В ту секунду, когда он надувал от важности щеки, он показался ей ранимым и неуверенным, поэтому она не стала утверждать, что всего, что он перечислил, можно достичь с помощью зеленой диеты, восьмичасового сна и свежего воздуха.

— Я так мало знаю, — настал Женин черед виновато улыбаться.

Петр споткнулся на полуслове и покраснел.

— Я считаю, что именно с него, с биохакинга, начнется разделение человечества на два вида, — забормотал он смущенно, открывая еще какие-то картинки. — Первый вид — улучшенные постлюди — будут всем рулить. Скорее всего, они будут из технологических сообществ Кремниевой долины и Китая. Вторые — люди предыдущей версии — повлиять на происходящее в мире уже не смогут. Но о них, скорее всего, будут неплохо заботиться, я полагаю…

Петин голос окреп. Речь отдавала театральщиной — видимо, Арабаджи привык выступать с этим материалом на публике.

— Человечество трансформируется, и причина этому — возможность уже сейчас мощно прокачать свой интеллект. Мои методы и их популяризация сыграют тут не последнюю роль. Но они же и увеличат существующий разрыв между богатыми и бедными. Люди вроде меня смогут жить более продуктивно, богатеть, а значит дальше инвестировать в повышение собственной эффективности… И так до бесконечности!

Однажды Женя согласилась пойти в какой-то дурацкий поход, далеко, к меловой горе. Они сидели на берегу речушки, полоскали ступни в ледяной воде, когда мимо них пронесся вверх по течению молодой взлохмаченный медведь. Он почти не обратил внимания на замерших от страха людей — у него были свои дела. Но Женя навсегда запомнила то чувство, то оцепенение, которое, казалось, парализовало ее на мгновение от пяток до макушки — этот был тот страх, который испытывает мелкий хищник, встречаясь с хищником покрупнее.

Именно это чувство ее сейчас и охватило, пока она слушала про «людей предыдущей версии». Арабаджи был по-звериному серьезен, и Женю пробрало до печенок.

— Я чего конкретно хочу… Хорошего настроения, уверенности в себе, концентрации на задаче… Быть энергичным, иметь силу воли, устойчивость к стрессу, прокачанный интеллект, а еще спокойствие, здоровье, долгую жизнь, абсолютное безразличие ко всяким социальным ограничениям. Всегда и везде. С минимальными вложениями времени и минимальным риском.

Безразличие к социальным ограничениям? Интересно, если его мама окажется «человеком предыдущей версии», он и ее пропишет в резервацию для унтерменшей?

Однако теперь совершенно понятно, что он не ранимый и не беспомощный. Он — хищник покрупнее. А хищник покрупнее обычного человека — постчеловек по версии Арабаджи — это, похоже, самый обычный социопат. Сам Пётр, может, еще не социопат, но стремится к этому. Мчит на всех парах. Нарциссическое расстройство уже точно есть.

— Еще это отличный мотиватор, — выдохнул напоследок Арабаджи. — Вся эта геймификация собственных биохимических состояний…

— А, да, это забавно, — согласилась Женя. — Я в своем приложении к фитнес-браслету кружочки всякие заполняю. Правда, ничего кроме невроза еще не заработала.

Женя примирительно улыбнулась, но Арабаджи снова не понял шутки.

— Я тебе докажу, что я прав! — запальчиво произнес он и даже взмахнул в воздухе кулаком.

— Можно я буду звать тебя Петей? — Женя поспешила его остановить.

Блондинка, которая давно вернулась за стол и которую Петя не замечал, на этих словах поморщилась. У Арабаджи закончились отрепетированные речи, и теперь он растерянно хлопал ресницами.

— Хорошо, — наконец сказал он, — зови меня Петей.

Женя снова улыбнулась. Арабаджи нырнул в свой рюкзак, а вынырнув, протянул ей оранжевый плотный листок. «ГРажданский Интернет-Форум», — прочитала она.

— Это тебе, приглашение на нашу конференцию — «ГРИФ 2020».

— А я тебе там нужна? — спросила она.

— Приятно, когда в зале есть человек, который тебя поддерживает. Понимаешь?

— Понимаю, — улыбнулась Женя, вспомнив Матильду и ее «порку». — Я приду.

Она вскользь бросила взгляд на блондинку. Наемный гарем, видимо, отказывается за него болеть.

— Тебе платить через «Бро»?

— Можно через «Бро», можно напрямую, наличкой.

Петя нахмурился. Налички у него, похоже, не было. Может, он вообще не помнил, что бывают такие деньги, прямоугольные, бумажные.

— Давай через «Бро», — смилостивилась Женя и залпом допила свой чай.

Когда они втроем вышли из «Кармана», первое, что им бросилось в глаза — мрачные девчонки из deGouge, которые выстроились цепью на противоположной стороне проспекта Довлатова. Все как одна сверлили глазами Петра Арабаджи.

— Чего это они? — не поняла блондинка. У нее оказался хриплый голос, который не вязался с ее легковесным образом.

— Может, акция какая, — ответила Женя и оглянулась на своего нанимателя.

Арабаджи тем временем проворно вскочил на свой электросамокат, что стоял у входа, и был таков.

— Значит, сегодня только «имидж» — с облегчением сказала блондинка, клацнув брелоком сигнализации, — пока!

Она махнула Жене рукой и села в припаркованную у входа маленькую ярко-желтую машинку без верха. Женя тоже махнула ей рукой и снова уставилась на девчонок из deGouge. Девчонки расходились. Значит, Женя поняла все верно, и акция была пятиминуткой для Пети Арабаджи.

Женя поплелась домой, пиная кроссовкой камешек по раскалившемуся за день тротуару. Собрав последние силы, она перебежала ленивый проспект, нырнула в подворотню и поднялась к себе. У Аркаши бормотал телевизор.

Город остывал. Матильда покрасила Женины стены в элегантный светлый серый. Смотрелось отлично, особенно на солнечной стороне, и пахло не забористо. Но Женя все равно распахнула окна — плевать на краску, высохнет как-нибудь. Горячий воздух снова потрепал ее по щеке. Проспект Довлатова наполнялся людьми.

Телефон звякнул. Пришел новый перевод от Земскова — за весь Матильдин рабочий день. Женя усмехнулась. Ох и встанет ее ремонт в копеечку заведующему библиотекой! Бедолага! Дешевле было бы развестись с женой…

Надо бы поужинать, но нет сил: Арабаджи — энергетический вампир! Впрочем, плиты на кухне тоже пока нет. С перепиской в «Бро» Женя покончила еще утром. Чем заняться? Она слишком устала для чего-то масштабного, да и голову надо разгрузить.

И только тут она поняла, что забыла купить мыло.

В ванной

— Помоги мне! Помоги!!! — отчаянно орал в трубку Арабаджи.

С проспекта Довлатова в открытое окно летели голоса расходившихся гуляк. Женя отвела от уха телефон: было шесть утра. Она села на своем матрасе.

— Островского, четыре, второй этаж! — проорал Арабаджи и отключился. В трубке осталось лишь какое-то подозрительное шуршание.

Надо же, Петя тоже живет в Писательском квартале. Женя натянула джинсы, плеснула себе пригоршню воды в лицо, втиснула ноги в кроссовки и открыла «Бро». В начале седьмого утра еще действовал ночной двойной тариф на незапланированные встречи. Здесь же горела ярко-красным тревожная кнопка «Я в опасности». Женя не стала закрывать приложение, просто погасила экран. Хорошо, что он платит через «Бро», иначе она бы не решилась отправиться к нему. Хотя любопытно было до чертиков.

На Островского, в доме номер четыре, каждая квартира занимала по этажу. Мелодично звякнул домофон. В просторном подъезде пахло лавандой.

Дверь ей открыла девица, завернутая в большое банное полотенце. Брюнетка с раскосыми глазами была на голову выше Жени и такая стройная и ладная, что это было видно даже сквозь плотную махру. Девица молча показала пальцем на ванную.

Женя рванула дверь и обомлела.

Арабаджи сидел в пустой ванне голый и что-то сосредоточенно пережевывал, не отрывая взгляда от экрана планшета. Его лицо и тело было перемазано чем-то темно-коричневым и жирным.

— Пиздец, — тихо и спокойно сказала девица в полотенце, глянув поверх Жениного плеча, после чего скрылась в одной из комнат.

Женя, мучимая догадками, сделала робкий шажок в ванную и принюхалась. Пахло ванилью, какао и почему-то имбирем. Вокруг ванны валялись обертки от шоколада Bucheron — не меньше десятка.

Слава Богу, это — шоколад!

— Женя, посмотри на мою глюкозу!!! — завопил Арабаджи, наконец ее заметив.

Он помахал зажатым в руке маленьким черным глюкометром. Женя подошла ближе. Глюкометр показывал цифру «12» и тревожно помаргивал красной стрелочкой.

— Я не могу остановиться, — Петя нашарил на бортике ванной квадратную шоколадку в голубой обертке, развернул ее и откусил сразу половину.

— Я тебе чаю сделаю, чтоб запить, — сказала Женя и быстро вышла.

Девица в спальне играла в «Гитар Хироу» и весело скакала на огромной кровати. Полотенца на ней как не бывало.

— Если здесь есть кот, то он наверняка тоже голый, — проворчала Женя.

Чай оказался с гибискусом. Стараясь не прикидывать, вкусно будет или нет, она сыпанула чайную ложку с верхом в большую кружку и ливанула крутого кипятка из какого-то сверхумного чайника.

— Этот скачок глюкозы в крови больше, чем небольшое увеличение после потребления нормальной еды в шесть вечера, — после двух глотков обжигающего чая на Петю напала рефлексия. — Я чертовски навредил себе!

Он поставил кружку на бортик и вдруг раскрылся, как цветок лотоса, растекся по ванне и внимательно посмотрел на Женю, пытаясь определить, какое впечатление производит на нее его тело. Женя включила ему воду и встала с бортика ванной — Петино тело ее не интересовало совсем.

Когда шоколад был уничтожен, имбирем стало пахнуть так, что заслезились глаза. Она принюхалась. Пахло из углового шкафчика. Она открыла дверцу — Петя все равно пока счищает с себя шоколадную глазурь, и надо чем-то занять взгляд. Две полки в шкафчике были отведены под обычные мужские туалетные принадлежности, на третьей лежали несколько брусков диковинного мыла. Одно из них — с очень резким запахом. Женя выдохнула с вожделением.

— А где ты берешь такое мыло?

— На «АйХербе». А откуда ты знаешь, что в таких случаях нужно пить чай? — Петя залпом допил подостывший напиток.

— Чай помогает ото всех невзгод…

Не говорить же ему, что крепкий черный чай отлично выводит из штопора всех наркоманов!

Четыре бруска мыла с англоязычными этикетками заняли все Женино внимание. Она по очереди брала их в руки и рассматривала описание и состав. Сырое масло ши, соевое молоко, ладан и мирра. Коробка с африканскими узорами, а в ней брусок цвета прогорклого масла, запах довольно крепкий. Женя ковырнула ногтем бок — сухое, крошится в мелкую крошку. Сделано в Соединенных Штатах из африканского сырья, приобретенного по принципам этичного обмена. Следующее — темно-серый гладкий брусок, трижды перемолотая соль Мертвого моря, аргановое масло и древесный уголь. Женя ковырнула упаковочный целлофан и понюхала. Жирное, едва уловимый шипровый аромат. Третье — мыло с чаем маття, очищающее и защищающее, для бритья, сделано без жестокости. Зеленый брусок пахнет розмарином. Сертифицированное пальмовое масло оставило на Жениных руках жирный след. Четвертым бруском оказалось то, что пахло крепче остальных. Морская соль и козье молоко, очень приятный пыльно-голубой цвет, вместо упаковки — одна бумажная полосочка, поверхность — ребрышками, сделано вручную. Слоган: натуральней некуда! «Цитрус и партнер по сауне создадут для вас свежий дуэт».

— Это цитрус? Не имбирь? — Женя неосторожно втянула ноздрями запах. Запах ударил в голову так резко, что запульсировали вены на висках.

Арабаджи, который отмылся и вылез из ванны, понюхал брусок в ее руках и уставился на Женю с непониманием.

— Я мыло коллекционирую, — призналась Женя, заметив Петин пристальный взгляд.

— Возьми себе, всё, — разрешил он.

Женя подкинула на ладони самый пахучий кусок. Имеет ли она право так лишать Петю всех помывочных средств? Вдруг он опять извозится в шоколаде, а помыться будет нечем? Заметив на Петином плече полусмытый шоколадный мазок, Женя решилась. Полотенцем вытрется. Кухонным.

— Петь, ты скоро? — в ванную заглянула Петина любовница.

— Петя, наверное, все на сегодня, — ответила Женя вместо него, заталкивая в рюкзак мыльные бруски.

— До завтра, — девица пожала голыми плечами и вышла.

— А завтра тоже она будет? — не удержалась Женя.

— Секс — залог ментального здоровья, — назидательно поднял палец Арабаджи, заворачивая чресла в полотенце. — Его надо потреблять регулярно.

Женя прикусила губу, чтоб не расхохотаться. Только что раскачивался как псих и верещал, как напуганная белка, а теперь — поди ж ты! — снова завел свой варганчик.

— Пошли на кухню, — велел Петя, подталкивая ее к выходу из ванной. — Чего ты улыбаешься? Это ключевой элемент алгоритма эволюции! Поэтому к черту социальные нормы, буду делать то, что хочется! Разумеется, с поправкой на согласие всех участвующих, вредить другим людям нельзя…

— Это хорошо, что нельзя, — задумчиво произнесла Женя.

Они перебрались на кухню. На широком светлом подоконнике, в большой банке с маленьким краником, плавало чудовище — чайный гриб. Жене из вредности захотелось закурить.

— Хочешь комбучи? — спросил Петя, указав на банку.

— Очень не хочу, с детства ее боюсь.

— Fermented vegetables? — предложил Петя, вынырнув из-за дверцы холодильника с банкой квашеной капусты.

— Это — с удовольствием!

Она залезла в банку прямо так, руками. Капуста весело хрустела на зубах. За окном занимался летний день. Арабаджи болтал ногами, как пятилетний мальчишка.

— Я открыто говорю о моих сексуальных привычках, фетишах, предпочтениях в порно. Стыдиться тут нечего, все смотрят порно. И, кстати, окружающим интересно, когда ты рассказываешь об этом честно. И открываются новые интересные возможности. Знакомства завязываются, понимаешь?