Бесплатный фрагмент - Сферы

Нора

Она прошлепала босыми ногами по полу в кухню. Пол был деревянный. Ноги шлепали звучно, звонко и быстро — свистел чайник.

Отсчитав до десяти, она залила кипятком сухую траву в кружке. Эстрагон, чабрец и лаванда. Захотелось. КРУЖКА… ПОЧЕМУ ЭТА КРУЖКА?! НАДО СТЕКЛЯННУЮ. ВСЕ ПЬЮТ КРАСИВЫЙ ЧАЙ ИЗ СТЕКЛЯННЫХ. Она кивнула.

Она любила чай на ночь. Всегда пила. Ну, не чай, прям чай, а заваренную траву. Мама приучила. А на ночь — да, всегда. ОТЕЧЕШЬ К УТРУ. КАК ПИТЬ ДАТЬ. Да не отекала она. Не отекала — и все тут. Она села у окна, ждать, пока чай заварится, чтобы потом долить холодной воды. ОПЯТЬ СЫРУЮ В КИПЯТОК?! Перед глазами встала бабушка, скрестив руки. Там дальше у нее обычно шло вариативно — понос, глисты, изжога, когда как. Много чего якобы страдало от такой ее вопиющей безалаберности. Ну, то есть должно было страдать. Но у нее почему-то не страдало. Это тоже было одной из причин бабушкиного негодования. ВСЕМ ЯСНО, ЧТО НЕЛЬЗЯ! А ЭТОЙ ХОТЬ БЫ ХНЫ! Несправедливость в чистом виде. Двойная.

В общем, сидела она у окна и ждала.

За окном моросило. Долго, тихо, со вчерашнего дня еще. ЧТО ЗА ПОГОДА… ТАК И БУДЕШЬ СИДЕТЬ?! Она тряхнула головой. Хорошо так, в общем, моросило, душевно. Да и на температуру не повлияло. Тепло.

Ветер легко пошевелил ее коротко стриженые волосы. Как будто забрался в них пальцами. ВОТ ОНО НАДО БЫЛО? ПРИДУМАЛА ТОЖЕ… Она закрыла глаза. До сих пор не могла поверить в то, что взяла и постриглась. Экспромтом. ЗРЯ. ВСЕ РАВНО РАСТИТЬ ОПЯТЬ ПОТОМ. КОМУ ЭТО НАДО БЫЛО?! Почти всю жизнь ведь прожила с длинными, не особо послушными, а потому вечно собранными волосами. Только некоторое, совсем короткое время, в институте, у нее была стрижка. ВСПОМНИЛА. Ровно столько, пока не отросла. И она ясно помнила, что это был чистый восторг. Почему она ее отрастила? Логичный вопрос. На который у нее так и нет ответа. Как-то само… ВОЛОСЫ ДЕВУШКИ — ЭТО ЕЕ БОГАТСТВО. ДЛИННЫЕ ВОЛОСЫ — ЭТО КРАСИВО. ВОТ ОСТАНУТСЯ К СТАРОСТИ ТРИ ВОЛОСИНЫ — ЕЩЕ УСПЕЕШЬ НАХОДИТЬСЯ СО СТРИЖКОЙ. Она провела по волосам рукой и, несмотря ни на что, довольно улыбнулась.

Лето наступило внезапно. Не постепенно, без авансов, сразу всем своим весом. С серьезными намерениями, хотелось надеяться. И этот первый летний дождь был теплый и действительно летний. Когда мокро, долго, но тепло и ласково.

Было уже почти темно. По-летнему долгий вечер по случаю дождя был надежно упакован в тучи. Она сидела без света, пила свой невозможный не-чай, и ей в голову пришло открыть окно. ТАМ ДОЖДЬ! НА ПОДОКОННИК НАТЕЧЕТ. КОМАРЫ НАЛЕТЯТ. ДОМА И ТАК ВЛАЖНО… Она кивнула и открыла окно. Как вкусно. Свежо. Темно. Мокро. И шорох. Шорох сеющего дождя на многие километры. Везде. Тонны воды мельчайшими каплями небесного пульверизатора, заботливо усеивающими все вокруг. В монотонном мягком шорохе слышались частые тяжелые капли. По-разному слышались. По мокрым листьям, по крышам, по жестяным отливам.

Второй день не было видно ее знакомой вороны. Надо полагать, дела. Ворона — птица деловая. Она и знать не хочет, что птицы не сеют и не жнут. Глядя на эту, любой бы начал сомневаться. Обычно ворона прилетала на каштан, раскинувшийся справа у окна. Сидела и смотрела в ее кухню, как в телевизор. Она тогда почаще подходила к окну, чтобы зрительнице было интереснее. ЕЩЕ С ТАРАКАНАМИ НА ЛЕСТНИЦЕ ЗДОРОВАТЬСЯ НАЧНИ.

Но теперь дождь, уже второй день. И второй день нет вороны. СЪЕЛА КОШКА ИЛИ МАШИНА СБИЛА. ИЛИ ХУЛИГАНЫ.

Ну и хорошо, наперекор подумала она. Суше будет — прилетит. Тем более уже темно. Она ж не сова, в темноте, поди, не видит ничего.

Внезапно закончился чай. За этим притягивающим дождем она и не заметила, что к тому идет.

А что будет, если взять и остаться сидеть так и дальше? ЗАВТРА ОПЯТЬ БУДЕШЬ, КАК ЗОМБИ. ЕЩЕ И ГОЛОВА РАЗБОЛИТСЯ. СПАТЬ! Угу. Она кивнула себе, сполоснула кружку и вернулась к окну.

— Завтра приедет поезд, — напомнила она себе вслух. — Проводницу зовут Майя. Вот встречу его, найду одиннадцатый вагон, Майю, и она мне передаст передачку.

ЖИЗНЬ ТВОЯ ПУСТА. ОНА НИ О ЧЕМ. И ТЫ ЭТО ЗНАЕШЬ. НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ В ЭТОМ ВОЗРАСТЕ УЖЕ С ДЕТЬМИ СИДЯТ. Стало немного зябко. Она передернула плечами и повторила с нажимом — передаст передачку. От этого ее ожидание снова пробежало по спине мурашками. Она ждала. Так ждала. Каждый раз заново. Неподдельно.

Ну, вот она и дома. Положив сверток на кухонный стол, она сняла веревки и начала лист за листом разворачивать плотную темную бумагу. Каждый лист был обернут вокруг свертка каким-то своим особым способом, так что по верхним очертаниям нельзя было даже предположить, что там, внутри. ИШЬ ТЫ. ПОСМОТРИТЕ, КАКОЙ ЗАТЕЙНИК! И НЕ ПОЛЕНИЛСЯ ВЕДЬ! ДЕЛАТЬ ЕМУ БЫЛО НЕЧЕГО. КАК И ТЕБЕ. Но, если по-честному, ей понравилось так, шаг за шагом.

Наконец, старательно придерживая жгучее нетерпение, она развернула последний лист. Ее лицо осветилось радостью, и волнение заставило вздохнуть глубоко-глубоко. Вот она. На ворохе упаковочной листвы лежала большая, гладкая, идеальной формы сфера. Содержимое ее было серебристо-серым, чуть темноватым. Она присмотрелась. Такой цвет еще не встречался. Она сделала глубокий вдох и бережно взяла сферу в руки. Тяжеленькая. Она вышла в соседнюю комнату, где у окна стояли горшки с цветами, а всю стену напротив занимали две длинные полки, одна над другой, все уставленные сферами. Разных размеров, разных цветов.

Каждую она искала. По-разному. Находила объявления о продаже. Проверяла комиссионки и барахолки, магазинчики магической атрибутики и интернет-площадки со всякой всячиной. Обменивала. Парочку ей просто подарили. ДУРЬЮ БЫ ТОЛЬКО МАЯТЬСЯ. ДЕЛОМ БЫ НОРМАЛЬНЫМ ЗАНЯЛАСЬ.

Самую первую она встретила еще в детстве. Родителей ее подружки по садику, Кати, перевели работать в другой город. Для перевозки вещей им выделили два огромных транспортировочных контейнера. Влезло, разумеется, не все. Что-то раздали по знакомым. Даже выбросили. А перед этим позвали друзей из садика на финальную раздачу. Детвора в восторге выбирала добычу. Ни игрушки, ни книжки ее не заинтересовали. А приглянулся ей небольшой стеклянный шарик. Прозрачный, красивого сиреневого цвета. Она попросила его. Катя пожала плечами, сбегала спросила у мамы и отдала. Что это такое — никто объяснить не смог. Как-то оказалось среди детских вещей. Катина мама была уверена, что дочка выменяла у кого-то на что-то, просто не помнит. Как бы то ни было, прощание с непонятной вещицей было беспечальным. А она никак не могла поверить — как легко ей досталось это сокровище! Она с восторгом тем же вечером показала его родителям.

— М-м! — покивал папа, на мгновение отвлекшись от новостей.

— Смотри не разбей, — улыбнулась мама, не отрываясь от кроссворда.

Так обыденно началось ее собирательство. Коллекционированием у нее язык не поворачивался это назвать.

НУ ЛАДНО, ЧТО С РЕБЕНКА ВЗЯТЬ. ДЕТИ ГЛУПЫЕ. НО ТЫ-ТО УЖЕ ЛОБ ЗДОРОВЫЙ! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! НА ЧТО ТРАТИШЬ ЖИЗНЬ?!

Она поставила новую сферу на свободное место на нижней полке на подставку-квадрат, которую заранее собрала из детского конструктора, служащего именно для этих целей. Пригляделась. Нет. Место не ее. Тишина. Она снова взяла сферу, вытянула руки и медленно понесла ее мимо полок. Некоторое время ничего не происходило. Но, когда они со сферой дошли до зеленой и золотой, чуть поменьше, все изменилось. Туманное содержимое взволновалось и поплыло. Внутри появился свет, тихий, неяркий. Он затеплился едва-едва, словно примериваясь, приноравливаясь. Сфера пробуждалась. Медленно, но несомненно. Она удовлетворенно заулыбалась, раздвинула в стороны зеленую и золотую и осторожно поставила новую между ними. Вот. Вот ее место. ПЫЛЬ БЫ ЛУЧШЕ ВЫТЕРЛА НА ПОЛКАХ. Как только серебро засветилось уверенно, все окружающие вспыхнули ей в ответ. Ближайшие ярче, дальние чуть тише. Приветствие длилось недолго. Погасла, в конце концов, и новая. Но тихое вращение и перемешивание туманной дымки внутри не пропало, может, только замедлилось. Как и в остальных.

Она, довольная, опустилась в кресло напротив полок, у окна. Вот. Вот теперь стало лучше, чем было. Гораздо лучше. Хотя каждый раз хорошо. И ее воображение ничего заранее себе не рисует. Потому что каждый раз — самый лучший. Только спустя какое-то время ей станет понятно — конец это или еще нет. До сих пор так всегда случалось — рано или поздно она начинала ощущать новое ожидание. А сейчас все хорошо. Она улыбнулась и вытянула ноги. СЯДЬ РОВНО. А ТО РАЗВАЛИЛАСЬ. НЕКРАСИВО.

В открытое на проветривание окно она услышала, что снова пришел дождь. Спустился, никуда не торопясь, капля за каплей. Не тот, не вчерашний. Новый. Уверенный такой, спокойный дождь. Она отвернулась от полок и открыла окно совсем. Только дождь и она. И за спиной множество разноцветных живых сфер. Во дворе тихо. Нет никого. Мокрый шелест ветра в листьях и редкие птичьи голоса. Родителям она позвонит потом. Полина должна позвонить сама, позже, вечером. А потом и зайдет. Полина знает, что в день появления новой сферы звонить лучше позже. Потому что… Ну, потому что. Полина чуткая, и это ценно.

В этот раз помогла именно Полина. Сферу привез какой-то дальний друг ее друзей. Он мнил себя экстрасенсом. ЕЩЕ ОДИН МАЛОХОЛЬНЫЙ. ПОДОБНОЕ К ПОДОБНОМУ. Так ли это — ни Полине, ни ей было неизвестно. Друзья тогда поведали Полине историю ввоза «сувенира» этим их другом из Туниса. Полина взяла на заметку и рассказала ей. А она, слушая, вдруг почувствовала его. Ожидание. Это было, как гром среди ясного неба. Она даже поверила не сразу. С момента появления у нее предыдущей сферы прошло почти два года. И она уже, если честно, начала подумывать, что — все. Потому что по меньшей мере дважды за это время ей встречались сферы. Но — не те. Ничего в ней не отзывалось им навстречу. В первый раз она на всякий случай все же доставила находку сюда. Но та не ожила. Просто стеклянный шар. Красивый, с какими-то непонятными, но очень эффектными трещинами внутри, преломляющими свет. Нет, не то. Правда, службу свою шар сослужил все равно. Год пролежал у нее без дела, а потом она на него и выменяла эту серебристую сферу. Экстрасенса познакомили с предметом обмена по фото, и он внезапно согласился. Сказал, что почувствовал его гораздо сильнее. Ну, и цвет. Красивый дымчатый, местами совсем темный. И преломление. И отказать не смог. К счастью.

А во второй раз она даже пытаться не стала. Не было ощущения.

Она оглянулась на полку. Ее находки. Сокровища. Она иногда пыталась понять, зачем она это делает. Но, по большому счету, ей было все равно — настолько это было правильно, несмотря ни на что, и естественно. И еще с ними она никогда не чувствовала себя в одиночестве. ПРАВИЛЬНО. ЭТО Ж КУДА ЛУЧШЕ, ЧЕМ РОДИТЕЛЯМ ПОЗВОНИТЬ. ЗАЧЕМ ТЕБЕ ОНИ ВООБЩЕ?! И СЕМЬЯ?! НАПЛЕВА-АТЬ!

Она отбросила этот новый мусор ладонью со лба, сладко потянулась и пошла сварить себе кофе. Такой дождь просто создан для кофе. И можно все-таки позвонить. Потом.

— Так вот ты какой, северный олень, — Полина пристально рассматривала пополнение в строю.

— Красавица, правда? — она улыбнулась, с нежностью глядя на новенькую.

— Угу, — кивнула Полина. — Дальше что?

— Не знаю, — пожала она плечами и отошла к окну. ВОТ ТО-ТО И ОНО. А У ПОЛИНЫ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, ОПРЕДЕЛЕННОСТИ-ТО ПОБОЛЬШЕ.

— Все? Полный штиль?

Она, все улыбаясь, посмотрела в потолок, сверяясь со своим радаром.

— Нет.

— Нет? — Полина вздернула брови. — Ух ты.

— Нет, — она удивленно уставилась на подругу.

— Значит, скоро новая?

— Ну… вероятно. Обычно так и происходит.

Они еще какое-то время поговорили, и Полина уехала. За окном уже был вечер. Хороший. Свежий. Дождя не было. Небо постепенно расчищалось. Садящееся солнце то и дело пробивало лучами тучи.

ЧТО ЗА ЖИЗНЬ?! ЕРУНДОЙ КАКОЙ-ТО ЗАНИМАЕТСЯ. НЕТ БЫ ПОЛЕЗНОЕ ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ! ВОН ПОЛИНА! РАБОТА НОРМАЛЬНАЯ, ЖЕНИХ, ДРУЗЬЯ!

Она улыбнулась и подумала: вот и пусть все идет так, как идет. Она снова подошла к полке, посмотрела на сферы. Надо же, скоро новая… Она вытащила из квадратиков первые две и аккуратно положила их на ковер на полу. Порядок, конечно, нарушится, но это ненадолго. Положив последние две, она села рядом на ковер и начала их медленно и осторожно перемешивать. Сферы стали вспыхивать. Вспыхивать и гаснуть. Разноцветные огни, повинуясь вращению, разгорались то в одной, то в другой, вызывая отклики в окружающих. Она любовалась. Свет озарял ее руки, медленно кружащие эту красоту. Удивительное ощущение.

Вдруг послышалось хлопанье крыльев. Она вскинула голову. Ворона вернулась. И не на каштан, а на подоконник. Ворона смотрела в комнату, внимательно разглядывая сферы.

— Нравится? — улыбнулась она осторожно.

Ворона посмотрела на нее, посидела так и спрыгнула на пол. Беспорядочное цветное перемигивание разом пропало и тут же сменилось общим едва уловимым светом. И в то же мгновение она заметила свет в клюве вороны.

— Ты… Ты что-то принесла? — ошарашенно прошептала она.

Все ее нутро потянулось ожиданием навстречу вороне. Не может быть!

Ворона потихоньку, шаг за шагом, подходила к мешанине сфер. Свет в них разгорался с каждым ее шажком. И в клюве ее горело все ярче. Подойдя совсем близко, ворона взглянула на нее и осторожно положила подношение на ковер. Сферы вспыхнули ярче, но мягко все равно. Новая сфера, вороний подарок, была совсем маленькой, как крупная бусина, пронзительного небесно-голубого утреннего цвета. Она горела ярче всех. Ворона так же осторожно, шаг за шагом, стала пятиться назад. Потом вспорхнула на окно и улетела.

ДАЖЕ НЕ ПОБЛАГОДАРИЛА. УГОСТИЛА БЫ ХОТЬ. ПТИЦА СТАРАЛАСЬ! ТАК НЕТ ЖЕ. Она отмахнулась, встала, подошла к окну. Нет. Или улетела совсем, или хорошо спряталась.

— Спасибо, — негромко произнесла она в небо, уже оставшееся на ночь без солнца.

Она вернулась на ковер. Рассмотрев сферу, она протянула руку и взяла ее двумя пальцами. Надо же. Вороний подарок. Какая маленькая. И какая красивая. Бросив взгляд на остальные, она заметила, что они без этой маленькой светят тише. Усилитель, с удивлением кивнула она себе. Мысль пришла ей в голову, и она положила новую сферу в самый центр. И тогда все сферы, и те, что были рядом, и те, что лежали по краям, засияли и пришли в движение. Сами. Они тихо, будто под малым наклоном скатились к центру. Эта маленькая небесная сфера словно притянула их к себе. Они все скатились вплотную к ней и друг к другу, образовав аккуратный, почти без просветов, круг с маленьким небесно-голубым центром.

— Потрясающе, — прошептала она, обняв себя за плечи.

— Полина! Поль, я ее нашла!

— В смысле?! Уже?!

— Ты далеко уехала? Который сейчас час? (НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ НА ЧАСЫ СМОТРЯТ ВООБЩЕ-ТО, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ЗВОНИТЬ!)

— Я дома уже, — усмехнулась Полина.

— Ну, в общем, мне ее, кажется, подарили.

— Кто?

— Моя ворона, — подняла она плечи.

— Угу, — кивнула на той стороне Полина. — Ну что же… Почему бы и нет. Но так вдруг…

— Ну да.

— И что? Что теперь?

— Она, похоже, у них главная.

— О-о, — Полина сказала все, что могла.

— Дочка?

— Мам? — это было неожиданно. ДАЖЕ НЕ ПОЗДОРОВАЛАСЬ С МАМОЙ.

— Да, дочка. Знаешь, — мама, похоже, была удивлена не меньше нее, — мы тут с папой подумали, почему бы тебе не съездить к морю?

— Что? — она кое-как опустилась в кресло.

— К морю, — повторила мама. — Ты нигде не бываешь. Может, надо сменить обстановку, я не знаю, отдохнуть… развеяться?

— Сейчас? — только и смогла выдавить она.

— Ну да. Почему бы и нет?

— Хорошо. Я подумаю.

Мама положила трубку. Она тоже выключила телефон и уставилась в окно. Нормально. К морю. Сейчас. Там же жара… СПАСИБО БЫ СКАЗАЛА!

— Был бы сейчас октябрь — тогда Крым в моем распоряжении. Там в октябре хорошо. Я в кино видела.

— А сейчас надо на Северный Ледовитый океан, — хмыкнула в трубке Полина.

— Хм.

— Что — хм?

— Я в институте когда училась, у нас там была девочка с острова Новая Земля. Я ради интереса смотрела на карте. Это между Баренцевым и Карским морями. Карские ворота…

— Карские ворота?

— Да. Меня тогда так торкнуло. Пройти через Карские ворота… Это, наверное, почти так же по ощущениям, как побывать в Антарктиде.

— Ну, должно быть, похоже.

— Простор. Колкий ветер. Резкие крики птиц. Вода. И тишина. И почти пустота. Суровая ледяная красота.

— Мороз по коже, — буркнула Полина. — Аж холодно стало. И что там можно делать?

— М-м. Ну, не знаю. Я бы нашла, — она изучала потолок.

— А сферы? Ты ж с ними не расстаешься, — напомнила Полина.

— Сферы с собой.

— Чемоданами?

— Почему бы и нет. Влезут в хороший большой кофр. Как у Димки.

— С ума сошла, — это было сказано явно с улыбкой.

— Я бы тоже так подумала. Если бы эта мысль пришла мне. (И ЧТО?! МАМА ПОЗВОНИЛА! ДА С ТАКОЙ ДОЧЕРЬЮ…)

— А почему ты такое значение этому придала? — заинтересовалась Полина.

— Не знаю. Может, потому что не ожидала. Обычно, ну знаешь…

— Угу.

— Ну вот. Обычно все как-то не так. Это… не то, что я привыкла слышать. К морю… Неожиданный поворот.

— Ну да.

— Что ты решила? — Полина устроилась у открытого окна в плетеном креслице и приступила к откупориванию вина.

— Пока ничего, — она бодро звякнула по столу тарелкой сухой колбасы и оливок. — Север отпадает. Я же вспомнила: север… лето… мошкá! Комары! Мухи! Я в этом полный Пушкин. (И ПОЧЕМУ ЭТИ МУХИ БОЛЬШЕ НИ К КОМУ НЕ ЛЕЗУТ, ИНТЕРЕСНО?! ГДЕ ТЫ ИХ ТОЛЬКО БЕРЕШЬ?! ГДЕ?!)

Полина фыркнула, куснув колбасы.

— Остается жара, ну, или тепло.

— А где не жара? — она заинтересовалась.

— Ну… Питер. Калининград.

— М-м, да, точно. Финский залив. Ну, не знаю. Там, вроде, лето как лето обычно.

— Да, но не +45, — напомнила Полина. — Но, конечно, и не холодно.

Она приуныла и отправляла в рот оливку за оливкой.

— Даже не знаю. Остается только мошкá, — вернулась Полина и, встретив ее страдающий взгляд, добавила: — Ну, или Антарктида!

— Нет. Туда меня никто не возьмет. Туда только экспедиции. Или космически дорого. Как мне кажется.

— Тогда поезжай в горы, — констатировала Полина и кивнула. — Прохладнее. И океан воздуха. Даже не море, заметь. Круче. Океан.

— Океан, — согласилась она и посмотрела в окно. — О, ворона. Ворона!

Они с Полиной высунулись в окно. Ворона внимание оценила, немного посидела и улетела.

— Она слышала, — неожиданно заявила Полина.

Она посмотрела на подругу. Чуткая. Как будто мысли читает.

— Ну что? — маме было любопытно, как она последовала ее совету. — Ты едешь к морю?

— Да, мам. Еду. Море там тоже есть, если захочу. Я еду в горы.

— Почему в горы? — мама было разочарована. — А море?

— Так это даже лучше. Больше, чем любое море. Океан! Воздушный, — ей стало неловко, и она привычно провела рукой по лбу, убирая это ненужное. — Если бы не твой совет, мне бы даже в голову это не пришло! Спасибо тебе огромное! (ПФ. НУ ХОТЬ ТАК. НО ВООБЩЕ, МОГЛА БЫ РАДИ ПРИЛИЧИЯ И РОДИТЕЛЕЙ ПОЗВАТЬ.)

— Ну… что же, — к маме вернулась благосклонность. — На здоровье, на здоровье. И когда?

— Я им написала. Жду ответ.

— А как добираться?

— Да все равно. Поезд, автобус, самолет.

— А где это? — опомнившись, поинтересовалась мама.

— Да Крым. Там этого добра хватает.

— А-а, ну да, — и снова ей показалось, что маме не хватило размаха.

— Что ты выбрала? — это была Полина.

— Пансионат «Ласточкино».

— Гнездо?! — ахнула трубка.

— (ЕСЛИ БЫ…) Нет. Просто «Ласточкино». Написано неплохо. Мне ответили, что они меня ждут в любое время. Так что дело за малым — достать кофр и билет.

— Ну, кофр у Димки возьмешь. Он в ближайшее время никуда, сказал, не едет. А почему в любое время? Мне всегда казалось, что у них отбоя от желающих нет.

— Ну, они сказали, место не особо модное. Там когда-то была турбаза для альпинистов, что ли.

— Что, сейчас альпинистов не хватает? — засомневалась Полина.

— Ну, хватает, думаю. Сейчас всех хватает. Но вот так, однако. В общем, мне забронировали номер.

— Дорого?

— Нет, мне по карману.

— Ну отлично. Билеты?

— На самолет даже не надеюсь. Вот, может, автобус.

— Душегубка… — расстроилась Полина.

— Не скажи. Сейчас так автобусы научились делать — не чета тем, из детства.

— Ладно. Допустим. А как ты сферы объяснишь?

— А надо будет? — МОЛОДЕЦ! КАК ВСЕГДА, НА ВЫСОТЕ! — Ну, если надо будет… Ну, скажу, что я переезжаю, это моя, м-м, коллекция. Должна сама проконтролировать.

— А когда обратно поедешь? — усмехнулась Полина. — Передумаешь переезжать?

— Почему бы и нет, — раздумчиво согласилась она.

Вспоминать этот автобус она будет, наверное, всю жизнь. И ПОДЕЛОМ, НАДО БЫЛО ЕХАТЬ, КАК НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ, ПОЕЗДОМ. А ЛУЧШЕ САМОЛЕТОМ. НО ТО Ж НОРМАЛЬНЫЕ. Во-первых, она еще никогда никуда не ездила автобусом так далеко и долго. Ночь в автобусе — это отдельная радость, но даже это для нее было, в общем, не так и страшно. Но ешкин кот… такого с ней не было с самого детства. Как же ее мутило… Космически. И, вроде, внутри салона бензином не пахло. Ну, почти не пахло. Ну, не смертельно, в общем. Но было жарковато. Да жарко, что уж там. И, Боже мой, эта женщина… От разговоров можно спрятаться за закрытыми глазами. От шума и перебранок — за наушниками. Хорошо, кстати, заряд держат, не подвели, так надолго она еще с ними не пробовала. Но запах… От запаха не спрятаться никак. А ведь его хозяйка, наверняка, очень его любит. Иначе как это можно объяснить?! Нет, она согласна только на внезапную острую влюбленность, страстную и глубокую одержимость или крепкую, верную любовь. Потому что иначе это лютый кошмар. Она, изнывая и страдая, пыталась его проанализировать — что же именно в нем так ее убивает? Почему для другой он — нежный и женственный аромат, а для нее — удушливый кошмар? НЕ ВЫДУМЫВАЙ. ОНА ЖЕ ЖЕНЩИНА! ЛУЧШЕ БЫ ПРИМЕР БРАЛА, СЛЕДИЛА БЫ ЗА СОБОЙ ПОЛУЧШЕ, МОЖЕТ, ВСЕ БЫЛО БЫ, КАК У ЛЮДЕЙ. И ведь утром, она пропустила этот роковой момент, эта сногсшибательная женщина добавила на себя новую порцию. Когда она вышла из автобуса, выползла, выпала совершенно без сил, получила свои вещи и отошла в сторону к лавочкам, она толком не могла соображать. Она уронила голову на руки и закрыла глаза. Ждут ее в любое время дня и ночи. Значит, пока она не изживет из легких само воспоминание об этом запахе, она останется тут. Лавочка есть. Платан над ней… Платан? Боже мой, это же платан! Какой роскошный бесстыдник! Вот. Платан есть. Вон ларек с водой есть. В автовокзале есть туалет. Наверняка. Все. Больше ей ничего не нужно. Она остается здесь.

Запиликал телефон. Ласково пробежал пальцами по клавишам ее любимый норвежский пианист начало одной волшебной вещицы. Придется взять трубку, подумалось ей. Мама, наверное. М-м, нет, не мама. Номер. Блин. Если это стоматологическая клиника или служба телевизионных опросов — а она в роуминге?! Ладно. Может, это пансионат…

— Алло! — в трубке забулькало, захрюкало.

— Алло? — ну, слава Богу, не опросы.

— Алло! Нора?

Ага. Пансионат. Она всегда называлась вторым производным от имени чужим людям.

— Да, здравствуйте.

— Это пансионат «Ласточкино»! Нора, вы уже приехали?

— Да, полчаса назад.

— Ой, как нехорошо получилось, — распереживалась, булькая и похрюкивая, трубка. — Я в пробке. Тут авария, ждем. Дорога узкая, так уж вышло… И объехать нельзя!

— Да вы не беспокойтесь, — стала утешать она. ВОТ ЧЕЛОВЕК ТЕПЕРЬ ТАМ В ПРОБКЕ ТОРЧИТ ИЗ-ЗА ТЕБЯ. МОГЛА БЫ ТАКСИ ВООБЩЕ-ТО ВЗЯТЬ И НИКОГО НЕ НАПРЯГАТЬ.

— Но скоро уже, сказали, всех пропустят. Полчаса и я вас заберу! Вы где?

— Я прямо на вокзале. Как вышла — так и села. Не переживайте. Как раз у меня есть время в себя прийти.

— Вам что, плохо?! — хрюкнула трубка.

— Нет-нет. Просто устала. Пока вам подъехать — я оклемаюсь.

— Ну, хорошо. Как буду подъезжать — я позвоню!

Малиновая нива подрулила к ней почти через два часа.

— Ради Бога! Извините! — из машины выбежал небольшой коренастый, сильно усатый мужичок в шортах и рыжей футболке. — Но, с другой стороны, вы тут и отдохнули, и в себя пришли.

— Да, мне повезло, — улыбнулась она. — Давайте кофр уложим аккуратно… (А ДАВАЙТЕ БЕЗ ДАВАЙТЕ. ИТАК В ПРОБКЕ ИЗ-ЗА ТЕБЯ ПОЛДНЯ ПРОТОРЧАЛ.)

— Там что-то хрупкое?

Она растерялась. Первый раз пришлось объясняться.

— Да, э-э, знаете… там, э-э, сумка-холодильник… косметика, лекарства… (ВОТ ЛУЧШЕ БЫ, В САМОМ ДЕЛЕ, КОСМЕТИКУ С ЛЕКАРСТВАМИ ВЗЯЛА, ЧЕМ ЭТО.)

Водитель хмыкнул.

— Ладно, устроим вашу фабрику красоты и здоровья, как положено.

Когда они, наконец, сели и поехали, она с удовольствием выставила локоть под солнце и ветер в полностью открытое окно. ЗАСУНЬ РУКУ В МАШИНУ И НЕ ВЫСОВЫВАЙ БОЛЬШЕ! ЧТО ЗА ВОЛЬНОСТИ?! ВЕДИ СЕБЯ ПРИЛИЧНО!

— А вы — водитель в пансионате? — она старалась быть вежливой.

— Да. Частенько на колесах. Встречаю, — он кивнул, — провожаю. Продукты на мне. Мусор. Еще что необходимое. Все я. Меня, кстати, Тузик зовут.

— Тузик? — она переспросила раньше, чем спохватилась ее воспитанность.

— Тузик, — он улыбнулся из-под усов до самых ушей. — Родители подсиропили. Фантастику уважали. Ну, я оставил, менять не стал. Какой смысл? Тузику Романом не стать все равно. Привык. Сроднился.

— У меня с моим именем тоже того, отношения неоднородные. (РОДИТЕЛЯМ РАССКАЖИ. ВОТ ОБРАДУЮТСЯ. ДРУГИЕ БЫ БЛАГОДАРИЛИ ВСЮ ЖИЗНЬ.)

— Нора? Это Элеонора?

— Ну да.

— Да нормальное имя, — махнул рукой Тузик и кивнул. — Красивое. Сойдет. Вам, кстати, подходит.

— М-м, спасибо, — она улыбнулась.

Они довольно долго ехали по городу, фантастически, как ей показалось, петляя. Дорога просто не умела идти прямо сколько-нибудь долго. Поворот следовал за поворотом. Она все ждала — когда же они уже поедут вверх?

— Мы уже поднимаемся? — она с интересом рассматривала мелькающий пейзаж за окном. СИДИ УЖЕ МОЛЧИ, ОТВЛЕКАТЬ ВОДИТЕЛЯ — ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО.

— В основном. В конце концов, конечно, мы поедем вверх. Подниматься будем по серпантину. Вы вообще как дорогу переносите?

— Да нормально, в общем. Да этой поездки так и было.

— А что случилось?

— Ой, не спрашивайте… — она помотала головой. — Но, я надеюсь, сейчас все пройдет хорошо. (И НЕЧЕГО ЖАЛОВАТЬСЯ. БЫЛО БЫ С ЧЕГО!)

— Да? Вот и ладушки. А то на серпантине некоторые скисают.

— Надеюсь, я не скисну. По-моему, очень красиво.

— Дальше будет еще лучше, — пообещал Тузик.

— Дальше вверх, дальше вглубь, — пробормотала она.

Они помолчали.

— Вы у нас первый раз?

— Нет, была раза два. В детстве. С родителями на море.

— Вглубь не заезжали?

— Нет, вот это ни разу, — она во все глаза глядела вокруг.

— Тогда вам все в новинку, — довольно констатировал Тузик. — На месте тоже насмóтритесь.

То с хорошей скоростью, то ползком, то просто стоя в нужном направлении, через повторяющие причудливый рельеф пробки, они проделали два часа, большую часть пути.

— Время пролетело! — изумленно воскликнула она, посмотрев на часы.

— Недолго уже, — заверил Тузик.

— Да я и не тороплюсь. Мне даже так, из окна машины смотреть — уже здорово!

Смотреть было на что. Горы она видела либо по телевизору, либо, что чаще, в интернете. А тут — вот же, руку протяни. Ей было так чуднó: они ехали прямо по горам, но как будто где-то внутри. Потому что деревьев вокруг было много, и кроме дороги и склонов по сторонам, вверх и вниз, видно не было ничего. Порой даже небо скрывалось. Они проезжали лес из буков и грабов. Тузик проинструктировал ее, что такие бывают только в горах, такому лесу нужны высоты. Лес был стройный, прозрачный. Небо терялось в высоких кронах. Она вся стала глаза.

Но вот они выбрались и из леса.

— А как высоко вообще «Ласточкино»?

— Да не так чтобы. Если вообще. Но по местным меркам неплохо, неплохо. — Тузик глянул на нее. — В районе километра.

— Ешкин кот… — она посмотрела на водителя. — А что-то мне это раньше-то в голову не пришло. У вас же там воздух разреженный? (МОЛОДЕЦ. ВОВРЕМЯ, КАК ВСЕГДА.)

— Да немного, самую малость. Сильно не переживайте. Это ж не Эверест. Это яйла. Ай-Петринская. Нормально все будет. Ну, позеваете, может, какое-то время. Не больше.

Еще через двадцать минут они были на месте и въехали на территорию пансионата через шлагбаум.

— Как серьезно, — пробормотала она, посмотрев на Тузика.

— Необходимость, — пожал плечами тот. — Иначе тут будут парковаться все, кому не лень. И какая тогда безопасность?

— Резонно, — покивала она.

Территория, видимо, у пансионата была. По эту сторону самого здания она ничем от пейзажей, через которые они проезжали на плато, не отличалась. Трава, цветы. Горные луга ведь, подумалось ей. Тузик говорил, пастбища. По одной и небольшими группками стояли сосны. У нее отчего-то защипало в глазах. Старые, крепкие сосны, которые на просторе росли, как им вздумается, прихотливо изгибая ствол и ветви. От них веяло такой силой, таким спокойствием.

— Да, — Тузик вытащил кофр и посмотрел по сторонам гордым отеческим взором, сурово улыбаясь. — Даже у бывалых людей дух захватывает. Пойдемте оформляться.

Она взяла рюкзак и сумку и пошла следом.

Здание пансионата было похоже на приземистого, прижатого к земле плоского жука. А вокруг все было такое масштабное! Горы. Плато. Простор. Океан! Океан воздуха над головой! Она не помнила такого — столько неба сразу. Она оглянулась назад, туда, откуда они подъехали. Даже деревья, такие высокие, большие деревья выглядели таковыми, только если быть рядом с ними, стоять под ними. А со стороны… все казалось незначительным и мелким — в горах. И сами горы — под небом. А в нем к вечеру еще и облачно стало. Исполинские облака начисто лишали дара речи. Да и на что он тут? Беспомощный, неуклюжий. Мелкий. Невыразительный. Слово… Только зрение, глаза. Больше не нужно ничего. Ну, разве что еще слух. Чтобы слышать ветер. Ветра здесь было предостаточно. Небо лежало прямо на плато и, гонимое ветром, текло здесь все, целиком, сплошной волной от края до края под присмотром могучих, медленно плывущих в вышине облаков.

Она, микроскопическая тля, тихая, потрясенная, вошла под сень крыши этого здания-жука, замершего на полпути между скалой и небольшой рощицей.

Водитель посадил ее в холле на диванчик и убежал на поиски кого-нибудь из администрации. А она осталась приходить в себя в окружении обычных человеческих вещей. Она оглянулась. У диванчика, на который ее молча усадил Тузик, стояла большая кадка с каким-то деревцем. Откуда-то в голове выплыло — тис. Может, и тис. Но тис, вроде, ядовитый? МНОГО ПОНИМАЕШЬ В ЭТОМ? Может, и ядовитый. Вон, фикусы тоже ядовитые. И кротон тоже. Ан ничего, живут, процветают, пользуются спросом. Даже у нее есть два фикуса. Тис…

Входные двери остались слева от нее. А справа были еще одни двери, большие, двустворчатые, сплошь стекло. Они были распахнуты настежь, надо полагать, во внутренний двор.

Напротив нее располагалась конторка регистрации. В холле было сумрачно и ветрено. Здесь, наверное, ветрено всегда и везде. Тишину нарушил звук чуть шаркающих шагов. Она встала. Из коридора сбоку от конторки вышел высокий и неуловимо подвижный мужчина, погруженный в свои мысли. Увидев ее, он из них вынырнул и широко и гостеприимно улыбнулся.

— Добрый вечер! Добрый вечер, уважаемая, э-э, — он сверился с ноутбуком за конторкой, — Элеонора Юрьевна! Добрый вечер!

Он с чувством потряс ее руку над конторкой.

— Как? Как вы доехали, дорогая Элеонора Юрьевна? Как вы перенесли дорогу?

Он так сердечно интересовался и был так искренне рад, что ей захотелось сразу рассказать и об автобусе с женщиной, и об аварии, задержавшей Тузика, и о пробках… ДА-ДА, ДАВАЙ, ЖАЛУЙСЯ.

— Спасибо! Э-э…

— Зовите меня Анатолий, — благосклонно кивнув, позволил мужчина.

— Ну, тогда уж и вы зовите меня Нора.

Анатолий снова коротко и плавно поклонился в знак согласия.

— Я, знаете, тут, м-м, управляющий, — он говорил неспешно, смотря куда-то ей за спину и вверх.

Она не удержалась и посмотрела туда же. На уровне второго этажа высокий холл опоясывала галерея, куда выходили оба коридора левого и правого крыла. Но там никого не было. НЕ ТВОЕГО УМА ДЕЛО.

— Понятно. Это за вами водитель ходил?

— Да, — управляющий оторвал взгляд от галереи и посмотрел на нее, — давайте будем оформляться? Ваш паспорт, пожалуйста. Я, знаете, отпустил на какое-то время нашу Танечку-Татьяночку, регистратора. Работа нынче не то, чтобы авральная… — он заносил данные в ноутбук. — Так, знаете, принимаем потихоньку… гостей… Тут не очень далеко два новых дома отдыха открылись… один три года назад, другой — два. Так, — он вернул ей паспорт. — Но мы не бедствуем, — он вскинул руки. — Нет-нет. Нет и нет. Просто теперь мы тут работаем, скорее, э-э, в свое удовольствие. И в ваше, разумеется! — добавил он, широко улыбнувшись.

— Не сомневаюсь! — поддержала она, не стараясь пока понять положение вещей. — По вашему пансионату, я надеюсь, конкуренция не сильно ударила? Цены у вас очень демократичные… (СКАЖИ ЕЩЕ, ЧТО ТОЛЬКО ЭТО ТЕБЕ И ПО КАРМАНУ. ТАКТА — НОЛЬ.)

— О, что вы! В высшей степени. Да. Да, знаете, я бы и бесплатно пускал. Земля-то ведь… — управляющий вдруг красивым жестом хлопнул себя по лбу: — Нора! Норочка-Элеонорочка! Что же вы меня не одернете?! Я могу болтать бесконечно. Пойдемте, я провожу вас в ваш номер! Туз! — крикнул он негромко в коридор, из которого появился.

Вернулся водитель. Управляющий назвал ему номер, выдал ключ, и все двинулись по лестнице на второй этаж, к тому коридору, что вел в правое крыло.

— Я думаю, вам тут будет удобно, — управляющий встал сбоку от двери, давая ей возможность рассмотреть номер.

— Да! — она в полном восторге прошла номер насквозь и вышла на открытую террасу. — Боже мой! Какой вид! Можно, я останусь здесь жить… (УГУ. САРА БЕРНАР, ОДИН В ОДИН. ОРИГИНАЛЬНА, КАК ВСЕГДА. НИЧЕГО ПОИНТЕРЕСНЕЕ НЕТУ?)

Управляющий с водителем довольно переглянулись.

— Как приятно, дорогая наша Нора! Знаете, наш пансионат из старичков здесь. И мы его любим отчасти и за это. И никто, никто еще не уехал отсюда разочарованным. Телефон вот, здесь же список внутренних номеров. Но, по правде говоря, звоните лучше мне. Я за Танечку-Татьяночку сейчас. Все решу, всем помогу.

— Спасибо большое, — кивнула она благодарно. И НЕЧЕГО ЗВОНИТЬ. САМА КАК-НИБУДЬ РАЗБЕРЕШЬСЯ. ЧЕЛОВЕКА ТОЛЬКО ЗРЯ ОТРЫВАТЬ.

— Вот. Здесь ванная комната. Принадлежности найдете там. Полотенца меняем каждые два дня, по четным числам. Постельное — раз в неделю. Кастелянша здесь с пяти до семи вечера по четным. Распорядок дня — вот здесь, на двери. Посмотрите. Ужин в 19:00. Он сегодня уже был. Но, к счастью, у нас есть вечерний бар, где заведует Туз. Он вас чем-нибудь накормит. Приходите в себя. Спускайтесь в бар, это как раз под нами. Или не спускайтесь. Милости просим. Всего хорошего!

Управляющий вытолкал улыбающегося водителя из номера и закрыл дверь. И тут же открыл:

— Ключ! — он поднял его перед собой, демонстративно повесил на крючок вешалки и ушел.

И она сдулась. Вдруг накатила просто слоновья усталость. Совершенная. Оставив вещи там, куда они, сообща, их занесли, она решила, не торопясь, осмотреться. Все равно ужин она уже пропустила. А бар работает до-о? Она заглянула в распорядок. До часа ночи. Ничего себе у Тузика рабочий день. Ладно, успеет. Еще уйма времени. Так.

Она нашла полотенца, все необходимое и умылась. Вернувшись в комнату, она закатила глаза и воздела руки к потолку, покачав головой. МОЗГ — ОН ЛИБО ЕСТЬ, ЛИБО ЕГО НЕТ, УВЫ. Потерев виски, она нагнулась к сумке, к ее боковому карману, бормоча заветное: тапки… тапки… тапки! Скинув кроссовки, она стояла и блаженно шевелила пальцами в тапках. Какое счастье! Так. Дальше. Две нижние полки небольшого открытого стеллажика сразу слева были плотно уставлены пятилитровками с водой. Блаженство! Она выпила сразу три стакана, единственная посуда, нашедшаяся в номере.

Оценив кровать справа от двери на террасу, в нише, она снова вышла на воздух. Терраса была шириной во весь ее номер. Здесь имелось все, что нужно, и даже больше. Столик, пара вместительных пластиковых кресел с подушками. Большое спасибо! Сложенный большой зонт от солнца и туча кадок с цветами. Вид открывался просто сказочный. Нереальный. По обеим сторонам были стены, доходившие почти до перил. Теоретически с террасы соседнего номера мог бы протиснуться человек. Безопасность все-таки. ДА КОМУ ТЫ НУЖНА? Она пожала плечами и зашла в номер.

Сейчас она сходит в бар, чего-нибудь съест, обязательно выпьет, а вернется — расставит сферы. И спать.

— Проходите, проходите, Нора, — Тузик-бармен встал за стойкой, где до этого сидел, сосредоточившись на чем-то, невидимом ей. — Хотите — за столик. Хотите — здесь, у стойки.

— Давайте, я, и правда, здесь посижу. Никого, я смотрю, нет.

— Совершенно, — покивал Тузик-бармен.

— А вообще, много у вас постояльцев? — она села на высокий стул, всегда мечтала на таком посидеть.

— Сейчас не много, — продолжал улыбаться Тузик. — Наши постоянные гости, пара, проводят у нас каждый июнь. Уже лет пятнадцать, наверное, — он почесал затылок. — А вы, Нора, наверное, хотите поесть? Конечно, хотите! Вы в последний раз когда ели-то! О-хо!

— Да, признаться.

— Могу предложить закуски. Сыр. Десерты вот. Очень рекомендую штрудель. Это прямо-таки гвоздь нашей выпечки!

БЕРИ, ЧТО ДАЮТ. И НА ЭТОМ СПАСИБО. МОГЛА БЫ САМОЛЕТОМ ПОЛЕТЕТЬ, ДАВНО БЫ ТУТ БЫЛА, УЖИН БЫ НЕ ПРОПУСТИЛА. АХ, ДА. БИЗНЕС-КЛАСС НАМ НЕ ПО КАРМАНУ… А ПОЧЕМУ? МОЖЕТ, СКАЖЕШЬ?! МОГУТ ТВОИ СТЕКЛЯШКИ ХОТЬ ЧТО-ТО?? РАДИ ЧЕГО ТЫ ВЫБРАЛА ИХ? НИ АМБИЦИЙ, НИ КАРЬЕРЫ! НИ СЕМЬИ, НИ ДЕТЕЙ! ЭТО — ЖИЗНЬ?! ТАСКАЕШЬ ИХ В ЧЕМОДАНЕ В ОТПУСК! КТО ВООБЩЕ ТАК ЖИВЕТ?! НЕУДАЧНИЦА!!! Она зажмурилась, сделала глубокий вдох, еще один, поправила волосы и улыбнулась.

— Извините. Да, — она почувствовала, что, если немедленно не съест этот гвоздь выпечки, силы изменят ей окончательно. — Штрудель.

— Ага, ага, — Тузик на всякий случай бросил на нее еще один взгляд, вымоталась, ничего не скажешь, слетал к холодильнику и принес внушительную порцию. — Вишни, орехи, изюм. Ручаюсь, вам понравится.

— Ох, какой красавец! Не сомневаюсь!

— Могу я предложить вам напитки? — Тузик уже обернулся заправским сомелье. — Мне кажется, вам очень не помешает.

— Посоветуете что-нибудь? — спросила она, с каждым новым кусочком ощущая, как ее отпускает.

— А вы какие планы на вечер имеете? Прямо до часу? Или по укороченной программе и отдыхать?

— По укороченной, — покачала она головой. — Действительно гвоздь! Да какой!

— Тогда рекомендую чего-нибудь крепкого, — Тузик коротко поклонился.

— Крепкого, да, — кивнула она. — Рому. Черного. Щедро. И еще один штрудель.

— О! — Тузик блеснул глазами. — Я передам Елене Петровне. Она будет страшно рада. Так. Ваш ром. И штрудель.

— Благодарю вас! — она сделала хороший глоток, посидела немного, с наслаждением прислушиваясь к обжигающей волне, как бывает от горячей воды в замерзших руках, и принялась за новую порцию штруделя-гвоздя.

— Так вот, — продолжил Тузик, взяв какой-то бокал и начав его полировать, прям как и положено бармену. — Еще есть наблюдатель за птицами. Увлеченный человек. Он в отставке, посвящает своей страсти все свободное время. Планирует издать альбом зарисовок и наблюдений. С ним считаются в орнитологии! — Тузик округлил глаза и со значением покивал.

Она прикончила второй штрудель. Не особо изящно вышло, да и ладно. Ее можно извинить — столько часов без еды, и он был просто божественно вкусный! И не только гвоздь. Штрудель-переход. Этот скромный ужин в пустом баре, еле различимо мурлыкающее радио за стойкой, гуляющий коридорами ветер, фонари за окнами, ром. Хлеб-соль. И она, как Алиса. Пирожок, эликсир. Она уменьшилась-увеличилась, и привычная жизнь под покровом окружающего сумрака, никем не замеченная, сделала молниеносный кульбит. А с незнакомым человеком так долго и обстоятельно она общалась, как говорится, в последний раз тогда, когда никогда. И ей понравилось. Оказывается, она может говорить с живыми людьми просто спонтанно, низачем, из хорошего расположения духа. И ведь даже не пришло ни одной мысли, что это глупо и зря… Напротив — было ощущение чистого листа. Вечер-инициация. Внезапная. Она прислушивалась к своим мыслям, к тишине в них. Тузик тактично помалкивал, полностью погрузившись в полировку стекла.

Она очнулась, отодвинула тарелку, и та тут же исчезла со стойки. Откинувшись на стуле ровно настолько, насколько позволяла невысокая спинка, она блаженно прикрыла глаза и сделала еще глоток рома.

— Трое, — резюмировала она наконец.

— Четверо, — с готовностью откликнулся Тузик-бармен и пояснил: — Еще есть саксофонист.

— Ух ты, — невольно воскликнула она.

— Да! Настоящий! — Тузик был явно доволен произведенным эффектом. — Живет здесь уже месяц. Приехал вместе с теплом. У него, — Тузик доверительно понизил голос, — кризис.

— Жанра? Семейный? Финансовый? — ее заинтересовал настоящий саксофонист.

— Скорее, жанра, — покивал Тузик. — Что-то у него случилось с его музыкой. Не идет, говорит. Ну как… говорит… Так, обронил однажды. Дескать, замолчало что-то у него внутри. Разладилось. Вот он сюда и приехал — налаживать. Что-то там, — Тузик покрутил рукой в воздухе. — Завтра, наверное, за завтраком всех и увидите. Ну, возможно. Хотя птичника может не быть. Он частенько с зарей уходит. А иной раз и на несколько дней пропадает. Приходит заросший! Счастливый! Новые рисунки показывает. Говорит, говорит — не переслушать.

Она улыбнулась и допила ром.

— Хотя и музыканта может не быть. Он часто к обеду только выходит. В общем, увидите. Отдыхать?

— Да, — она довольно и устало улыбнулась. — Спасибо вам огромное, Тузик, за такой ценный экскурс, за отличный ром, и — за штрудель отдельное вам и Елене Петровне!

— Ну, спокойной ночи, Нора, — поулыбался Тузик. — Завтрак с восьми до девяти.

— Спокойной ночи!

Она вышла из бара в холл. Стояла тишина и темнело. Светильники горели по-вечернему. Или даже по-ночному — за конторкой, у дверей, у лестницы на второй этаж и на галерее. Двери и сейчас были все открыты, и ветер по холлу ходил свежий и даже очень. Она вышла во внутренний двор. Темнело быстро. И уже плохо было что-либо видно дальше, чем позволяли фонари. Но слышно было! С приходом ночи горы оживали. Пробуждалась другая жизнь. Она стояла и слушала. Это только у Гете горные вершины спят во тьме ночной. А здесь они полны движения, звуков, запахов. Жизни. Вахтовый метод. Столько жизни, что день всю в себя не вмещает. Она, то ли от невыразимо прекрасной наступающей ночи, то ли от усталости все стояла, стояла. Слушала.

Вдруг где-то наверху открылась дверь на террасу. Она вздрогнула. Услышав обрывок разговора, она вошла внутрь, чтобы не становиться невольной свидетельницей того, до чего ей не было совершенно никакого дела. Да. Ведь у нее есть еще свое дело. Она поднялась к себе.

Вот и ее номер. Двести шестой. Интересно, подумала она, входя, в каком номере выходили на террасу? Переобувшись в тапки, она аккуратно перенесла кофр ближе к окну и села рядом. Где их расположить? В ее распоряжении, кроме платяного шкафа, был узкий стеллажик, или этажерка, и стеллаж пошире, у окна, как раз напротив кровати. Пожалуй, в нем. Открытый, много полок, напротив кровати, у окна — то что нужно.

Распахнув крышку, она на мгновение замерла, невольно фиксируя тишину и спокойствие у себя внутри. Она стала осторожно вынимать сферы, завернутые в пузырчатую пленку. Доставала их, разворачивала и клала на небольшой ковер, который подвинула от кровати. Переложила все. Развернутые сферы сияли ей как-то по-новому, ярко. От облегчения, от завершения пути? Или это из-за нее? Внутри сфер шло привычное движение. Красота. Удивительная. Завершающим штрихом, снова в центр, она положила последнюю, небесно-голубую. Вот тебе и поездка к морю, хмыкнула она. Небесно. Небесно-голубая. Воздушный океан. Да. Как это красиво, когда так складывается пазл, она посмотрела в окно, где было темно. Красиво. А когда очнулась, обнаружила, что сферы потихоньку кружатся сами собой вокруг центральной. Однако. Теперь все по-другому. Она встала, закрыла и убрала кофр. И вернулась на ковер.

— Спать пойдем? — она хмыкнула, заметив, что танец остановился, и они все отхлынули от центра, как по команде «вольно». — Вот и ладушки. Постараюсь разместить вас так, как вы сейчас лежите.

Получился примерный круг на полках стеллажа. С центральной сферой посередине центральной полки.

Когда она ложилась спать, было около одиннадцати. Высоченный потолок совершенно тонул во тьме, что усиливало эффект — со стеллажа, поубавив пыл, тихо светили разноцветные ночники, и это было похоже на освещенный множеством свечей разноцветный витраж.

Завтрак проходил там же, в баре. Или это бар был в кафе-столовой. В общем, и неважно, решила она, удобно.

Она вошла как раз, когда двое выходили.

— Ой! — это был голос вечного Тузика. — Разрешите, я вас представлю! Нора, — Тузик с легким поклоном показал на нее и продолжил симметрично: — Римма Петровна и Вениамин Львович.

Все разулыбались и принялись наперебой заверять друг друга в своей радости от знакомства. Они ушли, она осталась.

— Птичник ушел, музыкант не пришел? — она выбрала столик в уголке у громадного фикуса и села.

— Точно так, — подтвердил Тузик-официант. — Подходите, Нора, тут на столе все наши роскошества на завтрак. Берите все, что пожелаете. Что вы предпочитаете пить на завтрак?

— Кофе. Только кофе. Американо, чуть покрепче обычного.

— Айн момент, — салютовал Тузик-бариста и тут же приступил.

— Вы тут прямо универсальный солдат! И швец, и жнец, и на дуде игрец, — улыбнулась она, сооружая себе бутерброд.

— А как же! — откликнулся с готовностью Тузик. — Начинал-то я тут уборщиком. А потом как-то пошло-поехало. Что-то ушло, что-то добавилось. Да и хорошо. Я здесь на своем месте. Пансионат этот — мой дом, по сути. Когда состарюсь, буду доживать своей век сторожем, — хохотнул он. — Заведу сторожевого пса, и будем с ним ходить в дозор!

— Кстати, — она ухватилась за эту мысль, — а как тут все устроено? Куда вы в дозор будете ходить с вашим Палканом? Тут своя территория у пансионата? Я видела, что мы въезжаем за шлагбаум пропускной. Стало быть, на вашу территорию?

— Да, — кивнул Тузик и поставил перед ней кружку кофе. — Территория есть своя. Территория вообще своя, — махнул он рукой и добавил: — Будете уходить — поставьте, пожалуйста, посуду вон на тот маленький столик. Елена Петровна потом приберет. А мне пора в поход. По делам! — сам себе скомандовал Тузик и вышел.

— Территория вообще своя, — пробормотала она. — Итак. Утро — лучшее время, чтобы осмотреться.

Она поставила тарелку и кружку, куда показали, и тоже вышла.

Войдя к себе, она стала раздумывать, в чем идти на разведку. Крутилась, ходила в окно посмотреть, выходила на террасу понять погоду. А когда зашла внутрь — застыла. Сферы стояли не так. Не так, как она их вчера поставила. Это было точно. Потому что она разглядывала этот витраж вчера, пока не уснула. Местоположение всех до одной она бы, может, и не назвала, но некоторые помнила отчетливо. Не так они стояли. А перед завтраком так?! Так! Или нет? Или уже не так? Вот же ж… Кто ж знал, что надо внимание на это обратить! А… А все ли они?! Она стала спешно присматриваться, пересчитывать. Все. Странное дело. Если бы это был грабеж — были бы не все. Значит хулиганство. С какой же целью? Искусства ради? Предупреждение? О чем? Нет, о чем ее могут предупреждать! Значит искусства ради. Это было еще хуже. Накатила черная тоска, брезгливость, беззащитность, обида — к ней влезли! Чтобы просто показать, что можно! Боже… Она опустилась на пол.

Тут в дверь постучали. И сразу вошли. Это был Анатолий, управляющий. Вообще, это хамство, начала было думать она, но, заметив, что он смотрит опять куда-то в потолок, решила, что он все равно где-то не здесь. Да и… какое это имеет значение, когда тут у нее…

— Да? — ненужно уже откликнулась она.

Управляющий очнулся, с вежливой улыбкой опустил взгляд на обычный для человеческих глаз уровень, никого там не нашел и стал оглядываться в замешательстве. Заметив ее на полу, он облегченно вздохнул, но тут же встревожился:

— Нора? Что-то случилось? Почему вы сидите на полу?! Вам плохо?!

Она помахала руками, чтобы прервать поток вопросов.

— Нет. Мне не плохо. Точнее… Да. Мне плохо. Я…

Управляющий хлопнулся на пол рядом с ней.

— Что? Что случилось?! Сердце?! Вы подвернули ногу?! Обморок?!

— Да нет! — тут же воскликнула она, чтобы, чего доброго, у самого управляющего не случилось обморока. — Со мной все в порядке. Физически. Но ко мне влезли, кажется. И это… Это меня выбило из колеи…

— Как?! — перебил управляющий. — К вам… влезли?!

Он вскочил, подбежал к окну и стал рассматривать раму, ручку. Потом тщательно обследовал дверь на террасу.

— Входная дверь была закрыта?

— Да. И это точно, потому что я открывала ее ключом, когда вернулась, — она так и сидела на полу, наблюдая за такими заземляющими и успокаивающими рациональными действиями управляющего.

— Дверь на террасу?

— Открыла, когда вошла.

— Когда уходили?

— Когда уходила — закрыла все. Окно, террасу. И проверила. Точно. Я… Я насекомых боюсь… — она извинительно пожала плечами.

— О, ну что вы. Все нормально. В данной ситуации это нам даже на руку. Но это странно. Понимаете, снаружи они не открываются. Там же не подступиться. Только если варварски. Но следов нет. Может, вам показалось? — управляющий снова участливо сел рядом с ней на пол.

— Нет, — твердо возразила она и помотала головой. — Исключено. Видите на стеллаже?

Управляющий поднялся и подошел к стеллажу.

— Красивые. Ваши? — зачем-то спросил он. — Красивые.

— Ну да. Мои. Привезла с собой. Всегда с ними… путешествую… — она притихла, в ожидании эффекта от своих слов.

— Хм. Понимаю, — управляющий оглянулся и покивал. — С такой красотой не хочется расставаться. Можно поближе посмотреть? Руками?

— Э-э… только осторожно, — нехотя разрешила она и внутренне собралась.

— Разумеется! Разумеется!

Управляющий некоторое время рассматривал сферы, выбирая, протянул руку и взял с центральной полки маленькую небесно-голубую сферу.

— Скажи, пожалуйста, — задумчиво пробормотал он, разглядывая сферу. — Какой цвет. Небесный.

— Точно.

— Так и что в связи с этим? — он вернул сферу на место, и она выдохнула.

— Я их расставила вчера перед сном. Не в этом порядке.

— Точно? — засомневался управляющий.

— Абсолютно.

— А они… цвет не меняют? Ну там… освещение не то… мало ли.

— Н-нет, — она поначалу засомневалась, но потом перестала. — Нет. Они никогда прежде не меняли цвет.

— Жаль, — покачал головой управляющий. — Это бы все объяснило. Давайте так. Вы сейчас крепко запомните, как они расположены. Или нет! Вы их, Нора, зарисуйте! Так надежнее!

— Я их сфотографирую лучше.

— Да! Вот! И понаблюдайте, да. А пока идите лучше прогуляйтесь до обеда. Тузик говорил, вы здесь впервые? Вот. Насекомых не бойтесь. Это в дом они заползти могут, верно. Сами заползут — сами потом выбраться не могут. А на дворе им до вас дела нет. Вот змеи — другое дело…

— Змеи?! — она опасливо покосилась на окно.

— Да. Но! — управляющий поднял палец. — На территории пансионата вы их можете смело не бояться. Ибо — мангусты.

— Мангусты? Рикки-Тикки-Тави?

— Точно. Я держу семью мангустов. И они прочесывают мне территорию регулярно. Так что змеи к нам не ходят.

— Как вы этого добились?

— А они дрессированные. Тузика слушаются.

— Он еще и дрессировщик мангустов! — она потрясенно опустилась на стул.

— И не только их! — управляющий направился к двери. — Сходите. Погода!

Он вышел и закрыл за собой дверь. Ну и что? Меняют цвет? Летают?! Она взяла телефон и сфотографировала стеллаж.

— Для архива, — пояснила она вслух, извиняясь.

Погода? Ну что же. Пожалуй.

Во внутреннем дворе перед зданием пансионата был разбит небольшой сад с клумбами, дорожками, бордюрами из цветов. Повсюду тут чувствовалась чья-то заботливая рука. Тузик?! Вполне вероятно.

Дальше деревья редели, кусты расступались. Цветники меняли состав. Забора она не видела, так что решила, что еще не пора начинать бояться змей, и пошла дальше. Она вышла из рукотворного оазиса. Теперь вокруг нее правил бал ветер. Вокруг привольно раскинулось горное пастбище. Она присела. Столько цветов и зелени. Ей представлялась более каменистая местность. Но то, наверное, выше. Она запрокинула голову. Небо. Если бы она не боялась насекомых, она бы упала на спину в траву и смотрела, смотрела бы в небо… Вместо этого она встала и побрела дальше. Вокруг был такой простор, что ноги шли и шли сами.

— Я умею ходить и поэтому иду, — пробормотала она.

Она отошла прилично, но решила на первый раз из виду пансионат не упускать. Ей встретился каменистый выступ, возвышающийся над лугом. Большой и теплый. Кусок скалы! Она с уважением его оглядела и, не веря своему счастью, смогла как-то на нем улечься. Под спину хватило, и даже чуть больше. Наконец-то. Как по заказу: хочешь полежать посмотреть в небо — вот, пожалуйста. И теперь можно наслаждаться проплывающими прямо над ней облаками и не вздрагивать от всякой мелочи, ползущей и прыгающей. Какая удивительная череда. Мама предложила. Поля подсказала. Она приехала. И так все… чудесно. Несколько застойно, без размаха, чуть стеснено в средствах, по-видимому. Но так щемяще близко… Откуда это? Из детства? Из родных, въевшихся в плоть и кровь дефицита, экономии и спартанства. А какая разница. Она блаженно улыбнулась. Каждому свое. Каждому — свое. Каждому. Свое. Очевидно и удивительно. И какое счастье, что есть каждому свое.